Фельдполицайкомиссар Дитер Майер трясся в маленьком 'Опеле' и размышлял о внезапно открывающихся перспективах карьерного роста. Обычный допрос этого контуженного русского дал такие неожиданные результаты. Вообще-то, положа руку на сердце, тому гауптману, – как его… Бреннеру, кажется? – полагалось его просто сдать армейской разведке.

Какое счастье, что Майер оказался рядом и решил развлечься. И вот, американские сигареты 'СССР. Первые', корейская зажигалка и комплект русского камуфляжа в багажнике могут открыть ему путь наверх, из этих чертовых болот, как минимум в штаб армии.

Жалко, черт побери, что этот русский сошел с ума. Никогда не поймешь, что у них в голове. Одно понятно точно – все они животные. Один Глушков чего стоил. Та еще тварь. Ему бы лишь нажраться и залезть на бабу. Вот и долазился. Тот дурачок шлепнул его прямо на девчонке. Интересно, сошла она с ума тоже или придет еще в себя?

Впрочем, что до нее? Когда он приедет в заслуженный отпуск с Рыцарским Крестом, любая арийка…

…Бам! И тут машину тряхнуло так, что Майер едва не сломал шею о потолок кабины.

– Чертова свинья! – заорал он на водителя, но тот повалился на комиссара, брызгая кровью и обезображенного лица.

Что-то ухнуло, захлопали винтовки, раздалась автоматная очередь. По корпусу машины застучали пули.

Партизаны! Майер лихорадочно задергал дверную ручку, попутно вытаскивая из кобуры 'Вальтер'.

И едва он вывалился из машины, как в лицо уперся ему ствол. Комиссар поднял взгляд и увидел парня в телогрейке. Вполне, между прочим, арийской внешности. Немец даже не успел пожалеть о Германии, как партизан нажал на спусковой крючок.

– Костя! Дорофеев! Чего там у тебя? – крикнули парню из придорожных кустов.

– Шишка какая-то. С портфелем.

– Кончил?

– Ага!

– На хрена?

– А на хрен?

– Тоже правильно. Пошарь там, может, есть чего?

Партизан Дорофеев заглянул в машину, пошарил в бардачке, потом прошелся по карманам убитых.

Забрал все более-менее ценное и скрылся в деревьях.

– Совсем немцы охамели. – Буркнул он, когда упал на землю рядом с двумя товарищами. – Без охраны ездят, хоть бы что.

– Чего в машине нашел? – спросил один из партизан.

– Ни хрена хорошего. Портфель только. Да карабин с пистолем забрал.

– Ладно, уходим. Дома глянем, чего там.

И они неторопливо, гуськом ушли в глубь леса…

…Портки мне зашей! – проворчал дед Кирьян. – В лес тут ходил, за гвоздь зачепился…

Рита вздохнула и взялась за нитку с иголкой. Помершая прошлой осенью жена деда Кирьяна, похоже, была хозяйственной женщиной. Рукоделья было столько, что сама Рита, наверное, это все вышивала, вязала, пряла и ткала лет сто. Ну не сто, а пару десятков годков точно. По крайней мере, все эти занавесочки, половички и прочие покрывальца явно домашние, не покупные.

– Дедушка, а ты где гвоздь-то в лесу нашел? – спросила она, вдевая нитку в ушко.

– Да наразбрасывали тут… Ходят всякие и бросают, где попало.

Рита вздохнула.

Дед Кирьян покосился на нее и сказал:

– Не вздыхай как кобыла перед пахотой. Все с твоими знакомцами нормально будет. Дойдут. Виталик, вроде, мужик опытный и злой. Точно, дойдут.

– Хочется верить… Но не очень получается, дедушка…

– Думать тебе, внуча, не о них, сейчас надо. А о себе. Полиция прознает – чаво делать будем? Одну в лес тебя выгонять? Тоже не дело. А мне с тобой идти – только кур смешить…

– Дед Кирьян! – решилась вдруг Рита. – А мы ведь с ребятами не местные…

– Удивила… – буркнул тот ответ. – Быдто не знаю…

– Мы совсем не местные…

– Хы… Как немцы, что ли?

– Хуже. То есть, нет…

И она принялась сбивчиво рассказывать.

Дед только покряхтывал во время рассказа.

– Чудны дела твои, Господи! – сказал он, почесав затылок. – Значит две тысячи восьмой год, говоришь? А войну-то наши, когда выиграют?

– Я уже и не знаю – выиграют ли…

– Это как это? – возмутился дед. – Да чтобы наши войну не выиграли? Да быть того не может! Запомни, девка!

– Я тут, дедушка, по улице шла в Москве. Улица Маршала Жукова, называется. А там поперек нее растяжка рекламная. Ну, плакат такой – 'Мерседес. Истинно немецкое качество. Порадуй себя'.

– Жуков маршалом, значит, станет… – задумчиво ответил Кирьян Богатырев. – А ведь как я, унтером был…

А Рита, ровно не услышав его, продолжила:

– Русского в Москве ничего и нет уже. Только памятники архитектуры.

– А люди?

– А люди вроде бы русские. А посмотришь – так уже и нет. Помесь американцев с французами. На все им наплевать, кроме себя.

– Как же вы дошли-то до этого?

– Не знаю я… Вроде бы эту войну выиграли… Выиграем. В сорок пятом. А Советского Союза больше и нет. И России, похоже, нету. Раша Федераша.

– Это чего еще такое?

– Российская Федерация. Республика демократическая.

Дед Кирьян засмеялся:

– Это как при Сашке Керенском, что ли?

– Вроде того… Украина сама по себе, Белоруссия, Казахстан… Все по своим углам разбежались.

– Так ведь понятно. Вона, в годы гражданской – что ни уезд, так республика, что ни волость, так независимая. А потом пришли большевики и всех к стенке поставили. И у вас так случиться. Не могёт Россия без руки сильной. Вот когда ваши эсеры с кадетами все развалят окончательно – новый царь и придет.

– Вряд ли, дедушка Кирьян. Слишком там совесть с выгодой перемешана. Всем все равно. Война тут с Грузией была – так сидели как болельщики и по телевизору наблюдали, как наших убивают.

– Чего это еще за телевиздер?

– Типа кино. Только в каждом доме свое.

– Аааа… – приподнял левую лохматую бровь дед. – Ихний Ленин говаривал, да, что мол, пока народ безграмотен, важнейшими из искусств для них, большевиков, являются кино и цирк. Это у нас еще на шахте какой-то пропагандист говорил. Я так думаю, потому, чтобы народ не думал, а веселился. Вот вишь и довеселились до того, что немец под Москвой сейчас ходит.

– А у нас уже в Москве…

– А у вас уже в Москве, да… А чего ж вы там ничего не делаете-то?

– Так я же вам говорю, дедушка. Все равно всем. Равнодушные стали.

– Ну, вот ты-то же поехала воинов павших хоронить, значит неравнодушная?

– Так что я одна-то могу сделать.

И тут дед Кирьян не на шутку осерчал:

– Ты мне это брось! Одна она… Уж и не одна, а десять человек, говоришь, неравнодушных? А где десять там и еще, поди есть? Да и одна даже, ну и что? Кабы так рассуждали бы все, так и людей-то на Земле уже не было бы. Ты, вот сюда чудом попала, тоже будешь сидеть, ручки сложив? Нет, ты возьми винтовку и немца убей. Пулей, штыком… Потому как если ты немца не убьешь – он тебя убьет! Или другого кого!

Рита помолчала и ответила:

– А вы-то, что тогда не убиваете их?

Дед Кирьян вдруг осекся, замолчал и как-то искоса посмотрел на девчонку.

А потом уже ласково сказал:

– Не обращай внимания, внучка. Чего-то я сам на себя разозлился, наверное. Тебе-то бабе и впрямь – дома надо сидеть. Не бабье это дело – человеков убивать. Бабье дело человеков рожать.

И тягостно замолчал.

– А у меня вот не случилось детишек… Агась… – после тяжелой паузы продолжил он. – Значится, права ты девка… Пора и мне германцев погонять. Хоть не столь я и уклюж, как в молодости, но кой-чего еще помню. Только вот тебе-то, что делать?

И опять замолчал. А Рита пожала плечами.

– По уму, тебе бы надо тут сидеть, да ждать, пока наши не придут. Тем более, ты тут не одна такая. Вона друзья твои – Виталий да Захар – до наших уже поди добрались. Да и ежели вас троих сюды закинул Господь зачем-то, таки и остальных, наверно тоже? С другой стороны, в экой заварухе все ли дойти-то смогут? А? Так что придется и нам с тобой отсюда уходить. Проведу я тебя через линию-то фронта. Она тута вся в дырочках. Только вот ты думай – зачем тебя сюда Господь перенес?

– Наверно, потому что…

– Да не 'потому что', а 'зачем'! – перебил ее дед. – Про 'потому что' будешь дома рассуждать! – и чего-то там еще подумал, но не сказал, смешно пожевав губы и дернув себя за бороду.

В сенях вдруг что-то загрохотало, раздался забористый мат и распахнулась настежь дверь.

В избу вошли трое вооруженных пацанов.

– Здорово, дед!

– И тебе не чихай! – буркнул тот в ответ. – Чего пришли?

Ритка помертвела. Полицаи?

Тот, который зашел первым, снял фрицевскую кепку и оказался неожиданно лысым. В сочетании с бородой, вид у полицая был достаточно импозантный. Что-то среднее между басмачом из прошлого и скинхедом из будущего.

Ритка невольно прыснула.

'Скинхобасмач' покосился на нее, но ничего не сказал.

– Кирьян Василич! Помощь нужна Ваша!

– Смотри-ко, Маргарита! Коське Дорофееву помощь богомола старого нужна стала… – ухмыльнулся дед Кирьян. – Сидайте, чаво уж. Барахлишко тока на Божью ладонь не кладите. В угол, вон, поставьте.

– Дык Бога то нет, Кирьян Василич! Его ж не видел никто!

– Дык и мозгов твоих, Константин, никто не видел. Значит, мозгов у тебя нет! Чаво приперся?

Парни, а это были совсем молодые пацаны лет шестнадцати-семнадцати, поставили две винтовки и немецкий автомат в угол, около метелки и сели за стол.

– Мы, дед, по делу. Ты же тут все места лесные знаешь?

– И чаво?

– Помоги к нашим выйти.

– К каким это нашим еще? – ехидно улыбнулся дед. – Ваши вроде тут…

Один из гостей было вскочил, но Костя удержал его:

– Ты это дед, думай, что говоришь. Ты хоть и враг Советской власти. А помочь должен! Потому как русский человек!

– А вы кто? – поинтересовался Кирьян Васильевич.

– А мы – это партизанский отряд 'Смерть немецко-фашистским оккупантам имени Третьего Интернационала'! – гордо сказал Коська.

– Так сразу и не выговоришь… – проворчал дед Кирьян. – А попроще нельзя было? И чего это за фашисты имени третьего интернационалу?

Константин внезапно смутился.

А у Ритки отлегло – пацаны оказались совсем не полицаями, а наоборот.

Партизаны!

Только какие-то они не такие, как в фильмах показывали.

Совсем молодые пацаны, лет шестнадцати-семнадцати. Один, который Костя, слегка бородатый, другие, похоже, вообще еще не брились ни разу в жизни.

И глаза горят.

– Где стволы-то взяли? – строго спросил дед.

– Ну… Это… В лесу нашли… – как-то виновато, будто на экзамене ответил Костя. – Решили на подпольном комсомольском собрании, что надо Родину от немцев защищать! Пошли в лес, поискали да нашли. У павших товарищей. И поклялись там отомстить за них!

– И автомат немецкий там же?

– Ага… Тоже с нашего бойца сняли…

– Мы сегодня фрица замочили! Важного! – встрял тут один из пареньков.

– А ты, молчи, Кузя, когда командир разговаривает! – рыкнул Дорофеев.

– Говори, Кузьма! – строго сказал унтер-офицерским тоном дед.

– Так это… Машина по большаку ехала. А мы там засаду поставили. Коська – герой! Гранату прямо под днище кинул. Потом фрица и замочил. Вот.

Кузьма положил на стол портфель.

Дед Кирьян помолчал, разглядывая трофей, а потом добавил:

– Дураки вы. Опездолы. В каком звании немец-то был?

– Не знаю… – виновато ответил командир самодеятельного отряда. – Но вроде шишка какая-то. Главное, сигареты у него наши! 'СССР'!

Он выложил из кармана зажигалку и сигареты.

Кирьян Васильевич повертел сигареты и рявкнул на Костю:

– В душу мать тебя ититть! Ты соображаешь – чего наделал? Пустая твоя башка! Вот и впрямь ведь мозгов-то нет! Немцы же не сегодня-завтра начнут всех тут трясти! И деревни прочесывать! Ты о матери подумал, дурья задница? Полицаи враз узнают, что вы исчезли! И чего?

– Чего? – растерянно захлопали ресницами парни.

– Ни чего! О матерях подумали??? – а потом дед махнул рукой и повернулся к Ритке. – Видишь, как оно складывается. Значит и впрямь тебя придется к нашим вести…Чего уж сейчас… Вместе с этими!

И он кивнул на трех героических обормотов.

Парни виновато смотрели в пол.

Дед Кирьян достал сигарету из новомодной пачки. Понюхал.

Кузька услужливо чиркнул трофейной зеленой зажигалкой из странного плексигласа.

И тут же от нее отлетело какое-то колесико и выскочила пружинка, прямо в лоб деду.

Все прыснули, а третий, пока безымянный пацан, громко хыкнул.

Дед покосился на него и, не глядя, дал подзатыльник Кузьме:

– Тьфу, срамота! – А потом вытащил древнее кресало и в три удара прикурил от него.

Кузьма же, почесав затылок, повертел сломанную зажигалку и меток бросил ее в поганое ведро.

– Хороший табачок! – выпустив дым из ноздрей, сказал дед. – Мягонькой… Горло не дерет.

Парни тоже вытащили по сигарете из пачки. Дед покосился, но ничего не сказал. А что тут скажешь, когда мальчишки уже убивают в шестнадцать лет?

Рита поморщилась – густая синева 'хорошего табачка' повисла в избе.

– Так ты деда, выведешь нас али как? – слегка окосевшими глазами посмотрел на Кирьяна Васильича Костя.

– Куда вас девать-то… – пробурчал тот. – Вас одних-то выпустить, так ведь шлепнут тут же.

– Почему это? – Вскинулся Константин. – Мы вон двух фрицев замочили сегодня, они даже не дернулись!

– Не ждали, потому как. Партизан тут до сегодняшнего дня не было. И вы их тут не ждете сейчас. Часового не оставили. Оружие вон в угол побросали…

– Так вы же сами сказали! – возмутился третий пацан.

– У тебя командир был, вот его и слушать надо, а не старого пердуна…

Костя аж приоткрыл рот:

– Почему это был?

– Потому как ты в армию не призван, а я таки унтер-офицер, хоть и царской, но армии. Понял?

Дед встал из-за стола:

– Смиррррна!

Взгляд бывалого вояки так подстегнул парней, что Кузьма, подпрыгнув, аж ударился головой о низкий потолок и зашипел.

– А сейчас, наверняка, немцы уже лес чешут. Так что руки в ноги! И бегом отсюда! И ты собирайся! – сурово он кивнул Рите…

Однако сразу выйти не получилось.

Пока она собирала всякими 'обязательно нужными' тряпками вещмешок, выданный ей дедом, прошло полчаса. Хорошо, что поисковая аптечка, неведомым чудом сохранившаяся у нее, была в сумке на ремне.

Парни истомились ее ждать, допинывая остатки трофейных сигарет…

… А в это время гауптман Рудольф Бреннер командовал двумя взводами недовольных военной судьбой солдат.

Мало того, что вчера они в рукопашной потеряли едва ли не половину боевых товарищей, во время безумной русской атаки, так еще и попали на прочесывание мрачного леса.

А ведь так хорошо начинался день… Пришла смена, и выжившие победители спустились с холмов и отправились в Ивантеевку, где их ждали грузовики. Уставшие, не спавшие и не жравшие – они пели песни, отправляясь в Демянск на отдых. И надо же было случиться, что самонадеянный фельдполицай Майер, непонятно куда спешивший и умчавшийся утром, попал в засаду.

То ли выжившие чудом десантники, то ли невесть откуда взявшиеся партизаны подорвали машину и расстреляли в упор комиссара и водителя. Сопровождавший машины гауптман тут же остановил небольшую колонну и отправил по взводу прочесывать лес. На пять километров в глубину от каждой стороны дороги. Понятно, что бандиты уже ушли, но, во всяком случае, было что сказать начальству о принятых мерах.

Промокая платком потеющий лоб, он тихо ругался про себя на бестолкового Майера, на партизан и на проклятую Россию.

И ведь ровно через час они вышли к одинокому хутору на большой поляне.

Бреннер поколебался, а потом дал приказ двоим солдатам проверить дом.

С карабинами на перевес, пригнувшись, словно волки, те осторожно шли через поле к русской приземистой избе.

Бреннер был уверен, что в избе, наверняка, сидит какая-нибудь вонючая старуха с десятком сопливых детишек, поэтому был спокоен.

И поэтому, когда выстрел плетью ударил по лесу, он вздрогнул так, что выпала сигарета из рук.

Солдаты в поле тут же рухнули наземь и открыли огонь по избе. Те, кто остался в лесу, моментально поддержали товарищей. Грохот стоял такой, что гауптман не слышал свое дыхание.

Под прикрытием оба бойца вплотную приблизились к избе.

Один махнул рукой. Взвод мгновенно прекратил пальбу.

Второй кинул гранату в разбитое уже окно и отскочил. Внутри хлопнуло, изо всех щелей, даже из-под крыши пошел дым.

Еще через пару минут оба бойца, один за другим ворвались в дом.

Гауптман ждал, не рискуя отправлять весь взвод на простреливаемое поле. Наконец, один из фронтовиков высунулся из окна и заорал:

– Здесь никого нет! Они ушли!

Бреннер сплюнул и ругнулся про себя.

Так это егерское дело леса прочесывать! Ну и что, что только пару дней назад русских десантников добили? Это их проблемы! Почему, он гауптман, бывший бухгалтер, ныне исполняющий обязанности индентантурранта Рудольф Бреннер должен гонять каких-то бандитов по этим гиблым лесам?

– Эй, фельдфебель! – рявкнул он.

– Я! – немедленно отозвался тот.

– Бери свое отделение и прочеши лес еще на два километра в ту сторону. – Бреннер махнул рукой на север от дома. – Мы тут ждать будем.

– Игельман! Шванн! За мной!

Гауптман-бухгалтер удивился:

– И это все??

Фельдфебель оскалился уже на бегу:

– Все кто остался!

Через несколько минут в лесу раздалась стрельба…

…Вечером, сидя у костра, новоявленные партизаны дружно смеялись друг над другом.

– А ты-то как сиганул в окно рыбкой!! Я думал башку себе сломаешь!

– Сам-то! Зайцем несся!

– А я смотрю, у Костика глаза бледные-бледные. Думал он в обморок упадёт!

Дед Кирьян только улыбался в бороду, глядя на отходивших после погони парнишек.

А Ритка сидела молча, уткнувшись взглядом в пламя костерка.

– Ты это, чего задумалась? – тихонько спросил ее дед.

– Да немец мне один… Показался похож. На Андрюшку Ежова. Поисковик наш. Был.

– Чего же это был-то? И есть тоже. Поди обозналась?

– Не знаю. – Вздохнула девчонка. – Но похож очень. Если и он, как у немцев-то оказался?

– Помрем – все на свете узнаем! – погладил дед ее по плечу и тут же прикрикнул на пацанов. – А вы чего регочете?

Те тут же притихли.

– Так… – грозно обвел он взглядом троицу. – Стрелял у дома кто?

– Ну, я… – виновато приподнялся Кузьма.

– Сиди-ко… Зачем стрелял?

Тот в ответ только пожал плечами. Сам не знал. Или побоялся сказать, что с перепугу.

– Как же вы того офицера-то в машине шлепнули?

– Так это… Мы в леске с Васькой сидели. А Костя в кустах у дороги. Он гранату кинул, а мы пульнули пару раз по машине.

– И попали?

– Попали! Я, между прочим, на 'Ворошиловского стрелка' готовился сдавать осенью. Не успел только. Районный Осоавиахим эвакуировался.

– Ну, ты-то, может, и попал из винтаря. А Васька? Ты, Василий, где автомат-то надыбал?

– Так мы, прежде чем из дома то уйти, готовились же! – вскинулся немногословный дотоле Васька. – Вон с Костиком и Кузьмой в лес ходили. Тут наши осенью много оружия оставили. Даже пушку нашли. Сорокапятку. Только у нее прицела не было. И снарядов.

– Жалко… А то бы вы ее выкатили на дорогу и фрицы бы в штаны наклали с испугу и в Берлин уехали бы. Так, командир партизанский?

Дорофеев молчал.

– А ты, аника-воин, чего по немцам не пулял, когда мы от них по лесу-то бежали?

– Он чего-то перестал стрелять. Я уж потом посмотрел, патроны вроде есть. Там, наверное, перекосило чего-нибудь.

– Перекосило… В мозгах у тебя перекосило. Коли оружие не знаешь, неча в бой брать его!

Потом дед помолчал и продолжил, перебиваемый только треском дровишек:

– Значит вот я вам, чего скажу, вояки хреновы. Отныне. Ни одного шагу без моего разрешения. Тут вам война, а не мамкина сиська. А ты девка, чего хихикаешь? – внезапно повернулся дед Кирьян к Рите.

Та, совсем и не хихикая, недоуменно посмотрела на него.

– Кабы ты собиралась чуть быстрее, немцы нас не застали бы! Что возилась как корова беременная, прости Господи? Тут тебе не этот… не телепиздер… Тут война и шевелиться надо, чтоб товарища не убило и ж… э-э-э… ногу не прострелило!

Рита захлопала заблестевшими глазами. Она же не виновата, что надо было проверить и аптечку, и вещмешок уложить удобно!

– Не виноватая она. Это ты немцам потом объясняла бы. Значит так. Костер тушите. Только не водой, ироды. В сторону головешки откиньте и угли сапогами разгребите. И по костровищу-то потопчитесь, чтоб подостыло – добавил дед, когда парни сделали дело.

– Ты, Ритулька, ложись на костровище. Я одеялко подстелю, другим накроешься. Я справа лягу, а ты, Васька, потолще. С другой стороны. Чаю, не замерзнешь и не простынешь. Земелька-то еще не согрелась…