Действующие лица
Андрей Голубев.
Наташа Голубева, его жена.
А.И. Гельман известен как автор так называемых «производственных пьес». И в пьесе «Наедине со всеми» тоже много говорится о трудностях и проблемах производства, но здесь уже в гораздо большей степени исследуется психология человеческого существования, поведения, прослеживается мысль об ответственности перед другими и каждого перед самим собой.
В центре пьесы – Наташа и Андрей Голубевы. Месяц назад в семье Голубевых случилось несчастье – их сын Алёша попал в больницу, ему отняли руки. Алёша проходил практику и вместе с бригадой строителей прокладывал дорогу, где и произошла авария. И вот завтра сына нужно забирать из больницы, а сегодня Наташа узнаёт, что по вине Андрея их сын стал инвалидом, потому что Андрей, начальник строительства, отдал распоряжение о строительстве дороги, прекрасно зная, что там проходит высоковольтная линия. Знал и пошёл на это, так как уже давно самым главным для него стало выполнение плана…
Наташа и Андрей говорят о сугубо личном, но за «личным» встают важные, не всегда легко и однозначно разрешимые вопросы общественной жизни.
Действующие лица
Андрей Голубев.
Наташа Голубева, его жена.
Акт первый
Действие начинается с протяжного, нетерпеливого звонка в квартиру Голубевых. У Голубевых трёхкомнатная квартира, однако на сцене мы видим только одну спальню. В спальне темно, сейчас около одиннадцати вечера. На звонок никто не спешит. Еще раздаются звонки – короткие, длинные, игривые, сердитые. Никто не отзывается. Слышно, как ключом открывают замок.
Голос Андрея (из прихожей, подчеркнуто нежно). Наташенька!
Молчание.
Голос Андрея. Наталья, ты где – ты дома, Наталья?
Никто не отвечает. Входит Андрей – коренастый, невысокого роста, ему сорок семь лет. Несмотря на полноту и некоторую рыхлость тела, он молодцеват, подтянут, на нем элегантный расстегнутый плащ, в руке шляпа. Включает свет – в спальне нет никого. Обеспокоенный, быстро выходит – посмотреть в других комнатах. Никого не обнаружив в квартире, Андрей возвращается. Теперь он осматривает спальню более внимательно. В спальне полный кавардак: посередине комнаты, явно не на своем месте, стоит низкое широкое кресло; на полу валяются вешалки: журнальный столик, уставленный грязными чашками, наполовину задвинут под большой стол; вещи, в основном женские, раскиданы где попало.
Андрей (про себя, мрачно). Фу, чёрт... (Бросает на тахту шляпу, плащ, подходит к телефону. Из кармана пиджака достает крошечный блокнотик, находит нужный номер. Поднимает трубку – сигнала нет. Постучал по рычагу, тряхнул аппарат – оказывается, телефон отключен. Поднимает с пола вилку, втыкает в телефонную розетку. Снова поднимает трубку, садится на стул, набирает номер). Это больница? Алло! Это хирургическое отделение? Беспокоит отец Алёши Голубева, третья палата. О, добрый вечер, я вас не узнал. Да, завтра забираем Алёшу. Сколько он пролежал? Сейчас скажу... Тридцатого июня случилось... Месяц и три дня. А я ищу свою супругу – жену потерял, – она сейчас не у Алёши? А не могла она так пройти, чтоб вы не заметили, а то ведь она у меня девушка юркая? Не могла? Все-таки я вас попрошу, спросите у Алёши, была ли у него сегодня мама? Спасибо. (Ждёт). Да-да! Уснул? (Смотрит на часы). Нет-нет, будить не надо. Извините за беспокойство. (Кладет трубку. Тут же по памяти набирает другой номер. Сухо). Привет, Вадим. Это Голубев. Я час назад был на твоем участке – балку так ни хрена и не смонтировали, а ты обещал. Ладно, не оправдывайся. Меня завтра в первой половине не будет, я приеду к двум – вот прошу, чтобы к этому времени балка стояла на месте. Это во-первых. А во-вторых, скажи, пожалуйста, моя жена не у вас? И не было? Спроси-ка Ольгу, она не в курсе, где может быть Наташа. (Ждёт). Здравствуй, Оля. Да нет её дома. Ну, нет её дома... Когда она звонила? Не знаю, значит, она не из дома звонила... А что ты так грубо со мной разговариваешь? Вадим, что ли, нажаловался – житья не даю! Так я и себе не даю – сейчас, что он, не понимает? Что – не в этом? А в чём? Да брось ты, я же чувствую, что в этом! Алло! Алло! Фу, чёрт! (Бросает трубку). Фу, чёрт!! (Сидит мрачный, насупленный, злой. Но вдруг поднимается и левым плечом делает какое-то странное, резкое движение, как бы стряхивая, сбрасывая что-то со спины. Повторяет несколько раз – и почти сразу успокаивается. Будто вправил вывих. Тяжесть, тревога с лица сходят, и уже в другом настроении – ловко, энергично – снимает с себя пиджак, вешает на спинку стула, снимает галстук, снимает рубашку, аккуратно набрасывает её поверх пиджака. Оставшись в майке, снова поднимает трубку. Добродушно, вальяжно). Диспетчерская? А это Голубев. Как цемент – разгружаем, не разгружаем? (Поднимает телефонный аппарат, и вместе с аппаратом направляется к двери). А бетончик дали на третью насосную? Ну я же просил. Ну, братцы, так нельзя – я что, должен на лбу у вас высекать свои просьбы или как? Немедленно пошлите туда бетон. И запиши, пожалуйста, в журнал: завтра, в первой половине, меня не будет, поеду за сыном в больницу. Машину за мной прислать не к восьми, как обычно, а к десяти утра. (Уходит).
Телефонный шнур очень длинный – он долго разматывается, разматывается, пока наконец не вытягивается в струну. Слышно, как в ванной начинает литься вода. И тут вдруг резким ударом изнутри распахиваются дверцы вместительного встроенного шкафа. Из шкафа – мрачная, непричесанная, худющая, в длинном, до пола, халате – вылезает жена Андрея Наташа. Ей сорок два года. Взгляд у неё исступленный, мутный, дыхание прерывистое, нервное. Пошатываясь, она направляется к креслу и зловеще усаживается, подобрав под себя ноги. Её знобит, она вжимается в спинку кресла. В ванной перестаёт литься вода.
Андрей (входит до пояса голый, он помылся, вытирает шею полотенцем. Замечает в кресле Наташу). О!
От звука его голоса Наташа вздрагивает. Где ты была? Наташа прячет лицо. Наталья, откуда ты взялась? Наташа молчит.
(Замечает раскрытые дверцы встроенного шкафа. Настораживается). Тю-тю-тю-тю... Ты что... ты что, сидела в шкафу?
Наташа молчит.
Андрей. Наташа?
Наташа приподнимает голову – кажется, сейчас она скажет что-то злое, яростное, но вдруг расслабляется, роняет голову.
Андрей (грустно). Опять выпила? Выпила, я спрашиваю? Ну что же ты делаешь – нам завтра Алёшу забирать из больницы. Сколько выпила, много? Ну, сколько рюмок?
Наташа втягивает голову в плечи – острыми, худыми плечами она как бы старается заткнуть уши, чтобы не слышать голос Андрея.
Андрей (горько). Ну ладно – выпила и выпила. Ничего страшного. Раньше я выпивал один, теперь будем выпивать вдвоём. А там, глядишь, и Алёша присоединится! Прекрасно! Только в следующий раз в шкаф не забирайся. Ты что там делала, спала, что ли? Плакала? (Пожимает плечами). Кто же теперь за баранку сядет, когда будем из гостей возвращаться, а? Алёша теперь не помощник, ты пьёшь. Придется ездить в гости на общественном транспорте! А машину вообще загоним, зачем нам сейчас машина? Душ включить? Включить душ, я спрашиваю, – чтоб ты маленько пришла в себя? (Тормошит её за плечо). Наташа?
Наташа (пронзительно вскрикивает). Не надо!
Андрей (отпрянув). Что не надо? Душ не надо или меня не надо? Что не надо?
Наташа сгибается, скрючивается, сжимается и в такой позе застывает – лица не видно.
Андрей (глядя ей в спину). Ой, Наталья, Наталья, – с тобой хорошо, когда всё хорошо. А беда пришла – сразу раскисла. Я не знаю, что с тобой делать? Не убрала ни черта. Когда ж ты уберёшься? Нельзя же Алёшу привозить в этот... Каждый день тебе внушаю, внушаю... Хватит, хватит – месяц уже прошел!.. Хватит убиваться, хватит пить, этим Алёше не поможешь! Слезами обратно руки не приклеешь. Всё, нету у нашего Алёши рук. Что делать?.. С этим теперь надо жить, работать. И думать о будущем. Из трагедии не надо делать трагедию – она уже и так есть, уже поселилась в нашем доме! Наоборот, надо как-то... (Разводит руками). Сегодня звонили из Алёшиного института. Интересовались. Я сказал, будем переводить на заочное отделение. Ты решила, какую комнату мы выделим Алёше? Сама же кричала, что ему нельзя оставаться в своей комнате? А гитару почему не унесла? Мы же договорились: подарить или вообще выбросить. Я считаю, Алёше надо эту комнату. Ты согласна?
Наташа не отзывается.
Андрей. Тут ему будет просторно. Балкон. Много света. Телевизор сюда поставим. Ты слышишь, что я говорю? Ты вот увлекаешься... А я сегодня, между прочим, провернул очень хорошее дело для Алёши. Вдруг мне стукнуло. (Ткнул пальцем себе в лоб). Город-то большой, значит, наверняка должны быть люди в таком же положении, как Алёша. Послал своего главного механика в горсобес – точно! Три человека обнаружилось. (Садится на низкий стульчик). Механик выписал адреса и пошел к ним. Один парень ещё молодой, тридцать два года, закончил университет в Киеве, истфак, живёт с мамой. А два товарища – в годах, инвалиды войны. У них семьи, дети, внуки. Так что все нормально, живут люди! Алёшка оклемается маленько, надо будет его с этими товарищами познакомить – для взбодрения духа. А пока механик – по моей просьбе – перечертил у них кое-какие приспособления. Например, ножной переключатель телепрограмм. Чтобы не рукой, а ногой. Ногой нажал (показывает), и всё. Теперь будем добывать кнопочный телефон – механик рассказал: у одного такой аппарат стоит дома, очень удобно. Можно взять карандаш, или палочку в зубы – тык-тык, тык-тык (показывает как), и номер набран. А трубка вмонтирована в такой вертикальный кронштейн – ухо приложил...
Наташа (вскрикивает). Дьявол! Заткнись!
Андрей. Что? (Оскорбленный, встает со стульчика). Кто дьявол? Я дьявол? Ну, спасибочки, Наташенька. Слово какое-то старинное выкопала. Ты даёшь! Себя не видишь. (Переходит в наступление). Зачем ты телефон выключила? Я тебе целый день звонил, как дурак! Хотел предупредить, что задерживаюсь! На стройке у меня завал! Три объекта надо спихнуть до первого. Даже не поинтересуешься, как у меня, что... Нашла дьявола. (Со злостью выдвигает ногой из-под большого стола журнальный столик с чашками). С кем ты пила? Кто был? Кто-то приходил?
Наташа не отвечает.
Андрей (сердито). Какой тебе душ сделать – холодный или горячий? Я сделаю горячий. А потом ты холодным ошпарься! Понятно? Обязательно холодным потом ошпарься! Сразу придешь в себя. (Прихватив плащ и шляпу, выходит).
Оставшись одна, Наташа вялым движением достает из кармана халата сигареты и зажигалку. Выпрямляется в кресле, закуривает. Лицо у неё сейчас жёсткое, холодное, во взгляде недобрая, брезгливая решимость.
Андрей (возвращается уже в одних плавочках, босой. Бодро). Наталья, где мой халат? Он висел в ванной – ты не видела?
Наташа резко поворачивает к нему лицо, в глазах ненависть.
Андрей (ему делается не по себе). Халат мой где, не знаешь? Наталья? Ты что? Совсем очумела от коньяка? Убери глаза!
Наташа презрительно усмехается, но тут же глаза её снова леденеют.
Андрей (всматривается в её лицо). Слушай, Наталья, – ты выпила или ты не выпила? По-моему, ты совершенно трезвая. (Подходит ближе). Ну-ка, дыхни.
Наташа отодвигается в угол кресла.
Андрей. Ну, дыхни, дыхни! (Наклоняется к ней). Наташа отворачивает лицо.
Андрей (грубо). Ну, дыхни же, ёлки-палки. (Заходит с другой стороны). Дыхни, ну!
Наташа не выдержала, плюет ему в лицо. Один раз, потом ещё раз, потом ещё, ещё, ещё, ещё, – задыхаясь, с яростью, с ненавистью.
Андрей (ошеломлённый). Ты что? За что? (Вытирает рукой лицо). Ты не пьяна, Наташа. Ты ни капли не выпила... Что с тобой? Наташа, это же я... Ну что с тобой? Что ты там делала? (Кивнул на шкаф). Как ты туда попала? Тебе что-то померещилось? Что тебе померещилось, Наташа? Фу, чёрт! Только этого не хватало! (Берет телефонную книгу). Где телефон? Куда девался телефон?! (Вспоминает, что отнес телефонный аппарат в другую комнату). Фу, чёрт! (Выбегает).
Наташа поднимается. Сделав ещё две затяжки, она подходит к столу, гасит в пепельнице окурок – затем подходит к розетке и выдергивает телефонный шнур. Спиной она становится к стене, закрывая розетку.
Андрей (влетает с телефонным аппаратом в руках). Включи телефон! Я уже дозвонился до соседки в Днепропетровск, она побежала звать маму. Я хочу вызвать маму! Включи телефон!
Наташа не реагирует. Включи немедленно телефон! Наташа не двигается с места.
Андрей (подходит к ней вплотную. По-хорошему). Наташа, там мама. Она будет волноваться. Она будет ждать, что я перезвоню. Она старый, больной человек, Наташа. Я ей сейчас позвоню, она успеет на одиннадцатичасовой поезд и утром уже будет здесь. Мы сейчас не справимся без неё. Алёша беспомощный. А у меня сдача объектов, я не могу взять отпуск. Утром съездим, заберем Алёшу, я часок побуду и помчусь. И в ближайшие две недели вообще, считай, меня нет... Сейчас очень ответственный момент. Просто очень. Ты даже не представляешь. А ты, извини... Поэтому нужна мама. Я прошу тебя, подумай об Алёше. Сейчас надо думать только об Алёше. Вбей себе в голову: Алёша, Алёша, Алёша. Наташа! Ну, Наташенька!
Наташа. Оденься.
Андрей. Что, Наташенька?
Наташа. Оденься!
Андрей. Зачем? Что надеть – брюки, что ли?
Наташа. Всё надень.
Андрей. Зачем одеваться? Я что, голый не могу позвонить?
Наташа. Иначе я не включу телефон.
Андрей. Фу, черт! (Ставит телефонный аппарат на пол). Ну, хорошо, хорошо! (Выходит. Очень быстро возвращается – в брюках, майке, тапках).
Наташа. Ты оделся не до конца. Оденься до конца.
Андрей. Слушай, Наташа, там ждет мама. Ну дай позвонить. Я позвоню, потом сделаешь со мной, что захочешь – задушишь, зарежешь, утопишь в ванной! Наташа!
Наташа не отзывается.
Андрей. Ну, что значит – одеться до конца! Шляпу, что ли, напялить?
Наташа. Я сказала: надо всё надеть.
Андрей. Кому надо?
Наташа. Мне надо.
Андрей. Фу, чёрт! (Снимает со спинки стула рубашку – надевает, галстук засовывает в карман брюк, снимает пиджак – надевает). Теперь можно? Гожусь?
Наташа. Нет. Плащ. Ботинки. Шляпу.
Андрей. Наташа, прекрати! Я прошу тебя, включи телефон!
Наташа. Я сказала.
Андрей. О, гос-по-ди! (Выходит).
Наташа тем временем устремляется к гардеробу, открывает дверцу, в гардеробе стоит огромный дорожный чемодан, она его выволакивает оттуда и оттаскивает к двери. Поставив чемодан поперек двери, отходит снова к розетке.
Андрей (входит в плаще, в шляпе, в ботинках – незашнурованных. Натыкается на чемодан). Фу, чёрт!
Чемодан опрокидывается.
Андрей. Зачем ты поставила? Баррикада, что ли? Ну-ка включи немедленно телефон, я вызову «скорую помощь»! Тебе сделают укол – успокоишься!
Наташа. Я здорова, не волнуйся!
Андрей. Здоровые люди не сидят в шкафу, Наташа! И не заставляют мужей звонить по телефону в шляпах! И вообще, имей в виду: Алёша останется в больнице, пока не приедет моя мама. А ты с утра пойдешь со мной к врачу.
Наташа. Чемодан забирай... И уходи.
Андрей. Что?
Наташа. Там твои вещи. Твой халат. А здоровье моё пусть тебя не тревожит. Я никогда в жизни не была такой здоровой, как сейчас. Давай бери и иди.
Андрей. Кто у тебя был? Что тебе наболтали? Мы же утром нормально расстались: я тебя поцеловал, ты меня поцеловала – в чем же дело? Ты что-то узнала? Я вижу по твоей мордочке – ты что-то узнала. Что ты узнала? Какое преступление я совершил? Вспомни: сколько раз уже так было – ты что-то узнавала, устраивала скандал, развод, а потом оказывалось: и близко не ночевало! Ну, кто у тебя был? Я же по чашкам сразу понял – кто-то был. Что ты узнала?
Наташа. Что надо, то узнала.
Андрей. Я прошу сказать!
Наташа. А ты лучше не проси. Если я начну говорить, я тебя задушу! Я спряталась, чтоб тебя не задушить. Понятно?
Андрей. Пу-пу-пу-пу... Раз душить собралась – тогда понятно. Я уже догадываюсь. Другого ты ничего узнать не могла. Ты узнала, что в тот вечер, когда с Алёшей случилось, я был у Никитиной. Это? Я спрашиваю, ты – это узнала?
Наташа молчит.
Андрей. Какая же ты все-таки дура, а? Боже мой, боже мой, какая дура! Я был, был у Никитиной. У неё было новоселье. Там был её муж. Там был её сын. Были ещё три человека – из нашего управления. А тебе я не сказал, потому что ты была в очень тяжелом состоянии... Когда я приехал в больницу. Я не хотел, чтоб ты подумала бог знает что. Как ты сейчас подумала. Как ты всегда думаешь. Поэтому я сказал, что был в тресте у Щетинина. Если не веришь, можем сейчас позвонить Никитиной. Или её мужу. Или поехать к ним. Если ты подозреваешь что-то! У тебя же нет ничего главней твоей ревности. С того света будешь меня ревновать. Тебя ничто не остановит. У тебя сын лежит в больнице, завтра забирать, а ты не нашла времени убраться – занята ревностью!..
Наташа (перебивает). Ты про сына молчи.
Андрей. А что так? Почему – молчи?
Наташа (срывается на крик). Ты про сына молчи... Палач!
Андрей (бледнеет). Что? Ну-ка повтори. Ну-ка повтори!
Наташа. Палач!
Андрей. Только что я был дьявол, а теперь я уже палач? Ты вообще соображаешь, что ты говоришь?!
Наташа (перебивает, с нарастающей силой). Ты же знал... Ты же знал!..
Андрей. Что я знал? Что я знал?
Наташа. Ты же все знал! Ты же знал, что там высоковольтная линия! Что кран может задеть! Ты же знал, тебя же предупреждали... Тебе же звонил прораб и предупредил – там опасно!
Андрей (перебивает). Подожди...
Наташа. Почему ты послал туда людей?
Андрей. Подожди...
Наташа. Почему ты послал туда людей?!
Андрей. Ты что – меня обвиняешь? В том, что случилось с Алёшей? Я-то думал...
Наташа. Что ты думал? Ты давно уже разучился думать! Ты живешь, как заведённый! Тебя Щетинин завел двадцать лет назад, и ты не можешь остановиться! Ты автомат, а не человек! Почему ты послал людей? Ты же знал, ты же знал, ты же знал! Почему ты послал людей – ты же знал?!
Андрей. Ну, Наташенька, ну, не надо... Я...
Наташа. У тебя нет никакого я! Почему ты послал? Ты погубил Алёшу. Ты погубил Алёшу! Ты же знал, ты же знал!
Андрей. Успокойся! Сядь! Я тебе сейчас всё расскажу...
Наташа. Не надо ничего рассказывать. Надо было раньше рассказывать! Убирайся отсюда!
Андрей. Наташа!..
Наташа. Иди, я сказала! Иди! (Толкает его к двери).
Андрей. Ну, Наташа! Ты выслушай! Так сложилась ситуация. Это же был конец квартала, понимаешь... А у меня не хватало двадцать тысяч к плану, понимаешь... Чтоб закрыть квартал. Это же был последний день квартала, понимаешь, тридцатое число, тридцатое июня. Я поехал к директору комбината – ты же его знаешь... К Фёдору Фёдоровичу... И просил у него наперёд двадцать тысяч, понимаешь?
Наташа молчит.
Андрей. Я попросил у него двадцать тысяч. А он сказал: сделайте к утру дорогу, тогда подпишу. Вот эту самую дорогу, на которой случилось. К нему должен был утром приехать кто-то, понимаешь, и он не хотел, чтоб этот кто-то месил грязь, понимаешь? Но он тоже не виноват, он же не предполагал... Просто поскольку я у него попросил наперёд, он воспользовался и на меня нажал, понимаешь? Ну, я обещал. Я ж не мог предположить, никто не мог предположить. Там работы-то было на полсмены. Я дал команду начальнику участка: поставить кран, привезти плиты и сделать. И сам уехал в контору. Я ж не знал, я понятия не имел, какая там будет бригада... Я дал команду начальнику участка, тот продублировал прорабу, прораб – мастеру, а мастер поставил бригаду... Оказалась именно эта, где Алёша... Я даже не знал, где точно это место. Что там проходят провода, я же потом узнал. У меня же стройплощадка, слава богу, двести га! Просто все так совпало, такая судьба – ну что делать?
Наташа. Уходи...
Андрей. Ты что, глухая? Я же тебе объясняю: так совпало. Ты что, не знаешь, что в жизни бывают совпадения, случайности? Хочешь как лучше. Мне надо было найти эти двадцать тысяч, чтоб люди не остались без премии. Потому что люди не виноваты, а если они не заработают своё, они уйдут со стройки, а других я не найду. И тогда в следующем квартале я недодам уже не двадцать тысяч, а пятьдесят тысяч. Ты тоже хотела, как лучше, когда настаивала, чтоб Алёша практику проходил у меня. Я был против, а ты настояла. Мне пришлось звонить в институт, просить. Если б ты не настояла, Алёша поехал бы на практику в другой город и вообще ничего бы не случилось. Но я же тебя не обвиняю. Что делать? Так вышло. Всё невозможно рассчитать и предвидеть.
Наташа. Почему ты не отменил своё распоряжение, когда прораб позвонил? Он же тебе ясно сказал: по технике безопасности там не положено работать. Почему же ты не отменил? Почему? Некогда было сообразить, торопился на новоселье к Никитиной? Машина ждала?
Андрей. Не надо сюда примешивать ревность, Наташа. У меня никогда ничего не было с Никитиной.
Наташа. А мне плевать. Есть в жизни вещи пострашнее, чем переспать с кем-то. Я раньше думала, что это самое страшное, а теперь я знаю: самое страшное, это вы, наглые... Для которых нет ничего святого. Почему ты не отменил распоряжение? Тебя же предупредил человек – там опасно?
Андрей. А я не давал никакого распоряжения. Я просто сказал, если есть какая-нибудь возможность – сделайте. Если опасно – не надо.
Наташа. Ты не так сказал! Люди слышали, как ты сказал. У тебя в кабинете находились люди. Когда ты разговаривал по телефону. С прорабом! Ты сказал, я не могу вам приказать, но я вас очень, очень, очень прошу – надо сделать. От этой дороги, ты сказал, зависит благополучие всего управления.
Андрей. Ну правильно.
Наташа. Что правильно? Что правильно?
Андрей. Я ж тебе объяснял: двадцать тысяч не хватало, а без этой дороги Фёдор Фёдорович не подписал бы... наперёд. Я его попросил, он меня попросил. Это нормально. Между прочим, ты вспомни: когда вам с Олечкой не давали книг в библиотеку... В прошлом году, вы тогда прибежали ко мне – чтоб я послал людей на библиотечный коллектор. У них там какие-то трубы лопнули... И я послал сантехников, и вам тогда дали ваших любимых писателей! И вы радовались! А все потому, что бумаги не хватает, книг мало. А у нас цемента не хватает, поэтому я двадцать тысяч недобрал. А они мне были нужны, как вам ваши книги. Поэтому я послал людей – и на ваш коллектор послал, и на эту дорогу послал! Я надеялся, что они осторожно пройдут под проводами. А там ещё, как назло, крановщик оказался неопытный, ученик... Всё сошлось!
Наташа. А тебя что, убили бы, если бы ты доложил, как есть, – что план не выполнен?
Андрей. Опять двадцать пять...
Наташа (кричит). Я спрашиваю: тебя убили бы? Отвечай!
Андрей. Отвечаю: если бы крановщик был поопытней, ничего бы не было. Просто так все совпало! Бог наказал!
Наташа. Я спрашиваю тебя: тебе грозила смерть? Если б ты признался, что плана нет, не выполнен план? Что тебе грозило? Тебя могли в тюрьму упрятать?
Андрей морщится.
Наташа. Если б ты сказал, как есть? Правду? Тебя бы за это сняли с должности? А если бы и сняли, так что? Но тебя бы даже не сняли. Тебя снять не так просто – ты завязан со всеми, как паук!
Андрей. Наташа, это мой долг, моя святая обязанность – выполнить план! Ты можешь это понять! Своими библиотечными мозгами!
Наташа. Что тебе грозило, я спрашиваю? Выговор? Твой управляющий трестом, Щетинин, поморщился бы? Этого ты боялся, чтоб кто-то не поморщился? Из-за этого ты послал людей на высоковольтную линию? Ты же ничем не рисковал, скотина, а людей заставил рисковать жизнью!
Андрей (нервно кричит). Я не заставлял!
Наташа (спокойно). Это ещё не всё.
Андрей (вдруг). Ты не могла бы мне дать чего-нибудь от головы?
Наташа. Нет!
Андрей. У меня действительно очень болит голова.
Наташа. А мне наплевать. Если бы ты сейчас сдох, я бы вызвала машину из морга, и всё. И отправила бы тебя в морг вместе с твоим чемоданом. Пусть положат его на крышку твоего гроба, твоё имущество!
Андрей. Я полежу пять минут, Наташа. У меня очень болит голова, просто раскалывается. (Направляется к тахте).
Наташа. Стой!
Андрей останавливается.
Наташа. А у тебя не болела голова, когда на следующий день... На следующее утро... После того, как твоему сыну отняли руки, ты побежал на работу? Прямо из больницы побежал – не забыл про двадцать тысяч! Они жужжали у тебя в голове всё время!
Андрей. Зачем ты смешиваешь одно с другим?
Наташа. Еще какие-то слова произносил человеческие... В больнице, Алёшу подбадривал... Улыбался сквозь слезы, как человек. Меня утешал. Весь был с нами. А оказывается ты просто играл роль... А душа уже была там...
Андрей. И там была! И тут была! Это разные вещи. Не надо путать! Не надо соединять то, что несоединимо!
Наташа. Надо было успеть, да? С утра пораньше послал к Фёдору Фёдоровичу Никитину. Быстрей, быстрей! Чтоб успеть включить в квартальный план эту липу! Знал, что Фёдор Фёдорович уже подпишет... После того, как такое несчастье тебя постигло. Пожалеет сотоварища по наглости. На это и рассчитывал, на сочувствие. Бедой своей воспользовался, болью своей торговал, чтобы закрыть квартал, как ты выражаешься!..
Андрей. Наташа, не надо смешивать одно с другим! Алёша – это Алёша, а план – это план! Мне же платят зарплату не за то, что я муж и отец!
Наташа. Ты даже не знаешь, что Никитина чуть сознание не потеряла от ужаса... Когда ты послал её к Фёдору Фёдоровичу...
Андрей (приподняв голову). Что? При чем Никитина?
Наташа. А при том, что она ушла отсюда два часа назад. Я от неё всё узнала. Она полдня сегодня у меня провела. Готовилась узнать одно, а узнала другое. Пострашнее. (С презрением). Только ты не думай, я тебя не ревную... Противно было подозревать, поэтому решила выяснить, на каком я свете. Её трясло, колотило в то утро... Когда ты из больницы примчался спасать план. Тебе кажется, все от тебя в восторге, души не чают. Никитина тогда убежала домой, а не пошла к Фёдору Фёдоровичу. К Фёдору Фёдоровичу пошел кто-то другой... подписывать твои липовые тыщи. А муж Никитиной, как узнал, сразу ей сказал: всё, больше ноги твоей не будет в этом зверинце. Теперь она уходит. Завтра заявление от неё получишь – на увольнение. Мы здесь обе плакали... Я сегодня первый раз в жизни захотела убить... Физически захотела убить, ты это понимаешь? Когда увидела в окно, как ты подъехал на своей «Волге»... Шляпой размахивал... Красавчик самодовольный... Чему это ты так радовался – шёл? Я не преувеличиваю: в самом деле могла... Задушить. Сама себя испугалась... Залетела со страху в шкаф. (Выкрикивает). Со мной никогда в жизни такого не было!
Пауза.
Наташа (вдруг). Это правда, что ты стоял на коленях в кабинете Фёдора Фёдоровича? Когда вымаливал двадцать тысяч?
Андрей (не совсем понимая). Что?
Наташа. Ты стоял на коленях у Фёдора Фёдоровича в кабинете. Его секретарша видела, всем рассказывает... Как ты открыл дверь и прямо на пороге опустился на колени... (Передразнивает). «Фёдор Фёдорович, смотри, как я к тебе захожу... Выручай!» Это правда, это было? Ты стоял на коленях?
Андрей (глухо). Это была шутка...
Наташа. Шутка... (Подходит к столу, выдвигает ящик, находит пакетик с пилюлями, бросает его Андрею).
Пакетик падает на пол, у его ног. Он поднимает.
Наташа (вдруг). Между прочим, вот эти деньги (вытаскивая из ящика стопочку десятирублевок), которые ты позавчера принес, – это что за деньги?
Андрей поворачивает голову осторожно к Наташе.
Наташа. Двести пятьдесят рублей. (Показывает). Это что – аванс, получка – что?
Андрей. Позавчера?
Наташа. Да, позавчера.
Андрей. Это премиальные.
Наташа. За что премиальные?
Андрей. Ну...
Наташа. Я спрашиваю: за что премиальные?
Андрей. Ну, за работу... За итоги.
Наташа. За какие итоги... За какую работу?
Андрей. Ну...
Наташа. Ну, ну?
Андрей. Ну, за... За квартал.
Наташа. За какой квартал? Это за тот квартал? Когда двадцать тысяч не хватало? Когда на коленях стоял? Когда Алёшу покалечили?
Андрей. Почему?.. Это...
Наташа. Что это? Не за тот? А за какой? За какой квартал эта премия? За тот? Или не за тот?
Андрей мнётся, молчит.
Наташа. Да или нет? Андрей. Да! За тот!
Пауза.
Наташа (подходит к нему близко. С болью). Значит, это премия за руки Алёши? Андрей, я правильно говорю? Я не ошибаюсь, Андрей, это премия за руки твоего сына?
Он не поднимает головы.
Наташа. И ты взял, да? Принёс? Мне принёс, да? Как же ты взял и принёс?
Андрей. Ну, что я мог сделать... Дали.
Наташа. Конечно, конечно. Ну, что ты мог сделать? Если дают. Если дают деньги! Если дают деньги, разве можно их не брать?! А если требуют план, разве можно доложить, что он не выполнен?! (Вдруг). Ну-ка подойди к зеркалу. Подойди к зеркалу!
Андрей (глухо). Зачем?
Наташа. Как зачем? Ты же все это делал – для чего? Чтобы выглядеть! В глазах! Чтоб забраться повыше! Вот и подойди... Подойди! (Толкает его). Посмотри, как ты выглядишь. Куда ты забрался. Выкормыш Щетинина! Повелитель жизни! Смотри на себя. Сейчас бы нарисовать, как ты выглядишь, и надписать: «Портрет начальника, который закрыл квартал». И выставить тебя на обозрение... Всего мира!
Пауза.
Наташа. На! (Протягивает ему деньги). Бери!
Андрей берет в руки деньги.
Наташа. Порви!
Андрей кладет деньги на стол.
Наташа. Я кому сказала: рвать! Ты будешь рвать или нет? Слушай, ты – я ведь сейчас выйду на балкон, начну кричать, я созову людей! Я сейчас позвоню всем женам твоих сподвижников, чтоб они знали, какую премию им принесли мужья... За что эта премия! Рви, тебе говорят! Рви!
Андрей. Порву, порву. (Берет со стола деньги). Порву. (Рвет червонцы пополам). Что ещё порвать? Есть ещё что-нибудь целое в нашей жизни? Давай, всё порву, чтоб ничего не осталось!
Наташа. Тихо, тихо. Спокойно. Теперь встань, выйди и спусти эти бумажки в унитаз. (Смотрит, как он поднимается, плетётся к двери, скрывается).
Слышно, как Андрей спускает воду в туалете. Возвращается. Садится на краешек тахты.
Несколько секунд Наташа внимательно всматривается в его лицо. Затем вдруг быстро выходит из спальни. Тут же возвращается – в руке она держит разорванные десятки. Андрей увидел – вздрогнул, опустил голову, весь сжался.
Наташа (подходит к нему совсем близко, смотрит на него, горько усмехаясь). Живые, что ли? Жалко? Дорого достались? Решил потом склеить? Алёше подарочек купить... Кнопочный телефон? Тык-тык? (Рвет половинки червонцев на маленькие кусочки, бросает ему в лицо – обрывки разлетаются по комнате). А теперь давай, чтоб духа твоего здесь не было. Быстро! Ну!
Андрей с трудом поднимается – направляется в прихожую.
Наташа. Чемодан!
Андрей (глухим, слабым голосом). Он мне не нужен.
Наташа. Я сказала: чемодан!
Андрей возвращается, берет чемодан, снова идёт к двери.
Наташа. Стой!
Андрей останавливается.
Наташа. Ключи от квартиры на стол!
Андрей снова возвращается, вынимает из кармана плаща ключи, кладет на стол. Стоит у стола.
Наташа. Чего остановился? Шагом марш!
Андрей берет чемодан, выходит из квартиры. Слышно, как в прихожей хлопнула дверь.
Наступает долгая тишина. Некоторое время Наташа стоит неподвижно посреди спальни с закрытыми глазами. Тяжело дышит. Она измучена. Затем делает несколько шагов и сваливается на тахту лицом вниз. Наверное, с минуту она лежит тихо, беззвучно, неподвижно. Поднимается. Подходит к шкафу, из верхнего ящика вытягивает длинное полотенце и медленными шагами выходит из спальни. Мы слышим, как в ванной начинает литься вода. Какое-то время на сцене никого нет, только слышно, как в ванной льется вода. Вдруг раздается длинный, неистовый звонок и одновременно глухие, мощные удары в дверь.
Голос Андрея. Открывай! Открывай! Открывай!
Слышно, как он кулаками и ногами колотит по двери.
Голос Андрея. Открывай!
Удары в дверь нарастают – видимо, он бьёт по ней всем корпусом, чемоданом, раздаётся треск – он взломал дверь. Задыхаясь, озверелый, он врывается в спальню, полоснул дикими глазами по комнате, швырнул чемодан, дернулся обратно. Слышно, как он колотится в дверь ванной, звякнула отлетевшая защелка.
Андрей (кричит). Выходи! Потом домоешься, выходи! Вот так! Она суд мне устроила. Суд она устроила! (Грубо вталкивает в спальню Наташу. Она вся мокрая, халат прилипает к голому мокрому телу, бледная, босая. Швыряет её в кресло. Орёт). Ты кто – бог? Святая Мария?
Наташа (смотрит ненавидящими глазами). Дай мне домыться! (Пытается встать).
Андрей. Сиди! (Толкает её). Ты никогда не отмоешься всё равно! Как ты теперь меня называешь? Я наглый, да? Наглый?
Наташа плачет.
Андрей (поворачивает к себе её лицо). А двадцать лет назад, когда ты жила со мной в коммуналке, без ванной, – а ты, как известно, не можешь жить без ванной, нежно воспитана! – тогда ты как меня называла? Ну-ка вспомни, как ты меня называла? Ты не рыдай, а вспомни! (Хватает её за подбородок).
Наташа отбрасывает его руку.
Андрей. Ты меня тюхой тогда называла. Тю-ха! Два уха! Но это я с твоего благословения... С твоего!.. Прошел славный путь, от тюхи до наглого! Ты-то никогда не была такой, ты всегда была бойкой, активной! С первого дня! Не успел её ещё разглядеть, а она уже со мной спит.
Наташа резко поднимается.
Андрей. Сядь. (Усаживает). Потом вижу, действительно студентка, действительно начитана в сто раз больше меня, действительно вся преданная, вся моя! Я был счастлив! Я тебе все отдавал: душу, тело, до последней копеечки! Я тебя на руках носил! А ты всегда была мной недовольна. Это твоя основная профессия в жизни – быть мной недовольной. Я всегда с тобой чувствовал, что мне надо больше зарабатывать, больше получать, больше приносить, больше иметь, а для того, чтобы больше иметь, надо кем-то большим стать... А я не хотел стать! Я и так стоял! Ты меня всегда толкала, подталкивала – не грубо, нет, а так, как ты умеешь – очень тонко, очень по-женски. Но и грубо тоже! Что такое был твой роман с Кузьминым... Протест против моей тихости, да? Сядь!.. Теперь у тебя нет романов. С тех пор как я, как ты выражаешься, «достиг» – ты верная жена. После того как у меня зарплата стала в три раза больше, после того как в трехкомнатную въехали, после того как появился телефон, после того как появилась машина! Сейчас ты ревнуешь, а не я!.. Ты же сама всё это хотела. Ты помнишь... Ну-ка вспомни, как восемнадцать лет назад, когда Щетинин меня вызвал в кабинет, в тот самый в котором я сейчас сижу, и сказал: «Старик, завтра партсобрание, ты наверное, слышал – тут под меня кое-кто копает, так вот я прошу тебя выступить... А то ты что-то засиделся в прорабах...» Я пришел вечером домой и тебе всё рассказал. Я тогда всё тебе рассказал, это я тебе теперь не всё рассказываю, а тогда я тебе всё рассказывал. Если бы ты тогда сказала – нет, если бы ты тогда сказала – я уйду от тебя, я бы никогда в жизни не пошел на такое. Но ты сказала (передразнивает): «Не знаю, смотри сам, Андрюшка, я здесь не советчица». Ты была не против, ты хотела! Потому что понимала – это шанс стать человеком Щетинина, войти в орбиту. Сядь!.. Я тогда всю ночь не спал, сочинял речь, старался, чтобы хотя бы чуть-чуть выглядело порядочно, прилично, а самому было противно. Но твои глаза были у меня все время на затылке. Твой недовольный взгляд. И я произнёс речь! (Помолчав). А десять лет назад, или сколько там, двенадцать лет... Мне всё опротивело, и я хотел бежать, даже не увольняться, а просто так исчезнуть! Ты меня поддержала? Ты что, сказала – правильно, давай уедем? Ты промолчала. Ты пожала плечами. Ты сказала: «Не спеши, подумай хорошо». Да ты просто боялась, что я это сделаю. Ты просто позвонила Щетинину – мол, что-то с Андрюшей происходит, поговорите с ним. Ты испугалась, тебя охватил страх, что потеряешь то, что имеешь. К чему ты привыкла. А ты ко многому уже привыкла! Привыкла себя чувствовать на работе барыней, вольной птичкой: захотела – пришла, захотела – ушла. А я за это держу у себя остолопа, мужа твоей заведующей библиотекой, твоей Олечки, на должности начальника участка. А когда я его уже решил гнать, ты сцену устроила. А сегодня уже и сама Оля мне сцену устроила... По телефону! А известно ли тебе, что если бы на его месте был толковый работник, может быть, мне не пришлось бы на коленях просить двадцать тысяч? И Алёша тогда бы был с руками! Что, уже не хочешь домываться? И так хорошо? (Помолчав). Всё, что я делаю там, – ты делаешь здесь, со мной. Но я там закрываю глаза на кое-какие вещи ради дела, а ты закрываешь глаза на кое-какие вещи, которые происходят со мной, с твоим мужем, самым близким человеком... Извини, радость моя, ради конкретных благ, ради выгоды! Я – твоё производство, твоя стройка... У тебя со мной производственные отношения, а не семейные! И после этого ты ещё устраиваешь страшный суд с разрыванием денег? Я кому принес эту премию? Я для кого старался? У меня два костюма, и мне хватит их до смерти! У меня язва желудка, я ничего даже съесть вкусного не могу! Всё тебе! Ну-ка встань!
Наташа не двигается с места.
Андрей. Встань! Я лица твоего не вижу, а я хочу его видеть! (Пытается поднять её силой).
Она отшвыривает его.
Андрей (снова подходит). У тебя очень коварная привычка. Хватать жизнь с середины. С какой-то точки. С какого-то момента. И на одном этом моменте – вырванном из гущи! – строишь все свои выводы. Вершишь суд! Ты человек без прошлого. Каждое утро – как будто только что родилась. Вылупилась! Но всё имеет начало на этом свете. Всё имеет начало. Войны всегда кто-то начинает, и подлости всегда кто-то начинает! Я месяц назад толкнул Алёшу под высоковольтную линию, не желая этого, случайно, а ты меня толкнула восемнадцать лет назад сознательно! Я там душу свою обжёг! А теперь ты ещё мне смеешь страшный суд устраивать? С разрыванием денег? Мы оба сидим на скамье, уж если на то пошло! Оба! Рядом! Встань! (Хватает её за плечи, поднимает).
Наташа (освобождается от него). Что ты от меня хочешь?
Андрей. Чтоб мы жили, я хочу! Ты не имеешь права меня выбрасывать. После всего, что было.
Наташа. Хорошо, я не буду тебя выбрасывать. Ты имеешь право здесь жить. Закон на твоей стороне.
Андрей. Да, закон на моей стороне. Хоть что-то должно быть на моей стороне, поскольку я пока ещё жив!
Наташа. Ну, ради бога. Живи! Я сейчас домоюсь, оденусь и уйду. Дай пройти.
Андрей. Не дам!
Наташа. Андрей, я с тобой все равно жить не буду.
Андрей. Будешь!
Наташа. Не буду!.. Думаешь, ты сейчас правду сказал? Всё перевернул, как всегда. Врёшь при помощи правды... Факты те, а причины другие вставляешь. Всё переворачиваешь!
Андрей. Я ничего не переворачиваю!
Наташа. Я тебя не толкала. Сам лез. Я тогда не знала, как живой остаться от твоей ревности. Ты считал... Если я с тобой так легко сошлась, так я могу с любым, мне ничего не стоит! Не мог поверить, что я тебя полюбила, и только поэтому... Целую жизнь прожили, а ты не можешь простить мой грех: легла с тобой спать рано... Не выдержала положенного срока... А как я ушла от тебя, не хочешь вспомнить? Забыл?
Андрей. Я ничего не забыл!
Наташа. Я любила Кузьмина, понятно! Я поверила тогда, что у меня может быть другая жизнь. Другая! Не такая, как с тобой! Ты устраивал истерики, вешался. Умолял, уговаривал, на коленях стоял. Угрожал! (Передразнивает). Мой сын, наш сын... Ты не думаешь о сыне, я отниму у тебя Алёшу. Алёша, Алёша, Алёша! Когда я приходила за ним в детский садик, ты там дежурил. И у дома, где мы жили с Кузьминым, дежурил. Как только он уйдет, ты врывался. Ломал, крушил всё – в чужой квартире. Звонил Кузьмину на работу, его начальнику. Матери Кузьмина звонил. Всех поднял. Ты был тогда липкий, как медуза, и страшный, как зверь. Пользовался тем, что Алешка тебя любил, всё время тебя вспоминал, бросался к тебе – папа, папочка, мой папочка... И я к тебе вернулась. А ты – тут же, сразу, трех дней не прошло – стал издеваться, даже бил меня, унижал. Внушал мне, что я виновата, и я действительно чувствовала себя виноватой. А я не была виновата! Я просто хотела жить по-человечески!.. Ты делал страшные вещи, а я молчала. Только иногда просила пощады, немножко пощады... Чтоб остаться живой... А потом наступил очень интересный момент. Самый страшный момент в моей жизни!
Андрей. Что ты имеешь в виду?
Наташа. Я имею в виду, когда Щетинин должен был стать управляющим, а ты вместо него начальником СМУ. И ваше продвижение в какой-то степени могло зависеть от Кузьмина. Тот тоже вырос, вы все растёте. Но я ничего об этом не знала. И вдруг звонит мне Щетинин: «Наталья, извини, но тут такое дело... Как ты думаешь, Кузьмин не будет мешать?» Я сказала: «А я при чём? Зачем вы мне звоните?» И спросила: «Андрей знает, что вы мне звоните по этому поводу?»
Андрей. Я не просил его звонить, не просил!
Наташа. Он ответил – в общих чертах знает.
Андрей. Это неправда!
Наташа. Спокойно... Ты пришел тогда домой, я тебе сказала: так и так, звонил Щетинин. Я сказала: «Андрей, может быть, я поступила неправильно, но я позвонила Кузьмину, правда, его на месте не было». Я ожидала, что ты меня разорвешь на куски, убьешь одним ударом! Ничего подобного. Ты ответил: «Наталья, отстань от меня со своим Кузьминым, надоело!» Это после того, как ты запрещал упоминать имя Кузьмина. За неделю до этого мне нужно было лекарство для Алёши, мама Кузьмина могла достать, Алёша лежал с температурой, но ты запретил ей звонить! А тут вдруг залепетал: «Отстань от меня со своим Кузьминым...» Как будто речь шла о соседе по площадке...
Андрей. Я этого не помню...
Наташа. А как в тот же вечер ты поднял трубку, услышал голос Кузьмина и тут же положил, это ты помнишь? Он перезвонил, и ты сказал: «Наталья, возьми трубку, мне надо в ванную». И ты пошел в ванную, и сидел там, зная, что я в это время разговариваю с Кузьминым! И ты в ванной не повесился! А потом я оделась – это было в десять часов вечера – и пошла к нему на свидание.
Андрей. Ты же сказала, что идешь к Ольге! Я спросил, ты сказала, что идешь к Оле. Это я помню точно: ты сказала, что идешь к Оле! Ты что, с ним тогда была?!
Наташа. Это моё дело – была или не была. Вы с Щетининым просили помочь, я вам помогала! Надо было тогда спрашивать, где я была! Я вернулась во втором часу ночи, а ты притворился, что спишь...
Андрей. Я не притворялся!
Наташа. Не надо. Когда ты решил, что я уснула, ты встал. Пошел в коридор. Ходил, курил. Нервничал. Но ты взял себя в руки! И тихо лёг. А утром быстренько убежал, так и не спросил, когда я вернулась. Забыл спросить, да?
Андрей. Я тебя не заставлял! Ты сама! Я не заставлял!
Наташа. Ты не заставлял... Ты просто был не против. И Алёшу ты не заставлял... Ты только очень, очень, очень хотел!
Андрей. Это разные вещи... Ты всегда путаешь!
Наташа. Я не путаю. Это не разные... Это одно. У тебя одно всегда в душе – твоё тщеславие, больше у тебя ничего нет. Чтоб всюду говорили: Голубев, Голубев, Голубев! Выше, выше, выше!.. Почему же ты тогда сам не сказал Кузьмину по телефону: «Старик, ты там не встревай, а я тебе жену дам на вечерок?!» Что тебе мешало сказать? У тебя в душе нет ничего, что может помешать! (Вдруг). Ты тогда слышал голос Кузьмина по телефону? Или не слышал? Отвечай! Слышал?!
Андрей молчит.
Наташа. Господи, я все эти годы уговаривала себя, что ты тогда не слышал, что ты тогда не знал, куда я пошла. Все было ясно, но я боялась поверить, боялась даже заговорить с тобой об этом!
Пауза.
Наташа. Не хочу... Я не хочу больше. Не хочу. Я не хочу больше! Я не хочу больше жить!!
Акт второй
Прошло пятнадцать-двадцать минут, то есть столько, сколько в театре длится антракт. Когда декорация освещается, мы застаем следующую мизансцену в спальне Голубевых: всклокоченный, задыхающийся Андрей загораживает Наташе подход к шкафу. Наташа стоит перед ним – бледная, решительная, волосы мокрые, на ней юбка, свитер, в руках – сумка.
Наташа. Отойди!..
Андрей. Нет.
Наташа. Ну отойди! Дай взять...
Андрей. Нет.
Наташа. Ну, что тебе надо?
Андрей. Чтоб мы жили, мне надо... Ты не уйдёшь. Я наговорил тебе всяких гадостей... Извини. Ты же знаешь, у меня всегда первая реакция идиотская. Но потом я же понимаю. На самом деле, ты не только такая, как я сказал, и я не только такой, как ты сказала. Все и так, и не так. И никуда мы друг от друга не денемся...
Наташа (выкрикивает каждое слово отдельно). Что!.. Тебе!.. Надо?!
Андрей. Чтоб ты поставила чайник, мне надо. Попьём чай и ляжем спать... Утром встанем пораньше, приберемся и поедем за Алёшей...
Наташа. Что?
Андрей. В больницу поедем.
Наташа. Ты только посмей туда явиться. Только посмей!
Андрей. Почему?..
Наташа. Я предупреждаю – если ты явишься, прямо там, при всех расскажу Алёше... Всё... Как ты сделал его инвалидом на всю жизнь!
Андрей. А мне теперь все равно, Наташа. Рассказывай. Пожалуйста. Я на всё согласен. Лишь бы быть с вами. Или ты думаешь, я сейчас могу отойти в сторону – в какую сторону? Ты думаешь, я уже совсем без сердца? Ты меня тогда лучше убей, если можешь. Ты для меня сейчас как бог, Наташа. Или ты что хочешь: я покалечил Алёшу, а теперь ты покалечишь меня? Ну давай уничтожать друг друга окончательно, давай! Я хочу предложить другое... Я считаю, мы сейчас можем жить иначе, чем жили. Как ты захочешь, как ты решишь, как ты велишь. Сейчас ты будешь командовать нашей семьей. Я готов.
Наташа. Дай мне взять, что мне надо!
Андрей. Наташа, нет. Я сейчас говорю очень серьёзно. Я первый раз за всю нашу совместную жизнь так ставлю вопрос. Ты никогда от меня таких слов не слышала. Ты могла плакать, кричать, требовать... А я делал по-своему. А теперь я говорю: всё будет по-твоему. Пожалуйста, пускай у нас живёт твоя мама. Я всегда был против, а теперь говорю: пускай приедет и живёт. Я только что, пока ты была в ванной, своей матери звонил... она тоже готова. Выбирай. Я отменяю все свои запреты. Пускай у нас бывает Ольга... Со своей компанией. Пожалуйста. Ты хотела собаку, пожалуйста, пускай будет собака. Я сам найду собаку, принесу, буду её выгуливать...
Наташа. О господи!
Андрей. Я понимаю, я сейчас говорю глупости, мелочи... Но я имею в виду, что всё, всё будет, как ты захочешь. И по мелочам и не по мелочам. Машину ты когда-то просила переписать на твоё имя – пожалуйста. Всё, как скажешь. И не когда-то, а вот с этой минуты. Можешь составить... Ну, я не знаю... Список условий, при которых ты согласна со мной жить. И я всё, по пунктикам, всё исполню. Будешь только галочки ставить...
Наташа. Замолчи! Какой у тебя гнусный язык... (Передразнивает). «По пунктикам», «галочки»!
Андрей. Ну извини! При чем здесь язык? Какой уж есть! Но я тебе даю слово: будет всё, как ты захочешь!
Наташа. Я хочу, чтоб ты отошел...
Андрей. Наташа, нет.
Наташа поворачивается, решительно направляется к двери.
Андрей (догоняет, останавливает). Наташа, ты не уйдешь! Давай сделаем так: десять дней... Ты даешь мне испытательный срок десять дней. Если через десять дней ты будешь настаивать, я уйду... Я исчезну навек! Но ты увидишь... Ты убедишься. Ты даже за эти десять дней убедишься. Ну, я прошу тебя – десять дней... Десять дней! Хорошо? Мы прожили с тобой двадцать лет, Наташа... А теперь я прошу всего ещё десять дней. Всего десять дней! Хорошо? Ну скажи – да. Да, и всё. И я ставлю чайник. И ты увидишь. Ну скажи. Ну кивни. Ну улыбнись. Ну, Наташа!
Наташа поворачивается, подходит к столу, берет сигарету.
Андрей (идёт за ней). Наташенька, да? Да? Десять дней? Да?
Наташа щелкает зажигалкой.
Андрей. Всё! Да! То, что ты закурила, принимается за знак согласия! Можно принять за знак согласия? Всё, принимаю за знак согласия! И ставлю чайник, да? Ставлю чайник? Всё, ставлю чайник! (Выбегает).
Наташа тут же гасит сигарету, открывает шкаф, быстро забрасывает в сумку необходимые вещи, срывает с вешалки пальто и устремляется к двери. В дверях сталкивается с Андреем.
Андрей. В чём дело? Мы же договорились – десять дней! Я поставил чайник!
Наташа. Дай мне выйти.
Андрей. Не-ет! Нет! Нет! (Бьет себя кулаком по голове). Нет! Нет, нет, нет, нет, нет!..
Наташа. Прекрати истерику!
Андрей умолкает.
Наташа. Разденься!
Снимает шляпу, плащ – бросает на тахту.
Наташа. Сядь! (Кивнула на кресло). Андрей смиренно садится.
Наташа (стоя перед ним). Тебя что волнует – что я ухожу, а ты остаешься в квартире? Можешь не беспокоиться, мне есть где жить с Алёшей...
Андрей. Ну при чем это?
Наташа. Я бы здесь все равно не могла. Я буду жить у Олиной мамы, она уехала к сестре в Ленинград, на всё лето. Оля даёт мне ключ... Я с ней говорила, перед твоим приходом. Я предвидела, что ты не уйдешь.
Андрей. Нет.
Наташа. Что – нет?
Андрей. Ты будешь здесь.
Наташа. Я не могу здесь. Я не могу сюда привозить Алёшу, я ненавижу эту квартиру и тебя вместе с ней! Я не могу вас видеть рядом...
Андрей. Ну зачем ты? Я знаю, что надо сделать, чтоб всё было хорошо.
Наташа. Да ты сам не вынесешь. Я все время буду тебе напоминать. Чуть что.
Андрей. Наташа, я знаю, что надо сделать, чтоб всё было нормально.
Наташа. Нормально не может быть.
Андрей. Может.
Наташа. Не может! Это не уладишь... Как ты привык всё улаживать. Я не могу вас видеть вместе, понимаешь? Я не могу взять и переступить... Как будто ничего не случилось. И шагать дальше с тобой под ручку!
Андрей. Наташа, я знаю, что надо сделать, чтоб всё было хорошо.
Наташа. Сейчас ничего нельзя сделать.
Андрей. Можно.
Наташа. Нельзя!..
Андрей. Ну тогда убей меня. (Кричит). Убей меня! Или поверь, что я знаю, что надо сделать, чтоб всё было хорошо!
Наташа. Ну, что надо сделать... Что ты можешь сделать, господи?
Андрей. Я сейчас всё могу, Наташа!
Наташа. Ну что, что?
Андрей. Я уйду с работы.
Наташа. Не поняла!
Андрей. Я с работы уйду! С моей работы. Потому это все плохое в нашей жизни идёт от моей работы. Вся гадость, всё враньё! А теперь я уйду. Совсем.
Наташа. Ты никогда не уйдешь!
Андрей. Наташа, уйду.
Наташа. Ты?
Андрей. Я! И не просто уйду, а никогда в жизни больше не буду начальником. Ни большим, ни маленьким, никаким. И все будет у нас нормально.
Наташа. Нормально...
Андрей. Да, нормально! Я же знаю, в чём дело, я же понимаю. Мне нельзя... С моим характером – быть начальником. Я не могу, я не умею... Я не в состоянии быть и начальником и человеком. У меня не получается, я сейчас это окончательно понял!
Наташа. Сейчас – это когда?
Андрей. Сейчас – это сейчас, вот сейчас. (Поднимается с кресла). Ты же не знаешь, что со мной происходит... И сейчас и не только сейчас. Я уже несколько лет очень больной человек. Да-да, Наташа, что ты так смотришь? Я очень больной человек. Я не могу точно назвать свою болезнь, но дело доходит до жути. По существу, я сейчас... Не совсем нормальный. Всего боюсь. Если я, например, узнаю, что в райкоме или где-то было совещание, а меня не позвали, я уже начинаю нервничать, беспокоиться, переживать. Что бы это значило? Где я допустил промах? Кому не угодил? Я уже теряюсь в догадках, я уже никого не хочу видеть. Вечерами боюсь выключить телефон... Вдруг я понадоблюсь, а меня не найдут. Меня должны находить сразу... Я должен быть всегда на месте! А в отпуск как я ухожу? Это для меня мука, уйти в отпуск. Я боюсь отсутствовать. Я должен всегда присутствовать! Если бы не ты, я бы вообще в отпуск не ходил. А чем голова моя занята... Часами, сутками, месяцами, годами? Это страшно... Если бы записать мои мысли. Да там просто нет мыслей. Там кошмар. А как я вечно чего-то жду. Что меня снимут, подсидят. Потому что снять меня могут в любой день... Меня в любой день есть за что снять. Я же за двадцать лет ни разу – ни в один год, ни в один квартал, ни в один месяц... Нормально, честно план не выполнил. Хоть какой-то, хоть маленький, но мухлёж всегда был. А если буду по правде, оставлю план невыполненным два, три, четыре раза – меня тоже снимут. Если захотят. Чтобы меня снять, требуется только одно – чтоб кто-то этого захотел. Больше ничего не надо. Поэтому я все время что-то делаю, стараюсь, соображаю – чтоб ни у кого не возникало такого желания. Всё время слежу, чтоб меня не переехали. Поэтому держусь за Щетинина. Для устойчивости. Всё время помню: одному нельзя – сдунут, как пёрышко. Все время помню: кресел меньше, чем желающих сидеть в них. А что мне снится по ночам? Кто мне снится, ты знаешь? Мне все время снится Щетинин. Щетинин на работе, Щетинин по телефону, Щетинин дома, Щетинин во сне... Будто на свете не один Щетинин, а тысяча Щетининых. Щетинин сидит не у себя в кабинете, а у меня в голове... У него кресло, у него стол, у него кровать у меня в голове! А когда я бываю собой доволен? Когда мной доволен Щетинин. А когда Щетинин бывает мной доволен? Когда во имя процветания треста я иду на какую-нибудь авантюру, но при этом его не замешиваю, беру всё на себя. Тогда он просто от меня в восторге. И я тогда тоже сияю, дурачок. А как я курить бросил? Ведь сколько раз бросал – и не мог. Воли не хватало. А тут Щетинин бросил курить, и сразу воля нашлась, не курю уже год! Ему не нравилось, что на совещаниях дымят, и я подал пример. Теперь все бросили, у нас трест некурящих! А как я вообще к себе отношусь? Ты меня часто упрекаешь: я без чести, я без совести, я без жалости. Это неправда. У меня все есть, Наташенька, и честь, и совесть, и доброта... Весь набор. Но это именно набор, как бывает набор инструментов. Надо быть умным – я умный, надо быть дураком – я дурак, надо быть слепым – я слепой, надо быть глухим – я глухой. Я могу быть любым, всяким, каким надо! Что требуется, то вытаскиваю из души. В зависимости!.. Ради дела... Ради дела! Я же радуюсь, когда мне удается обмануть, схитрить. Радуюсь! Я же тогда, в тот вечер, пошел к Никитиной на новоселье в прекрасном настроении – дело сделал, липовых двадцать тысяч выбил, закрыл квартал! Спихнём недостроенный объект и идем в ресторан праздновать победу! Я же считаю дурачками, идиотиками людей, которые упираются, не хотят, сопротивляются. Я же считаю, что они не просто так – у них своя выгода. Мне выгодно врать, а им выгодно правду говорить! Я же в душе убежден, что все люди – хитрые, а кто не хитрый – тот дурак! Почему я Вадима, Олиного мужа, не люблю? Он делает, как я ему велю, но морщится, не хочет, душа не принимает. А я хочу, чтоб он был, как я. И я этого добиваюсь и, похоже, скоро добьюсь! Чтоб был, как я, раз работает со мной! А я, вот он я... Портрет начальника, который закрыл квартал!.. А как я к тебе отношусь?
Наташа. Не надо!
Андрей. Почему не надо? Сейчас все надо! Надо! Я же знал, я же догадывался, что ты тогда вечером пошла к Кузьмину. Меня пот прошибал, меня колотило, но я молчал! Тоже, как и ты, боялся спросить, уточнить, надеялся, что, может быть, как-нибудь этого не было! Закрыл глаза!
Наташа. Андрей, не надо!..
Андрей. Надо, надо! Я не человек, я похож на человека, но я делаю вещи, которые человеку делать нельзя даже под дулом пистолета! Но теперь – хватит! Всё! Я не хочу больше... Раз так... Раз такой ценой...
Наташа. Ты никогда уже не станешь другим...
Андрей. Ты не веришь?
Наташа. Не верю.
Андрей. Пожалуйста, не верь. Я тебя не прошу верить... Наперёд. Я без упрека... Понимаю: мне очень трудно поверить. Я прошу только... Меня не выгонять, от меня не уходить. Дать мне возможность.
Наташа. Я не верю, Андрей. Я год назад просила тебя – уйди. Это действительно могло бы что-то изменить, если бы ты это сделал. Но ты не сделаешь.
Андрей. Сделаю!
Наташа. Не сделаешь.
Андрей. Сделаю! Думаешь, меня на это не хватит? Меня хватит. Меня сейчас на многое хватит. Ты просто меня не знаешь... Меня никто по-настоящему не знает. И потом – у меня нет другого выхода. Я прекрасно понимаю – так, как есть, как было, не может продолжаться. Иначе я вас потеряю с Алёшей. А во имя чего? Что я оставлю после себя более важного, более ценного, чем своё дитя? Которое я уже оставляю... Калекой... Что ещё должно случиться в моей жизни, чтоб я опомнился?
Наташа. Ты не опомнился, когда это случилось, Андрей! Ты не о-по-мнил-ся!
Андрей. Правильно. Проскочил по инерции. И правильно, что ты подняла восстание против меня, бунт. Очень правильно, что ты взбунтовалась, стукнула по голове. Теперь всё. Я найду в себе силы. Я находил, когда надо было. Ты ведь понятия не имеешь, что я пережил, чего мне стоило твоё возвращение... После Кузмина. Я очень гордый, самолюбивый мужик... Когда речь заходит, извини, о бабах. А все знали, ты меня бросила, ушла к другому. И мне надо было себя пересилить. Тем более тот же Щетинин, его Зиночка – я тебе об этом никогда не говорил, – все в один голос: зачем она тебе, пускай идёт с богом, не унижайся. Зина, когда узнала, срочно начала меня знакомить с какими-то девицами. Но я же не посчитался. Сломал своё самолюбие. А потом и ревность свою задушил! Ты разве когда-нибудь думала, что я покончу со своей ревностью? Не думала. Не верила. Но я покончил!
Наташа. Просто дела у тебя пошли... Стал шишкой на ровном месте, поэтому перестал ревновать... Уверенность почувствовал.
Андрей. Ну зачем ты? Тебе хочется сейчас все истолковать против меня? Ну давай. Это так просто сейчас, так легко. Ты же видишь – я сейчас сам против себя. Я действительно тогда себя переборол. Взял себя в руки. И ты увидишь, я и тщеславие своё раздавлю, как жука! Я не решаюсь, не решаюсь, а уж когда решусь – меня не остановишь! Со мной всегда так: что-то накапливается, накапливается, потом наступает момент, и всё. Взрыв. Как атомная бомба. Ты знаешь, как устроена атомная бомба?
Наташа не отзывается.
Андрей. Ты не знаешь, как устроена атомная бомба? Ну даёшь! Чтоб получился атомный взрыв, надо иметь строго определенное количество урана. Критическая масса называется. Так вот, берется эта масса и делится пополам. Пока половинки разделены – взрыва быть не может. А как только перегородочка удаляется, две половинки соединяются, и всё – Хиросимы нет, Нагасаки нет! (Рывком опускается перед Наташей на колени). Поцелуй меня, пожалуйста...
Наташа сидит неподвижно. Он берет её руку и кладёт себе на голову, потом свою руку убирает, а Наташина рука остаётся у него на голове. Наташа беззвучно плачет.
Андрей (нежно). Миленькая, ты увидишь, у нас всё будет хорошо. Не надо плакать. Ну что делать, если такой ценой всё даётся? Давай сейчас ляжем спать... Утром встанем пораньше, приберём, я тебе помогу... Я тебе сейчас во всём буду помогать, во всём, во всём! Постелить?
Наташа молчит.
Андрей. Ты увидишь, я уйду с этой проклятой работы, и у нас всё будет по-другому. Я не хочу, чтоб мне снился Щетинин. Я хочу, чтоб мне снилось море, небо... Я хочу, чтоб ты мне снилась. Я что, родился для того, чтобы быть начальником? Да нет же! Я что, умру, если не буду начальником? Да нет же! Мы теперь будем всегда вместе, все вечера, выходные. Я не буду таким задёрганным... Будем ездить чаще за город, на чистый воздух. Ты увидишь, мы ещё сделаем что-то хорошее с нашей жизнью... Несмотря ни на что. Я чувствую в себе силы... Я даже не знаю, откуда они ещё берутся, но они есть, они есть! Я не сдамся, я вас не потеряю, я всё сделаю для того, чтобы мы жили по-человечески. Мне так больно, что ты стала выпивать... Ты не должна этого делать, Наташенька. Я очень прошу, не надо больше... Обещаешь? Хорошо?
Наташа молчит.
Андрей. Постелить?
Наташа (снимает с головы Андрея руку, которую она держала все время, как приклеенную, вытирает слезы. Негромко). А куда ты пойдешь, где ты будешь работать?
Андрей. Как где?
Наташа. Ну где? Кем ты будешь?
Андрей. Да хоть кем. Какая разница? Подыщу нормальное, спокойное место. Человеческое. Я же простой парень, Наташа: могу, как сейчас, на «Волге» раскатывать, а могу совсем наоборот. Преподавать пойду. В техникум. Помнишь, меня звали?
Наташа. Куда? Куда?
Андрей. Преподавать. В строительный техникум.
Наташа. На сто двадцать рублей, что ли?
Андрей. Ну, Наташенька... Люди живут, и мы проживём. Ничего страшного.
Наташа. Нам же придется сейчас всю жизнь помогать Алёше. Об этом ты подумал? Ещё неизвестно, как он после института... Будет работать, не будет. Женится, не женится. Сейчас не каждая за него пойдет. Ты знаешь, какой мне сон этой ночью приснился?
Андрей. Какой сон?
Наташа (с напором). А вот такой, что будто Алёша женатый и жена его выгоняет. Там ты находишься, я... Мы её уговариваем. А она... Толстая такая бабища, наглая... Кричит: «Я за вашим калекой три года ухаживала, я заработала эту квартиру!» Ты ей что-то сказал, она как заорёт в другую комнату: «Володя, ну-ка вышвырни их!» И выходит Володя: вот с такими ручищами, с такой будкой. «Это, говорит, мой новый муж, я уже три месяца с ним живу». И обращается к Алёше: «Подтверди, пожалуйста...»
Андрей. Фу, какой ужас!
Наташа. И этот Володя к тебе подходит и начинает выталкивать, бьёт тебя по лицу...
Андрей. Чертовщина какая-то...
Наташа. Я закричала, и проснулась. А Алёша все это время стоял в уголочке и плакал. Понятно?
Андрей. Но это же сон, Наташенька. Всего лишь сон. Мало ли что может присниться?
Наташа. Это не сон! Это нас ждёт. (Плачет, вытирает слезы). Надо ему что-то оставить, что-то скопить для него – мы же не вечные! Покалечил... А теперь пойдешь преподавать... Учить, как жить? На сто двадцать рублей?
Андрей. Ну, Наташенька... Ну я могу не уйти. Меня же не гонят. Даже наоборот.
Наташа. Я с тобой жить не буду, если ты не уйдешь! Хватит с меня! Давай увольняйся, а дальше – посмотрим...
Андрей. Ну хорошо. Уволюсь.
Наташа. Когда?
Андрей. Ну не знаю – тянуть не будем. Раз решили.
Наташа. Ты можешь это сделать завтра?
Андрей. Что – завтра?
Наташа. Заявление подать завтра. Я хочу, чтобы ты завтра подал заявление.
Андрей. Ну, пожалуйста. Только меня все равно в один день не уволят. Пока подыщут человека на моё место, пока что.
Наташа. Ничего. Уволят. Я с тобой вместе пойду к Щетинину... Я буду с ним разговаривать. А если что... Пойду в райком, в горком – я мать, я жена, у меня тоже есть права! А теперь позвони.
Андрей. Что? Кому?
Наташа. Щетинину. Чтоб он нас утром принял. Имей в виду, мы не поедем за Алёшей, пока на твоем заявлении не будет резолюции: с такого-то уволить. Позвони.
Андрей глянул на часы.
Наташа. Еще можно. Звони.
Андрей (подходит к столу, где стоит телефон). А что мне ему сказать?
Наташа. Договорись, чтоб он нас утром принял. Скажи, по какому поводу мы придем. Давай звони!
Андрей. Ну, пожалуйста. (Поднимает трубку, вдруг). Фу, чёрт! (Бросает трубку). Фу, чёрт!! Фу, чёрт!!!
Наташа (перепугалась). Что с тобой?
Андрей. Забыл.
Наташа. Что?
Андрей. Забыл! Я не могу сейчас звонить Щетинину... Сегодня произошло одно событие – шёл, чтоб тебе сказать, и забыл. Ты как выскочила из шкафа, стукнула, у меня и вылетело из головы.
Наташа. А что случилось?
Андрей (мнется). Ну, в общем... Тут такое дело... Короче говоря, я получил повышение.
Наташа. Что-что?
Андрей. Я получил повышение. Я назначен управляющим трестом.
Наташа. Кем, кем назначен? (Нервно). Я не поняла!
Андрей. Я назначен управляющим трестом... Вместо Щетинина.
Наташа (она очень возбуждена). Ничего не понимаю. Ты можешь толком объяснить, что случилось?
Андрей. Щетинина переводят в главк – заместителем начальника главка... Там человек уходит на пенсию. А меня назначили управляющим. Сегодня министр подписал приказ.
Наташа. Какой приказ?
Андрей. О моём назначении.
Наташа. Тебя назначили управляющим трестом вместо Щетинина?
Андрей. Да, Наташа, меня назначили управляющим трестом вместо Щетинина.
Наташа. Тебя?
Андрей. Меня.
Наташа. Ты что меня, за дурочку считаешь? Вдруг его назначили управляющим!
Андрей. Почему вдруг? Не вдруг. Еще зимой, при тебе был разговор... Когда приезжал начальник главка. Помнишь, мы были у Щетининых, ужинали. При тебе же был разговор... Что, возможно, будут перестановки, когда замначглавка уйдет на пенсию.
Наташа. Не ври! Ты же потом говорил, что всё переиграли... Всё отменяется! Зачем нагло врешь?
Андрей. Правильно, говорил. Потому что одно время решили брать в главк не Щетинина, а другого управляющего. Потом стали говорить, что всё-таки Щетинина. Потом, что всё-таки не Щетинина. Этот вопрос утрясали целый год. А теперь вдруг решилось. Его туда, меня сюда...
Наташа. И что – ты будешь командовать этим огромным трестом? Три тысячи человек?
Андрей. Я не буду командовать, успокойся. Я уйду. Я сделаю всё, как ты хочешь. Только немедленно, завтра, я этого сделать не могу...
Наташа (перебивает). Почему это ты не можешь?
Андрей. Ты дослушай. Тут же целая цепочка: я иду на место Щетинина, на моё место – один из начальников участков, на его место другой человек, на место того человека – тоже человек, и так далее. Если я сейчас подам заявление, все поломается. Подведу людей. Поэтому я прошу тебя: разреши подождать с заявлением. Я приму трест, все займут свои места, а потом я сразу уйду. Нормально. Без скандала.
Наташа. Нет!
Андрей. Почему – нет?
Наташа. Потому что я не верю ни одному твоему слову! Зачем ты сразу не сказал про трест? Забыл, да? Да ты только попробуй мне сейчас доказывать, что забыл!
Андрей. Ну, не забыл. Не забыл! Я побоялся тебе сказать! Я же не виноват, что так совпало: тут несчастье и тут повышение. Я что, в этом виноват? Я хотел тебе сказать завтра, когда успокоишься.
Наташа. Совпадение? Так совпало? За это совпадение заплатил Алёша!.. Вопрос решался в инстанциях, да? Поэтому нельзя было доложить, что план не выполнен? Поэтому ты послал людей под провода? Ваша цепочка могла оказаться под ударом. Между прочим, тебе же повезло! Тебя бы под суд отдали, будь другой кто, а не Алёша! А так, сошло... Всем вам сошло! Пожалели... И так, мол, Голубев пострадал. А он не пострадал! Он цветет и пахнет! Теперь я понимаю, почему ты так улыбался, когда шёл домой. Повышение! Победа!
Андрей хмуро повернулся, подошел к телефону. Взял трубку.
Куда это ты звонить собрался?
Андрей. Щетинину... Скажу, что отказываюсь от треста, и завтра подаю заявление! (Начинает набирать номер).
Наташа. Положи трубку.
Андрей прекращает крутить диск, поворачивается к Наташе.
Наташа. Положи трубку!
Андрей кладет трубку.
Наташа (вдруг). Выключи чайник!
Андрей. Что?
Наташа. Чайник выключи! Ты же поставил чайник... Забыл?
Андрей выходит. Наташа садится к столу, закуривает. Возвращается Андрей – на вытянутых руках он несёт два стакана чая в подстаканниках. Один стакан ставит перед Наташей. Садится с другой стороны стола. Молча, не глядя друг на друга, пьют чай.
Наташа (отставив стакан). Ну, так что будем делать?
Андрей. Будем жить... Пока не помрём. Что ещё делать?
Пауза.
Наташа. Тебя же поздравить надо... С повышением тебя!
Андрей не отзывается.
Наташа. Ну, так что делать будем... Как решаем?
Андрей молчит.
Наташа. Что будем делать, я спрашиваю?
Андрей (внимательно всматривается в лицо Наташи, поднимается, подходит к ней). Наташенька, ты можешь меня выслушать... Спокойно выслушать? Ну извини за всё, прости меня. Ну сам запутался. Растерялся. Как-то все так неожиданно – одно, другое. Я прошу тебя, давай спокойно поговорим сейчас, подумаем, взвесим. Мы почему, собственно, хотели, чтоб я ушел? Ты хотела и я хотел – почему? Потому что нервотрёпка, неразбериха, меня всё время колотит, я заматываюсь... Теряю контроль над собой. Так же? Но теперь может быть иначе... Вот всего этого, из-за чего ты хочешь, чтоб я ушел, из-за чего мы оба хотим... Теперь этого может не быть. Смотри, что сейчас произойдёт. Щетинин уедет. То есть висеть над головой у меня и над душой у меня он уже не будет. Со своим напором: давай, давай, давай. Я теперь становлюсь хозяином положения, понимаешь? Трест – это же не СМУ. Это огромная власть, огромная свобода действия. Пойми, есть уровень, который зависит от обстоятельств, как, например, начальник СМУ, а есть уровень, который создает обстоятельства. Управляющий трестом – это уже такой уровень, это выход на стратегическую высоту. По существу, я вот сейчас, в сорок семь лет, первый раз получаю возможность попробовать что-то сделать по-настоящему, как я хочу, как я понимаю. Другого такого случая может не быть. Да просто не будет! Понимаешь? Но вот так вышло, что я получаю эту возможность не в самый приятный момент моей жизни. Я получаю эту возможность в самый страшный момент моей жизни. Но если я живу, если я живой.... Что же я должен – сам себя похоронить? Я хочу попробовать. У меня есть мысли, есть соображения, как перестроить работу, есть опыт. Есть боль! Я подберу людей, толковых ребят... Настоящих. Такие люди есть, и я их знаю – прекрасные специалисты... Но поскольку они неспособны кривить душой, они теперь в тени. А я их вытащу. Я дам им хорошие должности. Сколочу. Может получиться настоящий мозговой центр... Штаб. И тогда дело пойдёт по-другому. Должно пойти!
Наташа. А куда ты денешь тот штаб, который сейчас?
Андрей. Выгоню! Там половину надо выгнать. И я это сделаю!
Наташа. Как ты это сделаешь, интересно. Это же все щетининцы. Чуть что, они будут ему звонить, а он сразу тебе: не трожь. Ты же не пойдешь против Щетинина. Он тебя поставил управляющим. Он же не знает, что у тебя иногда по ночам бывают соображения. Он знает того Голубева, который ему предан и будет всё делать, как он скажет. Вот этого, ночного Голубева он не знает. Он знает дневного Голубева.
Андрей. Так бывает в жизни, Наташа. Он выдвинул такого Голубева, какой ему нужен. А я приму трест и буду таким Голубевым, какой мне нужен... Какой нам нужен. Я достаточно унижался все эти годы и достаточно зажимал себя, свою душу, своё понимание. Я заплатил сполна... Мы с ним квиты. Я понимаю, возникает конфликт. Это неизбежно. Ну что же, пускай. Я готов к этому, я об этом думал... Я об этом непременно думаю. Жизнь у меня будет нелёгкая... Может быть, вообще кончится тем, что меня снимут. Но я хочу попробовать. Я хочу попробовать! У меня есть какая-то вера, что получится. А нет, так нет. Будет урок. Тогда уйду в тень. Я сейчас ничего не боюсь. Я сейчас не буду сидеть в кресле, вцепившись. Я буду сидеть спокойно. Тем более что в тылу у меня есть ты, которая согласна, чтоб я в три раза меньше получал, но был человеком. Я не буду, как Щетинин, брать на себя больше, чем смогу реально сделать. В этом же вся беда: он обещал слишком много, а потом начиналась свистопляска. А я не буду, я вопрос поставлю чётко: вот мои ресурсы, вот что я могу реально построить... И ничего больше. Никаких! А не понравится – до свидания! Но это будет уже какой-то осознанный уход. Или я что-то сделаю, или я пойму, что сделать ничего невозможно; нигде и никогда. А если я просто так уйду – ни то ни сё... И глупо.
Наташа. Да тебя же знают в этом тресте, как облупленного. Как это ты придешь, и вдруг ты другой? Как? Пластическая операция? Или что?
Андрей. Я об этом тоже думал, Наташа. Думал. Может быть, это кощунственно говорить, но как раз в этом отношении мне поможет Алёша. Все знают, почему мой сын остался без рук. Я теперь имею человеческое право... Прийти и сказать, что – всё... С прошлым покончено! И это будет воспринято нормально. Ещё месяц назад это было бы для меня действительно непросто, а сейчас я имею право на такой поворот... Когда-то, когда я был пацаном и взрослые говорили, ты не знаешь жизнь, ты не знаешь, какая она сложная, жизнь, я посмеивался. Я думал: ну в чём она сложная, в чём она сложная, что вы меня пугаете? А теперь вот как всё перемешалось и перепуталось! Ты не думай, я отдаю себе отчёт в том, что мне предстоит. Вся перетасовка потребует от меня... Не знаю, каких сил и какой выдержки. И какого здоровья... Которого у меня нет. Честно тебе скажу, я не очень уверен, что все это осилю, что не свалюсь. Ты же не всё знаешь. Язва – это одно. Это ладно, схватит – отпустит. Но в последнее время я стал быстро уставать, плечи делаются тяжелыми, тянут вниз. Среди дня прошу секретаршу никого не пускать, голову на стол, и полчаса даю храпака. А иначе работать не могу...
Наташа. Потому что ты в отпуске не был два года подряд. Сколько раз я просила: плюнь на всё, поезжай отдыхать. А теперь плечи тянут.
Андрей (улыбается благодарно, притягивает к себе Наташу, целует). Ничего, миленький, я выдержу... Ты увидишь. Я тебе так благодарен, Наташенька, что ты меня поддержала, всё поняла. Я ведь понимаю, как тебе трудно смириться с тем, что случилось... Я понимаю. (Целует Наташу горячо). Родненький мой, я тебе клянусь... Просто клянусь: я всё сделаю, что будет в моих силах... Ты увидишь...
Наташа. Андрей, если будет опять враньё... Опять, как было – я просто не смогу..
Андрей. Я понимаю.
Наташа. Во мне за этот месяц все перевернулось, Андрей... Я теперь другая...
Андрей. Я понимаю...
Наташа. Я сейчас просто физически не выношу никакой фальши. Даже малейшей.
Андрей. Я понимаю...
Наташа. Ты мне обещаешь, что если не будет получаться, ты уйдёшь немедленно?
Андрей. Конечно, о чем ты говоришь...
Наташа. Ведь нам ничего не грозит особенного, если ты уйдёшь...
Андрей. Конечно, ничего.
Наташа. Ведь ты можешь быть другим, Андрей... Если захочешь...
Андрей. Могу. И буду.
Наташа. Я иногда ночью просыпаюсь и смотрю на тебя... Ты такой хороший во сне, лицо разглаживается... Делается таким добрым, таким мальчишеским... Моим. Смотрю на тебя и плачу... Ну вот же он, он же мой человек, мой, а сейчас проснётся – и всё, и кончилось. Я не знаю, Андрей... Я просто с собой что-то сделаю, если ты опять...
Андрей. Ну, Наташенька... Я всё понимаю.
Наташа. Я тебе не сказала... Но я сегодня, когда ты пришел домой... В общем, ты тут по телефону болтал, а со мной в это время (кивнула на шкаф) жуткое было. Как-то всё так сошлось, и голос у тебя был какой-то гнусный, и то, что я узнала от Никитиной, и темнота... Я уже пояс искала... Нашла там, где зацепить...
Андрей (встрепенулся). Ты что?
Наташа. Правда... Если б ты задержался здесь ещё пять минут... Я бы всё. Ты просто быстро вышел... И я выскочила оттуда... Как из гроба.
Андрей. Ты брось мне! Мы ещё с тобой поживём! Еще у Алёши на свадьбе погуляем! Внуков понянчим! Трест выведем в люди! Кое-что построим в этом городе! Ты что! Наташенька? Ну, милый. (Тормошит её, целует, ласкает). Ну, милый... Солнышко моё... Наташенька...
Наташа (сквозь слёзы). Андрей, у меня к тебе есть просьба.
Андрей. Что, миленький?
Наташа. Это очень серьёзная просьба, Андрей. Она небольшая, но для меня очень важная. Если ты это сделаешь, я тогда как-то действительно успокоюсь и поверю, что, может быть, у нас получится.
Андрей. Ну, какая просьба?
Наташа. Я хочу уйти из библиотеки, и чтоб ты меня взял на работу к себе. В трест. Я хочу быть рядом с тобой. Тогда я смогу как-то отвечать за тебя... Ну, советовать, вообще быть с тобой во всём, всё понимать... О твоей работе.
Андрей. Миленький ты мой... Ну, конечно... Я подумаю. (Целует).
Наташа. Ты правда согласен?
Андрей. А почему же нет?
Наташа. Тогда у нас всё будет вместе, одно... Единое. Мы уже немолодые, Андрей, не так много осталось жить, и такая беда случилась, понимаешь? Надо как-то прожить достойно, сколько осталось. Я ведь раньше специально не касалась, не хотела вникать в твои дела – я же чувствовала, что там нехорошо у тебя, но не хотела... Я была в этом неправа, Андрей. Я не хочу, чтоб мы дальше так жили. Ты правильно сказал: я была безразлична. Держалась в стороне, плевала... Я не имела права так жить, раз я была с тобой. Я терпеть не могла Щетинина, ваши жуткие разговоры... А если теперь будут другие люди, я бы хотела, чтоб они у нас бывали, чтоб у нас было им хорошо, чтоб вы собирались здесь, решали, думали... И я всегда была бы с вами и всё знала. Я тебя очень прошу – сделай, чтоб я работала в тресте. Сделаешь, да?
Андрей. Ну, Наташенька... Я только не очень понимаю, что ты можешь делать в тресте?
Наташа. Всё равно, что. Я согласна на любую работу. У вас есть техкабинет, я там могу. Любая бумажная работа.
Андрей.Честно говоря, это не очень удобно, Наташенька.
Наташа. Почему? Что неудобно?
Андрей. Ну, как... Получается, пришел новый управляющий и первое, что сделал, – жену к себе устроил. Понимаешь? Не совсем хорошо.
Наташа. Да ты что Андрей, о чем ты говоришь? Ты что, ничего не понял? Ты что, не согласен?
Андрей. Я всё понял, Наташенька. Я согласен. Даже очень. Только не сразу. Ладно? Со временем. Хорошо? Понимаешь, я же хочу как-то... С первого дня соответствующий тон задать. А если ты с первого дня будешь в тресте, это будет неправильно понято, может помешать. Понимаешь? Мы это обязательно сделаем, но спустя какое-то время. Хорошо? (Целует её). А пока ты мне будешь дома помогать... Я буду тебе все рассказывать. Каждую мелочь. Хорошо?
Наташа. Андрей, надо сразу... Надо с самого начала. Я чувствую, это очень важно, чтоб с самого начала. Чтобы было всё с самого начала вместе. Это очень важно.
Андрей. Ну, миленький, ты просто не знаешь эту публику. Я тебе обещаю, будет так, как ты хочешь. Но сразу – не надо. Они не поймут правильно. Я ж не могу собрать всех и объяснить, почему я беру тебя, что за этим стоит...
Наташа. Пожалуйста... Если надо объяснить, я могу объяснить. Я могу рассказать, почему мы так решили, если надо...
Андрей. Ну, Наташенька... Это несерьёзно... Сразу не надо, не поймут.
Наташа. Ты только поэтому не хочешь?
Андрей. Ну, конечно. Какие могут быть другие причины?
Наташа. А когда ты должен принять трест?
Андрей. Это ещё не скоро. Замначглавка, который уходит на пенсию, должен ещё отпуск отгулять. Потом, пока его проводят с почётом. Полтора-два месяца я ещё буду в СМУ.
Наташа. Очень хорошо!
Андрей (настораживается). Что – хорошо?
Наташа. Меня на работу в трест оформит Щетинин. Сейчас, пока он ещё управляющий. Понимаешь? Щетинин меня возьмёт на работу. А когда ты придешь, я уже там, независимо от тебя, и всё нормально! (Радуется). Здорово придумала? Ну-ка. (Подставляет щеку для поцелуя).
Андрей чмокнул.
Наташа. Всё, я завтра Олечке подаю заявление по собственному желанию и иду к Щетинину. Да я ему сейчас прямо позвоню и договорюсь! Андрюша, это будет так хорошо, что мы будем вместе, ты не представляешь! Ты не думай, я знаю, как себя вести... Я даже ездить с тобой вместе на работу в твоей машине не буду. (Оживленная подходит к телефону, берет трубку).
Андрей. Наташа, подожди.
Наташа. Чего ждать? Я придумала гениально! Ты вообще, может быть, сегодня приобретешь самый ценный кадр для своего мозгового центра! Один раз в неделю я вам буду устраивать приемы... Увидишь! (Набирает номер). Сейчас я Щетинюшечку поздравлю с повышением и договорюсь!
Андрей. Наташа, положи трубку!
Наташа, не обращая внимания, набирает номер.
Андрей (подходит к телефону, нажимает на рычаг). Поздно уже. Люди спят.
Наташа. Чего ты? Он тебе не стесняется звонить и в два и в три часа ночи, а я не могу позвонить в половине первого? Пошёл он... Ещё обрадуется, что звоню ему. Андрюша, убери руку. Ну, Андрюша, убери руку!
Андрей убирает руку, Наташа снова начинает набирать номер, но в это время он отключает телефон – выдернул розетку.
Наташа. Ты что сделал? Включи телефон, Андрей!
Андрей (сухо, жёстко). Ты никуда не будешь звонить, Наташа. Я не хочу, чтобы ты работала в тресте.
Наташа. Как... Не хочешь?
Андрей. Просто не хочу.
Наташа. Почему?
Андрей. Потому что не хочу. Это ни к чему! Мне там не надо помогать. Ты мне здесь помогай. А там не надо.
Наташа. Ух ты! Это что, категорически?
Андрей. Да.
Наташа (жалко улыбается, растерянно). Андрей, я... Хотела для нас, для тебя... Я хотела вместе... Чтоб мы друг за друга отвечали... Я хотела...
Андрей. Ты говоришь глупости, Наташа... извини.
Наташа. Значит, это что... Окончательно?
Андрей. Да, окончательно.
Наташа. А как же с обещанием, что всё будет, как я захочу?
Андрей. Всё, кроме этого. Только ты не думай, что тут что-то связано с какой-то лирикой. Что я боюсь, что ты что-то узнаешь.
Наташа. Я так не думаю, Андрей. Я хуже думаю! Не подпускаешь? Твоё? Полная свобода тебе нужна? Ну, конечно, там ты должен себя чувствовать свободно... Чтоб никто вам с Щетининым не мешал калечить, уродовать, посылать людей под провода!..
Андрей. Не надо, не надо! Не надо, девушка моя! Меня не надо проверять! Меня проверят, кому положено! Я просто маленько растерялся... Как в бреду был эти два часа. Но теперь всё – я уже прихожу в себя. Ты – это ты, а я – это я!..
Наташа. Конечно, конечно. Ты – это ты! Ты знаешь границу... Ты её не переступишь. Как в бреду был?.. Правильно, для тебя все человеческое – это бред, ты меня ещё в сумасшедший дом засадишь...
Андрей. Наташа, не надо!!!
Наташа. Да дам я тебе, дам свободу... Полную!
Андрей. Наташа, не надо! Я понял, чего ты добиваешься! Тебе надо властвовать надо мной! Нашла удобный момент – хочешь лапу наложить.
Наташа. Что ты несёшь?
Андрей. А то, что слышишь. За горло схватила? Но имей в виду, у меня шея скользкая. Не такие хватались!
Наташа (она вся дрожит, бледная, задыхается). Боже мой, почему это возможно... Почему на этом свете всё возможно! Нельзя, чтоб всё было возможно! Почему меня не отбрасывает отсюда какой-то волной... Чтоб я оказалась за тысячу километров! Так же нельзя, нельзя! Меня должны судить! Когда-нибудь за такое будут судить! Меня же не заставляли, я же сама, сама.... (Берет пальто, направляется к двери).
Андрей. Стой.
Наташа останавливается.
Андрей. Повернись.
Наташа поворачивается лицом к Андрею.
Андрей. Я тебя выпущу, не волнуйся. Навсегда выпущу! Но сначала я хочу внести полную ясность! Мы с тобой никогда не жили по тому счету, который ты мне сейчас предъявляешь! И я тебе советую – опустись на землю. Что значит – жить не так? А как? Вроде ты выше... А ты не выше! И если бы пострадал не Алёша, а другой парень – ты бы и ухом не повела! Ты бы тогда бегала по начальству меня выручать к своему Кузмину побежала бы... Спасать меня от тюрьмы! И правильно. И так и должно быть... А то ты к Олечке бежишь, нашла пристанище! Ну давай! Ты мне кто – жена? Так будь женой! Что бы ни случилось, ты должна понимать, поддерживать, помогать! Но только не контролировать... А помогать! Олечка – она тебя научит. Я-то помню, как Олечка сказала однажды: «Ты знаешь, Андрей, твоя Наталья должна бы быть не твоей женой, а женой человека, который таких, как ты, презирает!» Хамло! Она ещё мне будет говорить, чьей женой должна быть моя жена! Ну давай, давай, иди к ней! А я останусь там, где я есть! На своем месте! Я не только муж. Я ещё инженер, руководитель, которому доверяют сотни людей, огромные средства! Я в самом пекле жизни вкалываю! А там не бывает без ошибок, понятно тебе? Я строитель, а не библиотекарь! И такие, как я, всё несут на своем горбу!
Наташа. Куда несут?
Андрей. Куда надо! А тебя, если ты сейчас уйдёшь, понесёт в другую сторону. Но я тебя предупреждаю, выйдешь за порог – возврата не будет! Один раз я позволил тебе вернуться, но два раза – не позволю! Войдёшь в лифт, нажмёшь кнопку, и всё – и поедешь от меня вниз навсегда! А теперь иди! (Резко поворачивается и садится в кресло, спиной к двери).
Постояв секунду, Наташа уходит.
Андрей (вскакивает). Наташа! Наташа, назад! (Выбегает в прихожую). Назад! Назад! (Возвращается. Стоит посреди комнаты) Фу, чёрт. Фу, чёрт! Фу, чёрт!!! (Распахивает дверь балкона. Кричит с балкона) Наташа, вернись! Таксист, не смей брать её! Не надо, не надо! Вот собака!.. Сволочь... (Возвращается в комнату). Фу, чёрт... (Стоит посреди комнаты и левым плечом начинает уже знакомое нам стряхивающее движение, как бы стараясь вправить вывих. С нарастающей силой он дергает плечом много раз, но ничего не помогает. Прекращает. Тяжело дыша, подходит к телефону. Набирает номер). Диспетчерская? Это Голубев! Что вы трубку сразу не берете? Как бетон, дали на насосную? Сколько кубов? Имейте в виду, я утром проверю! И вот что: я просил к десяти машину, так вот – не надо к десяти! В восемь часов чтоб машина стояла у подъезда! (Бросает трубку).
Тут же начинает звонить телефон.
(Поднимает трубку, мрачно). Я слушаю.
Голос Алеши. Папа?
Андрей. Алёша?
Голос Алёши. Папа, я тебя разбудил?
Андрей. Да нет. Ты что, сынок? Откуда ты звонишь? Сейчас же час ночи? Я звонил... Мне сказали, ты спишь... Что случилось?
Голос Алеши. Я проснулся потом, папа... Какое-то настроение плохое. Извини, папа.
Андрей. Да ты что, сынок. Очень хорошо, что позвонил. А что с тобой?
Голос Алеши. Не знаю, папа. Что-то нашло на меня.
Андрей. Может, мне сейчас приехать к тебе?
Голос Алёши. Да нет, нет... Всё уже прошло. Я просто как-то испугался, понимаешь, папа? А сейчас твой голос услышал, и сразу лучше. Мама спит?
Андрей. Мама? Да, она спит.
Голос Алёши. Вы завтра во сколько за мной приедете?
Андрей. Завтра? До обеда приедем. До обеда.
Голос Алеши. Я тебя задерживаю, папа?
Андрей. О чем ты говоришь? Я могу хоть всю ночь с тобой болтать.
Голос Алеши. Да нет, я пойду спать. Всё будет хорошо, правда, папа?
Андрей. Конечно. Ты выбрось из головы все плохое.
Голос Алёши. Спокойной ночи, папа.
Андрей. Спокойной ночи, сынок. (Опускает руку с трубкой).
Слышен голос Алёши, обращённый уже не к нему: «Нянечка... нянечка, помогите мне положить трубку».
Андрей так и стоит с трубкой в руке: глаза широко раскрыты, взгляд рассеянный, потусторонний, а из трубки идёт нарастающий звук коротких гудков, и они становятся всё громче и пронзительнее, как сигналы тревоги.
Конец.
[1] СМУ – строительно-монтажное управление.