Пришла из школы и, бросив портфель у стены, долго играла с Белкой. Мы обе повизгивали от счастья и никак не могли расстаться. Она проводила меня до самой двери и осталась за ней в тоске, а я уже соображала: что бы такое вкусненькое вынести моей собаке?
В глаза бросилась висевшая на степе карта полушарий.
— Коля, зачем повесил?.. а мне нравится!
— Нравится, — буркнул он. — Следить за военными действиями будем. Италия напала на Абиссинию. — И он обвел пальцем горную местность в Африке, а потом указал на Италию.
— Абиссинцы — красные?
— Нет, у них король.
Я смотрела на Абиссинию, разглядывала Италию.
— Смотри, Коля, какая она злая. Видишь, на сапог похожа и даже с каблуком и шпорой?
— Ну и что? Думаешь, там пролетариата нет? Там знаешь сколько коммунистов! Но власть в руках богачей и фашистов.
— А какие они, абиссинцы?
Коля принес из подвала книгу: «Народы мира». Полистал ее:
— Вот они.
Я разглядывала картинки, на которых были пальмы, а под ними темнокожие люди. А какие у них бусы, а какие странные одежды! А какие горы высятся вдали!
— Коля, я хочу в Африку.
Он подумал:
— Если бы я был большой, я поехал бы туда, чтобы защищать абиссинцев.
В пять часов вечера и ни минутой позже Коля шел на Советскую к переходному мосту и покупал там в киоске «Вечерку». Примерно в то же время возвращался со службы дядя Эмиль. Приезжал, правда не каждый вечер, папа. Обедали. Потом сходились в галерее читать вслух газету и следить за военными действиями по карте. Итальянцы не продвигались в глубь страны, потому что отношения между Италией и Абиссинией разбирались в Лиге Наций, и военные действия были временно прекращены. А в Китае шла освободительная война, и мы обращали свои взоры на наших восточных соседей. Говорили и о других странах, и как-то все вместе придумали игру в путешествия. Она забавляла и маленьких, и больших. Мы ехали, плыли, — летели и шли в далекие удивительные страны. Папа обычно был ведущим. Он придумывал необыкновенно сложные, со многими препятствиями маршруты и рассказывал про страны, через которые пролегал путь. Многое знал мой отец о народах, их обычаях, о климате тех стран, их растительности, животном мире.
Мои тетки тоже кое-что рассказывали, тетя Адель напевала песни тех далеких народов. Уже потом я поняла, что это были импровизации, а тогда верила в их подлинность и просто млела от восторга. Дядя во время таких путешествий обычно молчал, слушал, посмеивался в усы, и лицо его то и дело расплывалось в добродушной улыбке. А Коля дотошно расспрашивал про революции. Ему было очень досадно, что некоторые народы и не подозревают, что могли бы сами управлять своей страной и распоряжаться ее богатствами.
— Индейцев, например, загоняют в резервации, а это же такие люди, чистые сердцем люди!
Коля нашел в сундуке небольшую книжку «Песнь о Гайавате» и прочел нам несколько страниц. Стихи были нежные и по звучанию какие-то прозрачные.
— Перевод Бунина, — со значением проговорила тетя Тамара.
Я не знала, перед кем мне больше преклоняться: перед африканцами или перед индейцами? Решила: и те и другие замечательные люди. Я полюбила не только их, я полюбила всю землю. Решила — вырасту и обязательно побываю и на Амазонке, и в Сингапуре, и на Огненной Земле, повсюду, повсюду!.. Я тосковала по далеким странам так, как совсем недавно тосковала по Трикратам.
Каждый раз мы с нетерпением поджидали из совхоза папу и… сначала наша любимая Абиссиния. Что там делается?
— Там теперь пора проливных дождей, — пояснил Коля. Ему нравилось, что слушаю его как большого. — Дороги размыты, да еще и гористая местность. А итальяшки не привыкли к трудностям, и морально они не чувствуют себя правыми. Разобьют их абиссинцы, вот увидите.
— Все сложнее, чем мы думаем, — говорил папа, — в Абиссинии столкнулись интересы Италии и Англии.
— А Япония? Вы забыли про Японию! — восклицал с горячностью дядя. — Сейчас она почти полностью владеет рынками Абиссинии. Разве она уступит?
— А может, Лига Наций все же разберет конфликт между Италией и Абиссинией? И найдут какой-то общий язык? Если дело упирается только в торговлю…
— Не только в торговлю. Империалисты разорвут Абиссинию на части, пли один из хищников оккупирует ее всю.
— Однако итальяшки-застряли на границе Эритреи, — возвращался к обсуждению боев Коля. Слово «Эритрея» он произносил с тремя «р». Мне тоже очень правились звучные абиссинские названия. С языка Коли не сходил Баб-эль-Мандебский пролив, Аддис-Абеба. «Аддис-Абеба» в переводе означает «новый цветок».
Оказалось, что и дядя Эмиль много знал об Африке. Он рассказал, как разоряли африканскую землю в прошлом разные авантюристы, которых посылали на разбой европейские монархи. Первую колонию в Африке создали в пятнадцатом веке португальцы. Потом в Африку ринулись все сильные державы, и началось позорнейшее в истории человечества явление: белые люди убивали черных, обращали их в рабство, захватывали земли этих беззащитных и доверчивых людей. Англия опозорила себя навеки — она провозгласила свободу торговли невольниками. А Америка? Она вывезла из Африки миллионы негров-рабов. Весь юг, пятнадцать штатов Америки, были рабовладельческими. И Германия, и Франция, и Испания создавали в Африке свои колонии. Они и между собой воевали за африканские земли. А бедные африканцы не знали, каким богам молиться, чтобы избавиться от страшных пришельцев.
В тот вечер дядя неизмеримо вырос в моих глазах. Но почему же он, так горячо защищая свободу далеких народов, угнетает родную сестру?
Это действительно казалось странным.
После разговоров о политике и осуждения подлых действии империалистов дядя неторопливо ужинал, просветленное лицо его мрачнело все больше и больше. Скучающе прищуривался, ковырял в зубах гусиным, остро отточенным пером. Потом шумно отодвигал стул, вставал, шел в переднюю — проверял, хорошо ли заперт подъезд. После этого, постояв у окна и с тоской оглядев улицу, он вздыхал и направлялся в галерею. Там тоже возился с замком. Наконец разгибал спину, ронял вдоль тела руки и, глядя в потолок, кричал:
— Адель, запирать?
— Нет, нет! — тотчас же отзывалась из своей комнаты она. — Мне еще нужно пойти по делу!
— В десять часов ночи?
— Да, да! Я скоро вернусь!
Дядя все же запирал дверь на ключ. Через минуту тетя, подойдя к двери, просила отпереть ее. Он молча отпирал и шумно запирал за ней. Не ложился спать долго — подчеркнуто-нервозно ждал ее возвращения.
Однажды она вернулась особенно поздно. Дядя нечаянно заснул.
— Кажется, стучат, — проснувшись, прошептала тетя Тамара.
Дядя тоже проснулся, но притворился спящим.
— Эмик, Эмик!
Он не шевелился.
— Эмик, отпереть?
— Эрнест, который час? — громко спросил дядя.
Папа спросонья не понял, чего от него хотят, и дядя повторил вопрос. Папа встал, включил электричество, прищурился на ходики, висевшие на стене:
— Без семи минут час. А что случилось?
— Ничего. Извини, но пришлось тебя побеспокоить. Теперь у нас начнутся ночные бдения…
Стук в дверь галереи был уже непрерывным.
— Эмик! — вдруг ужаснулась тетя Тамара. — А может, и этот Арчил ходит с револьвером, как Теймураз Михайлович, помнишь?
Дядя сразу встал, прошел в галерею, отпер дверь и, не оглядываясь, так же быстро вернулся в комнату. Прислушался. Входная дверь открылась, шаги, дверь закрылась, опять легкие шаги. Дверь тети Адели тихо затворилась.
Дядя злорадно прошептал:
— Он, наверно, прокрался без туфель.
В то утро мама потребовала, чтобы папа сделал своей сестрице отдельный ход во двор. Но пана должен был ехать в совхоз и уехал. В выходной день он срубил вместе с дядей одну из акаций — они росли рядом и мешали друг другу. Отыскали в сарае доски для ступенек. Нашлась и старая, без верхней филенки, дверь.
К вечеру лестница была почти готова. Одной стороной она примыкала к забору тети Юлии, а для внешней стороны не хватило рейки для перил и двух досок для самых нижних ступенек. Мама решила: «Пока так сойдет, а потом найдем доски и доделаем».
Дверь, ведущую из нашей галереи в тетину, забили гвоздями и заставили тяжелым умывальником.
Как же обиделась тетя, когда пришла со службы и по привычке поднялась к нам в галерею. Она взглянула на умывальник, потом на нас, губы ее дрожали.
— Там… Мы сделали тебе… — начал смущенно папа.
Она ушла.
Мама запретила мне ходить к тете Адели. Я видела тетю лишь тогда, когда она приходила с работы, часто с Арчилом. Он осторожно поднимался вслед за ней по лестнице без перил. А когда уходил — она провожала его до ворот, — оба спрыгивали с лестницы, за неимением нижних ступенек, как спортсмены, и всегда смеялись при этом.