Я открыла глаза и поморщилась от яркого солнечного света, который ударил в глаза и нарушил сон, а перевернувшись на другой бок, поняла, что сон улетучился окончательно.
Потянувшись, села. Когда увидела, что у противоположной стены сидит Рамина, склонившись над пяльцами, вздрогнула и снова посмотрела в окно, пытаясь понять, который час. Истинное чутье подсказало, что немногим позднее полудня.
– Доброе утро, Рамина, – пробормотала я хриплым со сна голосом и добавила: – Рада тебя видеть.
Камеристка подскочила, выронив пяльцы, и уставилась на меня с таким счастливым видом, точно собака, которую суровый хозяин редко балует похвалой, а сейчас почесал за ухом.
– Добрый день, миледи! – затараторила она в своей обычной манере. – Как вам спалось? Вы выспались? Как себя чувствуете?
Я улыбнулась и потянулась.
– Спасибо, чувствую себя, словно заново родилась.
– Как же я рада, что вы хорошо отдохнули, миледи! – воскликнула Рамина, складывая ладони у груди.
Я снова улыбнулась, а камеристка присела и подняла вышивание.
– Ты вышивала? – спросила я.
– Я стерегла ваш сон! – ответила Рамина гордо. – Села и заявила остальным, что пока я здесь, никто не разбудит мою госпожу.
Я хотела поблагодарить Рамину, но вдруг ощутила, что чего-то не хватает. Прислушавшись, поняла, чего именно.
– А где Диларион? – спросила я с тревогой.
– Ваш зверь вылетел в окно чуть ли не на рассвете, – с готовностью сообщила Рамина. – не переживайте, мы с Ланой бросились его искать и оказалось, что пришла та девочка, Мириам, которую мы провожали с вами вчера. Дракончик с ней, они играют во дворцовом парке сейчас. Мистрис Одли распорядилась, чтобы им подали завтрак и пирожных прямо в парк. Там же две камеристки, Роза и Грета, они присматривают за девочкой.
– Спасибо, Рамина, – сказала я. – И за столь подробный рассказ, и за то, что позаботилась о моем питомце, и что охраняла мой сон.
– К вашим услугам, миледи, – краснея от счастья, сказала Рамина и присела в книксене. – Я всегда и во всем к вашим услугам.
– В таком случае, помоги, пожалуйста, подобрать наряд для завтрака, пока я посещу омывальную, – попросила я. – И напомни, какие ритуалы предстоит проделать сегодня?
– Никаких, – огорошила меня Рамина, но тут же поправилась: – Кроме зажигания огня в Нефритовой пещере, миледи. В остальном вы можете ни о чем не волноваться. Мистрис Одли планировала ритуалы для привлечения достатка и плодовитости, но Лана рассказала, что вы плохо спали ночью, и мистрис Одли решила, что все это может потерпеть. А вот ваше самочувствие и хорошее настроение для нас – главное.
С этими словами Рамина снова присела в книксене, а я ощутила облегчение и благодарность к своим камеристкам за чуткость и понимание.
– Я в омывальную, – сообщила я, и, когда увидела, что Рамина намерена пойти со мной, мягко, но с нажимом, проговорила: – Одна. Приготовь мой наряд, пожалуйста.
Когда я вернулась, обнаружила, что постель застелена заново, а простыни заменены новыми, черными. Также в опочивальне успели убраться, поменяли цветы в вазе, заменив вчерашние незабудки букетом из черных пионов и нежно-зеленых роз. Сердце тревожно екнуло, но я решительно попросила его успокоиться или хотя бы подождать, пока побеседую с магом.
– Пожалуйте одеваться, миледи, – пригласила Вета, и я прошла за камеристкой в гардеробную.
Платье, которое выбрали для завтрака, оказалось кремового цвета, щедро расшитым розами по подолу. Каждый цветок украшен несколькими жемчужинами, отчего бутоны выглядят живыми. К платью полагалась легкая вуаль и туфли, украшенные жемчугом в тон. Чулки и белье выбрала сама из тех, что привезла из Аварона.
Глянув на собственные платья, которые одиноко висят в ряд, вздохнула и подумала, что вырезы на них чересчур глубокие по меркам Черной Пустоши. И хоть они смотрелись бы шикарно в Авароне, рядом с нарядами, что, оказывается, сшили перед моим прибытием, выглядят весьма скромно.
Когда девушки закончили с прической и накинули вуаль на поднятые волосы, я произнесла тоном благовоспитанной девицы:
– Перед завтраком я хотела бы зажечь огонь в Нефритовой пещере.
Девушки заахали от восторга, радуясь тому, что боги послали Черной Пустоши столь благочестивую леди. А когда дозволила сопровождать меня для зажигания огня Рамине, Лане и Вете, восторгу камеристок и вовсе не было конца. Только от Рамины я уловила еле слышные нотки недовольства, но эта эмоция была направлена не ко мне, а почему-то к девушкам.
Церемония зажигания огня прошла в торжественной обстановке. Девушки, которые ни разу не были в Нефритовой пещере замка, разглядывали каждый выступ на стене с неописуемым восторгом, но мне зажигать огонь в чаше, которая находится в ладонях собственной статуи стало почти привычно.
Завтрак, сервированный в покоях принца, прошел быстро, чуть ли не на бегу.
Я наскоро поблагодарила лакеев, попросила передать мое восхищение поварам. Затем улыбнулась Альре, который вошел в обеденный зал, когда я насытилась, словно знал об этом загодя.
– Проводите меня к пленнику, пожалуйста, – попросила я Альре. – К магу. Нас вчера прервали, я хотела бы задать ему еще несколько вопросов.
Альре кивнул. Он повел меня по коридорам и лестницам на нижний этаж в восточное крыло замка.
По дороге управляющий поздравил меня с предстоящим событием, а я ощутила, как все в груди сдавило ледяной лапой.
Я неожиданно поняла, если к тому, чтобы выгодно выйти замуж и вести хозяйство в большом поместье меня готовили, то о супружеской стороне жизни я не знала совсем. Мы с Нинель читали душещипательные романы, но в них ни слова не говорилось о том, что происходит на брачном ложе. Мы знали, что для рождения детей следует возлечь на брачное ложе вместе с супругом, "в ночной рубашке и только в ней" по заверению Бенары, но что-то подсказывало, что одного лишь совместного возлежания для появления детей будет мало. Мы не раз наблюдали брачные игры собак, кошек и даже драконов-нетопырей, но мне не хотелось верить, что у людей дело обстоит похожим образом. Воображение рисовало что-то слабо понятное и пугающее, но, когда мы поинтересовались, что происходит ночью в супружеской спальне у старшей сестры Нинель, та только отмахнулась.
– Поначалу больно, – сказала она и почему-то облизала губы, словно кошка, наевшаяся сметаны, – а потом… Впрочем, вам это знать еще рано!
Мне отчего-то вспомнились девушки в масках и черных плащах, которые по словам Рамины, учились у Красной жрицы искусству плотской любви. Я хотела даже спросить о ней у Альре, но вовремя одумалась, вспомнив, что вряд ли такой вопрос можно считать приличным и решила, что спрошу у Ланы.
Когда впереди показалась дверь в камеру мага с застывшими по бокам гвардейцами, в груди заворочалось беспокойство.
Стоило приблизиться, нехорошее предчувствие обрело логичное объяснение.
– Вы надеетесь, я поверю хоть одному вашему слову?! – прозвучал из-за двери голос виконта де Жерона.
Я тут же прислушалась истинным слухом и различила тихий ответ мага:
– Я не настолько наивен, господин виконт.
Стражник, который при нашем приближении вытянулся еще больше, пояснил:
– Господин виконт допрашивают. Доложить, что тоже желаете побеседовать с осужденным?
– Он пока не осужден, – хмуро пробормотала я, и, опомнившись, ответила стражнику: – Нет, не стоит беспокоить господина виконта. Мы подождем. А чтобы не ходить два раза, подождем прямо здесь.
Альре покосился на меня, и тут же согнал полуулыбку с губ, сухо кивнув стражникам. Те одновременно моргнули и попытались встать еще ровнее, что в общем то непросто, учитывая, что итак стоят навытяжку.
Я же снова прислушалась истинным слухом и разобрала голос виконта. На этот раз де Жерон говорил тише, но я отчетливо слышала каждое слово.
– Я оценил вашу байку про обучение в закрытом поселении западных лесов. Признавайтесь, откуда вы узнали, что там обучался принц?
– Его высочество проходил обучение на западе Пустоши? – растерянно проговорил маг и я услышала в его словах искреннее удивление. – Но мне казалось, что…
Маг осекся, а я чуть не застонала с досады. Но заключенный продолжил говорить, и я снова превратилась в слух.
– В закрытых лесных поселениях обучают…
– Достаточно! – воскликнул виконт. – Вы не просто преступник, вы шпион и приспешник Каравары! Хорошо, что вас не сожгли сразу. Оковы надежно сдержат вас до прибытия принца.
– Да я в толк не пойму, о чем вы, – беспокойно проговорил маг. – Приходите, расспрашиваете, а когда отвечаю на ваши вопросы, злитесь. О принце я не знал, сами сказали. Я ведь только хотел…
– Каждое ваше слово – государственная измена, – отчеканил виконт, вновь прерывая пленника. – С этой минуты и до самой смерти вам запрещено говорить даже со стражей. Исключение – воля принца. Но когда будет допрашивать он, вы не сможете ни смолчать, ни солгать. По традициям Черной Пустоши лживый язык вырывают с корнем, и я с радостью взял бы на себя эту почетную роль, так что радуйтесь, он вам пока понадобится.
Раздался звук приближающихся шагов, и, прежде чем успела подумать, как выглядит наше с Альре присутствие, дверь с шумом распахнулась, и виконт вышел из камеры.
– Вы, – выдохнул он, и глаза его потемнели от гнева, но он тут же справился с собой и процедил: – Приветствую, леди. Могу я узнать причину вашего нахождения в этом не слишком подходящем для готовящейся к свадьбе невесты месте?
Только сейчас поняла, что виконт с трудом стоит на ногах от усталости. Под глазами де Жерона залегли черные тени и мне захотелось спросить, спал ли он хоть ночь, начиная с нашего прибытия в Пустошь. Вместо этого сделала книксен, приветствуя его и с достоинством ответила:
– Я просто спустилась справиться о самочувствии этого человека.
– Он здоров, леди, – рявкнул виконт и добавил: – И это, к счастью, ненадолго.
– Господин виконт, – начала было я, но виконт жестом остановил меня.
– Беседовать с заключенным запрещено, леди. Здесь государственное дело.
После этих слов виконт ответил легкий поклон, строго посмотрел на управляющего и еще строже на стражу. Затем развернулся, и, не прощаясь, направился по коридору.
Мы с Альре переглянулись и пошли следом.
Когда виконт вышел в ту же дверь, что и вчера, я поспешила за ним. Альре двигался рядом с невозмутимым видом, словно его главная обязанность – сопровождать меня, ни о чем не спрашивая.
– Господин виконт, – позвала я, когда широкая спина де Жерона готова была скрыться в лабиринте живой изгороди.
Виконт замер, словно налетел на невидимую стену, но не оглянулся.
– Да погодите же вы! – воскликнула я с досадой и перевела дыхание.
Де Жерон развернулся и, морщась, словно его укусила пчела, сделал два шага мне навстречу. Но когда мы с Альре приблизились, лицо виконта снова стало бесстрастно, а взгляду вернулась прежняя холодность.
– Что угодно леди, – процедил виконт, не потрудившись даже придать словам вопросительную интонацию.
– Леди угодно говорить с господином виконтом, – ответила я ему в тон и присела в книксене, с мстительным удовольствием заметив, как у де Жерона дернулся глаз.
– Я к вашим услугам, леди Гриндфолд, – проговорил виконт, и в его холодном и отстраненном тоне послышалась угроза.
– Я всего лишь хотела сказать, все, что говорил вам арестованный маг, правда, – сообщила я, стараясь говорить в той же отстраненно-вежливой манере.
– Вы хотели, и вы сказали, миледи, – сказал виконт, кивая. – Чем еще могу быть полезен?
– Тем, что перестанете быть болваном, господин виконт, – процедила я. – И если у вас есть возможность воспользоваться помощью мага на допросах, неплохо было бы прислушаться к голосу разума, который, надеюсь, хотя бы в зачатке, но все же у вас есть!
Бровь виконта поднялась, он бросил быстрый взгляд на Альре, который стоит с самым невозмутимым видом, словно присутствует при светской беседе, но на беду глубоко задумался и не слышит.
– Я с вами разговариваю, господин виконт! – воскликнула я. – Я слышала конец вашего разговора, и могу с точностью подтвердить, что арестованный не солгал ни словом. Вы же накинулись на него в своей обычной манере, не дали сказать ни слова, запугали, еще и навесили столь тяжкое обвинение!
Выпалив это, я осеклась, понимая, что веду себя неприлично, выказывая столь явное негодование поведением господина виконта, которому вновь удалось вывести меня из себя. Виконт выдержал паузу, подчеркивая, что выслушал меня, и только потом заговорил.
– Я услышал вас, леди. И хотел бы удивиться тому, что вы подслушивали под дверью, но почему-то не удивлен.
Мои щеки запылали, а дыхание перехватило от гнева.
– Я? Подслушивала?! Да как вы смеете, господин виконт! Мы были с Альре, и гвардейцами… Да вы по своему обыкновению так орали, не услышал бы разве что глухой! Ноздри де Жерона расширились. Поиграв желваками на щеках, он сказал:
– Но не каждый бы услышал истину или ложь в словах мага.
– Вот именно! – выпалила я. – Потому что я – маг! И могу отличить истину от лжи! Вы могли бы позвать за мной, прежде, чем приступать к допросу. На кону человеческая жизнь, как вы этого не понимаете!
Виконт побледнел, слушая меня, но ответил с прежней невозмутимостью:
– Я не нуждаюсь в ваших услугах, леди.
– Услугах?! – опешила я. – Да кто говорит об услугах! Я о том, что нельзя предпринимать опрометчивых действий, когда речь идет о человеческой жизни, поймите, стоеросовый вы болван! Хвала богам, скоро возвращается его высочество! И мне не придется больше бросать жемчуг под ноги свиньям!
Глаза виконта потемнели от гнева. После того, как несколько раз сжал и разжал кулаки, он сказал:
– А он может и не вернуться, леди. Благодарите этого вашего мага.
– Что? Да как вы смеете! Какого еще моего мага? И что значит, может не вернуться?
Смысл слов доходил медленно, но когда осознала их глубину, на меня накатила лавина противоречивых чувств. Я часто заморгала, чувствуя, как щиплет в глазах, а подбородок дергается.
Альре, который до этого молчал, всем своим видом демонстрируя невозмутимость, заговорил.
– Известия неточные, господин виконт, – сказал он. – Едва ли стоило пугать миледи.
– Прошу меня извинить, леди, – произнес де Жерон. – Мы все на взводе из-за событий в Авроре, этого чертового мага и того, что его высочество задерживается.
– Но сегодня, – пробормотала я и осеклась, когда услышала, как предательски дрожит голос.
– Еще раз прошу меня извинить, леди, – тихо проговорил виконт, и, развернувшись, удалился быстрым шагом.
К своему позору я всхлипнула. После вытерла глаза тыльной стороной ладони и вспомнила, что забыла надеть блокирующие магию перчатки. Это понимание доконало окончательно и я, закрыв лицо ладонями, принялась сотрясаться от рыданий.
Не знаю, сколько длилась истерика, но когда чья-то рука услужливо протянула платок, подняв его к самому лицу, она прекратилась также быстро, как началась. Я приняла платок у управляющего и шумно высморкалась, после чего разревелась еще пуще.
Рыдая, я не прекращала повторять:
– Простите, простите, простите… Вы не должны были видеть этого, простите, простите…
– Я повидал, будучи управляющим этим замком такого, что вы, принцесса, вряд ли найдете, чем меня удивить, – серьезно сообщил Альре.
Я снова высморкалась, затем скомкала вымокший платок и принялась вытирать слезы.
Альре тут же протянул мне другой, чистый, а этот спрятал неуловимым движением в нагрудный карман так ловко, словно показывал фокус.
Я вытерла щеки и, продолжая вздрагивать от рыданий, заговорила невпопад:
– Но виконт… А я… Простите… Я не хотела ничего дурного.
– Я на вашей стороне, миледи, – заверил меня управляющий. – Я тоже считаю, что нельзя выносить приговор или обвинение человеку, не удосужившись сделать все, чтобы убедится в его вине. Или невиновности.
– Вы в самом деле так считаете? – спросила я гнусавым голосом и закрыла рот платком, когда икнула.
– Именно так, миледи, – ответил управляющий. – И я скажу вам больше: его высочество тоже считает так, иначе в народе не прозвали бы его Мудрым. Но виконта тоже можно понять, принцесса. Он привязан к принцу и предан ему верностью цепного пса. Извините за грубость сравнения, миледи, но оно уместно.
– Ему подходит, – буркнула я, успокаиваясь.
Альре хмыкнул, забрал у меня второй вымокший платок и протянул третий.
Я благодарно кивнула и хотела пошутить, уж не маг ли он часом, но вспомнила, как к магам относятся в Пустоши и осеклась.
– А Черный принц, – пробормотала я и осеклась. – То есть, его высочество… Виконт сказал, что…
– Господин виконт сильно преувеличил, – заверил меня Альре. – Мы получили вести из Авроры, вторжение удалось подавить. Есть потери… Сравнительно небольшие. Но ни среди убитых, ни среди раненых его высочества нет.
– То есть… принц пропал? – севшим голосом спросила я, ощущая, как противоречивые чувства снова начинают рвать изнутри.
– Не волнуйтесь, миледи. – поспешно произнес Альре. – Его высочество выходил живым из таких переделок, что нам с вами и присниться не может. Уверен, вскоре мы узнаем объяснение его исчезновению.
Я постаралась привести дыхание в норму, но воздух поступал в легкие только маленькими и рваными порциями, и, как назло, застрочило сердце.
Альре хмуро взглянул на меня и спросил с участием:
– Может, вы хотели бы поздороваться с Мириам? Они с Диларионом играют в парке.
Я кивнула, чувствуя, как при мысли о питомце стало чуть легче, а еще, как горят от слез щеки и губы.
– В таком виде не хочется возвращаться в замок, – ответила я, кивая. – Не хотелось бы давать пищу для сплетен.
Альре нахмурился.
– У нас с этим строго, принцесса, – сказал он. – Если замечен в злословии в адрес господ, или хотя бы пересказывании виденного или слышанного – полный расчет и ищи себе новое место службы.
– Сурово, – вздохнула я.
– Действенно, – отрезал Альре и в этот момент напомнил Весельчака Роджера, когда тот говорил о капитане Сэме и морских нравах.
Стоило Мириам увидеть нас, как она с радостным визгом бросилась навстречу. Диларион опередил новую подругу, с размаху приземлившись на плечо и облизав раздвоенным языком соленую щеку. Я ощутила тонкую струйку силы, которую питомец отважно выстроил ко мне, и сердце защемило от нежности и благодарности малышу.
Девочка же застыла прямо передо мной, не добежав двух шагов. Вглядевшись в лицо, Мириам произнесла обличительно:
– Ты плакала.
Я криво усмехнулась, не зная, что ответить на такое прямолинейное заявление.
– Распоряжусь, чтобы подали успокоительный отвар и какао для юной леди, – сказал Альре.
– Мне тоже какао, – попросила я. – И сахара побольше, пожалуйста.
– И мне! – возопил ребенок.
– Слушаюсь, леди, – церемонно поклонившись, сказал Альре и подмигнул Мириам, отчего та покраснела, как взрослая барышня.
Оглянувшись, увидела, что две камеристки, должно быть те самые, приставленные мистрис Одли к Мириам, о чем-то увлеченно беседуют, взявшись за руки. Я вздохнула с облегчением, радуясь, что девушки увлечены беседой и не видят моего состояния.
Прежде, чем придумала, что сказать, чтобы отвлечь Мириам, ребенок грозно спросил:
– Кто тебя обидел, принцесса? Скажи нам, и мы с Диларионом его убьем.
Я охнула от неожиданности, а дракончик на моем плече, словно соглашаясь с девочкой, выпустил облачко пара.
– Не надо никого убивать, пожалуйста, – слабым голосом попросила я, опускаясь на скамейку с высокой удобной спинкой. – Просто один человек нагрубил мне и наговорил гадостей.
– Как мне Ксансо, – фыркнула Мириам. – Ты же сама говорила, что мальчики не умеют проявлять любовь по-другому.
Мои щеки запылали, как весенний костер, и я поспешила заверить Мириам:
– Это вовсе не тот случай.
Ребенок фыркнул, красноречиво демонстрируя, что думает о моих словах, но к счастью, его вниманием завладел Альре, который возвращался в обществе лакея. Увидев в руках последнего поднос, Мириам захлопала в ладоши и сказала голосом умудренной жизнью матроны:
– Тебе непременно нужно поесть. Когда мир несправедлив, надо все время есть.
– Вот как? – уточнила я, улыбаясь.
– Мне всегда помогает, – заверил ребенок.
– И часто мир несправедлив к тебе? – спросила я.
– Случается, – нахмурившись, ответила девочка.
Лакей поставил поднос на низкий столик в беседке, в двадцати шагах от нас, и Мириам, схватив меня за руку, увлекла "наминать пирожные и напивать какао".
Какао с пирожными отвлекли ребенка, я же едва ли ощутила вкус пищи. Крепко задумавшись об услышанном от Альре, я просидела какое-то время, глядя передо собой, хотя со стороны, должно было казаться, что с интересом наблюдаю за играми Мириам и Дилариона.
Когда по аллее спустилась мистрис Одли в окружении младших камеристок, у меня екнуло сердце. И чем ближе они подходили, тем сильнее чувствовала, как усиливается желание бежать, нестись отсюда без оглядки, как золотая лань из детской сказки.
– Мы за вами, миледи, – сделав книксен, торжественно произнесла мистрис Одли. – Его высочество прибыл из Авроры. Вас надлежит подготовить к бракосочетанию.
Внутри все оборвалось, а мир покачнулся перед глазами.