Веселым, озорным мальчиком рос Гета, сын пастуха. Жители селения хорошо знали его повадки: идя по узкой горной улочке, он то перепрыгивал с одного края расщелины на другой, то швырял камнями и поднимал такой шум, что собаки разрывались от лая, а куры с громким кудахтаньем разбегались в разные стороны. К пастуху часто приходили с жалобами на сына:

— Цола, ты бедный пастух. Негоже, когда сын бедняка непочтителен с уважаемыми людьми. Смотри за Гетой хорошенько, а то что же это такое — никому проходу не дает!

Цола молча слушал. Раз он сказал сыну:

— Почему ты так озорничаешь? Если у тебя много сил и тебе некуда их девать, пойдем со мной на пастбище, поможешь мне пасти стадо…

— Я согласен, дада! — обрадованно заговорил Гета. — Что мне делать в ауле? Играть в альчики с малышами? Мне тут скучно… Я пойду с тобой на просторные луга и буду петь и скакать сколько мне захочется.

И вот Гета вместе с отцом стал ходить по лесам и горам, громко распевая веселые песни. Седые вершины эхом вторили ему. Когда наступал полдень и стадо отдыхало, Цола закутывался в бурку и дремал. А Гета втыкал в землю чабанскую палку, вешал на нее свою старенькую баранью шапку и, не уставая, плясал и пел.

— Хеп! Хеп! — хлопал он в ладоши.

Ноги его то выбивали чечетку, то выписывали затейливые фигуры. Собственное горло заменяло мальчику гармонь. Эх, как весело было ему!

Просыпался Цола. Ласково смотрел он на сына и глубоко вздыхал: вспоминались пастуху дни молодости — он ведь тоже когда-то был полон лихости и веселья, никто в ауле не мог переплясать его.

Конечно, отцу хотелось, чтобы Гета поскорее вырос, начал помогать семье. Но были у него и другие мысли. Слушая песни сына, глядя, как, забыв обо всем на свете, он танцует, старый Цола думал: «Пусть продлятся его беззаботные детские дни… Что я могу дать ему? Разве одевал я его в богатые одежды? Разве видел он игры, кроме игры в кости? Это счастье, что душа моего сына богата задором и весельем. Так пусть поет звонкие песни, пусть танцует!»

Как-то раз, когда они были на пастбище, Цола сказал сыну, что должен отлучиться.

— Схожу в соседнее селение и вечером вернусь.

Гета остался один. Как хотелось ему поплясать вокруг чабанской палки, — только сейчас не время. Надо было во все глаза смотреть за стадом — чтобы волк близко не подошел, чтобы не отбился козленок или овца…

Отец вернулся затемно. Он был угрюм и неразговорчив. Долго сидел он у костра, устремив взгляд в синеющую даль. Гета ласкался к отцу, стараясь развеселить его шутками, но Цола ни разу не улыбнулся.

«Что случилось? — раздумывал мальчик. — Может, кто-то обидел отца?»

Через два дня Цола снова куда-то ушел. И на этот раз вернулся он поздно и был угрюм.

Прошла неделя.

Однажды Гета нашел на лугу большой кусок мела. На стоянке около шалаша лежала длинная каменная плита, и Гета, помогая себе языком, старательно вывел на ней: «Г. Ц. 1919».

Отец подошел к нему и стал спрашивать:

— Что это за каракули? Зачем ты пишешь на камне?

— Это не каракули, отец. В прошлом году товарищи научили меня писать буквы. — Гета удовлетворенно улыбнулся. — Видишь, я написал: «Г. Ц.» — это значит Гета Цолаевич, а потом год — тысяча девятьсот девятнадцатый… Вот пойду этой осенью в школу, прочту все мудрые книги и стану самым большим начальником!

— Брось свои шутки, — заговорил Цола. — Сейчас не время шутить… Какая школа? Какие книги? И где ты видел, чтобы сын пастуха стал начальником? Идет гражданская война, и еще неизвестно, чем все это кончится…

Отец круто повернулся и зашагал к стаду. А Гета стер надпись на камне и, размахнувшись, изо всех сил швырнул мел вниз, в ущелье.

Но что это? Гета глазам своим не верил: на той стороне ущелья скакали всадники. Они пропали в балке, потом снова выехали на тропинку. У каждого была винтовка за плечами, все в высоких фуражках, выгоревших на солнце, поблескивают погоны…

— Отец! — позвал взволнованный Гета. — Отец!..

Через минуту Цола был у шалаша.

— Кажется, это за мной, — одними губами прошептал старый пастух. — Тупчан сделал свое черное дело!.. Слушай, Гета, если меня заберут, помни… в пещере у поворота в Зеленую долину… комиссар… его ранили деникинцы. Я носил ему пищу, теперь ты должен заменить меня… Коли что нужно, спроси у Харитона. Понял?

— Понял, дада, — словно во сне отвечал Гета. — Я сделаю все, что ты сказал…

Враги приближались. Вот один из белогвардейцев соскочил с коня и, обращаясь к Цоле, крикнул:

— Иди сюда, красное отродье!

Пастух не двинулся с места. Гета стоял рядом, прижавшись к отцу.

— Ты что, оглох, шкура?! — заорал белогвардеец. Он вытащил наган и ударил пастуха рукояткой по голове.

Мальчик вцепился ему в руку, но солдат легко отшвырнул его прочь.

Когда окровавленного Цолу уводили, он, нахмурившись, поглядел на сына и сказал:

— Паси стадо и не озорничай…

Гета, весь дрожа, смотрел ему вслед. Он опомнился только тогда, когда конный отряд белогвардейцев скрылся в лощине.

Вечером Гета пригнал стадо в аул. Грустный, растерянный, шел он домой.

— Где отец? — предчувствуя недоброе, спросила мать.

— Его увели белые, — ответил Гета. И больше уже не вымолвил ни слова.

Чуть погодя в саклю заглянул Харитон, сосед Цолы.

— Я уже все знаю, — он грустно кивнул мальчику. — Отец твой ничего не передавал мне?

— Ничего, — глядя в землю, сказал Гета.

Некоторое время они стояли друг против друга. Потом Харитон положил свою тяжелую руку на плечо мальчика.

— Припомни, Гета, он сказал тебе о пещере?

Мальчик покачал головой. Потом он испытующе глянул на Харитона.

Харитон был высокий, могучий, и казалось, вот-вот уйдет в землю под собственной тяжестью. Лицо его светилось добротой, а глаза так и сияли голубыми озерцами.

— Ладно, — промолвил, наконец, Харитон, — если отец тебе ничего не говорил, я пойду. — И он направился к двери, чуть заметно покачивая сильными плечами.

— Постойте, дядя Харитон! — окликнул его Гета.

— Что такое?

— Отец велел обо всем спрашивать у тебя… Скажи, за что его забрали белые?

Харитон оглянулся на дверь.

— Ну, что тебе сказать? Твой отец, Гета, стоит за большевиков… Кто-то донес на него. Может быть, Тупчан, который всегда прислуживает богатым. Белые узнали, что Цола спрятал в пещере русского комиссара отряда красных…

Харитон не успел закончить, как в саклю вошла мать Геты.

— Что вы шепчетесь? — накинулась она на соседа. — Что ты задумал? Мало мне горя — увели моего мужа, так теперь и сына сбиваешь с толку!

— Напрасно ты это говоришь, — тихо сказал Харитон. — Я сам болею за Цолу душой, ведь он мне как родной брат… — и, кивнув мальчику, добавил: — Завтра, наверное, я сам погоню стадо. Спокойной ночи!..

Теперь Харитон вместе с Гетой пас скот.

Первые дни сосед и не спрашивал о пещере и комиссаре. Но в конце недели сказал:

— Слушай, Гета, завтра нужно отнести еду комиссару. Я так рассчитываю, что пища у него кончилась…

— Я сделаю это!

— Дорогу я тебе укажу, — продолжал Харитон. — Но будь осторожен. За поимку комиссара деникинцы обещали много денег. Не дай бог тебя выследят — погубишь человека!..

Настало утро следующего дня. Густой туман накрыл землю.

Высоко на горные луга погнал Харитон стадо. Но Геты сегодня с ним не было, — мальчик шел в это время по глубокому ущелью. Вот оно начало сужаться.

Скоро надо будет повернуть налево. А там до Зеленой долины и до пещеры рукой подать…

Чем ближе подходил Гета к повороту, тем сильнее билось его сердце. Старая суконная рубашка пропотела на нем насквозь. Да и то сказать, хурджун с едой для комиссара был тяжел — не пожалел припасов Харитон!

Когда Гета уставал, он выбирал высокий камень и прямо со спины ставил мешок на него; передохнув, стаскивал хурджун с камня и отправлялся в путь.

— Еще немного, еще немного, — подбадривал он себя, сдувая с верхней губы капли пота.

Уже выходя из ущелья, Гета оглянулся да так и застыл на месте: невдалеке, озираясь, шел по его следам человек в длинной черкеске.

«Кто это может быть?» — тревожно думал мальчик, всматриваясь в человека. Но через мгновение преследователь скрылся за большим камнем. Ноги у Геты подкосились от страха, он совсем растерялся.

— Я пропал! — в отчаянии сорвалось у него с губ.

Конечно, он мог бы бросить мешок с едой и убежать.

Никто бы его не догнал. Но тогда комиссар умрет с голоду. И тут Гете пришла в голову хорошая мысль. Он вскинул хурджун на спину, быстро взобрался на недалекий пригорок, а когда пригорок скрыл его, спрятал мешок с едой под камень. Затем выбрал тропинку и не оглядываясь зашагал в сторону пастбища.

«Если это Тупчан, — рассуждал Гета, — я сбил его со следа. Хурджун он не найдет, а я буду говорить, что иду к Харитону».

Он отошел уже довольно далеко и вдруг вспомнил, что ничего сегодня не ел. В кармане завалялся кусок черствого чурека. Гета присел на камень, собираясь закусить, как перед ним словно из-под земли вырос Тупчан. «Вот кто преследовал меня! — понял мальчик. — Не зря Харитон говорил, чтобы я опасался его!»

— Здравствуй, малыш! — тяжело дыша, сказал Тупчан. — Много ли еды донесешь, если но дороге съешь половину?

Гета хотел ответить шуткой. Но горло у него перехватило, он даже слова вымолвить не мог. Тревожные мысли осаждали его: «Нет, верно, не зря Тупчан идет за мной! Харитон говорил, что он стоит за царя, за богатых. Сейчас, когда деникинцы пришли в аул, Тупчан каждый день и ночь вертится у штаба белых. Может, ему поручили найти комиссара?»

— Гета, — сказал Тупчан, пристально глядя на мальчика. — Ты, конечно, знаешь, что среди нас живут плохие люди… Это они ведут народ к гибели. Они и твоего отца соблазнили. Не появись они в наших горах — жили бы мы без горя и забот… Скажи мне, ты знаешь, кто у нас в ауле идет против законной власти?

— Не знаю.

— Ты не знаешь, а я знаю. — Тупчан погрозил кому-то своей толстой палкой. — Разве это люди, если они скрываются в пещерах и не показываются народу?

«Про пещеру говорит! — отметил про себя Гета. — Теперь понятно: он ищет комиссара!»

Мальчик поднялся с камня, но сильная рука Тупчана задержала его.

— Сиди! — грозно сказал он. — Ты думаешь, я долго буду слушать твое «не знаю»? Не рассказывай мне сказок. Мне все известно. Я спрашиваю тебя: где скрывается русский комиссар?

Пальцы у Тупчана были крепкие, как зубья лемеха, и он с такой злостью сдавил плечо мальчика, что Гета застонал.

— Говори!

— Я ничего не знаю… Пусти меня…

Тупчан выпрямился, лицо его побагровело. Он сунул руку в карман и вытащил маленький браунинг:

— Иди вперед! Если хочешь жить — показывай дорогу к логову комиссара.

— Не знаю я никакой дороги, — говорил Гета. — И про комиссара ничего не знаю… Ты только зря делаешь мне больно.

Тупчан отпустил его.

— Эх ты, темнота… А сколько денег мог бы получить! Знаешь, за поимку комиссара дадут большую награду. Овец себе купишь, корову, матери шелк на платье. — Тупчан даже завистливо вздохнул, перечисляя все это. — И отца твоего отпустят, я об этом позабочусь… Ну, согласен?

И тут Гета снова решил схитрить. Пусть Тупчан думает, что он поддался соблазну.

— Хорошо, пусть отпустят отца. А денег сколько дадут?

— Сто тысяч! — почти выкрикнул предатель.

— Пошли.

Гета быстро побежал вперед. Он уводил Тупчана все дальше и дальше от Зеленой долины. Вот за этой лощиной начинается пастбище, где пасет стадо Харитон… Теперь Гета чувствовал себя спокойным.

— Где же пещера? — спрашивал Тупчан, прерывисто дыша и не поспевая за мальчиком.

— Неподалеку, — ответил Гета и вдруг, не выдержав, засмеялся. — Комиссара захотел увидеть, подлый предатель! Ишь какой хитрый!

Он собрался прыгнуть на высокий камень, за которым виднелась тропинка, но Тупчан успел схватить его.

— Ну, чертенок, теперь не уйдешь!

— Харито-он! Харито-он! — закричал Гета, стараясь освободиться от цепких пальцев Тупчана, искавших его горло.

«Хари-ито-он!» — загремело эхо.

Но Гета уже не слышал этого громкого отзвука. Тупчан навалился на мальчика, все сильнее и сильнее сжимал его горло своими пальцами.

И вдруг сознание возвратилось к нему. Он вздохнул раз, потом еще и еще; открылись глаза, и мальчик словно впервые увидел синеву неба и могучие горы, поросшие зеленым кустарником.

— Гета, Гета, очнись! — звал его голос Харитона. — Ты видишь меня?

Мальчик приподнялся на локте, оглянулся: невдалеке лежал Тупчан.

— Он душил меня, — хрипловато прошептал Гета.

— Ничего, — сказал Харитон, ставя мальчика на ноги и поддерживая за локти. — Теперь эта собака ни на кого не залает. А браунинг нам пригодится. — Харитон ловко подкинул и поймал маленький револьвер.

— Надо идти, — спохватился Гета. — Я оставил хурджун с едой для комиссара в приметном месте…

— Иди, — сказал Харитон. — Иди, я на тебя надеюсь, как на себя…

Через полчаса Гета подходил к Зеленой долине.