Теплые, сухие губы коснулись моего лба, напоминая о минувшей ночи. Я потянулась и, не открывая глаз, привлекла мужа к себе.

– Не уходи, – сонно пробормотала я, уткнувшись в твердую, как камень, грудь.

Меня погладили по голове, и, когда я открыла глаза, оказалось, что муж улыбается.

– Еще рано, – проговорил он. – Спи.

Я перевела взгляд на окно и поняла, что до рассвета еще далеко. Словно услышав мои мысли, снаружи заухала ночная птица.

– Еще же ночь-полночь, – пробормотала я.

– Для меня уже утро, – сообщил принц и снова провел рукой по волосам. – А впереди долгий день.

– Вы опять пойдете в лабораторию? – спросила я, зевая и закрывая рот ладонью. – Как только спущусь в Нефритовую пещеру, сразу приду к вам, чтобы вместе позавтракать. Жду-не дождусь, хочу заняться собственной рассадой по вашим рецептам. Хочется вырастить что-то полезное для людей Черной Пустоши.

Принц снова улыбнулся, несколько натянуто, что меня насторожило.

– Все в порядке? – спросила я, кутаясь в одеяло, потому что из окна потянуло свежестью.

Принц привлек меня к себе и кивнул.

– От тебя ничего не скроешь, – сказал он.

– Что-то случилось? – настороженно спросила я.

– Нет, ничего из того, что я не планировал, – успокоил меня муж. – Просто сегодня вряд ли мы позавтракаем вместе в лаборатории. Мне нужно закончить все срочные дела, отдать распоряжения Николаусу, чтобы этот подающий надежды и увлеченный юноша сам чего не придумал и не наворотил бед, пока буду в отъезде.

Я ощутила, как с меня слетели последние обрывки сна.

– В отъезде? – воскликнула я и так резко села на кровати, что его высочеству пришлось отшатнуться, чтобы мы не столкнулись лбами.

– Да, – ответил муж, кивнув, и не добавил больше ни слова.

– В каком отъезде? – ошарашенно спросила я. – Постойте, вы только что сказали, ничего, чего бы вы не планировали…

– Совершенно так, – ответил принц, явно недоумевая перемене, произошедшей во мне. – Поездка в Эльфарию, а затем, возможно, на восточные рудники, была задумана еще полгода назад, но пришлось отложить сначала из-за вестей с северной границы, когда потребовалось мое личное вмешательство, а затем из-за всей этой истории с Авророй.

Я ошарашенно захлопала ресницами, когда принц окинул меня взглядом и кивнул:

– А, еще из-за свадьбы. Точно.

– Еще из-за свадьбы? – воскликнула я. – То есть это для вас вообще на последнем месте? Я – для вас на последнем месте?

Принц нахмурился и посмотрел на меня долгим взглядом, отчего я оробела и почувствовала, как запылали щеки.

– Странно, что ты сделала такой вывод, Элизабет.

– Вам странно? – не смогла сдержаться я. – Мне странно, что я узнаю о ваших планах вот так, между прочим, когда вы покидаете меня… мою… опочивальню.

Последнее слово я выдохнула еле слышно, опуская взгляд. Когда осмелилась вновь посмотреть на принца, лицо его было непроницаемым, как всегда. Осознание, что за холодным всепроникающим взглядом мужа я не могу понять, что он чувствует и думает, несмотря на истинное чутье, причинило почти физическую боль. Стоило мне чуть дернуться от этой боли, как брови принца опустились к переносице.

– Я сообщил, – чеканя каждое слово, произнес принц. – Разве нет?

В глазах защипало от обиды и несправедливости, и я помотала головой, что заставило принца нахмуриться еще больше.

– То, как вы это сделали… И когда, – пробормотала я, всхлипывая. – Неужели я недостойна знать, что собирается делать мой муж…

– Я сказал тебе, – холодно перебил меня принц.

– И что мой муж собирается бросить меня, – изо всех сил стараясь не всхлипывать, прорыдала я, чувствуя себя последней дурой, и все же не в силах остановиться.

Взгляд принца потемнел.

– Я не хочу больше этого слышать, Элизабет, – твердо произнес он. – Ни этих слов, ни других, не менее… необоснованных.

Я готова была поклясться, что его высочество выберет слово «глупых», чтобы охарактеризовать произнесенное мной, но он этого не сделал, и я почувствовала себя еще глупее. Но волна протеста против несправедливой обиды, подступившая к самому горлу, заставила тело сотрясаться от рыданий и не позволила мне замолчать.

– А я не хочу больше слышать, как вы не принимаете меня в расчет, как воспринимаете, словно вещь или домашнего питомца, существо, не имеющее собственного мнения!

Принц сжал зубы, отчего на щеках заходили желваки. Я ожидала, что сейчас он будет кричать, возможно даже, нелестно отзываться о моих умственных способностях, но когда его высочество заговорил, низкий голос был тише, чем обычно.

– Если ты действительно хочешь, чтобы тебя принимали в расчет, Элизабет, тебе следует вести себя соответственно.

От осознания того, что принц прав, и я веду себя глупо и неподобающе стало совсем горько. А когда почувствовала, что не в силах остановиться, испугалась.

Принц встал и посмотрел на меня сверху-вниз.

Я сжалась под его взглядом и закуталась в одеяло, отметив, что его высочество успел облачиться в сорочку и штаны, предназначенные для личных покоев.

– Я желаю вам доброго дня, леди Сварт, – сказал он с отстраненным видом, и от этого его «вы» мне захотелось взвыть в голос.

– А я желаю поехать с вами! – выкрикнула я, глядя вслед уходящему мужу. – В Эльфарию, на рудники, и куда бы вы еще ни направились!

Принц замер, обернулся и бросил на меня короткий взгляд.

– Вам следует успокоиться и привести себя в порядок, – сказал он холодно. – Надеюсь, ваш день пройдет хорошо.

С этими словами муж покинул опочивальню, оставив меня одну.

Я спрыгнула с кровати, и, подбежав к двери, что ведет в покои мужа, поняла, что не в силах войти к нему. Рыдая, я оперлась спиной о дверь и сползла вниз.

Не знаю, сколько это продолжалось, сколько сидела вот так, чувствуя себя покинутой и ненужной, но когда подумала, что скоро придет прислуга и застанет меня рыдающей у двери в опочивальню мужа, вскочила, словно ошпаренная.

Когда в дверь, что ведет в гостиную, осторожно поскреблись, я вздрогнула, но через секунду облегченно выдохнула.

– Иди сюда, мой хороший, – позвала я дракончика гнусавым от слез голосом.

Питомец, который, прыгая на ручке, научился открывать двери самостоятельно, спустя несколько секунд уткнулся мне в лицо мордочкой и принялся облизывать соленые щеки раздвоенным языком.

– Один ты меня любишь, – промычала я и подумала, что не ожидала от дракончика такой деликатности: с первой же ночи, что его высочество провел в моих покоях, дракончик спал в гостиной, где, пользуясь случаем, съедал все фрукты и сладости, что оставляли на низком столике камеристки.

Диларион тихонько запищал, явно переживая за хозяйку, а я тяжело вздохнула и подошла к окну.

Рассвет уже занялся, небо бледное и пасмурное, затянутое облаками. Стоило подумать, что Черная Пустошь отчетливо слышит мое настроение, как дождь внезапной стеной забарабанил по подоконнику, и я отскочила от окна, зябко поежившись.

Наполнив ванну, куда щедро ополовинила бутылек с маслом гардении, я погрузилась в теплую воду. Дракончик прошел по бортику к лицу и заглянул в глаза с самым несчастным видом.

– А ты почему не плещешься? – спросила я и запоздало поняла, что по щекам продолжают течь слезы.

Погрузившись под воду с головой, я вынырнула и спросила у хлопающего крыльями дракончика:

– За что он так со мной? Что я делаю не так?

Диларион удрученно выдохнул облачко пара, а я задумчиво проговорила:

– А знаешь, что хуже всего? Почему я так… Ну… Почему реагирую, как селянка…

Щеки вспыхнули от стыда за собственную несдержанность и глупость, а я упрямо выдавила:

– Потому что не хочу, чтобы он уезжал…

Горло сдавило. Несмотря на теплую, почти горячую воду, по телу прокатилась волна озноба. Я поняла, что еще немного – и истерика вернется по новой, поэтому с силой зажмурилась, снова погрузилась под воду, а когда вынырнула, принялась за ванные процедуры с рвением Николауса в лаборатории.

Когда я полностью одетая, закутанная в плащ, покидала с Диларионом на плече покои, две горничные в строгих платьях присели в книксене, опустив глаза, явно не ожидая встретить принцессу в такую рань.

– Доброе утро, – поприветствовала я девушек. – В моих покоях можно уже приступать к утренней уборке.

Прежде, чем мне успели ответить, я добавила:

– Камеристок тревожить не стоит, как и поваров с завтраком из-за того, что мне не спится.

Девушки присели еще ниже и произнесли одновременно:

– Слушаю, принцесса.

Я кивнула и направилась по изученному пути, в Нефритовую пещеру.

Истинным слухом уловила, как одна из девушек сказала другой воодушевленно:

– Как нам повезло с принцессой, Селла! Ни свет, ни заря, а она уже спешит в Нефритовую пещеру!

– Не будь дурочкой, – ответили ей. – Ты совсем ничего не понимаешь? Или не видела ее заплаканных глаз?

Горло сдавило от обиды, а в глазах потемнело, словно получила оплеуху. Почувствовав неладное в самочувствии хозяйки, дракончик на плече нервно забил крыльями. Я погладила гладкую спинку, успокаивая малыша и решительно потрясла головой, не желая расплакаться прямо в коридоре, перед слугами, которые все замечают.

Миновав поочередно несколько длинных коридоров и две винтовые лестницы, я поставила факел, которым освещала подземный путь в приспособление на стене, и, наконец, шагнула в полумрак Нефритовой пещеры. Вчерашние свечи, расположенные в подсвечниках на стенах, успели догореть, и, прежде чем приступить к основному ритуалу, я заменила их новыми.

Сразу же стало светло, как днем, блики на нефритовых стенах создали иллюзию чего-то сказочного и таинственного.

Подойдя к собственной статуе, я подняла на нее взгляд и грустно усмехнулась тому, с каким смиренным достоинством она взирает на чашу, которую держит в распахнутых ладонях.

– Ты – не я, – сказала я ей дрожащим голосом. – Ты мудра и смиренна, потому что статуя. А я живая!

Голос сорвался, пришлось перевести дыхание, прежде чем продолжить.

– И глупая…

Диларион пискнул, взлетел с моего плеча и через секунду взирал на меня сверху, с плеча статуи, склонив зеленую головку набок.

– И ты туда же, – раздраженно сказала я дракончику и приступила к ритуалу.

Трижды я пыталась выжечь искру, и трижды не получалось. Пришла мысль воспользоваться магией, ведь все равно никто не увидит и не узнает, но в последний момент сдержалась.

Я вновь посмотрела на лицо статуи и облегченно выдохнула:

– Ане Ахебак! Ну конечно! Мне нужно посоветоваться с Красной Жрицей! Она скажет, как правильно поступить!

В груди потеплело, как бывает, когда чувствуешь, что принимаешь правильное решение, и в следующий миг искра соскочила с кончика огнива и затанцевала в чаше разгорающимся огоньком.

Вкладывая чашу из рук в руки собственной статуе, я шмыгнула носом и сказала:

– Спасибо.

Потом перевела взгляд на дракончика, который застыл на плече статуи с самым горделивым видом, словно тоже хочет быть выпиленным из нефрита.

– Ты опять полетишь играть с Мириам? – спросила я Дилариона. – Или, для разнообразия, пойдешь с хозяйкой?

Дракончик пискнул в ответ и выпустил облачко пара.

Я вздохнула и развела руками, мол, не держу. Окинув пещеру взглядом и убедившись, что ни одна из свечей не погасла, я направилась к выходу. Диларион плюхнулся на плечо, когда уже сделала вид, что закрываю дверь.

– Хорошо, хорошо, – пробормотала я. – Надо будет поговорить со скульптором, чтобы он и тебя сделал. И мне на плечо посадил, да.

– Какое счастье видеть силу вашего смирения и чистоты, принцесса! – проорала чуть не в ухо, Рамина, приседая в книксене. – Вы специально так рано встали, чтобы зажечь огонь в священной пещере?

Оправившись от испуга, я сухо поприветствовала Рамину и порадовалась полумраку коридора, где камеристка не может разглядеть мои заплаканные глаза.

– Мне не спится, – коротко ответила я.

– Должно быть, вы думаете о благоденствии Черной Пустоши? – воодушевленно спросила камеристка.

– И об этом тоже.

– Тогда мы все можем спать спокойно! – воскликнула Рамина, снова приседая. – Какое счастье, что господин наш наконец-то вернулся домой, что непременно устрашит всех недругов нашего королевства!

Я озадаченно нахмурила брови и, подхватив оставленный в петле на стене факел, поманила Рамину за собой.

– Ты в самом деле думаешь, что пребывание его высочества во дворце внушит врагам страх? – спросила я задумчиво.

– А как же, принцесса! – горячо проговорила Рамина. – Кто убоится правителя, который неизвестно где? Ведь наш обожаемый господин, как известно, не любит суматохи вокруг себя и частенько путешествует в одиночку? К слову сказать, принцесса, такой правитель – завидная мишень для вражеских стрелков!

Я почувствовала, как в груди похолодело, и хотела перебить Рамину, сделав ей внушение за подобные рассуждения, но некий ледяной червь, который с первых же слов девушки принялся вгрызаться в сердце, заставил признать, что она права.

– Ох, простите, принцесса, простите, во имя всех богов и самой Черной Пустоши! – запричитала Рамина, когда сама поняла, какую грубую ошибку допустила. – Но ведь когда принца и вовсе-то нету, что подумает враг? Подумает, что может идти на нас войной! И пойдет, вы уж, принцесса, не сомневайтесь!

В тягостном молчании мы миновали обе винтовых лестницы, что ведут наверх, прошли по коридорам и анфиладам замка, временами заставая прислугу за утренней уборкой.

– Где здесь кухня? – спросила я камеристку. – Я до сих пор не знаю, где она.

Круглощекое личико Рамины просияло.

– О светлые боги, принцесса! Вы решили сотворить священнодействие?! Позвольте, позвольте мне немедленно бежать в нефритовую комнату для младшей прислуги и воздать должное благодарение богам!

– Что сотворить? – осторожно переспросила я. – Какое еще священнодействие?

– Ну как же, принцесса? – воскликнула Рамина и, не удержавшись, подпрыгнула на месте и захлопала в ладоши. – Вы, наконец, решили исполнить свой долг верной жены и приготовить для его высочества кушанье своими руками!

– Долг верной жены? – пробормотала я, чувствуя, как дернулось веко.

Судорожно сглотнув, я совсем другими глазами взглянула на улыбающуюся и кивающую камеристку и подумала, что меня готовили для управления большим поместьем, обучали премудростям бухгалтерии и экономики, а еще учили варить зелья и целебные эликсиры, чтобы могла должным образом заботиться о самочувствии своих людей. Но никогда и слова не сказали о том, что я должна еще и готовить.

Я уже собиралась сообщить девушке, что умею выбирать блюда и распоряжаться, какие напитки подавать к той или иной трапезе, а также знаю пятьдесят три варианта сервировки стола, хотя, увидев мастерство местных лакеев, уверена, здесь эти знания не пригодятся, когда Рамина заговорила снова.

– Нет ничего дороже для мужа, чем вкусить пищу, в которую вложила любовь и заботу его жена. По нашим поверьям, это священная пища, которая охранит от дурного глаза и поможет отвести беду.

Рамина осеклась и испуганно присела в книксене, ойкнув.

– Я много болтаю? – спросила она.

– Нет-нет, продолжай, – попросила я растерянно.

– В Черной Пустоши есть древний, самый священный обычай! – заговорщицким тоном произнесла Рамина, предварительно оглянувшись и убедившись, что малый зал, через который идем, пуст. – В самое темное время суток, когда полночь уже миновала, а до рассвета еще далеко, женщина идет в свою Нефритовую комнату и делает для своего господина амулет на крови!

– На чьей крови? – ахнула я.

Служанка презрительно нахмурилась.

– Слабачки или те, кто недостаточно любит и ценит мужа, рубят голову черному петуху, а истинные жены, верные и смиренные, используют для этого собственную кровь!

Я облегченно выдохнула, подумав, что порезать свой палец мне несравненно легче, чем обезглавить ни в чем не повинную птицу.

– А почему шепотом, Рамина? – спросила я, сама невольно переходя на тихую речь.

Глаза камеристки блеснули, что значит, сейчас-сейчас, дайте нагнать страху. Я, оглянувшись по сторонам, кивнула.

– Такой амулет по силе равен божественной броне! – шепнула Рамина. – Да что там, броне! Он во многом превосходит силу самих богов! Ведь ни одна сила в мире не сравнится с силой верности благочестивой жены, так нас учит Черная Пустошь! Амулеты, изготовленные в древности, согласно этому ритуалу, отводили от воинов все вражеские стрелы на поле боя! Воин мог стоять один против целой армии, и ни одна стрела не попадала в цель!

– Это легенда? – насторожившись, спросила я.

– Это чистая правда, принцесса! – с жаром воскликнула Рамина. – Вы уже знаете, что все ритуалы Черной Пустоши играют огромную ценность, а все наши законы и традиции писаны кровью! Так вот ритуал изготовления этого амулета позволяет пролить кровь заранее, чтобы потом ее не пролилось ни капли!

– И сейчас женщины тоже изготавливают такие амулеты мужьям? – спросила я.

– Это древнейшее знание, – уклончиво ответила Рамина. – Меня научила прабабка, которая, несмотря на запреты, хотела, чтобы ее правнучка обладала знанием рода! Другие уже не помнят… или не хотят помнить… Но наша семья всегда была истинными детьми Черной Пустоши!

– Я заметила твое рвение и осведомленность, Рамина, – похвалила я вмиг зардевшуюся камеристку. – Но почему ты упомянула о каких-то запретах?

– Знание древнее, принцесса, очень древнее, – вновь замялась Рамина, и я поняла, что девушка чего-то не договаривает. При этом камеристка снова оглянулась, и показалось даже, что втянула голову в плечи, словно опасается чего-то.

– Говори, не бойся, – попросила я ее. – Мне можно доверять. Что бы там ни было, я тебя не выдам.

– Для ритуала необходима магия! – выпалила Рамина и зажала рот рукой.

– Но ведь в Пустоши она запрещена! – ахнула я.

– Вот именно, принцесса, – грустно согласилась камеристка. – Запрещено не только заниматься магией, но и говорить с кем-то о ритуалах.

– Не волнуйся, я не выдам тебя, – напомнила я и девушка благодарно присела в книксене.

В зал вошли несколько лакеев в белоснежных перчатках, и, поклонившись, вышли через другую дверь.

– Ну, скоро уже кухня? – спросила я, желая перевести тему, пока вокруг столько лишних ушей.

– Еще один коридор, принцесса, затем направо, и мы у цели, – облегченно сообщила девушка, которая, должно быть, поняла, что подвергла себя опасности, говоря со мной о запретных вещах, и сейчас, скорее всего, проклинает себя за собственную болтливость.

Чтобы немного отвлечь Рамину от невеселых мыслей, я спросила:

– А во дворце слышали о том, что его высочество собирается в Эльфарию и на какие-то рудники?

– На восточные, принцесса, – не задумываясь, ответила Рамина. – Как не слышать, это же планировалось очень давно. Но теперь-то мы спасены, теперь у нас есть вы, а значит, и наш обожаемый правитель останется дома.

– Почему ты так думаешь? – осторожно спросила я, стараясь не выдать себя, дрогнув голосом.

– Как же, принцесса! – воскликнула, всплеснув руками, Рамина. – Да какой же мужчина уедет от такой молодой и красивой жены? Тем более, новобрачной, когда и месяц со свадьбы не прошел! У нас его называют сладким месяцем, принцесса, и традиции не позволяют разлучаться во время него!

Я нахмурилась, а Рамина, не заметив перемены в моем настроении, продолжила:

– Да этого и не требуется! Где ж это видано, чтобы молодые вздумали разлучаться сразу после свадьбы.

Показалось, что Рамина говорит об этом с каким-то затаенным торжеством и радостью. Но подумав немного, поняла, что радость эта вполне обоснована. Со слов Рамины, весть о пребывающем дома правителе должна устрашить врагов на тысячи миль вокруг, поэтому ее воодушевление понятно.

Я хотела еще расспросить Рамину о ритуалах и истории Черной Пустоши, в которой, как оказалось, раньше жили сильные маги, которые могли создавать амулеты невероятной силы. Но по ударившим в ноздри запахам съестного и по забившему над ухом крыльями дракончику, поняла, что мы почти у цели. А когда услышала из-за высокой двери знакомое «Ах вы, дуболомы! Я вам покажу, где гаки зимуют! Во имя уважаемого господина Дэйви Джонса и всех богов Чегной Пустоши!», лицо озарила улыбка.