Трамвай № 14 пересекал весь город с севера на юг. Он начинал свой маршрут в пригороде, петлял по оживлённому центру и добирался до конечной остановки в шикарных жилых кварталах у большого озера.

Даке и Сильвании предстояло проехать на этом трамвае всего шесть остановок до Рингельнац-штрассе, названной в честь поэта. Госпожа Тепез сказала им об этом по меньшей мере шесть раз. Ей было бы легче самой отвезти дочерей в школу, но она догадывалась, что для двенадцатилетних девочек это был бы стыд и позор. Кроме того, Петер, арендодатель её магазина унитазных крышек, был очень щедр и пригласил её на поздний завтрак в один из лучших ресторанов города. От такого не отказываются. И для такого нужен правильный наряд, который Эльвира Тепез ещё хотела успеть приобрести.

Сильвания и Дака сидели в трамвае рядом, скрестив руки на груди, и смотрели перед собой. Даке после бессонной ночи было трудно держать глаза открытыми. Сильвания, наоборот, потеряла остатки сна после утренней попытки сестры взлететь. Трамвай дёргался, и дама, сидящая напротив них, держа на коленях собачку, поглаживала её:

– Спокойно, Фуффи.

– Ты же обещала ничего не нарушать, – сердито шипела Сильвания на сестру.

Дака сопела:

– Ну подумаешь, взлетела на каких-то три секунды.

Фуффи и её хозяйка навострили уши.

– А как насчёт этого? – Сильвания подняла руку. В её красном пуловере в аккурат под мышкой зияла дыра: шов лопнул на длину большого пальца.

Дака отмахнулась:

– Да это совсем не видно. И я не виновата, что ты такая истеричка. Не надо было прыгать и виснуть на моей ноге так, что лопнул твой пуловер, и без того тесный.

Фуффи и его хозяйка с интересом смотрели на Даку и Сильванию.

Сильвания надула губы:

– Ах, теперь это, оказывается, моя вина. – Потом она глянула на себя сверху вниз: – Ты правда считаешь, что пуловер мне тесноват?

Женщина разглядывала красный пуловер Сильвании и в сомнении вытянула губы трубочкой. Фуффи высунула язык.

– Нет. Тесноват только для спорта. А так ничего. – Дака поправила свою причёску в виде колючек и стала рассматривать пассажиров трамвая.

Сильвания достала из сумки помидорку и полировала её о свой рукав.

Дака огорошенно взглянула на неё:

– Что ты собираешься с этим делать?

– Есть, разумеется, что же ещё.

– Ты это ешь? С чего бы вдруг?

– С того, что я теперь вегетарианка.

– Эй! Кто-кто ты теперь?

– Я больше не ем мяса.

Хозяйка Фуффи понимающе кивнула.

– Не ешь мяса? Как же ты тогда будешь сытой? Совсем без крови-то… – Дака почувствовала на себе взгляд женщины напротив и добавила: – И без жиров, белков и железа?

– Миллионы вегетарианцев почему-то не умирают с голоду.

– Да, но ведь они же не вам… Ой! – Не договорив, Дака вскрикнула от сильного пинка Сильвании.

Хозяйка Фуффи растерянно переводила взгляд с Даки на Сильванию и обратно.

– Чего ты дерёшься, – обиженно буркнула Дака, встала и ушла в середину вагона.

Там она встала на круговую соединительную платформу, которая на каждом повороте крутилась, и сделала вид, что стоит на сёрфинговой доске.

Сильвания закатила глаза и отвернулась к окну. Когда уже её сестра прекратит свои детские забавы?

– «Альберт-плац», – пропел женский голос из громкоговорителя, объявляя остановку, и трамвай резко затормозил. Дака, которая в этот момент «сёрфила», ни за что не держась, пролетела по вагону вперёд и с размаху ударилась о валидатор для погашения билетов.

– Фумпс! – взвыла она и схватилась за ушибленный локоть. Потом потёрла лоб, которым налетела на железную штангу.

Сильвания вскочила с места с помидором в руке:

– Дака! Ты ушиблась? Тебе больно?

В два прыжка Сильвания очутилась около сестры и трижды поплевала на её локоть, как это было заведено в Трансильвании.

Про такой обычай хозяйка Фуффи ничего не знала. Она смотрела на девочек выпучив глаза. Трамвай снова тронулся.

– Как я ненавижу эскалаторы, трамваи и метро! – Дака от боли стиснула зубы. – В Бистрине мы бы в это время ещё спокойно лежали в своих гробах, а вечером бы полетели в школу без всяких препон.

– Тсс! – прошипела Сильвания и оглянулась по сторонам.

– Откуда это взялся женский голос, который сейчас объявлял остановку? – спросила Дака, глянув в сторону водительской кабины. – Там ведь мужчина сидит!

Сильвания пожала плечами:

– Может, у него ломается голос.

– Следующая остановка – «Рингельнац-штрассе», – снова пропел из громкоговорителя женский голос.

Сильвания в тревоге посмотрела на сестру:

– «Рингельнац-штрассе»?

– Нам надо выйти! – крикнула Дака. – Эй, стоп! Тпру-у! Остановите!

Все пассажиры оглянулись на Даку. Дака встречно посмотрела на пассажиров:

– Что такого? Мы хотим здесь выйти.

Моментально около сестёр очутилась Фуффи со своей хозяйкой. Хозяйка строго оглядела девочек, потом медленно подняла палец и нажала на красную кнопку на штанге у двери. Трамвай остановился, и дверь открылась.

Дака поскребла в затылке:

– Ах, вот оно что, ну да, я всего лишь хотела действовать наверняка.

Женщина первой выпустила на выход свою Фуффи. Собачка не торопилась. Её хозяйка тоже. Когда очередь дошла до Сильвании и она уже собиралась выйти, дверь зашипела и стала медленно закрываться.

– Дверь! Быстро! – крикнула Дака и подтолкнула сестру сзади. Немножко сильнее, чем намеревалась.

Сильвания, всё ещё держа в руке помидорку, выпала из вагона в сужающийся дверной проём ничком, словно фигурка из картона, прямо на велодорожку, которая проходила рядом с рельсами.

«Дзинь-дзинь-дзинь!» – прозвучало у неё над ухом, и мимо пронёсся велосипедист.

– Эй, здесь велодорожка! – крикнул следующий велосипедист.

Сильвания оглушённо металась то влево, то вправо, а велосипедисты объезжали её как слаломисты.

Дзинь-дзинь-дзинь!

– Сойдите с велодорожки!

– Осторожно!

– Дайте дорогу!

Сильвания вертелась на месте как юла. Отовсюду подъезжали велосипедисты. Движение было как на автобане. Фш-ш-ш! – мимо неё то и дело проносились люди на двух колёсах. Некоторые настолько близко, что Сильванию обдавало ветром.

– Сильвания, сюда! – кричала Дака, стоя на тротуаре.

– Как она там очутилась? – недоумевала Сильвания. Не перелетела же среди бела дня в центре города? Или переместилась телепортацией? Краем глаза Сильвания увидела, как прямо на неё едет велосипедист с прицепленной сзади детской коляской. Это был уже большегрузный и неповоротливый транспорт! Ей нужно было убираться прочь с дороги, причём немедленно.

Она отпрянула от пары велосипедистов, потом собрала все силы и изготовилась к большому заключительному прыжку на тротуар.

– Ону, цой, трош! – прошептала она и прыгнула.

«Бумс!» – прозвучало рядом.

– А-а-а! – крикнул кто-то.

Сильвания глянула вверх и увидела побагровевшее лицо мужчины. У него были реденькие рыжеватые волосы, светлые ресницы и широко раскрытые глаза, которыми он буравил Сильванию.

– Мои ноги! – с болью прошипел мужчина сквозь зубы.

– Что-что?

– Ты прыгнула мне на ноги!

Сильвания отпрянула:

– О, простите!

Мужчина уставился на помидорку в руке Сильвании. Помидорка была наполовину раздавлена. Он посмотрел на свою голубую рубашку. На ней осталась вся вторая половина плода.

– О, мне очень жаль, я… – Сильвания достала смятый носовой платок и принялась оттирать голубую рубашку. Пятно величиной с монету расползлось до размеров подставки под пиво.

– Прекрати! – крикнул мужчина и добавил уже спокойнее: – Я сам всё сделаю. В другой раз будь внимательней.

И он отвернулся и строевым шагом скрылся в толпе пешеходов.

Сильвания, вздыхая, смотрела ему вслед.

– Чёрт возьми, вот это было круто! – Рядом с Сильванией стояла Дака. – Как ты сиганула, и потом вдруг – бумс! – прямо в этого типа. Он, должно быть, зазевался. И потом помидорка – плюх! – это было по-настоящему боибине.

– Какое там боибине! Это был большой фумпс.

– Ах, да брось, ты его больше никогда не увидишь. И потом, ты ведь извинилась.

Сильвания бросила остаток помидорки в урну.

– О нет! – Она оттянула свой пуловер и уставилась на пятно.

– На красном пуловере считай что ничего не заметно. Но вот шляпа…

– А что с моей шляпой? – Сильвания сорвала с головы свою красную соломенную шляпу с чёрной лентой в красную крапинку. На одной стороне шляпы край загнулся вверх, а посередине шляпа смялась, так что стала походить на сомбреро.

– Моя красивая шляпа! – жалобно стонала Сильвания. – Теперь у меня вид как у мексиканской работницы с плантаций.

– Ничего, бывает и хуже. Например, на солнце можно рассыпаться в пыль. Так что лучше надень её.

Сильвания ещё пару секунд скорбно рассматривала свою шляпу, потом снова надела её, низко надвинув на лоб.

Они ещё ни разу не были в школе и теперь явились сюда с дырой в пуловере, томатным пятном на нём же, с шишкой на лбу, с синяком на локте и в помятой шляпе. Разве так должно выглядеть начало чудесного школьного дня?