Инспектор Матеос так долго не менял позу — ноги скрещены на письменном столе, а руки закинуты за голову наподобие подголовника, — что его помощника, младшего инспектора Агилара, так и подмывало бросить ему монету, как бросают деньги «живым статуям», чтобы те хотя бы пошелохнулись. Вместо этого он произнес:

— Принести кофе, шеф?

Матеос, обдумывавший собранную информацию по делу Томаса, казалось, не слышал вопроса. Однако он подействовал не хуже монеты, потому что Матеос поменял позу и снял ноги со стола. К тому же оказалось, что он все прекрасно расслышал, потому что сказал:

— Да, с сахаром, пожалуйста.

— С сахаром? Уверен?

— Да, уверен. Вообще-то я не пью с сахаром, но сейчас, когда приходится ломать голову, мне его не хватает. Мозг — наш самый прожорливый орган, Агилар, он поглощает шестьдесят процентов сахара, содержащегося в крови, около четырехсот пятидесяти калорий в день. К тому же, в отличие от других органов, мозг не способен сохранять энергию в виде жиров или гликогена, он постоянно нуждается в топливе.

— Значит, принести тебе две порции?

— Было бы неплохо.

Через две минуты младший инспектор Агилар вернулся с двумя стаканчиками кофе.

— И над чем ты ломаешь голову сейчас, инспектор?

— Пока ты ходил за машиной, Оливье Делорм рассказал мне историю, в которой стоит разобраться. Как нам уже известно, в том же отеле, что и дочь Томаса, живет еще кое-кто, знавший жертву, потомок Наполеона Бонапарта. Точнее, он прапраправнук младшего брата Наполеона и в то же время один из законных наследников французского престола.

— Но во Франции республика!

— Знаю. У нас, в Испании, монархия, но республиканские партии все же существуют.

Неподалеку раздался сигнал патрульной машины, и Матеос заметил, что его помощник отвлекся. В какой-то момент инспектору показалось, что тот сейчас завоет, как иногда, заслышав сирену, воют собаки. Подождав, пока сигнал стихнет вдали, инспектор продолжил рассказ:

— У этого человека есть загородная вилла в Аяччо. Там недавно был найден портрет Бетховена, о котором раньше никто не слышал. Попробуй угадай, кто обнаружил, что на портрете изображен Бетховен?

— Томас?

— Точно. Портрет всегда находился в доме Бонапартов, но они считали, что там изображен какой-то врач.

— Минуточку, я запутался. Каким образом Томас познакомился с Бонапартами?

— Через свою дочь, Софи, она музыкотерапевт. Мать Софи Лучани корсиканка, у нее на острове сказочный дом. Дочь тоже живет в Аяччо и работает там по специальности. Как рассказал мне Делорм, супруга Бонапарта, законченная истеричка, страдала всеми мыслимыми болезнями, по большей части мнимыми. Одним из ее постоянных недугов была бессонница, с которой с трудом удавалось справиться с помощью лекарств.

— Мнимая бессонница?

— То есть?

— Она считала, что не может спать, а на самом деле спала?

— Ты что, издеваешься?

— Ты только что сказал, что большинство ее болезней были мнимыми.

— Нет-нет, бессонница была самая настоящая. Сначала она боролась с ней при помощи снотворных, но после них всегда встаешь усталый и раздраженный.

— Кроме того, они вызывают привыкание.

— Вот-вот. У княгини Бонапарт развилась зависимость от лекарств, и ее муж, испугавшись, собрал в один прекрасный день все таблетки и выкинул их в раковину. Но стало еще хуже, без снотворных она совсем не могла заснуть. В какой-то момент, по словам Делорма, она оказалась на грани самоубийства: не спала четверо суток, отчего у нее возникли галлюцинации, она разучилась читать — в общем, просто ад. Она видела, как из ее туфель поднимается дым, видела, как по письменному столу ползают отвратительные насекомые, словно была в белой горячке. И как раз тогда кто-то рассказал им о музыкотерапии, которой занимается дочь Томаса, и они обратились к ней — подобно тем, кто, разочаровавшись в традиционной медицине, прибегает к помощи колдуньи или знахаря.

— И это дало результаты.

— Да, Делорм уверяет, что улучшение наступило через две недели, а все лечение продолжалось три месяца. Жанна Франсуаза, так зовут эту женщину, не знала, как ей благодарить Софи Лучани, ведь та спасла ее от невыносимых мук, и они сделались близкими подругами.

— Ну и ну!

— В смысле?

— Эта дама лечилась от бессонницы, слушая музыку, а я часто не могу заснуть из-за музыки, которая доносится из паба внизу.

— Ты же полицейский. Устрой им разнос.

— Какое там! Если паб закроют, чувство вины не даст мне заснуть.

— Сколько раз я тебе говорил: нельзя быть полицейским и при этом — хорошим человеком.

— Как Томас обнаружил портрет?

— Княгиня Бонапарт в течение нескольких месяцев приглашала Софи с отцом к себе во дворец на ужин. Делорма не приглашали, потому что он гей.

Во рту инспектора Матеоса мелькнул темный от кофе кончик языка, Агилару он показался язычком ядовитой ящерицы. Где-то он читал, что ящерицы, как и змеи, высовывают язык, чтобы учуять добычу.

— Портрет, — продолжал инспектор, — висел в небольшой проходной комнате во дворце Бонапартов в Аяччо. Никто его особо не разглядывал. После ужина княгиня захотела показать отцу Софи дом, и когда они проходили мимо портрета, Томас сразу же обратил на него внимание.

— Он разбирался в живописи?

— Нисколько. Но как только увидел портрет, сказал хозяевам, что на нем изображен Бетховен. Поскольку он специалист по этому делу, то есть по Бетховену, они сразу ему поверили. Теперь князь отправил портрет в Мюнхен на выставку.

— Ты думаешь то же, что и я, инспектор?

— Ну да. Если в доме князя Бонапарта находился никому не известный портрет Бетховена, почему бы там не быть и рукописи Десятой симфонии?