Дирк ван Комбаст прислушивался, склонив голову набок, к болезненно фальшивым звукам, исходящим из дома Тепезов. Ничего подобного он никогда не слышал. Это звучало так, будто свихнувшиеся обезьяны безумствовали в оркестровой яме. Дирк ван Комбаст воткнул себе указательный палец в ухо и раскачивался, но лучше от этого не становилось. Он тряс головой так, будто в уши ему попала вода. Но и это не срабатывало. Обезьянье буйство продолжалось.

Он наблюдал за домом № 23 всю вторую половину дня.

Субъект Э. Т. час назад уехала из дома, прихватив с собой приблизительно двадцать (Дирк ван Комбаст не был уверен в цифре, но с виду казалось так) крышек для унитаза. Субъекты М. Т., С.Т., а также Д.Т. приехали домой с полчаса назад на старинном автомобиле. Они без слов скрылись в квартире, а потом разраздался грохот.

Дирк ван Комбаст перегнулся в сторону соседской террасы и мысленно прошептал: «Мамочка, если бы ты могла это слышать. Это довело бы тебя до безумия. Если бы ты уже не была безумной». Под грохот барабана пронзительный голос выкрикивал что-то вроде «хой» или «бой». Что всё это значило? Дирк ван Комбаст решил выяснить.

В своих мягких и уютных небесно-голубых домашних тапках он бесшумно пробрался на террасу Тепезов. Большая стеклянная дверь, ведущая в гостиную, стояла открытой. Господин ван Комбаст просунул голову внутрь и огляделся. В комнате никого не было. Дирк ван Комбаст скользнул в дверь и очутился внутри. Он был даже слегка разочарован. Комната выглядела вполне нормально. Мебель была старая, на потолке висела большая люстра, ковёр на полу был светлый и пушистый, а перед диваном стоял кошачий лоток. Правда, наполнитель в этом лотке выглядел подозрительно тёмным.

На бесшумных мягких подошвах Дирк ван Комбаст прошёл дальше, в холл. Шум исходил сверху. Тем не менее он заглянул и в кухню. С соседями, которые приносят в подарок шнапс со лжегусеницей, лишняя осторожность не повредит. В кухне всё выглядело хаотично, но в остальном он не заметил там ничего необычного.

Мужчина медленно поднялся по деревянной лестнице. Дверь комнаты, откуда доносился грохот, была лишь прикрыта. Господин ван Комбаст неуверенно остановился. Тут шум стал таким пронзительным, искажённым и оглушительным, что ему уже захотелось быстро сбежать по лестнице и через террасу спрыгнуть на свой участок № 21. Он мог бы ещё устроить себе уютный вечер с журналом о парусниках и стаканом пахты. Он мог бы позвонить господину доктору Бонэ, ухо-горло-носу, и договориться с ним о партии в сквош. Он мог бы заняться собой: выстричь подросшие волосы в носу, принять ванну с бурбоново-ванильной добавкой или счистить со ступней ороговевшую кожу. Вообще было много разносторонних и заманчивых возможностей.

Дирк ван Комбаст смотрел на притворённую дверь, потом оглянулся на лестницу. Потом упрямо помотал головой. «Я сделаю это ради тебя, мама», – прошептал он. Один шаг – и он у двери. Осторожно приотворил её и заглянул в комнату. От того, что` он увидел, волосы у него в носу начали вибрировать, а рот раскрылся.

Сильвания Тепез, девочка со старомодными юбками и шляпками, зависла, как неандерталец, над виолончелью и обрабатывала её смычком, будто хотела распилить. Дакарию Тепез Дирк ван Комбаст поначалу не узнал. Он увидел лишь установку, над которой в воздухе вертелся чёрный колючий шар. Этот колючий шар кричал: «Йе, йе, йе!» – и стучал двумя барабанными палочками друг о друга. Только когда Дака после мёртвой петли снова приземлилась на табурет с криком «вуммс!», Дирк ван Комбаст её узнал. Он таращился на Даку, рот его был раскрыт, но оттуда не исходило ни звука.

Но даже если бы исходило, ни Сильвания, ни Дака всё равно бы его не услышали. Они были в самой гуще радикального рагга-джема. Только когда Сильвания откинула голову назад, уронив при этом шляпу, она обнаружила соседа. Тот стоял в дверях комнаты как восковая фигура мадам Тюссо. Сильвания от испуга выронила смычок. Виолончель смолкла.

Глаза Даки были закрыты, и она со всей силы колотила по тарелкам.

– Ону, цой, трош, бой шлаппо ноку мош, бой, бой, бой! – кричала она при этом.

Сильвания покосилась на сестру и покашляла. Её кашель потонул в барабанном бое, как мышиный писк в рёве льва. Пока Дака не приступила к следующей своей мёртвой петле, Сильвания сняла туфлю и бросила её Даке в голову.

Это подействовало. Дака прервала радикальный рагга-джем.

– Эй, что такое? Никакого насилия. Только мир, сестра!

Сильвания водрузила на лицо улыбку и повернулась к восковой фигуре. Даже с открытым ртом и ошеломлённым взглядом господин ван Комбаст всё ещё выглядел превосходно – так ей показалось.

– Добрый день, господин ван Комбаст.

Дака наконец глянула в сторону двери.

– О, привет. – Она бесшумно потянула носом. Опять неприятно пахло чесноком.

– Я надеюсь, наша… музыка вам не помешала? – спросила Сильвания.

Господин ван Комбаст продолжал стоять как вкопанный. Только взгляд его бегал с одной сестры на другую. Затем он медленно поднял руку и указал на Даку:

– Ты! – Он трижды набрал в лёгкие воздуха. – Ты только что летала.

Дака оглянулась, ища того, к кому мог обращаться Дирк ван Комбаст.

– Кто? Я? – Она громко рассмеялась, и Сильвания присоединилась к её смеху. Девочки надеялись, что мужчина, который всегда демонстрировал широкую улыбку Щелкунчика, не заметит, как фальшиво звучит их хохот.

Но сейчас и следа от улыбки Щелкунчика не осталось на лице соседа. Его рот сжался в узкую полоску. Верхняя губа слегка дрожала. Он всё ещё держал свой указательный палец устремлённым на Даку:

– Я видел это своими глазами. Ты – летала.

– Правда, что ли? – Дака наморщила лоб. Потом пожала плечами. – Ну да, если вы это точно видели, то всё верно, так? И как же я летала? Как шмель, как летающий ящер или как пингвин?

Дирк ван Комбаст фыркнул, словно бык на арене.

– Как огненный шар.

Дака подняла брови:

– Интересно. Ты это слышала, Сильвания?

Её сестра кивнула:

– Как огненный шар. Я не могу себе такое даже представить. А не могли бы вы нам это показать?

Указательный палец господина ван Комбаста устремился на Сильванию.

– Вот что! Если вы хотите меня одурачить, вам надо раньше вставать!

– Я могу встать хоть среди ночи, не проблема, – сказала Дака и зевнула.

Господин ван Комбаст наводил свой указательный палец, словно пистолет, попеременно то на Сильванию, то на Даку, чтобы держать близняшек в страхе. Он подыскивал какой-нибудь разумный ответ на реплику Даки, но ничего не приходило в голову. Проблема состояла в том, что господин ван Комбаст не разбирался в детях. Он не особенно-то их любил, своих не имел и не хотел иметь. Дети были просто непредсказуемы. Они не придерживались правил, задавали странные вопросы и в самые неподходящие моменты хотели то в туалет, то что-нибудь съесть. Дети были для Дирка ван Комбаста фактором риска. Он не знал, как этим риском управлять. Ему было не по себе от детей.

– Так покажете нам огненный шар? Хотя бы мельком? Ну пожалуйста! – Сильвания улыбалась, как на вводном уроке в школе.

Дирк ван Комбаст терпеть не мог, когда его не воспринимали всерьёз. Ему было 38 лет. У него была приличная работа. Он ездил на серебристом спортивном автомобиле.

– Ну, довольно! – прикрикнул он. – Не наглейте, не то… не то…

– Не то? – переспросила Эльвира Тепез, внезапно возникнув за спиной господина ван Комбаста.

Он резко обернулся.

– Субъект Э. Т., – испуганно прошептал он.

– Что-что?

– Э-э… – Господин ван Комбаст откашлялся, выпрямил спину и… и вот его улыбка Щелкунчика уже снова была на месте. – Добрый день, госпожа Тепез, чудесный, добрый день.

Он покосился на крышку унитаза, которую госпожа Тепез держала под мышкой, прижав локтем. Она расписала эту крышку паутиной и червяками. Приготовила сюрприз для своего мужа, надеясь таким образом приучить его хотя бы не каждую ночь летать в лес с рулоном туалетной бумаги.

– Взаимно. А могу я вас спросить, что вы здесь делаете? – Эльвира Тепез переводила взгляд с господина ван Комбаста на дочерей и обратно.

– Дверь на террасу стояла открытой, и вот…

– Вы что, просто вошли в чужой дом?

– Конечно! Так сделал бы на моём месте каждый.

– Вы хотите сказать, что входите в любой дом, где дверь окажется открытой?

– Нет. Только если что-нибудь подозрительно. – Господин ван Комбаст таинственно улыбнулся. У него был припрятан ещё один козырь, который не терпелось как можно скорее выложить.

– Ах. И наш дом оказался подозрительным? Как же вы пришли к такому выводу?

– Во-первых, внутри стоял оглушительный грохот… Были и другие примечательные вещи. – Дирк ван Комбаст многозначительно глянул на Даку.

– Да уж говорите прямо. У нас нет никаких тайн. – Госпожа Тепез блефовала, ведя рискованную игру. Но с виду казалась очень убедительной. Ей, правда, редко приходилось врать, но, к счастью, она не краснела ни от волнения, ни от вранья, ни от злости. Только ладони у неё при этом становились влажными. Но пока крышка унитаза не выскользнет из рук, этого никто не заметит.

– В таком случае у вас наверняка есть объяснение вашей летающей дочери.

Госпожа Тепез с ничего не выражающей миной посмотрела на близняшек. Дака пожала плечами. Сильвания опустила глаза и пощипывала струны своей виолончели.

– Или… – Дирк ван Комбаст сунул правую руку в белый пластиковый пакет, который всё это время держал в левой руке. – Вот для этого!

– А-а-а! – Госпожа Тепез отступила на шаг назад и выронила крышку унитаза. Прямо у неё под носом покачивалась жирная коричневая крыса. Очень большая. Очень грязная. И совсем дохлая. Шкура её была перепачкана кровью, а на загривке виднелись две большие глубокие раны. От укуса.