Глава 1

Черный принц оказался таким, словно вышел из моих кошмаров. В них лица было не разглядеть, а сейчас пронзительный взгляд его высочества проникает в самую душу. Угольного цвета волосы сливаются с плащом, кисть в черной перчатке на рукояти меча. По сравнению с белокурым загорелым виконтом бледный и худощавый принц, одетый в черное, показался самим воплощением тьмы.

Но стоило приглядеться, как поняла, что принц скорее устал и изможден, нежели страшен. Вопреки логике, это напугало еще сильнее. Точнее мысль о том, что могло лишить сил этого человека.

Глядя на его высочество невольно представилось, что он преодолел тысячу миль без сна, еды, сражаясь по пути с великанами и драконами. На бледном лице синими звездами горят глаза, под ними пролегли глубокие тени. Слабый зеленоватый свет Нефритовой пещеры обострил и без того хищные черты его высочества, отчего он стал похож на ястреба в черном плаще.

Принц скользнул по виконту мимолетным взглядом, и я вновь вздрогнула, отметив их сходство. Словно два одинаковых магических сосуда, но в один добавили моря, солнца и ветра, а в другой силы, ночи, твердости скал и какой-то вековой усталости.

Его светлость сказал что-то виконту, должно быть, ответил на приветствие, и звук голоса вывел меня из ступора. Я затрясла головой, точно щенок, который выбрался из воды.

Голос у принца оказался низким, глубоким, проникающим в самое нутро.

– Я рад видеть вас, леди Гриндфолд, в добром здравии, – холодно сказал принц, глядя на меня, и я сглотнула, уставившись на его высочество, как кролик на удава.

Оттого, что все еще нахожусь на постаменте собственной нефритовой статуи, должна смотреть на принца сверху, но наши глаза находятся на одном уровне.

Я с запозданием вспомнила о манерах и присела в книксене, собираясь с духом, чтобы поприветствовать человека, которому отныне принадлежит моя жизнь.

Но принц опередил меня.

– К сожалению, леди Гриндфолд, сейчас нет возможности приветствовать вас в соответствии с традициями, – сказал он. – Это недоразумение будет исправлено не позднее, чем через три дня. Сразу после церемонии Приветствия, которой заслуживает леди вашего положения, состоится обряд бракосочетания.

Я снова сглотнула и часто заморгала, кляня про себя собственную неловкость, которая помешала поприветствовать принца, как полагается. Но его слова о скором бракосочетании, произнесенные холодным, даже отстраненным тоном, словно принц говорит о досадной повинности, вновь повергли в ступор.

– Я, – еле слышно пролепетала я. – Но…

Принц, который, казалось, успел забыть обо мне и смотрел на виконта, обернулся так резко, что я поспешно закрыла рот и присела в книксене.

– Да, ваше высочество, – тихо проговорила я, оставаясь в полупоклоне.

Принц коротко кивнул и снова обернулся к виконту.

– Я в Аврору, – сказал он. – Это срочно. Снова было вторжение, не успел отследить откуда. Зверя – изолировать. Возможно, дело в нем.

Не прощаясь, принц развернулся на каблуках и покинул пещеру. Виконт устремился за ним.

Стоило воротам захлопнуться, колени подкосились. Я качнулась, и если бы не помощь Рамины, упала бы. Что-то в словах принца насторожило, даже напугало, но восторженный вопль Рамины отвлек.

– Вы сделали это! – проорала камеристка, глядя на меня круглыми от восторга глазами. – Вы вернули нам принца! Стоило вам зажечь священный огонь, он вернулся! Это добрый знак, миледи, очень добрый! Черная Пустошь приняла вас и признала своей леди! Я всем, всем должна рассказать об этом!

От переполняющих эмоций Рамина, видимо, забыла, что находится при исполнении обязанностей и, подхватив юбки, бросилась к выходу.

Мысль о том, что останусь в одиночестве в Нефритовой пещере глубоко под замком, откуда самой не выйти, отрезвила.

Я успела дернуть уходящую камеристку за край плаща. Капюшон сполз, девушка ойкнула и торопливо натянула его обратно, заколов шпильками. Затем уставилась на меня с таким видом, словно впервые встретила.

– Простите великодушно, миледи! – бойко затараторила Рамина. – Я и вправду разум потеряла оттого, что удостоилась чести узреть! Сколь глубока и священна связь между вами и принцем! Не зря вы единственная из невест, кто выжил!

Сообразив, что сболтнула лишнего, Рамина торопливо закрыла рот ладонью и стыдливо присела в книксене.

– Какая еще связь, Рамина, – проговорила я. – Это совпадение.

– В Черной Пустоши не бывает совпадений! – жарко возразила камеристка. – Это связь! Это любовь! Любовь Черного принца и его леди!

Я приложила пальцы к вискам и слегка помассировала их. В свете всего произошедшего начинало казаться, что в моем новом доме все не вполне нормальные. А услышав чепуху, которую несет Рамина, подумала, что даже Бенара выглядит на ее фоне оплотом здравомыслия.

– Что ты мелешь, – невежливо перебила я камеристку, рассудив, что по-другому она не поймет. – Какая еще любовь и связь. Мы увиделись с принцем впервые. Он и двух слов мне не сказал, я не говорю уже о приветствии согласно нормам этикета, принятым в обществе. Он мне и рта раскрыть не дал…

– Я вас умоляю, миледи! – фамильярно перебила меня Рамина. – Ну о чем ему с вами разговаривать?

Грубость оказалась такой неожиданной, что я даже не оскорбилась, а просто ошарашенно захлопала ресницами.

– Что ты сказала, Рамина? – пробормотала я, подняв брови.

Румянец на щеках камеристки стал пунцовым. Путаясь и заикаясь, она пролепетала:

– Мужчины Черной Пустоши… молчаливы, миледи. Каждое слово – равноценно камню! Женщины – другие, конечно… Но… женщины редко говорят в присутствии мужчин…

– Вот как? – перебила на этот раз я, – отчего же? Отчего же вы не говорите в присутствии своих мужчин?

Рамина сглотнула, глядя в потолок, словно решалась на что-то, затем тряхнула головой, и пояснила:

– Каждая женщина с детства знает, что мужчина намного сильнее и умнее ее… И мы слишком горды, чтобы обнажать свое скудоумие в их присутствии. Свои недостойные речи мы ведем на женских половинах домов. Его высочество пришел править нами с Огненных Земель, поэтому не стал оборудовать для вас отдельную часть замка, как сделал бы другой на его месте. Не все с этим его решением согласны, но… Но все же никто не посоветует вам вести себя здесь столь же фривольно, как принято за Звездным морем. Принцессу непременно будут уважать за ее истинно женские качества: доброту, скромность, кротость и смирение.

По мере рассказа Рамины мои брови ползли все выше и выше, а глаз начал дергаться. Показалось, если она и дальше продолжит нести эту унижающую женщин чушь, я не сдержусь и отвечу в традициях самых невоздержанных на язык девиц Аварона.

– После. Я обдумаю все, что ты сказала, после, – сказала я камеристке. – Сейчас следует пройти в мои покои. Ты проводишь меня, а потом позовешь Альре. Да, Альре… Он обещал ознакомить меня с особенностями ведения дел замка.

– Слушаюсь, миледи, – сказала Рамина, присев в книксене. – Но не лучше бы вам поговорить с мистрис Одли, вашей старшей камеристкой? Она старше и опытнее господина Альре, и я подумала…

– А я подумала, что ты слишком много болтаешь, не говоря о том, что слишком много себе позволяешь для прислуги! – выпалила я.

Рамина часто заморгала и потупилась. По румяным щекам потянулись влажные дорожки, а я закусила губу от досады, поняв, что в первый же день довела девушку до слез.

– Прости, Рамина, – тихо проговорила я. – Я не имела ввиду ничего дурного и не хотела тебя обидеть. Просто немного на взводе после путешествия и всего остального.

Рамина шмыгнула носом, смахнув слезы с румяных щек, и робко улыбнулась.

– Конечно, миледи, я так и поняла, что волнуетесь из-за вашего зверя.

Заметив мой непонимающий взгляд, она с готовностью напомнила:

– Его высочество велел его изолировать…

Девушка не успела договорить. Я довольно резко и грубо дернула ее за руку, вынуждая замолчать и выпалила:

– Бегом! В мои покои! Да что ты стоишь! Веди же! Рамина замешкалась и, видимо, хотела что-то сказать, но столкнувшись со мной взглядом, не посмела.

Чуть ли не бегом мы взлетели по винтовой лестнице, преодолев несколько пролетов, затем взбежали по еще одной. Когда Рамина остановилась у перил, вцепившись пальцами в мрамор и часто дыша, я снова нетерпеливо дернула ее за руку.

– Да быстрее же! – крикнула я. – Я ведь не найду без тебя дорогу!

Девушка перевела дыхание и снова устремилась по нескончаемым коридорам. Я держалась рядом, то и дело забегая вперед, торопя камеристку, как могла.

Девушка причитала, что она задохнется, упадет, умрет и никто не пожалеет бедную сиротку, но я была неумолима, потому что после известия, о Диларионе, которого собираются изолировать, стало не до жалости.

– Да куда вы так спешите, леди, – причитала Рамина. – Раз его высочество приказали изолировать, значит, уже сделано. А раз сделано, то зачем ноги в кровь сбивать.

– Ничего, не собьешь, – хмуро пообещала я и закусила губу. – Никто не вправе трогать моего питомца без разрешения! А меня даже не поставили в известность!

– А принцу не нужно ни у кого спрашивать разрешения! – резонно возразила Рамина. – Он в своем замке и в своем королевстве, между прочим.

– Это и мой замок, – сообщила я. – Уже почти. А Диларион – мой питомец! Поэтому не мели ерунды, пожалуйста, а переставляй ноги быстрее!

Камеристка, не стесняясь, сообщила богам, что госпожа Черной Пустоши слишком сурова к ней, бедной деревенской девушке. Но, к моему облегчению, я узнала знакомый коридор по лепнине и, припустив, оставила Рамину за спиной.

Я не знала, что думали слуги о невесте его высочества, которая, сломя голову, несется по коридорам, но все успевали присесть в книксене или поклониться, а некоторые даже справлялись о самочувствии и желали хорошего дня.

Наконец, двери покоев распахнулись. Миновав личный приемный зал, который вполне подошел бы для приема делегации из Огненных Земель, я бегом миновала гостиную и ворвалась в свою спальню, где на прикроватном столике должна лежать шляпная коробка с мирно спящим дракончиком.

Столик оказался пуст.

Рамина вбежала за мной и остановилась, опираясь плечом о косяк. Тяжелое дыхание красноречиво дополнилось осуждающим взглядом.

– Где они?! – вскричала я, оборачиваясь к девушке, отчего она часто заморгала и схватилась за сердце.

– Где покои принца? – пояснила я, когда осознала, что камеристка не поняла.

– Зачем вам покои принца? – плаксиво спросила Рамина. – Вы же сами слышали, он отбыл в Аврору. Это самый север Пустоши.

Стоило мне приблизиться, Рамина послушно присела в книксене, и склонив голову, пролепетала:

– Ваша спальня соединяется со спальней его высочества…

Я проследила взгляд камеристки и бросилась к высокой двери с черной круглой ручкой, которую сначала приняла за отделку стены, а ручку за глаз гигантской розово-золотой птицы с яблоком в клюве.

Дернув раз, другой, третий, я чуть было не воспользовалась магией, но остановила себя в последний момент, вспомнив о холодном синем огне в глазах принца.

– Здесь закрыто, – сообщила я камеристке, и та вздохнула.

– Извольте следовать за мной, миледи, – пробормотала она.

Забег по дворцовым коридорам повторился. На этот раз мы направились в другую сторону, и я поняла, что обходим наши смежные с принцем покои.

В отчаянии я закусила губу и перебирала в уме все, что выскажу сейчас его высочеству. Оттого, что понятия не имела, как разговаривать с принцем из Черного дома, я то вспоминала самые изысканные речевые обороты, которым учил мастер изящной словесности в Авароне, то мудрые, всегда немного надменные наставления Бенары. То вовсе принималась думать об угрозах, которые озвучу будущему мужу за то, что посмел взять моего дракончика без спроса.

Когда лоб в лоб столкнулась с виконтом де Жероном, который вышел из высокой полукруглой двери, как раз размышляла о последних, поэтому застыла, как вкопанная, со взглядом преступницы, которую застигли врасплох.

– Леди Гриндфолд? – удивился де Жерон, потирая подбородок. – Разве вы не в этой вашей… Нефритовой пещере?

– Как видите, нет, виконт! – задыхаясь от злости, сообщила я. – Или вы забыли, что его высочество приказал изолировать Дилариона?!

– Я никогда и ни о чем не забываю, – сообщил виконт, хмуря брови. – Особенно, если это приказ его высочества. И особенно, если приказ назначен мне.

– Вам? Как вы могли! – невпопад выпалила я, отчего виконт удивленно моргнул и посмотрел на меня, словно перед ним постоялец из дома буйных.

Я обернулась на Рамину, которая присела в книксене и не смеет поднять глаза на виконта. Но по пылающим щекам и чуть шевелящимся губам понятно, повторяет каждое слово, чтобы передать потом слугам и этой самой мистрис Одли, о которой говорит чаще, чем о своих обязанностях.

– Иди, найди Альре, Рамина, – попросила я камеристку. – И сообщи, что об управлении замком мы поговорим с ним после обеда.

Камеристка присела еще ниже, и, хоть на лице самая благообразная из всех масок, я кожей почувствовала волну досады, что исходит от девушки.

– Ты что-то хотела, Рамина? – поинтересовалась я под пристальным взглядом виконта.

Та, по-прежнему не поднимая глаз, пробормотала слова извинения и удалилась.

– Где Диларион? – спросила я виконта, стоило камеристке скрыться из виду. – Что вы с ним сделали?!

– С вашим питомцем все в порядке, – сообщил де Жерон.

Мне не понравился его несколько неуверенный тон, отчего спросила более решительно, чем следовало:

– Вы, должно быть, забыли о своем обещании, что могу взять Дилариона с собой, и что с ним ничего не случиться, и вообще, большой беды не будет, потому что магического питомца нельзя назвать магией в чистом виде?! Вы обещали! Вы сами сказали, что мне лишь надо прятать его!

– Я никогда и ни о чем не забываю, миледи, – процедил виконт, растягивая слова. – Должно быть, это у вас проблемы с памятью. Да, я разрешил вам взять с собой нетопыря. Но я говорил, его надо прятать. А прятать, леди, это немного не то, чем занимался ваш Диларион на пристани, когда жег напавших на вас караварцев!

– Ах, вот как? – возмутилась я. – Теперь я виновата в том, что на нас напали? Или Диларион, в том, что бросился защищать меня, а не прятаться в шляпной коробке?

Виконт сдул со лба выбившуюся прядь и процедил холодно.

– Возможно.

– Что… – пролепетала я. – Что вы сказали?!

– Что слышали, миледи, – отчеканил он. – Каждый из законов Черной Пустоши оправдан. Каждый закон, каждое правило, каждая традиция этой земли написаны кровью, Элизабет. Человеческой кровью. И если есть запрет на магию, настолько суровый, что за него карают смертью, может, не стоило поить нетопыря кровью, готовясь к высадке на берег, зная, что кровь, употребленная магическим существом, способствует резкому выбросу магической энергии?!

Я захлопала ресницами, закусив губу. От неожиданности и справедливости обвинений пропустила мимо ушей чересчур глубокую осведомленность виконта в магических реалиях.

– Я… Я… Это не я, это кок, Морской Бык, он хотел порадовать дракончика… – проговорила я сбивчиво. – Я виновата, я не доглядела… Но я была не в себе. Это путешествие, призрак, бессонная ночь, я готовилась к высадке на берег и была такая рассеянная…

– Ваша рассеянность обходится слишком дорого, леди, – сообщил виконт. – Может, пример с вашим же нетопырем чему-нибудь вас научит.

Я покачнулась, но виконт не сдвинулся с места, чтобы поддержать меня, пришлось облокотиться о мраморную колонну.

– Виконт, – чувствуя, что голос дрожит от слез, пробормотала я. – Я чувствую, Диларион там, за дверью… Ему страшно… И мне страшно, виконт. Пожалуйста, уговорите принца помиловать его, прошу вас! Неужели у вас нет ни капли сострадания ко мне?

Чертыхнувшись, виконт развернулся и скрылся за дверью, из которой вышел несколько минут назад, оставив меня в одиночестве.

Я зажала ладонью рот, чтобы никто не услышал моих рыданий, стараясь не думать о том, что вот-вот лишусь Дилариона, последнюю нить, соединяющую с Авароном, королевством, ставшем мне родиной.

Мимо прошли две горничные в длинных черных платьях с белоснежными манжетами и передниками, в накрахмаленных чепцах. Одна из девушек несет щетки для пыли, другая сложенную в несколько раз ткань. Увидев меня, обе присели в приветствии и склонили головы, прежде, чем двинуться дальше. Несмотря на то, что застали невесту принца в слезах, их лица остались отстраненными и подобострастными.

Наконец, дверь снова открылась, на этот раз выпустив виконта.

Увидев в его руках шляпную коробку, я не смогла сдержать возглас облегчения, а рыдания возобновились с утроенной силой.

Из закрывающейся двери послышался глухой, едва различимый стон, но я решила, что это несмазанные петли или сквозняк.

Виконт протянул мне коробку, хмуря лоб. Вид при этом у него был взволнованный.

– Возьмите вашего питомца, леди, – сказал он почти с неприязнью. – Он безопасен.

Я приоткрыла крышку, и, увидев умильную мордочку дракончика, который посмотрел на меня сонными глазками-бусинками, всхлипнула.

– Вы сделали это, виконт! – выдохнула я, не сдерживая радости. – Вы уговорили принца! Спасибо! Спасибо вам огромное!

Виконт поморщился, словно благодарность ему в тягость.

– Не стоит, леди, – сказал он. – Благодарить следует не меня, а его высочество.

Я рванулась было к двери, под влиянием чувств забыв о нормах этикета, но виконт грубо остановил меня, дернув за руку.

Я осталась стоять на месте, часто моргая.

– Могу я лично поблагодарить принца? – спросила я после паузы, осторожно высвобождая руку.

Виконт покачал головой.

– Нет, миледи. Он итак слишком задержался из-за вас. Вам следует вернуться в свои покои. С вашим драконом.

– Мне нужно прятать Дилариона? – прижимая к груди коробку, спросила я.

Виконт скривился, словно каждый новый вопрос дается ему нелегко.

– Нет, миледи, – ответил он. – Его итак видело много народу на пристани. Да и слава о том, что новая леди Черной Пустоши маг, опередила ваше появление. Раз питомец столь дорог вам, принц дал позволение брать его с собой. Но свежую кровь нетопырь должен получать только с позволения принца, в его покоях.

– Хорошо, я на все согласна, – сообщила я виконту.

– И, вот еще, – сказал виконт, протягивая мне длинные черные перчатки из тонкой ткани. – Носите это всегда, когда покидаете дворец. А это и вовсе не снимайте. Никогда.

С этими словами виконт развернул меня спиной и щелкнул застежкой сзади.

Подняв руку к шее, я нащупала пальцами круглый медальон, а в следующий миг с трудом устояла на ногах. В глазах потемнело, на плечи словно взгромоздили скалу, ноги стали ватными.

– Блокировка магии, – прошептала я, оседая на руки виконту.

Тот терпеливо ждал, пока я привыкну к новому состоянию и приду в себя. Через несколько минут все прошло, но легкое головокружение осталось, как и непривычная тяжесть в теле. Я чувствовала себя, как на корабле, когда сорочка леди Вивьен Ру истощила мои магические силы.

– Терпите, леди, – бесстрастно сказал де Жерон. – Пока вы не привыкли обходиться без магии, вам стоит носить это.

– Конечно, – пролепетала я. – Я согласна чтить все традиции Черной Пустоши, лишь бы у меня не забирали дракончика…

Заметив, что силы возвращаются ко мне, виконт помог встать ровно.

– Вам стоит вернуться в свои покои и отдохнуть какое-то время, пока не привыкли, – сказал он.

Я ожидала, что де Жерон вызовется проводить меня, или хотя бы помочь дойти до покоев, но он остался неподвижен, как статуя. Когда подняла на него глаза, взгляд виконта стал холодным, бесстрастным, и отчего-то осуждающим.

Превозмогая непривычную усталость, я присела в книксене и тихо произнесла:

– Я не забуду вам этого, виконт.

– Я всегда к вашим услугам, леди Черной Пустоши, – ответили мне.

 

Глава 2

– Вам лучше, леди? – спросила мистрис Одли и сменила компресс у меня на любу.

Моей старшей камеристкой оказалась невысокая женщина с живым лицом. Пышный чепец на голове Оры, так представилась мистрис Одли, подчеркивает строгую, волосок к волоску, прическу. Наряд точь-в-точь, как у Рамины и остальных камеристок. Их точное количество все время вылетает из головы от слабости, и от того, что девушки постоянно передвигаются по покоям, не задерживаясь подолгу на одном месте.

Все в длинных черных платьях, с белоснежными воротниками до самого подбородка и кружевных чепцах, в меру чопорные и в меру услужливые. Под строгим взглядом Оры они то и дело, приседают в полупоклоне, старательно сдерживая усмешки и любопытство. Невольно вспомнился замок в Авароне с его внутренними устоями.

– Бенара бы одобрила железную руку мистрис Одли, – пробормотала я так, чтобы никто не слышал.

Старшая камеристка, Ора Одли – единственная, кто без труда выделяется из общей массы. Во-первых, в силу возраста, а во-вторых, пояс мистрис Одли не белоснежный, как у остальных, а красный.

– Все же вам следует отлежаться леди, – поджимая губы, сказала мистрис она, когда я попыталась привстать, чтобы взять с тумбочки стакан. – Что бы там ни было, это явно терпит отлагательства. А невесте его высочества надлежит беречь силы.

Ора щелкнула пальцами и тут же одна из девушек подхватила высокий стакан и вложила мне в руку, а две других заботливо придержали подушки, чтобы удобней было сидеть. Стоило вернуть стакан присевшей в книксене служанке, как меня тут же уложили обратно на низкую софу в гостиной.

От удивления вместо благодарности я пролепетала, обращаясь к старшей камеристке:

– У вас случайно сестры в Авароне нету?

Мистрис Одли нахмурила тонкие брови, и я поспешила проговорить:

– Я хотела сказать, спасибо за заботу.

Раздался мелодичный звон. Я уже знала, что такой звук получается, когда стучат медным молоточком по небольшому колоколу, которые висят у каждых покоев.

Одна из девушек, повинуясь знаку мистрис Одли, подошла к двери и открыла ее.

Не взирая на попытки мистрис Одли остановить меня, я стянула со лба мокрый компресс и вернула его в ванночку с прохладной ароматной водой. Когда Альре зашел в гостиную и церемонно поклонился, я уже сидела на софе, сложив ладони на коленях.

– Как миледи себя чувствует? – поинтересовался он с той учтивостью, с какой даже Бенара не смогла бы.

Я сделала вдох и ответила, стараясь выглядеть, как принцесса, но все равно казалось, что даже камеристки смотрят на меня с жалостью:

– Все в порядке, Альре. Я просто немного устала.

– Если вы уверенны, что ваше самочувствие не вызывает беспокойства, предлагаю продолжить осмотр владений, – проговорил управляющий. – Но только если вы не чувствуете недомогания.

Все тело казалось чугунным, словно меня до краев залили расплавленным металлом, слабость расползлась от груди, где висит медальон и норовит обездвижить. Но, чтобы не выглядеть изнеженной матроной из Аварона, где все делают с помощью магии и не снисходят до работы руками, я произнесла:

– Альре, ведите меня… куда считаете нужным. Я готова осматривать замок. Ведь это моя первостепенная обязанность. Верно?

Дворецкий сдержанно кивнул, уголки губ чуть дрогнули, и мне показалось, управляющий одобряет мое рвение. Но мистрис Одли вышла вперед и посмотрела на Альре таким взглядом, что тот должен был провалиться на первый этаж. Однако, управляющий, видимо, привык к старшей камеристке, оставшись невозмутим и спокойным.

– Уважаемый господин Альре, полагаю, имел ввиду, – произнесла мистрис Одли, – что леди может отправиться на осмотр, когда почувствует себя полностью хорошо. Я права?

Дворецкий остался неподвижен, как скала. Лицо бесстрастное и умиротворенное, неглубокие морщины на щеках и возле носа в сочетании со смотрящим в никуда взглядом сделали его еще больше похожим на выходца из другого мира, где нет понятия об эмоциях.

Показалось, что Альре и мистрис Одли знакомы очень давно, но из-за слабости голова работала плохо, и я не стала вдаваться в тонкости взаимоотношений местной прислуги. Чтобы не накалять обстановку, все же поднялась, хотя казалось еще немного, и плюхнусь обратно на диван совсем не как леди.

Я проговорила:

– Мистрис Одли, я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы продолжить осмотр. Ведь я будущая жена Черно… его высочества Карла Сварта. А значит, на первое место должна ставить интересы других, а не свои. Но, если можно, Альре… Хотелось бы осмотреть сады или что-то еще на улице. Свежий воздух мне сейчас не повредит.

Мистрис Одли бросила на дворецкого строгий взгляд. Тот все также безмятежен и спокоен, но я успела заметить, как в глазах мелькнули победные искры. Он с одобрением посмотрел на меня и провел рукой в приглашающем жесте.

– Разумеется, леди. Осмелюсь предложить вам начать прогулку с сада, где его светлость выращивает растения, которые смогли бы прижиться в почве Черной Пустоши.

– С удовольствием, – ответила я.

Мы двинулись в сторону коридора. Едва отошли на несколько шагов, из-за спины донесся голос старшей камеристки, и на секунду показалось, что это не мистрис Одли, а Бенара, неожиданно оказавшаяся в замке Черного Принца.

– Господин Альре, – проговорила она вслед, – вы головой отвечаете за состояние леди Гриндфолд.

Дворецкий даже не обернулся, лишь коротко кивнул и произнес, глядя перед собой:

– Разумеется.

Мы прошли по коридорам и извилистым лабиринтам, спустились по широкой лестнице и направились через зал в сторону двери, украшенной витиеватыми узорами.

Дворецкий двигался неспешно, словно нарочно подстраивается под мое состояние, замедлялся, когда отставала, или вообще останавливался, рассказывая о картинах и гобеленах, которых по всему замку огромное множество.

Наконец зал кончился, и управляющий широким жестом распахнул передо мной двери. На секунду я прищурилась, ослепнув от яркого света, а когда зрение вернулось, застыла в немом восторге.

В первый день Альре показывал выход к саду, который я все равно не запомнила, но сейчас это был совершенно другой сад. Пышные деревья высотой до второго этажа с ярко-зеленой кроной, фрукты на ветках, поспевшие до того, что едва не лопаются от сока. Вместо земли сплошной ковер травы, на котором пушистыми шапками лежат кусты насыщенно-синего цвета. Каждая веточка усыпана гроздьями жемчужин.

– Что… это? – только и смогла вымолвить я, запоздало проверяя рот, который у будущей принцессы не должен быть открытым.

Альре, явно довольный произведенным эффектом, произнес:

– Это "Сад возрождения". Так его называет милорд. Или, извиняюсь, вы имели ввиду что-то конкретное?

Слова застряли во рту, хотелось спросить обо всем, но не показаться глупой гусыней, которая не знает, что такое "Сад возрождения". Сделав вдох, я постаралась собрать разбежавшиеся мысли, и сказала:

– Спасибо. Честно признаться, такую растительность я вижу впервые, поэтому готова выслушать все, что сочтете нужным. Например, очень интересно, эм… Что это за жемчуг на кустах?

Всегда спокойный дворецкий не смог сдержать улыбки, его взгляд перешел на синие кусты, щедро украшенные перламутровыми гроздьями, и произнес:

– Если миледи позволит, это не жемчуг. Хотя кое в чем вы правы. Это куррант дисектум. Особый вид ягод, из которых изготавливают целебные настои. Их свойства так удивительны, что компресс из такого настоя за ночь затягивает серьезные раны.

Я неотрывно смотрела на мерцающие ягоды и думала, какими они должны быть на вкус, если выглядят, как настоящая драгоценность. Потом неожиданно для себя спросила:

– Значит, виконта лечили именно этими ягодами, когда он принес меня в замок? Он ведь был сильно ранен.

Лишь закончив фразу поняла, что сказала не то, но дворецкий, воспитанный лучше, чем сама Бенара, сделал вид, что не заметил и произнес, глядя куда-то вдаль:

– Совершенно верно, миледи. Настой готовится долго и трудно. С десяти кустов получается всего одна маленькая бутыль. Поэтому ценность его в разы больше даже слитка золота. Но, несмотря на великолепный вид ягод и чудодейственные свойства, есть их в свежем виде я бы не рекомендовал.

– Почему? – спросила я и снова подумала, что слишком нетерпелива для будущей принцессы.

Альре снова пропустил мою простоватость и сказал:

– Ягоды очень кислые и терпкие. Хотя это, конечно, на любителя.

Я с сожалением окинула взглядом перламутровые гроздья, которые словно манят, чтобы к ним прикоснулись, но трогать ягоды не стала, рассудив, что итак проявила предостаточно несдержанности перед управляющим.

– Позвольте пройти дальше, принцес…, – произнес Альре, запнувшись, но тут же исправился: – леди Гриндфолд.

Я смущенно потупилась и кивнула, готовая следовать за ним, а Альре счел необходимым пояснить:

– Вскоре все здесь будут обращаться к вам, не иначе, как "ваша светлость", "ваше высочество" и "принцесса", я же называю вас мысленно именно так и только так с первого момента, как увидел.

– Благодарю, Альре, – смущенно пробормотала я.

– Не стоит, леди, – сказал управляющий и тепло улыбнулся, от чего вокруг глаз пролегли лучики морщин, озаряя его открытое немолодое лицо. – Жизнь научила меня разбираться в людях. А вы – именно та принцесса, которую Черная Пустошь так долго ждала.

Я не нашлась, что ответить на такую откровенность и снова кивнула, на этот раз присев в книксене. Тяжесть в груди стала немного легче, налитые свинцом и ватой руки и ноги показались чуть менее непослушными, а в глазах непростительно защипало.

Альре снова устремился вперед по аккуратной, выложенной цветной мозаикой алее, и я поспешила за ним, стараясь охватить взглядом все растения, что встречаются по пути.

Мы миновали пышные, похожие на кудри, кусты с россыпью нежно-голубых плодов, напоминающих по форме клубнику, и Альре пояснил, что для выведения растения, из которого получают затягивающий раны порошок, его высочество лично ездил в далекую экспедицию в Потерянные Земли.

Заметив недоумение на моем лице, Альре пояснил:

– Потерянные Земли не сказка, миледи. Просто не каждый способен найти их, а также пересечь границу. Да и тамошнее население славится крайней жестокостью и непримиримостью к чужакам.

– Зачем же его высочество подвергал риску свою жизнь? – удивилась я. – Эти кустики, конечно, невероятно милы, и ветки трепещут на ветру, словно кудри ребенка, но все же…

Альре постарался скрыть усмешку и продолжил объяснение:

– Потерянные земли расположены на особых тектонических плитах… Тектонические плиты, миледи, это…

– Я знаю, что такое тектонические плиты, Альре, я читала о них в книгах по географии, – перебила я, подумав при этом, что хорошо бы почитать географические фолианты побольше и повнимательнее.

– Так вот, порода тектонических плит Потерянных Земель щедро сдобрена алхикамом, миледи. Именно поэтому многие растения, произрастающие там, обладают чудотворной силой. Порошок, который мы получаем, растирая эти плоды специальным способом, обладает свойством мгновенно затягивать раны, не оставляя даже следов на коже. Попробуйте, принцесса, сами, и подивитесь твердости этих плодов.

Я кивнула, и осторожно дотронулась до растения. Зеленые листья мягкие, словно локоны младенца, а маленькие голубые плоды твердые, как алмазы.

– Как это возможно? – восхищенно воскликнула я и хлопнула в ладоши. – Это же так интересно! Нам не рассказывали о таком в аваронской школе…

– Маги решают возникающие сложности иначе, леди, – подтвердил Альре. – Но волшебство не везде доступно. Здесь же, особенно до воцарения Черного дома, постоянно шли военные действия, и люди часто калечились и умирали от мучительных ран. Когда его высочество добился устойчивости Черной Пустоши, он лично организовал экспедицию за этими и другими лекарственными растениями, и наша смертность резко сократилась.

Словно не замечая моих широко распахнутых глаз и приоткрытых от изумления губ, Альре повел меня дальше, попутно рассказывая о гигантских, в несколько обхватов, буковых деревьях и нежной поросли мха, который располагается в специальных мраморных чашах. О розовых и сиреневых кустах, о белых, как снег, низкорослых деревьях.

Когда шагнули под сень кудрявого вьюнка, чьи побеги тянутся по натянутым веревкам, Альре остановился и пояснил:

– Побеги этого винограда доставлены с гор Эльфарии, миледи. Его высочество лично занимается выведением этих растений, добиваясь, чтобы виноград, привыкший к горной местности, мог комфортно расти и в низинах, как здесь.

– Это из этого винограда производят то самое ледяное вино? – с видом знатока спросила я, демонстрируя осведомленность.

– Именно, миледи, ледяное вино, – с почтением согласился Альре, а я запоздало подумала, что не стоило бравировать своими знаниями, по крайней мере в этой области.

В голове всплыл образ виконта, который рассказывал на корабле об эльфарском гористом винограде, а затем заявил, что мне совсем нельзя пить. Даже в мыслях виконту вновь удалось испортить мне настроение, и я вежливо попросила Альре следовать дальше.

Мы прошли тенистую виноградную алею насквозь. Я несколько раз соблазнялась, чтобы потрогать изумрудные листья и нежно-зеленые побеги, которые тянутся по светлым столбам вверх.

Заметив мой интерес, Альре сообщил:

– Когда виноград приспосабливается к низинному климату, его перевозят в Августовские виноградники, где и высаживают.

– Как же, я слышала, – сообщила я. – Августовские виноградники славятся тем, что там круглый год солнце! Говорят, что такое название они получили в честь одной из многочисленных древних легенд, которыми богата Черная Пустошь. О прекрасной нагой деве, сбежавшей от жестокого сюзерена, или о деве с роскошными, длинными волосами… Правда?

Альре снова кивнул, улыбаясь, и лукаво проговорил:

– Может, правда, миледи, а может и нет.

Он по-мальчишески подмигнул и добавил:

– А может, такое название виноградникам его высочество дал в честь покойной королевы Августы. И вы совершенно правы, миледи. Там круглый год солнце и самый мягкий климат во всем королевстве.

Чем дальше шли, тем больше и интереснее Альре рассказывал о саде, растениях, умело вставляя ремарки о его высочестве, и спустя пару часов сердце перестало сжиматься в страхе при упоминании о Черном принце.

Когда из-за очередного зеленого угла показалась Рамина и присела в книксене, потупившись, я чуть не застонала от досады.

– Меня послала мистрис Одли, господин Альре. Закат близится, – протянула она многозначительно. – И это будет первый закат леди в Черной Пустоши. Леди следует подготовить к Ритуальному Омовению в священных водах.

Увидев Рамину, я едва удержалась, чтобы не поморщиться. Обычно я легко находила общий язык с людьми, даже с теми, кто открыто высказывал недовольство мной или моим поведением. Но Рамина вызывала такую смесь ощущений, что хотелось развернуться и уйти в самые высокие горы.

Выдержав паузу, чтобы прислуга, наконец, вспомнила, кто здесь невеста, я наклонилась к сочным листьям, которыми покрыт куст, и сказала:

– Рамина, мы с Альре еще не закончили осмотр сада. Или в Черной Пустоши принято, чтобы прислуга нарушала правила этикета и перерывала господ?

Младшая камеристка явно не ожидала такого ответа. Глаза округлились, рот раскрылся, а подбородок задрожал, словно сейчас разразится рыданиями. На секунду показалось, что я была слишком резка с девушкой, которая лишь выполняет приказ старших. Но покосившись на Альре, поняла, что не сделала ничего дурного, поскольку тот улыбается одними уголками губ, хотя делает вид, что усиленно рассматривает виноградину перед носом.

Я продолжала с ожиданием смотреть на камеристку. Та, видимо поняв, что дрожащий подбородок не сработал, быстро присела в глубоком поклоне и опустила голову.

– Простите меня, миледи. Я не хотела быть бестактной. Смиренно умоляю смиловаться надо мной и не наказывать меня розгами. Умоляю, миледи, я не вынесу ударов. Прошу, сжальтесь!

Она говорила так отчаянно, что я ощутила себя чудовищем, отправляющим на войну малых детей. Меня никогда не били, но видя, как затряслись плечи Рамины, поняла, что не всем так повезло, и слугам Черной Пустоши приходится терпеть побои и унижения.

Сердце сжалось. Я едва удержалась, чтобы не кинуться к камеристке и не поднять ее. Но вовремя сдержалась и проговорила, сделав шаг вперед:

– Рамина, я не собиралась тебя наказывать. Святое воинство, Альре, неужели здесь действительно слуг бьют розгами?

Лицо дворецкого вновь стало непроницаемым, он выпрямил спину и произнес монотонно:

– В Черной Пустоши есть законы, выполнять которые неукоснительное правило каждого подданного его светлости. Если кто-то совершает провинность, достойную наказания, господа имеют право совершить его в той мере, в какой считают нужной.

– Но это дикарство! – вырвалось у меня. – Засечь прислугу розгами? Это уму не постижимо. Неужели Черный принц это одобряет?

Управляющий покосился на меня, чуть нахмурив брови, но ответил все так же спокойно и учтиво, благоразумно пропустив то, как я назвала будущего мужа:

– Законы Пустоши справедливы, миледи. Когда вы изучите их и разберетесь, вы поймете, что в них нет ничего предосудительного. Лишь справедливость и мудрость, основанная на многолетнем опыте.

Но меня уже захлестнула волна возмущения за несправедливо страдающих слуг, которым приходится терпеть побои за малейшую провинность и дрожать, как осиновый куст на ветру.

– Хороша справедливость, – проговорила я. – Теперь я понимаю, почему у принца такое громкоговорящее имя. Идем, Рамина, совершим это ваше… Омовение.

Альре спокойно, словно наблюдает за плавающими лебедями в пруду, поинтересовался:

– Миледи изволит окончить осмотр?

– Да, – согласилась я. – На сегодня достаточно. Продолжим, когда уверюсь, что все мои камеристки в добром здравии.

С этими словами я приподняла подол, чтобы не волочился по траве, и двинулась через сад. Рамина тут же оказалась справа, и я мысленно поблагодарила ее потому, что самостоятельно выбраться из зарослей сада, а потом найти правильный коридор в замке, не смогла бы.

Слабость от нового украшения на шее понемногу проходила, хотя ощущение, что связана по рукам и ногам все еще давило. Но внутри полыхало праведное возмущение и желание добиться справедливости. И хотя легкое чувство стыда перед Альре зудело в районе живота, решимость высказать все Черному принцу в лицо толкала вперед.

Но когда мы двинулись через массивные анфилады, на которых изображены сцены боев, мой запал немного остыл. А когда по бокам пошли величественные колонны, рядом с которыми ощутила себя букашкой, стало не по себе потому, что человек, сумевший выстроить такое, должен быть могущественным и грозным.

Спорить с ним о правилах поведения постепенно расхотелось. На смену гневу пришел страх перед суровым правителем, который вскоре станет мужем.

Погрузившись в размышления, не заметила, как мы пришли к моим покоям.

Рамина всю дорогу смиренно молчала и лишь когда распахнула передо мной дверь, произнесла кротко:

– Прошу миледи. Вам нужно подготовиться.

Девушки, которые ожидали в покоях, быстро помогли раздеться и пройти в омывальную, потому что, по словам мистрис Одли, нельзя входить в священные воды Съакса нечистой.

Меня наскоро ополоснули и вытерли жестким полотенцем, растерев тело докрасна, рассказывая попутно, что главная река Черной Пустоши Съакс берет начало в Звездном море, и безбашенные смельчаки, которые рискуют опуститься на дно, невзирая на течение, нередко находят на дне куски драгоценных розовых кораллов.

Когда сказала, что Черная Пустошь вопреки названию, кажется довольно богатым краем, мистрис Одли скорбно поджала губы, а одна из девушек, что насухо протирала мои стопы, подняла голову пояснила:

– Была, миледи, была… Одним из самых величайших и богатых королевств, пока…

Девушка запнулась и часто заморгала под пристальным взглядом мистрис Одли и приступила к растиранию моих ног с утроенным рвением.

Другая, которая повернулась к стенному шкафу за рубахой и видеть взгляда мистрис Одли не могла, прощебетала:

– Только с прибытием его высочества наш народ смог вздохнуть спокойно… Пока еще не полной грудью, миледи, но все мы ждем, что его светлость Сварт принесет окончательный мир нашей земле.

– Олена, Кати, вы забываетесь, – хмуро заметила мистрис Одли, и больше девушки не проронили ни слова.

Я попыталась вернуть камеристок к интересному разговору и спросила:

– Вы говорили, этот Съакс глубок и опасен? Не могу похвастаться тем, что хорошо плаваю… без магии.

Стоило добавить последнюю фразу, как девушки отпрянули от меня, как от зачумленной, закрыв ладошками рты и беспомощно хлопая ресницами.

Мистрис Одли пришлось вновь цыкнуть на них и отчитать на незнакомом мне наречии.

– Вам не стоит опасаться, миледи, – сказала старшая камеристка. – Мы проводим вас в неглубокое и спокойное русло для омовения.

Чтобы уйти от темы, которой не хотела касаться, мистрис Одли принялась рассказывать о ритуале Омовения, о его древности, истории, легендах, которыми изобилует Черная Пустошь и священные воды Съакса.

Поверх белоснежной рубахи из плотной ткани, которая оказалась такой длинной, что скрывает стопы, на меня накинули шерстяной плащ в пол из зеленой шерсти, с длинным, чуть не до земли, капюшоном. На руки – перчатки, те самые, которые передал виконт и которые сняла, когда вернулась из сада.

Когда одна из девушек, опустившись на колени, поставила передо мной мягкие, обитые изнутри шерстью, туфли на плоской подошве, я недоуменно взглянула на мистрис Одли.

– Что-то не так, миледи? – поинтересовалась камеристка тоном Бенары.

– Но чулки, – пробормотала я, и, покраснев, добавила: – И белье.

Девушки захихикали, тут же смолкнув под взглядом мистрис Одли, а та терпеливым тоном пояснила:

– Дочери Черной Пустоши не надевают белье во время сакральных ритуалов.

Я опешила и, несмотря на то, что кивнула, словно поняла, все же уточнила:

– Но как же идти в таком виде по улице к реке? Без белья?

Мистрис Одли посмотрела на меня словно на неразумного ребенка:

– Вы привыкнете, миледи. Смею заметить, что ваша рубаха и плащ так длинны, что никому и в голову не придет подумать что-то предосудительное. К тому же вас будет сопровождать двадцать шесть женщин.

– Двадцать шесть? – ахнула я. – И это все мои камеристки?

Мистрис Одли снисходительно улыбнулась.

– Лучшие женщины Черной Пустоши. Самые знатные и почтенные леди, жены и вдовы уважаемых воинов и придворных. Если ваше любопытство утолено, поспешим.

Я хмуро кивнула и последовала за мистрис Одли с девушками, которые растирали мне стопы и помогали облачаться. Следом пошла Рамина, которая несет длинный объемный сверток, прикрытый тканью.

Коридоры замка с огромными залами, анфиладами и лестницами уже не казались пугающе-незнакомыми, но все же чувствовала, что долго еще не решусь бродить здесь в одиночестве. Стоило выйти из замка через парадный вход, через который вошла сюда впервые, женщины, облаченные в длинные, разлетающиеся на ветру, черно-белые одежды, почтительно присели в поклонах и склонили головы.

Я заметила, что волосы у всех распущены, как и у меня, и наши наряды отличаются лишь цветом: мой плащ зеленый, а их – белые, с длинными черными рукавами и продольными вставками на спине.

Медленным, торжественным шагом мы проследовали к воротам мимо низкорослого кустарника. Несмотря на то, что было еще светло, круглые светильники на тонких ножках, торчащие прямо из зеленой изгороди, начали едва различимо мерцать. Это добавило моему и без того торжественному настрою ощущение значительности и важности происходящего.

Я ожидала что мы поедем в экипажах, но вместо этого наша процессия прошествовала по довольно людной улице. Я старалась не глазеть по сторонам и не вертеть головой, разглядывая местные диковины, но не могла не слышать восторженных криков, которыми сопровождала нас толпа:

– Леди идет!

– Дорогу леди!

– Леди Черной Пустоши идет к Съаксу!

Чтобы немного скрыть замешательство, я тихо попросила мистрис Одли, которая идет слева, рассказать еще немного о предстоящем ритуале.

Камеристка понимающе кивнула.

– Омовение в священных водах символизирует, что все былое, и плохое, и хорошее, вы оставляете в прошлом, заново возрождаясь для Черной Пустоши, – торжественно сказала она.

– Зачем же смывать хорошее? – удивилась я.

– Добро и зло лишь грани одного целого, – наставительно произнесла мистрис Одли, и я поостереглась задавать вопросы.

Миновав длинную и широкую улицу и еще несколько маленьких, мы, наконец, прошли через селение и вышли на берег Съакса.

По виду русло реки не отличалось ничем от других таких же, которых несравненное множество в восточной части Аварона. Но атмосфера, созданная стараниями местных жителей на берегу, погружала в нечто торжественное и таинственное, как бывает, когда впервые посещаешь молельный дом.

Вдоль берега стройными рядами тянутся многочисленные курганы и невысокие статуи в цветочных гирляндах. Некоторые фигуры с улыбками, иные оскаленные, с гневно расширенными ноздрями и глазами. Хотелось остановиться, разглядеть поближе, но не решилась, чтобы не нарушать хода ритуала.

Стоило подойти к берегу, как с моих плеч сняли плащ. Прохладный вечерний ветерок облизал открывшиеся кисти и шею. Я оглянулась и увидела, что Рамина раздает каждой из женщин по длинному тонкому факелу и помогает его зажечь.

– Снимайте туфли и войдите в священные воды, миледи, – сказала мистрис Одли вполголоса. – Глядя на убывающее солнце трижды окунитесь с головой и попросите Черную Пустошь быть милостивой. Первый раз к людям самой Черной Пустоши. Второй – к членам вашей семьи. И в третий – к вам самой.

– Но как именно просить? – решила я уточнить, но старшая камеристка не ответила и даже подтолкнула ближе к воде.

– Вам подскажет сердце, миледи, – донеслось мне тихое в спину.

Стоило оказаться без обуви на мокром песке, по телу прокатился озноб, а когда ледяные воды омыли ноги до щиколоток, поморщилась от страха и холода.

Я боялась лишним движением выдать свою нервозность и нарушить важный ритуал, поэтому, крепко зажмурившись, и стараясь не мешкать, зашла глубже.

Когда ледяные потоки поднялись до груди я задохнулась и вспомнила, что надлежит смотреть на заходящее солнце.

Уставившись на ало-багровый шар, который вот-вот соприкоснется с макушками леса на горизонте, я сообразила, что можно приступать к погружению под воду с головой.

– Дорогая Черная Пустошь, – тихо, дрожащим от холода голосом, произнесла я. – Будь милостива к людям, населяющим твои земли, и помоги мне, научи меня, направь, как лучше заботиться о них.

Произнеся это, я крепко зажмурилась, набрала воздуха в легкие и погрузилась под воду.

Стоило окунуться с головой, как холод куда-то исчез, а вместо него пришло ощущение чего-то цельного и правильного.

Я вынырнула и показалось, что багровый шар заходящего солнца излучает какое-то особое тепло, которое проникает прямо в сердце.

– Будь благосклонна к членам моей семьи, пожалуйста, – попросила я срывающимся от волнения голосом. – Их у меня не так много осталось…

Я нырнула, и когда вынырнула, заходящее солнце погрузилось за горизонт уже наполовину.

– Помилуй и меня, Черная Пустошь! – выпалила я на одном дыхании, отчаянно желая застать солнце в третий раз, что показалось очень важным.

Но когда вынырнула вновь, солнце успело сесть. Тут же вернулся жгучий холод, пробирающий до костей озноб, а еще показалось, что меня сносит течением.

Я развернулась и стараясь не бежать, вышла на берег. Тут же меня завесили широким полотном, стянули мокрую рубашку, натянули другую такую же, но сухую и укутали плащом.

Стоило солнцу скрыться, как тотчас на мир обрушились сумерки, и факелы в руках окружающих меня женщин оказались весьма кстати.

Обратно мы шли не в пример быстрее, в полном молчании, и даже на вечерних улицах было тихо. Но стоило приблизиться к замковым воротам, как раздались гневные крики и ругань, точно кричат целой толпой.

Стоило завернуть за угол, моим глазам предстала следующая картина: толпа человек в сорок тащит в сторону дворца человека, освещая путь факелами. Лица людей искажает злоба и ненависть, отовсюду раздается:

– Смерть!

– Смерть!

– Смерть предателю!

 

Глава 3

Меня мигом обступили и загородили с такой быстротой, что не успела понять, как перед носом оказалась чья-то укрытая капюшоном голова. В первую секунду обуяла благодарность за готовность незнакомых людей защищать меня, но голоса и крики мигом вернули в реальность.

– Что там происходит? – спросила я, вставая на полупальцы, чтобы разглядеть, но получилось лишь увидеть головы пробегающих мимо людей.

Мистрис Одли, которая вынырнула из ниоткуда справа, проговорила:

– Не беспокойтесь, леди. Все будет в порядке.

– Но кого отправляют на смерть? – не унималась я, чувствуя, что на улице происходит что-то страшное и несправедливое.

Старшая камеристка выглянула из-под капюшона строго, словно наставница, и многозначительно промолчала. Но я вытаращила глаза и замахала руками, всем видом показывая, что жду ответа.

Брови мистрис Одли сдвинулись на переносице, она поправила плащ на плечах и легонько стукнула по плечу одной из женщин. Та повернула голову, хотя сама осталась неподвижна, и я смогла разглядеть лишь острый подбородок. А камеристка приказала:

– Проверь, что там.

Женщина коротко кивнула и как-то незаметно исчезла среди толпы.

Река криков и шума потекла вниз по улице, а мистрис Одли тихо хлопнула в ладоши, и весь мой конвой двинулся вперед.

В груди появилось такое же ощущение, как в момент, когда дядя сообщил, что выдаст за Черного принца, а волна обиды и беспомощности прокатилась от пяток до самой макушки. Я резко остановилась. Идущие позади женщины едва не налетели на меня и теперь виновато опускают головы, пытаясь приседать в поклонах.

Я развернулась к старшей камеристке и произнесла:

– Мы разве не дождемся посыльную с вестями?

Мистрис Одли вытаращила глаза, словно я только что прилюдно ее оскорбила.

– Но миледи, – сказала она, – мы можем дожидаться ее у вас в покоях. В безопасности и удобстве, что и положено невесте его светлости.

– Но если те люди совершают беззаконие, – продолжила настаивать я, – мы можем помочь. Но как помочь, если мы будем в замке? Даже если посыльная расскажет все в самых ярких подробностях, мы можем просто опоздать.

– Миледи не следует вмешиваться в подобные дела, тем более на улице, – строго сказала мистрис Одли.

В голове пронеслось множество вариантов с картинами того, что происходит у тех людей, но ни одна не понравилась. Чувство справедливого возмущения второй раз за день вспыхнуло в груди, а старшая камеристка неожиданно стала раздражать больше Бенары.

В глубине души я понимала, в чем-то она права, и мне не следует лезть в дела королевства, в котором понимаю еще так мало, но игнорировать ощущения не могла. А истинное чутье буквально кричало о чем-то дурном и жестоком.

Я выпрямила спину и подняв подбородок, как это подобает высокородной леди, произнесла:

– Мистрис Одли, мы дождемся посыльную. Но не в замке, а здесь потому, что я хочу иметь возможность помочь, если будет нужно. И впредь прошу подбирать слова в разговоре с будущей принцессой.

Камеристка охнула и отшатнулась, выпучив глаза, как жаба, которой наступили на брюхо. Пару секунд она просто таращилась на меня, потом склонила голову и сказала четко:

– Прошу простить меня, миледи, если позволила думать, что намереваюсь оскорбить вас. Я лишь забочусь о вашей безопасности и благополучии.

– У вас это получается, – ответила я, – но…

Договорить не успела. Посыльная, которая возникла так же неожиданно, как и исчезла, шагнула в круг из женщин и присела в глубоком поклоне.

– Миледи, – обратилась она ко мне, игнорируя мистрис Одли. – Я узнала все для вас. Шум на улице из-за мага.

– Мага? – переспросила я и в груди екнуло.

Женщина кивнула.

– Да, – подтвердила она. – Маг, который прибыл из Авроры. Его собираются казнить.

Внутри все упало, во рту пересохло. Сама мысль о казни мага, человека, который отдаленно напоминает об Авароне и всём, что люблю, вызвала головокружение. Несмотря на то, что даже не знакома с ним, ощутила, что чувствуют люди из одного королевства, когда встречаются на чужбине.

Меня повело в сторону, но две женщины поддержали под локти, не давая упасть, а мистрис Одли встревоженно спросила:

– О, миледи, что с вами? Вы в порядке? Святое воинство, Лана, ты могла быть тактичнее!

Она метнула в посыльную гневный взгляд, и та опустила голову.

– Тебя придется наказать, – добавила старшая камеристка.

– Нет! – резко выкрикнула я быстрее, чем успела сообразить. – Никто никого наказывать не будет. Она выполняла приказ и все сделала правильно. Лана, верно? Так вот, скажи, Лана, когда собираются казнить этого мага?

Девушка, явна обрадованная, что чудесным образом избавилась от наказания, присела в книксене и проговорила, опустив голову:

– Казнь состоится немедленно. На площади Трех фонтанов.

Ледяная лапа еще сильнее сжала внутренности. Я бросила быстрый взгляд на мистрис Одли, которая смотрит на происходящее с явным неодобрением и плохо скрываемым возмущением, и сказала:

– Тогда мы идем на площадь, – решительно сказала я и хлопнула в ладоши, как это делала камеристка.

Сопровождение из женщин колыхнулось и двинулось вверх по улице.

Мне хотелось бежать, подобрав подол, но статус и толпа чопорных женщин вокруг заставляли соблюдать приличия даже в такой страшный момент.

– Миледи, – неуверенно пробормотала мистрис Одли, но я гневно оборвала ее.

– Достаточно! – ледяным, не терпящим возражений тоном, воскликнула я, а затем, уже мягче, уточнила: – Как пройти на эту площадь? Площадь Трех фонтанов?

С этими словами я выхватила длинный факел из руки одной из женщин, и подняла его высоко над головой, точно флаг во время торжественного шествия.

– Миледи, – с плохо скрываемым отчаянием выдохнула мистрис Одли, но я снова перебила старшую камеристку.

– Мы теряем время!

– Нам лучше обойти слева, через городской парк, – тихо произнесла мистрис Одли, и девушки закивали.

Когда оглянулась на остальных женщин, заметила, что все хмурят брови и поджимают губы.

– Я никого не держу, – быстро сказала им. – Кто хочет – волен вернуться домой, ритуал закончен, и вас никто не заставляет…

– Мы идем с вами. Все, – властно заявила невысокая коренастая женщина, и чуть махнула факелом, указывая дорогу. Она многозначительно нахмурила брови и добавила: – Правильно вы поступаете или нет не нам судить. Отныне вы леди Черной Пустоши и наш долг сопровождать вас.

– Тогда быстрее! – воскликнула я и первая устремилась в указанном направлении, едва не срываясь на бег.

Меня обогнула камеристка, та самая Лана, поднимая факел и освещая дорогу. Черный капюшон девушки откинулся за спину, ветер растрепал пшеничные кудри за спиной. Стоило ринуться следом, как, к изумлению, меня с легкостью обогнала мистрис Одли. Степенная, зрелая женщина передвигалась по улицам города едва не быстрее лани.

На какое-то время перестук легкой поступи, шуршания плащей и сбившееся дыхание нашей процессии заглушил кровожадные крики толпы. Но едва миновали темный, почти не освещенный фонарями парк, как крики возобновились с новой силой.

– Проклятый изменник!

– За сколько ты продался Караваре?!

– Предатель!

– Смерть предателю!

– Смерть! Смерть! Смерть!

Мы с Раминой вырвались вперед и первыми подбежали к людям, столпившимся у помоста. Я передала факел Рамине, которая, запыхавшись, пыталась поддержать меня под локоть, словно стеклянную, и принялась высвобождать себе проход локтями. Но удар чьим-то плечом отбросил назад, и если бы не Рамина, я бы упала.

Подоспевшая мистрис Одли пробормотала что-то на неизвестном наречии, судя по тону, ругательство, а затем перевела дыхание и властно крикнула:

– Леди Черной Пустоши!

Казалось, ее звонкий и не слишком громкий голос услышал каждый. Кровожадные крики стихли, сменившись суетливым шепотом и восклицаниями.

– Леди?

– Леди здесь?

– Леди Черной Пустоши!

– Дорогу леди Черной Пустоши!

Словно по волшебству толпа расступилась передо мной, как воды Звездного моря в древней легенде, и я побежала к высокому деревянному помосту.

Грубые разноцветные доски говорят, что помост сколотили наскоро. Прямо на них, вокруг высокого столба, сложены бревна и хворост. Только подойдя совсем близко, поняла, что к столбу привязан человек, которого из-за грязной, оборванной одежды различила не сразу. Лицо же несчастного надежно скрывает кровавая корка.

– Леди Черной Пустоши здесь для того, чтобы лично совершить правосудие! – проорал мне прямо в ухо какой-то человек и вложил в ладонь факел.

Я отшатнулась, но осталась стоять на ногах благодаря Лане и мистрис Одли, которые заботливо поддержали под локти. Лану тут же оттеснила Рамина, она и же и гаркнула в лицо человеку:

– Что себе позволяешь, смерд! Леди сама прекрасно знает, для чего она здесь!

– Вершить правосудие – долг леди! – запальчиво ответил человек, и толпа подхватила его слова страшным ревом.

– Долг! Долг! Долг! – понеслось со всех сторон.

Я сунула Рамине свой факел и поднесла пальцы к ушам, опасаясь, что оглохну или сойду с ума.

– Тихо! – приказала мистрис Одли, и толпа мало-помалу стихла.

Я подобрала полы плаща и шагнула на помост. Сразу несколько рук помогли мне подняться.

Оказавшись вровень с привязанным к столбу человеком, я протянула руку за факелом и выбрала один из заботливо протянутых. Осторожно, опасаясь причинить лишние страдания несчастному, я осветила его лицо и ахнула. Черное от крови, с опухшими, заплывшими веками и рассеченной губой оказалось лицо молодого человека, даже юного, едва ли старше нас с Нинель.

Веки мужчины дрогнули, и он с видимым трудом приоткрыл один глаз.

– Я уже в Чертогах, на Звезде? – пробормотал он. – В небесной обители магов? И меня встречает юная, прекрасная пери, которая отдастся мне по всем правилам, прямо под сводом небесных врат?

– Не сегодня, – хмуро сообщила я юноше. – Я бы не спешила на вашем месте на Звезду. Туда мы всегда успеем.

– Мы? – хрипло переспросил юноша, и голова его, безвольно мотнувшись, упала на грудь.

– Мы, уважаемый, – сухо ответила я. – Потому что я тоже маг. За что эти люди хотят вас казнить?

Маг с усилием поднял голову и пробормотал:

– Преследовали. С самой Авроры. Нагнали вот… Я виноват, леди. Виновен. Но и невинен. Меня обманули. Подставили.

Не обращая внимания на тут же возникшую резь в глазах, я посмотрела на ауру мага истинным зрением и увидела боль, страх, ужас, вину.... Но лжи не было среди этого страшного сочетания.

Я обернулась к толпе и подняла факел над головой.

Взволновавшаяся за время, пока говорила с магом, толпа тут же стихла.

– Этот человек не умрет сегодня, – твердо сказала я. – Его будут судить.

Толпа взревела сотней голосов, а когда утихла, я различила один-единственный.

– Что здесь, Дэйви Джонс меня дери, происходит?!

Шум моментально стих. Я оглянулась, подняв факел повыше и замерла. Внизу у самого помоста стоит виконт де Жерон и не отрывая глаз, смотрит на меня. В суматохе приготовлений, ритуалов и забот я успела забыть о нем, и сейчас смешанные чувства нахлынули волной.

Затянутые на затылке волосы серебрятся в свете факелов, металлические щитки на груди и плечах блестят так же холодно, как и его глаза. До меня медленно дошло, что военное облачение виконта связано с его прибытием из мест, где сейчас неспокойно, хотя момент его отъезда я пропустила. Теперь он сурово взирает на меня, а я разрываюсь от противоречивых чувств.

Выждав еще мгновение, виконт взлетел на помост, словно к его плечам привязаны веревочки, а вверху за них кто-то дергает. В полной тишине он приблизился ко мне и застыл, как гора с ледяными глазами.

Мистрис Одли начала объяснять:

– Леди Гриндфолд желает…

– Я обращаюсь не к вам, мистрис Одли, – резко оборвал он ее, не сводя с меня взгляда, в котором прочитала такое напряжение, что едва не отшатнулась.

Старшая камеристка поджала губы и поспешно присела в поклоне. Рамина и Лана как-то быстро оказались за ее спиной, видимо тоже опасаясь навлечь на себя гнев де Жерона. Лишь я оставалась на месте, выдерживая молчаливую ярость виконта.

Медленно он перевел взгляд на привязанного к столбу приговоренного, потом на меня, затем на толпу.

– Народ Черной Пустоши, – произнес от так громко, что я вздрогнула, – как поверенный его светлости, я имею право регулировать подобные собрания. Но для этого нужно знать, что происходит. Кто-то может внятно поведать о случившемся?

Толпа снова загалдела. Пока она гомонила, я приблизилась к виконту и спросила торопливо, стараясь для остальных выглядеть невозмутимой:

– Что вы делаете, виконт?

Он ответил, повернув лишь голову:

– Пытаюсь вытащить вас из нехорошей ситуации.

– Какой еще ситуации? – возмутилась я, хотя мне действительно было не по себе. – У меня все под контролем.

Де Жерон хмуро усмехнулся.

– Да уж. Вижу, – сказал он.

Из толпы вышел мужик с широкими плечами, в красной рубахе и сапогах до самых колен. Волосы на висках выбриты, зато от самого лба по середине головы заплетена черная коса.

Он остановился перед помостом и проговорил зычно:

– Господин, мы изловили этого гада! Он предатель!

Виконт кивнул, мол, слушаю, продолжай. Мужик, воодушевленный тем, что сам поверенный Черного принца дозволил ему говорить, стал рассказывать дальше:

– Он из Авроры, сказывают, убег. И схоронился в Городе-крепости. Но мы выследили его, ваше, эээ… м…

Кто-то за его спиной шепнул громко:

– Милордство.

Мужик просиял от подсказки.

– Ага. Ваше милордство, – сказал он. – Он давай бежать, а мы по всем улицам гоняться. Долго гонялись. Он же маг, ваше милордство. Но изловили, на славу изловили.

Виконт выслушал сумбурную речь мужика и стал потирать подбородок. Со стороны казалось, что он погружен в глубокие раздумья о высоком, и лишь мне видно, что он постоянно косится то на меня, то на приговоренного, словно прикидывает пути к отступлению.

Выдержав драматическую паузу, виконт сложил руки на груди и сказал:

– Вы все славно потрудились и за это боги наградят вас. Но чтобы отправлять человека на костер, нужно, чтобы вина его была тяжкой. Насколько это правда? Мы справедливое королевство и славимся этим. Поведайте, в чем виноват этот беглец?

Мужик глупо выпучил глаза и проговорил, почесывая затылок:

– Так это, ваше милордство… Он маг.

Толпа снова взревела, выкрикивая наперебой, что приговоренный маг, его надо казнить, повесить, четвертовать. Виконт дал им некоторое время прокричаться, а я, пользуясь возможностью, спросила его:

– Чего вы добиваетесь? Хотите казнить несчастного?

– Этот несчастный маг, – заметил де Жерон сурово.

– Я тоже, – ответила я резко. – Меня тоже надо привязать к столбу?

Виконт оглянулся так быстро, что я отступила. Челюсти сжаты так, что играют желваки, глаза выпучены, ноздри раздуты, как у разъяренного быка. Показалось, он сейчас меня ударит при целой толпе подданных, но де Жерон вновь обернулся к народу и вскинул ладони.

– Тихо! – крикнул он, и толпа постепенно перестала галдеть. – То, что он маг, еще не делает его преступником.

Мужик с косой по всей голове охнул и проговорил:

– Да как же это, ваше милордство! Он же в Авроре колдовал, как последний паскуда. А в Город-крепость прятаться прибег.

Виконт медленно повернулся, успев скользнуть по мне взглядом, полным тревоги и гнева. Затем шагнул к привязанному на столбе магу и проговорил:

– Этот человек обвиняет тебя в страшном преступлении. Сознаешься и ты, что совершил его?

Маг поднял на него запекшееся от крови лицо и попытался что-то сказать, но вместо слов вылетели хрипы. Он закашлялся, и на помост полетели кровавые капли. Несколько попали на нагрудные щитки виконта, но тот остался неподвижен.

Когда маг снова попытался заговорить, в его глотке что-то заклокотало, потом голова бессильно повисла, а дыхание превратилось в сипы.

Я не выдержала и крикнула:

– Приговоренный не в состоянии говорить! Он слишком слаб от побоев и ран!

– Добить его, и дело с концом! – донеслось из толпы.

– Да! Прикончить!

– Убить мага!

Я послала виконту умоляющий взгляд, чувствуя, как внутри все затряслось от осознания, что может случиться с человеком, во многом так похожим на меня. Видимо, это отразилось на моем лице, потому что де Жерон выпрямил спину и вернулся на середину платформы.

– Тихо! – снова приказал он и толпа замолчала. – Если этот человек виновен, его непременно ждет казнь. Вы все знаете, как справедлив его светлость Карл Сварт. Любого, кто совершил преступление, ждет неминуемое наказание. Но если маг не совершал того, в чем его обвиняют, мы отправим на костер невинную душу. Кто готов после смерти предстать с таким грехом в Священных Чертогах? Что вы скажете богам?

Народ притих. Видимо каждый прикидывал, насколько тяжелы его прегрешения, чтобы взвалить на плечи еще и этот. А виконт, пользуясь всеобщим замешательством продолжил:

– Мы оставим этого человека в темнице до возвращения его светлости. И тогда будет принято единственно верное решение, самим Карлом Свартом, защитником и мудрым правителем Города-крепости и всей Черной Пустоши! Слава принцу!

Народ секунду молчал. Затем улицы сотряслись от гвалта голосов, которые славили Черного принца, его правление, его мудрость, силу и желали плодородных всходов, что видимо относилось и ко мне.

Виконт сделал какие-то жесты. Несколько стражников стащили приговоренного со столба и повели по улице в сторону замка, где, по словам Альре, в подвалах находятся темницы.

Я бросилась к виконту и хотела схватить за руки, не зная, как благодарить, но холодный взгляд де Жерона остудил мой пыл и заставил соблюдать приличия.

– Виконт, не могу выразить, как я благодарна вам за спасение этого пленника, – проговорила я так тихо, что только он мог услышать.

– Пока не за что благодарить, – отозвался он сухо. – Его невиновность, как и вина еще не доказаны.

– Он невиновен, я точно знаю, – попыталась оправдать я мага.

Виконт поморщился.

– А я не знаю, – сказал он. – Как и остальные жители Черной Пустоши. А вы могли наворотить такого, что пришлось бы разбираться самому принцу. Он итак будет вынужден потратить на это время.

Мне стало горько и обидно, как на корабле, когда власть виконта распространялась на каждое мое действие. Я раскрыла рот, чтобы достойно ответить де Жерону, но тот опередил и обратился к старшей камеристке:

– Мистрис Одли, сопроводите леди Гриндфолд в ее покои. Она многое пережила за день. Ей следует отдохнуть.

Камеристка расплылась в довольной улыбке, как кошка, наконец поймавшая мышь и присела в глубоком поклоне.

– Сию минуту, милорд, – проговорила она.

 

Глава 4

Виконт легко спрыгнул с помоста, словно большой дикий кот, который, несмотря на тяжесть и мощь сложения, приземляется бесшумно и сразу на лапы. Я ожидала что он протянет руку, чтобы помочь мне сойти, но он даже не обернулся.

Я сглотнула, наблюдая, как посеребренный луной хвост, падающий на широкие плечи, скрывается в толпе и только потом увидела несколько протянутых снизу рук.

Спрыгнув, я неловко подвернула ногу и ахнула от боли и неожиданности.

Рамина тут же обвила рукой талию, за что я благодарно улыбнулась девушке. Лана приобняла с другой стороны, подставляя плечо.

Я мягко отвела руки девушек, не желая ковылять на глазах у будущих подданных, как калека, и камеристки осторожно отступили, не сводя с меня глаз.

– Дорогу леди! – крикнула мистрис Одли, и толпа, словно очнувшись ото сна, шарахнулась в стороны.

Я осторожно ступила на поврежденную ногу и тут же ахнула, проседая, когда щиколотку пронзило болью.

Рамина с Ланой тут же подхватили меня под локти, как солдаты с отличной выправкой. Так, зажатая между камеристками, я и вошла в замок, а затем принялась подниматься по бесконечной лестнице в собственные покои.

Боль в лодыжке полностью погружала в настоящий момент, почти не позволяя отвлекаться на досужие мысли о несчастном маге из Авроры, виконте, который поспел вовремя, и, по своему обыкновению, не преминул унизить, а также о том, что в первый день пребывания в новом доме я умудрилась попасть в переделку.

Показалось, прошла целая вечность, прежде, чем очутилась в покоях, но стоило дверям сомкнуться за спиной, я отодвинула от себя руки девушек и, стиснув зубы, на одной ноге запрыгала в сторону омывальной.

– Что собирается делать миледи? – спросила мистрис Одли, к которой вернулась прежняя невозмутимая деловитость.

– Хочу смыть с себя все воспоминания об этом дне, – заявила я, чувствуя, как меня начинает знобить, – и распарить поврежденную ногу не помешает.

С этими словами я раздраженно стянула перчатки и бросила их прямо на пол. Рамина тут же присела и подняла их. Озноб уменьшился, а слабость чуть отступила.

Мистрис Одли нахмурилась и произнесла категоричным тоном:

– Ни в коем случае, миледи.

– Ни в коем случае, миледи! – стройным мелодичным хором поддержали ее девушки.

– Это еще почему? – удивилась я.

– После вхождения в священные воды Съакса вам нельзя касаться воды до восхода солнца.

Я застонала, стараясь не высказать вслух все, что думаю о местных ритуалах. Но все же быстро взяла себя в руки и запрыгала по направлению к опочивальне.

– Я надеюсь, омовение на восходе предстоит совершать не в водах Съакса? – попыталась я пошутить, – мне кажется, я выкупалась там более, чем достаточно.

Девушки заахали, не оценив шутки, а лицо у мистрис Одли стало таким виноватым, что я, опираясь о стену, застонала на этот раз в голос.

– Вы хотите сказать, что.... – протянула я, а мистрис Одли развела руками.

– Таковы традиции Черной Пустоши, леди, – пояснила она, словно оправдываясь. – На восходе вам надлежит снова попросить благословения Черной Пустоши.

Словно не видя выражения моего лица, камеристка услужливо перечислила:

– Для всех страждущих, миледи, и для тех, кто в пути, и для тех, кого одолели недуги…

– Почему бы вам не предупредить меня заранее, – пробормотала я. – Я бы попросила благоденствия для всех разом....

– Но миледи, – начала мистрис Одли, но я раздраженно махнула на камеристку, вынуждая ту замолчать.

– Все-все. На сегодня все, – решительно заявила я и попрыгала к своему ложу.

Камеристки, и старшая, и младшие, устремились за мной, как выводок цыплят за курицей-наседкой.

Отвергнув помощь, я кое-как забралась на ложе и, когда уселась поудобнее, попросила:

– Будьте добры, подайте ужин прямо сюда. Но сначала теплой воды с медом и лимоном. Очень хочется пить…

Лица девушек вытянулись, мистрис Одли отвела взгляд, а Рамина принялась ковырять носком туфли пол.

– Меня еще и не покормят? – уточнила я тоном, не предвещавшим никому ничего хорошего.

– Традиции Черной Пустоши таковы, что вам надлежит соблюдать пост до следующего омовения в водах… – сказала старшая камеристка.

– Съакса, – усталым тоном закончила я за мистрис Одли.

Та смиренно кивнула и, следуя ее примеру, закивали все девушки, приседая в книксенах.

Я скрипнула зубами, чтобы не сказать, что действительно думаю о местных традициях, когда вошла Лана, и, выйдя вперед, присела в глубоком книксене.

– Может ли лекарь войти и осмотреть вашу ногу, миледи? – спросила Лана, не поднимая глаз.

Я поджала ноги к себе, обтягивая подол рубашки, и осторожно выставила вперед поврежденную ступню. Лодыжка распухла и покраснела, но истинным зрением серьезных повреждений не заметила. Если бы была в Авароне, нога пришла бы в норму по щелчку пальцев. Но учитывая, что здесь магия под запретом, а на восходе вновь предстоит шествие к Съаксу, поняла, что следует довериться местному лекарю.

– Конечно, он может войти, – сказала я Лане, которая ожидала моего ответа в книксене.

Прежде чем впустить лекаря, меня укутали в несколько покрывал, замотав чуть не до бровей, так, что открытыми остались лишь злополучная лодыжка и кисти рук.

Лекарь, который оказался высоким сухощавым мужчиной с вытянутым, чуть лошадиным лицом, бегло осмотрел лодыжку и важно изрек:

– Вывих.

Я сдержанно кивнула, чуть было не сообщив, что итак знаю, что вывих, когда Рамина вышла вперед и, присев, затараторила:

– Для нас нет ничего важнее, чем здоровье миледи. Здоровье миледи – это благоденствие всей Черной Пустоши. Немедленно и как можно быстрее поставьте нашу леди на ноги, а не то…

Я поморщилась, но к счастью, мистрис Одли быстро отправила Рамину за спину, наградив таким взглядом, что та осеклась на полуслове.

Тоном истинной скорбящей со Смутного переулка Аварона мистрис Одли произнесла:

– Можно ли спасти миледи, господин Вискольд?

Лекарь вскинул брови и с плохо скрываемым превосходством в голосе процедил:

– Я постараюсь сделать все от меня зависящее…

Я закатила глаза, а камеристки забегали вокруг, ахая и причитая, выполняя наказы лекаря – открыть окно и впустить свежий воздух в опочивальню, зажечь благовонные курильницы с ароматом лаванды и иланг-иланга, чтобы очистить пространство, а также разбрызгать в воздухе несколько капель розового эфирного масла.

После таких советов по лечению вывихнутой лодыжки я ожидала от лекаря чего угодно. Но, к моему облегчению, он споро наложил компресс, который на глазах снял отек и насухо растер ногу фланелевой тряпицей, щедро посыпанной голубоватой пудрой.

Когда я осторожно пошевелила пальцами, брови подскочили на лоб от удивления, если бы не видела манипуляций лекаря, решила бы, что меня вылечили магией.

Господин Вискольд по-мальчишески подмигнул мне и прошептал:

– Вся эта суета для этих ваших наседок, миледи. Женщины Черной Пустоши суеверны, им нужна особая атмосфера, чтобы преподнести чудо.

Я понимающе улыбнулась лекарю и, прежде, чем он покинул мои покои, попросила:

– Теперь вам следует оказать всю посильную помощь несчастному арестованному магу, господин Вискольд.

Брови лекаря тут же сошлись на переносице, он процедил:

– Магу, миледи? Ни за что.

– Вы спорите со мной, милорд? – уточнила я.

– Нет, что вы, – тут же замешкался господин Вискольд, – просто не понимаю вашего великодушия. Действия этого, как вы выразились, несчастного, едва не стоили жизней всем нам, а вы ратуете за его лечение? Должно быть, я вас не так понял.

– Вы правильно меня поняли, господин Вискольд, – отчеканила я. – И это не ратование, а приказ. Думаю, вы знаете разницу. Я лично проверю состояние арестованного завтра и, если замечу, что вы сделали не все возможное, сообщу об этом своему будущему мужу.

– Его высочество не осудит меня за то, что отказался лечить мага, – оторопело хлопая глазами, сказал лекарь.

– Но когда узнает, что вы не выполнили приказ его невесты, вряд ли будет доволен, – с нажимом сказала я.

После этих слов лекарь, склонившись в поклоне, произнес:

– Как будет угодно вашей милости.

– Мистрис Одли, – позвала я камеристку, которая итак не сводила с меня глаз. – Я хочу, чтобы вы лично проследили, чтобы заключенного разместили в человеческих условиях, и чтобы до суда он ни в чем не нуждался.

– Миледи, – прошептала та с обреченным выражением лица.

– После можете быть свободны, – отрезала я. – Остальные могут отдыхать уже сейчас.

Не дожидаясь пока девушки скроются за дверью, я откинулась на подушки, которые знакомо пискнули под моим весом.

Из-под них выбрался выспавшийся дракончик и умильно причмокнул, перебираясь мне на грудь. Посмотрев на меня осуждающе, мол, почему так долго оставила меня одного, Диларион свернулся на груди клубочком, как самая обычная кошка, и сонно засопел. Под мерное пыхтение дракончика веки сами собой сомкнулись и навалилась темнота.

Сон был глубоким, но беспокойным. Снилось, как мага, которого тащат к помосту, где должно произойти сожжение, избивают палками. Я пытаюсь его защитить, но толпа с лицами господина Вискольда не пускает меня к несчастному. Они кричат, потрясают кулаками, и лишь с появлением Дилариона, который неожиданно стал огромным могучим драконом, изрыгающим пламя, толпа отдает мага…

Проснулась от того, что кто-то настойчиво лижет мне щеку и недовольно ворчит. Когда открыла глаза, строгая мордочка дракончика застыла у самого носа. Пришлось скосить глаза, чтобы его разглядеть.

– И тебе доброе утро, – проговорила я, а Диларион, увидев, что хозяйка проснулась, принялся скакать по одеялу, как белка.

От внезапного пробуждения я ощутила себя уставшей и разбитой, клонило в сон. Но едва вновь прикрыла глаза, скрипнула дверь в комнате прислуги, и бодрый голос Рамины сообщил:

– Доброе утро, миледи. Как миледи спалось? Миледи желает, чтобы подали наряд к постели? Или предпочитает сама пройти к гардеробной? Остальные камеристки еще в пути, но я, ваша верная помощница, уже на месте.

От ее вопросов голова загудела. Мысли плавают, как увязшие в киселе мухи, а сон накатывает плотной волной. Перевернувшись на бок, я натянула одеяло на голову и пробормотала из-под него:

– Рамина, не шуми так. Я не выспалась. Хочу еще поспать…

– Но как же это… миледи? – раздался удивленный голос камеристки. – Вам следует завершить ритуал Омовения. Нельзя вот так бросать его на половине пути. Боги могут разгневаться и наслать беду на Черную Пустошь. Все невесты правителей Пустоши совершали этот обряд. История гласит, что невеста Его величества пресветлого Уртварта Красного, да будет светел его дух в Священных Чертогах, совершила омовение даже когда на Пустошь опустилась лютая стужа. Она…

Снова скрипнула дверь, и я возблагодарила богов за этот скрип потому, что пламенная речь Рамины прервалась, а я смогла урвать пару секунд блаженной дремы. Но она завершилась в тот момент, когда покои заполнил голос мистрис Одли, раздающей приказы камеристкам. Те, видимо, вошли следом, и топот десятков каблучков затопил комнату.

Я все еще лежала под одеялом, чувствуя, как по мне топчется дракончик. Когда он грозно зашипел, послышался возмущенный вздох, затем возле постели раздался голос старшей камеристки.

– Миледи Гриндфолд, доброе утро. Мы прибыли, чтобы помочь вам облачиться и сопроводить для завершения обряда Омовения.

В голове мелькнула мысль прикинуться спящей, но потом поняла, что мистрис Одли это не остановит. Откинув одеяло, я села и потерла глаза. Когда взглянула на камеристку, у той вид стал довольный и торжественный, словно я не мыться на речку иду, а уже выхожу замуж.

– Как ваша нога, миледи? – поинтересовалась она участливо.

Я успела забыть о том, что подвернула ее прошлым вечером. Осторожно опустив стопы на пол, попробовала наступить. К моему удивлению боль совершенно исчезла, отек спал, и нога вновь работает, как прежде.

– Странно… – проговорила я, разглядывая пальцы на ногах.

– Что у миледи вызвало замешательство? – спросила мистрис Одли, одновременно знаками раздавая указания слугам. Те носятся по комнате, ныряют в гардеробную, вытаскивают ширмы и одежды.

Я, пошевелив пальцами ног, ответила вопросом на вопрос:

– Господин Вискольд точно не маг?

Камеристка охнула, будто я только что оскорбила достопочтенного лекаря самым грязным ругательством семи королевств. Сделав глубокий вдох, она проговорила:

– Смею вас заверить, миледи Гриндфолд, уважаемый господин Вискольд не имеет ни малейшего отношения ни к магии, ни к чему-либо другому, хотя бы отдаленно напоминающему ее.

Сказала она это таким тоном, что показалось, имеет претензии к моей принадлежности к сословию магов, но не смеет говорить об этом вслух. Чтобы не нагнетать обстановку, которая итак не слишком веселая во всей Черной Пустоши, я сделала вид, что не заметила настроения камеристки.

Едва я поднялась, служанки налетели на меня, как рой пчел, с гомоном и какими-то песнопениями, принялись облачать в ритуальную сорочку, такую же, как вчера, но с круглым вырезом в середине спины. Расчесывали мне волосы, совали руки в перчатки, словно я беспомощная кукла и сама не справлюсь с такой простой задачей.

Спустя минут двадцать я стояла в середине покоев, полностью одетая для завершения ритуала, смысла которого до сих пор не поняла.

Диларион смотрел на меня с явным недовольством, по-собачьи сидя на одеяле. Дракончику определенно не нравилось скопление кудахчущих камеристок, не нравилось мое облачение, на которое он шипит так же, как на мистрис Одли. Не нравилась и сама мистрис Одли, но, судя по выражению лица камеристки, эти чувства были взаимными.

Я послала ему виноватый взгляд, мол, ничего не поделать, теперь мы живем тут. Диларион фыркнул и демонстративно прошагал на другую сторону кровати, где развалился на подушке и сделала вид, что уснул. Но левый глаз время от времени открывается, выдавая недовольный интерес к происходящему.

– Мы готовы? – спросила я мистрис Одли даже не скрывая иронии. – Или нужно еще что-то? Например, намазать левый мизинец маслом лаванды или сплясать на одной ноге?

У той брови приподнялись, рот приоткрылся, а губы округлились, разгладив сетки морщин до самых щек.

– Откуда вы знаете о ритуале для улучшения плодовитости свиней? – спросила она с явным недоумением.

Я всплеснула руками и проговорила, направившись к дверям:

– Святое воинство… Пойдемте уже, завершим это купание в ледяной воде.

Камеристки не успели открыть передо мной двери, поэтому я распахнула их сама, чем вызвала перепуганные вздохи всего выводка. Спеша исправить ситуацию, они бегом догнали и обступили меня вокруг, как в первый раз. В таком же сопровождении мы вышли на улицу.

Небо еще бледное, воздух раннего утра холодный и сырой. Когда порыв ветра распахнул плащ и влетел под подол, по коже прокатился озноб потому, что панталоны вновь надеть не дали.

К моему облегчению, людей на улицах почти не было, и мы двигались быстро. Горожане встретились лишь пару раз. Первым оказался пекарь, который открывал лавку, наполняя улицы одуряющим запахом свежей выпечки. Голодная с прошлого вечера, я ощутила, как рот наполнился слюной, а в желудке протяжно заурчало.

Мои сопровождающие даже не оглянулись, когда мы проходили мимо лавки. Зато пекарь склонился в глубоком поклоне.

Второй стала маленькая девочка с рыжими косичками, которая сидит на огромной бочке и облизывает леденец. Она с любопытством провожала нас взглядом, а я думала о том, каким этот леденец должен быть вкусным.

Но больше всего мысли занимал маг, который, пока я нежусь в постели и совершаю непонятные ритуалы, вынужден сидеть в подземелье и ждать своей участи. Едва представила, как его вновь поведут к столбу, сердце сжалось, и я едва удержалась, чтобы не произнести боевое заклинание, которое позволит разрушить стену, отделяющую его от свободы. Но вовремя вспомнила о запрете и медальоне.

Ладонь механически дернулась к цепочке на шее. Мистрис Одли, которая идет справа, заметила, но, видимо, оценила этот жест по-своему и сказала:

– Мы почти пришли.

Вынырнув из размышлений, с удивлением обнаружила, что и впрямь спускаемся к реке.

Но в этот раз мы двигались к другому месту. Если в первый раз меня купали прямо в реке, то сейчас шли к тихой заводи, которая образовалась на внешнем крае излучины. Когда спустились ниже, оказались на маленьком песчаном бережке, окруженном ракитником и ивами. Природа естественным образом создала уютное место для купания, сокрытое от посторонних глаз.

По всей видимости, удивление отразилось на моем лице потому, что мистрис Одли проговорила с явным удовлетворением:

– Это заводь Смирения. Сюда приходили все невесты правителей Черной Пустоши и завершали ритуал Омовения. Здесь вы обретете кротость, обуздаете недостойные леди порывы и желания.

– Очень интересно, – сказала я, стараясь улыбаться, хотя слова камеристки не понравились.

Он продолжила:

– Мы останемся здесь, в самом начале берега, чтобы не беспокоить вас. Вам же придется разоблачиться самостоятельно и войти в воды Съакса. Там, как и вчера, следует совершить три погружения, моля богов в первый раз за страждущих, второй за тех, кто в пути и в третий, за тех, кого…

– Одолели недуги, – закончила я. – Вы повторяетесь, мистрис Одли. Я вчера прекрасно запомнила, что вы сказали.

Камеристка нахмурилась, а я молча и быстро скинула плащ. Затем ступила в воду. Ледяной холод обжег кожу и, по мере того, как шла вперед, поднимался выше. После ночи вода настыла и теперь кажется, что само небытие впивается в тело, вливается в вены и течет к сердцу.

От холода оно застучало с такой скоростью, что едва не пробило грудную клетку. Но я сцепила зубы и шла, пока не оказалась в воде по горло. Дыхание перехватило. Снова захотелось прочесть заклинание и избавиться от мук, на которые меня обрекают суеверные люди Черной Пустоши, но в последний момент удержалась.

Затем прошептала замерзшими губами:

– Светлые боги, даруйте благо страждущим.

Набрав воздуха, я нырнула. Ледяная вода сомкнулась над головой. Если вчера после погружения холод отступил, то сейчас он превратился в голодного монстра, который, как пожиратель магии, впился тысячами зубов в беззащитную кожу. По телу прокатилась волна озноба, и я выскочила на поверхность, хватая ртом воздух.

– Светлые боги… – выдохнула я, и изо рта вывалил клубок пара, – защитите всех, кто в пути…

И вновь нырнула. Холод стал сильней, и пальцы ног онемели, а сердцебиение усилилось так, что перестала его замечать. Чтобы не околеть, я снова рванулась вверх.

– Светлые боги, – едва слышно проговорила я, – исцелите больных.

Меня дернуло в воду, словно я мигом потяжелела и превратилась в железную. Ледяная поверхность в третий раз сомкнулась над головой, а мне показалось, что я действительно утратила человеческую плоть и обрела другую, холодную, неподвижную и твердую. Настуженная вода больше не обжигала, мысли потекли медленно, словно тоже замерзли и окаменели. Каким-то задним умом я понимала, что конечности свело судорогой и всплыть не получится. Но шевелиться не было сил.

Перед глазами поплыли цветные круги и воздушные пузыри, которые я, видимо, выпускала изо рта. Когда готова была сомкнуть веки и забыться вечным сном, в толще воды возникло лицо девушки. Белое, с голубыми глазами, обрамленное таким же белым облаком волос.

Длинный сарафан колышется в воде, иногда поднимаясь до самых колен и обнажая ноги, которые выглядят, как коровьи. С копытами и белой густой шерстью, которая шевелится в толще воды.

Она приблизилась ко мне и улыбнулась.

– Поплавать решила? – спросила она, не открывая рта.

Я ответить не смогла, а она продолжила:

– Сестра с Загрийких островов сказала, ты хороший маг. Только вода для тебя здесь холодная, давай-ка помогу выбраться.

С этими словами она ухватила меня за ноги и с силой вытолкнула наверх.

Воздух ворвался в легкие, как сама жизнь, которая наполняет собой каждую крупицу мира. Лицо обожгло ветром, но судороги прошли, и я в полубреду добралась до берега. Камеристки мигом обступили меня, стянули мокрую одежду, надели сухую, и укутали в плащ, подбитый овечьей шерстью.

Обратно шли медленно, но я ничего не замечала, думая лишь о том, что могла замерзнуть и утонуть из-за глупых ритуалов королевства, в котором предстоит жить. И если бы не сестра знакомой вилы, меня унесло бы течением, и я заняла бы четырнадцатое место в списке погибших невест принца.

– Я наведу порядок в ваших обрядах. – пробормотала я, стуча зубами.

– Миледи что-то сказала? – поинтересовалась мистрис Одли.

– Да, – снова пробормотала я. – Миледи сказала… Миледи еще скажет…

 

Глава 5

– Конечно, скажет. Еще как скажет, на то и миледи, чтобы сказать нам всем тут, – тут же затараторила Рамина, глядя на меня преданными, как у собаки, глазами.

Я кивнула девушке, и присела, чтобы невысокой Лане было сподручнее надеть мне на голову капюшон и закрепить его на мокрых волосах шпильками и завязками, не позволяя холодному ветру просочиться внутрь.

– Если леди благополучно завершила ритуал Омовения, нам стоит вернуться, чтобы поспеть к утренней трапезе, – сказала мистрис Одли таким тоном, словно заминка произошла из-за меня одной.

Я послала мистрис Одли взгляд, которого обычно дожидалась Бенара, когда слишком усердствовала с наставлениями, и пробурчала:

– Такое ощущение, что вас тоже не кормили....

Брови мистрис Одли взметнулись на самый центр лба, а в глазах блеснуло осуждение.

– Естественно, – тоном оскорбленной невинности произнесла старшая камеристка. – Ни одна женщина Черной Пустоши не вкушала пищи после полудня и не вкусит, пока глашатай на площади не объявит, что ритуал Омовения невесты его высочества завершен!

Я ошарашено захлопала ресницами и промямлила:

– Как… Как ни одна? Все, что ли?

От холода я икнула, и мистрис Одли с Раминой мягко потянули меня за руки, вынуждая следовать за ними. Старшая камеристка поведала:

– А как же, леди? Ведь это ритуал Омовения! Один из самых важных для Черной Пустоши и для вас…

Я кивнула, изобразив на лице одну из самых благочестивых и смиренных масок, на которые всегда покупался дядюшка, и никогда Бенара, и осторожно поинтересовалась:

– А неважные ритуалы у вас есть?

Вопрос поставил почтенную старшую камеристку в тупик, но к счастью, она не заметила иронии, потому что наморщила лоб и принялась размышлять вслух.

– Разве что песнопения, призывающие волосы виться по ходу солнца, – пробормотала мистрис Одли. – Для этого юные девушки собираются до восхода, и повторяя слова древнего заклинания с особым ритмом, водят хороводы по ходу…

– По ходу солнца, – с видом знатока поддакнула я, а Рамина с Ланой подхватили тонкими голосами:

– Вейтесь, ве-ейтесь, завива-айтесь, развива-айтесь на ветру-у....

Я вздрогнула и заверила девушек, что прекрасно поняла смысл ритуала.

Мистрис Одли, словно не слыша меня, продолжала рассказ.

– Впрочем, нельзя считать этот ритуал неважным, ведь когда у женщины волосы вьются в нужном направлении, это привлекает достаток в дом!

Я захлопала ресницами, ожидая, что все девушки, а также сама мистрис Одли разразятся смехом, но веселья не последовало, и мне пришлось проглотить хихиканье.

– Получается, девушки, у которых волосы гладкие от природы – причина бедности семей? – все же не удержалась я.

– Что вы, миледи, нет, конечно, – затараторила Рамина, – просто девушки с гладкими волосами поют песню на свой лад…

– Спасибо, я поняла, – заверила я вмиг просиявшую от внимания камеристку, и облегченно вздохнула, когда обнаружила, что мы подходим к воротам замка.

Оказавшись в покоях, я позволила стянуть с себя рубашку. Ополоснуться после речной воды мне ожидаемо не дали, смиренно попросив потерпеть до вечера. Чувствуя, как живот сжимает от голода, словно я превратилась в жуткого пожирателя и охотника за магическими силами, я спорить не стала.

Когда с облачением в закрытое, но щедро расшитое жемчугом платье, под которое на этот раз позволили надеть белье и шерстяные чулки, было покончено, Диларион спикировал мне на плечо и, фыркнув, пыхнул в сторону хмурящей брови мистрис Одли серым облачком.

Лана, которую отправили узнать, где сервирован стол для "миледи", вернулась и сообщила, что завтрак ожидает там же, где и вчера, в личных покоях его высочества.

Я облегченно вздохнула, когда сопровождать к завтраку пришел Альре. Дракончик, увидев управляющего, завопил почище, чем при виде Морского Быка, и мне в голову тут же закрались подозрения.

– Альре, – осторожно начала я, когда мы вышли из покоев и пошли знакомыми коридорами к обеденному залу.

Управляющий лукаво улыбнулся и тихо произнес:

– Пока миледи совершали один из важнейших для Черной Пустоши ритуалов, ваш зверь остался один, голодный и забытый всеми…

– И вы распорядились, – тихо прошептала я.

– Как можно доверить кормить голодного дракона кому-то из ваших девушек? – спросил Альре. – Ни одна из них под страхом смерти не зашла бы в опочивальню, где спит голодное чудовище.

"Чудовище" на плече пискнуло, словно поняло, что речь о нем.

– Кроме, разве что, мистрис Одли, – задумчиво пробормотал Альре.

– Но мистрис Одли была со мной, поэтому, – произнесла я заговорщицким тоном.

– Поэтому пришлось взять опаснейшую миссию на себя, – закончил за меня Альре и снова мне подмигнул.

– Спасибо, Альре! – тепло поблагодарила я управляющего, а дракончик довольно пискнул.

– Не стоит, принцесса, – ответил Альре и тут же исправился. – Миледи. Теперь во дворце обо мне говорят, как о самом смелом из всех укротителей опасных чудовищ. Девушки трепещут от благолепного восторга и затаенно вздыхают, заслышав мое имя.

Альре говорил серьезным тоном, но лучики вокруг глаз выдавали с головой. Слушая, как складно и легко он говорит, я не смогла удержаться, чтобы не хихикнуть несколько раз, и по глазам управляющего видно было, что ему приятна моя реакция.

– Не сомневаюсь, что вы разбили не одно женское сердце, – улыбаясь, сказала я управляющему, стараясь попасть в тон.

Альре благодарно улыбнулся, но взгляд его отчего-то показался погрустневшим.

– Готов обменять все сердца в мире на одно-единственное, ни на какое другое не похожее, – сообщил он.

В груди все сжалось, а дыхание перехватило от любопытства. Судьба Альре, такого рассудительного, умного, и в меру смешливого, действительно интересовала меня. Но, к сожалению, Альре открыл передо мной украшенную лепниной дверь, и мы вошли во вчерашний обеденный зал, где, как и вчера, выстроились в ряд лакеи в черных ливреях и белоснежных перчатках.

– Прошу, миледи, – сказал Альре и добавил: – После завтрака вас ждет сюрприз.

– Сюрприз? – удивилась я. – Умоляю, не томите, достаточно с меня этих всех сюрпризов, и если мне предстоит еще какой-нибудь ритуал, лучше скажите заранее, чтобы я могла настроиться!

Альре кашлянул, прикрывая рот ладонью, и в этом коротком кашле мне послышался смех. И, хоть лица ожидающих меня лакеев оставались безукоризненно отстраненными, истинным чутьем уловила волны веселья, пошедшие при этих словах и от них.

– Нет, миледи, – быстро заверил меня Альре. – Пока ни о каких ритуалах мне не докладывали. Просто во дворец прибыла некая Мириам. Со слов юной леди я понял, что она дочь капитана того корабля, на котором вы прибыли сюда. И пришла она навестить не вас лично, а "дракончика", так она сказала.

– Мириам! – воскликнула я. – Да, я помню, я сама пригласила ее в гости!

– Юная леди видела вас утром, во время шествия, и согласно ее заверению, больше она "не в силах терпеть ни минуты", – сказал управляющий.

Я бросила голодный взгляд на безупречно накрытый стол и вновь обернулась к управляющему.

– В таком случае, передайте юной леди, что терпеть более нет необходимости. Мы с Диларионом будем счастливы, если она присоединится к нам за завтраком.

Альре отвесил короткий поклон и махнул одному из слуг, которые, как колонны, неподвижно стоят у выхода. Он быстро скользнул в дверь и, пока я рассматривала блюда на столе, где, к своей радости обнаружила сливовый пирог, какие делают в Авароне, вернулся. С ним прибыла маленькая девочка с рыжими косичками, та самая что сидела на бочке и ела леденец, пока я шествовала к реке.

– Вы леди Гриндфолд? Будущая жена нашего правителя? – спросила девочка с порога немного шепеляво.

Она посмотрела на меня огромными зелеными глазами. Ресницы запорхали, как крылья бабочки, рот раскрылся, обнажив отсутствие переднего зуба. Руки девочка увела за спину и стала ковырять пол носком сапога.

От умиления я чуть не выронила ложку, в которую успела набрать малиновый пудинг. Отложив прибор, я проговорила с улыбкой:

– Самой не верится, но это так. А ты Мириам?

– Да, – ответила девочка, все еще смущенно ковыряя пол.

– Тогда проходи и садись за стол, – сказала я. – Надеюсь, ты голодна. Потому, что мне одной не съесть все эти блюда. Альре, можно попросить принести еще приборы?

Дворецкий кивнул и бросил короткий взгляд куда-то в сторону, через пару мгновений рядом со столом оказался слуга с таким же невозмутимым лицом, как у Альре, и расставил приборы на одну персону.

Едва он исчез, девочка подошла к столу и вскарабкалась на стул, который оказался слишком высоким. Но когда уселась, между ней и столом образовалось слишком большое расстояние.

На помощь пришел Альре, который аккуратно подвинул стул с девочкой.

– Все ли удобно, леди? – поинтересовался он, чуть наклонившись к девочке.

Та смущенно заулыбалась, щеки покраснели, и она быстро закивала. Я же с интересом наблюдала, как дворецкий выдержанно, но одновременно ласково обращается с ребенком, и думала, что он мог заниматься воспитанием самого принца, пока тот был маленьким.

Управляющий отошел в сторону, и сразу показалось, что мы одни в обеденном зале.

– Что бы ты хотела попробовать? – спросила я.

– А что есть? – прямо спросила Мириам.

Я улыбнулась.

– Честно говоря, сама не знаю. Давай посмотрим.

Блюда расставляли на одного, поэтому все оказалось очень близко, чтобы дотянуться. Звать слуг я не стала, вместо этого сама поснимала крышки и отложила в сторону. Обеденная моментально наполнилась запахами, от которых заурчало в животе. На столе оказалась запеченная в яблоках и меду курица, порезанные овощи, приправленные маслом и посыпанные зеленью, запеканка. Какие-то крохотные булочки, которые оказались начинены вареньем и орешками, названий которым не знала. Клубничный морс, заварные пирожные и с детства любимый сливовый пирог.

Все это мы начали уплетать раньше, чем Альре успел подать знак лакеям положить салфетки нам на колени. После суток вынужденного голодания и купания в ледяных водах Съакса я готова была проглотить стол целиком, вместе со скатертью и деревянными ножками, забыв о том, что я леди, невеста и будущая принцесса. А Мириам, вероятно, вообще никогда не видела таких блюд и теперь старается попробовать каждое, чтобы потом рассказывать, как завтракала у самой леди Гриндфолд.

Когда справились с курицей и овощами, в животе приятно потяжелело, и мы принялись за запеканку. Когда девочка поднесла кусок ко рту, со стороны дверей раздался густой бас:

– Мириам! Черти дра… Святое воинство! Не смей убегать! Я тебя по всему замку ищу!

Я оглянулась и увидела лицо капитана Сэма с круглыми глазами и красными от бега щеками. Стража моментально выступила вперед, преграждая ему путь, но я проговорила быстро:

– Пропустите. Это мой друг.

Тяжелая поступь капитана Сэма словно перенесла меня на палубу, в самую середину Звездного моря. Пальцы непроизвольно вцепились в край стола потому, что показалось, он вот-вот уйдет в сторону из-за качки на корабле.

Пришлось помотать головой, чтобы отогнать наваждение. Когда перестала, увидела, как Мириам, часто хлопая ресницами, засовывает заварное пирожное в рот целиком.

– Вот ты где! – проорал капитан Сэм, замерев посреди обеденного зала, строго глядя на дочку.

Лица дворецких, и без того бесстрастные, приняли еще более отстраненное выражение, а тот, что стоит ближе к двери, поднял взгляд к потолку.

– Здравствуйте, уважаемый капитан Сэм, – сказала я, не поднимаясь, поскольку этикет разрешает леди продолжать сидеть, когда в комнату входит мужчина.

– И вам здравствовать, леди, – хмуро ответил капитан, словно только меня увидел. – Извините уж великодушно за недоразумение!

– Ничего, капитан Сэм, – ответила я и положила приборы на тарелку. – Сейчас не какая-нибудь официальная церемония, так что ваше вторжение вполне уместно.

Капитан моргнул, сглотнул и переспросил недоверчиво:

– Мое?

Я, в свою очередь хлопая ресницами, уточнила:

– Ваше.

– Но ведь это Мириам… Моя Мириам, леди, – пробормотал капитан, а девочка, старательно хлопая ресницами, словно специально подражала мне, затолкала в рот целиком еще одно пирожное. Она хотела отправить следом крошечную слойку с орехом, но в последний момент передумала и вложила сдобу в широко раскрытую пасть дракончика, который тут же умильно зачмокал.

– Мы уже познакомились с вашей Мириам, – сказала я, улыбаясь. – Надеюсь, вы не против, что я пригласила ее к завтраку? Просто так мило с ее стороны было навестить нас с Диларионом, и это единственное, что я могла сделать… Пользуясь случаем, хочу поблагодарить вас, за то, что отпустили дочь ко мне в гости.

– Отпустили? – пробормотал капитан Сэм и недоуменно почесал за ухом. – Вечно вы меня путаете, леди! Никто никого никуда не пускал! Мириам просто убежала, никого не спросив!

Я бросила взгляд на девочку, которая умильно сложила губки бантиком и показала глазами на блюдо с пирожными, вопросительно моргая. Сдерживая смех, я кивнула и уточнила у капитана Сэма:

– Если Мириам ни у кого не спросила разрешения, как вы узнали, где она?

После этих слов девочка с рыжими косичками тоже вопросительно уставилась на капитана Сэма, не забывая усиленно работать челюстями.

Вопрос поверг морского волка в недоумение. Какое-то время он переводил взгляд с меня на дочку и чесал голову, потом нехотя пояснил:

– Так я ей сказал давеча, что вы дозволили прийти, на дракона энтого вашего поглядеть, – говоря это, капитан махнул в сторону Дилариона, который блаженно развалился на столе кверху пузом. – Она, конечно, запрыгала, как стрекоза, что с нее взять-то, леди, ведь девчонка еще совсем, а потом убегла, мол, матери на кухне помочь надо.

– А дальше? – уточнила я, потому что капитан замолчал, хмуря лоб, словно решает в уме сложную математическую задачу.

– А дальше, ваше ледичество, ледьство, светлость ваша! Дальше мать ее на кухне так и не увидела!

Поджав губы, чтобы не рассмеяться в голос, я подвела итог:

– То есть вы передали юной леди мое приглашение, а когда она им воспользовалась, побежали следом? Так получается, капитан Сэм.

– Э, леди, – пробурчал капитан, – вечно вы…

Его широкое загорелое лицо, покрытое преждевременными, "солнечными" морщинами, озарила улыбка.

– А ведь выходит так!

В следующий миг лица у дворецких вытянулись еще больше, словно испугались, что от громогласного хохота капитана сейчас рухнет потолок, а мне послышался звон столовых приборов.

– Спасибо, капитан Сэм, что нашли время и навестили меня, – поблагодарила я капитана.

Тот бросил виноватый взгляд на дочку.

Девочке было не до него: Диларион, который, должно быть, решил, что хорошо отдохнул, вновь перебрался к Мириам поближе и пыхнул серым облачком.

Это привело Мириам в щенячий восторг, потому что она взвизгнула, захлопала в ладоши, а затем быстрым, неуловимым движением нагнулась и звонко чмокнула дракончика в нос.

– Э, леди, не за что, обращайтесь, – пробормотал капитан, когда понял, что внимание дочери пока для него потеряно, по крайней мере, в ближайшее время. – Я пойду.

– Мириам сопроводят домой, как принцессу, даю слово, – пообещала я, но заметив насупившееся выражение лица девочки, добавила: – Но это будет еще нескоро. Сначала нам предстоит много интересных и важных государственных дел.

– Нам предстоит много важных государственных дел, папа, – бойко повторила мои слава девочка, а Диларион пыхнул облачком.

Неопределенно махнув рукой, капитан Сэм покинул обеденный зал, забыв попрощаться.

Я перевела дыхание, задумчиво посмотрела на Мириам, которая застыла с видом ангелочка с полотна Микелчели, и налила себе сладкого какао.

Когда с какао и доброй половиной пирожных было покончено, Мириам спросила:

– С каких государственных дел начнем?

Я не удержалась, чтобы не рассмеяться, и произнесла немного заискивающе, как принято у взрослых при разговорах с маленькими:

– Наверное, вам крайне необходимо вдоволь наиграться с дракончиком, а мне нужно ненадолго отойти по нудным и неинтересным взрослым делам…

– Ага, мага навестить, – с серьезным видом озвучила мои мысли вслух девочка, отчего я часто заморгала. Не обращая внимания на мою реакцию, Мириам добавила: – Мне тоже его жалко было, он же не виноват в том, что родился магом.

– Ты так считаешь? – осторожно уточнила я у девочки.

– Вот мы с вами, то есть я, – проговорил ребенок после небольшой запинки, – родились с рыжими волосами, и Ксансо говорит, что с головы у меня свисают две морковки! Я ненавижу его за это! Можно подумать это моя вина, что волосы такого цвета…

– Ксансо? – переспросила я, сдерживая смех. Непосредственность Мириам нравилась мне все больше и больше. Показалось, именно такой, бойкой и непослушной, в ее годы была Нинель. – Кто такой Ксансо?

Ребенок наморщил конопатый нос и презрительно буркнул:

– Самый уродливый мальчик в городе!

– Самый красивый мальчик в городе, – подвела я итог и рассмеялась, когда Мириам возмущенно засопела, поняв, что обман раскрыт.

– Поиграешь с Диларионом в саду, пока я проведаю мага? – улыбаясь, спросила я.

Мириам решительно тряхнула косичками.

– Ни в коем разе, принцесса. Мы с вами пойдем.

Решив, что удастся отвлечь ребенка позже, я переложила салфетку с колен на скатерть и встала из-за стола.

Стоило выйти из обеденного зала, мне неторопливым шагом, а Мириам – вприпрыжку, прижимая к груди Дилариона, как увидели ожидающего у окна Альре. Рядом с недовольным видом перетаптывается с ноги на ногу Рамина.

– Как ваш завтрак, миледи? – поинтересовался Альре, а Рамина, явно хотевшая задать тот же вопрос, поджала губы.

– Благодарю, Альре, – ответила я с улыбкой и, прежде, чем Рамина успела что-то сказать, попросила управляющего: – Я хотела бы взглянуть на пленника. Не проводите нас?

Рамина присела в книксене и елейным голосом произнесла, глядя на Мириам:

– Может, было бы куда лучше, если бы уважаемый господин Альре проводил милую малышку в розовую оранжерею?

Альре вопросительно посмотрел на меня, а "милая малышка" показала Рамине язык.

Я нахмурила брови, желая показать, что не одобряю такой дерзости, но Мириам тут же принялась с самым невинным видом чмокать дракончика в нос, и я решила воздержаться от наставлений. Судя по выражению хитрющей зеленой мордочки, Диларион в восторге от малышки, но делает вид, что терпит.

– Альре покажет дорогу к пленнику, – сказала я Рамине, и, взглянув на Мириам, прижимающей к себе дракончика, добавила обреченно: – Всем нам. А ты, Рамина, иди и узнай у мистрис Одли мое расписание на завтра. После обеда доложишь все, что узнаешь о моем распорядке дня.

Рамина присела в книксене, потупив взгляд, но я почему-то отчетливо ощутила волну досады, идущую от девушки. Причем досада камеристки направлена не на меня, а на Мириам.

К пленнику мы шли быстрым шагом. Мириам что-то рассказывала по дороге и восхищалась дракончиком вслух, но мои мысли занимал арестованный маг и я плохо слушала. Я была благодарна Альре за то, что поддерживал разговор с "юной леди" и лишь изредка бросал на меня понимающие взгляды.

Гвардейцы в черном, точь-в-точь такие, как были на пристани, разошлись в стороны при нашем приближении.

– Ходил из угла в угол всю ночь, сейчас малость поунялся, – сообщил мне один из них, а второй скупо кивнул, подтверждая слова напарника.

К моему облегчению, условия, в которых разместили пленника, оказались вполне сносны.

Посреди светлой камеры с кирпичными стенами невысокая кровать, на которой сидит взъерошенный юноша с нервным бледным лицом. Кроме кровати здесь еще два стула, стол, невысокая дверь явно идет в уборную, а под самым потолком расположено небольшое окно. Поднос с остатками завтрака на столе красноречиво говорит, что голодом пленника не морили, а вполне здоровый, несмотря на бледность, вид парня, что лекарь не решился нарушить мое распоряжение.

Стоило войти в камеру, маг поднял голову и уставился на меня круглыми темными глазами.

– Вы пришли казнить меня? Я готов, – сказал пленник, тряхнув длинной пшеничной челкой.

 

Глава 6

Едва оказались внутри, девочка спряталась за меня и больше не высовывалась, а Альре застыл слева, как колонна, почти слившись со стенами. Лишь дракончик наклоняет голову то в одну, то в другую сторону, разглядывая мага.

Я некоторое время изучала пленника, удерживаясь от необдуманных фраз и помня недовольство виконта моим поведением. Пленник смотрел на меня прямо и даже с вызовом, словно я и есть причина всех его несчастий, которым он готов смело взглянуть в лицо. Это сразу возвысило его в моих глазах. На Альре пленник внимания не обратил, а по дракончику лишь скользнул взглядом.

Выждав положенную минуту, я проговорила:

– Я не палач, и казнить вас не смею.

– Тогда зачем такая благородная леди спустилась в самое подземелье Города-крепости? Если не сообщить о казни?

Его голос оказался низким, несмотря на моложавое лицо, которое после посещения лекаря успело зажить и теперь могу рассмотреть крупные черные глаза, тонкий нос и острый подбородок, который делает его похожим на птицу. Соломенные волосы падают на лоб, он откидывает их небрежно и взирает снизу-вверх, сидя на кровати.

Я снова выждала степенную паузу, хотя хотелось сесть рядом, выгнать конвой и расспросить мага обо всем, что случилось, и проговорила:

– Вряд ли леди стала бы спускаться в подземелье, чтобы сообщить о казни. Полагаю, для этого здесь есть специально обученные люди.

Во взгляде юноши мелькнула озабоченность и тревога.

– Тогда зачем? – спросил он.

– Я будущая леди Черной Пустоши, – сообщила я, стараясь подчеркнуть важность статуса, – и должна заботиться о каждом ее жителе.

Плечи мага повисли, лицо приняло кислое выражение, словно это самые разочаровывающие слова, какие слышал. Потом махнул рукой и произнес:

– Ах, вот оно что. Тогда покорнейше прошу прощения, миледи, что сижу. Мои раны залечили, но ноги прикованы к полу, и я могу лишь привстать на полусогнутых.

В начале это от меня ускользнуло, но теперь заметила массивные кандалы, которые тянутся от его ног до пола. Меня передернуло от негодования и возмущения, а по телу растекся жар, какой бывает, когда гнев готов захлестнуть с головой.

– Почему его приковали? – спросила я резко у стражника.

Тот выпрямился, как струнка и отчеканил:

– Приказ его милости.

– Его милости? – переспросила я.

– Виконта де Жерона.

По спине прокатились мурашки, а в груди заклокотал гнев. Коварство и изобретательность виконта относительно пленника вызвали такую дрожь в руках, что их пришлось спрятать за спину. За секунду перед глазами пронеслись картины, в которых я выгоняю виконта из замка и отправляю на все четыре стороны, а он умоляет сжалиться и оставить ему хотя бы коня.

Когда стражник покашлял, я вынырнула из грез о справедливой каре де Жерона и сказала ему:

– Прошу оставить нас.

Стражник вытаращил глаза и проговорил изумленно:

– Миледи, это крайне опасно. У меня приказ. А он маг и…

– Я тоже маг, – оборвала я его. – Тем более, пленник в кандалах, прикован к полу и если что, вы ведь будете за дверью? Верно?

Лицо стражника исказилось сомнением, брови сдвинулись, нос зашевелился, как у белки, которая нюхает орех. Я добавила:

– Вам ведь положено выполнять приказы?

– Так точно, миледи. И у меня есть приказ стеречь пленника.

– Вы и будете его стеречь, – согласилась я. – За дверью.

Он снова задумался, морща лоб и шевеля губами. Прошли пара минут, а он все думал, и мне показалось, что слышу, как шевелятся мысли в его голове.

Наконец я не выдержала и сказала:

– Да оставьте же вы нас вдвоем. Мне нужно поговорить с пленником.

– О чем это? – удивленно спросил стражник.

– О магии, – резко сказала я и для вида выпучила глаза, как сова, которая съела полевку.

Стражник вздрогнул и отшатнулся, словно я только что совершила нечто крамольное, оскорбила богов или вылила помои в священные воды Съаска. Он попятился, натыкаясь на стены и бормоча какие-то обережные слова. Когда его зад толкнул дверь, стражник выскользнул из темницы, и прикрыл створку, до последнего не сводя с меня испуганного взгляда.

Едва стражник вышел, я обернулась к Мириам, которая застыла с пальцем во рту, и проговорила:

– Вкусный был завтрак, правда? Особенно сахарные рогалики.

– Сахарные рогалики? – уточнил ребенок, поднимая брови. – Не было никаких сахарных рогаликов?

– Ну как же, – мгновенно включился в задуманную мной игру Альре. – С шоколадной начинкой! Наверно, юная леди не заметила самого главного лакомства, не побоюсь этого слова, гордости нашего повара!

Девочка шмыгнула носом, а я коварно проговорила:

– Ничего, Альре, мы пригласим Мириам на завтрак в следующий раз, когда повар будет печь рогалики.

– Через неделю, миледи, – согласился Альре. – Думаю, что это прекрасная идея.

– Через неделю?! – взвыла девочка и даже закованный в кандалы маг посмотрел на нас осуждающе.

– А может, мы успеем съесть те, что не съели за завтраком, сегодня? – умоляющим тоном произнес ребенок, складывая ладошки у груди. Диларион, который успел переместиться на мое плечо, едва лишь услышал о съестном, возмущенно пискнул.

Я деланно вздохнула и произнесла:

– Только, если что-то останется, Мириам. Ведь разговор нам с магом предстоит очень долгий.

Капитанская дочка наморщила конопатый нос и осторожно поинтересовалась:

– А нам с Диларионом обязательно нужно быть здесь и ждать, пока вы поговорите?

Я пожала плечами и протянула:

– В принципе, обо всех государственных делах мы уже поговорили, поэтому, если хочешь....

– Хочу рогалики! – воскликнул ребенок и захлопал в ладоши.

– Идемте, юная леди, дождемся принцессу в саду, – сказал девочке Альре и сделал приглашающий жест в сторону двери.

Уже из коридора до меня донеслось настойчивое напоминание девочки о сахарных рогаликах с шоколадной начинкой, и, с чувством победы внутри, я обернулась к магу.

– Слава богам, мы можем поговорить без посторонних, – проговорила я. – Скажите, за что вас хотели казнить?

– Какое вам до этого есть дело, миледи? – спросил он, косясь на меня озадаченно. – Я слышал, что вы сказали. Вы маг. Но это ничего не меняет.

– Очень многое меняет, – произнесла я, слегка обиженная на пленника за неблагодарность. – Я не просто маг, а невеста Карла Сварта.

Он усмехнулся.

– Да помогут вам боги и все святое воинство.

– Да как вы смеете, – не выдержала я. – Я стащила вас с помоста, когда вас хотели сжечь, отправила лекаря залечить раны, от которых к утру вы бы умерли. И теперь спустилась в подземелье, чтобы помочь. А вы ведете себя как неблагодарный и невоспитанный человек. Вы же маг. Не смейте позорить наше доброе имя.

Юноша поднял на меня черные, как ночь глаза, в которых показалось, отразились звезды, что значит, он практиковал магию ночи и лесных существ. А также то, что сила его опасна и плохо управляема.

– Прошу простить меня, миледи, – сказал он после небольшой паузы. – Не думайте, я умею обращаться с леди. Но все, что вы сделали бесполезно. Меня казнят сегодня, завтра или по возвращении Черного принца. Магия запрещена в Черной Пустоши, и ни вы, ни кто-то другой не сможет мне помочь.

Он говорил это с таким спокойствием и обреченностью, что к горлу подступил комок, а глаза затуманились. Перед глазами вновь поплыли образы, в которых мага казнят разными способами и по нескольку раз, словно у него, как у кошки, девять жизней, и гвардейцы Карла Сварта раз за разом отнимают по одной.

Сморгнув влажную завесу, я быстро вдохнула и сказала:

– Но за что? За что они хотят казнить вас?

– Как за что? – удивился юноша. – За магию.

– Вы кого-то убили? – почти шепотом спросила я.

Он горько улыбнулся и проговорил, глядя в пол:

– Лучше бы убил. Тогда меня бы не схватили. Но это все неважно. Я виноват лишь в том, что поверил не тому и не в том месте. Да, я колдовал. Что поделать, я маг. Но делал это, доверяя тому, кто убеждал в пользе моих заклинаний. Я жил отшельником на окраине западного леса и изучал ночное мастерство.

Я кивнула и проговорила:

– Да, я видела звезды в твоих глазах.

Он повернул голову и одобрительно причмокнул.

– Вы сильный маг, если заметили такое, – произнес он и вновь опустил взгляд в пол. – Западные леса – дремучий край. Там почти никто не живет, и вести туда доходят с огромным запозданием. Я попал в те земли учеником к колдуну, когда мне было пять. Но тот был очень стар и умер спустя год. Поэтому магическое мастерство я постигал сам по книгам и гримуарам. Но вы, как маг, знаете – чтобы практиковать магию, нужно посвящение. Меня посвятить было некому. Поэтому я изучал ее лишь в теории.

Я слушала его и с трудом верила, как кто-то может выучить заклинания и формулы без применения и тренировки.

– У вас, должно быть, очень хорошая память, – проговорила я. – Очень непросто учить фолианты, но не понимать, как это работает.

Юноша кивнул.

– В западных лесах много времени, – сказал он, – а я всегда отличался любознательностью. Вы можете спросить меня о любом заклинании, из любого фолианта, что хранятся в хижине старого мага. Я расскажу дословно.

– Это невероятно, – выдохнула я.

Он не заметил моего восторга и продолжил:

– И вот однажды в наши забытые богами земли забрел торговец. Точнее, я думал, что он торговец. Как водится, я накормил, напоил и дал ему отдохнуть. И он рассказал, что в Авроре есть человек, который может дать мне посвящение. Вы ведь понимаете, миледи, магу, который никогда не практиковал, эти слова были как бальзам на израненную душу. Я оправился в Аврору. И нашел этого человека с удивительной легкостью.

– Вас посвятили? – не удержавшись, спросила я.

Лицо юноши исказилось болью, он ответил:

– Посвятили. Но взяли обещание, что в качестве платы сотворю заклинание темного портала. А это очень длинный портал, как вы знаете.

Я кивнула. Когда дома читала книги по ночной магии и магии лесов, всегда особенно любила разделы о порталах потому, что благодаря им можно было перемещаться по Аварону без летучего коврика. Хотя часто пользоваться ими не разрешали из-за трудности заклинаний и долгого восстановления после них. Но был раздел, которым не пользовались даже в Авароне, поскольку темные порталы способны соединять очень далекие территории, и, если их не контролировать, это грозит безопасности королевства.

Юноша продолжил:

– К счастью, доделать портал я не успел. Меня схватили. А когда убегал, меняя коней на каждом постоялом дворе, узнал, что во всей Черной Пустоши запрещен даже намек на магию.

– Вы не знали? – выдохнула я, вытаращив глаза.

Он покачал головой.

– Откуда? – сказал он. – В западных лесах непроходимая глушь. Я даже не знал, что Пустошью управляет Карл Сварт.

– Но это несправедливо! – вырвалось у мня. – Как можно казнить человека за… Вы же не знали! Не знали!

Плечи юноши повисли, голова опустилась, словно в нем кончился запас энергии, которую потратил на рассказ. Голос прозвучал отстраненно и обреченно.

– Думаю, это меня не спасет.

Дыхание перехватило. От мысли что казнят невинного мага, внутренности сдавила ледяная лапа, я сжала кулаки и сказала:

– А если… если… Я вас спасу?

Маг вновь поднял на меня черные, как звездная ночь, глаза. Несколько мгновений смотрел, словно пытается заглянуть в самую душу, потом проговорил низким голосом:

– Тогда я стану вашим верным слугой на всю жизнь.

Только я собиралась сказать, что сделаю все возможное, как дверь с грохотом распахнулась, словно ее отворили ногой или ударом кулака.

Я не успела даже вздрогнуть, как в камере оказался виконт де Жерон. Брови сошлись у переносицы, глаза потемнели от гнева, губы плотно сжаты, а на щеках играют желваки.

Смерив меня уничижительным взглядом и не удостоив таковым мага, де Жерон выпалил:

– За мной.

В первый момент маг сжался, словно ожидал удара, но спустя мгновение горделиво расправил плечи и вскинул подбородок. Неловко дернувшись, он встал на ноги, с прямой как жердь спиной, но истинным чутьем мне было слышно, что эта поза причиняет ему сильную боль. До конца выпрямить колени ему все же не удалось из-за коротких цепей.

Я, в свою очередь, оторопело повернулась к виконту и, решив, что ослышалась, переспросила:

– Что вы сказали?

Желваки на щеках заиграли с утроенным рвением, и, прежде, чем я успела сказать хоть что-то, виконт произнес:

– Еще одно слово, и я протащу вас по подземелью и всем анфиладам замка силой и лично запру в ваших покоях. За мной, я сказал!

С этими словами он развернулся и быстрым шагом покинул камеру.

Я бросила быстрый взгляд на мага, и прочитала в его глазах беспомощность и страх, причем не за себя, а за меня.

– Этот человек плохо себя контролирует и лучше делать то, что он говорит, – пробормотала я, торопливо приседая в книксене, прежде, чем покинуть камеру.

Маг проводил меня задумчивым взглядом.

В коридоре я едва сдержалась, чтобы не сорваться на бег, пытаясь догнать виконта.

Удалось мне это лишь на выходе из подземелья. Поднимаясь по витой лестнице, я запыхалась, дыхание стало тяжелым, но виконт, который шел впереди, ни разу не оглянулся.

Когда должны были повернуть в восточное крыло дворца, виконт воспользовался неприметной дверью и свернул совсем в другом направлении.

Стоило миновать узкий, но длинный коридор, как мы оказались в том самом саду, где Альре знакомил меня с редкими растениями, выведением которых занимается Черный принц.

Неподалеку прозвучал радостный смех, и когда обернулась, я увидела Мириам, которая с восторженным визгом носится за Диларионом. Дракончик, конечно, прекрасно понимает, что девочке его не догнать, и нарочно медлит, делая вид, что еще чуть-чуть, и попадется в капкан детских ладошек, но в последний миг или взмывает вверх, или припадает к земле. Каждое новое уворачивание сопровождается счастливым воплем капитанской дочки и снисходительным хмыканьем Альре, который наблюдает за игрой из невысокой, открытой беседки.

Перед Альре на низком столике дымится некий напиток в чашке, а рядом стоит блюдо с рогаликами.

Картинка оказалась такой идеалистической, что почти забыла, что оказалась здесь только благодаря разъяренному виконту. Но меня развернули рывком за локоть, и лицо де Жерона оказалось пугающе близко. Глядя в потемневшие глаза на искаженном гневом лице, я сглотнула и осторожно отступила назад.

– Я могу узнать, когда, наконец, вы успокоитесь, леди? – срывающимся от гнева голосом спросил де Жерон.

– Я не понимаю, о чем вы, – пробормотала я и добавила: – Как и причин столь хамского обращения со мной!

– Хамского?! – взревел виконт, но, когда в нашу сторону обернулся Альре, понизил тон. – И это вы мне говорите о хамстве?! Может, хамство как раз заставлять меня попрать сложившиеся устои, и ратовать за спасение государственного преступника? Я не говорю уж о ваших распоряжениях разместить его в условиях, достойных Эбегонского короля! Так вам и этого оказалось мало!

– Эбегонского короля?! – ахнула я. – Значит, в этом замке принято размещать королей в оковах!

– Мы воюем с Эбегонией, – отмахнулся от меня де Жерон. – Но черт вас дери, леди, какого Дэйви Джонса вы полезли в камеру к преступнику?! Я молчу о том, что остались с ним один на один!

– Какое право вы имеете контролировать мои действия? – воскликнула я, постепенно приходя в себя после замешательства, вызванного нелицеприятным поведением виконта.

– Право вашего опекуна! – рявкнул де Жерон.

Я покосилась на Альре, что сидит в беседке и отхлебывает из дымящейся чашки. В нашу сторону он не повернулся, но когда господин виконт в очередной раз не смог сдержать свои эмоции, плечи управляющего дрогнули.

– С каких это пор вы мой опекун? – возмущенно спросила я и часто заморгала, когда виконт ответил.

– Со вчерашнего дня! С тех самых пор, как ваш жених отбыл в Аврору и оставил меня обеспечивать вашу охрану.

– Ну и обеспечивали бы, – пробормотала я. – А вы ведете себя, как дикий кочевник, когда мне совершенно ничего не угрожает…

– Леди, – процедил виконт, складывая на груди руки. – Вы вообще слышите, что я сказал?! Вместо того, чтобы быть с его высочеством, который подвергается опасности из-за действий именно этого преступника, что вы разместили по-королевски, я вынужден следить за вашей неуемной… юбкой!

Последнее слово виконт выкрикнул после небольшой заминки, я густо покраснела и оправила упомянутую юбку.

– Но вы и после этого не успокаиваетесь! – воскликнул виконт. – Несмотря на справедливость моих замечаний, вызванных лишь заботой о вашей, черти вас побери, безопасности, вы осмеливаетесь возражать и дерзить в вашей обычной манере!

– Замечаний?! – воскликнула я. – Значит, так, по-вашему, выглядят замечания? По мне так, вы как были неотесанным и невоспитанным невежей и хамом, так и остались, и дворцовые стены мало на вас влияют!

– К моему удовлетворению! – рявкнул виконт, но я махнула рукой, вынуждая его замолчать.

– Но если на корабле у вас была отговорка, что мы в море, и это не лучшее место для соблюдения условностей, – продолжила я, – то сейчас ваше безобразное поведение ничто не извиняет!

Глаза и ноздри виконта расширились, он угрожающе шагнул ко мне, и угроза, что протащит меня по всем анфиладам замка и запрет в моих покоях, показалась настолько реальной, что я торопливо отступила на несколько шагов. Когда уперлась спиной во что-то твердое и шершавое, взгляд виконта сверкнул торжеством.

Прежде, чем он успел что-то сказать, я пробормотала:

– Он невиновен.

– Что вы сказали? – спросил виконт, и я сглотнула, когда увидела, как пальцы его сжались в кулаки.

– Он не знал о запрете на магию, – произнесла я так тихо, что де Жерону пришлось нагнуть голову ко мне. – Этот маг жил в западных лесах… Его обманули. Он даже не знал, кто правит Черной Пустошью…

Взгляд де Жерона замер. Он прошелся языком по зубам, не разжимая губ, словно задумался, но тут же лицо вновь обрело гневное выражение.

– Это он вам сказал? – уточнил виконт насмешливым тоном.

– Да, – коротко ответила я.

– И вы поверили? – спросил виконт презрительно.

– Я – маг, виконт, – тихо сказала я.

– Не понимаю, что это меняет, учитывая вашу безголовость, – обронил де Жерон.

– Безголовость или нет, но меня сложно обмануть, – сообщила я. – Я сильный маг, господин виконт.

– Допустим, вы сильный маг, – задумчиво повторил мои слова де Жерон, – сильный, безголовый, эгоистичный, не способный думать ни о себе, ни о других, маг… Но ведь вы были в этих ваших… чертовых перчатках, и медальоне, что дал Карл!

– Да, – согласилась я, – в этом я не могу колдовать. Но истинного зрения, истинного слуха и истинного чутья мага не способен лишить ни один амулет. Это то же самое, что обычное зрение, слух и ощущения, виконт.

– Вот как, – произнес де Жерон, опустил взгляд и, к моему облегчению, шагнул в сторону. – И вы хотите сказать, что использовали эти ваши… истинные способности с этим магом?

– Совершенно верно, – подтвердила я. – Я использовала все скрытые способности, когда вела допрос.

– Допрос? – хмыкнул де Жерон. – Мне показалось, вы мило беседовали!

– Странно, что вам не показалось, что мы исполняем фокстрот, – парировала я. – Когда вы ворвались, подобно дикарю, к закованному в кандалы человеку.

– Это обязательное условие, – отмахнулся виконт. – Сплав, из которого отлиты колодки, способен блокировать силы целой армии магов. Его лично изготовил его высочество как раз для таких случаев.

Я часто заморгала.

– Значит, меня постигла бы та же участь, если б по неосторожности воспользовалась заклинанием для завивки волос?

К бледным щекам виконта хлынул румянец, постепенно занимая все лицо. Лишь, когда де Жерон угрожающе шагнул ко мне снова, поняла, что покраснел от гнева.

– Вечно вы норовите довести меня до крайности, леди, – прорычал он. – Причем здесь все эти ваши абстрактные примеры? Лучше скажите, уверены ли, что этот… преступник не использовал магии в разговоре с вами? Ну, чтобы ввести вас в заблуждение, противостоять этим вашим скрытым способностям, или как у вас, у магов, принято?

– У вас проблемы с логикой, виконт, – сказала я. – Только что вы говорили о том, что колодки на ногах несчастного блокируют магию, а теперь спрашиваете, не применял ли он ее в разговоре со мной.

– И все же, леди?

– Исключено. Он сильно напуган, – устало пробормотала я. – Причем не столько предстоящей казнью, как мне показалось, а больше своими противоправными действиями. Я ощущала сильное чувство вины, которое исходило от этого мага.

– Лучше бы это чувство вины исходило от вас, – буркнул де Жерон.

– А вот я ни в чем не виновата, – резко бросила я. – В отличии от вас. Это ведь вы, а не я все вечно портите.

Глаза виконта вспыхнули, его рука дернулась, словно сдавливает пальцы на горле невидимого врага. Он сжал пальцы до хруста, и закрыл глаза. Мне показалось, он считает про себя драконов, чтобы остыть.

Спустя несколько мгновений он вновь взглянул на меня и проговорил тоном, каким могла бы разговаривать ледяная глыба:

– Леди только прибыла в Черную Пустошь и не понимает всей серьезности ситуации. Поэтому мне стоило быть снисходительней. За прямоту прошу прощения. Но впредь вам следует советоваться со мной прежде, чем принимать решения. Иначе вас не спасет даже сам Черный принц.

Резкая перемена в поведении виконта изумила меня больше, чем крики и угрозы силой запереть меня в покоях. Вытаращившись на него, я несколько секунд хлопала ресницами, не зная, как реагировать на внезапную манерность и сдержанность де Жерона. Пока думала, он подозвал Альре и проговорил:

– Проводите миледи в ее покои вместе с девочкой и драконом. Она устала за утро и ей требуется отдых. Ей сегодня еще предстоит встреча с портнихами. А пока проследите, чтобы их никто не беспокоил.

Последнюю фразу виконт сказал так, словно временно садит меня под замок. Не успела я воспротивиться, как он коротко кивнул мне.

– Прошу меня извинить, миледи, – проговорил он все тем же холодным, лишенным эмоций голосом, от которого мне стало страшней, чем от криков. – У меня есть неотложные дела, которые нужно завершить.

Затем развернулся и широкими шагами двинулся прямо через газон.

 

Глава 7

– Могу я поинтересоваться, как прошел допрос мага, леди? – вывел меня из состояния задумчивости голос Альре.

Я повертела головой и когда обнаружила себя сидящей рядом с управляющим, поняла, что разговор с виконтом, как всегда, выбил меня из колеи, и я не заметила, как преодолела расстояние в пятьдесят шагов.

– Миледи? – переспросил Альре.

– Извините, – пробормотала я. – Вы что-то сказали?

Мириам, играющая с дракончиком, огласила сад очередным счастливым воплем, и я часто заморгала от неожиданности.

– Могу я поинтересоваться? Насчет мага, миледи? – повторил Альре.

– Конечно, – ответила я. – Там все очень запутанно. Он сказал, что рос и жил на западе Пустоши, и даже не знал о том, кто ей правит.

Альре нахмурился и задумчиво перевел взгляд с меня на играющую девочку.

– Дом Свартов воцарился десять лет назад, – проговорил Альре. – Тогда же на трон Черной Пустоши взошел его высочество Карл Сварт. Я допускаю, что в какой-то глухой провинции не знают, как выглядит наш правитель. Допускаю даже, что люди не знают имени его дома, и называют просто Черным принцем…

При этих словах я слегка покраснела и закусила губу, но управляющий не заметил моего замешательства и продолжил размышлять вслух.

– Но, повторюсь, я говорю о совсем уж глухих местах и крестьянах. И если западные земли Пустоши действительно сплошь леса с довольно закрытыми поселениями, то арестованный маг совсем не выглядит неотесанным деревенским парнем.

– Вы не верите в то, что его могли обмануть? – спросила я.

Управляющий нахмурил брови и пожевал губами.

– История показывает, принцесса, что обмануть можно кого угодно. Полно примеров, когда враг подбирается ближе родного брата…

– У нас говорят "друзей держи близко, но еще ближе держи врагов", – проговорила я задумчиво.

– Так ведь это когда знаешь, кто тебе враг, а кто нет, – сказал Альре, кивая, и я задумалась над его словами.

Пока управляющий наслаждался ароматным травяным отваром, который не остывал благодаря специальной технологии приготовления, я рассеянно наблюдала за Мириам и Диларионом и думала, что детский возраст и уязвимость защищают лучше любой брони. Я поняла, что когда была в возрасте Мириам, действительно была под защитой, а когда выросла и научилась защищать себя, превратилась в добычу для любого, кто сильнее. И неважно, в чем эта сила заключается, в крепких мускулах или цвете герба, меня можно похитить, унести, забросив на плечо, или же просто призвать для бракосочетания с незнакомым и нелюбимым человеком.

– Вы бледны, миледи, – обеспокоенно сказал Альре. – С вами все в порядке?

Я невесело усмехнулась и подняла ладони вверх.

– Это все перчатки, что блокируют магию, – почти не слукавила я. – Надо сказать, они сильно изматывают.

– И все же вы побледнели на глазах прямо сейчас, – произнес Альре. – Вы уверены, что чувствуете себя хорошо?

– Да, просто задумалась, – нехотя призналась я.

– Не хотите рассказать, о чем?

– О праве сильного, о лицемерии и о врагах, которые так и норовят подобраться поближе, – устало произнесла я и вздохнула.

Управляющий поморщился, явно сожалея, что натолкнул меня на такие невеселые размышления. Но когда открыл рот, видимо, чтобы пожалеть об этой неловкости вслух, рядом раздалось:

– Я выполнила все, что вы сказали миледи! Хотите узнать о распорядке дня на завтра?

В ожидании ответа Рамина присела в книксене и потупилась, как девица на смотринах. Вид у камеристки при этом был такой услужливый, что я решила не упоминать, что просила ее доложить обо всем после обеда.

– И на сегодня, и на завтра, – сказала я девушке, и та выпрямилась.

– Через час предстоит ритуал Отречения, – с важным видом сообщила Рамина, а я вспомнила, как озябла в ледяных водах Съакса и поежилась.

– Опять нужно куда-то идти? – уточнила я тоном висельника.

– Я тоже хочу ритуал Отречения, – сообщила запыхавшаяся Мириам, которая увидев Рамину, подбежала к нам.

Диларион с размаху шлепнулся на стол, повертел мордочкой, и, заметив, что никто, кроме меня, не смотрит, стянул с блюда рогалик.

Рамина улыбнулась девочке немного натянуто.

– Как истинная дочь Пустоши, ты должна знать, дитя, что ритуал Отречения проводится в одиночестве.

– Я мамина и папина дочь, – возразила ей Мириам. – И, пожалуй, папина больше. Мама вечно все запрещает, прямо как ты.

– Мама просто беспокоится за тебя, – решила я взять вожжи в свои руки. – И, раз мне предстоит некий важный ритуал, я провожу тебя домой.

Личико ребенка тут же омрачилось, и я тут же добавила:

– Приходи завтра играть с Диларионом, если мама с папой не будут против.

– Они всегда против, – пробурчал ребенок.

– Если будешь хорошо себя вести весь день и вовремя ляжешь спать, уверена, они решат, что наша дружба тебе на пользу, и с радостью отпустят повидаться, – мягко сказала я. – Постарайся слушаться родителей во всем. Ты же не хочешь, чтобы о невесте принца сказали, что она дурно влияет на ребенка?

Девочка замотала головой с таким жаром, что на миг ее косички превратились в языки пламени.

– Ни за что! Ни за что и никогда я не подведу тебя, принцесса! Ты хорошая и добрая, и я буду хорошей и доброй, и еще самой-пресамой послушной в мире, прямо как ты!

– Ну вот и договорились, – облегченно вздохнула я и потрепала огненную макушку. Затем обратилась к Рамине: – Ты проводишь со мной Мириам, а на обратной дороге расскажешь о расписании, хорошо?

Камеристка тут же присела в полупоклоне и сказала:

– Слушаюсь, миледи.

Попрощавшись с Альре до обеда, мы с Раминой и Мириам покинули сад и вышли за ворота замка. Уставший дракончик посапывал на моем плече, время от времени, приходилось подхватывать малыша, когда он сонно клевал носом и падал.

По дороге Мириам успела рассказать нам с Раминой все, что знала о дракончиках и других "диковинных зверушках" из книги, которую папа привез из-за моря. Когда впереди показался тот самый дом, у которого я видела девочку утром, Мириам с размаху обняла меня, прижавшись щекой к животу.

– Ты – хорошая, – сообщила она уверенно. – Я буду с тобой дружить, несмотря на то, что выходишь замуж за принца.

– Вот как? – удивилась я. – Даже несмотря на это?

– Да, – серьезно ответила девочка. – Я думала, что вырасту, стану красавицей, и наш принц выберет меня в жены. К тому же, другие постоянно умирали, но это потому, что были слабыми, а я сильная! Принцу нужна сильная леди, ведь он лучший в мире, наш принц!

Ребенок говорил серьезно, хмуря брови, и Рамина отвернулась, скрывая улыбку, а я присела на корточки, чтобы наши с Мириам глаза оказались на одной высоте.

– Правда, лучший в мире? – спросила я.

Ребенок серьезно кивнул.

– Он самый сильный и красивый. Мама говорит, что он заботится о людях, как о своих детях, а папа – что он настоящий мужик!

Рамина хихикнула, а я погладила ребенка по щеке.

– Не переживай, милая, на твой век хватит принцев. Уверена, что Ксансо будет хоть куда, когда вырастет.

Ребенок скривился.

– Ксансо глупый и несносный! И дразнит меня!

– В твоем возрасте мальчики умеют выражать любовь только так, – сообщила я вмиг задумавшемуся ребенку.

Дверь дома скрипнула, и на крыльцо вышла миловидная женщина с пышными формами и слегка оплывшей талией.

– Ваша милость! – ахнула она, увидев нас. – Мириам! Что же ты не зовешь гостей в дом? Уважьте нас, леди, выпейте чая. Не обессудьте, уж чем богаты… Я – Ксана, жена Сэма. Муж говорил о вашей красоте, я еще думала, специально расхваливает, а теперь вижу, он еще и приуменьшил! Достойная леди для нашего любимого повелителя, ничего не скажешь!

Женщина сыпала словами и одновременно вытирала руки о полотенце. Когда улыбалась, на щеках появлялись очаровательные ямочки. Жена капитана Сэма мне очень понравилась.

– Я с радостью, – ответила ей, – только в другой раз, правда. Сегодня так много дел.

– Принцесса будет делать ритуал Отречения! – тут же выдал меня ребенок.

Лицо Ксаны сразу вытянулось, стало серьезным.

– В таком случае не смею вас задерживать, миледи, – проговорила она, кивая. – Ритуал Отречения – это очень важно! Буду молиться, чтобы он прошел успешно. Мириам, принцесса явно устала от тебя, живо в дом!

Заверив напоследок женщину в том, что у нее очаровательный ребенок, мы с Раминой направились обратно в замок.

Камеристка тут же затараторила, что после ритуала Отречения будет обед, после обеда нужно будет сменить платье и хорошо бы зажечь огонь в Нефритовой пещере, о котором она легкомысленно забыла мне напомнить утром, за что ей нет прощения, а затем посетить дворцовую купальню.

– Купальню? – удивилась я. – Но ведь есть роскошная омывальная в моих покоях.

– Вам будут делать специальные притирания, умащать кожу маслом и изготовленным по древним рецептам кремом, делать всевозможные процедуры для красоты волос, лица, рук и ног, растирать специальными листьями, разминать тело минералами и драгоценными побегами бамбука, – принялась перечислять Рамина.

Через минуту я прервала камеристку, поблагодарив за столь красочное описание предстоящего и боязливо поежилась.

– После всех процедур ужин подадут прямо в ваши покои, – сообщила Рамина, и я воспряла духом от известия, что хотя бы сегодня не нужно держать пост.

Последняя мысль случайно прозвучала вслух и Рамина с жаром закивала и принялась перечислять ритуалы, которые занимают важное место в жизни женщин Черной Пустоши.

Сначала я слушала внимательно и с определенной долей опаски, но затем моим вниманием завладели две женщины в глубоко надвинутых на глаза капюшонах, в черных плащах, изнутри подбитых алым. Они миновали нас, тихо переговариваясь между собой и хихикая. По походке я поняла, что девушки совсем юные. Ветер приподнял капюшон над головой одной из них, и, прежде, чем она успела вернуть его на место, я успела увидеть, что лицо девушки скрывает маска.

Проследив мой взгляд, Рамина неодобрительно процедила:

– Идут к Ане Ахебак…

– Анне Ахебак? – переспросила я, проследив взглядом за девушками.

– Ане Ахебак, – поправила Рамина. – Красной жрице.

– Кто такая Красная жрица? – спросила я.

– Та, кто обучает женщин искусству плотской любви, – неприязненно проговорила Рамина. – Шарлатанка, которая берет за свои услуги баснословно дорого и не каждую берет в ученицы!

– Сколько же стоят эти странные… услуги? – задумчиво спросила я.

– Баснословно дорого, миледи, – строго повторила Рамина. – Обманывает честный народ.

– Эти девушки обманутыми не выглядели, – пробормотала я. – Наоборот, веселыми и… как бы это сказать… Воодушевленными! А почему их лица скрывают маски?

Рамина ответила с видимой неохотой:

– Таковы условия Жрицы. Никто не должен видеть лиц обучающихся. "Будь ты хоть сама королева, у меня все равны" – так она сказала прежде, чем выставить меня за дверь…

Рамина насупилась и замолчала. А я снова обернулась вслед ученицам этой загадочной Жрицы, но девушки уже успели скрыться.

Мы миновали ворота, через которые покидали дворцовый сад, и столкнулись с выходящим из них виконтом де Жероном. Вид у виконта был встревоженный и задумчивый.

– Леди! – воскликнул он, когда увидел меня. – Несмотря на то, что это Город-крепость, не следует ходить по его улицам без охраны! К тому же я буквально только что отдал распоряжение управляющему, чтобы он сопроводил вас в покои, где вам и стоило оставаться!

Он хотел сказать что-то еще, но я поспешно присела в книксене и быстро проговорила:

– Прошу извинить, виконт, с вашим распоряжением насчет покоев пришлось повременить до вечера, потому что сейчас мне предстоит важнейший ритуал Омовения.

Брови де Жерона поползли вверх, а я исправилась:

– Отсечения.

Виконт снова нахмурился, а я беспомощно перевела взгляд на Рамину, и камеристка тут же поняла, чего от нее хотят.

– Отречения, – елейным голоском протянула она, не поднимая глаз и приседая в книксене так низко, что я испугалась, что девушка сейчас сядет прямо на дорожку из разноцветной мраморной плитки.

Виконт недоуменно перевел взгляд с меня на Рамину, затем шумно выдохнул и махнул рукой, прежде чем пойти к воротам.

Я торопливо дернула Рамину за руку, увлекая за собой быстрым шагом.

Вслед нам донеслось:

– Больше ни шагу без охраны!

Я ускорила шаг, и, когда Рамина обернувшись, сообщила, что "господина виконта не видно", мы обе облегченно вздохнули.

– Кровь Свартов, – сокрушенно вздыхая, пробормотала девушка. – Они очень властолюбивы и не терпят неповиновения.

Я застыла на месте, успев подумать, уж не перепутала ли с виконтом де Жероном своего жениха, принца Карла Сварта, и даже потрясла головой, прогоняя эту мысль, как абсурдную.

– Что ты говоришь, Рамина? – спросила я. – Какая еще кровь…

Девушка захлопала ресницами с самым честным видом и посмотрела на меня так, как будто видит впервые.

– А вы не знали, леди? – спросила она. – Все знают.

– О чем?

– Так ведь его высочество и господин виконт – братья, миледи. Я думала, вы заметили их сходство.

Какое-то время я просто моргала с открытым ртом и пыталась унять ускорившееся сердцебиение. Затем пробормотала:

– Сходства и правда трудно не заметить… Но… имена… Имена домов…

Камеристка пожала плечами.

– Сводные братья. Все в Черной Пустоши знают, что господин виконт – бастард его величества пресветлого Радилита.

– Да славится имя его, – ошарашенно промямлила я.

– Да славится имя его! – поддержала камеристка.

– Но как? – хлопая глазами, спросила я и, наконец, закрыла рот.

В глазах у девушки зажглись огоньки. Торопливо оглянувшись по сторонам, Рамина принялась рассказывать.

– Мать виконта, госпожа Адель Монье, была фавориткой его величества целых три года! Говорят, так и не успела ему надоесть! Когда она забеременела, король во избежание смуты в Огненных Землях, а также, чтобы не расстраивать беременную королеву Илину, на которой женился после смерти королевы Августы, матери его высочества Карла Сварта, спешно выдал любовницу за графа де Жерона, пожаловав ему земли в Эльфарии, южной провинции Черной Пустоши!

У меня голова пошла кругом от обилия имен, названий и подробностей. Жестом попросив Рамину помолчать, я попыталась подвести итог:

– Значит, граф де Жерон признал бастарда короля своим сыном, и тот получил титул виконта?

– Именно так, леди, – подтвердила Рамина. – Говорят, братья с детства были очень близки, поскольку его высочество Карл Сварт тоже рос в Черной Пустоши.

– Но как… Ведь правит он здесь всего десять лет, – пробормотала я.

– Правит, да, но он с детства питал склонность к наукам и обучался на западе Пустоши у каких-то тайных учителей, в закрытом поселении, – сообщила Рамина. – А когда дом Свартов воцарился над всеми королевствами, пресветлый Радилит, да славится имя его, поставил старшего и единственного законного сына править Черной Пустошью.

– Ты говорила о том, что королева Илина была беременна, – пробормотала я, чувствуя, что выпускаю из виду какую-то важную деталь, как бывает, когда смотришь прямо на вещь, и не находишь ее. – Но я знаю, что кроме его высочества Карла Сварта детей у правителя нет.

Рамина махнула рукой

– Померла в родах, – пояснила она и добавила: – Младенчик тоже не выжил.

Я приложила пальцы к вискам, потрясла головой и возобновила шаг.

– Ты что-то говорила о ритуале Отречения, Рамина? О том, что его надо проводить в одиночестве и сделать надо до обеда, правда?

– Истинно так, леди! – воскликнула Рамина, явно довольная тем, что удалось меня удивить.

Видимо, девушка заметила обреченность на моем лице, потому что широко улыбнулась и проговорила таким тоном, словно желала подбодрить:

– Все ваши мучения с лихвой окупятся на церемонии Приветствия, леди! Его высочество славится своей щедростью!

– На церемонии Приветствия? – переспросила я.

Камеристка закивала.

– Перед обрядом бракосочетания вы с принцем поприветствуете друг друга, согласно традициям Черной Пустоши.

– А причем здесь щедрость его высочества? – не поняла я.

– Как же, миледи! – воскликнула Рамина. – На церемонии приветствия принц преподнесет вам Свадебный Дар! Должно быть, что-то невероятно красивое и ценное…

Какое-то время мы шли молча. Рамина сияла, явно довольная собой, а я растерянно разглядывала разноцветную мраморную плитку под ногами.

Диларион сонно завозился на плече, и я мысленно пожалела уставшего малыша. Тот, словно услышав мои мысли, встрепенулся и вспорхнул к вершинам деревьев, описывая над нами круги. Пропищав что-то, питомец устремился к замку.

– С вашим зверем все в порядке, миледи? – испуганно спросила Рамина и поежилась, словно ожидала, что Диларион спикирует с неба в самый неожиданный момент и цапнет ее за нос.

– Все хорошо, – растерянно ответила я. – Дракончик просто устал от таких активных игр, ведь он совсем еще маленький. Дома я не брала его даже на ночные гуляния, правда, иногда он сбегал из покоев и прилетал сам. Зная его, должно быть, сейчас уже залетел в опочивальню и с разлету зарылся в простыни и подушки.

Рамина кивнула, не переставая настороженно оглядываться, а я снова уставилась на разноцветную плитку дорожки.

Когда подняла взгляд и увидела на крыльце Альре, облегченно вздохнула. Я подумала, что попрошу управляющего сопроводить меня в место проведения очередного ритуала, и по дороге расспрошу о том, что не поняла со слов Рамины.

Стоило приблизиться, Альре сошел со ступеней и поклонился. Я ощутила волну негодования, исходящую от Рамины, но когда изумленно повернулась к девушке, она присела в полупоклоне с самым преданным и смиренным видом.

– Вы вовремя, леди, как раз к самому началу ритуала, – торжественно произнесла мистрис Одли, выходя из высоких ворот замка с видом победительницы.

Альре бросил на нее быстрый взгляд.

Я не успела сказать ни слова, когда мистрис Одли в сопровождении Ланы и еще одной девушки спустилась по ступеням и заговорила.

– Согласно нашим традициям вас проводят к месту священнодействия три юные, невинные девы. Я же озаботилась тем, чтобы все было в идеальном порядке.

Камеристки опустили глаза и заалели, Альре смущенно закашлялся. Мистрис Одли смерила его недовольным взглядом и процедила:

– Вам же, достопочтенный господин управляющий, и вовсе здесь нечего делать. Хранение семейного очага – обязанность леди, присутствие же мужчины при ритуалах может все испортить. В особенности, вас.

Управляющий часто заморгал под строгим взглядом старшей камеристки, а брови его поползли вверх.

– Меня? Я не ослышался, уважаемая мистрис Одли?

– Именно, – отрезала камеристка. – Мне, к несчастью хорошо знакомо ваше пренебрежительное отношение к ритуальной составляющей жизни благовоспитанной леди, суть истинной дочери Черной Пустоши!

Не думала, что уверенный, мудрый и в меру смешливый управляющий может так походить на проштрафившегося мальчишку. Альре снова смущенно кашлянул и, послав мне напоследок сочувственный взгляд, скрылся под высоким сводом ворот замка.

Мистрис Одли растерянно посмотрела ему вслед, а когда взгляд ее вернулся ко мне, какое-то время был задумчивым и растерянным одновременно. Должно быть, поэтому она тряхнула головой, словно отгоняя наваждение, и нарочито строго произнесла:

– Все готово, миледи. Лана, Рамина и Вета проводят вас.

Произнеся это, мистрис Одли закашлялась и, присев в полупоклоне, удалилась по разноцветной дорожке торопливым шагом.

– Нам сюда, миледи, – позвала Лана, делая приглашающий жест и приседая в книксене.

Мы вошли во дворец, пересекли гигантский холл, в котором запросто уместился бы наш аваронский летний дом, затем, миновав несколько коридоров, вышли в цветочную оранжерею.

Сочетание нежнейших ароматов наполнило легкие, а в глазах зарябило от красок. Остаться и насладиться этим великолепием мне не дали, объяснив, что спешим.

– Успеете, успеете еще наглядеться, миледи, – пробормотала Рамина, увлекая меня сквозь кусты с мягкими голубыми листьями и нежно-зелеными бутонами роз. Девушки серьезно закивали, услышав слова подруги.

Лица камеристок оставались сосредоточенными, если не сказать хмурыми, и мне передалось их беспокойство: я то и дело закусывала губу и оглядывалась по сторонам, словно за нами следят. Чтобы отвлечься, решила поинтересоваться тем, что заметила между Альре и мистрис Одли, и спросила сопровождающих меня камеристок:

– Мне показалось, или мистрис Одли и Альре общаются несколько натянуто?

Рамина с Ланой переглянулись и хмыкнули, а Вета сложила губы бантиком, как бывает, когда человек сдерживает улыбку.

– Несколько натянуто, лучше не скажешь, – сообщила девушка, кивая.

Я недоуменно перевела взгляд на Рамину и осторожно поинтересовалась:

– Но, насколько мне известно, женщины Пустоши покорны и молчаливы и вообще редко говорят в присутствии мужчин?

Я хотела повторить слова Рамины "дабы не обнажать свое скудоумие", но сдержалась.

– Так то женщины, а то мистрис Одли, – прыснув, ответила Лана, и все девушки захмыкали.

Вета пояснила:

– Для Мистрис Одли закон не писан, миледи, должно быть поэтому и ратует так рьяно, чтобы его соблюдали другие.

Лана с Ветой захихикали, а Рамина нахмурилась и пробормотала:

– Слышала бы мистрис Одли, как вы говорите за ее спиной!

– И вовсе мы не за ее спиной говорим! – возмутилась Вета. – К тому же не сказали ничего дурного.

Лана примирительно взяла Рамину за руку, и, обернувшись ко мне, пояснила с улыбкой:

– Мистрис Одли нездешняя, как и вы, миледи. Она из Огненных Земель. Но так хорошо знает наши традиции, что нам всем впору у нее учиться.

Под щебет и переругивания девушек мы миновали несколько крытых помещений оранжереи, прошли по окраине парка, по которому меня водил Альре вчера, и остановились у покатого черного валуна.

– Вам сюда, миледи, – указала Рамина. – А мы будем ждать здесь.

– Сюда? – переспросила я, подходя к камню и нагнулась, рассматривая его.

Брови подпрыгнули от удивления, когда обнаружила, что по центру поверхности черного валуна расположена круглая плита, подозрительно похожая на крышку погреба.

– Мне нужно забраться на этот камень, прямо на эту самую плиту? – уточнила я со вздохом, готовясь подбирать юбки.

– Нет, миледи, вам следует забраться внутрь, – сказала Вета, указывая в самый центр плиты.

Насладившись недоумением, написанном на моем лице, Рамина нажала на какой-то выступ и круглая плита сдвинулась в сторону, открывая проход, который напомнил мне колодец.

Я заглянула внутрь и пробормотала:

– Так темно… И даже факела нету?

– Что вы, миледи, какой факел, – с благоговейным выражением лица перебила меня Рамина.

– И вам еще очень повезло, миледи, – поддержала ее Вета. – Вот раньше ритуал Отречения проводился только в полночь!

– Одна из правительниц, Ядвига Мудрая, жена Росмана Беспощадного, изменила правила, миледи, перенеся время проведения ритуала на полдень, – пояснила Лана.

– После того, как сама, пройдя через ритуал Отречения, стала заикаться, – сказала Лана.

– И заикалась всю жизнь! – восторженно воскликнула Рамина. – Вот это высшая степень Отречения! Все тут же уверовали в чистоту и силу ее помыслов и намерений леди Ядвиги, нарекли Мудрой и даже дозволили внести изменения в устоявшиеся традиции Черной Пустоши!

Я хмуро оглядела восторженные лица девушек, потому что сама их восторга не разделяла.

– Ну, я – маг, и видела такое, что вам и не снилось, – сообщила я, – так что я заикаться не буду, не надейтесь.

При этом я подумала, что во всех проделках обычно участвовала с Нинель и никогда в одиночестве, но вслух говорить этого не стала.

На лице Рамины мелькнула досада, а Лана торопливо заверила меня:

– Что вы, леди, заикаться вовсе необязательно, мы вам итак верим!

– И седеть тоже, – поддержала Вета.

– Седеть?! – воскликнула я ошарашенно.

– Седина красит любую леди, – голосом чопорной матроны пропела Рамина, поднимая глаза к небу, но заметив мой взгляд, осеклась.

– Не сегодня, – хмуро сообщила я и девушка часто заморгала.

Я склонилась к камню, оказавшимся колодцем, вглядываясь в черную пустоту дыры, затем посмотрела на небо, по которому бегут белые тучки, на пышные кусты, травку, словно прощалась со всем этим. Лезть в дыру не хотелось совершенно, но я рассудила, что чем раньше исполню этот чертов ритуал, тем быстрее закончу. А еще я поклялась себе, что когда стану принцессой Черной Пустоши, добьюсь от супруга полномочий на изменение ее ритуалов.

– Я готова, – сообщила я и, вздохнув, подняла юбки, чтобы сподручнее было забраться на камень.

– Погодите, миледи, – попросила Лана, извлекая из прорезей плаща тряпичный сверток.

Развернув тряпицы, камеристка извлекла длинный бутылек с узким горлом, внутри которого пенится зеленая жидкость.

– Сначала выпейте отвар эльфарской беладонны, миледи, – сказала Лана, протягивая мне бутылек.

Стоило пальцам коснуться стекла, как брови изумленно поползли на лоб.

– Горячий? – спросила я камеристку.

Та послушно закивала.

– Отвар свежий, его заварили прямо перед ритуалом, – пояснила Лана. – Пить следует залпом, предварительно зажав нос. Иначе, кто знает, как его пары повлияют.

– Вам помочь, миледи? – участливо спросила Рамина и потянулась к моему носу.

Я отшатнулась и отвела руку девушки.

– Я справлюсь, – сообщила я и отвернула крышку бутылька.

Я забыла зажать нос и приятный терпкий запах защекотал ноздри. Чтобы не нарушать остальных правил, что отвар следует пить залпом, я быстро опрокинула содержимое бутылька в рот и ощутила, как теплая сладковатая влага проникла внутрь, чуть обжегши горло.

В ту же секунду меня кинуло в жар и повело в сторону.

– Главное, не снимайте перчатки, леди, чтобы не наделать бед, – озабоченно пробормотала Лана и промокнула мой покрывшийся испариной лоб салфеткой.

– Да будут милостивы к вам боги и Черная Пустошь, леди, – забормотали девушки, и, подхватив меня под руки, помогли забраться на камень.

Я хотела спросить, в чем именно заключается ритуал Отречения, что нужно делать, когда я окажусь там, внизу, но не смогла. Рот просто-напросто не открылся.

Последнее, что я запомнила, когда, не нашарив очередной приступки, сорвалась вниз, был скрежет закрываемой плиты сверху.

 

Глава 8

Я успела подумать, что должен последовать сильный удар и вся сжалась, когда с размаху обрушилась на что-то ломкое и трухлявое. Подо мной хрустнуло, заскрежетало, а я отшвырнула из-под рук сухие ветки и откатилась в сторону.

Пошарив рукой по полу, обнаружила несколько круглых предметов, гладких с одной стороны и неровных с другой. Я с силой зажмурилась, а, когда открыла глаза, смотрела уже истинным зрением.

В тот же миг заорала, закрывая рот ладонью и пытаясь одновременно сдвинуться назад. То, что приняла за сухие трухлявые ветки, оказалось человеческими костями. Неловко отползая, услышала звук, который бывает, когда что-то круглое перекатывается по полу и онемела от страха.

Медленно, как в кошмарном сне, взгляд переполз в сторону, и я увидела несколько черепов, которые таращат пустые глазницы. Сглотнув и боясь пошевелиться, я снова зажмурилась и просчитала про себя до десяти. Затем тряхнула головой и сказала вслух:

– Тебе нечего бояться, Элизабет. Ты – маг, и видела и не такое. Как тогда, например, когда с Нинель тайком забрались в лабораторию к ее брату-некроманту Гедеону и познакомились с Игреком.

Вспомнив Игрека, я хихикнула. Гедеон, брат Нинель, некромант-вивисектор. Это значит, он поднимает мертвых для исследований. Игрека Гедеон называл своим шедевром, но никому не показывал, и мы с Нинель решили посмотреть на гордость брата тайком. Шедевр оказался скроен из пятидесяти различных тел – людей, животных и даже земноводных, и трудно сказать, кому какая из частей принадлежала при жизни. Однако Игрек оказался довольно милым и ласковым, почти разумным, поэтому вспомнив его, я повторила уже громче:

– Н-не боюсь я покойников. Н-ни капли н-не боюсь! Н-ну, кто боится покойников?

Мой неосторожный возглас тут же разлетелся в пространстве, сменяясь эхом, и когда его повторение почти умолкло, где-то недалеко хрустнуло и прорычало:

– Ты-ы-ы.

– Мама! – взвизгнула я, поднимаясь и отбегая от сваленных в груду костей.

На ум некстати пришли воспоминания о тринадцати погибших невестах принца, и если с одной из них, леди Вивьен Ру, мне познакомиться довелось, судьба остальных двенадцати оставалась загадкой.

Я потрясла головой и подумала вслух:

– Какой сырой и затхлый здесь воздух! И запах словно в склепе.

Поежившись, ощутила, что кожу обдало легким ветерком и обернулась в ту сторону. В гладкой минуту назад стене образовался широкий коридор, который притягивал взгляд, словно нарочно манил войти внутрь.

Я присмотрелась, и не обнаружив в нем костей и черепов, шагнула внутрь, рассудив, что хуже, чем сейчас, не будет.

Стоило попасть в коридор, сзади лязгнуло, но, когда оглянулась, вместо пещеры с костями обнаружила темную каменную поверхность. Я тут же бросилась назад и заколотила кулаками по стене, но камень поглотил удары, а кричать почему-то побоялась.

В следующий миг воздух огласил крик, похожий на громкое кряхтение и мяуканье кошки одновременно. Я повертела головой и обнаружила причину звука.

Прямо на каменном полу уходящей куда-то в глубину пещеры лежал младенец. Совсем крохотный, с багровым от напряжения личиком, наспех завернутый в какие-то тряпки. Я подбежала к живому свертку и, приседая на корточки, протянула к малышу руки. Но стоило пальцам ощутить под собой что-то теплое и мягкое, как младенец исчез, а крик раздался откуда-то спереди.

– Н-наваждение, миражи, иллюзия, – пробормотала я вслух и поняла, что зуб на зуб не попадает от страха.

Но крик повторился, и я снова побежала на него, не желая оставаться в одиночестве в этом странном и страшном месте.

Вскоре снова увидела младенца. Он успел подрасти настолько, что, оставив за собой лохмотья, в какие был завернут, полз по коридору самостоятельно, гукая, словно зовет кого-то.

Запыхавшись, я присела рядом и уже протянула руку к гладкой, розовой коже ребенка, когда он повернул ко мне покрытую пушком голову и я увидела на щеке зеленоватые следы тлена. В нос ударил приторный запах мертвечины и я, отшатнувшись, грохнулась на пол, больно ударив зад.

Ребенок пополз дальше и вскоре исчез из виду. Не зная, зачем это делаю, поднялась и поспешила следом, и когда нагнала, обнаружила, что детей уже трое. Падая и поднимаясь, они неловко, словно делают свои первые шаги, спешат вперед.

Я пошла следом, готовая подхватить, если кто упадет и, в то же время надеясь, что не придется касаться мертвых.

Один из детей повернулся ко мне, и я ахнула, отметив, как он успел вырасти. На меня смотрел мальчик лет четырех. Ребенок задумчиво поморгал и спросил:

– Ты не видела мою маму?

Я икнула от страха и помотала головой. Малыш вздохнул и поспешил дальше, а меня замутило от запаха тлена.

Я прижала пальцы к вискам и оперлась о стену, чтобы перевести дух, а когда открыла глаза, коридор оказался заполнен спешащими куда-то детьми. Мальчики и девочки, худенькие и пышки, нескладные мосластые подростки, все спешили вперед, изредка бросая на меня беглые взгляды. Больше со мной никто из них не заговаривал, и я прибавила шаг, в надежде, что этот коридор когда-нибудь кончится.

Вскоре меня окружали взрослые люди, молодые и крепкие, но прошло еще несколько минут, стали встречаться хворые и калеки. Кто-то шел, подволакивая ногу и подвывая в голос, кого-то несли на руках. Некоторые спотыкались и падали на каменный пол пещеры, плакали, просили помощи. Остальные словно не слышали их, ступая прямо по покрытым зеленоватыми трупными пятнами телам.

Дважды я, превозмогая внутреннее омерзение и страх, пыталась приблизиться к таким несчастным, но меня отталкивали назад, а запах трупного смрада чуть саму не сбивал с ног.

Люди падали все чаще, другие шагали по ним все более охотнее, без намека на робость.

Кто-то схватил меня за руку, и я ахнула, увидев сморщенное, как печеное яблоко лицо старухи с редкими седыми космами, которые торчат на обтянутом кожей черепе во все стороны.

– Идешшшь? – прошипела она, сверкая единственным зубом на нижней челюсти. – Спешишшшь? Ну спешши, спешши, посмотрим, до чего заспешишься.

Старуха мелко захохотала, затряслась, но споткнулась, и вот уже по ней шагают новые, словно не замечая, что секунду назад здесь был человек. Лишь протянутая ко мне костяная рука, покрытая ошметками истлевшей плоти, напоминает, что разговор мне не привиделся.

– Едет! Едет! – стало раздаваться отовсюду. – Едет… Едет…

– Кто едет? – испугано спросила я, не ожидая, что получу ответ.

На меня стали поворачиваться со всех сторон, словно только заметили. Изборожденные морщинами лица с глубоко въевшимися пятнами, на некоторых тлен успел обнажить мышцы и кости черепов, смотрели уязвленно и внимательно.

– Не нравится? – жутко прогудел какой-то старик, прежде, чем его челюсть отвалилась. Он приставил ее обратно и пообещал. – Никого не красит. И тебя не помилует.

От усилившегося в разы запаха гниения я почувствовала, что теряю сознание. Облокотившись о стену, попыталась вдохнуть, но дышать из-за тесноты и духоты было тяжело. Тут и там слышалось, как лопается кожа и шипит истлевающая плоть.

Когда казалось, что вот-вот потеряю сознание, раздался грохот.

Затуманенным от усталости и удушья истинным зрением увидела, как с противоположного конца коридора к нам приблизилось нечто огромное, неуклюжее, тоже состоящее из костей. Только кости этого существа, в отличие от прочих, были крепкими, белыми и слегка пылали голубоватым пламенем.

Я не сразу сообразила, что вижу двух существ: просто одно, маленькое, от которого остался светящийся скелет, и сидит на спине какого-то гигантского при жизни зверя.

Сминая в прах тех, с кем только что говорила, чудовище приблизилось ко мне.

– Наваждение, иллюзия, – пробормотала я. – Не надо было пить этот отвар белладонны. Сейчас все это исчезнет…

Я зажмурилась и с силой потрясла головой, но, когда открыла глаза, чудовищный скелет возвышался надо мной. Ноги подкосились, и я сползла по стене на пол, а скелет животного издал утробное рычание и встал на задние лапы, молотя передними воздух.

Я перевела взгляд на того, кто сидит сверху и ощутила интерес, исходящий от него. Удивившись, что слышу не агрессию, не готовность убить, а именно интерес, я закусила губу и выжидательно уставилась во все глаза.

– Отречение? – раздался звонкий голос, и я кивнула.

– Может, ты хочешь что-то спросить перед тем, как начнем? – задали мне вопрос, и я замотала головой.

– Тебе все понятно без объяснений?

– Не совсем, но хотелось бы быстрее закончить, – пробормотала я, сама испугавшись собственной честности и ощутила волну чего-то, похожего на веселье, которое исходит от странного существа.

– Ты – смерть? – спросила я, немного осмелев.

– Нет, – ответило существо, а скелет животного, на котором оно сидело снова издал утробное рычание.

Я отшатнулась.

– Говоришь, желаешь побыстрее закончить ритуал? – спросили меня, и я закивала.

Скелет на спине чудовища пожал костями на месте плеч и, чуть изменив интонацию, нараспев проговорил:

– Элизабет из дома Гриндфолд! Готова ли ты отречься от всего, что знала и любила в своей прошлой жизни, чтобы войти под покровительство Черной Пустоши чистой и обновленной, подобно новому, неисписанному еще пергаменту?

– Готова! – с жаром воскликнула я и снова закивала. – Отрекаюсь от всего, что вы перечислили и от всего, что еще скажете… Только отпустите меня обратно, пожалуйста. Здесь темно, сыро, душно… и очень страшно.

– Значит, готова отречься? – с явным недоумением спросили у меня, и я опять подтвердила готовность.

– Ну и зря, – ответил светящийся скелет. – Тем более, этого и не требуется.

– К-как не требуется? – опешила я.

– А никак не требуется. Никогда не стоит отрекаться от того, что знаешь и любишь, что считаешь своим.

Я захлопала ресницами, ощущая, как улетучиваются куда-то остатки страха. Вместе с ними ноздри покинул сладковатый смрад, в легкие поступил воздух, а кости, что щедро усеивали пол, куда-то исчезли.

– А как же ритуал Отречения? Зачем он тогда? И все это? Все, что я видела?

Скелет помолчал, прежде, чем заговорить снова.

– Смысл ритуала Отречения, которым ты не озаботилась поинтересоваться и заключается в том, чтобы дать тебе понять: для того, чтобы твой новый дом принял тебя, не нужно отрекаться от старого.

– Но… Это… – пролепетала я, растерянно показывая на каменный пол.

– Чтобы прийти сюда и понять смысл ритуала, тебе надо было вживую встретиться с собственными страхами, – сказало существо.

– С собственными страхами? – не поняла я. – Но они… Они выглядели такими живыми. Неужели это всего лишь страхи?

– Да, – подтвердил скелет. – И твои довольно банальны.

– Банальны?! – опешила я.

Существо снова пожало плечами, и разведя костлявые кисти в стороны, пояснило:

– Ты боишься того же, что и большинство людей. Не успеть что-то сделать в жизни, болезни, старости, уродства… Смерти, наконец. Небытия. Даже скучно.

Я сглотнула и в наступившей тишине услышала стук собственного сердца.

– Разве это не то, чего стоит бояться?

– Боги, конечно же нет, – ответил скелет и взмахнул рукой.

Голова закружилась, мир померк, показалось, что на миг я потеряла сознание. Потому что когда открыла глаза, обнаружила себя сидящей на зеленой, залитом солнцем лужайке, в окружении странных кривоватых деревьев. Поодаль, у самой кромки леса виднеется некий каменный монумент, а рядом со мной стоит, переминаясь с ноги на ногу огромный бурый медведь.

Не успела я завизжать от страха, как со спины животного спрыгнула девочка-подросток в коротком до неприличия зеленом платье, которое показалось сшитым из листьев.

Легко, как пушинка, девочка опустилась передо мной на колени и заглянула в лицо. Красивая, напоминающая оленью, форма глаз, розовая, покрытая россыпью веснушек кожа, локоны цвета жидкого золота небрежно разбросаны по плечам. Всматриваясь в лицо девочки, я подумала, что такой, должно быть, через несколько лет станет Мириам, а еще показалось, передо мной не совсем человек.

– Кто ты? – спросила я девочку, и та смешно наморщила нос.

Вместо ответа она легко вскочила на ноги и протянула мне руку, помогая встать. Я приняла помощь девочки, подивившись тому, сколько силы в ее хрупких на первый взгляд руках.

Когда встала, оказалось, что девочка еще меньше, чем показалось сразу. Достигая мне до груди, она выглядит стройной и соразмерной, словно уже окончила расти, отчего я снова подумала, что передо мной не человек. Покосилась вниз, на ноги девочки, вспомнив покрытые белой шерстью и заканчивающиеся копытами ноги Ивии и, когда обнаружила аккуратные девичьи ступни с розовыми ноготками, даже ощутила легкую досаду.

Девочка подняла на меня взгляд и снова смешливо наморщила конопатый нос.

– Нет-нет, – сказала она. – Я не вила. И если тебе так уж необходимо мое имя, можешь звать меня Аюнэ.

– Аюнэ, – повторила я и улыбнулась. – Ну, мое ты знаешь.

– Здесь я знаю все имена, – подтвердила Аюнэ.

– Здесь? – переспросила я, и девочка пожала плечами с таким видом, мол, а где еще.

– Ну, где они?

Я заморгала, оторопев от неожиданного вопроса.

– Ты о чем? – осторожно переспросила я.

– Ну вот, забыли, с чего начали, – проговорила Аюнэ и напомнила: – Как о чем? О твоих страхах, естественно. Где все это сейчас? Все то, что тебя пугало?

Я повертела головой, повинуясь жесту девочки.

Солнце едва миновало середину небесного свода и греет ласково, по-матерински. По небу бегут пушистые белые облачка, похожие на овец, лес шелестит листвой, словно исполняет неведомую мелодию, подыгрывая голосам перекрикивающихся птиц. Трава под ногами мягкая и зеленая, как ковер.

– Нет, – пробормотала я и поправилась: – Не знаю.

– Правильный ответ, – согласилась Аюнэ и снова спросила: – А где была ты, до того, как родилась?

– Не знаю, – пролепетала я и развела руками.

– Снова правильно, – сказала Аюнэ, усмехаясь, затем позвала: – Пошли.

– Куда? – спросила я, когда Аюнэ ловко запрыгнула на спину медведю и протянула руку.

– Покажу кое-что, – ответила девочка, и я осторожно протянула кисть.

Стоило нашим пальцам соприкоснуться, как меня рывком забросили на бурую мохнатую спину.

Земля тут же показалась далекой, как бывает, когда долго не сидишь на лошади.

Я осторожно погладила бурую шерсть, и медведь, ощутив прикосновение девичьих пальцев к косматой шерсти, довольно рыкнул.

– Хороший у тебя питомец, – похвалила я. – Как его зовут?

Аюнэ недоуменно оглянулась на меня.

– Медведь, – ответила она. – А как еще называть медведя?

Ответить на это мне было нечего, и я промолчала.

– Главное, держись крепче! – предостерегла Аюнэ и что-то крикнула, улюлюкая.

Медведь, повинуясь команде хозяйки, исторг оглушающий рев и поднялся на задние лапы, а я вцепилась в девочку обеими руками. Показалось, что вишу над пропастью и непонятно, как удерживается на спине медведя Аюнэ.

Не дожидаясь следующей команды, медведь рванул прямо на деревья, поступью, похожей на конский галоп, только куда более увесистой.

Когда подумала, что зверь сейчас повалит странные кривоватые деревья, они расступились, пропуская нас, как услужливые дворецкие.

– Где мы? – прокричала я сквозь свист в ушах и шелест листвы над головой, нагибаясь к Аюнэ.

– Что? – переспросила она, не услышав.

– Как называется это место? – повторила я вопрос, и, Аюнэ пожала плечами.

– Никак, – крикнула она в ответ. – Зачем называть свой дом домом?

На это мне снова было нечего ответить, и я замолчала, таращась по сторонам.

Медведь в несколько прыжков миновал лес, и мы въехали в каменный город. Я успела мельком рассмотреть дома с круглыми каменными крышами и колоннами, но тут мы с размаху обрушились в воду и поплыли с той же невероятной скоростью. Поодаль вынырнула девчачья головка с зеленоватыми волосами и крикнула:

– Привет, Элизабет! Иди купаться, вода теплая!

Не успела я толком удивиться, когда следом вынырнул по пояс исполин с голубоватой кожей и хмуро пробасил:

– Домой, Нея, здесь опасно!

Стоило им скрыться под водой, как из волны размером с замок вынырнуло чудовище с сотней яростно горящих глаз и огромными черными усами. Оно перевернулось в воздухе, показалось, что сейчас потопит нас или проглотит, не заметив.

Но мы снова неслись по твердой земле, минуя поля сражений, леса, реки, какие-то замки и города.

Спустя минуту мы вновь оказались на той же поляне, с которой и начался наш бег.

– Что это было? – спросила я у Аюнэ, удивляясь, что даже не запыхалась.

Та легко спрыгнула с медведя и помогла слезть мне.

– Ничего, – ответила она. – Просто показала, что мир больше, чем кажется.

– Спасибо, – ошарашенно пробормотала я.

– Не за что, – ответила Аюнэ. – Мне ничего это не стоило. А теперь прощай. Тебе пора.

Словно издалека я услышала, что кто-то меня зовет, настойчиво повторяя мое имя.

– Подожди, – попросила я, видя, что Аюнэ успела запрыгнуть на медведя и направила его в сторону леса. – Ответь только на один вопрос… еще на один. Кто ты?

Девочка серьезно кивнула.

– Я Сновидец, – гордо сказала она. – Я живу во снах.

– Но как ты можешь жить во снах, если ты тот, кто их смотрит? – не поняла я.

Аюнэ чуть склонила голову набок и скупо улыбнулась.

– А где, по-твоему, живет Сновидец? – спросила она, и я проснулась.

 

Глава 9

– Миледи! – раздалось совсем рядом. – Миледи, с вами все в порядке?

– Как я боюсь, девочки! – ответил другой голос. – Она такая бледная....

– Мистрис Одли с нас головы снимает, – пробормотал первый голос.

– Мистрис Одли? – вмешался третий. – Ну ты и дурочка, я давно за тобой замечала, что ты глупее ворвейского поросенка. Подумай лучше, что с нами сделает его высочество!

– Миледи, миледи, – позвали снова совсем жалобно, чуть не плача.

Я потрясла головой, и, открыв глаза, уставилась на искаженные страхом лица своих камеристок. Лана, Рамина и Вета в отчаянии заламывали руки, поднимали глаза к небу, взывали к Черной Пустоши и, то и дело, принимались меня тормошить. Я же сижу на камне, том самом, который открывает вход в подземную пещеру, прямо на отъехавшей в сторону плите рядом с зияющей дырой, откуда тянет холодом и сыростью. Согнутые ноги обхватила руками и чуть раскачиваюсь.

– Миледи, вы меня слышите? – вытирая слезы, спросила Лана, и я оторопело ставилась на девушку.

– Конечно, слышу, – подтвердила я и добавила на всякий случай: – И вижу тоже.

Девушки упали на колени и принялись шептать что-то на неизвестном наречии, причем Лана с Ветой воздевали руки к небу, а Рамина вцепилась в мои колени и разразилась рыданиями, уткнувшись носом в платье.

Я выждала минуту, потом, мягко отстранив рыдающую девушку, осторожно поинтересовалась:

– А что происходит?

Девушки, вытирая слезы, принялись рассказывать наперебой:

– Так ведь вы поднялись такая бледненькая, миледи, и сама не своя…

– Молчаливая, задумчивая…

– Взгляд у вас был, словно саму светлую богиню увидели…

– Сказали, что вам минута надобно еще, чуть в себя прийти…

– На камень уселись, а нас словно не видите!

– Мы вас зовем, зовем, тормошили даже, а вы все равно, что неживая!

– Мы перепугались до одури, что его высочество с нами сделает…

Причитая, Рамина осеклась, когда Лана двинула ее локтем в бок, и тут же нашлась.

– Очень уж за вас перепугались, принцесса!

Я поморщилась, и девушки, правильно истолковав мое настроение, замолчали, продолжая смотреть на меня с благоговением.

– Должно быть, я задумалась, – проговорила я. – Это и вправду был очень важный и особенный ритуал… Я и думать не могла, что ритуалы Черной Пустоши имеют такую глубину…

– Хвала светлым богам! – воскликнула Рамина. – Как хорошо, что вы прониклись важностью наших традиций! Черная Пустошь получила лучшую леди из всех возможных, а наш господин получит лучшую из жен!

Напоминание о Черном принце окатило меня ушатом ледяной воды, возвращая в реальность после мира, где живет таинственный Сновидец Аюнэ на огромном медведе.

– Должно быть, нам пора, – сказала я и приняла помощь девушек, поднимаясь.

– Сейчас вы отобедаете, миледи, и думать забудете о времени, проведенном в темной пещере, в полном одиночестве, – сказала Лана, увлекая меня по той же дороге, что пришли сюда.

– Как там, должно быть, страшно! – подхватила Вета.

– В одиночестве? – переспросила я.

– Ну да, – ответила Рамина. – Простите, миледи, наша ошибка. Мы должны были предупредить, ритуал Отречения заключается в том, что леди сидит в темной пещере в течение получаса, чтобы успеть подумать обо всем, что ее страшит.

– Хорошо, что не предупредили, – рассеянно пробормотала я и запоздало удивилась: – Как это, получаса?

– Раньше полагалось сидеть три часа, но одна из правительниц, коей боги даровали возможность доказать свою преданность Черной Пустоши и ее людям… – начала разглагольствовать Рамина.

– Это та, которая осталась заикой? – перебила я камеристку.

– Да, – коротко ответила девушка.

– Она урезала время ритуала до получаса, – проговорила я, и камеристки закивали.

А я подумала, что полчаса только бежала по коридору, пытаясь догнать стремительно растущего ребенка, но делиться своими мыслями с камеристками не стала. Вместо этого сказала невпопад:

– Очень… Очень важный ритуал. И, знаете, я неголодна. Пожалуй, вместо обеда лучше отдохну в покоях, прежде чем посетить дворцовую купальню.

Потрясенные девушки молчали всю дорогу, но мои распоряжения выполнили и проводили меня до дверей опочивальни.

– Может, вам принести что-нибудь легкое перекусить прямо в постель, миледи? – спросила Лана, помогая мне избавиться от платья, которое, несмотря на долгие странствия по миру Аюнэ, оставалось безукоризненно чистым и выглаженным.

Оставшись без корсажа и лифа, я, в одной сорочке и пышных панталонах с атласными завязками у щиколоток, забралась на ложе и нырнула под одеяло. Устроившись, пробормотала:

– Да, Лана, спасибо, когда принесешь, оставь здесь, только не буди… Встану перед тем, как идти в купальню и перекушу.

– Процедуры ухода за телом назначены через два с половиной часа, – проговорила Лана, приседая в книксене. – Вы уверены, что проснетесь самостоятельно, без нашей помощи?

– Я маг, – коротко ответила я, стягивая перчатки.

Освободившись, бросила на кровать, а сама свернулась клубочком, кутаясь в одеяло. Из-под горы подушек вылез Диларион и, сонно зачмокав, перебрался поближе ко мне. Я прижала к себе маленькое теплое тельце и провалилась в сон.

***

Проснулась от чувства голода. Отследив его, поняла, что какое-то время слышу довольное чавканье, от чего рот наполнился слюной, а желудок заурчал.

Привстав на ложе, обнаружила что нахожусь в своей опочивальне, в одиночестве. У ложа, на тумбочке внушительных размеров стоит поднос, уставленный снедью.

– Должно быть, в понимании Ланы "слегка перекусить" и "плотно пообедать" одно и то же, – пробормотала я.

Несколько круглых крышек, которые служат блюдам защитой от преждевременного остывания и заветривания, валяются на полу, а прямо на одной из тарелок восседает довольный Диларион. С видом врывающегося в стан врага героя дракончик отважно сражается с малиновым пирогом.

Я догадалась, что его чавканье меня и разбудило, напомнив о собственном голоде.

– Прожора, – буркнула я Дракончику, а тот пискнул в ответ, словно был целиком и полностью согласен.

Я зевнула, прикрыв рот ладонью, и подползла к тумбочке. Осторожно, чтобы не уронить дракончика, перетянула поднос на ложе и принялась поднимать крышки над уцелевшими блюдами.

Остановив выбор на творожном пироге с клюквой и сладким какао с корицей, я отдала должное стараниям поваров.

Когда в опочивальню постучалась мистрис Одли в окружении стайки младших камеристок, мы с Диларионом были сыты, довольны и готовы к омывальным процедурам.

Мне споро помогли облачиться в уютное шерстяное платье бежевого цвета, мягкое, приятное на ощупь, с глухим высоким воротом и длинным широким рукавом до середины кисти. На ноги полагались мягкие кожаные туфли в тон, изнутри обитые шерстью и уютные, как обувь для опочивальни.

Я заметила, что шейных платков здесь не носят, поскольку платья женщин Черной Пустоши куда скромнее фасоном, и нет смысла прикрывать содержимое декольте. Но голову здесь положено накрывать платком, капюшоном или кружевным чепцом, какие носят камеристки.

Мои волосы расчесали черепаховым гребнем и накинули сверху легкую розовую вуаль, закрепив ее двумя шпильками у висков.

Я была рассеянна и задумчива, временами невпопад отвечала на вопросы мистрис Одли о ритуале Отречения и о чем-то еще. Вскоре мне перестали докучать расспросами, и до самой дворцовой купальни, которая располагается отдельной куполообразной постройкой во внутреннем дворе замка, мы шествовали в скорбном молчании.

Роскошный коридор из белого мрамора, отделанный золотом и лепниной, привел в небольшую уютную комнату с мягкими кушетками и малахитовыми столами. На столах – блюда со сладостями, фруктами и кувшинами. Здесь мне помогли разоблачиться и, укутав в мягкую банную простынь, предложили надеть на ноги странную обувь на пробковой подошве с ремешками на пальцах.

Девушки распахнули передо мной двери в купальню, но сами туда не последовали, оставшись в комнате для переодевания.

Я сделала пару шагов по мраморной плитке и ахнула от восторга, разглядывая дворцовую омывальную.

Ею оказался огромный зал круглой формы с высоким, куполообразным потолком. Все пространство занимают бассейны с падающей водой, мраморными чашами и фонтанами в виде статуй и сказочных рыб.

Навстречу поспешило сразу несколько девушек в легких туниках без рукавов и с тюрбанами на головах. Улыбаясь, каждая из банщиц назвала свое имя, прежде чем пригласить меня в центр купальни.

Проходя мимо череды бассейнов различной формы и глубины, я не удержалась и потрогала пальцами воду, подивившись тому, что вода оказалась теплой, почти горячей.

Одна из девушек заметила мой интерес и пояснила, что вода во дворцовой купальне подогревается специальным образом за счет подземных печей.

– В этих бассейнах минеральная вода со специальными кристаллами, – сообщила девушка и, проследив взгляд, которым я уставилась на пузырящуюся воду в одном из бассейнов, добавила: – А это лучшая солевая вода в королевстве.

Я часто заморгала, а девушки, довольные произведенным эффектом, заулыбались, обнажая белые зубы.

– Мы будем рады, если вы поддержите традиции Черной Пустоши и будете посещать дворцовую купальню со своими придворными дамами дважды в неделю.

– С придворными дамами? – удивилась я.

– Женщины Черной Пустоши трепетно относятся к общению друг с другом. Вы только прибыли, миледи, и пока не успели завести подруг, но мы уверены, что со временем это исправится. А пока приказано провести омывальные процедуры для вас одной, и, будьте уверены, мы все очень постараемся.

Я оглядела подошедших девушек, а также тех, кто занят по купальне другими делами. Одни помешивают что-то в глубоких чашах, отчего закралась мысль, что меня собираются варить, другие исправно толкут что-то в ступах, третьи расстилают простыни на низких кушетках.

– Начнем с расслабляющей минеральной ванны. Затем массаж, который придаст вам силы и бодрости, а потом можно приступить к процедурам для красоты лица, тела и волос, – сказала одна из девушек и хлопнула в ладоши.

Я не успела опомниться, как простыню на мне размотали и помогли взойти на борт небольшого бассейна, больше похожего на бадью, помещенную под пол. В огромных размеров ванне обнаружился мраморный стул, на который присела, откинувшись на спинку. В сидячем положении вода дошла до подбородка. Девушки, которые вьются рядом и подсказывают, что делать, тоже поскидывали туники. Теперь из одежды на них лишь куски ткани вокруг бедер и тюрбаны на головах.

Посидев какое-то время в теплой пузырящейся воде, я чуть не уснула, и когда меня пригласили пройти на массаж, ощутила досаду. Но стоило массажисткам приняться за работу в четыре руки, сознание покинуло тело, устремившись куда-то в самую высь, к звездам.

Я не заметила, как меня перевернули, чтобы растереть мягкими щетками все тело. Но стоило девушкам прекратить, как я тут же очнулась, свежая, отдохнувшая и полная сил, словно проспала не меньше восьми часов.

Мне помогли подняться на помост, где предложили опуститься в низкую овальную ванну с белой жидкостью и приятным запахом, напоминающим детство.

– Парное молоко годовалых высокогорных коз, – объяснила одна из девушек, помогая уложить голову на сложенное на бортике ванны полотенце, предварительно подхватив волосы.

Меня попросили закрыть глаза, и стоило повиноваться, как ощутила, что на лицо накладывают мягкую массу с ароматом миндаля и меда. Когда круговыми движениями принялись втирать что-то в кожу головы и протягивать по каждой пряди, я снова воспарила, на этот раз не к звездам, а под хрустальный купол неба и пришла в себя только когда осторожными движениями убирали остатки ароматной массы с лица.

В этот день мне довелось окунуться в бессчетное количество купален, а также лежать с нагретыми, расставленными вдоль позвоночника камнями, пока банщицы в несколько рук массировали стопы и кисти. Вскоре я сбилась со счета процедур и названий снадобий.

– Позвольте, миледи, – говорила одна из девушек, – я нанесу на ваши волосы состав из розы и масла виноградной косточки, а на лицо легкий увлажняющий крем. А теперь, миледи, будьте добры посидеть несколько минут в специальном травяном отваре, который обладает целительной силой… Позвольте нам растереть вас этими листьями, а этот розовый крем, который выглядит, как мыльная пена, удалит все волоски с вашего тела и замедлит их рост на несколько месяцев…

Поначалу я невольно пыталась прикрывать ладонями грудь и прочие части тела, не предназначенные для посторонних глаз. Но спустя пару-тройку процедур привыкла к уверенным прикосновениям банщиц, которые с усердием делали свою работу. Даже представила, что я для них нечто вроде ритуального идола, который полагается содержать в чистоте и приглядном виде. Кроме того, эти неведомые процедуры оказались столь упоительно-приятными, что я задумалась о мудрости прежних правительниц, посещающих дворцовую купальню дважды в неделю вместе с придворными дамами.

– В такой блаженной неге некогда думать о придворных интригах и прочих глупостях, – пробормотала я вслух, вспомнив предостережения Бенары о жизни во дворце.

Когда я уже разуверилась, что банные процедуры когда-нибудь закончатся, одна из девушек сказала:

– Всё, миледи.

Она приняла у меня из рук пустой бокал из-под освежающего напитка и добавила:

– Мы очень надеемся, что смогли вам угодить.

Пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы не уснуть и тепло поблагодарить девушек за заботу. Видя мое расслабленное состояние и совершенно обалдевшие глаза, банщицы довольно кивали и переглядывались.

Я слабо помнила, как попала обратно в покои. Меня облачали в ночную рубашку в несколько рук и интересовались, понравилось ли мне во дворцовой купальне, а я отчаянно зевала и пыталась понять, происходит ли это наяву или во сне.

Стоило мне зарыться в свежие простыни, как я провалилась в сон, и его не потревожила даже последняя фраза мистрис Одли, которая почему-то говорила голосом Бенары:

– Высыпайтесь, леди, набирайтесь сил. Завтра состоится бракосочетание с его высочеством Карлом Свартом и вам стоит как следует выспаться накануне первой брачной ночи.

***

– Свадьба. Свадьба с Черным принцем! – воскликнула я, вскакивая на ложе и тяжело дыша.

Свежий ночной ветерок ворвался в распахнутое окно и растрепал волосы. Я поплотнее закуталась в одеяло, но когда с соседней подушки раздался недовольный писк разбуженного дракончика, меня привело в чувство.

Увидев, что я в своей опочивальне во дворце Города-крепости Черной Пустоши, немного полегчало, но затем поняла, что напугало во сне.

– Свадьба, – прошептала я обреченно. – Сегодня я стану женой Черного принца.

Я покосилась на месяц за окном, что купается в россыпи звезд, прислушалась к голосам ночных птиц и поправилась:

– Или завтра… Святое воинство, неважно! С этими ритуалами, арестованными магами и придирками виконта я и думать забыла о том, чтобы погоревать как следует о собственной жизни. Как ты считаешь, Диларион?

Дракончик ожидаемо не ответил, но я продолжила беседовать:

– Думаешь, я зря паникую? Да, я храбрюсь и нарочно говорю с тобой таким бодрым голосом, чтобы хоть ненадолго ощутить себя не такой одинокой… Мне страшно, Диларион, святое воинство, до чего же мне страшно!

За окном ухнула птица, и я вскрикнула, тут же зажав рот ладонью, а Диларион привстал на подушке и, потоптавшись, улегся на другой бок.

Наблюдение за питомцем всегда отвлекало даже от самых тяжелых мыслей и настраивало на оптимистичный лад, но сейчас это почему-то не сработало. Казалось, что окружающая меня темнота медленно забирается под кожу и проникает к самому сердцу, готовясь сдавить ледяной лапой.

Я часто задышала, а потом пискнула:

– Мамочки…

Не вполне осознавая, что делаю, я дернула за шнурок, что свисает из-под пышного балдахина над ложем.

Раздался мелодичный звон, и спустя секунду в опочивальню вошла зевающая Лана с круглым фонарем, от которого исходит мягкий желтый свет. Камеристка зябко ежится, кутаясь в наспех наброшенный халат и часто моргает.

Я так обрадовалась, увидев живого человека, что почти не испытала чувство вины оттого, что разбудила девушку.

– Да, миледи, – проговорила Лана, прикрывая рот ладонью. – Вам что-нибудь нужно? Вы хорошо себя чувствуете?

– Прости, что разбудила, – извинилась я. – Просто… Просто птицы за окном, и ветер, и…

Я запнулась, понимая, как жалко звучат мои оправдания. Должно быть, в глазах Ланы я выгляжу изнеженной матроной из Аварона.

– Закрыть окно, миледи? – спросила Лана участливо.

– Нет-нет, не надо, пусть будет свежий воздух, – поспешно пробормотала я и почувствовала себя совсем глупо.

Лана тепло улыбнулась.

– Я поняла, миледи, – сказала она. – Вы волнуетесь перед свадьбой?

– Да! – с жаром воскликнула я и облегченно выдохнула: – Очень волнуюсь!

– Это нормально, – кивая, сказала камеристка, и мне стало легче от этого заверения, а девушка продолжила успокаивать меня: – Все девушки волнуются перед свадьбой. Все. И те, кто хорошо знает возлюбленного, и те, кому только предстоит это узнавание.

– Спасибо, Лана, – поблагодарила я, и девушка просияла.

– В Черной Пустоши есть даже специальная традиция: накануне свадьбы девушка проводит ночь среди подруг, и они поют песни, едят сладости, смеются, дурачатся… Так новобрачная чувствует поддержку и не боится того, что предстоит. Это называется Девья Ночь.

– Мои подруги остались в Авароне, – печально сказала я, поджимая колени и обхватывая их руками. Я опустила голову и добавила: – И Нинель там… Моя самая близкая, самая лучшая подруга… Мне кажется, сестры не бывают так близки, как мы с Нинель.

Говоря это, я ощутила, как в глазах начинает щипать. Лана, уловившая мое настроение, охнула и поспешила подойти поближе.

– Ох, миледи, как жалко… И тут мы все, чужие вам люди, и все эти наши традиции и ритуалы… Они кого угодно сведут с ума, не говоря о приезжих, кому это все чуждо… А вы попали, как говорится, с корабля на бал…

От правдивых слов камеристки стало совсем горько и я, опустив лоб на колени, заплакала.

Ладонь Ланы осторожно легла на мое плечо и камеристка осторожно заговорила:

– Хотите, мы устроим и вам Девью Ночь, миледи? – спросила она участливо.

Когда я подняла голову и посмотрела на нее, Лана заговорила быстрее:

– Я понимаю, мы – всего лишь ваши верные слуги, но поверьте, успели полюбить вас всем сердцем! Я могу позвать Вету, Рамину и других девушек, и мы будем петь песни, разговаривать, есть сладости и даже ничего не скажем мистрис Одли!

Я дернулась, и, прежде чем успела понять, что делаю, выпалила:

– Нет! Только не Рамину!

Лана часто заморгала, вид девушки стал удрученный.

– Рамина, конечно, умеет надоесть, – проговорила она озадаченно. – Но она так старается! Сегодня только распоряжение мистрис Одли отправило ее спать. Она хотела быть наготове в случае, если вам что-то понадобится.

Мне стало неловко за свою несдержанность, а также возникло чувство вины перед Раминой, которая, похоже, в самом деле очень старается мне угодить.

– Я не то имела ввиду, пробормотала я. – Просто… Просто этот день оказался таким насыщенным, что совершенно не чувствую в себе сил для большой компании. Мне приятно, что ты смогла поговорить со мной, и теперь я совсем успокоилась, честно.

– Тогда давайте я принесу вам успокаивающего отвара, миледи? – просияла Лана. – Клянусь, после него вы будете спать, как младенец, и вас не разбудит даже гром над ухом!

– Принеси двойную порцию, – попросила я.

 

Глава 10

Я открыла глаза и поморщилась от яркого солнечного света, который ударил в глаза и нарушил сон, а перевернувшись на другой бок, поняла, что сон улетучился окончательно.

Потянувшись, села. Когда увидела, что у противоположной стены сидит Рамина, склонившись над пяльцами, вздрогнула и снова посмотрела в окно, пытаясь понять, который час. Истинное чутье подсказало, что немногим позднее полудня.

– Доброе утро, Рамина, – пробормотала я хриплым со сна голосом и добавила: – Рада тебя видеть.

Камеристка подскочила, выронив пяльцы, и уставилась на меня с таким счастливым видом, точно собака, которую суровый хозяин редко балует похвалой, а сейчас почесал за ухом.

– Добрый день, миледи! – затараторила она в своей обычной манере. – Как вам спалось? Вы выспались? Как себя чувствуете?

Я улыбнулась и потянулась.

– Спасибо, чувствую себя, словно заново родилась.

– Как же я рада, что вы хорошо отдохнули, миледи! – воскликнула Рамина, складывая ладони у груди.

Я снова улыбнулась, а камеристка присела и подняла вышивание.

– Ты вышивала? – спросила я.

– Я стерегла ваш сон! – ответила Рамина гордо. – Села и заявила остальным, что пока я здесь, никто не разбудит мою госпожу.

Я хотела поблагодарить Рамину, но вдруг ощутила, что чего-то не хватает. Прислушавшись, поняла, чего именно.

– А где Диларион? – спросила я с тревогой.

– Ваш зверь вылетел в окно чуть ли не на рассвете, – с готовностью сообщила Рамина. – не переживайте, мы с Ланой бросились его искать и оказалось, что пришла та девочка, Мириам, которую мы провожали с вами вчера. Дракончик с ней, они играют во дворцовом парке сейчас. Мистрис Одли распорядилась, чтобы им подали завтрак и пирожных прямо в парк. Там же две камеристки, Роза и Грета, они присматривают за девочкой.

– Спасибо, Рамина, – сказала я. – И за столь подробный рассказ, и за то, что позаботилась о моем питомце, и что охраняла мой сон.

– К вашим услугам, миледи, – краснея от счастья, сказала Рамина и присела в книксене. – Я всегда и во всем к вашим услугам.

– В таком случае, помоги, пожалуйста, подобрать наряд для завтрака, пока я посещу омывальную, – попросила я. – И напомни, какие ритуалы предстоит проделать сегодня?

– Никаких, – огорошила меня Рамина, но тут же поправилась: – Кроме зажигания огня в Нефритовой пещере, миледи. В остальном вы можете ни о чем не волноваться. Мистрис Одли планировала ритуалы для привлечения достатка и плодовитости, но Лана рассказала, что вы плохо спали ночью, и мистрис Одли решила, что все это может потерпеть. А вот ваше самочувствие и хорошее настроение для нас – главное.

С этими словами Рамина снова присела в книксене, а я ощутила облегчение и благодарность к своим камеристкам за чуткость и понимание.

– Я в омывальную, – сообщила я, и, когда увидела, что Рамина намерена пойти со мной, мягко, но с нажимом, проговорила: – Одна. Приготовь мой наряд, пожалуйста.

Когда я вернулась, обнаружила, что постель застелена заново, а простыни заменены новыми, черными. Также в опочивальне успели убраться, поменяли цветы в вазе, заменив вчерашние незабудки букетом из черных пионов и нежно-зеленых роз. Сердце тревожно екнуло, но я решительно попросила его успокоиться или хотя бы подождать, пока побеседую с магом.

– Пожалуйте одеваться, миледи, – пригласила Вета, и я прошла за камеристкой в гардеробную.

Платье, которое выбрали для завтрака, оказалось кремового цвета, щедро расшитым розами по подолу. Каждый цветок украшен несколькими жемчужинами, отчего бутоны выглядят живыми. К платью полагалась легкая вуаль и туфли, украшенные жемчугом в тон. Чулки и белье выбрала сама из тех, что привезла из Аварона.

Глянув на собственные платья, которые одиноко висят в ряд, вздохнула и подумала, что вырезы на них чересчур глубокие по меркам Черной Пустоши. И хоть они смотрелись бы шикарно в Авароне, рядом с нарядами, что, оказывается, сшили перед моим прибытием, выглядят весьма скромно.

Когда девушки закончили с прической и накинули вуаль на поднятые волосы, я произнесла тоном благовоспитанной девицы:

– Перед завтраком я хотела бы зажечь огонь в Нефритовой пещере.

Девушки заахали от восторга, радуясь тому, что боги послали Черной Пустоши столь благочестивую леди. А когда дозволила сопровождать меня для зажигания огня Рамине, Лане и Вете, восторгу камеристок и вовсе не было конца. Только от Рамины я уловила еле слышные нотки недовольства, но эта эмоция была направлена не ко мне, а почему-то к девушкам.

Церемония зажигания огня прошла в торжественной обстановке. Девушки, которые ни разу не были в Нефритовой пещере замка, разглядывали каждый выступ на стене с неописуемым восторгом, но мне зажигать огонь в чаше, которая находится в ладонях собственной статуи стало почти привычно.

Завтрак, сервированный в покоях принца, прошел быстро, чуть ли не на бегу.

Я наскоро поблагодарила лакеев, попросила передать мое восхищение поварам. Затем улыбнулась Альре, который вошел в обеденный зал, когда я насытилась, словно знал об этом загодя.

– Проводите меня к пленнику, пожалуйста, – попросила я Альре. – К магу. Нас вчера прервали, я хотела бы задать ему еще несколько вопросов.

Альре кивнул. Он повел меня по коридорам и лестницам на нижний этаж в восточное крыло замка.

По дороге управляющий поздравил меня с предстоящим событием, а я ощутила, как все в груди сдавило ледяной лапой.

Я неожиданно поняла, если к тому, чтобы выгодно выйти замуж и вести хозяйство в большом поместье меня готовили, то о супружеской стороне жизни я не знала совсем. Мы с Нинель читали душещипательные романы, но в них ни слова не говорилось о том, что происходит на брачном ложе. Мы знали, что для рождения детей следует возлечь на брачное ложе вместе с супругом, "в ночной рубашке и только в ней" по заверению Бенары, но что-то подсказывало, что одного лишь совместного возлежания для появления детей будет мало. Мы не раз наблюдали брачные игры собак, кошек и даже драконов-нетопырей, но мне не хотелось верить, что у людей дело обстоит похожим образом. Воображение рисовало что-то слабо понятное и пугающее, но, когда мы поинтересовались, что происходит ночью в супружеской спальне у старшей сестры Нинель, та только отмахнулась.

– Поначалу больно, – сказала она и почему-то облизала губы, словно кошка, наевшаяся сметаны, – а потом… Впрочем, вам это знать еще рано!

Мне отчего-то вспомнились девушки в масках и черных плащах, которые по словам Рамины, учились у Красной жрицы искусству плотской любви. Я хотела даже спросить о ней у Альре, но вовремя одумалась, вспомнив, что вряд ли такой вопрос можно считать приличным и решила, что спрошу у Ланы.

Когда впереди показалась дверь в камеру мага с застывшими по бокам гвардейцами, в груди заворочалось беспокойство.

Стоило приблизиться, нехорошее предчувствие обрело логичное объяснение.

– Вы надеетесь, я поверю хоть одному вашему слову?! – прозвучал из-за двери голос виконта де Жерона.

Я тут же прислушалась истинным слухом и различила тихий ответ мага:

– Я не настолько наивен, господин виконт.

Стражник, который при нашем приближении вытянулся еще больше, пояснил:

– Господин виконт допрашивают. Доложить, что тоже желаете побеседовать с осужденным?

– Он пока не осужден, – хмуро пробормотала я, и, опомнившись, ответила стражнику: – Нет, не стоит беспокоить господина виконта. Мы подождем. А чтобы не ходить два раза, подождем прямо здесь.

Альре покосился на меня, и тут же согнал полуулыбку с губ, сухо кивнув стражникам. Те одновременно моргнули и попытались встать еще ровнее, что в общем то непросто, учитывая, что итак стоят навытяжку.

Я же снова прислушалась истинным слухом и разобрала голос виконта. На этот раз де Жерон говорил тише, но я отчетливо слышала каждое слово.

– Я оценил вашу байку про обучение в закрытом поселении западных лесов. Признавайтесь, откуда вы узнали, что там обучался принц?

– Его высочество проходил обучение на западе Пустоши? – растерянно проговорил маг и я услышала в его словах искреннее удивление. – Но мне казалось, что…

Маг осекся, а я чуть не застонала с досады. Но заключенный продолжил говорить, и я снова превратилась в слух.

– В закрытых лесных поселениях обучают…

– Достаточно! – воскликнул виконт. – Вы не просто преступник, вы шпион и приспешник Каравары! Хорошо, что вас не сожгли сразу. Оковы надежно сдержат вас до прибытия принца.

– Да я в толк не пойму, о чем вы, – беспокойно проговорил маг. – Приходите, расспрашиваете, а когда отвечаю на ваши вопросы, злитесь. О принце я не знал, сами сказали. Я ведь только хотел…

– Каждое ваше слово – государственная измена, – отчеканил виконт, вновь прерывая пленника. – С этой минуты и до самой смерти вам запрещено говорить даже со стражей. Исключение – воля принца. Но когда будет допрашивать он, вы не сможете ни смолчать, ни солгать. По традициям Черной Пустоши лживый язык вырывают с корнем, и я с радостью взял бы на себя эту почетную роль, так что радуйтесь, он вам пока понадобится.

Раздался звук приближающихся шагов, и, прежде чем успела подумать, как выглядит наше с Альре присутствие, дверь с шумом распахнулась, и виконт вышел из камеры.

– Вы, – выдохнул он, и глаза его потемнели от гнева, но он тут же справился с собой и процедил: – Приветствую, леди. Могу я узнать причину вашего нахождения в этом не слишком подходящем для готовящейся к свадьбе невесты месте?

Только сейчас поняла, что виконт с трудом стоит на ногах от усталости. Под глазами де Жерона залегли черные тени и мне захотелось спросить, спал ли он хоть ночь, начиная с нашего прибытия в Пустошь. Вместо этого сделала книксен, приветствуя его и с достоинством ответила:

– Я просто спустилась справиться о самочувствии этого человека.

– Он здоров, леди, – рявкнул виконт и добавил: – И это, к счастью, ненадолго.

– Господин виконт, – начала было я, но виконт жестом остановил меня.

– Беседовать с заключенным запрещено, леди. Здесь государственное дело.

После этих слов виконт ответил легкий поклон, строго посмотрел на управляющего и еще строже на стражу. Затем развернулся, и, не прощаясь, направился по коридору.

Мы с Альре переглянулись и пошли следом.

Когда виконт вышел в ту же дверь, что и вчера, я поспешила за ним. Альре двигался рядом с невозмутимым видом, словно его главная обязанность – сопровождать меня, ни о чем не спрашивая.

– Господин виконт, – позвала я, когда широкая спина де Жерона готова была скрыться в лабиринте живой изгороди.

Виконт замер, словно налетел на невидимую стену, но не оглянулся.

– Да погодите же вы! – воскликнула я с досадой и перевела дыхание.

Де Жерон развернулся и, морщась, словно его укусила пчела, сделал два шага мне навстречу. Но когда мы с Альре приблизились, лицо виконта снова стало бесстрастно, а взгляду вернулась прежняя холодность.

– Что угодно леди, – процедил виконт, не потрудившись даже придать словам вопросительную интонацию.

– Леди угодно говорить с господином виконтом, – ответила я ему в тон и присела в книксене, с мстительным удовольствием заметив, как у де Жерона дернулся глаз.

– Я к вашим услугам, леди Гриндфолд, – проговорил виконт, и в его холодном и отстраненном тоне послышалась угроза.

– Я всего лишь хотела сказать, все, что говорил вам арестованный маг, правда, – сообщила я, стараясь говорить в той же отстраненно-вежливой манере.

– Вы хотели, и вы сказали, миледи, – сказал виконт, кивая. – Чем еще могу быть полезен?

– Тем, что перестанете быть болваном, господин виконт, – процедила я. – И если у вас есть возможность воспользоваться помощью мага на допросах, неплохо было бы прислушаться к голосу разума, который, надеюсь, хотя бы в зачатке, но все же у вас есть!

Бровь виконта поднялась, он бросил быстрый взгляд на Альре, который стоит с самым невозмутимым видом, словно присутствует при светской беседе, но на беду глубоко задумался и не слышит.

– Я с вами разговариваю, господин виконт! – воскликнула я. – Я слышала конец вашего разговора, и могу с точностью подтвердить, что арестованный не солгал ни словом. Вы же накинулись на него в своей обычной манере, не дали сказать ни слова, запугали, еще и навесили столь тяжкое обвинение!

Выпалив это, я осеклась, понимая, что веду себя неприлично, выказывая столь явное негодование поведением господина виконта, которому вновь удалось вывести меня из себя. Виконт выдержал паузу, подчеркивая, что выслушал меня, и только потом заговорил.

– Я услышал вас, леди. И хотел бы удивиться тому, что вы подслушивали под дверью, но почему-то не удивлен.

Мои щеки запылали, а дыхание перехватило от гнева.

– Я? Подслушивала?! Да как вы смеете, господин виконт! Мы были с Альре, и гвардейцами… Да вы по своему обыкновению так орали, не услышал бы разве что глухой! Ноздри де Жерона расширились. Поиграв желваками на щеках, он сказал:

– Но не каждый бы услышал истину или ложь в словах мага.

– Вот именно! – выпалила я. – Потому что я – маг! И могу отличить истину от лжи! Вы могли бы позвать за мной, прежде, чем приступать к допросу. На кону человеческая жизнь, как вы этого не понимаете!

Виконт побледнел, слушая меня, но ответил с прежней невозмутимостью:

– Я не нуждаюсь в ваших услугах, леди.

– Услугах?! – опешила я. – Да кто говорит об услугах! Я о том, что нельзя предпринимать опрометчивых действий, когда речь идет о человеческой жизни, поймите, стоеросовый вы болван! Хвала богам, скоро возвращается его высочество! И мне не придется больше бросать жемчуг под ноги свиньям!

Глаза виконта потемнели от гнева. После того, как несколько раз сжал и разжал кулаки, он сказал:

– А он может и не вернуться, леди. Благодарите этого вашего мага.

– Что? Да как вы смеете! Какого еще моего мага? И что значит, может не вернуться?

Смысл слов доходил медленно, но когда осознала их глубину, на меня накатила лавина противоречивых чувств. Я часто заморгала, чувствуя, как щиплет в глазах, а подбородок дергается.

Альре, который до этого молчал, всем своим видом демонстрируя невозмутимость, заговорил.

– Известия неточные, господин виконт, – сказал он. – Едва ли стоило пугать миледи.

– Прошу меня извинить, леди, – произнес де Жерон. – Мы все на взводе из-за событий в Авроре, этого чертового мага и того, что его высочество задерживается.

– Но сегодня, – пробормотала я и осеклась, когда услышала, как предательски дрожит голос.

– Еще раз прошу меня извинить, леди, – тихо проговорил виконт, и, развернувшись, удалился быстрым шагом.

К своему позору я всхлипнула. После вытерла глаза тыльной стороной ладони и вспомнила, что забыла надеть блокирующие магию перчатки. Это понимание доконало окончательно и я, закрыв лицо ладонями, принялась сотрясаться от рыданий.

Не знаю, сколько длилась истерика, но когда чья-то рука услужливо протянула платок, подняв его к самому лицу, она прекратилась также быстро, как началась. Я приняла платок у управляющего и шумно высморкалась, после чего разревелась еще пуще.

Рыдая, я не прекращала повторять:

– Простите, простите, простите… Вы не должны были видеть этого, простите, простите…

– Я повидал, будучи управляющим этим замком такого, что вы, принцесса, вряд ли найдете, чем меня удивить, – серьезно сообщил Альре.

Я снова высморкалась, затем скомкала вымокший платок и принялась вытирать слезы.

Альре тут же протянул мне другой, чистый, а этот спрятал неуловимым движением в нагрудный карман так ловко, словно показывал фокус.

Я вытерла щеки и, продолжая вздрагивать от рыданий, заговорила невпопад:

– Но виконт… А я… Простите… Я не хотела ничего дурного.

– Я на вашей стороне, миледи, – заверил меня управляющий. – Я тоже считаю, что нельзя выносить приговор или обвинение человеку, не удосужившись сделать все, чтобы убедится в его вине. Или невиновности.

– Вы в самом деле так считаете? – спросила я гнусавым голосом и закрыла рот платком, когда икнула.

– Именно так, миледи, – ответил управляющий. – И я скажу вам больше: его высочество тоже считает так, иначе в народе не прозвали бы его Мудрым. Но виконта тоже можно понять, принцесса. Он привязан к принцу и предан ему верностью цепного пса. Извините за грубость сравнения, миледи, но оно уместно.

– Ему подходит, – буркнула я, успокаиваясь.

Альре хмыкнул, забрал у меня второй вымокший платок и протянул третий.

Я благодарно кивнула и хотела пошутить, уж не маг ли он часом, но вспомнила, как к магам относятся в Пустоши и осеклась.

– А Черный принц, – пробормотала я и осеклась. – То есть, его высочество… Виконт сказал, что…

– Господин виконт сильно преувеличил, – заверил меня Альре. – Мы получили вести из Авроры, вторжение удалось подавить. Есть потери… Сравнительно небольшие. Но ни среди убитых, ни среди раненых его высочества нет.

– То есть… принц пропал? – севшим голосом спросила я, ощущая, как противоречивые чувства снова начинают рвать изнутри.

– Не волнуйтесь, миледи. – поспешно произнес Альре. – Его высочество выходил живым из таких переделок, что нам с вами и присниться не может. Уверен, вскоре мы узнаем объяснение его исчезновению.

Я постаралась привести дыхание в норму, но воздух поступал в легкие только маленькими и рваными порциями, и, как назло, застрочило сердце.

Альре хмуро взглянул на меня и спросил с участием:

– Может, вы хотели бы поздороваться с Мириам? Они с Диларионом играют в парке.

Я кивнула, чувствуя, как при мысли о питомце стало чуть легче, а еще, как горят от слез щеки и губы.

– В таком виде не хочется возвращаться в замок, – ответила я, кивая. – Не хотелось бы давать пищу для сплетен.

Альре нахмурился.

– У нас с этим строго, принцесса, – сказал он. – Если замечен в злословии в адрес господ, или хотя бы пересказывании виденного или слышанного – полный расчет и ищи себе новое место службы.

– Сурово, – вздохнула я.

– Действенно, – отрезал Альре и в этот момент напомнил Весельчака Роджера, когда тот говорил о капитане Сэме и морских нравах.

Стоило Мириам увидеть нас, как она с радостным визгом бросилась навстречу. Диларион опередил новую подругу, с размаху приземлившись на плечо и облизав раздвоенным языком соленую щеку. Я ощутила тонкую струйку силы, которую питомец отважно выстроил ко мне, и сердце защемило от нежности и благодарности малышу.

Девочка же застыла прямо передо мной, не добежав двух шагов. Вглядевшись в лицо, Мириам произнесла обличительно:

– Ты плакала.

Я криво усмехнулась, не зная, что ответить на такое прямолинейное заявление.

– Распоряжусь, чтобы подали успокоительный отвар и какао для юной леди, – сказал Альре.

– Мне тоже какао, – попросила я. – И сахара побольше, пожалуйста.

– И мне! – возопил ребенок.

– Слушаюсь, леди, – церемонно поклонившись, сказал Альре и подмигнул Мириам, отчего та покраснела, как взрослая барышня.

Оглянувшись, увидела, что две камеристки, должно быть те самые, приставленные мистрис Одли к Мириам, о чем-то увлеченно беседуют, взявшись за руки. Я вздохнула с облегчением, радуясь, что девушки увлечены беседой и не видят моего состояния.

Прежде, чем придумала, что сказать, чтобы отвлечь Мириам, ребенок грозно спросил:

– Кто тебя обидел, принцесса? Скажи нам, и мы с Диларионом его убьем.

Я охнула от неожиданности, а дракончик на моем плече, словно соглашаясь с девочкой, выпустил облачко пара.

– Не надо никого убивать, пожалуйста, – слабым голосом попросила я, опускаясь на скамейку с высокой удобной спинкой. – Просто один человек нагрубил мне и наговорил гадостей.

– Как мне Ксансо, – фыркнула Мириам. – Ты же сама говорила, что мальчики не умеют проявлять любовь по-другому.

Мои щеки запылали, как весенний костер, и я поспешила заверить Мириам:

– Это вовсе не тот случай.

Ребенок фыркнул, красноречиво демонстрируя, что думает о моих словах, но к счастью, его вниманием завладел Альре, который возвращался в обществе лакея. Увидев в руках последнего поднос, Мириам захлопала в ладоши и сказала голосом умудренной жизнью матроны:

– Тебе непременно нужно поесть. Когда мир несправедлив, надо все время есть.

– Вот как? – уточнила я, улыбаясь.

– Мне всегда помогает, – заверил ребенок.

– И часто мир несправедлив к тебе? – спросила я.

– Случается, – нахмурившись, ответила девочка.

Лакей поставил поднос на низкий столик в беседке, в двадцати шагах от нас, и Мириам, схватив меня за руку, увлекла "наминать пирожные и напивать какао".

Какао с пирожными отвлекли ребенка, я же едва ли ощутила вкус пищи. Крепко задумавшись об услышанном от Альре, я просидела какое-то время, глядя передо собой, хотя со стороны, должно было казаться, что с интересом наблюдаю за играми Мириам и Дилариона.

Когда по аллее спустилась мистрис Одли в окружении младших камеристок, у меня екнуло сердце. И чем ближе они подходили, тем сильнее чувствовала, как усиливается желание бежать, нестись отсюда без оглядки, как золотая лань из детской сказки.

– Мы за вами, миледи, – сделав книксен, торжественно произнесла мистрис Одли. – Его высочество прибыл из Авроры. Вас надлежит подготовить к бракосочетанию.

Внутри все оборвалось, а мир покачнулся перед глазами.

 

Глава 11

В покоях все ходило ходуном. Казалось, даже стены, отделанные розовым мрамором, беспрестанно шевелятся, пододвигая то одну, то другую дверь поближе к снующим туда-сюда камеристкам.

Меня сопроводили в омывальную, где, призванные по торжественному случаю уже знакомые банщицы растерли тело жесткой щеткой, а затем принялись ополаскивать, поливая попеременно из золотых кувшинов. Остальные девушки, присутствующие при важном ритуале Омовения, тихо напевали что-то на незнакомом наречии, и их песнопение более походило на проповедь в молельном доме.

После того, как меня омыли пузырящейся минеральной водой, пришел черед второго кувшина. Жидкость, что потекла по телу, наполнила омывальную фруктовым ароматом свежести. Не успела спросить, что это было, меня ополоснули из третьего кувшина, на этот раз козьим молоком. Из четвертого кувшина на плечи обрушилась густая жидкость красно-бурого цвета, и я вздрогнула, подумав, что меня моют кровью.

Одна из банщиц успокоила, пояснив, что остывший отвар цветков липы приобретает багряно-красный цвет.

– Этот отвар необычайно полезен для кожи, – заверила меня девушка, сверкая белозубой улыбкой. – А вот ванны с ним выглядят пугающе. Рассказывают, однажды одну графиню далеких земель застали за принятием ванны из липового настоя и до конца жизни бедняжка не смогла отмыться от прозвища "кровавая графиня".

Я потянула носом, принюхиваясь и отметила, что липовый отвар замечательно пахнет цветами и медом, а его соприкосновение с кожей приятно.

– Бедняжка, – тем не менее пробормотала я, имея в виду ту графиню. – Как должно быть тяжело жить с таким прозвищем.

– Увы, ее жизнь была недолгой, – сообщила банщица. – Королевский и молельный дом задумали отобрать ее земли и замки, для чего вцепились в случайное прозвище, как стервятники в добычу. После ложных обвинений во всех ужасах, ей приписываемых, для которых не поленились лишить жизни с тысячу девушек и детей, чьи тела разбросали по окрестностям владений несчастной женщины, графиню судили.

– Я так понимаю, королевский дом получил желаемое? – хмуро спросила я.

– Еще как получил, принцесса, – ответила банщица и печально улыбнулась. – Кровавая графиня лишилась всего имущества, а саму ее заживо замуровали в подземелье.

– Какое зверство! – ахнула я.

– Женщине трудно править одной, – грустно сказала банщица. – Муж несчастной женщины погиб на войне…

Я замолчала, задумавшись о своей нелегкой доле, и что с сегодняшнего дня на мои плечи возлагается ответственность не только за свою жизнь, но и за жизнь и благополучие народа Черной Пустоши.

– Ванесса, что ты такое говоришь! – возмущенно воскликнула Лана, которая помогала банщицам. – Разве можно так сильно пугать миледи накануне свадьбы! Посмотри, что ты наделала, на ней же лица нет!

– Простите, миледи, простите, я правда не подумала, что говорю! Да отрежут боги Черной Пустоши мой язык, если я огорчила вас!

– Нет-нет, все в порядке, – поспешила я заверить обеих девушек, испугавшись красочности раскаяния банщицы Ванессы. – Пусть все останутся при языках…

Вслед за отваром липы меня окатили чуть подогретым розовым маслом, а затем омыли водой и насухо растерли мягкими полотенцами, пропитанными ароматом гардении.

– Мы знаем, что это – ваш любимый аромат, миледи, – сказала та самая Ванесса, виновато улыбаясь.

– Пожалуйте облачаться, миледи, – пропела Рамина, накидывая мне на плечи пышную банную простыню.

Прошествовав в окружении девушек в гостиную, на софе увидела платье из атласа цвета слоновой кости. Щедро украшенное черными алмазами редчайшего оттенка карбонадо, а также золотыми искрами раухтопазов и золотой вышивкой. Платье так сияло и переливалось в дневном свете, что страшно было предположить, как оно заискрит при свечах и лампах. Самое роскошное из всех нарядов, что доводилось видеть в жизни, тем не менее, заставило нахмурить брови и найти глазами мистрис Одли, которая, как и остальные девушки переводила восторженные взгляды с платья на меня.

Заметив мой взгляд, мистрис Одли присела в полупоклоне и с благоговением спросила:

– Как вы находите платье, миледи?

– Платье чудесно, – излишне сухо ответила я, и мистрис Одли снова взглянула на наряд, пытаясь, видимо, найти в нем какой-то изъян, которого ранее не заметила. Не обнаружив такового, она вновь посмотрела на меня, на этот раз с опаской.

– Правда, чудесно, – искренне сказала я. – Но где тот подвенечный наряд, который я привезла с собой?

– Ваш наряд, миледи? – несколько опешив, спросила мистрис Одли. – Но ведь это платье куда роскошнее…

– Роскошнее, – не стала спорить я. – А то, что я привезла – свадебное платье моей мамы.

– Миледи, но оно… Оно не готово, – забормотала мистрис Одли. – Мы занимались подготовкой этого платья!

Из окна потянуло свежестью, и я зябко закуталась в простыню. Заметив это, мистрис Одли голосом полководца наказала Рамине прикрыть окно, а Лану с Ветой отправила в гардеробную.

Спустя несколько минут гробовой тишины девушки вернулись с маминым платьем. У меня защемило в груди, когда вспомнила, что на семейном портрете, который висел в замковой галерее в Изумрудном Нагорье, живописец изобразил маму именно в нем. Маленькой девочкой, совсем крохой, я подолгу стояла перед тем огромным, в три человеческих роста, портретом, и думала о том, какая мамочка красивая.

– Вырастешь, и станешь еще краше, доченька, – говорила мне мама, – а когда будешь выходить замуж за самого прекрасного принца в мире, на тебе обязательно будет это платье, которое ты так любишь.

При воспоминании о маме глаза наполнились слезами. С возмущенным писком, храбро прорвавшись сквозь ворох нарядов, аккуратно разложенных на низкой софе, на плечо взлетел Диларион.

Ощутив беспокойство питомца, я мысленно сказала ему:

"У меня отняли маму, папу и родину. И обещание мамы, что я выйду замуж за самого прекрасного принца в мире. Но им не отнять у меня маминого благословения и маминого платья".

Видимо, решив не спорить со строптивой невестой, мистрис Одли растерянно пробормотала:

– Мы можем приступить к облачению, пока девушки готовят «ваше» платье?

Когда я кивнула, камеристка добавила, чуть не плача:

– Но оно столь… Открытое… В особенности для свадебного платья леди…

Я хмуро перевела взгляд на тот наряд, что мне сшили дворцовые портнихи Черной Пустоши. Наглухо закрытый ворот, длинные, до самых кончиков пальцев, рукава. Вырез на мамином платье едва доходит до середины груди, что по меркам Аварона, да и Огненных Земель, весьма скромно.

– Если вы о декольте, мистрис Одли, то для него есть шейный платок в тон, – голосом, не терпящим возражений, проговорила я. – А длина рукавов до локтя с лихвой возмещается прилагающимися к наряду перчатками.

По лицу мистрис Одли было видно, что камеристке есть, что возразить. Желая раз и навсегда покончить с этим, я сообщила:

– Даже Бенара считает это платье образцом непорочности.

Я сказала это так твердо, что мистрис Одли нервно закусила губу, а жадно слушающие наш разговор девушки часто заморгали.

Старшая камеристка присела в полупоклоне, признавая свое поражение, и произнесла:

– Должно быть, эта леди Бенара крайне достойная и благочестивая дама, раз вы столь высоко цените ее мнение.

Представив Бенару в образе леди, я хмыкнула и попросила девушек, начать, наконец, облачение, пока я не замерзла насмерть.

Камеристки тут же заохали. По жесту мистрис Одли снова затянули некую песню и принялись с готовностью подавать мне детали туалета, каждый раз осведомляясь, подходит сей предмет, или нет.

Я остановила выбор на тончайших белых чулках из слюны гаупассских пауков и на белоснежном кружевном поясе. Панталоны выбрала также белого цвета, из тонкой ткани, но пышные, с нежно-розовыми лентами под коленями. Белый атласный лиф, украшенный нежными розами в тон ленточкам на панталонах, привел девушек в восторг, и они даже поспорили, кружевницы какого королевства трудились над ним. Вспомнив об аваронских магах-ремесленниках я благоразумна промолчала.

Корсет попросила подать тот, что изготовили для меня дворовые портнихи, отметив, что местные корсеты удобнее тех, к которым я привыкла, чем вызвала довольные усмешки девушек, а мистрис Одли облегченно выдохнула.

Когда корсет оказался зашнурован, девушки внесли мамино платье, которое готовили в спешке, но справились со своей работой на совесть.

Я закусила губу, разглядывая наряд.

В пору маминой юности в моде были "двухслойные" платья. Это значит, что поверх одного, "внутреннего", располагалось второе, "внешнее", но без передней части, таким образом, "внутреннее" задавало тонкий, элегантный шик, а "внешнее" обеспечивало ему роскошное обрамление.

"Внутреннее" платье маминого свадебного наряда покрыто нежнейшим кружевом и столь щедро отделано алмазной крошкой, что глазам больно смотреть. "Внешнее" обрамляет квадратное декольте до груди, рукава пышные, подол роскошной юбки из плотной тафты украшен россыпью изумрудов. Нижние части рукавов и ворот тоже сверкают зеленым, а по центру наряда тянется тонкая дорожка огненных опалов.

Такая отделка платья, как рассказывала мама, была выбрана мастерицами не случайно, а как знак того, что леди из Огненных Земель, из дома Бранж вступает в союз с королем из дома Гриндфолд.

Удовлетворенно кивнув девушкам, я присела на стул с высокой спинкой, чтобы камеристкам было удобнее уложить мне волосы. К моему удивлению, оказалось, что высокую прическу делать не будут: по традициям Черной Пустоши невеста идет к алтарю с распущенными волосами в знак своей чистоты и невинности.

– Ваши волосы, миледи, лучшее ваше украшение, – с придыханием сказала Лана, и девушки принялись жарко спорить на предмет того, что в "леди Черной Пустоши" все безупречно, а не только густые, огненные локоны, словно из-под пера мастера-живописца.

После того как волосы насухо вытерли полотенцем, пропитанным маслом гардении, на них нанесли специальный состав и уложили в красивые локоны, которые каскадом заструились до талии. Чуть приподняли пряди у висков и закрепили шпильками, затем надели мамину диадему, густо усыпанную бриллиантами. Лишь на лоб спускается крупный продолговатый изумруд в обрамлении огненных опалов.

Веки чуть тронули золотистой пыльцой, ее же, в куда меньшем количестве, нанесли на скулы.

– У вас изумительный цвет лица, – с видом знатока сообщила мистрис Одли, – грех портить его лишней краской.

Из украшений я приказала подать скромный на первый взгляд и роскошный, если приглядеться, кулон на золотой цепочке. Форма кулона походит на разрезанный гранат, заполненный нежной, сверкающей рыже-алым цветом, мякотью. Этот кулон был на маме в день ее свадьбы, и я не хотела никаких других украшений.

После того, как платье затянули на спине и уложили сзади ленты в красивый бант, настал черед шейного платка для декольте. Я подсказала девушкам, как правильно его крепить, и они быстро справились с работой. Легкая вуаль, украшенная мелкими бриллиантами, по выражению лица мистрис Одли лишь больше привлекла внимание к содержимому декольте, но я, взглянув на себя в зеркало, решила, что даже Бенара осталась бы довольна.

Мне покрыли голову фатой, а на лицо накинули прозрачную вуаль, закрепив ее между шпилек, что держат прическу. Мир тотчас приобрел таинственную размытость, отчего сердце застрочило с удвоенной скоростью.

За окном громыхнул гонг, и я испуганно вздрогнула.

– Это готовятся к свадьбе? – спросила я слабым голосом, чувствуя отчего-то, что колени ослабели.

– К казни, миледи, – поспешила ответить Рамина. – Его высочество прибыл, а значит, с магом-изменником долго ждать не будут.

Я ахнула, оседая на руки подхватившим меня девушкам, а мистрис Одли строго отчитала младшую камеристку:

– Ты в своем уме, Рамина?! Мало нам сегодня россказней дурочки Ванессы, еще и ты решила подлить масла в огонь!

Не слушая плаксивых оправданий Рамины и заверений, что она и вправду глупее ворвейского поросенка, мистрис Одли поспешила меня успокоить.

– Не волнуйтесь, леди. Народ Черной Пустоши никогда не совершит такую глупость, казнив преступника накануне свадьбы лорда и леди. Ведь это крайне плохая примета.

Я с трудом перевела дыхание, облегченно вздохнув, а мистрис Одли добавила:

– Конечно же, казнь состоится сразу после.

В глазах потемнело, снова стало трудно дышать, а перед мысленным взором возникло лицо осужденного мага: молодое, даже юношеское, с встрепанными кудрями цвета ранней пшеницы, с расширившимися от страха черными глазами.

"Помоги", – произнес глухой далекий голос в моем сознании, и мир снова прояснился.

Раздался мелодичный звон, и мистрис Одли поведала, что это пришли "лучшие женщины Черной Пустоши, самые достойные леди, чтобы сопровождать меня к алтарю.

– А как будет проходить свадебный ритуал? – спросила я и запоздало подумала, что не видела здесь ни одного молельного дома.

Тетя рассказывала, что раньше новобрачных связывал брачными узами сильный и достойный маг, поскольку только магам даровано видеть истинную суть людей и ритуалов. После раскола, когда маги оказались в опале, их роль на важных церемониях приняли на себя молельники, спешно призванные из Юдолей скорби. Я попыталась вспомнить хотя бы один острокрыший молельный дом на территории замка или в Городе-крепости, но не вспомнила ни одного.

– В Черной Пустоши нет молельных домов, миледи, – словно прочитав мои мысли, важно изрекла мистрис Одли.

– А магов вы жжете на кострах, это я поняла, – заверила я камеристку, с мстительным удовольствием наблюдая, как у нее начал дергаться глаз. – Так кто же совершит обряд бракосочетания?

– Для этого во дворец призван наставник принца, который обучал его с младых лет, – приседая в полупоклоне ответила мистрис Одли, и я сдержано кивнула.

Звон, повествовавший, что "лучшие женщины Пустоши" ожидают меня, повторился.

– Вы готовы, леди? – спросила камеристка, тщательно скрывая волнение.

– А вы не могли бы пригласить сюда принца? – поинтересовалась я и поморщилась, когда окружающие меня камеристки заахали, как стая перепуганных куриц.

– Сюда, миледи? Как можно? Что вы говорите такое? Может, вы заболели? Кстати, да, миледи, вы хорошо себя чувствуете? – понеслось со всех сторон.

– Я в порядке! – воскликнула я громче, чем следовало, и девушки испуганно замолчали.

– Просто мне нужно поговорить с его высочеством. Дело не терпит отлагательства, – добавила я.

Мистрис Одли пожевала губами, отчего напомнила мне Бенару, когда та собиралась в очередной раз меня отчитать и произнесла:

– Исключено, миледи. Никто не пойдет на столь вопиющее нарушение традиций, будь то хоть воля богов. Сначала – церемония Приветствия, на которой его высочество вручит вам Свадебный Дар, после – бракосочетание, а после беседуйте, сколько вашей душе угодно.

– Хоть законы Пустоши предписывают женщинам держаться скромнее, – услужливо подсказала Рамина.

Мистрис Одли сверкнула на нее глазами так, что будь старшая камеристка магом, Рамина бы уже осыпалась горстью пепла.

– Именно. Скромнее, – отрезала мистрис Одли и Рамина испуганно присела в книксене.

– А теперь извольте покинуть свои покои, – все еще командным голосом произнесла мистрис Одли, и я повиновалась.

***

Женщины, ожидающие за дверями покоев, присели в реверансе, слоило выйти. Как и в день погружения в воды Съакса, леди были в черно-белых одеждах, только на этот раз их туалеты оказались куда более роскошными.

Они не позволили себе разглядывать меня открыто, но истинным чутьем уловила волну удивления, исходящую от женщин и подумала, что меня, должно быть, ожидали встретить в другом наряде.

Я слегка склонила голову и присела, приветствуя леди, и меня тут же увлекли по коридору.

Сначала осторожно, затем все более смело стала раздаваться похвала моей красоте, а также иноземному наряду, прическе и даже сверкающему шейному платку.

– Видят боги, Черная Пустошь еще не ведала столь красивой невесты, – сказала статная пожилая женщина, щуря глаза.

Другая, коренастая и суровая, которая запомнилась мне с церемонии Омовения в водах Съакса, столь же торжественно добавила:

– Его высочество должен удвоить Свадебный Дар.

Сердце екнуло, я ощутила себя жертвенной овцой редкой породы, которая стоит дороже других, но больше ничем не отличается. Я тут же возблагодарила богов за традиции Пустоши, которые предписывают покрывать лицо невесты вуалью и которые не дали окружающим увидеть смятение и даже отвращение на моем лице.

После нескольких лестничных пролетов и коридоров, которые из-за рисунка слились воедино, я почувствовала себя маленькой слабой жертвой, которую приносят в жертву для выигрышного хода.

Когда подумала, что путь к алтарю никогда не закончится, мы остановились.

– Сейчас вы будете спускаться по лестнице, леди. Сначала вы, а потом уже мы все. Когда останется семь ступеней до конца, остановитесь и стойте, не поднимая глаз. Его высочество приблизится к вам сам, после того, как преклонит перед вами левое колено. Затем, согласно традициям Черной Пустоши, вручит Свадебный Дар.

– Что значит, преклонит колено? – удивилась я. – Разве дочери Черной Пустоши не славятся смирением и покорностью, а также молчаливостью в присутствии мужчин?

– Безусловно, – согласилась наставлявшая меня женщина тоном, которым говорят с умственно отсталыми. – Но эта традиция берет свои корни из глубокой древности. В Золотой век говорили, что у женщины, не способной поставить мужчину на колени до свадьбы, нет шанса сделать это в самый роковой период после.

– Жаль, что сейчас не этот ваш… Золотой век, – не понимая, что со мной, сказала я.

Женщина понимающе улыбнулась и едва заметно кивнула.

– И нам жаль, принцесса, – сказала она. – Итак, что касается Свадебного Дара…

Договорить женщине не дал оглушительный писк. Над вмиг заахавшей и заприседавшей толпой пролетел Диларион, вопя так, словно я оставила его не на попечение камеристок, а в самом стане врага. Дракончик с размаху плюхнулся на плечо, дернув за локон и смяв фату.

Пока леди охали, я осторожно подхватила малыша в раскрытые лодочкой ладони. Самые смелые помогли расправить фату, после чего усадила питомца на плечо и порадовалась, что в такой ответственный для меня момент дракончик будет со мной.

– Итак, что касается Свадебного Дара, миледи, – делая вид, что ничего не произошло, пробормотала женщина. – Вам надлежит принять его…

– А если не приму? – нервно перебила я леди.

Та чуть пожевала губами и с достоинством ответила:

– Тогда его высочеству придется удвоить его.

– А если и тогда не приму?

Женщина нахмурилась и несколько раздраженно ответила:

– Тогда утроить… И так, пока не примете. Но это невидаль, миледи. Его высочество Карл Сварт Мудрый столь щедр, что вряд ли вам захочется…

– Я поняла, можете не продолжать, – перебила я женщину, и та оторопело замолчала. – Куда идти? К этой самой лестнице?

По толпе окружавших меня леди прошел взволнованный шепот, что "миледи нервничает перед свадьбой, что вполне нормально и не стоит усердствовать с наставлениями".

Меня подвели к повороту, за которым виднеются мраморные резные перила.

– Помните, леди, семь последних ступеней до конца, – с этим последним наставлением меня подтолкнули в спину, и я шагнула под ослепительный свет сияющих тысячами свечей люстр.

После полумрака коридора свет обрушился со всех сторон, нещадно и неожиданно, как водопад, вместе с громкой мелодией оркестра, которая оглушила и заставила почему-то думать, что я не иду, а парю над полом.

Прилагая усилия, чтобы не вцепиться в перила, я принялась медленно, шаг за шагом, спускаться по лестнице.

Через три ступени глаза привыкли к яркому свету, а мелодия перестала грозить сбить с ног. Окинув взглядом зал, ахнула от количества находящихся в нем людей.

Оказавшись под столькими взглядами одновременно, я ощутила, как перехватывает дыхание, а колени подкашиваются. Как при этом не только устояла на ногах, но и продолжила спускаться – осталось загадкой.

Еще через несколько ступеней разглядела красно-черный алтарь, к которому ведет красная дорожка.

Сглотнув, проследила взглядом алую полосу и увидела Черного принца, который застыл, словно изваяние, у подножия лестницы. По одну сторону принца стоит невысокий, но статный мужчина преклонных лет с седыми висками и убранными в низкий хвост волосами, по другую – виконт де Жерон.

Я опустила взгляд и спустилась еще на несколько ступеней, с отчаяньем понимая, что из-за света, музыки, всех этих взглядов, устремленных на меня, обязательно ошибусь с последними семью ступенями и все испорчу.

– Какая же ты глупая, Элизабет, – пробормотала я. – На что тебе истинное чутье? Ты все сделаешь как надо, и даже больше, как от тебя ждут.

Стоило произнести это, как спускаться стало проще. Показалось, что по хмурому, излишне бледному лицу принца, скользнула усмешка, но я отказалась верить своим глазам.

Когда до конца лестницы осталось ровно семь ступеней, я замерла, и в тот же момент музыка стихла. Услышав шорох платьев сзади, вспомнила, что за мной по лестнице спускались придворные леди и почувствовала себя увереннее.

Принц, весь в черном, довольно скромном наряде, лишь с кулоном с ярко-алым камнем на груди, сделал три чеканных шага по направлению к лестнице.

Глядя на меня снизу-вверх, он четко, делая хорошо уловимые паузы между словами, произнес:

– Приветствую леди Элизабет из дома Гриндфолд, будущую принцессу Черной Пустоши.

Произнеся это, Карл Сварт опустился на левое колено и чуть склонил голову.

Я же неподвижно стояла на месте, словно статуя из Нефритовой Пещеры потому, что меня не предупредили, как отвечать принцу на приветствие, и нужно ли отвечать вообще.

Пока думала, что делать и мучительно краснела под вуалью, его высочество успел встать с колена и, преодолевая ступень за ступенью, стал подниматься ко мне. Стоило нашим глазам оказаться на одном уровне, его высочество заговорил вновь.

– Принимаешь ли ты, леди Элизабет из дома Гриндфолд, будущая принцесса Черной Пустоши, Свадебный Дар твоего будущего мужа и господина?

С этими словами его высочество протянул мне некую продолговатую шкатулку, которую открыл неуловимым прикосновением и мне показалось, что над пальцами принца вспыхнул разноцветный костер.

Я сглотнула и, глядя в темно-синие глаза, отчетливо произнесла:

– Нет.

 

Глава 12

Бледные губы принца тронула горькая улыбка. Чуть заметно кивнув, словно соглашаясь с невеселыми мыслями, он произнес:

– Я удесятеряю свой Дар, леди Элизабет из дома Гриндфолд. Видят боги, ваша красота достойна этого.

Я поспешно потрясла головой.

– Не надо, ваше высочество.

Принц из Черного дома задумчиво посмотрел мне в глаза, и кожу словно обдало ледяной водой. Показалось, что принц видит, как под вуалью искусала все губы.

– Что же угодно леди? – с легким оттенком презрения в безукоризненной вежливости спросил принц. – Земли? Замки? Души?

– Нет-нет, – поспешно пробормотала я, мотая головой. – Ничего этого мне не нужно. И шкатулку, будьте добры, закройте, сверкает так, что глазам больно.

Принц уставился на меня с плохо скрываемым недоумением, явно не зная, чего ждать от своей невесты.

– Мне ничего не нужно, – повторила я, стараясь говорить твердо. – Умоляю только сохранить жизнь спасенному мною магу. Больше ничего…

Волна холода, которая прокатилась от принца, чуть не сбила с ног. Лицо его застыло, словно маска, черты каким-то образом заострились, и в этот момент он напомнил ястреба, который вот-вот спикирует на добычу.

– Вы хорошо понимаете, леди, о чем просите? – спросил принц тихо, но в наступившей гробовой тишине, готова была поклясться, не осталось никого, кто не расслышал бы его слова.

– Я лишь недостойная женщина, плохо знающая традиции и порядки Черной Пустоши и ваше… достояние отныне, – пролепетала я, вспоминая наставления всех знакомых женщин, от Бенары до Рамины. – Но я точно знаю, что на допросе этот человек не сказал ни одного лживого слова, как знаю и то, что его обманули, вынудив таким образом, совершить некое противоправное деяние.

– Вопрос о вашей вере и то, что вы являетесь моим достоянием, леди, отложим на потом, – произнес принц одними губами, так, что расслышать могла только я, а громче и отчетливее добавил: – Вы говорили с осужденным?

С этими словами принц покосился на виконта де Жерона. Тот постарался вытянуться под взглядом его высочества, словно давешний гвардеец в подземелье, а я ощутила волну раскаяния, исходящую от виконта.

– Да, ваше высочество, – тихо ответила я. – Это была моя воля, и никто не посмел мне помешать… как вашей невесте.

– Моему достоянию, – вновь одними губами произнес принц, а у меня подкосились колени, и я чудом устояла на ногах.

Принц прищурился, заглядывая в глаза, и голова закружилась. Я охнула, думая, что сейчас позорно утрачу сознание, и изумленно захлопала ресницами, когда поняла, что этого не случится, поскольку меня волшебным образом кто-то держит.

– Посмотрел бы я на того, кто осмелился бы перечить моей невесте, – холодно сказал принц, а я невольно покосилась на виконта де Жерона.

Едва улыбнувшись, принц добавил:

– Брат не в счет. Став моей невестой, вы стали ему сестрой.

Я сглотнула, кляня себя мысленно последними словами за неуклюжесть, неловкость и отсутствие каких-либо навыков общения с принцами.

– Однако странно, леди, что вы даже не взглянули на мой Свадебный Дар, потребовав сразу сохранения жизни тому, кто чуть было не стал причиной гибели всех, подчеркиваю, всех людей Черной Пустоши. В том числе и вас.

– Ни одни побрякушки в мире не стоят жизни человека. Невинного человека, – тихо добавила я.

Бровь принца чуть поднялась, а уголок рта пополз в сторону. От этого он обрел такое сильное сходство с де Жероном, что я мгновенно перестала замечать его возраст, отстраненный вид и всепроникающий взгляд синих глаз. Передо мной словно стоял кто-то давно знакомый.

– Побрякушки, леди? – переспросил принц.

– Простите, ваше высочество, – смиренно ответила я. – Я не разглядела, что там…

– Побрякушки побрякушкам рознь, – сказал принц. – И я не знаю женщин, которые бы так легко отказались от того, что я предложил вам в качестве Свадебного Дара.

– В таком случае, вы или знаете мало женщин, или знаете их очень плохо, – ответила я и по наступившей гробовой тишине поняла, что к нашему разговору прислушиваются сотни.

– Вы правы, – тихо сказал принц. – Пора заканчивать это представление.

Пока я моргала, не понимая, что его высочество имел ввиду, он произнес так, чтобы все слышали:

– Ваш Свадебный Дар останется при вас, леди Элизабет. Удесятеренный, ибо слово мое нерушимо.

В толпе заахали, показалось даже, что кто-то схватился за сердце. Я же ощутила, что вот-вот перестану дышать от чувства ужаса, которое принялось рвать изнутри ледяными когтями. Перед мысленным взором вновь встало лицо мальчишки-мага, который корчится в языках пламени.

Чья-то рука заботливо поддержала меня под локоть, не давая осесть прямо на ступени, а принц продолжил:

– Заключенный маг подлежит помилованию. После того, как я произведу допрос и обнаружу, или не обнаружу вину, будет вынесен окончательный приговор. Независимо от исхода, ему сохранят жизнь.

По толпе придворных пронесся взволнованный ропот, в котором послышалось карканье воронов, а я присела в таком глубоком реверансе, что испугалась не встать из него без посторонней помощи.

Пальцы принца твердо взяли меня за подбородок, прямо через вуаль, поднимая лицо. Глядя на принца снизу-вверх, я вновь ощутила состояние падения и меня снова словно кто-то подхватил, от чего к щекам прилила волна жара.

Принц протянул руку, и, опираясь на словно выточенную из камня ладонь, я поднялась.

Альре, облаченный в бело-золотую ливрею, ударил в небольшой медный гонг и объявил:

– Церемония Приветствия окончена. Леди Элизабет из дома Гриндфолд приняла Свадебный Дар принца Карла из дома Сварт.

– Вы готовы к бракосочетанию, леди? – тихо спросил принц, пока толпа придворных издавала восторженные восклицания и выкрикивала поздравления.

– Да, ваше высочество, – еще тише ответила я, опуская взгляд.

Мою кисть сжали твердые горячие пальцы, но в следующий миг выпустили, и я подумала, что мне показалось.

– Сожалею, что лорд Гриндфолд не смог воспользоваться приглашением, и вы остались без опекуна в столь волнительный для вас день, – произнес принц.

Пока я хлопала ресницами, пытаясь осмыслить сказанное, его высочество продолжил.

– Роль сопровождающего вас к алтарю я могу доверить лишь одному человеку, которому верю, как себе, и даже больше. Вас сопроводит мой брат.

С этими словами его высочество отвесил легкий поклон, и, развернувшись, удалился. Человек, который стоял по левую руку, пока спускалась по лестнице, успел исчезнуть, и я поняла, это и есть тот самый наставник, который свяжет нас узами брака.

Я взглянула на виконта, который ожидает меня у подножия и вздрогнула. Взгляд виконта, направленный на меня, был устремлен словно сквозь, и я усомнилась в том, что он меня видит.

Вновь заиграла музыка и на плохо слушающихся ногах я спустилась к виконту. Тот по-прежнему смотрел сквозь меня, а я отметила, что вид у него еще более изможденный, чем вчера.

Когда заняла место по левую сторону, он поднял накрытую черным платком кисть, и я смиренно положила руку в белоснежной перчатке сверху.

Мы тронулись вперед одновременно, в такт музыке, и мне казалось, что я топчу не красную ковровую дорожку, а собственную жизнь и судьбу.

Когда замерла перед алтарем, глядя в темно-синие глаза его высочества, все равно продолжало казаться, что еще иду, и хотелось, чтобы эта красная дорожка длилась вечно, а я никогда не дошла.

Человек в черной мантии заговорил низким, глухим голосом, что-то отвечала, не понимая, откуда берутся слова.

– Я согласна. Я готова, – повторяла я за тем, кто соединял нас с принцем узами брака. – Я клянусь. В болезни и в здравии, в нищете и роскоши, в скорби и радости, пока смерть не разлучит нас.

Быстрым движением принц откинул вуаль с моего лица, и я успела заметить, как зрачки его расширились, и темно-синие глаза стали почти черными.

– Протяни руку, дитя, – сказал наставник принца, и когда взволнованно пискнул на плече Диларион, я, не понимая, что делаю, протянула правую руку.

Неуловимым движением человек стянул с меня перчатку, и выхватив откуда-то длинный ритуальный кинжал, рассек ладонь. Я вздрогнула от боли и неожиданности, с запозданием понимая – то же самое было проделано с рукой принца. На плече нервно забил крыльями Диларион и щеку полоснуло тонкой струйкой пламени. Ладонь принца легла поверх моей, наши пальцы переплелись, и смешиваемая кровь потекла в подставленную снизу золотую чашу.

Стоило мне понять, что участвую в ритуале крови, как наши с принцем сплетенные руки обернули черным пологом, а его высочество принял чашу со смешанной кровью в свободную руку.

Словно во сне, он поднес чашу к губам и, не сводя с меня глаз, сделал глоток.

В следующий миг чаша оказалась у моих губ, а пальцы свободной руки обвились вокруг тонкой ножки.

– Пей, – приказал принц, и, когда я замешкалась, его пальцы легли поверх моих.

Он повторил:

– Пей.

Повинуясь, я сделала глоток, и человек за алтарем торжественно объявил:

– Властью, данной мне Черной Пустошью, объявляю вас мужем и женой. Ваше высочество, вы можете поцеловать ее высочество.

Принц все еще сжимал мою ладонь и близость его тела отзывалась слабостью в коленях и пеленой перед глазами. Когда его лицо приблизилось, я позорно зажмурилась.

В следующий миг твердые горячие губы коснулись моего лба, а спустя мгновение принц сорвал повязку, обвивающую наши руки, и я увидела, что ладонь больше не кровоточит, а рана затянулась.

Следующие минуты и часы слились в единое приседание в полупоклоне и дежурные ответы на поздравления. Я едва различала лица и произносимые слова, просто опускаясь в книксене, и говорила:

– Благодарю. Спасибо. Вы очень милы. Это лучшие слова, что я слышала. Спасибо за вашу теплоту. Благодарю за чуткость. Не думала, что в Черной Пустоши люди столь красноречивы…

Принц стоял рядом, кивая на поклоны и также отвечая на поздравления. Он больше не касался меня, но не покидало ощущение, что чья-то рука цепко держит под локоть, не давая упасть.

Наконец, поток поздравляющих иссяк, хотя согласно моим подсчетам, нас не поздравило и трети присутствующих. С запозданием поняла, что чести лично принести поздравления принцу и принцессе Черной Пустоши удостоились лишь самые именитые и достойные дома.

Оказавшись за пышно сервированным столом, по левую руку от его высочества, я приложила нечеловеческие усилия, чтобы не откинуться на резную спинку стула, больше напоминающего трон.

– Что вам угодно, Элизабет? – спросил принц, жестом отсылая склонившегося по мою левую руку лакея.

– Я… Я… Не голодна, – пробормотала я и добавила: – Я счастлива уже тем, что сижу.

Принц кивнул и принялся лично накладывать в мою тарелку некие блюда.

– Съешьте это, – приказал он, и, налив в высокий кубок пузырящегося напитка, добавил: – Вам потребуются силы.

– Здоровье принца и принцессы Черной Пустоши! – прогромыхал чей-то бас, который тут же поддержали сотни голосов.

Принц поднял кубок, и я повторила его жест. Под пристальным взглядом его высочества сделала глоток, затем второй, третий… пока не поставила на стол опустевший кубок, чувствуя, что за спиной расправляются крылья, а тело вдруг стало легким и бодрым.

– Вам лучше? – спросил его высочество, и я, опустив взгляд, ответила.

– Значительно.

– Ешьте, – почти резко сказали мне.

Я не осмелилась ослушаться и с прилежность алхимика-подмастерья поглотила все, что было на тарелке.

– Хотите отдохнуть? – спросил принц, и вилка, выпав из моих рук, звякнула о пустую тарелку.

– Я… Я… вполне… Я чувствую себя бодрой, – ни словом не солгала я, запинаясь.

Его высочество чуть приблизился, так, что ощутила тепло, исходящее от его тела, а также запах. Свежий, чуть горьковатый запах силы, власти и едва различимый – химических реактивов.

– В Черной Пустоши есть традиция, – усмехнувшись, сказал принц, – невесту не сопровождают, а несут в опочивальню. При этом гремят ложками, мисками и вообще всем, что хорошо гремит. А также выкрикивают веселые, но довольно скабрезные вещи.

Пока я ошарашенно хлопала ресницами, принц в несколько глотков осушил свой кубок и продолжил рассказ.

– А затем готовят к брачному ложу. Помогают раздеться, укладывают в постель.

Я ахнула, а принц добавил:

– Правда, в этом уже принимают участие только женщины. Пока мужчины не вносят совершенно голого жениха, которого, в отличие от невесты, раздевают по дороге.

– Какое… варварство! – сумела я подобрать подходящее слово.

Принц с невозмутимым видом снова отпил из вновь наполненного лакеем кубка.

– Желаете подождать, пока придет время для этого милого обычая?

Я сверкнула глазами с таким видом, что по усмешке принца увидела, он прекрасно понял все, что думаю о славных обычаях Пустоши. Его высочество чуть растянул губы в улыбке и шепнул:

– Иного я и не ждал.

Он поманил пальцем замершего поодаль Альре и, когда тот осторожно приблизился, указал на меня глазами.

– Здоровье достопочтенного родителя его высочества Карла Сварта пресветлого Радилита! – торжественно произнес Альре, и люди, сидящие за столами, повскакивали со своих мест с криком:

– Да славится имя его!

Под звон кубков и славословия в адрес правителя и всего правящего дома Альре вывел меня из зала и провел до покоев.

Стоило оказаться в собственной гостиной, как чуть не оглохла от поздравлений и восклицаний камеристок.

– Принцесса! Принцесса Черной Пустоши! – вопила громче всех Рамина, и на этот раз ей вторили остальные камеристки, и даже мистрис Одли.

– Ора, – позвала я мистрис Одли по имени. – я благодарна всем за поздравление и подготовку, и прибавляю по золотой монете к жалованию каждой из девушек. Мои слова потонули в восторженном вопле, а я, нагнувшись к самому уху старшей камеристки, попросила: – А теперь пусть все лишние уйдут.

Мистрис Одли сказала буквально пару слов, и мои покои опустели. Осталась лишь сама мистрис Одли и Рамина с Ланой.

Мне помогли разоблачиться, и, сопроводив в омывальную, ополоснули из трех золотых кувшинов теплой, благоухающей цветочной водой. Под командованием мистрис Одли Рамина с Ланой насухо вытерли тело и нанесли легкий ароматный крем, который тут же впитался в кожу, подарив ощущение полета.

Сама мистрис Одли принесла ночную рубашку, настолько шикарную, что срамные девицы Аварона отдали бы полжизни за то, чтобы заполучить эту ночнушку и щеголять в ней вместо платья.

Когда после облачения я бросила быстрый взгляд в зеркало на стене, заметила, как краснеют щеки.

Лана с Раминой расчесывали мои волосы, а я стояла и думала, какой же взрослой выгляжу в этой нежно-розовой ночной рубашке, мастерски подчеркивающей каждый изгиб моего тела, и какой… беззащитной.

Пока мистрис Одли осыпала мои волосы золотой пудрой, а Рамина с Ланой чем-то мазали лицо, Диларион летал над нами и восторженно пищал, словно принимал наши действия за игру. Когда ему надоело, приземлился на низкий столик, сервированный легкими закусками, и принялся воевать с гроздью розового винограда.

Наконец, присев напоследок в книксене и пряча улыбки, камеристки покинули омывальную и, судя по щелчку дверей, покои, а я, содрогаясь от ночной свежести, вошла в опочивальню.

Пока меня не было, ее украсили цветами и свечами, которые сильно отличаются от тех, что доводилось видеть в Авароне. В Городе Забытых редко пользовались свечами, предпочитая магических мотыльков, которые при необходимости могут сплетаться в огромные осветительные шары, но тем не менее, для некоторых опытов нам с Нинель нужны были свечи. Я заметила, что свечи Черной Пустоши горят раз в десять ярче тех, к которым я привыкла, и при этом не коптят, а догорая, не оставляют следов.

Вдоль стен выстроились вазы различной величины с розами всех возможных оттенков.

Несколькими букетами оказались украшены прикроватные тумбочки, письменный стол и даже трюмо перед зеркалом.

Я ужом скользнула под одеяло, побоявшись гасить свечи.

Сжавшись в комок, подумала, что лучше увидеть, как в опочивальню зайдет его высочество, чем услышать звук его шагов в темноте. Вспомнив о варварском ритуале, поведанном принцем, я задрожала и понадеялась, что раз его высочество позволил мне избежать такого позора, наверно, придумает что-то, чтобы не принимать в нем участие.

Я сидела, облокотившись на мягкую стенку, обняв колени руками и кутаясь в покрывало. При этом усиленно старалась думать, что почти все позади, я справилась, я вышла замуж за Черного принца, не опорочив при этом чести дома Гриндфолд и сдержала обещание дяди, данное на крови.

– Осталось совсем немного, – произнесла я жалобно, – совсем чуть-чуть… Нужно лишь исполнить супружеский долг и подарить принцу наследника… Я справлюсь… Справлюсь.

Вспомнились слова принца о сожалении, что дядя не воспользовался приглашением и не прибыл в Черную Пустошь. В памяти всплыл нервно дрожащий голос дяди, его трясущиеся пальцы, как он, прощаясь, отводил в сторону взгляд, и ощущение, что лорд Гриндфолд чего-то не договаривает.

– Дядю тоже приглашали, – пробормотала я. – Он должен был быть сегодня со мной… а он отказался.

Подбородок дрогнул, а в глазах защипало. Я внезапно ощутила себя самой одинокой в мире и самой несчастной.

– Осталось совсем чуть-чуть, – напомнила я себе, – чуть-чуть… Знать бы, как это происходит…

За окном ухнула птица, где-то сверху хлопнуло, словно настежь закрыли ставень. Я подскочила, еще больше сжимаясь и кутаясь в одеяло и произнесла с неожиданной даже для себя горечью:

– Никто меня не защитит. Никто.

– Вы так и не легли, Элизабет, – сказал Черный принц, закрывая за собой дверь.

Я чуть не вскрикнула от неожиданности и с трудом удержала руку, чтобы не закрыть рот ладонью. Только сейчас вспомнила, что наши с принцем опочивальни сообщаются дверью, и поняла, как глупо было ждать, что его высочество войдет через дверь гостиной.

Черный принц переоделся в рубаху и брюки простого кроя, чуть влажные волосы откинуты назад и собраны в низкий хвост.

Не зная, что ответить принцу и вместе с тем понимая, что оставлять без внимания его слова невежливо, я пролепетала, опуская взгляд:

– Да, ваше высочество.

Лицо принца вытянулось, он посмотрел на меня почти с укоризной.

– Называй меня Карлом, Элизабет. Мы одни.

От последней фразы, сказанной более хриплым голосом, я снова сжалась. Натянув одеяло до подбородка, тихо проговорила:

– Да… Карл…

– Ты знаешь, зачем я пришел, Элизабет? – спросил принц, подходя ближе. Он присел на ложе, не спросив моего дозволения, и от волнения я натянула одеяло чуть не по глаза.

Сообразив, что его высочество по-прежнему ждет ответа, я судорожно закивала.

– Скажи это вслух, – приказал принц и я не осмелилась ослушаться.

– Чтобы исполнить супружеский долг.

Принц усмехнулся.

– Можно назвать и так, – сказал он. – Но вряд ли то, что произойдет этой ночью, можно назвать одним лишь долгом.

Я сглотнула, хлопая ресницами, а принц сказал:

– Ты дрожишь.

Не зная, что ответить, я кивнула.

– Ты боишься меня?

Он впился в меня взглядом и опять пришло ощущение падения, а потом – что меня держат. От этого страх усилился, но от надежности этих неведомых объятий поняла, что никогда не упаду.

Продолжая смотреть в глаза, принц осторожно пересел ближе, словно хищник, который шаг за шагом, обманчиво мягкой поступью приближается к добыче.

– По большей мере я боюсь неизвестности, – призналась я и тихо добавила: – Но и вас тоже.

Подумав, что мои слова должны разгневать его высочество, я опустила взгляд. В следующий миг твердые пальцы подняли мое лицо за подбородок.

Наши с принцем лица оказались совсем рядом, его взгляд скользнул по лбу, щекам, губам, и, наконец, вновь вернулся к глазам.

– Боишься того, что слышала обо мне? Представляла? Боишься своих ночных кошмаров? Или меня?

Я затаила дыхание, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Но пауза затянулась и мне пришлось выдохнуть, при этом выдох больше походил на стон.

– Вас я не знаю, – наконец, выдавила я. – И вы пока не сделали ничего, чтобы я вас боялась.

Вымолвив это, я запнулась, подивившись собственной смелости

Принц отстранился, но взгляда не отвел.

– Я никогда не сделаю ничего, что заставило бы тебя бояться меня, – твердо произнес он.

От его слов внутри что-то оборвалось, а щеки снова запылали изнутри. Я смотрела в глаза его высочества и неслась в пропасть, неслась со страшной скоростью, но при этом знала, что никогда не упаду. Что меня держат.

– Ты слишком доверчива, Элизабет, – хрипло произнес принц. – И слишком желанна.

Я ощутила, как тело наливается непонятной тяжестью, мышцы слабеют, и я не в силах больше судорожно цепляться за одеяло и прижимать колени чуть ли не к груди.

– Это вас расстраивает, Карл? – спросила я, почему-то не в силах опустить взгляд.

– Напротив, – хрипло выдохнул он. – Если бы узнал тебя с этой стороны сегодня днем, пришлось бы не удесятерить Дар, а поднести еще сто таких же.

Противоречивые чувства привели меня в смятение, но принц не заметил этого.

– Но мне все труднее и труднее сдерживать себя, – произнес он.

Он протянул ладонь к моему лицу, и я дернулась в сторону, кусая губу. Боль отрезвила, и я уставилась на замершего принца.

– Кто-то сегодня назвал себя моим достоянием, – тихо сказал принц.

– Я помню, – пискнула я, проклиная свою смелость сегодня, а также обостренное чувство справедливости, которое заставило принять все меры для спасения невинного.

– Я понял, для чего ты так сказала, Элизабет, – сказал принц и губы его тронула усмешка. – Я вижу больше, чем говорю.

Его пальцы коснулись моих покусанных губ, а я часто заморгала, чувствуя, как щиплет в глазах.

– Вы плачете? – спросил принц, отшатнувшись. – Я настолько неприятен вам?

– Нет! – выкрикнула я и поспешно закрыла рот ладонью. – Просто… Просто я понятия не имею, как вести себя с мужчиной… с мужем… Я все время боюсь что-то сделать не так…

Ладонь принца, сухая и горячая, погладила меня по щеке. Бережно смахнув большим пальцем слезы, принц резким движением притянул к себе, и когда я ощутила его твердую и горячую грудь сквозь тонкую ткань сорочки, выдохнул мне прямо в губы:

– Твоя невинность, твое незнание – самый драгоценный дар, который способна принести женщина мужчине. Ни один Свадебный Дар не стоит этого.

С этими словами губы принца накрыли мои, и я испуганно затаила дыхание.

Поцелуй принца оказался таким бережным и нежным, что я ощутила, как взлетаю над ложем. Потребность вдохнуть и чувство приятной расслабленности заставили меня раскрыть губы, а из груди отчего-то вырвался стон облегчения.

В тот же миг принц прижал меня крепче и впился поцелуем с таким жаром и неистовством, что я охнула, но вопреки законам логики обмякла в его руках.

– Элизабет, – выдохнул его высочество и отстранился, а я потрясла головой, чтобы прийти в себя после сильного головокружения.

Каким-то образом я оказалась опрокинутой навзничь. Я лежала на середине ложа, на черных простынях, а принц возник рядом, лежащим на боку. Привстав на локте, он нависал надо мной, разглядывая с таким видом, как должно быть, коршун смотрит на предполагаемую добычу.

От осознания собственной беспомощности меня зазнобило, а жар, исходящий от принца, казалось, вот-вот прожжет мою ночную рубашку.

Я попыталась привстать на локтях, чтобы отползти назад, но оказалась пригвожденной к ложу рукой принца, которая легла на живот.

– Лежи, – хрипло выдохнул он. – Не двигайся. Я итак с трудом сдерживаю себя.

Я испуганно замерла, боясь даже вдохнуть. Как назло, показалось, что вот-вот чихну, и, когда подняла руку, чтобы зажать себе рот, ладонь легла на щеку принца, который в этот момент склонился ко мне.

Ощутив мое прикосновение, его высочество замер, а я, не зная, что сказать, прошептала его имя:

– Карл…

Каким-то неуловимым движением принц сорвал с себя сорочку, и моя ладонь скользнула по гладкой твердой груди. Я испуганно отдернула пальцы и вжалась в простыни, когда ладонь принца опустилась мне на горло и замерла.

– Как часто стучит твое сердце, – сказал принц и я захлопала ресницами, когда рука, что лежала на моей шее, скользнула вниз. Плавное и простое движение отчего-то вызвало дрожь и наполнило жаром тело.

Раздался треск, и я запоздало поняла, что это был звук разрываемой рубашки. Отбросив обрывки, принц возобновил прикосновения и каждое из них отзывалось нарастающим томлением в теле. Когда принц склонился над моими губами, я сама подалась ему навстречу.

– Я буду нежен и терпелив, Элизабет, – прошептал он. – Только не торопи меня.

Волны жара продолжали разливаться по телу от малейших прикосновений принца. Его губы, скользящие по лицу, шее, груди, животу… заставляли трепетать, как крылья бабочки на ветру. Жар, наполняющий тело, обрел центр в самом низу живота, откуда потянуло неведанным до этого томлением, как будто я ожидала чего-то, чего никогда не знала.

Закрыв глаза, успела подумать, что не подозревала, как чьи-то прикосновения способны делать такое с моим телом. Показалось, оно соткано из тьмы и звезд, и при каждом касании звезды принимаются стекаться к месту соприкосновения с губами и руками принца.

– Ты такая чувственная, – раздался хриплый голос мужа где-то вдалеке. – Это выше моих сил.

Мое лицо развернули, впиваясь поцелуем в губы. Поцелуй поглотил последующий крик, а через несколько долгих мгновений губы принца уже собирали слезы с моих щек.

Волна жара, идущая снизу живота, смыла воспоминания о пронзившей тело боли, как смывает все вышедшая из берегов река. Я вновь воспарила над ложем, но вместо того, чтобы нестись в пропасть, взмыла к самым звездам, в самое сердце пронзительной тишины ночного неба.

Засыпая в объятиях Черного принца, я вдыхала его запах. Горьковатый и освежающий запах силы и власти, с едва уловимыми нотками химических реактивов. И чувствовала себя дома.

 

Глава 13

Что-то теплое мазнуло по щеке и через секунду мир окрасился в красный. Зажмурившись и помотав головой, я перевернулась на другой бок и натянула одеяло на голову, спасаясь от солнечного света.

Спустя несколько секунд поняла, что заснуть больше не удастся. Открыв глаза, я потянулась и охнула от саднящей и тянущей боли внизу и сразу вспомнила вчерашний день, а также… ночь.

Я осторожно села на ложе, прислушиваясь к своим ощущениям и с изумлением обнаружила, что простыни, которые еще вчера были черными, стали белыми. Взволнованно проведя пальцами по груди, обнаружила на себе ночную рубашку.

– Мягкая, почти невесомая и… целая, – пробормотала я, разглядывая себя.

Вспомнив, как та, что была ночью, с треском превратилась в обрывки в руках принца, я покраснела.

– Муж, – сказала я тихо, словно пробовала непривычное слово на вкус. – Карл.

Губы сами собой расползлись в улыбке, а перед глазами возникло лицо мужа. В моих мыслях он тоже улыбнулся мне, отчего я покраснела.

Внизу слабо дернуло, но я уже поняла, что больнее не будет. Смяв край новой ночной рубашки, выбралась из постели и направилась в купальню.

Стоило сделать несколько шагов, как дверь, ведущая в гостиную, распахнулась, но за ней никого не оказалось. Я нахмурилась, думая, как это может быть. В этот момент из-за отрытой двери вылетел Диларион и спикировал мне на плечо.

Дракончик радостно завопил, соскучившись за ночь, а я осторожно заглянула в гостиную. Убедившись, что там нет моих камеристок, я облегченно вздохнула. Бросив красноречивый взгляд на пустой столик, который вчера был заставлен фруктами и сладостями, я укоризненно сказала дракончику:

– Я так понимаю, кто-то сегодня остается без завтрака, а хорошо бы, и без обеда.

Диларион слабо пискнул, и я строго проворила:

– Нет, это вовсе не я. Умираю, до того голодна.

Я прошла в омывальную, где обнаружила полную ванну воды. Пар над поверхностью говорит, что вода горячая, а значит, набрали недавно. Решив уточнить позже, как это проделали, не разбудив меня, я мигом стянула ночную рубашку и погрузилась в горячую ароматную воду. Дракончик прыгнул следом, подняв фонтан брызг и принялся плескаться, как щенок в жаркий день. В другой раз я бы попросила его не безобразничать, но сейчас лишь откинула голову назад и блаженно смежила веки.

Понежившись в теплой ароматной воде еще несколько минут, с сожалением принялась за водные процедуры.

– Ты считаешь, мне стоит постучаться в его опочивальню? – спросила я дракончика, перешагивая через бортик. – Или войти без стука, как он в мою?

При воспоминании о муже вновь ощутила, как краснеют щеки, а дыхание перехватило от робости.

– Мне бы только увидеть его, – пробормотала я. – И я сразу пойму, доволен ли он… мной.

Диларион взлетел к самому потолку и снова плюхнулся в ванну, обдав меня столпом воды.

Я задумчиво выжала полотенце и, не зная, что с ним делать, положила на край раковины, чтобы взять новое. Насухо вытершись, закуталась в пушистый банный халат и вернулась в опочивальню.

– Доброе утро, принцесса! – громогласно поприветствовала меня Рамина, приседая в книксене.

Я слегка потерла ухо и улыбнулась девушке, поприветствовав ее.

– Вам понравилась ванна? – спросила камеристка, улыбаясь при этом так многозначительно, словно спрашивала о другом.

Не дожидаясь ответа, Рамина затараторила:

– Я сама собирала эльфарские розы на рассвете, чтобы заварить их бутоны по специальному рецепту и добавить в вашу ванну, принцесса! Вы чувствуете бодрость и силу, принцесса? И, готова побиться об заклад, вы совсем больше не чувствуете боли!

– Боли? – недоуменно переспросила я и, вспомнив саднящую, тянущую боль внизу, что ощущала сразу после пробуждения, покраснела.

Рамина просияла.

– Вы совсем забыли о ней, верно, принцесса? Для меня нет лучшей награды!

– Спасибо, Рамина, – поблагодарила я и удивленно заморгала, глядя, как по румяным щекам камеристки хлынули потоки слез.

– Что случилось? – спросила я испуганно.

– Да как же, принцесса! – гнусаво ответила Рамина и шумно высморкалась в платок. – Видят боги, мы все и надеяться не могли, что судьба смилуется и пошлет Черной Пустоши такую леди, как вы! Вы с первых секунд покорили сердце нашего господина и принесли радость, благоденствие и процветание Черной Пустоши!

Я прикрыла открывшийся от удивления рот и попыталась образумить девушку.

– Мне кажется, ты сильно преувеличиваешь, Рамина, мы с его высочеством едва знакомы… Мне кажется, не стоит говорить наперед…

– Не стоит, принцесса? – запальчиво перебила меня Рамина и снова высморкалась. – Едва знакомым не дарят Свадебный Дар, помноженный на десять раз! И не милуют преступника по одному лишь слову своей невесты! Едва знакомых не держат утром на руках, пока горничные перестилают простыни на кровати и не наказывают не беспокоить принцессу! Да он ведь никому не дал и пальцем к вам прикоснуться.

Я ощутила, как неведанная до вчерашней ночи волна жара снова рвется наружу и перевела дыхание.

– Правда? – тихо спросила я. – Его высочество держал меня на руках, пока спала?

– Истинная правда, принцесса! – воскликнула Рамина, сияя, как начищенная бляха на груди гвардейца.

Я потупилась и, мягко отодвинув камеристку, прошла в гардеробную.

– Вы, должно быть, хотите встретиться с мужем, миледи? – спросила Рамина, следуя за мной.

Я обернулась так резко, что Рамина замерла в дверях.

Похлопав ресницами, камеристка сообщила:

– Он у себя, в лаборатории. Передал, чтобы вы завтракали без него.

Я перевела взгляд на платья, висящие в ряд, и Рамина тут же сообщила, что мой утренний наряд готов. С помощью Рамины, которая оказалась весьма кстати, потому что я, то и дело, застывала, подобно статуе в Нефритовой пещере, облачилась в белое платье, расшитое жемчугом, к которому полагались туфли в тон, на небольшом каблучке, и накидка с несколькими нитками жемчужин на волосы.

Мои рыжие локоны Рамина споро уложила в низкий узел на затылке, выпустив несколько завитков так, что шея сразу стала казаться длиннее.

Глядя на отражение в зеркале, я зарделась, увидев припухшие губы и блестящие новым блеском глаза. Застегнув последние пуговицы на платье, Рамина подала перчатки для выхода из замка, и я положила их в аккуратный мешочек из той же ткани, что платье, который крепится к поясу.

– Перчатки необходимы, когда покидаешь замок, – пробормотала я. – Я же пока нахожусь здесь.

Заверещав, как поросенок на бойне, Диларион сделал над нами круг и вылетел в окно. Рамина охнула и присела, прикрывая руками голову. Помогая ей подняться, я поддержала камеристку под локоть, а та, суеверно поплевав на плечи, сообщила, что должно быть, прибыла Мириам играть с дракончиком. Я прислушалась к истинной связи с питомцем и поняла, что камеристка права.

Оглядев себя в зеркало, я обернулась к Рамине.

– Ты сказала, что его высочество в лаборатории?

Камеристка всплеснула руками и воскликнула:

– Неужто вы хотите видеть мужа прежде, чем зажжете огонь в Нефритовой Пещере?

Я досадливо поморщилась, а Рамина запричитала:

– Где ж это видано… Законы Черной Пустоши… Как же без огня-то, принцесса? Ведь от вас теперь зависит благополучие всех нас… Ведь вы теперь – наша надежда и защита!

Я замахала на камеристку руками, жестом попросив замолчать.

– Да иду я, иду в пещеру, – сказала я. – Просто это уже само собой разумеющееся действие, о котором не стоит лишний раз говорить вслух.

Рамина всплеснула руками и бросилась снимать с вешалки зеленый плащ, бормоча, что внизу холодно, и что принцесса может простудится, если о ней как следует не позаботиться…

– Все же ты очень преувеличиваешь, Рамина, – сказала я, когда мы шли с девушкой по коридорам замка. – Я давно это за тобой заметила. Ну какая с меня надежда и тем более, защита, если защищает народ Черной Пустоши мой муж… Он же принес сюда процветание. Об этом каждый ребенок знает.

– Хороший правитель – счастливый правитель, – строго сказала Рамина. – У нас говорят – "Хочешь, чтобы тебя услышал король, сделай так, чтобы тебя услышала королева"! Хочешь угодить мужу – угоди его жене! Только женщина способна сделать мужчину счастливым, а значит, именно о вас, принцесса нам должно заботиться, если хотим процветания своему королевству!

Я замолчала, не находя, что на такое ответить, а Рамина, воодушевившись моим молчанием, принялась рассказывать одну старинную легенду Черной Пустоши.

– Однажды, в далекой древности, принцесса, жил один король. Звали его Эфир.

– Эфир? – уточнила я.

– Эфир, – строго подтвердила Рамина. – Был он богат, удачлив и мудр. Но при этом несчастен, несчастнее самого последнего бедняка своего королевства.

– Почему же? – не поняла я.

– А потому, принцесса, что все его замки, дворцы и самые прекрасные покои были пусты! И некому было наполнить их теплом и заботой.

– Разве у короля не было слуг?

– Были, принцесса, были, и слуги, и служанки, и даже целый гарем наложниц! – выпалила Рамина, а я прикрыла рот ладонью.

– Только все они жаждали добиться от своего короля милости для себя, чтобы самим стать счастливее, понимаете?

– Понимаю, – пробормотала я и подумала, что Рамина не так проста, как кажется, или хочет казаться.

– И однажды, мимо самого прекраснейшего из дворцов короля Эфира шла юная невинная девушка по имени Любовь.

Я склонила голову набок, слушая, что будет дальше. Воодушевленно закатив глаза и не смотря вперед, так, что пришлось даже удержать камеристку, чтобы она не врезалась в стену, Рамина продолжила повествование.

– Эта девушка не знала, кому принадлежат прекрасные покои. Она не знала, откуда идет и куда, и где ее дом. Но она сказала: "Ах! Как красиво!" А затем зашла в покои и начала танцевать.

– Танцевать? – переспросила я.

– Танцевать, – подтвердила Рамина, делая большие глаза. – И когда король Эфир увидел, как в его покоях танцует Любовь, сначала почувствовал, как что-то кольнуло его в самое сердце, а затем понял, что вместе с Любовью в его королевство пришло то, чего так недоставало – счастье. Так-то, принцесса.

Я кивком поприветствовала присевших передо мной в книксене служанок, которые прошли дальше по коридору и поблагодарила Рамину за рассказ:

– Спасибо, Рамина, это хорошая легенда.

Вспомнилось, как ночью его высочество сказал: "Ни один Свадебный Дар не стоит этого", и я добавила куда более серьезно:

– Очень глубокая и поучительная.

Чуть нахмурившись и поджав губы, камеристка кивнула:

– А у нас в Черной Пустоши других и не бывает, принцесса, – сказала она. – Так что вы и только вы отныне – наша надежда! Залог нашего благоденствия и процветания, принцесса!

Весь ритуал зажигания огня прошел в молчании. Глядя на свои подрагивающие от волнения пальцы, я старалась не думать о стремительно обрушившейся на мои плечи ответственности, боялась сделать лишнее движение, которое могло быть истолковано Раминой как-то не так.

После ритуала я, проигнорировав напоминание камеристки о завтраке, попросила проводить меня в лабораторию его высочества.

Оказалось, что лаборатория расположена в восточном крыле замка и часть ее выходит в тот самый парк, где принц выращивает редкие и полезные растения, привезенные с дальних земель. По словам Рамины, лаборатория занимает несколько этажей, но туда имеют доступ только самые доверенные слуги и соратники принца.

– Но вы, конечно, можете войти, принцесса, – заверила она меня, когда подошли к высокой черной двери, из-за которой не раздается ни звука.

Я протянула руку, чтобы позвонить в колокол, но в последний момент отдернула пальцы. Все утро я представляла, как посмотрю в глаза мужа после того, что произошло этой ночью, как по его взгляду пойму, удалось ли мне выполнить свой долг, потому что глаза никогда не лгут… И вот, оказавшись в непосредственной близости от него, ноги налились свинцовой ватой, грудь сдавило, а сердце забилось в несколько раз сильнее.

– Ну что же вы, принцесса, – подбодрила меня Рамина, но я жестом попросила ее замолчать.

Камеристка замерла с раскрытым ртом, явно желая поинтересоваться моим самочувствием, а я просто стояла, смотрела на дверь и чувствовала себя до крайности глупо.

Поняв, что не смогу, не осмелюсь потревожить его высочество, я приготовилась развернуться и уйти, когда дверь распахнулась.

На пороге, разглядывая меня, замер Черный принц. Лицо его оставалось отстраненным, но зрачки расширились, занимая чуть ли не всю радужку, а дыхание сбилось. Я почувствовала, как сердце вот-вот выпрыгнет из груди, если раньше не сгорю в начинающем разгораться пламени. Колени подогнулись. Я с трудом удержалась на месте, продолжая стоять, как вкопанная, не в силах оторвать взгляда от лица принца.

Его хищные черты чуть смягчились, а в глазах прочла дикое, почти неприкрытое желание, отчего поняла – принц испытывает нечто похожее на то, что чувствую сама, только несравненно сильнее.

Думая, что вот-вот настанет момент, когда потеряю сознание, я опустила взгляд и присела в книксене, приветствуя мужа.

– Доброе утро, принцесса Черной Пустоши, – тихо произнес принц, и я подивилась его самообладанию.

Жестом он отпустил Рамину, которую как ветром сдуло, а меня взял за руку и повел за собой.

Мы шли мимо бесчисленных колб, сосудов, светящихся предметов, где булькало, кипело, переливалось, искрило и сияло всеми цветами радуги, мимо высаженных в ряд побегов в одинаковых квадратных кадушках, мимо каких-то неведанных приспособлений. Когда оказались на небольшой уютной веранде, принц присел за круглый стол и резким движением усадил меня на колени.

Я затаила дыхание от неожиданности и близости его тела, зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела, что его высочество смотрит на меня долгим взглядом.

– Как вы узнали, что я стою за дверью? – тихо спросила я, отчего-то чувствуя себя донельзя глупо.

– Почувствовал, – хрипло ответил принц и спросил с укоризной: – Почему не позавтракала?

Я пожала плечами, чувствуя себя еще глупее, и заметила, что на столе перед его высочеством стоит блюдо с бутербродами, а в большой чашке рядом дымится кофе.

– Не люблю эту придворную суету и когда лакеи подают каждое блюдо, – признался принц. – По возможности, ем в одиночестве, исключение – какие-нибудь важные мероприятия, от которых не отвертишься.

Продолжая разглядывать тарелку принца, я сглотнула слюну, а его высочество сообщил:

– Правда, сегодня я завтракал уже дважды. Сейчас просто нужно подкрепить силы после допроса.

Бутерброд, который я успела подхватить с блюда под пристальным взглядом принца, выпал из рук.

Муж нахмурился и кивнул.

– Я допрашивал мага, – сказал он и добавил: – Он свободен.

Не успела я ответить, как рядом раздалось деликатное покашливание, и, обернувшись, я увидела мага, который поднялся по ступенькам на веранду со стороны сада.

По лицу видно, что смущен, увидев меня сидящей на коленях принца, но изо всех сил старается показать, что ничего такого не заметил. Я же покрылась багрянцем с головы до ног, но почему-то не предприняла ни малейшей попытки, чтобы покинуть колени мужа.

– Слушаю вас, – тоном, словно находится на приеме, проговорил принц, обращаясь к магу, и, судя по волне смущения, которая прокатилась от бывшего осужденного, мы оба подивились выдержке принца.

– Я лишь хотел поблагодарить вас за милость и справедливый суд, а также попрощаться, – сказал маг, но неожиданно замер с раскрытым ртом.

– Что-то не так? – спросил его высочество.

Маг какое-то время моргал, таращась на стол, затем потряс головой, словно вылезшая из воды собака, и спросил с придыханием:

– Это ведь жидкий огонь, да? Вон, за вашей спиной… А ведь это станок для распыления алхимических препаратов, такие делают только в Ворвее… А это…

 

Глава 14

Переглянувшись, мы с принцем с изумлением наблюдали, как маг вертит головой и порывается кинуться к столу, на котором расставлены колбы, склянки и предметы, названия которым не знала. Бледные доселе щеки юноши раскраснелись, в глазах появился блеск, какой видела у наставника по зельеварению, когда тот замешивал очередной состав.

– Как вы этого добились? – выдохнул маг, глядя на колбу, в которой переливаются красно-синие молнии. – Я читал… Я изучал… Но такое? В фолианте сказано, что заключение грозы очень опасный ритуал. Там столько ингредиентов… Святое небо! Где вы взяли лунные сапфиры?

Маг не удержался и, взлетев на веранду одним прыжком, устремился в открытую дверь лаборатории. Оказавшись внутри, стал бегать вокруг стола, приседая и заглядывая то одним, то другим глазом, словно это помогает лучше видеть. Он всплескивал руками, что-то бормотал, охал и вскрикивал восторженно.

– Акверонский порошок… – бубнил он. – Но откуда? Его невозможно добыть. Но клянусь небом, это он! Миледи, вы знали, что акверонский порошок способен громыхать, как самая чудовищная гроза? Он может возгораться и полыхать.

– Э-эм… – протянула я, прикидывая, как долго будет длиться эта безумная пляска.

Однако принц смотрел на мага с явным интересом, хотя на его суровом лице такие эмоции заметить сложно. И все же я смогла углядеть внимание во взгляде и небольшие морщины в уголках глаз. Принц наблюдал за юношей, как делал это все тот же наставник по зельеварению, когда высаживал мышей в ящик с лабиринтом, и ждал, когда первая добежит до конца и обратится в летучую.

Осторожно и легко, словно ничего не вешу, принц снял меня с колен и поставил на ноги, поднимаясь сам. Не отрывая взгляда от мага, он направился за ним.

Я испугалась, что своим безумным и фривольным поведением маг может вызвать гнев его высочества, сглотнув, и отправилась следом.

Когда маг запыхался так, что на лбу появилась испарина, он остановился и, положив ладонь на стол, чтоб не упасть, проговорил:

– Ваше… Ваша светлость, это потрясающая коллекция. Потрясающий магический стол, но все ингредиенты определенно не магического происхождения. И я совершенно не понимаю, как такое возможно.

Лицо юноши выражало такую озабоченность и изумление, что я хихикнула, а принц, вместо того, чтобы резко пресечь фривольное обращение, приблизился к столу и сказал:

– Ты прав. Ингредиенты не магического происхождения, иначе от них веяло бы магией до самого Звездного моря. Но это…

Он указал на серебристую тарелочку с горкой темно-серой пыли, и продолжил:

– Действительно акверонской порошок. А это лунные сапфиры.

– Но как? – выдохнул маг.

По его лицу стало понятно – он напрочь забыл, что перед ним принц Черной Пустоши и его принцесса, и что какой-то человек подставил его, из-за чего чуть не отправился на костер. Взгляд горит, как огромная свеча на краю стола, кадык ходит вверх-вниз, словно у путника, изнывающего от жажды.

Принц взял кристалл, по цвету напоминающий цветочный мед, и поднес его к глазам. Потом поставил обратно на стол и указал сначала на горку белого порошка, а потом на черные камешки.

– Для изготовления акверонского порошка магия не обязательна, – произнес он спокойно, но я уловила в голосе гордость.

– Но как это? – с изумлением произнес маг, выпучив глаза так, что стал похож на жабу. – Как соединить кристалл, пыль и камни?

– На самом деле, куда проще, чем все думают, – отозвался принц. – Смотри.

Он быстрыми движениями отмерил порцию белой пыли, черных камешков и взял несколько медовых кристаллов. Затем подошел к каменной колбе с ручкой и какими-то шестеренками, и засыпал это все внутрь.

– Этот механизм способен перемалывать в пыль даже алмазы.

– Святое небо… – выдохнул маг и подался вперед, впившись взглядом в колбу.

Я тоже немного приблизилась, желая разглядеть, что за жернова у этой колбы, если способны раскрошить самую прочную драгоценность, какая мне известна. Но принц вскинул ладонь, приказывая остановиться.

– Не стоит подходить. Этот состав акверонского порошка не самый опасный, но лучше соблюдать осторожность.

Мы с магом застыли, а его высочество Карл Сварт закрыл крышку колбы и стал быстро крутить рычаг. Послышался хрустящий звук, словно огромные зубы тролля дробят каменный завтрак. Рокот усиливался, превращаясь в звон, принц крутил все быстрее, и через некоторое время на его суровом лице выступили капли пота. Лишь тогда рокот понемногу стал исчезать, а на смену пришло шуршание, какое бывает при пересыпании песка.

Он еще некоторое время крутил рычаг, затем остановился и отер лоб.

– Смотрите, – проговорил он с явным удовольствием. – Но не подходите.

Открыв крышку колбы, он сунул в нее пальцы и вытащил щепотку черно-серого порошка. Маг охнул, как девица, получившая в подарок новое платье, и дернулся, чтобы подойти, но не успел.

Принц чем-то чиркнул, и в воздухе вспыхнул маленький фейерверк.

От неожиданности я вскрикнула и прикрыла лицо ладонями, а когда опустила руки, обнаружила рядом с собой принца, тревожно вглядывающегося мне в лицо.

– Ты в порядке? – спросил он глухо, видимо, чтобы маг не услышал, хотя тишина для того не помеха.

Я кивнула и ответила, стараясь держать голос ровным и уверенным:

– Да. Просто не ожидала, что милорд может сотворить такое… Без магии.

Юноша тем временем снова бегал по лаборатории. На сей раз ковырял пальцами порошки, тыкал в кристаллы и восторгался, как дитя.

– Ваше принцство, – проговорил он, поднимая на него одухотворенный взгляд. – Но это же невероятно! Вы понимаете? Это невозможно. Но вы… Вы только что получили акверонский порошок, не потратив на это ни крупицы магии. Все книги, что я прочитал, говорят – созидание и разрушение составов невозможно без силы, которую нужно вливать. Но вы не вливали....

Карл обернулся к нему и сказал:

– Это не так. Я вливал силу. Силу своих рук и мышц.

В голове всплыли картинки, как эти руки сжимали меня ночью, и щеки потеплели. Я постаралась отвлечься и увести взгляд в сторону на полку, где плотными рядами стоят колбы, но щеки все равно продолжали теплеть.

Чтобы хоть как-то прийти в себя, я проговорила неожиданно громко:

– У нас в Авароне акверонский порошок тоже делали. Естественно, с помощью магии.

– В Черной Пустоши она запрещена, – напомнил принц, моментально посуровев и превратившись из заботливого мужа в справедливого правителя.

Я опустила взгляд, стараясь всеми силами продемонстрировать, что нисколько не посягаю на его порядки, и сказала:

– Я помню, ваша светлость. Просто хотела сказать, что есть и другие способы получения акверонского порошка. Наш наставник делал это с легкостью, поскольку не тратил телесных сил. Лишь хотела спросить, для чего так сильно напрягаться, если можно пойти более простым путем?

– Простой путь не всегда правильный, – ответил принц. – Ты еще слишком юна, чтобы постичь все грани мироздания. Я не знаю ни одного человека, который смог бы постичь хотя бы половину.

– И все же… – попыталась настоять я, но принц жестом приказал молчать.

Пришлось подчиниться, поскольку сердить этого сурового человека, который стал моим мужем, не хотелось. Я сделала вдох и подумала о Нинель, которая очень любит опыты со стихиями, и если бы она услышала такой ответ, ее не остановил бы сам пресветлый Радилит. Она непременно начала бы пояснять и доказывать, причем прямым делом, как важно с помощью магии управлять стихиями, заключать их в колбы и контролировать погоду.

Пока маг ковырял какой-то зеленый камень, его высочество стал снова наблюдать, а я спросила:

– Ваша светлость, позвольте узнать?

– Позволяю, – сказал он серьезно, не поворачивая головы.

– В Авароне всегда стоит та погода, которую сами хотим, – проговорила я осторожно. – Если требуется вода для полива всходов, мы делаем дождь, если наоборот, хочется солнца, мы разгоняем тучи. Некоторые делают погоду исключительно для себя, в собственных домах. Как, например, леди Салемин, которая живет чуть в стороне на холме. Над ее домом всегда туча, и дом выглядит мрачным потому, что считает такую сдержанность признаком хорошего тона.

– Что ты хочешь спросить? – прервал он мой рассказ.

Я запнулась, не ожидая такого от человека, который, по словам служанок, бережно держал меня на руках, пока перестилали постель.

– Я… – продолжила я, громко сглотнув, – хотела узнать, можно как-то влиять на погоду без магии?

Принц кивнул, словно что-то про себя отметил и подошел к столу, где маг, видимо, забыл о нашем существовании. Он сует нос в колбы, трогает рычажки, стучит ногтями по склянкам, что-то сравнивает, поднимает взгляд к потолку, будто считает драконов.

Его высочество Карл выдвинул ящик из-под стола, вынул из него толстую книгу и положил на столешницу.

– Здесь, – сказал он, – хранятся мои рецепты. Все рецепты, какие добыл, создал и придумал за всю жизнь. Я тщательно записываю каждое изменение, каждый грамм, каждый шаг. Именно благодаря этому мое королевство способно обходиться без магии. Мы независим от нее и не подчиняемся ей. Управлять погодой? Что ж, можно попробовать стрелять акваронским порошком по тучам. Хотя никогда прежде таким не занимались. Но что касается поливов – зачем вызвать дождь, если проще настроить систему труб, по которым воду можно подавать, когда нужно?

– Так устроена купальня на корабле, который доставил меня в Черную Пустошь? – уточнила я, действительно удивляясь изобретательности принца.

Он кивнул.

– Не только на корабле. Все купальни, кухни, банные, сады и виноградники снабжены трубами, которые круглый год приносят пользу. Без малейшей капли магии. А если кому-то требуется гроза в колбе, вот она.

Принц ткнул пальцем в стеклянный шар, внутри которого тут же прокатились молнии. Я едва удержалась, чтобы не раскрыть рот, но глаза все же вытаращила потому, что в голове не укладывалось, как можно заключить грозу в колбу, не применив магию.

– Ты занимался темной магией и магией леса? – спросил принц мага, когда тот полез заглядывать под столешницу.

Юноша наполовину высунул голову из-за стола, словно только сейчас заметил, что помимо него в комнате принц и принцесса. Выпрямившись, он отряхнулся и проговорил с гордостью:

– Изучал. Я уже говорил, что заниматься ею не мог потому, что не посвящен был. Но много читал. Спросите меня о переходе из сумерек в ночь, я даже спросонья расскажу. Или красные ягоды правды. Спросите-спросите. Я все об этом знаю.

– Напомни свое имя, – попросил Карл, но я четко уловила, что это был приказ.

– Имя? – переспросил маг, словно сам пользовался им так редко, что не сразу понял, о чем речь. – Имя Николаус Шеро. Наставник звал просто – Шеро. Поэтому, как вам будет угодно.

Мне показалось странным, что принц не поинтересовался этим на допросе и, что более странно, забыл имя. Но потом додумалась – таким образом его светлость ненавязчиво заставил мага представиться мне. И в эту секунду поняла, что мой муж тонкий стратег и очень дальновидный человек.

– Хорошо, Николаус Шеро, – проговорил он. – Как вижу, ты очень любознательный.

– Вы правы, ваша светлость, – согласился маг.

– И тебе, как понимаю, неважно, что изучать.

– Ну, – протянул юноша, – изучать выпас свиней не самое интересное. Хотя, если попробовать сделать так, что б эти свиньи сами выпасались. Например, создать заклинание контроля воли, или барьера, или с помощью ваших изобретений....

Взгляд мага стал задумчивым и мечтательным, будто уже ковыряется в колбах, сыплет порошки на свиней и приказывает им повиноваться.

– Хорошо, Николаус Шеро, – произнес принц, кивнув. – Если я предложу тебе остаться в качестве моего помощника, что ты ответишь?

Глаза мага округлились, он вытаращился на принца так, словно только что увидел саму Роксолану Бесстрашную. Рот раскрылся, а челюсть стала отвисать, пока не открылась так, что смогла рассмотреть розовый язык.

Несколько мгновений он молчал, глотая и пыхтя, потом выпалил:

– Если его светлость позволит.... Если предложит, я поселюсь в этой комнате или любой другой, буду день и ночь изучать все, что вы написали и благодарить светлых и темных богов, за то, что толкнули меня на глупость, благодаря которой сейчас нахожусь здесь. Я буду вам верен.

– Тогда оставайся, – просто сказал принц, и Николас Шеро опустился на колени.

– Благодарю ваша светлость, – сказал он. – Я буду верен вам и вашей принцессе до конца дней.

Принц кивнул, получив ответ, какой ожидал.

– Как вижу, тебя заинтересовала моя лаборатория? – спросил он.

Поднимаясь, Николас прижал ладонь к груди в горячем порыве, но быстро взял себя в руки и проговорил:

– Едва ли не больше, чем магические фолианты в моей хижине. Там я все изучил, но применить так и не смог. А когда попытался, угодил в переплет, из которого чудом вышел живым. Спасибо вам и вашей милосердной супруге.

При этих словах он пронзительно посмотрел на меня темными, как ночь глазами, в которых даже сейчас смогла разглядеть звезды. Мелькнула мысль, если бы он был из знатного рода, женским вниманием был бы обеспечен. Если в темнице, в бедном освещении из маленького окна он напоминал взъерошенного воробья, то сейчас похож на настоящего мага льда – сухого, с орлиными чертами лица и таким проникающим взглядом, что хочется спрятаться за широкую спину принца.

Я же чувствовала с ним если не родство, то некую связь, какую испытывают друг к другу все маги. И даже подумала, если у него когда-нибудь появится жена, она долж6а быть достаточно легкой, чтобы выносить такой взгляд, и веселой, чтобы не принимать его близко к сердцу.

– Когда бы ты хотел приступить к изучению? – спросил принц мага, вырвав меня из размышлений.

Звезды в глазах мага блеснули и рассыпались светящимися дорожками.

– Я хочу… – выпалил он, но потом спохватился и продолжил более ровно: – Я готов приступить прямо сейчас, если ваша светлость позволит.

– Тебе интересны порошки? – спросил принц.

Николаус Шеро ответил:

– Мне интересно абсолютно все. Начиная от материала, из которого сделана дробящая колба, заканчивая устройствами полива виноградников

– Прекрасно, – проговорил мой мудрый муж. – Тогда вот первое поручение. Проверочное. Ты ведь знаешь, что акверонский порошок может быть разных типов?

Губы мага расстались в улыбке, какая может быть только у человека, совершенно уверенного в своем уме.

– Основных два, – сообщил маг. – Но они тоже делятся на подвиды. В зависимости от того, как действуют и какой состав.

Карл Сварт удовлетворенно кивнул.

– Хорошо, – сказал он. – Тогда поручаю тебе разобраться с акверонским порошком, который создавал бы дымовую завесу. Естественно, без магии. Поскольку, если применишь хоть самое простое заклинание, тебя уже не спасет ни леди Черной Пустоши, ни даже я.

С этими словами принц развернулся и, не прощаясь, покинул помещение, которое соединяется с другими переходами и арками.

Пару секунд я смотрела на затворившуюся дверь и соображала, что сейчас произошло. Но, как ни силилась понять, почему великий принц Пустоши и мой муж ушел, даже не попрощавшись, в голове возникали лишь самые удручающие мысли.

Маг, тем временем, немедля принялся выполнять указание. Он с таким упоением стал расставлять колбочки и листать записи принца, что, очевидно, забыл о моем существовании.

От этого стало еще обидней. Я оглядела себя и подумала, что слишком невзрачна и проста для такого могущественного и умного человека. И что он, наверняка, разочарован моей неуклюжестью ночью и скудоумными попытками заговорить о магии.

Стараясь не отвлекать Николауса Шеро, я тихонько выскользнула из комнаты и направилась по извилистым коридорам к себе с твердой уверенностью выяснить доволен мной принц или нет. И можно ли верить словам служанок.

 

Глава 15

Спустя почти час блуждания по коридорам и анфиладам гигантского замка, который стал моим домом, я, наконец, вернулась в покои. Диларион, который успел вернуться, должно быть, Мириам пошла домой, даже не поднял головы, когда я приблизилась к кровати. Лишь заплямкал и вздохнул во сне.

Я опустилась рядом на край и уперлась локтями в колени. Лишь сейчас дошло, что по замку шла в гордом одиночестве, словно Рамина и Альре испарились, оставив меня на поруки мужу. От этого стало не по себе еще больше. Несмотря на то, что Рамина раздражала, как заноза в пятке, о правилах поведения в Черной Пустоши ей известно гораздо больше. А Альре вообще кажется олицетворением самообладания и уверенности, которая у меня тает с каждой минутой.

В груди снова заворочалось досадное чувство, что я сделала что-то не так, что принц разочарован и больше не хочет меня видеть. Эта мысль стала расти с огромной скоростью, а когда достигла размеров комнаты, я закричала:

– Рамина!

Дверь в комнату прислуги скрипнула. Рамина появилась встревоженная, с перекошенным передником и круглыми глазами.

– Миледи, – проговорила она, приседая в глубоком поклоне. – Что-то случилось, миледи? Вы так закричали? Вас кто-то обидел? Позвать стражу? Или сообщить господину виконту? Нет, лучше сразу Его светлости…

Я махнула на нее рукой, и словесный поток прекратился. Но камеристка осталась в поклоне все с тем же перепуганным лицом.

– Погоди, – сказала я. – Не надо никого звать. Наверное. Я… Тут…

Горячая волна смущения прокатилась по телу и заставила щеки потеплеть. Запоздало поняла, что понятия не имею, что и как спросить у прислуги, которая, скорее всего, не должна знать подробностей из жизни господ. Но неуверенность перед принцем оказалась такой сильной, что я сделала глубокий вдох и проговорила:

– Рамина, как ты знаешь, я прибыла из далеких земель, где воспитание благородной девушки это, прежде всего, скромность и добродетель. Мы занимались изучением магии, свойств стихий, полетов на разных предметах. Как ты должна понимать, на мирские дела времени не хватало, поэтому в ряде вопросов мне требуются разъяснения. Среди всех прочих, например, хотелось бы знать, как в Черной Пустоши принято общаться с мужьями, поскольку…

– Ане Ахебак! – выдохнула Рамина, почему-то расплывшись в слащавой улыбке.

– Что? – переспросила я, проигнорировав, то, как служанка перебила меня.

Глаза Рамины заблестели, она облизала полные губы и проговорила чуть шепотом:

– Я знаю, о чем вы говорите, миледи. Вам нужна Ане Ахебак.

– Это очередной ритуал или традиция, которую должна соблюсти? – поинтересовалась я, представляя, как меня снова гонят в какой-нибудь каменный склеп или заставляют купаться в ледяной реке.

Рамина быстро покачала головой и, наконец, поднявшись из поклона проговорила торопливо:

– Ане Ахебак это Красная Жрица. Девушки и женщины ходят к ней, когда нуждаются в совете, как обращаться… Гм, с мужчиной.

Мои щеки вспыхнули, я прикрыла рот ладонью, не ожидав такой откровенности. После того, что случилось ночью, казалось, что исполнила супружеский долг.

Сглотнув, я выпрямилась и, поправив волосы, произнесла:

– Что ты имеешь ввиду, когда говоришь "обращаться"? Это ведь предполагает некоторую продолжительность.

Рамина всплеснула руками и подбежала. Присев передо мной на колени, она подняла взгляд, напоминая восторженного щенка, и снова затараторила:

– О, миледи так чиста и непорочна! Как Черной Пустоши повезло получить такую принцессу. Это лучший подарок небес! Но миледи должна посетить Ане Ахебак, чтобы стать еще достойней и лучезарней. Потому, что счастливая леди – это счастливый принц. Счастливый принц лучше заботится о своих подданных.

Я слушала жаркую тираду служанки с широко раскрытыми глазами и не представляла, что значат ее слова. Но желание быть достойной оказалось велико.

– Где живет эта Ане Ахебак? – спросила я.

Служанка встрепенулась. Подпрыгнув, как горная коза, с самого пола, она бросилась к шкафу и стала рыться. Когда вытащила оттуда белый плащ с капюшоном, расшитый мелким речным жемчугом и горным хрусталем, распахнула его перед собой и произнесла:

– Нам надо немедленно ее посетить, миледи. Этот плащ как раз подойдет. Он покажет, какая высокая леди почтила присутствием обитель Ане Ахебак. И не забудьте маску.

Я поднялась, покосившись на дракончика, который даже теперь не проснулся, и сказала:

– Хорошо, что переодеваться не надо.

Взгляд Рамины стал задумчивым, а я отругала себя за то, что подкинула ей идею. Служанка некоторое время морщила лоб и поднимала глаза к потолку, будто надеется там найти ответы на все вопросы мира, потом проговорила, растягивая слова:

– М… Думаю, ваш наряд в самый раз. Достаточно богатый для принцессы, но в меру сдержанный, что говорит о смирении перед богами. Так что да, леди, вы совершенно правы. Переодеваться не обязательно.

– Ну слава святому воинству, – выдохнула я. – Только перчатки.

Я быстро сунула ладони в перчатки, которые наказано надевать при каждом выходе из замка. Хотя я не понимала, зачем такая двойная безопасность, если кулон на шее и так блокирует магию.

Служанка протянула мне маску, я приложила ее к лицу и завязала ленты на затылке.

Накинув мне на плечи плащ, и покрыв голову капюшоном, Рамина, в свою очередь надела маску и отворила дверь, и мы выскользнули в коридор, словно лазутчики, которые пошли разведывать запретное. Рамина вела меня по коридорам, которые прежде не видела, и я решила, что это какие-то ходы служанок. От этого стало немного спокойнее, поскольку другие слуги не увидят, как их принцесса шествует к некой Красной Жрице, чье имя уже вызывает смущение.

Наконец, мы покинули замок через настоль крохотную дверь, что пришлось нагибаться, и двинулись по извилистой улочке вниз.

Впервые за время пребывания в Пустоши, я ощутила пусть немного, но свободы. Никто не требовал от меня совершать ритуалы, зажигать огни, запоминать расположение коридоров и комнат. Даже Рамина, которая обычно трещит без умолку, вызывая шум в ушах, сейчас идет смирно, будто чувствует, что мне требуется покой.

Солнце поднялось над домами, заливая Город-крепость золотистыми лучами. Пока спускались, были видны крыши домов, искрящиеся, как слюда, но, когда улочка пошла прямо, на нас опустилась тень, какая бывает лишь от тесно стоящих зданий.

Вокруг пустынно, словно все вымерли, я спросила Рамину:

– А где все? Как вышло, что мы не встретили ни одного человека?

– Это особая улица, – ответила Рамина. – По ней ходят лишь особые девы. Умудренные в… Вы пока слишком невинны для таких знаний. Но сейчас день, и эти мудрые девы отдыхают. Мужчинам днем сюда вход запрещен, чтобы никто из них не посмел нарушить дневного покоя и умиротворения.

Очень захотелось спросить, чем именно мудры эти девы, если горожане так свято чтят их спокойствие и сон. Но статус принцессы Черной Пустоши удержал от недостойных вопросов.

Мы сделали еще несколько поворотов и остановились перед двухэтажным домом. По стенам разросся плющ, лозы оплели дом так плотно, что кажется, он соткан их зеленых канатов и листьев. Лишь вытянутые окна остались нетронутыми, будто вокруг них ветки специально подрезают.

Даже снаружи ощутила легкий, сладковатый запах, который тянется от дома. Рамина поправила волосы, что делала впервые на моей памяти, и постучала в дверь.

Та отозвалась гулким звуком, а через секунду отворилась, и служанка вошла первой, совершая пригласительный жест с таким глубоким книксеном, что чуть не села на пол.

Едва я вошла, сладковатый запах стал сильнее и защекотал ноздри. Постаралась сдержаться, но все равно чихнула.

Серебряные трубочки перед лицом зазвенели, как самые чистые колокольчики. Я осторожно отвела их в сторону и прищурилась, пытаясь приглядеться. Вокруг полумрак, кое-где горят толстые багровые свечи, которые прогорели на половину и выглядят матовыми фонарями. По периметру невысокие диваны с подушками, на стенах полки с десятками фигурок, которые трудно разглядеть. Но когда глаза стали привыкать к темноте, до меня начало медленно доходить что это за фигурки. К щекам прилил жар, и я резко отвернулась, стараясь смотреть на что угодно, но только не на них.

Но противоположная стена украшена точно такими же, я охнула и уставилась в пол.

– Рамина, пресвятое воинство, что это за дом?

Служанка поднялась из поклона и, приблизившись, проговорила с почтением:

– Это обитель Ане Ахебак. Красной Жрицы Черной Пустоши.

– Жрицы? Рамины, ты видела, какие фигурки стоят в доме этой жрицы? – прошипела я, стараясь скрыть смущение в голосе.

Даже в полумраке заметила, как покраснели щеки служанки, она опустила взгляд и произнесла тихо:

– Это очень важные фигурки.

– Но я не понимаю, – продолжала я горячим шепотом. – Как такое можно… Вот так выставлять. Это же… Это глупо…

– Глупо не пользоваться дарами, которые у нас есть, – произнес низкий томный голос с легкой хрипотцой.

Я завертела головой в поисках хозяйки голоса, но взгляд как назло цепляется за срамные статуи на полках. Стараясь не смотреть на них, я проговорила:

– Разве это можно называть дарами? Это срамота.

– А разве твое тело не дар? – снова спросил голос, а через секунду из-за ширмы, обильно украшенной бусами, красными гирляндами и цветами, вышла женщина.

Она оказалось высокой, с широкими бедрами и полной грудью, которая хорошо видна в вырезе платья, совершенно отличающегося от тех, что носят женщины Пустоши. Платье из алого шелка, который мягко поблескивает в свете свечей, от чего женщина кажется выточенной из рубина. Черные, как уголь волосы рассыпаны по плечам, глаза темные, и блестят, как ночная вода в реке.

Ноги босые, на щиколотках золотые браслеты, украшенные красными камнями. Женщина плавно, словно ее несут крошечные человечки, прошла по комнате и остановилась возле одного из диванов.

– Я Ане Ахебак. Еще меня называют Красной Жрицей и жрицей любви.

Рамина, наконец вышла из смущенного оцепенения, которое накатило на нее так некстати, и спешно заговорила:

– Позвольте представить вам ее высочество, леди Элизабет Сварт, принцессу Черной Пустоши, почтенную госпожу из дома Гри…

Красная жрица вскинула ладонь, прерывая Рамину, которой доставляло явное удовольствие перечислять мои титулы, а я впервые услышала свое новое имя.

Ане Ахебак проговорила:

– Для меня не существует титулов. Мне не важно, как высок статус. Ко мне приходят женщины. Этого достаточно знать, чтобы учить их понимать себя и своих мужчин.

– Но это принцесса! – возмутилась Рамина.

– Принцесса осталась на пороге, но сюда вошла обычная девушка, – сказала жрица спокойно. – И когда она покинет мою обитель, обещаю, ваша принцесса вернется. Но сейчас ей нужно сделать выбор, остаться здесь и постигать то, зачем пришла, или быть просто принцессой.

Рамина открыла рот, чтобы продолжить, но я жестом остановила ее.

– Подожди, Рамина. Я пришла сюда не для того, чтобы спорить. Ты сама сказала, мне следует посетить эту мудрую женщину. Если для постижения ее мудрости требуется забыть о титулах и положении, я готова.

Служанка надула губы, а лицо Ане Ахебак озарилось улыбкой.

– В таком случае, зачем ждать? – сказала она. – Присядь, и расскажи, что тревожит тебя, Элизабет.

Превозмогая смущение и стараясь не смотреть на фигурки по стенам, я приблизилась к женщине и опустилась на диван. Та, не спрашивая, подсунула мне под спину подушку, и знаком предложила откинуться. В таком полусидячем, полулежачем положении я вдруг ощутила необычайное расслабление, какого не испытывала с момента, как покинула Аварон.

Сомкнув веки, несколько минут просто лежала и наслаждалась умиротворением и негой, которая царит в обители. Потом открыла глаза и увидела Рамину, которая все еще стоит возле дверей, и преданно ждет указаний.

Я растерянно покосилась на жрицу. Та будто поняла без слов. Кивнула, и откуда-то появились две девушки в красных платьях из такого тонкого материала, что смогла разглядеть формы. Они подхватили Рамину под локти и повели куда-то в комнату. Служанка бросила на меня непонимающий взгляд, но я улыбнулась, и служанка дала себя увести.

– Итак, дева, что привело тебя в мою обитель? – спросила жрица.

Я открыла рот, но слова застряли в горле потому, что не представляла, как буду говорить о таких срамных вещах с чужой женщиной.

– Не знаю, как начать, – честно призналась я.

– Ты думаешь, что недостаточно хороша? – проговорила женщина, а я вытаращила глаза.

– Как вы догадались? – выдохнула я.

Она улыбнулась, обнажив мелкие жемчужные зубы.

– Каждая женщина, которая переступает порог этого дома, так считает, – проговорила Ане Ахебак.

После этих слов меня прорвало. Захлебываясь, я рассказывала ей об Авароне, о Нинель, о нападении пиратов во время путешествия через Звездное море, об Ивии, которая совершенно не стесняется своего тела, в конце концов, о своем муже и тревогах, которые одолевают.

Ане Ахебак слушала очень внимательно, словно переваривает каждое слово. Когда я закончила, она некоторое время молчала, глядя как горит багровая свеча. Потом проговорила:

– Ты пришла из мира, где пользуются мужской магией. Многие женщины ее осваивают. Но забывают о своей врожденной магии, которая работает совсем иначе.

– Мужская магия? – не поняла я, пытаясь вспомнить, чтобы наставник хоть раз упоминал такое определение.

Ане Ахебак кивнула.

– Именно, – сказала она. – Их магия мощная, направленная, как стрела, пущенная во врага. Магия женщины – это природа. Это стихии и чувства.

– Мой муж запретил магию в королевстве, – напомнила я, с трудом понимая, что хочет сказать жрица.

Женщина улыбнулась.

– Смотри, – сказала она.

Губы жрицы вытянулись, послышался тонкий свист, похожий на игру флейты. Через пару секунд в комнате закачались гирлянды и зазвенели колокольчики. Я ощутила, как мои глаза округляются, а рот раскрывается совсем не благородно.

– Но как? – выдохнула я, наконец совладав с эмоциями. – Ведь магия запрещена!

– Это не та магия, о которой говорит принц, – сообщила жрица. – Магия женщины – это мудрость и понимание сил природы. Она действует совсем иначе.

– Но ты вызвала ветер одним лишь свистом, – не отступала я.

Ане Ахебак поправила ткань на колене и откинула смоляной локон за спину.

– Ты так видела, поэтому считаешь, что мой свист вызвал ветер, – произнесла она. – И тебе даже не приходило в голову, что резкая тишина на улице всегда предвещает кратковременный порыв. Тебе было проще решить, что я вызвала его сама.

Я смутилась, не понимая, как реагировать на такое обличение, а жрица продолжила:

– Суть в том, что если мы наблюдаем за природой, знаем ее законы, мы можем пользоваться ее дарами, хотя со стороны это выглядит, как настоящее волшебство. Впрочем, это и есть волшебство. На свете мало людей, способных тонко улавливать природные токи.

– Но какое это имеет отношение к… – я запнулась и окинула взглядом уставленные фигурками полки.

Ане Ахебак проследила за моим взглядом и откинулась на подушку.

– Самое прямое, Элизабет. Как еще можно проявить природное начало, если не через плотское наслаждение?

Щеки, снова помимо воли, запылали, я попыталась отвлечься, но мысли все время возвращались к словам о плотском наслаждении. Я нервно сглотнула и поерзала, словно подо мной не мягкий диван, а ежовый выводок.

Красная жрица, видимо, заметила мое смущение и проговорила успокаивающе:

– Нет ничего постыдного в твоей неуверенности и в том, что ты решила от нее избавиться.

– Но я не привыкла говорить о таких вещах, – созналась я. – В Авароне магов женят поздно, и я вообще до этой ночи не представляла, что происходит в спальне.

– Забудь стыд, – почти приказала жрица. – В этом доме не знают этого слова. Лучше расскажи, что тревожит твою нежную душу.

Отступать было некуда. Сделав глубокий вдох, я проговорила:

– После свадебной ночи мне казалось, что муж доволен. Но потом его поведение стало непонятным. Словно я чем-то не угодила. Я ведь совершенно неопытна. Кроме того, меня озаботили слова Рамины. Я считала, что выполнила супружеский долг, но она намекнула, что это не все. Видимо, именно этого я не знаю, и именно потому мой муж не доволен. И я прошу вас подсказать, что еще мне следует сделать, чтобы Черный Принц остался удовлетворен.

Ане Ахебак посмотрела на меня с явным интересом, будто увидела диковинный цветок посреди снегов. Некоторое время изучала, будто подбирала слова, затем села и проговорила:

– Несмотря на брачную ночь, ты все еще совершенно невинна. Для начала хочу тебя успокоить. Твой муж доволен больше, чем можешь представить.

– Но почему он был так сдержал со мной? – спросила я, все больше запутываясь.

– Твой муж не конюх или пекарь, – сказала жрица. – Он принц, на нем лежат заботы обо всем королевстве. И ему не положено отвлекаться на тебя тогда, когда внимания требует дело. Но будь уверенна, твоя невинность и неопытность только распаляют его мужские страсти.

На душе немного полегчало.

– Значит, он не злится на меня? – с надеждой спросила я.

– Готова поклясться в Нефритовой пещере, что твой муж благодарит богов за такой подарок судьбы, – сообщила жрица. – Теперь о словах Рамины. Ты верно поняла, супружеский долг отдается не только в брачную ночь. Он платится тогда, когда этого хочет муж или жена. Одни требуют его лишь раз в месяц, другим нужен каждую ночь.

У меня зазвенело в голове, я приподнялась на подушке и выдохнула:

– Каждую ночь? Но…

– Тебя это не радует? – спросила жрица.

Я покачала головой и ответила, тщательно подбирая слова:

– Не знаю… Не уверенна. В какой-то момент я перестала понимать, что происходит и чувствовала что-то невообразимое. Но перед этим была боль. Достаточно острая, чтобы крепко задуматься, сколько раз отдавать такие долги.

Ане Ахебак засмеялась низким, сочным голосом, от которого даже у меня сердце забилось быстрей, и только теперь поняла, почему она Красная жрица, и почему ней стремятся попасть все девушки. От нее веяло чем-то таким, что заставляет разглядывать ее великолепную фигуру, хотеть коснуться волос и вообще опуститься на колени и припасть к стопам.

Тряхнув головой, чтобы избавиться от наваждения, я подняла вопросительный взгляд на жрицу, а та, наконец перестала смеяться и сказала:

– Обещаю, боли больше не будет. Останется лишь невообразимое и чудесное. Но чтобы сделать процесс, как ты говоришь, отдачи долга еще прекрасней, позволь дать тебе несколько советов.

Я затаила дыхание, готовясь услышать слова, которые никто прежде не говорил. В груди потеплело от надежды на то, что выполнение супружеских обязанностей может проходить без болевых сопровождений.

Ане Ахебак произнесла:

– Для начала удели внимание прикосновениям. Уверена, в брачную ночь ты вообще не поняла, что произошло. Но теперь тебе предстоит узнавать необычный и удивительный мир любви со своим мужем. И этого не стоит стыдиться. Твой муж сильный мужчина, но даже ему будет приятно, если ты будешь проявлять инициативу на супружеском ложе. Только не вздумай переносить это в обычную жизнь. Некоторые девушки дорого платят за такие ошибки. Кроме того, я дам тебе свиток.

– Свиток? – переспросила я, ловя каждое ее слово.

– Да, – проговорила она и поднялась с дивана. – Этот свиток я составила сама. Специально для дев, которые только начинают постигать искусство любви. Там ты найдешь подробное описание всего, что необходимо знать каждой женщине для того, чтобы узреть небо в алмазах и показать его своему любимому.

Она приблизилась к одной из полок и взяла фигурку. Я постаралась отвернуться, но все равно видела, как она отвинтила верхнюю часть и достала свиток. Убрав фигурку обратно, она подошла и протянула мне.

– Возьми и до вечера все очень подробно прочитай. Написано на языке Огненных Земель. Ты ведь говоришь на нем?

Я кивнула.

– Да, конечно. Он ведь общий.

– Прекрасно, – сказала жрица. – Осмотри все картинки, я рисовала их с натуры.

Открыв верхний край свитка, я пробежалась взглядом по тексту, чувствуя, как начинают полыхать не только щеки, но и уши вместе с шеей. А когда внизу под первой частью обнаружила картинку, спешно свернула свиток и сглотнула пересохшим языком.

– Это очень… – попыталась сказать я. – Слишком, наверное…

– Нет, дорогая, – ответила жрица. – Это лишь начало. И поверь, когда покажешь своему мужу хотя бы пятую часть из этого свитка, он решит, что ты богиня.

– Неужели все это доставляет такое удовольствие мужчине? – не веря спросила я.

Ане Ахебак склонила голову на бок и провела по моей щеке теплыми пальцами, так что побежали мурашки по коже, и проговорила тихо:

– Милая, мужчина вознесется к самим богам. Но женщина вознесется еще выше.

– Какая-то магия, – прошептала я.

– Именно, дорогая, – с улыбкой сказала Красная жрица. – Это и есть настоящая магия, от которой рождаются дети. Но об этом потом. Сейчас тебе нужно постичь то, о чем рассказано в свитке.

Обратно в замок я почти бежала, заставляя бедную Рамину спотыкаться позади и причитать о том, что леди не стоит так торопиться, что я запачкаю плащ, что устану от быстрого подъема в горку. Но у меня в голове пульсировала лишь одна мысль – о свитке и предстоящей ночи, которую мой принц запомнит навсегда.

А когда вечером Карл Сварт оказался в моих покоях, я поняла, что Ане Ахебак была права в каждой букве.

 

Глава 16

Теплые, сухие губы коснулись моего лба, напоминая о минувшей ночи. Я потянулась и, не открывая глаз, привлекла мужа к себе.

– Не уходи, – сонно пробормотала я, уткнувшись в твердую, как камень, грудь.

Меня погладили по голове, и, когда я открыла глаза, оказалось, что муж улыбается.

– Еще рано, – проговорил он. – Спи.

Я перевела взгляд на окно и поняла, что до рассвета еще далеко. Словно услышав мои мысли, снаружи заухала ночная птица.

– Еще же ночь-полночь, – пробормотала я.

– Для меня уже утро, – сообщил принц и снова провел рукой по волосам. – А впереди долгий день.

– Вы опять пойдете в лабораторию? – спросила я, зевая и закрывая рот ладонью. – Как только спущусь в Нефритовую пещеру, сразу приду к вам, чтобы вместе позавтракать. Жду-не дождусь, хочу заняться собственной рассадой по вашим рецептам. Хочется вырастить что-то полезное для людей Черной Пустоши.

Принц снова улыбнулся, несколько натянуто, что меня насторожило.

– Все в порядке? – спросила я, кутаясь в одеяло, потому что из окна потянуло свежестью.

Принц привлек меня к себе и кивнул.

– От тебя ничего не скроешь, – сказал он.

– Что-то случилось? – настороженно спросила я.

– Нет, ничего из того, что я не планировал, – успокоил меня муж. – Просто сегодня вряд ли мы позавтракаем вместе в лаборатории. Мне нужно закончить все срочные дела, отдать распоряжения Николаусу, чтобы этот подающий надежды и увлеченный юноша сам чего не придумал и не наворотил бед, пока буду в отъезде.

Я ощутила, как с меня слетели последние обрывки сна.

– В отъезде? – воскликнула я и так резко села на кровати, что его высочеству пришлось отшатнуться, чтобы мы не столкнулись лбами.

– Да, – ответил муж, кивнув, и не добавил больше ни слова.

– В каком отъезде? – ошарашенно спросила я. – Постойте, вы только что сказали, ничего, чего бы вы не планировали…

– Совершенно так, – ответил принц, явно недоумевая перемене, произошедшей во мне. – Поездка в Эльфарию, а затем, возможно, на восточные рудники, была задумана еще полгода назад, но пришлось отложить сначала из-за вестей с северной границы, когда потребовалось мое личное вмешательство, а затем из-за всей этой истории с Авророй.

Я ошарашенно захлопала ресницами, когда принц окинул меня взглядом и кивнул:

– А, еще из-за свадьбы. Точно.

– Еще из-за свадьбы? – воскликнула я. – То есть это для вас вообще на последнем месте? Я – для вас на последнем месте?

Принц нахмурился и посмотрел на меня долгим взглядом, отчего я оробела и почувствовала, как запылали щеки.

– Странно, что ты сделала такой вывод, Элизабет.

– Вам странно? – не смогла сдержаться я. – Мне странно, что я узнаю о ваших планах вот так, между прочим, когда вы покидаете меня… мою… опочивальню.

Последнее слово я выдохнула еле слышно, опуская взгляд. Когда осмелилась вновь посмотреть на принца, лицо его было непроницаемым, как всегда. Осознание, что за холодным всепроникающим взглядом мужа я не могу понять, что он чувствует и думает, несмотря на истинное чутье, причинило почти физическую боль. Стоило мне чуть дернуться от этой боли, как брови принца опустились к переносице.

– Я сообщил, – чеканя каждое слово, произнес принц. – Разве нет?

В глазах защипало от обиды и несправедливости, и я помотала головой, что заставило принца нахмуриться еще больше.

– То, как вы это сделали… И когда, – пробормотала я, всхлипывая. – Неужели я недостойна знать, что собирается делать мой муж…

– Я сказал тебе, – холодно перебил меня принц.

– И что мой муж собирается бросить меня, – изо всех сил стараясь не всхлипывать, прорыдала я, чувствуя себя последней дурой, и все же не в силах остановиться.

Взгляд принца потемнел.

– Я не хочу больше этого слышать, Элизабет, – твердо произнес он. – Ни этих слов, ни других, не менее… необоснованных.

Я готова была поклясться, что его высочество выберет слово «глупых», чтобы охарактеризовать произнесенное мной, но он этого не сделал, и я почувствовала себя еще глупее. Но волна протеста против несправедливой обиды, подступившая к самому горлу, заставила тело сотрясаться от рыданий и не позволила мне замолчать.

– А я не хочу больше слышать, как вы не принимаете меня в расчет, как воспринимаете, словно вещь или домашнего питомца, существо, не имеющее собственного мнения!

Принц сжал зубы, отчего на щеках заходили желваки. Я ожидала, что сейчас он будет кричать, возможно даже, нелестно отзываться о моих умственных способностях, но когда его высочество заговорил, низкий голос был тише, чем обычно.

– Если ты действительно хочешь, чтобы тебя принимали в расчет, Элизабет, тебе следует вести себя соответственно.

От осознания того, что принц прав, и я веду себя глупо и неподобающе стало совсем горько. А когда почувствовала, что не в силах остановиться, испугалась.

Принц встал и посмотрел на меня сверху-вниз.

Я сжалась под его взглядом и закуталась в одеяло, отметив, что его высочество успел облачиться в сорочку и штаны, предназначенные для личных покоев.

– Я желаю вам доброго дня, леди Сварт, – сказал он с отстраненным видом, и от этого его «вы» мне захотелось взвыть в голос.

– А я желаю поехать с вами! – выкрикнула я, глядя вслед уходящему мужу. – В Эльфарию, на рудники, и куда бы вы еще ни направились!

Принц замер, обернулся и бросил на меня короткий взгляд.

– Вам следует успокоиться и привести себя в порядок, – сказал он холодно. – Надеюсь, ваш день пройдет хорошо.

С этими словами муж покинул опочивальню, оставив меня одну.

Я спрыгнула с кровати, и, подбежав к двери, что ведет в покои мужа, поняла, что не в силах войти к нему. Рыдая, я оперлась спиной о дверь и сползла вниз.

Не знаю, сколько это продолжалось, сколько сидела вот так, чувствуя себя покинутой и ненужной, но когда подумала, что скоро придет прислуга и застанет меня рыдающей у двери в опочивальню мужа, вскочила, словно ошпаренная.

Когда в дверь, что ведет в гостиную, осторожно поскреблись, я вздрогнула, но через секунду облегченно выдохнула.

– Иди сюда, мой хороший, – позвала я дракончика гнусавым от слез голосом.

Питомец, который, прыгая на ручке, научился открывать двери самостоятельно, спустя несколько секунд уткнулся мне в лицо мордочкой и принялся облизывать соленые щеки раздвоенным языком.

– Один ты меня любишь, – промычала я и подумала, что не ожидала от дракончика такой деликатности: с первой же ночи, что его высочество провел в моих покоях, дракончик спал в гостиной, где, пользуясь случаем, съедал все фрукты и сладости, что оставляли на низком столике камеристки.

Диларион тихонько запищал, явно переживая за хозяйку, а я тяжело вздохнула и подошла к окну.

Рассвет уже занялся, небо бледное и пасмурное, затянутое облаками. Стоило подумать, что Черная Пустошь отчетливо слышит мое настроение, как дождь внезапной стеной забарабанил по подоконнику, и я отскочила от окна, зябко поежившись.

Наполнив ванну, куда щедро ополовинила бутылек с маслом гардении, я погрузилась в теплую воду. Дракончик прошел по бортику к лицу и заглянул в глаза с самым несчастным видом.

– А ты почему не плещешься? – спросила я и запоздало поняла, что по щекам продолжают течь слезы.

Погрузившись под воду с головой, я вынырнула и спросила у хлопающего крыльями дракончика:

– За что он так со мной? Что я делаю не так?

Диларион удрученно выдохнул облачко пара, а я задумчиво проговорила:

– А знаешь, что хуже всего? Почему я так… Ну… Почему реагирую, как селянка…

Щеки вспыхнули от стыда за собственную несдержанность и глупость, а я упрямо выдавила:

– Потому что не хочу, чтобы он уезжал…

Горло сдавило. Несмотря на теплую, почти горячую воду, по телу прокатилась волна озноба. Я поняла, что еще немного – и истерика вернется по новой, поэтому с силой зажмурилась, снова погрузилась под воду, а когда вынырнула, принялась за ванные процедуры с рвением Николауса в лаборатории.

Когда я полностью одетая, закутанная в плащ, покидала с Диларионом на плече покои, две горничные в строгих платьях присели в книксене, опустив глаза, явно не ожидая встретить принцессу в такую рань.

– Доброе утро, – поприветствовала я девушек. – В моих покоях можно уже приступать к утренней уборке.

Прежде, чем мне успели ответить, я добавила:

– Камеристок тревожить не стоит, как и поваров с завтраком из-за того, что мне не спится.

Девушки присели еще ниже и произнесли одновременно:

– Слушаю, принцесса.

Я кивнула и направилась по изученному пути, в Нефритовую пещеру.

Истинным слухом уловила, как одна из девушек сказала другой воодушевленно:

– Как нам повезло с принцессой, Селла! Ни свет, ни заря, а она уже спешит в Нефритовую пещеру!

– Не будь дурочкой, – ответили ей. – Ты совсем ничего не понимаешь? Или не видела ее заплаканных глаз?

Горло сдавило от обиды, а в глазах потемнело, словно получила оплеуху. Почувствовав неладное в самочувствии хозяйки, дракончик на плече нервно забил крыльями. Я погладила гладкую спинку, успокаивая малыша и решительно потрясла головой, не желая расплакаться прямо в коридоре, перед слугами, которые все замечают.

Миновав поочередно несколько длинных коридоров и две винтовые лестницы, я поставила факел, которым освещала подземный путь в приспособление на стене, и, наконец, шагнула в полумрак Нефритовой пещеры. Вчерашние свечи, расположенные в подсвечниках на стенах, успели догореть, и, прежде чем приступить к основному ритуалу, я заменила их новыми.

Сразу же стало светло, как днем, блики на нефритовых стенах создали иллюзию чего-то сказочного и таинственного.

Подойдя к собственной статуе, я подняла на нее взгляд и грустно усмехнулась тому, с каким смиренным достоинством она взирает на чашу, которую держит в распахнутых ладонях.

– Ты – не я, – сказала я ей дрожащим голосом. – Ты мудра и смиренна, потому что статуя. А я живая!

Голос сорвался, пришлось перевести дыхание, прежде чем продолжить.

– И глупая…

Диларион пискнул, взлетел с моего плеча и через секунду взирал на меня сверху, с плеча статуи, склонив зеленую головку набок.

– И ты туда же, – раздраженно сказала я дракончику и приступила к ритуалу.

Трижды я пыталась выжечь искру, и трижды не получалось. Пришла мысль воспользоваться магией, ведь все равно никто не увидит и не узнает, но в последний момент сдержалась.

Я вновь посмотрела на лицо статуи и облегченно выдохнула:

– Ане Ахебак! Ну конечно! Мне нужно посоветоваться с Красной Жрицей! Она скажет, как правильно поступить!

В груди потеплело, как бывает, когда чувствуешь, что принимаешь правильное решение, и в следующий миг искра соскочила с кончика огнива и затанцевала в чаше разгорающимся огоньком.

Вкладывая чашу из рук в руки собственной статуе, я шмыгнула носом и сказала:

– Спасибо.

Потом перевела взгляд на дракончика, который застыл на плече статуи с самым горделивым видом, словно тоже хочет быть выпиленным из нефрита.

– Ты опять полетишь играть с Мириам? – спросила я Дилариона. – Или, для разнообразия, пойдешь с хозяйкой?

Дракончик пискнул в ответ и выпустил облачко пара.

Я вздохнула и развела руками, мол, не держу. Окинув пещеру взглядом и убедившись, что ни одна из свечей не погасла, я направилась к выходу. Диларион плюхнулся на плечо, когда уже сделала вид, что закрываю дверь.

– Хорошо, хорошо, – пробормотала я. – Надо будет поговорить со скульптором, чтобы он и тебя сделал. И мне на плечо посадил, да.

– Какое счастье видеть силу вашего смирения и чистоты, принцесса! – проорала чуть не в ухо, Рамина, приседая в книксене. – Вы специально так рано встали, чтобы зажечь огонь в священной пещере?

Оправившись от испуга, я сухо поприветствовала Рамину и порадовалась полумраку коридора, где камеристка не может разглядеть мои заплаканные глаза.

– Мне не спится, – коротко ответила я.

– Должно быть, вы думаете о благоденствии Черной Пустоши? – воодушевленно спросила камеристка.

– И об этом тоже.

– Тогда мы все можем спать спокойно! – воскликнула Рамина, снова приседая. – Какое счастье, что господин наш наконец-то вернулся домой, что непременно устрашит всех недругов нашего королевства!

Я озадаченно нахмурила брови и, подхватив оставленный в петле на стене факел, поманила Рамину за собой.

– Ты в самом деле думаешь, что пребывание его высочества во дворце внушит врагам страх? – спросила я задумчиво.

– А как же, принцесса! – горячо проговорила Рамина. – Кто убоится правителя, который неизвестно где? Ведь наш обожаемый господин, как известно, не любит суматохи вокруг себя и частенько путешествует в одиночку? К слову сказать, принцесса, такой правитель – завидная мишень для вражеских стрелков!

Я почувствовала, как в груди похолодело, и хотела перебить Рамину, сделав ей внушение за подобные рассуждения, но некий ледяной червь, который с первых же слов девушки принялся вгрызаться в сердце, заставил признать, что она права.

– Ох, простите, принцесса, простите, во имя всех богов и самой Черной Пустоши! – запричитала Рамина, когда сама поняла, какую грубую ошибку допустила. – Но ведь когда принца и вовсе-то нету, что подумает враг? Подумает, что может идти на нас войной! И пойдет, вы уж, принцесса, не сомневайтесь!

В тягостном молчании мы миновали обе винтовых лестницы, что ведут наверх, прошли по коридорам и анфиладам замка, временами заставая прислугу за утренней уборкой.

– Где здесь кухня? – спросила я камеристку. – Я до сих пор не знаю, где она.

Круглощекое личико Рамины просияло.

– О светлые боги, принцесса! Вы решили сотворить священнодействие?! Позвольте, позвольте мне немедленно бежать в нефритовую комнату для младшей прислуги и воздать должное благодарение богам!

– Что сотворить? – осторожно переспросила я. – Какое еще священнодействие?

– Ну как же, принцесса? – воскликнула Рамина и, не удержавшись, подпрыгнула на месте и захлопала в ладоши. – Вы, наконец, решили исполнить свой долг верной жены и приготовить для его высочества кушанье своими руками!

– Долг верной жены? – пробормотала я, чувствуя, как дернулось веко.

Судорожно сглотнув, я совсем другими глазами взглянула на улыбающуюся и кивающую камеристку и подумала, что меня готовили для управления большим поместьем, обучали премудростям бухгалтерии и экономики, а еще учили варить зелья и целебные эликсиры, чтобы могла должным образом заботиться о самочувствии своих людей. Но никогда и слова не сказали о том, что я должна еще и готовить.

Я уже собиралась сообщить девушке, что умею выбирать блюда и распоряжаться, какие напитки подавать к той или иной трапезе, а также знаю пятьдесят три варианта сервировки стола, хотя, увидев мастерство местных лакеев, уверена, здесь эти знания не пригодятся, когда Рамина заговорила снова.

– Нет ничего дороже для мужа, чем вкусить пищу, в которую вложила любовь и заботу его жена. По нашим поверьям, это священная пища, которая охранит от дурного глаза и поможет отвести беду.

Рамина осеклась и испуганно присела в книксене, ойкнув.

– Я много болтаю? – спросила она.

– Нет-нет, продолжай, – попросила я растерянно.

– В Черной Пустоши есть древний, самый священный обычай! – заговорщицким тоном произнесла Рамина, предварительно оглянувшись и убедившись, что малый зал, через который идем, пуст. – В самое темное время суток, когда полночь уже миновала, а до рассвета еще далеко, женщина идет в свою Нефритовую комнату и делает для своего господина амулет на крови!

– На чьей крови? – ахнула я.

Служанка презрительно нахмурилась.

– Слабачки или те, кто недостаточно любит и ценит мужа, рубят голову черному петуху, а истинные жены, верные и смиренные, используют для этого собственную кровь!

Я облегченно выдохнула, подумав, что порезать свой палец мне несравненно легче, чем обезглавить ни в чем не повинную птицу.

– А почему шепотом, Рамина? – спросила я, сама невольно переходя на тихую речь.

Глаза камеристки блеснули, что значит, сейчас-сейчас, дайте нагнать страху. Я, оглянувшись по сторонам, кивнула.

– Такой амулет по силе равен божественной броне! – шепнула Рамина. – Да что там, броне! Он во многом превосходит силу самих богов! Ведь ни одна сила в мире не сравнится с силой верности благочестивой жены, так нас учит Черная Пустошь! Амулеты, изготовленные в древности, согласно этому ритуалу, отводили от воинов все вражеские стрелы на поле боя! Воин мог стоять один против целой армии, и ни одна стрела не попадала в цель!

– Это легенда? – насторожившись, спросила я.

– Это чистая правда, принцесса! – с жаром воскликнула Рамина. – Вы уже знаете, что все ритуалы Черной Пустоши играют огромную ценность, а все наши законы и традиции писаны кровью! Так вот ритуал изготовления этого амулета позволяет пролить кровь заранее, чтобы потом ее не пролилось ни капли!

– И сейчас женщины тоже изготавливают такие амулеты мужьям? – спросила я.

– Это древнейшее знание, – уклончиво ответила Рамина. – Меня научила прабабка, которая, несмотря на запреты, хотела, чтобы ее правнучка обладала знанием рода! Другие уже не помнят… или не хотят помнить… Но наша семья всегда была истинными детьми Черной Пустоши!

– Я заметила твое рвение и осведомленность, Рамина, – похвалила я вмиг зардевшуюся камеристку. – Но почему ты упомянула о каких-то запретах?

– Знание древнее, принцесса, очень древнее, – вновь замялась Рамина, и я поняла, что девушка чего-то не договаривает. При этом камеристка снова оглянулась, и показалось даже, что втянула голову в плечи, словно опасается чего-то.

– Говори, не бойся, – попросила я ее. – Мне можно доверять. Что бы там ни было, я тебя не выдам.

– Для ритуала необходима магия! – выпалила Рамина и зажала рот рукой.

– Но ведь в Пустоши она запрещена! – ахнула я.

– Вот именно, принцесса, – грустно согласилась камеристка. – Запрещено не только заниматься магией, но и говорить с кем-то о ритуалах.

– Не волнуйся, я не выдам тебя, – напомнила я и девушка благодарно присела в книксене.

В зал вошли несколько лакеев в белоснежных перчатках, и, поклонившись, вышли через другую дверь.

– Ну, скоро уже кухня? – спросила я, желая перевести тему, пока вокруг столько лишних ушей.

– Еще один коридор, принцесса, затем направо, и мы у цели, – облегченно сообщила девушка, которая, должно быть, поняла, что подвергла себя опасности, говоря со мной о запретных вещах, и сейчас, скорее всего, проклинает себя за собственную болтливость.

Чтобы немного отвлечь Рамину от невеселых мыслей, я спросила:

– А во дворце слышали о том, что его высочество собирается в Эльфарию и на какие-то рудники?

– На восточные, принцесса, – не задумываясь, ответила Рамина. – Как не слышать, это же планировалось очень давно. Но теперь-то мы спасены, теперь у нас есть вы, а значит, и наш обожаемый правитель останется дома.

– Почему ты так думаешь? – осторожно спросила я, стараясь не выдать себя, дрогнув голосом.

– Как же, принцесса! – воскликнула, всплеснув руками, Рамина. – Да какой же мужчина уедет от такой молодой и красивой жены? Тем более, новобрачной, когда и месяц со свадьбы не прошел! У нас его называют сладким месяцем, принцесса, и традиции не позволяют разлучаться во время него!

Я нахмурилась, а Рамина, не заметив перемены в моем настроении, продолжила:

– Да этого и не требуется! Где ж это видано, чтобы молодые вздумали разлучаться сразу после свадьбы.

Показалось, что Рамина говорит об этом с каким-то затаенным торжеством и радостью. Но подумав немного, поняла, что радость эта вполне обоснована. Со слов Рамины, весть о пребывающем дома правителе должна устрашить врагов на тысячи миль вокруг, поэтому ее воодушевление понятно.

Я хотела еще расспросить Рамину о ритуалах и истории Черной Пустоши, в которой, как оказалось, раньше жили сильные маги, которые могли создавать амулеты невероятной силы. Но по ударившим в ноздри запахам съестного и по забившему над ухом крыльями дракончику, поняла, что мы почти у цели. А когда услышала из-за высокой двери знакомое «Ах вы, дуболомы! Я вам покажу, где гаки зимуют! Во имя уважаемого господина Дэйви Джонса и всех богов Чегной Пустоши!», лицо озарила улыбка.

 

Глава 17

Тонкий, как жердь, и такой же высокий Висьен, отчаянно жестикулируя и размахивая белоснежным кухонным полотенцем, будто флагом, восклицал слова приветствия в мою честь, а толстенький Люсьен просто скакал вокруг, как мячик, хлопая при этом в ладоши.

Стоило мне появиться на пороге кухни, как два голоса с характерной интонацией юго– восточного наречия, певучего, из-за растягивания гласных и с заменой «р» на «г», чуть не в один голос воскликнули:

– Девочка! Догогая девочка! А вот и ты!

Я улыбнулась, шутливо приседая в книксене. В Лаудании и Висерте, откуда, судя по всему, знакомые с корабля, повара, живет легкий, знойный народ, частенько пренебрегающий нормами этикета. Жители Лаудании настолько темпераментны, что многие правила хорошего тона, принятые в землях соседей, просто не в состоянии понять, а у висертцев и вовсе отсутствует обращение на "вы" и разные придворные церемонии.

– Оголодала! – воскликнул Висьен, всплеснув длинными руками. – А мы знали, знали, что ты нас не забудешь! И не сможешь с нами гасстаться. И вот, мы здесь, в твоем новом двогце, пытаемся хоть немного навести погядок сгеди здешних повагов!

Я, тепло улыбаясь, окинула взглядом остальных вмиг нахмурившихся поваров, поварят и кухарок, но Висьен с Люсьеном, немедленно взревновав, увлекли меня к дальнему столу. Спустя несколько секунд на него взгромоздили блюда, кастрюли, миски, кубки и чашки с аппетитно дымящимися напитками.

Диларион тут же соскользнул с плеча. Ковыляя на коротеньких ножках и хлопая крыльями, как самая обыкновенная курица, ринулся к ванильному пудингу. Глядя на нетопыря, я успела подумать о том, как хорошо, что Морской Бык остался на корабле, – суровый и неожиданно сентиментальный морской волк вконец разбаловал бы малыша.

Впиваясь в мягкий сахарный рогалик зубами, я блаженно зажмурилась, почему-то чувствуя себя дома, в окружении тех, кто любит и ценит меня. Под изумленным, несколько неодобрительным взглядом Рамины не удержалась и выпила две чашки какао, а также осведомилась, как живется во дворце Висьену и Люсьену.

– Это, конечно, не Висегта, но жить можно, – сказал Люсьен.

– И уж точно не Лаудания, но вполне сносно, – подтвердил Висьен.

Я усмехнулась и, с заговорщицким видом подмигнув поварам, попросила набрать для меня корзинку со сладостями и другими вкусными вещами.

Выйдя из кухни в сопровождении Рамины с сонно чмокающим дракончиком на плече, я свернула в левую дверь и двинулась по другому коридору. За дверью начинается ход, который, если не изменяет память, выведет к парадному входу в замок.

– Но принцесса, – недоуменно пробормотала Рамина, оглядываясь, – разве вы не собирались к его высочеству, в лабораторию? Вы вон сколько вкусных вещей набрали, которые хоть и не готовили лично, но я подумала…

Я замерла и оглянулась так резко, что Рамина отшатнулась. При этом в глазах девушки успело мелькнуть что-то похожее на злость.

– Что ты подумала, Рамина? – тихо спросила я вмиг потупившуюся девушку. – Что ты вольна не только предполагать действия своей госпожи, но и делать выводы вслух?

Подбородок девушки дрогнул, и она присела еще ниже.

Решительно взяв корзинку из ее рук, я не терпящим возражений тоном сказала:

– Провожать меня не надо. Ты свободна.

Уже развернулась, чтобы продолжить путь, но сзади раздалось шмыганье носом и плаксивое:

– Принцесса, прошу вас…

– Что еще? – спросила я, останавливаясь.

– Но ведь если вы решили выйти в Город-крепость… Господин виконт не велели… Без охраны…

Я досчитала про себя до десяти, как учила Бенара, прежде чем заговорить снова.

– Господин виконт господин для тебя, Рамина, – строго сказала я девушке. – А для господина виконта супруга его господина – госпожа. Тебе о чем-то говорит это слово?

Рамина присела еще ниже, и, не поднимая головы, протянула мне перчатки.

– Возьмите, принцесса, – сказала она тихо.

Я выругалась про себя, кляня собственную забывчивость, и, поблагодарив камеристку кивком, который она не увидела, приняла перчатки. Удаляясь от застывшей, словно статуя, девушки, я чувствовала ее взгляд между лопаток, пока не свернула за поворот.

Стоило выйти из дворца, как пришлось с проворством мыши шмыгнуть за одну из колонн.

По аллее быстрым шагом шли принц с виконтом. Прежде, чем спрятаться, успела заметить, как виконт что-то рассказывает принцу, жестикулируя, словно пытается объяснить, а муж, слушая, хмурит брови. Прижавшись к холодной колонне спиной я вздрогнула, когда над ухом пискнул дракончик, и прошептала:

– Это уже ни в какие рамки… Почему, спрашивается, я прячусь… Разве я сделала что-то незаконное? Его высочество сам сказал, что хотел бы посмотреть на того, кто осмелится перечить мне…

Дракончик пыхнул облачком пара, и я нехотя добавила:

– Брат не в счет. Так он сказал, да… Но все же тогда я была невестой… и почему же сейчас, черт возьми, позорно прячусь?

Полная решимости, я обогнула колонну. Но когда остался всего метр, осторожно выглянула. Принц с виконтом удалились по направлению к лаборатории, и я облегченно выдохнула. Расправив плечи и распрямив спину, насколько это вообще возможно, я направилась к воротам дворцового парка.

Домик Мириам показался спустя несколько минут. Аккуратный, с белеными стенами и красной черепичной крышей, над которой поднимаются задорные клубы дыма. Он манил быстрее взбежать на крыльцо и дернуть за гостеприимное кольцо на двери. Чем ближе походила, тем больше казалось, что дом сам стремится навстречу и вот-вот приветливо распахнет двери и окна.

Я неуверенно звякнула кольцом, но когда не открыли, вошла. Дом у капитана Сэма внутри оказался таким же замечательным, как снаружи: чисто, опрятно, в воздухе витает аромат свежеиспеченной сдобы, именно так, по моим представлениям, пахнет гостеприимство.

Безошибочно определив расположение кухни, а также место, где есть люди, я направилась туда. Стоило зайти в залитую светом комнату, Мириам вскочила из-за стола с оглушительным воплем: "Диларион!", отчего жена капитана Сэма охнула, хватаясь за сердце.

– Принцесса! – тут же с радушием воскликнула она. – Вы пришли! Как же мы вам рады! Присаживайтесь, присаживайтесь, вот сюда, на самое почетное место.

Я опустилась на стул с краю. Пока женщина хлопотала вокруг, а ошалевший от счастья при виде дракончика ребенок усвистел куда-то вместе с Диларионом, я, оглохшая от шума, протянула Ксане корзинку со снедью.

– Вот, – пискнула я. – К чаю.

Женщина тут же заохала над гостинцами, начала причитать, что не нужно и не стоило, и принялась звать Мириам. Но ребенок ответил откуда-то с улицы, что пока не поиграет с дракончиком, его ни для кого и ни для чего нет, даже для ватрушек.

– Ты даже кашу не доела, – расстроилась Ксана, убирая со стола грязные тарелки, а я принялась извиняться за то, что внесла сумятицу в воспитательный процесс.

– Ах, оставьте, принцесса, – зевнув, прикрывая рот ладонью, отмахнулась Ксана. – Сладу с ней нет и не было, и вы здесь ни при чем.

Она уселась напротив, подперев щеку ладонью и налила в чудом возникшую передо мной чашку ароматного отвара. Хлопая ресницами, я заметила, что мама Мириам успела сервировать стол, красиво выложив в блюда все, что я принесла с собой и, видимо, все, что было в доме.

Я отхлебнула сладкого отвара, не удержавшись, взяла свежеиспеченный пирожок. Он оказался с капустой, и я чуть не замычала от удовольствия.

– Не обожгитесь, принцесса, горячие, – пробормотала Ксана, явно довольная моим блаженным видом.

Я не удержалась, взяла еще один пирожок, потому что первый куда-то исчез, и, распробовав грибную начинку, замурлыкала от удовольствия.

Ксана улыбнулась еще шире и снова зевнула, прикрывая рот ладонью.

Я надкусила третий пирожок, снова с капустой, и каким-то чудом проглотила целиком, почти не разжевывая.

– Вы уж извините, принцесса, мой сонный вид, – смущенно пробормотала Ксана. – Но Сэм сегодня с утра ушел.

– В плаванье, – пояснила она, пока я с недоумевающим видом тянулась за четвертым пирожком. – И вот… Как положено, накануне… Всю ночь спать не давал.

Я зарделась, но все же решительно подхватила шестой пирожок и, обнаружив брусничную начинку, принялась откусывать потихоньку, растягивая удовольствие и ощущая себя, словно удав, проглотивший кролика.

Когда Ксана пересказала все местные новости, а также то, что "Сэма поставили во главе флотилии", я, наконец, смогла оторваться от пирожков гостеприимной хозяйки.

– Вы не выручите меня, Ксана, – попросила я. – Мне очень нужно к Ане Ахебак… А улизнуть из дворца в плаще и маске… В прошлый раз меня водила камеристка, по неким специальным ходам для прислуги. Но дело, с которым хочу обратиться к Ане Ахебак, настолько личное и важное, что не хочется давать прислуге пищи для сплетен. Сами понимаете.

– Ни слова больше! – усмехнувшись, проговорила Ксана. – Пойдемте! Я так понимаю, дело личное и не терпит отлагательств? Пока Мириам носится с вашим зверем, а соседи думают, что мы с вами чаевничаем, я выведу вас из дома через черный ход…

В будуаре Ксаны я сменила плащ на черный, подбитый алым, и надела маску, которая облепила лицо, как вторая кожа. Тут же почувствовала себя Безликой из сказок, предназначенных, чтобы пугать детей, которые так обожает Нинель, и сердце болезненно сжалось от предвкушения чего-то запретного.

Скользя по узким улочкам Города-крепости к обители Красной Жрицы я думала, что такая безликость, которую дает плащ и маска, и есть настоящая свобода – никто не знает твоего имени, не видит лица, ты словно не существуешь для всего мира.

Завидев толпу скучающих зевак, я благоразумно обогнула площадь, и, миновав улицу мудрых дев, что ложатся лишь с восходом солнца, постучалась в ворота.

Мне навстречу, щебеча и хихикая, выскочила стайка женщин. Развевающиеся фалды плащей не способны полностью скрыть гибкость фигур и легкость поступи, а сияющие сквозь прорези в маске глаза горят ярче тысячи звезд.

Сглотнув, я обратилась к богам с просьбой застать Красную Жрицу в одиночестве, и шагнула под свод обители.

***

Ане Ахебак окинула меня долгим, и показалось, что суровым взглядом.

На этот раз мы сидели в небольшой уютной комнате на пушистом ковре на полу и пили чай из маленьких пиал на низком столике. Стоило выпить очередную пиалу, Красная жрица подливала кипяток из стеклянной колбы, что стоит на открытом огне.

Нагретое стекло должно было оставлять ожоги на тонких пальцах, но Ане Ахебак спокойно брала его, а кожа оставалась гладкой и ровной. Изящным, исполненным достоинства движением, она наливала порцию кипятка в благоухающий на всю комнату глиняный чайничек и только после того, как янтарная жидкость перельется в другой невысокий кувшинчик, разливала ее по пиалам.

– Я… Я расплакалась, сорвалась, – робко проговорила я, не в силах оторвать взгляд от лица Красной Жрицы и отхлебнула из пиалы. – Я забыла все, чему научилась.

Ане Ахебак поморщилась, но тут же взялась за приготовление новой порции чая, и черты снова обрели мягкость и мудрость.

– Забыла, – подтвердила она с улыбкой. – Но не тогда, когда дала волю чувствам, а когда испытала вину за это.

– Разве это пристало леди? Закатывать мужу истерики, как какая-нибудь селянка? – удивленно проговорила я.

– А разве леди не имеет права волноваться и переживать за мужа, а также говорить о своих чувствах? – с не меньшим удивлением в голосе спросила Красная Жрица.

– Но он, – пробормотала я. – Он никак не отреагировал, не проявил сочувствие, не дал понять, что ему важны мои чувства…

– А должен был? – уточнила Ане Ахебак.

Когда я ошарашенно заморгала, Красная Жрица сказала:

– Запомни. Для счастья в семье мужчине нужно очень сильно любить свою женщину, и не пытаться ее понять. А женщине – понимать своего мужчину. И… Совсем немного… Любить.

– Но… – запротестовала было я, когда Красная Жрица оборвала жестом.

– Ты понимаешь, почему он должен ехать в Эльфарию? И на восточные рудники? И почему ушел? Утром? – медленно, делая паузы между вопросами, спросила Ане Ахебак.

Я помолчала какое-то время, потом тихо заговорила:

– Он правитель. На нем лежит ответственность за людей Черной Пустоши и само королевство. Он никогда ничего не делает просто так. Должно быть, это очень важные поездки. Он объяснял вчера, что пытается добиться какого-то эффекта… Но я только смотрела на него и плохо слушала.

Ане Ахебак улыбнулась.

– Прежде, чем дать тебе совет, я расскажу кое-что. Ты, конечно, не узнала женщин, которые выходили от меня прямо перед твоим приходом.

Я допила чай и поставив опустевшую пиалу на столик, покачала головой.

– Я не скажу тебе, кто это был, – сказала Красная Жрица, – отмечу только, что муж одной из женщин вхож к принцу Карлу. И знаешь, что он рассказал своей жене, Элизабет?

Я покачала головой, чувствуя, как внутри отчего-то неприятно холодеет.

– Он видел сегодня бессилие в глазах принца. Видел, как задумчив и тих был Карл Сварт, когда вышел из покоев своей жены. И знаешь, что этот человек сказал своей жене? У принца появилась слабость. Так он сказал.

Я ощутила, как щеки заалели, а в груди все сжало от щемящей нежности. И была в этом приятном ощущении маленькая, но очень сладкая нотка победы. Улыбка сама собой растянула губы. Поднимая взгляд на Красную Жрицу, я сделала глоток, но, поперхнувшись, закашлялась.

Ане Ахебак пригвоздила взглядом к стене. Показалось, что еще немного, и стеклянная колба, которую держит в руках, разобьется о мою голову.

– Дура, – бросила Красная Жрица и кашель, который только прекратился, возобновился с новой силой.

– Не считай это оскорблением, – сказала Ане Ахебак. – Я сказала, что вижу. Дура – переводится как "твердая". Не лучший комплимент для женщины.

Я наконец, перестала кашлять, но боялась произнести хотя бы слово, чтобы не вызвать вновь гнев Красной Жрицы, который, несмотря на тишину, оказался страшен.

– Ты должна стать не слабостью своего мужчины, но его силой. Его поддержкой. Опорой. Тылом. Он должен в прямом смысле черпать свою силу из тебя, а не тратить ее на твои капризы. Женщина наполняет мужчину, не наоборот. У них просто нет такой возможности. Как, например, вынашивать и рожать детей.

– Но он никак не показал, что ему меня хотя бы жалко, – растерянно после такой отповеди пробормотала я. – Что он сожалел…

– Я тебе говорю сейчас, он сожалел. Но не знал, что с этим делать и как быть, – сурово перебила меня Красная Жрица. – Или моего слова мало?

Не посмев ответить, я кивнула.

– Ты хочешь быть женой сильного правителя и мужа, или такого, о котором его приближенные говорят: "У него есть слабость"?

– Меня одолевают противоречивые чувства, – призналась я. – Сначала, услышав это, я обрадовалась. Теперь не могу решить, приятно ли это.

– Ты не дура, – усмехнулась Ане Ахебак, и я робко улыбнулась ей в ответ. – Конечно, ты становишься слабостью своего мужа. Но ты можешь даже слабость эту обратить в силу. Помни, что в слабости сила женщины. И если нож не причинит никакого вреда подтаявшему маслу, кусок, что только извлекли из ледника, он расколет надвое. Помни об этом, Элизабет. И береги свой семейный очаг, от которого теперь столь многое зависит.

***

Обратного пути до дома Мириам я словно не заметила. Как не заметила моего отсутствия и моя маленькая подруга. Утомленный игрой дракончик сонно почмокал на моем плече, а затем, пискнув, устремился во дворец. Переодевшись в свой плащ и тепло попрощавшись с Ксаной, я устремилась вслед за Диларионом, едва сдерживая себя, чтобы не перейти на бег.

Как на крыльях взлетев на крыльцо веранды, которое ведет в лабораторию, я заметила мужа у дальнего стола и устремилась к нему. Его высочество разогнулся, и, стоило заметить меня, стремительно скользящую между столов, как его губы чуть растянулись в улыбке.

Почти подбежав, я, не говоря ни слова, обвила шею принца руками и поцеловала. Его высочество замешкался, но лишь на миг. Спустя мгновение сильные руки мужа прижали меня к себе, и я с наслаждением вдохнула успевший полюбиться запах принца, смешанный с запахом химических реактивов.

Поцелуй длился так долго, что я задохнулась, и, отпрянув, спрятала лицо на груди мужа, чувствуя, как гулко бьется его сердце.

– Элизабет, – выдохнул он, и, подхватив под бедра, посадил на стол перед собой.

Следующий поцелуй мужа оказался властным, безжалостно сминающим волю и рассудок. Прежде чем с головой погрузиться в упоительное чувство парения над пропастью я слабо прошептала:

– А маг… И слуги… Карл…

– Здесь никого нет, – хрипло выдохнул принц, сжимая бедро.

Я охнула от ощущения горячей ладони на коже и не поняла, когда и как муж успел преодолеть преграду в виде юбок и панталон. Но в следующий миг меня прижали еще ближе, а голову запрокинули назад долгим поцелуем, и мыслям просто не осталось места.

Вернувшись из мира, в котором есть только полет и наслаждение, которое взрывается внутри и снаружи мириадами звезд, я, переводя дыхание, принялась стыдливо приводить в порядок платье. Его высочество поцеловал меня в висок и с удивлением посмотрел вниз, обнаружив на полу осколки и россыпь какого-то радужного песка.

– Там нет ничего опасного? – спросила я и принц улыбнулся.

Он снова притянул меня к себе и нежно поцеловал в губы.

– Самое опасное с тобой уже случилось, Элизабет, – ответил он. – Ты стала женой страшного Черного принца, безжалостного и властолюбивого.

– И очень этому счастлива, – невпопад пробормотала я и, притянув руку мужа, потерлась щекой о его ладонь.

Его высочество посмотрел на меня с нежностью и осторожно провел пальцами по другой щеке.

– Мне будет очень не хватать вас, пока вы будете в отъезде, – призналась я. – Вас… И всего этого.

Принц слегка нахмурился, но тут же улыбнулся снова.

– Тебе не придется скучать, Элизабет. Ты едешь со мной.

 

Глава 18

Мы выехали из дворца на следующий день, задолго до восхода солнца.

Накануне принц лично проверил мои навыки управления лошадью.

В Авароне мы с Нинель несколько раз участвовали в длительных конных прогулках, но в основном предпочитали пользоваться магическим транспортом: летающими ковриками или воздушными катапультами, которые способны подбросить самых отчаянных магов к самым облакам. Поэтому в седле я сидела вполне сносно, что неудивительно, когда знаешь, что всегда можешь себе помочь магией.

Здесь же я время от времени чувствовала слабость от блокирующих магическую силу перчаток, а тяжелый амулет на шее не давал забыть о своем бессилии ни на минуту.

Отпустив с манежа конюхов и берейторов, его высочество лично отдавал мне команду за командой, а я, закусив от усердия губу, добивалась от тонконогой вороной красавицы послушания и смирения.

Убедившись, что уверенно сижу в седле и знаю, что делать, если лошадь неожиданно решит прыгнуть в сторону или встать на дыбы, принц лично выбрал мне для предстоящей поездки гнедого мерина с густой стриженной гривой.

Когда я бросила удрученный взгляд на лошадь, на которой тренировалась, и которую от души кормила яблоками после, принц сурово пояснил:

– Ты не усидишь на Молли. Лес не манеж, а путь нам предстоит неблизкий. К тому же это лошадь, и как остальные молодые породистые кобылы, Молли истерична и пуглива. На Верного я бы посадил даже ребенка. Но если тебе по нраву эта кобылка, можешь объезжать ее после поездки, постепенно. Когда я рядом.

Я представила, как мы с принцем скачем по залитым солнцем лугам, есть только мы и ветер, и лошади, и это чувство полета, которое так остро ощущается рядом с его высочеством… И кивнула.

Не успели прокричать первые петухи, как мы с его высочеством покинули замок. С нами выехало всего десять гвардейцев, похожие между собой, как капли воды. В одинаковой черной форме с серебряными нашивками, с одинаково застывшими лицами, выдающими внутреннюю собранность и военную выправку. Два крепких и, на удивление быстроногих мула несли поклажу, которая не уместилась в переметных сумках.

– Переносная лаборатория, – коротко объяснил мне принц, увидев интерес на моем лице, потом добавил: – Она понадобится в Эльфарии и на восточных рудниках.

Я кивнула, и, бросив быстрый взгляд на мужа, потупилась, чувствуя, как краснеют щеки. Я подумала, что вопреки наставлениям Ане Ахебак никогда не смогу понять этой особенности принца: еще недавно его ястребиные черты смягчались, когда заставлял меня кричать от наслаждения в его объятиях, а сейчас такой собранный и отстраненный, что невозможно не робеть в его присутствии.

Довольный Диларион, который соскучился по длительным загородным прогулкам, то и дело перебирался из переметной сумки на боку коня ко мне на плечо и счастливо визжал, хлопая крыльями. Наконец, решив, что успеет еще насмотреться на местные виды, дракончик юркнул в сумку, и истинным чутьем услышала, как он сонно возится, устраиваясь поудобнее, а пружинящая рысь Верного для него, что колыбель для младенца.

Город-крепость быстро остался позади. Мы подняли лошадей в галоп и понеслись мимо одиночных поселений, защищенных шипастыми стенами лучше, чем военные объекты Аварона. Вскоре рассвело, и половина неба окрасилась в розовый. Утренний свет подчеркнул сдержанную, горделивую природу Черной Пустоши, добавив ей хрупкого очарования.

Первое время все мое внимание было направленно на управление собственным телом и Верным, но вскоре, освоившись и осмелев, принялась крутить головой и глазеть по сторонам. Я заметила, что природа: причудливые кривоватые деревья, кустарник и даже поросль ковыля выглядит юной, нетронутой, и принц, который бросил на меня внимательный взгляд, кивнул.

Вздрогнув, я сглотнула и, краснея, улыбнулась мужу, а он коротко пояснил:

– Это все здесь недавно. Всего несколько лет назад это место было черным и пустым.

– Было выжжено дочерна, принцесса, – подсказал один из гвардейцев, хмурясь.

Я часто заморгала, недоумевая, как возможно добиться такой щедрости от выжженной дочерна земли без помощи магии, а его высочество, словно услышав мои мысли, произнес:

– Тебе много чего предстоит узнать, Элизабет. И, учитывая твою склонность к знаниям, тебе понравится это делать. Очень понравится, не сомневайся.

За низким, глухим голосом принца мне послышалась некая двусмысленность сказанного, отчего щеки вновь покраснели, а грудь сдавило от щемящего чувства. Усмехнувшись, принц посмотрел на меня с нежностью.

Мы ехали, почти не сбавляя темпа. Во время коротких передышек принц сам снимал меня с коня, поил укрепляющим отваром и, не обращая внимания на обихаживающих лошадей гвардейцев, разминал кисти и поясницу.

Я краснела, с трудом сдерживаясь, чтобы не отстраниться от мужа, но когда поняла, что после его прикосновений в тело вливается живительная сила, решила, что стыд подождет.

– Поверь, мне сейчас тяжелее, – усмехнулся его высочество во время очередной остановки, мягко отстраняя меня после умелых касаний.

– У вас тоже затекли руки и ноги? – всполошилась я, представляя, что буду прикасаться сейчас к его твердому, всегда горячему телу.

Принц усмехнулся и погладил меня по голове, поправляя капюшон плаща.

– Я сижу в седле с четырех лет, Элизабет. Но это пытка – чувствовать под пальцами твое тело и знать, что нам нельзя задерживаться, если не хотим искать охотничий дом в потемках.

Когда поняла, о чем говорил принц и заметила, как расширились от желания зрачки мужа, дыхание перехватило, а сердце пригрозило выпрыгнуть из груди.

– А может, – робко пробормотала я, – мы можем прогуляться… Посмотреть на эти красивые деревья… Совсем ненадолго?

С этими словами я прильнула к боку мужа, а из груди принца вырвался еле слышный стон. Развернув меня спиной, прижал к себе, и, обнимая, прошептал:

– Ты – демон, Элизабет. Сладкий, обольстительный демон. Но времени на ритуал изгнания демонов у нас сейчас нет, как и у тебя не хватит сил усидеть в седле, если я прямо здесь покажу тебе, как поступает опытный экзорцист с суккубами.

Я зарделась и, задохнувшись, попыталась отойти от мужа на подкашивающихся ногах, но меня удержали на месте, ухватив за плечи.

– Постой, – шепнул муж. – Постой, не двигаясь, еще минуту.

За день мы останавливались трижды: один раз на обед, а также, чтобы напоить и накормить лошадей, и два раза на вынужденный отдых. К концу пути мне было не до заигрываний с мужем, но я держалась из последних сил, не показывая усталость, боясь разочаровать его высочество после того, как тот взял меня с собой.

После умелых прикосновений принца я чувствовала себя лучше, но все же, когда услышала, что остановка на ночлег будет всего через пару часов, стала призывать всех тут же отправиться в путь.

Гвардейцы держались с принцем запросто, почти на дружеской ноге и вместе с тем никто бы не заметил и тени панибратства или фамильярности. Поначалу они дичились меня и не заговаривали первыми. Но к вечеру к их подчеркнутой вежливости добавилось искреннее уважение и даже что-то, похожее на восхищение.

Принц во всем, что не касалось массажа, который помог в буквальном смысле пережить этот день, держался отстраненно. А я, робея, бросала на него взгляды из-под ресниц и пугалась осознания, что с каждым днем моя потребность быть с ним растет.

На одном из привалов принц высказал вслух удовлетворение от того, что в наше отсутствие королевство в надежных руках.

– Пока там брат, я спокоен, – сказал он, и я не сразу поняла, что его высочество говорит о виконте де Жероне.

– Де Жерон ведь собирался на заставу? – недоумевая, переспросил один из гвардейцев.

Его высочество кивнул, но пояснил, что брат изменил свое решение вечером.

Я задумалась, что такого могло произойти за день, что заставило упрямого виконта изменить решение, но из-за усталости и желания быстрее добраться до охотничьего дома думалось плохо. Внимание то и дело перескакивало на мысли, что скоро сниму сапоги, и засну прямо в костюме для верховой езды, и просплю до следующего утра, не отвлекаясь ни на ужин, ни даже на завтрак.

Охотничий дом несколько разочаровал: после блеска и великолепия дворца в Городе-крепости ожила увидеть по меньшей мере, наш летний аваронский дом. Но когда из-за деревьев показалась хижина, я недоуменно заморгала.

– Здесь я останавливаюсь один, – сказал принц, помогая слезть с лошади.

В последний момент Диларион соскользнул с плеча и, взмыв вверх, скрылся среди успевших затянуться сумраком деревьев.

– Диларион, – слабо позвала я, и принц поспешил меня успокоить.

– В нетопыре заговорил инстинкт хищника, – сказал принц. – Уверен, он вернется сытым и крайне довольным.

– Но ваш запрет насчет крови, – испугалась я за дракончика.

– Он не распространяется на случаи охоты, – заверил принц. – Когда зверь добывает нужную ему кровь естественным путем, все происходит плавно, без колебаний магического фона, что может быть губительно для Пустоши.

Я кивнула, принимая объяснение и подумала, что ученость его высочества превосходит все мыслимые и немыслимые ожидания. В следующий момент от близости принца дыхание перехватило, и муж, не удержавшись, нежно коснулся губами лба.

– Наши люди будут рядом, – сказал принц, когда я проводила взглядом удаляющихся гвардейцев. – В двухстах шагах удобное место для лагеря: четыре домика, стойла для лошадей. Я же предпочитаю одиночество, и самым приближенным нет резона напоминать о моих привычках.

Слова его высочества об одиночестве неприятно резанули слух, и, почувствовав мое напряжение, муж привлек меня к себе и поцеловал в висок.

– Предпочитал, – поправился он, а я ощутила, как на душе запели флейты.

Тут же ломота в пояснице, коленях и местах, о которых леди не говорят вслух спустила с небес на землю, и я пробормотала виноватым тоном:

– Кажется, завтра я не смогу сидеть…

– В седле? – хмурясь, спросил муж.

Я помотала головой и тихо пискнула:

– Вообще.

К моему негодованию, муж коротко засмеялся, но, когда легко, как пушинку, подхватил на руки, в груди затеплилась благодарность к нему.

– Сможешь, – уверенно сказал принц, и я поверила.

Он усадил меня в удобное, покрытое шкурами кресло и быстро разжег огонь в странной на вид печи, похожей на камин и старинную печь из поселенских домов одновременно. Казалось, я лишь смежила веки, как его высочество ловко снял с огня огромную кастрюлю и выплеснул воду в деревянную лохань, над которой тут же поднялся пар. Не успела я осознать, что происходит, как пальцы мужа заскользили по моему телу, а когда поняла, что помогают избавиться от дорожного костюма, было поздно: я осталась полностью обнажена.

Шумно переведя дыхание, принц подхватил меня на руки и спустя мгновение опустил в деревянную лохань.

Я не смогла сдержать стона, откидывая голову назад, полностью отдаваясь теплым целебным прикосновениям воды.

Из груди мужа послышалось что-то похожее на звериный рык, когда он молниеносно избавился от одежды и опустился в ту же лохань. Я часто заморгала от интимности момента и даже боязливо оглянулась, закусив губу, чем рассмешила мужа.

– Никто не придет, – сказал он, глядя мне в глаза, отчего внутри что-то оборвалось.

От волнения я выпалила первое, что пришло в голову:

– Раньше я принимала ванну только с Диларионом.

Принц развеселился еще больше и попросил:

– И впредь не изменяй своим привычкам.

Я тоже хихикнула, густо краснея, чтобы в следующий миг расхохотаться, запрокинув голову. Прикосновение твердых пальцев к стопам оказалось неожиданным и необыкновенно волнующим. Я закусила губу, уставившись на принца во все глаза. А он переставил мои ступни к себе на живот и легко сжал бедра стопами.

Я охнула, когда его высочество нежно сдавил в ладонях ступню, отчего тело пронзила волна наслаждения.

Усмехнувшись от моих расширившихся от удивления глаз, принц начал надавливать пальцами на чувствительные точки, и каждое прикосновение омывало изнутри жаром, сосредотачивая внизу живота теплые волны, и вызывало волнующую тяжесть в груди.

– Карл, – пискнула я и снова охнула, когда муж достал мою ножку из воды и прикоснулся к большому пальцу губами.

– Тебе необходимо расслабиться, Элизабет, – хрипло проговорил принц. – Вот увидишь, завтра от усталости не останется и следа.

– Не хочу, чтобы наступало завтра, – запротестовала я, блаженно жмурясь и его высочество возобновил прикосновения.

Когда покончено было и со второй ступней, мне казалось, что я не сижу в лохани, а парю над ней. Поэтому, когда сильные руки подхватили под бедра и приподняли, я даже не успела удивиться.

Принц медленно опустил меня вниз, что заставило всхлипнуть от чувства переполнения изнутри и слегка прикусил открытую шею. Вскоре мне показалось, что парю в объятиях мужа над макушками сосен и слушаю собственные крики наслаждения, которые раздаются откуда-то снизу.

***

Вопреки терзающим накануне страхам, проснувшись на рассвете, ощутила, как тело переполняет легкость и бодрость. Наскоро одевшись и приведя себя в порядок, мы с принцем перекусили заготовленными для нас Висьеном и Люсьеном бутербродами и присоединились к гвардейцам, которые успели взнуздать и оседлать лошадей.

Как и предсказывал принц, Диларион поджидал на спине Верного. Стоило взобраться в седло, как питомец, приветственно клюнув в щеку, скрылся в переметной сумке и завозился, устраиваясь поудобнее.

Несмотря на день непрерывной скачки, второй день пути показался более легким. Когда краснея бросала на мужа взгляды, тот, словно читая мысли, пояснил:

– Просто ты привыкла сидеть на лошади, Элизабет. Ты вообще очень способная.

От этих слов я зарделась и, пришпорив Верного, унеслась вперед. Принц быстро догнал меня, но специально оставался на отдалении, наблюдая, как я несусь в стремительной скачке, подставляя лицо ветру.

Во время вечернего привала я с удивлением поняла, что плотный шерстяной плащ мне больше не нужен.

Когда принц вернулся из лагеря гвардейцев, который состоит всего из пяти шатров и расположился на некотором отдалении от нашего, его высочество подтвердил, что воздух стал теплее.

– Мы уже почти в Эльфарии, Элизабет. Если бы не спешка, с удовольствием показал бы тебе Августовские виноградники, гордость Черной Пустоши. Обещаю, что скоро мы вдоволь нагуляемся и по Эльфарии, и по Авроре.

Засыпая в объятиях принца, я слушала перекликивание ночных птиц и писк Дилариона, который кружил над нашим шатром, ошалев от южного леса.

– Завтра будем на месте, – пообещал принц, целуя в висок. – Ты, должно быть, утомлена сверх меры?

– Я никогда так не уставала, – призналась я, улыбаясь. – И никогда так не мечтала, чтобы путь никогда не заканчивался.

 

Глава 19

Эльфария обрушилась на нас к полудню следующего дня. Внезапно, неожиданно, словно сюжет детской сказки. Гористая местность, по которой мы продвигались не спеша, щадя лошадей, приобрела почти человеческие черты. Каменная глыба слева, что секунду назад была лишь возвышением, созданным самой природой, превратилась в скалящего зубы каменного великана, и откуда-то сверху донесся глухой, полный страдания, вой.

Я дернулась на спине Верного, и конь, слыша настроение всадника, нервно запрядал ушами. Диларион завозился в переметной сумке, а принц тут же оказался рядом.

– Что случилось? – спросил он.

Я, вытаращив глаза, указала взглядом на каменного исполина и ахнула, когда тот оказался вновь глыбой валунов, покрытых мхом и лишайниками.

Принц тепло улыбнулся и протянул руку, поправляя капюшон плаща.

– В этом прелесть Эльфарии, – сказал он. – Ты видишь, что рисует воображение, как наяву. А гористая местность весьма сопутствует буйству фантазии. На рудниках, которые всего в дне езды отсюда, похожие ощущения.

– Я… Я словно увидела каменного исполина, – пробормотала я, – а еще услышала, как он воет страшным глухим голосом…

– Никто не выл, принцесса, – добродушно сказал один из гвардейцев, – вам послышалось.

– Ходят слухи, что Эльфария раньше принадлежала эльфам, – спокойно сказал принц. – Силой лишь им подвластной магии они творили чудесные замки и дома, не нарушая гармонии с камнем и деревом. А каменные исполины охраняли их города.

– Эльфам? – воскликнула я, не веря своим ушам.

– Прежде, чем они покинули это место и ушли в Потерянные Земли, – подтвердил принц.

– Но ведь это сказка! – не сдержалась я. – Эльфы, гномы, драконы ростом с замок… Это сказочные существа. Если бы они существовали, давно стерли бы людей с лица земли. Неужели вы верите в это, ваше высочество? Неужели вы, или кто-то другой, видел живого эльфа?

Принц улыбнулся с таким видом, как улыбаются неразумному дитя.

– Для того, чтобы верить, Элизабет, необязательно видеть. Еще ребенком я верил, что Черную Пустошь ждет довольство и процветание, а видел только выжженную дочерна землю, причудливые кривоватые деревья, которые не брал даже огонь, несчастных, обездоленных людей, с которыми столь жестоко поступила судьба.

Лица окруживших нас гвардейцев стали хмурыми, а мне стало не по себе, словно сказала что-то крайне глупое и неуместное. Принц ободряюще кивнул и продолжил.

– Что касается здешних мест, ты сама вольна делать выводы, похожи ли местные полуразрушенные и покрытые плющом замки, дома, которые находятся прямо в деревьях, на то, что создали человеческие руки, или нет. Если предположить, что все это создали люди, я хочу знать, какой силой они обладали, какими знаниями… Именно здесь я сделал несколько открытий, которые позволили облегчить жизнь людям.

– Облегчить, – усмехнулся в усы гвардеец, – вы так это называете. Да вы и до того, как взошли на престол Черной Пустоши сделали для нас такое, что было не по силам ни одному из прежних правителей. А уж после…

Гвардейцы, все как один, смотрели на его высочество такими преданными глазами, что у меня потеплело в груди. Вспомнились слова Мириам, о том, как она мечтала вырасти и выйти замуж за Карла Сварта. Капитана Сэма, считающего, что «принц – настоящий мужик», управляющего Альре… А также преданность, виконта де Жерона, превосходящая все мыслимые и немыслимые горизонты.

Воспоминание о виконте услужливо подсказало, что титул к нему перешел, как к старшему сыну эльфарского графа.

– А людские поселения? – спросила я. – Люди живут дальше?

Гвардейцы хмыкнули почти одновременно, а принц ответил:

– Мы обогнули город и поместья, Элизабет, для скорости, а также потому, что не хотелось этой придворной мишуры…

За словами принца я услышала, что он хотел побыть наедине со мной, и от этой мысли сердце зашлось в бешенном ритме, а внутри запорхали крылатые флейты.

– Я тоже, – смущенно пробормотала я, и, закашлявшись, добавила более уверенно: – То есть не то, чтобы мне это все не нравилось. Я поражена роскошью дворца в Городе-крепости, но все же привыкла к несколько более простой жизни, и…

Я зарделась, не зная, как сказать, что собиралась, с запозданием понимая, что гвардейцы вокруг, как один, смотрят на меня мечтательно и ловят каждое слово.

Уголок рта мужа дернулся в едва уловимой усмешке, он произнес пару слов, смысл которых я уловила не сразу, и облаченные в черное люди пришпорили коней и оставили нас.

Принц подъехал совсем близко, отчего Верный подо мной фыркнул и нервно запрядал ушами. Отчаянно краснея, я вцепилась в поводья изо всех сил и опустила взгляд. Когда меня подхватили подмышки и рывком приподняли над седлом, я ахнула и затаила дыхание, ощутив себя над пропастью, но в следующий миг оказалась в седле мужа, лицом к нему. Гвардейцы по какому-то молчаливому приказу уехали вперед, оставив нас наедине.

Все еще не понимая, как это сделал, я прижалась к нему еще теснее и поцеловала. Губы принца подчинили мои, и я застонала, когда каскад горячих поцелуев подарил ощущения парения над пропастью.

Когда принц отпустил меня, мы оба тяжело дышали. Смутившись своего порыва, я спрятала лицо на груди мужа и пробормотала:

– Этот полет… Полет… С вами я всегда лечу, Карл, и не боюсь упасть, зная, что меня держат.

– Я всегда буду держать тебя, Элизабет, – хрипло проговорил муж, поправляя мне локон, выбившийся из прически.

Тем же неуловимым движением я вновь оказалась переброшена в седло Верного. Конь стоял, терпеливо ожидая, пока нащупаю носками стремена и подберу поводья. Пока приходила в себя, принц смотрел на меня долгим взглядом, а у меня возникло ощущение, что собирается что-то сказать, но молчит.

– И гвардейцы, – прошептала я, – и кони… И вообще все, все…

– Что все, Элизабет? – не понял принц.

– Людям достаточно лишь одного вашего слова, животным даже слов не нужно. Вы видели это? – проговорила я, а принц непонимающе пожал плечами. – Ведь кони даже не шелохнулись! Потому что это нужно было вам… Они чувствуют силу. Они покоряются силе. Вы бездна, Карл! Вы слишком глубоки и величественны, чтобы у меня остался хотя бы один шанс…

Задохнувшись, я замолчала, не в силах поднять голову и посмотреть на мужа.

– Хотя бы шанс на что? – спросил принц хриплым голосом.

Я не ответила, мотая головой, и его высочество повторил с нажимом:

– Какой шанс?

– Не полюбить вас! – выдохнула я, и, ошалев от собственной смелости, вонзила шпоры в бока Верного, поднимая животное на дыбы. Когда конь тяжело приземлился на передние копыта, я, не глядя на мужа, ускакала вслед за гвардейцами.

***

Лагерь решено было разбить прямо в развалинах старинной крепости, чьи стены защищали шатры от ветра и, в то же время, являлись надежной защитой от диких зверей. Про диких зверей сообщил один из гвардейцев, видимо, чтобы насладиться испугом на моем лице и заверить, похлопывая по рукояти клинка, что я в полной безопасности

Другой гвардеец сказал, что они уже останавливались в этом месте, и после этих слов я, оглядевшись вокруг повнимательнее, заметила следы кострищ. Пока принц отдавал распоряжения насчет переносной лаборатории, гвардеец поманил меня за собой и показал родник, который бьет прямо из стены.

– Чистейшая вода, принцесса, – сказал гвардеец. – Оно и умыться с дороги неплохо, и запасов воды с собой таскать не надобно, нам-то с вами не так много надо, а вот лошадям да мулам, сами понимаете.

Я благодарно кивнула и, радуясь, что не во дворце, в окружении бесчисленных камеристок и банщиц, с наслаждением умылась прямо на глазах у гвардейца. Диларион описал над нами круг, оглашая восторженными воплями окрестности, видимо, тоже радуясь свободе.

Когда настал черед пить и умываться гвардейцу, я прошлась вдоль стены, провела рукой по шершавой каменной поверхности. Сначала подумала, мне показалось, но потом поняла, что стена действительно теплая. К тому же, даже несмотря на разлом, не заметила кладки кирпичей или булыжников. Камень, из которого создана стена, оказался цельным, словно вырос из земли, и непонятно, что могло сломать такую постройку.

Обернувшись на шорох сзади, я облегченно выдохнула, увидев гвардейцев.

– Ну как, принцесса, будете говорить что-то о несуществующих эльфах? – спросил гвардеец с густыми усами и показал взглядом на стену.

Я недоуменно проследила его взгляд, а когда обернулась, он важно произнес:

– Это вы еще деревьев не видели.

– Деревьев? – не поняла я, обводя взглядом окрестности.

Полуденное солнце золотит пышные кроны деревьев, огромные, в несколько обхватов, толстые стволы местами покрыты мхом и лишайниками. В воздухе разносятся нежные трели птиц и довольное попискивание дракончика.

– Не говори, – хмыкнул второй гвардеец, тыкая локтем соратника в бок. – Пускай принцесса сама увидит.

– Я с удовольствием посмотрю, – сказала я, улыбаясь и стала искать глазами мужа.

За время моей отлучки гвардейцы с принцем, который держался со своими людьми на равных, успели не только разгрузить лошадей и мулов, но и поставить два шатра – в голубом я узнала тот, в котором провела с принцем прошлую ночь. Серый, выцветший, покрытый пятнами, в которых без труда распознала химические реактивы и порошки, без сомнения являлся лабораторией.

Судя по голосу мужа, который раздается изнутри серого шатра, поняла, что его высочество приступил к делам. В следующий миг принц вышел из шатра, и, бросив что-то короткое своим людям, снова скрылся за серым пологом.

Что-то неприятно кольнуло внутри, я вдруг ощутила себя покинутой и ненужной. В моем понимании, после того, как женщина призналась тебе в любви, следовало вести себя иначе. Я не знала, как, но предполагала, что точно не игнорировать и не погружаться с головой в работу, а быть может, обнять, поцеловать, сказать что-то теплое, нежное, отчего бы подкосились ноги и закружилась голова.

Словно почувствовав мое настроение, принц, который снова показался из шатра, бросил на меня быстрый взгляд, и, неопределенно усмехнувшись, опять скрылся внутри.

Не зная, что думать, я направилась следом за мужем и нашла его склоненным над прозрачными колбами и стеклянными шарами. Стоило войти в шатер, муж высек огнивом искру и радужный песок в длинной прозрачной колбе, заискрив, погас.

– Не работает, – с недоумением глядя на меня, произнес муж. – Я думал дело в местной почве…

– Мой принц, – осторожно произнесла я и взгляд его высочества стал более осмысленным.

– Да-да, Элизабет, – сказал муж. – Твои вещи уже в нашем шатре, ты можешь переодеться и привести себя в порядок с дороги.

С этими словами он отвернулся и вновь склонился над странными приспособлениями и склянками, а я почувствовала себя не только ненужной, но еще и лишней.

Тяжело вздохнув, я направилась к выходу, но в последний момент его высочество придержал меня за плечо.

– Не делай так больше, – то ли приказал, то ли попросил он.

– Как? – ахнула я, испугавшись, что каким-то образом вызвала неудовольствие его высочества.

– Так, – коротко ответил принц. – Никогда не чувствуй себя несчастной и покинутой, даже когда я занят и не смотрю на тебя. И даже когда меня нет рядом. Никогда ничего не бойся, Элизабет, и особенно моего невнимания. Никогда.

– Но вы… я… Я нечаянно, – забормотала я невпопад. – Я просто…

– Я держу тебя, Элизабет, – сказал принц, и я сглотнула, часто моргая, услышав от него то, что с самой первой встречи чувствовала рядом с ним. – Я всегда. Буду. Держать. Тебя.

Говоря это, принц делал паузы между словами и каждое из них пробуждало что-то неведанное в моей душе. Когда-то, в самом далеком детстве, когда родители были рядом, я жила в полной безопасности и знала, что мой мир никогда не пошатнется. После раскола королевств, который стал для меня чем-то большим, нежели просто внешним расколом, я больше никогда не чувствовала чью-то поддержку так явно.

– Всегда, – повторил муж, при этом глаза его сверкнули особым светом.

В следующий миг принц вновь склонился над колбами, словно меня не существовало. Но в ушах пульсировало «Я держу тебя, Элизабет. Я всегда буду держать тебя».

Вздохнув, я в последний раз взглянула на мужа, большого, сильного и невероятно притягательного, и выходя из шатра, пробормотала, без надежды, что меня услышат:

– Там родник, прямо из стены бьет. И вода такая вкусная и свежая… Я переоденусь и погуляю по окрестностям…

– Да-да, из стены, – рассеянно проговорил принц, и, когда я задержалась, вновь пожирая его глазами, добавил: – Система водоснабжения во дворце, о которой я тебе рассказывал, позаимствована мной из развалин Эльфарии. Свежий вкус воды объясняется ее горным происхождением. Многие помпы, которые откачивают воду из подземных озер, работают до сих пор. Ты заметила, что некоторые стены теплые?

Я закивала и зачем-то присела в книксене, чтобы тут же мысленно проклясть себя за неуклюжесть и неуместность в действиях.

– Это оттого, что вода направляется прямиком из горячих источников, – проговорил Карл Сварт. – Как-нибудь мы спустимся в пещеры, и ты увидишь своими глазами чудеса, которые невозможны в солнечном свете.

Я потрясенно кивнула, а принц уставился на меня так, словно увидел впервые.

– Вода, – прошептал он.

– Вода, – подтвердила я, кивая, и вновь зачем-то присела в книксене.

А принц выдохнул:

– Ты гений, Элизабет!

С этими словами он подхватил меня на руки и подбросил в воздух, словно вешу не больше нагретого бычьего пузыря. Бережно поймав, вновь поставил на ноги, а сам метнулся к толстой колбе и выплеснул прозрачную жидкость прямо под ноги. Я взвизгнула, задирая юбки, а его высочество Карл Сварт уже несся к роднику, что бьет из наполовину разрушенной стены.

Проводив мужа взглядом, я сглотнула и направилась в свой шатер.

Увидев собственные вещи, сложенные в свертках и переметных сумках, прямо на походной плетеной подстилке, которую муж назвал циновкой, я просияла от чувства пьянящей свободы. Вдали от Рамины, Ланы и остальных девушек во главе с мистрис Одли я поняла, как была утомлена тем, что муж называет «придворной мишурой». Хихикнув, подумала, что мне безумно приятно даже мысленно повторять за мужем, а также вспоминать его жесты, взгляд, прикосновения…

Пискнув, в шатер влетел дракончик, и я ощутила что-то вроде стыда оттого, что не уделяю малышу достаточно времени. Погладив зеленую спинку, чмокнула плямкающего малыша в мордочку и поняла, что внешне наша связь не изменилась: я по-прежнему играю с ним, говорю, рассказываю о своих бедах и волнениях, кормлю, только думаю о маленьком нетопыре реже.

– Да, да, и еще раз да, – сказала я дракончику, – все мои мысли заняты его высочеством… И ты это видишь и чувствуешь.

Диларион плямкнул и облизал мой подбородок раздвоенным языком.

– Но ты не выглядишь несчастным, – пробормотала я. – Может дело в том, что у тебя появилась новая подружка? Мириам?

Услышав имя Мириам, дракончик заозирался по сторонам, словно ожидал, что девочка с рыжими косичками вот-вот забежит в шатер, и, увидев Дилариона, огласит пространство счастливым воплем.

– Приятно, когда тебя любят, – сказала я дракончику.

Малыш снова перебрался мне на плечо, а я, подойдя к походным сумкам, застыла, как вкопанная.

– А его высочество… Он ведь не говорил, что любит меня, – прошептала я, чувствуя, как холодеет сердце. – Он такой большой, Диларион, такой могучий! Я как будто совсем мала для него, ничтожна, как он может любить меня? Да что я… Мне кажется, что этому человеку мало и всей Черной Пустоши.

Ощущение, что вишу над пропастью, обострилось, и вместе с ним усилилось чувство защищенности и надежности, словно даже не будучи рядом со мной его высочество Карл Сварт, принц из Черного дома продолжает держать меня в своих объятиях.

Сделав несколько глубоких выдохов и вдохов, я приступила к переодеванию.

Его высочество распорядился, чтобы в дороге у меня не было недостатка в костюмах для верховой езды, которые включали удобные облегающие брюки, и камзолы строго кроя поверх сорочек. Поверх брюк запахивались пышные, в рюшах, юбки. Но назвать таким словом куски ткани, которые оборачиваются вокруг бедер, чтобы хоть как-то прикрыть те места, которые леди не называет вслух, не поворачивался язык. Помимо этого, я проследила, чтобы Рамина упаковала также пару аваронских платьев, которые надевала на воздушные прогулки с Нинель.

Сняв легкий плащ, решила сменить не только верхнюю одежду, но и белье. Перед выездом камеристки объяснили, как приводить в порядок белье и одежду без привычного обилия горячей воды. Разместив панталоны с лифом на низком раскладном столике, я щедро посыпала их зеленоватой пудрой. Крупинки тут же зашипели, подпрыгивая на нежном атласе, а спустя пару мгновений я стряхнула с них лишь пару пылинок. Быстро обсыпавшись ароматной пудрой из другой баночки, я растерла тело жестким полотенцем, и хоть такой способ мытья казался непривычным, ощутила свежесть и приятную бодрость в теле.

Для прогулки выбрала белье голубого цвета с каймой кружева. Поверх лифа, начисто проигнорировав корсет, натянула легкое голубое платье, которое шилось специально для полетов на магическом коврике. Наглухо закрытый ворот и длинные рукава предназначены для защиты от ветра, а юбка с несколькими разрезами чересчур фривольная, по меркам Пустоши. Но она прекрасно подходит к брюкам для верховой езды. Сапоги отставила в сторону и выудила из свертка удобные туфли на плоской подошве, которые привязываются ремешками к стопам, чтобы не потерять в небе.

Волосы расчесала и, заплетя в косы, уложила в низкий узел на затылке, радуясь, что не нужно покрывать голову вуалью, как принято в Пустоши.

Подхватив Дилариона, который развалился на походных сумках, я посадила малыша на плечо и покинула шатер, натягивая на ходу блокирующие магию перчатки.

Ко мне тут же приблизились два гвардейца.

– Принцесса, – склоняя голову, произнес тот самый, с густыми усами, что показывал мне родник. – Его высочество рекомендовал вам погулять по окрестностям, пока он будет занят в лаборатории. Ежели вы проголодались, только дайте знать, мигом накормим.

Ноздрей коснулся аппетитный запах мяса и хлеба, повернув голову, я обнаружила двоих гвардейцев, которые хлопочут у костра. Еще двое внимательно слушают мужа, который объясняет что-то, видимо, отдает распоряжения. Остальные занимаются обустройством остальных палаток и лошадьми.

– Я не успела проголодаться, – сказала я с улыбкой, – поэтому подожду, пока его высочество освободится. А пока погуляю.

– У нас светлейшее распоряжение, – предупредил гвардеец. – Глаз с вас не спускать. Но вы не бойтесь, мешать не станем.

– Вы нас и вовсе не заметите, – добавил другой.

– Но по нужде если соберетесь, сначала нам сообщите, – строго предупредил усатый гвардеец.

– Чтоб мы не сунулись, значится, в самый неподходящий момент, – подсказал второй гвардеец, не замечая, как мои щеки начинают краснеть.

– Дубина, – беззлобно сказал ему первый. – Чтобы мы заранее место проверили, где леди присесть сподручней!

От такой прямоты я почувствовала, что не просто краснею, а пылаю, желая при этом провалиться под землю или унестись на воздушной катапульте к самым облакам. Гвардейцы же смотрят так прямо и честно, словно не вогнали леди в краску, а обеспокоились ее самочувствием.

– Спасибо, я поняла, – пискнула я и подумала, что после такого «по нужде не соберусь» всю оставшуюся жизнь.

Сначала обошла развалины крепости, в которой разбили лагерь, по периметру. Тщательно исследуя разрушенные стены так и не смогла обнаружить ни единого скола и решила спросить у мужа, как людям, или эльфам, в которых уже готова была поверить, удалось создать эти постройки.

Пискнув, Диларион соскользнул с плеча и смешно заковылял по отвесной стене, хлопая крыльями, как домашняя птица.

– Ишь, нравится ему, – хмыкнул усатый гвардеец.

– Лапкам тепло да гладко, – согласился другой.

Но я истинным чутьем ощутила, что дракончиком движет не только удовольствие от соприкосновения лапок с гладкой поверхностью неведомого мне камня. Дилариона что-то беспокоило. Закрыв глаза, я сконцентрировалась на маленьком нетопыре и почувствовала, как тело затрясло крупной дрожью, а горло сдавило предчувствием грядущей беды. Чтобы не так явно переживать ощущения кровного питомца, я открыла глаза, и, приложив руки к вискам, потрясла головой.

В тот же миг окружающий мир с развалинами крепости, заливными лугами и покрытыми лесами горами Эльфарии вместе с лагерем, гвардейцами и даже Диларионом исчез. Вместо него возникли нежно-зеленые, словно выточенные из нефрита и малахита, стены, которые уносятся ввысь и заканчиваются небом.

Вместо поросли мха и травы под ногами образовался прозрачный пол с вкраплениями светящихся кристаллов, а под полом – черная дыра пропасти. Ушей коснулась самая нежная и ритмичная из мелодий, что мне доводилось слышать. Мимо одна за другой, понеслись в танце пары. Яркие, переливающиеся в лучах волшебного света платья дам показались похожи на оперение драгоценных птиц, какие встречаются лишь в старинных легендах и сказках.

Бледные надменные лица с тонкими аристократичными чертами, волосы цвета платины и латуни, длинные руки и ноги, статные спины в сверкающих мундирах…

Отметив безукоризненную красоту танцующих, я ахнула, разглядев их уши: длинные, острые, вытянутые, но при этом создавалось ощущение, что совершенно уместные и гармоничные. Словно только такие уши могут быть у этих волшебных существ, каждый жест которых исполнен изящества и благородства.

Где-то вдалеке запищал Диларион, выругался усатый гвардеец и второй поддержал его. Схватившись за зашедшееся в бешенном ритме сердце, я стала отступать к стене, но когда уперлась спиной, провалилась и стала падать, потому что стена поддалась, словно я призрак.

Чьи-то крепкие руки встряхнули, приводя в себя, и я поняла, что меня держат. Лица обоих гвардейцев выглядели испуганными.

– Что ж вы, леди! – укоризненно воскликнул один из них. – Так и упасть недолго!

Я растерянно оглянулась и поняла, что если б гвардеец не подхватил, я бы перевалилась через стену.

Дракончик забил крыльями на плече и испуганно завопил.

– Они реальны, – прошептала я, хлопая ресницами. – Это не сказки.

– Кто, принцесса? – с опаской уточнил гвардеец.

– Эльфы, – тихо сказала я, и лица у обоих вытянулись.

– Может, пойдем отсюда, принцесса, а? – спросил усатый гвардеец. – От греха подальше?

Диларион снова завопил, а я вновь ощутила, как тело сотрясла дрожь.

– Нет уж, – невпопад ответила я, почему-то обращаясь к дракончику. – Больше никаких привязок. Идем отсюда.

Гвардейцы обеспокоенно переглянулись, думая, что не вижу этого и одновременно выдохнули.

 

Глава 20

Мы спустились по пологому холму и устремились к лесу, в котором растут огромные деревья, привлекшие мое внимание. Я погладила спинку питомца и подумала, что не зря именно он отреагировал на заряженное сильнейшей энергией место. Привязка на крови с магическими существами делается для роста и стабилизации магических способностей, и чем больше потенциал юного мага, тем более серьезного зверя ему выбирают. У студентов Школы при Ковене, а также студенток Института Благородных Волшебниц, у всех есть питомцы. Неясыти, лисы, кошки, даже хомяки.

Мне, как наследнице сразу двух магических домов, поскольку оба родителя были сильными магами, достался нетопырь, хотя в Ковене предлагали ящера: по возможности хранения магии и помощи в развитии магического потенциала ящер куда сильнее нетопыря. Беда ящера в том, что крылья у него маленькие, куцые, летает он плохо и мало, правда, бегает быстрее антилопы.

Нинель предлагали сделать привязку со степным фенеком, но подруга отказалась, решив поднакопить магический резерв настолько, чтобы возможной стала привязка с драконом-нетопырем, как у меня. И то, что для этого придется учиться год без питомца, который всегда поможет магической силой, и является своеобразным магическим хранилищем и защитой одновременно, подругу не остановило. С бесстрашием и усердием Нинель ринулась изучать сложные снадобья, заклинания, изготовление погодных составляющих и всего, что необходимо магу стихий. Но я видела, как бывает тяжело подруге.

– Зато через год стану сильнее и выберу одного из дядиных нетопырей! – заявляла она, когда я выражала сочувствие бледной, лежащей в постели, перегоревшей подруге. – Я уже присмотрела одну крошку-лапочку. Представляешь, глаза у нее розовые, а шкурка серенькая в рубиновых узорах. Чудо, а не крошка! К тому же, мы с тобой всегда в воздухе. Ну куда мне фенека?

Многие профессора института считали, что от фенека Нинель отказывается зря, но перед упрямством студентки только разводили руками.

– Или нетопырь, как у Элизабет, или вообще никто! – патетично заявляла Нинель, а мне призналась по секрету: – Я ведь ей уже имя придумала, Эльвиона, в честь твоей тети Эльвиры, правда, здорово? И Дилариону будет не так скучно. Дядя обещал подождать, никому не отдавать Эльвиону, какие бы деньги ни сулили!

Воспоминания о Нинель сдавили щемящей нежностью грудь, и я подумала, что должна куда сильнее скучать по подруге, в то время как бессовестно и до кончиков пальцев счастлива с его высочеством Карлом Свартом.

– Что же за магией владели эти чудесные эльфы, если ты так остро отреагировал даже на ее остатки? А вот на магически созданные цветы леди Вивьен Ру не обратил внимания, – сказала я Дилариону, и он что-то возмущенно запищал в ответ.

– Если бы ты умел говорить, – сказала я задумчиво. – Думаю, нашел бы, что сказать миру.

Диларион что-то горделиво пискнул, а я замолчала, потому что нас нагнали гвардейцы, а при них говорить с дракончиком постеснялась.

Какое-то время я ходила вокруг странных, со стволами, как у гигантских бочек, деревьев, стучала костяшками пальцев по коре, таращилась ввысь, где сплетаются кроны исполинов, и прислушивалась к чарующему пению эльфарских птиц.

Гвардейцы тоже глазели по сторонам, словно впервые здесь, и я решила, видимо, обычно они сопровождают принца, не отвлекаясь от своих обязанностей ни на минуту. Когда один склонился над полуметровым грибом в светящихся крапинках, истинным чутьем ощутила почти детский восторг, исходящий от мужчины.

В следующий миг второй гвардеец сбил меня с ног и тяжело придавил к земле собственным весом. Не успела опомниться, как гвардеец, сжимая меня в охапке, перекатился на другое место, а туда, где секунду назад мы лежали, упало что-то тяжелое. Я услышала звуки борьбы, рев и свист меча и успела подумать, что снова атаковали караварцы, когда раздался спокойный голос усатого гвардейца.

– Все в порядке, принцесса, не пугайтесь.

Мне помогли встать, и, оказавшись на ногах, я успокаивающе погладила Дилариона, который вцепился в мои волосы как клещ, не желая оставлять в минуты опасности.

Я чуть не осела наземь, когда увидела, как усатый гвардеец пытается извлечь меч из тела огромной зверюги с седой косматой шерстью и страшной оскаленной пастью. С острых, как кинжалы, клыков капает слюна, а взгляд сочится яростью и жаждой крови даже после смерти.

– Шатун, – тоном, словно говорит о чем-то понятном мне, пояснил гвардеец.

Уперевшись ногой в тело животного он вытащил окровавленный меч и вытер его о густую шерсть, потом добавил:

– В этих краях они редкость, принцесса. Но все же лучше не гулять одной.

– Д-да, – чувствуя, как зубы выводят дробь, согласилась я.

– Может, обратно, в лагерь? – осторожно спросил гвардеец и я почувствовала, как ему не хочется прекращать прогулку.

К своему изумлению поняла, что страх прошел, но ощущение, что меня держат, усилилось. В ушах снова прозвучало: «я буду держать тебя всегда, Элизабет», и звук голоса мужа даже в мыслях прозвучал слаще райской музыки.

– Нет-нет, – поспешно сказала я, робко косясь на тушу поверженного зверя. – Я в порядке, и раз со мной такая надежная охрана, совсем не волнуюсь.

Оба гвардейца горделиво приосанились, и мы двинулись дальше.

Мужчины с интересом глазели по сторонам, оставаясь начеку, и лениво обсуждали, что надобно снять с медведя шкуру, и что не бывает в этих краях зверей с более густой и теплой шерстью, чем у седого медведя.

Прислушиваясь к беседе вполуха, я подошла к одному из деревьев, чей ствол словно изучал тепло. Побарабанив костяшками пальцев по гладкой коре, с разочарованием поняла, что толщина дерева поглотила звук. Диларион соскочил с плеча и, как белка, проворно полез по стволу.

Непроизвольно я хлопнула по тому месту, где только что был дракончик и ощутила, как середину ладони укололо чем-то похожим на магический импульс. С недоумением я осмотрела перчатку, блокирующую магию и убедившись в ее целостности, пожала плечами. Тут же укололо снова, на этот раз обе руки сразу, а я подивилась, как такое может быть, поскольку на мне мощный амулет и не менее мощные защитные перчатки.

Отчего-то вспомнились слова Красной Жрицы, что есть магия мужская и магия женская, и мне предстоит еще познать тайны женской магии, суть которой сама природа, в то время, как суть мужской – кровь.

Не понимая, зачем это делаю, я приложила обе ладони к стволу, и лианы, обвивающие дерево, принялись двигаться, словно чья-то рука потянула их вверх.

Не успела я ахнуть, как древесина под пальцами подалась вперед, открывая передо мной овальную дверь. Что-то в груди позвало внутрь, а один из гвардейцев произнес:

– На вашем месте, принцесса, я бы заходить внутрь не ста…

Гвардеец не успел договорить, потому что я шагнула внутрь, прямо на винтовую лестницу. По шагам сзади поняла, за мной зашел один из сопровождающих, а по едва слышному шуршанию дерева, что странная дверь закрылась.

– Прошу, не двигайтесь и никуда не уходите, принцесса, – с плохо скрываемым раздражением произнес гвардеец за спиной. – Сначала нам нужно решить, что делать.

Я огляделась. Несмотря на то, что оказались практически замурованными в дерево, глаза хорошо различают обстановку. Спустя секунду хмыкнула, когда поняла, что смотрю истинным зрением, которое обычному человеку недоступно.

– Здесь потрясающе красивые узоры на стенах, – сообщила я гвардейцу, на что тот сварливо возразил, что здесь темно, как в некоем месте у представителя расы с южных островов.

Хмыкнув, я двинулась по винтовой лестнице вверх.

– Куда вы, принцесса? – должно быть, заслышав звук моих шагов, спросил гвардеец.

– Вверх, – ответила я.

– Да постойте же! – чертыхаясь, сопровождающий ринулся за мной. – Это может быть ловушка!

– А мы с вами где? – перебила я его. – Разве не в ловушке?

Тот хмыкнул, нехотя соглашаясь.

– Ну вот! – тоном Нинель возвестила я. – А из ловушки в ловушку можно ходить без разрешения.

Я подумала, что ситуация совершенно не располагает для веселья, но мне отчего-то стало легко и радостно, словно бреду не по неведомой лестнице в странном дереве, а вернулась домой после долгой отлучки.

Вскоре над головой забрезжил свет, и я с изумлением вышла на открытую площадку, расположенную на ветках дерева. Присев, я провела ладонью по площадке, но не смогла обнаружить ни единого стыка досок или увидеть узоры, которые бывают при распиливании древесины.

Откуда-то из густой листвы вылетел дракончик и с писком приземлился мне на плечо.

– Принцесса! Рауль! Вы там? – раздался снизу обеспокоенный голос того гвардейца, который советовал мне не ходить внутрь.

– Нет! – весело крикнула я. – Мы только притворяемся, что мы здесь!

– Вы бы так не шутили, ваше высочество, – пробормотал мой сопровождающий, тоже выходя на площадку и поспешил успокоить другого: – Здесь мы! В порядке!

– Ну не будьте таким суровым, Рауль, – попросила я гвардейца. – Мы с вами попали в волшебное дерево и у нас приключение!

– Девчонка вы еще совсем, принцесса, вот что, – беззлобно пробормотал гвардеец и улыбнулся, когда я рассмеялась.

– Прежде чем пойдем вниз, надо все хорошенько рассмотреть и запомнить. Будет что рассказать вашему соратнику.

Гвардеец хмыкнул, но ничего не сказал, а принялся рассматривать пристройки над нашими головами.

– Да здесь целый дом, – присвистнув, сообщил он.

– Дом, дом, – подтвердил рыжеволосый человек в зеленом, сшитом из листьев, костюме и перекинул ногу на ногу. – Да только не ваш.

Я ахнула: уши у рыжего человека оказались вытянутыми, как у давешних эльфов из моего видения. При этом, судя по тому, что Рауль ему не ответил и даже не задержался взглядом, гвардеец его не видел.

– Только я вас вижу? – спросила я рыжеволосого эльфа, на что тот надменно пожал плечами.

– Встречаются и такие, – буркнул он. – Хотя обычно не видите. А я люблю за вами наблюдать. Нравятся призраки.

– Призраки? – ахнула я.

– Что, принцесса? – спросил Рауль, оборачиваясь, и я раздраженно отмахнулась от него, а тот недоуменно пожал плечами.

– А то кто ж, – сказал эльф.

При этом он выбросил вперед руку, и та прошла сквозь меня.

Я ахнула, но тут же нашлась:

– Так это вы ненастоящий!

– Чего это я не настоящий? – насупился гвардеец, а я замахала на него обеими руками, отчего он посмотрел странно, как смотрят на душевнобольных, считающих себя здоровыми.

– Я-то как раз настоящий, – не согласился и эльф. – А вы призраки, потому вас не все видят. А я видел, целой толпой во дворец просочились. Наглые.

Я не нашлась, что сказать на такое хамское высказывание. Пока думала, призрак легко вскочил на ветку обеими ногами и исчез в кроне дерева.

– Ну и не очень-то и хотелось! – сообщила я в пространство.

Гвардеец снова окинул меня взглядом и осторожно поинтересовался

– С вами все в порядке, принцесса?

– Лучше не придумаешь, – сообщила я, все еще расстроенная общением с таким неприятным эльфом.

Какое-то время мы еще побродили по дому на дереве, залезли на два этажа вверх, осмотрели роспись на стволе. Но поскольку меня не покидало ощущение, что за нами наблюдают, сказала Раулю, что пора возвращаться, и на этот раз он воспринял мои слова с радостью.

Спустившись по лестнице, я уверенно положила обе ладони на ствол, и нас выпустило наружу.

Оказалось, что к ожидающему нас гвардейцу успели присоединиться еще двое, которых послали за нами, поскольку настала пора обедать.

Наскоро перекусив, я снова отправилась гулять по окрестностям, а вечер провела сидя у костра и бросая взгляды на шатер переносной лаборатории. Время от времени его высочество выходил из шатра, нагибался ко мне, целовал в макушку и в задумчивости уходил обратно.

На предложение мужа искупаться в чудом сохранившейся дворцовой купальне я зарделась и сообщила, что боюсь, что за мной будут подглядывать призраки. Муж шутливо поцеловал меня в нос и заверил, что с призраками он как-нибудь разберется. А если не он, то ворвейский кристалл точно.

После этих слов я дозволила сопроводить себя по лабиринту разрушенных стен и наскоро ополоснулась под небольшим фонтаном с теплой водой, чувствуя себя не слишком комфортно, но лучше, чем, когда очищала тело специальной пудрой.

Затем вновь сидела у костра, кутаясь в шерстяное покрывало и радуясь редкому вниманию мужа, думая, как права была тетя, когда говорила, что только следуя своему долгу можно обрести подлинное счастье.

Казалось, его высочество не остановит своих важных исследований ни на миг, и придется ложиться спать в одиночестве. Но принц соскучился не меньше моего, и этой ночью я вновь и вновь падала в пропасть, а затем снова парила у самых звезд.

***

Проснувшись утром в одиночестве, я наскоро оделась и привела себя в порядок, и, перекусив сама и покормив дракончика, отправилась на поиски мужа.

Когда вошла в шатер, обнаружила принца посередине с таким задумчивым видом, что напоминает статую. Пальцы сжимают подбородок, другая рука подпирает локоть, ноги расставлены, будто так ему легче удерживать равновесие.

Некоторое время ждала, что он обратит внимание, поздоровается или как-то еще выкажет радость от моего появления. Но принц все стоял и взирал куда-то в пустоту.

Тогда я тихонько покашляла. Карл Сварт вскинул брови и посмотрел на меня, будто не узнал. Лишь через мгновение его взгляд прояснился и посветлел, а губы растянулись в улыбке.

– Элизабет! – проговорил он, и я поняла, что принц вновь увлекся опытами и исследованиями в переносной лаборатории. – Хорошо, что ты пришла. Посмотри.

Он подозвал к столу, уставленному склянками и банками, одним махом сдвинул их и передо мной оказалась широкая пластина с глянцевой поверхностью. На вид металлическая, но по краям непривычный блеск говорит о более сложном составе.

– Что это, мой принц? – спросила я.

– Пока не уверен, – отозвался он, вглядываясь в пластину. – Но, возможно, удастся сотворить зеркало связи.

Я изумленно округлила глаза и сказала:

– Но такие зеркала создаются лишь с помощью магии.

Карл Сварт кивнул и провел пальцем по гладкой, как лед поверхности.

– В Авароне да. Но я хочу создать его безмагическим способом. Механическим. Это значит, что можно будет посмотреть, как работает любая его деталь. Эта пластина лишь окно, в котором будет виден собеседник. Но за ним или под ним, еще не решил, нужно разместить очень сложный механизм. Кое-какие детали у меня есть. Но без особой трубки и чего-то, что будет создавать связь, между говорящими, ничего не выйдет. Поэтому хочу отправиться в Восточные рудники и поискать там.

– Восточные рудники? – переспросила я, с трудом понимая все, что сейчас услышала.

– Да, Элизабет, – подтвердил принц. – Это день пути верхом. Если ты не устала, можешь поехать со мной. Я в основном буду занят поисками, но некоторые места рудников очень красивые. Тебе понравится.

Сама мысль, что могу лишиться общества мужа, который в короткий срок стал защитой, опорой и источником счастья, привела в ужас. Я приблизилась к нему и, прижавшись всем телом посмотрела в лицо снизу-вверх.

– Конечно, каше высочество, – произнесла я. – Конечно я поеду с вами. Даже прекрасные леса и холмы Эльфарии станут скучными для меня, если рядом не будет вас.

Принц улыбнулся и поцеловал в макушку так нежно, что подкосились колени. Могучая рука обвила меня, и он сказал:

– Я и не сомневался, Элизабет. Потому, что я не оставил бы тебя, даже если бы отказалась ехать.

Еще несколько месяцев назад, когда жила в Авароне и не представляла другого мира, кроме того, в котором есть летающие коврики и всеведущая Бенара, я устроила бы истерику, услышав подобное. Но теперь, рядом с мужем, великим и могущественным Карлом Свартом, ощущала себя защищенной и любимой.

– Тогда через полчаса выезжаем, – сказал принц. – Тебе ведь не нужно совершать сложный туалет?

Я покачала головой.

– Нет, мой принц. Я заранее оделась как раз для прогулок. Только сменю сапоги, в которых будет удобней верхом.

– Хорошо, – сказал принц отстраненно, вновь погружаясь в думы.

Выскользнув из шатра с лабораторией, я поспешила в тот, где стоят мои вещи. Диларион после ночных бдений, в которых, по всей видимости поймал и съел зайца, спит в переметной сумке. Пришлось ее подвинуть, поскольку лежит на коробке, где спрятаны сапоги.

Быстро сменив обувь, я поправила одежду, чтобы перед мужем выглядеть еще лучше, и вышла из шатра. Коней уже подвели. Мой Верный косится коричневым глазом и покачивает головой, словно приглашает в седло. Но принца все еще нет. Прошло минут десять прежде, чем он появился из шатра с небольшой сумкой через плечо, из которой торчат деревянные рукояти.

– Специальные кирки и молотки для очень хрупких материалов, – пояснил он, приблизившись.

Принц самолично проверил подпругу и ремни под брюхом коня, затем помог мне подняться в седло. Когда-то в старых книгах видела картинки, где женщины ездят верхом боком, будто собираются соскользнуть прямо на ходу. Когда спросила у Бенары, для чего такие сложности, та ответила, что это недостойный настоящей женщины способ езды. Он принижает достоинство и выставляет слабости напоказ. И с нерушимой твердостью заявила, что ездить верхом нужно только перекинув ногу через спину животного.

Мы выехали спустя пять минут в сопровождении четверых гвардейцев. Лес долгое время шел такой же сочный и удивительный, каким заросла вся Эльфария. Я наслаждалась чистым воздухом и пением птиц, названий которым не знала. Иногда они бесстрашно проносились перед лошадиной мордой, но Верный шел ровно и спокойно, будто не замечает таких мелочей.

Принц молчал, и я не решалась нарушать его глубоких размышлений. Лишь время от времени поглядывала на его мужественный профиль, который в такой задумчивости выглядит еще прекрасней.

Наконец, сочный лес стал редеть. Между деревьями появились просветы, а еще через некоторое время и вовсе превратились в одиноко стоящих гигантов. От долгой езды без привалов у меня онемело место, на котором сижу, но сообщить об этом не решалась, чтобы не выглядеть изнеженной ханжой перед могучим и сильным мужем.

– Здесь проходит граница Эльфарии и Восточных рудников, – после долгого молчания проговорил принц.

– Это ближе, чем думала, – с облегчением отозвалась я, надеясь, что скоро приедем.

– Если бы ехал одни, – произнес Карл Сварт, – уже занимался бы в какой-нибудь пещере.

– Значит, я вас сильно задерживаю? – обеспокоенно спросила я. – Ваша светлость, я не хочу быть вам обузой. Тем более в таких важных делах, как лаборатория.

Он посмотрел на меня чуть повернув голову. Взгляд темно-синих глаз проник так глубоко, что показалось, разглядывает саму душу, как делает это со своими ингредиентами и порошками.

– Ты не обуза, – коротко ответил принц, но мне показалось, что с трудом сдерживает улыбку. – Ты необходимый элемент. Сейчас будет привал. Короткий. Минут на десять.

Мы остановились через сотню метров под раскидистым деревом, похожим на клен и одновременно на дуб. Пока я, спустившись с коня, разглядывала ветки и листья, гвардейцы по одному отлучались, а когда все оказались на месте, отлучился принц.

Вернувшись, он подошел ко мне и прошептал над ухом:

– Элизабет, нам ехать еще несколько часов.

– Хорошо, – озадаченно проговорила я. – Или… Простите мне мою глупость. Мне нужно что-то сделать?

– Уж не знаю, нужно тебе или нет, – сказал принц, чуть улыбнувшись. – Но, если станет нужно в дороге, останавливаться мы уже не будем.

С запозданием до меня стало доходить, что имеется ввиду, к щекам притекло тепло, а я резко отвернулась, не зная, как реагировать на такую деликатную тему.

Потом все же решила прислушаться к совету потому, что с утра выпила почти графин яблочного сока. Подхватив подол платья, отошла подальше, а найдя подходящий валун, спряталась и кое-как справила завещанное природой.

Когда одернула юбку, расправила рюши на душе полегчало, и я только сейчас поняла, каким настырным может быть яблочный сок. Вдохнув полной грудью, вышла из-за камня и едва не налетела на спину мужа.

Он стоит, как изваяние, заведя руки за спину всего в шаге от камня.

– Ваша… Светлость, – выдавила я, с ужасом понимая, что все это время он был здесь. – Что вы тут делаете?

– Охраняю свою жену, – спокойно ответил он.

– Но вы… Я же… – забормотала я, но жгучая волна стыда прокатилась по телу, и я не смогла ничего ответить.

Молча пройдя вперед, поспешила к своему коню, так же молча вскарабкалась на него, не дожидаясь, пока принц поможет. И даже, когда тронулись в путь, молчала, потому что после того, как муж почти присутствовал при действии, которое можно назвать таинством, не знала, о чем еще говорить.

Деревья совсем исчезли. Вместо них пошли унылые серые камни, местами такие огромные, что напоминают целые дома. Есть и насыпи, будто кто-то специально раздробил камень, превратив его в крошку, но зачем-то оставил здесь.

Под копытами хрустит гравий. Только сейчас заметила, что дорога отсыпана им по всей ширине, она петляет меж валунов и теряется где-то в горах, которые смутно виднеются на бледном небе.

– Рудники, – проговорил принц, нарушая длительное молчание. – Те горы вдали испещрены шахтами, которые прежде населяли гномы. Но теперь их нет, и никто не знает, куда исчезли. Возможно, спустились глубже, чтобы люди не посмели потревожить их покой. А возможно ушли.

– Мне вновь сложно в такое поверить, – произнесла я, наконец, переборов смущение. – Но я верю вам, мой принц. Мы едем туда?

Он покачал головой.

– Нет, – сказал принц. – Там слишком опасно. Крутые спуски, невозможные подъемы. Женщине там не место. Туда я спускаюсь сам, в сопровождении лучших гвардейцев. А сейчас мы держим путь вон туда.

Карл Сварт указал на скалу, окруженную грудами валунов, от чего вся композиция кажется хаотичным нагромождением камней.

– Под этой скалой одна из пещер, в которых всегда нахожу много полезного.

– И там безопасно? – спросила я.

– Все может представлять опасность, – отозвался принц. – Даже ложка, если ею ткнуть в глаз. Но в сравнении с самими рудниками, здесь песочница.

Я снова умолкла, пытаясь представить, как должно быть жутко в Восточных рудниках, если даже здесь пейзаж не располагает к веселью. Серые камни, серое небо, и даже гвардейцы кажутся серыми, несмотря на то, что одеты в блестящие черные наряды.

Наконец мы остановились у широкого входа в пещеру. Он оказался достаточно большим, чтобы въехать на коне, но принц приказал всем спешиться, а меня снял с седла собственноручно.

– Коней привязать здесь, – сказал он. – Пол пещеры не всегда ровный, животное легко может поломать ноги.

Двоих из гвардейцев муж оставил стеречь коней, а с остальными мы пошли внутрь. Я старалась держаться как можно ближе к принцу, с трудом удерживаясь, чтобы не вцепиться ему в руку. Он будто уловил мое настроение и аккуратно сжал ладонь.

Пол действительно оказался неровным. Иногда я спотыкалась, рискуя позорно повалиться носом. Лишь могучая рука принца, которая всегда оказывалась наготове, спасала от полета на пол.

Однако спотыкалась только я. Гвардейцы и принц двигались, словно под ними отполированные залы Города-крепости, причем даже не смотря вниз.

Когда свет от входа в пещеру стал тускнеть, принц и гвардейцы молча достали какие-то маленькие коробочки с фитильками. Карл Сварт вынул из кармана огниво и чиркнул. Искра на секунду вспыхнула, а я подумала, что с таким успехом в темноте мы далеко не уйдем. Но через мгновение фитиль на его коробочке засветился ровным оранжевым светом, подобно свече. Гвардейцы поднесли свои коробочки, и уже спустя пару мгновений мы двигались, окруженные теплым сиянием.

Я с трудом верила, что такие маленькие фитили способны освещать дорогу, но глазам верить приходилось. А они видели длинный тоннель, по краям которого камни и трещины в стенах.

– Мой принц, – прошептала я, – вы уверенны, что здесь безопасно?

– Пока бьется мое сердце, да, – отозвался он.

Через некоторое время заметила, что стены стали искриться. На черном камне блеск выглядит, как волшебная пыль, подброшенная над бархатом. Но когда вместо скучных серых камней у стен стали появляться скопления кристаллов, я не сдержала восторженного вздоха.

– Что это? – спросила я, таращась на сиреневые кристаллы, которые целой семейкой торчат из пола и сияют мягким светом.

– Это лунный аметист, – сказал принц. – По преданиям гномы искусственно вывели его, чтобы освещать подземные тоннели. Мне неизвестно, насколько это правда, но с освещением справляются прекрасно.

С этими словами он задул фитиль, тоже самое сделали гвардейцы. Оранжевый свет погас, но теперь тоннель сияет мягким сиреневым светом, вырисовывая путь лучше прежнего.

– Какая красота, – выдохнула я. – Если гномы и правда существовали и смогли создать такое лишь для освещения, представляю какие тайны скрывают Восточные рудники.

– Полагаю, не хватит жизни, чтобы раскрыть все их секреты, – согласился принц. – Но сейчас я собрал достаточно рецептов, чтобы обеспечить мое королевство всем, что нужно для процветания. И я не остановлюсь на этом.

Я посмотрела на Карла Сварта почти с трепетом и благоговением потому, что прежде не встречала того, кто мог бы ставить интересы народа и королевства выше своих. Настолько выше, что даже о них не думать. Я вдруг ощутила себя маленькой и бестолковой, больше напоминающей зверька, чем жену великого и могучего Карла Сварта.

Тряхнув головой, мысленно поклялась сделать все, чтобы стать достойной принцессой Черной Пустоши.

Муж заметил мою задумчивость, но промолчал. Лишь, когда широкая ладонь коснулась затылка, почувствовала нежность и заботу, с какой относится ко мне этот суровый и непреклонный человек.

– Думаю, начнем здесь, – сказал принц и сделал жест гвардейцам.

Те остановились и быстро, как по команде разложили инструменты, которые несли в заплечных сумках.

Как муравьи, они стали сновать, что-то ковырять, выламывать какие-то камни с видом глубокого понимания процесса. Принц же опустился перед небольшим углублением и, отломав кусок лунного аметиста, стал светить внутрь.

– Надеюсь, нам повезет, и найдем с первого раза все, что нужно.

– Мой принц, – начала я робко. – Может, я могу быть чем-то полезна? Сортировать, эм… камни или подавать инструменты?

Карл Сварт повернул голову и едва заметно улыбнулся.

– Тебе куда интересней будет посмотреть на лунные аметисты и другие камни в этом тоннеле. Главное, будь в пределах видимости и не поворачивай в боковые ходы. Запомнила?

– Да, – кротко ответила я.

– Я хочу все время видеть тебя, – уже строже сказал принц. – Чтобы не скучала, позволяю гулять рядом. Но будь все время на виду.

С этими словами он отвернулся и полез глубже в отверстие.

Некоторое время я стояла и наблюдала, как мой муж сосредоточенно и внимательно колотит маленькой киркой в углублении. Отойти не решалась, боясь, что буду отвлекать принца, которому придется все время оглядываться. Но потом поняла, что тот увлечен настолько, что очнется, лишь если обрушится свод пещеры.

Немного осмелев, повертела головой. На глаза попалось скопление сиреневых кристаллов, и я на цыпочках, чтобы не отвлекать принца, поспешила в их направлении.

Склонившись над камнями, я с восхищением рассматривала переливы и всполохи граней, от которых исходит матовый свет. И если, глядя на свечу или костер, приходится щуриться, то сияние кристаллов настолько мягкое, что можно придвинуться вплотную.

Хотела отковырять кусочек на память, но кристаллы оказались обжигающе холодными. Я отдернула ладонь и сунула палец в рот, опасливо косясь назад, чтобы принц не заметил меня в таком неловком положении.

– Хотя, что еще нового он может узнать после сегодняшнего, – пробормотала я, вытащив палец и вспоминая об остановке под деревом.

Чуть дальше в тоннеле скопление кристаллов зеленого цвета. Они сияют немного слабее, зато облако над ними переливается, словно радуга после грозы.

Снова бросив взгляд на принца и его гвардейцев, я тихонько направилась дальше по проходу. Сиреневых кристаллов здесь меньше, поэтому тоннель окутан полумраком, а свечение зеленых кристаллов добавляет таинственности. Их я разглядывала еще дольше. В середине каждого обнаружилась капля воздуха, от чего свет из камней преломляется и зелеными зайчиками падает на стены.

– Когда боги создавали красоту, – прошептала я, – эту специально спрятали, поглубже, чтобы усилить наслаждение.

Глубже по коридору светится еще одно скопление, но уже желтых камней.

Восторг и воодушевление накатили единой волной, и я буквально подбежала к камням. Дальше идут красные, бирюзовые, оранжевые. Я перебегала от одного прекрасного скопления к другому, углубляясь дальше в тоннель. Но до ушей долетали удары кирок, уверенные голоса гвардейцев, и я со спокойной совестью двигалась дальше.

Наконец, мои стопы устали от камней, которые впиваются в тонкую кожу сапог, и решила присесть отдохнуть. Опустившись на камень возле кристаллов ярко-красного цвета, посмотрела в сторону, откуда пришла, и сердце упало в пятки.

Вместо махающих кирками гвардейцев вдалеке и спины моего любимого принца, на меня смотрела темнота.

Без единого намека на кристаллы и тоннель, по которому шла. Звуки ударов и голоса все еще слышны, но теперь кажется, что доносятся с обеих сторон сразу.

В груди вспыхнуло, сердце застучало, как у перепуганной белки, а по телу прокатилась волна паники.

– Мой принц! – позвала я, в надежде, что буду услышана. – В какой вы стороне?

Немного подождав, я крикнула громче:

– Мой принц! Ваша светлость!

Крик поднялся к сводам пещеры и, рассыпавшись на сотни частей, разнесся по тоннелю. Я выждала еще несколько мгновений и с холодком, который пробежал мелкими лапками по спине, поняла, что меня не слышат.

 

Глава 21

Я дернулась вперед, но тут же остановилась. Темнота, навалилась внезапно и не дает двигаться, а на ощупь далеко не уйти.

Кристаллы остались позади и освещают лишь небольшой пятачок, но дальше темнота. Теперь, когда осталась одна, ощутила, как она давит со всех сторон, словно дикий зверь, медленно крадущийся в траве.

Меня стала бить мелкая дрожь. Кое-как собрав мысли воедино, постаралась настроиться на положительный исход и стала глубоко дышать, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце.

– Спокойно, – стала говорить я себе. – Далеко уйти не могла. Я ведь все еще слышу стуки кирок. А пришла оттуда, где сейчас темно. Значит, нужно идти туда же.

Несмотря на самоувещевание, голос предательски дрожит, а решимости хватает лишь на то, чтобы продолжать стоять, как изваяние. Прошло несколько минут, а я все еще не двинулась с места.

Когда затекли ноги, а пояснице стало неприятно от ветерка, который дует с другого конца тоннеля, я неуверенно двинулась вперед. Пока шла по освещенному кристаллами участку, было терпимо. Но когда их свет перестал доходить, пришлось растопырить руки и согнуться, как карге над котлом, чтобы хоть так ориентироваться в темноте.

– Мой принц! – на всякий случай позвала я, но вновь никто не ответил.

Я тяжело вздохнула, глотая комок, и вновь двинулась в потемках. Очень хотелось щелкнуть пальцами, призвать магических мотыльков, но строгий наказ правителя Пустоши удерживал от опрометчивого поступка. Однако спустя некоторое время эта мысль перестала казаться безумной.

Я все время спотыкалась, напарывалась на острые края кристаллов, которые почему-то перестали светиться. Съезжала на гладкой поверхности камней, которые в некоторых местах покрылись чем-то склизким. Стало казаться, что иду в неправильную сторону, потому что голоса гвардейцев и звуки работы начали стихать.

Перепугавшись, что так уйду еще дальше, я остановилась и стала вертеть головой, пытаясь в темноте найти хоть какие-то признаки света. К невероятному облегчению, впереди засветилось скопление красных кристаллов. Словно прежде им требовалась подпитка, и сейчас, насытившись глубинной тьмой, они вновь смогли дарить свет пещере.

Спотыкаясь и разъезжаясь ногами, я бросилась к кристаллам, а остановилась лишь, когда чуть не напоролась животом на острые грани. Дальше зияет все та же всепоглощающая темнота, но едва собралась в отчаянии опуститься на камень, новое скопление впереди осветилось бирюзовым.

– Слава светлым богам, – вырвалось у меня.

Скопления вели меня сквозь темный тоннель, и я уже была уверенна, что движусь в правильном направлении, когда вышла в большую пещеру, полностью сделанную из разноцветных кристаллов.

Я застыла с открытым ртом, на несколько секунд забыв о страхе, принце и всем, что происходило в Черной Пустоши. Кристаллы переливаются матовыми радугами. Над зелеными и бирюзовыми скоплениями вспыхивают мерцающие облачка, красные будто пульсируют, а сиреневые, кажется, издают тихий звон.

– Пресвятые небеса… – прошептала я, задрав голову и разглядывая усыпанный кристаллами потолок. – Что это?.. Откуда…

Неожиданно в голове услышала голос, низкий и вкрадчивый, какой может быть только у очень умудренного и властного человека.

– Одна из забытых пещер гномов.

Я охнула и проговорила, крутя головой:

– Кто… Где вы?

– Не важно, где я, – произнес голос. – Важней, где ты. И ты здесь.

Интонации голоса вызвали волну мурашек, я вздрогнула и обхватила плечи ладонями.

– Здесь, это в пещерах гномов? – уточнила я, все еще надеясь найти хозяина голоса.

Но он, словно прочел мои мысли и сказал:

– Не пытайся меня увидеть. Меня здесь нет. Я лишь дух, способный являться там, где есть тому причина.

– И какая причина в этой пещере? – спросила я, а сама подумала, что надо поскорей выбираться из этого прекрасного, но жуткого места.

Кристаллы зазвенели, как сотни серебряных колокольчиков, в воздух поднялась блестящая пыль. Лишь, когда осела, голос произнес:

– Ты.

– Я? – изумленно переспросила я. – Я здесь впервые. Вы точно меня с кем-то путаете. Мой муж взял меня в путешествие, чтобы осмотрела окрестности. Мой муж – Черный Принц.

Кристаллы снова зазвенели, красные полыхнули так сильно, что пришлось прикрыться ладонями.

– Черный Принц? – спросил голос. – Очень интересно… Тогда неудивительно, что кристаллы привели тебя в эту пещеру.

– Почему? – не поняла я, чувствуя, что кроме страха, в груди копошится крохотный червячок любопытства.

– Эта пещера пропитана магией гномов, – проговорил голос так, что сразу представился умудренный старец, который рассказывает историю деревенской ребятне. – Но магия эта в ней заперта. И никто не может уловить ее, кроме тех, кто уже о ней знает.

Я нахмурила лоб, пытаясь осмыслить сказанное, потом сказала:

– Но я же сюда как-то пришла.

– Верно, – согласился голос. – Значит, кристаллы уловили в тебе мощь и привели сюда.

– Но зачем? – спросила я, чувствуя, что такое количество таинственности начинает действовать на нервы, спина холодеет, а во рту пересохло.

Послышался глубокий вздох, затем повисла пауза, в которой звон кристаллов и радужные всполохи усилились. Я зажала уши ладонями и опустила их лишь, когда свет в пещере снова стал мягким и приятным.

Вновь раздался вздох, и голос произнес задумчиво:

– Полагаю, камни тянутся к магии. Они с удовольствием оставили бы тебя здесь. Но что-то подсказывает, ты оставаться здесь не пожелаешь.

– Не пожелаю, – твердо заявила я. – Мне нужно возвращаться к мужу. Он, наверняка обыскался меня. Я ведь должна была все время находиться на виду. Но вместо этого ушла за кристаллами.

– Понимаю твоего мужа, – сказал голос протяжно. – На его месте я был бы внимательнее. Здесь, в этой пещере я лишь бесплотный дух, который странствует по островкам магии и купается в их силе. Но будь у меня тело…

– Пожалуйста, не продолжайте, – попросила я, догадываясь какие фантазии могут быть у бесплотного духа, который мечтает о плоти, и который за столько времени впервые увидел девушку.

Послышался низкий смех, от которого по коже пробежали мурашки размером с жука. Смех все усиливался, а я попятилась, рискуя напороться на остроконечные кристаллы, прекрасные, но такие коварные. Когда от смеха загудела пещера, я развернулась и кинулась в темный тоннель, уже не боясь споткнуться, налететь на шипы или рухнуть в какой-нибудь провал.

Хохот преследовал, как бесплотное облако, заходя то справа, то слева. Иногда казалось, что меня обнимают чьи-то холодные пальцы и скользят прямо под платьем. Я взвизгивала, пытаясь их сбросить, но каждый раз они оказывались в новом месте, сползая все ниже.

Неожиданно хохот оборвался, а я со всего размаха налетела на могучую грудь Карла Сварта.

– Элизабет, какая муха тебя укусила? – спросил он, ухватив меня за плечи.

– Там… – выдохнула я, озираясь и оглядываясь. – Там… пещера… с кристаллами. И дух… Он хохочет…

Брови принца сдвинулись, он внимательно вгляделся в меня, словно ищет зачатки помешательства.

– Пещера? Какая пещера? – спросил он. – Я исследовал эту скалу вдоль и поперек вместе с гвардейцами около пяти раз. Здесь никогда не было пещер, тем более с кристаллами. Отдельные скопления есть, но пещеры…

– Но я видела! – выпалила я. – Видела! Желтые, зеленые, красные кристаллы…

– Элизабет, – проговорил принц, выдыхая, – здесь только лунные аметисты. А чтобы добраться до других, нужно ехать в сами Восточные рудники и спускаться на приличную глубину. Сомневаюсь, что ты за полчаса смогла сбегать туда и обратно.

– Но там магия! – почти выкрикнула я, глядя на принца круглыми глазами.

Его лицо стало еще суровей, губы вытянулись в полоску, а глаза сощурились, Он наклонился ко мне так близко, что смогла разглядеть морщинки в уголках глаз.

– В Черной Пустоши нет магии, – сказал он резко.

– Но…

– Ладно, – оборвал принц. – Где ты увидела магию?

Я молча ткнула пальцем в тоннель. Мой муж кивком приказал одному гвардейцу следовать за ним, и через пару мгновений оба скрылись в темноте. Я осталась в компании двух верных ему стражей, которые, едва принц ушел, встали по краям в боевые позы.

Мне хотелось броситься следом за мужем, но понимала, что в темноте могу снова потеряться. Поэтому села на камень и стала ждать.

Время, как на зло, тянулось, как улитка по стеклу. Гвардейцы, словно безмолвные статуи, все стояли, готовые отражать любые удары и защищать меня до последней капли крови. Я же не знала, чем занять себя и отвлечься от мучительного и тревожного ожидания.

Наконец, спустя вечность, в тоннеле появился оранжевый свет фитилей, и через несколько мгновений Карл Сварт и его гвардеец стояли передо мной.

– Как я и говорил, – произнес принц сурово, – там только ход сквозь всю скалу. Он выходит на другую сторону к сыпняку. Никаких пещер и магии. Элизабет, должно быть, ты задремала.

– Но… – попыталась сказать я.

– Хватит, – прервал меня принц. – Мы нашли, что хотели. Возвращаемся в основной лагерь.

Обратно ехали быстро и молча. Я не решалась заговорить с принцем, чтобы не выглядеть еще глупее. После разведки его светлости, мне и самой стало казаться, что действительно задремала на камне, и пещера с радужными кристаллами померещилась. Лишь хохот бесплотного духа все еще звучал в голове, как отголосок этого магического сна.

Сидя верхом на Верном, я смотрела, как проплывают камни и валуны, постепенно сменяясь деревьями. Когда начался лес, я вздохнула с облегчением потому, что в Эльфарии чувствовала себя спокойней, чем в мрачных землях рудников.

Видимо, слишком задумалась и не заметила, как большая часть пути осталась позади.

– Элизабет, – обратился ко мне принц, – тебе нужна остановка?

После конфуза в пещерах задерживать его светлость хотелось меньше всего, и я покачала головой.

– Нет, мой принц, – ответила я. – Не стоит прерывать путь из-за меня.

– Это очень размытый ответ, – сказал Карл Сварт. – А я спросил вполне четко. Нужна или нет?

Снова ощутив себя глупой гусыней, я потупила взгляд и проговорила, руководствуясь скорее упрямством, чем здравым смыслом:

– Нет, ваша светлость. Не нужна.

На самом деле, несколько глотков воды, сделанных перед выездом, уже дали о себе знать, но я дала себе слово, что по крайней мере сегодня, не опозорюсь и не буду обузой принцу.

Поэтому, когда между деревьев замелькал голубой купол шатра, я едва не застонала, готовая спрыгнуть с коня прямо на ходу и броситься к ближайшим кустам.

Верного расседлывать не стали. Сперва не обратила на это внимания, но когда вернулась из бурных зарослей шиповника, поинтересовалась у одного из гвардейцев:

– Разве ему не надо ослабить ремни?

Тот оглянулся вальяжно, но увидев меня, вытянулся по струнке и проговорил чеканно:

– Его светлость не велел.

– А почему не велел?

– Так отправляемся через час, миледи.

– Куда? – не поняла я.

Лицо гвардейца вытянулось, он проговорил озадаченно:

– Так это, в Город-крепость.

– О, – выдохнула я, – значит, мы едем домой.

Оставив гвардейца с открытым ртом смотреть мне в спину, я бросилась в голубой шатер, где лежат дорожные вещи.

Дилариона обнаружила сидящим на какой-то палке, прикрученной к центральному шесту на манер жерди. Дракончик нахохленный, как попугай боцмана, в одной лапе остатки полевки, другой балансирует на перекладине.

– Ты слишком много ешь, – сказала я ему укоряюще. – В лесу ты превратился в настоящего пухлика.

Диларион обиженно пискнул и, в доказательство того, что он никакой не пухлик, а вполне себе дракон, страшный и ужасный, поднялся в воздух и принялся носиться кругами под куполом.

– Да-да, конечно, – проговорила я и стала собирать разбросанные им вещи. – Тебе придется много летать, чтобы сбросить все, что наел. Наши дорогие повара решат, что я нарочно тебя закормила, чтобы ты больше к ним не летал.

Выпустив облачко белого пара, дракончик, наконец, опустился обратно на жердь. Дыхание тяжелое, глазки-бусинки смотрят на меня строго, мол, ты все выдумываешь. И стал демонстративно доедать полевку.

Я собиралась очень быстро, и через пятнадцать минут была полностью готова к дороге. Вещи мужа собирать не пришлось, поскольку все нужное всегда на нем, а переносную лабораторию укладывает самолично, не подпуская к опасным колбам всяких неумех.

Но все же ждала, что принц зайдет в шатер. Однако, спустя еще пятнадцать минут, поняла, что он вообще забыл о существовании голубого шатра, в котором ждет его верная и любящая леди.

Сделав глубокий вдох, я вышла и направилась прямиком в переносную лабораторию. Как и ожидала, муж оказался там. Сосредоточенный и внимательный, он склонился над глянцевой пластиной и водит по ней пальцами, будто таким образом надеется привести в действие.

– Мой принц, – заговорила я, – я готова к возвращению.

Не поднимая взгляда, он ответил отстраненно:

– Очень хорошо… Очень…

– Я хотела собрать ваши вещи, – продолжила я, – но оказалось, в голубом шатре только мои. Поэтому решила, у вас все уже собрано…

– Угу… – промычал принц, заглянув одним глазом в колбу.

Я стала говорить дальше.

– А коней не расседлывали. Они прямо так и стоят перед шатрами. Наверное, им надо дать отдохнуть, ведь мы ехали почти весь день. Разве не лучше будет переночевать, а потом ехать уже посвежевшими?

– Угу…

– Мой принц?

Карл Сварт поднял голову и посмотрел на меня, как на тумбочку или табуретку, которая так некстати оказалась посреди шатра.

– А… Элизабет, – протянул он. – Что ты хотела?

От такого пренебрежения даже перехватило горло. Но, помня наставления Ане Ахебак, проглотила его и склонив голову повторила как можно смиренней:

– Я хотела сказать, что кони, должно быть, устали. И, возможно, нам стоило бы дать им передышку.

Принц обошел стол и, цапнув тряпку, стал тщательно вытирать пальцы.

– Очень похвально, что ты заботишься о животных, – сообщил муж. – Это значит, сможешь заботиться и о подданных. Но нам нужно выдвигаться немедленно, поскольку до Города-крепости два с половиной дня пути, а мне не хочется держать тебя в походных условиях слишком долго.

Обида на бесцеремонность и пренебрежение разом испарилась. Я неожиданно ощутила всю заботу и бережность, с которой относится ко мне мой принц, что ради безопасности своей принцессы готов загнать лошадей.

– Я бы потерпела, – проговорила я, потупив взгляд.

– Что за вздор, – удивился Карл Сварт. – Почему принцесса Черной Пустоши должна терпеть? Все давно решено. Иди, собирай, что еще нужно. Нетопыря, юбки. Но мне сейчас мешать не надо. Выдвигаемся через десять минут.

Еще несколько мгновений назад я бы обиделась на резкий ответ, но сейчас, окрыленная таким признанием, выпорхнула из шатра и вернулась в свой. Закончив последние приготовления, ухватила Дилариона, который очень упирался и не хотел лезть в сумку, вышла из шатра.

Принц уже стоял возле коня, успев за время, пока воевала с дракончиком, уложить переносную лабораторию. Гвардейцы убрали за ним шатер, и на его месте остался лишь вытоптанный круг.

– Элизабет, наконец-то, – произнес принц, и по мне прокатилась волна стыда за то, что вынудила его светлость ждать.

– А как же мой шатер? – поинтересовалась я, влезая на Верного с помощью.

– Он уже убран, – коротко сказал принц.

– Но как… – начала я и обернулась.

От шатра остался лишь центральный шест, который один из гвардейцев усердно тянет из земли. Шест поддается с трудом, на лбу гвардейца вздулись вены, глаза выпучились, а нос сморщился. Но он продолжает тянуть, и шест мало-помалу поддается. В конце концов, он сделал рывок, и вместе с шестом повалился на траву.

Вскочив, как ошпаренный, завертел головой, словно боится, что кто-то видел его позорное падение, а заметив мой взгляд покрылся красными пятнами. Я же поспешно отвернулась, делая вид, что ничего не заметила.

Отправились сразу, после того, как последние детали шатра оказались убраны в специальные сумы и погружены на мулов. Ожидала, что лошади, после дневного перехода будут спотыкаться и норовить остановиться, но Верный подо мной шагает бодро, а конь принца вообще кивает и пытается гарцевать.

– Как такое возможно? – спросила я мужа, поравнявшись с ним. – Кони бодрей, чем утром.

– Если знать, чем кормить животных, можно заставить их бежать трое суток без остановок, – сообщил принц, глядя вдаль.

Я охнула.

– Но так их можно до смерти загнать.

Он кивнул и проговорил:

– Можно. Но ни разу такого не было. Кони обычно спят сутки после таких гонок, а потом снова готовы к скачкам и длительным переходам. Здесь, в лесах Эльфарии, я однажды нашел рецепт снадобья, который эльфы, вероятно, использовали для своих ездовых животных. А может, и для себя. Этого уже никто не узнает. Этот рецепт переводил на общий язык около месяца, хотя там была лишь одна страница.

– Неужели он был написал на эльфийском? – изумленно спросила я.

Принц кивнул.

– Да, – сказал он. – На самом настоящем эльфийском языке. И ошибка в переводе хотя бы на одну букву означала бы в лучшем случае бесполезность снадобья, в худшем смертельную опасность.

Я смотрела на мужа со все большим благоговением и восхищением.

– Но как вам удалось? – все еще не веря выдохнула я.

– Двадцать фолиантов об истории эльфийских наречий, восемь переводчиков, бессонные ночи и два пожара в лаборатории, – сообщил принц.

Чем больше я узнавала мужа, тем больше он казался божеством, спустившимся на землю в человеческой личине, чтобы защищать слабых и нести просвещение невежеству и темноте. Я смотрела на его мужественный профиль и не верила, что судьба привела меня к нему, не верила, что была такой глупой и боялась этого великого человека. Все россказни о жестокости и кровожадности Черного Принца показались не более чем сказками для непослушных детей. Мой принц оказался удивительным, и я не понимала, за что мне так повезло.

Кони шли резво, и к концу дня мы уже были у охотничьего дома. На удивление, я не чувствовала себя уставшей, словно тоже выпила чудодейственного эльфийского настоя. Принц тоже отложил дела с лабораторией, и ночь окрасилась горячими поцелуями и нежными объятиями.

Утро следующего дня выдалось солнечным. Я чувствовала себя превосходно. Принц, как всегда, не показывал своего расположения духа, но я видела, как уголки губ приподнимаются, когда смотрит на меня, и уже это заставляло сердце биться чаще, а живот наполняться приятным теплом.

Вечером с холма стал виден донжон Города-крепости, и я отметила, принц рад, что смогли добраться так быстро и без проблем.

Когда въезжали в город, на улицы высыпал народ, стал приветствовать, бросать в воздух шапки и выкрикивать что-то одобрительное, словно мы отсутствовали месяц, а теперь вернулись с победой из большого похода. Карл Сварт сдержанно улыбался всем и, одновременно никому, а я улыбалась во весь рот, сама не понимая, почему такая довольная.

Лишь, когда оказалась в своих покоях, усталость навалилась, как одна огромная волна, и я едва не свалилась с ног. Помогла Рамина, которая возникла, будто из воздуха и под локоть отвела меня в кровать. Я уснула, даже не раздеваясь и забыв посетить омывальную. Проснулась только раз ночью, когда горячие крепкие руки обвили меня за талию и прижали к себе. Я расслабленно вздохнула и спала уже до самого утра.

 

Глава 22

Разбудил меня звонкий голосок Рамины. Девушка в другой комнате старалась говорить тихо, но истинный слух мага не позволил вновь провалиться в сон.

– Вы убираете покои принцессы, милочки, – вещала Рамина кому-то. – Или вы не знаете, что у леди Черной Пустоши все должно быть безупречно – от чистоты в покоях до прислуги?

– Да, госпожа Рамина, – ответил незнакомый девичий голосок.

– То-то же! – победно провозгласила камеристка. – Забыли, что не так давно натирали до блеска дворцовые лестницы? Может, вы соскучились по тяжелой работе? Может, мне стоит поговорить с мистрис Одли, а ей с господином Альре?

– Сжальтесь, госпожа Рамина, – ответили ей.

– Идите и подумайте над своим поведением, – милостиво разрешила Рамина. – И если я еще раз обнаружу пыль после вашей уборки, вам не поможет даже сама светлая богиня!

Воцарилась тишина, я перевернулась на другой бок и снова провалилась в блаженную дремоту. Тело расслабилось, не успев окончательно проснуться, но мысли оставались ясными, и первым, о ком я подумала, был мой принц, Карл из Черного дома.

Осознав, что проспала утренний поцелуй принца, на губах стало горько, но мысль о том, что в скором времени увижу его в лаборатории, подбросила на кровати.

Недоуменно пискнул и сонно завозился Диларион, должно быть дракончик прилетел досыпать в мою постель после того, как ее покинул муж.

– Он самый лучший, правда? – сказала я сонному Дракончику. – Как же я раньше не замечала, что помимо силы и мудрости, он еще и красив? Ты видел его глаза? Синие, как драгоценные сапфиры, а руки… какие у него руки…

Дракончик встал, и, потоптавшись, улегся на другой бок, явно не разделяя моего восторга. А я поняла, что говорить о муже могу бесконечно, но из гостиной вновь послышались голоса, и я замолчала, не желая быть обнаруженной проснувшейся слишком услужливыми камеристками.

– Ты видела Роси и Снельду? – обеспокоенно спросила Лана. – У обеих глаза на мокром месте.

– Еще бы им не быть на мокром месте, – ответил голос Рамины. – Усердней надо убирать покои ее светлости, а не болтать о конюхах да лакеях!

– Рамина, – укоризненно произнесла Лана, – порой мне кажется, что ты перегибаешь с усердием.

– Ничуть, – возразила девушка. – Вот когда стану старшей камеристкой, как мистрис Одли, им будет не до всех этих забав!

– Мне кажется, нехорошо так говорить, – осторожно протянула Лана, но Рамина перебила ее.

– Ничего ты не понимаешь! Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом! К тому же я не о себе забочусь, а о принцессе.

Голос Ланы тут же потеплел.

– Ее высочество еще почивают?

Видимо, Рамина кивнула, потому что Лана продолжила:

– Она вернулась такая счастливая, светится, как звездочка!

– Ни одна звезда не сравнится по красоте и сиянию с нашей принцессой! – заявила Рамина.

К моему изумлению, Лана поддержала ее.

– Ты права! Она невероятно красива и добра! При этом даже мистрис Одли заметила ее изысканные манеры, а лучшие леди Пустоши сошлись на том, что принцесса получила хорошее воспитание. Ах, она действительно сияет ярче солнца! Ее очень просто любить, нашу принцессу!

Я зарделась от такой прямолинейной похвалы, но тут же прислушалась снова.

– Ты заметила, что она похожа на фею из сказки? – сказала с придыханием Рамина. – Я думаю, она святая…

– Рамина! – перебила Лана, но девушка не остановилась.

– А что? От нее теперь зависит наше благополучие и благосостояние, жизни всех людей Пустоши и судьба самого королевства! Видят боги, она окрылила нашего обожаемого господина, и впереди всех нас ждет долгая и счастливая жизнь!

– Ты говоришь правдивые и умные вещи, – тихо произнесла Лана.

Я устала краснеть, слушая незаслуженную похвалу, поэтому, воспользовавшись тем, что девушки увлечены беседой, прошлепала босыми ногами в омывальную. Стоило повернуть золотую ручку, как на плечи обрушился теплый водопад, приближая время свидания с моим принцем.

Через полчаса я вышла в гостиную в нарядном желтом платье, с нежно-желтой вуалью на волосах.

Вид у обеих девушек запыхавшийся, щеки красные, словно бегали наперегонки по бесконечным дворцовым коридорам.

– Принцесса, принцесса, нет нам прощения, ну что же вы, как можно, почему не позвали нас, что теперь скажет мистрис Одли, – наперебой защебетали девушки.

Остановив их восклицания жестом, я, поприветствовала камеристок, сидящих в книксене, и пригласила сопроводить меня в Нефритовую пещеру для священного ритуала.

– Вот видишь! А я тебе говорила! – воскликнула Рамина, обращаясь к Лане, и одними лишь губами добавила: – Святая…

Чтобы не слушать всей этой чепухи. я, погладив пискнувшего на плече дракончика, первой направилась к двери.

Сегодня, зажигая огонь в чаше, которую держит в ладонях моя статуя, я от души благодарила судьбу за принца, лучшего мужа, о котором может мечтать любая из женщин. За Черную Пустошь, что так тепло приняла меня, за людей, которые полны мудрости, терпения и доброты, чтобы предостеречь меня от неправильных поступков, поддержать и не дать оступиться.

В лабораторию я неслась, как на крыльях. Дракончик на плече, видимо считал, что мы собираемся взлететь и оглашал радостными воплями дворцовый сад. Но я счастливо улыбалась и думала, что рядом с таким мужем, как мой принц мне не нужны больше ни магические коврики, ни воздушные катапульты, ни даже сама магия.

Я взлетела на крыльцо и, миновав веранду, ворвалась на первый этаж лаборатории. От одной мысли, что сейчас встречу мужа, внутри все сжалось, поэтому, когда заметила лишь двоих слуг, испытала почти физическую боль разочарования. Почему-то не хотелось спрашивать у них о принце. Я страстно желала найти его сама и, подобрав юбки, ринулась наверх. Но его высочества не было ни на втором, ни на третьем этаже.

В недоумении я спустилась в подземелье, где обнаружила Николауса Шеро, который с самым сосредоточенным видом переливает некую тягучую жидкость из одной колбы в другую, а потом делает пометки в толстой тетради.

К моему изумлению, рядом с магом Лана.

Моя камеристка пожирает бормочущего мага глазами, глядя на него, как голодный обжора на коробку шоколадных конфет. Николаус время от времени запускает пальцы в вихрастую шевелюру и хмурит брови. Не сводя глаз с мага, словно следит за каждым его действием, Лана то приподнимает, то опускает поднос с сахарными рогаликами и бутербродами.

Заметив меня, девушка смутилась и затаила дыхание.

Поморгав, я оправилась от удивления и поняла, что нахождение здесь камеристки, которой удалось обогнать меня говорит только об одном: в отличие от меня, блуждающей по всем помещениям лаборатории, Лана явно знала, где искать Николауса. Объяснилась также ее рассеянность в пещере и отсутствующий вид на протяжении всего пути туда и обратно.

Рука мага вытянулась в сторону и зависла в воздухе.

Тут же, присев, Лана подставила поднос с угощением прямо под пальцы Николауса, а когда он вгрызся в бутерброд и оставшуюся половину запихал в рот, сглотнула слюну. Казалось, оба не замечают сырости и холода подземелья, хотя меня озноб сразу пробрал до мурашек.

Я покашляла, чтобы обнаружить себя. Но Николаус остался сосредоточен на колбе, а Лана, проследив, как следом за бутербродом отправился рогалик, забормотала, что искала меня, ведь я "не завтракавши", и все в этом духе.

Остановив краснеющую девушку жестом, я спросила:

– Николаус, вы не видели его высочества?

Не поднимая головы, маг ответил:

– На заставу, кажется, вызвали, а может, и еще куда-то… Вторжение там какое-то или что-то в этом роде…

При этих словах жидкость, которую маг переливал из колбы в колбу вдруг заискрилась, и в следующую секунду подземелье полыхнуло белым. Раскат грома заставил меня присесть, приложив ладони к ушам, а Лану уронить поднос с рогаликами и пирожками на пол.

Диларион, очумев от счастья, заухал, почти как неясыть, явно подумав, что тут, как и дома, ставят магические опыты. Питомец принялся носиться над головой мага и восторженно вопить, но Николаус даже не взглянул на дракона-нетопыря.

– Вот это да, принцесса! Вы видели? Нет, вы видели! – заорал довольный Николаус и провел по лбу ладонью, размазывая пятно от сажи по всему лицу. – Эх, если бы не этот гонец со своими вестями с заставы, принц бы тоже увидел, что удалось! Удалось! Ваш муж прав, принцесса! О! Великий человек! Он не просто опередил науку всех семи королевств! Он опередил само время!

С этими словами Николаус рассеянно посмотрел вниз и будто только заметил Лану, которая ползает по полу и подбирает обгоревшие рогалики.

– Женщина, – пробормотал он, рассеянно хлопая ресницами. – Существо слабое, глупое и бесполезное. Это вы привели, принцесса? Непорядок. Вы сами маг, должны понимать…

До меня постепенно доходил смысл слов Николауса о вестях с заставы, и по мере того, как обдумывала сказанное, колени начинали слабеть. Воздуха стало неожиданно мало, а истинное чутье тревожно зазвенело ожиданием приближающейся беды.

– Николаус! – рявкнула я так, что у мага задергалось веко, а Лана поспешно вскочила. – Где. Мой. Муж?!

– Да не знаю я, он же не отчитывается мне, принцесса, – обиженно пробормотал маг, перелистнул несколько обгоревших страниц и почесал затылок. – Вы бы поберегли силы. Лаборатория все-таки. Храм науки, значит. Так ведь и охрипнуть немудрено!

И, поковыряв пальцем в ухе, добавил совсем тихо:

– А то и оглохнуть.

Развернувшись, я понеслась вверх по лестнице, а когда выбежала в сад, обнаружила, что за мной выскочила Лана.

– Простите, принцесса! Простите, простите, мне нет прощенья, – забормотала Лана, и по черной от сажи щеке скользнула одинокая слеза. – Я солгала вам, и теперь меня покарают боги. Ведь это я к нему, к нему спешила. Он, видели, какой?

На секунду я забыла о собственной тревоге. Заглянув в глаза камеристке, ласково провела рукой по ее растрепанным волосам.

– Ну что ты, Лана, – пробормотала я. – Боги не наказывают за любовь. Эта человеческая страсть им понятней, чем кому-либо… так говорила моя тетя, и эти слова до сих пор повторяет дядюшка, когда вспоминает о ней.

– Спасибо, принцесса, у вас такое доброе сердце, – со слезами в голосе прошептала Лана.

– Думаю, тебе надо пойти и привести себя в порядок, – проговорила я. – И, наверное, спрашивать у тебя, где его высочество, бесполезно?

– Отчего же, принцесса, я видела, как они с господином виконтом в библиотеку шли.

– Приведение себя в порядок подождет, – скомандовала я. – Бежим сейчас же! Я ведь до сих пор понятия не имею, где здесь что…

– Слушаюсь, принцесса! – приседая в книксене, воскликнула Лана и увлекла за собой.

Когда я, спешно отряхивая сажу с платья и крепко вцепившись в руку Ланы, подбегала к высоким дверям, ведущим во дворцовое книгохранилище, навстречу выскочил виконт де Жерон.

Встрепанный, нахмуренный, лицо сосредоточенное, пальцы сжимают какой-то сверток, а губы поджаты. Едва скользнув по мне взглядом, де Жерон встряхнулся по-собачьи, словно вышел не из библиотеки, а из озера. Затем посмотрел по-новому, будто сквозь меня.

– Приветствую, принцесса, – произнес он, почти не сбавляя шага. – Его высочество как раз послал за вами управляющего.

Не слушая виконта, я ринулась в библиотеку, практически не замечая чей-то тяжелый взгляд между лопаток.

– Мой принц! – воскликнула я, увидев мужа.

Мимолетное облегчение сменилось ощущением тревоги, колени подкосились. На ватных ногах я приблизилась к мужу и буквально осела на его сильные руки.

– Элизабет, – проговорил принц, и звук его низкого, с хрипотцой голоса заставил вздрогнуть, выводя из забытья. – Хорошо, что пришла.

Какое-то время я просто, замерев, как испуганная птица, прижималась к мужу, вдыхала его запах, слушала биение сердца сквозь плотный черный камзол. Замер на моем плече и дракончик. Благодаря кровной привязке с питомцем я знала, что ему неудобно, что хочется выпрямить лапы и иначе сложить крылья, но малыш терпел, не желая тревожить хозяйку.

Наконец принц мягко отстранил меня и заглянул в глаза.

Снова возникло привычное уже ощущение парения над пропастью, а также упоительное чувство, что меня держат и никогда не отпустят.

– Мой принц, – прошептала я, и, не в силах выносить неопределенность, которая тяжелыми клочьями висит в воздухе, проговорила: – Николаус… Он сказал про вести с заставы.

Принц сглотнул, взгляд заскользил по лицу и остановился внизу. Ласково проведя ладонью по щеке, Карл Сварт тронул большим пальцем приоткрытые губы. Через секунду коснулся уже своими губами, и в этом прикосновении было столько нежности, что мне показалось, не смогу это вынести.

Отстранившись, принц рывком прижал меня к себе, и я отчего-то заплакала.

Плакала тихо и горько, без всхлипываний и истерик, словно тело замерло, скованное чем-то, а слезы – единственное, что рвалось на свободу из плена этого скованного тела.

– Не плачь, Элизабет, – попросил принц и погладил меня по голове, как ребенка. – Ты нужна мне сейчас, больше чем когда-либо.

Стоило ему сказать это, как слезы сами собой кончились, а в груди защемило.

Принц вновь мягко отстранил меня, держа за плечи, и, глядя в глаза, проговорил:

– Мне надо уехать. Николаус сказал верно: прибыл гонец с северной заставы, с вестями о новом вторжении. Маг не знал только, что за час до этого пришли вести с запада, и они еще хуже, западная застава еле держится…

Я не смогла сдержать глухой стон, но принц заговорил снова, и я испуганно замолчала.

– А полчаса назад во дворец прислали сердца наших лучших воинов, возглавляющих восточную заставу, Элизабет. Десять вырванных сердец.

Я ожидала, что упаду в обморок, но вместо этого вспомнила виконта, который выходил из библиотеки, сжимая какой-то сверток. Почему-то эта мысль отрезвила и не позволила потерять сознание, а сладковатый запах смерти, который впился в ноздри, словно специально ждал этого момента, придал силы и решимости.

– Весь сегодняшний день уйдет на формирование новой армии, – произнес принц напряженно. – В Городе-крепости воцарится осадный режим. Я оставлю нужные распоряжения Альре и начальнику дворцовой стражи. Надеюсь, закончу опыты в лаборатории. Если я прав и мне удастся получить Молнию гнева, Каравара будет повержен в ближайшее время.

В груди похолодело, стоило прозвучать этому имени. Я вспомнила, как виконт говорил на корабле о напавших на нас пиратах, что они присягнули Караваре. Но почему-то, стоило захотеть спросить об этом чудовище мужа, как язык заледенел и словно примерз к гортани.

Не заметив перемены на моем лице, а может, приписав его трагическим известиям, принц продолжил, а я видела, как его высочество тщательно взвешивает каждое слово, прежде, чем произнести, явно заботясь о моих чувствах.

– Хуже всего, что вторжение через восточную заставу произошло, когда мы были в пещере, на рудниках, Элизабет, – хмуро сказал маг. – Вырезано под корень пять деревень. Я был совсем рядом и ничего не знал. Я не смог защитить своих людей.

Впервые я услышала, как голос Карла Сварта дрогнул. Показалось, где-то вдали пророкотало громовыми раскатами небо, треснули, разбиваясь на камни, скалы.

– Нет! – воскликнула я и принц посмотрел на меня. – Вы не можете так говорить, мой принц! Вы уже спасли многих, и спасете еще больше людей! Всех нас! Пожалуйста, мой принц, не позволяйте этим известиям занимать ваши думы! Это… Я же маг, я все чувствую, ваше высочество. Я думаю, что это было сделано специально, чтобы ослабить ваш дух, мой принц, но не позволяйте врагу добиться, чего он хотел!

Синие глаза принца словно засветились, он взглянул на меня с благодарностью.

– Ты права, Элизабет. Права, моя девочка.

Я прижала к щеке его ладонь обеими руками и зажмурилась, не желая лить при муже слезы.

– Не стоит терять ни минуты, – сказал правитель Черной Пустоши. – Завтра на рассвете я покидаю Город-крепость.

– Пожалуйста, – заранее зная ответ, прошептала я. – Возьмите меня с собой… Я сильный маг, я могу быть полезной. Да, я готовилась обучаться управлению стихиями, но все же знаю, как делать боевые пульсары, мой принц.

– Элизабет, – проговорил его высочество. – Давай договоримся раз и навсегда.

Я кивнула, и принц продолжил:

– Никакой магии, хорошо?

Я кивнула, едва сдерживая слезы, и муж добавил:

– И никаких поездок на поле боя. Лучшее, что ты можешь сделать для меня – оставаться в безопасности, чтобы не занимать мои мысли в самый ответственный момент.

С этими словами его высочество поцеловал меня в лоб, и, мягко отстранив от себя, направился к выходу.

– Карл! – не сдержалась я, когда муж уже открыл дверь. Принц замер, а я выкрикнула: – Вы любите меня?

Принц посмотрел на меня долгим взглядом.

– Ты – мое сердце, Элизабет, – сказал он, прежде чем оставить меня одну.

 

Глава 23

Стоило шагам его высочества стихнуть, я тоже выбежала из библиотеки, пронеслась по дворцовому коридору и помчалась сквозь анфиладу комнат с высокими потолками. Слуги, которые встречались по дорогое, торопливо кивали, а служанки испуганно приседали в книксенах.

Миновав, наконец, дворцовые покои, я выскочила в сад, и в груди сперло, отчего-то я никак не могла полноценно вдохнуть. Медленно, вдох за вдохом, я наполнила легкие короткими рывками и побежала снова, не разбирая дороги.

Когда нога зацепилась за ветку, я упала, и только это остановило меня. Уронив голову на руки, я разразилась рыданиями, лежа прямо на земле.

Диларион встревоженно попискивал, тыкался мордочкой в лицо, пытался слизывать слезы со щек раздвоенным языком, но на смену им тут же приходили новые, а я все лежала на земле, чувствуя, что мой большой и прекрасный мир, каким был еще утром, с грохотом рассыпался на части. Понимая, что так нельзя, что надо взять себя в руки, сделать что-то полезное, я тем не менее, продолжала лежать, чувствуя себя слабой, раздавленной и глубоко несчастной.

Дракончик, который уже притих и терпеливо дожидается окончания истерики, вдруг завопил, словно предостерегает о неведомой опасности. Я вскинулась и, сидя на пятках, обернулась, но, заметив Рамину, облегченно выдохнула.

Камеристка, прижимая к груди сверток и держа в другой руке стакан воды, который чудом умудрилась не расплескать, опустилась рядом на колени.

– Выпейте, принцесса, вам станет легче.

С этими словами Рамина протянула воду, и я принялась нервно пить мелкими глотками. Затем, вернув стакан девушке, благодарно кивнула.

Рамина развернула сверток, который оказался моим плащом изумрудного цвета.

– Вот, миледи, Лана принеслась в опаленном, испорченном платье, и я подумала, что ваше должно быть не в лучшем виде. Не к лицу принцессе Черной Пустоши разгуливать в рванине…

Я закуталась в плащ, мельком отметив плачевное состояние нарядного платья, которое еще час назад было желтым.

– Ты права, Рамина, – хриплым от рыданий голосом произнесла я. – Не к лицу принцессе Черной Пустоши валяться и стонать от несправедливости жизни, в то время, как ее люди нуждаются в ней. В конце концов, у меня всегда были высокие баллы по целебным зельям и настоям, а тетушка просила всерьез подумать о профессии целителя.

Глаза камеристки зажглись надеждой, хмурое до этого лицо словно засияло изнутри.

– Вы лучшая, принцесса, лучшая в мире…

– Не говори глупостей, Рамина, – попросила я, поднимаясь.

– Так ведь от вас теперь зависит все, – пробормотала камеристка и развела руками. – Вы – наша спасительница!

– Это мой муж наш спаситель, – глухо ответила я, а от тени предположения, что с принцем может случиться неладное, когда отбудет в самое сердце битвы, внутри все сковало льдом.

– Ваш муж спасет Черную Пустошь, – уверенно произнесла Рамина, и ледяная лапа внутри начала понемногу разжиматься. – Но спасти самого принца может только его жена!

Мы направились к выходу лабиринта из живой изгороди, куда, оказывается, я забежала, не разбирая дороги.

– Ты о посте и молитвах? – хмуро спросила я, вспоминая, чему учила Бенара, когда знакомила с обязанностями леди.

Выдержав небольшую паузу, Рамина ответила:

– О них.

В голове мелькнули воспоминания о проведенных часах в склепе, потом рассказы Рамины о местных обычаях. Я тряхнула головой и попросила:

– Ты говорила о некоем амулете, Рамина, который обладает божественной силой и способен отвести беду от мужа. Расскажи о нем.

Камеристка развела руками, словно не знает, что еще сказать, и заговорила.

– Сотворить такой амулет под силу только самой верной и любящей жене, которая не пожалеет ничего, даже своей крови, то есть самого ценного, что у нее есть, чтобы охранить мужа в бою.

– Я ничего не пожалела бы для моего принца, – глухим голосом произнесла я.

– Так ведь амулет этот делается с помощью магии, принцесса, – испуганно пробормотала Рамина, вытаращив глаза. – А в Черной Пустоши магия запрещена.

Память услужливо напомнила, что я являюсь наследницей двух сильнейших магических домов – Гриндфолд и Бранж, бывшего правящего дома Изумрудного Нагорья и дома, которому не было равных в управлении стихиями. Внутренний голос подсказал, что смогла бы сделать для своего мужа защитный амулет невиданной силы, но слова Рамины о невозможности пользоваться магией в Черной Пустоши отрезвили.

– Да, – глухо проговорила я. – Запрещена. Забудь о том, что спрашивала тебя. Пока мое сердце бьется, я не нарушу приказа его высочества.

Рамина согласно закивала и выдохнула с видимым облегчением, явно радуясь, что удалось предостеречь госпожу от необдуманных поступков.

Вернувшись в покои, я быстро сменила туалет, выбрав серое шерстяное платье и плащ без рукавов в тон. Мистрис Одли и остальные девушки ходили с хмурыми, озадаченными лицами, в глазах застыли страх и бессилие. Сердце сдавило чувством вины за то, что не могу утешить, успокоить своих людей, а ведь обязанность леди – изгнать страх из сердец, в то время, как лорда – уничтожить саму причину страха.

Решение пришло неожиданно даже для меня.

– Так, – сказала я, хлопнув в ладоши, отчего Диларион пискнул на плече. – Мы должны быть полезны нашим мужьям, отцам и сыновьям сейчас. Если войска подступят к Городу-крепости, мы организуем военную лекарню прямо во дворце. Пока же займемся изготовлением снадобий, которые необходимы в битвах и после.

Вместе с Раминой и Ланой мы посетили лабораторию его высочества, где я, с согласия принца выбрала все необходимое для изготовления снадобий. Под руководством Альре один из дворцовых залов был переоборудован под знахарню, где мы с девушками приступили к изготовлению лекарств. Альре не отходил от меня ни на шаг, помогая подобрать нужные ингредиенты для рецептов зелий из моих фолиантов. Прозорливость его высочества и огромный запас лекарственных растений сыграли нам на руку: к своему удивлению, вынуждена была признать, что получаемые лекарства чуть ли не сильнее тех, что изготавливаются в Авароне с помощью магии.

Когда вечером нас посетил уставший, едва стоящий на ногах распорядитель запасов, он так и застыл посреди зала, вытаращив глаза на саквояжи с зельями, выставленные один на один в несколько рядов.

– Это все, что мы успели, – сообщила я, вытирая салфеткой лоб. – Думаю, эту партию можно забирать сейчас, за ночь собираемся сделать столько же.

– За ночь, принцесса? – переспросил распорядитель и я кивнула, вновь возвращаясь к работе.

– Мистрис Одли, – проговорила я, обращаясь к старшей камеристке. – Проследите, чтобы все, кто проработал весь день, отправились отдыхать. Несколько девушек выразили желание работать ночью, и я отпустила их после обеда.

– Слушаюсь, принцесса, – приседая в книксене, проговорила мистрис Одли. – Да ведь вы сами провели день на ногах. Если не отдохнете, как следует, от вас завтра будет мало толку.

Я кивнула. Но стоило представить, что уже завтра, на рассвете, муж покинет Город-крепость и где-то на далекой заставе может пострадать в битве, а лекарств не хватит, упрямо помотала головой.

– Я побуду пока здесь, – сказала я. – Сами видите, каждая пара рук на вес золота.

Прослышав о том, что во дворце в спешном порядке изготавливаются снадобья, к нам присоединились многие женщины Города-крепости, в том числе и Ксана, которая работала с тройным усердием. Я поняла, что милая женщина испытывает нечто похожее на чувство вины оттого, что ее муж сейчас в море, а значит, в большей безопасности, чем мужья других.

Я давно не чувствовала под собой ног, а пальцы рук постоянно немели от напряжения, и, если бы не Диларион на плече, который непрерывно подпитывает хозяйку, давно бы упала.

Внезапно ощущение поддержки усилилось, напополам с щемящей нежностью, переполнившей сердце.

Оглянувшись, я увидела моего принца, который застыл в дверях и смотрит на меня с теплом и укоризной. Не говоря ни слова, словно не замечая поклонов и книксенов, его высочество приблизился, не отрывая от меня взгляда. Меня легко подхватили на руки и понесли из зала под одобрительное попискивание дракончика, который тут же обмяк на плече.

Уже в покоях я завозилась и с неохотой высвободилась из объятий принца.

– Я всех отпустил, Элизабет, – сказал муж. – Помочь тебе в омывальной?

Несмотря на усталость, я покраснела и покачала головой.

– Я не настолько изнежена и избалована, как считают мои камеристки, – грустно улыбаясь, проговорила я. – Я вполне способна позаботиться о себе. И этих великолепных условий, которыми вы меня обеспечили, более, чем достаточно для моего удобства.

Между бровей принца пролегла морщинка.

– Я правитель, Элизабет, – сказал он. – А ты теперь – правительница. Ты вольна отдавать какие угодно распоряжения, окружая себя необходимым количеством свиты и не слушая особо местных женщин.

Еще вчера такое заявление принца вызвало бы бурный восторг и заставило бы даже скакать от радости по комнате в традициях Нинель. Но сейчас неудобства от купания в ледяной воде и блуждания по черным пещерам во власти Сновидца Аюнэ показались мне детскими капризами.

– Я поняла вас, мой принц. Как только Черная Пустошь снова будет в безопасности, я приступлю к небольшому дворцовому перевороту. В конце концов, люди должны быть там, где они нужнее, а не числиться в свите принцессы и быть готовыми вовремя подать носовой платок или сахарных рогалик. Это я поняла сегодня.

– Ты умница, Элизабет, – сказал принц, с нежностью касаясь моего подбородка. – А сейчас давай спать. Завтра предстоит длинный день.

Кивнув, я присела в книксене и удалилась в омывальную, услышав оттуда, как хлопнула дверь в покои принца.

Когда вышла, оказалось, что принц уже ожидает в постели. Я сбросила полотенце прямо на пол и юркнула в горячие объятия мужа.

– Мне показалось, кто-то устал, изготавливая весь день снадобья для моих бойцов, – прошептал муж.

В ответ я впилась в губы мужа, как изможденный странник в пустыне припадает к кубку с родниковой водой.

– Мой принц, – прошептала я. – Память о каждом вашем поцелуе, о каждом касании будет давать мне силы в разлуке с вами.

– Элизабет, – прошептал принц, запрокидывая мне голову и покрывая поцелуями шею. – Я вернусь к тебе даже с самой Звезды.

– Не говори так! – воскликнула я. – Разве не понимаешь, что необдуманными словами можно накликать несчастье?

Коротко рассмеявшись, принц притянул меня к себе и поцеловал в губы.

– Леди Сварт, – сказал он. – Вы стали настоящей дочерью Пустоши. По крайней мере, в своем суеверии вы вполне можете посостязаться с уроженками этого края.

– Я старалась, ваше высочество, – в тон мужу ответила я, думая, что принц прав.

Не так давно я смеялась в лицо суеверным людям, но сейчас что-то подсказывало – жизнь и благополучие мужа не те категории, которыми могу шутить.

– Чтобы угодить вам, – добавила я тихо.

– Вот как? – сдерживая улыбку и стараясь говорить серьезно, спросил мой принц. – Если ты стремишься угодить мне, не лучше ли спросить у меня, Элизабет? Я знаю множество способов.

Тихо засмеявшись, я прильнула к мужу еще ближе, желая чувствовать его каждой частичкой тела.

***

Меня подбросило на кровати ощущение ужаса и приближающейся беды. Какое-то время сидела, пытаясь привести сердцебиение в норму, затем склонилась над спящим мужем.

– Я ведь я ни разу не видела, как ты спишь, – прошептала я, вглядываясь в черты, ставшие родными. – Каждый день в предрассветный час ты смотрел на меня, спящую, целовал в лоб и уходил. А сегодня я проснулась раньше.

Я прислушалась истинным чутьем, и поняла, что времени около двух часов ночи.

Муж нахмурился во сне, словно ему снится, что отдает приказ, и я осторожно, чтобы не разбудить, провела ладонью по угольно-черным волосам. Тут же лицо принца смягчилось, и стало несколько беспомощным, что присуще всем спящим людям.

Тревога ледяной лапой сжала горло изнутри, а предательское воображение нарисовало картину: мой принц спит, как сейчас, безмятежным и глубоким сном, а в это время с разных сторон подкрадываются враги, вооруженные до зубов, с красными знаками на шеях. За ними следует кто-то или что-то, настолько черное и страшное, что у меня непроизвольно застучали зубы.

– Нет, нет, нет, мамочки, – одними губами прошептала я и положила руки на сердце, словно могла заставить его биться тише.

Не просыпаясь, муж сгреб меня в охапку и притянул к себе. Как ни старалась я успокоиться, слушая мерное дыхание принца, сколько ни рисовала картины, одна другой краше, как он возвращается с победой, а я бегу к нему навстречу, и он, соскочив с коня, подхватывает меня на руки… тревога не унималась, а лишь усиливалась.

Понимая, что еще минута и буквально заору от ужаса, я осторожно отстранилась от мужа и медленно отползла в сторону. Воздуха стало мало, показалось, что вот-вот задохнусь от страха. Если раньше, приди такое в голову, не раздумывая, разбудила бы мужа и попросила успокоить меня, то сейчас, зная, что ему предстоит завтра, не посмела его тревожить.

Стараясь ступать неслышно, я прошла в омывальную и, склонившись над раковиной, принялась плескать воду в лицо. Дверь сзади распахнулась и внутрь ворвался такой холодный ветер, что я озябла, а собственная нагота стала ощущаться, как нечто уязвляющее.

Я подхватила ночную рубашку, заботливо оставленную кем-то из камеристок на кушетке, и, когда белая ткань скрыла ноги до самых кончиков пальцев, почему-то почувствовала себя лучше. В то же время ночная прохлада приятно освежила и дыхание стало ровнее.

– Я так и сделаю, – прошептала я. – Я выйду вдохнуть свежего воздуха… ненадолго… Или спущусь в зал, где идет полным ходом работа по изготовлению снадобий. Скажу, что беспокоилась, как идет работа, даже предложу свою помощь, если понадобится. Только не лежать и не представлять все эти страшные вещи!

Затаив дыхание, я вернулась в опочивальню и закрыла дверь в омывальную, чтобы хлопнув, она не разбудила спящего мужа. Прежде чем скользнуть в гостиную, подхватила со столика аккуратно сложенный шерстяной плащ, который кто-то из камеристок забыл отнести в гардеробную.

Диларион, который уютно устроился на низкой софе в гостиной пискнул, приветствуя хозяйку, но отправиться со мной не захотел: свернулся в клубок и сладко засопел.

Зябко кутаясь в плащ, я покинула покои, но едав шагнула в коридор, вздрогнула от неожиданности.

Освещая тьму факелом и прислонившись спиной к стене, стоит Рамина. Вид у девушки сосредоточенный, брови нахмурены, а губы сжаты в линию.

– Рамина? – воскликнула я и подумала, что мой голос звучит испуганно.

– Простите, принцесса, если напугала вас, – проговорила девушка, приседая в книксене. – Я… Меня отправили спать, как всех, кто работал с вами днем, но мне не спалось, и я подумала, вдруг вам что-то понадобится…

– Спасибо, Рамина, – с чувством сказала я. – Ты в самом деле очень кстати.

Я хотела сказать, что мне не спалось, и хочу узнать, как продвигается процесс приготовления лекарств, но девушка опередила меня.

– Какое же счастье, принцесса, что вы решили затемно зажечь священный огонь в Нефритовой пещере! Нашему обожаемому господину, его высочеству Карлу Сварту сейчас, как никогда, нужны ваши молитвы и поддержка!

– Да, да, конечно, – пробормотала я, чувствуя, что почему-то не хочется спускаться в подземелье. – Молиться за своего мужа и желать ему благо – отныне моя забота!

– Вы дозволите сопровождать вас? – спросила, приседая в книксене, Рамина.

– Конечно, – отозвалась я и попросила: – Ты побудь со мной, пожалуйста.

– Жизни не пожалею для вашего блага, ваша светлость, – серьезно проговорила девушка.

В пещеру мы шли в полном молчании. Несмотря на присутствие рядом Рамины мрачные картины опасностей, что подстерегают моего принца, возобновились с новой силой, даже стали ярче, насыщенней, постепенно вытесняя реальность.

Я вцепилась в руку Рамины и сжала зубы, чтобы не стучали, но все равно перед глазами неслись кровавые сцены битв, крики, полные скорби и боли, и мне казалось, что эти видения реальнее стен бесконечных коридоров и анфилад.

Оказавшись в Нефритовой Пещере, я с таким усердием приступила к зажиганию свечей в подсвечниках в стенах, словно за мной гонится вражеское войско.

А когда пришел черед зажигать огонь в чаше, вдруг обернулась к Рамине и быстро, словно боясь передумать, выпалила:

– Могу ли я верить тебе, Рамина? Что никогда никому не расскажешь, о чем хочу спросить сейчас?

К моему удивлению девушка рухнула на колени, и обняв руками мои ноги, произнесла:

– Я клянусь вам в своей верности, принцесса!

Торопливо подняв девушку с колен, я, не веря, что говорю это, произнесла:

– Тогда расскажи еще раз о кровном ритуале, с помощью которого можно изготовить мужу охранный амулет!

Рамина пристально посмотрела мне в глаза и кивнула.

– Клянусь, ни одна живая душа не узнает об этом!

С этими словами она извлекла из кармана плаща свиток, исписанный древним языком, который аваронские маги называют истинным. На мгновение я отдернула руку, не желая принимать свиток, но перед мысленным взором вновь предстал спящий, беззащитный муж к которому подбираются полчища врагов. На какой-то момент показалось даже, что слышу их дыхание и чую смрад, исходящий от тел.

– Вот, принцесса, – сказала Рамина. – Это нужно прочесть, вкладывая всю магию в силу амулета, который надлежит окунуть в чашу, наполненную кровью.

Я взяла свиток и оглянулась на чашу, что покоится в руках статуи.

– Чаша есть, – пробормотала я. – Но где взять амулет…

– Подойдет любая булавка, принцесса, – сказала Рамина. – Наши женщины носят булавки на подолах плащей, от сглаза. Уверена, что на ваш плащ кто-то из девушек тоже прикрепил пару…

Рамина оказалась права.

Я отцепила одну из десяти булавок, выбрав ту, чья головка украшена янтарем и подумала, что мне будет спокойнее, если прицеплю лично заговоренную булавку к одежде мужа.

– Осталось придумать, как пустить мне кровь, – пробормотала я, и Рамина тут же достала узкий длинный стилет.

– Острый, принцесса, – сказала она. – Вам не будет больно, когда порежете им руку.

– Ради его высочества я вынесу любую боль, – сказала я, наблюдая одобрительный взгляд Рамины.

Стараясь действовать быстро, чтобы не передумать, я взлетела по ступеням к подножию статуи, и, подхватив чашу, предназначенную для зажигания огня, высыпала из нее пепел прямо на пол.

Сжав протянутый Раминой стилет, я полоснула себя по запястью и в ту же секунду капли крови гулко застучали по дну чаши, куда секунду назад положила булавку. Рамина протянула свиток, предварительно развернув его, и я принялась читать нараспев, вкладывая весь свой магический запас в каждую каплю крови, покидающую мое тело:

– Ара Варак! Ара Варак! Ара Варак!

Дэ Хасэо мэ чвэртэ зэ,

Дэ Шмалэо мы чвэртэ зэ,

Дэ Умбэртэ!

Ара Варак! Ара Варак! Ара Варак!

Стоило мне начать читать, как стены заходили ходуном, словно дворец над нашими головами содрогнулся. Боль от непредвиденного выхода магии пронзила тело, и я с трудом устояла на ногах. Не упала лишь благодаря Рамине, которая держала меня со странной для девушки силой.

Как только я произнесла последнее «Ара Варак!» раздался крик мужа.

– Элизабет! – прокричал принц, подбегая ко мне, а Рамина почему-то отскочила в сторону.

Обессилев, я осела на руки мужу, который тряс за плечи и кричал:

– Элизабет! Что ты наделала?! Что ты наделала?!

С трудом разомкнув губы, я прошептала:

– Зато с вами все будет хорошо, мой принц. Сила моей любви, помноженная на магию, убережет вас от нашествия самой преисподней…

– Элизабет, – прохрипел принц, прижимая меня к груди и укачивая, как маленькую. – Я сам маг, Элизабет! Только маг может стоять во главе Пустоши, и знаешь почему?

Глядя на горькую складку, что пролегла у губ мужа, не в силах до конца осознать услышанное, я пробормотала:

– Почему?

– Да потому что любой магический импульс делает Каравару и его приспешников сильнее! Питает его мощь… Неосторожная магия Николауса повлекла за собой вторжение в Аврору, а заклинание такого сильного мага, как ты, Элизабет… Ты понимаешь, что наделала, сердце мое?

Я ошарашенно заморгала, чувствуя, как дрожит подбородок и прошептала:

– Рамина принесла заклинание, которое помогло бы изготовить амулет для вас…

Поискав глазами Рамину, я не нашла ее в пещере.

– Элизабет, – прохрипел Карл Сварт, прижимая меня к груди. – Ты вложила всю свою силу для призыва Каравары…

Не успела я ответить, как раздался оглушительный грохот.

Истинным чутьем поняла, что во дворец началось вторжение.

Что-то черное, возникшее прямо из воздуха, вырвало меня из рук принца, а когда попытался приблизиться, отбросило его назад, с силой приложив о стену.

С диким хохотом из клубов черного дыма вышел человек с красным знаком на шее и, выпустив из-под пальцев огненный шар, метнул его в принца. Тот успел выбросить ладони вперед и остановить смертоносный заряд. По напряженному лицу мужа я видела, каких усилий ему стоит сдерживать огненный шар.

– Ничего не бойся! – крикнул он мне. – Отходи за статую! Живо!

Я принялась отползать, чувствуя, как дрожит подо мной пол пещеры, но человек с красной отметиной нагнулся ко мне и рванул за волосы. В следующий миг я оказалась переброшенной через плечо.

– Приходи за своей шлюхой, принц, – издевательски протянул страшный человек и шагнул в клубы черного дыма.

 

Глава 24

Перед глазами все крутилось и вертелось, темные полосы вперемешку с темно синими всполохами мелькали так быстро, что вскоре смешались в кашу. Я пыталась вырваться, но крепкая рука прижимала к плечу. Хотела кричать, но из-за темной, густой массы, которая норовит затечь в рот и уши, получался лишь сдавленный писк.

Лишь, когда я ослабла и уже не понимала, что происходит, круговерть резко прекратилась, и похититель спрыгнул на каменный пол. Гулкий звук разнесся в разные стороны и унесся многоголосым эхом вперед.

– Пустите меня, – попросила я слабо, даже не надеясь, что буду услышана.

Изо рта выкатился клубок пара, а по коже прокатился озноб, какой бывает лишь зимой, когда выбегаешь без накидки на мороз.

Похититель молча подкинул меня на плече, укладывая удобней и быстро двинулся по коридору. Даже в таком положении успела разглядеть высокие своды и толстые колонны по краям коридора. Каждая украшена сиреневыми кристаллами, какие видела в Восточных рудниках, и ужасающая картина начала постепенно складываться.

– Вы хотите меня убить? – спросила я.

Но потом поняла, если бы это было так, сейчас не висела бы на плече незнакомца, закутанного в черные одеяния. Он шел молча и уверенно. От долгого лежания в неудобном положении начало сводить живот, но когда попыталась поерзать, оказалась грубо придавлена сильней.

– За что вы так со мной? – взмолилась я. – Я ведь ничего не сделала. Вы не понимаете, вы заплатите…

Неожиданно меня сдернули с плеча и резко развернули. Теперь я видела, что стою в большом каменном зале, с высокими сводами, по стенам все те же колонны, по которым спиралями поднимаются сиреневые кристаллы.

У дальней стены высокий каменный трон. На спинке красные кристаллы, на подлокотниках – зеленые. А на самом троне сидит темная фигура в капюшоне.

Я попятилась, но в спину уперлась грубая ладонь, пришлось сделать шаг вперед.

Молчание продолжалось. Стало казаться, что это все нереально, что я снова где-нибудь сплю и скоро должна проснуться. Зажмурившись, досчитала до пяти, но когда открыла глаза, ничего не исчезло. Темная фигура все так же восседает на троне, а сиреневые кристаллы переливаются матовым светом.

Видя, что на меня не нападают, не пытаются втащить на костер или отрубить голову, я немного осмелела.

– Что вы хотите со мной сделать? – спросила я, обращаясь к неподвижной фигуре на троне.

Фигура продолжала молчать, стало казаться, что она вообще неживая и выточена из камня. Едва успела об этом подумать, как капюшон приподнялся, но из-за полумрака смогла увидеть лишь темный провал.

– Сказать честно, едва ты прибыла в Пустошь, я хотел тебя убить, – проговорил знакомый глубокий голос.

– Убить? – пискнула я.

– Именно, – проговорила фигура. – Но когда увидел тебя в гномьих пещерах, решил, что живой будешь куда полезней.

Я нервно сглотнула. Картинка складывалась все быстрей и четче, хотя понимать, зачем все это, мой девичий ум отказывался.

– Вы… Кто вы? – спросила я, боясь услышать ответ.

Фигура медленно, как это может делать лишь король, поднялась.

Лишь теперь смогла увидеть, что это некто высокий, чье лицо и тело по-прежнему скрыто черным балахоном.

Все так же неспешно он спустился по ступенькам и стал приближаться. Чем меньше становилось между нами расстояние, тем сильнее кожу обжигал холод, а когда до него осталось всего несколько шагов, я задрожала.

Фигура возвышалась надо мной, как мраморное изваяние, которое тысячи лет пролежало во льдах, а теперь источает холод и морозит все, к чему прикасается. Темный провал капюшона смотрит на меня и, кажется, впивается в самую душу, медленно покрывая ее тонкой коркой инея.

– Кто я? – переспросил он. – Разве ты не догадалась, Элизабет? Разве ты не чувствовала мои холодные пальцы, там, в темных тоннелях гномов? Кто я? Разве ты не слышала мой смех, который ты запомнила навсегда? Кто я, Элизабет?

– Вы… – проблеяла я, чувствуя, как ледяная лапа ужаса сдавила грудь.

Фигура крутанулась на месте, полы плаща разлетелись, как крылья огромной черной птицы. Он вскинул руки, и я успела заметить белые, почти светящиеся пальцы.

По стенам прокатились цветные всполохи, отчего замерцали, а незнакомец прогремел голосом, похожим на рев водопада:

– Кто я? Я последний оплот настоящей магии в мире! Я то, что излучает и поглощает мощь в первозданном ее виде! Кто я? Я средоточие силы и светоч могущества, которые твой принц так усердно пытается уничтожить! Я проводник и источник поклонения! Кто я? Я – Каравара!

Он резко обернулся и приблизился с такой скоростью, что я отшатнулась, но уперлась спиной в широкую грудь прислужника. Между мной и фигурой расстояние оказалось таким ничтожным, что в темноте капюшона разглядела высокие скулы, тонкий подбородок и горящие синим глаза.

Его рот раскрылся, клубок ледяного пара выкатился и рассыпался сотнями блестящих пылинок, а меня в который раз окатило холодом.

– Зачем вы меня похитили? – прошептала я, прижимая кулаки к груди.

Темный провал капюшона приблизился еще больше, ему пришлось изрядно нагнуться, чтобы оказаться на одном уровне со мной, и теперь я видела, что его белая кожа действительно светится.

– Зачем? – переспросил он. – Зачем мужчина крадет женщину? Зачем затевает походы, сжигает деревни, оставляет разрушенными города и порабощает весь мир?

– Вы хотите… – запинаясь от ужаса, пробормотала я. – Но я замужем…

– Кого это останавливало, – с усмешкой в голосе произнес Каравара. – Но не обольщайся, Элизабет. Тело твое это последнее, что меня интересует. Куда важней магия и твоя кровь. Она ключ к власти.

Меня затрясло, на этот раз не от холода. Обхватив себя руками, я проговорила сдавленно:

– Вы хотите принести меня в жертву?

Он наклонил голову, в синих полыхающих глазах прочитать настроение не получалось, но показалось, он разочарован. Левая рука его поднялась, и белоснежные пальцы коснулись моей щеки. Я отдернулась, но другая его рука вцепилась в плечо и не позволила двигаться.

Вновь пальцы оказались на щеке и кожу опалило холодом. Он скользил прикосновениями по скулам, касался губ и трогал шею, оставляя на ней холодные следы.

– Какая ты теплая, Элизабет, – проговорил он, разглядывая мое лицо. – Теплая, как весеннее утро, как стакан парного молока, как слова благодарности за верную службу. Теплая, и такая же глупая. Но это ничего, Элизабет. Женщине можно простить глупость, если она обладает красотой. Я прощаю тебе глупость, Элизабет.

Разум и тело сковало льдом. От мысли, что в нескольких сантиметрах от меня находится существо, способное одним взглядом обратить в снег целую армию, охватывал такой ужас, что хотелось бежать без оглядки, не разбирая дороги, спотыкаясь и падая, но только подальше.

Сделав огромное усилие над собой, я проговорила:

– Так вы не убьете меня?

Фигура выпрямилась и отстранилась, а я испытала подобие облегчения, какое может испытывать приговоренный, которому сообщили, что казнь переносится.

Каравара неспешно прошелся по залу, заложив руки за спину, словно гуляет по цветущему саду.

– Нет, – ответил он, после короткого молчания. – Разумеется, не убью, моя глупая Элизабет. Кровь можно использовать не только в качестве жертвы. Разве в Авароне тебя этому не учили?

– Откуда вы знаете, что я из Аварона? – спросила я.

– Я знаю о тебе все, – произнес Каравара. – Даже больше, чем думаешь. Я знаю твои мысли, желания, страсти и страхи. Я знаю даже то, чего сама не понимаешь. Но это все не важно. Они все не важны. Поскольку теперь ты моя собственность.

От этих слов меня окатила очередная волна оцепенения, а Каравара продолжил:

– Земли за границей северного рубежа для меня пока не доступны. Хотя мы работаем над этим. Но с твоей помощью я захвачу даже юг, Элизабет. А сейчас отведите ее в комнату.

С трудом понимая происходящее, я под конвоем все того же похитителя направилась по коридору, который возник слева в стене, хотя прежде его не было. Бежать или сопротивляться не пыталась, понимая, что дальше ближайшего поворота уйти не удастся. Пришлось повиноваться, и спустя некоторое время меня втолкнули в небольшие покои, такие же холодные, как остальные владения Каравары.

Единственным отличием оказалось то, что стены сделаны из белого кварца, как и широкое ложе, накрытое несколькими слоями шкур. Окон нет, и освещается комната бирюзовыми кристаллами по углам.

Когда позади раздалось скрежетание, я оглянулась, но лишь успела увидеть, как замотанная в черное тряпье фигура похитителя скрывается каменной створкой. Та ползет прямо из стены, и когда я бросилась обратно, она сомкнулась с другим краем, превратившись в кварцевый монолит.

Лишь теперь на меня навалилась слабость. Доковыляв на ватных ногах до кровати, я села и закрыла лицо ладонями. Мне было страшно за себя, за принца, за Пустошь и за весь мир, который может стать жертвой алчности этого жуткого существа. От напряжения и переживаний меня трясло, но через некоторое время утомление и тревога сморили, и я задремала, едва легла на бок.

Проснулась от того, что плечи обжигает ледяным холодом. Поежившись, я механически отвела руку назад, чтобы найти одеяло и укрыться, но, когда ладонь наткнулась на что-то большое, резко подскочила и обернулась.

Оперевшись на локоть, на постели лежит темная фигура в капюшоне. Лица не видно, но я запомнила холод его глаз, и теперь озноб прокатился по телу с новой силой.

– Что вы здесь делаете? – спросила я сдавленно и, спрыгнув с кровати, отбежала в угол.

Фигура некоторое время молча разглядывала темным провалом капюшона место, где только что лежала я. Затем раздался глубокий голос.

– Проверяю, все ли в порядке с моей собственностью, – сказал он.

– Не называйте меня так, – попросила я тихо. – Я человек. Человек не может быть собственностью.

Он провел светящимися пальцами по шкуре и произнес:

– Как сказать, Элизабет. Когда подданные присягают на верность своему сюзерену, разве они не становятся его собственностью?

– Это называется преданность и верность, – осмелев от того, что он не выказывает агрессии, проговорила я.

– Не важно, как называть, – сказал Каравара. – Куда важней, насколько эта преданность крепка. Мои подданные питаются магией. Моей магией, которая дарует им силу, здоровье и красоту. Взамен я требую лишь безоговорочного подчинения. Это взаимовыгодный обмен. А что что предлагает твой принц?

Упоминание о моем муже таким пренебрежительным тоном вызвало волну гнева. Я резко шагнула в пред и проговорила, сама не понимая, откуда взялось столько смелости:

– Вы не смеете говорить плохо о Карле Сварте! Он заботливый и мудрый! Его любит народ потому, что он делает для него все! Слышите? Все! Вы не стоите даже его ногтя!

Фигура в темном балахоне медленно поднялась с кровати. Царственной походкой, которая может быть только у очень могущественного человека, обошла ложе и приблизилась ко мне.

Я застыла, а Каравара поднял руку и двумя пальцами ухватил меня за подбородок. Я попятилась, но наткнулась на кристаллы, которые больно укололи в бедро.

Каравара повернул мою голову в право, затем влево. Потом его пальца разжались, и когда уже облегченно выдохнула, щеку опалило жгучей болью.

Он ударил меня резко, с оттягом. В голове зазвенело, а глаза моментально затуманились. Я схватилась за щеку, даже не стесняясь слез, которые хлынули нескончаемым потоком, но Каравара перехватил кисть и больно сжал.

Я застонала, а он проговорил:

– Никогда не высказывай неуважения ко мне, Элизабет. Я не сказал, что ждет тех, кто предаст меня? Они умирают, лишившись моей магической поддержки. Ты ведь маг, Элизабет. Ты должна быть на моей стороне. Я ведь хочу защитить магию.

Место куда пришелся удар, горело, словно к нему прислонили лед. Я не могла вымолвить ни слова, боясь, что Каравара снова ударит, и продолжала молчать, чувствуя, как по щекам текут горячие дорожки.

Он вновь протянул ко мне руку, я вздрогнула, а он провел пальцами по щеке и сказал:

– Ну-ну. Не надо плакать. Каждый получает, что заслуживает. Если бы ты вела себя правильно, тебя не пришлось бы наказывать. Поняла? Ты поняла меня, Элизабет?

Дрожа всем телом, я кивнула, а он жестом велел сесть на кровать. Я повиновалась, стараясь не думать, какую участь готовит мне это существо.

Сидя на шкурах, я смотрела на темную фигуру перед собой. Каравара стоит неподвижно, лица не видно, но я каждой частицей тела чувствую, как он вглядывается в меня, блуждает в закоулках памяти, течет по венам вместе с кровью, стучит вместе с сердцем и вылетает вместе с воздухом из легких.

– У тебя красивая и сильная магия, – наконец сказал он. – Твой принц глупец и трус, если лишил тебя такой силы. Я не такой. Я уважаю магию. И лишь я могу спасти ее от забвения.

– Мой принц не глупец и не трус, – опустив взгляд, сказала я, ожидая, что сейчас он снова подойдет и ударит.

Но Каравара остался на месте.

– Я вижу твои мысли, Элизабет. Я слышу, что ты чувствуешь. И вижу, как ты обманываешь себя.

– О чем вы говорите?

– Это уже не важно, – сказал Каравара, – ты теперь моя. И я хочу, чтобы ты забыла о принце и всех остальных. Они тебе не пара. Ни один. Тебе нужен тот, кто способен оценить значимость магии.

Я горько улыбнулась.

– Вы имеете ввиду себя?

– Не нужно быть умной, чтобы догадаться, – согласился он.

– Как вы можете? – сказала я, роняя лицо в ладони. – Как вы… Вы украли меня. У меня есть муж… Я не… Я даже не знаю, что вы такое.

Послышался шелест плаща, он сделал шаг вперед и сказал:

– Я хочу, чтобы ты посмотрела на меня.

– Я боюсь, – прошептала я.

– Элизабет.

– Нет…

– Смотри! – громыхнул его голос, и кристаллы в комнате задрожали, полыхнув сиреневыми волнами.

Я медленно подняла взгляд и застыла.

Каравара скинул капюшон и спустил плащ до пояса. Передо мной стояло существо, полностью сотканное из ледяного света. Кожа исходит равномерным матовым сиянием, тело сухое, но рельефное до такой степени, словно из него выпарили всю воду. Голова гладкая, как алебастровый шар, и исходит матовыми волнами. Лицо острое, с высокими скулами и тонкой полоской губ, а глаза сплошной синий огонь, который расплескивается до самых щек.

– Ты хотела знать, что я? – спросил он громогласно. – Я величайший маг всех времен! Вот что я!

– Тогда почему вы все еще не победили? – едва слышно спросила я и сжалась, когда он резко приблизился ко мне.

Нависнув, как ледяная скала, Каравара опалил меня ледяным дыханием, от которого воздух заискрился. Холодная рука легла мне на горло, и я приготовилась к страшному. Под его пальцами кожа моментально заледенела, я выпучила глаза, а он чуть сдавил их и приблизил лицо так, что капли синего огня из его глаз стали падать мне на щеки.

Они обжигали холодом, но я не могла кричать из-за пальцев, что сдавливают горло.

– Элиз-забет, – прошипел он. – Ты плохо усваиваешь уроки.

Дышать становилось все трудней, я задергала ногами и стала хватать его, пытаясь высвободиться. Но Каравару мои попытки только радовали, он провел пальцами по щеке, продолжая держать за горло. Затем отшвырнул на кровать.

Я закашлялась, чувствуя, как драгоценный воздух, наконец, свободно поступает в легкие, и поползла на другой край.

Послышался низкий, утробный смех. Когда оглянулась, Каравара вновь был в плаще и капюшоне.

– Подумай о своем поведении, Элизабет, – сказал он глухо. – Мне нужно отлучиться. Решить вопросы с одной заставой. Но позже мы продолжим разговор.

Я ожидала, что он выйдет через дверь, как прислужник, но к моему ужасу и изумлению, Каравара просто вошел в стену и растворился, оставив лишь облачко серебряной пыли. Обессиленная и перепуганная, я вернулась на кровать. Забравшись на нее с ногами, подтянула колени и накрылась медвежьей шкурой, потому что несмотря на шерстяной плащ, во владениях Каравары было ужасно холодно. Под наплывом эмоций и пережитого я вновь начала погружаться в беспокойный сон.

Мне мерещились караварцы, которые словно полчища саранчи, опустошают королевство, а тяжелые тучи снега накрывают мир, навсегда пряча солнце. Потом казалось, что ледяные руки самого Каравары ухватили меня за горло и тянут на дно замерзшей бездны.

Проснулась от того, что кто-то бесцеремонно дернул за плечо.

– Вставай! – рявкнули над ухом.

Открыв глаза, увидела перед собой обветренное, искаженное злобой лицо.

– Ну! – заорал стражник. – Шевелись давай! Хозяин хочет видеть тебя рядом.

– Я ему не ручная собачка, – пробормотала я.

– Еще поговори мне, – бросил страж и буквально силком выволок меня из комнаты.

Мы вновь прошли извилистыми лабиринтами и жуткими закоулками, в сравнении с которыми коридоры Аварона и Города-крепости просто ровные сады с понятными и четкими дорожками.

Меня потряхивало от холода и страха, но когда оказались в первом зале, охватило оцепенение.

Каравара сидит на троне, охваченный синеватым пламенем, полы плаща вздымаются, словно щупальца огромного спрута. Все кристаллы, какие есть в зале, сияют так, что хочется прикрыть глаза.

– Элизабет, – прогудел его гулкий голос, – иди ко мне.

Но меня словно приморозило к полу. Лишь после того, как стражник толкнул в спину, смола сделать неуверенный шаг и снова остановилась.

– Подойди, – повторил он снова, а я вновь не нашла в себе силы выполнить приказ.

Каравара зарычал. Часть ледяного пламени вытянулась и извивающимся жгутом метнулась ко мне. Когда ледяное щупальце обхватило за пояс, я вскрикнула, а жгут дернулся обратно. Через мгновение я уже стояла на коленях, уперевшись ладонями в ледяной пол у стоп Каравары.

– Это лестно, но не обязательно, – произнес он коротко. – Поднимись и встань рядом. Я хочу, чтобы Сварт видел тебя со мной.

После этих слов захотелось нарочно остаться в таком позорном положении, лишь бы не отвлекать мужа, и не давать Караваре надежды на победу. Но прежде, чем успела додумать, холодные пальцы сжались на плече, и пришлось повиноваться.

– Смотри, моя дорогая Элизабет, – прогудел он. – Смотри и трепещи перед мощью великого Каравары.

В эту же секунду со всех сторон, словно в стенах есть тайные двери, стали появляться люди. Все, как один в черных одеяниях, лица закрыты масками, но шеи голые, на них красным клеймом светится знак. У каждого топор, меч или алебарда.

Они прибывали и прибывали, и вскоре весь зал заполнился черными, как муравьи, бойцами Каравары.

– Видишь, Элизабет? – сказал он. – Моя армия сильна, предана и бесстрашна. Ей нет равных. И сейчас она двинется туда, где твой муж надеется отбить рубеж и прорваться сюда.

– Он прорвется, – прошептала я, опустив глаза.

– Это вряд ли, – усмехнулся Каравара.

Едва закончил фразу, воздух в центре зала стал сгущаться и уплотняться. Маленький бурунчик, темный, как сама ночь, начал разрастаться из точки, и вскоре превратился в настоящий водоворот, размером с корову. Над полом появилось что-то вроде огромного блюда, с синими и черными вспышками.

– Проклятье! – загудел Каравара. – Темный портал. Не думал, что он пойдет на это. Всем приготовиться.

Зал взорвался грохотом. В центре, прямо из ниоткуда повалили клубы черного дыма, как те, что были в Нефритовой пещере, но куда больше и стремительней. Приспешники Каравары повыхватывали оружие, вставая в боевые позы, всем видом демонстрируя, что готовы ко всему. Вспомнив о словах Каравары, что без подпитки его магией его люди умрут, я содрогнулась, осознав, что меченое красным знаком войско будет стоять насмерть и биться до последнего. Сердце болезненно сжалось, стоило вспомнить, как принца отбросило и ударило о стену в Нефритовой пещере.

Пространство вспыхнуло белым и взорвалось грохотом, отчего я ослепла и оглохла. С силой зажмурившись, помотала головой, а когда открыла глаза, зал оказался заполнен войском гвардейцев Черной Пустоши.

Бойцы, вооруженные до зубов, выскакивали из огромного черного коридора и, перекатываясь по полу, бросались на караварцев. Четкость, выверенность движений напоминала дикий боевой танец. Еще несколько мгновений назад в ушах грохотало от открываемого портала, а сейчас их заложило от боевых кличей, хрипов, стонов и предсмертных проклятий.

Каравара, вскочив на ноги, распростер по сторонам руки, и фалды плаща взметнулись, как крылья огромной птицы. Из-под пальцев мага прямо по воздуху поползли морозные узоры, сковывая тех, что бьются совсем близко, вечным льдом.

Если секунду назад я мечтала о моменте, когда можно будет отбежать в сторону от трона этого чудовища, то сейчас испуганно жалась к высокой резной спинке, не в силах заставить себя смотреть на полчища людей, которых на моих глазах словно пропускаются через ледяную мясорубку.

Каравара оглянулся, и заметив мой маневр, разразился победным хохотом. Но внезапно его леденящий душу смех прервался, и я услышала, как это чудовище скрежещет зубами от ярости.

Вцепившись пальцами в трон, я с отчаянием взирала на клубящийся портал, который впускает в зал Каравары все новых и новых бойцов Черной Пустоши.

С отчаянными криками люди бросались на врага, разрубали на части, отбрасывая отрубленные куски в самую гущу сражения. Под неистовый грохот битвы зал огласило новой волной грома, и Каравара победно завопил:

– Портал закрывается! Сварт так и не пришел за тобой, Элизабет! Ты – моя!

Я не сразу поняла, что сказал Каравара, а когда слова дошли до моего сознания, из груди вырвался стон.

Темный портал выпустил еще несколько клубов и исчез, а сквозь грохот, наполняющий зал, пробился страшный хохот Каравары.

В это время черные клубы повалили прямо из-под подножия трона, и, едва фигура в черном плаще успела отскочить, как словно из воздуха возникли мой принц Карл Сварт и виконт де Жерон.

Каравара не успел среагировать, а принц вскинул руки. С них сорвался яркий сноп, и Каравара, как ни пытался приблизиться, оставался на расстоянии двух шагов. Когда бросила на него взгляд, хозяин льда посмотрел на меня пылающими холодным огнем, а муж протянул руку.

– Элизабет! – крикнул он. – Скорее!

Не мешкая, я бросилась в объятия принца. Ощутив его горячие руки, поняла, как истосковалась по безопасности и защите.

Принц обхватил меня за пояс и, как куклу, потащил к порталу, отступая и раздавая удары направо и налево. Виконт де Жерон прикрывал отступление, разил караварцев, как бешеный медведь, сворачивая головы и пронзая мечом каждого, кто осмеливался приблизиться хоть на шаг.

– Сварт! – заорал Каравара, все еще обездвиженный магическим щитом моего мужа. – Сварт! Отдай мне ее!

– Не дождешься, – прохрипел принц, ощерившись, как разъяренный лев.

Мы с разбегу влетели в портал. И вновь меня крутило и переворачивало, но теперь рядом был принц, который не позволит случиться плохому. Я прижималась к нему всем телом, и когда нас выкинуло с другой стороны на сухую, лишенную влаги траву, показалось, что все случившееся не больше, чем кошмарный сон.

Быстро оттащив меня подальше от сине-черной круговерти, Карл ухватил меня за плечи и напряженно вгляделся.

– Что он с тобой сделал? – спросил он, и в темно-сини глазах мелькнула такая боль, какую не скрыла даже его природная суровость.

– Ничего, мой принц, – ответила я. – Он ничего не успел сделать.

Несколько секунд принц всматривался в мои глаза, потом его лицо чуть разгладилось, и, с явным облегчением, он притянул меня к себе.

В этот момент из портала вывалился виконт де Жерон.

Весь черный, словно его изваляли в саже, волосы растрепаны, рукав распорот и из него обильно течет красное.

– Их слишком много! – прокричал он, подбегая. – Каравара усилил мощь своих людей! Они перебили половину нашего войска. Я увел уцелевших вторым порталом в Аврору. Мы успели поставить механизмы. Какое-то время они не смогут пользоваться порталами. Но этот еще не закрылся. Мой принц, надо бежать.

В этот же момент портал начал колыхаться и дрожать, словно водяная поверхность на ветру. Виконт кинулся вперед в сторону дерева, где стоят две лошади

– Принц! – снова прокричал он. – Карл, шевелись, ради всех богов! Здесь начинается теплая земля. Он еще слаб. Ему сюда нет хода.

Мы кинулись вслед за виконтом, перепрыгивая кочки и мелкие ямы. Когда до коней оставалось пару десятков метров, воздух сотрясся от громогласного вопля.

– Сварт!

Мы оглянулись. В портале появилась темная фигура в капюшоне, окутанная синим пламенем. Ледяные щупальца взметнулись и устремились к нам.

Дальше все произошло так быстро, что я запомнила лишь глаза принца, которые с нежностью и любовью смотрят на меня. Он резко накрыл меня своим телом, а потом я ощутила, как обнимающие меня руки стали такими же холодными, как у Каравары.

Когда оглянулась, на меня смотрела ледяная фигура.

Я закричала и отпрянула. Потом рванулась вперед, чтобы обнять, но меня дернули назад. Чьи-то горячие и крепкие руки тащили меня, пока я рыдала и кричала, пытаясь высвободиться и вернуться к мужу, любимому мужу, который теперь навсегда останется ледяным стражем на границе теплых и холодных земель.

Меня усадили в седло, обхватили крепкими руками и повезли вперед, но я не видела ничего, из-за застилающих глаза слез. Лишь спустя некоторое время ощутила, как меня сотрясают рыдания.

Тогда меня обняли еще крепче и горячий голос прошептал в самое ухо:

– Он спас нас. Он нас всех спас.