Через несколько минут дно овражка оказалось усеяно бесформенными кучами амуниции. Люди явно устали и не утруждали себя аккуратным складыванием касок, саперных лопаток и прочего хабара. Даже винтовки побросали, где придется. Я же свой автомат аккуратно приставил к песчаной стенке овражка. Народ задымил сигаретами, забулькал флягами. Парни начали рассаживаться вокруг Новикова. Он не спеша закурил, обвел взглядом людей:

— Ну, что мужики, я могу сказать? Только одно — песец. Большой жирный песец. То, что мы попали в прошлое, ни у кого не вызывает сомнений?

Венцов робко поднял руку:

— Герр лейтенант, мы не просто попали в прошлое, а нас специально перенесли, причём при переносе нам дали возможность свободно изъясняться на немецком языке. Я предполагаю, что владение немецким у нас сейчас на уровне человека родившегося и прожившего всю жизнь в среде носителей языка. То есть в Германии.

Новиков непонимающе посмотрел на Андрея:

— Это как специально перенесли? Кто?

— Герр лейтенант, смоделируем следующую ситуацию: мы просто шли и случайно попали во временную аномалию. Представим её как невидимый круг диаметром пятьдесят метров. Наш взвод, зайдя внутрь круга, замкнул контур, и мы попали в это же место, где сейчас находимся, только без знания немецкого…

— Погоди! Ты хочешь сказать, что мы не случайно попали сюда, а кто-то специально проделал этот фокус с нами?

— Именно так! — обрадовано подтвердил Венцов.

Народ загудел, послышались оживленные переговоры. Люди вскочили с мест и сгрудились плотной толпой вокруг Андрея. Но я краем взгляда заметил, что четыре ветерана клуба остались сидеть на своих местах. Лениво цедили воду из фляг, и о чём-то тихо перешептывались между собой. Венцов, крайне польщенный, что оказался в центре внимания, подождал, когда разговоры немного стихнут и продолжил:

— Обдумывая ситуацию, я пришел к следующим выводам: кто-то, предположительно наши далекие потомки, послали нас сюда, не просто так, а с определенной целью. Так как перенос во времени явление космических масштабов, то и энергии на него потрачено соответственно. Нас не могли перебросить просто так. — Венцов в волнении резко вскочил со своего места, и несколько раз ударил себя кулаком в грудь. — Я убежден, что мы должны выполнить некую миссию. Достичь определенной цели. После этого нас перенесут обратно в наше время. Возможно, в процессе обратного переноса нам удалят все воспоминания связанные с временной аномалий.

Андрей внезапно замолчал, сел на землю и принялся вытирать пилоткой сильно вспотевшее лицо. Я слушал речь Венцова, открыв рот. Как он ловко всё расставил по полочкам! Даже представить себе не мог, что нас специально сюда забросили! А ведь всё совершенно логично!

Сидящий рядом со мной Курков недоверчиво хмыкнул, и вмешался в разговор:

— А почему ты, Венк так уверен, что нас обязательно обратно вернут?

Андрей нахлобучил на голову пилотку, оглянулся вокруг и тихо произнес:

— Сами посудите, герр унтер-офицер, мы исчезли из нашего времени не из глухого леса, где нас никто не видел, а прямо из-под объективов кинокамер. Кроме того, имеются многочисленные свидетели из состава съемочной группы и охранников "Мосфильма". А самое главное это присутствие двух полицейских. Они на уазике сразу за автобусом ехали. — Андрей с горем пополам отцепил от сухарной сумки свою флягу, сделал несколько небольших глотков и с энтузиазмом продолжил. — Представьте, какой поднимется шум на всю страну! При съемках фильма таинственно пропали в чистом поле шестнадцать человек! Следствие начнет так копать, по пылинке всё поле перетрясут! Следов наших не обнаружат, и обязательно посмотрят записи камер. Проанализируют все факты и непременно придут к определенным выводам. Может про перенос во времени и не догадаются, но люди там не дурнее нас, поймут, что без настоящей аномальной зоны не обошлось. Власти получат реальные доказательства существования, по крайней мере, возможности мгновенной телепортации. А надо ли это тем парням, что нас сюда перенесли?

В овраге воцарилась полная тишина. Только назойливо щебетали проносящиеся над головами птицы, да шелестел на ветру, растущий на стенах ложбины кустарник. Тишину нарушил герр лейтенант. Он бросил окурок на землю, тщательно затоптал его сапогом и взмахнул рукой:

— Убедил, стервец. Крыть нечем. Дело осталось за малым: выяснить, что от нас хотят эти… э-э-э, — Николай ненадолго задумался и резко, как ругательство выпалил. — Эти потомки!

— У меня вопрос, мужики, — вступил в беседу Дербенцев. — Почему именно мы, а не, к примеру, взвод спецназа ГРУ с боевым оружием?

— Это легко объяснить, — Новиков достал из портсигара сигарету и незамедлительно сунул её в зубы. — У спецназа современное оружие. А если хоть один, самый завалявшийся шестизарядный сорокамилимметровый гранатомёт типа РГ-шесть попадет к немцам?

Жека скептически хмыкнул:

— Немцам не так просто будет добыть оружие спецназовцев! Они серьёзные бойцы, очень быстро просекут ситуацию.

— С этим я не спорю! Но не забывай, что после переноса мы оказались в двух метрах от колонны грузовиков. Немчик еще на меня удивленно пялился из кабины. Потом мотоциклисты проехали. Тоже нас рассматривали. Только форма немецкая и спасла. Не будь её, всех очень быстро положили еще на дороге.

— Так это нас! У нас и оружия нет, — Жека бросил презрительный взгляд на свою винтовку, валявшуюся около него на земле. — Бутафория сплошная, а не оружие.

Новиков удовлетворенно улыбнулся, подхватил мой пистолет-пулемёт и энергично потряс им перед собой:

— Именно об этом я и говорю! Что скажут немцы, если увидят наши "пукалки"? Правильно. Решат, что НКВД совсем из ума выжило. И больше ничего.

Я осторожно забрал у Николая свой "МП". Конечно, Новиков прав, это не оружие, а лишь жалкая на него пародия. Но лично на меня даже простое прикосновение к "пукалке" действовало успокаивающе, приносило чувство безопасности. Так что нечего герру лейтенанту моим автоматом размахивать, и вообще, как мудро советовали украинские любители сала, надо его перепрятать. Пристроил "МП" поудобнее на коленях, на всякий случай, для пущей надежности намотал ремень автомата себе на руку. Новиков заметил мою возню, весело зыркнул глазами. Он хорошо знал моё трепетное отношение к оружию.

Народ активно продолжал обсуждение. Со всех сторон сыпались вопросы, выкрики, иногда раздавались смешки. Обстановка очень быстро стала совершенно такой же, как и на официальных собраниях клуба. А я просто ненавижу все эти бесконечные словоблудства. Когда по часу обсуждают пустяки, упоённо переливая из пустого в порожнее. От нечего делать, стал рассматривать проплывающие надо мной белые облака и как-то совершенно не к месту задремал.

— Нестеров! Очнись! — рявкнул мне прямо в ухо Новиков.

— А? Что?

Николай гневно помахал кулаком перед моим носом:

— Черт! Мы такие важные вещи обсуждаем, а ты спишь!

— Прошу прощения, герр лейтенант — виноват!

Новиков осуждающе покачал головой и продолжил прерванную явно из-за меня речь:

— Так вот. То, что мы сейчас находимся около Морозовска это уже понятно. А вот какое сегодня число и что конкретно происходит вокруг нас… — Новиков неопределенно пожал плечами и неожиданно замолчал. Люди во все глаза смотрели на командира. Николай обладал огромными знаниями по эпохе Великой Отечественной войны. Его авторитет был в этом вопросе непререкаемым. Я лично неоднократно убеждался в обширности и полноте его познаний. Но в данный момент герр лейтенант, выглядел крайне смущенным. Новиков снова пожал плечами и извиняюще развел руками в стороны:

— Сейчас не могу точно сказать, какое сегодня число.

Взвод разочарованно загудел. Новиков поднял руки вверх, призывая к спокойствию:

— Тихо! Точное число назвать не могу, но отлично представляю, в каком временном интервале мы очутились, — герр лейтенант обратился ко мне. — Сергей, ты взял с собой свой ежедневник?

— Да, Николай. Он тебе нужен? Держи.

Новиков открыл блокнот, карандашом начал набрасывать схему, одновременно комментируя свои действия:

— Смотрите: вот Дон, а вот Маныч. Между ними километров триста. Мы находимся рядом с Морозовском, практически точно между двух рек. Позади Ростов, впереди Калач-на-Дону, а за ним Волгоград, в смысле сейчас там Сталинград, — герр лейтенант махнул рукой на восток. — Пропагандист сказал, что идущая за нами пехота устала после штурма Морозовска. Это значит, что город взят сегодня утром или вчера днем. Я точно помню, что немцы взяли город восемнадцатого июля. Следовательно, сегодня восемнадцатое или, что более вероятно середина дня девятнадцатого июля.

Курков заинтересованно спросил:

— Так, с этим понятно. А что происходит вокруг нас?

Герр лейтенант почесал затылок карандашом, уставился на собственноручно начерченную схему, словно надеясь увидеть там подробные комментарии, причем с указанием источников информации. Несколько секунд Новиков нервно грыз кончик карандаша, потом обвел людей взглядом и начал говорить:

— А происходит вот что. Как раз сейчас совершается разворот немецких войск. Четвертая танковая армия поворачивает на юг, Шестая армия тоже проводит маневр силами и вместе с венграми, итальянцами и прочими румынами начинает подготовку к броску на Сталинград. Первая танковая армия вот-вот начнет штурм Ростова и с боями возьмет его двадцать третьего июля.

Новиков устало потряс головой, ловко отцепил одну из двух моих фляг от сухарной сумки и порядочно из неё отпил. Переведя немного дух, герр лейтенант продолжил:

— Интересно, что Гитлер постоянно слал директивы в войска и чуть ли не ежедневно менял направления движения армий. Когда я читал про этот момент, я поражался, какой беспросветный бардак творился у немцев в этих местах. И вот теперь мы оказались точно в центре всего этого безобразия.

Юрка Плотников поднялся во весь рост, одернул китель и заинтересованно спросил:

— С немцами мы разобрались. А что наши?

Новиков снова приложился к моей фляге, после этого резко потряс ей над ухом.

— Черт, а вода-то кончается! Мужики, вы с водой поаккуратней! — Николай бросил мне почти пустую флягу на колени и продолжил:

— А с нашими ситуация такая. Фактически первый раз за всю войну Ставка Верховного Главнокомандования не позволила немцам сжечь наши войска в котле. Красная Армия сейчас организованно отступает, с сохранением артиллерии и тяжелой техники. Немецкие генералы радостно рапортуют в Берлин о крайне успешном ходе наступления и недоуменно докладывают о мизерном количестве пленных. В общем, наши сейчас отрываются от передовых частей немцев и по возможности избегая боестолкновений уходят за Дон.

Я встрепенулся:

— Погоди! А как же тогда знаменитый приказ двести двадцать семь "Ни шагу назад?" Его когда выпустили? Вроде в конце июля?

— Да, двадцать восьмого числа. То есть примерно через десять дней опубликуют. А крайне жесткие формулировки в приказе Москва сделала за самовольное оставление Ростова. Одно дело отход по приказу, и совсем другое — паническое бегство, причем с утерей боевых знамен. Домой вернемся, ты Сергей в Интернете приказ почитай. Там просто жесть… — Новиков осёкся, опустил глаза вниз.

Плотников, нервно комкая в руках пилотку, с жаром заговорил:

— В общем, что называется, приехали. Курков, верно, предлагал, нужно пробиваться к нашим! Но мы сейчас находимся практически в центре развертывания немецких армий, Ростов через несколько дней падет. Идти назад нет смысла. На юг и север тоже не прорваться. Сто пятьдесят километров сквозь бесконечные колонны немецкой пехоты мы не пройдем.

Юрка опустился на землю, натянул на голову пилотку, прикурил с третьей попытки сигарету и продолжил речь:

— Идти на Сталинград? Черт, там же такая мясорубка сейчас начнется, что даже если мы линию фронта и перейдем, то кто с нами разбираться будет? Шлепнут как передовой дозор немцев и всё. Привет Кейтелю! Что делать будем? Мы же здесь как в мышеловке! Куда ни кинь, всюду клин…

Взвод молчал. Люди напряженно обдумывали ситуацию, морщили лбы, тихо о чем-то шептались между собой. Внимательно разглядывали лист со схемой, которую Новиков вырвал из моего ежедневника и пустил по рукам. Но никто никаких предложений не выдвигал. Такое на моей памяти происходит с клубом впервые. Обычно стоит произнести кому нибудь заветную фразу: "Какие будут предложения", так они моментально начинают сыпаться как из рога изобилия. Только успевай записывать. Да, дела. Может, что Федя посоветует. Он зря никогда не болтает, мужик надежный. Я ткнул локтем в бок Новикову, кивком показал на Дихтяренко и заговорщики подмигнул. Герр лейтенант просёк ситуацию, вытянул поудобнее ноги в запыленных офицерских сапогах и нарочито весёлым голосом обратился к пулеметчику:

— А что это у нас Фёдор Александрович мало того, что сидит в стороне от всех, да к тому же еще ни одного слова не сказал?

Дихтяренко поднялся во весь свой совсем немалый рост, расправил плечи, подошел вплотную к Новикову и, обведя взвод тяжелым, весьма неприятным взглядом, конкретно ни к кому не обращаясь, произнес:

— Ну, чё, натрынделись? Сказать больше нечего? Теперь слушайте сюда.

Я не поверил своим глазам. Что это с Федей? Какая муха его укусила?

Федор сделал пару шагов вперед и оказался в центре внимания сидящих на дне оврага людей.

— То, что мы, наконец, поняли, куда попали это хорошо. А теперь скажите мне, за каким собственно хреном мы вытанцовывали перед пропагандистами этими? А!?

Новиков дернулся всем телом, что-то хотел сказать, но Дихтяренко просто не дал ему раскрыть рот. Фёдор, резко рубанул рукой перед собой и с надрывом в голосе продолжил:

— Вместо того, чтобы валить этого Кнорра с компанией, мы с ними разговоры вели! А ты, Николай, — Дихтяренко с силой ткнул пальцем в грудь Новикову. — Так вообще чуть ли не в десны с пропагандистом лобызался. Ещё чуть-чуть, и вы с ним как Брежнев с Хо́неккером взасос начали бы целоваться. Небось, рад до беспамятства, что в "Немецкую кинохронику" попал? Будет о чём рассказать внукам? Как же, сам фюрер меня на экране видел!

К лицу герра лейтенанта мгновенно прилила кровь, он вскочил на ноги, яростно закричал:

— Ты что несешь? Ты что, Федя охренел совсем? Какой фюрер, какая хроника! Ты в своём уме! — Новиков схватил Дихтяренко за наплечные ремни и с силой потянул на себя. — Это ты мне говоришь! Мне? У меня оба деда воевали! Да я тебе сейчас за такие слова…

Рванувшись с места, я вклинился между герром лейтенантом и пулеметчиком, навалился всем телом, на Николая, оттолкнул в сторону. Курков с несколькими ребятами повисли на Фёдоре, словно собаки на медведе и оттеснили пулеметчика подальше от кипящего гневом Новикова. Остальные повскакивали с мест, не зная, что делать. Кто-то, из парней зацепившись ногой за ремень лежащей на земле винтовки упал, сильно ударившись коленкой об каску. Поднялся шум, народ начал бесцельно метаться между стенками оврага.

Новиков повернул голову ко мне:

— Нестеров, что ты вцепился в меня, словно я Анджелина Джоли! Немедленно отпусти! — герр лейтенант одернул китель и громовым голосом заорал:

— Внимание! Взвод, прекратить бардак! В одну шеренгу становись!

Мы с Курковым немедленно продублировали команду. Народ, перепрыгивая через разбросанную амуницию, живо выбрался из оврага и выстроился на присыпанной песком дороге. Я схватил за рукав Дихтяренко, потащил за собой и поставил в шеренгу на его место.

Новиков заложив руки за спину, размеренно прохаживался вдоль строя. Герр лейтенант остановился, повернулся к нам, и медленно покачиваясь на носках сапог, распорядился:

— Ефрейтор Дихтяренко ко мне!

Пулеметчик вышел из строя, встал рядом с Новиковым. Тот мрачно покосившись на Фёдора, спросил:

— Угомонился?

Пулемётчик кивнул.

— Хорошо. Теперь давай спокойно поговорим. Прямо перед строем, здесь все свои, стесняться некого. Только без "фюреров " и прочей ерунды. Итак, я слушаю.

Дихтяренко тяжело вздохнул, тихим голосом сказал:

— Погорячился я немного, Коля. Прости. Но и вы меня должны понять, — Фёдор окинул взглядом неподвижно замерший строй. — Я считаю, что мы допустили серьёзную ошибку, отпустив Кнорра с компанией!

Новиков усмехнулся:

— Пропагандиста не Кнорр зовут, а Кнох. "Кнорр" это такие кубики бульонные.

— Да какая на фиг разница! Хоть «Галина Бланка!» Всё равно надо было их валить! Мы же одни на дороге находились! А так и оружием не разжились, и грузовик от нас укатил.

Герр лейтенант задумчиво потер ладонью лоб:

— Хорошо, я понял тебя. А что же надо было делать?

Пулеметчик напряженно засопел и поднес к груди огромные кулачища:

— Да хоть прикладами немцев в кузове отоварить. Тесновато там, правда, но всё равно мы бы справились. Или вот, — Фёдор расстегнул пулеметный подсумок, висящий на поясе, достал длинную отвертку. — Эта штука тоже сгодится для такого дела!

Я поморщился. Надо же — отверткой! Это просто ни в какие рамки не лезет. Прикладом еще, куда ни шло. Но отверткой! Жека Дербенцев стоявший слева от меня брезгливо скривился. Ему так же, как и мне, совсем не понравилась идея Феди насчет отвертки. Вероятно, похожие выражения лиц наблюдалось у всего взвода. Дихтяренко растерянно скользнул взглядом по нашим физиономиям:

— Мужики! Что вы рожи кривите? Вы что еще не поняли, что происходит вокруг?

Курков досадливо мотнул головой:

— Все прекрасно всё поняли. Герр лейтенант дал четкую картину происходящего. И поэтому…

Дихтяренко досадливо замахал руками:

— Я не про это! Вы понимаете, что сейчас в блокадном Ленинграде дети получают в день двести пятьдесят граммов хлеба сделанного наполовину из опилок и отрубей? Вы понимаете, что сейчас нацисты уничтожают советских людей на оккупированных территориях? Вы понимаете, что совсем скоро немецкие самолеты будут бомбить забитый беженцами Сталинград? А мы… Мы этих ублюдков отпустили… Повели себя, как трусливые шакалы!

Вот только теперь меня проняло по-настоящему. Даже реальность переноса во времени не сильно выбила меня из привычной колеи. Даже трупы около "Студебекера" не смогли поколебать моё душевное спокойствие. А Фёдор несколькими короткими фразами исхитрился разорвать в клочья мою тщательно возведенную защиту от этого страшного, кровавого мира. И лишь сейчас, после того как Дихтяренко повозил нас рожами об колючую проволоку окружающей реальности, я полностью осознал в каком ужасе мы очутились, и что мне придется делать, для того, чтобы для начала просто выжить…

Новиков с неподдельным уважением посмотрел на Фёдора:

— Ну, ты даешь, старик! Ты прямо, как политрук перед боем. Только мы не струсили, — герр лейтенант замялся, явно подбирая подходящее определение. — Не струсили, а так сказать вживались в местные реалии. Ничего, теперь всё по-другому будет. Об этом мы позже поговорим.

Фёдор повеселел, ободряюще кивнул Николаю:

— Может еще, и встретим этот пропагандистский бульон на своем пути…

Неожиданно в дальнем конце шеренги раздался ехидный смех и к Новикову, развязной походкой подошли четверо ветеранов. Именно они во время речи Венцова, сидели в сторонке и что-то оживленно обсуждали между собой. Нельзя сказать, что меня с ними связывали дружеские отношения. Когда я пришел в клуб, парни отнеслись ко мне достаточно прохладно. А когда я стал командиром отделения да еще к тому же унтер-офицером, а парни так и остались старшими стрелками да ефрейторами, то наши отношения окончательно оформились как нейтральные. Они меня не трогают, я не лезу в их дела. Тем более все они из отделения Куркова. Мишка с ними отлично находил общий язык и вообще жил душа в душу. По крайней мере, он сам об этом мне неоднократно рассказывал. Неформальным лидером четверки являлся достаточно рослый крепыш по фамилии Мареев. Сейчас он стоял перед Новиковым и пристально смотрел ему в глаза. Трое остальных парней топтались рядом с Федей, исподлобья рассматривая неподвижно стоявшую шеренгу.

— Отличный спектакль вы здесь разыграли, — сухим, неприятным тоном произнес Мареев. — Но пора его заканчивать, а то актеры сильно притомились.

Новиков обреченно потер лицо ладонями, тяжело вздохнул, и устало спросил:

— Виктор, а тебя какая муха укусила?

Мареев бросил короткий взгляд на своих товарищей, засунул руки в узкие карманы брюк и слегка покачиваясь, начал говорить:

— То, что вы тут себе нафантазировали — абсолютный бред. Никакого переноса во времени, разумеется, не произошло. Это и последнему дураку понятно, — Мареев неизвестно по какой причине бросил быстрый взгляд на меня, но тут же отвел глаза в сторону. — Фёдор правильно сказал, что в воду нам снотворное подмешали, а потом перевезли в другое место. Сейчас вокруг нас скрытые камеры работают, народ возле телевизоров сидит, и умирает от смеха, наблюдая за нашей клоунадой! Я в этом шоу участвовать больше не намерен!

Николай прищурился и тихо проговорил:

— А трех человек возле грузовика для шоу специально убили?

Мареев широко улыбнулся и снисходительно посмотрел на Новикова:

— Ты, как дите малое, Николай. Сейчас для киношников сделать муляж трупа ничего не стоит. А они сделали муляжи очень качественно. Очень. Даже я сначала поверил.

— А как же запах? А как же внезапно обретенное нами знание немецкого языка? — дрогнувшим голосом прохрипел Новиков и непроизвольно поморщился.

— А что «запах»? — наигранно удивился Виктор и победно оглянулся вокруг. — Тушу свиную на солнце подержали дня три, а потом внутрь манекенов подложили. Вот тебе и запах! А немецкий язык мы и не учили. Вокруг нас все по-русски разговаривали. Зольдбухи естественно подменили.

Трое его товарищей заулыбались и синхронно закивали. Мареев пренебрежительно поковырял носком сапога песок и резко вскинул голову:

— С меня хватит. Не к лицу мне, как заместителю начальника юридического отдела крупной фирмы выступать в роли нелепого клоуна. — Виктор досадливо покачал головой и зло плюнул себе под ноги. — Ничего в Ростов вернусь, этих мерзавцев по судам затаскаю. Они у меня еще умоются кровавыми слезами!

— Это ты про кого говоришь? — тихо прошептал Новиков и достал из портсигара очередную сигарету.

— Про всех тех, кто создал это гнусное шоу, — моментально отозвался Мареев и протянул Николаю зажигалку. — Кстати. Актеру, который пропагандиста бульонного играл, бутылку хорошего коньяка подарить придётся.

Новиков глубоко затянулся сигаретным дымом и вопросительно посмотрел на Виктора. Тот, в очередной раз снисходительно улыбнулся и пояснил:

— Кнор этот, подсказку дал, что всё вокруг — ненастоящее. Помнишь, он сказал, что сейчас семь часов утра?

Новиков утвердительно кивнул.

— Так вот. Я в это время на солнце посмотрел. Оно почти над нашими головами находилось. Следовательно, тогда было около одиннадцати часов. А сейчас около двенадцати.

Шеренга заволновалась, загудела разными голосами и перестала существовать. Строй рассыпался, кто-то тут же сел на землю, кто-то громко захохотал дурным голосом. На месте остались стоять мы с Курковым, Дербенцев да Андрей Шипилов из первого отделения. Ну и еще как ни странно Венцов. Вокруг стоял радостный гомон, смех и густой русский мат.

Новиков окинул взглядом творящийся вокруг него невероятный бардак, покачал головой и громко закричал:

— Не понял, чему вы так радуетесь, мужики! Пропагандист всё правильно сказал насчет семи часов утра. Дело в том, что в России немцы продолжали жить по своему берлинскому времени. А часовой пояс Берлина отставал от Москвы в сорок втором году на три или даже на четыре часа. То есть для Кноха было семь часов, а для нас десять или одиннадцать.

Народ моментально притих. Мареев выдернул руки из карманов, подскочил вплотную к Николаю и отчаянно заговорил, размахивая ладонью перед лицом герра лейтенанта:

— Это бред! Этого не может быть! Ты лжешь, Николай! Лжешь!

Новиков успокаивающе положил руку на плечо Мареева и твердо произнес:

— К сожалению, я сказал правду. И я могу это доказать, — Николай немного помолчал и неожиданно обратился ко мне. — Нестеров, иди сюда. Доставай гранату, вставляй детонатор.

Не понимая, зачем это понадобилось командиру, я молча выполнил приказ и на всякий случай вытянулся по стойке «смирно».

Новиков взял у меня колотуху и поднес её к лицу Мареева:

— Это тоже муляж? Ведь так?

Виктор невольно отшатнулся, но через секунду упрямо сжал губы и утвердительно кивнул.

— Внимание! — почему-то радостно воскликнул Николай и поднял вверх ладонь с зажатой в ней гранатой. — Все понимают, что никто и никогда не будет применять ни в одном телешоу боевые гранаты?

Народ робко закивал. Действительно такого кошмара даже представить себе невозможно. Скорее столицу России перенесут в Морозовск. Это более реальное событие, по сравнению с бесконтрольным использованием боевого оружия при съемках фильма.

— Вот сейчас и посмотрим, где мы сейчас находимся. В идиотском телешоу или в тысяче девятьсот сорок втором году, — гневно прорычал герр лейтенант и протянул мне колотуху. — Бросать только по моей команде!

Подготовка к эпохальному эксперименту заняла минут десять. Народ с максимальными удобствами расположился на дне оврага и нетерпеливо посматривал на герра лейтенанта. Новиков легонько стукнул меня по каске, проверил, хорошо ли застегнут подбородочный ремень и коротко выпалил: «Давай».

Я медленно вылез из овражка, отошел от него шагов на десять. Затаив дыхание открутил предохранительную крышку в нижней части рукоятки и несколько секунд заворожено смотрел на фарфоровое кольцо, болтавшееся на тонком шнурке. Потом, как и написано в инструкции энергично дернул за шнур, широко размахнулся и со всей силы бросил гранату в чистое поле. Сам же рухнул на землю и прикрыл голову руками. Честно говоря, я очень хотел, чтобы граната оказалась муляжом. Очень. Конечно, не особо приятно осознать, что над тобой потешались миллионы телезрителей, но всё же это гораздо лучше, чем идти по прифронтовой дороге, в пугающую неизвестность войны.

Мои сладостные мечты, к сожалению не осуществились. Раздался взрыв и над головой просвистели осколки. Сам взрыв меня не особо впечатлил. Хлопнуло не сильно. Но пролетевшие надо мной невидимые куски железа впечатлили не по-детски.

Народ шустро выскочил из оврага, подбежал к неглубокой воронке и долго её рассматривал. Только Мареев никуда не пошел, неподвижно сидел в овраге и практически не моргая, смотрел в одну точку перед собой.

Новиков подождал, пока народ в полной мере удовлетворит своё любопытство, поднял руку вверх и буднично произнес:

— Взвод! Строиться!

Мы с Курковым несколько секунд недоуменно смотрели друг на друга, а потом быстро спохватились и продублировали команду командира.

Люди построились, и над шеренгой повисло заинтересованное молчание. Новиков пару раз прошелся перед нами, и громко крикнул в сторону оврага:

— Мареев! Тебе что особое приглашение требуется?

Виктор что-то зло пробурчал себе под нос, но быстро выбрался из оврага и занял своё место в шеренге.

Новиков удовлетворенно кивнул, и снова начал прохаживаться перед взводом. После чудовищной жары, в которой мы варились два месяца, местная погода казалась просто благодатью. Но всё же солнце и здесь хорошо пригревало, слепило глаза, жгло кожу. Зачем спрашивается торчать на дороге, если можно спуститься в овражек и спокойно посидеть в тени? Эту мудрую мысль я незамедлительно, громогласным голосом донес до Николая. Новиков остановился, как вкопанный, вскинул голову:

— Значит так, мужики. Много мы сейчас наговорили. Но теперь внимательно послушайте меня, — герр лейтенант стал крайне серьёзен. — Я считаю, что у нас сейчас две основные задачи. Во-первых, мы должны выжить. Во-вторых, мы должны выполнить задание. Что это за задание я пока не знаю. Но уверен, что нас засунули в самый центр немецких армий именно для того, чтобы мы не смогли сразу добраться до наших.

Я внимательно слушал Николая, но когда понял, что он как-то не очень горит желанием отвечать на мой вопрос, вмешался:

— Коля! Так, что насчёт того чтобы перейти в тенёчек? Долго нам еще на солнце стоять?

Новиков услышав мою реплику, обрадовался так, словно нашел на улице упаковку пятитысячных купюр. Герр лейтенант махнул в мою сторону рукой и неожиданно зло прищурился:

— Но если мы и сейчас будем продолжать разводить здесь несусветный бардак, то не сможем выполнить не только второй пункт, но и первый, — Новиков подошел вплотную ко мне. — Скажи, Сергей. Как считаешь, что произойдёт, если в присутствии немцев ты ко мне обратишься по имени?

Я стушевался, начал оправдываться, типа того, что сейчас никаких немцев нет, и вообще… Николай усмехнулся, окинул взглядом строй.

— Что отличает нас от пехотного взвода вермахта?

Из конца шеренги донесся робкий голос Венка:

— Недостаточная физическая подготовка, герр лейтенант?

— Ну, с этим всё более-менее нормально, — улыбнулся Новиков. — Я бы даже сказал, что несколько наоборот. А вот полное отсутствие дисциплины у нас во взводе вгоняет меня просто в оторопь!

Николай пристальным взглядом прошелся по нашим лицам, и начал говорить, резко рубя ладонью перед собой:

— Каждый раз перед любым нашим мероприятием мы договариваемся называть друг друга только по званиям и нашими вымышленными немецким именам! И каждый раз уже через несколько минут все орут: "Вася, давай быстрей!", «Петя, тащи пулемет сюда!» — Новиков с силой ударил рукой себя по бедру. — Хватит! Всё закончили с этим! С этого момента ко мне обращаться только: "Герр лейтенант". Так же обращаться только по званию и к унтер-офицерам Байеру и Пройссу. С мест ничего не выкрикивать! В общении между собой использовать только немецкие имена! Из строя не выходить, без разрешения не курить…

Новиков еще долго полоскал нам мозги всяческими указаниями и инструкциями. Конечно, он прав. Это там, в далеком теперь будущем, наш клуб славился среди реконструкторов своей дисциплиной. Очень своеобразной дисциплиной, весьма далёкой от воинской, но всё же с поправкой на обстоятельства — достаточно крепкой. Я, например, в клубе отвечаю за строевую подготовку. Когда на мероприятии выдаётся свободное время, с удовольствием выстраиваю солдат и начинаю гонять ребят, как сидоровых коз. Люди со всем усердием, под моим чутким тактичным руководством оттачивают всяческие строевые стойки вермахта и тому подобную экзотику. Но лишь до тех пор, пока не устанут. Сразу начинается нытьё и мне приходится прерывать занятия на самом интересном месте. А если люди сразу говорят, что устали, то занятия вообще не проводятся. Причем сам герр лейтенант выступал всегда против того, чтобы заставлять людей чем-то заниматься вопреки их желанию.

Как-то поговорил по душам с Новиковым на эту тему. Он, лишь недовольно пожав плечами, сказал: "Не парься, Серёга. Это наше хобби и не стоит превращать его в армию".

Ну, никто особо и не парился. Не только насчет строевой подготовки, но и вообще. Правда, на самих реконструкциях, а особенно на съемках, люди выкладывались по полной программе. Однажды на реконструкции под Москвой при температуре минус пятнадцать шесть часов просидели в мерзлых окопах. А если учесть, что обмундирование наше соответствовало обмундированию немецких солдат сорок первого года, то мы на своей шкуре почувствовали всю прелесть известной поговорки "Мерзнут, как немцы под Москвой". Долго потом шутили между собой по этому поводу. Но на мероприятии никто не ныл, все достойно тянули свою реконструкторскую лямку.

Или вот не далее, как сегодня утром, при температуре под пятьдесят градусов бегали по полю, высунув языки. Каски на голове от жары плавились, но никто и не подумал шлангом прикидываться. Все работали. Беспрекословно выполняя все приказания герра лейтенанта. Ведь можем когда захотим! Значит и сейчас сможем, тем более от этого зависит наша жизнь. Ну, а гражданскую вольницу придушим. Лично я приложу к этому, все свои силы. Жаль, только, что в армии из взвода служили всего трое. Дихтяренко в пехоте, он и там пулемёт на горбу таскал. Андрей Шипилов из первого отделения — связистом на точке торчал, да еще Витя Гущин пограничником лямку тянул. Остальные либо вузовские "пиджаки", как например я, либо без излишних затей, по-простому от армии откосили.

Между тем герр лейтенант закончил своё проникновенное выступление и сразу начал неуклонно повышать нашу воинскую дисциплину, путём отдачи приказа о немедленном приведении дна оврага в нормальный вид посредством аккуратного складывания амуниции и постановки оружия в "пирамиды". После наведения порядка Новиков милостиво разрешил людям с полчасика просто посидеть в тени, а меня с Курковым подозвал к себе и отвел подальше от остальных. Новиков опустился на землю, похлопал рукой рядом с собой:

— Присаживайтесь. Ну, что всё поняли насчет дисциплины?

Мы с Мишкой синхронно закивали головами, мол, всё понятно, не беспокойся отец родной, не посрамим…

— Если так, то слушаете меня внимательно. Я полностью убежден, что мы имеем отличный шанс выйти живыми из этой переделки, — герр лейтенант ткнул указательным пальцем вверх. — Они не просто так выбрали именно нас. Не просто так засунули в этот капкан, критично ограничив наши возможности по прорыву к нашим. Значит задание именно здесь — в тылу немцев! — Новиков закашлялся.

От постоянных разговоров у Николая сел голос. А так как офицерам носить фляги не положено, то Курков отстегнул свою, пустил по кругу. Мы с герром лейтенантом деликатно отпили по одному глотку. Воды осталось совсем немного, и неизвестно когда и где мы её наберем.

Немного переведя дух, Новиков продолжил разговор:

— Получается, что мы должны по-тихому куда-то придти и что-то сделать.

Курков нервно засмеялся:

— Прямо в сказку попали! Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что!

Герр лейтенант усмехнулся, задумчиво посмотрел в небо, как будто желая увидеть там, между облаков ответы на многочисленные вопросы.

— Ты прав, Миша. Именно, что в сказку. Знаете мужики, а ведь таких групп как наша в немецком тылу не было. Конечно, и партизаны по коммуникациям работали, и диверсионные группы РККА от души резвились. Но чтобы так открыто, в немецкой форме, да еще такой толпой красноармейцы по тылам гуляли, я не слышал никогда!

Курков открыл рот, явно вознамерившись возразить Николаю, но Новиков замахал руками, резко замотал головой:

— Знаю, знаю! Попытки заброса таких групп в тылы немцев предпринимались, но к сожалению крайне не успешные. Источники по этому поводу лишь глухо сообщают, что в связи с недостаточным знанием немецкого языка наши диверсанты мгновенно вычислялись немцами.

Так-так. Как это ни удивительно, но при полном молчании этих неизвестных парней, которые забросили нас в пекло войны, потихоньку начало складываться вполне чёткое понимание того, что они ждут от нас конкретных действий. Иначе эти парни из будущего, просто не стали вкладывать в наши черепушки знание немецкого языка. И как только грузовик роты пропаганды остановился возле нас, так сразу всё очень быстро для нас и закончилось. Интересно, а почему нам одновременно с немецким языком не дали четкие распоряжения? Пойдите в пункт "А" сделайте там то-то и то-то, а потом идите в пункт "Б". Наверно, на этот счет у наших потомков существуют ограничения. Может нравственные, религиозные, а может и просто технические. Здесь остаётся только гадать…

В отличие от меня, Новиков не занимался гаданием на кофейной гуще, а резкими рублеными фразами вбивал факты в наши с Мишкой головы:

— А вот немецкие диверсанты, особенно в начальный период войны действовали пусть не самым лучшим образом, но, увы, весьма неплохо. Недоброй памяти батальон "Бранденбург-800" натворил немало бед, пролил много крови, — Николай немного помолчал, резко поднялся, и сильно волнуясь на одном дыхании, выпалил:

— Не пора ли отдать должок немцам? Как вы считаете, мужики?

Курков скосил глаза на пришитого чуть выше правого кармана кителя немецкого орла со свастикой в лапах, провёл по нему рукой, недобро улыбнулся:

— Хоть в "Бранденбурге" не только немцы служили, но должок всё равно именно за ними записан! Я вот сейчас шёл, про Брестскую крепость вспоминал, так меня всего просто наизнанку выворачивало, — Мишка, как прилежный школьник поднял вверх руку, — Я согласен. А ты, Нестеров?

Широко разведя руки в стороны, я шутливо пробасил:

— Ну, дык. Мы в деревне никогда супротив хорошего дела поперёк не идём. Озимые там вспахать, иль яровые взопреть, енто мы завсегда согласные!

Герр лейтенант от души рассмеялся, но неожиданно помрачнел и озабоченно спросил:

— А как там настроение у Мареева? Парень в себя пришел?

С лица Михаила мгновенно слетело веселое выражение. Он нервно провел рукой по лбу и печально ответил:

— С Витей дело плохо. Мне кажется, у него серьёзный нервный срыв. Постоянно бормочет что-то насчет шоу и всё время кого-то проклинает. Ни с кем не разговаривает. Даже со мной. Не нравится мне его поведение. Сильно не нравится.

Новиков печально вздохнул и тихо произнес:

— На ночевку станем, надо Витьке грамм триста водки налить. Для снятия стресса. Кстати. У нас с собой водка есть?

— Водки нет, причем совсем, — молниеносно отозвался я, но через мгновение смущенно уточнил. — Водки нет, но для такого дела найдем.

— Хорошо, — обрадовался герр лейтенант. — Теперь пошли к ребятам обсудим нашу идею насчет диверсантов.

В этом обсуждении, в отличие от предыдущего, я принял самое живое участие. Отчаянно спорил с товарищами, выдвигал предложения, яростно напирая на то, что в прошлом году прочитал одну главу из книги "Тактика партизанской войны в период 1941–1944 годов". В общем, проявлял недюжинную активность. Честно говоря, проделывал все эти действия, для того, чтобы хоть немного приободрить людей, внушить им уверенность в свои силах. К сожалению, некоторые ребята сидели с весьма растерянными лицами. А где растерянность, там, как известно вскоре вырисовывается уныние и тому подобные безобразия.

Минут через двадцать пришли к закономерному выводу — необходимо добыть оружие. Решили, что для этого дела, нам нужно держаться подальше от скоплений войск, а при встрече с малыми группами немцев действовать по обстановке. Ну, а первым делом необходимо найти воду. К сожалению, в овражке её совершенно не наблюдалось и герр лейтенант, построив взвод, дал команду на начало движения. Мы дружно затопали сапогами по пыли. По обе стороны дороги простиралась бесконечная донская степь.

В такт шагам негромко позвякивает амуниция, песок тихо хрустит под подошвами сапог.

За моей спиной между собой тихо переговариваются товарищи. Ветер гнет к нашим ногам непокорный ковыль, кружит в бесконечном хороводе полевое цветущее разнотравье. Вокруг чирикают невидимые птицы, а высоко в небе над нами парит степной орел. Красота! Вот только с каждой минутой всё сильней и сильней хочется пить. Но отцепить фляжку и напиться нельзя. Герр лейтенант приказал экономить воду. Чтобы отвлечься от мыслей о воде, оборачиваюсь к Феде, показываю рукой вверх:

— Смотри орел, какой здоровый.

— Да я и так смотрю, — печально отвечает Дихтяренко и устремляет взгляд в небо. — Сергей, мне одному кажется, что гудит где-то?

Я завертел головой по сторонам. Точно! Вот теперь и я четко услышал непривычное гудение. Оно то, отдалялось, то приближалось, словно кто-то по широкой дуге описывал круги вокруг нас. Блин! Это же в небе летает самолёт! Поделившись своим открытием с Федей, я успокоился и, отгоняя от себя мысли о весело журчащих струях воды, сосредоточил взгляд на бритом затылке шагающего впереди Новикова. Между тем жужжание усилилось, слева от нас быстро промелькнул силуэт самолета. Герр лейтенант вскинул голову и заинтересованно обратился к Куркову:

— Михаил, ты заметил, что за самолет пролетел?

Мишка прищурился и пожал плечами:

— Да кто его знает. Я эти самолеты видел только в кино и компьютерных играх. Не специалист в этом вопросе, — Курков широко улыбнулся. — Но это точно не "Юнкерс".

Николай явно заинтересовался самолётом, тем более, что впереди снова раздался приглушенный звук авиационного мотора. Черная точка самолёта надоедливым жуком повисла над дорогой. Новиков приложил ладонь ко лбу, несколько секунд всматривался вдаль, потом обернулся и громко крикнул:

— Мужики! Кто самолёт успел разглядеть?

Уже не точка, а хорошо видимый силуэт, низко распластавшийся над землёй, стремительно увеличивается в размерах. Из середины строя донёсся басовитый голос Шипилова:

— Успел, герр лейтенант. Это наш "Лагг".

— Наш? — пораженно выдохнул Новиков и в туже секунду, срывая горло, протяжно закричал:

— В-о-о-о-здух! С дороги! Убираемся с дороги!

Взвод дрогнул, рассыпался в разные стороны. Боковым зрением отмечаю, что парни моего отделения быстро бегут в степь. За ними с винтовками в руках несутся Шипилов и Торопов.

Меня кто-то сильно толкает в спину. С разбега падаю на бок. Прямо передо мной шлёпается чья-то винтовка, за малым не угодив по лицу. Над головой дикий рев, стучат пулеметы. Пораженно смотрю на красные звезды под крыльями. Страха нет, есть мучительное, тягостное ощущения крайней неправильности, даже несправедливости происходящего. Сжимаю кулаки, кричу летчику в небо, словно он меня может услышать:

— Здесь свои! Что же ты сволочь делаешь!

На дороге, где пару секунд назад шагал взвод, не шевелясь, стоят Мареев и Венцов. Виктор бросил оружие на землю, неистово машет руками над головой и, срывая голос, страшно кричит:

— Ненастоящее! Это всё ненастоящее! Слышите вы! Ненастоящее!

Венцов, наоборот, замер в полной неподвижности, намертво вцепился руками в ремень винтовки. В широко раскрытых глазах плещется животный ужас. Две пулеметные дорожки, выбивая из дороги султанчики пыли, неумолимо приближаются к ребятам. Мареев дико хохочет и что-то бессвязно выкрикивает. Венцов растеряно оглядывается по сторонам и валится как подкошенный в облако пыли. В противоположную от новобранца сторону падает Мареев.

Совсем рядом со мной яростно ругается Дербенцев, метрах в двадцати от меня, Вася Гущин из моего отделения невероятно быстро ползет по-пластунски в мою сторону. Резко вскакиваю, на подгибающихся ногах бегу на дорогу к ребятам. Сердце учащенно бьётся. Живы ли парни? Переворачиваю Венцова на спину. Лицо бледное, но крови нигде не видно. Жив? Нет? Андрей открывает глаза, непонимающе смотрит на меня, что-то неразборчиво мычит.

— Андрей! Ты ранен? Говорить можешь?

Венцов протягивает ко мне руки, пытается встать.

— Лежи, лежи! Я сейчас, — набираю полные легкие воздуха изо всех сил ору. — Мужики, Андрея ранило! Идите сюда! Помощь нужна!

Оглядываюсь по сторонам. Наши лежат в поле, видно лишь, как в некоторых местах сам по себе шевелится ковыль. Над дорогой — тишина. Из травы в полный рост поднимается Курков, с опаской смотрит в небо. И тут замечаю лежащего в луже крови Мареева. Пуля попала ему прямо в голову. Вместо лица чудовищное кровавое месиво.

За спиной раздаётся испуганный голос Венка:

— Герр унтер-офицер, со мной вроде всё в порядке.

Оборачиваюсь. Андрей сидит на земле, растеряно улыбается, ощупывает себя руками.

— Ничего не болит? Точно? — наклоняюсь к новобранцу, аккуратно поднимаю его на ноги.

Венцов трясёт головой, трёт локоть:

— Ничего, герр унтер-офицер. Только рука немного ноет. Видимо ударился при падении… — Андрей неожиданно замирает, взгляд стекленеет, винтовка соскальзывает с плеча и беззвучно падает на дорогу.

Понимаю, что Венцов увидел убитого Мареева. Подхватываю Венка под локоть и тащу его прочь от дороги. Навстречу нам, подавленно оглядываясь по сторонам, медленно идут ребята. Лица растерянные, многие без оружия. Сажаю Венка на землю, с силой хлопаю его по щекам. Взгляд Андрея приобретает осмысленное выражение. Вкладываю ему в руку почти пустую фляжку.

— Попей немного. Сиди здесь, никуда не уходи. Это приказ, — рычу я и бегу обратно на дорогу.

Над телом Виктора стоит на коленях Петр Мельников, наш штатный санитар. Возле Пети лежит в дорожной пыли раскрытая сухарная сумка. Внутри видны одноразовые шприцы, стерильные бинты, упакованные в пергаментную бумагу и какие-то глянцевые коробки из-под лекарств. Вокруг нестройной толпой сгрудились ребята. Бестолково топчутся на месте, нервно размахивают руками. Мельников медленно поднимается на ноги и сдергивает с головы пилотку.

— Витя мертв, — тихо произносит санитар, поднимает сумку и безуспешно пытается её застегнуть.

Обвожу взглядом парней. Практически у всех растерянные лица, люди потупили головы, плечи безвольно опустились вниз. Подавленная, аморфная масса, годная лишь на то, чтобы пойти и утопиться в ближайшем сортире. Как же привести ребят в чувство? Напряженно размышляю, как найти выход из этой безнадежной ситуации. Но в голову не приходит ни одной дельной мысли. От злости до хруста сжимаю кулаки и закрываю глаза, чтобы не видеть ничего вокруг.

— Мельников бегом к Венку! Проверь что с ним! — мертвую тишину разрывает на мелкие лоскуты жесткий голос Новикова. — Второе отделение — собрать разбросанное оружие, потом доложить мне об его исправности. Первое отделение ко мне…

Люди сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее начинают выполнять приказы. Для всех сразу находится множество дел. Кто-то ищет в высокой траве брошенные винтовки, кто-то далеко в поле копает саперными лопатками могилу.

Герр лейтенант постоянно подгоняет народ громкими командами. Вместе с Дихтяренко кладем тело Мареева на плащ-палатку, и тяжело дыша, несем его к уже наполовину вырытой могиле. С меня ручьем льется пот. Проходим мимо Венцова. Он уже пришел в себя, сидит, поджав ноги, и гладит рукой трепещущий на ветру ковыль. От Андрея сильно пахнет нашатырным спиртом. Лицо спокойное, ужаса в глазах нет. К нам подходит Мельников. Берется за свободный угол плащ-палатки:

— Мужики, давайте помогу.

Втроем быстро доносим убитого до свежего раскопа, а сами с разрешения герра лейтенанта устраиваем небольшой перекур. Петя деликатно интересуется нашим самочувствием. И убедившись, что с нами всё в порядке, поспешно убегает.

Мельников работает в небольшой ветеринарной клинике. Успешно проводит санацию ушных раковин котам и катетеризацию кобелям. А на реконструкциях Петр не менее усердно лечит наши мелкие травмы и помогает бороться с губительными последствиями злоупотребления спиртными напитками. Петька на каждом клубном собрании торжественно обещает в самое ближайшее время сделать аутентичный набор амуниции санитара, но дальше громогласных заявлений дело не пошло. Так и бегает Мельников в обычной пехотной униформе. Но его сухарная сумка и противогазный бачок до упора набиты медикаментами и прочими перевязочными материалами. Причем взводные остряки упорно распространяют слухи, что все препараты Петька покупает в своей ветеринарной клиники.

Похоронили Мареева как-то буднично, словно уже много таких могил было на нашем пути. Без соплей и истерик пару минут постояли с непокрытыми головами над свежим холмиком земли. Речей никто не произносил. Да и что тут скажешь? И так всё понятно без слов.

Герр лейтенант пару раз провел ладонью по волосам, надел пилотку и поднес руку ко рту. Командирский свисток трижды протяжно заливается трелью. Пару секунд соображаю, что это означает, потом вспоминаю — сигнал общего сбора! Судорожно достаю из левого нагрудного кармана свисток на красивом витом шнуре и дублирую для своего отделения команду герра лейтенанта. Парни быстро выстраиваются в походный порядок. Честно говоря, ожидал, что сейчас начнется небольшой, часа на три "разбор полётов", но ничего подобного не произошло. Новиков отдал команду и взвод снова, как ни в чём небывало, зашагал вперед по дороге. Только теперь ребята постоянно обводят небо настороженными взглядами.

А вот то, что люди не ударились в панику — крайне меня удивило. Конечно, в строю велись тихие разговоры о произошедшем. Ребята негромко делились своими впечатлениями, иногда тяжело вздыхали. Но всё происходило без фанатизма, как-то по обыденному. Не знаю с чем это связанно. Возможно, люди абсолютно четко осознали, в каких обстоятельствах они очутились. Да и герр лейтенант своим серьёзным видом и суровым лицом мало способствует возникновению обсуждения гибели Мареева.

Иду, шагаю по дороге, пока ход моих неспешных рассуждений о превратностях жизни не прерывает герр лейтенант. Он поворачивается к Куркову, и упирает указательный палец ему в грудь:

— Пусть Гущин возьмёт шефство над Венцовым. Чтобы Гущин от новобранца ни на шаг не отходил! Венка без присмотра оставлять нельзя! Он совершенно зелёный.

Мишка козыряет и быстро топает в центр колонны.

Да. Венк конечно хороший парень, но абсолютно не приспособленный к армейской жизни. Подозреваю, что и в обычной жизни он точно такой же мямля. Даже строевым шагом ходить не умеет. Я с ним провел всего пару занятий до поездки, научил становиться по стойке смирно, да с грехом пополам козырять. Внезапно понимаю, что сейчас необходимо по-дружески поддержать Венцова. Спрашиваю разрешение у Новикова и вихрем несусь к Андрею. Пристраиваюсь рядом с ним и отвешиваю ему хороший подзатыльник:

— В следующий раз — рот не разевай! Делай то, что приказывает командир. Сейчас тебе сильно повезло, парень. Очень сильно.

Венк понятливо кивает и перебрасывает винтовку на другое плечо. Возвращаюсь в голову колонны и спрашиваю Новикова:

— Герр лейтенант, а куда мы идем?

Николай не оборачиваясь, коротко бросает:

— Вперед, Нестеров. Идем вперед.