— Привет, старик! А для тебя сегодня опять сюрприз! — Такими словами встретила Маргарита моё появление в ателье.

— Если снова к Бенедиктову — имей совесть! Ведь знаешь же, что я человек непьющий, а наш общий друг убеждён, что непьющий мужик — это нонсенс, и пока ты с ним не усидишь бутылку коньяку, из дома не выпустит. Этот старый лис придумал хитроумный способ, как обмануть жену, которая зорко следит за тем, чтобы он не прикладывался хотя бы по выходным. Он накануне, в пятницу, вынимает из телевизора предохранитель, звонит в ателье и просит прислать именно меня и обязательно на субботу или воскресенье, а потом требует, чтобы жена сообразила что-нибудь «для профессора».

— Нет, на этот раз не Бенедиктов. И потом, сегодня же не пятница, а вторник, так что у тебя вперёди ещё целых четыре трезвых дня.

— А тогда — что за сюрприз?

— У одной дамочки загнулся «Т1-Ленинград». Как она выразилась, «…не говорит и не показывает…».

Впрочем, судя по тому, что это именно «Т–1», дамочка, скорее всего, ровесница Клары Цеткин.

Здесь нашим сегодняшним читателям самое время внести некоторую ясность в события тех лет. Телевизор, о котором идёт речь, был разработан на ленинградском радиозаводе им. Козицкого в тот период, когда телевидение в СССР ещё находилось в стадии становления. Это было в 1947 году, регулярных телепередач тогда не велось, а телевизор «Т1-Ленинград» был первой опытной моделью, рассчитанной на приём передач нового, только что введённого стандарта в 625 строк. До этого опытные передачи в Москве и Ленинграде велись на стандарте в 343 строки, а для их приёма существовала единственная модель — «Т1-Москвич» разработки Московского радиозавода.

«Т1-Ленинград» просуществовал очень недолго, так как в 1949 г. был вытеснен с рынка появившимся массовым и относительно дешёвым КВНом, а вскоре и завод Козицкого разработал и начал массовый выпуск следующей модели — «Т2-Ленинград», так что телевизоры «Т1» очень быстро «канули в Лету», а немногие сохранившиеся работающие экземпляры стали в прямом смысле антиквариатом.

Неудивительно, что большинство наших ремонтников, пришедших в Ателье после 49-го года, с этой моделью ни разу не сталкивались, схему его не знали, а потому руководство ателье распорядилось все поступающие заявки на ремонт этих телевизоров сваливать на меня, а для производства сложных ремонтов в мастерской — на Галю Кирееву, одну из техников «первого набора», работавших в Ателье с первого дня его существования.

— «Т1-Ленинград»? — переспросил я. Это что, результат археологических раскопок на строительстве бассейна «Москва»?

— Ладно, не умничай. Забирай наряд и считай, что тебе ещё крупно повезло. Бабулька живёт не в Сергиевом Посаде, а через дорогу, на Люсиновской улице.

* * *

Вот уж совершенно точно: другого, более удачного слова Маргарита и подобрать бы не смогла. Дверь мне открыла не старуха, не бабка, не просто очень старая женщина, а именно бабулька. Маленькая, сухонькая, очень стройная для своих не знаю скольких уже лет, очень опрятная, аккуратно и где-то даже по своему модно одетая, с гладко зачесанными совершенно седыми волосами, она прямо-таки светилась от радости, как будто встретила не меня, а своего вернувшегося из долгого плавания любимого внука.

— Здравствуйте, голубчик, заходите, пожалуйста! А я с самого утра жду вас, даже не завтракала. Чайник уже два раза подогревала, проходите, раздевайтесь, сейчас мы с вами почаёвничаем, поговорим по душам, а то мне, старушке, кроме как с Иннокентием, и поговорить целыми днями не с кем. Вот и земляк мой неразлучный обиделся на меня, не знаю за что, второй день молчит, слова не скажет.

Признаться, я вначале ничего не понял: кто такой Иннокентий, и почему он бабулькин земляк. Некоторую ясность в этот вопрос внесло ясное, чёткое и не вызывающее сомнений сообщение, произнесённое хорошо поставленным голосом с «крыши» платяного шкафа:

— Кеша умный!!! — заявил голос.

— Конечно умный — поспешила подтвердить бабулька — самый умный.

Я повернул голову в сторону говорящего и обнаружил сидящего на шкафу без всякой клетки большого серого попугая. Попугай тоже внимательно изучал меня, даже повернул голову на бок. Видимо, в моём облике ему что-то не понравилось, потому что он вдруг резко засвистел, точно имитируя звук боцманского свистка, и заорал дурным голосом:

— Поллл-лундрррр-рраа!!! Свистать всех наверр-рррх!!!

Бабулька весело рассмеялась и объяснила:

— Иннокентий также как и я — коренной ленинградец, мыс ним переехали в Москву лет десять назад, а подарил мне его старший внук, он капитан дальнего плавания. А второй мой земляк — вот он.

Бабулька указала на стоящий на старинном комоде телевизор.

— Мне его тоже подарил внук одновременно с Кешей, когда я переезжала в Москву к младшему внуку. А он у меня — геолог, и вот уже полгода как находится в экспедиции, так что мы временно остались втроём: я, Кеша и телевизор.

— В нашем гор-р-рроде дождь, он идёт постоян-н-но! — вдруг запел Кеша и снова внимательно посмотрел на меня. Я засмеялся.

— Вы не обращайте на него внимания. Когда у него хорошее настроение, он часто поёт, и репертуар у него огромный — от оперных арий до частушек.

— Это где же он набрался?

— А всё из телевизора. Мы с Кешей всегда сидим рядом и вместе смотрим передачи. А то, что ему особенно нравится, он запоминает и потом часто повторяет.

* * *

Все мои попытки отказаться от чая оказались тщетными: бабулька вполне серьёзно заявила, что своим отказом нанесу ей кровную обиду, поэтому пришлось смириться. За чаем с замечательным домашним вареньем из крыжовника удалось установить, что телевизор внук приобрёл бабушке ещё тогда, когда она жила в Ленинграде, и с тех пор телевизор ни разу (!), то есть в течение более 10 лет не портился!

Это был поистине уникальный случай, первый в моей практике. Когда я повернул его «… к лесу передом, ко мне — задом» и снял заднюю стенку, моему взору предстала необычная картина: и само шасси, и всё, что на нём располагалось, было покрыто сплошным ровным слоем пыли толщиной чуть ли не в палец. Впрочем, иначе не могло и быть: задняя стенка телевизора была опломбирована двумя свинцовыми заводскими (!) пломбами!

Я достал из чемодана тряпочку, протёр заднюю стенку шасси, и на свет проступил заводской номер — 000231. Это был телевизор из первой, опытной партии! Выразив своё искреннее восхищение, я объяснил хозяйке, что прежде всего мы займемся чисткой аппарата, для чего лучше всего освободить от следов чаепития обеденный стол, если можно — постелить на него клеёнку и принести пылесос.

Бабулька с радостью подключилась к неожиданно свалившемуся на неё приключению, и пока я снимал ручки с регуляторов и вынимал шасси из футляра, всё было готово. Увидев своего земляка на столе голым и до неприличия грязным, старушка всплеснула руками и запричитала:

— Господи, помилуй! Это же какой позор на мою седую голову! Поверьте, я регулярно протирала его снаружи тряпочкой, каждый день протирала. А внутрь заглянуть мне и в голову не пришло!

— Полноте, при чём тут позор. Вам и не положено заглядывать внутрь телевизора. Больше того, это категорически запрещается.

— Правда!? Вот спасибо, а то ведь, небось, подумаете, какая же старуха неряха.

Наша беседа, как выяснилось, очень заинтересовала Иннокентия. Он даже покинул свою резиденцию, смешно, вперевалочку, проковылял к столу, неожиданно легко вспорхнул на пустой футляр телевизора, склонил голову на бок и, обращаясь персонально ко мне, сообщил:

— Кеша умный!

* * *

После того, как с телевизора была удалена первородная грязь, и шасси было включено в сеть, сразу же выяснилось, что вышел из строя (сгорел) строчник и как следствие — резистор в цепи общего ключа, отчего в телевизоре пропал и звук.

Ничего сложного ремонт не предвещал, трудность состояла в том, что такого «ископаемого» строчника у меня в чемодане, естественно, не было. Поэтому я сказал бабульке, что ненадолго её покину, схожу в Ателье, благо оно находится в 10 минутах ходьбы от ее дома, принесу новый строчник, а телевизор пока что пусть постоит на столе.

* * *

Когда я вернулся и вошёл в комнату, мне сразу почудилось, что за время моего отсутствия в интерьере жилья что-то неуловимо изменилось. Я сосредоточенно и очень внимательно начал «сканировать» помещение по горизонтали. Платяной шкаф был на месте, старинный комод с футляром от телевизора — также, Кеша, правда, переместился с футляра на спинку стула и синхронно со мной переводи взгляд с одного предмета на другой.

Сияющая, жизнерадостная бабулька стояла возле стола, да и сам стол был на месте, вот только телевизора на столе не было.

— А где же телевизор??! — спросил я каким-то вдруг охрипшим голосом.

Лицо бабульки при этих моих словах засияло ещё больше, и, не скрывая гордости за своей поступок, она радостно сообщила:

— А я его помыла!

— К-к-к-как «помыла»??? — заикаясь, переспросил я.

— Как следует, помыла, со всех сторон. Так что, Вы не сомневайтесь, он теперь опять как новенький, весь даже блестит!

* * *

Ну, что, мои нынешние коллеги? Что, по-вашему, я должен был делать, и что сказать жизнерадостной бабульке, искренне убеждённой в том, что она совершила замечательный поступок, избавив от грязной работы такого симпатичного молодого человека. Ведь не мог же я, в самом деле, сообщить ей, что единственное, чем я смогу ей теперь помочь, так это вынести безвременно погибшее шасси на помойку.

Целая минута ушла у меня на титаническую борьбу с сами собой, после чего я так же широко улыбнулся старушке и сказал:

— Вот и прекрасно! Вы сэкономили мне уйму времени, а теперь давайте посмотрим, где же наш счастливчик. 

— В ванной он, где же ему ещё быть? Я решила, пусть до вашего возвращения он немножко обсохнет.

* * *

От милой старушки я ушёл поздно вечером, когда на улице вовсю горели фонари. В течение шести часов после моего возвращения с новым строчником я с помощью фена методично и скрупулёзно просушивал горячим воздухом каждую щель, каждый закоулочек в плотном монтаже, моля Бога, чтобы от горячего душа не пострадал силовой трансформатор.

Счастливая бабулька не отходила от меня ни на шаг, рассказывая всякие смешные истории, связанные с Иннокентием. Сам герой рассказов, важно нахохлившись, молча сидел на краю стола, сосредоточенно разглядывая внутренности телевизора. Только однажды он, словно очнувшись от гипноза, встал во весь рост, захлопал крыльями и заорал зычным голосом:

— Смир-р-р-р-на! Р-р-р-р-авняйсь!!!

От неожиданности я даже выронил из рук работающий фен.

— Перестань безобразничать, разбойник! — прикрикнула на Кешу старушка. В ответ Иннокентий повернул к хозяйке голову, вытянул вперёд шею и голосом, совершенно точно копирующим не только голос, но и интонации бабульки, прочирикал:

— Чистота — залог здоровья! Залог здоровья! Залог здор-р-р-р-ровья!

Я даже открыл рот от изумления. А бабулька засмеялась и объяснила:

— Это он, паршивец, меня передразнивает. Он очень не любит, когда я мокрой тряпкой протираю его жилье на шкафу.

* * *

К счастью для нас всех, телевизор удалось реанимировать, и к вечеру он нормально заработал.

— Знаете, мой младший внучок уже несколько раз предлагал купить мне новый телевизор с большим экраном, но если сказать по совести, Мы с Кешей к нему очень привыкли, как к родному, и не представляем, как мы будем без него…

Я заверил бабульку, что телевизор ещё послужит верой и правдой, а на случай чего оставил ей свой домашний телефон и сказал, чтобы она в следующий раз звонила прямо мне лично.

Мы расставались почти друзьями, а когда я проходил мимо шкафа, на который уже успел взобраться попугай, и помахал ему на прощание, он свесил голову и низким, пропитым и прокуренным голосом скомандовал:

— Отдать концы!!!