Мы выехали из дворца на следующий день, задолго до восхода солнца.

Накануне принц лично проверил мои навыки управления лошадью.

В Авароне мы с Нинель несколько раз участвовали в длительных конных прогулках, но в основном предпочитали пользоваться магическим транспортом: летающими ковриками или воздушными катапультами, которые способны подбросить самых отчаянных магов к самым облакам. Поэтому в седле я сидела вполне сносно, что неудивительно, когда знаешь, что всегда можешь себе помочь магией.

Здесь же я время от времени чувствовала слабость от блокирующих магическую силу перчаток, а тяжелый амулет на шее не давал забыть о своем бессилии ни на минуту.

Отпустив с манежа конюхов и берейторов, его высочество лично отдавал мне команду за командой, а я, закусив от усердия губу, добивалась от тонконогой вороной красавицы послушания и смирения.

Убедившись, что уверенно сижу в седле и знаю, что делать, если лошадь неожиданно решит прыгнуть в сторону или встать на дыбы, принц лично выбрал мне для предстоящей поездки гнедого мерина с густой стриженной гривой.

Когда я бросила удрученный взгляд на лошадь, на которой тренировалась, и которую от души кормила яблоками после, принц сурово пояснил:

– Ты не усидишь на Молли. Лес не манеж, а путь нам предстоит неблизкий. К тому же это лошадь, и как остальные молодые породистые кобылы, Молли истерична и пуглива. На Верного я бы посадил даже ребенка. Но если тебе по нраву эта кобылка, можешь объезжать ее после поездки, постепенно. Когда я рядом.

Я представила, как мы с принцем скачем по залитым солнцем лугам, есть только мы и ветер, и лошади, и это чувство полета, которое так остро ощущается рядом с его высочеством… И кивнула.

Не успели прокричать первые петухи, как мы с его высочеством покинули замок. С нами выехало всего десять гвардейцев, похожие между собой, как капли воды. В одинаковой черной форме с серебряными нашивками, с одинаково застывшими лицами, выдающими внутреннюю собранность и военную выправку. Два крепких и, на удивление быстроногих мула несли поклажу, которая не уместилась в переметных сумках.

– Переносная лаборатория, – коротко объяснил мне принц, увидев интерес на моем лице, потом добавил: – Она понадобится в Эльфарии и на восточных рудниках.

Я кивнула, и, бросив быстрый взгляд на мужа, потупилась, чувствуя, как краснеют щеки. Я подумала, что вопреки наставлениям Ане Ахебак никогда не смогу понять этой особенности принца: еще недавно его ястребиные черты смягчались, когда заставлял меня кричать от наслаждения в его объятиях, а сейчас такой собранный и отстраненный, что невозможно не робеть в его присутствии.

Довольный Диларион, который соскучился по длительным загородным прогулкам, то и дело перебирался из переметной сумки на боку коня ко мне на плечо и счастливо визжал, хлопая крыльями. Наконец, решив, что успеет еще насмотреться на местные виды, дракончик юркнул в сумку, и истинным чутьем услышала, как он сонно возится, устраиваясь поудобнее, а пружинящая рысь Верного для него, что колыбель для младенца.

Город-крепость быстро остался позади. Мы подняли лошадей в галоп и понеслись мимо одиночных поселений, защищенных шипастыми стенами лучше, чем военные объекты Аварона. Вскоре рассвело, и половина неба окрасилась в розовый. Утренний свет подчеркнул сдержанную, горделивую природу Черной Пустоши, добавив ей хрупкого очарования.

Первое время все мое внимание было направленно на управление собственным телом и Верным, но вскоре, освоившись и осмелев, принялась крутить головой и глазеть по сторонам. Я заметила, что природа: причудливые кривоватые деревья, кустарник и даже поросль ковыля выглядит юной, нетронутой, и принц, который бросил на меня внимательный взгляд, кивнул.

Вздрогнув, я сглотнула и, краснея, улыбнулась мужу, а он коротко пояснил:

– Это все здесь недавно. Всего несколько лет назад это место было черным и пустым.

– Было выжжено дочерна, принцесса, – подсказал один из гвардейцев, хмурясь.

Я часто заморгала, недоумевая, как возможно добиться такой щедрости от выжженной дочерна земли без помощи магии, а его высочество, словно услышав мои мысли, произнес:

– Тебе много чего предстоит узнать, Элизабет. И, учитывая твою склонность к знаниям, тебе понравится это делать. Очень понравится, не сомневайся.

За низким, глухим голосом принца мне послышалась некая двусмысленность сказанного, отчего щеки вновь покраснели, а грудь сдавило от щемящего чувства. Усмехнувшись, принц посмотрел на меня с нежностью.

Мы ехали, почти не сбавляя темпа. Во время коротких передышек принц сам снимал меня с коня, поил укрепляющим отваром и, не обращая внимания на обихаживающих лошадей гвардейцев, разминал кисти и поясницу.

Я краснела, с трудом сдерживаясь, чтобы не отстраниться от мужа, но когда поняла, что после его прикосновений в тело вливается живительная сила, решила, что стыд подождет.

– Поверь, мне сейчас тяжелее, – усмехнулся его высочество во время очередной остановки, мягко отстраняя меня после умелых касаний.

– У вас тоже затекли руки и ноги? – всполошилась я, представляя, что буду прикасаться сейчас к его твердому, всегда горячему телу.

Принц усмехнулся и погладил меня по голове, поправляя капюшон плаща.

– Я сижу в седле с четырех лет, Элизабет. Но это пытка – чувствовать под пальцами твое тело и знать, что нам нельзя задерживаться, если не хотим искать охотничий дом в потемках.

Когда поняла, о чем говорил принц и заметила, как расширились от желания зрачки мужа, дыхание перехватило, а сердце пригрозило выпрыгнуть из груди.

– А может, – робко пробормотала я, – мы можем прогуляться… Посмотреть на эти красивые деревья… Совсем ненадолго?

С этими словами я прильнула к боку мужа, а из груди принца вырвался еле слышный стон. Развернув меня спиной, прижал к себе, и, обнимая, прошептал:

– Ты – демон, Элизабет. Сладкий, обольстительный демон. Но времени на ритуал изгнания демонов у нас сейчас нет, как и у тебя не хватит сил усидеть в седле, если я прямо здесь покажу тебе, как поступает опытный экзорцист с суккубами.

Я зарделась и, задохнувшись, попыталась отойти от мужа на подкашивающихся ногах, но меня удержали на месте, ухватив за плечи.

– Постой, – шепнул муж. – Постой, не двигаясь, еще минуту.

За день мы останавливались трижды: один раз на обед, а также, чтобы напоить и накормить лошадей, и два раза на вынужденный отдых. К концу пути мне было не до заигрываний с мужем, но я держалась из последних сил, не показывая усталость, боясь разочаровать его высочество после того, как тот взял меня с собой.

После умелых прикосновений принца я чувствовала себя лучше, но все же, когда услышала, что остановка на ночлег будет всего через пару часов, стала призывать всех тут же отправиться в путь.

Гвардейцы держались с принцем запросто, почти на дружеской ноге и вместе с тем никто бы не заметил и тени панибратства или фамильярности. Поначалу они дичились меня и не заговаривали первыми. Но к вечеру к их подчеркнутой вежливости добавилось искреннее уважение и даже что-то, похожее на восхищение.

Принц во всем, что не касалось массажа, который помог в буквальном смысле пережить этот день, держался отстраненно. А я, робея, бросала на него взгляды из-под ресниц и пугалась осознания, что с каждым днем моя потребность быть с ним растет.

На одном из привалов принц высказал вслух удовлетворение от того, что в наше отсутствие королевство в надежных руках.

– Пока там брат, я спокоен, – сказал он, и я не сразу поняла, что его высочество говорит о виконте де Жероне.

– Де Жерон ведь собирался на заставу? – недоумевая, переспросил один из гвардейцев.

Его высочество кивнул, но пояснил, что брат изменил свое решение вечером.

Я задумалась, что такого могло произойти за день, что заставило упрямого виконта изменить решение, но из-за усталости и желания быстрее добраться до охотничьего дома думалось плохо. Внимание то и дело перескакивало на мысли, что скоро сниму сапоги, и засну прямо в костюме для верховой езды, и просплю до следующего утра, не отвлекаясь ни на ужин, ни даже на завтрак.

Охотничий дом несколько разочаровал: после блеска и великолепия дворца в Городе-крепости ожила увидеть по меньшей мере, наш летний аваронский дом. Но когда из-за деревьев показалась хижина, я недоуменно заморгала.

– Здесь я останавливаюсь один, – сказал принц, помогая слезть с лошади.

В последний момент Диларион соскользнул с плеча и, взмыв вверх, скрылся среди успевших затянуться сумраком деревьев.

– Диларион, – слабо позвала я, и принц поспешил меня успокоить.

– В нетопыре заговорил инстинкт хищника, – сказал принц. – Уверен, он вернется сытым и крайне довольным.

– Но ваш запрет насчет крови, – испугалась я за дракончика.

– Он не распространяется на случаи охоты, – заверил принц. – Когда зверь добывает нужную ему кровь естественным путем, все происходит плавно, без колебаний магического фона, что может быть губительно для Пустоши.

Я кивнула, принимая объяснение и подумала, что ученость его высочества превосходит все мыслимые и немыслимые ожидания. В следующий момент от близости принца дыхание перехватило, и муж, не удержавшись, нежно коснулся губами лба.

– Наши люди будут рядом, – сказал принц, когда я проводила взглядом удаляющихся гвардейцев. – В двухстах шагах удобное место для лагеря: четыре домика, стойла для лошадей. Я же предпочитаю одиночество, и самым приближенным нет резона напоминать о моих привычках.

Слова его высочества об одиночестве неприятно резанули слух, и, почувствовав мое напряжение, муж привлек меня к себе и поцеловал в висок.

– Предпочитал, – поправился он, а я ощутила, как на душе запели флейты.

Тут же ломота в пояснице, коленях и местах, о которых леди не говорят вслух спустила с небес на землю, и я пробормотала виноватым тоном:

– Кажется, завтра я не смогу сидеть…

– В седле? – хмурясь, спросил муж.

Я помотала головой и тихо пискнула:

– Вообще.

К моему негодованию, муж коротко засмеялся, но, когда легко, как пушинку, подхватил на руки, в груди затеплилась благодарность к нему.

– Сможешь, – уверенно сказал принц, и я поверила.

Он усадил меня в удобное, покрытое шкурами кресло и быстро разжег огонь в странной на вид печи, похожей на камин и старинную печь из поселенских домов одновременно. Казалось, я лишь смежила веки, как его высочество ловко снял с огня огромную кастрюлю и выплеснул воду в деревянную лохань, над которой тут же поднялся пар. Не успела я осознать, что происходит, как пальцы мужа заскользили по моему телу, а когда поняла, что помогают избавиться от дорожного костюма, было поздно: я осталась полностью обнажена.

Шумно переведя дыхание, принц подхватил меня на руки и спустя мгновение опустил в деревянную лохань.

Я не смогла сдержать стона, откидывая голову назад, полностью отдаваясь теплым целебным прикосновениям воды.

Из груди мужа послышалось что-то похожее на звериный рык, когда он молниеносно избавился от одежды и опустился в ту же лохань. Я часто заморгала от интимности момента и даже боязливо оглянулась, закусив губу, чем рассмешила мужа.

– Никто не придет, – сказал он, глядя мне в глаза, отчего внутри что-то оборвалось.

От волнения я выпалила первое, что пришло в голову:

– Раньше я принимала ванну только с Диларионом.

Принц развеселился еще больше и попросил:

– И впредь не изменяй своим привычкам.

Я тоже хихикнула, густо краснея, чтобы в следующий миг расхохотаться, запрокинув голову. Прикосновение твердых пальцев к стопам оказалось неожиданным и необыкновенно волнующим. Я закусила губу, уставившись на принца во все глаза. А он переставил мои ступни к себе на живот и легко сжал бедра стопами.

Я охнула, когда его высочество нежно сдавил в ладонях ступню, отчего тело пронзила волна наслаждения.

Усмехнувшись от моих расширившихся от удивления глаз, принц начал надавливать пальцами на чувствительные точки, и каждое прикосновение омывало изнутри жаром, сосредотачивая внизу живота теплые волны, и вызывало волнующую тяжесть в груди.

– Карл, – пискнула я и снова охнула, когда муж достал мою ножку из воды и прикоснулся к большому пальцу губами.

– Тебе необходимо расслабиться, Элизабет, – хрипло проговорил принц. – Вот увидишь, завтра от усталости не останется и следа.

– Не хочу, чтобы наступало завтра, – запротестовала я, блаженно жмурясь и его высочество возобновил прикосновения.

Когда покончено было и со второй ступней, мне казалось, что я не сижу в лохани, а парю над ней. Поэтому, когда сильные руки подхватили под бедра и приподняли, я даже не успела удивиться.

Принц медленно опустил меня вниз, что заставило всхлипнуть от чувства переполнения изнутри и слегка прикусил открытую шею. Вскоре мне показалось, что парю в объятиях мужа над макушками сосен и слушаю собственные крики наслаждения, которые раздаются откуда-то снизу.

***

Вопреки терзающим накануне страхам, проснувшись на рассвете, ощутила, как тело переполняет легкость и бодрость. Наскоро одевшись и приведя себя в порядок, мы с принцем перекусили заготовленными для нас Висьеном и Люсьеном бутербродами и присоединились к гвардейцам, которые успели взнуздать и оседлать лошадей.

Как и предсказывал принц, Диларион поджидал на спине Верного. Стоило взобраться в седло, как питомец, приветственно клюнув в щеку, скрылся в переметной сумке и завозился, устраиваясь поудобнее.

Несмотря на день непрерывной скачки, второй день пути показался более легким. Когда краснея бросала на мужа взгляды, тот, словно читая мысли, пояснил:

– Просто ты привыкла сидеть на лошади, Элизабет. Ты вообще очень способная.

От этих слов я зарделась и, пришпорив Верного, унеслась вперед. Принц быстро догнал меня, но специально оставался на отдалении, наблюдая, как я несусь в стремительной скачке, подставляя лицо ветру.

Во время вечернего привала я с удивлением поняла, что плотный шерстяной плащ мне больше не нужен.

Когда принц вернулся из лагеря гвардейцев, который состоит всего из пяти шатров и расположился на некотором отдалении от нашего, его высочество подтвердил, что воздух стал теплее.

– Мы уже почти в Эльфарии, Элизабет. Если бы не спешка, с удовольствием показал бы тебе Августовские виноградники, гордость Черной Пустоши. Обещаю, что скоро мы вдоволь нагуляемся и по Эльфарии, и по Авроре.

Засыпая в объятиях принца, я слушала перекликивание ночных птиц и писк Дилариона, который кружил над нашим шатром, ошалев от южного леса.

– Завтра будем на месте, – пообещал принц, целуя в висок. – Ты, должно быть, утомлена сверх меры?

– Я никогда так не уставала, – призналась я, улыбаясь. – И никогда так не мечтала, чтобы путь никогда не заканчивался.