«Мы прожили не напрасно…» (Биография Карла Маркса и Фридриха Энгельса)

Гемков Генрих

24. «МЫ ПРОЖИЛИ НЕ НАПРАСНО…»

 

 

Выражая публично благодарность всем, кто поздравил его с семидесятилетием, Энгельс закончил свое заявление скромными словами: «Такова уж моя судьба, что мне приходится пожинать ту славу и тот почет, семена которых посеял человек, более великий, чем я, – Карл Маркс. Я же могу лишь торжественно обещать провести остаток своей жизни в активном служении пролетариату так, чтобы хотя бы в дальнейшем стать по возможности достойным оказанных мне почестей».

Для осуществления этих планов у Энгельса оставалось всего пять лет, но пять лет, до краев заполненных новыми произведениями, сотнями писем, важными поездками, переездом на новое место жительства и многими, многими планами.

 

Работы хватило бы для двух сорокалетних

О свежести и бодрости Энгельса свидетельствовало то, что в 1894 г. он решился взять на себя хлопоты по переселению в новый дом. Луиза Каутская вышла замуж за австрийского врача и социалиста д-ра Людвига Фрейбергера. Дом стал тесноват, и Энгельс согласился перебраться вместе с молодоженами в более просторный дом, расположенный по той же улице в нескольких сотнях шагов, чтобы, как он писал, не «попасть на старости лет в руки чужих людей». У него опять был необходимый покой для научной работы.

Энгельс уже далеко продвинулся в подготовке к изданию третьего тома «Капитала», подумывал приняться за подготовку так называемого четвертого тома, вышедшего в свет позднее под заголовком «Теории прибавочной стоимости». В программе его занятий были и работы по истории. О том, как выглядели его политические будни, какие его занимали планы и над какими рукописями он работал, очень живое представление дает письмо, отправленное им в 1894 г. Лауре Лафарг, прозванной Лёр:

«Дорогая Лёр!

Ты говоришь, что после окончания третьего тома и прежде чем приступить к четвертому я должен дать себе небольшой отдых. Так вот, я тебе сейчас изложу, как обстоит дело.

Мне нужно следить за движением в пяти крупных и во многих мелких европейских странах, а также в Соединенных Штатах Америки. Для этой цели я получаю три немецких, две английских, одну итальянскую и с 1 января также одну венскую, а всего семь ежедневных газет. Из еженедельных получаю: две из Германии, семь из Австрии, одну из Франции, три из Америки (две на английском языке, одну на немецком), две итальянских и по одной на польском, болгарском, испанском и чешском, причем тремя из этих языков я лишь теперь постепенно овладеваю. Помимо этого, самые разнообразные посетители (только сейчас, несколько минут тому назад, у меня был присланный Полаком из Амстердама немецкий скульптор, без копейки денег, в поисках работы) и все возрастающая масса корреспондентов – больше, чем во времена Интернационала!..»

Дальше следовали планы публикаций:

«Следующей предстоящей мне работой является публикация писем Лассаля Мавру. Тусси перепечатала их на машинке, они лежат у меня в письменном столе, но из-за переезда на новую квартиру я не имел возможности даже дотронуться до них…

Затем целая груда накопившейся моей собственной работы. Во-первых, предстоит полностью переработать „Крестьянскую войну“; ее уже много лет нет в продаже… А она потребует углубленных занятий…

Затем – не говоря уж о других мелких делах, которые мне предстоят, – я хочу написать хотя бы основные главы политической биографии Маркса: 1842 – 1852 и Интернационал. Последняя глава наиболее важна и настоятельно необходима, я намерен начать с нее. Но для этого требуется, чтобы меня не прерывали, а когда мне удастся добиться этого?

От меня ждут всех этих вещей, а вдобавок еще и переиздания ранних небольших произведений Мавра и моих собственных. Их я собираю, но пока не очень успешно…

Мое положение таково: 74 года, которые я начинаю чувствовать, и столько работы, что ее хватило бы на двух сорокалетних. Да, если бы я мог разделить самого себя на Ф. Энгельса 40 лет и Ф. Энгельса 34 лет, что вместе составило бы как раз 74 года, то все быстро пришло бы в порядок».

Фридрих Энгельс ни в малейшей степени не терял бодрости духа. Участившимся телесным недугам и подверженности случайным болезням он противопоставлял свою самодисциплину и чувство долга. Его бодрый дух и страстность революционера оставались несломленными. «…События должны помочь нам сохранить жизненные силы; вся Европа кипит, повсюду назревают кризисы, особенно в России. Долго там не может так продолжаться. Тем лучше», – писал он Петру Лаврову.

 

Триумфальное путешествие

Политическим апогеем последних лет жизни Энгельса стала поездка на континент, предпринятая им в 1893 г. Путешествия всегда доставляли Энгельсу большое удовольствие. Он использовал их для отдыха от напряженной работы и для ознакомления со странами и людьми, изучая культуру, язык, обычаи других государств. Так было, например, во время «небольшого путешествия в Америку» в 1888 г. с Карлом Шорлеммером, Элеонорой Маркс-Эвелинг и Эдуардом Эвелингом, так было спустя два года и в поездке по Норвегии с Шорлеммером.

Запланированные на 1893 г. поездки в Германию и Швейцарию также должны были иметь сугубо частный характер. Его пригласил Август Бебель. Но познавательное путешествие превратилось в триумфальную поездку, сопровождавшуюся важными политическими демонстрациями.

В Кёльне его ждали Август и Юлия Бебель, настоящая лейпцигская пролетарка и смелая социалистка, с которой Энгельс наконец-то познакомился лично. Затем через Страсбург Энгельс проехал в Швейцарию, где провел несколько дней в горах.

12 августа Энгельс отправился в Цюрих, где проходил третий конгресс II Интернационала, и принял участие в его последнем заседании. Когда он вошел в зал, его встретили бурными овациями. Затем его попросили выступить с заключительным словом. Энгельс произнес краткую речь на немецком, английском и французском языках, в которой напомнил об исторических заслугах Карла Маркса и о I Интернационале. Он обратился к представителям международного пролетариата со страстным призывом крепить революционное единство в борьбе с капиталом, несмотря на все национальные особенности. Восторженными аплодисментами были встречены его слова:

«Чтобы не выродиться в секту, мы должны допускать дискуссии, но общие принципы должны неизменно соблюдаться» [425] .

Это был итог политической жизни Энгельса, принцип, который со времени Маркса и Энгельса служит ведущей идеей международного революционного рабочего движения.

В Цюрихе Энгельс лично познакомился со многими из своих корреспондентов – русскими и итальянскими, австрийскими и немецкими революционерами, в том числе с Кларой Цеткин.

Публичное выступление на конгрессе II Интернационала «задало тон и всей поездке» и разрушило намерение Энгельса совершить путешествие «как частное лицо». В Вене, куда вел маршрут поездки после короткой остановки на отдых в швейцарских горах, Энгельсу пришлось принять участие в двух больших мероприятиях: 11 сентября – в закрытом праздничном заседании, так называемом банкете, собравшем примерно 600 человек, заслуженных деятелей движения, и 14 сентября – в массовом народном собрании.

Несколько тысяч социалистически настроенных венских рабочих организовали народное собрание под лозунгами верности социализму и пролетарскому интернационализму. Появление в зале Фридриха Энгельса, которого сопровождали Август Бебель, Виктор Адлер и Луиза Каутская, вызвало буквально бурю воодушевления. Наблюдавший за порядком полицейский офицер не позволил избрать Энгельса в почетный президиум, но это не изменило праздничной атмосферы в зале. Председатель объявил при бурном одобрении собравшихся, что Энгельс тем не менее займет принадлежащее ему «почетное место на собрании».

После ораторов, рассказавших о Цюрихском конгрессе, слово предоставили Энгельсу. Полный оптимизма, он высоко оценил успехи социалистического движения и произнес слова, полные уверенности в победе: «Все, что делается во всем мире, делается с оглядкой на нас. Мы – великая держава, внушающая страх, держава, от которой зависит больше, чем от других великих держав. Вот чем я горжусь. Мы прожили не напрасно и можем с гордостью и с удовлетворением оглянуться на свои дела».

Затем путешественники отправились через Прагу в Берлин. 20 сентября редакция «Vorwärts» организовала большое собрание-банкет в актовом зале «Конкордия» на Андреасштрассе в честь «прибывшего на короткое время в Берлин пионера и активного участника борьбы социал-демократии Фридриха Энгельса». Уже спустя сутки 3 тысячи пригласительных билетов были разобраны без остатка. В собрании, состоявшемся 22 сентября, приняло участие около 4 тысяч функционеров и членов берлинской социал-демократии, в том числе полный состав партийного правления.

С приветствием выступил Вильгельм Либкнехт, рассказавший о полувековой неустанной теоретической и практической деятельности Фридриха Энгельса в интересах революционного рабочего движения. Всюду в мире, где рабочие борются за свое освобождение, можно чувствовать его влияние. Кто «так, как он, сполна исполнил свой долг, кто сделал так много для дела пролетариата, тому выражаем мы нашу признательность и благодарность… Мы говорим нашему Энгельсу спасибо».

Чрезвычайно сердечный прием так тронул Энгельса, что он произнес не предусмотренную программой короткую речь. Он говорил о полном преображении Берлина в промышленный город и напомнил, что пятьдесят лет назад, когда он был здесь последний раз, никто в Берлине понятия не имел, что такое социал-демократия, а теперь она собрала на последних выборах почти 160 тысяч голосов.

Свою речь Энгельс закончил оптимистическим заявлением, что «немецкая социал-демократия является самой единой, самой сплоченной, самой сильной во всем мире, что она идет от победы к победе, благодаря спокойствию, дисциплине и бодрому духу, с которыми она ведет свою борьбу. Товарищи социал-демократы! Я убежден, что вы и впредь будете выполнять свой долг. Я заканчиваю призывом: Да здравствует международная социал-демократия!»

Посещениями театра, прогулками в зоопарке и берлинских парках, а прежде всего сердечными встречами с семьей Вильгельма Либкнехта, с Кларой Цеткин, Францем Мерингом и опекавшими его Августом и Юлией Бебель завершилось пребывание Энгельса в Берлине.

29 сентября Фридрих Энгельс снова был в Лондоне. Его поездка стала свидетельством триумфального шествия научного коммунизма. Она оставила в его душе незабываемое впечатление от силы и зрелости пролетарского движения. Социалисты же, рабочие, которым посчастливилось видеть и слышать Энгельса, восхищались революционной страстностью и принципиальностью своего семидесятидвухлетнего вождя, равно как его человеческой теплотой и скромностью. Больше чем когда-либо Энгельс убедился в результате этой поездки, что с такими рабочими, с какими он познакомился в Цюрихе, Вене и Берлине, не может быть недостижимых целей, если ими будут руководить сильные марксистские партии.

 

Крестьяне нужны рабочим, рабочие – крестьянам

С радостью наблюдал Фридрих Энгельс, как в конце 80 – начале 90-х годов некоторые социал-демократические партии превращались в массовые партии. Немецкая социал-демократия насчитывала в середине 90-х годов примерно 150 тысяч членов. Прежде всего это были рабочие, но в партию входили и представители других классов и слоев населения.

Приток в социал-демократию выходцев из мелкой буржуазии, крестьянства и интеллигенции Энгельс расценивал как выражение того, что рабочий класс и его партия действительно стали ведущей общественной силой, что в них увидели и признали носителей общественного прогресса. Но Энгельс очень настоятельно подчеркивал в 1894 г., точно так же как за полтора десятка лет до того в Циркулярном письме: «В нашей партии могут состоять отдельные лица из любого общественного класса, но отнюдь не группы, представляющие интересы капиталистов, средней буржуазии или среднего крестьянства».

Чем актуальнее становились вопросы стратегии и тактики борьбы за власть, тем большее значение приобретала проблема союзников рабочего класса в борьбе за демократию и социализм. Энгельс и Маркс занимались проблемой союзников начиная с 40-х годов. Уже в «Манифесте Коммунистической партии» и в «17 требованиях Коммунистической партии в Германии» они доказали, что интересы рабочих и крестьян в борьбе за немецкое буржуазно-демократическое национальное государство согласуются. Поэтому они выступали за экспроприацию крупной земельной собственности. В этой позиции и к концу столетия ничего не изменилось.

Но теперь возник вопрос о социалистической перспективе союза рабочих и крестьян. Некоторые партии занимались его решением. Французская рабочая партия обнародовала в 1894 г. аграрную программу, которая должна была служить привлечению сельского населения как союзника рабочих, но на деле оппортунистически затушевывала различие между эксплуататорами и эксплуатируемыми в деревне, между арендаторами и батраками. Когда в том же году представитель немецкой социал-демократии Георг фон Фольмар выступил с утверждениями, что мелкое частное крестьянское хозяйство является основой будущего социалистического сельского хозяйства, Энгельс публично выступил против такого отхода от научного коммунизма.

В конце ноября 1894 г. в «Neue Zeit» появилась его полемическая работа «Крестьянский вопрос во Франции и Германии». Энгельс исходил из следующих соображений:

«Завоевание политической власти социалистической партией стало делом недалекого будущего. Но чтобы завоевать политическую власть, эта партия должна сначала из города пойти в деревню, должна сделаться силой в деревне» [433] .

Но каково должно быть отношение партии к различным классам и слоям в деревне?

Довольно просто обстоит дело с деревенскими батраками, которые сами являются частью рабочего класса и эксплуатируемыми. Ясен и вопрос о крупной земельной собственности: «Как только наша партия овладеет государственной властью, ей надо будет просто экспроприировать крупных землевладельцев, точно так же как промышленных фабрикантов… Возвращенные таким образом обществу крупные имения мы будем передавать в пользование под контролем общества организующимся в товарищества сельскохозяйственным рабочим, которые обрабатывают их уже и в настоящее время».

Для мелких, да и для средних и крупных крестьянских хозяйств, подчеркивал Энгельс, есть «единственное средство спасения», а именно «самим вести крупное хозяйство не в пользу капиталистов, а в свою собственную общую пользу». Задачу рабочей партии по отношению к мелким крестьянам Энгельс видел в том, чтобы «их собственность перевести в товарищескую, но не насильно, а посредством примера, предлагая общественную помощь для этой цели». Но это непременно предполагает, что «в наши руки попадет государственная власть…».

Таким образом, Фридрих Энгельс развил в своей работе те принципы социалистической аграрной политики, которые Ленин разработал дальше в своем кооперативном плане и которые рабочий класс после победы Октябрьской революции с успехом применил на практике в Советском Союзе, а затем в других социалистических странах, в том числе в Германской Демократической Республике. Энгельс показал своим соратникам, на каких объективных основах должен строиться союз рабочего класса и кооперативного крестьянства, необходимый для построения социализма и коммунизма.

 

Право на революцию

В начале 1895 г. Энгельс занимался просмотром ранних работ Маркса и своих публикаций 40-х годов, чтобы отобрать важнейшие из них для нового издания. В это время руководящие товарищи из немецкой рабочей партии обратились к нему с настоятельной просьбой написать введение к новому изданию работы Карла Маркса «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.», в котором разъяснялась бы современность и актуальное значение этой книги.

Энгельс принялся за работу. В первой части введения он показал значение произведения Маркса для революционной теории рабочего класса, а во второй исследовал актуальные проблемы стратегии и тактики. Как обычно, он проанализировал прежде всего конкретную историческую ситуацию в Германии на исходе XIX в.

Он выступил против тех лидеров рабочего движения, которые склонялись к авантюризму и не понимали, что партия должна использовать все возможности легальной борьбы, не исключая в то же время и борьбы нелегальной. Хотя социалисты должны всячески использовать буржуазную демократию для усиления социалистического движения, Энгельс непоколебимо отстаивал принцип: «Само собой разумеется… наши товарищи… не отказываются от своего права на революцию». Напротив, ситуацию, когда до конца исчерпаны все возможности легальной борьбы, он рассматривал как предпосылку для подготовки к «решающему дню» – если понадобится, и с наступательными уличными боями. Энгельс убедительно доказывал, что, хотя рабочая партия предпочитает вести свою революционную деятельность мирными средствами, она должна немедленно заменить их на немирные методы борьбы или дополнить таковыми, как только эксплуататорские классы применят насилие, то есть попытаются найти спасение в гражданской войне.

Но в первую очередь речь идет о завоевании масс на свою сторону:

«Там, где дело идет о полном преобразовании общественного строя, массы сами должны принимать в этом участие, сами должны понимать, за что идет борьба, за что они проливают кровь и жертвуют жизнью» [440]

При этом рабочий класс в своем противоборстве с буржуазией должен постоянно умело сочетать борьбу за расширение демократии с борьбой за социалистическую революцию, но всегда подчиняя первую задачу второй. Это введение к книге Маркса – последняя работа, которую суждено было написать Энгельсу, – еще раз доказывает, каким превосходным стратегом и тактиком пролетарской классовой борьбы он был.

Уже при жизни Энгельса оппортунисты пытались фальсифицировать данное введение, изображая его как признание буржуазного парламентаризма. Еще и сегодня эта клевета распространяется буржуазными идеологами, правыми социал-демократами и ревизионистами, приписывающими Энгельсу на закате его жизни отречение от революционной классовой борьбы. На такого рода фальсификации он ответил сам, с возмущением отвергая взгляды тех, кто видел в нем «миролюбивого поклонника законности». Подобная характеристика казалась ему постыдной – ведь он более чем полвека боролся за революционное свержение буржуазного эксплуататорского общества.

 

Смерть Энгельса

До конца весны 1895 г. Энгельс проявлял свою неиссякаемую работоспособность, трудясь над важными публикациями, рассылая многие десятки писем. Изумляет простое перечисление его научных публикаций. В середине июля 1894 г. он закончил рукопись «К истории первоначального христианства» – одного из основополагающих произведений научного атеизма. Работа была опубликована в «Neue Zeit» и во французском социалистическом журнале «Le devenir social» («Социальное развитие»). В ноябре Энгельс завершил одну из важнейших марксистских работ по аграрному вопросу – «Крестьянский вопрос во Франции и Германии», напечатанную на страницах «Neue Zeit» и немедленно вслед затем в польском журнале «Przedświt» («Рассвет»). 6 марта 1895 г. Энгельс поставил подпись под ставшим знаменитым введением к работе Маркса «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.», с которым немецкие рабочие познакомились, помимо публикации в виде брошюры, также в «Neue Zeit». В мае в несколько сокращенном виде напечатанное в журнале «Critica Sociale» («Социальная критика») оно пришло к итальянским читателям.

Наряду с этими фундаментальными теоретическими произведениями о творческой жизнеспособности «лондонского старика» свидетельствовали многочисленные приветственные послания и открытые письма английским, итальянским, немецким, австрийским рабочим организациям или редакциям.

Для классово сознательного международного пролетариата было поэтому совершенно неожиданным известие, распространенное из Лондона телеграфом по всему миру 6 августа 1895 г.: «Вчера в 10 час. 30 мин. вечера спокойно, без агонии скончался Энгельс». Только совсем небольшой круг друзей Генерала, среди них Август Бебель, Виктор Адлер, Элеонора Маркс-Эвелинг и Луиза Фрейбергер, знали уже несколько недель, что он страдает неизлечимой болезнью – раком пищевода. Общественность же, прежде всего огромная армия рабочих-социалистов Европы и Северной Америки, полагала, что ее передовой боец Фридрих Энгельс совершенно здоров и полон творческой энергии.

Хотя Энгельс всеми фибрами души был связан с жизнью, он вовремя принял все необходимые меры на случай своей смерти. В завещании он урегулировал имущественные и политические вопросы. Энгельс справедливо разделил наследство между детьми и внуками Маркса, а также другими близкими ему людьми. Немецкой социал-демократии он передал все права на свое литературное и научное наследие. Энгельс распорядился и о форме траурной церемонии. Всю жизнь он был противником всякого культа своей личности, поэтому, согласно воле покойного, панихида должна была состояться в узком кругу, его тело кремировано, а урна с прахом опущена в море. Все было так и сделано.

Представления Энгельса о жизни и смерти были представлениями коммуниста, приверженца диалектического материализма. На страницах рукописи «Диалектика природы» он определял смерть «как существенный момент жизни», как «отрицание жизни». «…Жизнь всегда мыслится в соотношении со своим необходимым результатом… смертью… Кто однажды понял это, для того покончены всякие разговоры о бессмертии души». Такова была его философская позиция, и это помогло ему мужественно переносить свою тяжелую болезнь.

Но то, как проживет человек свою жизнь, сделает ли он ее достойной, Энгельс считал жизненной задачей каждого, его обязанностью перед самим собой и перед человечеством, от которой никто не имеет права и не может уйти.

Весть о кончине Энгельса потрясла и опечалила борющийся международный пролетариат. Но не парализующее смятение, а чувство благодарности к покойному и твердая решимость продолжать его дело отличало реакцию социалистов всех стран. Уже в первом некрологе немецких социал-демократов, напечатанном в газете «Vorwärts» (автором, вероятно, был Либкнехт), говорилось: «Для нас он не умер – он живет, обращается к нам, указывает нам путь, ведет нас по этому пути, побуждая смотреть вперед; и то, в чем поклялись мы однажды у гроба Карла Маркса, в том же клянемся мы теперь у гроба Фридриха Энгельса: мы осуществим то, чему ты учил нас!

Мы осуществим то, чему вы оба нас учили, – ведь вы составляете единое целое!

Мы делом докажем, что достойны вас!»

Вот это сознание нераздельного единства Маркса и Энгельса, общности дела их жизни отличает сотни и сотни траурных выступлений международного пролетариата в те дни.

Решимость выполнить заветы Маркса и Энгельса звучала в речах, произнесенных его боевыми соратниками на скромной траурной церемонии, устроенной 10 августа в память усопшего друга: Сэмюэлем Муром от имени всех старых друзей, затем Либкнехтом от немецких, Лафаргом от французских, Бебелем от австрийских, Анселем от бельгийских, Эвелингом от английских, ван дер Гусом от голландских, Л.Б. Гольденбергом от русских борцов за свободу. Слово прощания произнес также один из племянников Энгельса.

Перелистывая сегодня письма и телеграммы соболезнования, многими десятками поступавшие в редакции рабочих газет, которые опубликовали почти во всех странах Европы и Северной Америки, статьи в память Энгельса, вновь ощущаешь ту большую любовь и уважение, которые приобрел Фридрих Энгельс благодаря своей полувековой деятельности за освобождение рабочего класса. Одна из таких статей появилась в сборнике «Работник», издававшемся в Женеве русскими социалистами-эмигрантами. Она заканчивалась словами: «Русские революционеры потеряли в нем своего лучшего друга. Вечная память Фридриху Энгельсу, великому борцу и учителю пролетариата!» Автора этих строк звали Ленин.

Во многих редакциях публикацию сообщений о кончине Энгельса и траурной церемонии связывали с усиленным пропагандированием марксистского учения. Публиковались отрывки из произведений покойного. Особенно часто цитировались устремленные в будущее слова, обращенные Энгельсом к рабочим Сицилии. Их можно считать заветом одного из основоположников марксизма международному рабочему классу: «Для угнетенных классов всех стран занимается заря нового, лучшего общества. И повсюду угнетенные массы смыкают свои ряды, повсюду они договариваются друг с другом, вопреки границам, вопреки различию языков. Формируется армия международного пролетариата, – и наступающий новый век приведет ее к победе!»