Джонас оказался хорошим парнем. Понимающим, терпеливым. Я была благодарна ему за нежность и внимание и со временем привязалась к нему.

Он хотел, чтобы мы поженились и родили детей, и не понимал моего упорства. И однажды я ему все выложила: про облучение и увольнение из спецназа, про процедуры и операцию, про то, почему полетела с Волчарой, про то, что обречена, что любой стресс, любое нервное напряжение может меня доконать. Что я не могу родить ребенка, зная, что скоро умру.

Джонас, милый, заботливый Джонас! Он отказывался мне верить. Он говорил, что пыльца исцеляет все и, значит, я выздоровлю. Пыльца и впрямь помогала – она убивала боль. Но вылечить?..

Тогда Джонас предложил:

– Научи меня водить корабль. Мы улетим, сделаем тебе операцию, а потом вернемся обратно.

Я решила попробовать. Мы старались, но… Проклятый климат планеты, казалось, задался целью нам помешать. Весь Сезон Снегов держались страшные морозы, Сезон Вербы зарядил затяжными дождями, и солнечные панели, торчащие из боков вездехода, словно небольшие крылья, генерировали очень мало энергии. А потом полетел электромотор, приводящий в движение все шесть колес. И хотя двигатель самой машины работал, передвигаться вездеход больше не мог. На нем до корабля было три часа ходу. Пешком же – полдня.

А затем у нас родился ребенок. Тайлер. Я разрывалась между ним, Джонасом и кораблем. И все ждала, что проклятая болезнь вот-вот скрутит меня.

Каждый раз, когда я смотрела на сынишку, я сходила с ума, думая, что он останется без матери. И, чтобы отвлечься, я как одержимая работала над кораблем, наплевав на то, что мне вредны напряжение и стресс.

Оборудование выходило из строя, сыпались детали. Я чинила коллектор – ломалось устройство причаливания и ориентации. Едва я заканчивала с ним, начинал барахлить отражатель. И так – до бесконечности. Но я упорно возвращалась на корабль. Уже даже не столько с надеждой когда-нибудь улететь – чем больше проходило времени, тем меньше я в это верила. Я окуналась в работу, чтобы не думать о неизбежном.

…Шло время, а болезнь не прогрессировала. Головные боли навещали меня редко. Может ли пыльца исцелить меня? Я не знала. Но хотела в это верить. Хотела – и отчаянно боялась.