1

Луи Ландо радовался, как ребенок. Десять дней вместе с другом Тибо он пробирался к Ла-Рошели — скрытно, как никогда: не нанимая экипажей, почти все время пешком и лишь изредка на случайных попутных телегах, ночуя в самых заброшенных и малозаметных постоялых дворах или придорожных харчевнях, если там отыскивалась хоть какая-то конура для ночлега. Бывшему карманному вору не впервой приходилось скрываться от преследования, но одно дело, когда тебя догоняет обворованный простак или даже полицейский, к которому тот обратился за помощью, а иное дело — когда тебя разыскивают агенты инквизиции, от которых ты только что улизнул самым загадочным образом.

Луи хорошо понимал, что даже если их на какой-то дороге настигнут ищейки папы, ему нетрудно будет объясниться с ними и избежать унижений и наказания. Но ради друга Тибо, миссия которого для Луи до сих пор оставалась загадкой, он был готов на всё — даже на то, чтобы отмерять шагами половину Франции. Он принял для себя эту опасную игру, он изо всех сил держался ее правил, и он справедливо полагал, что судьба, в конце концов, по достоинству отблагодарит его за испытанные лишения и усердие. Луи знал, что Тибо ведет его в Ла-Рошель, но не знал — для чего. Луи не был посвящен в детали плана, разработанного де Брие вместе со своим оруженосцем, и это угнетало его. Он хорошо понимал, что ему еще не до конца доверяют, и прилагал все усилия для того, чтобы это недоверие разрушить.

И вот теперь, после стольких дней скитаний, когда в харчевне Эмильена-левши состоялась неожиданная встреча бывшего рыцаря со своим оруженосцем, Луи Ландо воспрянул духом. Он понял, что игра продолжается, и он сам не выпал из нее, а остается одним из участников.

— Мессир! Как я рад вас видеть здесь! — воскликнул Луи вслед за Тибо, и его глаза заблестели. — Не скрою, моему отчаянию уже наступал предел!

— Я тоже рад видеть вас здесь, друзья! — сказал де Брие. — Хотя, если честно, на это уже не рассчитывал.

— Мы пришли пешком из Вьерзона, — сдержанно сказал Тибо.

— Из Вьерзона?

— Да, мессир. Позже я вам все расскажу.

— Пойдемте за наш стол, — сказал де Брие, чутко улавливая интонации своего друга. — Вы, наверное, голодны после такого долгого путешествия?

— Не то слово! — воскликнул Луи, вращая головой и заискивающе глядя на рыцаря. — Я бы сейчас и целого барана съел!

— Барана я вам не обещаю, но что-нибудь иное для подкрепления сил в этом славном заведении обязательно найдется.

С этими словами де Брие приобнял Тибо за плечи и повел к своему столу, где, молитвенно сложив руки на груди, восторженно следила за их диалогом Эстель. Когда оруженосец приблизился, девушка поднялась и кинулась ему на шею, потом обнялась и с Луи.

— Как я рада вас видеть, сеньоры! — воскликнула она. — Когда мы узнали, что вы арестованы, я плакала…

— А как вы узнали, что мы арестованы? — удивился Тибо.

— Мы были в Орлеане, — сдержанно сказал рыцарь. — И на постоялом дворе мне все рассказал про вас сын хозяина.

— Да, эти негодяи взяли нас глубокой ночью! — начал рассказывать Тибо, устроившись за столом. — Мы спали, ни о чем не подозревая. По всему видно, за нами следили от самого Парижа, но догнали только в Орлеане.

— А кто вас арестовал и что им было нужно? — спросил де Брие, переводя взгляд с Тибо на Луи и обратно.

— Папские прелаты Боне и Моро. Они со стражей ворвались на постоялый двор и подняли нас среди ночи. Ничего не говоря, связали нам руки и затолкали в повозки. Потом едва ли не целый час куда-то везли. Мы думали, что обратно в Париж, а оказалось — во Вьерзон.

— Странный выбор, — задумчиво сказал де Брие. — Хотя, может быть, они полагали, что в монастыре вас легче будет держать под стражей.

— Но это же не тюрьма! — в сердцах сказал Луи. — Нам просто очень повезло! Если бы не случай… нас бы точно отвезли обратно в Париж и кинули в подземелье Жизора.

— Так вы сбежали?! — воскликнула Эстель. — Но как! Разве можно сбежать из-под стражи?

— Я обязательно расскажу вам, мессир, — ответил Тибо. — Прошу вас, закажите что-нибудь для нас. Право слово, силы покидают меня. Да и Луи уже еле перебирает ногами.

— Это правда, сеньор, — подтвердил Луи. — Мы не ели со вчерашнего дня. У нас закончились деньги…

Эмильен-левша, пристально наблюдавший за этой неожиданной встречей, поднялся из-за стола и отправился на кухню. Через минуту по его распоряжению гостям подали овощное рагу, жаркое из говядины и кувшин белого вина. Хозяин харчевни приблизился к де Брие и тихо сказал ему на ухо несколько слов.

— Время позднее, — обратился он ко всем, прежде чем удалиться. — Мне, старику, уже полагается спать. А вы тут гуляйте хоть до утра. Радостную встречу нужно как следует отметить.

— Спокойной вам ночи, дедушка! — пожелала старику Эстель.

— Ты бы тоже шла отдыхать, девочка, — ответил Эмильен-левша. — Стоит ли слушать грубые мужские разговоры?

— Все, что касается моих друзей, касается и меня, — с гордым видом ответила девушка.

Через несколько минут, после того, как Тибо и Луи с голодной жадностью съели жаркое, запили его вином и расслабились, разговор продолжился.

— Что они хотели от вас? — спросил де Брие.

— Они допытывались, куда и зачем мы едем, — ответил Тибо.

— Мы сказали, что являемся простыми ремесленниками, а направляемся на юг в поисках заработка, — торопливо вставил Луи.

— Поверили?

— Конечно же, нет. — Тибо покосился на товарища. — Они не были настроены нам верить.

— А дальше?

— А дальше Луи куда-то увели, а меня продолжали допрашивать, — сказал Тибо.

— Меня допрашивали в соседней комнате! — заявил Луи.

— Потом и ты мне все расскажешь, — повернулся к нему де Брие. — А сначала я хочу послушать Тибо.

— Как вам будет угодно, сеньор.

Луи сник и опустил голову. Эстель взяла его руку и искренне пожала ее, ободряя парня.

— Ну, что было дальше? — спросил рыцарь.

— Мессир, они расспрашивали меня про вас, — тихо сказал Тибо. — Епископ Боне интересовался, чем вы теперь занимаетесь и куда нас направили с поручением.

— Вот как!

— Да, он совершенно точно знал моё имя и то, что я вам служу.

— Очень интересно!

— И еще он сказал, что вами очень интересуется папа Климент.

— Так и сказал?

— Да, и еще предлагал денег за то, что я расскажу ему про вас и впредь буду сообщать о ваших планах.

— И ты согласился?

— Мессир, я не для того сбежал из-под стражи и, рискуя снова быть схваченным, направился в Ла-Рошель, где мы с вами условились встретиться, чтобы выслушивать унизительные обвинения в свой адрес! Вы хорошо знаете меня, сеньор, и я не допускаю мысли, что вы сейчас искренне подозреваете меня в предательстве.

— Прости, Тибо! Я уверен, что ты остался честен и предан мне.

— Именно так, сеньор!

— Благодарю, ты настоящий друг! Но что было дальше?

— Когда я отказался от предложения епископа Боне, он приказал солдатам из стражи, и они меня изрядно поколотили. А потом обыскали и отобрали то письмо.

— А потом епископ спрашивал, не знаешь ли ты, о чем оно? — предположил де Брие.

— И кому я его везу.

— Ну, что написано в письме, мог прочитать… только тот, кому оно было адресовано, — спокойно сказал де Брие.

— Я ничего не сказал епископу, — заключил Тибо.

— Хорошо, верю.

Де Брие сделал паузу. Он задумался на несколько минут, не глядя ни на кого, но точно зная, что все трое за столом внимательно следят за его взглядом.

— Ну, а ты? — спросил рыцарь у Луи после паузы. — Что скажешь ты?

— Меня отвели в соседнюю комнату, и епископ Моро спрашивал меня о том же, о чем в это время спрашивали Тибо. Но я ведь ничего не знал тогда, ничего не знаю и теперь. Ни вы, сеньор, ни Тибо не говорили мне, куда мы должны поехать и с кем встретиться. Я только сейчас узнал о каком-то письме…

— Гм, предположим, — согласился де Брие. — Но для меня все же остается загадкой, как папские прелаты узнали, в каком направлении вы отправились из Парижа?

— Я сам удивляюсь, — произнес Луи, переводя взгляд с де Брие на Тибо. — И зачем еще вы понадобились самому папе?

— Ну, теперь нашему папе не понадобится вообще никто, — ответил рыцарь.

— Почему? — спросил Луи, преданно заглядывая в глаза де Брие.

— Потому что не далее как два дня назад папа Климент навсегда оставил сей бренный мир и вскоре предстанет перед Господом.

— Как! Папа умер? — с искренним отчаянием воскликнул Луи.

Тибо молча смотрел на рыцаря, не веря своим ушам.

— А разве не говорил о скором ответе папы перед судом божьим Великий магистр Жак де Моле, восходя на костер? — Голос де Брие стал звонким и пафосным. — Ничто в этом мире не может быть случайным. И ни одна причина не может обойтись без следствия.

— Упокой, господи, его душу! — воскликнул Луи и неистово перекрестился. Потом добавил поникшим голосом: — Как же теперь… без папы?

— А что теперь изменится? — спросила вдруг Эстель, глядя на своего покровителя.

— Этого я не знаю, — ответил де Брие. — Могу сказать только одно: с этим папой или с другим, которого изберет конклав, с его высокопреосвященством или без него — но жизнь будет продолжаться, и главное, чтобы в душе каждого оставался жить Бог. А с этим, поверьте мне, ничего не страшно.

В это время от стола, за которым безудержно пили матросы с португальской галеры, отделилась неясная, расплывчатая фигура. С трудом преодолевая зигзаги между другими столами, эта фигура приблизилась к нашим собеседникам.

— Луи! — воскликнул пьяный матрос. — Луи, это ты, сто чертей мне в глотку!

Луи поднялся из-за стола. С удивлением и испугом он таращился на пьяного, а де Брие тем временем наблюдал за Луи.

— Ну, Луи, черт рыжий! — не унимался матрос. — Не признал, что ли? Да это же я, твой подельник Пьер! Не узнаешь? Эх, сколько кошельков мы в свое время с тобой срезали в Париже! Ну, Луи, вспомнил? Да! А теперь я в матросы подался, вот, завтра уходим. Не помню, правда, куда и зачем, но все равно! Эх, а ты как? Это твои новые друзья, что ли? Ну, познакомь! И девчонка тоже с вами? А как поживает твой старый друг, аббат Лебеф? Увидишь его, передай привет от меня.

С этими словами пьяный протянул руки, намереваясь обнять приятеля. Тот отступил назад.

— Я тебя не знаю! — воскликнул, опомнившись, Луи. Потом повернулся к де Брие и развел руками. — Я его не знаю! Он просто пьян и обознался!

— Как это обознался?! — Не смотря на сильное опьянение, матрос, назвавшийся Пьером, был искренне возмущен. — Да я твою рыжую голову из тысячи узнаю! Ты мне еще три су должен! Не помнишь? Так я тебе сейчас напомню…

Не дожидаясь ответа, матрос бросился на Луи, но тот ловко увернулся, и Пьер, пролетев мимо, рухнул на пол, как бревно. Ударившись при этом головой, пьяный потерял сознание и быстро затих, лежа ничком между двух столов.

— Эй, ребята! — позвал де Брие, поднимаясь. — Отнесите-ка его на галеру. Да и самим вам пора бы отдохнуть, если уже завтра нужно отправляться в плавание.

— Да, сеньор, вы правы, мы так и сделаем, — с трудом подбирая слова, согласились друзья Пьера и нерешительно приблизились.

Тибо и Луи помогли им поднять с пола бездыханное тело. Матросы закинули обмякшие руки Пьера к себе за шеи и поволокли товарища прочь из харчевни.

— Это правда твой знакомый? — спросила Эстель, с легкой тревогой глядя на Луи.

— Нет, он обознался! — не теряя самообладания, ответил парень.

— Надо же, какие бывают удивительные встречи! — сказала Эстель. — Он до завтра проспится и ничего, наверное, не будет помнить.

— Бывает и наоборот, — задумчиво ответил де Брие. — Я знавал людей, которые напивались до полусмерти, но они никогда не забывали ни имен, ни лиц своих давних приятелей.

Луи чувствовал неловкость от случившегося, но понимал и то, что любые оправдания, прозвучавшие сейчас, не покажутся рыцарю убедительными. Поэтому он молчал, хмуро поглядывая исподлобья на своих новых друзей.

— Пора спать, — сказал де Брие, обращаясь к Тибо. — Эмильен-левша приготовил для вас комнатку. Мы с Эстель будем ночевать в другой, по соседству. Обо всех делах поговорим завтра.

— Спокойной ночи, месир, — пожелал Тибо.

— Я очень надеюсь, что эта ночь будет спокойной, — ответил рыцарь.

* * *

Рано утром, лишь только солнце показалось из-за скал и вонзило в морскую гладь свои огненные клинки, Венсан де Брие был уже на ногах. Он осторожно разбудил Тибо, и вместе они вышли из харчевни.

В порту начиналось движение, слышны были отрывистые голоса и возня торопливой погрузки. По сходням на галеру с грохотом катили тяжелые бочки, на спинах грузчики таскали увесистые мешки.

Рыцарь с оруженосцем обогнули портовые сооружения и вышли к просторному пологому берегу, серпом уходящему вдаль. Отыскав удобный валун, они устроились на нем спиной друг к другу.

— Расскажи, как вам удалось бежать из-под стражи, — сказал де Брие. — О каком случае вчера говорил Луи?

— Это удивительная история, мессир! Нам помогла женщина!

— Какая женщина?

— Одна из послушниц монастыря.

— А с какой стати? И она не побоялась гнева папских прелатов? Ведь ей несдобровать, если прознают, что она помогла вам.

— В том и дело, сеньор!

— Вы успели поговорить? Она объяснила, почему решилась на это?

— Мы обмолвились всего несколькими фразами. Она сказала, что знает вас, сеньор, и только поэтому решилась помочь нам.

— Откуда же она узнала, что вы связаны со мной?

— Случайно подслушала допрос, где называлось ваше имя.

— А потом?

— Когда нас поместили на ночь и заперли в одной из комнат, эта женщина пробралась мимо спящей стражи и открыла дверь. Потом провела во двор монастыря и указала место, где можно было выбраться наружу через ограду. Я предлагал ей уходить вместе с нами, но она отказалась, сеньор.

— Но она хотя бы сказала, как ее зовут?

— Да, мессир. Она сказала, что вы должны помнить ее имя, и назвалась Ребеккой.

Тибо почувствовал, как вздрогнула спина де Брие, но сделал вид, что ничего не заметил. Рыцарь помолчал некоторое время, потом тихо сказал:

— В своей жизни я знал только одну Ребекку. Это было так давно, что в правдивость той истории уже трудно поверить. Но если это та самая Ребекка, то хвала Господу за то, что он иногда устраивает нам подобные случайности!

Тибо хотел что-то добавить, но почувствовал, что не стОит продолжать прежнюю тему, тем более что де Брие резко поднялся и повернулся к нему лицом.

— Теперь о деле, — совершенно другим тоном сказал он. — Наши планы меняются, Тибо!

— Слушаю вас, мессир, — ответил Тибо, вскакивая с камня.

— Узнав, что вы арестованы, я сам отправился в Ренн-ле-Шато, но человека, которому ты вез письмо, там не оказалось. Несколько лет назад он уехал в Англию, где и находится до сих пор. Тогда я приехал сюда, в Ла-Рошель, чтобы первым же удобным способом отбыть в Лондон. Мы договаривались с тобой о встрече здесь, но это были другие планы, Тибо. Теперь ты снова со мной, а значит, я опять на коне! Понимаешь, без помощи того человека в Англии мне никак не осуществить задуманного. Но теперь… Теперь через Ла-Манш поплывешь ты, Тибо! Я напишу новое письмо и очень надеюсь, что в этот раз с тобой, мой друг, не произойдет ничего плохого.

— Я тоже на это надеюсь, сеньор!

— Ты передашь письмо и, если тот человек согласится с моим предложением, ты вернешься в Париж вместе с ним. Я буду ждать вас в доме де Боже.

— Слушаюсь, сеньор! Я сделаю все, как вы сказали. Но как я найду этого человека в Англии? И потом, вы не сказали мне, кто он…

— В Лондоне, неподалеку от Темпл-Чёрч, живет один мой старый приятель, сэр Роланд Колдуэлл. Отыщешь его, и он поможет тебе.

— Я надеюсь, что этот англичанин хоть немного говорит по-французски? — с сомнением в голосе спросил Тибо.

— Так же, как мы с тобой.

— Это меня воодушевляет, сеньор!

— А тот, кого тебе предстоит разыскать — мой брат Северин. Мы с ним близнецы, Тибо.

— Как! Вы никогда не говорили мне о брате! Я даже и думать не мог… Ну, теперь-то я точно его узнаю!

— Не сомневаюсь, — усмехнулся де Брие, потом добавил, нахмурившись. — А что ты скажешь о своем друге Луи?

— Если честно, то я каюсь в том, что привлек его для нашего дела, — искренне ответил Тибо. — Эти несколько совпадений…

— …не могут быть случайными, — закончил фразу де Брие. — Согласен. Луи теперь представляется лишней фигурой на шахматной доске…

Тибо согласно кивнул, продолжая внимательно слушать рыцаря. Он уловил, как поменялось выражение его глаз.

— Вы поплывете в Англию вместе, — тихим, но твердым голосом сказал де Брие, — но на берег должен сойти ты один.

— Понимаю…

— Справишься? Рука твоя не дрогнет?

— Моя рука ни разу не дрогнула в бою, мессир, и вы это знаете. Но теперь…

— Это тоже бой, Тибо! — сказал де Брие. — Ты даже не представляешь, какой важный! Просто пока я не могу тебе всего рассказать. Но поверь, та цель, которая сейчас стоит передо мной, благородна и чиста, как ни одна другая, когда-либо стоявшая перед рыцарем-тамплиером! И достижение этой цели потребует от нас умения не только противостоять врагам, повергая их на пути, но и умения переступить через собственную слабость. Будь же сильным и мужественным, Тибо, будь решительным и твердым. И ты сделаешь это!

— Я постараюсь…

— Я по-прежнему верю тебе, друг мой, — с теплотой сказал рыцарь, положа тяжелую руку на плечо оруженосца.

— А вы сами, сеньор? — спросил Тибо. — Пока я буду в Англии, будьте осторожны, мало ли что…

— Обо мне не беспокойся, — ответил де Брие. — У меня не так много врагов, как ты думаешь.

— Отправив нас, вы поедете в Париж?

— Не сразу, Тибо. Сначала я хочу посетить Вьерзон и поблагодарить ту, кто помогла устроить нам эту встречу.

2

Ничто так не меняет человека к лучшему, как поздняя любовь: окрыляя, как в юности, она, вместе с тем, указывает направление для полета. Впрочем, когда к человеку должна прийти любовь, чтобы ее можно было отнести именно к поздним подаркам судьбы? Разве любовь сама по себе не является высшей наградой жизни, которую, как и всякую награду, еще нужно суметь заслужить? Вот и получается, что к одному она приходит в ранние годы, возможно даже, что — авансом, другой идет к ней длинной и тернистой дорогой, а иному и вовсе не случается до конца жизни встретиться с ней. Таких, конечно, меньшинство, и это меньшинство стоило бы пожалеть, как жалеем мы иногда самых ущербных и больных.

Бывает и так: чувство прерывается на самом взлёте, пресекается обстоятельствами и остается либо разрушенным, либо гонимым… Чаще всего при таких условиях любовь медленно затухает, колебания истерзанного сердца становятся всё менее значимы, и через какое-то время рыхлая земля зарастает новой травой, бугры и рытвины сглаживаются, будто и не было здесь никогда раньше рваных ран.

Бывает и по-другому: любовь продолжает жить в угнетенном сердце — тихо, незаметно тлея и озаряя человеку дорогу бледным, но ровным огнем негасимых воспоминаний. С таким светом можно пройти весь жизненный путь — как с неповторимым отблеском счастья, однажды повстречавшегося на пути. Но если вдруг земная ось повернется как-то по-особенному, если в книге судеб, начертанной рукой Бога, внезапно откроется страница со ссылкой на предыдущие главы, — любовь способна из едва живого огонька вспыхнуть с новой, непредсказуемой силой, и возродиться в полной мере, и одарить счастьем того, кто нежно и бережно сохранял в себе ее осколки.

«Меня в жизни никто и никогда не предавал — не было случая. И я даже не подозревал, что это может быть так болезненно. Нет, я с самого начала понимал, что далеко не каждому, кто близок мне в качестве соратника или, современно выражаясь, подельника — можно доверять. Чувства во Сне — самые настоящие, это так, и я ощущаю, как меняется моё настроение в зависимости от ситуации, но никогда не знаю наперед, как станут развиваться события. Вернее сказать, не знаю я, Андрей Глыбов. Что касается Венсана де Брие… в мозг которого мне пока никак не удается проникнуть… и удастся ли вообще, позволят ли… Я не знаю, как с этим быть. Мне симпатичен этот образ, я несу его через Сон с интересом и даже с гордостью. Но пока не понимаю, куда мой герой идет, к чему стремится. Судя по всему, это откроется лишь тогда, когда должным образом сложатся какие-то обстоятельства — я еще не знаю, какие…

А пока… пока он отправил Тибо в Англию разыскать брата и выполнить еще одно, жестокое, но необходимое поручение. И написал Северину письмо… Знаешь, Инна, я держал в руках этот кусок пергамента и не мог прочитать на нем ни одной буквы, ни одного слова. Это письмо как-то само собой возникло в моих руках, будто мне его передали из того, далекого от нас времени. Это — тайнопись тамплиеров, но мне, так тщательно исполняющему роль, все же не доверили тайну. И я не знаю, что написано в письме. И я не знаю, что с нами будет дальше…

Одно только греет душу, и ты, наверное, понимаешь — что именно. Да, Ребекка… Это юношеская любовь, сохранившаяся в потаённых уголках сурового сердца. Я чувствовал во Сне, как каждая клеточка моего тела воспрянула и торжествует! Я чувствовал во Сне, как за спиной Венсана де Брие вырастают крылья. Это непередаваемые ощущения, поверь.

Когда я проснулся, долго не мог прийти в себя. У меня в этой жизни, как и у всякого, наверное, была первая любовь. Эту девочку звали Катей, я и дочку в свое время предложил назвать так только поэтому… а жене понравилось… Так вот, здесь, в нашем мире, с той поры прошло столько же лет, как и у де Брие во Сне, но я совершенно точно знаю, что ничего во мне не вздрогнет уже, если доведется встретиться с той, кому двадцать лет назад я посвящал стихи… Ушло, растаяло. Истлело в душе под толстым слоем жизненного опыта. Как-то так…

А во Сне я погружен в иную реальность, в иные обстоятельства, в иную драматургию и, соответственно, в иные чувства. И мне безумно хорошо в них купаться! Мне ново и необычно, а от того еще больше интересно и восхитительно испытывать то, что не случилось, но вполне могло случиться в реальной моей жизни. Знаешь, Инна, это как альтернативная история, это как другое русло одной и той же реки. Мне его показали, оно еще сухое, но вот-вот туда хлынет стремительный поток, сносящий всё на своем пути. И у меня есть только две возможности спастись: либо успеть выбраться на высокий берег, отказавшись от перемен, либо отдаться этому потоку и нестись вместе с ним, не сопротивляясь, — к устью, к финалу, к развязке… И я, наверное, так и поступлю… А ты?»

* * *

«Господи, Андрей, о какой жестокости ты говорил? Что еще за поручение для Тибо? Мне страшно… С нами что-то случится, да? Впрочем, я понимаю, что мой вопрос неуместен: мы оба не знаем, что там — впереди…

А мне во Сне тревожно… Иногда бывает даже не по себе, не знаю, как это объяснить… как рыбки в аквариуме или птицы загодя чувствуют землетрясение, так и я, наверное… Вроде бы ощущаю постоянную защиту со стороны де Брие, а все же как-то страшно… Это во мне, наверное, проявляется Инна Журавлёва. Ее, то есть мои знания истории не позволяют Эстель оставаться беспечной в каждую минуту навязанных событий. Она, то есть я, постоянно чувствует какое-то нагнетание… Это и не мудрено: наша история, скорее всего, приближается к кульминации…

Андрей, дорогой, мне знаешь, что подумалось… даже не знаю, как сказать… вот если была бы такая возможность: нам с тобой реально встретиться в жизни, посмотреть друг другу в глаза, подержаться за руки… Мы бы обсудили живьём то, что с нами происходит, может, придумали бы что-то — чтобы избежать самого плохого… я не знаю… Ты мне с некоторых пор так дорог… не представляешь даже… услышать твой голос, увидеть, как дрожат твои ресницы…

И если я могу, если в моих силах — словами — подарить тебе счастье, хоть немного сделать полегче твою жизнь — то не в этом ли смысл жизни вообще — дарить Любовь, и не в пространство кому-то там, и не всем, а — одному, Тебе одному, мой рыцарь Венсан де Брие, мой любимый грустный Поэт… Я Слова твои с ладони на ладонь пересыпаю бережно и нежно, и только блики по стене — цветные, калейдоскопом — возвращая Детство, и ту же свежесть и непосредственность восприятия, когда кажется, что Любовь — навек, и Разлука — навсегда… Господи боже ты мой! Ну, не может же этого быть! Не можем мы, современные люди, в век поездов и самолетов, не встретиться никогда! Ну, пойди же ко мне, положи голову на мои колени — я поглажу тебя, чтобы ушли беспокойство и боль, сядь рядом, прислонись к моему плечу… ты чувствуешь, как моя сила и моя любовь переливается в тебя? если мы с тобой так похожи — то мы, наверное, одной крови… и если я могу дать её тебе, то что за причина, которая помешает мне это сделать? Ведь ни время, ни расстояния не разлучат нас — коль мы всё равно рядом — вот, протяни руку — и встретишь мою…»