Макс любил субботнее утро. Особенно в те дни, когда не ездил копать. Конечно, азарт поиска, жажда приключений – все это здорово, но ведь в бытовом смысле кладоискательство – это достаточно хлопотное мероприятие. Ранний, затемно ещё, подъем, короткие сборы, и вот ты уже мчишься на машине туда, где тебя ждут будоражащие воображение находки и тайны, но при этом грязь, непогода, всевозможные сложности и нерегулярное питание. И как ты никогда не знаешь, что найдешь в очередной выезд – распаханный клад петровских рублей или десяток «какаликов» – медных монеток, убитых временем и удобрениями, так же ты совершенно не подозреваешь, какие именно неприятности тебя сегодня ожидают вместе с находками: плохая погода, застрявшая в поле машина или неадекватный фермер, который сначала всадит в тебя с обоих стволов, а потом придёт разбираться – кто это забрался на его посевы.

Нет, конечно, любой копатель скажет вам, что ради этого особенного наркотика, который можно определить как «поисковый азарт», тысячи больных на всю голову людей тратят свои выходные на абсолютно, казалось бы, бестолковое занятие. Стоят заброшенные дачи, покрывается сорняками некогда ухоженный огород, подрастают дети, а эти полоумные носители поискового вируса каждые выходные засаживают свои внедорожники в непролазной жиже на пути к заветной поляне, борются с травой, этим извечным врагом копателя, вонзают килогерцы в матушку-землю, чтобы в конце дня с удовлетворением любоваться на несколько зелёных, изъеденных почвой кругляков, которые неряшливые предки обронили, потеряли, закопали или ещё каким-либо образом утратили. Комары и слепни, клещи и змеи – к этим вредителям копатели относятся терпимо, привыкли уже. С травой тоже можно попробовать бороться – кто-то выжигает поле, разлив приготовленный заранее бензин, кто-то уминает её внедорожником, кто-то держит в багажнике бензокосу. В конце концов, и с фермером, охраняющим свое поле от вредителей и грабителей, можно договориться, он только покрутит пальцем у виска, и уйдёт, взяв обещание не оставлять за собой незакопанные ямы и не трогать посадки. Но, зачастую, после всех этих усилий ты поднимаешь из земли монету, пролежавшую в колхозной земле, настолько щедро сдобренной химикалиями, что и не определить уже, какой же у монеты был номинал в те времена, когда она находилась в обращении. Или откапываешь раритет, действительно редкий экспонат, перерубленный пополам лопатой дачника. И вот тогда наступает такое разочарование, что клянешься завязать с поиском навсегда.

Радуется семья в надежде обрести, наконец, в твоем лице нормального отца и мужа, готовит вкусный ужин повеселевшая супруга, прыгают вокруг довольные, нарядно одетые по случаю такого праздника, дети, но всё это лишь до следующих выходных, когда опять подъем ни свет ни заря, опять грязь, непогода, бездорожье и комары.

Потому что «соскочить» уже не получится. Попробовав один раз этот наркотик, навсегда становишься его заложником. Берешь металлоискатель с собой в отпуск: «А вдруг, хотя бы на пляже удастся поискать», с особым волнением, понятным только таким же, как ты, сумасшедшим, смотришь из окна экскурсионного автобуса на свежевспаханное иностранное поле, вместо бутиков, аутлетов и распродаж обследуешь местные археологические музеи. Берешь дополнительные два-три дня к отпуску. Но не для того, чтобы подольше понежится на пляже со стаканом пива, закрепляя красный краткосрочный загар. А лишь для того, чтобы вернуться в ненастье и пробки столицы, и сразу же рвануть туда, где комары уже скучают по тебе и гудят в нетерпении, где вместо системы «все включено» – режим «все металлы» на твоем металлоискателе, вместо шестиразового питания и круглосуточного снэк-бара – два бутерброда и бутылка воды в твоем рюкзаке, вместо бассейна и позолоченных унитазов – лужи и одинокий куст орешника посередине бескрайнего поля. И опять дуется жена, опять косятся с ухмылками знакомые – это значит, что ты опять в порядке, ты опять прочно сидишь на игле поиска и никуда тебе с неё не деться.

Даже зима, казалось бы, абсолютно некопательское время года, даже и она не в силах сделать из кладоискателя нормального члена общества. Ведь это только кажется, что зима в наших широтах длинная. На самом деле, если только представить себе, сколько новой информации нужно добыть, систематизировать и обработать бедному копателю, то станет понятно, что зима – она ведь безумно короткая, раз – и пролетела. А ведь надо успеть столько всего подготовить! Новые места поиска просто так из головы не берутся. Сколько часов надо просидеть в библиотеках, архивах и интернете! Причем, заранее зная по своему прошлому опыту, что лишь одно место из подготовленных десяти будет хотя бы немного интересным. И все равно, ищешь, ищешь новые места. Ведь скоро сезон. А в сезон надо копать, информацию добывать некогда. Ярмарки, села, мельницы, господские дома. И вот уже обычный «арбалетовский» атлас распух от вклеек и пометок – это уже не атлас, а вещдок и улика, и карты в твоем навигаторе загружены и привязаны, и лопаты наточены, и прибор снабжен новыми прошивками – значит, что весна уже скоро, значит, сезон вот-вот начнётся. Эта подготовка помогает пережить длительное зимнее отсутствие поиска. И как снимает метадон героиновую ломку, так же «кабинетный» поиск и книжно-картографические изыскания помогают длинными зимними вечерами, пусть не в полной мере, но хотя бы как-то заменить поиск настоящий, получить хотя бы малую дозу «азарта поиска» и дотянуть до весны. До нового сезона. До новой дозы этого наркотика, который все называют по-разному. Чаще всего просто и коротко – «коп».

Сегодня копа не было. Макс любил субботы без выездов. Когда можно поспать подольше, а проснувшись, не бежать сломя голову куда-то, а спокойно проваляться в постели лишние полчаса, бесцельно потупив в телевизор. Потом душ, чашка крепкого кофе и первая утренняя сигарета под неинтересные субботние новости. Тягучие ленивые раздумья, чем бы заняться. Съездить в магазин, закупить еды на следующую неделю? Разыскать засунутый куда-то абонемент в фитнесс клуб и посетить его, наконец? Может быть, просто проваляться целый день на диване, включив «Радио Джаз» и разыскав какую-нибудь интересную книженцию? В результате, понятно, никто никуда не ехал – тепло, уют и очередная историческая книжка занимали собой весь день, и довольная Елизавета Петровна спала в ногах, радуясь тому, что кормежка в такие дни случалась намного чаще обычного. Жалко, что такие безыдейные субботы случались нечасто – один, может быть, два раза в год. Круговерть копательской жизни не давала ни минуты покоя. Вот и сегодня, длительных раздумий о том, чему посвятить выходной, не было. Запланированная вчера встреча с Настей и выкуп раритета бодрили Маршалина не хуже крепко сваренного кофе. Нет, сегодня не время расслабляться. Закончив с кофе, Макс открыл сейф, достал оттуда пачку денег и потрепанную книжицу в кожаной обложке. Что же, есть чем заняться до встречи с Настей и Артурчиком. Надо же и дочитать, наконец, дневник археолога.

Дневник состоял из двух тетрадок небольшого формата, сшитых между собой. Тогда, в кабинете Льва Ароновича, он даже и не заметил этого. Первая была посвящена эфиопской экспедиции известного археолога и, насколько понял Макс, создавалась непосредственно во время раскопок. Там, в африканских песках, ему удалось найти неизвестный ранее, сокрытый пустыней храм. Именно раскопки этого храма и были описаны в дневнике. Ученый скрупулёзно записывал детали раскопок, составлял перечень находок. В какой-то момент своих изысканий он обнаружил, что сам храм ему что-то напоминает. Геометрия постройки, особенности архитектуры, внутреннее устройство. Макс с увлечением следил за ходом мысли археолога. Продолжая свою работу, тот то и дело спрашивал себя, что же напоминает ему затерянное в песках культовое сооружение. Наконец он нашел ответ на этот вопрос: обнаруженное им в пустыне сооружение было точной, до сантиметра, копией величайшей еврейской святыни – Иерусалимского храма Соломона. Не веря еще в свое открытие, ученый приводит в дневнике точные детали своей находки, видимо, для того, чтобы, вернувшись в Ленинград, сравнить их с историческими источниками.

Царь Давид, завоевавший Иерусалим, завещал своему сыну, Соломону, почетную миссию создания центрального Храма, который стал бы олицетворением объединения Израильского царства, ведь до тех пор еврейские святыни странствовали вместе с народом в шатре и Скинии. На двенадцатый год царствования Соломона работы были закончены, и освящение Храма было отпраздновано огромным торжеством, с участием старейшин Израиля, глав колен и родов. Ковчег Завета был торжественно установлен в Святая Святых. Соломон вознес публичную молитву: «Господь сказал, что Он благоволит обитать во мгле; я построил храм в жилище Тебе, место, чтобы пребывать Тебе во веки».

Храм, построенный Соломоном в Иерусалиме, принципиальным образом отличался от всего, что ему предшествовало в еврейской истории. Впервые Храм был возведён в качестве постоянного и основательного каменного здания в совершенно определённом и особом месте. Территория его делилась на две части – Двор и Здание.

Главный вход во «внешний двор», на котором происходили народные собрания и молитвы, располагался с Востока, но были и еще два – с Севера и Юга. Внутренние, покрытые медью, ворота вели во внутренний, или «верхний», двор, предназначавшийся для священников. В этом дворе перед входом в Притвор стоял большой медный жертвенник всесожжения, на котором совершались жертвоприношения животных. Это была квадратная ступенчатая конструкция, основание которой составляло 20 локтей – порядка десяти метров. В стороне от него, к юго-востоку от здания Храма, помещалось «Медное море» – бронзовая чаша огромных размеров, служившая для омовения священников. Около пяти метров в диаметре, она стояла на двенадцати медных быках – по три с каждой стороны света. Емкость чаши была около тысячи кубов и вес был более тридцати тонн.

Именно эта медная конструкция, воспроизведенная в храме-двойнике, окончательно убедила археолога в том, что он нашел копию именно Храма Соломона. Подобное сооружение потребовало для своего создания использование всех вершин инженерной мысли того времени, и точно не осталось незамеченным всевозможными летописцами. В описаниях Храма Соломона «Медное Море» всегда занимало почетное место.

Дальше дело пошло быстрее. Уже понимая, что именно он нашел, советский ученый просто фиксировал общие параметры Храма-двойника и, соответственно, его оригинала.

Здание Храма было каменным и располагалось в центре внутреннего двора. Его длина составляла 60 локтей (30 метров) – с Востока на запад, ширина – 20 локтей и высота – 30 локтей. Плоская крыша Храма была сложена из кедровых бревен и досок. Она опиралась на колонны в центре зала. Внутренние стены Храма были обшиты кедром и покрыты золотом, так же, как его пол.

Сам Храм состоял из Притвора, Зала и Святая Святых. В Притвор поднимались по ступеням, а с двух сторон от входа стояли медные колонны: правая «Яхин» и левая «Боаз». Каждая колонна имела в окружности 12 локтей и была высотой 18 локтей.

Из Притвора в Святилище вела двустворчатая кипарисовая дверь шириной в 10 локтей, украшенная вырезанными на ней херувимами, пальмами и распускающимися цветами. На косяке двери была укреплена мезуза из оливкового дерева.

Макс открыл Википедию. «Мезуза (ивр. מְזוּזָה, букв. `дверной косяк`) – прикрепляемый к внешнему косяку двери в еврейском доме свиток пергамента из кожи чистого (кошерного) животного, содержащий часть стихов молитвы Шма. Пергамент сворачивается и помещается в специальный футляр, в котором затем прикрепляется к дверному косяку жилого помещения еврейского дома».

Звонок телефона оторвал Макса от увлекательного чтения. Это был шеф.

Начальник долго и нудно выговаривал Максу за его вчерашний проступок. Как так можно? Взять и посередине серьезной встречи сорваться и убежать? «В нашей компании, – бубнил шеф, – такое поведение просто недопустимо, даже такому специалисту, как ты, Максим. Ты пойми, здесь никто никого насильно не держит. Надоело тебе работать – клади партбилет на стол и гуляй спокойно. Представляешь, какая очередь стоит на твое место?»

Макс поморщился, будто от зубной боли. Шеф сел на своего «старого конька», мол, за такую зарплату, какую вам платят, сотрудники должны не просто работать, а работать вдохновенно. Что он не контролирует ни время прихода на работу, ни время ухода, главное, чтобы дело было сделано. Что на каждое рабочее место в их офисе стоит очередь молодых и талантливых специалистов, и что подходить к работе надо ответственно.

Перебивая шефа, в трубке зазвучали гудки. Вторая линия. Это была Настя.

– Доброе утро, красавица! – весело приветствовал ее Макс, радуясь, что нашелся повод закончить объяснение с руководством.

– Не такое уж и доброе. – Голос Насти был встревожен. – Артурчик убит.

– Вот это новости! Совсем убит?

– Совсем и окончательно. И знаешь что? Мне кажется, его перед смертью пытали. – В этот момент нервы Насти окончательно сдали. – Макс, мне страшно! Можно я приеду?

– Конечно! – Макс назвал адрес.

Настя приехала через полчаса. Когда Маршалин открыл ей дверь, он понял, что означает книжное выражение «лица не было». Нет, лицо, конечно, было. Но это была уже не та симпатичная самоуверенная мордашка, которую он развлекал вчера целый вечер. Настя была испугана не на шутку, и Макс готов был поставить тысячу евро, что она ни капельки не притворяется.

Он проводил гостью на кухню, заварил крепкого кофе, поставил на стол чистую пепельницу.

– Ну, рассказывай.

Настя, сидевшая до этого будто в оцепенении и молча наблюдавшая за суетой хозяина, будто очнулась.

– Понимаешь, я приехала к нему утром. Ну, чтобы уже вместе поехать к тебе и Кспеху. Он рядом со мной жил, на Грузинском валу. Дверь была открыта. Я сначала не поняла, что к чему. Ну, мало ли, думаю. Захожу, а там, в квартире, бедлам нереальный. Все вверх дном перевернуто, будто искали что-то. А на кухне… – Настя заплакала. – Он на стуле… Телевизор еще орет так громко. Я ему говорю: «Артурчик!», а он не отвечает! Ну, думаю, не слышит, телевизор же орет. Я подхожу, а он привязанный… К стулу… И мертвый совсем! – Тут Настя уже окончательно разрыдалась.

Макс достал из холодильника минералку. Позвякивая зубами о стекло бокала, Настя сделала несколько глотков.

– Ты милицию вызывала? – спросил Маршалин.

– Нет, что ты, я так оттуда побежала. Уже из машины тебе позвонила.

– Понятно. Что-нибудь трогала там руками?

– В смысле?

– Ну, в смысле, отпечатки твои найдут? Дверь ты открывала, на ручке должны были остаться, где еще?

– А… Нет. Не трогала ничего. – Настя закурила. – Дверь я вроде просто толкнула… Свет не включала, светло было.

– Понятно. – Макс тоже потянулся за сигаретами. – Значит, говоришь, мертвый совсем. И, похоже, пытали… Ох, не нравится мне все это! Как бы не было это связано с нашей находкой.

– Ты думаешь?

– Скажем так, не исключаю. И что мне совсем не нравится, что кто-то, кто хотел эту находку заполучить, действует совсем по беспределу. Судя по твоим словам, теперь он знает про Кспеха – не думаю я, что под пытками наш Артурчик изображал из себя пионера-героя.

– Что же делать? Он ведь и Кспеха может вот так вот…

– Только в том случае, если у Кспеха будет то, что ему нужно. Поэтому наша задача – избавить музыканта от опасной для него вещи. То есть, мы не просто должны вернуть свою собственность, этим самым мы, возможно, спасем ему жизнь, а поэтому все средства будут хороши.

– Ты заранее себя оправдываешь?

– Понимаешь, Настя, я не знаю, чем занимался Артурчик по жизни, кроме воровства ценных вещей из автомобилей. Скажу откровенно, и знать не хочу. Уже одного этого достаточно, чтобы предположить, что мужчина этот вел образ жизни не совсем праведный, а скорее наоборот – авантюрный и рисковый. Вероятность того, что его замочили за его нехорошие дела – безусловно велика. Однако я не исключаю и того, что момент его скоропостижной кончины отнюдь не случайно совпал с суетой вокруг нашей находки. А это может означать только то, что кто-то, кто осведомлен о ценности этой находки, перешёл все допустимые границы и начал действовать жёстко. И, с учетом гибели Артурчика, царствие ему и все такое, этот «кто-то» не собирается останавливаться и дальше. Поэтому мы должны во что бы то ни стало избавить Кспеха от нашего раритета как можно скорее – иначе этот таинственный «кто-то» сделает это сам, и, возможно, более резко, с причинением тяжкого вреда здоровью, а возможно и того хуже.

– Как же ты собираешься избавить его от сосуда? Украсть?

– Пока не знаю. Надо подумать. Шоу-бизнес дело такое. Там все зиждется на личных связях. И без надежного контакта нам в этот гламур путь заказан.

– А у тебя есть такой контакт? – Настя допила кофе и закурила еще одну сигарету.

– Будем надеяться, что да. – Макс начал листать телефонную книгу в своем мобильном. – Г… Груздев. Вот он.

Маршалин отложил телефон.

– Знаешь, мне в начале недели звонил какой-то странный тип. Предлагал за наш сосуд кучу денег. Очень странный. Не связан ли он как-либо со смертью Артурчика? А вчера еще сообщение пришло от Андрея Кладоведа: «На Шашлычки не приезжай. Тебя ищут два нерусских. Мутные». Я, честно говоря, ничего не понял. Перезванивал ему, но он уже недоступен. На «Шашлычки» я и так не собирался.

– А что такое «Шашлычки»? – спросила Настя.

– Магистр, а что такое «Шашлычки»?

Фугер отвелекся от заполнения анкеты.

– Это у них так называются ежемесячные сборища участников кладоискательского форума. Раз в месяц они выбирают какое-нибудь интересное место и собираются там всей ватагой. Они еще называют это «слёт». Копают вместе. Общаются. Обсуждают находки. Договариваются о следующих совместных выездах. Этот Андрей, с которым мы вчера встречались, сказал, что если мы хотим лично увидеть Маршалина, то скорее всего это можно будет сделать на этих «Шашлычках». Он говорит, все кладоискатели там собираются.

– И для этого нам нужен внедорожник?

– Именно так, Минг. Все кладоискатели ездят на внедорожниках.

Магистр протянул анкету девушке на ресепшн. Та просмотрела документы Фугера, провела его кредиткой по считывающему устройству и с улыбкой протянула ему ключи.

– Ваша машина находится на стоянке, сразу возле выхода. Белая Нива.

– Какой-то небольшой внедорожник, – сомнительно проговорил Минг, обходя Ниву по кругу. – Может быть, стоило взять что-то более привычное?

– Более привычное, Минг? S-класс с шестью литрами, автоматом и раздельным климат-контролем? Там, куда мы направляемся, дорог может не быть вовсе. Это же Россия.

– Но магистр, в Москве такое безумное движение. Вы не боитесь на незнакомой машине, да по пробкам вместе с этими безумцами? Мне достаточно посмотреть из окна гостиницы на их стиль вождения, и меня уже обуревает паника.

– Нисколько не боюсь, Минг. Потому что поведешь этот внедорожник ты. А мне нужно сосредоточиться. Я собираюсь позвонить тому антиквару, про которого я рассказывал.

– Как скажете, магистр, – сокрушенно вздохнул Минг, устраиваясь за рулем. – А зачем здесь две ручки переключения скоростей?

Минг удивленно уставился на рычаги, торчащие из пола.

– Я не в курсе, Минг. Разберись, пожалуйста, сам. – Фугер открыл ноутбук и принялся искать в почте телефон антиквара.

«Разберись, пожалуйста, сам!» – возмущенно пробормотал Минг по-китайски: «Как будто я должен уметь управлять доисторическими самоходными телегами. Он бы еще танк в прокат взял. Посмотрел бы я на него»

С трудом выжав сцепление, Минг с волнением провернул ключ. Затрясшись всем кузовом, автомобиль нехотя завелся. Тронуться плавно не получилось. Два раза клюнув носом и чихнув, внедорожник остановился.

– Это он сам, Магистр, – быстро проговорил Минг, поймав злобный взгляд Фугера, который ударился лбом о крышку своего ноутбука. – Это не я!

– Не вы? А кто? Если не вы, то кто, я вас спрашиваю?

Лёлек и Болек сидели, понурив головы. Александр Иванович ходил по своему кабинету, словно хищник, раздраженный пришедшими в зоопарк школьниками.

– Иваныч, это точно не мы. Хотя, когда мы приехали, он ещё тёплый был.

Болек еще пытался оправдываться. Более смышлёный Лёлек молчал. Он понимал, что в данный момент это абсолютно бесполезное занятие.

– Тёплый, говоришь? Ты ему температуру мерял, медбрат хренов?

Он уселся в свое кресло и закрыл лицо руками, пытаясь успокоиться. Посмотрел на часы, дотянулся до сейфа, горько вздохнул, достал оттуда бутылку Хеннесси, налил в небольшую рюмку и залпом выпил.

– Так, давайте с самого начала. Подробно.

Лёлек достал свой блокнот и, сверяясь с записями, начал докладывать.

– Мы прибыли в адрес в районе часа ночи. Минут десять стояли у подъезда, смотрели – что к чему. У фигуранта в квартире горел свет. Движения вроде не было никакого. В час пятнадцать мы вошли в квартиру. Дверь была не заперта. Фигурант находился на кухне. Связанный. Похоже, его пытали. Он уже был мёртв. Видимо, кто-то перестарался. После этого мы обыскали квартиру. Сосуда не было. Мы ушли.

– Понятно. Кто-нибудь входил, выходил пока вы «наблюдали»?

– Да нет, вроде, – смутился Лёлек, но Болек перебил его:

– Был парнишка один. Из подъезда вышел. Но он пустой шел – ни сумки, ничего с ним не было.

– Понятно. Наблюдатели хреновы. Вы этого парнишку запомнили?

– Иваныч, там же темно было. Не разглядеть ничего.

– Так какого хрена вы там наблюдали, в темноте?

Его прервал телефонный звонок.

– Слушаю! – не успев погасить раздражения, ответил Александр Иванович. – Да… Я… Ах вот как? Давайте с этого момента поподробнее.

Он прикрыл рукой трубку и помахал рукой своим помощникам. «Подождите за дверью».

Лёлек и Болек уселись на большой кожаный диван в приемной антиквара.

– Эх, надо было сразу идти в квартиру. Глядишь, и успели бы.

– Угу. Только кто-то сначала пожрать хотел. Пока ты два своих бигмака хомячил, нашего клиента кто-то другой обрабатывал.

– Так кто же знал? Кушать-то хотелось!

– Да тебе бы только жрать.

– Да? А ты, типа, не жрал? Сам сидел, картофелем по-деревенски жадно давился! Между прочим, с сырным соусом!

– Ну, я же знал, что пока ты не поешь, тебя с места не сдвинуть. Ладно, проехали.

Дверь кабинета отворилась и появился Александр Иванович. Вид у него был задумчивый.

– Значится так, головорезы. У нас есть клиент на покупку нашего… – Он хмуро посмотрел на помощников. – Я повторяю, нашего раритета. Где и как вы достанете его, я уже не знаю. Но в четверг у меня с ним назначена встреча. На которой я передам ему этот сосуд. В обмен на деньги. Очень большие деньги. Проваливайте. И без сосуда не возвращайтесь.

Озадаченные бандиты вышли из офиса.

– И что теперь? – недоуменно спросил Болек, усаживаясь за руль.

– А ничего. Надо искать. Иваныч так просто это не оставит. Видимо, бабосы там и вправду немалые.

– Где же мы его искать будем. Единственная ниточка была, и та оборвана.

– Да не буксуй ты, разберемся. – Лёлек достал мобильный. – Надо подумать обстоятельно. У тебя где лучше всего думается?

– У меня везде думается.

– Угу. И везде – одинаково туго. Поехали. – Лёлек назвал адрес и начал набирать номер на мобильном.

– Куда?

– В баню. В бане лучше всего думается. Потому что пар – он мозги очищает.

– Чего-то я не особо замечал, – пробурчал Болек, заводя машину.

– А это потому, что тебе очищать нечего. – Лёлек наконец дозвонился. – Мариночка? Солнышко, а ты что сейчас делаешь? А подруга у тебя есть симпатичная и незанятая сегодня? Ну, вот и славненько. Мы тут с дружбаном хотим пригласить вас, так сказать, на культурно-массовое мероприятие. Записывай адрес. А то что-то соскучился я, не виделись лет сто уже…

– Это же сколько мы с тобой не виделись, а? – Маршалин разлил зеленый чай по пиалам.

Они встретились в ресторане «Узбечка» на Речном. По причине времени обеденного в ресторане было достаточно людно. Маршалину с трудом удалось убедить администратора выделить им свободный столик. В эту, неприметную на первый взгляд, забегаловку, оказывается, посетители попадали исключительно по записи, а парковка перед входом оказалась заставлена пафосными экипажами. Паджеро Макса смотрелся здесь чужеродно – словно боец спецназа в полной выкладке оказался вдруг на светском рауте, посередине сверкающей бриллиантами толпы в смокингах и вечерних платьях.

С Ильей Анатольевичем – они еще со школы называли друг друга по имени-отчеству, в знак глубочайшего «респекту» – они не виделись действительно очень давно. В свое время их объединяла некая духовная близость, возникшая в последних классах школы. Не подростковая дружба, которая, по сути, кроме общих мальчуковых интересов, увлечений и шалостей, не имеет под собой никакого основания, а именно чувство того, что кто-то разделяет твои взгляды и убеждения, особенно ценимое в период становления личности подростка. Всё это не помешало их дорожкам разойтись на достаточно длительное время. В то время, как Маршалин грыз гранит точных наук, заканчивая сначала физмат школу, а затем технический ВУЗ, Илья Анатольевич пошел по пути исключительно гуманитарному. В какой-то момент он перевелся из модного на тот момент колледжа в Университет Культуры, немало озадачив своих приятелей. Для пацанов, еще не думающих о своём будущем, это решение казалось более чем странным. Дорога до университета занимала достаточно много времени, которое можно было потратить на более достойное времяпрепровождение, наполненное развлечениями и забавами.

В отличие от остальных приятелей, Макс был в состоянии объяснить такой ход, нелогичный, на первый взгляд. Дело в том, что одноклассника интересовал шоу-бизнес. И это был не обычный юношеский интерес к певицам и музыкальным коллективам, столь типичный в подростковом возрасте. Уже тогда, в последних классах школы, Илья Анатольевич, в отличие от своих более легкомысленных сверстников, мог вполне конкретно ответить на вопрос, кем он хочет стать в будущем. Остатки рухнувшего в небытие железного занавеса были смыты гигантской волной западной музыкальной индустрии, которая мгновенно заполнила идеологические пустоты в душах бывших советских граждан. В то время как сверстники учили правильное написание имен зарубежных исполнителей и названий рок групп, Илья Анатольевич уже успел разобраться в тонкостях и технологиях «звездной промышленности». Он уже знал, что «звезда», рок-музыкант, известная певица – это не более, чем марионетка, управляемая мудрой и сильной рукой некоего Карабаса-Барабаса, скрытого в тени рампы от зрителей, ослепленных блеском своего кумира. Он понял, что именно эти Карабасы-Барабасы и являются настоящими хозяевами шоу-бизнеса: алчные, холодные, рассудительные, они чутко руководят процессом. Позволяя «звездить» своим бесправным подопечным только потому, что это приносит им колоссальную прибыль и в этом заключается роль этих звезд. Роль, тщательно прописанная самими Карбасами.

В свои четырнадцать лет Илья Анатольевич четко осознал, что он хочет стать именно таким кукловодом. Продюсером. Теневым королем сверкающей клоаки шоубиза. Он последовательно и упорно отправился на достижение своей цели. После Университета Культуры – год стажировки в Голландии. Аспирантура. Затем – работа продюсером в представительстве крупнейшего музыкального лейбла. Потом свой бизнес. Сейчас он уже был авторитетом в своей области. Именно поэтому Макс решил обратиться за помощью к Илье Анатольевичу.

Закусывая изумительным бараньим шашлыком последние новости о бывших одноклассниках, Маршалин терпеливо ждал, когда можно будет перейти к основной для него теме сегодняшней встречи. Нельзя сказать, что ему совсем было неинтересно слушать человека, рядом с которым он провел девять лет своей юной жизни. Школа, в которой они учились, была совершенно обычной. Ничем не выдающейся. После неё Макс два года учился в физмате и судьба его «физматовских» одноклассников была как раз менее разнообразна и более предсказуема. Естественно, стопроцентное поступление в ведущие технические вузы, а после этого – среднеуспешные карьеры в различных областях науки и бизнеса. Конечно, со своими взлетами и падениями, головокружительными подъемами и обидными неудачами, но в среднем, в массе своей – более или менее успешными.

Судьбы же его соучеников по обычной школе, общеобразовательной, складывались неожиданней. Кто-то занимал высокий пост в крупнейшей нефтяной компании, а кто-то опустился в пучину алкогольного беспросвета. Кто-то к тридцати стал доктором наук, а кто-то так и остался продавцом в пивном ларьке.

Когда список успешных и не очень историй об одноклассниках подошел к концу, приятели перешли к делам сегодняшним. Макс, не вдаваясь в подробности, рассказал о своих злоключениях последней недели. Настя, не участвовавшая до этого в разговоре, целиком увлеченная волшебно приготовленным кальяном, пододвинулась поближе, а Илья Анатольевич удивленно воскликнул:

– Так что вам нужно? Познакомиться со Кспехом? И всё? Вот вы странные!

– Так ты поможешь?

– Да какие вопросы! Хотите – прямо сегодня. У него в загородном доме, под Истрой, туса намечается большая. Я, вообще, туда не собирался, не люблю всю эту компанию, какие-то они ненормальные все. Чокнутые. Но, если надо, проведу вас. Заодно, по бизнесу перетру кое с кем. Сейчас позвоню, договорюсь. – Илья Анатольевич достал мобильный.

Когда зазвонил мобильный, в предбаннике никого не было. Подпрыгивая от вибрации, телефон марки Нокиа уткнулся сначала в недопитый стакан с пивом. Затем – в пустую алюминиевую банку с надписью «Крушовице Империал». Он даже смог сдвинуть её на несколько миллиметров, пока она не уперлась в свою соседку, чуть более наполненную. Оттолкнувшись от банки, телефон пополз в противоположную сторону, продолжая истошно вопить. Наконец он зарылся в ворох газетной бумаги, на котором громоздились останки гигантской копченой рыбины, и затих. Из бассейна раздавались весёлые визги. Через минуту телефон зазвонил опять. Будто услышав шлепанье голых мокрых ног по полу, мобильник освободился от газетного плена и настойчиво пополз навстречу хозяину. Хозяин, а это был Лёлек, ловко подхватил ползущий к нему по столу телефон и, посмотрев на номер вызывающего, постарался придать своему голосу максимум собранности и трезвости:

– Да, Александр Иванович. Никак нет, не употребляем. Да, телевизор есть рядом, сейчас включу.

Раскидывая жирные обрывки газеты, он смог таки найти пульт от громадного плазменного телевизора, установленного в углу. Включив нужный канал, Лёлек долго всматривался в изображение.

– Иваныч, а что там смотреть-то? Педрила какой-то вещает. Певец, по-моему.

– Да ты за спину его посмотри, дэбил. – Голос Иваныча из Нокии легко перекрикивал звук телевизора.

Там, на экране, за спиной известного певца Кспеха, предводителя популярнейшей группы «Не К Спеху», стоял на книжной полке золотой сосуд размером с бутылку из под шампанского, поверхность которого была покрыта замысловатой вязью.

Лёлек нажал отбой на телефоне и сделал звук телевизора громче. Известный певец Кспех давал интервью.