Лешка молчаливо кивнул и поднял взгляд от земли. Никого перед ним не было.
Он стоял на коленях на покрытых сухими лишайниками теплых камнях. Сверху припекало солнце, но ветерок был прохладный, он ласково утирал разгоряченный вспотевший лоб.
- Где я? - спросил он сам у себя и на всякий случай.
На этот раз голоса не ответили ему, тогда он встал. Большое поле, обильно покрытое белыми валунами и провалами в виде воронок, окружало его. Небо закруглялось странным шаром вокруг поля, и почему-то сильно темнело к горизонту. Сквозь мареву солнечных лучей впереди проступало несколько зданий. А позади, замершими каменными волнами, выступали откосы скал, перемежаемые разлапистыми соснами.
Лешка двинулся к ним и уже через несколько минут вышел на огороженную перилами площадку. И прямо под ним распластался темно-зеленый вид Большой Ялты. То, что он принял за небо - оказалось морем, впрочем ошибиться было немудрено - линия горизонта растворилась то ли в мокром воздухе, то ли в прозрачной воде, то ли в солнечном огне. Далеко слева, в Гурзуфе, гора-Медведь пыталась выпить море и в этом ему помогала далеко справа, в Симеизе, гора-Кошка, заедая горькую соль лебединым крылом. Между ними, то там, то сям среди квадратов виноградников и ленточек дорог, по зеленому бархату лесов, были разбросаны кубики многоэтажек и санаториев.
Величавая тишина, разбавляемая только шелестов ветра настолько потрясла Лешку, что он даже на мгновение забыл обо всем. Но только на мгновение. Потому что забыть надолго нельзя. Он круто повернулся спиной к морю и зашагал к двухэтажному домику, на котором было крупными буквами написано: "Приют Туристов "Ай-Петри".
На первом этаже никого не было, тогда Лешка поднялся по винтовой лестнице на второй этаж. Там оказался бар, за стойкой которого скучала высокая светловолосая девушка. При виде бутылок на стойках студент понял что нестерпимо хочет пить. Он пошарил по карманам и обнаружил смятую стотысячную бумажку русских рублей.
- Валюту принимаете? - хрипло спросил он.
- Доллары, марки? - лениво ответила девушка.
- Рубли. - Ответил ей Лешка.
- Ой уж валюта! - фыркнула барменша.
- Да уж посерьезнее ваших купонов туалетных. - Внезапно обиделся за страну и родные рубли Лешка. - Стакан сока налейте, пожалуйста.
Девушка долго ковырялась со сдачей и протянула ему толстую пачку засаленных синих украинских бумажек. Он рассовал их по карманам, даже не пересчитывая. И только после этого светловолосая спросила:
- Какого сока?
- Ананасового.
- Ананасового нет.
- Тогда яблочного.
- Яблочного тоже нет.
- А какой есть?
- Только виноградный.
- Зачем тогда спрашиваете, бляха медная! - разозлился Лешка. - Наливайте виноградный.
Она равнодушно поставила перед студентом запотевший, еще советского производства граненый стакан с божественной влагой. Сок был такой холодный, что немедленно заломило зубы, но пить хотелось так, что этот холод не помешал залпом опрокинуть стакан в себя.
- Повторите, пожалуйста! - Севшим голосом сдавленно произнес Лешка и протянул ей хохлятскую бумажку.
Она также флегматично налила в опорожненный стакан еще порцию. На этот раз Лешка пил наслаждаясь сладким, почти приторным вкусом сока.
- Скажите, как отсюда можно вниз спуститься?
- На канатке. - радушия в голосе барменши явно не наблюдалось. Редкий залетный в начале мая клиент не радовал ее богатым заказом французского коньяка или хотя бы массандровского вина.
- А где эта канатка? - надоедал ей Лешка.
- Выйдешь - увидишь. - Небрежно тыкнула она ему.
- Понятно. - Вздохнул в ответ студент. И следующий вопрос явно удивил королевну бара.
- А число сегодня какое, не подскажете?
- Осьмогу травня. - приподняла она брови.
- Чего? Какого еще травня?
- Мая по-москальски! - скрестила она руки на груди и вполне по-русски продолжила: - Еще будешь заказывать?
- Нет уж спасибо, а то еще оккупантом начнете называть! - буркнул он в ответ и, спустившись на по-прежнему пустой первый этаж вышел на жаркую улицу.
"Восьмое мая..." - подумал он. Оказывается целые сутки он был не то без сознания, не то в сознании, но... И за эти сутки умудрился пройти более сорока километров, от Мангупа, по Старой Ялтинской дороге на яйлу Главной гряды Крымских гор. И только вчера утром они втроем шли по долине к Эски-кермену. И только вчера они еще были живы. Неужели только вчера? От этих мыслей почему-то засаднила левая ладонь, он посмотрел на нее и увидел привет из вчерашнего дня - круглый, вспухшийся пузырем ожог.
И впрямь, сразу позади неприютного приюта торчали, незамеченные в начале, бетонные коробки от которых куда-то вниз уходили стальные тросы.
У билетных касс стояла группа санаторников, приезжавших сюда видимо на экскурсию.
Вместе с ними Лешка и попал в кабинку канатной дороги. Обнаружив, что за последние дни он отвык от людей, студент забился в угол кабинки. Впрочем, чистенькие, аккуратненькие отдыхающие тоже сторонились его - грязного, пахнущего дымом, потом и еще чем-то непонятным, нецивилизованным, а может быть и нечеловеческим.
Экскурсовод, типичная для работника культуры полноватая женщина в круглых в пол-лица роговых очках и волосами, затянутыми в сальный пучком неприязненно косилась на него всю дорогу, что не мешало ей вдохновенно, с легким привизгиванием в тысячный раз перевирать легенды об Ай-Петри.
- Вы уже знаете, что приставка "Ай-" переводится с греческого как "святой". Следовательно, "Ай-Петри" можно перевести как "Гора Святого Петра". Если вы обратите свое внимание на скалу, которая сейчас сзади и слева по ходу нашего спуска, то сможете разглядеть лик апостола Петра, который взирает сверху на благословенный всеми богами Южный берег Крыма.
Санаторники немедленно защелкали фотоаппаратами.
"А ведь можно перевести "Ай-Петри" и как "Святой камень" - проскочила мысль у Лешки. Где-то он читал, что Петр переводится с греческого именно как камень.
- ...По преданию апостол Петр посетил эти места и сам воздвиг крест на зубцах горы. Конечно же тот крест давно не существует, но если вы приглядитесь, то на одном из зубцов увидите, крест, поставленный местными альпинистами, как память о тех, то погиб на этих скалах.
"Молодцы какие!" - мысленно похвалил своих безымянных и неизвестных соратников Леха.
- Но есть и другие легенды о происхождении названия этой горы - жемчужины Крымских гор. Например, такая, шутливая. Однажды полюбили друг друга русский юноша Петр и татарская девушка Гюльнара. Но родители их были против брака мусульманки и христианина. И тогда бурной ночью они решили вместе броситься с горы, чтобы уйти из этого негостеприимного для любви мира. Они поднялись на зубцы и девушка прыгнула с утеса, но юноша испугался и не полетел вслед за возлюбленной. И она крикнула ему с укором: "Ай, Петри, как ты мог меня оставить!". С тех пор гору и стали называть в честь трусливого Петра.
- Дурь какая! - не сдержавшись воскликнул Лешка. Отдыхающие с антипатией покосились на него, а экскурсовод обиженно сказала:
- Вам не понравилась легенда, молодой человек?
- Конечно, нет! - горячо ответил ей студент. - Разве могли бы люди назвать гору в честь труса? Это первое. Второе - эти влюбленные, что они сбежать не могли? И, наконец, третье - почему это трусом оказался именно мужчина, да еще и русский? Ничего себе шуточки! А почему не украинец, не еврей, не грек?
Кто-то из группы засмеялся, а кто-то покрутил пальцем у виска.
- Ну это же просто легенда, молодой человек! - защищаясь, ответила тетушка. - И потом, вы же не из экскурсионной группы, поэтому стойте и помалкивайте!
Ошарашенный неожиданным аргументом Лешка и впрямь замолчал.
А тетенька, грозно поведя вислой грудью, продолжила знакомить санаторников с горой:
- Родился массив Ай-Петри, как и весь горный Крым, из громадного океана Тетис, шумевшего здесь 200 миллионов лет назад в триасовый период. Много раз этот участок суши выходил из-под уровня моря. Его разрушали природные силы, а потом он снова тонул в морской пучине. На дне откладывались пески, уплотнялись глина и песчаники, а известковые илы превращались в известняк. В нем можно увидеть окаменелости в виде трубочек и веточек -- это ископаемые кораллы. Сама же вершина и зубцы Ай-Петри представляют собой огромный коралловый риф, мощность его превышает 600 метров. Так велик он оттого, что дно древнего моря медленно опускалось, и кораллам, неподвижным морским животным, жившим всего в нескольких метрах от поверхности воды, где много света и кислорода, приходилось "достраивать" свои башни. Через тысячелетия начался новый подъем, и колония кораллов прекратила свою жизнедеятельность. А зубцы Ай-Петри появились от выветривания. Вершина красавицы возвышается на 1234 метров над уровнем моря. С этой высоты Черное море просматривается вдаль на 135 километров, к сожалению, Турцию не видно. - Шаблонно шутила она. - Зубцы Ай-Петри -- как ощетинившаяся спина мифического дракона, прикованного к вершине для ее охраны.
Наконец "жемчужина Крымского побережья" вознеслась ввысь, но тетушка ни на минуту не остановилась, продолжая водить руками над красотами побережья:
- Сейчас мы с вами проезжаем леса знаменитой крымской сосны. Воздух ее столь целебен, что больных туберкулезом и легочными заболеваниями привозили в эти леса. И, самое удивительное, что они излечивались. Ученые современности разгадали загадку сосны, обнаружив, что ее фитонциды губительно действуют на возбудителей этих заболеваний.
- Так уж прямо и все выздоравливали? - протрубил чей-то недоверчивый бас.
- Все! - гордо сказала экскурсовод, как будто она сама высаживала эти сосны на склонах гор.
- Особенно Чехов. - Пробурчал сам для себя Лешка. Но, его, слава Богу, никто не услышал, а то бы высадили, на фиг, на промежуточной станции канатной дороги, называвшейся, кстати, "Сосновый бор".
После пересадки, тетушка показала груды камней и назвала их развалинами старой римской дороги, а затем она похвасталась чахлыми кустиками знаменитых крымских виноградников.
Наконец, они прибыли и Лешка, устав от экскурсионного треска, с облегчением вывалился из кабинки. Воздух ошеломил его. Здесь было гораздо жарче, чем наверху, но самое главное, это был запах. Непередаваемый никакими словами запах кипарисов, магнолий, роз, можжевельников, лавров и моря.
Запах Крыма.
Отдыхающие шумной цыганской толпой уселись в "Икарус", а он, в гордом одиночестве перейдя дорогу, увидел стоящую на обрывчике ротонду. Зайдя в нее, он сел на лавочку уставился на солнечные блики, игравшие на воде и задумался - а что делать дальше?
И вновь безнадежная тоска, развеянная было на Ай-Петри навалилась на него. Его вновь затрясло от воспоминаний, тяжесть сдавила его грудь и знакомые вибрации пронзили мышцы. Мир поплыл в никуда, солнце закружилось вокруг резко заболевшей головы, тошнота вновь подступила к горлу. Он попытался встать и это, неожиданно получилось, и все вернулось на круги своя. Остался только легкий озноб. И снова заныла ладонь.
Тогда он закурил и начал считать затяжки. Если их будет нечетное количество - пойдет направо, четное - налево.
Вышло девять. Лешка повернулся лицом к сверкающему морю и зашагал по дороге вправо. Минут через пятнадцать он вышел к зданию, изображавшему средневековый замок.
"Воронцовка!" - обрадовано вспомнил он. Через узкий проезд он вошел во внутренний дворик. Странно, но людей здесь не было. Он подошел к билетным кассам музея, но и за окошком было пусто. Одна из дверей, как раз та, через которую обычно запускают туристов, была распахнута настежь. Лешка осторожно шагнул внутрь и тихо позвал: "Эй!". Никто ему не ответил. Поколебавшись, он все же надел бахилы, чтобы не испачкать раритетный дубовый паркет грязными кедами.
Первой комнатой была, кажется гардеробная. Длинная шеренга высоких в два человеческих роста шкафов накренившись разглядывала пришельца в замызганных джинсах и рваной штормовке. Шелест бахил расползался по углам, скрипел паркет, шторы подымали вековую пыль вслед за Лешкиной спиной.
Войдя в когда-то парадный кабинет графа Воронцова, а ныне зал музея, Лешка встретил нахмуренные взгляды висящих на стене портретов. Полуулыбчатый граф брезгливо отвернул от вошедшего острый аристократический нос. Сиятельные князья и полководцы старательно не замечали студента и тогда он показал императрице Екатерине Второй язык. Она небрежно повернула к нему свой двойной подбородок, свысока посмотрела на студента и тоже высунула свой язычок. За окном резко потемнело, в камине вспыхнул огонь, красным окативший комнату, а чугунная лошадь под не менее чугунным Наполеоном забила копытом. Лешка рефлекторно отшатнулся. Князь Воронцов хлопнул неслышно в ладоши и чьи-то торопливые шаги загрохотали в гардеробной. Студент не стал дожидаться слуг рисованных хозяев, он выскочил через бывший будуар хозяйки в голубую гостиную, где сам по себе играл "Лунную сонату", прихлопывая в такт крышкой, рояль. Белые, неповторяющие друг друга цветочки на потолках и стенах вдруг сплелись в тугую завязь, через сито которой угадывалось безглазое плачущее лицо молодого, но истерзанного до морщин жизнью мужчины.
Лешка выскочил в зимний сад, намереваясь выскочить на южную террасу дворца. Но свисавшие с потолка лианы уронили свои змеиные головы и засвистели на него. На свист повернулась скульптура девочки и кокетливо заулыбалась. Обнаженные нимфы попытались спрятаться в густых зарослях оранжереи, а хозяин гарема, мраморнолицый Аполлон грозно замахал руками на чужака.
Слева кто-то заухал и булькающее захохотал.
Лешка отскочил от кривляющегося безрукого старикашки, чрезвычайно похожего на обезьяну. "Вольтер" - пульсировала гнойно-желтая надпись под бюстом. Лешка осторожно обошел скалящийся бюст французского атеиста, но из воды выпрыгнуло несколько зубастых золотых рыбок и вцепились в икры студенту. Он отпрыгнул было в сторону, но тут безобразный старик вцепился металлическим ртом ему в руку, а в голову клюнула змеиным жалом ожившая лиана.
Лешка с трудом вырвал штормовку из пасти философа, оставив клок ткани в его зубах и упал на пол, уворачиваясь от ударов зеленых змей. Оторвав от ноги маленьких золотых пираний, он прополз по клетчатому сине-белому полу в английскую столовую.
Там горели камины, огромный стол был накрыт белоснежной скатертью, на которой стояли разноцветные бутылки, серебряные блюда с всевозможными закусками - здесь лежал и запеченный целиком молочный поросенок, и целые горы жареной птицы, и ломтями нарезанный осетр. Во главе стола сидел в роскошном костюме эпохи Екатерины Второй мужчина. Под напудренными щеками и тщательно завитым придворным куафером париком Лешка не сразу узнал своего куратора.
Тот сделал широкий, приглашающий жест за стол. Лешка встал и, брызгая мелкими каплями крови на сверкающий чистотой пол, сел с другой стороны стола.
И тут, с незамеченного до этого, дубового балкона над одним из каминов, по-цыгански взревел оркестр скелетов в попугайчатых зелено-желтых костюмах:
- К нам приехал, к нам приехал, Ааалексеееей наааш дааааааараагооой!
После сего вдохновляющего взрева скелеты сухо щелкнули челюстями. Наступила мертвая тишина, которую спустя мгновение нарушил Владимир, играющий роль хозяина:
- Изволит ли сударь вкусить скуднейшее наше угощение?
- Да уж пожрал бы чего... - как можно грубее ответил Лешка. - Да боюсь глаза мне отводишь.
- Как изволит ваша сиятельная осторожность! - манерно развел руками Володя и подцепил двузубой вилкой пару маленьких жареных комочков - то ли вальдшнепов, то ли куропаток, а может вообще перепелов. При этом кружевной манжет Володиного рукава залез в соусницу с красной подливой, но "его сиятельство" этого не заметил в порыве напускной "изячности". Вместо этого, он щедро плеснул себе вина в хрустальный бокал, но сделал это так неудачно, что струя, ударившись о стенку бокала, выпрыгнула на чистейшую дотоле скатерть.
Лешка фыркнул над неуклюжестью Володи.
Тот подозрительно посмотрел на студента и, совершенно случайно, с его вилки мясо свалилось прямо на манишку, оставив жирнейшее пятно. Лешка не выдержал и громко засмеялся, хотя нет, заржал во все горло. В этом смехе выплеснулось все напряжение последней чудовищно нереальной недели. Но Володя этого не понял, хотя правильно принял поверхностную причину смеха на свой счет.
- Что смеешься как дикий вепрь, вьюнош?
- Бабушка... моя бабушка... - заливисто задыхался Лешка.
- Что бабушка? - смотрел исподлобья Владимир.
- Бабушка раньше говорила... - растирая слезы по грязным щекам, всхлипывал Леха.
- Что говорила? - грозно стукнул вилкой по столу Владимир, но попал по краю фарфоровой тарелки, которая при этом треснула, а рыба, подпрыгнув, заскакала по полу.
При виде этого Леха заржал еще сильнее. С большим трудом он справился с приступом, и, наконец, выдавил из себя:
- Бабушка раньше говорила: "свиням культуры не привить"! - и снова заржал.
Володя злобно оскалился, но тоже справился с эмоциями и вежливо посмеялся:
- Не "свиням", а "свиньям".
- У меня бабушка была неграмотная, она говорила "свиням".
- Ишь ты, а про культуру знала.
Лешка, слегка успокоившись, пожал плечами в ответ.
Володя увлеченно обсасывал маленькие птичьи косточки с таким аппетитом, что бедный Лешкин желудок скрутился в трубочку и забурлил на всю столовую.
Теперь настала очередь Володи смеяться:
- Поешь! Когда еще такой вкуснятины попробуешь! Ишь, как живот урчит. Небось кишка кишке бьет по башке?
- Нет, спасибо. Что-то не хочется.
- Да перестань, все по-настоящему.
- Не может быть у тебя все по настоящему, Белиал.
- О, как! - удивился Володя. - Ты откуда имя узнал?
- Память у тебя, как у девицы на выданье. Так тебя твой начальник называл, как его Самаэль, что ли?
- Он мне не начальник. - Протестующе поднял руки Володя.
- Я уж не знаю, кто кому у вас начальник. Да мне и наплевать на это.
- Наплевать ему... Ишь, расплевался. Ну пора к делу. - Отложил приборы Белиал. - Ты с честью прошел испытание. Конечно, никакой карты не существует, и ваш поход был всего лишь экзаменом, в котором мог выжить только сильнейший. Вот лично я ставил на тебя, а Самаэль на твою подругу, как ее, Аню, что ли? Я выиграл! Внесите меч! - неожиданно рявкнул он.
В залу вошли двое корявых уродцев - большелапых, с межпальцевыми перепонками на руках и ногах, но с невероятно маленькими безносыми головами. Они почтительно несли позабытый Лешкой в подвалах Эски-Кермена меч.
- Встань, любезный на колени, - обратился он к Лешке. - Я тебя в следующую ступень посвящу.
Лешка же развалившись на стуле, скрестил руки и ноги:
- Володя, ты с какого балкона рухнул? Ты что, не понял? Я тебе больше не верю! Ты обманывал нас с самого начала, так?
- А мне все равно, веришь ты мне или не веришь. Ты дал клятву служить делу света до абсолютной смерти, а в случае предательства тебя ждут вечные муки. Твоя жизнь принадлежит мне. Понял? - Белиар щелкнул пальцами и уродцы, подобострастно кланяясь, исчезли, пятясь в темноту дворца. А меч остался висеть на невидимых нитях, прямой и холодный, ровно судьба, разрубившая Лешкину судьбу на две неравных части - до и после.
- Я где-то читал, что клятва полученная обманным путем недействительна.
- Мало ли что ты читал? Главное, что ты сделал! А сделал ты много! За тобой три убийства. Ты маньяк. Место тебе в психушке или тюрьме. Так что не ломайся, а прими мою волю.
- Нет. - Твердо ответил Алексей.
- Я тебя столько раз спасал... Вспомни сам! В детском саду кто тебя вытащил? А во Владимире? А в электричке? Наконец, албасты от тебя отвел! - сменил тактику Володя.
- Знаешь, Белиал, мне кажется, что это не ты был?
- А кто тогда?
- Тот, кто сильнее тебя.
- Много чести для тебя, чтобы Он обратил внимание на начинающего колдуна.
- Что за "Он"?
- Тот, кто несет свет истинного!
- Знаешь, что Белиал... Я ведь знаю, почему ты назвался чужим именем! - сменил тему Лешка.
Владимир вопросительно посмотрел на него:
- Ты назвал себя: "Владеющий миром". А это значит, что ты князь мира сего - слуга сатаны.
И тут Белиал не выдержал:
- Я ничей слуга, я сам себе князь! - лицо его почернело, глаза ввалились, он распахнул руки, покрытые обугленными когда-то перьями, облик добродушного Володи потрескался и рассыпался по паркету. Стол затрясло, несколько бутылок попадало на пол, канделябры свечей вспыхнули ослепительным светом и огонь шумно полыхнул в каминах, когда Белиал взмыл невероятным, под самый потолок ростом. Он распахнул свой черный плащ и Лешка увидел, что тела у демона нет, лишь беспросветная бездна пространства и времени притягивала взгляд невероятной глубиной, словно ты стоишь на краю пропасти в горах, и она тянет к себе, и кружится голова, и от этого слегка подташнивает. И стоит сделать только один шаг, только один маленький шажочек и ты воспаришь как птица и бездна примет тебя, примет своего блудного сына в исполинские объятия...
- ДА! ЭТО БЫЛ Я! - прогрохотал ледяной голос. - ЭТО Я ПРИШЕЛ!
И вот, вместо огромной фигуры черного ангела стоял уже тот самый, похожий на монаха из фильмов ужасов, с лицом, закрытым коричневым капюшоном. Мгновение и фигура ночного кошмара превратилась в маленького черного бесенка:
- Ой, мне нельзя здесь быть. Мне быть надо в другое место! - пропищал он и нырнул под стол.
Через мгновение оттуда поднялся разноглазый голем, деревянно замахавший руками:
- Прриветт, мы ттотт ктто естть всттрреча вы.
И тут у гуманоида что-то хлопнуло внутри и он развалился на глиняные пыльные черепки, которые тут же, превратившись в пауков, разбежались по углам. А за столом уже сидела вампиресса Таня-Гелла в розовом полупрозрачном пеньюаре, игриво поводя обнаженными плечиками:
- Я таким тебе больше нравлюсь? - он отвела плечи назад, выпятив грудь и тело ее лопнуло, словно по шву. Из чернеющей трещины высунулись медные когти, с хрустом разодрали тело и вот уже седые космы албасты зашевелились в наэлектризованном воздухе.
- Я же говорил тебе, что законы магии нельзя нарушать! - грустно посмотрел на Лешку Тенгиз, в которого трансформировалась Джаныке, и погрозил Лешке пальцем. От этого жеста, остальные пальцы посыпались на пол, из шеи и плеч, лопая пленку кожи вылезли две головы и вот уже чудище с вершины Мангупа хищно слизывало с тарелок и скатерти мясные крошки.
Парад монстров не занял и минуты, и вот уже былой Володя, в грубом свитере хемингуэевской вязки под горло, кристально синими глазами и светло-русой бородкой, снова сидел за столом.
- Это все был я! Считай, что ты прошел через суровую школу выживания.
- Значит это ты убил ребят?
- Нет. Это ты убил их. Но при удобном случае, кто-то из них убил бы тебя.
- Где они сейчас?
- В аду. - Небрежно пожал плечами Белиал. - А где же еще им быть, они же дали клятву верности.
- Но они давали клятву служить силам света! Что это за свет такой?
И Белиал захохотал. Захохотал так, что упало несколько бокалов со стола.
- Ох, как я люблю это время, это безграмотное поколение! - отсмеявшись сказал он. - Как прекрасен мир невежества! Несущий свет - это Люцифер! Так переводится на латынь "светоносец". Вот истинный бог мира сего, вот я чей слуга, а не какого-то Самаэля.
- Значит... я дал клятву... служить делу Люцифера?!? - Лешку вновь стало покидать чувство самообладания.
- И потому ты будешь уничтожен или будешь служить Ему и Мне!
"Дедушка Николай, помоги!" - вдруг вспомнил он то ли вчерашнюю, то ли сегодняшнюю встречу.
- Бесполезно. - Фыркнул Белиал. - Твой Санта-Клаус не поможет тебе. Потому что Санта-Клаус это я.
И вновь неосязаемый ветерок пронесся по залам дворца, и из-за стола встал тот самый дедушка в белой рубахе до пят:
- И это тоже я был! - ласково, как там, на поляне, произнес он.
Лешка растерялся. И схватился за голову - как же так? Он вновь доверился, и вновь был жестоко обманут.
Дедушка противно засмеялся мелким бесом, словно горох рассыпали по паркету.
- Служи мне или умри! - бездонные его глаза впились словно когти в лицо Лешке.
- Знаешь, что... Если все обман... Если нет никакого света и никакой тьмы... Если все едино, что наверху, что внизу... Если дьявол несет свет... Если ты притворяешься добрым, но убиваешь моими руками... Значит я выбираю смерть.
Белиал, вновь принявший облик Владимира, довольно кивнул:
- Ну что ж, хоть поем нормально! - и он щелкнул пальцем, и хрустальная посуда превратилась в глиняные черепки, а белоснежная скатерть в грязную мешковину, по которой ползали в нечистотах мухи, тараканы и пауки.
- Я же говорил, что ты опять врешь. - Встал Лешка.
- Я всегда вру, ибо это моя сущность.
- Значит у тебя нет сущности. - Пожал студент плечами. - И никогда не будет, потому что ты паразит, который живет за счет людей. Ты просто глист, которого когда-нибудь кто-нибудь вытравит. И никогда тебе не быть выше Самаэля. Потому что среди глистов не бывает королей.
У Белиала полыхнули было красным глаза, но он тут же засмеялся:
- Пытаешься меня разозлить, чтобы смерть была легкой? Ошибаешься! Я буду долго, очень долго, целую вечность наслаждаться твоими мучениями.
Он взлетел и всем телом, одновременно и невесомым и невероятно тяжелым, сбил студента с ног. Затем он навалился на несопротивляющегося юношу, легко раздвинул зажмуренные Лешкины веки и черным дымом, сквозь зрачки, демон исчез в теле человека....
- Молодой человек! Молодой человек! - кто-то тряс Лешку за плечо. - Вы что! Здесь же нельзя сидеть! Это же музейный экспонат!
Чья-то неуклюжая сила повернула Лешкину шею. Полуослепшими от нахлынувшего света глазами он разглядел силуэт музейной смотрительницы, возмущенно наклонившейся над ним, сидящим за блистающим лакировкой столом.
- Карга старая, иди в ..., на ... твои приказы. - Хриплым чужим голосом откликнулось горло.
- Что? - возмущенно всплеснула руками старушка. - Нет, вы посмотрите, какое хамство!
Тело его приподнялось словно само собой и шатаясь на несгибающихся ногах вышло на солнечный воздух.
"Повеселимся?" - прозвучал голос в голове. И тело само зашагало на парадную лестницу южного, мусульманского фасада Воронцовского дворца, где когда-то христианский князь украсил свой дворец шестикратной переплетающейся надписью: "Нет победителя, кроме Аллаха!"
Чистенькие, аккуратные люди в шортах и белых футболках осторожно отходили с пути грязного, всклокоченного парня с дикими глазами. Лешка не чувствовал своих ног, рук, лица, шеи. Он мог только видеть и слышать. И он увидел, что по телам знаменитых мраморных львов пробежала дрожь, они повернули головы и скрежещуще, каменно зарычали на него. Они попытались подняться с постамента, но мрамор плотно держал их косматые тела. Наконец один из львов отодрал лапу с насмерть приделанным к ней шаром и яростно завыл то ли от боли, то ли от гнева, так что эхо пронеслось над морем и горами.
Чей-то ребенок заплакал глядя в слепые глаза ожившей скульптуры, и Лешка, собрав все свои мыслимые и немыслимые силы попытался шагнуть между статуей и девочкой. Но чужая воля внезапно отпустила его, мышцы расслабились и он рухнул на гранитные ступени прямо перед ребенком, разбив в кровь нос. Девочка завизжала с испуга и несколько мужчин навалились на Лешку, скрутили ему ремнями руки, а еще через несколько секунд острая игла вонзилась в предплечье, и мир поплыл, небо упало в воду, перевернулись зубцы Ай-Петри, раздвоились, растроились и переплелись в трещинку на граните и чей-то голос захохотал внутри груди. Чьи-то смутные тени замелькали в глазах, чьи-то голоса бубнили в забитые уши, кто-то обшаривал его онемевшую кожу.