Тонкий, как жердь, и такой же высокий Висьен, отчаянно жестикулируя и размахивая белоснежным кухонным полотенцем, будто флагом, восклицал слова приветствия в мою честь, а толстенький Люсьен просто скакал вокруг, как мячик, хлопая при этом в ладоши.

Стоило мне появиться на пороге кухни, как два голоса с характерной интонацией юго– восточного наречия, певучего, из-за растягивания гласных и с заменой «р» на «г», чуть не в один голос воскликнули:

– Девочка! Догогая девочка! А вот и ты!

Я улыбнулась, шутливо приседая в книксене. В Лаудании и Висерте, откуда, судя по всему, знакомые с корабля, повара, живет легкий, знойный народ, частенько пренебрегающий нормами этикета. Жители Лаудании настолько темпераментны, что многие правила хорошего тона, принятые в землях соседей, просто не в состоянии понять, а у висертцев и вовсе отсутствует обращение на "вы" и разные придворные церемонии.

– Оголодала! – воскликнул Висьен, всплеснув длинными руками. – А мы знали, знали, что ты нас не забудешь! И не сможешь с нами гасстаться. И вот, мы здесь, в твоем новом двогце, пытаемся хоть немного навести погядок сгеди здешних повагов!

Я, тепло улыбаясь, окинула взглядом остальных вмиг нахмурившихся поваров, поварят и кухарок, но Висьен с Люсьеном, немедленно взревновав, увлекли меня к дальнему столу. Спустя несколько секунд на него взгромоздили блюда, кастрюли, миски, кубки и чашки с аппетитно дымящимися напитками.

Диларион тут же соскользнул с плеча. Ковыляя на коротеньких ножках и хлопая крыльями, как самая обыкновенная курица, ринулся к ванильному пудингу. Глядя на нетопыря, я успела подумать о том, как хорошо, что Морской Бык остался на корабле, – суровый и неожиданно сентиментальный морской волк вконец разбаловал бы малыша.

Впиваясь в мягкий сахарный рогалик зубами, я блаженно зажмурилась, почему-то чувствуя себя дома, в окружении тех, кто любит и ценит меня. Под изумленным, несколько неодобрительным взглядом Рамины не удержалась и выпила две чашки какао, а также осведомилась, как живется во дворце Висьену и Люсьену.

– Это, конечно, не Висегта, но жить можно, – сказал Люсьен.

– И уж точно не Лаудания, но вполне сносно, – подтвердил Висьен.

Я усмехнулась и, с заговорщицким видом подмигнув поварам, попросила набрать для меня корзинку со сладостями и другими вкусными вещами.

Выйдя из кухни в сопровождении Рамины с сонно чмокающим дракончиком на плече, я свернула в левую дверь и двинулась по другому коридору. За дверью начинается ход, который, если не изменяет память, выведет к парадному входу в замок.

– Но принцесса, – недоуменно пробормотала Рамина, оглядываясь, – разве вы не собирались к его высочеству, в лабораторию? Вы вон сколько вкусных вещей набрали, которые хоть и не готовили лично, но я подумала…

Я замерла и оглянулась так резко, что Рамина отшатнулась. При этом в глазах девушки успело мелькнуть что-то похожее на злость.

– Что ты подумала, Рамина? – тихо спросила я вмиг потупившуюся девушку. – Что ты вольна не только предполагать действия своей госпожи, но и делать выводы вслух?

Подбородок девушки дрогнул, и она присела еще ниже.

Решительно взяв корзинку из ее рук, я не терпящим возражений тоном сказала:

– Провожать меня не надо. Ты свободна.

Уже развернулась, чтобы продолжить путь, но сзади раздалось шмыганье носом и плаксивое:

– Принцесса, прошу вас…

– Что еще? – спросила я, останавливаясь.

– Но ведь если вы решили выйти в Город-крепость… Господин виконт не велели… Без охраны…

Я досчитала про себя до десяти, как учила Бенара, прежде чем заговорить снова.

– Господин виконт господин для тебя, Рамина, – строго сказала я девушке. – А для господина виконта супруга его господина – госпожа. Тебе о чем-то говорит это слово?

Рамина присела еще ниже, и, не поднимая головы, протянула мне перчатки.

– Возьмите, принцесса, – сказала она тихо.

Я выругалась про себя, кляня собственную забывчивость, и, поблагодарив камеристку кивком, который она не увидела, приняла перчатки. Удаляясь от застывшей, словно статуя, девушки, я чувствовала ее взгляд между лопаток, пока не свернула за поворот.

Стоило выйти из дворца, как пришлось с проворством мыши шмыгнуть за одну из колонн.

По аллее быстрым шагом шли принц с виконтом. Прежде, чем спрятаться, успела заметить, как виконт что-то рассказывает принцу, жестикулируя, словно пытается объяснить, а муж, слушая, хмурит брови. Прижавшись к холодной колонне спиной я вздрогнула, когда над ухом пискнул дракончик, и прошептала:

– Это уже ни в какие рамки… Почему, спрашивается, я прячусь… Разве я сделала что-то незаконное? Его высочество сам сказал, что хотел бы посмотреть на того, кто осмелится перечить мне…

Дракончик пыхнул облачком пара, и я нехотя добавила:

– Брат не в счет. Так он сказал, да… Но все же тогда я была невестой… и почему же сейчас, черт возьми, позорно прячусь?

Полная решимости, я обогнула колонну. Но когда остался всего метр, осторожно выглянула. Принц с виконтом удалились по направлению к лаборатории, и я облегченно выдохнула. Расправив плечи и распрямив спину, насколько это вообще возможно, я направилась к воротам дворцового парка.

Домик Мириам показался спустя несколько минут. Аккуратный, с белеными стенами и красной черепичной крышей, над которой поднимаются задорные клубы дыма. Он манил быстрее взбежать на крыльцо и дернуть за гостеприимное кольцо на двери. Чем ближе походила, тем больше казалось, что дом сам стремится навстречу и вот-вот приветливо распахнет двери и окна.

Я неуверенно звякнула кольцом, но когда не открыли, вошла. Дом у капитана Сэма внутри оказался таким же замечательным, как снаружи: чисто, опрятно, в воздухе витает аромат свежеиспеченной сдобы, именно так, по моим представлениям, пахнет гостеприимство.

Безошибочно определив расположение кухни, а также место, где есть люди, я направилась туда. Стоило зайти в залитую светом комнату, Мириам вскочила из-за стола с оглушительным воплем: "Диларион!", отчего жена капитана Сэма охнула, хватаясь за сердце.

– Принцесса! – тут же с радушием воскликнула она. – Вы пришли! Как же мы вам рады! Присаживайтесь, присаживайтесь, вот сюда, на самое почетное место.

Я опустилась на стул с краю. Пока женщина хлопотала вокруг, а ошалевший от счастья при виде дракончика ребенок усвистел куда-то вместе с Диларионом, я, оглохшая от шума, протянула Ксане корзинку со снедью.

– Вот, – пискнула я. – К чаю.

Женщина тут же заохала над гостинцами, начала причитать, что не нужно и не стоило, и принялась звать Мириам. Но ребенок ответил откуда-то с улицы, что пока не поиграет с дракончиком, его ни для кого и ни для чего нет, даже для ватрушек.

– Ты даже кашу не доела, – расстроилась Ксана, убирая со стола грязные тарелки, а я принялась извиняться за то, что внесла сумятицу в воспитательный процесс.

– Ах, оставьте, принцесса, – зевнув, прикрывая рот ладонью, отмахнулась Ксана. – Сладу с ней нет и не было, и вы здесь ни при чем.

Она уселась напротив, подперев щеку ладонью и налила в чудом возникшую передо мной чашку ароматного отвара. Хлопая ресницами, я заметила, что мама Мириам успела сервировать стол, красиво выложив в блюда все, что я принесла с собой и, видимо, все, что было в доме.

Я отхлебнула сладкого отвара, не удержавшись, взяла свежеиспеченный пирожок. Он оказался с капустой, и я чуть не замычала от удовольствия.

– Не обожгитесь, принцесса, горячие, – пробормотала Ксана, явно довольная моим блаженным видом.

Я не удержалась, взяла еще один пирожок, потому что первый куда-то исчез, и, распробовав грибную начинку, замурлыкала от удовольствия.

Ксана улыбнулась еще шире и снова зевнула, прикрывая рот ладонью.

Я надкусила третий пирожок, снова с капустой, и каким-то чудом проглотила целиком, почти не разжевывая.

– Вы уж извините, принцесса, мой сонный вид, – смущенно пробормотала Ксана. – Но Сэм сегодня с утра ушел.

– В плаванье, – пояснила она, пока я с недоумевающим видом тянулась за четвертым пирожком. – И вот… Как положено, накануне… Всю ночь спать не давал.

Я зарделась, но все же решительно подхватила шестой пирожок и, обнаружив брусничную начинку, принялась откусывать потихоньку, растягивая удовольствие и ощущая себя, словно удав, проглотивший кролика.

Когда Ксана пересказала все местные новости, а также то, что "Сэма поставили во главе флотилии", я, наконец, смогла оторваться от пирожков гостеприимной хозяйки.

– Вы не выручите меня, Ксана, – попросила я. – Мне очень нужно к Ане Ахебак… А улизнуть из дворца в плаще и маске… В прошлый раз меня водила камеристка, по неким специальным ходам для прислуги. Но дело, с которым хочу обратиться к Ане Ахебак, настолько личное и важное, что не хочется давать прислуге пищи для сплетен. Сами понимаете.

– Ни слова больше! – усмехнувшись, проговорила Ксана. – Пойдемте! Я так понимаю, дело личное и не терпит отлагательств? Пока Мириам носится с вашим зверем, а соседи думают, что мы с вами чаевничаем, я выведу вас из дома через черный ход…

В будуаре Ксаны я сменила плащ на черный, подбитый алым, и надела маску, которая облепила лицо, как вторая кожа. Тут же почувствовала себя Безликой из сказок, предназначенных, чтобы пугать детей, которые так обожает Нинель, и сердце болезненно сжалось от предвкушения чего-то запретного.

Скользя по узким улочкам Города-крепости к обители Красной Жрицы я думала, что такая безликость, которую дает плащ и маска, и есть настоящая свобода – никто не знает твоего имени, не видит лица, ты словно не существуешь для всего мира.

Завидев толпу скучающих зевак, я благоразумно обогнула площадь, и, миновав улицу мудрых дев, что ложатся лишь с восходом солнца, постучалась в ворота.

Мне навстречу, щебеча и хихикая, выскочила стайка женщин. Развевающиеся фалды плащей не способны полностью скрыть гибкость фигур и легкость поступи, а сияющие сквозь прорези в маске глаза горят ярче тысячи звезд.

Сглотнув, я обратилась к богам с просьбой застать Красную Жрицу в одиночестве, и шагнула под свод обители.

***

Ане Ахебак окинула меня долгим, и показалось, что суровым взглядом.

На этот раз мы сидели в небольшой уютной комнате на пушистом ковре на полу и пили чай из маленьких пиал на низком столике. Стоило выпить очередную пиалу, Красная жрица подливала кипяток из стеклянной колбы, что стоит на открытом огне.

Нагретое стекло должно было оставлять ожоги на тонких пальцах, но Ане Ахебак спокойно брала его, а кожа оставалась гладкой и ровной. Изящным, исполненным достоинства движением, она наливала порцию кипятка в благоухающий на всю комнату глиняный чайничек и только после того, как янтарная жидкость перельется в другой невысокий кувшинчик, разливала ее по пиалам.

– Я… Я расплакалась, сорвалась, – робко проговорила я, не в силах оторвать взгляд от лица Красной Жрицы и отхлебнула из пиалы. – Я забыла все, чему научилась.

Ане Ахебак поморщилась, но тут же взялась за приготовление новой порции чая, и черты снова обрели мягкость и мудрость.

– Забыла, – подтвердила она с улыбкой. – Но не тогда, когда дала волю чувствам, а когда испытала вину за это.

– Разве это пристало леди? Закатывать мужу истерики, как какая-нибудь селянка? – удивленно проговорила я.

– А разве леди не имеет права волноваться и переживать за мужа, а также говорить о своих чувствах? – с не меньшим удивлением в голосе спросила Красная Жрица.

– Но он, – пробормотала я. – Он никак не отреагировал, не проявил сочувствие, не дал понять, что ему важны мои чувства…

– А должен был? – уточнила Ане Ахебак.

Когда я ошарашенно заморгала, Красная Жрица сказала:

– Запомни. Для счастья в семье мужчине нужно очень сильно любить свою женщину, и не пытаться ее понять. А женщине – понимать своего мужчину. И… Совсем немного… Любить.

– Но… – запротестовала было я, когда Красная Жрица оборвала жестом.

– Ты понимаешь, почему он должен ехать в Эльфарию? И на восточные рудники? И почему ушел? Утром? – медленно, делая паузы между вопросами, спросила Ане Ахебак.

Я помолчала какое-то время, потом тихо заговорила:

– Он правитель. На нем лежит ответственность за людей Черной Пустоши и само королевство. Он никогда ничего не делает просто так. Должно быть, это очень важные поездки. Он объяснял вчера, что пытается добиться какого-то эффекта… Но я только смотрела на него и плохо слушала.

Ане Ахебак улыбнулась.

– Прежде, чем дать тебе совет, я расскажу кое-что. Ты, конечно, не узнала женщин, которые выходили от меня прямо перед твоим приходом.

Я допила чай и поставив опустевшую пиалу на столик, покачала головой.

– Я не скажу тебе, кто это был, – сказала Красная Жрица, – отмечу только, что муж одной из женщин вхож к принцу Карлу. И знаешь, что он рассказал своей жене, Элизабет?

Я покачала головой, чувствуя, как внутри отчего-то неприятно холодеет.

– Он видел сегодня бессилие в глазах принца. Видел, как задумчив и тих был Карл Сварт, когда вышел из покоев своей жены. И знаешь, что этот человек сказал своей жене? У принца появилась слабость. Так он сказал.

Я ощутила, как щеки заалели, а в груди все сжало от щемящей нежности. И была в этом приятном ощущении маленькая, но очень сладкая нотка победы. Улыбка сама собой растянула губы. Поднимая взгляд на Красную Жрицу, я сделала глоток, но, поперхнувшись, закашлялась.

Ане Ахебак пригвоздила взглядом к стене. Показалось, что еще немного, и стеклянная колба, которую держит в руках, разобьется о мою голову.

– Дура, – бросила Красная Жрица и кашель, который только прекратился, возобновился с новой силой.

– Не считай это оскорблением, – сказала Ане Ахебак. – Я сказала, что вижу. Дура – переводится как "твердая". Не лучший комплимент для женщины.

Я наконец, перестала кашлять, но боялась произнести хотя бы слово, чтобы не вызвать вновь гнев Красной Жрицы, который, несмотря на тишину, оказался страшен.

– Ты должна стать не слабостью своего мужчины, но его силой. Его поддержкой. Опорой. Тылом. Он должен в прямом смысле черпать свою силу из тебя, а не тратить ее на твои капризы. Женщина наполняет мужчину, не наоборот. У них просто нет такой возможности. Как, например, вынашивать и рожать детей.

– Но он никак не показал, что ему меня хотя бы жалко, – растерянно после такой отповеди пробормотала я. – Что он сожалел…

– Я тебе говорю сейчас, он сожалел. Но не знал, что с этим делать и как быть, – сурово перебила меня Красная Жрица. – Или моего слова мало?

Не посмев ответить, я кивнула.

– Ты хочешь быть женой сильного правителя и мужа, или такого, о котором его приближенные говорят: "У него есть слабость"?

– Меня одолевают противоречивые чувства, – призналась я. – Сначала, услышав это, я обрадовалась. Теперь не могу решить, приятно ли это.

– Ты не дура, – усмехнулась Ане Ахебак, и я робко улыбнулась ей в ответ. – Конечно, ты становишься слабостью своего мужа. Но ты можешь даже слабость эту обратить в силу. Помни, что в слабости сила женщины. И если нож не причинит никакого вреда подтаявшему маслу, кусок, что только извлекли из ледника, он расколет надвое. Помни об этом, Элизабет. И береги свой семейный очаг, от которого теперь столь многое зависит.

***

Обратного пути до дома Мириам я словно не заметила. Как не заметила моего отсутствия и моя маленькая подруга. Утомленный игрой дракончик сонно почмокал на моем плече, а затем, пискнув, устремился во дворец. Переодевшись в свой плащ и тепло попрощавшись с Ксаной, я устремилась вслед за Диларионом, едва сдерживая себя, чтобы не перейти на бег.

Как на крыльях взлетев на крыльцо веранды, которое ведет в лабораторию, я заметила мужа у дальнего стола и устремилась к нему. Его высочество разогнулся, и, стоило заметить меня, стремительно скользящую между столов, как его губы чуть растянулись в улыбке.

Почти подбежав, я, не говоря ни слова, обвила шею принца руками и поцеловала. Его высочество замешкался, но лишь на миг. Спустя мгновение сильные руки мужа прижали меня к себе, и я с наслаждением вдохнула успевший полюбиться запах принца, смешанный с запахом химических реактивов.

Поцелуй длился так долго, что я задохнулась, и, отпрянув, спрятала лицо на груди мужа, чувствуя, как гулко бьется его сердце.

– Элизабет, – выдохнул он, и, подхватив под бедра, посадил на стол перед собой.

Следующий поцелуй мужа оказался властным, безжалостно сминающим волю и рассудок. Прежде чем с головой погрузиться в упоительное чувство парения над пропастью я слабо прошептала:

– А маг… И слуги… Карл…

– Здесь никого нет, – хрипло выдохнул принц, сжимая бедро.

Я охнула от ощущения горячей ладони на коже и не поняла, когда и как муж успел преодолеть преграду в виде юбок и панталон. Но в следующий миг меня прижали еще ближе, а голову запрокинули назад долгим поцелуем, и мыслям просто не осталось места.

Вернувшись из мира, в котором есть только полет и наслаждение, которое взрывается внутри и снаружи мириадами звезд, я, переводя дыхание, принялась стыдливо приводить в порядок платье. Его высочество поцеловал меня в висок и с удивлением посмотрел вниз, обнаружив на полу осколки и россыпь какого-то радужного песка.

– Там нет ничего опасного? – спросила я и принц улыбнулся.

Он снова притянул меня к себе и нежно поцеловал в губы.

– Самое опасное с тобой уже случилось, Элизабет, – ответил он. – Ты стала женой страшного Черного принца, безжалостного и властолюбивого.

– И очень этому счастлива, – невпопад пробормотала я и, притянув руку мужа, потерлась щекой о его ладонь.

Его высочество посмотрел на меня с нежностью и осторожно провел пальцами по другой щеке.

– Мне будет очень не хватать вас, пока вы будете в отъезде, – призналась я. – Вас… И всего этого.

Принц слегка нахмурился, но тут же улыбнулся снова.

– Тебе не придется скучать, Элизабет. Ты едешь со мной.