ПРОЛОГ

Они сидели и ждали. Самодельная печка пылала жаром, но холод, наступающий со всех сторон, был сильнее. При каждом выдохе изо рта шел пар, стены покрылись толстым слоем наледи, а спины скафандров украсились ледяными кристаллами, необычно длинными и тонкими, не такими, как на Земле. Интересно, почему они здесь такие необычные – из-за низкой гравитации или какие-то примеси в воздухе так влияют? Впрочем, какая разница? Ответ на этот вопрос так и останется тайной, потому что пребывание людей на Мимире вот-вот закончится. Либо они выберутся с умирающей станции, либо она станет их братской могилой.

– Что-то Иоганн с Алексом давно не возвращаются, – пробормотал Саша.

Юити гневно зыркнул из-под насупленных бровей, он явно собирался сказать что-то резкое, но сдержался. Видно, что из последних сил сдержался, нервы на пределе, не дай бог, сорвется. Странно, что он все еще держится после стольких смертей…

– А знаете что, ребята? – неожиданно сказала Маша. – Я вот о чем подумала: а что, если там, внизу, в океане под нами, живут разумные существа? Не бактерии, как на Европе, а настоящие разумные существа?

– Очень актуальная тема, – прокомментировал Рик. – Сейчас замерзнем все на хрен, а ты о разумных существах разговор завела.

– А по-моему, очень хорошая тема для беседы, – сказал Генрих. – Хотя бы на время от дурных мыслей отвлечемся.

– Так вот, – продолжала Маша. – Представьте себе: глубоко-глубоко под нами, подо льдом, в теплой воде плавают разумные осьминоги…

– А почему осьминоги? – спросил Рик.

– А кто же еще? – удивилась Маша. – Самая естественная форма для подводной разумной жизни. Мозг, руки, глаза…

– Глаза – это вряд ли, – перебил ее Генрих. – Сама подумай, откуда там свет? Скорее, эхолокация. Спермацетовая подушка в голове, как у кашалотов, и что-нибудь вроде фазированной решетки, чтобы фокусировать взгляд на заданной точке, не меняя положения тела.

– Если нет света, откуда возьмутся растения? – спросил Рик. – А если нет растений, откуда кислород?

– Жизнь может быть и без кислорода, – сказал Генрих. – На Земле, на дне океана, вокруг подводных вулканов жизнь прямо-таки кипит. Бактерии разлагают сернистые соединения, этими бактериями питаются инфузории, черви… Есть даже свои аналоги растений – такие черви сидячие, внутри них бактерии-симбионты живут.

– Но разумная жизнь там вряд ли заведется, – сказал Рик.

– Это да, – согласился Генрих. – Но мы просто фантазируем. Забавная модель получается, кстати. Что у этих осьминогов будет вместо огня, как думаешь, Маша?

– А зачем им огонь? – спросила Маша. – От хищников они могут прятаться в пещерах и всяких расселинах, осьминог – такая тварь, что в любую щель пролезет.

– А что они делают, чтобы пища не портилась? – спросил Генрих.

– Не знаю, – сказала Маша. – Может, у них есть пленка какая-нибудь, в которую можно мясо заворачивать. Какие-то земные моллюски что-то подобное, вроде, выделяют.

– А вместо собак – акулы, – подал голос Саша.

– А почему бы и нет! – поддержал его Генрих. – Только акулы здесь будут умнее, чем собаки на Земле. В океане звуки распространяются дальше, общаться намного удобнее. Если уж у земных дельфинов речь почти сформировалась, то в симбиозе с настоящими разумными существами…

– Они тоже обретут разум, – подхватила Маша. – Как красиво – осьминоги и акулы живут в гармонии, осьминоги трудятся, акулы охотятся… Представляете, там, внизу, прямо сейчас какой-нибудь осьминожий юноша признается в любви…

– Это вряд ли, – сказал Генрих. – У большинства головоногих половой акт единственный в жизни, после спаривания самец умирает, а самка перестает есть, забивается в какую-нибудь расщелину и сидит там неподвижно на яйцах, пока дети не вылупятся. А потом тоже умирает.

– А дети съедают ее тело, – добавил Рик.

– По-моему, нет, – сказал Генрих. – Если я ничего не путаю, так только у пауков бывает.

– Какая гадость! – с чувством произнесла Маша.

Саша мерзко захихикал.

– Интересно, эти осьминоги заметили взрыв нашего энергоблока? – спросил Рик.

– Да уж наверное, – усмехнулся Генрих. – Основная ударная волна ушла вниз, а сквозь лед и воду она проходит легко, не как через воздух. Думаю, до самого дна дошла. А то ли еще будет через пару дней…

– А что будет? – заинтересовался Юити.

– Корпус станции поврежден в нескольких местах, – сказал Генрих. – Горячая вода из энергоблока размывает лед. Не знаю, насколько интенсивно идет этот процесс, но раз мы уж фантазируем… Допустим, он идет ОЧЕНЬ интенсивно. Тогда через несколько дней в ледяной коре образуется туннель, который соединит нижние этажи кладовых с океаном Мимира.

– И все дерьмо посыплется вниз, – захихикал Саша.

– Ага, – кивнул Генрих. – И эти осьминоги будут вертеть в своих щупальцах наше барахло, и смотреть на него задумчиво своими антеннами…

– И молиться, потому что будут думать, что это бог послал, – подхватил Рик.

– Там, внизу, целая коробка с электрошокерами на складе валяется, – вспомнил Саша. – У осьминогов появится супероружие.

– Нет, – покачал головой Генрих. – Настоящим супероружием у них станет меч Юити.

Юити рассмеялся, встал и сказал:

– Пойду-ка, сброшу его вниз, в пролом. Мне от него пользы уже не будет, а осьминогам, глядишь, пригодится.

Захлопнул шлем скафандра и вышел из комнаты. Через открытую дверь дохнуло холодом.

– Спасибо, Маша, – сказал Генрих. – Ловко ты с этими осьминогами придумала. У Юити такое лицо было, я уже начал бояться за него.

– Лучше бы ты за нас начал бояться, – сказал Саша. – Он нас всех чуть не поубивал, самурай хренов…

– Не всех чуть не поубивал, а тебе люлей навешал, – уточнил Генрих. – За дело, между прочим. Так что лучше сиди и молчи в тряпочку. А то ишь, челюсти кровоточить перестали – сразу осмелел…

– А знаете, что с этими осьминогами будет самое забавное? – спросил вдруг Рик. – Если в этот пролом силовой кабель провалится. Не основной канат, конечно, а какой-нибудь второстепенный кабель. Если он дотянется до дна и начнет закачивать туда энергию из атмосферы Одина…

– Для осьминогов это будет не забавно, – сказал Генрих. – Это станет для них настоящей катастрофой, почти конец света.

– Хотела бы я посмотреть фильм об этих осьминогах, – сказала Маша. – Представляете, вначале боги посылают им чудесные дары, а потом насылают стихийное бедствие. Как это отразится на их культуре?

Рик саркастически усмехнулся и сказал:

– Научная парадигма мировоззрения придет на смену мифологической.

Саша глупо хихикнул и сказал:

– Киргуду.

Очевидно, он не понял того, что сказал Рик, и решил, что тот пошутил, произнеся заведомую бессмыслицу.

– Вот дурак, – пробормотала Маша.

Генрих не обратил внимания на Сашину реплику и Машин комментарий, вместо этого он ответил Рику:

– Смена парадигм – это едва ли. Когда у нас на Земле извергся Везувий, римляне не начали резко изучать геологию, наоборот, стали больше богам молиться. А вообще, идея интересная. Я бы не отказался понаблюдать за этими осьминогами, если бы это было возможно.

– А я бы не отказался убраться побыстрее с этой поганой планеты, – заявил Саша.

– Это не планета, а спутник, – поправил его Генрих.

– Плевать, – сказал Саша и осекся, потому что дверь открылась и в комнату вошел Юити.

Он откинул шлем скафандра, и стало видно, что он улыбается.

– Отправил вниз небесный дар, – сказал он. – От нашей цивилизации вашей цивилизации, пользуйтесь, типа.

– В шахту не ходил? – спросил его Рик.

– Не ходил, – покачал головой Юити. – Если Иоганну потребуется помощь, он позовет, а раз не зовет – так незачем отвлекать его от работы. От нас сейчас ничего не зависит. Давайте лучше еще об осьминогах поговорим.

Однако эту идею никто не поддержал, тема беседы исчерпала себя. Они снова сидели и ждали, с каждой минутой в комнате становилось чуть-чуть холоднее, а шансы на спасение становились чуть-чуть меньше. Мелькнула предательская мысль: а что, если Иоганн решил спастись сам, а их бросил на верную смерть? Нет, рядом с ним Алекс, он никогда не позволит совершиться такой подлости. Или все-таки позволит?…

Маша вздохнула и опустила голову на колени. Она сидела и ждала. Юити прав, от них сейчас ничего не зависит. Им осталось только одно – сидеть, ждать и надеяться.

 

Краткое и немного занудное, но абсолютно необходимое предисловие

Вашему вниманию предлагается очень странная книга. Все ее персонажи – негуманоиды, обитающие в совершенно чуждом нам мире и ведущие совершенно чуждый нам образ жизни. Вместо зрения у них эхолокация, вместо рук – щупальца с присосками, у них ни ног, ни хвоста, есть только голова, мантия и щупальца. Их представление о любви кардинально отличается от нашего, потому что у них любовь всегда становится предвестником смерти. Они очень необычные существа, живущие в очень необычном мире.

Чтобы не ввергать читателя в излишнее недоумение, многие предметы, явления и понятия подледного океана Мимира называются в книге привычными нам именами. Однако следует понимать, что акулы, барракуды, тунцы и креветки этого мира – вовсе не привычные нам обитатели моря, это совершенно другие животные, просто немного похожие. Наверное, более правильно было бы писать вместо "акула" "кракронгмцтк", а вместо "барракуда" – например, "ткунсгнумцбрщ", но тогда редкий читатель смог бы осилить больше двух-трех страниц такого текста. По той же причине все персонажи носят человеческие имена и измеряют время в часах, минутах и секундах. Если кому-то из читателей это кажется странным – можете мысленно подставить вместо нары, минки и секади по собственному вкусу.

Все имена персонажей вымышлены, все совпадения случайны, и вообще, как говорили Паркер и Стоун, этот текст нельзя читать никому.

Некоторые слова и выражения, имеющие неочевидный смысл, при первом появлении в тексте выделены курсивом. Смысл этих слов и выражений разъясняется в глоссарии, приведенном в конце книги. Однако каждый раз обращаться к глоссарию вовсе не обязательно – читателям, немного знакомым с биологией, будет интересно разобраться в мимирской жизни самостоятельно. Кое-где в тексте попадаются концевые сноски, ими помечены фразы, которые могут ввести в недоумение отдельных читателей. В частности, там разъясняется то, чем в действительности являются загадочные предметы, упавшие с мимирского неба.

Возможно, некоторые читатели предпочтут вначале полностью прочесть этот глоссарий, а затем уже перейти к основному тексту книги. Другим читателям будет более интересно не получать все знания о Мимире на блюдечке с голубой каемочкой, а постепенно проникаться бытием этого мира по мере чтения. Решайте сами.

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ. РАЗЛОМ

1

Вначале не было ничего, но ничто породило нечто, и это нечто был Джа. Джа набрал пустоту в мантийную полость и дунул, и выдунутое стало водой. Джа простер руки вверх, и стало небо, Джа простер руки вниз, и стала земля. И сказал Джа, что это хорошо.

И стал Джа плавать вверх и вниз, вперед и назад, влево и вправо, и утратила вода покой и неподвижность, и сформировались в ней вихри и течения. Но безвидна и пуста была вода, и сказал Джа:

– Пусть в земле возгорится неугасимый огонь, и пусть он вздымается к небу столбами теплых течений, и пусть океан перемешивается!

И стало так, как сказал Джа, и решил Джа, что это хорошо.

И посмотрел Джа на мир, который сотворил, и решил, что в мире должно быть время. И сказал Джа:

– Пусть будут приливы и отливы, большие и малые, пусть течения меняют направление и возвращаются на круги своя, и пусть будут дни, и часы перемен между днями!

И стало так по слову Джа. И подземный огонь поднимал к небу теплые столбы, и текла вода в соответствии с вечными путями и с временем дня.

И заметил Джа, что вода по-прежнему пуста и безвидна. И населил ее Джа креветками и коловратками, рачками и плавунцами, и плавучими лентами, и всякой гнилью и гадостью. И посадил на земле вокруг вулканов растения и устрицы. И повелел Джа растениям следить за водяными течениями, принимать теплую воду и избегать холодной, и наполнил Джа воду вулканов питательной гнилью. И сотворил Джа червей и рыб, больших и малых аммонитов, и других тварей, и поселил в теплых водах кильку и макрель, а в холодных водах – стремительных акулов, могучих длинноруких великанов и ужасных протосфирен. И повелел Джа всем тварям плодиться и размножаться. И окинул Джа улучшенный мир, и решил, что это хорошо.

Текло время, и текло оно по воле Джа. В жерлах вулканов рождалась гниль, и давала она корм растениям и устрицам, и давали растения и устрицы корм рыбам и аммонитам, а рыбы и аммониты давали корм акулам и великанам. И плодились и размножались все твари, и приходили отливы и приливы в положенное время, и гремел небесный гром, и глядел Джа на плоды трудов своих, и то, что видела его антенна, вселяло радость в его мозг и сердце. И снова сказал Джа, что это хорошо.

И тогда захотел Джа завершить свое творение. Захотел он сотворить существо по собственному образу и подобию, способное видеть и говорить, плавать и есть, охотиться и трудиться. Захотел Джа, чтобы лучшее творение его было мудро и понимало пути сущего, и сказал он:

– Пусть живут в моей воде люди, подобные мне, пусть у них будет большая голова, и пусть растут из их туловища восемь рук с присосками, и могучий роговой клюв, и пусть будут люди сильными, ловкими и умными!

И стало так, и стали жить в воде первые люди, и имена их были Джон и Дейзи.

В склоне большой скалы Джа показал им пещеру и объяснил, как в ней жить. Объяснил, как украсить стены ракушками и пленкой, как рассадить у входа сторожевых актиний, как прогонять из пещеры несъедобных рыб и как есть съедобных. Джа научил людей охотиться на разных рыб, бросаться на них из засады, пользуясь силой течения, обнимать туловище и душить, затыкая жабры руками. Также Джа научил их добывать устричную пленку и заворачивать в нее добытое мясо, чтобы оно не портилось. И еще научил их Джа вить веревки из растительных волокон и плести из этих веревок сети, и ловить сетями аммонитов, и варить их в жерле вулкана, а потом вычерпывать мясо из раковины и заворачивать каждый кусок в пленку, чтобы не испортилось. Люди охотно учились, и вышло так, что Джон стал более искусен в охоте, а Дейзи – в добыче пленок, витье веревок и других подобных делах. И с тех пор повелось, что мужчина плавает во внешней воде и охотится, а женщина сидит в пещере и выполняет домашнюю работу.

Джон был отличным охотником, нет в наше время охотников, равных ему. Никто не умеет, подобно ему, прятаться, скукожив антенну, в молодой коралловой поросли на склоне, омытом восходящим течением, и внимать текущей воде одной только кожей и присосками на ней. Джон умел так делать, и когда большая рыба неосторожно проплывала рядом с ним, кожа Джона сообщала его мозгу, что пора совершать бросок, и отталкивался он от скалы всеми восемью руками и выбрасывал воду из мантийной полости. И мчался наперехват, как самая быстрая барракуда, и ожившая антенна его озаряла воду фиолетовым сиянием, и страх сжимал рыбьи сердца и сфинктеры, и бросались рыбы в разные стороны, но для одной из них было уже поздно. Джон охватывал ее поперек тела четырьмя задними руками, двумя средними руками сжимал жабры, а передние руки засовывал в жаберные щели, левую руку в левую щель, а правую – в правую. И узнавала рыба, что пришла ее смерть, и начинала биться и извиваться, и пыталась разбить Джона о скалу, но течение выносило их в холодные воды, и умирала рыба. И приносил ее Джон к родной пещере, и разрезал острыми камнями, начиная с углов рта, и Дейзи заворачивала куски мяса в пленку и складывала в кладовых. И не было дня, чтобы кладовые у Джона и Дейзи были пусты.

Однажды охотился Джон на тунцов, и так получилось, что четырьмя руками он схватил одного тунца, двумя руками другого, и еще двумя руками – третьего.

– Вот это удача! – воскликнул Джон. – Много мяса принесу я сегодня в пещеру, радостно будет мне и моей Дейзи!

И потащили тунцы Джона в холодные воды, и заметил он, что не хватает у него рук, чтобы задушить хотя бы одного. И увидел он, как в небе засияла фиолетовая звезда, и мчалась она к нему, пока свет ее не стал ослепительным. И увидел Джон, что к нему приплыл огромный рыб, в пять размахов рук длиной, и звали этого рыба Симус.

– Кто ты такой? – обратился к Джону Симус. – Как ты смеешь охотиться в моих водах?

– Вах! – вскрикнул Джон в изумлении. – Говорящая рыба!

И так велико было изумление Джона, что он свернул все руки, набрал воду в мантийную полость, и принял стойку настороженного ортоцераса. Но Симус только рассмеялся, и звуки его смеха переливались желтым и оранжевым.

– Знай же, – сказал Симус, – что великий Джа, кроме людей, сотворил также акул и повелел людям и акулам дружить и вместе охотиться. Ибо трудно тебе догнать и поймать тунца, а мне это легко, но мои зубы соскальзывают с его скользкой шкуры. Отныне я и жена моя Нобс будем ловить тунцов, будем хватать их зубами за хвосты, а ты будешь оплетать тунцов руками и душить, хватая за жабры. А потом ты будешь относить убитых тунцов к своей пещере и твоя подруга Дейзи будет их разделывать, и мы с Нобс будем есть три четверти добычи, а вы с Дейзи – одну четверть. А то мясо, которое никто не съест, Дейзи будет заворачивать в пленку, чтобы оно не испортилось.

– Нечестно будет отдавать вам, акулам, три четверти всей добычи, – сказал Джон в ответ на эти слова.

– Тогда ты не добудешь ничего, – ответил ему Симус. – Потому что я тебя съем ибо не должно творение нарушать волю создателя.

– Не верю я, что создатель повелел делить добычу, как ты говоришь, – сказал Джон.

Симус, услышав эти слова, затрепетал и так Джон узнал, что акулы бесхитростны и не умеют лгать. А потом Симус сказал:

– Ты прав, что не веришь, но я все равно тебя съем.

И так Джон узнал, что акулы умеют впадать в дикую ярость.

Надо заметить, что пока они беседовали, течение, в котором они плыли, описало треть круга, и из восходящего стало нисходящим. И когда Симус бросился на Джона, намереваясь откусить ему руки, Джон выбросил воду из мантийной полости и нырнул на дно. Симус еще не знал, что люди-рыцари настолько же ловко маневрируют, насколько медленно плавают, так что Симус промчался мимо и его зубы бессмысленно клацнули красной вспышкой.

Достигнув дна, Джон не терял времени, и когда Симус вернулся, Джон держал в трех руках трех актиний, которых звали Ахмед, Махмед и Бахмед, соответственно. Почуяв Симуса, они зашипели и вытянули к нему щупальца, и Ахмед сказал:

– Смотрите, потолок красный!

Дейкстра потряс головой, отгоняя наваждение. Однако никакого наваждения не было, эти слова действительно прозвучали, но не во внешней воде, а внутри пещеры, и произнес их не актиния Ахмед, а юный травоед Ортега. Не в первый раз уже позволяет он себе нарушать дисциплину на занятиях, обычно, впрочем, он делает это более искусно.

– Ты будешь наказан, Ортега, – сказал Дейкстра. – Никто не смеет перебивать учителя во время лекции, особенно когда…

В этот момент внимание Дейкстры привлек багрово-красный отблеск, упавший с потолка пещеры и красиво отразившийся в настенных раковинах.

Однако мальчишка не соврал.

– Отставить, – сказал Дейкстра. – Ты не будешь наказан, Ортега. Дети, сейчас вы увидите редчайшее природное явление – небесный разлом. Мы поднимемся на вершину скалы, откуда открывается самый лучший вид на страну мертвых. Энрико, что вы должны сделать перед тем, как приступить к наблюдению?

Энрико растерянно встрепетал коричневой волной и не ответил ничего членораздельного.

– Учитель, позвольте ответить мне, – подал голос Ортега. Дождался утвердительного кивка и продолжил: – Небесный разлом сопровождается очень сильными вихрями и порывами течений, это может быть опасно, особенно для детей. Внезапный вихрь может унести человека в холодные воды, поэтому рыцари должны отплыть подальше от скалы и соблюдать осторожность, а женщины и маленькие дети должны укрыться в пещере. Полагаю, нам следует построиться в плоскую сеть, как только выйдем из пещеры, и восходить на вершину в этом порядке.

Дейкстра согласно кивнул. Удивительно разумный парень этот Ортега. Если не видеть его воочию, а только лишь слышать его умные речи, то и не скажешь, что он травоед. Сразу видно, что племянник Сантьяги. Будь Сантьяга не человеком, а акулом, Дейкстра подумал бы, что его отец – вовсе не его отец, а безвестный бродяга, склонивший его мать к нарушению закона, но Сантьяга – человек, а у людей всегда доподлинно известно, кто чей отец.

Дейкстра потряс головой, отгоняя непрошенные и несвоевременные мысли, вокруг его тела распространилось зеленоватое свечение.

– Ортега прав, – сказал Дейкстра. – Дети, выйдя во внешнюю воду, сразу соединяйтесь в плоскую сеть и не разрывайте ее ни при каких обстоятельствах. Следите за мной, слушайте мои команды и будьте готовы немедленно вернуться в пещеру, если я отдам такой приказ. Все меня услышали?

Фиолетовая тьма пещеры осветилась множеством желтых мерцаний.

– Вот и хорошо, – резюмировал Дейкстра. – Идите за мной.

Он растопырил руки, ухватился тремя руками за выступы пола, упруго оттолкнулся и вплыл во внешний коридор. Легко и грациозно пробежал по нему, отталкиваясь руками от противоположных стен, сложил задние и средние руки сзади, а передние спереди, с разгона влетел в узкую горловину, оттолкнулся передними руками и выбросил тело наружу. Восходящий поток подхватил его и пронес мимо сторожевых актиний вверх, туда, где непредставимо далекое и непредставимо холодное небо сверкало зловещим багровым светом, совсем не страшным, а наоборот, очень красивым. Это зрелище стоит того, чтобы рискнуть жизнью одного-двух маленьких травоедов.

Дейкстра изогнул тело, плавно вывернулся из течения, прикрепился присосками к скале и стал наблюдать, как малыши выбираются наружу.

Юные рыцари Говард, Гаррисон и Джордан вылетели из пещеры с зеленым свистом, как акулы, заходящие в боевой заход на косяк тунца. Они даже пытались соблюсти видимость строя, но неудачно – Джордан сразу отстал. Трудно ему дается рыцарский навык чувствовать кожей тонкие переплетения водных течений. Впрочем, он еще слишком молод, чтобы это стало серьезной проблемой.

Говард и Гаррисон проплыли над Дейкстрой по широкой дуге, разошлись в стороны, перевели движение в горизонтальную плоскость и приблизились к учителю, описав два зеркальных полукруга, при этом руки у обоих рыцарей были вытянуты и расслаблены, они управляли движением одними лишь складками мантии. Дейкстра невольно залюбовался ими – настоящие рыцари растут, оба станут отличными танцорами, вездесущий Джа возрадуется, глядя на их скольжение в восходящих потоках над вулканом. Дейкстра решил не ругать их за нарушение приказа.

Тем временем из пещеры начали выползать юные травоеды. Их маленькие, кургузые и короткорукие тела неуклюже карабкались по склону, они не пытались воспользоваться восходящим потоком, это занятие не для травоедов, тем более для молодых, тем более в такой день.

Джордан спикировал на группу соучеников, как молодой акул пикирует на донного панцирника. Упруго ткнулся руками в скалу, спружинил, погасил инерцию, расставил передние четыре руки в стороны и одновременно ухватил четырьмя задними руками четырех травоедов. Секундой позже Говард и Гаррисон заняли свои места в формирующейся сети.

Дейкстра дождался, когда последние дети выберутся из пещеры, а затем оттолкнулся от скалы и поплыл вверх, держась в главной струе течения. Дети следовали за ним, неуклюже перебирая присосками по скале.

Волна придет еще не скоро. Дейкстра вгляделся туда, откуда доносились багровые отблески, и увидел лишь непроницаемо-черную тьму. Сполохи небесного разлома были неярки и хаотичны, характерных концентрических кругов пока не видно, темно-синих блесток, предупреждающих о приближении фронта волны – тем более. У детей будет время спокойно занять места и насладиться зрелищем сполна.

Интересный, кстати, разлом сегодня случился. За свою долгую жизнь Дейкстра наблюдал два небесных разлома, оба они были совсем другими, их сполохи расползались по всей видимой части крыши мира, образовывали длинную ломаную линию без начала и конца. А сейчас свет бьет только из одной точки, как будто там зажегся неугасимый огонь, тот, что обычно горит под землей. Но это только иллюзия, потому что небесный огонь – это так же противоестественно, как женщине отложить две кладки или рыцарю есть траву. Огонь внизу, лед наверху, а между ними огромный океан, кишащий разнообразной жизнью, сотворенной волей Джа. Наверху нет и не может быть никакого огня, огонь только внизу.

– Учитель, можно спросить? – подал голос Ортега.

Дейкстра выпустил в его сторону оранжевый импульс утвердительного ответа.

– Учитель, я хотел спросить, почему этот разлом такой маленький и светит так ярко, – сказал Ортега.

– Разломы бывают разные, – ответил Дейкстра. – Бывают большие, бывают маленькие, бывают яркие, бывают тусклые. А теперь займите места, удобные для наблюдения, но не занимайте голую вершину.

Говард вопросительно мигнул желто-оранжевым, дескать, даже мне нельзя? Дейкстра ответил суровым красным вихрем, дескать, тебе особенно нельзя. Если Говард по воле Джа погибнет от несчастного случая, рыцарский резерв племени станет недопустимо малым, и леди Джейн придется откладывать яйца, при этом… Дейкстра оборвал неприятные мысли.

Дети завизжали, и прозрачные части мантии Дейкстры окрасились голубым. В черной тьме показались синие блестки, они быстро падали сверху вниз, как косяк сельди, спасающийся от охотничьего строя, и сердце Дейкстры кольнула игла сомнения – а не зря ли он вытащил сюда все молодое поколение? Он волнообразно взмахнул руками, опустился ниже и растопырился большой восьмиконечной звездой, готовый залатать прореху в детской сети, если, не попусти Джа, главный фронт приближающейся волны ударит прямо сюда.

Но нет, волна ударила не сюда.

 

2

Живое стремится вниз, а мертвое – вверх, это один из множества законов, установленных Джа для сотворенного мира. Ядовитые потоки, порожденные вулканом, рвутся к небу в силу своей природы. Мелкая гниль, в изобилии кишащая вокруг жерла, тоже стремится к небу, потому что не имеет сил воспротивится пути мертвых, и, значит, гниль тоже скорее мертвая, чем живая. Травы, кусты, кораллы и устрицы впиваются в землю хвостами, корнями и присосками, что у кого есть, и так они сходят с пути мертвых и вступают на путь живых. Аммониты управляют своими путями, сотворяя внутри бронированных тел пузыри безводной пустоты и стравливая их при необходимости через сифон в центре раковины. И когда аммонит варится в первородном огне, надо обязательно вставить в сифон тонкий острый камень, чтобы пузыри беспрепятственно уносились течением и не мешали умирающему существу приветствовать свою смерть. Если пренебречь этим правилом, аммонит стремится вверх столь сильно, что ни одна веревка не в силах его удержать. Даже веревка, сплетенная великой ткачихой Гагой из четырех сортов веревочных трав и четырех сортов гибких тянучек, не смогла удержать аммонита с закрытым сифоном, о чем повествует предание, передаваемое из антенны в антенну, из поколения в поколение. Однако никто из ныне живущих ни разу не видел живого аммонита, и лишь осколки раковин у подножия рыцарской скалы свидетельствуют, что были дни, когда эти создания были обычны в обитаемых водах.

Рыбы, акулы и люди рождаются на земле, на плоских камнях горячих пустошей или в теплых инкубаторах пещер. Умирая же, они поднимаются вверх, так далеко, что ни один рыцарь, даже самый дальнозоркий, не способен проследить их путь до конца. Акулы заплывают выше, чем рыцари, но они никогда не рассказывают, что там видят. Акулы достаточно сообразительны, чтобы понимать команды или подавать сигналы, но они не умеют рассказывать о сложных вещах, этот дар Джа передал Симусу, прародителю всех акул, но его потомки утратили эту способность навсегда, и то, при каких обстоятельствах произошло это событие, весьма занимательно, но выходит за рамки данного рассказа.

Когда женщине приходит пора завершить жизненный путь, она оставляет свою плоть и свою душу в племени, и нечего более говорить об этом. А когда погибает мужчина, его тело наполняется пузырями и уходит в страну мертвых для вечной посмертной жизни. Травоед уплывает в страну мертвых в одиночестве, но погибшего рыцаря в последнем пути сопровождают друзья и соратники, и чем более близким другом был покойный, тем дольше оказываются последние почести. Когда король Джордж объявил о желании уйти в страну мертвых, приближенные рыцари Томас и Бенджамин приказали женщинам-травоедкам сплести особую сеть. Этой сетью травоеды привязали рыцарей к их боевым акулам: Томаса к Таузеру, а Бенджамина к Бетховену, и отправились в путь. И пока длился этот путь, прилив четырежды сменялся отливом. А когда они вернулись в родную пещеру, Бенджамин рассказал, что страна мертвых безвидна и пуста, как пуст был весь мир в первые дни творения, но он видел далеко-далеко наверху смутное и неясное шевеление. Долго не мог он понять, что именно видит, но потом ему открылось, что это и есть тот самый дворец Импала, в котором вечно пируют рыцари, прошедшие по пути смерти до конца. И еше Бенджамин сказал, что ему открылось, что Джа в стране мертвых пирует с рыцарями, они рассказывают ему о своих подвигах и преступлениях, и подвиги превращаются в камни, а преступления в пузыри, и Джа смотрит на то, куда повлечет рыцаря его судьба, и выносит приговор. Тогда Бенджамина спросили, что происходит, если пузырей оказывается больше, чем камней, Бенджамин надолго задумался, а потом признался, что все выдумал от начала до конца. За эту ложь он не понес наказания, но уважать его перестали, и через пять приливов Бенджамин сказал, что без Джорджа ему скучно, и что он тоже отправится в страну мертвых. Он совокупился с леди Лаурой, сестрой короля Джорджа, и отправился в страну мертвых, и Томас его проводил, но не так далеко, как Джорджа. Потом Лаура отложила кладку, и в этой кладке вылупился великий король Теодор, но это уже совсем другая история.

Говорят, что в стародавние времена, когда аммониты плавали в каждом течении, а ортоцерасы приплывали к вулкану каждый восьмой прилив, один молодой рыцарь по имени Эдвард решил посетить страну мертвых, не умирая сам. Но это тоже другая история.

О стране мертвых говорят многое, но толком о ней никто ничего не знает. История сотворения мира известна во всех подробностях, но так произошло потому, что Джа сам рассказал ее сыновьям и дочерям Джона и Дейзи. Но о посмертной судьбе Джона и Дейзи Джа ничего не рассказал их детям, а затем люди и акулы наскучили Джа, и он перестал с ними разговаривать. Поэтому о стране мертвых мы вряд ли узнаем что-либо определенное, разве что какой-нибудь рыцарь отважится повторить то, что не удалось Эдварду, и преуспеет в этом намерении. Но это маловероятно.

Единственное, что точно известно о стране мертвых – что небо твердое, как земля, и очень холодное. Ахо Мудрый говорил, что когда вулкан исторг великий огонь, Ахо видел, как отблески света этого огня отразились от неба, из чего Ахо сделал вывод о его твердости. Еще он попытался рассчитать расстояние от земли до неба, но не смог, потому что такой сложный расчет не под силу человеку.

Что касается небесного холода, то это знание не нуждается в доказательствах, потому что каждому ясно, что огонь, согревающий вселенную, бушует только в земных недрах, и нигде более. А тот, кто не верит, может подняться наверх, и убедиться, что чем дальше от дна, тем вода холоднее, а чем ближе ко дну и к вулканам, тем она теплее.

Иногда на небе случаются разломы. Они всегда начинаются в час наибольшего прилива, и никогда не начинаются в иной час. Первым признаком грядущего разлома становится багрово-красный свет, испускаемый небом, вначале этот свет тускл и размыт, но затем собирается в линию, которая пробегает по небу, как червь-бегун пробегает по пустоши. Когда свет достигает наибольшей яркости, травоеды покидают поля и прячутся в норах, а рыцари поднимаются в холодные воды, чтобы пришедшая волна не ударила их о скалы и не забросила в стремительное течение, с которым невозможно бороться. В холодных водах волна не имеет силы, она приобретает силу только у самого дна.

Небесный разлом нарушает привычную схему течений, большие горизонтальные вихри распадаются на множество мелких, при этом новорожденные вихри непостоянны, они возникают и пропадают, сливаются и распадаются, и попав в один из них, никто не сможет предугадать, куда именно понесет его вода. Иногда эти вихри нарушают истечение ядовитого столба из вулкана, и тогда горячие гнилые воды разливаются по пустошам и убивают многих животных. А однажды, когда племенем правил Теодор, сын Джорджа, гнилая вода залила поля и сады, и многим травоедам пришлось отдать женщинам свое семя, а рыцарям пришлось кормить оставшихся травоедов мясом, чтобы те не отправились в страну мертвых раньше предопределенного срока.

Но чаще всего небесный разлом не приводит к печальным последствиям. Буря проносится по обитаемым землям, а затем утихает, и течения возвращаются на круги своя, как будто никакой бури не было.

Не вполне понятно, как выглядит небесный разлом с точки зрения предков, проводящих на небе свою вечную посмертную жизнь. Некоторые мудрецы полагали, что предки обитают много выше разлома, потому что в противном случае в час разлома они выпадали бы вниз. Другие мудрецы, в том числе и Ахо, считали, что предки в своем посмертии настолько переполнены пузырями, что не могут опуститься в теплые воды, потому что пузыри увлекают их вверх даже сильнее, чем аммонита с закрытым сифоном. Однако очевидно, что живым не понять, кто из них прав, а кто нет. Истина в данном вопросе открыта только и исключительно мертвым, но антенны мертвых никогда не донесут ее до антенн живых. Поэтому мудрец Дейкстра воздерживается от суждения в данном вопросе.

 

3

Могучий акул по имени Буцефал рассекал холодные воды длинным обтекаемым телом, его раздвоенный хвост равномерно изгибался, а плавники слегка трепетали, реагируя на малейшие изменения в структуре течений. Боевые актинии, прикрепленные к грудным плавникам Буцефала, находились в походном режиме, они свернули свои щупальца, чтобы не нарушать обтекаемость тела, и мирно спали, накапливая яд. Еще одна актиния спала на голове Буцефала, между ноздрями и антенной, и еще одна снизу под челюстями.

На спине Буцефала в веревочном седле сидел рыцарь по имени Дуайт, славный охотник, по праву носящий звание короля. Его передние руки охватывали тело акула сзади грудных плавников, а остальные руки были собраны сзади, чтобы не мешать акулу плыть. Справа к седлу был приторочен набор каменных ножей и костяных игл для разделки большой и достойной добычи, слева – веревочный сачок для ловли добычи мелкой и недостойной. Однако Дуайту никогда не доводилось извлекать сачок из веревочной петли, потому что Дуайт был силен, ловок, умен и удачлив, и не было случая, чтобы он вернулся из охотничьего похода, а его вьючные акулы не были нагружены до предела сочными тушами тунца и лосося. Сзади седла размещалась пленка для упаковки добычи, нарезанная на одинаковые квадраты и свернутая в тугой рулон. Слева под сачком был приторочен единственный в племени меч, который Теодор Великий лично вырезал из плавника протосфирены. Меч был упакован в веревочный чехол, на охоте Дуайт никогда не обнажал этот меч, потому что он предназначен не для охоты, а для ритуалов во славу Джа и еще для самозащиты на тот маловероятный случай, если охотника вдруг атакует длиннорукий великан. Однако Джа милостив, и таких случаев с Дуайтом пока не происходило.

Вокруг простирались холодные верхние воды, далеко внизу-слева-сзади угадывалось смутное белесое марево, источаемое жерлом вулкана. Слева двойной фиолетовой точкой мерцали антенны королевского брата Роланда и его акула Росинанта. Справа такой же двойной точкой мерцали антенны рыцаря Джулиана и акула Моргенштерна. Сзади-сверху посверкивала тусклая россыпь барракуд, их стая обычно увязывается за рыцарями, чтобы попировать на отходах людской охоты. Барракуды мерзки и неприятны, злы и бестолковы, их слова неразумны и отвратительны, а мясо невкусно.

Однако пора бы уже появиться какой-нибудь добыче. На памяти Дуайта эти воды были так пустынны лишь однажды, в тот день, когда случился предпоследний небесный разлом. Тогда к земле пришла очень сильная волна, хорошо, что она ударила в холодную пустошь, и никто от нее не пострадал, даже травоеды. Карл тогда говорил, что видел протосфирену, занесенную волной в теплые воды, но, скорее всего, он просто обознался. А может, и не обознался, вид у него был испуганный донельзя.

Впереди замаячило большое черное пятно, настолько черное, что выделялось на фоне обычной океанской тьмы. Неужели великая амеба? Дуайт всегда думал, что это просто сказка.

В следующую секунду Дуайт понял, что перед ним, и рассмеялся. Это просто косяк бродячих пескарей, они поймали дуговое течение и построились в тесную группу, чтобы соседи помогали плыть друг другу. Если смотреть издали, кажется, что перед тобой гигантское бесформенное тело, а на самом деле это большая рыбья стая. Очень большая… Может, расчехлить-таки сачок в виде исключения? Это ж сколько мяса можно насобирать…

Дуайт оборвал недостойную мысль, устыдившись. Рыцарь расчехляет сачок лишь тогда, когда приходит время голодного отчаяния, а в другое время оружие рыцаря – боевые актинии, ножи, собственные руки, да могучий хвост акула-товарища. Недостойно рыцаря плыть простым путем, так и до травоедства недолго доплыть. Смысл охоты не только в том, чтобы накормить женщин и детей и наесться самому, но и в том, чтобы сделать еще один шаг на пути к совершенству. Еще раз доказать себе и друзьям-соратникам, что нет во всем племени рыцаря более славного, чем король Дуайт, и только брат короля Роланд может потягаться с ним, но пока не очень убедительно. Путь рыцаря состоит в том, чтобы не унижаться до тупого механического труда, но вплыть в холодные воды смерти, бросить ей вызов и выплыть победителем из честного единоборства с матерым тунцом или диким акулом. Или с меч-рыбой, если повезет догнать ее, но это недостижимая мечта, такой подвиг не удался даже Хайнцу быстрорукому. А хороший, наверное, меч растет на морде меч-рыбы, куда до него протосфиреновым…

Пескари все прибывают, вот уже все видимое пространство заполнено их тщедушными тельцами. Здесь верхняя точка дуги, течение замедляется, вода отдает тепло и напитывается холодом, чтобы устремиться вниз, в холодные пустоши, и растечься по дну почти неощутимыми ручейками. Некоторые из них приведут к вулкану, а другие так и будут вечно вихриться по пустошам, обтекая потухшие жерла, окруженные мертвыми скалами, где никто не живет.

– Сбавь ход, Буцефал, – повелел Дуайт.

– Строй нарушится, – отозвался Буцефал оранжево-красным басом, и его спина завибрировала.

– Всем сбавить ход! – закричал Дуайт зычно-желтым командирским голосом, пронзающим воды и слышимым издалека.

От неожиданности Буцефал вздрогнул и взмахнул хвостом не в ту сторону, Дуайту пришлось распрямить две руки, чтобы акул не сбился с курса и не создал тормозящее завихрение. Хороший акул Буцефал, быстрый, могучий, храбрый, но, к сожалению, глуповатый. Не бывает идеальных акулов, хотя бы один изъян найдется у каждого. Вот если бы можно было вывести у акулов рыцарскую породу… Нет, это пустые мечтания. Если бы Джа хотел, чтобы акулы размножались как люди, он сотворил бы их иными, а раз акулы такие, какие есть, значит, такова была воля Джа, и не дело человека, пусть даже короля, оценивать и критиковать ее.

Стая пескарей, только что казавшаяся бесконечной, неожиданно закончилась, последние рыбки промелькнули в верхней точке дуги, и лопасти их хвостовых плавников искрились красными точками, отражая… Отражая?

Дуайт направил антенну вверх и увидел, что небо светится неярким багровым светом. Близится небесный разлом, а предводитель охотников чуть было не пропустил момент его начала, отвлеченный ничтожными пескарями. Надо определить направление разлома, прикинуть, куда пойдет волна, рассчитать маршрут отхода и оценить, стоит ли срочно возвращаться к родным пещерам или есть смысл развернуть над охотничьей цепью купол наблюдения и продолжить охоту. Если родная скала не пострадает, лучше продолжить охоту, потому что сразу после разлома велики шансы встретить обитателей высоких и холодных вод, не заплывающих в обычное время туда, где проходят пути охотников.

Однако что-то не получается определить направление разлома. Багровое пятно не вытянулось по небосводу ломаной линией, а образовало правильный круг, который плавно и неуклонно сжимается в центральную точку, одновременно наращивая яркость. Можно подумать, что Джа никак не может решиться, в каком направлении разломить небо в этот раз.

И вдруг точка разлома вспыхнула нестерпимо ярким светом, переливающимся всеми цветами радуги, и вспухла расширяющимся куполом ударной волны. Нет, не куполом, а фронтом, в этот раз волна почему-то идет только в одном направлении, и это направление указывает на… Нет, не на рыцарскую скалу, волна пройдет мимо и ударит в жилые лабиринты травоедов. Ничего страшного.

Дуайт напряг антенну изо всех сил и закричал зычным командирским голосом:

– Продолжаем охоту! Разворот на обратный курс! Резервным акулам построить купол наблюдения, дистанция пол-видимости, угол подъема четверть прямого! Выполнять!

 

4

Волна прошла мимо рыцарской скалы, и в этом проявилась великая милость Джа, потому что ударь волна в скалу, племя лишилось бы в одночасье и мудрого Дейкстры, и всей молодежи до последнего человека. Никогда не видел Дейкстра такой могучей волны, и никогда не видел он волны с таким узким фронтом.

Казалось, будто особо крупный длиннорукий великан совершил могучий прыжок, и поток воды из его мантийной полости ударил вниз, но не распался множеством мелких вихрей, а сохранил всю мощь струи до самого дна, перечеркнув океан от неба до самой земли. На периферии фронта вихри были, они красиво переливались всеми цветами радуги, они жадно поглощяли силу волны, но поглотить ее целиком не смогли.

Волна ударила в край поля веревочной травы. Стебли растений одновременно закачались, словно исполняя танец, многие полегли головками на землю, а другие оторвались от корней и взмыли вверх, начиная свое движение по пути смерти. А в следующую секунду вздыбившаяся серая муть скрыла картину бедствия от антенн наблюдателей.

Скала вздрогнула и зашаталась, Дейкстра ощутил присосками исходящую от нее вибрацию. Могучий пресс небесного разлома плющил и крушил земную поверхность, как разделочные прессы травоедов сокрушают раковины больших устриц. Очевидно, зона разрушения распространилась за пределы веревочного поля. Прямо сейчас давление воды обрушивает потолки в норах травоедов, превращает их из надежного убежища в склад мертвых тел. Когда волна окончательно разобьется о землю и утратит силу, травоеды будут раскапывать обрушенные ходы, извлекать изломанные тела товарищей из подземных ловушек и отправлять в страну мертвых. Интересно, кстати, что происходит в стране мертвых с травоедом, тело которого приплывает туда в расчлененном виде?

Тем временем бесформенная муть, поднятая волной, оформилась в большое пылевое кольцо, оно быстро расширялось, Дейкстра прикинул его скорость и ускорение, и решил, что до вершины скалы оно не дойдет, а разобьется о подножие и либо обтечет скалу с двух сторон, либо вообще остановится.

Он бросил взгляд вниз, на детей, прилипших к скале и буравящих воду мерцающим фиолетовым свечением своих испуганных антенн.

– Не беспокойтесь, – сказал Дейкстра. – Здесь мы в безопасности, волна сюда не дойдет. Смотрите и запоминайте, вряд ли вам доведется еще раз увидеть нечто подобное.

В точном соответствии с предсказанием Дейкстры, волна остановилась у подножия скалы. Тонкие ручейки растворенной пыли взметнулись вверх, и сторожевые актинии у главного входа спрятали щупальца, предчувствуя приближение дурно пахнущих нижних вод.

– Держите строй, – приказал Дейкстра. – Приготовьтесь, сейчас тряхнет, не очень сильно, но ощутимо, так что не расслабляйтесь и следите, чтобы не ударило о скалу.

Произнеся эти слова, Дейкстра поднялся выше и растопырил руки, готовясь принять волну. Она пришла немного позже, чем он ожидал, и оказалась немного слабее, чем он ожидал. Ему не пришлось прилагать усилий, чтобы устоять в колеблющемся потоке, его даже почти не отнесло в сторону. Дети прилипли к скале как приклеенные, и, насколько видел Дейкстра, никто из них не пострадал и даже не ударился.

Вода принесла едкий запах вулканических испарений. Основной удар волны пришелся далеко в стороне от жерла, но даже в такой концентрации запах нижних вод был отвратителен. Как только травоеды терпят эту вонь? Впрочем, это риторический вопрос, травоеды на то и травоеды, чтобы копошиться на своих вонючих полях, нюхать вонючую гниль и есть вонючую траву. Их предки выбрали этот путь, предпочли его пути рыцарей, ведущему сквозь холодные и опасные, но чистые воды к вечной славе и посмертным пирам в небесном дворце Джа. Выбор Луиса достоин презрения, но не осуждения. В конце концов, его потомки выращивают для рыцарей веревки и пленку, и обтесывают каменные ножи, без которых немыслима жизнь рыцаря. Чтобы одни могли парить в вершинах, другие должны ковыряться в грязи, так заведено от века и так будет всегда.

Тем временем пылевое облако приобрело форму, подобную форме грибов, что растут у самого жерла вулкана, и в каждый прилив выбрасывают свое семя в восходящий столб горячей воды. Разница только в том, что те грибы растут строго вверх, а этот гриб заметно отклонился в сторону, потому что его засасывает в тот самый восходящий столб.

Вода успокоилась, и Дейкстра решил, что можно спуститься к детям и продолжить урок.

– Итак, дети, – начал он. – Мы с вами только что наблюдали исключительно редкое и удивительное природное явление. Кто может сказать, чем сегодняшний разлом отличается от обычных небесных разломов?

Дети молчали. Юные травоеды были явно потрясены зрелищем, развернувшимся перед их антеннами, Дейкстра и не ждал от них ответа. Но юные рыцари тоже не спешили отвечать, даже Джордан, ум которого в обычных условиях столь же быстр, сколь неловко и неповоротливо его тело.

– Учитель, я хотел задать вопрос, – внезапно подал голос Ортега.

– Вопросы сейчас задаю я, – ответил ему Дейкстра. – И мой последний вопрос пока остается без ответа.

Ортега волнообразно пошевелил передними руками, и этот жест не понравился Дейкстре. Ученик как бы говорил ему: "Конечно, учитель, я отвечу на вопрос, ответ очевиден, но зачем тратить время на очевидные вещи"?

– Обычно разлом линейный, а сегодня получился точечный, – сказал Ортега. – Обычно фронт волны намного шире, а сила удара в центре фронта гораздо меньше. Обычно волна разлома причиняет немного вреда полям и садам, и совсем не причиняет вреда жилым норам. Сегодня же причинен большой ущерб, и многие мои дяди прервали жизненный путь, и не все смогут отдать потомкам свое семя. А другие мои дяди задыхаются под завалами, и они задохнутся, если не помочь им немедленно. Но им некому помочь, потому что те мои дяди, что остались в живых, кашляют от ядовитых испарений и не могут помочь никому.

– Ты дал полный и точный ответ, Ортега, – сказал Дейкстра. – Ты допустил только одну маленькую ошибку, описывая страдания, которые сейчас испытывают твои дяди. Исправь ее, это очень легко. Приглядись внимательнее, какие именно испарения волна пригнала к травоедским жилым норам.

По мантии Ортеги пробежала волна недовольства. Он сказал:

– По-моему, сейчас, не самое подходящее время, чтобы упражняться в науке. Сотни людей погибают, не имея возможности передать свое семя потомкам, и они погибнут, если никто не поможет им.

Теперь настала очередь Дейкстры проявлять недовольство. Поначалу он счел излишнюю эмоциональность, прозвучавшую в ответе ученика, следствием душевного потрясения, вполне извинительного в данной ситуации, но теперь Дейкстра понимал, что проблема намного серьезнее. При этом ясно, что Ортега тоже понимает суть проблемы, но не хочет ее решать, потому что считает себя правым, а всех остальных неправыми. Для юных рыцарей подобное состояние души – вариант нормы, но для травоеда такие убеждения недопустимы. Настало время преподать детям еще один урок.

– Сейчас я расскажу вам о Блейзе и Луисе, – сказал Дейкстра. – Я уже рассказывал эту историю, но вижу, что некоторым из вас следует освежить ее в памяти. Кстати, можете нарушить строй, волна ушла и больше не вернется.

Детские руки разжались, сеть распалась. Юные рыцари воспарили над скалой и зависли в спокойной воде, мелко трепеща складками мантии, чтобы скомпенсировать слабые течения, омывающие их тела. Точно так же перед ними висел в воде учитель Дейкстра.

Однако Ортега не унимался, он сказал:

– Прошу разрешения добавить еще несколько слов.

– Я запрещаю, – ответил ему Дейкстра. – И если ты скажешь еще хоть слово, ты будешь наказан.

Ортега замолчал и нахохлился.

– Итак, – сказал Дейкстра. – Давным-давно, в незапамятные времена жили в одной пещере два брата – Блейз и Луис. Блейз был силен и ловок, его руки были длинны, мантийная полость широка, мышцы сильны, а антенна дальнозорка. А течения он знал так хорошо, что всегда умел предугадывать, куда потечет вода, и иногда даже отправлялся в дальние путешествия один, без своего акула, чье имя не сохранилось в человеческой памяти. Славен и удачлив был Блейз, много мяса приносил он в пещеру, и никогда его племя не знало недостатка ни в чем.

Внезапно Ортега оттолкнулся от скалы всеми восемью руками и рухнул вниз, как камень, отколотый от скалы хвостом акула, сделавшего неосторожное движение. Юный травоед не смог удержаться в нисходящем потоке, потерял равновесие и стал неуправляемо опускаться на дно, беспорядочно и бестолково кувыркаясь во всех трех измерениях. Дейкстра проводил его взглядом.

– Гаррисон, помнишь ли ты историю Блейза и Луиса? – спросил Дейкстра.

– Да, учитель, – ответил Гаррисон.

– Тогда я разрешаю тебе отлучиться с урока, – сказал Дейкстра. – Сопроводи Ортегу до дна и проследи, чтобы он не угодил в ядовитый поток и не налетел на сторожевую актинию. А когда он достигнет дна, сопроводи его обратно. Если он не будет повиноваться, разрешаю наказать его, но не усердствуй сверх меры.

– Да, учитель! – воскликнул Гаррисон, сложил руки и точным реактивным импульсом направил себя к опадающему на дно Ортеге.

В считанные секунды Гаррисон приблизился к нему и поплыл параллельным курсом, что-то негромко втолковывая неразумному травоеду. У Говарда затрепетали кончики рук, его жест ясно говорил, что ему тоже хочется отправиться вниз и вразумить глупого травоеда вместо Гаррисона. Но Дейкстра выбрал не Говарда, а Гаррисона, потому что Говард иногда бывает чрезмерно жесток, и почти наверняка переусердствовал бы с наказанием.

– Сдержанность – одно из достоинств рыцаря, – негромко произнес Дейкстра, как бы ни к кому не обращаясь.

Говард правильно понял смысл произнесенных слов, сложил передние руки под антенной и принял позу внимания. Дейкстра продолжил:

– Итак, полная характеристика Блейза уже изложена, теперь можно перейти к другому участнику истории – Луису. Луис был малоросл, его руки были коротки и неловки, он не умел правильно чувствовать воду и не любил плавать, а предпочитал ходить по дну, перебирая руками, как паук. Акулы не любили с ним плавать, потому что он все время забывал правильно складывать руки, и из-за этого акулам было трудно плыть, когда он сидел у них на спине. Кроме того, Луис плохо охотился, часто промахивался, терял ножи и квадраты пленки, и все время попадал в разные неприятности. Когда Блейз и Луис отправлялись на охоту вместе, Блейзу приходилось тратить больше времени и сил не на охоту, а на то, чтобы следить, как бы с Луисом не случилось ничего нехорошего. И однажды терпение Блейза лопнуло, как лопается медуза в центре горячего столба, и Блейз сказал:

– Брат мой Луис, сдается мне, великий Джа пошутил, дав тебе мужское семя вместо женского. Ты слаб и неловок, на охоте от тебя больше вреда, чем пользы. По-моему, тебе лучше жить с женщинами и заниматься женской работой, а я буду кормить тебя, как кормлю наших сестер, и заботиться о тебе, как о родной сестре.

Мудра и справедлива была эта речь, но не понял ее Луис и обиделся. И сказал Луис:

– Посмотри на меня внимательно, загляни мне в складку мантии у задних рук и узри, что там есть сперматофор. Вижу я, что ты ловок руками, но не умом, раз не отличаешь мужчину от женщины. Стыдно мне иметь такого брата, и отныне ты мне не брат. Злой ты и уйду я от тебя.

И покинул Луис пещеру, и спустился к вулкану в вонючие заросли, нашел в земле нору, в которой копошились черви, и съел Луис этих червей, а тех, кого не съел, изгнал, и сам стал жить в этой норе. И не стал он вычищать нору от червячьего духа, потому что принюхался. И отверг он благородное мясо, стал питаться травой и червями, и привык к мерзкому запаху, и не мучил его более кашель, когда гнилостные испарения вулкана попадали в его жабры. Но не огорчался Луис, что жизнь его протекает в грязных водах, и что созерцать ему приходится не прекрасные вершины коралловых скал, а мутные леса, в которых видно немногим дальше собственной протянутой руки.

– Зато у меня всегда вдоволь еды, – говорил Луис. – Она повсюду, мне не нужно трудиться, сражаться и рисковать, я протягиваю руку и насыщаю тело, и не испытываю неудобств оттого, что плохо плаваю. Зачем мне эти нелепые телодвижения? Чтобы передвигаться по дну, довольно рук, незачем чувствовать течения в донных зарослях, их здесь не бывает. И зачем мне вообще передвигаться без нужды? Размышлять о прекрасном можно и сидя в норе.

Прошло время, и Луис совсем разучился плавать. Его тело стало еще меньше, а руки еще короче. Почти все время проводил он в норе, покидая ее лишь для того чтобы насытиться, да еще справить естественную надобность. Он думал, что размышляет о вечном, но на самом деле он просто сидел и дремал, как устрица или сидячий червь.

Однажды понял Луис, что его дни подходят к концу, и скоро придет время отправиться ему в страну мертвых. Вылез он из норы и пошел в рыцарскую пещеру, чтобы найти там женщину, которая примет его семя. Долгим и трудным был его путь, долго взбирался он на рыцарскую скалу и не раз срывался и падал вниз подобно тому, как сегодня упал Ортега. Но, в конце концов, добрался он до пещеры, прошел мимо сторожевых актиний и вошел внутрь. И встретил его внук Блейза по имени Трейл, и спросил:

– Кто ты такой и почему твои руки так коротки, а голова так мала? И почему от тебя пахнет червями и донной гнилью? И с какой целью пришел ты сюда?

– Я Луис, брат Блейза, – ответил Луис. – Мои руки коротки, а голова мала, потому что Джа так распорядился моей судьбой, когда пришло мое время покидать яйцо. А пахнет от меня так, потому что я живу в донных садах и ем траву и червей. А пришел я сюда, чтобы отдать племени свое семя, потому что открылось мне, что приближается мое время отправиться в страну мертвых.

Услышав эти слова, рассмеялся Трейл зловещим алым смехом и сказал:

– Зачем племени твое убогое семя, дядя Луис?

Так получилось, что в тот момент мимо проходила хроморукая Мэрилин, убогая телом, но прославленная острым умом, удивительным для женщины. Услышав этот разговор, она сказала:

– Женщины племени спускаются в нижние земли за веревками, камнями и устричными пленками, это трудно и утомительно. Пусть Луис даст племени семя и пусть его сыновья и дочери живут в норах в нижних землях, пусть они плетут веревки, и собирают острые камни, и выращивают устриц, и добывают пленку, которую выделяют устрицы. И пусть дети Луиса будут отдавать собранное племени, а племя пусть учит их детей необходимым премудростям и пусть дает им немного мяса, чтобы у них было немного радости. И пусть потомки Луиса будут называться травоедами, а потомки Блейза – рыцарями.

– Ты мудра, тетя, – сказал ей Луис. – Но кто же станет прародительницей первых травоедов?

– Я, – ответила Мэрилин.

И стало так, как она говорила. С тех травоеды живут в нижних землях, плетут веревки, собирают острые камни, выращивают устриц и собирают пленку, которую выделяют устрицы. И отдают они собранное племени, а племя учит их детей необходимым премудростям и дает немного мяса, чтобы у травоедов было немного радости. И так было, и так есть, и так будет во веки веков.

 

5

– Росинант, уходим, вправо-вверх, быстро! – скомандовал Роланд.

Вышколенный акул выполнил приказ с первого раза, без уточнений или вопросов, в критической ситуации такое беспрекословное подчинение многого стоит. Роланд отметил себе в памяти, что когда они вернутся с охоты, надо будет приблизиться к Буцефалу, королю акульего племени, и погромче и поцветистее поблагодарить Росинанта за проявленную доблесть. Роланду это ничего не стоит, а хвостатому другу будет приятно. Роланд никогда не одобрял принятого среди рыцарей высокомерного отношения к акулам. Ну да, Джа не дал акулам большого ума, но это не повод презирать их за это.

Росинант завершил маневр, и яркая точка на небосводе, привлекшая внимание Роланда несколько секунд назад, снова появилась в поле зрения. Зрение не обмануло рыцаря, это действительно небесный разлом. Только очень необычный разлом, не линейный, а точечный, очень странное явление, ни одно предание не повествует ни о чем подобном.

Обычный рыцарь закончил бы свои рассуждения на этой последней мысли, но Роланд не был обычным рыцарем. Он не ограничился констатацией факта, что наблюдает нечто необычное, а попытался представить себе, какие последствия это явление за собой повлечет. И то, что он себе представил, ему не понравилось. Собственно, потому он и приказал акулу покинуть охотничий строй.

Ударная волна, порождаемая разломом, исходит из всей его линии одновременно. Она очень сильна, она доходит до самой земли, отражается от нее и создает в водной среде мощные волны, искажающие привычный рисунок течений до неузнаваемости. А если вообразить, что сила разлома не размазывается вдоль всей его линии, а собирается в одной точке, это будет похоже на гидравлический удар, какой происходит, когда меч-рыба, сдуру заплывшая в нижние воды, проносится над самой землей, вырывая с корнями растения и сторожевых актиний. А ведь разлом возник почти над самой рыцарской скалой…

Точка на небе вспыхнула ослепительным блеском, засияла всеми цветами радуги, и расцвела куполом ударной волны, вначале круглым, затем он вытянулся, и Роланд с ужасом понял, что этот разлом ударит всей своей силой в одну точку, и эта точка находится совсем рядом с рыцарской скалой.

С правой стороны донесся зычный крик короля, едва различимый из-за большого расстояния:

– Продолжаем охоту! Разворот на обратный курс! Резервным акулам построить купол наблюдения, дистанция пол-видимости, угол подъема двадцать! Выполнять!

– Выполняй, Росинант, – тихо сказал Роланд, а затем продублировал приказ короля таким же зычным криком.

Но в следующую секунду он забыл о том, что только что скомандовал брат, командир и правитель. Потому что Роланд увидел протосфирену.

Эти стремительные и смертельно опасные рыбы редко попадаются в поле зрения человеческих антенн. Они обитают в самых верхних водах, слишком холодных для людей, в просто холодные верхние воды они спускаются лишь изредка, в погоне за особо ловким тунцом или когда нежданный удар стихии перемешивает всю океанскую толщу. Сейчас был второй случай.

Протосфирена была очень велика. Если расположить их с Росинантом хвост к хвосту, грудной меч протосфирены вонзился бы Росинанту как раз за последними ребрами. Странно, что такая большая рыбина не справилась с течениями. Либо угодила в самый в центр волны, порожденной разломом, и не смогла сопротивляться течению, либо она больна или ранена.

– Кровью пахнет, – подал голос Росинант.

Как раз в этот момент в брюхо акула ударил небольшой вихрь, отделившийся от встречного течения, проходившего ниже. Очевидно, он и принес запах легкой добычи. Роланд мысленно обратился к Джа, умоляя спасти и защитить, и произнес приказ:

– Росинант, короля не слушай, слушай только меня. Мы атакуем протосфирену, заходи сзади-снизу, ну, короче, ты понял.

Обычному акулу такой формулировки недостаточно, обычному акулу надо точно указать угол атаки и кривизну дуги, показать путь отхода и назначить место встречи. Но если акул и всадник доверяют друг другу, как каждый из них доверяет самому себе, то детали можно опустить. Роланд верил, что Росинант примет наилучшее решение из всех возможных.

– Не боишься? – спросил акул, начиная боевой заход.

– Боюсь, – признался рыцарь, прильнул к спине акула и проверил левой средней рукой, легко ли выходит костяной меч из вервочного чехла. Мелькнула мысль: а новый меч будет подлиннее раза в полтора, чем у Дуайта, это какая ж слава…

Роланд ожидал, что Росинант обогнет встречное течение справа-снизу, описав пол-витка широкой спирали, но акул принял другое решение.

– Держись крепче, – предупредил он, завалился на правый бок, сильно и резко изогнулся, почти что переломив пополам собственное тело, и ринулся вниз. Хорошо, что он предупредил всадника, иначе снесло бы со спины однозначно.

В голову ударило холодом встречного течения, все вокруг бешено завертелось, и на некоторое время Роланд потерял ориентировку в пространстве. Акул вращался вокруг своей оси, ввинчиваясь в неподатливую воду, и Роланд перестал понимать, где верх, а где низ. Нигде не было видно никаких ориентиров, кроме…

Длинное и стройное тело протосфирены выплыло из-за бока Росинанта, и оказалось, что он притерся к ней почти вплотную, да так ловко, что этого не заметил не только Роланд, но и сама рыбина, еще не подозревающая, что сейчас она не охотник, а жертва. Акул начал изгибать тело, Роланд легонько похлопал присосками передних рук по спине друга, дескать, все понял, выхватил меч из ножен, напружинил мышцы задних рук…

Все произошло одновременно: могучий бросок Росинанта, швырнувший его обтекаемое тело в сторону от смертоносного меча, и прыжок Роланда, направленный прямо в сверкающе-белый рыбий бок. И рыбина в тот же самый момент поняла, что происходит, и ринулась навстречу, распрямив смертоносные первые лучи грудных плавников, и чуть было не пырнула мечом беззащитное брюхо Росинанта, но Роланд вытянул руку и парировал удар костяного меча каменным ножом. И увернулся от второго удара, и сел на спину страшной зверюге, и обхватил ее костлявое тело всеми свободными руками, и присосался изо всех сил всеми присосками, и вонзил нож в левую жаберную щель рыбы, и провернул его три раза. А потом сделал то же самое с правой жаберной щелью.

 

6

Буцефал выполнил боевой разворот быстро и четко, это наполнило сердце Дуайта гордостью. Никто не посмеет назвать его неловким наездником, а его акула – неуклюжей кефалью. Даже Роланд, непревзойденный мастер верховой езды, не смог бы исполнить этот маневр лучше своего брата и короля.

Дуайт посмотрел направо и стал ждать, когда слова королевского приказа достигнут антенны брата. Охотничий строй нарушился сильнее, чем рассчитывал Дуайт. То ли Роланд неосторожно отклонился от курса, то ли сам Дуайт слишком засмотрелся на пескарей. Впрочем, это уже не важно, после маневра строй выравнивается по королю.

Однако что-то необычное происходит с Роландом и Росинантом. Кажется, неустрашимый охотник чего-то испугался, иначе почему он так рванулся вперед, забыв про строй общей охоты? А что за неясная тень движется ему навстречу?

Меч грудного плавника протосфирены блеснул в луче антенны Дуайта, и он понял, что это за тень. Неужели Роланд решился атаковать такую огромную тварь? Да она первым же ударом проткнет его насквозь, а вторым выпустит кишки Росинанту! Понятно, что Роланд всегда был безрассуден, но не до такой же степени!

– Стой, Роланд! – закричал Дуайт. – Именем короля приказываю – остановись!

Но он уже понял, что когда его слова достигнут непутевого братца, они ни на что уже не повлияют. Да и сейчас они ни на что уже не влияют, потому что свет он же звук распространяется в воде с конечной скоростью, и Дуайт сейчас видит не то, что происходит, а то, что уже произошло.

Король замер в растерянности. Его акул продолжал двигаться прежним курсом, равномерно и прямолинейно, а Дуайт никак не мог принять решение. Броситься на помощь безрассудному наглецу? Так ведь огромная протосфирена покромсает все племя на веревки и не запыхается. Но не оставаться же в стороне бесстрастным наблюдателем!

Внезапно Росинант клюнул носом, угодил в водяной вихрь и пошел вниз, потеряв управление и беспорядочно вращаясь вокруг собственной оси. Дуайт вгляделся изо всех сил, но так и не смог различить, в какую сторону отбросило всадника. Акула можно списывать со счетов, он, считай, уже мертв, но где Роланд?

Встречный поток развернул акула в противоположном направлении, он сблизился с протосфиреной и обогнал ее, двигаясь параллельным курсом и едва избежав смертоносного меча. Нет, не избежал он меча! Вода помутнела, акул замедлил ход, было видно, как он слабеет от потери крови. Сейчас протосфирена поймет, откуда разит кровью, и ринется в атаку, а раненому акулу ни за что не скрыться от страшного хищника. Какая глупая смерть!

Росинант описал круг вокруг протосфирены, но она не атаковала, а вяло крутилась на месте и беспомощно молотила мечами туда-сюда. И вдруг Дуайт понял, что это не она бьет мечами, а Роланд сидит у нее на загривке и добивает ее, кромсая ее жабры в мелкую труху.

– Отставить охоту! – закричал король. – Делай как я!

И приказал Буцефалу двигаться к месту недавней схватки.

Когда король приблизился, протосфирена была уже мертва, вода помутнела на много акульих ростов вокруг, в отдалении уже маячили голодные барракуды, справедливо рассчитывая поживиться объедками. Росинант держал хвост мертвого чудовища во рту, а Роланд сидел на голове монстра и пытался отрезать каменным ножом меч, который пока еще был первым лучом в левом грудном плавнике ужасной рыбины. Как быстро, однако, он управляется, уже почти отковырял, а времени прошло всего ничего.

– Ты безрассуден, Роланд, – сказал Дуайт брату вместо приветствия.

– Победителей не судят, – отозвался Роланд.

Меч протосфирены отделился от тела и стал медленно опускаться в пучину, кружась и покачиваясь. Буцефал нырнул за ним, не дожидаясь команды наездника, и Дуайту не осталось ничего, кроме как протянуть руку и подобрать оружие. Великолепное, однако, оружие, его собственный меч, покоящийся в ножнах на левом боку Буцефала, показался Дуайту никчемной пилочкой для акульих зубов.

– Держи, герой, – пробурчал Дуайт ритуальные слова, протягивая меч брату. – Хотя, по совести, дурак ты, а не герой. Порубила бы она вас обоих, что бы я делал без вас?

Лишь завершив эту фразу, Дуайт сообразил, что ругательные слова как-то неожиданно стали хвалебными.

Роланд улыбнулся и повторил:

– Победителей не судят. – И добавил: – А меч оставь себе, лучше помоги мне второй отрезать.

Буцефал осторожно, чтобы не смыть Роланда с головы протосфирены, поднырнул под брюхо мертвой рыбины и замер так, что Дуайт оказался точно под ее правым мечом. Ему пришлось протянуть руки и смиренно ждать, пока брат не раскромсает затупившимся ножом могучие рыбьи мускулы, и не распилит жесткую перепонку, крепящую меч к остальным лучам плавника. Как же долго он возится…

– Это был неоправданный риск, – сказал Дуайт. – То, что ты ее одолел – настоящее чудо, она должна была изрубить тебя на куски.

– Но не изрубила же, – радостно констатировал Роланд.

– О чем ты вообще думал! – не унимался Дуайт. – Я бы понял, если бы она была очень молода или очень стара, если бы она была ранена, но ты напал на здоровенную протосфирену в самом расцвете сил!

Росинант странно хмыкнул, дернулся и едва не выпустил хвост мертвого чудовища изо рта.

– Креветка в жабры попала, – пояснил он свое поведение.

– Несмотря на все, что ты перечислил, я ее победил, – сказал Роланд. – Дейкстра сочинит предание о моем подвиге, и его будут слушать и рассказывать мои внуки и внуки моих внуков. Я давно об этом мечтал.

– Многие об этом мечтают, – сказал Дуайт. – Но почти все такие мечтатели отправляются в страну мертвых, и немногие из них успевают отдать племени свое семя.

– Мы братья, – сказал Роланд. – Твое семя не сильно отличается от моего, так что я спокоен за свою наследственность. Ты спокоен и рассудителен, и я не сомневаюсь, что когда придет должное время, твое семя окажется в лоне лучшей женщины племени. Леди Джейн, например.

– Ты прав, но я прошу тебя как брат и как король, не рискуй собой без нужды, – сказал Дуайт. – Ни один меч во вселенной не стоит того, чтобы ты рисковал жизнью, ты давно всем доказал свою значимость, не нужно этим злоупотреблять.

– А я и не злоупотребляю, – улыбнулся Роланд. – Я просто делаю то, что нужно сделать, и получается то, что получается. По-моему, сегодня неплохо все получилось. Ой!

Каменный нож выпал из руки Роланда, Дуайт протянул свободную руку, поймал нож, осмотрел его и расслабил присоски, отправив камень продолжать свое путешествие ко дну.

– Совсем тупой стал, – пояснил Дуайт.

Он не имел в виду ничего двусмысленного, он говорил о ноже.

– Очень толстая перепонка, трудно режется, – отозвался Роланд.

– Возьми мой нож, – посоветовал Дуайт, протянул брату оружие и сказал: – Странно, что ты разрезал левый плавник так быстро.

– Воистину странно, – согласился Роланд и начал тупить второй нож, а Росинант снова захрюкал и задергался, хотя никаких креветок вокруг него не плавало, и в жабры ему точно ничего не попало.

Дело шло тяжело, Роланд явно устал, его жабры тяжело вздымались и опадали. В какой-то момент Дуайт поднял взгляд наверх и увидел, что алая точка, обозначающая небесный разлом, все еще светится, и вниз из нее бьет темно-багровый столб горячей воды, отсюда он кажется маленьким, но если учесть расстояние до неба, он должен быть огромным. Странно, что разлом до сих пор не закрылся. Может, это и не разлом вовсе, а что-то другое?

 

7

– Какая ужасная катастрофа, – сказала Джейн. – Никогда такого не видела.

– Я тоже раньше такого не видел, – сказал Дейкстра. – Ни в одном из множества преданий, что хранятся в моей памяти, не говорится ни о чем подобном. Почему разлом стал точечным, а не линейным? Почему волна не разошлась вширь, а ударила в одну точку, как будто фронт волны был мечом, а разлом – меч-рыбой? И почему волна была направлена точно в центр вулкана?

– Как это в центр? – удивилась Джейн. – Волна ударила в лабиринты травоедов, а вулкан вон где.

– Все правильно, – сказал Дейкстра. – Но ты не учитываешь, что в холодных водах волну отклонило пассатным течением, еще надо внести поправку на боковой сдвиг и…

– На что внести поправку? – не поняла Джейн.

– Ну… – Дейкстра замялся, не понимая, как можно объяснить женщине сложное научное понятие. – Ну, когда какое-то тело под собственным весом движется вверх или вниз, оно обязательно чуть-чуть отклоняется вбок, хотя никакого течения в этом направлении нет. Когда Ахо Мудрый проводил наблюдения небесной тверди, он заметил, что на больших расстояниях вертикальный звуковой луч отклоняется от прямой линии, он счел, что пространство вселенной искривлено, но мне кажется, что этот парадокс должен объясняться как-то иначе, не так сложно.

Произнеся эти слова, Дейкстра заметил, что Джейн смотрит в сторону, а ее мимика выражает скуку. Жаль, не получилось понятно объяснить.

– Извини, Джейн, – сказал Дейкстра. – Я понимаю, это сложно… Короче, если провести прямую линию от точки разлома вниз, она попадает точно в жерло вулкана, а то, что волна ударила в сторону – проявление особого закона природы, трудного для понимания. То, что разлом указывает точно на жерло – вряд ли случайное совпадение, в этом должен быть смысл. И еще одна странность тут есть – разлом до сих пор не закрылся и, похоже, закрываться не собирается. Видишь, яркость свечения уже давно не меняется. По-моему, это не небесный разлом, а какое-то другое явление природы, очень редкое, а мы – первые люди, которым довелось с ним познакомиться.

– Для некоторых оно стало последним, – заметила Джейн. – Хорошо, что волна не ударила в рыцарскую скалу. Как думаешь, сколько травоедов погибло?

– Вряд ли много, – сказал Дейкстра. – Две-три восьмерки, ну, может, пять восьмерок, но не больше. Площадь поражения невелика, это только кажется, что там все наизнанку вывернуто. Вот увидишь, муть осядет, сразу станет видно, что не все так плохо.

– Что-то никто из травоедов на доклад к королю не идет, – сказала Джейн.

– Так король на охоте, – заметил Дейкстра.

– Ну да, – согласилась Джейн, – но травоеды-то этого не знают. Кстати, охотникам пора уже вернуться. Они ведь видели, что волна разлома ударила по родной земле.

Дейкстра улыбнулся.

– Сверху все видно намного лучше, чем ты полагаешь, – сказал он. – Вулкан подсвечивает теплые воды, на этом фоне точка удара должна быть хорошо различима. Охотники ясно видели, что волна ударила в жилища травоедов, и не задела рыцарскую скалу. Думаю, они вернутся не раньше, чем полностью нагрузят акулов свежим мясом. Хотя… Кажется, я что-то вижу.

Через минуту Джейн тоже разглядела длинную тень, быстро опускающуюся из холодных вод. А еще через минуту они наблюдали, как Роланд верхом на Росинанте описывает вокруг скалы круг, а в его руке зажат большой костяной меч, ослепительно сверкающий и пахнущий свежей кровью. Было ясно, что Роланд только что вырезал его из плавника живой протосфирены, причем немаленькой протосфирены, очень даже немаленькой, прямо скажем, огромной. Как он только отважился схватиться с такой зверюгой? Может, она попала под удар волны и была ранена? Надо будет расспросить Роланда, хотя, если все так и было, Роланд в этом ни за что не признается. Будет делать многозначительное лицо и не отвечать ни да, ни нет, дескать, не скажу из скромности, и не поймешь, действительно ли он совершил подвиг или просто удачно повстречал издыхающую тварь. Надо будет задать этот вопрос в присутствии Росинанта, акул тоже ни в чем не признается, но наверняка начнет фыркать и дергать хвостом – акулы слишком простодушны, чтобы не выдать ложь товарища неловким жестом.

– Какой герой! – воскликнула Джейн. – Дейкстра, ты когда-нибудь слышал о таком подвиге?

– Никогда не слышал, – ответил Дейкстра. – Король Роджер однажды видел протосфирену с примерно такими же мечами, но не отважился к ней приблизиться, а пустился наутек и никто не упрекал его в трусости. А чтобы рыцарь победил столь большую протосфирену в честном единоборстве – такого я не припоминаю.

– Клянусь, что никто не подарит мне последнего счастья, кроме великого Роланда! – воскликнула Джейн, и Дейкстра недовольно поморщился.

Конечно, отложить яйца, оплодотворенные прославленным рыцарем – великая честь, с этим никто не спорит. Но если бы Дейкстра единолично определял демографическую политику племени, он спарил бы Джейн не с Роландом, а с Дуайтом. Разве что Роланд лишится крови в одной из многочисленных авантюр, в этом случае можно рискнуть и истратить семя первой дамы на безрассудного, но удачливого героя. К тому времени, когда Дуайту придет время уступить королевский титул другому достойному рыцарю, из нынешних девочек наверняка вырастет хотя бы одна дама, достойная королевского семени. Врочем, это все отвлеченные мысли, не имеющие отношения к реальности. Потому что плетение родословных линий – неотъемлемая обязанность короля, а голос мудреца в таких делах исключительно совещательный.

Росинант приблизился к скале и затормозил, Дейкстру и Джейн мягко толкнуло поднятой волной. Роланд спрыгнул со спины акула и одним точным движением направил свое тело к беседующим. Аккуратно проскользнул между щупальцами сторожевых актиний, коснулся скалы присосками, остановился и провозгласил, протягивая меч на двух вытянутых руках:

– Взгляните, Дейкстра и Джейн, какая красота! Признайся, Дейкстра, что никогда не видел подобного и не слышал о подобном в преданиях!

Острый запах страшного зверя ударил в ноздри Дейкстры, он непроизвольно отшатнулся. Роланд добродушно рассмеялся. А Джейн не испугалась ничуть, в самом деле, откуда ей знать, что такое Ужас Холодных Вод? Она воскликнула:

– Ты великий герой, Роланд! Клянусь, что не приму последнего дара ни от какого мужчины, кроме тебя!

Роланд снова рассмеялся, протянул руку и ласково потрепал Джейн по верхушке головы. Джейн подалась ему навстречу, Дейкстра предупреждающе фыркнул, но Роланд уже сам сообразил, к чему идет дело, и поспешно отступил на шаг. Он сказал:

– Не клянись, подруга, потому что мой путь в теплых водах еще далек от своего завершения. Я переживу своего титулованного брата и еще успею обучить твоих детей верховой езде, рукопашному бою и умению держать строй.

Закончив эту речь, он высоко подпрыгнул, Росинант взмахнул хвостом, и волна забросила Роланда в седло. Дейкстра невольно залюбовался ловкостью движений второго рыцаря племени. Роланд приветственно взмахнул рукой, и Росинант повлек его прочь.

– Какой красавец, – восхищенно пробормотала Джейн.

– Будь осторожна, Джейн, и не теряй голову, – сказал Дейкстра. – Ты сама-то заметила, что чуть было не соблазнила его?

Джейн неопределенно хихикнула, оттолкнулась от скалы, вошла в нисходящий поток и скрылась из поля зрения мудреца. Она двигалась очень ловко для женщины, и Дейкстра подумал, что они с Роландом могут стать хорошей парой, но не сейчас, а когда придет время. Нельзя торопить события. Прежде чем стать отцом, Роланд успеет принести племени еще много славы и пользы.

 

8

Это случилось, когда мир был молод, когда все живые существа умели разговаривать, а людей во всем мире было только двое – Джон и Дейзи. Однажды Джон вернулся с охоты и стал сгружать с акула мясо, заносить груз в пещеру и складывать там, а рядом на выступе скалы сидел Джа, смотрел, как трудится Джон, и радовался тому, каких замечательных людей он сотворил. Время от времени Джа говорил "это хорошо", и Джон тоже радовался, слыша эти слова.

Дейзи в это время сидела в пещере и думала о вечном. И подумала она так: "Джон устал после охоты, будет хорошо, если я помогу ему разгрузить мясо и занести в пещеру". И вышла она наружу и тоже стала вынимать мясо из вьюков на боках акула Симуса и заносить в пещеру. И посмотрел Джа на это, и ощутил смутное беспокойство, но ничего не сказал.

И случилось так, что Дейзи сделала неловкое движение, случайно толкнула Джона головой и сбила с ног, но он не поранился, а только растерялся, выронил кусок мяса, и этот кусок утащила барракуда. Дейзи тоже растерялась, протянула к Джону три руки и стала помогать ему встать, и получилось так, что ее мантия раскрылась, и вдохнул Джон запах женщины, и помутилась его антенна, и ощутил он смутное и неведомое желание.

– Эй-эй! – крикнул Джа. – А ну-ка быстро сложили руки и разошлись на три шага!

Приказ Джа был непонятен, но Джон и Дейзи выполнили его беспрекословно, потому что привыкли, что надо повиноваться Джа, потому что он плохого не посоветует. И стояли они в смущении, и сказал им Джа:

– Никогда не трогайте друг друга руками, а если вдруг соприкоснулись – не задерживайте объятие, а расходитесь на три шага в разные стороны. Ты, Дейзи, никогда не раскрывай мантию, если видишь поблизости Джона, а ты, Джон, никогда не нюхай воду из-под мантии Дейзи. Делайте, как я сказал, и будет ваша жизнь долгой и счастливой.

Закончив эту речь, Джа спрыгнул со скалы и уплыл в холодные воды. Дейзи посмотрела на Джона и сказала:

– Мне было приятно тебя обнимать.

– Мне тоже, – сказал Джон.

Немного подумал и добавил:

– Однако Джа плохого не посоветует.

– Джа плохого не посоветует, – повторила Дейзи.

– Разгружайте меня, однако, а то я уже устал барракуд отгонять, – сказал Симус.

И стали они дальше разгружать Симуса, и больше не касались друг друга и не подходили друг к другу ближе, чем на длину протянутой руки. И ничего с ними не случилось в тот день – ни хорошего, ни плохого.

Прошло некоторое время, и однажды Дейзи отправилась прогуляться по горячим пустошам и встретила двух донных ползунов, также именуемых трилобитами.

– Здравствуйте, ползуны, – сказала Дейзи.

Ничего не ответили ей ползуны. Удивилась Дейзи, что они не стали с ней разговаривать, и пригляделась к ним внимательнее. И увидела она, что один ползун выкопал в песке ямку и сидит над ней, а другой ползун сидит рядом и ласкает первого лапками и усиками.

– А нам с Джоном Джа запретил ласкать друг друга, – сказала Дейзи.

И стало ей горько и обидно, как будто холодная струя ударила ее прямо в голову. Подумала она, что Джа сказал им с Джоном плохие слова, и решила она, что эти слова были несправедливы. Потом она задумалась, что такое "несправедливо", и не смогла придумать никакого разумного объяснения.

Тем временем ползун, сидевший на ямке, отполз в сторону, и увидела Дейзи, что в ямке лежат маленькие круглые яйца. А другой ползун сел на край ямки и стал поливать яйца мутной жижей, а первый ползун ласкал его лапками и усиками. И было видно, что обоим ползунам происходящее очень нравится.

– А что это вы тут делаете? – спросила Дейзи.

И ответил ей ползун, сидящий на краю ямки:

– Знай, Дейзи, что я – мужчина, а она – женщина. Она выкопала ямку в песке и отложила в нее яйца, а я их оплодотворяю. Это приятно. Пройдет должное время, и из каждого яйца вылупится маленький ползунчик, и это будут наши дети.

Так Дейзи узнала, откуда берутся дети.

Вернувшись в пещеру, Дейзи сказала Джону:

– Я видела, как донные ползуны делают своих детей. Давай тоже сделаем детей.

И ответил ей Джон:

– Как же мы сделаем детей, если Джа запретил нам обнимать друг друга?

Дейзи подумала и ответила:

– Сдается мне, Джа в тот раз дал нам плохой совет. Обними меня, Джон.

Но Джон отпрянул от нее в ужасе и воскликнул:

– Джа плохого не посоветует!

Долго уговаривала его Дейзи, но так и не смогла уговорить. Но так хотелось ей завести детей, что решила она добиться своего хитростью. Раскрыла она мантийную полость и окатила Джона запахом женщины. И помутилась у Джона антенна, и обнял он Дейзи, и передал ей свое семя, и приняла она его. И почувствовал Джон, что умирает, и сказал:

– Все-таки Джа был прав.

И вышел он из пещеры и отправился в последний путь в страну мертвых, и некому было его проводить, потому что других мужчин в океане еще не было. Огорчилась Дейзи и стала плакать, но недолго она плакала, потому что растущее семя ударило ей в голову, и утратила она разум. Забралась она в самый дальний и темный угол пещеры, отложила шесть яиц и сидела на них, никуда не отлучаясь, и ничего не ела.

И прошло положенное время, и вылупились из яиц три мальчика и три девочки. И когда вылупился последний ребенок, посмотрела Дейзи на своих детей, улыбнулась, вздохнула в последний раз и умерла. И съели дети ее тело.

А потом дети Джона и Дейзи вышли из пещеры и увидели, что на скале сидит Джа, смотрит на них и говорит:

– Пожалуй, это скорее хорошо, чем плохо.

И обратился Джа к детям Джона и Дейзи с приветственной речью, и стал учить их разным важным премудростям, но это уже совсем другая история.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ. ДАРЫ

1

Охотники вернулись без добычи, но довольные. Потому что они вернулись с пустыми руками не оттого, что не смогли ничего добыть, а оттого, что сами решили прервать охоту досрочно. Воистину, сегодняшний день войдет в предания, надо, кстати, попробовать оформить его в виде песни, потому что песни лучше запоминаются.

Так думал Дейкстра, пока слушал, как король Дуайт рассказывает рыцарям о подвиге Роланда. Дейкстра не вслушивался в королевскую речь, он сразу понял, что во время схватки с протосфиреной Дуайт находился вдали от места событий и ничего толком не разглядел. Надо будет подождать несколько дней и послушать еще раз. К тому времени рассказ Дуайта обрастет многочисленными подробностями, и на его основе можно будет сочинить хорошую, годную песню, в которой будет отдельно воспеваться каждое движение и каждый удар славного победителя. Можно, кстати, так написать песню, чтобы ее можно было использовать как лекцию по теории рукопашного боя. Мальчики-рыцари лучше впитывают знания, когда они подаются в легкоусвояемой форме, когда лекция не только полезна, но и интересна. А что может быть интереснее, чем рассказ о великом подвиге знаменитого рыцаря, причем рыцаря не давно прошедшей эпохи, а современного, с которым встречаешься каждый день?

– Да, вот еще, чуть не забыл, – сказал вдруг Дуайт, прерывая основной рассказ. – Дейкстра, тебе будет любопытно взглянуть на одно мертвое тело, которое мы подобрали в верхних водах.

– Какое еще мертвое тело? – спросил Дейкстра. – Какому животному оно принадлежит?

Дуайт сделал многозначительную паузу, призванную усилить любопытство собеседника, а затем сказал:

– Большой плавучей звезде.

– Плавучей звезде? – удивился Дейкстра. – Да, на мифического зверя поглядеть любопытно. А как вы смогли доставить ее сюда? Почему она не наполнилась пузырями и не всплыла? У нее есть сифон, как у аммонитов? Или вы взрезали полость ее тела, чтобы предотвратить накопление пузырей?

Дуайт не сразу ответил на эти вопросы. Некоторое время он озадаченно молчал, почесывая присоской голову над глазами, а затем сказал:

– Да мы как-то вообще не подумали, что в мертвом теле должны появиться пузыри. Ничего не резали, просто навьючили ее на акулу, и привезли сюда. Надо же, только сейчас сообразил, она должна не тонуть, а всплывать, она же мертвая! Наверное, это была хорошая звезда, Джа судил ее в стране мертвых, камни перевесили пузыри…

Дуайт понял, что говорит ерунду, и умолк.

– А это существо точно мертвое? – спросил Дейкстра.

Дуайт снова задумался.

– Ладно, не бери в голову, – сказал Дейкстра. – Пойдем, посмотрим на твою звезду. Только в пещеру ее не заносите, скажите акулу, пусть сгрузит на вершину скалы, а то мало ли что. Большая она хоть?

– Не очень, – ответил Дуайт. – Примерно как ты, ну, может, чуть поменьше.

Дейкстре хватило одного взгляда, чтобы понять, что это не морская звезда. Да, поверхностное сходство налицо, вот четыре длинных луча, а вот ясно видно, что пятый луч откушен, причем не зубами, а клювом – срез очень ровный, без зазубрин. Но лучи у морской звезды должны быть все одинаковые, а у этого существа два больших луча и два маленьких. Может, это не звезда, а дерево, вырванное небесным разломом из ледяной почвы страны мертвых? Молодое, однако, дерево, только две пары ветвей отрастить успело. Но корень у него был на месте среза, а это значит, что нижние ветви должны быть длиннее верхних, а у него все наоборот.

Тем временем младшие рыцари освободили мертвое существо от веревок, тело выскользнуло из вьючного мешка, но не стало всплывать, как положено мертвому телу, а опустилось на камни, как опускается на землю нож, потерянный на охоте.

– Каменная она, что ли? – пробормотал Дуайт.

Младшие рыцари приклеились к скале поодаль и почтительно внимали речам короля и мудреца. Дейкстра сказал:

– Это не звезда. Я не знаю, что это за существо.

Дейкстра приблизил антенну вплотную к срезу то ли корня, то ли пятого луча, протянул руку и осторожно сдвинул в сторону большой лоскут мяса. Под ним обнаружилось большое отверстие, а рядом с ним…

Дейкстра рассмеялся и громко сказал:

– Да это же рыба!

– Как это рыба? – не понял Дуайт. – Где у нее голова, хвост и плавники?

– Где хвост и плавники, не знаю, – ответил Дейкстра. – А голова откушена, видишь срез позвоночника?

Дуайт осторожно и с некоторой опаской провел присоской по мертвой кости.

– Человеческому клюву не перекусить такую толстую кость, – заявил Дуайт. – А нож не оставит после себя столь гладкий срез.

– Сам знаю, – сказал Дейкстра. – А что это еще может быть? Дерево? С позвоночником как у рыбы? А это у нее что такое?

Дейкстра протянул руку к основанию длинных то ли лучей, то ли ветвей, там у существа было нечто похожее на лоскут кожи, но не вросший в тело, а болтающийся отдельно. Дейкстра дернул его, лоскут сместился, и стало видно, что его можно снять, протащив вдоль длинных лучей. Дейкстра сделал это, и когда его руки скользнули по концам длинных лучей существа, он обратил внимание, что кожа там намного грубее, чем в других местах, она как будто натерта обо что-то. Может, это не лучи и не ветки, а руки? Но присосок там нет, а маленькие отростки на конце луча явно не предназначены, чтобы хватать предметы. Просто маленькие твердые отростки, пять штук, один заметно больше других.

– А ведь это не кожа, – сказал Дейкстра, осмотрев лоскут. – Гляди, Дуайт, она сплетена из тонких веревочек.

Дуайт тоже осмотрел изделие и сказал:

– Тонкая работа, однако, ни одна травоедка так не сделает. Запах странный, явно рыбный, но я не знаю рыбы с таким запахом.

Дейкстра тоже понюхал лоскут и тоже ощутил запах незнакомой рыбы.

– Да, это точно рыба, – сказал он. – Но как она плавает?

– А может, она не плавает? – донесся из-за спины голос травоеда Сантьяги. – Может, она живет в норах, подобно нам?

Быстро, однако, он пришел сюда, узнав о неведомом существе. Любопытен и умен Сантьяга, будь он по крови рыцарем, а не травоедом, хороший мудрец из него получился бы. К тому же, он чуть-чуть умеет плавать – большая редкость для травоедов. Но от века заведено, что мудрец избирается из числа рыцарей, ибо проклято Луисово семя, и да будет так воистину.

– Все может быть, – сказал Дейкстра. – Мы ничего толком не знаем о стране мертвых, там может водиться все что угодно. Думаешь, это существо подобно нам, а эти отростки – руки? Но почему на них нет присосок? И почему они разной длины?

– Глядите, – сказал Сантьяга. – На передних руках у него растут длинные отростки, они тонкие и гибкие, ими можно хватать предметы.

Дейкстра потрогал отростки на том, что Сантьяга назвал передней рукой существа, и обнаружил, что они не более гибкие, чем древесная ветвь. Сантьяга тоже пошевелил отростки, и сказал:

– Ну, я не знаю, может, они после смерти одеревенели… Ну-ка…

Он сел на тело, щелкнул клювом и откусил один отросток. Повертел во рту, выплюнул и сказал:

– Тоже рыбой пахнет. Но по-другому, не селедкой, а скорее тунцом. Смотрите, тут внутри косточка! Только она какая-то неправильная, толстая и негибкая… хотя нет, гнется, надо просто давить сильнее. Вот, глядите, теперь легко гнется! Но почему-то только в одном месте, нет, в двух местах. А если раскусить… Глядите, тут хрящ есть! Да какой необычный, не как в позвоночнике, а другой, видишь, Дейкстра, эти косточки могут скользить вот так одна по другой, и тогда отросток сгибается. Как лапка у донного ползуна, только у ползуна панцирь снаружи, а кости нет, а здесь панциря нет, а внутри кость, как у рыбы. А может, это вещая рыба Гамаюн?

Дуайт и Дейкстра дружно зашикали, сложив руки в жесте отвержения неудачи.

– Цыц! – рявкнул Дуайт. – Ползи вниз, травоед, и перед тем, как подняться вновь на эту вершину, подумай о том, какие имена можно произносить, а какие нельзя!

– Это глупое суеверие, – начал оправдываться Сантьяга, но король его оборвал, заявив:

– Здесь я решаю, какое суеверие глупое, а какое нет. Пошел прочь, травоед, пока я не отвесил тебе пинка между глаз! И не вздумай никому говорить о своих домыслах, узнаю – клюв вырву!

– Извините, – пробормотал Сантьяга, быстро засеменил к обрыву, разбежался, прыгнул со скалы, ловко поймал нисходящее течение и скрылся из поля зрения.

– Гаденыш, – констатировал король.

– Но это действительно глупое суеверие, – заметил Дейкстра.

– Мы с тобой это понимаем, – согласился Дуайт. – А они нет, – он указал рукой вниз, где дамы разгружали с вьючных акул то немногое мясо, которое добыли сегодня охотники. – Мне не нужно падение морального духа в племени.

– Пожалуй, ты прав, – согласился Дейкстра.

 

2

Однажды отправились на охоту четверо рыцарей: Ян, Ричард, Джон и Роджер. Ян был королем племени, он был велик, могуч и красив, обладал зычным голосом, но страдал раздвоением личности. Ричард был невелик, но ловок, проворен, любил шутить и сочинял хорошие песни. Джон был могуч и силен, почти как Ян, и прославился умением издавать прекрасные звуки из раковин донных улиток, но в описываемое время уже достиг возраста старости и стал предаваться размышлениям, кому лучше отдать свое семя. Также он был мудрецом племени. Что касается Роджера, то этот рыцарь не прославился ничем особенным, но все источники сходятся на том, что он был в меру храбр, в меру удачлив и обладал добрым характером.

Так вот, отправились они на охоту и встретили рыбу буревестника, предвещающую смену течений, и сочинил Ричард прекрасную песню об этой рыбе, впрочем, другие говорят, что эту песню сочинил рыцарь Дэвид, и не на той охоте, а позже. Как бы то ни было, встретили они буревестника, и вняли предупреждению, и пошли изменившимся путем, и наткнулись на большой косяк жирной и вкусной трески, и окружили акулы косяк, и стали жечь рыб актиниями и глушить ударами хвостов, а рыцари собирали обездвиженных рыб и укладывали в веревочные мешки. И истребили они весь косяк, только лишь восемь восьмерок рыб оставили для дальнейшего размножения, как учил Джа. И добыли они много вкусного мяса.

И когда завязывали они последний мешок, собираясь возвращаться домой, сказал Ричард:

– Хорошее знамение явила нам рыба буревестник. Хотел бы я получать больше всяких знамений, хороших и разных.

И сказал ему Джон:

– Зря ты произнес эти слова.

– Почему? – удивился Ричард.

– Потому что не каждое знамение несет добро, – сказал Джон.

Ничего не ответил Ричард на эти слова, только лишь рассмеялся. И когда они направились домой, распевая песню удачи, явилась им рыба Гамаюн. Надо сказать, что дело происходило не в древности, когда все существа умели понятно говорить, а в современную эпоху. Только три вида живых существ сохранили поныне дар речи – люди, акулы и рыба Гамаюн. Люди, помимо того, имеют дар ума и дар ловкости, акулы – дар силы и дар скорости, а рыба Гамаюн имеет один только дар – дар пророчества. И поприветствовал ее Ричард:

– Здравствуй, рыба Гамаюн! Гляди, как много вкусной рыбы мы сегодня добыли! Благослови нас добрым словом, а мы подарим тебе мешок с рыбой!

Услышав эти слова, нахмурился король Ян, потому что не дело простого рыцаря делить добычу. Приготовился Ян обругать Ричарда, но не успел, потому что рыба Гамаюн произнесла следующее:

– Благодарю тебя, Ричард, но не приму я твой дар, потому что треска не по нраву моему желудку и печени. А что касается благословения, знайте, рыцари, что спокойно жить вашему племени осталось два прилива и три отлива. Ибо засорился сифон вашего вулкана, и набух вулкан огненным пузырем, и близится время, когда прорвется пузырь, и выйдет огонь в воду, и случится великая буря, и не спасутся в ней ни люди, ни акулы, ни актинии, ни устрицы, ни деревья и травы, ни грибы и донные ползуны. Собирайте акул ваших и грузите на них мясо, пленки и веревки, и матерей с отложенными яйцами, и возьмите с собой травоедов для разведения. Погрузите все перечисленное на акул ваших и плыите прочь, и будьте в холодных пустошах, пока стихия не успокоится.

Закончила рыба Гамаюн свою речь, взмахнула хвостом и удалилась в холодные воды. И проводили ее рыцари взглядами, и обратился Ян к Ричарду:

– Кто пинал тебя в антенну, скудоумный недомерок? Зачем ты сказал, что желаешь узнать знамение? Разве неведомо тебе, что пути Джа неисповедимы и что только мертвые способны оценить его шутки? Долго терпел я твои безрассудные выходки, но истощилось мое терпение! Забирай акула и те четыре мешка с рыбой, что на него навьючены, забирай любую женщину по своему выбору, кроме леди Марианны, и убирайся на все шесть сторон! Не желаю видеть тебя больше в моем племени!

Опечалился Ричард, но нечего ему было возразить королю. Взял он акула и четыре мешка рыбы и женщину по прозвищу Тьма, и удалился в холодные пустоши, и жил там какое-то время, и сочинял песни, но были они унылыми и незапоминающимися.

А король Ян подумал и сказал:

– Все говорят, что рыба Гамаюн видит грядущее, но никто не говорит, что она видит его правильно. Сдается мне, нам следует собрать все, о чем говорила рыба, и приготовиться к дальнему походу, но не уходить, пока не появятся ясные признаки того, что вулкан скоро взорвется. Ибо смотрю я на вулкан, и не вижу в его облике ничего примечательного, вулкан как вулкан. Земля не светится багровым и не содрогается, а горячий ядовитый столб над вулканом, пожалуй, стал даже меньше, чем в час последнего прилива, когда мы отправлялись на охоту.

И ответил Джон на эти слова:

– О король мой, я тоже не вижу грозных признаков ни в вулкане, ни вокруг него, однако мнится мне, что совету Гамаюна мы должны последовать. Ибо если ошибочен сей совет, мы потерпим излишние неудобства, и избранные травоеды будут страдать поносом от страха путешествия, а неизбранные женщины будет страдать обидой от того, что их не избрали, а оставили помирать. Но если совет Гамаюна справедлив, а ты ему не последуешь, то погибнет все племя, кроме изгнанника Ричарда, а это несправедливо.

И сказал король Ян:

– Воистину мудры слова твои, мудрец Джон! Пусть будет так, как ты сказал!

И созвали рыцари всех акул, и навьючили на них мясо, и пленки, и веревки, и избранных женщин и травоедов для разведения. И поднялся плач среди неизбранных женщин, и втыкали избранные травоеды затычки друг другу, чтобы не осквернить акульих спин во время путешествия своим страхом. И когда караван отправился в путь, заметил Джон, что горячий столб над вулканом перестал быть горячим, а стал просто теплым, и приносит меньше ядовитого запаха, чем обычно. И заметил Джон, что земля светится багровым, но не у вулкана, а в другом месте, в стороне. И сказал Джон:

– Сдается мне, пора отправляться в путь, не мешкая!

И отправились они в путь, и затряслась земля, и вспух огненный пузырь, и пошла пузырями вся вода, и стали холодные воды теплыми, а теплые горячими. И сказал король Ян мудрецу Джону:

– Истинно говорю тебе, Джон, велика мудрость твоя и да прославится она во веки веков!

Ничего не ответил Джон на эти слова, потому что отвечать на славословие не полагается. Он лишь улыбнулся.

Долго они плавали в холодных водах, ожидая, когда извержение прекратится, а потом вернулись они обратно к вулкану, и все, что произошло с ними далее – совсем иная история.

 

3

Дейкстра предавался размышлениям, когда рядом раздался внезапный крик:

– Позволь, брат мой, я тоже взгляну на это чудесное существо!

Это кричал Роланд, обращаясь к Дуайту, а к Дейкстре его слова не имели отношения. Однако Дейкстра непроизвольно вздрогнул, не от страха, а от неожиданности. Роланд плавает быстро и бесшумно, и любит использовать этот дар для глупых шуток – подкрадется сзади и заорет внезапно, а потом смеется. Сколько раз Дейкстра наказывал его за такие шутки, когда Роланд был подростком – не счесть. Видать, мало наказывал, а теперь уже поздно, теперь Роланд – матерый уважаемый рыцарь, третий человек в племени. Впрочем, после сегодняшнего подвига он уже второй, а не третий, как ни обидно это признавать.

– Когда-нибудь мое сердце остановится от твоего вопля, – недовольно пробурчал Дуайт.

– О брат мой, неужели ты признаешься в трусости? – спросил Роланд со смехом.

Король не удостоил эти слова ответом, лишь буркнул:

– Дерьмо ты восьмирукое.

Роланд еще раз рассмеялся, и на этом рыцарская перебранка закончилась.

– Что у тебя в руках, Дейкстра? – спросил Роланд, окинув взглядом голый камень, на котором лежало тело странного существа, а также короля и мудреца, сидящих рядом с ним.

– Сам взгляни, – ответил Дейкстра. – На плавнике у нее висело.

И протянул Роланду маленький камень удивительно симметричной формы, хитрым образом прикрепленный к странной веревке, составленной из одинаковых плоских камешков. Веревка образовывала кольцо, причем если переломить веревку в одном месте, диаметр кольца становился меньше, а если вернуть в исходное положение – больше. Камень испускал бело-красные вспышки через равные промежутки времени, примерно втрое чаще, чем бьется сердце у взрослого человека в покое.

– Тонкая работа, однако, – сказал Роланд. – Странно, я только сейчас заметил, как он пульсирует.

– А он и не пульсировал, – сказал Дуайт. – Он начал пульсировать, когда Дейкстра ударил им о землю.

– Интересно, – сказал Роланд. – Запах необычный – ни мясом, ни травой не пахнет, а существо явно живое, раз у него сердце бьется. Брат, а что это ты мусолишь в руках?

– Конец плавника, – ответил Дуайт и передал брату тонкий отросток.

– А, ты его откусил, – догадался Роланд. – Погоди… Ты говоришь, это плавник? Так это существо – рыба?

Дейкстра ткнул рукой в срез позвоночника существа, Ролан посмотрел туда и сказал:

– Точно, рыба. Жаль, меч в пещере оставил, сейчас мы бы ее разделали и посмотрели бы, рыба она или нет. А где у нее хвост? Странно, вместо хвоста дырка какая-то.

Роланд засунул кончик руки в эту дырку, вытащил, понюхал и с отвращением вытер руку о плоский ноздреватый камень.

– Дерьмо, – констатировал он. – Значит, это задница. Странно расположена, неудобно отсюда гадить, весь перепачкаешься, пока опорожнишься. А вот еще одна дырка рядом… Нет, отсюда ничем не пахнет.

– Это женщина, – догадался Дейкстра. – Она отсюда яйца откладывает.

– Точно! – воскликнул Роланд. – Воистину ты мудр, Дейкстра. Интересно, она успела отложить яйца перед смертью?

– Вряд ли, – сказал Дейкстра. – Ей же голову откусили. К тому же, не забывай, рыбы размножаются иначе, чем мы, люди.

– Да, действительно, – сказал Роланд. – Знаете, что я думаю? Смотрите – у этой рыбы нет хвоста, а плавники такие, что с их помощью не поплаваешь, на них даже перепонок нет. Наверное, эта рыба роет норы в небесной тверди и там живет. А плавники у нее на самом деле не плавники, а руки, только с костями, как у рыбы.

– Такими руками нору не вырыть, – сказал Дейкстра. – Потрогай, какая кожа тонкая и нежная.

– Да, действительно, – сказал Роланд. – Глядите, а на задних плавниках кожа толстая и грубая. Наверное, она задними плавниками норы роет.

– Как ты себе это представляешь? – спросил Дуайт.

Роланд задумался и не смог ничего ответить.

– По-моему, это существо волшебное, – сказал Дуайт. – Мы пытаемся описать его в понятиях обычного мира, но эти понятия здесь неприменимы. Эта рыба непостижима.

– Думаешь, это Га… гм… – Роланд вовремя осекся, увидев, как изменилось свечение антенны брата.

– Дуайт уже прогнал отсюда Сантьягу за это слово, – сказал Дейкстра.

– Это правильно, – одобрил Роланд. – Место травоеда на полях, а на рыцарской скале ему делать нечего. Хотя, надо признать, Сантьяга неглуп.

Наступила тишина, рыцари сидели и думали. А потом Дуайт спросил:

– Дейкстра, как ты думаешь, та ли эта рыба, о которой мы все подумали?

Дейкстра долго молчал, обдумывая ответ, а затем произнес:

– Ни одно из ведомых мне преданий не повествует ни об облике, ни о повадках вещей рыбы. Но король Ян встретил ее в самом верхнем слое теплых вод, а значит, она хорошо плавает, раз умеет бороться с сильными течениями, господствующими в том слое. Кроме того, предание о грозном пророчестве ясно говорит, что вещая рыба взмахнула хвостом, прежде чем уплыть в холодные воды.

– Эту подробность могли потом добавить, для благозвучия, – заметил Роланд. – Ты же сам говорил, Дейкстра, что предания могут искажаться, передаваясь от дядей к племянникам.

– Все верно, – согласился Дейкстра. – Но если не верить опыту предков, чему вообще тогда верить? Нет, я не думаю, что это вещая рыба. Давайте для примера сравним нас, людей, и аммонитов.

– Какое это имеет отношение к делу? – удивился Дуайт.

– Сейчас поймешь, – сказал Дейкстра. – Аммониты похожи на нас многими деталями тела, у них тоже есть мантия и полость под ней, антенна, клюв, сперматофор у мужчин и яйцеклад у женщин. Но тело аммонита заключено в раковину, а руки коротки и слабы, и снабжены не присосками, а крючками. Существо, которое мы сейчас рассматриваем, многими деталями тела подобно рыбе, но у него нет хвоста, а плавники превратились в нечто совсем непохожее на нормальные плавники. А теперь представьте, что где-то живет глупый подросток, который ничего не знает про аммонитов. И вот однажды довелось ему столкнуться с аммонитом антенна к антенне. Что он подумает? Что это потомок травоеда, совокупившегося с донным ползуном?

Дуайт и Роланд расхохотались, Дуайт от смеха запрокинул голову вверх и вдруг осекся.

– Что за… – пробормотал он, и вдруг резко оттолкнулся от камня всеми руками, взмыл и помчался вверх, изо всех сил работая мантией, как будто внезапно забыл, как находить восходящие течения. В следующее мгновение Роланд последовал за братом. Сверху донесся крик Дуайта:

– Дейкстра, присмотри за телом!

 

4

Вначале Дуайт подумал, что ему мерещится. В самом деле, все охотники и все акулы вернулись на родную землю, и король лично пересчитал всех. Тогда кто может издавать крик тревоги из среднего слоя теплых вод? Однако эту сине-зеленую вспышку ни с чем не перепутаешь. И как-то слишком сильно она отдает в синий спектр, неужели ребенок?

Но все эти мысли пришли в королевскую голову уже потом, когда король уже мчался вверх, изо всех сил напрягая мантийные мышцы и не тратя времени на поиск подходящего течения. Он достаточно силен и вынослив, чтобы достигнуть места происшествия без помощи течений, пользуясь одной лишь собственной силой.

Сзади вода расцветилась ритмичными оранжево-красными вспышками, это Роланд последовал за братом. Дуайт подумал, что Дейкстра сейчас тоже устремится помогать непонятно кому, тело вещей рыбы останется без присмотра, а это нехорошо. Если понадобится помощь лекаря, они с Роландом быстрее спустят пострадавшего вниз, чем Дейкстра поднимется наверх, он ведь совсем не так быстр, как мудр.

– Дейкстра, присмотри за телом! – крикнул Дуайт.

И одновременно с ним Роланд закричал:

– Росинант, ко мне!

Дуайт запоздало сообразил, что эту команду следовало отдать первой.

– Буцефал, ко мне! – крикнул король.

Антенну кольнула необычно яркая белая вспышка, что-то длинное и блестящее быстро опускалось навстречу, вертясь и кувыркаясь. Формой и размерами оно было похоже на селедку, но живая селедка спускается ко дну головой вперед, а мертвая вообще не спускается, а, наоборот, поднимается к небу по пути мертвых. А этот предмет – будто камень в форме селедки, одетый в блестящую селедочную чешую.

Боковым зрением Дуайт заметил, как Роланд отклонился от курса, протянул руку, коснулся загадочной селедки, и вдруг вскрикнул зеленой вспышкой боли, и вокруг него заклубилась кровь.

– Поднимайся, брат! – крикнул Роланд. – Я разберусь! Росинант, ко мне, червяк трупоядный!

Неуловимую долю мгновения Дуайт колебался, а затем принял решение. Старый и матерый рыцарь Роланд справится с любой напастью, а если даже он не справится с ней, так, значит, никто не справится. А наверху истошно голосят какие-то дети. Говард, кажется, орет громче всех, да, точно, Говард. Что же с ними случилось такое? В этом слое воды с начала времен не водилось ничего опасного. Тем более Говард такой быстрый и ловкий…

Да, все верно, неразлучная троица, Говард, Гаррисон и Джордан. Говард в центре, Гаррисон и Джордан обнимают его с двух сторон и все трое голосят в три антенны что есть силы. И кровью пахнет… Кровью?!

Откуда-то слева появились три стремительные барракуды. Дуайт крикнул страшным охотничьим криком, и внезапным испугом барракуд сдуло с боевого захода, они развернулись, не нарушая строя, и стали барражировать поодаль. Дуайт колыхнул мантию в последнем импульсе, и приблизился к юношам вплотную.

– Что случилось? – строго спросил он.

– Говарду руку отрезало! – взвизгнули на два голоса Гаррисон и Джордан.

Сам Говард ничего не говорил, а только трясся мелкой дрожью.

– Расступитесь, я посмотрю, – повелел Дуайт.

Гаррисон расслабил присоски, в лицо королю брызнул фонтан человеческой крови.

– Ты что делаешь, дурак?! – рявкнул Дуайт. – А ну зажимай артерию обратно! Буцефал! Ко мне, гнида вулканическая!

Слева донесся характерный шум, издаваемый приближающимся акулом. Дуайт повернул голову и увидел, как Буцефал перекусывает пополам барракуду-вожака, с отвращением выплевывает кровавые останки, гигантское акулье тело пролетает мимо и две другие барракуды начинают рвать на части тело своего бывшего короля. Отвратительное зрелище.

Буцефал приблизился к королю на полном ходу и в последний момент затормозил, широко растопырив все плавники и мелко подрагивая хвостом в режиме обратной тяги. Поднятая акулом волна отбросила Джордана от раненого товарища, кровь снова хлынула.

– Звал, хозяин? – спросил акул.

– Что ты творишь, дерево безмозглое?! – завопил Дуайт. – Мчись к пещере со всей дури, скажи, чтобы пленку тебе дали. И побольше! Давай, лети, хвост здесь, голова там!

Буцефал взмахнул хвостом и помчался вниз, Джордана снова отбросило, снова пролилась кровь, Дуайт рванулся к раненому юноше, отбросил Джордана и пережал артерию сам.

– Плыви-ка лучше вниз, проследишь, чтобы это дерево хвостатое ничего не напутало, – сказал он Джордану. – И поживее, а то сам видишь, помирает твой кузен.

Говарду было худо. Кто-то откусил ему руку, причем не у конца, а почти посередине, странно, что парень все еще жив. Барракуда, что ли, бешеная попалась? Нет, срез ровный, без отметин от зубов, здесь клюв поработал, причем не детский клюв и не подростковый. Кто из рыцарей взбесился?

Гаррисон стал отвечать на этот вопрос, и Дуайт понял, что задал его вслух.

– Это не укус, – сказал Гаррисон. – Мы учились управляться с петлевым течением, и Говард вдруг увидел, как с неба падает мертвая селедка. Ну, то есть, нам так показалось, что это мертвая селедка. Говард протянул руку, попытался ее схватить, а она откусила ему руку.

– Как откусила? – не понял Дуайт.

– Я не разглядел, – виновато ответил Гаррисон. – Она коснулась руки Говарда, и рука пошла по пути мертвых, а из раны полилась кровь. Едва-едва успели артерию передавить.

Дуайт почувствовал, как его беспокойство начинает перерастать в панику. Говарда, конечно, жалко, но новых детей навысиживать – дело не особенно долгое, а там, внизу, Роланд…

– Вот что, Гаррисон, – сказал король. – Говарда мы без тебя удержим, а ты плыви вниз, к лысой вершине, и поищи Роланда. Если увидишь, окажи ему помощь, а если не увидишь – найди Дейкстру, расскажи ему все и скажи, пусть бросает мертвую рыбу и делает то, что нужно сделать. Пошел!

– Так точно, – сказал Гаррисон, отцепился, перевернулся вниз головой и поплыл вниз, неловко и неумело пульсируя мантией.

– Нисходящее течение слева-впереди в пяти скачках! – крикнул Дуайт ему вслед.

Эх, молодежь, ничего не умеет, а всюду лезет…

 

5

Всем известно, что акулы рождают потомство иначе, чем люди. Когда любовное томление охватывает акула-мужчину и акулу-женщину, акул не вырывает сперматофор из собственного тела, а изливает из особого трубчатого плавника, называемого гоноподием. В отличие от людей, мужчины-акулы могут изливать семя сколь угодно много раз, ничуть не страдая от этого, даже наоборот, наслаждаясь. Поэтому акулы любят друг друга не раз в жизни, как люди, а сколько захотят, и маленьких акулят воспитывают не дяди и тети, а родные отцы и матери. И яйца они откладывают не в пещеры-инкубаторы, а в особые гнезда в горячих пустошах, и когда акула-мать сторожит яйца, она не теряет способности потреблять пищу, а когда из яиц вылупляются маленькие акулята, их первой пищей становится не тело матери, а принесенное отцом мясо.

Давным-давно, когда мир был молод и все живые существа умели разговарить, жил акул по имени Хельги и любил он акулу по имени Моррет. И была Моррет столь могуча, что превосходила силой многих мужчин своего племени, и любила она драться с мужчинами, показывая силу и ярость свою, и вначале многие мужчины обижались, а потом привыкли и приучились уступать ей дорогу. И король Джориан брал Моррет на охоту наравне с мужчинами ее племени, но не слушалась она приказов его и покидала строй, и рыскала по холодным пустошам в поисках следы древних гнезд, и никто не знал, отчего эти следы ей интересны. Еще Моррет любила кричать стихи и песни неприятным зеленым голосом, поэтому избегали ее другие акулы, только две подруги у нее было – Кин и Краге, причем Кин была глупа, а Краге – мудра и добра, и умела сочинять прекрасные песни, что для женщины-акулы воистину редкий дар. Моррет, впрочем, тоже сочиняла песни, переиначивая древние предания, но ее песни получались путаными и бестолковыми, и никто не любил их слушать, кроме Кин, Краге и Хельги.

Был ли Хельги велик или мал, точно неизвестно, известно лишь, что он был проворен и драчлив. Никто не знает, почему Моррет полюбила Хельги, а Хельги полюбил Моррет, но вышло так, причем в этой паре Моррет была как мужчина, а Хельги слушался ее, как женщина. Другие предания, однако, говорят, что Хельги никогда не оплодотворял Моррет, а как все было на самом деле, ведает один только Джа. Как бы то ни было, в этом предании излагается история, в которой Моррет и Хельги родили шестьдесят четыре сына и шестьдесят четыре дочери. И были сыновья их мелки, проворны и драчливы, и были дочери их велики, могучи и тоже драчливы. И никто из них не был умен.

И приплыл однажды человеческий король Джориан к их гнезду верхом на акульем короле Роберте, и сказал:

– Послушайте, Моррет и Хельги, что скажут вам два короля: человеческий и акулий. Раскройте уши пошире, и не говорите потом, что не слышали.

И ответила ему Моррет:

– Я вижу в сумке, что приторочена к твоему седлу, Джориан, вкусный и сочный кусок трескового мяса, завернутый в устричную пленку. Достань его, разверни и дай мне, потому что я скоро отложу яйца и потому голодна сильнее обычного.

– Не дело женщине-акуле указывать человеческому королю, что ему делать, – возразил Джориан на эти дерзкие слова.

– Здесь мое гнездо, и здесь я решаю, что мне делать, и что мне кому указывать, – сказала Моррет. – А кто со мной не согласен, тот людоед.

Удивился Джориан последним ее словам, но ничего не ответил на них, потому что привык, что Моррет часто говорит странное. Решил Джориан, что не будет отвлекаться на женские глупости, а будет говорить дело, только дело, и ничего, кроме дела, и да поможет ему Джа. И сказал Джориан:

– Ты, Моррет, и ты, Хельги, породили шестьдесят четыре сына и шестьдесят четыре дочери, и ты, Моррет, собираешься откладывать новые яйца. Скоро в акульем племени не останется акул, не являющихся вашими потомками, а это нехорошо. Поэтому слушай, Моррет, мои слова – либо ты, Моррет, воздержишься от дальнейших яйцекладок, либо я изгоню тебя из теплых вод.

Так ответила Моррет на эти слова:

– Не тебе, восьмирукий, изгонять меня из теплых вод!

А Хельги ответил на эти слова встречным вопросом:

– А в голову?

Задумался Джориан и не понял, о чем говорит Хельги. И переспросил он:

– Что ты имеешь в виду, дерзкий акул?

И ответил Хельги:

– Я имею в виду, что рыцарь должен защищать свою даму от нападок и оскорблений. И потому я обстрекаю тебя боевыми актиниями и откушу твои руки одну за другой, и съем все, что пролезет мне в глотку. А чтобы это было не беззаконное людоедство, а справедливый суд, ты назначишь время и место для поединка, и в этом месте и в это время я тебя съем. И тогда это будет справедливо и правильно.

Моррет, услышав эти слова, улыбнулась радостно и сказала:

– Ах, мой рыцарь!

А Джориан произнес следующее:

– Во-первых, ты, Хельги, не рыцарь, потому что рыцарями бывают только люди, а ты акул. Во-вторых, нет закона ни в человеческих, ни в акульих традициях, чтобы рыцарь защищал даму от чего бы то ни было. В-третьих, на Моррет никто не нападал и никто ее не оскорблял, ибо правда не есть оскорбление. А в-четвертых, никто не доверял тебе боевых актиний и не доверит впредь, потому что так распорядится акулий король Роберт. Правильно я говорю, Роберт?

– Конечно, хозяин! – ответил акулий король.

– В-пятых, – продолжал Джориан, – то, что ты сказал насчет справедливого суда, нельзя назвать иначе, чем безумием. Пожалуй, я призову мудреца Дэниса, чтобы он излечил тебя от раздвоения личности.

Услышав эти слова, наполнились души Моррет и Хельги дикой яростью, и закричал Хельги:

– В вулкан ушлепка!

И закричала Моррет:

– Прывит, гадынко!

Надо отметить, что Моррет часто искажала слова языка разумных, а когда ее спрашивали, зачем она так делает, она отвечала, что говорит на другом языке, но когда ее спрашивали, зачем она говорит на языке, который труднее понять, чем общепринятый, она обижалась и ничего не отвечала, кроме бранных слов. Люди и акулы заметили, что когда она говорит спокойно, она реже искажает слова, чем когда ругается.

Произнеся эти искаженные слова, Моррет набросилась на Джориана с намерением откусить ему руки, и удалось ей застать его врасплох. Растерялся он, и укусила она его за левую среднюю руку, но не откусила, а лишь рассекла кожу зубами, и брызнула королевская кровь. Но ударил король Роберт ее боевой актинией, и завопила Моррет, и парализовало ее. И сказал король Джориан, когда остановил себе кровь:

– Властью, данной мне Джа, изгоняю тебя, Моррет, и тебя, Хельги, и всех детей ваших, из вод, в которых обитает мое племя. А те из вашего поганого рода, кто заплывет в наши воды, будут нещадно пороты актиниями, и изгнаны повторно с еще большим позором.

И подтвердил король Роберт слова короля Джориана:

– Конечно, хозяин!

И удалились Моррет и Хельги и поганое их потомство в холодные пустоши, и стали там плодиться и размножаться, и оглупели их потомки без человеческого общения, и стали сильными и быстрыми, но злобными, свирепыми и бестолковыми. И произошли от них барракуды, протосфирены и прочая мразь холодных вод.

 

6

– Что за… – пробормотал король Дуайт, глядя куда-то вверх, и вдруг резко подпрыгнул и помчался наверх, работая мантией изо всех сил.

В следующую секунду следом за ним устремился Роланд. Дейкстра вгляделся в верхние воды, до предела напрягая антенну, но не смог ничего разглядеть, потому что от прыжков рыцарей над скалой поднялась муть. Дейкстра собрался было тоже прыгнуть и последовать за Дуайтом и Роландом, но его остановил королевский приказ:

– Дейкстра, присмотри за телом!

Король прав, столь необычный объект нельзя оставлять без присмотра. Того и гляди, барракуды сожрут, и останется племя без ценного знания. Но что же такое там наверху происходит?

Дейкстра передвинулся в сторону, не всплывая, а перебирая руками по камню, как травоед. Не настолько далеко, чтобы потерять загадочный труп из виду, но достаточно далеко, чтобы муть не мешала взгляду. Он увидел, как далеко наверху какие-то люди, подростки, кажется, барахтаются и молят о помощи, а к ним спешат Дуайт и Роланд, призывая на ходу своих акулов. При этом Роланд отстал и отклонился в сторону, его внимание привлекло нечто вроде дохлой селедки, быстро спускающееся сверху. Нет, это не дохлая селедка, дохлая селедка должна, наоборот, подниматься в страну мертвых, увлекаемая пузырями, неизбежно возникающими в мертвом мясе, за исключением того мяса, что завернуто в устричную пленку сразу после убиения. А что это такое, если не дохлая селедка? Выходит, встречаются в океане другие неведомые существа, тела которых после смерти не всплывают, а тонут?

Роланд вплотную приблизился к странному предмету, протянул руку и вдруг испуганно вскрикнул, а вода вокруг него окрасилась кровавой мутью. Дуайт тоже заметил, что Роланд ранен, приостановился, но Роланд крикнул, что пострадал неопасно и разберется сам, и Дуайт продолжил свой путь наверх.

Странный объект падал прямо на Дейкстру, мудрец опасливо отодвинулся от него в сторону. Селедка врезалась хвостом в камень и… гм… вонзилась в него. Какой острый и твердый у нее хвост!

Дейкстра осторожно приблизился к упавшему предмету и понял, что это вовсе не селедка, а меч, он больше похож протосфиреновый, чем на меч от меч-рыбы, но немного другой формы, лезвие сильнее изогнуто и изгиб этот более плавный. Около рукояти на мече есть кольцевое утолщение, а сама рукоять отличается от лезвия текстурой поверхности, как будто она специально предназначена для того, чтобы обвить ее рукой и зафиксировать присосками. Интересно, какая рыба отрастила такой меч и где он у нее рос по жизни – на морде, как у меч-рыбы, или на грудном плавнике, как у протосфирены? Или этот меч подарил людям Джа, чтобы им удобнее было охотиться? Последняя мысль привела Дейкстру в смущение, и он отбросил ее. Люди, не обремененные умом, склонны объяснять волей Джа все необъяснимое, но мудрец знает, что рано или поздно необъяснимое как-то объясняется естественными причинами, и вряд ли этот загадочный меч является исключением.

Дейкстра протянул руку к мечу, подержал на расстоянии и отдернул. Очень страшно было трогать этот предмет, Дейкстра ведь ясно видел, как острое лезвие распороло руку Роланда, просто прикоснувшуюся к нему. Дейкстра склонился над мечом и понюхал, лезвие пахло кровью, почему-то не человеческой, а рыбьей, а рукоять пахла каким-то неведомым животным, тоже рыбой, скорее всего. Все ясно, никакая это не воля Джа, а обычный меч, выросший в теле некоей неведомой пока рыбы, он просто острее и удобнее для человеческой руки, чем обычные мечи.

Успокоив себя этим рассуждением, Дейкстра ухватил рукоять двумя присосками, и с силой дернул оружие на себя. Лезвие вырвалось из камня с неяркой, но зловещей радужной вспышкой, и на удивление легко, Дейкстре пришлось даже отступить на шаг, чтобы не потерять равновесия. Твердость и острота лезвия впечатляли. Конечно, камень здесь пористый, ноздреватый и не очень твердый, но тем не менее. С этим оружием надо обращаться очень осторожно, порезаться им как нечего делать.

Дейкстра осторожно размахнулся и вонзил меч в камень. Удар был не очень сильным, но лезвие ушло в скалу до конца, до самого диска на рукояти, и этот диск прищемил мудрецу кожу на руке. Дейкстра испуганно взвизгнул, высвободил руку и подумал, что новообретенный меч причинит много неприятностей, прежде чем рыцари научатся обращаться с ним должным образом. Возможно, было бы лучше, если бы он навсегда оставался в стране мертвых. С другой стороны, если научиться обращаться с этим мечом как подобает, любой рыцарь запросто выйдет на протосфирену один на один без особого страха.

Может, Дейкстра зря отбросил мысль, что этот меч – дар Джа людям? Или даже не всем людям, а конкретно Роланду, как знак восхищения его подвигом? Дескать, ты сразил протосфирену обычным каменным ножом и, значит, доказал свое право владеть мечом из кости, режущей камень. Но тогда получается, что упавшее с неба мертвое тело и упавший с неба меч никак не связаны друг с другом, это просто случайность, что они упали с неба почти одновременно, а такие невероятные случайности в жизни обычно не встречаются. Кстати, о теле. Несколько минут назад Дейкстра жалел, что под рукой нет инструмента, чтобы разделать его и посмотреть, что внутри, а теперь такой инструмент есть, можно приступать. Надо только посмотреть, что делают Дуайт и Роланд. Так, Дуайт наверху, чем-то занят, а чем именно, близорукой антенне Дейкстры отсюда не разглядеть. Роланда вообще нигде не видно. Ну ладно, будет нужно – позовут.

Дейкстра поудобнее перехватил рукоять меча, напрягся, осторожно дернул на себя, меч не поддавался, Дейкстра дернул сильнее и колобком покатился по камням, при этом пришлось выпустить меч, чтобы случайно не порезаться. Так, теперь вернуться, подобрать меч и вперед, к трупу.

Вот он, труп, лежит где лежал, никто его пока не погрыз, и всплывать он вроде не собирается. Хотя нет, брюхо уже слегка вздулось, и видно, что через час-другой тело все-таки отправится по пути мертвых. Видимо, у этих существ путь мертвых не прямой, а изогнутый – вначале вниз до земли, а потом вверх до неба. Будем надеяться, душа этого существа не обидится, что ее последний путь немного затянется.

Дейкстра приложил конец лезвия к середине живота трупа, там, где кончаются ребра (они у этого существа срослись спереди в единую продольную кость, очень странно), и надавил. Меч легко провалился внутрь, из разреза вырвалось маленькое облачко пузырей. Дейкстра принюхался – обычный трупный запах, ничего особенного. Теперь продолжить разрез в ту сторону, где у нормальной рыбы должен быть хвост… сделано.

Да, это действительно рыба, все органы на месте. Желудок, кишечник, печень, женская яйцекладущая система – все как положено. Хотя нет, не все как положено, есть какие-то непонятные лишние органы. Вот, например, рядом с желудком железа какая-то, пищеварительные соки выделяет, судя по всему. Интересно, какую пищу ест эта рыба, если ей не хватает печени, чтобы ее переварить? Камни она жрет, что ли? А сердце очень маленькое. Нет, это не сердце, сердце состоит из мышц, а этот орган наполнен какой-то требухой неясной. Кстати! Это все – только одна половина брюха, а есть еще вторая, ближе к голове, она зачем-то отделена мышечной перегородкой.

Дейкстра поднес меч к грудной кости существа, надавил, но кость не поддавалась. Тогда он поднял меч, размахнулся и вдруг внезапно услышал голос Роланда:

– Эй ты, идиот! Брось эту штуку и спасай меня! Это я, Роланд!

Дейкстра повернул антенну и увидел, что Роланд дрейфует в течении, а три его руки собраны в узел, как будто он из последних сил пытается остановить кровотечение.

Роланд попытался крикнуть, но голос подвел его и получился не крик, а обычная речь:

– Дейкстра! Я ранен, мне нужна помощь!

Дейкстра вонзил меч в камень и поспешил на помощь.

 

7

Падающий сверху предмет напомнил Роланду протосфиреновый меч. Такого же примерно размера, изгиб лезвия тоже похож, только рукоять необычной формы, слишком круглая, как будто рыбу, носившую этот меч при жизни, ничуть не волновало, как прикрепить его к другим своим костям. Зато орудовать им наверняка очень удобно.

Роланд протянул руку к падающему мечу, прижал присоски к лезвию примерно посередине, и в тот же момент руку пронзила острая боль. Роланд отшатнулся, выпустил меч из руки, и тот продолжил свое движение ко дну. Вдоль пострадавшей руки Роланда тянулась очень тонкая, но длинная и глубокая рана, из нее толчками изливалась кровь. "Так и помереть недолго", подумал Роланд.

Другой человек на его месте стал бы бестолково суетиться, и суетился бы, пока не истек кровью, но Роланд знал, как оказывать первую помощь самому себе. Главное – спокойствие. Затыкать рану присосками бесполезно, слишком она длинная, надо обвить пострадавшую конечность двумя соседними руками, нащупать артерию… не нащупывается… тогда пережать руку по всей толщине, да, это больно, но эту боль можно перетерпеть. А теперь плывем вниз, быстро, но осторожно, чтобы кровотечение снова не открылось. Не пытаться держать тело ровно, пусть оно вращается, главное – двигаться вниз. Течение сносит вбок, но это несущественно, сейчас важно одно – достигнуть твердой земли, дальше двигаться будет проще, походкой травоеда можно и на трех руках бегать.

– Росинант! – крикнул Роланд.

Крик получился слабым и жалким, похоже, силы уходят быстрее, чем хотелось бы. Пожалуй, антенну вообще не стоит больше напрягать, сейчас надо сосредоточиться на самой главной задаче – добраться до твердой земли.

Внезапный вихрь развернул Роланда антенной вверх, и он увидел, как далеко наверху копошится группа каких-то людей, а вокруг них расплывается кровавая муть. Дуайт, кажется, добрался до места происшествия, будем надеяться, он успеет помочь ребятам. А вон акул какой-то нарисовался, теперь точно спасут несчастного. Интересно, кого еще, кроме Роланда, угораздило схватиться за лезвие этого меча? Наверное, кто-то из молодежи, они в последнее время увлеклись пилотажными тренировками в верхних водах.

Горизонтальное течение подхватило Роланда и понесло прочь от скалы. Это недопустимо – если его опустит на землю вдали от скалы, до пещеры без посторонней помощи ему не добраться. А бороться с течением очень трудно – когда три руки завязаны в тугой узел, мантия почти не шевелится. Похоже, придется рискнуть, снять зажим с раны и попробовать доплыть до вершины, надеясь, что за это время не вся кровь вытечет. Очень рискованно, но другого выхода нет. Куда Росинант подевался?

Готовясь к отчаянному рывку, Роланд начал разминать руки, не занятые узлом, и тут его внимание привлекло неясное движение внизу. Кто-то стоял на скале и размахивал в воде… тем самым мечом!

– Эй ты, идиот! – закричал Роланд. – Брось эту штуку и спасай меня! Это я, Роланд!

Идиот повернул голову и Роланд увидел, что это не идиот, а мудрец Дейкстра.

– Дейкстра! – крикнул Роланд. – Я ранен, мне нужна помощь!

Дейкстра ткнул мечом в камень, как будто это было мягкое рыбье подбрюшье, и, странное дело, меч вошел в камень до самой рукояти. Дейкстра неудовлетворенно щелкнул клювом и наполовину вытащил меч, чтобы его было хорошо видно издали. Оттолкнулся от скалы всеми восемью руками и поплыл к Роланду быстрыми и мощными толчками. Через минуту его руки подхватили Роланда и повлекли к земле.

– Тоже за лезвие схватился? – спросил Дейкстра.

– Угу, – ответил Роланд.

Он вдруг понял, что ему трудно говорить.

– Цепляйся мне за спину, – сказал Дейкстра. – Крепко цепляйся, я сейчас быстро побегу, тебя срочно лечить надо.

Роланд обвил туловище Дейкстры пятью руками и сплел концы рук в замок, зафиксировав узел присосками. Теперь даже если сознание покинет Роланда, его тело не свалится со спины друга и не уплывет по воле течений.

– Готов? – спросил Дейкстра.

Роланд промычал нечто нечленораздельное, и Дейкстра побежал. Роланд успел отметить, что Дейкстра бегает по земле быстро и ловко, словно травоед, и потерял сознание.

Он очнулся у входа в пещеру. Чьи-то руки хватали его тело в разных местах и тянули в разные стороны. В воде пахло кровью. Дейкстра истошно вопил:

– Пленку сюда быстрее! Как держишь, дерево безрукое?! Давай сюда квадрат, и сразу второй держи наготове!

Раненую руку пронзило жжение, оно быстро нарастало и вскоре превратилось в жуткую боль, как будто плоть терзало сто ножей одновременно. Роланд сжал клюв и напряг присоски на других руках, несколько присосок впились в чье-то тело и этот кто-то испуганно заверещал.

– Терпи, рыцарь, – сказал Дейкстра. – Давайте второй квадрат. Сейчас будет еще больнее. Все, отпускайте его.

Стало еще больнее. Роланд забился в конвульсиях, руки, движущиеся сами по себе, отбросили его от скалы, кто-то крикнул:

– Актиния! Оттолкните его!

Чей-то болезненный пинок угодил Роланду в край мантии, но по сравнению с той болью, что рвала на куски раненую руку, это была ерунда. Беспорядочно кувыркаясь и нечленораздельно вереща, Роланд отплыл в сторону, его подхватило нисходящее течение, он увидел, как хищные щупальца сторожевой актинии проплыли мимо и остались наверху, и тут Роланда отпустило.

Раненая рука ничего не чувствовала и не шевелилась, она была как мертвая, но остальное тело слушалось. Боль быстро отступала, Роланд снова обрел способность мыслить.

Кто-то плыл рядом с ним параллельным курсом, Роланд пригляделся и понял, что это юный Гаррисон.

– Кто схватил падающий меч? – спросил Роланд.

Его голос был по-прежнему слаб, но уже вполне разборчив. Это хорошо.

– Говард, – ответил Гаррисон.

– И как?

– Руку отрезало, почти половину.

– Плохо, – сказал Роланд. – Он уже достиг половой зрелости?

– Король сказал: "Заодно и проверим", – сказал Гаррисон. – Дейкстра залепил рану пленкой, но Говард очень слаб, долго не продержится.

В поле зрения появилось большое обтекаемое тело, поднятая им волна мягко качнула Роланда.

– Явился, дурилка деревянная, – констатировал Роланд.

– Прости, хозяин, – сказал Росинант. – Не слышал, далеко был, там подруга моя…

– Развратник, – констатировал Роланд. – Дай я взберусь на тебя, и тащи меня к грузовому входу, через основной я с такой рукой не пролезу. Как довезешь, иди дальше развратничай, я еще долго болеть буду.

 

8

Буцефал вернулся без пленки, но с известием, что Роланд ранен, Дейкстра его лечит, и пока не вылечит, никуда не поплывет и никого другого спасать не будет.

– Вот дурак безмозглый! – воскликнул Дуайт.

Буцефал смутился, и Дуайт уточнил:

– Это я не тебе.

Воистину, Роланд настолько же бестолков, насколько силен и отважен. Поднимайся, брат, я разберусь… Герой головозадый! Все время ищет приключений на собственный клюв, тянет руки куда не следует… Редко такие герои доживают до возраста старости, чаще они отправляются пировать во дворец Импала прямо с очередного приключения. Успеть бы семя забрать, когда время придет…

– Говард, слышишь меня? – спросил Дуайт.

Говард молчал, разум покинул его тело вместе с вытекшей кровью, бледные руки безвольно колызхались в воде, на секунду королю показалось даже, что юноша уже готов отправиться в свой последний путь. Но нет, сердце еще бьется, слабо и неравномерно, но бьется.

– Буцефал! – позвал Дуайт. – Подгребай к нему спиной, очень медленно и очень осторожно, чтобы волну не создать.

Буцефал занял позицию внизу и стал медленно подниматься, шевеля только плавниками и держа хвост неподвижным.

– Стоп! – сказал Дуайт. – Теперь стой на месте и не шевелись. Джордан, держи артерии. Да не так, ниже хватай, червяк бестолковый! Да, вот так и держи, только сильнее дави, чтобы ни капли не вытекло.

Джордан кое-как пережал артерию выше укуса, кровотечение снова остановилось. Плохо, что в те секунды, когда артерия была открыта, кровь почти не текла. Очень много крови потерял Говард. Не жилец.

Одновременно с этими размышлениями Дуайт быстро и сноровисто привязывал Говарда к спине Буцефала. Это было непросто, но Дуайт справился.

– Говард, придерживай его слева, чтобы в твою сторону не сползал, – велел Дуайт. – Буцефал, плыви к пещере, очень осторожно. Если парень свалится, я тебе лично хвост в пасть засуну и скажу, что так было.

Акулий король очень плавно шевельнул хвостом и очень медленно поплыл к пещере, работая не столько хвостом, сколько грудными плавниками. Аккуратно плывет, молодец.

– Буцефал, извини, – сказал Дуайт. – Я тут ругался…

– Я понимаю, – сказал Буцефал. – Виноват. Там Росинант с Зорькой спаривался, я смотрел…

Несмотря на всю серьезность момента, Дуайт непроизвольно хихикнул.

– Росинант у вас нынче первый парень в племени, – заметил он.

– Ух ты, – сказал Джордан. – Глядите, там у входа…

Зрелище у входа было впечатляющим. Сразу трое рыцарей держали Роланда, прижимая к скале, а Дейкстра накладывал пленочный квадрат ему на рану, второй квадрат держала на вытянутых руках леди Джейн. Дуайт отметил этот факт в своем сознании, и лишь потом до него дошло, насколько сильно пострадал Роланд, раз одного квадрата не хватает, чтобы закрыть рану. Располосовал руку вдоль почти на половину длины… это что получается, не насладиться ему своим великим подвигом, не возрадоваться тому, как славят друзья и товарищи победителя протосфирены? Из антенны Дуайта вырвался горестный вздох. Эх, Роланд, Роланд… Ну почему ты так беспечен, зачем тянешь руки куда ни попадя?

Рыцари отпустили Роланда, он оторвался от скалы и забился в судорогах, чуть не угодив в щупальца сторожевой актинии. Он визжал, как насмерть перепуганный ребенок, лечебная пленка терзала его тело самой чудовищной болью из всех, что может испытывать человек. Однако рана полностью закрыта, кровь больше не течет, Дейкстра удачно наложил пленку, молодец. Если Роланд не умрет от боли в ближайшие минуту-две, значит, оклемается.

– Гаррисон! – крикнул Дуайт. – Проследи за Роландом! Как отмучается, доставишь в пещеру через грузовой вход.

– Так точно, король! – отозвался Гаррисон и нырнул в нисходящее течение, догоняя рыцаря, который перестал дергаться и медленно опускался на дно.

То ли справился с болью, то ли потерял сознание, то ли, не попусти Джа… Нет, вот он что-то сказал Гаррисону, значит, еще жив.

– Дейкстра, Джейн! – позвал король. – Хватайте пленку и плывите сюда. Говарду кто-то руку откусил! Джордан, а кто ему руку откусил, кстати?

– Никто не откусил, – ответил Джордан. – Там сверху какая-то штука падала, на меч похожа, который Роланд сегодня из протосфирены вырезал. Говард ее схватил, а она ему руку перерезала, но не как ножом, а как клювом, только второй половинки у клюва не было, она одна все отрезала.

Дуайт мало что понял из сбивчивых слов юноши, но решил повременить с уточняющими вопросами. Сейчас нужно быстро решить, что делать с юным рыцарем, все остальное подождет.

Дейкстра осмотрел раненого и печально произнес:

– Джейн, плыви обратно.

– Плохо? – спросил Дуайт.

– Не то слово, – ответил лекарь. – Пленку цеплять бесполезно, она его убьет. Решай, король, кому он отдаст семя.

Дуайту не потребовалось раздумывать, он все решил, пока привязывал Говарда к спине Буцефала.

– Джейн! – крикнул Дуайт вслед удаляющейся даме. – Приведи сюда Алису, быстро!

Следующие минуты текли медленно и мучительно. Говард тихо умирал, его сердце билось все слабее, а движения жабр вообще уже не различались. Душа Говарда покинула тело, пока еще не навсегда, она еще вернется на краткое время в свое материальное вместилище, но это будет в последний раз.

Появился Гаррисон, он сказал:

– Король, Роланд очнулся! Я помог ему войти в пещеру, он сказал, что будет спать.

– Одним пузырем на сердце меньше, – отозвался Дуайт. – Где Алиса?!

Казалось, Алиса ждала, когда король позовет ее лично. Стоило Дуайту задать этот вопрос, как юная девушка выбралась из пещеры, аккуратно обошла сторожевых актиний, оттолкнулась руками от скалы и поплыла на зов.

– Дама Алиса по королевскому зову прибыла, – произнесла она ритуальную фразу.

– Дама, – хихикнул Гаррисон.

– Цыц, – сказал ему Дуайт.

И обратился к Алисе с подобающими случаю ритуальными словами:

– Имеешь ли ты, дама Алиса, слова или дела, которые следует передать твоим сестрам или племянницам? Имеешь ли ты желания, которые следует выполнить из уважения к матери?

Алиса растерянно вострепетала мантией.

– Даже не знаю, – сказала она. – Это так внезапно…

– Время, – сказал Дейкстра.

Дуайт принял решение.

– Давай, Алиса, – сказал он. – Время не ждет. Если успеешь что вспомнить, передашь в рабочем порядке. Обещаю, что выполню все, что в моих силах.

– Как скажешь, король, – произнесла Алиса.

И замолчала, явно пытаясь сформулировать какие-то красивые слова, приличествующие торжественному моменту.

– Время, – повторил Дейкстра.

– Ну почему я всегда как дура… – пробормотала Алиса.

Втянула воду в мантийную полость, приблизилась вплотную к голове Говарда и выдула воду прямо на его ноздри. Антенна юного рыцаря затрепетала короткими и слабыми вспышками, и снова погасла.

– Еще раз, – потребовал Дейкстра.

Говард неуверенно шевельнулся и спросил тихим и прерывающимся, едва слышным голосом:

– Значит, всё?

– Значит, всё, – подтвердил Дейкстра.

– Имеешь ли ты, рыцарь Говард… – начал Дуайт, но Дейкстра ткнул его рукой в бок и сказал:

– Время.

– Прощай, рыцарь, – сказал Дуайт и отпустил руку Говарда.

Из раны тонкой струйкой засочилась кровь.

Алиса прильнула к Говарду, обняла его всеми восемью руками и стала нежно поглаживать. Кровь из открытой раны заструилась сильнее и начала формировать вокруг влюбленных мутное облако. Дуайт отодвинулся назад, ему было невыносимо чувствовать запах крови, смешанный с запахом любви, на секунду ему показалось, что сейчас его вытошнит, но обошлось.

Дейкстра аккуратно оплыл влюбленную пару по широкой дуге, прикоснулся к голове Говарда там, где не было рук Алисы, и стал считать пульс. Вскоре он сказал:

– Алиса, пора.

И засунула Алиса две руки под мантию Говарда, и вырвала его семя, и брызнула кровь, и сократилось рыцарское сердце в последний раз, и остановилось. И сказал Дуайт:

– Да свершится предначертанное и да вылупятся дети Говарда и Алисы быстрыми и сильными, ловкими и здоровыми, умными и законопослушным.

И сказал Дейкстра:

– Успели-таки, а я уж боялся…

И сказала Алиса:

– Вот, значит, оно как…

И поплыла она обратно в пещеру, а Дейкстра вдруг хлопнул себя рукой по лбу и воскликнул:

– Тело! Меч! Дуайт, поплыли быстрее!

 

9

Было это давным-давно, когда мир был молод, все живые существа умели разговаривать, а людей в океане жило всего шестеро: три юных рыцаря, которых звали Стенли, Кайл и Кеннет, и три юных дамы, которых звали Фейт, Хоуп и Кортни. Это были дети Джона и Дейзи.

В те времена Джа еще не наскучило приплывать к людям, он часто сидел на выступе скалы над главным входом в пещеру и наблюдал, как рыцари добывают сельдей и кефалей, а дамы вяжут веревки и собирают пленку, и говорил Джа время от времени, что это хорошо. Иногда рыцари или дамы приходили к нему, когда поодиночке, а когда все вместе, и задавали вопросы. И отвечал им Джа, потому что много было того, чего они не знали, и некому было передать им нужные знания, ибо не было у них ни дядей, ни тетей.

И однажды пришла к нему юная дама Кортни и обратилась к нему с такими словами:

– Скажи мне, Джа, почему мне часто хочется обрызгать братьев моих водой из-под мантии, а потом обнять всеми восемью руками и нежно гладить по голове, а потом сделать что-то еще, пока мне неведомое, но хорошее и приятное. При этом сделать такие дела со Стенли и Кайлом мне хочется не очень сильно, а когда я вижу Кеннета, очень сильно это желание, очень трудно его побороть. Ты говорил, Джа, что мы не должны касаться братьев руками и не должны обрызгивать их водой из-под мантии. А еще ты говорил, что хорошо – это хорошо, а плохо – это плохо. Но я вижу противоречие в твоих словах, потому что ты говоришь, что нельзя делать то, что хорошо, но не делать то, что хорошо – это плохо. И получается, что хорошо – это плохо, а плохо – это хорошо. Как такое может быть, Джа?

И ответил ей Джа:

– Вижу я, Кортни, что ты полностью проплыла свой возраст юности и достигла возраста зрелости. А еще я вижу, что желания плоти в тебе особенно сильны, и предчувствую, что среди сестер своих станешь ты первой матерью. Что же касается противоречия, которое тебе померещилось, то объясняется оно тем, что совокупление поначалу приятно, особенно женщине, но после того, как оно свершится, мужчина погибает, а женщина откладывает яйца и лишается разума. Она перестает потреблять пищу и когда дети вылупляются, она погибает, а дети ее съедают тело ее и выпивают кровь ее, и смысл в этом такой, что…

И замолчал Джа, и поняла Кортни, что не дождется она окончания этой речи, и спросила:

– Так какой в этом смысл, Джа?

И ответил ей Джа:

– Не поймешь ты, Кортни, смысла того, что я задумал, ибо пути мои неисповедимы.

– А что такое неисповедимы? – спросила Кортни.

– То же, что и непонятны, только другими словами, – объяснил Джа.

– Я вижу в твоих словах порочный круг, Джа, – заявила Кортни. – Ты говоришь, что я не пойму твоих слов, потому что они непонятны, но это объяснение ничего не объясняет, потому что…

– Что-то устал я с тобой разговаривать, – сказал Джа, спрыгнул со скалы и поплыл в холодные воды.

– Подожди, Джа! – крикнула Кортни ему вслед. – Расскажи мне, что делать, чтобы не обрызгивать брата моего Кеннета водой из-под мантии и не обнимать всеми восемью руками?

– Подставь мантийную полость под холодное течение, – посоветовал Джа и уплыл.

Задумалась Кортни над его словами и поняла, что ничего не понимает. И решила она, что это оттого, что пути Джа неисповедимы. И совершила она резкое движение одной рукой, и огласилась вода громким хлопком, и подумала Кортни, что поняла нечто новое. А потом она увидела Кеннета и решила, что пришло время проверить, хороший ли совет дал ей Джа.

И поднялась она вверх, но не в сами холодные воды, а в верхний слой теплых вод, потому что женщины выше не поднимаются. И нашла она холодное течение, и встала против него, и растопырила мантию.

И проплывала мимо женщина-акула по имени Мэрикс, также известная как веревочная задница, потому что ее хвост был обмотан веревками до самого анального плавника, и думала она, что это красиво. И спросила Мэрикс:

– Кортни, что ты делаешь?

– Промываю холодной водой у себя под мантией, – ответила Кортни.

– Зачем ты делаешь такое странное дело? – удивилась Мэрикс.

– Джа мне посоветовал так поступить, – ответила Кортни. – Он говорит, что от этого у меня пропадет желание обнять брата моего Кеннета и обрызгать его водой из-под мантии. Точнее, сперва обрызгать, а потом уже обнять.

– А почему ты не хочешь его обнять и обрызгать? – спросила Мэрикс.

– Джа сказал, что от этого Кеннет умрет, а я не хочу, чтобы он умирал, потому что я его люблю, – ответила Кортни.

– Ерунда какая, – сказала Мэрикс. – Кеннет – мужчина, а мужчин нельзя жалеть, потому что они сволочи.

– Кто-кто? – переспросила Кортни. – Сволочи? А что это такое?

Мэрикс приняла позу высокой значимости и сказала:

– Тебе не понять смысла этих слов, потому что ты человек, а понятие "сволочь" ведомо только акулам.

– Зато я знаю, как звучит хлопок одной рукой, – сказала Кортни и уплыла в теплые воды, потому что ее яйцеклад охладился достаточно.

И никогда она больше не разговаривала с Мэрикс, и не подходила к Кеннету, и не обрызгивала его водой из-под мантии, и не обнимала всеми восемью руками. Лишь когда настало время Кеннету сойти с пути живых на путь мертвых, подошла к нему Кортни и обрызгала водой из-под мантии, и обняла восемью руками, и вырвала сперматофор из его тела и ввела себе в яйцеклад, и отложила яйца, и потеряла разум, и перестала потреблять пищу, и умерла в положенное время, и съели дети ее тело и выпили ее кровь. И посмотрел на это Джа, и сказал:

– Это хорошо.

Что же касается акулы Мэрикс, то она успела произнести много слов в своей жизни, но мало ее слов сохранилось в преданиях, потому что глупых слов она произносила много больше, чем умных.

Это предание заканчивается моралью, но вряд ли стоит зачитывать эту часть полностью. Почти у всех преданий мораль одна – делай, что повелел Джа, и все будет хорошо. Данное предание не является исключением.

 

10

Когда Дуайт и Дейкстра вернулись к трупу неведомого существа, оказалось, что барракуды уже успели обгрызть его. Теперь о внутреннем строении мертвого тела нельзя сказать ничего определенного, да и внешнее строение скорее угадывалось, чем наблюдалось.

– Какой я глупый! – воскликнул Дейкстра, увидев эту картину. – Как я мог не сообразить, что запах мертвого мяса привлечет хищных рыб!

– Не ругай себя, – ответил мудрецу король. – Ты излечил Роланда, и это твое деяние намного важнее, чем любой труп, принесенный течениями. А меч ты не потерял?

Дейкстра огляделся и не увидел меча. Тогда он стал ходить по вершине скалы туда-сюда, как травоед, и вскоре нашел его. Хорошо, что Дейкстра догадался наполовину извлечь его из камня, иначе потерялся бы чудесный меч с концами.

– Страшное оружие, – сказал Дуайт, внимательно осмотрев и обнюхав меч. – Не хотел бы я повстречать протосфирену, что носила его в своем теле.

– А почему ты думаешь, что его носила протосфирена, а не меч-рыба? – спросил Дейкстра.

– Ну как же! – воскликнул Дуайт. – У меч-рыбы меч прямой, а у протосфирены изогнутый, это любой подросток знает.

– Действительно, – согласился Дейкстра. – Странно, что я сразу не сообразил. Пожалуй, пойду я в пещеру и посплю, а то сильно устал и плохо соображаю.

– Подожди, – сказал Дуайт. – Мне нужен твой совет, мудрец. Послушай мою речь внимательно. Вначале случился небесный разлом, который был точечным, а не линейным, и волна его не рассеялась в океане, а ударила в норы травоедов и многих убила. Надо бы, кстати, туда сплавать, но это подождет. Так вот, разлом. Потом верхние воды принесли тело неизвестной рыбины, лишенной хвоста, но имеющей позвоночник и все внутренние органы, положенные рыбам. Так?

– Не совсем, – уточнил Дейкстра. – Эта рыба имела много необычных черт. Так, у нее очень маленькое сердце, необычное устройство кишечника…

– Ерунда, – отмахнулся Дуайт. – Эти детали не заслуживают пристального рассмотрения. Так вот, рыба. Кстати, ты помнишь, у нее на плавнике висел пульсирующий камень? Где он теперь?

– Не знаю, – Дейкстра виновато развел четырьмя руками. – Подевался куда-то, наверное, барракуды утащили.

– Жаль, любопытная была штуковина, – сказал Дуайт. – Итак. Вначале разлом, затем мертвая рыба с камнем на плавнике, и потом меч от другой неведомой рыбы. А ты заметил, что у него рыбьей кровью пахнет лезвие, а не рукоять?

– Нет, – ответил Дейкстра. – Дай-ка понюхаю. Да, действительно.

– Этот запах не стал ни слабее, ни сильнее с того времени, когда меч спустился из верхних вод, – сказал Дуайт. – Как думаешь, мудрец, чем можно объяснить такое свойство, кроме как явной волей Джа?

– Не знаю, – сказал Дейкстра. – Полагаю, как-то его объяснить можно, просто мы пока еще не понимаем, как. Долго тянется моя жизнь, много раз я видел, как люди сталкиваются с непознанным, и тогда неумные начинают говорить о воле Джа… Извини, король, не хотел тебя обидеть.

– Я не обиделся, – сказал Дуайт. – Может, ты и прав, может, мне зря мерещатся всякие ужасы. Но что, если попробовать оценить случившиеся с точки зрения того, не являются ли они знамениями? Что могут знаменовать разлом, волна, рыба, камень и меч, случившиеся одно за другим?

Дейкстра недовольно замахал руками.

– Вот только не надо говорить о гаданиях! – воскликнул он. – Я не верю в гадания, Дуайт, и считаю их ерундой, достойной травоедов, подростков и глупейших дам. Не должен мудрый и уважаемый рыцарь увлекаться гаданиями, нет в них смысла, и ничего они не предсказывают.

– Я говорю не о гаданиях, – сказал Дуайт. – Я говорю о знамениях. Багровое свечение на небесах знаменует приближение разлома, а час прилива знаменует характерные изменения океанских течений. А охлаждение вулканического столба, не попусти Джа увидеть такое собственной антенной, знаменует грядущее извержение. Понимаешь, о чем я говорю?

– Понимаю, – сказал Дейкстра. – Но я не знаю никаких знамений, касающихся бесхвостых рыб, пульсирующих камней и мечей, что тверже камня. Я помню все предания, дошедшие из глубины прошлого, но нет среди них ни одного, которое хоть сколько-нибудь относилось бы к тому, что случилось сегодня.

– Ты уверен? – спросил Дуайт. – Может, ты просто забыл? Ты же сам говорил, что устал и плохо соображаешь.

– Вряд ли я мог забыть о подобном, – сказал Дейкстра. – Но я напрягу мозг и постараюсь вспомнить все, что относится к бесхвостым рыбам и к неимоверно твердым мечам.

– И еще к точечным небесным разломам и к пульсирующим камням, – напомнил Дуайт.

– Да, ты прав, – сказал Дейкстра, помолчал и добавил: – Пойду я спать.

– Спокойного тебе отдыха, – сказал Дуайт. – А я сплаваю вниз, посмотрю, что у травоедов происходит. Раз ты в пещеру плывешь, захвати с собой меч, воткни там в какой-нибудь закоулок, но поглубже, чтобы никто случайно не напоролся. И обязательно запомни, куда воткнул. И всем скажи, чтобы туда не ходили, в племени раненых и без того хватает, новые не нужны.

Дейкстра взял меч и пошел в пещеру, именно пошел, а не поплыл, он боялся плыть с мечом в руках. Задумаешься, не заметишь маленький вихрь на своем пути, и прощай, Дейкстра, ты теперь отец, добро пожаловать в страну мертвых, а мудрецом отныне будет Альберт, потому что более достойного преемника в племени не нашлось. А какой из Альберта мудрец? Прямо скажем, дерьмо он, а не мудрец. Врачевать худо-бедно выучился, а запоминатель преданий из него как из червя веревка. Травоед Сантьяга и то лучше запоминает. Забудет Альберт половину преданий и некому будет пересказать забытое потомкам. Может, в таких вот преданиях, забытых раздолбаями прошлых поколений, и хранились ответы на вопросы, над которыми король и мудрец нынче ломают голову? Не может быть, чтобы Джа не осветил такие важные вопросы в своих лекциях. Жаль, что теперь Джа больше ничему не учит людей, что он решил, что уже выучил их всему потребному, а если глупые потомки что-то забыли или перепутали – так не его в том вина.

А может, эта рыба и вправду была Гамаюн?

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. НЕБО

1

Выспавшись, Дейкстра первым делом осмотрел Роланда и решил, что здоровье героя не внушает опасений. Из-за слабости от кровопотери и пережитых потрясений Роланд все еще спал, но рана его, скрытая под прозрачной пленкой, не загноилась и не пошла пузырями. Было хорошо видно, как на голом мясе начинает нарастать новая молодая кожа. Плохо, что в средней части раны ее края сильно разошлись, и когда она зарастет, рука Роланда изменит форму и будет немного искривлена. Будь в человеческих руках кости, как у рыб, это стало бы серьезным увечьем, но у людей руки обретают прочность не от скелета, а от мышц, и усилием воли человек может придать любой конечности любую форму в пределах разумного. В какой-то момент Дейкстра подумал, что стоило бы перед тем, как накладывать пленку, стянуть края раны какой-нибудь тонкой веревочкой, но потом он подумал, что пока лекарь натягивает веревочку и завязывает узел, больной успеет восемь раз скончаться от кровопотери. Нет, техника лечения и так хороша, в совершенствовании она не нуждается. А нелепое утолщение на правой передней руке послужит рыцарю хорошим напоминанием о том, к чему может привести безрассудное поведение. Протянет руку к очередному непонятному предмету и сразу вспомнит, что иногда руки лучше не протягивать, а держать около головы.

Затем Дейкстра осмотрел юную мать Алису. Ее тело уже утратило потребность в пище, но разум пока сохранялся в полном объеме, не очень большом, надо признать. Дейкстра спросил ее, не решила ли она что-нибудь пожелать или передать потомкам, но она ответила:

– Спасибо, учитель, я ничего не хочу.

Дейкстра не стал докучать ей беседами и оставил ее предаваться раздумьям о вечном. С каждым последующим днем она будет произносить все меньше слов, и все чаще она будет спать и ее антенна будет скукожена. А потом она отложит яйца в инкубатор и вовсе перестанет отвечать на слова, и в положенное время вылупятся ее сыновья и дочери, и причастятся материнской плоти, и да будет так, ибо таков круговорот бытия. Надо было, кстати, хоть кого-нибудь отправить проводить Говарда в последний путь, нехорошо получилось, что он уплыл в страну мертвых совсем один, как травоед недостойный. Жаль, что в суматохе не до того было, да и устали все и переволновались.

Покончив с внутрипещерными делами, Дейкстра вышел во внешнюю воду, спрыгнул со скалы, поймал нисходящее течение и поплыл вниз, в края травоедов. Не любил Дейкстра посещать эти места, слишком горяча здесь вода, и слишком неприятно она пахнет, но ознакомиться с последствиями необычного небесного разлома – прямая и непосредственная обязанность мудреца.

Ущерб был не так велик, как можно было бояться, но не так мал, как можно было надеяться. Погибло примерно восемь восьмерок травоедов, причем почти все погибшие мужчины не смогли отдать семя потомкам, потому что были погребены под завалами. Неприятно, конечно, но ничего страшного, травоеды плодятся быстро, и их численность, даже с учетом недавних потерь, намного превышает потребности племени. Так что в целом племя отделалось легким испугом.

Однако когда к Дейкстре подошел Сантьяга и завязал беседу, Дейкстра не стал говорить, что думает, а выразил сочувствие и соболезнование. Незачем зря обижать человека, тем более такого умного, как Сантьяга. Редкий экземпляр травоеда этот Сантьяга, обычно травоеды простодушны, почти как акулы, но не обладают их храбростью и преданностью, и потому не вызывают в душе рыцаря никаких чувств, кроме брезгливого презрения. Они, конечно, приносят племени пользу, но дерьмо тоже приносит пользу телу, вбирая в себя отходы пищеварения, но это не повод уважать всякое дерьмо. Но к Сантьяге это не относится, он не таков, с ним можно беседовать о высоком, почти как с нормальным человеком.

Почтительно выслушав соболезнования мудреца, Сантьяга поблагодарил за добрые слова и перевел разговор на другую тему.

– Гляди, Дейкстра, – сказал он. – Вчера я прогуливался по краю горячей пустоши, и гляди, какой камень я там нашел.

Он показал Дейкстре тот самый пульсирующий камень, который был надет на плавник той самой неведомой рыбы, которая, может быть, звалась Гамаюном, когда была жива.

– Вчера я видел эту вещь на вершине рыцарской скалы, – сказал Дейкстра. – Потом меня отвлекли неотложные дела, и больше я ее не видел.

Дейкстра не стал рассказывать Сантьяге, при каких обстоятельствах он видел этот камень, и какие конкретно дела его отвлекли. Незачем посвящать травоедов в то, что выходит за пределы их разумения.

– Странно, – задумчиво произнес Сантьяга. – Как он оказался на пустоши, если раньше он был на скале?

– Ничего странного, – сказал Дейкстра. – Он красивый, видишь, как пульсирует. Какие-нибудь рыбы стали играть, и сбросили, а потом течением принесло.

– Да, наверное, – согласился Сантьяга. – А больше на скале ничего интересного не обнаруживалось?

– А почему ты спрашиваешь? – насторожился Дейкстра.

– Пойдем, покажу кое-что, – сказал Сантьяга.

Они пошли, и вскоре Сантьяга привел мудреца к входу какой-то норы, наверное, это была нора, в которой жил Сантьяга, но Дейкстра не был в этом уверен, он не отличал норы травоедов одну от другой, а уточнять не счел нужным.

– Подожди, – сказал Сантьяга и скрылся в норе.

Вскоре он вернулся и в руках он тащил небольшой камень правильной формы, с шестью гранями, причем каждая грань строго параллельна противоположной. Впрочем, форма камня была не вполне правильнрй – углы были скруглены, некоторые грани были рассечены узкими и глубокими трещинами, на одной грани было два маленьких круглых выступа, а еще на одной грани было тоже два маленьких круглых выступа, но другого вида. Сантьяга держал камень четырьмя присосками на двух разных руках и обращался с ним очень бережно и осторожно, примерно как Дейкстра обращался с неимоверно острым мечом, когда доставлял его в пещеру.

– Что это? – спросил Дейкстра.

– Камень, – ответил Сантьяга. – По-моему, он упал с неба. Гляди.

Сантьяга нажал присоской на один из маленьких выступов, и два других, на другой грани, внезапно выпрыгнули наружу, как антенны донного ползуна.

– А если на другой выступ нажать? – спросил Дейкстра.

– Фернандо уже попробовал, – ответил Сантьяга. – Эти усики стали испускать странный запах, Фернандо стал их нюхать, нечаянно коснулся головой, вспыхнул огонь, как в вулкане, Фернандо забился в судорогах и умер. При этом ожогов на трупе не было, человек просто умер, а отчего – непонятно.

Сантьяга просканировал антенной почву под ногами, нашел взглядом большой плоский камень, уткнул в него усики небесного камня, надавил, усики сложились, а когда Сантьяга поднял камень, усики не распрямились, а так и остались спрятаными внутри.

– Если нажать вот сюда, они выскакивают, – пояснил Сантьяга. – А если вдавить их обратно, они залипают и не выскакивают, пока снова не нажать на тот же кругляшок.

– Дай мне этот камень, – приказал Дейкстра.

– Конечно, учитель, – сказал Сантьяга. – Позволь только, я уберу его в веревочную сумку. Вдруг ты случайно нажмешь на тот выступ, который убивает.

– Не беспокойся, – сказал Дейкстра. – Я любопытен, но не безрассуден.

 

2

Восемь приливов встретил Роланд, не пробуждаясь, а затем проснулся и понял, что хочет справить естественную надобность, а затем поесть. Вышел он из пещеры, отплыл на положенное расстояние и справил естественную надобность, и рыцари и дамы радостно приветствовали выздоровление героя. И вернулся он в пещеру, и встретила его леди Джейн и предложила свежего мяса редкой рыбы нототении, и угостился Роланд деликатесом, и вкушал его, пока не насытился. И сказал он:

– Сдается мне, я совсем выздоровел.

Разнеслась эта весть по рыцарской пещере, и обрадовались ее обитатели, и приходили они к Роланду, и славили героя, и было ему приятно. Только король Дуайт не стал славить героя, а стал ругать за то, что схватился сдуру за острое лезвие. И признал Роланд свою вину, и перестал Дуайт его ругать. А потом спросил Роланд, что важного случилось за то время, пока он спал, и ответил ему брат:

– Юный Говард схватился за тот самое лезвие и лишился вначале руки, а затем семени.

– Кто же воспринял семя юного Говарда? – спросил Роланд.

– Алиса, – ответил Дуайт.

Поразмыслил Роланд и одобрил решение брата. А потом, когда рыцари и дамы устали выражать герою восхищение и разбрелись по своим делам, Дуайт сказал:

– Брат мой, тебе следует взглянуть на удивительные вещи, что упали с неба в день небесного разлома. Три таких вещи уже знакомы тебе, взгляни же на остальные.

И разложил мудрец Дейкстра перед Роландом удивительные предметы. Первым из них был камень, из которого росла веревка, которая раздваивалась, и на концах у нее было нечто не то живое, не то мертвое, а на самом камне было много маленьких выступов разнообразной формы. И когда надавил Дейкстра присоской на один выступ, засверкали концы веревки всеми цветами радуги и стали выписывать в окружающей воде узоры неописуемой красоты. Местами узоры эти походили на человеческую речь, но слова этой речи были непонятны, а произношение чуждо, будто не камень говорил этими узорами, а легендарная акула Моррет, мать всех барракуд и протосфирен. А когда Дейкстра надавил на другой выступ, камень перестал говорить, и узоры растаяли.

– Никогда не видел я ничего прекраснее этого! – воскликнул Роланд. – Сделай так, чтобы оно рисовало еще!

– Ты видел достаточно, Роланд, – возразил ему Дейкстра. – Знай же, что этот камень рисует прекрасные узоры не вечно, но ему отпущен срок, по истечении которого он теряет силу и перестает рисовать. Травоеды собрали восемь таких камней и три из них мы уже замучили до полного бессилия. Твой брат решил, что отныне будем мы рассматривать эти узоры лишь по торжественным дням, а сегодняшний узор мы просмотрели в ознаменование твоего выздоровления и из уважения к твоему подвигу.

– Лучше показывать эти узоры не в пещере, а во внешних водах, – сказал Роланд. – Тогда видеть их сможем не только мы трое, но и все рыцари и дамы, и даже травоеды, им, правда, мало что будет видно с такого расстояния, но им и этого хватит.

– Кстати да, – сказал Дуайт.

Дейкстра вежливо отобрал у Роланда чудесный камень и спрятал в веревочную сумку, в которой хранил дары ледяного неба.

– Пойдем, Роланд, я покажу тебе другие дары небес, – сказал он.

Они направились на склады, и Роланд узнал, что один из складов отныне специально назначен для хранения удивительных предметов. Первым, что привлекло внимание Роланда на этом складе, было… непонятно даже, как описать человеческими словами, что это было.

– Что это? – спросил Роланд.

Ему никто не ответил.

Роланд приблизился и провел рукой по плавным изгибам ветвей… или костей… Тут его посетило озарение, он наклонился и принюхался.

– Я чую тот же запах, что исходил от того меча, что порезал меня и убил Говарда! – воскликнул он. – Я понял! Это часть скелета рыбы, носящей в своем теле меч неимоверной остроты.

– Мы тоже поначалу так решили, – сказал Дейкстра. – Однако подумай, в каком месте рыбьего тела могут располагаться кости столь причудливой формы.

Роланд задумался и не смог придумать ничего разумного. Действительно, форма костей не походила ни на какую часть рыбьего скелета. Четыре трубчатые кости, две из них короткие, а две длинные, все они параллельны друг другу и прикреплены к квадрату из таких же костей, при этом короткие кости заканчиваются, упираясь в углы квадрата, а длинные торчат дальше и завершаются перемычкой. И соединения у них очень странные, похожие на заросшие переломы. И еще на некоторых костях есть отверстия и выступы, но они не похожи на обычные отверстия и выступы рыбьих костей, какие-то они здесь… грубо сделанные, что ли…

– По-моему, это не кусок скелета, – сказал Роланд. – По-моему, это сделано человеческими руками. Кто-то взял рыбьи кости и склеил из них такую вещь.

– В местах сращения нет никакого клея, – возразил Дейкстра. – Присмотрись внимательнее, потрогай и понюхай. Ты увидишь, что кости приросли одна к другой естественным образом.

Роланд посмотрел, потрогал и понюхал, и убедился, что Дейкстра прав.

– Значит, это все же скелет, – сказал Роланд. – Только не рыбы, а какого-то иного существа.

– Дейкстра, покажи ему отпечаток, – сказал Дуайт.

Дейкстра прошел в глубину склада и вернулся, держа в руке небольшую кость. Кость была длинной и плоской, с одного конца она расширялась и переходила в нечто, похожее на половинку раковины молодой устрицы. А на другом конце поверхность кости имела узор и узор этот…

– Это отпечаток неведомого существа, – констатировал Роланд. – Смотрите, это рыба, вот ее зубы. А вместо плавников у нее четыре тонких ветки, как у предыдущего предмета… То был, наверное, скелет этой рыбы! Только здесь она совсем маленькая, а там большая. Хотя нет, здесь все ветки одинаковые, а там две длинные и две короткие. Погодите… У той рыбы, что упала с неба первой, плавники тоже были такой же формы, и у нее тоже было два плавника длинных, а два коротких. Это просто три разных вида существ, а то из них, которое отпечаталось на кости – ребенок, только что вылупившийся из яйца, поэтому оно такое маленькое.

– Тогда скажи мне, Роланд, вот что, – вкрадчиво произнес Дейкстра. – Если на кости отпечаток живого существа, почему он не вдавлен в кость, а наоборот, выпукл?

Роланд немного подумал и сказал:

– Зря мы тратим силу мозга в бесплодных гаданиях. Очевидно, что в холодных водах водятся неизвестные нам существа, кости которых пригодятся племени. Надо сплавать наверх и все рассмотреть своими антеннами и обнюхать своими ноздрями.

– Легко сказать, – хмыкнул Дуайт. – Ты, наверное, забыл, как Эдвард плавал в страну мертвых, и что из этого вышло.

– Я все помню, – возразил Роланд. – Однако Эдварда гнало вверх пустое любопытство, а нас с Дейкстрой гонит вверх практический интерес.

– Вас с Дейкстрой? – удивился Дуайт. – Почему ты думаешь, что Дейкстра желает отправиться с тобой в это сумасбродное путешествие?

– Не могу обосновать, – сказал Роланд. – Но мне кажется, что я не ошибаюсь, ведь так, Дейкстра?

Дейкстра надолго задумался, а затем сказал:

– Ты не ошибаешься, Роланд. Но путешествие пойдет совсем не так, как ты думаешь.

 

3

Мифический герой Эдвард отправился в страну мертвых верхом на акуле, не взяв с собой ничего, кроме запаса еды для долгого путешествия. Это идея была бестолковая, потому что акулы не любят теплые вулканические воды, запах подземного огня вредит им гораздо сильнее, чем людям. Если акул проводит слишком много времени в восходящем потоке теплых вод, танцующем над жерлом вулкана, у акула начинают болеть жабры, затем начинает болеть голова, хвост одолевает слабость, желудок отказывается принимать пищу, а душу посещают нелепые и пугающие видения. Испарения вулканического огня – настоящий яд для акульего тела.

Акул по имени Джейкоб, принадлежавший Эдварду, отличался быстротой и выносливостью. Отправляясь в страну мертвых, Эдвард решил, что Джейкоб достаточно быстр, чтобы промчаться по теплому потоку быстрее, чем вулканический яд отравит его тело и затуманит его мозг. Однако когда Эдвард поделился своими соображениями с рыцарем Карлайлом, который в то время был королем и мудрецом одновременно, тот сказал, что Эдвард глуп и из его безумной идеи не выйдет ничего хорошего. Карлайл запретил Эдварду отправляться наверх, но тот не послушался. Улучив момент, когда никто не наблюдал ни за ним, ни за Джейкобом, он тайно пробрался на склад, нагрузил Джейкоба мясом, забрался ему на спину и воскликнул:

– Скоро мы увидим, кто из нас прав – я или Карлайл!

И направил акула к самому жерлу вулкана.

Теплый и вонючий поток подхватил рыцаря и акула, и швырнул их вверх, и мчались они быстрее, чем мчится любой акул, и даже быстрее, чем протосфирены носятся в пустынных холодных водах. И сказал Эдвард:

– Я больше не вижу рыцарскую скалу, потому что ее скрыла туманная дымка. Скоро, скоро приблизимся мы к цели нашего путешествия!

И ответил ему Джейкоб:

– Огонь вулкана жжет мои жабры, а череп мой разрывается от боли. Хвост мой шевелится все тяжелее, скоро утрачу я силы и не смогу нести тебя далее по пути к стране мертвых.

И сказал ему Эдвард:

– Терпи, акул! Недолго еще осталось.

– Короче, Дейкстра! – сказал Дуайт. – Я прекрасно помню это предание, не нужно пересказывать его целиком. Прямо говори, к чему ты ведешь свою речь.

– Я веду речь к тому, что только совсем безмозглый дурак отправится вверх по столбу теплых вод верхом на акуле, – сказал Дейкстра. – Мы с Роландом пойдем другим путем.

– Каким это другим путем? – удивился Роланд. – Ты предлагаешь пренебречь сильнейшим восходящим течением из всех известных племени, и проходить весь путь, полагаясь лишь на силу акулов?

– Нет, – ответил Дейкстра. – То, о чем ты говоришь, еще более безумно, чем то, что предпринял Эдвард. От теплого столба нельзя отдаляться, потому что верхние воды не зря называют холодными, в них мы замерзнем и окоченеем. Я предлагаю проложить путь по столбу теплых вод, но воспользоваться для путешествия не силой акулов, а только лишь силой течения.

– Ни один человек не осилит такого путешествия! – воскликнул Роланд. – Даже я выбьюсь из сил, не проплыв половины пути.

– Если просто тупо плыть – то конечно, – сказал Дейкстра. – Но я догадался, как сделать путешествие легким и неутомительным. Нам с тобой почти не придется шевелить руками и совсем не придется напрягать мантийные мышцы. Смотрите, что я придумал.

Дейкстра взял рыбью кость и стал рисовать на полу пещеры пояснение к своим словам.

– Смотрите сюда, – сказал он. – Надо взять толстую и прочную веревку, и отмерить длину, равную восьми квадратам устричной пленки. Таких веревок следует взять четыре и расположить их вот так, чтобы они образовали большой квадрат. Затем мы берем четырнадцать более тонких веревок и протягиваем их вот так и вот так. Видите, получается восемь восьмерок маленьких квадратов. Каждый из них нужно заклеить устричной пленкой. Здесь, конечно, надо посоветоваться с леди Джейн, я еще не вполне понимаю, как это лучше сделать, возможно, придется протянуть какие-то еще вспомогательные веревки…

– А зачем все это? – спросил Дуайт. – Ну, сделаешь ты огромный квадрат пленки, а дальше что? Что в него заворачивать?

– Ничего не заворачивать, – сказал Дейкстра. – Дальше вот что. К каждому из углов большого квадрата приделываем еще одну веревку, длинную, толстую и прочную. Вот так примерно. А концы этих веревок будет держать человек.

– Ничего не понимаю, – сказал Дуайт.

А Роланд все понял и воскликнул:

– Это как парус мифического зверя наутилуса! Течение будет давить на большой квадрат и увлекать его вверх, а заодно увлекать человека, который держится за веревки. Только надо приспособить к этим веревкам что-то вроде седла, потому что если долго висеть на веревках, присоски устанут.

– Это ты хорошо придумал, Роланд, – сказал Дейкстра.

– Очень подозрительно выглядит эта конструкция, – сказал Дуайт. – Сдается мне, ничего хорошего у вас не получится.

– Надо проверить, – сказал Роланд. – Пусть женщины сделают такой парус, а я проверю, насколько удобно с ним управляться. Если будет удобно, женщины сделают второй парус для Дейкстры, мы отправимся в поход, и этот поход принесет нам великую славу, потому что мы станем первыми, кто прошел путь мертвых до конца, сам при этом не умирая.

– Куда тебе еще славы, – проворчал Дуайт.

Роланд ответил на эти слова загадочно, но красноречиво.

– Много славы мало не бывает, – сказал он.

А Дейкстра сказал:

– Не знаю, как Роланд, а я отправляюсь в поход не за славой, а за полезными знаниями, что принесут счастье и процветание нашему племени. В этом и состоит главная цель нашего с Роландом похода, а слава приложится.

– Мудрые слова ты произнес, Дейкстра, – сказал Роланд. – Не забудь вставить их в предание, которое сочинишь, когда мы вернемся из похода.

– Не рано ли вам считать щупальца неубитого аммонита? – спросил Дуайт.

Рассмеялся Роланд и ответил:

– А по-моему, в самый раз.

 

4

Начиная готовиться к походу, Дейкстра рассчитывал управиться за три дня. В первый день женщины сплетут парус для опытов, на второй день Роланд испытает его в восходящем течении, и Дуайт прикажет женщинам плести второй парус. А третий день Дейкстра и Роланд будут отдыхать перед путешествием, собираясь с силами. Но вышло иначе.

Роланд забрался в седло, разбежался, спрыгнул со скалы и поплыл к вулкану, прокладывая путь могучими сокращениями мантийных мышц. Но он успел отплыть от скалы только на три толчка, а затем парус зацепился за камни, веревки натянулись и остановили рыцаря, и он беспомощно повис над бездной, как травоед, не умеющий плавать.

– Сдается мне, непросто будет добраться до восходящего потока с этим парусом над головой, – заметил Дейкстра.

Роланд выбрался из седла и сказал:

– Я знаю, как это сделать. Два акула должны взять парус зубами за два угла и внести в восходящий поток.

– Не следует им хвататься зубами за парус, – уточнил Дейкстра. – Надо приделать к парусу еще две веревки и пусть акулы тащат парус за них.

– Ты мудр, Дейкстра, – сказал Роланд. – Джейн! Зови подруг и пусть они сделают все необходимое. Мне не терпится испытать эту штуку в деле!

Однако в тот день Роланду не довелось провести второе испытание. Дело в том, что когда парус зацепился за камни, пленка порвалась, и женщинам пришлось все переделывать заново.

На второй день рыцари собрались на вершине скалы и наблюдали невиданное зрелище – Росинант и Зорька неподвижно висели в теплой воде, а под ними расстилался огромный парус, трепещущий под порывами течения. Роланд влез в седло, и Дейкстра помог ему обвязаться веревками.

– Поехали! – закричал Роланд, и Росинант с Зорькой повлекли героя к вулкану.

Однако случилось так, что Росинант двигался немного быстрее своей подруги, и из-за этого акулы поплыли не прямо, а по дуге, и отклонились от заданного направления.

– Держите строй, червячье отродье! – крикнул им Роланд, оценил ситуацию и добавил: – Делайте круг и выходите на второй заход.

Акулы попытались описать круг и выйти на второй заход, но ничего хорошего из этого не вышло. Веревки, которыми крепилось к парусу седло Роланда, перекрутились и запутались, а сам парус сложился по диагонали, пленка слиплась, и все сооружение снова пришло в негодность.

Дейкстра сказал по этому поводу:

– Теперь я вижу, что квадраты пленки надо лепить не в один слой, а в два, так, чтобы липкие поверхности плотно прилегали одна к другой, а снаружи к парусу ничего не липло.

И сказала ему Джейн:

– Много пленки уйдет на твое изобретение, наши запасы совсем истощатся. Пусть Дуайт скажет травоедам, чтобы они собирали новый урожай. И еще я предчувствую, что нам, женщинам, предстоит очень большой труд.

– Ты права, Джейн, – согласился с ней Дейкстра. – Ваш труд войдет в предание о великом походе Роланда, и все женщины, участвовавшие в изготовлении паруса, будут перечислены в этом предании поименно.

Джейн обрадовалась и воскликнула:

– Не забудь, что мое имя должно идти в списке первым, потому что я руковожу работой всех своих подруг!

И согласился Дейкстра, что это справедливо.

Пока женщины трудились над третьим парусом, Роланд учил акул синхронному плаванию. Нелегко им было научиться держать строй на короткой дистанции, в спокойной воде они худо-бедно справлялись, но любой неожиданный порыв течения нарушал их строй, и они либо слишком широко расступались в стороны, либо, наоборот, сближались настолько, что соприкасались боками. Злился Роланд, но не мог ничего придумать, чтобы акулы плыли ровно.

Посмотрел Дейкстра на его мучения, и придумал вот что.

– Послушай, Росинант, – сказал Дейкстра. – Когда ты двигаешь хвостом влево, произноси вслух "влево", а когда двигаешь хвостом вправо, произноси "вправо". А ты, Зорька, слушай, что говорит Росинант, и двигай хвостом в ту же сторону. И тогда вы будете плыть параллельно, и не будете ни сближаться, ни отдаляться.

Попробовали акулы плыть таким способом, и стало у них получаться. И на третьем испытании донесли они Роланда до того места, где придонное горизонтальное течение вливается в горячие и вонючие подземные воды, извергаемые вулканом, и устремляется вверх могучим столбом теплого восходящего потока. И поймал парус течение, и рванулся вверх, и потащил за собой Роланда.

И закричал Роланд:

– Поехали!

Но недолго радовались Роланд и зрители. Начало парус мотать и трепать, и выбросило из потока в спокойные воды. И стал Роланд опускаться на горячую пустошь, и едва успел он выбраться из седла, как парус коснулся раскаленных камней и пришел в негодность.

И сказала Джейн:

– Сдается мне, ничего у нас не получится.

Но не согласился с ней Дейкстра, и сказал он:

– Подумалось мне, что в самом центре паруса нужно сделать отверстие, чтобы водный поток не мотал и не трепал парус, а свободно изливался через это отверстие. Тяга станет немного меньше, но зато не потеряется управляемость. Давай, Джейн, зови подруг, и приступайте к работе.

– Мы сильно устали, мудрец, – сказала Джейн. – Позволь нам посвятить остаток дня и весь следующий день отдыху, если можно.

Задрал Дейкстра антенну к небу, посмотрел на ярко-красный огонек разлома и сказал:

– Пусть будет по-твоему, Джейн. Сдается мне, торопиться нам некуда.

И вот полтора дня женщины отдыхали, а затем снова взялись за работу и изготовили новый парус, четвертый по счету, и был он склеен из двух слоев пленки, и в центре его было отверстие. Кроме того, он был не квадратным, а круглым, потому что пока женщины отдыхали, Дейкстра размышлял о том, как сделать парус еще лучше, и решил, что круглым парусом будет легче управлять.

И настало время очередных испытаний, и внесли Росинант и Зорька в восходящий поток новый круглый парус, и висело под ним седло, и сидел в этом седле Роланд. И подхватило его течение и унесло наверх, да так быстро, что промелькнул Роланд перед антеннами зрителей и тут же скрылся из вида.

И сказал Дуайт Дейкстре:

– Сдается мне, испытание прошло успешно.

И ответил Дейкстра:

– Странно, что мы не подумали, как Роланд будет возвращаться назад.

Роланд вернулся обратно только к концу дня, он выглядел уставшим, а паруса при нем не было. Он сказал:

– Быстрая, однако, штука. Пока все веревки отвязал, чуть в страну мертвых не приплыл. Надо прикрепить к седлу большой камень, чтобы с его помощью потом можно было быстро опуститься обратно к земле. Ты, Дейкстра, иначе не доплывешь, помрешь от усталости.

Дейкстра хлопнул себя рукой по голове и воскликнул:

– Как же я раньше об этом не подумал!

А Джейн печально прочистила жабры и сказала:

– Сдается мне, нам, женщинам придется делать еще один парус.

– Еще два, – уточнил Роланд. – Сегодняшнее испытание было последним, правда, Дейкстра?

– Правда, – согласился Дейкстра. – Теперь я почти не сомневаюсь, что путешествие пройдет успешно.

 

5

– Поехали! – закричал Роланд.

– Влево, – сказал Росинант. – Вправо. Влево. Вправо.

Обтекаемые тела акул сдвинулись с места и поплыли вперед, поначалу медленно, но с каждой секундой набирая скорость. Парус натянулся, накренился и сместился вперед, закрывая поле зрение Роланда. Веревки, которыми крепилось седло, натянулись, и Роланд почувствовал на своей коже ветер встречного течения.

Он скосил взгляд и увидел, что второй парус, под которым висел на веревках мудрец Дейкстра, тоже пришел в движение.

Рыцарская скала осталась позади, а впереди и внизу раскинулись сады травоедов. Разрушения, причиненные небесным разломом, стали уже почти не заметны. На месте сломанных деревьев кустилась молодая поросль, некоторые из развороченных нор уже были восстановлены травоедами, а другие, непригодные к дальнейшему человеческому проживанию, успели заселить ползуны и прочая донная живность.

По мере приближения к жерлу вулкан постепенно менял цвет. Вот он уже не багровый, а просто красный, а вот стали различимы оранжевые вихри в восходящем столбе теплых вод.

Скорость нарастала, внизу проносились плоские камни горячей пустоши. Вода становилась все более неспокойной, начало трясти, запахло огнем и сопутствующей ему гнилью. Роланд стал глубоко дышать, насыщая кровь живительной силой из относительно чистой воды. В восходящем столбе дышать очень трудно, жабры перехватывает от жуткой вони, на первую минуту лучше вообще задержать дыхание. Надо было, кстати, сказать об этом Дейкстре, но теперь уже поздно, его сейчас нельзя отвлекать, он и так напряжен и напуган, это даже издали видно.

Стало жарко. Роланд почувствовал, как кровь помаленьку отливает от кожи и сосредотачивается в глубинах тела. Он стал быстро шевелить кончиками рук – нельзя позволить им онеметь от жары. Скоро от них потребуется вся их сила.

Вот уже столб восходящей воды занял почти все поле видимости. С этой точки зрения он прекрасен, и красота его невероятна, непредставима и пугающа. Никто из ныне живущих людей не видел большой восходящий поток так близко. Надо быть или дураком, или героем, чтобы забраться в него по доброй воле. Они с Дейкстрой – герои. Впрочем, разница между дураком и героем не так уж и велика.

Внезапно Роланда потащило вверх, боковым зрением он увидел, как Росинант и Зорька расходятся в стороны, бросив буксирные веревки, трепещущие в течении. Жар воды стал обжигающим, вода бурлила и клокотала со всех сторон, жабры горели, а запах был неописуемо отвратителен. Роланд заметил, что цепочка мелких вихрей выносит парус к краю столба. Сейчас надо будет потянуть веревки и выровнять парус… как же быстро он вращается, зря Дейкстра настоял, чтобы он был круглым… дышать стало легче… теперь немного передохнуть и снова направить движение к центру потока…

Роланд начал напрягать мышцы, чтобы натянуть нужные веревки и изменить угол подъема должным образом, но резкий порыв течения швырнул его в горячую сердцевину столба. Роланд успел заметить, как мимо него промчался Дейкстра, было видно, как за его парусом создается разрежение, в которое устремляются окружающие воды. Забавный эффект – если по столбу поднимается не один парус, а два, то когда первый парус отклоняется от вертикали, стремясь вырваться из течения, второй обгоняет его и увлекает обратно в главную струю. Пожалуй, можно расслабиться и не бояться, что их с Дейкстрой выбросит из восходящего потока раньше, чем они достигнут цели путешествия. А цель эта, кстати, заметно приблизилась, теперь она видна уже не как красная точка, а как диск, и начинает угадываться характерный рисунок течения под разломом, где теплые воды смешиваются с холодными. Жаль, что столб так сильно затуманивает зрение.

В какой-то момент Роланд понял, что ему больше не жарко. Могучий водный поток постепенно растрачивал силу и жар, Роланд взглянул вниз и увидел, что огромный вулкан выглядит отсюда маленькой точкой, а рыцарской скалы совсем не видно. Они преодолели около половины пути и находились выскоко в верхних водах, в прошлом сюда забирались только Эдвард и Бенджамин, но их путь занял несколько дней, и потребовал колоссальных усилий, а Роланд и Дейкстра проплыли половину пути меньше, чем за час, и почти не устали. Вот только появилось неприятное ощущение, как будто голову распирает изнутри – точь-в-точь, как говорится в преданиях.

Вода постепенно становилась прозрачной, стало видно происходящее за пределами восходящего потока. Внешние воды были пустынны, Роланд стал считать огоньки антенн живых существ в поле зрения и насчитал только пять. Похоже, это были мелкие рыбки. По идее, в этих местах должны обитать протосфирены, но, наверное, они встречаются очень редко, и это хорошо. Один раз Роланд победил протосфирену, и этого более чем достаточно, второй раз встречаться с этой рыбой ему не хочется. Хотя, если иметь под рукой меч неимоверной остроты…

Течение замедляется. Как бы не вышло так, что оно полностью рассеется до того, как путешественники достигнут крыши вселенной. Хотя нет, вот уже видно небо, да, точно, теплый восходящий поток доходит прямо до него. Гм… Оказывается, небо не ровное и плоское, в нем есть свои горы и впадины, и точечный разлом располагается точно в центре самой большой впадины, как будто вокруг него небесная твердь разрушается, как панцирь устрицы, заболевшей грибной гнилью. Интересно, что скажет Дейкстра по этому поводу?

Роланд натянул две веревки, парус сместился вбок и замедлил скорость. Парус Дейкстры стал постепенно приближаться. Пожалуй, скорость течения здесь уже не настолько велика, чтобы двигаться в нем можно было только строго друг за другом. Сейчас Дейкстра догонит Роланда, и тогда можно будет с ним поговорить.

Дейкстра догнал Роланда, и Роланд увидел, что тело мудреца безвольно висит на веревках и не подает признаков жизни. Антенна мудреца не подавала никаких сигналов, руки были расслаблены, и непонятно было, жив он или мертв.

– Дейкстра! – крикнул Роланд. – Дейкстра, проснись!

Мудрец не отреагировал на слова рыцаря. Роланд задумался и понял, что ничем не сможет помочь товарищу до тех пор, пока течение не внесет их под самую крышу вселенной, и путь их не завершится. Значит, придется ждать. Хорошо, что здесь не так холодно, как опасался Роланд. То ли Бенджамин преувеличил холод верхних вод, то ли небесный разлом распространяет тепло далеко вокруг себя. Скорее второе, чем первое, рисунок течений подтверждает это предположение. Интересная мысль, кстати – не тепло ли разрушает небесную твердь? Может, небо – это просто вода, затвердевшая от сильного холода?

 

6

Когда Роланд вернулся из первого испытательного путешествия по столбу восходящих вод, Дейкстра спросил его, как он себя чувствовал внутри горячего потока, не страдал ли от жара и удушающих испарений. Роланд глупо хихикнул и ответил:

– Все нормально, ничего страшного, это даже забавно.

Тогда Дейкстра не стал задумываться над этим ответом, просто принял его к сведению, мудрецу даже в голову не пришло, что слова Роланда состоят из иронии чуть менее чем полностью. Это было ошибкой, но Дейкстра осознал ее в полной мере только тогда, когда тонкие и почти невидимые щупальца горячей воды стали впиваться в его тело. Лишь тогда Дейкстра понял, что Роланд на то и герой, чтобы воспринимать испытания рыцарской жизни с усмешкой и иронией, а сам Дейкстра таким свойством не обладает, потому что он не герой, а мудрец. А точнее, не мудрец, а дурень, мудрец сразу догадался бы, что имел в виду Роланд.

Все эти мысли пронеслись в мозгу Дейкстры в считанные секунды, а потом боль охватила его тело, удушающая вонь пронзила жабры тысячью острых ножей, Дейкстра закричал, но Роланд не услышал его, потому что между ними был непроницаемый для речи пленочный парус. Да если бы и услышал, что с того?

А потом мучительный ужас внезапно отступил, и Дейкстра понял, что кто-то тянет его за две задние руки, как будто пытается оторвать их от тела. И еще Дейкстра понял, что вода, которой он дышит, удивительно чиста, как в верхних водах, и тепла, как в нижних водах. А двум передним рукам почему-то очень холодно. А рядом кто-то кричит:

– Просыпайся, червячий сын!

Дейкстра повернул голову и понял, что Роланд держит его за две руки и ругается такими словами, как будто обращается не к мудрецу, а к бестолковому подростку, впервые самостоятельно выплывшему из пещеры.

– Ну, наконец-то! – воскликнул Роланд. – Давай, втыкай скорее нож в небо, а то я долго тебя не удержу!

Дейкстра перевел взгляд и обнаружил, что передним рукам холодно оттого, что они упираются в… в небесную твердь?!

Дейкстра судорожно поджал передние руки к голове, течение повернуло его тело и прижало к обжигающе-холодной поверхности жабрами. Дейкстра истошно завизжал.

– Ну что ты как дурак?! – закричал Роланд.

Какая-то сила оттолкнула Дейкстру от небесной тверди, он перевел дыхание, сосредоточился и увидел, что Роланд вылез из своего седла, растянулся немыслимым образом между своим седлом и седлом Дейкстры, и поспешно связывает оба седла в единую конструкцию, при этом веревки он вяжет не правильными узлами, а как получится. Негнущимися окоченевшими руками Дейкстра вытащил два ножа из веревочных петель на седле и вонзил ножи в небесную твердь.

– Очухался, – констатировал Роланд. – Теперь привязывай седло к ножам, а то я тебя долго не удержу, руки уже отваливаются.

Дейкстра привязал седло к ножам, вонзенным в небо, и сказал:

– Вроде держится.

Роланд ослабил хватку, немного выждал, и отпустил руки окончательно.

– Действительно, держится, – сказал он. – Ну и хорошо, а то я уж подумал, унесет тебя течением, и поминай, как звали.

– Мы доплыли? – спросил Дейкстра. – Это уже небо? Я почему-то ничего не помню, только понмю, как горячая вода обожгла жабры, и все.

– Доплыли, – сказал Роланд. – Ты почти всю дорогу был без сознания, я уж боялся, что помрешь. Хотел подобраться к тебе поближе, но не рискнул, испугался, что парусы переплетутся и запутаются. Но все закончилось хорошо. Гляди, мудрец, и радуйся! Мы с тобой – первые люди, достигшие небес в первой жизни! Эдвард не смог, Бенджамин не смог, а мы с тобой смогли! Потому что ты, Дейкстра – величайший мудрец в истории человечества, ап великий Ахо рядом с тобой – несмышленый подросток.

– Не говори так, Роланд, – запротестовал Дейкстра. – Не так уж я и мудр. Мы добрались сюда живыми только потому, что ты сохранил разум и самообладание в этом удушающем потоке. Как вспомню – до сих пор жабры сводит.

– Ладно, хватит хвалить друг друга, – сказал Роланд. – Оглянись лучше по сторонам, и объясни, что видишь вокруг. А то у меня в голове не укладывается.

Дейкстра осмотрелся. Рядом с ним громоздилась небесная твердь, от нее веяло мертвящим холодом. Она была твердая и блестящая, как твердые плоские камни, что встречаются только в горячих пустошах. Однако ножи вошли в нее на удивление легко, это странно. Небесная твердь не была ровной, ее пересекали глубокие трещины, даже не совсем трещины, а промоины, подобные тем, какие образуются на донном песке в местах сильных горизонтальных течений. Как будто текущая вода размывает ее… Но как она может размыть такую твердую поверхность?

Дейкстра вытащил из веревочной петли костяное шило, вытянул руку, чтобы постучать им по небу, и глупо хихикнул. Очень глупо звучит "постучать по небу", услышь Дейкстра эти слова десять дней назад – подумал бы, что их произносит сумасшедший.

– Что такое? – забеспокоился Роланд.

– Так, ерунда, – сказал Дейкстра и постучал по небу шилом.

Все правильно, зрение не обмануло. Джа построил небо из камня, но не мягкого и пористого, как обычно, а твердого и монолитного. Но почему тогда ножи так легко вонзились в него?

Повинуясь внезапному наитию, Дейкстра протянул руку туда, где из небесной тверди выступал длинный и тонкий отросток, и, не обращая внимания на леденящий холод, сократил мышцы, дернул на себя и кусок неба легко отломился. Странно. Выходит, твердость и прочность – вовсе не различные слова для обозначения того же самого понятия, а совсем разные вещи. Небесная твердь, например, твердая, но непрочная.

– Гляди, Дейкстра, – сказал вдруг Роланд. – Кусок неба в твоей руке, он уменьшается.

Дейкстра пригляделся и понял, что кусок неба, действительно, уменьшается, как будто растворяясь в воде. Впрочем, почему как будто?

– Кажется, я понял, – сказал Дейкстра. – От холода вода делается твердой, как камень, и небо состоит из этой затвердевшей воды. А кусок неба в моей руке тает от тепла руки.

– Ерунда какая-то, – сказал Роланд. – Хотя… А ведь ты прав, мудрец! Из точки разлома истекает жар, и этот жар растворяет небо, превращая его в обычную воду. Гляди, как много уже растворилось.

Дейкстра огляделся. Последние слова Роланда заставили его посмотреть на небесный пейзаж иначе, и он понял, что эти слова соответствуют окружающей действительности. В небесной тверди выросла большая полусферическая яма (если можно называть ямой то, что растет не вниз, а вверх), точка разлома находилась в ее центре, а они с Роландом – почти на самом краю. Из центра разлома исходило теплое течение, ну, то есть, на самом деле холодное, но по сравнению с холодом неба – теплое. Было видно, что промоины, испещряющие поверхность ямы, вполне могли быть промыты этим течением.

– Что же такое там в центре, хотел бы я знать, – сказал Дейкстра. – Это очень мощный источник тепла, что-то вроде маленького вулкана, но как может вулканический огонь гореть в небе, где нет ничего, кроме воды, затвердевшей от неимоверного холода?

– Я сплаваю и все узнаю, – сказал Роланд. – Оставайся здесь и жди меня, а если я не вернусь – режь веревки, крепящие парус, и отцепляйся от неба, балластный камень опустит тебя вниз. Не думаю, что это будет сложно.

– Хорошо, – сказал Дейкстра. – Знаешь, Роланд, ты – настоящий герой. Удачи тебе!

 

7

– Здравствуй, король! – сказал Сантьяга. – Ты меня звал?

– Ты не торопился на мой вызов, – недовольно произнес король Дуайт.

Сантьяга виновато развел руки и склонил голову в поклоне, однако поклон этот был не таким, каким травоеду положено приветствовать короля. Не было в этом поклоне должного восхищения, можно было подумать, что короля приветствует рыцарь.

Дуайт решил, что следует произнести приличествующую случаю речь. Он произнес следующее:

– Сантьяга, ты стал излишне горд и пренебрегаешь приличиями в большей мере, чем позволено травоеду, даже столь выдающемуся, как ты. Однажды ты нарушил приличия, придя на рыцарскую скалу без вызова, тогда я не стал делать тебе замечания, потому что был занят научным вопросом, но ты еще раз пренебрег приличиями, произнеся вслух запретное имя, и мне пришлось изгнать тебя с позором. Позже ты приказал другим травоедам собирать вещи, принесенные волной небесного разлома, и это было правильно, но ты не передал эти вещи мудрецу, а попытался изучить их самостоятельно, и из-за этого погиб травоед Фернандо. Также мне донесли, что не все чудесные камни, рисующие великолепные узоры, ты сдал мудрецу, а некоторые оставил себе и тайно оживляешь их, наслаждаясь чудесной красотой. Берегись, Сантьяга, мое терпение велико, но не безгранично!

Выслушивая эту гневную отповедь, Сантьяга склонился в поклоне несколько глубже. Он не позволил себе ни одного непочтительного слова или жеста, однако Дуайт видел, что взгляд травоеда, направленный на грязную землю перед собственными передними руками, наполнен не раскаянием, а сдерживаемым гневом. Это даже смешно – травоед позволяет себе гневаться на короля!

– Запомни мои слова, травоед Сантьяга, – завершил король свою речь. – Хорошо ли ты понял, травоед, слова, произнесенные мною?

– Да, конечно, – безразлично ответил Сантьяга. – Ты пришел в нижние воды только для того, чтобы произнести эти слова?

Ничего он не понял. Во-первых, не произнес ритуального извинения. Во-вторых, обратился к королю с вопросом, как равный к равному. В-третьих, употребил по отношению к королю простонародное "пришел" вместо высокого "приплыл". В другое время Дуайт объяснил бы наглядно, что случается с травоедами, упорствующими в непочтительности. Но мудрец Дейкстра, отплывая в великий поход, особо просил короля не наказывать Сантьягу, а Дуайт привык прислушиваться к словам мудреца, много раз бывало, что его слова казались непонятными и даже нелепыми, но потом оказывалось, что мудрец был прав. Надо будет посоветоваться с ним, когда он вернется из путешествия в страну мертвых.

Сантьяга нетерпеливо фыркнул. Дуайт смерил его презрительным взглядом и сказал:

– Я позвал тебя, чтобы сообщить важные сведения. Племя испытывает большую нужду в пленке для заворачивания добычи. Вы, травоеды, должны немедленно отправиться на устричные поля и собрать досрочный урожай.

– Могу ли я осведомиться, почему племя стало испытывать большую нужду в пленке? – спросил Сантьяга. – Двадцать дней назад пленки на верхнем складе было в изобилии, а большой охоты с тех пор не было.

Дуайт прочистил жабры, сдерживая желание протянуть четыре руки, схватить мелкого наглеца за куцые конечности, приподнять над землей как следует, и садануть об острые камни с размаху, чтобы кровь окрасила воды, вселяя радость в сердца барракуд и страх в сердца других травоедов. Но нельзя так делать, преждевременно это, Дейкстра зря предупреждать не будет.

– Не тебе, травоеду, требовать отчета от рыцаря, тем более от короля! – провозгласил Дуайт. – Однако в виде исключения и как знак доброй воли, я дам тебе пояснения, которых ты беззаконно требуешь. Великий герой Роланд и великий мудрец Дейкстра отправились в великий поход к небесному разлому и для этого…

– Ух ты! – непочтительно перебил короля Сантьяга. – Так вот что это были за огромные листы неведомого растения! Дейкстра догадался соорудить из пленки большой лист, и этот лист подхватило течение и понесло к самым небесам, к самой точке разлома! Воистину мудр Дейкстра!

Дуайт недовольно наморщил край мантии. Травоеды мыслят низко и подло, даже это великое сооружение травоед Сантьяга сравнивает не с благородным спинным парусом рыбы-призрака, а с вонючим листом какого-то поганого растения. Ну да Джа ему судья.

– Как бы я хотел отправиться с ними в страну, где не бывал никто из живых! – воскликнул Сантьяга.

Дуайт рассмеялся. Вот наглый травоед! Может, не казнить его, а сделать королевским шутом? Помнится, у Теодора был шут, правда, он был рыцарем, а не травоедом, но с травоедом, наверное, еще смешнее получится.

– Итак, – сказал Дуайт, отсмеявшись. – Теперь ты понимаешь, зачем племени нужна пленка. Я требую, чтобы урожай был собран незамедлительно.

– Незамедлительно – это вряд ли, – сказал Сантьяга. – Мы еще не закончили разбирать заваленные норы. Кроме того, мы собрались на сход и решили, что все норы следует перестроить по-новому, не просто прорывать дыру в мягком пористом камне, но укрепить своды толстыми растительными стволами и, может быть, даже костями больших рыб. Было бы неплохо, если бы отходы рыцарской охоты предоставлялись нам, это принесло бы большую пользу всему племени.

Дуайт уставился на Сантьягу с недоумением. Нет, он был неправ, шутом этот травоед не станет. Это уже даже не смешно. Он что, всерьез полагает, что рыцарей заботит, как и чем травоеды укрепляют поганые своды своих поганых нор?

– Никогда не бывало такого, чтобы травоед указывал рыцарю, что ему надлежит делать, – заявил Дуайт. – И тем более не бывало, чтобы травоед указывал королю.

Сантьяга издевательски улыбнулся и сказал:

– . Времена меняются, Дуайт. Напряги свой рыцарский мозг и подумай, как следует. Кто доставляет вам устричную пленку? Откуда берутся веревки, каменные ножи и другие предметы, без которых вам, рыцарям, не прожить и ста дней? Их приносим мы, травоеды. А что мы получаем взамен? Когда в последний раз ты отправлял вниз свежее мясо?

– Достаточно! – рявкнул Дуайт. – Мое терпение лопнуло! Вам, травоедам, придется избрать себе нового предводителя!

Завершив эту величественную речь, король протянул руки, чтобы казнить мерзавца, но тут же отдернул их испуганно, потому что в руках Сантьяги неведомо откуда возник волшебный камень с двумя смертоносными усиками, и усики эти смотрели сейчас прямо на Дуайта.

– А ты не так глуп, как мне казалось, – сказал Сантьяга. – Я думал, что после нашего разговора вам, рыцарям, придется избирать нового короля, но я рад, что ошибся. Подумай над моими словами, Дуайт, и ты поймешь, что времена меняются. Мы, травоеды, больше не грязь под рыцарскими руками, Джа послал нам то, что защитит нас от произвола плавающих. Когда Дейкстра вернется из великого похода, пусть он разыщет меня, и мы обсудим, как отныне будут построены отношения между нашими народами.

– Мы – единый народ, – буркнул Дуайт.

Сантьяга издевательски рассмеялся и сказал:

– И последнее. Когда ты вернешься в пещеру, ты встретишь детей моего народа, обучающихся в общей школе, и захочешь излить на них свой гнев. Я не могу приказывать тебе, но я советую – смири свою гордость, потому что за каждую обиду моему народу твой народ отныне будет платить рыбьим мясом. А за большую обиду – не только рыбьим мясом, но и рыцарской кровью. Будь мудр и рассудителен, король, и никто не узнает, как прошел наш разговор, я буду всем рассказывать, что ты сам решил проявить великодушие. Я закончил, король, прощай.

Некоторое время они стояли и смотрели один на другого, затем король спросил:

– Почему ты не отводишь от меня взгляд?

– Потому что я не дурак, – ответил Сантьяга. – Если я отвернусь, ты меня разорвешь прежде, чем я успею защититься. Уходи, король, и тогда я пойду своим путем.

– Не уходи, а уплывай! – рявкнул Дуайт.

– Червь ползуна не слаще, – процитировал Сантьяга какую-то подлую травоедскую поговорку.

Дуайт прыгнул, оттолкнувшись от земли всеми восемью руками, настиг восходящее течение в пять толчков мантии и умчался вверх, подальше от удушливой жары и мерзких запахов травоедских вод. Мир изменился, говорил Сантьяга, он прав, но королю не нравится, в какую сторону меняется мир. А скоро это не понравится и травоеду Сантьяге, так обязательно произойдет, иначе Дуайт недостоин носить королевское звание.

Однако какой позор! Хорошо еще, что никто не видел, как королю пришлось унижаться…

 

8

В не столь древние времена, когда все ползуны и все рыбы, кроме акул, уже утратили способность разговаривать, жил один травоед по имени Христофор. Был он необычно велик ростом для травоеда, весьма разумен, и чуть-чуть умел плавать, и иногда рыцари, глядя на него сквозь мутную воду, принимали его за равного себе. Будучи подростком, Христофор отлично учился в школе, и среди юных рыцарей не было никого, кто лучше него знал древние предания. В то время преподавал в школе мудрец по имени Ульман, и обратился однажды к нему Христофор со следующими словами:

– Позволь мне, учитель, принять участие в спортивных занятиях, что ты проводишь с младшими рыцарскими детьми! Я немного умею плавать, и хочу научиться плавать еще лучше, как настоящий рыцарь!

Удивился Ульман таким словам, и ответил ему:

– Странную речь ты произнес, трудно мне поверить, что ты не лжешь. Покажи, как ты умеешь плавать, и пусть все увидят, правду ли ты говоришь, или просто хвастаешься.

Вышли они из пещеры, и разбежался Христофор, и спрыгнул со скалы, и поплыл. И увидели все, что он не солгал учителю, но действительно умеет плавать, хуже, чем юные рыцари, но лучше, чем любой другой травоед. Было видно, что мантийные мышцы Христофора слабы и невыносливы, также было видно, что ловкостью и точностью движений он уступает любому рыцарю, но это было не удивительно. Удивительно было, что травоед плывет туда, куда хочет, и течения не сносят его, а однажды он даже удачно поймал попутное течение и разогнался не то чтобы быстро, но до нормальной крейсерской скорости.

И вернулся Христофор к рыцарской скале и обратился к Ульману:

– Учитель! Теперь ты знаешь, что я могу плавать не хуже, чем юный рыцарь Тимати. Позволь мне учиться плаванию вместе с юными рыцарями, и ты увидишь, что я не буду худшим в классе.

Надо сказать, что юный Тимати уродился рослым, но дерганым и бестолковым, некоторые рыцари полагали, что в его мозге живет демон, а Ульман полагал, что его мать слишком сильно тужилась, когда сносила его яйцо. Как бы то ни было, Тимати страдал от судорожных припадков и часто кричал бессмысленные слова, уверяя всех, что поет песни, которые сам сочинил. Однажды Тимати исчез неизвестно куда и некоторые говорили, что король Карл разорвал его тело, потому что не мог более выносить стыда за бестолкового племянника. Впрочем, сам король об этом никогда не рассказывал, а его никто не спрашивал.

Но это случилось позже, а в то время, о котором идет рассказ, Ульман сильно смутился и не смог ответить на слова ученика ничего толкового, а лишь смущенно пробормотал:

– Ну, если так… Ну, давай…

И воскликнул Христофор радостно и громко:

– Мудрейший Ульман будет учить меня плавать!

И услышали это все присутствующие, и понял Ульман, что непросто будет ему отказаться от глупых слов, сорвавшихся с его антенны в минутном умопомрачении. И решил он, что недолго будет учить Христофора плаванию, и найдет какую-нибудь причину, чтобы прекратить заниматься с ним неподобающим делом.

Через несколько дней король Карл разговаривал с Ульманом по другому делу и сказал среди прочего:

– Думается мне, зря ты взялся учить Христофора рыцарскому мастерству. Ничего хорошего из этого, по-моему, не получится.

Постеснялся Ульман признать королевскую правоту и сказал:

– Это мы еще посмотрим.

И стал он учить Христофора плаванию, и давал ему сложные задания, не соответствующие умению обучаемого, и ждал, что Христофор огорчится и сам откажется продолжать занятия. И скажет тогда Ульман:

– Вот видишь! Ничего хорошего не выходит, когда травоед начинает обучаться рыцарскому мастерству.

Однако Христофор занимался усердно и прилежно, и с каждым занятием становился все более сильным, ловким и выносливым. И перестал он быть предпоследним в классе, и стал обгонять в умениях одного юного рыцаря за другим. И говорил Ульман нерадивым ученикам:

– Как вам не стыдно класть клюв на мои занятия! Глядите, нынче даже травоеды плавают лучше вас!

Ученики обижались, но принимали справедливый упрек, и начинали заниматься все более усердно, и вскоре взрослые рыцари заметили, что Ульман готовит им редкостно достойную смену. Надо отметить, что в том поколении воспитывался будущий король Джордж, дядя великого короля Теодора, впрочем, эти сведения не имеют прямого отношения к данной истории.

Однажды юные рыцари Эндрю, Морис и Константин подстерегли Христофора в укромном месте, окружили его и сказали:

– Нехорошо, что презренный травоед пытается овладеть рыцарским мастерством.

– Я принял ваше мнение к сведению, – сказал Христофор. – А теперь дайте мне проплыть мимо.

– Нет! – воскликнул Морис. – Когда говорят рыцари, травоед слушает и внимает.

И смирился Христофор, и стал слушать, потому что Морис сказал то, что говорит закон племени. Долго они оскорбляли его и поносили разными словами, и в какой-то момент Эндрю в запале схватил Христофора за жабры и стал душить, приговаривая:

– Получи, презренный травоед!

И вышло так, что Христофор вырвался из захвата, и ударил Эндрю в жабры, и закричали Морис и Константин:

– Поединок! Честный поединок!

И сошлись Эндрю и Христофор в честном поединке и бились долго, и никто не мог одержать верх над соперником. И истощилось терпение Мориса, и напал он на Христофора сзади, обхватил его руками и сказал:

– Нехорошо, что презренный травоед не поддается настоящему рыцарю.

И сказал ему Христофор:

– Вмешавшийся в честный поединок стоит вне закона.

И вырвался из боевых объятий, и поймал Мориса за левую среднюю руку и перекусил ее клювом примерно посередине. И брызнула кровь, и закричали испуганно юные рыцари, а о дальнейшем Эндрю говорил, что умирающий Морис набросился на Христофора как раненая протосфирена и растерзал его. А Константин вроде бы говорил, что на Христофора набросился и растерзал король Карл, который плыл мимо по своим делам и остановился понаблюдать за поединком. Впрочем, когда Константина потом спросили, правда ли это, он отрекся от этих слов.

Как бы то ни было, с тех пор травоедов никогда не учат ни плаванию, ни, тем более, более продвинутым рыцарским искусствам. Потому что все знают, что ничего хорошего из этого не выйдет.

 

9

– Ты настоящий герой, Роланд, – сказал Дейкстра. – Удачи тебе!

– Удача мне не помешает, – согласился Роланд, осторожно оттолкнулся от седла и поплыл к разлому.

Встречное течение было ощутимым, но не очень сильным, Роланд преодолевал его почти без усилий. Главное – не останавливаться, потому что даже слабое течение сносит пловца намного быстрее, чем тот ожидает.

Начал ощущаться холод. Поначалу Роланд счел его терпимым, но чем дольше Роланд находился рядом с небесной твердью, тем сильнее замерзал. Пожалуй, стоит отдалиться от нее подальше, там должно быть теплее, а сильных течений вроде не видно. Страшно нырять в неизведанное, но лучше испугаться, чем замерзнуть. В конце концов, разлом виден отовсюду, и даже если течение отнесет рыцаря в сторону, сориентироваться будет несложно. Хотя…

– Дейкстра! – крикнул Роланд.

– Что?! – отозвался мудрец.

– Кричи время от времени!

– Что кричать?!

– Все равно что! Чтобы я не потерялся!

– А, понял! Хорошо, буду кричать!

Роланд двигался прямо к центру разлома. Он прикинул в уме схему течений и решил, что будет плыть горизонтально, пока не окажется непосредственно под разломом, а там встречное течение должно смениться восходящим, и его внесет куда надо вообще без усилий, можно будет даже отдохнуть немного. Главное – не расслабляться, чтобы не отшвырнуло в сторону, как это случилось с их парусами минут тридцать назад, когда они вплотную приблизились к цели путешествия.

– Роланд! – донесся сзади голос Дейкстры.

– Что?! – отозвался Роланд.

– Ничего! – ответил Дейкстра. – Ты просил кричать, вот я и кричу!

Роланд хотел было ответить "Ну вот и кричи!", но решил поберечь силы и ничего не стал говорить.

Встречное течение постепенно ослабевало. Роланд почувствовал в воде мелкие завихрения, характерные для мест, где сталкиваются сильные разнонаправленные течения. Сейчас траектория движения начнет отклоняться вверх…

Восходящий поток мягко подхватил Роланда и повлек туда, где светился ярко-алый глазок небесного разлома. Отсюда он был виден как большой диск не совсем правильной формы, и по этому диску переливались красивые разноцветные волны. Что же там происходит, хотелось бы знать… Это станет известно совсем скоро, всего-то через несколько минут.

Стало теплее. Похоже, разлом действительно подобен подземному огню, он не только подсвечивает воду низкочастотными вибрациями, но и разогревает ее. Они с Дейкстрой зря боялись замерзнуть, здесь надо бояться, как бы не перегреться или не обвариться особо горячей струей.

– Роланд! – крикнул Дейкстра в очередной раз.

Желтая вспышка его голоса проявилась далеко внизу, там, где край перевернутой котловины терялся во мраке. Быстрое течение здесь, однако. Оказывается, Роланд, сам того не заметив, уже преодолел большую часть пути. Еще минута-другая, и течение внесет его в сам разлом.

Снова мелкие вихри. Роланд напряг антенну, пристально вглядываясь вперед, и ему показалось, что узор вихревых течений предупреждает, что впереди простирается участок очень горячих вод. Обычно горячие воды поднимаются вверх, а холодные опускаются вниз, океан перемешивается и получается, что подземный огонь прогревает всю вселенную почти равномерно. Но если источник жара не внизу, а вверху, горячие воды собираются вокруг него и…

Роланд понял, что время думать истекло и наступило время действовать. Он развернулся боком к течению и попытался плыть горизонтально, отдаляясь от разлома, но течение было сильнее его, и Роланд чувствовал, как прохлада сменяется приятным теплом, которое постепенно перестает быть приятным и превращается в жар, пока еще не обжигающий, но… Да так и свариться недолго!

Он рванулся изо всех сил, уходя из центральной части течения, и когда ему уже начало казаться, что он не успевает, встречный вихрь подтолкнул его и повлек в сторону, прочь от котла раскаленной воды, окружающего зловещий диск разлома. Теперь надо постараться не попасть во встречное холодное течение, надо провести свой путь по плоскости раздела между ними, и попытаться прикрепиться к небесной тверди как можно ближе к диску разлома. Причем сделать это надо с первого раза, потому что ножей осталось только два. Возможно, стоило взять с собой меч неимоверной остроты… Нет, таким сокровищем нельзя рисковать.

Граница между горячим и холодным потоками оказалась уже, чем полагал Роланд, и в какой-то момент он подумал, что все было зря, что сейчас его либо отбросит прочь, либо внесет в кипящий котел, где он бесславно сварится. В отчаянии Роланд обратился к Джа с безнадежной молитвой, и Джа не попустил несчастью, каким-то чудом Роланд прорвался к небесной тверди, и его с силой ударило о твердую и обжигающе холодную каменную стену. Правая половина тела заныла от боли, но Роланд сумел-таки вонзить в небесный камень два ножа и закрепиться на небесной тверди.

Несколько минут он неподвижно висел на ножах, переводя дыхание и восстанавливая силы. Сквозь небо просвечивал свет разлома, он был очень ярок, почти ослепителен, на его фоне услышать крики Дейкстры было совершенно невозможно. Роланд ощущал, как небесная твердь дрожит и вибрирует, и эти вибрации передавались его рукам, держащимся за ножи, а через них всему остальному телу.

Интересная картина, однако. Совсем рядом с Роландом, на расстоянии протянутой руки, в небесную твердь врос камень, один из тех очень твердых неразбиваемых камней, что изредка встречаются на дне в самых разных местах, в отличие от обычных камней, которые лежат лишь в определенных местах, положенных каждому виду. Причем этот камень был очень велик, больше любого человека, и, пожалуй, даже больше почти всех акулов, кроме самых крупных, вроде Буцефала или Росинанта. Теплая вода не размывала этот камень, было видно, что раньше он был погружен в небесную твердь полностью, а теперь постепенно обнажается, и когда придет время, он вывалится из неба и упадет вниз.

Роланд смотрел на этот камень и чувствовал, что в нем есть что-то ненормальное, но никак не мог понять, что именно в нем ненормально. А потом понял – вибрации, сотрясающие этот камень, таковы, как будто за ним в небесной тверди есть большая пустота. Может, это и есть вход в небесный дворец Импала, где пируют мертвые герои?

Роланд осторожно пошел по небу, как травоеды ходят по земле, и на каждом шагу вонзал в небесную твердь нож, чтобы внезапный порыв течения не отбросил Роланда в сторону и не увлек прочь от загадочного места. Идти по перевернутой поверхности было странно. Да, антенна не обманула Роланда, здесь действительно есть глубокая трещина, камень вот-вот вывалится, и если ему чуть-чуть помочь… Залезть в трещину целиком, упереть четыре руки в одну поверхность, а четыре другие руки – в противоположную…

Небесная твердь захрустела, все вокруг озарилось ослепительными багровыми вспышками, камень дрогнул и пошел вниз. Роланд оттолкнулся и мощным сокращением мантийных мышц направил свое тело вниз и вбок, и это неосознанное движение спасло ему жизнь.

 

10

– Роланд! – крикнул Дейкстра в очередной раз.

Он кричал раз в минуту, и это был уже четырнадцатый его крик, оставшийся без ответа. Поначалу Роланд отвечал короткой нечленораздельной вспышкой, дескать, вот он я, слышу тебя, все нормально. По этим вспышкам Дейкстра отслеживал путь героя, вначале он проходил горизонтально, очевидно, Роланд заметил восходящее течение под самым разломом и решил им воспользоваться. Дальнейшие наблюдения подтвердили, что Дейкстра прав, Роланд действительно воспользовался восходящим течением, и оно принесло его к самому разлому, и вспышки Роланда перестали быть различимыми на фоне свечения разлома. Роланд достиг цели путешествия, но что эта цель представляет собой, отсюда никак не разобрать. Ничего, вернется – расскажет.

Внезапно разлом резко вспыхнул, его яркость возросла в несколько раз, и Дейкстра увидел, как от центра перевернутой котловины в небесной тверди отделился какой-то большой предмет и стал быстро опускаться вниз. Это явно был не Роланд, это было нечто очень тяжелое, встречное течение ничуть не мешало ему, наверное, это очень большой камень. Хотя откуда взять камню на небе? И что там, все-таки, происходит?!

Уходя, Роланд говорил, что если он не вернется, Дейкстра не должен разыскивать его и выяснять, что с ним случилось, а должен возвращаться домой и рассказать племени о последнем подвиге героя. Тогда Дейкстре казалось, что это решение разумно и справедливо, но сейчас он понял, что не сможет так поступить, потому что рыцари не бросают товарищей в беде. Дейкстра отвязался от седла, оттолкнулся и поплыл к небесному разлому. Ну, где там Роланд, почему его не видно?

Дейкстра увидел Роланда минут через десять. Рыцарь сидел на выступе небесной тверди, прижав две руки к холодной поверхности и, казалось, не замечал исходящего от нее холода.

– Роланд! – крикнул Дейкстра.

– Я здесь, – ответил Роланд, голос его был слаб, а по интонации было ясно, что рыцаря терзает сильная боль. – Что ты здесь делаешь? Я же говорил, чтобы ты оставался на месте!

– Ты в беде, – сказал Дейкстра. – Я не могу оставить тебя без помощи.

– Дурачок, – пробормотал Роланд, однако в его голосе прозвучала благодарность. – Я обжегся. Сейчас боль утихнет, я вернусь к разлому…

– Ты никуда не поплывешь в таком состоянии, – прервал его Дейкстра. – Держи мои руки, я помогу тебе вернуться к парусам.

– Надо еще раз посмотреть, что там происходит, – возразил Роланд. – Я почти ничего не понял, брызнула очень горячая вода, и там был какой-то червь…

– Сам ты червь! – рявкнул Дейкстра. – Хватай меня за руки и поплыли!

Роланд протянул мудрецу две руки и ехидно спросил:

– Дорогу-то найдешь?

Дейкстра посмотрел назад, и понял, что не найдет обратную дорогу. Отправляясь на помощь товарищу, он совсем забыл о том, что надо запомнить приметные ориентиры, а теперь…

– Вечно вы, мудрецы, все забываете, – добродушно проворчал Роланд. – Вон, видишь, приметный такой выступ, похожий по форме на анальный плавник молодого тунца. Видишь?

– Вижу, – сказал Дейкстра.

– Наши паруса рядом с ним, чуть левее и ближе. Буксируй меня туда.

Дейкстра сократил мантию и сделал первый толчок в указанном направлении. Роланд непроизвольно вскрикнул, когда его тело дернулось.

– Вечно вы, герои, не заботитесь о себе, – проворчал Дейкстра. – Куда тебе плыть в таком состоянии? Тебя лечить надо.

– Прости, – сказал Роланд. – Мне действительно нехорошо.

И потащил Дейкстра Роланда они к парусам, и Роланд вначале вскрикивал от боли при каждом толчке, а потом перестал вскрикивать, потому что потерял сознание. И привязал мудрец рыцаря к седлу и сказал:

– Жди меня здесь, я скоро вернусь.

– Совсем сдурел старый, – сказал Роланд.

Его слова были злы, но по голосу было ясно, что он не злится, а просто стесняется выразить благодарность. Какое красивое предание получится из истории этого похода… Вначале один спас другого, потом второй первого… Но чтобы из этой истории получилось предание, надо еще вернуться домой живыми. А прежде всего надо закончить миссию.

Разлом изменился, это Дейкстра понял сразу. Ярко-красного диска больше не было, теперь весь свет исходил из одной точки, и размещалась эта точка не на небесной тверди, а заметно ниже, и мудрецу показалось, что она опускается.

Когда Дейкстра приблизился к ослепительной точке, он понял, что она испускает не только свет, но и жар, и еще пузыри, как вулкан в момент извержения.

– Все понятно! – радостно воскликнул мудрец.

Загадка разрешилась совсем просто. Это просто маленький вулкан, только находится он не в земной тверди, а в небесной. Странно, что он такой маленький, наверное, только-только вылупился из яйца или откуда там возникают новые вулканы… Надо бы подплыть поближе, осмотреть его более внимательно, только при этом надо следить, чтобы не обвариться, как Роланд.

Минут через пять Дейкстра решил, что подплывать к вулкану ближе слишком опасно. Впереди вода бурлила тысячами мелких вихрей, и некоторые из них были очень горячи. Конечно, отсюда видно не так много, но кое-что видно отчетливо. Во-первых, то место, где раньше был разлом, совсем перестало светиться. Очевидно, источником разлома была эта самая точка, просто раньше она была скрыта небесной твердью, а теперь обнажилась. А во-вторых, Дейкстре показалось, что от яркой точки вверх уходит нечто очень длинное и тонкое, нечто вроде червя, но совершенно неизвестного вида. Может, вулканы на самом деле – черви, которые живут в глубоких подземных ходах и испускают огонь из своих пастей? А этот конкретный червь по каким-то причинам всплыл и попал на небо, и породил вулкан там? Может, это мертвый вулканический червь, который начал свою посмертную жизнь в стране мертвых? Однако все эти вопросы можно будет обдумать потом, а сейчас пора возвращаться. Слишком опасно долго находиться здесь, да и Роланд нуждается во врачебной помощи, не стоит с этим затягивать.

– Роланд! – крикнул Дейкстра.

– Я здесь! – отозвался Роланд.

Дейкстра поплыл на звук голоса товарища, и довольно быстро добрался до своего паруса. Забрался в седло, тщательно привязался веревками и сказал:

– Ну что, Роланд, отправляемся домой?

– Отправляемся, – согласился Роланд. – Только расскажи мне, что ты там увидел. Вдруг…

Роланд постеснялся договорить последнюю фразу до конца, но Дейкстра и так понял, что он имеет в виду. Вдруг на обратном пути случится какая-то непредвиденная случайность, и Роланд вернется в пещеру один.

– Ты прав, – сказал Дейкстра. – Знай же, что весь свет разлома исходит из одной точки и эта точка есть один конец тела неведомого червя, а другой его конец скрыт в небесной тверди. Этот червь испускает вулканический огонь, от которого вода бурлит и наполняется пузырями. И последнее. Если ты вернешься, а я нет, пусть твой ожог лечит не Альберт, а Сантьяга.

– Но Сантьяга – травоед! – удивился Роланд.

– А Альберт – дурак и невежда, – отрезал Дейкстра. – Все, режь веревки, нам пора вниз.

Роланд стал резать веревки и вдруг сказал:

– Я хочу, чтобы ты знал, Дейкстра, этот поход показал, что ты не только мудр, но и храбр и благороден. Думаю, из тебя может получиться хороший король.

– Я пойду другим путем, – сказал Дейкстра. – Режь давай, не отвлекайся.

Роланд разрезал последнюю веревку, парус Роланда подхватило течением и унесло прочь, а сам Роланд отправился вниз, увлекаемый балластным камнем. Дейкстра проводил его взглядом и тоже стал резать веревки, крепящие парус к седлу.

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ВЕЛИКАНЫ

1

Прошло шестнадцать дней с момента завершения великого похода. Дела племени шли своим чередом, ничего не изменилось ни в пещере, ни на скале, ни на полях травоедов. Там, наверху, у крыши вселенной, и потом, когда Дейкстра падал с неба, увлекаемый камнем, он думал, что мир необратимо переменился, что теперь все будет совсем иным, совсем не таким, как прежде. Но потом он понял, что переменился только его маленький внутренний мир, а большой внешний мир не изменился ничуть, потому что изменить его может один лишь Джа.

Роланд пострадал меньше, чем Дейкстра полагал поначалу. Плачевное состояние, в котором Дейкстра застал рыцаря, когда тот беспомощно сидел на выступе неба, объяснялось не столько ожогами, сколько усталостью и испугом. Дейкстра, конечно, не стал высказывать это предположение вслух, чтобы не обидеть рыцаря, а на прямо заданные вопросы отвечал, что внутренняя сила Роланда столь же могуча, как сила его рук и храбрость его разума. Люди принимали это объяснение без возражений, оно совсем не удивляло их, и как-то однажды Дейкстра подумал, что у героев прошедших эпох тоже, скорее всего, были минуты слабости, просто эти минуты не отражаются в преданиях, потому что простые люди предпочитают восхищаться героем, а не сочувствовать ему. А если вставить в предание описание того, как жалобно запищал неустрашимый Роланд, когда мудрый Дейкстра сдуру дернул его за обожженную руку, это описание прозвучит таким диссонансом, что ни один сказитель в здравом уме ни за что не произнесет его вслух. Дейкстра полагал свой ум здравым, и потому в своем рассказе о великом походе на небо он кое о чем умолчал.

Странное дело, но многие рыцари и, в особенности, дамы, стали называть героем не только Роланда, но и Дейкстру. А одна дама по имени Лита однажды незаметно подошла к мудрецу сзади и стала нежно поглаживать его по задней части головы. Хорошо, что Дейкстра вовремя прыгнул вперед, а то стал бы отцом раньше времени.

– Дура! – сказал ей Дейкстра, когда разобрался, в чем дело. – Поди прочь, и скажи Джейн, пусть отныне она поручает тебе самую поганую работу, потому что я называю тебя самой низшей и бесполезной из всех дам, населяющих пещеру!

Лита стала плакать и умолять простить ее, и это было так отвратительно, что Дейкстра метнул в нее камень, но промахнулся. Лита убежала, а на следующий день, когда они встретились вновь, вела себя так, как будто ничего не произошло. Дейкстра решил не рассказывать королю, что она чуть было не соблазнила его, а просто отметил в своей памяти, что становиться матерью ей не следует, другие такие дуры племени не нужны. Впрочем, это и раньше почти не вызывало сомнений.

Леди Джейн однажды сказала Дейкстре, что если, не попусти Джа, его путь пресечется раньше, чем путь Роланда или Дуайта, то она с радостью станет матерью их общих детей. Дейкстра смутился и сказал, что, во-первых, не следует торопить пути судьбы, а во-вторых, не следует сравнивать короля или героя с обычным и ничем не примечательным мудрецом. Джейн рассмеялась на эти слова и сказала:

– Скажешь тоже, ничем не примечательный! Сравнивать героя с героем можно и нужно!

И убежала прочь, напевая нечто неразборчивое.

Вернувшись из похода, Дейкстра спал целый день, а потом к нему пришел король Дуайт, и стал расспрашивать о том, что два героя (именно так он выразился!) повидали в водах, куда не заплывают живые. Дейкстра пытался протестовать, дескать, он ничем не заслужил подобного именования, но Дуайт замахал руками и сказал:

– Ты лучше не оправдывайся, а дело говори.

Дейкстра стал рассказывать, поначалу Дуайт слушал его с интересом, но вскоре понял, что ничего реально важного Роланд с Дейкстрой в стране мертвых не нашли, и дальше слушал только из вежливости. Дейкстра быстро понял это и не стал излагать все подробности их с Роландом путешествия.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – сказал Дуайт, когда история приключений подошла к концу. – Когда, по-твоему, Роланд выздоровеет?

– Да он почти не болеет, – сказал Дейкстра. – Очень могучий у него организм, как из дерева. Никакие раны его не берут. Думаю, дня три отдохнет и будет плавать быстрее, чем раньше.

– Это хорошо, – сказал Дуайт. – Я решил, что пора устроить большую охоту. Думаю, будет справедливо, если мы передадим травоедам три-четыре вьюка свежего мяса. Во-первых, они пострадали от небесного разлома, а во-вторых, им скоро придется собирать внеурочный урожай устричной пленки. Думаю, неправильно будет призывать их к труду одними только словами, думаю, они заслуживают более существенной благодарности.

– Удивительные слова ты говоришь! – изумился Дейкстра. – Воистину, не припомню случая, чтобы король проявлял так много великодушия за один раз. Мало того, что ты заботишься о травоедах, почти как о рыцарях, ты еще награждаешь их ответным благом раньше того, чем получил законную услугу. Сантьяга будет растроган твоим благородным поступком.

Дуайт сморщил кожу на голове, этот жест был удивителен, можно было подумать, что его что-то раздосадовало. Однако Дейкстра не успел всерьез удивиться, как королевская кожа уже разгладилась.

– Времена меняются, – пробормотал Дуайт нечто непонятное.

– Что ты имеешь в виду, король? – удивился Дейкстра. – Прости, но я не понимаю.

– Скоро поймешь, – проворчал король и удалился, не попрощавшись.

Дейкстра решил немного поплавать в одиночестве, чтобы спокойно и неторопливо обдумать странные слова короля. Он вышел из пещеры, поднял взгляд наверх, и ему показалось, что слепящая точка небесного вулкана стала немного ярче, чем была, когда Дейкстра проснулся в начале дня. Он пригляделся к точке внимательнее и решил, что ему померещилось.

 

2

– Знаешь, Дейкстра, я не уверен, что тебе следует принимать участие в охоте, – сказал Дуайт. – Ты слишком ценен для племени, чтобы рисковать тобою.

Дейкстра напряг антенну, готовясь сказать, что он не женщина и не травоед, а честный рыцарь, и то, что он мудрее многих и умеет такое, что другие не умеют, не дает права относиться к нему со снисхождением. Но потом Дейкстра решил, что так говорить нельзя, потому что Дуайт подумает, что Дейкстра, говоря об иных людях, намекает, что король глуп, и обидится. И пока Дейкстра думал, как лучше сформулировать свою мысль, на помощь ему пришел Роланд, который сказал:

– Упавший с неба неимоверно острый меч тоже ценен для племени, однако я не берегу его на складе, а прикрепил к седлу Росинанта. А кстати, кому ты передал тот костяной меч, на который я обменял меч неимоверной остроты?

– Пока никому, – нехотя ответил король.

– Тогда отдай его Дейкстре! – воскликнул Роланд. – Разве он недостоин владеть этим сокровищем?

– Достоин-то достоин… – начал Дуайт, но Роланд не дал ему закончить фразу, воскликнув:

– Так вручи же славному рыцарю достойный его дар!

– Воистину это будет справедливо, – подал голос рыцарь по имени Джеймс, проплывавший мимо и остановившийся послушать разговор лучших людей племени.

Дуайт недовольно наморщил кожу на голове и сказал:

– Хорошо, вы меня убедили. Да будет так! Джеймс, плыви в мою кладовую, возьми тот меч и неси сюда. Я торжественно вручу его Дейкстре на построении перед охотой.

– Да, король! – воскликнул Джеймс и уплыл в сторону пещеры.

Дуайт был мрачен. В последнее время ему казалось, что небесный разлом разломил не только небо над головой, но и некую воображаемую линию бытия всего племени в целом и короля в частности. "Времена меняются", сказал травоед Сантьяга, и, похоже, он угадал правду своим извращенным травоедским сознанием. Раньше, когда Дуайт был юн, он завидовал героям прошедших эпох, его тяготило размеренное течение жизни, он мечтал о переменах, и вот дурацкая мечта сбылась, перемены пришли, но он совсем не рад им.

Его сильно беспокоил травоед Сантьяга. Вслух Дуайт никогда не признался бы в этом, но реально в племени теперь два короля – один рыцарский, а другой травоедский. После того позорного случая, когда травоед угрожал истинному королю неведомым оружием, а король ничего не смог ему противопоставить, Дуайт стал присматриваться к травоедам, он завел привычку неспешно проплывать над травоедскими пустошами, окидывая их сверху как бы рассеянным взглядом и как бы предаваясь отвлеченным размышлениям. От королевского взгляда не укрылось, с какой охотой травоеды подчиняются распоряжениям Сантьяги и какой почет они ему оказывают. Иногда Дуайт даже думал "хорошо бы меня слушались так же охотно", а потом обрывал свою мысль, потому что завидовать травоеду недостойно рыцаря и, в особенности, короля.

Какое-то время Дуайт всерьез размышлял, не стоит ли подстеречь Сантьягу в каком-нибудь укромном месте, и наглядно объяснить ему, что происходит с теми, кто осмеливается дерзить королю. В стране мертвых Джа не спросит с него за этот проступок, потому что порвать травоеда за дерзость – не проступок, а нормальное дело. Король Карл порвал в свое время наглеца Христофора, и никто ему за это ни единого злого слова не сказал. Жаль, что не все рыцари это понимают, ну да Джа им судья. Вовсе не обязательно забираться на вершину скалы и кричать оттуда:

– Внемлите, люди! Я только что порвал Сантьягу за то, что он меня оскорбил! Так будет с каждым травоедом, кто осмелится дерзить королю!

Нет, так делать нельзя, люди не поймут. А тихо напасть, порвать и быстро уплыть прочь – это правильно. Как же приятно об этом мечтать… Обхватить могучими мускулистыми руками хилые ручки наглеца, присосаться к тонкой кожице травоеда мозолистыми присосками, натруженными мечом и ножами…

Предаваться подобным мечтам было приятно, но однажды Дуайт заметил, что Сантьяга никогда не выходит из норы один, всегда его сопровождает не менее пяти других травоедов, при этом в каждый момент времени хотя бы один из них смотрит вверх. Нечего и думать подобраться к мерзавцу незамеченным, а устраивать кровавую бойню – это уже перебор. Кто знает, сколько убийственных камней подобрали травоеды на пустошах? Быть убитым травоедом, которого хотел порвать и не смог – это, пожалуй, самый позорный конец рыцарской жизни из всех, что можно придумать.

А потом Дуайт заметил, что Сантьягу всегда сопровождают одни и те же травоеды, и что, углядев на фоне неба рассеянно дрейфующего короля, они обмениваются какими-то репликами. С такого расстояния не разглядеть, что именно они говорят, но воображение легко дорисовало то, что не смогла разглядеть антенна.

– Сантьяга, гляди, он снова приплыл, – говорит какой-то травоед.

– Этот дурак думает, что сможет напасть на меня незамеченным, – комментирует Сантьяга. – Не теряйте бдительности, друзья, плохо будет, если он все же до меня доберется.

– Этот длиннорукий дурак никогда до тебя не доберется! – восклицают хором травоеды охранники, смотрят на короля и смеются.

Когда королевское воображение впервые проявило эту картину, Дуайт аж защелкал клювом от возмущения. Но что он может сделать с этим? Ничего. Не объявлять же рыцарям, что травоед оскорбил короля и остался безнаказанным! После этого рыцари построятся в боевой строй и пройдут по всем пустошам карающим мечом, это будет приятно, но потом Дуайту останется только одно – вручить свое семя леди Джейн и отправиться в страну мертвых. Ни один рыцарь не станет слушать приказы короля, подвергшегося такому унижению.

А самое противное то, что Дуайт прекрасно понимает, что рано или поздно его позорная тайна выплывает наружу, и чем дольше он ее скрывает, тем позорнее будет момент ее разглашения. Будь Дуайт истинно благороден, не по крови, а по сути, он бы раскрыл эту тайну без колебаний сразу же, как только понял, что не может справиться с травоедом. Но король Дуайт, к сожалению, не велик и не благороден, его имя, конечно, будет увековечено в преданиях, но лишь потому, что он правил племенем в эпоху, когда совершали свои подвиги великий герой Роланд и великий мудрец Дейкстра. Только так будут помнить Дуайта, и поделом ему. Может, пора забить клюв на все заботы, созвать рыцарей и объявить, что король узрел конец своего пути и что пусть племенем правит отныне Роланд? Но куда Роланд приведет племя? Он настолько же безрассуден, насколько силен и храбр, а королю в первую очередь важно быть рассудительным, все остальные рыцарские качества второстепенны. А значит, выход у Дуайта только один – продолжать нести королевское звание, делая вид, что ничего существенного не происходит. А может, все проблемы как-нибудь рассосутся сами собой?

– Прости, брат, что прерываю твои размышления, – обратился к Дуайту Роланд. – Однако мне кажется, что пора начинать охоту. Рыцари построены, акулы готовы.

– Да, конечно, – сказал Дуайт. – Командуй построение, брат.

Взгляд короля уперся в рыцаря Джеймса, он выглядел запыхавшимся, и держал в вытянутой руке костяной простосфиреновый меч. Ах да, Дуайт обещал торжественно вручить его Дейкстре. Что ж, быть посему.

 

3

Охотничий строй рассекал океан, постепенно поднимаясь в холодные воды под экономным углом десять градусов. Возглавлял строй Дуайт верхом на Буцефале, почетное место по правую руку от короля занимал Дейкстра верхом на Зорьке. Справа от Дейкстры верхом на Росинанте плыл Роланд. Перед тем, как отдать команду "становись", Дуайт подплыл к Роланду и что-то тихо сказал ему, повернувшись так, чтобы его слова не долетали до антенны Дейкстры. Но мудрец и без того сообразил, что король говорит Роланду – чтобы во время охоты Роланд берег мудреца от непредвиденных случайностей. Взрослому рыцарю унизительно находиться под опекой товарищей, но Дейкстра решил не устраивать скандала, а сделать вид, что ничего не заметил.

Возможно, Дейкстре и в самом деле не стоило отправляться на эту охоту. Как охотник он не представляет собой ничего особенного, большого мастерства в управлении акулами он не достиг, и раньше его место в охотничьем строю было рядом с юными рыцарями, которые путешествуют к месту охоты на вьючных акулах, а обратно – вплавь. Строго говоря, это тоже можно счесть унизительным, но Дейкстра давно решил, что требовать строгого соблюдения законов в тех редких случаях, когда закон соблюдать не стоит – глупо и недостойно рыцаря, носящего звание мудреца.

Когда Дуайт спрашивал, готов ли Дейкстра поучаствовать в охоте, было очевидно, что он ждет отрицательного ответа. И когда Дейкстра сказал, что готов, Дуайт стал расспрашивать, полностью ли восстановилось здоровье мудреца, не ноют ли руки, не чешутся ли присоски, не болят ли перенапряженные мышцы. Мышцы чуть-чуть болели, но Дейкстра не стал в этом признаваться, потому что тогда король не взял бы мудреца на охоту, дескать, такой мудрый герой, как ты, очень ценен для племени, нельзя подвергать твою жизнь излишнему риску, ты же не совсем здоров…

Но сам Дейкстра хотел поохотиться. Напряженные размышления, которым он предавался в дни подготовки к походу, утомили его мозг подобно тому, как тяжелый физический труд утомляет тело. Лучшим отдыхом от труда является размышление, а лучшим отдыхом от размышлений может стать только труд. Путешествие к небу не стало таким отдыхом, потому что в приключении напрягаются не только мышцы, но и мозг, и трудно сказать, что напрягается больше. А вот охота – это не приключение, мозг во время охоты нужно напрягать, только если ты не король и ведешь строй к цели. А если ты не король – все просто. Держишь место в строю, выполняешь команды, а когда король кричит "Атакуем!", спрыгиваешь с седла, активируешь боевых актиний, привязанных к грудным плавникам твоей акулы, а дальше акула сама знает, что делать (по крайней мере, Роланд говорил, что на Зорьку в этих делах можно положиться). А ты занимаешь позицию на краю атакованного косяка, аккуратно собираешь парализованных рыбин, увязываешь в пучки и грузишь на вьючных акул. Руки заняты честным и здоровым физическим трудом, а мозг отдыхает.

Иногда, примерно каждую шестьдесят четвертую большую охоту, к охоте присоединяются протосфирены. Каждый рыцарь знает, что следует делать в этом случае – сломать строй и отступить в назначенное место сбора, не забыв предупредить об опасности товарищей и акул, которые, возможно, эту опасность еще не заметили. Из добычи разрешается брать с собой только то мясо, которое уже навьючено на акул. Жизнь дороже мяса, лучше вообще отменить охоту, чем вступать в схватку с самым опасным из всех обитателей океана.

Обычно протосфирены не проявляют излишней кровожадности, обычно они удовлетворяются десятком-другим оглушенных рыбин, оставленных охотниками. Но иногда, очень редко, случается так, что какой-нибудь рыцарь из глупой удали пересекает путь протосфирены и нарывается на удар одного из двух ужасных мечей этого чудовища. И тогда протосфирена впадает в ярость и начинает крушить все вокруг, и спасение для охотников только одно – удирать прочь изо всех сил, надеясь на то, что монстр обратит свою ярость на кого-то другого. Если акулу хватит выдержки и преданности не бросить наездника в беде, а дождаться, когда тот займет место в седле, и лишь потом убраться из опасной зоны, тогда шансы охотника на спасение довольно велики. Но в конечном итоге все решает слепая случайность. Повезет – значит, останешься в живых, не повезет – не останешься. А если Джа явит уникальную, невероятную милость – успеешь вонзить меч поразить протосфирену в жабры до того, как она изрубит тебя на веревки двумя своими мечами. И имена героев, которым это удалось, сохраняются в веках, и каждый юноша мечтает оказаться когда-нибудь месте одного из них. Но взрослые рыцари о таких вещах не мечтают, потому что с возрастом приходит понимание, как мало зависит в подобном поединке от мастерства, и как много – от воли. Впрочем, к некоторым рыцарям это понимание так и не приходит никогда. Взять, к примеру, Роланда. Увидел протосфирену издали, напал на нее по собственной воле, и, как ни удивительно, одержал победу. Скорее всего, она все же была оглушена ударом волны разлома. Что, однако, не умаляет величия подвига Роланда, потому что только настоящий герой способен побороть страх и направить акула навстречу вероятной гибели.

Впереди-вверху из тьмы вынырнуло тело дозорного акула, было видно, что это совсем молодой парнишка, возможно, у него это первая большая охота. Он обогнул Буцефала по широкой дуге, зашел с хвоста, аккуратно затормозил, растопырив грудные плавники, уравнял скорости и доложил двум королям, человечьему и акульему, четко и ясно, как настоящий матерый боевой акул:

– Большой косяк трески по азимуту пятнадцать направо, тангаж минус пять.

– Насколько большой косяк? – уточнил Дуайт.

– Очень большой, – сказал акуленок. – На дистанции полувидимости сектор обзора сто двадцать по фронту и девяносто в глубину.

– Отлично, – сказал Дуайт. – Благодарю за службу.

– Кто твои родители, парень? – спросил Дейкстра.

Юный акул разговаривает удивительно хорошо, так четко формулировать мысли не каждый травоед способен. Этого парня надо пустить в разведение как можно быстрее, племени пригодятся умные акулы. Жаль, что разведение акул так трудно планировать…

Акул не ответил на вопрос мудреца, очевидно, не расслышал. Вместо него ответила Зорька.

– Мой сыночек, – гордо сказала она. – Шарик – моя гордость.

– Кто его отец? – спросил Дейкстра.

– Росинант, – ответила Зорька. – У меня все дети от него, люблю его очень.

– Красавица моя, – ласково сказал Росинант.

Зорька добродушно хихикнула и игриво шевельнула плавниками. Дейкстру сильно тряхнуло, ему пришлось крепче вцепиться в седло.

– Но-но! – прикрикнул на акул Дуайт. – Потом шалить будете. Делу время, а потехе час.

– Опаньки, – сказал вдруг Роланд. – Кто это там такой большой наверху?

Дейкстра поднял антенну вверх, и ему поплохело.

 

4

Вначале Роланду показалось, что стремительная тень, мелькнувшая в холодных водах – очень большая акула, возможно, мифический зверь мегалодон, которого уже много поколений никто не видел живьем и о котором напоминают лишь гигантские зубы, хранящиеся в музейной комнате пещеры. Однако тень скрылась из поля зрения быстрее, чем Роланд успел ее разглядеть, и рыцарь успокоился. Вряд ли зверь, которого давно считают вымершим, решил выбрать именно этот день, чтобы явиться человеческому роду. Кроме того, предания говорят, что мегалодоны не любят обычных акул и избегают встреч с ними. Скорее всего, никакой не мегалодон это был, а просто небольшой косяк каких-то рыбешек, они часто приняют вытянутую обтекаемую форму.

А потом примерно оттуда, куда уплыла тень, явился молодой парнишка-акул и доложил королю, что обнаружил большой косяк трески – вполне достойную цель для большой охоты. Роланд почти успокоился, но на всякий случай еще раз поднял взгляд вверх, и увидел…

– Опаньки, – сказал Роланд. – Кто это там такой большой наверху?

Дейкстра сдавленно охнул. Дуайт уставился на то, что явилось из холодных вод, и замер в растерянности, было очевидно, что он не может поверить, что его антенна видит именно это. А потом рядом с первой тенью нарисовалась вторая, третья, четвертая… Роланд прикинул в уме их порядок относительно друг друга и понял, что это боевой строй.

Акулы плыли прежним курсом с прежней скоростью, они еще ничего не заметили, устройство их антенн таково, что они видят лишь в том направлении, куда плывут. Дуайт по-прежнему находился в ступоре, ничего не говорил и не делал, Роланд понял, что пора брать командование на себя.

– Внимание всем! – закричал он.

Король пришел в себя, стряхнул с себя пелену оцепенения, и закричал:

– Охоте отбой! Вижу наверху великанов, не менее трех! Рассыпаться и отходить к скалам!

Роланд недовольно наморщил кожу на голове. Король не понял самого главного – это не случайная встреча, это охота, только не на кефаль и не на треску, а на рыцарей и акул.

– Отмени приказ, брат, – потребовал Роланд. – Великаны заняли атакующий строй.

– Да ты что?! – изумился Дуайт.

– Я ничего такого не видел, – вступил в разговор Дейкстра, он тоже мало-помалу отходил от первоначального потрясения.

– Еще бы тебе что-нибудь разглядеть, с твоей-то антенной, – не удержался от упрека Роланд.

Он понимал, что время принятия решения на исходе, но никак не мог принять его. Взять командование на себя, несмотря на королевское несогласие? Дуайт воспримет это как оскорбление и будет прав, после такой выходки выбор у короля невелик – либо вызвать собственного брата на поединок, либо обнять леди Джейн и уйти по пути мертвых. И то, и другое – очень плохо.

Роланд видел, как королевский приказ, расходящийся во все стороны со скоростью звука, постепенно доходит до рыцарей, как они разворачивают акул и рассыпаются в стороны по случайным курсам. Если Роланд прав, а Дуайт неправ, великаны скоро поймут, что люди раскрыли их замысел и тогда… Впрочем, теперь отменять приказ уже поздно, да есть ли смысл… Если бы великан был один, это одно, но Роланд ясно видел четверых одновременно…

Тьма расцветилась оранжевыми вспышками, и Роланд понял, что великанов не четверо, а как минимум две восьмерки. Принимать бой бессмысленно, его исход предрешен. Все, что остается рыцарям – попытаться обменять свою кровь на великанскую, да только куда там…

Рука Роланда скользнула по спине Росинанта и извлекла из веревочного чехла меч неимоверной остроты. Роланд отметил, что за считанные восьмерки дней, прошедшие с момента его обретения, чехол сильно износился, глядишь, скоро совсем развалятся. Впрочем, кого это будет волновать…

– Росинант, боевой заход на короля великанов, – приказал Роланд. – Сбрасывай меня с дальней дистанции, и не забудь, что длинные руки великана длиннее, чем кажутся.

Росинант ритмично задвигал хвостом, набирая скорость.

– Не обижай, хозяин, – сказал он. – Я не трус.

– Как знаешь, – ответил ему Роланд.

Предания говорят, что великаны плавают очень быстро, но акулы тоже плавают очень быстро, так что у Росинанта есть шанс уйти от опасности и сохранить свою жизнь. Но распоряжаться собственной жизнью – право каждого разумного существа, и если акул ценит ее ниже, чем свою честь – значит, так тому и быть.

– Выходи на их короля прямо в лоб, – приказал Роланд. – По моей команде сбрасывай меня и уходи. Не геройствуй сверх меры, в ближнем бою от тебя пользы не будет.

– Да, хозяин, – ответил Росинант.

Обтекаемая туша короля великанов проявилась из тьмы во всей красе. Огромная голова, сзади которой угадывается венчик из восьми коротких, но очень сильных рук, и где-то там еще должны быть две длинные руки, оснащенные не присосками, а страшными костяными крючьями, острыми, как костяной меч, и зазубренными по режущей кромке. Они рвут плоть жертвы, и раны, наносимые ими, неизлечимы.

Сбоку от короля великанов зашевелилась неясная тень, похожая на блуждающего червя. Роланд закричал:

– Давай!

Но Росинант уже начал маневр, не дожидаясь приказа, он тоже заметил движение противника. Могучая спина акула изогнулась, распрямилась и выбросила наездника навстречу врагу. Боковым зрением Роланд отметил, что Росинант успешно завершил боевой разворот, а затем все внимание рыцаря заняла чудовищно длинная и обманчиво тонкая нить, со страшной скоростью мчащаяся навстречу. Ну, Джа, не попусти…

Роланд встретил великанский боевой крюк встречным ударом меча. В первый момент Роланду показалось, что он промахнулся, потому что меч не встретил никакого сопротивления. Роланд сжался, ожидая, что ужасный крюк вонзится сейчас под мантию и положит начало последнему пути рыцаря в страну мертвых, но тут вода запахла человеческой кровью, великан издал яростный визг, и Роланд понял, что у него появился шанс на победу. Вторую длинную руку великана он отсек спокойно и уверенно, как будто не сражался со страшным чудовищем, а добивал тунца, преждевременно очнувшегося от укола боевой актинии.

Великан поджал обрубки длинных рук и растопырил мантию, пытаясь затормозить движение, но в ближнем бою великаны неповоротливы, они атакуют стремительным наскоком, а когда великан сближается с добычей, она уже бьется в агонии. Всегда, но не теперь.

Роланд врезался в голову великана всей своей массой, он держал перед собой меч, и меч вонзился в плоть врага на всю длину. Массивная туша страшно ударила рыцаря, он едва не выпустил меч из рук. Но все же не выпустил, а надавил на длинную рукоять, поворачивая меч прямо внутри раны, и с силой крутанул, чтобы лезвие описало конус внутри мозга противника. Только потом Роланд выдернул меч, и из раны ударила струя горячей крови, великан попытался повернуться к противнику клювом, но Роланд описал мечом два полукруга, и враг лишился всех коротких рук, и беспомощно забился в предсмертных судорогах, окрашивая воду кровавым туманом.

Роланд закричал:

– Росинант, ко мне! Сдается мне, мы сейчас повеселимся!

 

5

Увидев первого великана, Дуайт впал в растерянность. А когда он понял, что великан не один, растерянность переросла в панику. Вот и все, понял Дуайт, дальнейшее предрешено, еще несколько минут, и племени больше не будет, великаны уничтожат всех рыцарей до последнего человека. Это конец.

– Внимание всем! – внезапно крикнул Роланд, и Дуайт понял, что приближающийся конец – еще не повод, чтобы забыть правила поведения рыцаря. В самом деле, что он ответит Джа во дворце Импала, когда тот спросит бывшего короля о его последнем сражении?

– Охоте отбой! – прокричал Дуайт. – Вижу наверху великанов, не менее трех! Рассыпаться и отходить к скалам!

Только не поможет это. В лучшем случае, один-два рыцаря прорвутся сквозь боевой строй великанов, но что станет с этими рыцарями потом? Чем они будут кормить женщин, кто даст женщинам семя, чтобы породить новое поколение?

– Отмени приказ, брат, – потребовал Роланд. – Великаны заняли атакующий строй.

– Да ты что?! – воскликнул Дуайт со злым сарказмом.

– Я ничего такого не видел, – встрял в разговор Дейкстра.

– Еще бы тебе что-нибудь разглядеть, с твоей-то антенной.

Сарказм Дуайта никто не оценил, и это неудивительно. Ну и начихать. Когда они соберутся на первый пир во дворце Импала, Дуайт все объяснит Роланду и Дейкстре, а до тех пор пусть думают, что хотят.

Рыцари один за другим покидали строй и расходились по случайным курсам. Спасется ли из них хоть кто-нибудь?

Вряд ли. Ряды великанов расцветились оранжевыми вспышками, и стало видно, что их очень много и идут они атакующим строем. Никто из людей не спасется.

– Росинант, боевой заход на короля великанов, – произнес Роланд. – Сбрасывай меня с дальней дистанции, и не забудь, что длинные руки великана длиннее, чем кажутся.

Росинант зашевелил хвостом, набирая скорость. Он подчинился наезднику беспрекословно, хотя у него-то как раз шансы на спасение очень велики. Если, конечно, сбросить со спины гидродинамический тормоз.

– Герой, – сказал Дейкстра.

– Герой, – согласился Дуайт и добавил: – На что он надеется, хотел бы я знать?

– Как на что? – удивился Дейкстра. – На небесный меч, на что же еще?

В этот момент Дуайт принял решение.

– Внимание всем! – закричал он. – Всем, кто меня слышит, внимание! Я отменяю предыдущий приказ! Всем собраться в плотный клин, на острие я!

И добавил, уже тише:

– Буцефал, следуй за Росинантом, но не торопись и не подплывай к нему слишком близко.

– Не факт, что меч поможет Роланду, – заметил Дейкстра.

– Если меч не поможет, значит, ничто не поможет, – сказал Дуайт.

Тем временем Росинант вынес Роланда на дистанцию атаки, сбросил наездника и ушел в сторону безукоризненным боевым разворотом. Роланд взмахнул мечом раз и другой, предводитель великанов завизжал яркой голубой вспышкой, а затем великан и Роланд столкнулись, и брызнула кровь, скрывшая все происходящее от антенн наблюдателей.

Некоторое время было видно только то, что в кровавом облаке происходит какая-то возня, а затем из облака выплыл Роланд. Он оставлял за собой кровавый след, но было не похоже, что это его кровь.

– Росинант, ко мне! – крикнул Роланд. – Сдается мне, мы сейчас повеселимся! Ко мне, друг, быстрее, не дай им уйти!

Но великаны не собирались отступать. Внезапная гибель короля смутила их, они остановились и стали обмениваться короткими репликами. Но это замешательство длилось недолго, великаны пришли к общему мнению и двинулись вперед с явным намерением сомкнуть вокруг героя сферу окружения.

Дуайт вытянул из чехла костяной меч и приказал:

– Буцефал, вперед!

– Зря, – донесся сзади голос Дейкстры. – Твоим мечом великанскую руку не отрубить.

– Но надо же что-то делать! – воскликнул Дуайт. – Я не могу сидеть и смотреть, как они убивают моего брата!

– Тогда они убьют тебя, – сказал Дейкстра. – Успокойся, Дуайт, ты ничем не поможешь Роланду.

Тем временем Росинант приблизился к своему хозяину, но Роланд не стал взбираться в седло, а что-то сказал акулу, ухватился двумя руками за брюшной плавник, и акул помчал его туда, где разрыв в боевом строю великанов вот-вот грозил сомкнуться. Преодолев полпути, Роланд расслабил присоски, Росинант заложил крутой поворот и вырвался из сферы окружения. А Роланд по инерции мчался на одного из великанов, сравнительно небольшого и не слишком уверенного в себе, если судить по его движениям. Неожиданно этот великан изменил курс, избегая встречи с рыцарем, и Роланд тоже изменил курс, нацеливаясь на столкновение с другим великаном. Тот, казалось, не замечал, что враг вышел в лобовую атаку, лишь в последний момент выбросил вперед сразу обе длинные руки, и движение было быстрым до неразличимости, но Роланд успел отреагировать.

Снова истошный визг, снова герой атакует, и снова неимоверно острый меч врезается в нелюдскую плоть, почти не встречая сопротивления. Снова в воде взбухает кровяное облако, но теперь Дуайт не испытывает страха, он уверен, что и в этот раз Роланд победил. И вдруг Дуайт понял, что надо делать.

– Буцефал, вперед, – сказал он. – Сделаем вид, что мы поддерживаем атаку Роланда.

Вытянул меч далеко вперед и громко и страшно закричал, привлекая внимание противников:

– Вперед, герои! Убьем их всех!

– Ты сошел с ума, – сказал Дейкстра. – У тебя обычный костяной меч, против великанов он бесполезен.

– Ты прав, мудрец! – радостно воскликнул Дуайт. – Но сам подумай, откуда им знать, какой у меня меч? Вперед, бойцы! Нас ждет добрая охота!

Дейкстра рассмеялся и тоже выхватил меч, и закричал, и заулюлюкал, и захохотал ужасным смехом. Краем глаза Дуайт уловил какое-то движение, обернулся и увидел, что позади него формируется атакующий клин. Вторым номером плыл Дейкстра верхом на Зорьке, мудрец размахивал костяным мечом и вопил нечто угрожающее. Будем надеяться, со стороны великанов рыцарский строй выглядит столь же внушительно. Потому что если это не так, рыцари полягут здесь все.

Сразу три великана набросились на Роланда с трех разных сторон. Отразить такую атаку невозможно, но Роланду повезло – длинные руки двух великанов задели одна другую, переплелись и удар не достиг цели. А удар третьего великана Роланд отразил уже привычным приемом – срубил обе длинные руки, ринулся в лобовую атаку и скрылся в кровавом облаке.

На этом бой закончился. Кто-то из великанов выкрикнул нечто повелительное, и огромные обтекаемые туши одновременно рванулись вверх, разрывая дистанцию. Рыцарский клин ударил в пустоту.

– Сегодня великий день! – закричал Роланд, когда понял, что сражаться больше не с кем. – Мы победили великанов! Скажи, Дейкстра, знакомо ли тебе предание, повествующее о подобном подвиге?

– Пока нет, – ответил Дейкстра. – Я еще не сочинил его.

Роланд расхохотался, одним могучим прыжком оказался над спиной Буцефала и обнял короля двумя передними руками.

– Мы победили, брат! – воскликнул он. – Мы герои, и ты, Дейкстра, тоже герой!

– Я не герой, – сказал Дейкстра. – Я ничего не сделал для этой победы, я даже не догадался напугать великанов обычными костяными мечами.

– Да? – удивился Роланд. – А кто же тогда такой умный в нашем племени нашелся?

Дуайт попытался скрыть раздражение, но это ему, кажется, не удалось.

– Это я придумал, – сказал он. – Или, по-твоему, я слишком глуп, чтобы придумать стоящую военную хитрость?

Секунду Роланд смотрел на короля в изумлении, а затем рассмеялся и снова обнял его, похлопывая концевыми присосками по затылку.

– Извини, брат, – сказал он. – Ты настоящий король, брат, ты побеждаешь не одной только силой рук, но и силой разума!

Дуайт ничего не ответил на эти слова, только улыбнулся. Эта улыбка была не слишком веселой.

 

6

Бой закончился. Великанская кровь рассеялась, туши поверженных противников медленно поднимались в страну мертвых, было видно, как вокруг них суетятся барракуды. Дуайт и Роланд упражнялись в славословии, расточая комплименты друг другу, слушать их было неприятно, потому что ясно было, что хваля друг друга, на самом деле они хвалят каждый себя. Никто уже не вспоминал, что великолепная атака Роланда начиналась как отчаянный бросок навстречу собственной смерти, а король Дуайт большую часть боя провел на одном месте, парализованный страхом, и лишь в самом конце восстановил самообладание. Надо признать, он ловко придумал сымитировать общую атаку, этот маневр переломил ход боя и сделал невозможную победу реальной. Странно, что Дейкстра сам до этого не додумался, наверное, перепугался сильнее, чем теперь кажется. Впрочем, можно ли считать, что люди победили? Многие рыцари в ужасе бежали, и пока неизвестно, скольким из них удалось добраться до пещеры невредимыми. Если великаны не совсем дураки, они должны были организовать особую охотничью группу для преследования разбегающейся добычи.

– Сдается мне, брат, что твое имя займет место в истории племени наряду с именем великого Теодора! – провозгласил Роланд, и Дейкстра понял, что больше не может слушать подобные речи.

Мудрец наклонился к антенне акулы и сказал:

– Давай, Зорька, поднимемся повыше. Я хочу осмотреть место сражения.

Зорька не стала возражать ему. Хотя стоило бы – даже слабому акульему разуму очевидно, что на месте сражения осматривать нечего, большие куски великанских тел плывут в страну мертвых, а мелкие давно уже рассеяны течениями в разные стороны.

– Хвастуны, – сказала Зорька, когда они отплыли на достаточное расстояние, чтобы эти слова не были услышаны. – Давай, хозяин, осматривай, что хотел.

– Здесь нечего осматривать, – сказал Дейкстра. – Я просто хотел отплыть подальше, чтобы их не слушать.

– Я тоже, – хихикнула Зорька. – Давай поднимемся еще выше, здесь очень сильно кровью пахнет, так и хочется кого-нибудь съесть.

Дейкстра тоже чувствовал запах крови, но он казался совсем не сильным, едва различимым. И внушал он не желание съесть кого-нибудь, а желание забиться в пещеру или хотя бы в яму на дне, и тихо сидеть, чтобы тебя не заметили. Это желание не было сильным, рыцарей учат подавлять его с детства, но оно было. Люди и акулы очень разные.

– Смотри, Зорька, – сказал вдруг Дейкстра. – Что это там наверху такое странное?

Зорька ответила не сразу и с видимым неудовольствием.

– Заметил все-таки, – сказала она. – Не знаю я, что там такое, и узнавать не хочу. Хочешь туда плыть – сам плыви.

– Почему? – удивился Дейкстра.

– Не знаю, – сказала Зорька. – Но оно затуманивает зрение и вселяет страх в душу.

– Странно, – сказал Дейкстра. – Я не чувствую ничего особенного, когда гляжу туда.

– Вы, люди, вообще мало что чувствуете, – сказала Зорька. – Особенно ты.

Дейкстра смутился. Раньше он считал, что слухи о том, что его антенна страдает близорукостью, не распространились по племени, а теперь оказывается, что это известно даже акулам. В принципе, нет ничего стыдного в том, чтобы иметь небольшой физический недостаток, но это все равно как-то неприятно.

Внезапно верхние воды озарились яркой вспышкой, вокруг нее заклокотали пузыри, и это были не те пузыри, которыми наполняется мертвая плоть, эти пузыри были подобны тем, что иногда вырываются из вулканического жерла. Можно подумать, что в холодных водах внезапно вылупился источник подземного огня. Странно это – всегда от начала времен огонь горел только в земле, а потом Роланд нашел огонь на небе, и вот теперь Дейкстра видит огонь прямо в толще обитаемых вод. Это чудо надо обязательно рассмотреть поближе.

– Как скажешь, Зорька, дело твое, – сказал Дейкстра. – Поплыву один.

Зорька недовольно фыркнула.

– Не позорь меня, мудрец, – сказала она. – Не хватало еще, чтобы Росинант обвинял меня в трусости. Поплыли, только не слишком долго рассматривай эту вещь.

Пока они препирались, огонь угас, только цепочки маленьких пузырьков указывали место, где он только что горел. Но пузырьки уносились ввысь, и вскоре стало совершенно непонятно, где именно находится то самое место.

– Гляди, – сказала Зорька. – Что-то падает.

Она совершила поворот, не дожидаясь приказа наездника, и вскоре Дейкстра тоже увидел то, что падало сверху. Какой-то длинный бесформенный непонятный комок, Дейкстра протянул было руку к нему, но вспомнил, как небесный меч едва не убил Роланда, и поспешно отдернул ее. Зорька насмешливо фыркнула и ухватила загадочный предмет зубами.

– Зря испугался, – сказала она. – Это просто горелое мясо.

– Какое мясо? – не понял Дейкстра.

– Горелое, – повторила Зорька. – Иногда рыбы сдуру заплывают прямо в жерло вулкана, и их опаляет огнем. Тогда их мясо приобретает такой же запах.

– Сплюнь, – приказал Дейкстра.

Зорька сплюнула, и Дейкстра взял горелое мясо в руки. Запах был резким и неприятным, причем дело было не только в огненной составляющей, было в этом запахе что-то тревожное, а что именно – Дейкстра не понимал.

Зорька остановилась.

– Все, дальше нельзя, – сказала она. – Ты все еще не чувствуешь запаха?

Дейкстра отбросил испорченное мясо в сторону, оно умчалось вниз, подхваченное течением. Зорька обиженно пробурчала:

– Мог бы и мне предложить.

– Извини, – сказал Дейкстра.

И в этот момент он впервые почувствовал запах беды.

– Я чую запах беды, – сказала Зорька.

Дейкстра вздрогнул, на один миг ему показалось, что акула слышит его мысли. А может, он начал думать вслух, сам того не замечая?

– Тебе знаком этот запах? – спросил Дейкстра.

– Да, – ответила Зорька. – Но это очень странная история, странная и неприятная, раньше я никому ее не рассказывала. Это произошло, когда я была маленькой девочкой. Ты, наверное, не знаешь об этом, но молодые акулы любят плавать и резвиться в садах травоедов. Это запрещено, старшие ругают и наказывают за такие проделки, но вряд ли найдется акул, который в детстве ни разу не нарушал это правило. Мы, акулы, не любим говорить об этом, но это часть нашего образа жизни. Мальчики и девочки изо дня в день совершают запретное, рискуют собственными жизнями, многие отправляются в страну мертвых, не достигнув зрелости, а те, кому везет, совокупляются и откладывают яйца, и когда из этих яиц вылупляются дети, родители строго-настрого запрещают им плавать в садах, в которых раньше плавали сами. Но дети не слушаются запретов, и все повторяется заново. Это часть нашей культуры.

– У вас, акул, есть культура? – удивился Дейкстра. – Я не хочу тебя обидеть, Зорька, но я прожил долгую жизнь, и ты – первая акула, которая говорит мне об этом.

– Я необычная акула, – сказала Зорька. – Ты, наверное, удивлен, что я разговариваю с тобой так долго, связно и разумно. Правда, Дейкстра?

– Ну да, – смутился Дейкстра. – Честно говоря, я не знал, что бывают акулы, которые умеют так хорошо говорить. Да и с тобой мы знакомы не первый день, но раньше ты говорила как все.

– Мы, акулы, злы и завистливы, – печально произнесла Зорька. – Когда я была юной девственницей, я не скрывала свой ум, а гордилась им, но другие акулы не любили меня за это. Они обижали меня и кусали за плавники, а когда я подросла, юноши по-прежнему кусали меня за плавники, и никто не хотел со мной совокупляться. Они боялись, что я буду смеяться над ними, и они будут чувствовать себя дураками рядом со мной. Я отложила свое первое яйцо последней из всех сестер. Знаешь, как это было горько и обидно? Хотя нет, что я говорю… Извини, Дейкстра, я что-то разболталась.

– Нет-нет, продолжай, – сказал Дейкстра. – Твоя неловкость ничуть не обидела меня, я же понимаю, что ты акула, а не человек. Хотя ты говоришь разумнее иных людей.

– А я и есть разумнее иных людей, – заявила Зорька. – Просто я приучилась скрывать свой разум. Это Росинант меня научил, он единственный не побоялся за мной ухаживать. Я тогда очень злая была, говорю ему: "Не боишься дураком прослыть?", а он отвечает: "Какое мне дело, что обо мне думают братья и кузены? Никто не плавает быстрее меня, и редкий взрослый выполняет боевой разворот лучше, чем я. Кроме того, я храбр и хорошо понимаю команды. А больше ума боевому акулу и не надо". Я тогда сказала: "Ты такой замечательный, тебя послушать, так у тебя вообще ни одного недостатка нет". А он ответил: "Есть у меня один недостаток, мой гоноподий вдвое короче обычного. Однако это не помешает нам с тобой совокупиться, если ты будешь нежна и внимательна, и не станешь сильно вертеть хвостом". Я тогда засмеялась и сказала: "Будь твой гоноподий как у настоящего мужчины, ты, наверное, уже давно бы меня изнасиловал!" А он задумался, и думал долго, а потом сказал: "Нет, сначала все равно попробовал бы уговорить". Я еще немного поиздевалась над ним, но он не обижался, и издеваться стало неинтересно. И тогда он стал отцом моего Шарика. Я очень люблю Росинанта, он ведь не только великий охотник и заботливый отец, он очень нежный, добрый, а его гоно…

Зорька вдруг осеклась на полуслове и пробормотала растерянно:

– Что-то я слишком много болтаю… Ты, это… Росинанту не говори, что я тебе рассказала про его гоноподий, он стесняется.

– Конечно, Зорька, я никому не открою эту тайну, – сказал Дейкстра. – Однако ты начала рассказывать про какой-то случай из своего детства…

– Ах да! – спохватилась Зорька. – Извини, я совсем забыла. Знаешь, с тобой так легко разговаривать, не нужно ничего скрывать… Жаль, что ты не можешь стать отцом моих новых детей.

От этих слов Дейкстра вздрогнул и непроизвольно фыркнул жабрами. Зорька рассмеялась и сказала:

– Извини, не хотела тебя обидеть. Так о чем я…

– Маленькие акулы любят гулять в садах травоедов, – напомнил Дейкстра.

– Да, точно. Маленькие акулы любят гулять в садах травоедов. Это очень опасно, в донных зарослях водится множество мелких зверьков, некоторые из них ядовиты, а другие обладают особыми способностями, которые еще опаснее, чем яд. Есть один зверек, травоеды называют его василиском, его очень боятся и всегда уступают ему дорогу. Его считают червем, но, по-моему, это скорее рыба, чем червь, просто у него нет плавников, и он плавает, как червь, изгибая все тело. Но чаще он не плавает, а ползает по дну между деревьями, а еще чаще не ползает, а лежит в засаде и ждет, когда мимо проплывет корюшка или полосатик. Он охотится на них, а на травоедов и акул не нападает, потому что не умеет откусывать куски мяса, а умеет только заглатывать добычу целиком.

– Короче, – сказал Дейкстра.

– Да, конечно, извини, – сказала Зорька. – Я зря рассказываю тебе все эти подробности, ты их и так знаешь, ты же мудрец.

– Я не знаю этих подробностей, – сказал Дейкстра. – Я хоть и мудрец, но я рыцарь, а не травоед, и мне не интересны травоедские премудрости. Просто ты говоришь очень долго, а я так и не понял, как связан этот странный запах с той историей, которую ты никак не соберешься рассказать.

Зорька вдруг встрепенулась и шумно втянула воду ноздрями.

– Запах сильнее стал, – сказала она. – Давай отплывем в сторону, мне здесь как-то не по себе.

– Сначала расскажи историю, – потребовал Дейкстра.

Он подумал, что в уютном месте Зорька снова ударится в воспоминания и пройдет немало времени, прежде чем ее рассказ дойдет до того места, где начнутся полезные сведения. Если они вообще есть в этом рассказе.

– Ладно, – сказала Зорька. – В общем, мы плавали над садом, я и один юноша, его Мухтаром звали… Он был очень ловок и силен, и отличался острым зрением, но был глуповат и все время чего-то стеснялся, я так и не поняла, чего именно. Он до меня все время домогался, но он мне не нравился, и я над ним издевалась, еще сильнее, чем над другими парнями. Однажды он сказал: "Зорька! Нет такого подвига, который я бы не совершил ради твоего прелестного яйцеклада!" А я ему ответила: "Пойди и поймай василиска, и тогда я тебе отдамся". Я просто шутила, я тогда вообще не знала, кто такой василиск и как он выглядит, просто слышала, что есть такой зверек, и что его почему-то все боятся. А он, Мухтар, он сказал: "Ловлю на слове", я уже потом поняла, что он знал, как выглядит василиск, и видел, что в это самое время василиск как раз проползает под нами. Но он мало знал о василиске, иначе ни за что бы на него не напал. А я вижу – червяк ползет, ну и пусть ползет, червяком больше, червяком меньше, какое мне дело до какого-то там червяка…

– Короче, – сказал Дейкстра.

Запах становился все сильнее, это начало нервировать мудреца. Как бы не вышло, что неведомая опасность настигнет их прежде, чем Зорька успеет разъяснить, в чем она заключается.

– Ну да, короче, – согласилась Зорька. – Да куда уж короче? В общем, набросился он на василиска, а василиск сделал что-то непонятное, и умер Мухтар прямо на месте. Вот и все.

– А запах здесь причем? – не понял Дейкстра.

– Как ты не понимаешь, это же совсем просто! – воскликнула Зорька. – Когда василиск ударил Мухтара, вода пахла точно так же, как сейчас, только сильнее. Хотя нет… Чувствуешь, запах еще сильнее стал? Может, уплывем отсюда?

– Давай уплывем, – согласился Дейкстра.

Зорька задвигала хвостом, и они стали спускаться вниз, туда, где Дуайт и Роланд уже закончили восхвалять друг друга, и сейчас Дуайт собрал уцелевших рыцарей в некое подобие строя и что-то им говорил. Роланд верхом на Росинанте отделился от строя и поплыл навстречу Дейкстре и Зорьке.

– Вот ты где! – воскликнул Роланд, приблизившись. – А я уж думал, куда ты подевался? Что с тобой, Дейкстра? На тебе лица нет!

Дейкстра начал рассказывать:

– Там, наверху, тела великанов поднимались в страну мертвых, и с одним из них вдруг что-то случилось, оно вспыхнуло ярким светом и стало испускать пузыри, но не такие, какие обычно испускает мертвое тело, а такие, какие выходят из вулкана. А потом сверху упал кусок мяса, и оно было обгорелым, знаешь, рыбы иногда заплывают в жерло вулкана, их туда заносит придонным течением…

– Я понял, – перебил Роланд речь мудреца. – Это очень странно. Если бы я сам не видел собственной антенной огонь на небесной тверди, я бы сказал, что ты врешь.

– Мои слова может подтвердить Зорька! – возмущенно воскликнул Дейкстра.

– Гм, – сказал Роланд.

Дейкстра понял, что сглупил. Он-то знает, что Зорька много умнее других акул, но Роланду она свою тайну пока еще не открыла.

– Она может подтвердить, – неожиданно сказал Росинант. – Зорька моя, она шибко умная, только стесняется сильно.

Зорька повернулась головой к Росинанту и угрожающе растопырила грудные плавники. Привязанные к ним боевые актинии проснулись и воинственно зашевелили своими многочисленными руками. Однако было очевидно, что Зорька только изображает гнев, а на самом деле не злится.

– И еще мы с ней почувствовали странный запах, – продолжил Дейкстра. – Зорька говорит, что это запах василиска.

– Зорька! Откуда ты знаешь, как пахнет василиск? – подозрительно спросил Росинант. – Погоди-ка…

– Да, это случилось из-за меня! – громко и отчетливо произнесла Зорька. – Мухтар погиб из-за меня! Теперь, когда ты это знаешь, тебе легче стало?

– Погоди, Зорька, – растерянно пробормотал Росинант. – Какой Мухтар, как он погиб, когда? Это кто-то из мелюзги малолетней, что по травоедским садам шляется?

Зорька смутилась и сказала:

– Не бери в голову. Считай, что я ничего не говорила. Просто поверь мне, что я знаю, как пахнет василиск. И там наверху сейчас пахнет так же.

– Понятно, – сказал Роланд. – Росинант, поплыли наверх, понюхаем собственными ноздрями, что там происходит.

– Только осторожнее! – воскликнула Зорька. – Василиск очень опасен!

– Не бойся, милая, – сказал Росинант. – Мы будем осторожны.

– Да, Зорька, не бойся, – сказал Роланд. – Мы будем очень осторожны.

Росинант направился вверх, Зорька и Дейкстра остались внизу. Роланд подождал, когда они скроются из области слышимости, рассмеялся и спросил:

– Росинант, а ты давно знаешь, что твоя подруга такая умная?

– Всегда, – ответил акул. – Потому и люблю ее.

Это было забавно. Люди привыкли считать, что все непознанное и неизведанное таится где-то вдали: в холодных верхних водах или в горячих водах в жерле вулкана, и вдруг оказывается, что рядом с тобой чудеса тоже происходят, только ты их не замечаешь, потому что не ожидаешь, что чудо может происходить рядом. Женщина-акула, такая же разумная, как большинство мужчин-рыцарей – чем не чудо? И этот парень-дозорный, как его звали… Шарик, кажется… Он удивил Роланда тем, что говорил не по возрасту разумно, а теперь, если учесть, что он сын Зорьки… Получается, ее разум передается по наследству, а это значит…

В ноздри ударил едкий запах, и Роланд решил, что пора отвлечься от стратегических размышлений и перейти к неотложным делам. Запах был совершенно незнакомым, он не походил ни на что из того, что Роланду приходилось обонять раньше. Нельзя сказать, что он был противен, в малых дозах он, пожалуй, даже приятен, но чувствуется в нем нечто угрожающее. Он как бы предупреждает – не приближайся.

– Росинант, а что это за история про василиска и какого-то парня-акула, который как-то там погиб? – спросил Роланд.

– Не знаю, – ответил Росинант. – Молодые акулы часто погибают по дурости. Василиск – это такой червяк опасный, его никто не видел.

– Оставайся здесь, – сказал Роланд. – Дальше я сам поплыву.

Он вытащил из чехла меч неимоверной остроты (просто на всякий случай), спрыгнул со спины акула и осторожно поплыл наверх, ориентируясь по запаху. Через несколько минут стало ясно, что источником запаха является небольшой участок пространства, внешне ничем не отличающийся от окружающих вод. Причем этот участок абсолютно неподвижен, течение его не сносит, хотя оно здесь довольно сильное.

Запах стал слабеть, Роланду показалось, что его источник остался внизу. Тогда Роланд посмотрел вниз и вдруг разглядел в темной воде нечто тонкое, наподобие червя, и очень длинное. Тело этого червя уходило далеко вверх и скрывалось из поля зрения. Роланд осторожно приблизился к червю, медленно протянул руку, коснулся присоской… Ничего не произошло. Возникла внезапная мысль: а что будет, если перерубить этого червя небесным мечом? И вторая мысль: а не тот ли это червь, который едва не сжег его огнем на небесах? Нет, не может быть, он не мог так неимоверно удлиниться. Или все-таки мог?

Внезапно Роланд почувствовал, как тело червя, ранее натянутое и напряженное, резко обмякло. Роланд расслабил присоску, червь выскользнул из его руки и опустился вниз, примерно на половину человеческого роста. Получается, он медленно опускается?

Роланд отплыл от червя в сторону и стал осторожно опускаться. Снова появился тот запах, который Зорька назвала запахом василиска. Он быстро усиливался, и вскоре стало ясно, что его источником является нижний конец червячьего тела, тот, где должна расти голова.

– Росинант! – крикнул Роланд. – Плыви ко мне, только осторожно, тут рядом, чуть ниже меня какая-то штука опасная, не вляпайся.

Подплыв к Росинанту, Роланд отвязал от седла веревочную сумку с двумя каменными ножами внутри, причем отвязал не только саму сумку, но и длинную веревку, которой она крепилась к седлу. Один нож Роланд вытащил и переложил в другую сумку, а второй оставил внутри. Меч Роланд убрал в чехол, сейчас меч точно не понадобится.

– Отплыви подальше, Росинант, – сказал Роланд. – А то мало ли…

Роланд осторожно приблизился к нижнему концу червячьего тела. То есть, на самом деле это не червяк, это уже понятно, но нужно же его как-то называть… Запах в этом месте был очень силен, и Роланд понял, что является его источником – в том месте, где тело червя, который на самом деле не червь, обрывалось, из воды выходила тоненькая струйка маленьких пузырьков. Дейкстра прав, они больше похожи на те пузыри, что выходят из вулкана, чем на те пузыри, что вспухают внутри мертвых тел.

Роланд завис над источником пузырей и стал осторожно разматывать веревку. Тяжелая сумка постепенно опускалась, сейчас она коснется конца червячьего тела, вот еще чуть-чуть…

Все дальнейшее случилось одновременно, в неуловимую долю секунды. Ослепительная вспышка истинного вулканического огня, целая россыпь отвратительно едких пузырей, обжигающих ноздри и жабры, червь затрясся и задергался, Роланд испугался, что сейчас червь ударит его своим нижним концом и сожжет его тело в такой же огненной вспышке. Сердце Роланда учащенно забилось, охваченное смертельным ужасом, и он поплыл прочь изо всех сил, и в его мозгу судорожно билась одна-единственная мысль: "Вот теперь я точно погибну".

 

7

– А что было дальше? – спросил Дуайт.

– Ничего, – ответил Роланд. – Червь еще немного подергался и успокоился. Я тоже немного подергался и тоже успокоился, подплыл Росинант, и мы с ним поплыли в пещеру. Извини, брат, что я не участвовал в охоте, я так перетрусил, думал, помру на месте от ужаса. Никогда так не пугался, даже когда на протосфирену напал или когда с великанами дрался.

Дейкстра рассмеялся и сказал:

– Тебе нечего стыдиться, Роланд! Если ты называешь себя трусом, то я уж не знаю, как мне называть себя.

– Я ничего не стыжусь, – серьезно сказал Роланд. – Я просто рассказал, что со мной происходило, и что я при этом чувствовал. Я ничего не преувеличивал и не преуменьшал, я считаю, что снискал достаточно славы, чтобы не бояться признаваться в минутной слабости.

– Все правильно, брат, – сказал Дуайт. – После того, как ты победил короля великанов, можешь признаваться в чем угодно, твою славу уже ничто не умалит. Знаешь, я начал подумывать, не пришло ли мне время подарить жизнь детям.

– Не пришло, брат, – сказал Роланд. – Я не ищу королевской власти и не собираюсь посягать на твое звание, нынешнее положение дел меня вполне устраивает. Я не самый плохой охотник, я ловко управляюсь с мечами и не боюсь рисковать, но я не думаю, что смогу так же хорошо управлять охотой, как собственными руками и мантией. Продолжай править, брат, я не буду вызывать тебя на поединок.

– Ну, спасибо, что разрешил, – проворчал Дуайт.

Роланд добродушно рассмеялся и ничего не сказал. Дуайт тоже решил ничего не добавлять к уже сказанному.

Конечно, Роланд произнес очень дерзкие слова, их можно трактовать как оскорбление, которое можно смыть только лишь смертельным поединком. Никто не вправе судить короля, одобрять или осуждать его действия, разрешать или запрещать ему что-либо делать. Но, с другой стороны, если исходить из здравого смысла, а не из законов и традиций, получается, что Роланд все сказал правильно. Очень похоже, что он действительно думает то, что говорит, и что произнес он эти слова в расчете на то, что король поймет их правильно. Хорошее у него мнение о короле, даже слишком хорошее…

Было бы проще, если бы Роланд потребовал поединка. Тогда все стало бы просто и понятно – совершить положенные ритуалы, отдать семя леди Джейн и с честью погибнуть. И пусть всеми делами занимается Роланд, пусть у него болит голова по поводу травоедов. Интересно, как Роланд стал бы решать эту проблему? Зарубил бы Сантьягу своим страшным мечом или рассмеялся добродушно и сказал бы что-нибудь вроде: "Я вижу, теперь у нас два племени и два короля. Что ж, пусть будет так!" Может, стоит открыться ему, все рассказать и попросить у брата совета? Роланд не стесняется признаваться в трусости, почему Дуайт должен этого стесняться? Хорошо Роланду, его славу ничто уже не умалит, а Дуайт вообще никакой славы пока не снискал, да и в будущем ему вряд ли что-то светит. Особенно если он будет травоедов пугаться…

– Тебя что-то тревожит, брат, – сказал Роланд.

– Прости, Роланд, но давай сначала закончим обсуждение того, что ты рассказал, – перебил его Дейкстра. – По-моему, это важнее, чем ты считаешь.

– Да что в этом такого важного? – отмахнулся Роланд. – В воде болтается какая-то неведомая ерунда, она дурно пахнет и зажигает огонь, если к ней чем-нибудь прикоснуться. Ну и что? Надо просто принять это к сведению, более осторожно плавать в верхних водах, чтобы случайно на нее не наткнуться. Вот и все.

– Не все, – возразил Дейкстра. – Ты говорил, что она опускается.

– Да, мне так показалось, – подтвердил Роланд. – Ну и что?

– Если она опускается, то рано или поздно она коснется земли, – сказал Дейкстра. – В каком месте, по-твоему, это произойдет?

– Где-то у травоедов, наверное, – сказал Роланд, немного подумав. – Либо в садах, либо там, где у них норы. А какая разница?

– Да никакой, в общем-то, – сказал Дейкстра. – Но тут вот в чем дело. Тело мертвого великана соприкоснулось с этой штукой и сгорело. Твоя сумка соприкоснулась с ней и сгорела. А теперь представь себе, что небесный червь соприкоснется с землей. Дуайт, ты чему улыбаешься?

Дуайт мысленно выругался и сказал:

– Извини, я о другом подумал.

– Ничего смешного здесь нет, – сказал Роланд. – Но ничего страшного я тоже не вижу. Надо просто предупредить травоедов, чтобы они не приближались к тому месту, где небесный червь коснется земли. А так ничего страшного, ну, будет гореть огонь на поверхности земли, это, наверное, даже красиво будет.

– Ты помнишь предание о том, как вулкан извергся? – спросил Дейкстра.

Роланд рассмеялся.

– Не надо нагнетать панику, – сказал он. – Сходство здесь только внешнее. Извержение происходит от подземного огня, он растет и ширится в далеких глубинах, поднимается к обитаемым водам, распирает камни, и когда он находит выход… Да, это страшное бедствие, я помню это предание, тогда человеческий род едва не прервался, но сейчас у нас совсем другой случай. Тот огонь, что спускается с небес в виде неведомого червя, не ищет выхода, не стремится вырваться из каменного плена в пространство вод. Он просто горит, и если не подплывать к нему слишком близко, ничего опасного в нем нет.

– Тем не менее, – сказал Дейкстра. – Допустим, что вулкан не извергнется, а новый маленький вулкан не породит ни землетрясений, ни разрушительных волн. Но пылающий огонь совсем рядом с рыцарской скалой… Ты уверен, что ядовитые испарения не заставят племя перебраться на новое место?

Роланд посерьезнел и надолго задумался. А когда он закончил свои размышления, он сказал следующее:

– Ты прав, это может стать проблемой. Но может и не стать. Никто не знает, дойдет небесный червь до земли или нет. Никто не знает, хватит ли его силы, чтобы поджечь донные камни и сотворить большой огонь, или он так и будет едва-едва тлеть. Думаю, надо подождать, понаблюдать, а там видно будет.

– Я тоже не говорю, что нужно срочно все собирать и уходить в безопасное место, – сказал Дейкстра. – Но я считаю, что племя должно подготовиться к переселению.

Наступило молчание. Дуайт понял, что все ждут его ответа. Он немного подумал и сказал:

– Я принял к сведению твои слова, Дейкстра. Я буду думать над ними и приму решение. Но это случится не сегодня, я не хочу, чтобы грядущие беды, которых может и не быть, омрачили радость от сегодняшнего пира. Я считаю, рыцари и дамы заслужили достойное развлечение.

 

8

Пир удался на славу. Мясо было вкусным, выступления – красноречивыми, а настроение – радостным. Поразмышляв, Дейкстра мысленно согласился с Дуайтом, король был прав, рыцари заслужили развлечение. И дело тут не только в развлечении. Слишком много событий произошло в течение одного дня, это слишком большая нагрузка на мозг, нужно дать ему отдых и разрядку. Рыцари, что смеются сейчас в пиршественной зале, считанные часы назад готовились уйти в страну мертвых под ударами длинных рук ужасных великанов, и Роланд ринулся в самоубийственную атаку, и оказалось вдруг, что великаны вовсе не непобедимы, что с помощью неимоверно острого меча их вполне можно победить. И обратились великаны в бегство, и собрались рыцари, и построились, и стали говорить, что хотят вернуться домой. И сказал им король Дуайт:

– Братья мои и племянники! Разве вы забыли, с какой целью все мы здесь сегодня собрались? Мы собрались для охоты, так давайте охотиться! Разве могут какие-то великаны помешать таким славным рыцарям, как мы, делать наши дела?

Вначале рыцари решили, что король шутит, и встретили королевскую речь дружным смехом, король тоже немного посмеялся, а потом стал командовать, и рыцари поняли, что он настроен серьезно. И построились рыцари в охотничий строй, и начали поиск, и обнаружили вскоре огромный косяк тунца, такой огромный, что даже Дейкстра не смог припомнить другую столь же удачную охоту. То есть, в преданиях такие случаи упоминались неоднократно, но сам Дейкстра таких больших косяков лично не видел. И начали акулы оглушать тунцов боевыми актиниями, а рыцари – связывать оглушенных рыб веревками и грузить на вьючных акул. И нагрузили на акул столько мяса, что они едва шевелили хвостами, и сказал тогда Дейкстра:

– Сдается мне, пора возвращаться домой.

Но возразил ему король Дуайт:

– Думаю я, что неразумно упускать из рук такую удачу. Давайте лучше нагрузим мясом боевых акул, а сами вернемся домой вплавь.

И стало так, как сказал король. И вернулись домой акулы и рыцари, и оказалось, что добыча столь велика, что женщины никак не успеют разделать и упаковать ее всю до того, как она испортится. И сказал тогда король Дуайт:

– Не следует выбрасывать хорошее мясо! Думаю я, надо отвезти его вниз и отдать травоедам, пусть тоже порадуются нашей удаче.

И стало так, и обрадовались травоеды. И сказал травоед Сантьяга, который у них вроде маленького короля:

– Благодарю тебя, Дейкстра, и прошу поблагодарить короля Дуайта от моего имени.

Это была, так сказать, официальная версия, которую Дейкстра озвучил на пире, когда пришел его черед выступать с торжественной речью. Было, однако, кое-что, о чем Дейкстра умолчал.

Например, о том, что когда Сантьяга произнес положенные слова благодарности, он добавил:

– И еще передай Дуайту, что мой народ выполнит свою часть договора полностью и настолько быстро, насколько это возможно.

– О чем ты говоришь, Сантьяга? – удивился тогда Дейкстра. – Что еще за твой народ? Все люди принадлежат к единому народу! И что за договор у тебя с королем? С королем не договариваются, королю повинуются!

Травоеды, окружавшие Сантьягу полукольцом, засмеялись, услышав эти слова, и Дейкстре показалось, что смех их недобр. Сам Сантьяга не стал смеяться, а наоборот, нахмурился, и сказал:

– Извини, Дейкстра, я думал, ты все знаешь.

– Что я, по-твоему, знаю? – возмутился Дейкстра.

Ничего не ответил Сантьяга на эти слова, просто отвернулся и ушел. А травоеды, окружавшие его полукольцом в ходе разговора, ушли вместе с ним, и шли они не беспорядочной толпой, а строем, можно было подумать, что они прикрывают Сантьягу от возможной атаки, только глупо это – травоеду никогда не защититься от атаки рыцаря, это всем известно. Но потом Дейкстра заметил, что некоторые травоеды держат одну руку под мантией, как будто скрывают там оружие, и задумался.

– Учитель, – обратился к нему юный рыцарь Джордан. – Позволь, я накажу этого травоеда за дерзость! Я не буду убивать его, просто накажу.

– Не позволю, – сказал Дейкстра. – Поплыли домой.

Когда они приплыли в пещеру, пир должен был вот-вот начаться. Король отдавал последние распоряжения, Дейкстра подошел к нему и сказал:

– Дуайт, я сделал все, как ты велел. Однако там, внизу, я заметил нечто странное и нам с тобой следует это обсудить.

Король посмотрел на мудреца тяжелым взглядом, и ответил:

– Давай все обсудим после пира.

Было видно, что эти слова дались ему с трудом.

А потом начался пир, и Дейкстра стал думать не о странных делах, происходящих между королем и травоедами, а о том, как лучше произнести торжественную речь. И произнес он речь, и речь эта была хороша. А потом к Дейкстре подсела леди Джейн и спросила:

– Как думаешь, Дейкстра, не собирается ли Джа вернуться в сотворенный мир и снова явиться сотворенным им людям?

Дейкстра настолько удивился этим словам, что ответил не по существу, а вопросом на вопрос:

– Почему ты так думаешь, Джейн?

– Ну как же! – воскликнула Джейн. – Посмотри сам. Вначале небесный разлом. Потом чудесные вещи, упавшие с неба. Потом ваше с Роландом небывалое путешествие. Потом явление великанов, потом небывало удачная охота. И все это случилось всего лишь за три восьмерки дней! Скажи, Дейкстра, разве бывало раньше, чтобы так много небывалых событий происходили одно за другим подряд? Может, ты помнишь такое предание?

– Нет, – ответил Дейкстра. – Я не помню таких преданий.

– Вот видишь! – торжествующе провозгласила Джейн. – Время, в котором мы живем – время великих перемен. А разве могут великие перемены происходить не по воле Джа, а сами собой?

– Думаю, могут, – сказал Дейкстра. – А ты полагаешь иначе?

– Не только я, – ответила Джейн. – Почти все женщины считают так же, как я, и некоторые рыцари тоже. А это правда, что с неба спускается какой-то невидимый червяк, в пасти которого полыхает подземный огонь?

Дейкстра рассмеялся и сказал:

– Это неправда. Что-то длинное и непонятное действительно спускается с неба, но это не червяк, а нечто другое, оно похоже на червяка, но не более того. И вовсе он не невидимый, он просто тонкий, но если подплыть к нему поближе, его очень хорошо видно. И нет у него никакой пасти, у него и головы-то нет, и не полыхает там никакой огонь, этот червяк просто выпускает дурно пахнущие пузыри, а огонь вспыхивает только тогда, когда нижний конец червяка касается чего-то твердого. А откуда ты услышала про эту вещь?

– Ну так, – смутилась Джейн. – Слухи ходят. А это правда, что когда он достанет нижним концом до земли, в этом месте вылупится новый вулкан?

– Не знаю, – сказал Дейкстра. – Может, и правда.

Джейн сильно удивилась и спросила:

– Но если это правда, тогда зачем король повел рыцарей на большую охоту? Если новый вулкан вылупится у подножия скалы, она станет непригодной для обитания и племени придется перебираться на новое место. Зачем тогда запасать мясо?

– Пока еще точно неизвестно, вылупится вулкан или нет, – сказал Дейкстра. – После пира мы с Дуайтом обсудим это и будем думать, насколько эта угроза реальна.

– После пира вы будете спать, – возразила Джейн. – Когда мужчины объедаются, они всегда много спят. А что, если вулкан вылупится, пока вы спите?

– Не волнуйся, Джейн, – сказал Дейкстра. – Я обо всем позабочусь.

 

ГЛАВА ПЯТАЯ. ОГОНЬ

1

Пир подходил к концу. Мясо свежего парного тунца было невероятно вкусным, но уже не лезло в клюв. Раньше Дейкстра ни за что не поверил бы, что такое возможно, однако, выходит, даже самой вкусной едой можно обожраться до отвращения.

Король Дуайт выпрямил руки, приподнялся над полом пещеры и провозгласил:

– Сдается мне, все присутствующие уже насытились. Пусть дежурные дамы уберут кости и кишки с пола, а остальных я приглашаю на приятную прогулку. Я решил, что сегодняшний день стоит того, чтобы полностью истратить силу одного из небесных камней, показывающих чудесные узоры! Пойдемте же и насладимся зрелищем!

Один за другим рыцари направились к выходу из пещеры, и тут оказалось, что не всем легко протиснуться в тесные врата. Рыцарь Арнольд вообще застрял в проходе, трое рыцарей тянули его за руки, еще один толкал в клюв, и прошло минут пять, прежде чем его вытолкали наружу. Впрочем, это досадное происшествие никого не огорчило, даже сам Арнольд смеялся и говорил:

– Надо же было так нажраться!

Он перестал смеяться только тогда, когда Дейкстра заметил, что у Арнольда течет кровь из маленькой ранки на боку рядом с мантией.

– Это ерунда! – сказал раненый рыцарь. – Не надо меня лечить, кровь сама остановится!

Однако Дейкстра не согласился с ним.

– Не тебе решать, остановится кровь или нет, – сказал мудрец. – Кто из нас лекарь, ты или я? То-то же. Позовите Джейн, пусть она принесет квадрат свежей пленки.

Арнольд продолжал протестовать, но уже вяло, только для вида. А потом совсем умолк, когда Роланд пристыдил его такими словами:

– Как не стыдно тебе, Арнольд, так сильно пугаться такой ерунды! Разве неведомо тебе, что самые маленькие ранки имеют обыкновение воспаляться? Может, ты решил отправиться в страну мертвых прямо сейчас? Не спеши, Арнольд, я там был, и я видел собственной антенной, что там нет ничего интересного.

– Да ладно тебе, Роланд, – сказал Арнольд. – Можно подумать, ты сам никогда не боишься.

– Роланд не боится, потому что он герой! – воскликнул оказавшийся рядом Гаррисон.

– Ты неправ, юноша, – сказал ему Роланд. – Я много чего боюсь, но я не стесняюсь признаваться в этом. Знаешь, как страшно было идти в лобовую атаку на короля великанов? Я потом так трясся, что не мог меч в руке удержать, даже в охоте не смог участвовать. Но знаешь, в чем разница между мной и Арнольдом? В том, что я не позволяю страху командовать мной. Я принимаю собственный страх как должное и делаю то, что должно быть сделано, и не думаю, страшно это или нет. И когда я случайно порезался небесным мечом, я не говорил, что рана заживет сама, а позволил Дейкстре наложить пленку на рану, и терпел боль, потому что так было нужно.

Дейкстра скептически хмыкнул. Он мог припомнить Роланду, что когда тот порезался мечом, это была не маленькая царапина, а серьезная рана, угрожающая жизни, а когда пленка закрыла рану, Роланд визжал и дергался так, что смотреть было страшно. Но по сути Роланд прав, и Дейкстра решил не возражать ему.

Он наложил пленку на царапину Арнольда, тот некоторое время кричал, но вскоре успокоился, и юные рыцари потащили неРоРрРРРзадачливого товарища через грузовые ворота обратно в пещеру – пусть отсыпается.

– Глядите, – сказал вдруг Роланд. – Сильвестр и Брюс вылезают через грузовые ворота!

Это заявление встретили всеобщим смехом. Сильвестр насупился, а Брюс рассмеялся и сказал:

– Так что же мне теперь, тоже застрять, как Арнольду? Я не хочу, чтобы Дейкстра меня пленкой заклеивал, я хочу узоры посмотреть!

– Кто много жрет, тот узоры не смотрит! – сказал ему Джеймс.

– Да пошел ты! – ответил Брюс, и на этом дружеская перепалка закончилась.

– Давайте же смотреть узоры! – провозгласил Роланд. – Дуайт, ты сам начнешь представление?

Было видно, что слова Роланда опечалили короля, Роланд тоже это заметил и поспешно добавил:

– Прости, брат. Я не хотел указывать, что тебе следует делать, это просто случайная оговорка.

– Дерзок ты стал, брат, – проворчал Дуайт.

Он спрыгнул со скалы, и поплыл, но не вверх, как многие ожидали, а горизонтально.

– Куда это он плывет? – спросила Джейн.

– Наверное, хочет, чтобы травоеды тоже насладились зрелищем, – ответил ей Роланд. – Я замечаю, что наш король стал необычно много заботиться о травоедах, не иначе, что-то задумал. А по-моему, зря он так делает. Я третьего дня плыл над их норами, гляжу, а они собрались на дне в круг, а в центре эта штука узоры рисует, а они любуются.

– И что ты с ними сделал? – спросила Джейн.

– Ничего, – ответил Роланд. – Проплыл мимо, как будто ничего не заметил. А что мне было делать? Не убивать же их всех из-за такой ерунды.

– Знаешь, Роланд, нам надо кое о чем поговорить, – сказал Дейкстра. – То, что ты рассказал, очень сильно беспокоит меня.

– Давай поговорим, – согласился Роланд. – Только не сейчас, а потом, когда мясо переварится. На сытый желудок плохо думается. Соберемся втроем… или ты хочешь наедине поговорить?

– Даже не знаю, как лучше, – замялся Дейкстра.

Джейн избавила его от необходимости давать более подробный ответ. Она сказала:

– По-моему, это неправильно. Нельзя так заботиться о тех, кто не выполняет приказы короля. Сказано было: все неведомые предметы собрать и сдать. И отдельно было сказано: как можно скорее собрать неурочный урожай пленки. И что? Ни того, ни другого не сделано, а Дуайт делает вид, что так и надо. По-моему, нельзя такое терпеть, рыцари должны собраться и наказать травоедов как следует, как во времена Теодора.

– Ну, если даже женщины так считают… – задумчиво протянул Роланд.

Он явно хотел добавить к этим словам что-то еще, но ничего не добавил, потому что в воде рядом с Дуайтом распустился диковинный узор. Разноцветные радужные разводы расходились по воде, красиво преломляясь линиями течений, и ни один рисунок не повторялся, хотя некоторые были похожи друг на друга, и в их последовательной смене угадывался неуловимый ритм, подобный ритму песни или членораздельной речи. Узор притягивал взгляд и очаровывал душу, и пока картинки сменяли одна другую, невозможно было думать ни о чем определенном. Это зрелище завораживало, казалось, что весь океан колеблется в такт призрачным отблескам, танцует под музыку небесного камня. Такое чувство иногда возникает, когда ты спишь и вот-вот проснешься, ты понимаешь, что видишь сон, но ты можешь управлять тем, что происходит во сне, не полностью всем происходящим, но кое-чем. Сейчас у Дейкстры было такое же чувство, за исключением того, что он точно знал, что не спит. Узор захватил все поле зрения, вытеснил из сознания всю остальную реальность, мелькнула рассеянная мысль, что сейчас все племя чудовищно уязвимо, ведь никто из любующихся узором людей не способен сейчас защититься даже от барракуды.

Дейкстра вздрогнул и потряс головой, нарушая фокусировку антенны, чтобы избавиться от наваждения. В какой-то мере это удалось, мудрец сумел отвести взгляд и обвести им окрестности. В поле зрения обнаружилась стайка барракуд, но было ясно, что волшебный узор очаровал их так же, как и людей, они явно не представляли опасности. А затем внимание Дейкстры привлекло яркое пятнышко, ритмично колеблющееся в горячей пустоши неподалеку от жерла вулкана.

На поверхности земли полыхал огонь. Приглядевшись, можно было разглядеть, как из него вылупляются пузыри, как они поднимаются тонкой, но мощной струей, и как эта струя отклоняется в сторону и сливается с основным восходящим потоком, что вздымается над жерлом вулкана. С тем самым потоком, в котором Дейкстра и Роланд поднимались к небу. Похоже, огненный червь достиг земли быстрее, чем все рассчитывали. Но наихудшие ожидания не оправдались – никаких землетрясений не произошло, да и не такой уж сильный огонь исходит от этого червя, с настоящим вулканическим огнем не сравнить. Видимо, Роланд был прав, не стоит слишком серьезно относиться к этому явлению природы.

 

2

На следующее утро, когда Дуайт выбрался из пещеры, первым, кого он увидел, был Дейкстра. Мудрец сидел на выступе скалы, прямо над основным входом, и, казалось, кого-то ждал.

– Хороший день, Дейкстра! – поприветствовал король мудреца. – Как тебе понравился вчерашний пир?

– Очень понравился, – ответил Дейкстра.

Интонация его ответа не соответствовала произнесенным словам, казалось, он произнес их с сарказмом, а на самом деле вовсе не думает, что вчерашний пир удался. И вообще, мудрец выглядел сильно озабоченным.

– Что случилось? – насторожился Дуайт.

– Это будет долгий разговор, – сказал Дейкстра. – Оправься пока, потом поговорим не спеша.

Дуайт спрыгнул со скалы, отплыл на достаточное расстояние и оправился в нисходящее течение. А затем он огляделся по сторонам и увидел…

– Дейкстра, что это такое?! – воскликнул король.

Дейкстра оттолкнулся от скального уступа и поплыл наверх. Дуайту ничего не оставалось, кроме как воспользоваться невысказанным приглашением.

– Извини, Дуайт, – сказал Дейкстра, когда король приблизился к нему. – Просто я подумал, что не стоит обсуждать эти вещи там, где плавают люди. По-моему, рыцарям и дамам не следует слушать этот разговор.

Дуайт качнул передними руками, дескать, извинения приняты, и спросил:

– Что там такое, Дейкстра? Мне показалось, что на горячей пустоши горит огонь, причем не в подземных глубинах, а прямо на поверхности земли.

Взгляд Дейкстры стал удивленным.

– Ах, это, – пробормотал он. – Да, это огонь, помнишь, Роланд вчера рассказывал об огненном черве? Это он и есть. Он достиг земли быстрее, чем мы думали, этот огонь загорелся еще вчера, когда ты показывал чудесный узор небесного камня. Но это все ерунда, я был неправ, когда говорил, что огненный червь несет опасность. Огонь горит уже часов десять, и ничего не происходит, он не становится ни сильнее, ни слабее, он просто горит. Не бери в голову.

– Понятно, – сказал Дуайт. – Хорошо, если так. А о чем ты хотел со мной поговорить?

Дейкстра ответил после очень долгой паузы, подобрать подходящие слова было очень трудно. Он начал свою речь так:

– Знаешь, Дуайт, сейчас я буду говорить странные вещи. Возможно, я ошибаюсь, и если так, мои слова могут показаться тебе обидными. Я прошу тебя не обижаться и не гневаться, потому что если я все-таки прав, эти слова кто-то должен произнести, и чем раньше, тем лучше.

Дуайт почувствовал, как его сердце забилось чаще. Неужели то, чего он боялся, все-таки произойдет? Неужели мудрец догадался о королевском позоре?

– Короче, – сказал Дуайт. – Дело говори, не рассусоливай.

– Хорошо, – сказал Дейкстра. – Знаешь, Дуайт, в последнее время происходит много странных событий. Но сейчас я имею в виду не разлом, не странные предметы, упавшие с неба, и не огонь, который тебя удивил, а совсем другое. Меня беспокоят травоеды, и в первую очередь Сантьяга. Вчера я сопровождал вьючных акул, которые доставили вниз мясо, которое ты милостиво пожертвовал им. Я разговаривал с Сантьягой, и его поведение меня поразило. Я ждал, что он будет удивлен и обрадован, но он принял твой дар как должное. Он, конечно, попросил передать тебе благодарность, но было видно, что он сделал это только из вежливости. И еще он вскользь упомянул в речи, что он заключил с тобой какой-то договор, а о травоедах он говорил "мой народ". А когда я удивился и возмутился, он тоже удивился и сказал: "Я думал, ты все знаешь". Я хотел сразу поговорить с тобой об этом, но начался пир, и я решил отложить разговор на завтра. И вот завтра наступило. Знаешь, Дуайт, я давно замечаю странности в жизни племени, но раньше я не придавал им значения, моим вниманием завладели небывалые события, что происходят вокруг, и это была моя ошибка. Но сегодня я стал размышлять, и подумал вот что. Ты давно уже приказал травоедам собрать внеочередной урожай пленки, они ничего не собрали, но ты не гневаешься на них. Вчера, после того, как Роланд отразил нападение великанов, я ожидал, что ты прикажешь рыцарям возвращаться домой, но ты приказал продолжить охоту. Тогда я подумал, что ты решил поступить так, чтобы не дать страху укрепиться в сердцах рыцарей, и тогда я восхитился твоей мудростью. Но сегодня я подумал, а может, дело в другом? Мы привыкли воспринимать травоедов как глупых, слабых и примитивных существ, не вполне достойных называться людьми, но Сантьяга не таков, он очень умен, не всякий рыцарь сравнится с ним силой разума. И я подумал: а что, если Сантьяга придумал что-то такое, что позволило ему диктовать свою волю всему племени через короля? Я понимаю, это звучит безумно, но если принять это предположение за истину, все странности тут же объясняются. Ты не караешь травоедов за неповиновение просто потому, что боишься это сделать. А вчера ты решил продолжить охоту, потому что Сантьяга отказался собирать урожай пленки до тех пор, пока травоеды не получат вдоволь свежего мяса. И знаешь, Дуайт, если я прав, то есть еще одна вещь, которой ты боишься. По-моему, ты боишься признаться, что не можешь справиться с травоедами. И я догадываюсь, в чем тут дело.

Дейкстра засунул две руки в веревочную сумку и осторожно извлек оттуда небесный камень, тот, что при нажатии на выступ выбрасывает из себя два смертоносных усика. Увидев камень, Дуайт непроизвольно вздрогнул, и Дейкстра понял, что угадал. И Дуайт понял, что Дейкстра понял, что угадал.

Воцарилось неловкое молчание. Оно длилось и длилось, и, в конце концов, Дуайт нарушил его, произнеся следующее:

– Ты прав, Дейкстра, ты все понял правильно, вплоть до самых последних мелочей. Я негодный правитель. Я думал, что смогу исправить свои ошибки до того, как рыцари узнают о моем позоре, и это стало самой большой моей ошибкой. Спасибо, мудрец, что ты разъяснил, что я должен сделать. Я поплыву вниз и убью Сантьягу, а если мне не удастся это сделать – Роланд будет неплохим королем.

Дуайт повернулся головой вниз и стал расправлять мантию, готовясь начать движение, но Дейкстра остановил его, сказав следующее:

– Погоди, Дуайт. Когда я разговаривал с Сантьягой, я заметил, что его всюду сопровождает несколько мужчин-травоедов, которые что-то прячут под мантией. Я думаю, это оружие. Сможешь ли ты справиться с ними, если они нападут одновременно?

– А кто это сможет, кроме меня? – печально произнес Дуайт. – Я опозорился, мне и расплачиваться за свой позор. Или ты считаешь, что Сантьяге сойдет с рук то, что он возомнил о себе?

– Нет, я так не считаю, – сказал Дейкстра. – Но я считаю, что Сантьяга достаточно умен, чтобы не ввязываться в безнадежную схватку. Я поговорю с ним, и постараюсь убедить его, что он неправ. Он принесет тебе извинения, сдаст оружие и проблема будет решена, а о твоем позоре никто, кроме меня, не узнает. А если я не смогу убедить Сантьягу – значит, я зря считал его умным, пусть погибает. От меча Роланда его не защитит никакой камень, даже самый волшебный.

– Роланд здесь ни при чем, – резко произнес Дуайт. – Я не собираюсь прятаться за мантию лучшего бойца племени. Я накажу Сантьягу сам, своими собственными руками.

– Хорошо, накажешь сам, – согласился Дейкстра. – Но сначала я с ним поговорю. Я думаю, мы разберемся без драки.

Дуайт немного помолчал и сказал:

– Это будет унизительно для меня. Какой же я буду король после этого?

– Какой есть, – ответил Дейкстра.

И быстро поплыл вниз, не дожидаясь, пока король сообразит, как лучше ответить на оскорбительные слова мудреца. Будем надеяться, ему хватит здравомыслия… Хотя причем здесь здравомыслие? Это качество называется совсем другим словом. Трусость это называется.

 

3

Дейкстра не любил посещать земли травоедов. Слишком теплая вода, дурной запах, множество мелких червячков так и норовят залезть в жабры… То ли дело наверху, там воды чисты и благородны, под стать населяющим их рыцарям.

Дейкстра опустился на землю на краю сада. Где-то здесь должна быть нора, в которой живет Сантьяга, Дейкстра не знал, где конкретно она находится, потому что рыцарю унизительно хранить в своей рыцарской памяти всякие травоедские мелочи.

– Эй, травоед! – крикнул Дейкстра, обращаясь к маленькому скособоченному существу, забившемуся под куст при виде пикирующего рыцаря. – Ко мне, быстро!

Травоед выполз из-под куста, отряхнул с головы гнилые чешуйки и засеменил к рыцарю.

– Проводи меня к Сантьяге! – приказал Дейкстра.

Он ожидал, что травоед полезет в одну из ближайших нор, но травоед направился в противоположную сторону – в кусты. Неужели сбежать хочет?

– Ты куда направился?! – рявкнул Дейкстра. – Я велел проводить меня к Сантьяге! Понял, дурень?

Дурень остановился, присел, поджав все восемь рук в почтительном поклоне, и сказал:

– Я веду тебя прямо к Сантьяге, почтенный мудрец Дейкстра. Сантьяга сейчас на горячей пустоши, он осматривает странный огонь.

– Тогда оставайся здесь, – повелел Дейкстра. – Если ты солгал мне, я вернусь и разорву тебя на восемь кусков.

Произнеся эти слова, Дейкстра оттолкнулся от земли и заработал мантией, ловя подходящее течение. Вскоре он убедился, что травоед не солгал, на краю горячей пустоши действительно стояли какие-то травоеды и среди них был Сантьяга.

– Здравствуй, Дейкстра! – поприветствовал мудреца Сантьяга, когда тот приблизился. – А я как раз хотел с тобой посоветоваться. Ты случайно не знаешь, что это за веревка вон там в небо уходит?

Дейкстра проследил взглядом направление указанное Сантьягой, и обнаружил, что небесный червь, оказывается, опускался на землю не строго вертикально, а изогнулся у самого дна, подхваченный придонным течением, и сейчас Дейкстра быстро приближается к этому изгибу. Мудрец быстро развернулся к червю клювом и растопырил руки и мантию, тормозя движение. Травоеды, выстроившиеся вокруг Сантьяги в полукольцо, засмеялись, и их смех показался Дейкстре издевательским. Однако он не стал обращать внимание на это обстоятельство, а завис в воде над Сантьягой и обратился к нему, глядя сверху вниз:

– Сантьяга! Мне нужно поговорить с тобой наедине. Пойдем.

Сантьяга ответил не сразу, некоторое время он задумчиво разглядывал рыцаря-мудреца, а затем сказал:

– Говори здесь. Мне нечего скрывать от товарищей.

Товарищи-травоеды радостно заулыбались. Дейкстра пригляделся к ним и заметил, что трое из них держат одну руку под мантией.

– Ты обнаглел, Сантьяга, – сказал Дейкстра. – И зря ты думаешь, что это сойдет тебе с рук. Оскорбляя рыцарей, ты оскорбляешь весь образ человеческой жизни, нарушаешь заветы Джа беспредельно циничным образом. Одумайся, Сантьяга! Я знаю, ты веришь, что небесное оружие защитит тебя от рыцарского гнева, но не искушай судьбу! Вчера я собственной антенной видел, как Роланд изрубил в мелкие веревки сразу пятерых великанов!

Маска спокойного безразличия впервые спала с лица Сантьяги, теперь он выглядел ошеломленным.

– Великаны? – переспросил он. – Появились великаны? Так вот по какому поводу вы вчера пировали!

– Да, на вчерашней охоте рыцари сразились с целым племенем великанов, – подтвердил Дейкстра. – Великаны посчитали нас легкой добычей, но Роланд разъяснил им, что к чему. Ты зря думаешь, Сантьяга, что камни с усиками делают вас сильнее великанов. Я пришел сюда один и без оружия, потому что считаю тебя достаточно умным, чтобы понять, когда можно проявлять упорство, а когда нельзя. Но если я в тебе ошибся, я уплыву, и тогда сюда приплывет Роланд, и в руке его будет меч неимоверной остроты.

– Подожди, Дейкстра, – сказал Сантьяга. – То, что ты говоришь, очень важно и интересно, но сейчас у нас есть другое дело, намного более важная.

– У вас нет более важных дел! – рявкнул Дейкстра. – Одумайся, Сантьяга! Отныне тебя может спасти только одно: вы, травоеды, бросите все свои травоедские дела и отправитесь на устричные поля собирать пленку. А потом вы доставите урожай в пещеру, и ты лично извинишься перед Дуайтом в подобающих случаю выражениях. И тогда я постараюсь уговорить Дуайта, чтобы он отменил свой приказ сдать в общее хранилище все упавшие с неба предметы, которыми вы, травоеды, беззаконно пользуетесь.

– Твои слова очень интересны и в целом разумны, – сказал Сантьяга. – Тебя не зря называют мудрецом. Однако появилась другая проблема, и она касается не только травоедов, но и всех людей вообще. Опустись на землю и встань рядом со мной, ты сам все поймешь.

Сантьяга вдруг улыбнулся и добавил:

– Ну, или встань не рядом, а в стороне, если боишься моих товарищей.

– Ну все! – воскликнул Дейкстра. – Мое терпение истощилось! Я уплываю, и дальше с тобой будет говорить Роланд!

Внезапно Сантьяга изменился в лице, подпрыгнул и устремился к Дейкстре, двигая мантией довольно ловко для травоеда. Его товарищи бестолково засуетились внизу, они явно боялись за своего предводителя, но еще сильнее они боялись не совладать с течением и оказаться в жерле вулкана или, скорее, в огненном факеле, вздымающемся там, где небесный червь уткнулся в землю.

– Не уплывай, Дейкстра, пожалуйста, – сказал Сантьяга, и умоляющие интонации в его голосе странно контрастировали с тем высокомерием, которое он только что демонстрировал. – Все очень плохо, нам всем грозит беда, и рядом с ней все обиды ничего не стоят. Вулкан пробуждается.

– Что ты имеешь в виду? – не понял Дейкстра. – В каком смысле пробуждается? Он и не спал никогда.

– Эта штука, – Сантьяга указал на огненного червя, – прожгла верхний слой земли и уходит все глубже и глубже. Она наполняет земные недра новым огнем, и от этого естественный подземный огонь возбуждается все сильнее. Вулкан ведет себя так, как будто раньше его здесь не было, а теперь он собрался вылупиться. Опустись на землю, Дейкстра, ты сам почувствуешь, как земля дрожит под руками! С каждым часом ее дрожь усиливается, а огненный жар расходится все дальше, и это нельзя объяснить обычным нагреванием. Земля скоро взорвется, Дейкстра! Мы все погибнем!

– Гм, – сказал Дейкстра. – Только не вздумай потом говорить, что я выполнял твои приказы.

Сантьяга нервно хихикнул. Дейкстра перевернулся вниз головой и двумя толчками мантии направил тело к земле. Перевернулся обратно, мягко приземлился на широко расставленные руки, прислушался к ощущениям и понял, что Сантьяга говорит правду.

 

4

Роланд выплыл из пещеры, сладко потянулся, растопырив все восемь рук на всю длину, и сказал, подражая Джа:

– Это хорошо.

Будь Роланд подростком или юношей, за такие слова он немедленно получил бы подзатыльник, потому что глумливо подражать создателю вселенной недопустимо. Но Роланд считал, что герою позволено много такого, что не дозволяется обычным людям.

А потом взгляд Роланда наткнулся на нечто несуразное. Приглядевшись внимательнее, Роланд понял, что на горячей пустоши из земли бьет в воду огненный факел, окруженный россыпью пузырей, которые красиво поднимаются и вливаются в восходящий поток из основного жерла вулкана. Основное жерло, кстати, извергает горячую воду сильнее обычного.

– Я был прав, – сказал Роланд. – Огненный червь достиг земли, и ничего ужасного не случилось. Дейкстра зря боялся.

Закончив произносить эти слова, Роланд оправился в нисходящий поток, посмотрел вниз и воскликнул:

– Однако, как много я вчера съел!

Затем Роланд направил свой путь в верхние воды, чтобы размяться и сбросить с тела и мозга сонное оцепенение, но тут его внимание привлек Дуайт, сидящий на том самом уступе скалы, на котором, по преданию, в древние времена любил сидеть Джа. Лицо короля было печально.

– Привет тебе, брат мой! – провозгласил Роланд, приблизившись. – Почему ты невесел? Что случилось?

– Много всего случилось, – ответил Дуайт. – Я принял решение отдать королевское семя леди Джейн, а королевское звание – тебе.

Роланд не поверил собственной антенне.

– Что-что? – переспросил он. – Брат мой, похоже, вчерашнее мясо не пошло тебе по кайфу! А может, ты слишком долго любовался чудесными узорами и они съели тебе мозг? Что за ерунду ты говоришь, Дуайт! Расправь антенну, оглянись вокруг, гляди – мир прекрасен! Все хорошо, брат! Откуда взялась твоя тоска?

– Мир прекрасен, а я – нет, – печально произнес Дуайт. – Я должен кое в чем признаться, брат. Я трус.

Роланд рассмеялся и воскликнул:

– Эка невидаль! Я тоже трус, ну и что? Знаешь, как я вчера перетрусил, когда сражался с великанами? Чуть не обгадился прямо в бою! Но я же не собираюсь из-за этого обрывать свой жизненный путь!

– Я боюсь травоедов, – сказал Дуайт.

Роланд выжидающе уставился на брата, ожидая продолжения шутки.

– Это не шутка, – сказал Дуайт. – Травоед Сантьяга угрожал мне и оскорблял меня, а я испугался. Я не достоин называться королем, и я начал сомневаться, что достоин передать семя потомкам.

– У тебя началось раздвоение личности, брат? – догадался Роланд.

Дуайт внезапно рассвирепел.

– Ну как ты не понимаешь! – воскликнул он. – Сантьяга угрожал мне и оскорблял меня, а я не ответил на оскорбления и поддался угрозам, потому что он угрожал мне небесным камнем, ну, тем, с усиками.

И в этот момент до Роланда наконец-то дошло.

– Ах он, червь, – негромко проговорил Роланд.

В его голосе не было угрожающих интонаций, но если бы ничтожный травоед Сантьяга, возомнивший себя невесть кем, видел лицо Роланда, когда тот произносил эти слова, то Сантьяга, несомненно, оставил бы все высокомерные мысли и пал в позу покорности. И начал бы смиренно молить о милости передать семя потомкам перед тем, как рыцарские руки разорвут его мерзкое тело на восемь частей. Хотя нет, Сантьяга – довольно большой травоед, на восемь частей одним движением его даже Роланду не разорвать.

– Росинант! – заорал Роланд страшным голосом. – Ко мне, быстро!

И нырнул в пещеру, чуть не сбив леди Джейн.

– Что с тобой, Роланд? – испуганно пискнула она. – У тебя такое лицо…

– Все нормально, – успокоил ее Роланд.

Однако, услышав собственный голос, он понял, что лучше бы он ее не успокаивал.

– Ты берешь меч? – ахнула Джейн. – Роланд, что случилось?!

– Ничего, – буркнул Роланд. – Уйди с дороги, а то порежешься случайно.

Джейн послушно скользнула в боковой проход, Роланд выбежал из пещеры и поплыл к Росинанту, который уже приплыл на зов рыцаря и сейчас нарезал круги вокруг скалы. А сверху-слева к скале приближался Буцефал.

– Не следуй за мной, Дуайт! – крикнул Роланд брату. – Я все сделаю сам.

– Нет, – ответил король, и Роланд решил не спорить с братом.

Забравшись на спину Росинанта, Роланд сказал:

– Плыви вниз, видишь, вон там факел новый, а в стороне от него травоеды стоят. Туда плыви, и побыстрее, не хочу, чтобы Буцефал нас догнал.

– А что случилось? – спросил акул.

– Потом объясню, – отмахнулся Роланд. – Как приблизимся, пройдешь над травоедами как можно ниже и на предельной скорости, чтобы их волной посшибало и разметало как можно дальше, чтобы песок вверх поднялся на пять моих размахов рук. Потом боевой разворот, переворачиваешься брюхом кверху, и я спрыгиваю. Все остальное потом объясню, сейчас нет времени.

Росинант звучно вздохнул жабрами и сказал:

– Там огонь.

– Ты увернешься, – сказал Роланд. – Я в тебя верю, ты ловкий.

– Огонь пугает, – сказал Росинант. – Плохой огонь. От земли багровый свет, люди не видят. Вулкан плохо.

– Что значит вулкан плохо? – не понял Роланд. – Какой еще багровый свет? Я ничего не вижу.

Росинант еще раз вздохнул.

– Зорьку бы сюда, – пробормотал он. – Она хорошо говорит, правильно, Зорька моя.

К этому времени акул набрал приличную скорость. Роланд обернулся и увидел, что Дуайт только начал садиться в седло.

– Давай быстрее, – сказал Роланд акулу. – Я хочу покончить с этим делом до того, как туда приплывет мой брат. Незачем ему вмешиваться, ему и так нехорошо.

– Всем нехорошо, – сказал Росинант. – Дейкстра навстречу плывет.

Роланд взмахнул рукой с мечом, привлекая внимание мудреца, и закричал:

– Дейкстра, в сторону! Зашибу!

Однако мудрец не отклонился в сторону, а наоборот, устремился наперехват.

– Стой, Роланд! – закричал он в ответ. – Не надо рубить Сантьягу! Поверь мне, я знаю, что говорю!

Три секунды Роланд думал, а затем принял решение.

– Росинант, отбой, – скомандовал он.

 

5

– Тормози, Буцефал, – приказал Дуайт. – Остановись рядом с ними.

Буцефал растопырил плавники и плавно затормозил, остановившись бок о бок с Росинантом. Дейкстра повернулся к королю и спросил:

– Буцефал, ты видишь багровый свет от земли?

Дуайт нахмурился. Вот теперь и Дейкстра оскорбляет короля, обращаясь к его акулу, как будто на спине Буцефала никто не сидит. Что ж, король заслужил того, чтобы с ним обращались как с пустым местом. Трус достоин презрения, а трус-король достоин презрения вдвойне.

Внезапно Дуайт ощутил странное облегчение. Все сомнения и колебания остались позади, а будущее – невеликий и бесславный остаток королевской жизни – вдруг стало простым и понятным. Это ощущалось так, как будто антенна Дуайта стала освещать воды не только в пространстве, но и во времени, он увидел свое будущее так же ясно, как видел рядом с собой Роланда, Дейкстру и двух акулов.

– Я хочу произнести последнее слово, – сказал Дуайт. – Выслушайте меня в последний раз, как велит обычай, освященный веками.

Дейкстра и Роланд удивленно посмотрели на него, переглянулись, и Роланд сказал:

– Не говори ерунды, брат, сейчас не самое подходящее время, чтобы прощаться с жизнью. Буцефал, так ты видишь багровый свет, исходящий от земли?

Вот, значит, как. Брат отказал ему даже в последней милости, в которой ни один рыцарь никогда не отказывал другому рыцарю. Что ж, Дуайт заслужил даже это, ведь таких позорных проступков раньше никто не совершал, так что нельзя сказать, что презрение, которое выказал Роланд своему брату, противоречит обычаю. Ну и начихать.

Дуайт протянул руку к костяному мечу, впился присосками в рукоять, потянул меч из чехла, но Роланд перехватил его руку своей и прошипел прямо в антенну:

– Вот дурилка веревочная! Сиди спокойно и не дергайся, не до того сейчас!

Дуайт гордо выпрямился и произнес следующую речь:

– Отпусти меня, Роланд! Я знаю, что достоин презрения, но твое поведение переходит все границы! Дай мне восстановить мою честь!

Неожиданно подал голос Буцефал.

– Так будет честно, – сказал он.

И предупреждающе клацнул зубами.

Роланд зло рассмеялся.

– Замечательно, – сказал он. – Великолепно. Когда придет ближайший прилив, под нами вылупится новый вулкан, времени почти не осталось, а мы стоим на месте, как дураки, и теряем время, потому что нашему королю, видите ли, взбрело в голову восстановить честь. Хорошо, Дуайт, пусть будет, как ты желаешь, я тебя не держу, – Роланд отдернул руку. – Плыви вниз, сражайся с травоедами, восстанавливай свою дурацкую честь!

– Ты хороший боец, брат мой, – сказал Дуайт. – Однако ты станешь плохим королем. Я не знаю, значит ли что-нибудь моя воля после того, что я натворил, однако воля моя такова – не вести тебе строй охотников и не начинать тебе пир королевской речью! Недостоин ты королевского звания!

– Все сказал? – спросил его Роланд.

– Все, – подтвердил Дуайт и замер в горделивой позе.

– Вот и замечательно, – сказал Роланд. – Теперь плыви отсюда и восстанавливай честь, а мы с Дейкстрой займемся делом.

– Не смей указывать королю, что делать, а чего не делать! – рявкнул Дуайт. – От моей чести осталось немногое, но и этого достаточно, чтобы не терпеть твои оскорбления! Натерпелся уже!

– Прости, брат, – сказал Роланд и смиренно склонил голову. – Этих слов достаточно? Или, может, мне позу уничижения принять нужно?

– Роланд, ты-то хоть не заводись, – сказал Дейкстра.

– Что значит "не заводись"?! – возмутился Роланд. – Ты тоже думаешь, что тому, кто просрал свою честь, все дозволено? Сколько мы еще препираться будем? Буцефал, червяк ты ничтожный, видишь ты багровый свет от земли или это Росинанта глючит?

– Обижать меня да, обижать король нет, – заявил Буцефал и резко встряхнул грудными плавниками.

Если бы Буцефал был в боевом облачении, Роланд был бы уже поражен боевыми актиниями, а так единственным результатом акульего жеста стало то, что Дуайт пошатнулся и чуть не выпал из седла.

– Сам дурак, и акул у него такой же тупой, – сказал Роланд.

Буцефал клацнул зубами в угрожающей близости от правой средней руки Роланда. Ясно было, что акул вовсе не собирается откусывать человеку руку, а просто угрожает, но Роланд отдернул руку, выбросил перед собой неимоверно острый меч и направил его прямо в голову Буцефала, между ноздрями.

– Молчать! – внезапно и страшно заорал Дейкстра.

Буцефал дернулся еще раз, и на этот раз Дуайт не удержался в седле. Он вдруг понял, что время разговоров истекло. Он много говорил о своей чести, но Роланда ясно дал понять, что королевская честь для него – пустой звук. Продолжать разговоры бессмысленно.

– Буцефал, подбери меч, – приказал Дуайт.

И отбросил костяной меч в сторону, потому что в ритуальном поединке во имя попранной чести оружие неприменимо.

Акул ринулся вниз подбирать меч, поднятая им волна подхватила Дейкстру (а может, он сознательно ей поддался), и мудрец оказался между королем и его братом.

– Вы два дурака! – выкрикнул он. – Вулкан вот-вот извергнется, приходит конец всему, надо спасать людей, созывать акул, грузить мясо, матерей с яйцами, травоедов спасать, в конце концов! Как в новой скале жить без травоедов? Времени осталось всего ничего! А вы ругаетесь, как два идиота!

– Уйди с дороги, Дейкстра, – потребовал Дуайт и выставил руки перед собой в угрожающем жесте.

– Не уйду! – заявил Дейкстра. – Одумайся, король!

– С меня довольно, – заявил Дуайт.

Он прыгнул вперед и ударил всеми восемью руками мудреца прямо в жабры. Пять рук Дейкстра отразил, но три руки достигли цели, и мудрец завизжал и захрипел.

А в следующую секунду Дуайт услышал сзади голос Роланда:

– С меня тоже довольно.

И Дуайт почувствовал, как нестерпимо жаркая вода вдруг похолодала, а в голове помутилось, так бывает, когда слишком быстро поднимаешься в верхние воды. Руки Дуайта расслабились, присоски разжались, Дейкстра выскользнул из королевских объятий, а вода запахла кровью.

Мудрец дважды вдохнул и выдохнул, прочищая помятые жабры, и вдруг завопил визгливо и отчаянно:

– Что ты наделал, Роланд?!

– Что надо, то и наделал, – ответил ему Роланд, и было слышно, что он изо всех сил старается, чтобы голос казался спокойным. – Ты сам говорил, что мы теряем время.

Лицо Дейкстры стало растерянным и беспомощным, Дуайт заметил, что стало трудно различать его черты, оно выглядело смазанным, как в тумане.

– И что теперь? – жалобно спросил Дейкстра.

– Что-что… – проворчал Роланд. – Тебе виднее, ты же у нас мудрец.

Внезапно Дуайт ощутил, как заднюю часть его туловища пронзило ледяным холодом, а в следующий миг на смену холоду пришла нестерпимая боль. И тогда Дуайт, наконец, понял, что происходит.

– Будь ты проклят! – попытался выкрикнуть он, но не услышал собственного крика.

– Проклят, проклят, – пробормотал Роланд. И добавил, громко и повелительно: – Росинант, ко мне! Мчимся к пещере как можно быстрее, королевское семя остывает!

Но Дуайт не слышал последних слов брата, потому что к этому времени уже умер.

 

6

Дейкстра приземлился на горячую землю, его присоски затрепетали в такт колебаниям земли, и это ощущение отразилось ужасом в его разуме.

– Мы все умрем, – прошептал мудрец.

– Может, и не умрем, – возразил Сантьяга. – Если будем стоять и бояться – точно умрем, а если перестанем тупить и начнем действовать – то, может, и нет.

– А кто у нас король теперь? – растерянно спросил один из травоедов, окружавших Сантьягу.

Сам того не замечая, он вытащил из-под мантии руку, которую прятал там раньше, и Дейкстра увидел, что в руке травоеда зажат небесный камень, несущий смерть. Сейчас усики камня были спрятаны. Дейкстра подумал, что легко сможет порвать всех шестерых травоедов, если захочет. Они слишком растеряны, чтобы сопротивляться, в таком настроении никакое оружие не поможет.

– Заткнись, Боб! – рявкнул Сантьяга. – Твой король – я, и это все, что тебе нужно знать! Дай сюда василиска! Быстро!

Травоед, которого звали Боб, протянул камень Сантьяге, а тот, в свою очередь, протянул его Дейкстре.

– Возьми, – сказал Сантьяга. – Пригодится на крайний случай. А то Роланд вообще ничего не соображает.

– Я тоже ничего не соображаю, – сказал Дейкстра и взял камень.

– А тебе и не нужно соображать, тебе нужно действовать, – сказал Сантьяга, усмехнувшись. – На данный момент земля дрожит равномерно, толчки усиливаются, но очень медленно. Думаю, до прилива ничего не произойдет. Плыви в пещеру, скажи Роланду, чтобы командовал общий сбор. На акул грузите только матерей с детьми, мясо оставьте, не до него сейчас. Отходите вон туда, за скалу, – он указал рукой, – и подальше, извержение будет очень сильным. А если Роланд начнет тупить, ткни его василиском, а когда он умрет – командуй сам. И не думай о всякой ерунде типа рыцарской чести, не до того сейчас. Давай, Дейкстра, не тормози!

Дейкстра рассеянно кивнул, оттолкнулся от земли и поплыл вверх. Он подумал, что столько оскорблений, сколько прозвучало за последний час, он не слышал за всю свою жизнь. Как будто абсолютно все люди, и рыцари, и травоеды, одновременно начали страдать раздвоением личности. А потом Дейкстра заметил, что придонное течение неимоверно усилилось, и его несет прямо к факелу огненного червя. Изо всех сил Дейкстра боролся с течением, но оно одолевало, и когда мудрец понял это, он горестно рассмеялся. Хочешь насмешить Джа – расскажи ему о своих желаниях. Заживо сгореть в огненном факеле, не оставив семени потомкам – достойный финал всей этой безумной истории. И сжечь вместе с собой небесный камень, который травоеды называют василиском. И это будет правильно, потому что вещи, пришедшие из страны мертвых, несут с собой только смерть. Дейкстра улыбнулся, расслабил мантию и сложил руки, готовясь встретить смерть.

Волна подбросила его, он непроизвольно растопырил руки, ухватил присосками какие-то веревки и понял, что держится за седло Буцефала. Акул заметил погибающего рыцаря и пришел на помощь. Вовремя, однако.

Дейкстра забрался в седло и сказал:

– Буцефал, плыви к пещере как можно скорее. Время дорого.

Течение, только что казавшееся непреодолимым, теперь не ощущалось вообще. Воистину, акулы плавают намного лучше людей.

– Роланд убил Дуайта, – сообщил Буцефал. – Это плохо. Я убью Роланда.

– Чего? – переспросил Дейкстра.

– Я убью Роланда, – повторил Буцефал.

Дейкстра понял, что не ослышался. А жаль.

– Послушай, Буцефал, – сказал Дейкстра. – Не надо убивать Роланда. Роланд – король. Без короля мы погибнем. Надо организовать общее бегство.

Это было глупо – говорить акулу умные слова, строить из них сложные фразы, как будто Буцефал способен их понять. Если бы вместо него была Зорька…

– Роланд не король, – заявил Буцефал. – Роланд убил Дуайта. Дуайт человек. Человек не убивает человека. Роланд не человек. Я убью Роланда.

Из тьмы выплыла обтекаемая тень, это была Зорька.

– Здравствуй, Дейкстра! – сказала она. – Здравствуй, Буцефал! Куда это вы так торопитесь? Буцефал, почему ты держишь в зубах меч Дуайта?

– Роланд убил Дуайта, – повторил Буцефал в очередной раз. – Роланд не человек. Я убью Роланда.

– Зорька, объясни ему, что нельзя убивать Роланда, – попросил Дейкстра. – Вулкан скоро начнет извергаться, ты же видишь, как от земли исходит багровый свет? А ты видищь его, кстати?

Зорька заложила крутой вираж, чтобы посмотреть назад. Внезапно она затряслась всем телом, выскользнула из течения, потеряла скорость и отстала. А затем Дейкстра услышал ее вопль:

– Внимание всем! Всем, кто меня слышит! Багровый огонь! Вулкан извергается! Всем, кто меня слышит – к пещере! Всеобщее бегство!

Вообще-то, такие приказы может отдавать только король. А теперь короля изображает женщина-акула, воистину, весь мир сошел с ума. С другой стороны, совершенно непонятно, кого сейчас можно считать королем, а приказ на всеобщее бегство кто-то по-любому должен отдать.

Буцефал вздрогнул и двинул хвостом не в такт, Дейкстра едва не свалился с его спины.

– Зорька! – заорал Буцефал. – А ну заткнись! Что ты орешь, дура малолетняя?!

– Сам дурак! – отозвалась Зорька.

Ее голос звучал звонко и радостно, казалось, происходящее ее забавляет. Впрочем, чего ей бояться? Акулы плавают быстро, извержение им почти не страшно.

Буцефал заложил вираж, намереваясь оплыть скалу по кругу, его тело наклонилось, в поле зрения Дейкстры появилась земля, он посмотрел туда и обомлел. Казалось, вся земля шевелится, она была покрыта сплошным ковром, только элементами этого ковра были не устрицы, а травоеды, и они не сидели смирно каждый на своем месте, а бежали со всех рук, и их поток приближался к рыцарской скале. Самые быстроногие травоеды уже приблизились к холодной пустоши, но большинство еще не выбралось из садов. Деревья качались, оборванные ветки всплывали, но не уплывали величаво в страну мертвых, а уносились к ужасному факелу, увлекаемые придонным течением, усилившимся еще больше. Теперь и Буцефалу было бы непросто с ним бороться. Над всей землей травоедов поднималась гадкая серая муть, ее верхняя граница волновалась поперечными волнами, и Дейкстре показалось, что эти волны расходятся из единого центра, которым стал факел небесного червя. Впрочем, эти волны были видны не очень отчетливо.

Вокруг скалы стали собираться акулы, привлеченные криком Зорьки. Сейчас они должны выстроиться в очередь у грузовых ворот, но они видят, что их король Буцефал бестолково кружит вокруг скалы, и это сбивает их с толку.

– Буцефал, остановись! – приказал Дейкстра в очередной раз. – Плыви к грузовым воротам, покажи личным примером, что надо делать!

– Кто ты такой мне приказывать? – огрызнулся Буцефал.

И вдруг изогнулся всем телом, отклоняясь в сторону, потому что Зорька вышла наперехват собственному королю и впилась зубами в его грудной плавник, на котором не было боевых актиний.

– Командуй общее бегство, старый дурак! – крикнула она. – Они меня не слушаются!

Воистину, безумие заразительно. Полчаса назад человеческий король сошелся в смертельном бою с лучшим рыцарем, а теперь акулий король вот-вот начнет драться не на жизнь, а на смерть со слабой женщиной. Дейкстра принял решение.

Он надавил присоской на выступ небесного камня, выбрасывающий усики, и громко сказал:

– Зорька, отпусти его немедленно!

Зорька взглянула на мудреца, ее взгляд просветлел, и она радостно воскликнула:

– О, камень-василиск! Давай, Дейкстра!

– Какой василиск, где? – удивленно спросил Буцефал.

Но он не узнал ответа, потому что Дейкстра ткнул его смертоносными усиками прямо в спину.

 

7

Джейн полировала настенную декоративную раковину, когда услышала в коридоре пещеры быстрые шаги и тяжелое дыхание Роланда.

– Что там случилось? – спросила она, не отрывая взгляд от тарелки. – Ты был такой встревоженный…

Роланд ничего не ответил, только продолжал тяжело дышать, и тогда Джейн перевела взгляд с тарелки на Роланда, и обомлела.

– Кто? – спросила она, указывая на трепещущий сперматофор, зажатый в присосках Роланда.

Задавая вопрос, она уже знала, каким будет ответ, но она не могла не спросить.

– Дуайт, – ответил Роланд.

– Как? – спросила Джейн.

– Нет времени объяснять, – сказал Роланд. – Просто сделай то, что нужно. Если ты согласна, конечно.

В памяти Джейн всплыло воспоминание, как она обещала Роланду, что никто, кроме него, не подарит ей последнего счастья.

– Я обещала… – начала Джейн, но не смогла закончить свою мысль, потому что лицо Роланда исказилось в отчаянной и злой гримасе, и он воскликнул:

– Да брось ты эти глупости! Поклялась… Кто был свидетелем твоей клятвы?

– Дейкстра.

Роланд рассмеялся, в его смехе прозвучали истерические нотки.

– Дейкстра об этом не вспомнит, – заявил он. – Давай, принимай семя, время дорого.

– Но Дейкстра должен лично освободить меня от клятвы… Иначе…

– Дейкстра занят! – рявкнул Роланд. – Вот что, Джейн. Либо ты сейчас же берешь этот сперматофор и делаешь, что положено, либо я отдаю его Анне, а потом ты сама будешь объясняться с Дейкстрой.

– А что, Дуайт назвал своим преемником Дейкстру? – удивилась Джейн.

Лицо Роланда исказилось злобной гримасой.

– У меня нет времени ничего объяснять! – рявкнул он. – Берешь семя или нет?

– Беру, – сказала Джейн.

– Так бери, – сказал Роланд.

Джейн сделала три робких и неуверенных шага, протянула руки и взяла сперматофор сразу двумя руками. Из рассказов старших подруг она знала, что должна испытывать в этот момент небывалое возбуждение и воодушевление, но она не чувствовала ничего особенного. Сперматофор в ее руках был просто куском мяса, еще живого, но уже умирающего, истекающего кровью и остывающего. И пах он вовсе не мужчиной, а только парным мясом. Семя Дуайта не вызывало никаких мыслей о продолжении рода, в голове Джейн даже мелькнуло противоестественное желание съесть его.

– Ладно, Джейн, ты знаешь, что делать, – сказал Роланд. – Мне пора идти.

– Ты куда? – удивилась Джейн. – А как же ритуал, последнее желание, последняя речь…

– Нет времени, – отмахнулся Роланд. – Извини, Джейн, не до того сейчас. Совсем нет времени.

Джейн почувствовала, как в ее душе мощной и неумолимой волной вздымается возмущение, переходящее в ненависть. Не так она представляла себе этот момент, совсем не так!

– Ты никуда не уйдешь, Роланд! – воскликнула она. – Я не позволю обращаться со мной, как с последним ничтожеством! Я первая леди племени и потому изволь провести ритуал, как положено!

Роланд издал горестный вздох и сказал:

– Джейн, Джейн… Не хотел тебя расстраивать в такой момент, но придется. Рядом с нашим вулканом вылупляется новый вулкан, скоро будет большое извержение. Разве ты ничего не чувствуешь?

Джейн прислушалась к своим ощущениям и вдруг поняла, что слабая и едва уловимая дрожь в ее руках объясняется вовсе не нервным возбуждением, а исходит от пола и стен. Скала вибрирует, слабо, но вполне ощутимо.

– Мы все умрем? – спросила Джейн.

– Несомненно, – ответил Роланд с саркастической улыбкой. – Когда-нибудь мы все обязательно умрем. Но я надеюсь, это случится не сегодня. Приступай к делу, Джейн, мы теряем время.

Джейн тяжело вздохнула и сказала:

– Ладно, пусть будет так. Прощай, Роланд.

– Прощай, Джейн, – сказал Роланд и вышел, не оборачиваясь.

Джейн осталась одна.

Раньше она думала, что готова к тому, что сейчас произойдет. Каждая женщина, если не считать совсем уж убогих и недостойных, рано или поздно берет в руки мужской спермтофор, принимает последнее счастье и уходит в последний сон, лишающий вначале разума, а затем и самой жизни, но дарующий жизнь сыновьям и дочерям. Она знала, что с ней это тоже произойдет, но она не рассчитывала, что это случится именно так, что первая леди станет принимать семя в одиночестве, украдкой, не произнеся прощальную речь и не загадав последнего желания. И что рыцарь, принесший семя, будет так груб…

Скала заметно вздрогнула, тарелки на стенах отозвались мелодичной вибрацией. Джейн помотала головой, собираясь с мыслями. Роланд прав, времени нет, надо действовать быстро, если она действительно хочет стать матерью, а не бессмысленно сгинуть в огне катастрофы.

Она опустила сперматофор и с силой выбросила воду из-под мантии, омыв его. Кусок окровавленного мяса вздрогнул и стал раскрываться. Джейн поднесла его к ноздрям и впустила его запах в обонятельную полость.

Ее сознание помутилось, и она поняла, что угрожающая вибрация стен, пола и потолка больше не имеет никакого значения. Ничто не имеет значения, кроме Дуайта, который стоял перед ней во всей красе, прекрасный и мужественный. Джейн знала, что в этом помещении нет Дуайта, он мертв, его тело плывет в страну мертвых, но так же ясно Джейн понимала, что реальность воображаемая сейчас куда важнее, чем реальность настоящая. И несуществующий Дуайт спросил ее:

– Джейн, ты станешь моей женой?

И Джейн ответила:

– Да, любимый!

И ее охватило последнее счастье.

 

8

Время уходило, Роланд ясно чувствовал это. Он носился как ошпаренный по коридорам пещеры, приказывал, объяснял, угрожал, разрешал споры, отвешивал подзатыльники, он старался изо всех сил, но понимал, что не успевает. С каждой минутой скала тряслась все сильнее, вибрация ощущалась уже не только как вибрация, но и как свет (он же звук), и Роланд понимал, что племя обречено. Прилив неумолимо приближается, он придет через считанные восьмерки минут, и уже ясно, что новое жерло вулкана вылупится именно в этот прилив. Роланд понимал, что нужно все бросить и немедленно уплывать прочь, что спасение не гарантировано даже в этом случае, но Роланд не думал о личном спасении. Он думал о том, что ответит Дуайту в стране мертвых, когда тот потребует отчета за содеянное непотребство. Роланд твердо знал, что он скажет.

– Прости меня, брат, – скажет он. – Однако прежде чем судить меня, оглянись по сторонам. Видишь, как мало рыцарей и дам последовало за мной и тобой? Разве ты видишь, брат, леди Джейн рядом с нами? Не видишь? А знаешь, почему ты ее не видишь? Потому что ее здесь нет. А знаешь, почему ее здесь нет? Потому что я заботился о твоем семени больше, чем о собственной жизни. Когда пришло время быстрых решений, я забыл прошлые обиды, я делал то, что должен делать король, если он король не только по званию, но и по сути. А ты не смог забыть обиды и терял время, поэтому мне пришлось тебя убить. И я готов ответить за это перед лицом Джа, и я верю, что камней в моей душе больше, чем пузырей.

Так размышлял Роланд, но эти мысли проносились как бы в отдельном потоке сознания, они не мешали наблюдать за происходящим, принимать решения и отдавать приказы. Роланд понимал, что его одолело раздвоение личности, но он не собирался ему препятствовать. Потому что сейчас по-настоящему важно только одно – спасти как можно больше людей.

– Кто убежит без приказа – найду и убью страшной смертью! – кричал Роланд перед строем испуганных рыцарей. – Даже если вулкан убьет меня раньше, мой дух вернется и свершит суд, и он не будет слушать ваших жалких оправданий! Каждого труса лично лишу жизни, вот этим мечом!

Роланд сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, и этой паузой воспользовался юный Джордан.

– Мы все поняли, король, – сказал он. – Позволь, мы приступим.

– Приступайте, – сказал Роланд. – Прежде всего, спасайте матерей, а мясо, пленку и все прочее мы потом как-нибудь добудем, если будет на то воля Джа. Только Джейн не трогайте, я ей лично займусь.

Закончив инструктаж, Роланд вошел в пещеру и направился к той комнате, в которой оставил Джейн восемью минутами назад.

– Джейн! – позвал Роланд.

Он не ожидал, что она отзовется, но она отозвалась, и ее голос звучал как обычно.

– Я здесь, Роланд, – сказала она. – Я все сделала.

Роланд осторожно заглянул за угол и застыл на пороге комнаты. Джейн стояла перед ним, опустошенный сперматофор плавал под потолком, а вода в комнате была напитана характерным запахом, дурманящим мозг любого взрослого мужчины. Роланд поспешно отступил за порог и трижды глубоко вдохнул чистую воду, очищая сознание от наваждений.

– Пойдем, Джейн, – позвал Роланд. – Пора выбираться отсюда.

Они вышли из пещеры, Роланд отплыл немного от входа, глянул вниз и обомлел. Яркая точка огня, принесенного небесным червем, перестала быть точкой, ее вообще не было видно, потому что над пустошью поднялось огромное мутное облако, поднятое зажегшимся на земле огнем. Изнутри это облако подсвечивалось ядовито-красным светом, он пульсировал и переливался, отражая пульсации вихрей и течений. Все земли вокруг, насколько хватало зрения, тоже были подернуты туманной дымкой, и, приглядевшись, можно было заметить мрачную багровую пульсацию, исходящую от земли, теперь ее видели не только акулы, но и люди. В мутной воде угадывалось какое-то шевеление, но Роланд не смог различить, что именно он там видит. Да и начихать, в общем-то.

– Прости, – сказала Джейн. – Я не думала, что все так страшно.

– Росинант! – крикнул Роланд. – Быстро ко мне, червячий потрох!

Роланд не рассчитывал, что акул отзовется – вода была переполнена криками и гвалтом. Кто-то кого-то звал, кто-то что-то у кого-то требовал, кто-то просто ругался, кто-то отчаянно вопил, парализованный ужасом… Однако прошли считанные секунды, и затем Роланд различил в этой какофонии голос Зорьки:

– Росинант, любимый, тебя Роланд зовет! Плыви скорее к главному входу!

– Ты как, Джейн? – спросил Роланд. – Двигаться еще можешь, сознание не плывет?

– Со мной все нормально, – ответила Джейн. – Вообще ничего необычного не чувствую. Я все правильно сделала, как старшие подруги учили, точь-в-точь… И наслаждение было, только оно было какое-то неяркое, я думала, намного сильнее должно быть…

– Все нормально, – сказал Роланд. – Не волнуйся. В случае опасности тело женщины откладывает превращение в мать, это нормально.

– А ты откуда знаешь? – подозрительно спросила Джейн.

– Дейкстра говорил, – сказал Роланд. – Не волнуйся, я знаю, о чем говорю.

На самом деле, Роланд не был уверен в своих словах, он всего лишь смутно припоминал, что Дейкстра как-то говорил что-то подобное. Впрочем, сейчас это не имеет никакого значения.

Над головой возникла вытянутая тень Росинанта с растопыренными плавниками, он тормозил, готовясь сесть на скалу. На его спине угадывались силуэты двух не то трех матерей, привязанных веревками к седлам. Со своего места Роланд не видел, что это за женщины и на какой стадии материнства они находятся, кто из них еще вынашивает яйца, а кто уже насиживает кладку.

– Подплывай сюда! – крикнул Роланд. – Не бойся актиний, они сами боятся!

Действительно, сторожевые актинии испуганно съежились, подобрали под себя все свои ядовитые щупальца и прикидывались плоскими камнями, неведомым образом прилипшими к скале рядом с входом в пещеру. Им осталось жить считанные восьмерки минут, они догадывались об этом и оттого нервничали.

Росинант остановился прямо напротив входа в пещеру, очень точно, ему даже не пришлось подруливать плавниками. Роланд сказал:

– Джейн, позволь, я перенесу тебя на спину акула.

– Не надо, Роланд, – ответила Джейн. – Я справлюсь сама. Займись лучше другими делами.

Изящно и грациозно она оттолкнулась от скалы, одним прыжком переместилась на спину акула, заняла место в седле и стала привязываться веревками. Роланд понял, что его помощь действительно не нужна.

– Давай, Росинант, – сказал Роланд. – Когда она привяжется, сразу уплывай, больше никого не жди.

– Как это не жди? – запротестовала Джейн. – Росинант может взять еще одну мать, на спине места хватит. Вон, кстати, ребята кого-то тащат.

Роланд решил, что проще будет согласиться с Джейн, чем тратить время на бесплодные препирательства.

– Хорошо, – сказал он. – Росинант, бери еще одну мать и сразу отплывай. И помни, за Джейн ты отвечаешь головой. Если с ней что случится – хвост вырву.

 

9

Земля дрожала, вибрировала, и каждая ее судорога отражалась в воде жутким и мертвенным багровым отсветом. То и дело по земле пробегали особенно сильные судороги, то тут, то там под руками разверзались глубокие трещины, а потом они внезапно закрывались, и горе тому, кто не успел вовремя подпрыгнуть и поджать руки. Время от времени воду оглашал отчаянный крик очередного заживо погребаемого несчастного, тогда Сантьяга вздрагивал, а его сердце сбивалось с ритма. Ему было тяжело слушать эти крики – здравый смысл ясно говорил, что этим людям ничем не поможешь, все возможное уже сделано, теперь каждый спасает сам себя, а все остальное в руках Джа, но как же трудно придерживаться здравого смысла, когда люди гибнут один за другим…

Воду заволокло густой, почти непрозрачной мутью, мир лишился всех ориентиров, кроме одного – страшных волн, расходящихся по земле из того места, где вот-вот проклюнется новое вулканическое жерло. Волны приходили сзади и уносились вперед, и когда приходила очередная волна, Сантьяга понимал, что по-прежнему идет в правильном направлении. А когда она уходила, душу снова одолевали сомнения.

Придонные течения утратили привычный узор и превратились в хаос. Очень хотелось оторваться от земли и поплыть, но Сантьяга боялся, что в этом хаосе он потеряет ориентировку быстрее, чем проплывет существенное расстояние. Но как же тяжело брести в никуда в этой мутной пелене, когда обезумевшие течения бросают тебя из стороны в сторону, а под рукой в любой момент может разверзнуться яма. А особенно тяжело оттого, что ты не понимаешь, где находишься, как много прошел, и как много еще осталось пройти, а на задворках сознания томится предательская мысль: а что, если все бессмысленно? Что, если волны, испускаемые зреющим вулканом, распространяются вовсе не прямолинейно? Что, если ты ходишь по кругу, и точно так же ходит по кругу весь твой народ, бессмысленно растрачивая последние силы? Сантьяга гнал эту мысль, он безостановочно твердил себе, что идет к спасению, он верил в это, потому что если не верить в спасение, зачем тогда жить?

Под ногами суетились донные ползуны, они тоже стремились убраться из опасного места, то и дело Сантьяга наступал на их панцири и поскальзывался, это замедляло движение и злило. Но для того чтобы выбирать, куда ставить руки, надо ясно видеть землю под руками, а мерзкая муть не позволяла даже этого. И еще очень сильно щипало жабры, казалось, в них сейчас больше грязи, чем воды, Сантьяга то и дело кашлял и чихал, и эти звуки смешивались с кашлем и чиханием его товарищей, а также с визгом детей, плачем женщин, отчаянными воплями оступившихся… ужас.

В начале этого ужасного похода Сантьягу сопровождали пятеро телохранителей: Боб, Варфоломей, Карлос, Фелипе и Хулио. Боб провалился в яму прямо на глазах Сантьяги, а куда делись четверо остальных, он не знал. Да и неважно это сейчас, несостоявшийся король несостоявшегося народа больше не нуждается в охране. От пробуждающегося вулкана никакая охрана не защитит, а рыцари угрозы не представляют, они заняты собственным спасением. Каждый сам за себя, а невылупившийся вулкан против всех.

Правая передняя рука провалилась вниз, Сантьяга поджал ее, перешагивая через трещину, но вторая рука тоже не нашла опоры, тогда Сантьяга подпрыгнул и толчком мантии направил тело вперед. Против ожиданий, его не отбросило встречным течением и не закрутило в безумном хаосе вихрей, вода внезапно успокоилась и стала чище, он плавно опускался, и никак не мог понять, где он сейчас находится. А потом он понял это и воскликнул ликующим криком:

– Пустошь! Холодная пустошь! Мы дошли!

Он посмотрел вперед и вниз, и обнаружил, что там никого нет. Сам того не замечая, он обогнал всех и вырвался вперед, и будь опасность впереди, а не позади, этот поступок можно было бы назвать геройским. Если вообще можно говорить о геройстве травоеда. Сантьяга подумал, что выжившие рыцари, обсуждая его спасение (если он, конечно, спасется), будут комментировать это событие примерно так:

– Вы слышали, что травоед Сантьяга убежал от вулкана? Да, единственный травоед, кому это удалось. Один убежал, всех остальных бросил: и беспомощных матерей, и маленьких детей, всех бросил, а сам спасся. А что вы хотели от травоеда?

На дне туловища, у самого клюва, колыхнулась глухая ярость. Рыцари презирают травоедов, даже к своим безмозглым акулам они относятся с большим уважением. И сейчас получается, что они были правы, а Сантьяга ошибался, когда говорил братьям и племянникам, что травоеды – великий народ, достойный большего. Чего стоят красивые слова, если на деле травоеды отличаются от ползунов только большей скорости передвижения? Каждый сам за себя, никому нет дела ни до кого, кроме себя, разве так великий народ преодолевает испытания?

– Люди! – закричал Сантьяга. – Где вы? Идите сюда!

Но ему никто не ответил.

Сантьяга развернулся и поплыл вверх, туда, где граница жилых земель обрывалась в холодную пустошь невысоким, но отвесным обрывом. Краем сознания он отметил, что плывет легко, не напрягаясь, как настоящий рыцарь, что впервые в жизни он так плывет, в другой момент эта мысль привела бы его в восторг, но сейчас он отбросил ее как несущественную. Он просто плыл, потому что сейчас надо плыть, и никого не волнует, подвиг это или просто необходимость.

Гнилая муть вновь окутала Сантьягу, он закашлялся и на секунду потерял ориентацию, перестал различать, где верх, а где низ. Но вот половина мира осветилась багровым светом, и Сантьяга понял, что это низ. Он опустился на землю, заметил в мутном тумане какое-то шевеление и спросил:

– Кто здесь?

Ему ответило множество голосов, мужских и женских, и, кажется, даже детских. Они повторяли на разные голоса его имя, со всех сторон доносилось:

– Сантьяга! Сантьяга! Сантьяга!

И тогда Сантьяга рассмеялся, принял величественную позу и провозгласил:

– Народ мой! Братья мои, сестры и племянники! Мы сделали невозможное, мы прошли почти весь путь до холодной пустоши, остался один последний рывок, сделайте его и вы будете в безопасности! Идите ко мне и не бойтесь оторвать от земли ваши руки! Я прошел весь путь до конца, я видел собственной антенной и ощущал присосками и ноздрями, что там, внизу, нет ни гнилой мути, ни опасных течений. Прыгайте вниз, и ласковые воды опустят вас на дно. Мы спасены, братья мои и племянники!

Какой-то мужчина приблизился к нему, Сантьяга пригляделся и понял, что это Хулио.

– Воистину, Сантьяга, ты великий король! – воскликнул Хулио. – Кое-кто роптал, что король бросил нас и умчался вперед, забыв о народе, положившись на быстроту и ловкость своих рук, но теперь мы видим, что это не так! Король разведал путь к безопасному месту и вернулся, рискуя жизнью, чтобы показать путь к спасению мужчинам и женщинам! Так пойдем же по этому пути и восславим короля!

Мужчины и женщины приближались к Сантьяге, проходили мимо него и спрыгивали вниз, в чистую и безопасную холодную пустошь. У некоторых людей на спине сидели маленькие дети, и Сантьяга испытал мимолетный укол совести – он-то даже не подумал, что может кого-то вынести на себе. Впрочем, на это никто не обратил внимания.

Люди шли сплошным потоком, и каждый, поравнявшись с Сантьягой, что-то говорил. Некоторые говорили:

– Спасибо, Сантьяга.

Другие восклицали:

– Славься, Сантьяга, в веках!

А Хулио не прошел мимо, а встал рядом и спросил, очень тихо, чтобы не расслышал никто другой:

– Сантьяга, а ты уверен, что эта котловина безопасна?

Сантьяга задумался, а затем ответил:

– Нет, не уверен. Однако если смерть, исходящая из вулкана, дойдет даже досюда, наш народ ничто уже не спасет. Поэтому давай считать, что здесь безопасно.

– Это неразумно, – сказал Хулио. – Ты быстр и вынослив, ты можешь идти дальше. Зачем тебе рисковать?

– Если мой народ погибнет, моя жизнь тоже не имеет смысла! – громко ответил Сантьяга.

Проходящие люди встретили эти слова восторженными воплями.

Некоторое время Сантьяга и Хулио стояли на краю обрыва и смотрели, как люди прыгают вниз и медленно опускаются в чистой воде, как они радуются своей удаче и славят великого Сантьягу. А потом Сантьяга сказал:

– Пожалуй, я проплыву дальше, посмотрю, что происходит на другом конце котловины. Возможно, там еще безопаснее и людям стоит идти туда.

– Это разумно, – согласился Хулио.

 

10

Вокруг царила беспредельная суета, в которой никто не обращал на Дейкстру никакого внимания. Где-то снаружи надрывался Роланд, раздавая приказы и распоряжения, из коридора остро и пьяняще тянуло запахом оплодотворения, очевидно, леди Джейн прямо сейчас принимает семя покойного Дуайта. Сам Дейкстра упаковывал в сумку дары ледяного неба. Не все, конечно, например, загадочную конструкцию из четырех трубчатых костей он не стал брать с собой – очень уж она громоздка и почти наверняка бесполезна. А вот камни, рисующие в воде чудесные красивые узоры, он забрал все, и смертоносные камни, которые травоеды называют василисками – тоже. А декоративные тарелки со стен Дейкстра брать не стал, потому что практической пользы от них нет, а на новом месте можно будет новые наделать. Если, конечно, оно будет, новое место.

Дейкстра выбрался из пещеры через главный вход. Люди и акулы сейчас суетились вокруг грузовых ворот, а здесь, кроме Зорьки, вообще никого не было.

– А где Буцефал? – спросил Дейкстра.

– Там, – сказала Зорька и взмахнула плавником в направлении грузовых ворот. – Он очнулся почти сразу же, как ты в пещеру вошел. Странно, он забыл все, что было в последний час, память как отрезало.

– Отлично, – сказал Дейкстра. – Росинант тоже там?

– Нет, Росинант наверху, – ответила Зорька. – Ждет, когда ты на меня заберешься, и мы отплываем. Давай быстрее, надо еще леди Джейн на Росинанта погрузить.

– А зачем ты здесь? – спросил Дейкстра. – Что, всех матерей и детей уже погрузили?

– Посмотри вниз, – сказала Зорька.

Дейкстра посмотрел вниз. Багровые отблески выглядели жутковато, но выступ скалы не позволял различить подробности. Дейкстра спрыгнул со скалы, отплыл в сторону и обомлел.

Грибовидное облако, вспухшее над жерлом будущего вулкана, сильно выросло и утратило сходство с грибом, теперь оно влилось в основной восходящий поток, поднимающийся над жерлом. Но не это изумило Дейкстру, совсем не это.

Все земли вокруг: и горячие пустоши, и сады, и жилые норы травоедов, все эти земли накрыло гигантское облако, мутное и непрозрачное, содрогания земли подсвечивали его багровым, и сверху было видно, как по верхнему краю облака концентрическими кругами пробегают мощные поперечные волны. Они достигали подножия рыцарской скалы, отражались и рассеивались, и от каждой волны скала ощутимо вздрагивала. Дейкстра давно уже ощущал эти толчки, но только теперь он понял, что по сравнению с тем, что происходит на земле травоедов, это сущая мелочь. Надо полагать, те травоеды, которые еще живы, завидуют тем, кто уже отмучался. Странно, что мертвых тел, поднимающихся в страну мертвых, совсем не видно. Впрочем, ничего странного, под этим облаком главная опасность – не удушающая пыль, а ямы и трещины, внезапно возникающие и так же внезапно смыкающие свои края. Не попусти Джа такой судьбы – не пировать в небесном дворце Импала, а пребывать вечно заточенным в раскаленной земле совсем рядом с вулканическим жерлом…

– Теперь ты все видишь сам, – сказала Зорька. – Взбирайся мне на спину и поплыли.

– Ты что говоришь?! – изумился Дейкстра. – Что значит поплыли? А как же дети, матери, еда, в конце концов? Ты предлагаешь мне бежать, бросив племя на произвол судьбы?

– У тебя нет другого выхода, – сказала Зорька. – Посмотри вниз еще раз. Подумай, какой силы будет извержение. Прислушайся к течениям, прикинь время, оставшееся до прилива, рассчитай безопасное расстояние до извержения, скорость, с какой надо плыть, если начать плыть прямо сейчас. Давай, мудрец, не трать время, приступай к расчетам.

Дейкстра задумался на несколько секунд, а затем сказал:

– Знаешь, Зорька, я припоминаю, что в преданиях говорится, что мудрецы прошлого доверяли подобные расчеты акулам. Вы, акулы, считать не умеете, но зато лучше чувствуете приливы, силу вылупляющихся вулканов…

– Вот именно! – воскликнула Зорька. – Поэтому хватит препираться, садись на меня верхом и поплыли отсюда! Один, без меня, ты уже не выплывешь.

Дейкстра подплыл к Зорьке, уселся в седло, и едва он ухватился руками за веревки, Зорька резко стартовала и рванулась к грузовым воротам.

– Роланд! – закричала она. – Хватит возиться, пора уплывать! Садись на меня, позади Дейкстры есть еще одно место! Времени больше нет, ни один человек сам уже не выплывет, даже ты!

Около грузовых ворот творилось нечто непредставимое. Казалось, что вода кипит, только вместо пузырей здесь дергались и суетились люди, акулы и тюки с разнообразными грузами. Откуда-то из середины этого месива донесся гневный голос Буцефала:

– Зорька! Что ты говоришь?! Кто дал тебе право приказывать?!

– Нет времени разбираться, у кого какое право! – заорала Зорька в ответ. – Роланд! Не слушай старого дурака, слушай меня! Рыцари! Забирайтесь на акул и плывите прочь со всей силы! Ни один рыцарь сам уже не спасется, только акулы смогут вас вынести!

Из живой кучи вынырнул Росинант, к его спине были привязаны какие-то матери, а за брюшной плавник держался Роланд.

– Зорька, ты уверена? – спросил он.

– Уверена, – ответила Зорька.

Роланд больше не стал ни о чем спрашивать. Он ловко запрыгнул на спину Зорьки, вцепился в заднее седло и закричал:

– Всем, кто меня слышит! Всем на акул и прочь отсюда! Кто не успел, тот опоздал!

И добавил, уже тише:

– Зорька, вперед. Росинант, не отставай.

– Роланд не король! – завопил Буцефал. – Где Дуайт?!

Зорька ударила хвостом и рванулась вверх, обходя вершину скалы по широкой дуге, очевидно, чтобы скала прикрыла ее и наездников от грядущей ярости вылупляющегося вулкана. Дейкстра ожидал, что Росинант обгонит ее и займет место лидера, но акул пристроился в хвостовую струю своей подруги. Дейкстра запоздало сообразил, что Росинант несет более тяжелый груз.

– Все помрут, – горестно пробормотал Роланд. – Конец племени. Как глупо…

– Молодые и сильные выживут, – возразила Зорька.

– Ты кого имеешь в виду? – спросил Дейкстра.

Роланд рассмеялся неприятным истерическим смехом и сказал:

– Не придирайся к словам, мудрец. Лучше порадуйся, что впервые занял королевское место во главе строя.

– Было бы чему радоваться, – проворчал Дейкстра.

И в этот момент новый вулкан вылупился и начал извергаться.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ИЗВЕРЖЕНИЕ

1

Вся задняя полусфера видимого Дейкстрой мира вспыхнула ярчайшим белым светом. Никогда раньше мудрецу не доводилось наблюдать ничего подобного, и ни в одном из известных ему преданий ни о чем подобном тоже не говорилось. Казалось, вселенная исчезла, осталась только белая тьма (да, это глупо звучит, тьма белой не бывает, но по-другому не скажешь), и жуткие вибрации, порожденные этой тьмой, отозвались острой болью в костях клюва и в маленьких коготках, окружающие присоски на руках. Белая тьма окружила рыцарскую скалу, и скала выступала на ее фоне черным акульим зубом, угрожающе направленным в ледяное небо. Но так было лишь в первые секунды извержения, а потом страшные звуковые волны обтекли скалу с обеих сторон, и белая тьма заполнила всю вселенную безраздельно.

Веревки, удерживающие Дейкстру на спине Зорьки, натянулись и затрещали. Треск этот ощущался только руками, антенна же, ослепленная белой тьмой, не видела и не слышала ничего. Равномерные толчки Зорькиного тела перестали быть равномерными, акула задергалась, тщетно пытаясь удержать курс в нарастающем хаосе водных потоков.

Могучая волна ударила, рванула и закрутила, Дейкстра перестал понимать, где верх, а где низ. Какая-то веревка лопнула, ее конец больно ударил по краю мантии, вероятно, потекла кровь, но Дейкстра не знал этого точно, да и не слишком это важно. В том ужасе, что творится вокруг, кровоточащая рана – не самая большая беда.

Лопнула еще одна веревка, затем еще одна. Бесформенная рука воды проникла между Зорькой и Дейкстрой, напряглась и сбросила человека с акульей спины. А в следующую секунду могучий удар стихии отбросил Дейкстру в сторону, он не понимал, в какую именно. Возможно, Зорька случайно ударила его хвостом, а может, это была просто волна, Дейкстра не понимал этого и не пытался понять. Он поджал все руки, прикрыл жаберные щели и свернулся в клубок, прижимая к надклювью сумку с дарами неба. Странно, но единственным желанием Дейкстры было удержать эту сумку, не дать бешеным порывам течений вырвать ее из рук и унести прочь. Казалось бы, какую ценность могут представлять волшебные камни, если весь мир рушится? Будь Дейкстра способен здраво размышлять, он не упустил бы случая занять мозг этой занятной философской задачей, но сейчас мудрец был настолько ошеломлен, что его разум был пуст и лишен мыслей, как у безмозглого червя или растения.

А потом Дейкстра заметил, что белая мгла уступила место серому хаосу. Маленькие и большие волны мерцали и грохотали, сталкивались одна с другой, и порожденный ими хаос заполнил весь мир. Однако стало ясно, что основная волна прошла мимо, и Дейкстра выжил после ее удара.

Прошло еще некоторое время, и Дейкстра решился расправить руки и осмотреться. Он дрейфовал в мутной воде, совершенно непонятно было, верхние это воды или нижние, вокруг было тепло и мутно, как обычно бывает у самой земли, но сейчас извержение перемешало все слои океана. Промелькнуло маленькое и тщедушное тельце какого-то червяка, но непонятно было, жив этот червяк или мертв, какого он вида, и червяк ли это вообще. Крупной живности нигде не было видно, несколько раз Дейкстре казалось, что он видит вспышку чужой антенны, но уверенности в этом не было. Когда вокруг безостановочно вспыхивают и гаснут сталкивающиеся волны, нельзя быть уверенным вообще ни в чем.

В какой-то момент Дейкстра почувствовал, что вода стала мутнее. Видимо, он медленно опускается вниз и земля уже близко, пора прекращать дрейф, так недолго и жабры испортить. Дейкстра поплыл вверх, работая мантийными мышцами.

Вскоре он убедился, что правильно определил, где верх, а где низ. Мути стало меньше, стали различимы характерные фиолетовые вспышки антенн, одна из них приблизилась к Дейкстре, и вскоре мудрец разглядел ее владельца. Это был крупный тунец, выглядевший здоровым, но до полусмерти напуганным. Он окинул Дейкстру бешеным взглядом, круто развернулся и умчался прочь.

Дейкстра посмотрел вниз. Грзяь постепенно оседала, мутные воды отделились от прозрачных, сверху это выглядело так, как будто над настоящей землей выросла еще одна поверхность, нечеткая и полупрозрачная. По ней пробегали волны, но теперь у них не было четко выраженного источника, они хаотически перемещались в разных направлениях, сталкивались, пересекались и рассеивались в соответствии с законами естества.

Никаких знакомых ориентиров вокруг не было. Если, конечно, не считать вулкана, его оранжевое свечение, пробивающееся из-под мутного одеяла, не перепутаешь ни с чем. Но неподалеку от вулкана стоит рыцарская скала, ее видно издалека и отсюда ее точно должно быть видно. Однако не видно. Может, волна извержения унесла мудреца дальше, чем он предполагал, и этот вулкан – другой вулкан? Нет, это невозможно, не настолько быстрым было течение. Или все-таки настолько?

Дейкстра поднялся еще выше и осмотрелся по сторонам. Вся земля, насколько хватает зрения, залита мутной грязью, под ней угадывается вулкан, и больше ничего. И никого вокруг: ни человека, ни акула, только испуганные рыбки снуют туда-сюда. И нигде не видно рыцарской скалы.

Мутное облако над вулканом стало менять форму, оно вспучивалось большим горбом, вскоре он отделился от основного облака и стал медленно подниматься, издали это выглядело так, как будто в горячих пустошах с неимоверной скоростью растет огромный гриб, плоть которого соткана не из грибных нитей, а из мути и грязи. Дейкстра расслабил руки и мантию, лег в дрейф и наблюдал за растущим грибом, как зачарованный. Вот его шляпка поднялась до уровня Дейкстры, вот она еще выше, вот в мутном покрывале, укутавшем землю, обозначились сливающиеся и переплетающиеся полосы. Эти полосы шевелятся и перетекают, понятно, кстати, что это за полосы – так в мутной воде выглядит придонное течение, засасывающее воду в восходящий столб, что вздымается над вулканическим жерлом. Да, точно, это начал восстанавливаться восходящий поток, разрушенный извержением. Извержение закончилось, мир возвращается к прежнему состоянию. Тем, кто выжил, больше ничто не грозит. Но куда подевалась рыцарская скала? И куда подевались люди и акулы? Где Роланд, Джейн, Росинант, Зорька?

Дейкстра заметил, что слабое течение несет его к вулкану. Ну и пусть.

 

2

Когда мир потонул во всепоглощающей вспышке, Роланд понял, что он недооценивал силу и мощь грядущего извержения. Знай он, что все обернется так, он не стал бы тратить время в бесплодных попытках спасти племя. В катастрофе такого масштаба племя спасти невозможно, надо было не препираться с Дуайтом и Буцефалом, не перенапрягать антенну и мозг бесполезными приказами, а собрать всех, кто реально дорог, и уплыть прочь, предоставив остальных членов племени их собственной судьбе. Сейчас они с Дейкстрой и Джейн наблюдали бы редкое природное явление с безопасного расстояния, где ничто не угрожало бы их жизням. Впрочем…

Нет, он все сделал правильно. Не всегда можно руководствоваться только здравым смыслом, иногда приходится делать глупости просто потому, что так принято. Самец-ползун может считать брачный танец глупым, но если он откажется исполнять его, ни одна самка не позволит ему оплодотворить ее яйца. Самка-ползун тоже может считать брачный танец глупым и отвратительным, но если она умна, она будет держать это мнение при себе. Потому что самцы твердо знают: хочешь понравиться самке – танцуй, а если твой танец самке не нравится, значит, ты ей не подходишь, ищи другую самку и танцуй для нее. А если самке не нравятся танцы вообще – это, наверное, какая-то странная самка, лучше не тратить свое семя на ее яйца, потому что из них вылупятся такие же странные дети, а кому хочется стать отцом странных детей? А если умная самка вдруг встретит случайно умного самца, разделяющего ее мнение о бесполезности брачных танцев, он станцует для нее, она сделает вид, что восхищена, она отложит яйца, он оплодотворит их и уйдет, и никогда не узнает, что только что встретил ту самую самку, которую искал всю жизнь. Он будет говорить "все бабы дуры" и будет искренне считать, что он прав. А самка будет говорить "все мужики черви" и тоже будет считать, что права. Потому что мало кто решается сознательно нарушить традицию, а из тех, кто все же решается, редко кому удается добиться чего-то осмысленного своей отчаянной попыткой.

Этот классический отрывок из рассуждений Ахо Мудрого, помнится, Дейкстра заставлял юного Роланда заучить наизусть. Тогда Роланд полагал, что в рассуждениях Ахо речь идет только о ползунах, но с возрастом, ему открылось, что многие из этих рассуждений применимы и к людям. Каждый человек рано или поздно встает перед выбором: бросить вызов обычаям или станцевать-таки бесполезный и ненужный танец, делая вид, что все хорошо. Чаще всего человек делает второй выбор, потому что, бросая вызов традициям, надо думать не только о том, мудро ли ты поступаешь, но и о том, как оценят твой поступок другие люди. А совершая бесполезные ритуалы, думать не надо. И иногда, даже если ты понимаешь, что твое действие суть бессмысленный ритуал, лучше провести его как положено, чем потом объяснять товарищам, почему ты пренебрег тем, что, по их мнению, нужно было сделать.

Час или два тому назад Роланд попытался бросить вызов обычаям. Он ясно видел, что бессмысленная склока, затеянная Дуайтом, ставит племя перед угрозой гибели, что нужно немедленно прервать поток гневных и оскорбительных слов, источаемых королевской антенной, и что это нужно сделать любыми средствами. И тогда Роланд обнажил небесный меч, и заколол брата, и вырезал его семя, и отдал его леди Джейн.

Тогда это решение казалось Роланду единственно верным. Мудрец Дейкстра одобрил поступок Роланда, и Зорька, разумная не по породе, тоже одобрила. Ошибка Роланда состояла в том, что он не принял в расчет тугодумного Буцефала. И отсюда следует второй урок: перед тем, как нарушить обычай, надо хорошо подумать. Очень хорошо подумать, не ограничиваться поверностными рассуждениями, а изучить всю проблему до самых потаенных глубин, осознать во всей полноте, и лишь тогда принимать решение, разумное и взвешенное. И, скорее всего, это решение будет таким: сейчас обычай нарушать не нужно.

Размышления Роланда прервал голос Росинанта:

– Хозяин, ты уснул или умер?

– Ни то, ни другое, – ответил Роланд. – Просто задумался.

Он расправил антенну, наполнив ее кровью, и огляделся по сторонам. Вокруг расстилались верхние воды, было холодно, но терпимо. Далеко внизу маленьким оранжевым диском виднелся вулкан, края диска были рваными и нечеткими, это оттого, что жерло затянуто сверху толстым облаком поднятой с земли мути. Из-за этого не разглядеть, какое жерло сейчас извергает горячую воду с пузырями – старое или новое. Впрочем, расстояние между ними невелико, а значит, и разница невелика. Однако высоко акулы забрались. Как они только сумели?

– Молодец, Росинант, – похвалил Роланд акула. – Честно признаюсь, я не ждал, что мы спасемся. Мне казалось, вынести наездников из такого ада не в акульих силах.

– Спасибо, хозяин, – отозвался акул. – Это Зорька придумала. Она умная и любимая.

– Спасибо, милый, – произнесла Зорька, улыбнувшись. – Правда, Роланд, я хорошо придумала?

– Правда, – согласился Роланд. – А что именно ты придумала? Я, понимаешь, так испугался, что скукожил антенну и ничего не видел, пока воды не успокоились.

Зорька и Росинант синхронно захихикали. Они восприняли последние слова как шутку, Роланд уже привык, что когда он признается в трусости, никто ему не верит. А ведь это правда, Роланд действительно подвержен позорному чувству страха намного сильнее, чем это позволяют пределы допустимого для рыцаря. Раньше, когда Роланд был юн, он никогда не говорил вслух, что его отчаянная храбрость, которой восхищались многие взрослые – вовсе не храбрость, а расчет. Что на самом деле, бросаясь в рискованный перехват уходящего от охотников косяка, он боится до дрожи в присосках, но его разум понимает, что реальная опасность не так велика, как полагает глупое тело, но, все равно, тело трясется от страха, и это позор. Как-то однажды Роланд признался в своем позоре, просто проболтался, думая о другом, и тогда взрослые рыцари стали смеяться, и Роланд чуть не умер от стыда, прежде чем понял, что смеются они не над ним, а над тем, что они посчитали удачной шуткой. И тогда Роланд впервые понял, что признание в позоре само по себе не позор. Жаль, что Дуайт этого так и не понял. Если бы он мог сказать: "Знаете, братья и племянники, меня сегодня так напугал травоед, что я чуть не обгадился"…

– Не спи, Роланд, – сказала Зорька. – Дейкстра, разбуди Роланда!

– Дейкстра нет, – сказал Росинант.

Только в этот момент до Роланда дошло, что перед ним больше нет мудреца. Странно, что он не заметил, как это произошло. Надо же было так испугаться…

– Дейкстра нет, – повторил Роланд. – Дейкстра потерялся.

– Я видела, как он упал, – подала голос Джейн. – Это было, когда Зорька пошла свечкой вверх, я пыталась кричать…

– Резко было, – прокомментировал Росинант. – Я первый не решился.

– Тогда бы нас всех накрыло мутью, – сказала Зорька. – Вам, людям, хорошо, вы к мути привычные…

– Но-но! – машинально прикрикнул на акулу Роланд и подумал, что теперь, когда от всего племени остался один-единственный разумный человек (Джейн не в счет, она скоро утратит разум), глупо обижаться на сравнение с травоедом. Тем более что Зорька права, рыцарские жабры хоть и не так привычны к мути, как травоедские, но все равно гораздо менее чувствительны к ней, чем акульи.

– Роланд! – позвала Джейн. – Слышишь, Фиона попискивает? Может, посмотришь, что с ней случилось? Может, яйца растеряла, не попусти Джа.

– Сейчас посмотрю, – сказал Роланд. – Росинант, останавливайся, я слезу. Джейн, ты тоже слезай, поплаваешь, разомнешься.

Джейн с сомнением посмотрела вниз.

– Страшно, – сказала она. – Я никогда так высоко не плавала.

– Не бойся, – сказал Роланд. – Я тебя поймаю, если что.

А про себя подумал, что только тот, кому все равно, что думают о нем другие, обладает достаточной душевной силой, чтобы признаться в собственной трусости. Герой, ставший легендой еще при жизни, в чем-то подобен молодой матери, чей разум готов погрузиться в пучину безразличия. Оба стоят вне законов и обычаев, к ним обоим неприменимы обычные мерила и правила. И кто может однозначно сказать, хорошо это или плохо? Сам Роланд мог сказать по этому поводу только одно – это интересно.

 

3

Дейкстра медленно приближался к вулкану, постепенно опускаясь по мере того, как оседала муть, поднятая извержением. Он не шевелил ни руками, ни мантией, его вполне устраивало, куда и с какой скоростью течение влечет его тело. Он плыл в слегка нисходящем, почти горизонтальном потоке, и наблюдал.

Извержение было колоссальным. Ни в одном предании не упоминалось ничего подобного, и Дейкстра знал, почему. Потому что после таких катастроф не остается свидетелей. Он сам – редчайшее исключение, его спасло то, что в момент первого, самого мощного взрыва рыцарская скала прикрыла его от разрушительного удара взрывной волны. Его спасло то, что веревки порвались. Оставайся он на спине Зорьки до конца, сейчас он совершал бы свой последний путь в страну мертвых. Последние секунды перед катастрофой не отложились в памяти Дейкстры, но он твердо помнил, что они поднимались, а значит, первая волна, ударившая их, должна была выбросить акул и наездников из спасительного убежища в тени скалы и швырнуть в пучину буйства стихий, где у них не было никаких шансов. Точнее, один шанс был, но призрачный – резко рвануться вверх и подниматься вертикально с максимально возможной скоростью, чтобы выйти из опасной зоны до того, как две половинки волны, обтекающие скалу с разных сторон, сольются воедино. В момент этого столкновения они взрываются чудовищным хаосом мелких, но очень злых вихрей, каждый из которых обладает достаточной силой, чтобы сломать акулий позвоночник, подобно тому, как плоскобрюхий сом ломает челюстями ветви кустарников, добираясь до сочной мякоти, скрытой под толстой и жесткой оболочкой. Дейкстра смутно припоминал, что перед тем, как веревки не выдержали, Зорька совершила резкий маневр, но куда он был направлен, Дейкстра не понял. К этому времени он был ослеплен, оглушен и ничего не соображал, не понимал даже, где верх, а где низ.

Муть постепенно оседала, и в какой-то момент Дейкстра понял, куда делась рыцарская скала, бывшая его домом всю жизнь, от самого вылупления. Скала была на месте, но она перестала быть скалой. Она разрушилась, превратилась в россыпь обломков, и в первый час после взрыва муть скрывала ее целиком, именно поэтому Дейкстра и не узнал сразу родные воды. Никуда его не отнесло, вулкан, зловеще алеющий под грязевым покровом – это тот самый вулкан, что давал тепло и пропитание бессчетным поколениям рыцарей и травоедов, а потом вдруг решил отобрать все, что дал, и забрал их жизни, оставив старого Дейкстру в одиночестве. В том, что Дейкстра остался один, сомнений уже не оставалось – если бы выжил кто-то еще, они бы давно проявили себя, времени прошло более чем достаточно.

Дейкстра опустился на каменную глыбу, ранее бывшую маленькой частью рыцарской скалы. Та поверхность, на которой он стоял, раньше была стеной какой-то внутренней пещеры, но неумолимая сила вулкана разломала камень, закрутила и вывернула наизнанку. Странно, что одна из декоративных тарелок не отвалилась, а по-прежнему занимает место на бывшей стене, украшая ее непонятно для кого. Дейкстра подплыл к ней и легонько ударил в ее центр концом передней руки. Звук был глухим и хриплым. Тогда Дейкстра стер с тарелки налипшую грязь, ударил еще раз, и на этот раз тарелка отозвалась мелодичным звоном. Дейкстра посмотрел на свою руку и увидел, что она вся в грязи. Посмотрел, обо что ее можно вытереть, не увидел ничего чистого, всплыл повыше, чтобы не испачкаться еще сильнее, и заплакал.

Он не стыдился своих слез. Некого больше стыдиться. Никто не видит его, некому обратиться к прославленному мудрецу с подобающими словами порицания. Никто не скажет с укоризной: "Какой пример ты подаешь подрастающему поколению?" Нет больше подрастающего поколения, да и подросшего поколения тоже нет, из всего племени остался один-единственный жалкий старик, и это тоже ненадолго.

Проплакавшись, Дейкстра опустился ниже, и некоторое время плавал вдоль каменных глыб, разглядывая картину смерти и разрушения. И чем больше он видел, тем яснее он понимал, что Джа не явит чуда, что эта катастрофа не оставила после себя выживших. Если не считать жалкого старика, не стыдящегося собственных слез.

Однажды перед Дейкстрой открылся узкий проход между скалами, он привычным жестом направил антенну к небу, собираясь оценить время до прилива (в час прилива только последний дурак заплывает в узкие проходы) и уткнулся взглядом в багровую точку небесного разлома, который на самом деле не разлом, а нечто непредставимое. Теперь разлом светил куда менее ярко, чем вечность назад, когда Роланд был жив, и они отправлялись в безумное путешествие на пленочных парусах. Тогда он думал, что этот поход войдет в предания, он не знал, что никаких преданий больше не будет, а память о роде человеческом уйдет вместе с последним из людей. Ахо, впрочем, однажды упоминал, что, вроде, когда-то давно какой-то акул однажды встретил другого акула, который сказал, что приплыл из далеких мест, где акулы тоже служат людям, но это совсем другие люди… Дейкстра не верил в это предание, оно выглядело в целом разумным и правдоподобным, кроме одной мелочи, которая, однако, разрушала все правдоподобие подчистую – акулы не настолько хорошо разговаривают. Когда акул начинает излагать нечто сложное, он говорит непонятно, его бессвязную речь можно понимать как угодно. Например, как красивую сказку о других людях, живущих где-то далеко. Очень хочется в нее верить, но незачем себе обманывать, Дейкстра слишком умен для этого. Нет больше людей, Дейкстра – последний.

Он не стал ничего вычислять, отвел взгляд от разлома и вплыл в проход, не думая об опасности. Его жизнь больше не стоит того, чтобы беречь ее. Если Джа будет угодно, чтобы последний человек во вселенной нашел свой конец под камнями, значит, так тому и быть. Это ничем не хуже, чем страна мертвых, Дейкстра побывал в ней и увидел собственной антенной, что в ней нет никакого дворца Импала, нет никаких вечных пиров, а есть одна лишь ледяная пустыня. И страшный небесный разлом.

Интересно, кстати, огненный червь вышел из разлома, и после этого разлом умерил свою яркость. Можно подумать, что сила, источаемая разломом, постоянна, и огненный червь – проводник этой силы. А еще можно подумать, что смысл разлома в том, чтобы огненный червь достиг вулкана, устроил извержение и стер травоедский род с лица земли, и вычистил рыцарский род из каменных пещер. Но так подумать может только несмышленный юнец, а не умудренный опытом рыцарь. Юношам, неспособным в охватить мысленным взглядом все многообразие природных процессов и явлений, всюду мерещатся невидимые и неощутимые разумные сущности. Василиски всякие… Чем, спрашивается, огненный червь, созданный для истребления рода человеческого, лучше рыбы-василиска, созданной для истребления чрезмерно любопытных акулят? И то, и другое – ерунда и детские сказки.

Проход сужался, теперь в нем нельзя плыть, можно только идти, перебирая руками по стенам. Хорошо, что стены здесь почти не испачканы, можно, кстати, обтереть грязную руку. Только осторожно, чтобы не пораниться, стены прохода полны острых граней, еще не сглаженных водными течениями.

Внимание Дейкстры привлек маленький округлый предмет на полу. Дейкстра присел, подцепил предмет двумя присосками, поднес к антенне и понял, что это яйцо. Человеческое яйцо, почти зрелое, рука явственно чувствовала, как под кожистой оболочкой шевелится и толкается уже не личинка-трохофора, а настоящий маленький человечек, которому не хватило считанных дней, чтобы вылупиться. Но он никогда не вылупится, ведь даже если Дейкстра поделится с ним теплом тела, кто даст ему вкусить материнской плоти, когда придет время вылупляться? Лучше тихо и безболезненно угаснуть в яйце от холода, чем биться в мучительных судорогах, не имея возможности оказать собственной матери последнюю почесть.

Дейкстра с силой отбросил яйцо в сторону, оно ударилось в стену, нерожденный младенец жалобно пискнул и стал плакать, тихо и безнадежно. Дейкстра скукожил антенну и обхватил голову руками, чтобы не слышать этого плача. И тоже заплакал.

Он понимал, что прилив приближается, что скалы, окружающие его, лежат неустойчиво, в час прилива они зашевелятся и погребут старого рыцаря, привыкшего называть себя мудрецом, точно так же, как они погребли нерожденного младенца, еще не освоившего разумной речи. Но старику было уже все равно.

 

4

– Ты не помнишь, когда Фиона отложила яйца? – спросил Роланд.

Джейн задумалась и поняла, что не помнит. Это было странно, глупо и нелепо, она ведь первая леди, она обязана помнить такие вещи наизусть. Неужели благословенное безумие уже начало подтачивать ее разум? Как же невовремя…

– Ее невылупившиеся младенцы еще не пищали? – продолжал спрашивать Роланд. – Ты не видела полос расщепления на оболочке ее яиц? Фиона, замолчи!

– Не кричи на нее, – сказала Джейн. – Ты ее обижаешь, а вместе с ней и меня, как женщину и мать.

– Извини, – сказал Роланд. – Но ее писк мешает сосредоточиться. Вспомни, Джейн, это важно. Если возраст ее яиц близок к возрасту яиц Яны или Кристины, я отберу у кого-нибудь из них одно яйцо, вручу его Фионе, и она успокоится.

Джейн подумала, что ослышалась.

– Что-что? – переспросила она. – Ты хочешь отобрать яйцо у одной матери и отдать другой? Ты действительно собираешься это сделать?

– Да, – ответил Роланд. – А что в этом такого? Тебя смущает, что это идет вразрез с обычаями?

– Ты так говоришь, будто тебя самого это не смущает! – возмутилась Джейн. – Это не просто обычай, это завет, установленный самим Джа! Он лично сказал Фейт, Хоуп и Кортни… Ты что, забыл это предание? У тебя в голове помутилось?

Это было настолько неестественно, что даже забавно – она, женщина-мать, которой положено быть глупой, вразумляет рыцаря-героя, который всего лишь ударился головой. Или вообще не ударился, а только перепугался. Роланд всегда любил шутить по поводу своей трусости. Может, это были не шутки?

Роланд загадочно улыбнулся и ответил:

– Может, и помутилось. Только мне кажется, что, наоборот, прояснилось. Сама подумай, Джейн, когда Джа разъяснял первым женщинам порядок ухода за яйцами, разве он рассказывал, что надо делать, если вулкан разрушил твое жилище и из всего племени остались в живых только несколько счастливчсиков? Я думаю, что правила, которые разъяснял Джа, касаются только обычной повседневной жизни, и тогда они разумны и приемлемы. Нельзя отбирать, подкладывать или подменять яйца, каждое яйцо – неотъмелемый орган материнского тела, и не имеет значения, прячется ли яйцо внутри или уже существует отдельно. Я правильно цитирую?

– Правильно, – подтвердила Джейн.

– Ну так вот, – продолжал Роланд. – Когда мать сидит в пещере и высиживает будущих детей, все эти правила разумны и потому обязательны к исполнению. Если матери будут бесконтрольно обмениваться яйцами, как потом мудрец и первая леди определят, глядя на вылупившихся детей, кто чья мать и кто чей отец? А если неизвестно, кто чьи родители, как потом планировать, кому с кем спариваться? Все правила подчиняются разумной цели.

– Все, что говорил Джа, разумно, – согласилась Джейн. – На то он и Джа.

– Ты права, – согласился Роланд. – Обычно все так и есть, но сейчас особый случай. Я внимательно осмотрю яйцо, предназначенное Фионе, и запомню его приметы. Оно будет находиться в кладке Фионы, но только временно, а когда младенцу придет время вылупляться, я верну яйцо обратно, в кладку истинной матери.

– А какой в этом смысл? – спросила Джейн. – Когда Фиона лишится последнего яйца повторно, она умрет. А иначе она умрет сегодня. Зачем мучить ее, давая ей несбыточную надежду?

– Ну… – пробормотал Роланд, немного подумал и вдруг сказал: – Ладно, замнем для ясности. Не буду я спорить с тобой, этот писк вполне можно потерпеть час-другой. Ты уже достаточно размялась, Джейн? Тогда садись обратно в седло, мы поплывем вниз. Муть почти осела, а когда мы доберемся до развалин скалы, она осядет совсем.

Джейн посмотрела вниз, и ее сердце сковал ужас. Внезапно она поняла то, что ее антенна отказывалась видеть, а разум отказывался понимать.

– Скалы больше нет? – спросила она. – Эти обломки – все, что от нее осталось?

Какое-то неуловимое мгновение у нее брезжила надежда, что Роланд сейчас улыбнется и радостно восликнет:

– Нет, что ты, Джейн! Как ты могла такое подумать? Конечно, наши дела плохи, но не до такой же степени!

Однако Роланд не улыбнулся, он смотрел на Джейн печально и горестно.

– Ты права, Джейн, – сказал он. – Скалы больше нет, пещер больше нет, и я боюсь, что мы с тобой – последние люди в племени.

– Последние люди во вселенной, – повторила Джейн.

– Нет, не во вселенной, – поправил ее Роланд. – В племени. Я полагаю, океан достаточно велик, чтобы вместить себя другие вулканы и другие племена. Сейчас мы спустимся к скале и осмотрим, что от нее осталось. Насколько я вижу отсюда, она непригодна для обитания, но это надо проверить. Если я не ошибаюсь, нам придется искать другой вулкан.

– Ты действительно в это веришь? – удивилась Джейн. – Это же детская сказка, в ней акулы разумно разговаривают.

Зорька глумливо фыркнула и сказала:

– Тогда мы с тобой тоже живем в детской сказке.

– Зорька умно говорит, – сказал Росинант.

А Роланд помолчал немного и сказал:

– Если не верить в детские сказки, то я не знаю, во что нам еще верить, когда заветы Джа утратили смысл.

– Заветы Джа не утратили смысл! – возмутилась Джейн.

– Как скажешь, – ответил Роланд. – Ладно, садись на Зорьку, поплывем вниз, а то холодать стало.

Зорька вдруг фыркнула еще раз и сказала:

– Роланд, я, кажется, поняла, зачем ты хочешь продлить жизнь Фионы.

– Держи свое понимание при себе, – посоветовал ей Роланд.

Зорька фыркнула в третий раз и больше ничего не говорила до самой земли.

 

5

Они достигли земли в час прилива. Это было странно, Роланду казалось, что от момента катастрофы прошло гораздо меньше времени. Роланд знал, что когда происходят невероятные события, ход времени меняется, это явление много раз упоминалось в преданиях, но во всех известных Роланду преданиях время только растягивалось, но никогда не сокращалось. Впрочем, все когда-то происходит впервые.

Рыцарская скала была разрушена до основания. Осматривая ее сверху, Роланд был готов увидеть нечто подобное, но не в таких масштабах. Он полагал, что хотя бы некоторые пещеры сохранили обитаемый вид, что хотя бы некоторые кладовые доступны, а обломки скалы смогут обеспечить приют одному мужчине и трем женщинам хотя бы на недолгое время. Но он был неправ.

То, что раньше было скалой, теперь представляло собой груду обломков, и большинство из них были невелики. Чудовищная волна не просто сломала и уронила скалу, но растерла ее буквально в порошок, ведь глыбы в два-три человеческих размаха рук – это порошок, если рассуждать в масштабах скалы. Роланд обратил внимание, что камни, составлявшие плоть скалы, тверды только в тех местах, которые раньше были наружным краем скалы, а ее внутренности по большей части были составлены из мягкого пористого камня с многочисленными пустотами внутри. На изломах камня отражался необычный узор, смутно напоминавший что-то уже виденное, Роланд долго не мог вспомнить, что именно, но в конце концов вспомнил. На травоедских землях, в тех местах, которые травоеды почему-то сочли непригодными для садов и посевов, иногда встречаются небольшие каменные горки, усеянные сверху маленькими растеньицами, которые травоеды называют кораллами. Камни, из которых составлены эти горки, покрыты точно таким же узором. Может, в незапамятные времена рыцарская скала была коралловой горкой, а потом неимоверно выросла и стала тем, чем стала? Нет, это невозможно, она бы не успела так вырасти за тот короткий промежуток времени, что прошел между сотворением мира и сотворением Джона и Дейзи. Жаль, что Дейкстра умер, будь он здесь, он бы наверняка сказал что-нибудь мудрое по этому поводу. Но сейчас он не мудрец, а бесчувстенное тело, неспешно плывущее в страну мертвых, в которой он уже побывал при жизни. Или, возможно, его бесчувственное тело погребено под обломками скалы. Но последнее вряд ли – насколько Роланд представлял картину катастрофы, Дейкстру должно было швырнуть волной не к скале, а в противоположную сторону.

Не все обломки были мелкими, некоторые были очень велики, но ни один из них не был достаточно велик, чтобы целиком вместить в себе даже небольшую пещеру. Жилища здесь явно не найти. Кое-где попадались соблазнительно выглядящие проходы, и не будь сейчас час прилива, Роланд, возможно, рискнул бы их обследовать, но сейчас это слишком опасно. Роланд сам видел, как здоровенная глыба вдруг пошатнулась и грузно осела вниз с оглушительным скрежетом, взметнув облако мутной жижи. Надо ждать конца прилива, а лучше вообще не ждать, потому что и так ясно, что ни живых людей, ни пищи здесь не найти. Все загажено грязью, принесенной волнами с травоедских полей. Или все-таки подождать? Может, случилось чудо, и какая-нибудь кладовая осталась неразрушенной? Хотя какое тут чудо…

– Да пошло оно! – воскликнул Роланд.

Он говорил вслух, хотя никто его не слушал. Это верный признак раздвоения личности, Роланд понимал это, но ему было начихать. В сложившихся обстоятельствах раздвоение личности – не самая большая беда.

Внезапно Роланд ощутил второй признак раздвоения личности, еще более верный. Несуществующий воображаемый собеседник ответил ему:

– Роланд, это ты?

Роланд огляделся по сторонам и не увидел никого, кроме одинокой барракуды, робко обгрызающей чьи-то мертвые руки, торчащие из-под большого камня. По-хорошему, надо бы ее отогнать, а тело вытащить и отправить в последний путь, но если каждую барракуду гонять, а каждое тело вытаскивать…

– Роланд, ты здесь? – не унимался несуществующий голос. – Кто здесь? Отзовись!

Внезапно голос изменил интонацию и произнес тихо и горестно:

– Послышалось.

– Нам двоим не могло послышаться одно и то же, – вмешался в разговор другой несуществующий голос. – Только, по-моему, это не Роланд, а Дуайт.

– Ты что! – воскликнул первый голос. – Роланд убил Дуайта мечом, ты забыл?

– Точно, забыл, – признался второй голос.

– Я безумен, – констатировал Роланд.

И тут оба голоса завопили наперебой, со страшной силой.

– Это точно Роланд! – кричали они. – Роланд, помоги нам! Выпусти нас! Мы заперты!

Только теперь Роланд понял, в чем дело, и почувствовал, что несуществующий камень, тяжким гнетом лежавший на его сердце, вдруг куда-то исчез.

– Я иду к вам, братья и племянники! – громогласно провозгласил Роланд. – Где вы?

Голоса замолчали. Роланд подумал, что они ему все же послышались, и он реально сходит с ума. И когда он почти утвердился в этом мнении, второй голос неуверенно произнес:

– Он сказал "братья и племянники"? Мне не послышалось?

– Тебе не послышалось, – объяснил ему первый голос. – Это ему послышалось, он не понял, с кем говорит.

И в этот момент Роланд окончательно все понял. Он расхохотался и громко спросил:

– Сантьяга, это ты? Где ты прячешься, червяк травоедский?

– Это я, Роланд, – отозвался первый голос. – Сейчас я буду стучать в камень, смотри внимательнее.

На краю бесформенной груды обломков, оставшейся от рыцарской скалы, один камень начал пульсировать тусклыми и блеклыми белыми вспышками.

– Вижу, – сказал Роланд.

Он подплыл поближе и обнаружил, что если просунуть в щель под камнем три руки, его можно раскачать. Лучше бы, конечно, просунуть четыре руки, но четвертая рука не пролезает, так что придется обходиться тремя. Получится ли?

Несмотря на то, что многие называли Роланда героем, необыкновенная сила никогда не входила в перечень его достоинств. Он ловок и проворен, особенно в обращении с оружием, он в полной мере обладает тем качеством, которое другие рыцари называют отчаянной храбростью, а сам он предпочитает называть здравой расчетливостью. Но он не силен, он всегда испытывал затруднения, расставляя пакеты с мясом на стеллажах хранилища, поначалу товарищи потешались над ним, но вскоре перестали, когда осознали, что Роланд, хоть и слаб, как молодая барракуда, но столь же ловок и зол в гневе, и эти качества проявляются в нем достаточно, чтобы не позволять другим издеваться над собой. Ну, и то качество, которое люди называют храбростью, тоже сыграло свою роль.

Здесь, однако, нужна грубая сила.

– Не получается, – сказал Роланд. – Сил не хватает.

– Попробуй еще раз, – посоветовал Сантьяга изнутри. – Хулио, помогай, толкай наружу!

Камень зашевелился, и вместе с ним зашевелился другой камень, лежащий на первом, и третий камень, лежащий на втором.

– Стойте! – крикнул Роланд. – Нельзя этот камень расшатывать, если он выпадет, тут обвал произойдет, вас совсем засыплет.

– Другого выхода нет, – спокойно ответил Сантьяга. – Придется рискнуть. Если мы не выйдем сейчас, мы не выйдем никогда. Давайте все вместе на счет три. Раз, два, три!

Роланд напрягся и потянул камень на себя изо всех своих невеликих сил.

– Без толку, – сказал Роланд.

– Он поддается, – донесся изнутри напряженный голос Хулио. – Сантьяга, попробуй с разбега. Роланд, тяни!

Роланд не стал возмущаться, что ничтожный травоед указывает рыцарю и герою, что ему следует делать. Роланд потянул, и внезапно камень поддался и стал заваливаться. Роланд подпрыгнул, вывернулся из-под камня, пробежал по его шероховатой поверхности снизу вверх, перепрыгнул на следующий камень, тот зашатался под руками, и в этот момент нечто большое и мягкое с силой ударило Роланда в голову и отбросило от скалы. Камни посыпались с грохотом, поднялось большое облако мути, в жабрах защипало, и Роланд быстро поплыл вверх. Сквозь грохот осыпающихся камней пробивались отчаянные крики несчастных травоедов, умирающих под обвалом. Ну что ж, их смерть станет относительно легкой, долго мучиться не придется.

– Роланд, подожди! – донесся сзади голос Сантьяги.

Роланд обернулся и увидел, что травоед плывет следом. Точнее сказать, он пытается плыть, мантия движется нескоординированно, а руки болтаются, как веревки, и мешают движению.

– Тебе везет, Сантьяга, – сказал Роланд. – Кроме тебя, кто-нибудь выбрался?

Сантьяга не ответил. Роланд присмотрелся к нему внимательнее и понял, что травоед плачет.

 

6

Сам того не заметив, Дейкстра задремал. Он понял это, когда камень, к которому он прислонился затылком, вздрогнул и зашевелился. По коридору пронесся ветерок течения, мудрец встрепенулся, расправил антенну и увидел, что стены и потолок раскачиваются, и амплитуда этих колебаний постепенно нарастает. Дейкстра вскочил на ноги, быстро пробежал по коридору до самого выхода, выскочил наружу, отплыл на безопасное расстояние от шатающейся груды камней, и только после этого сообразил, что происходит. Он печально рассмеялся и сказал, обращаясь непонятно к кому:

– Воистину я старый дурак, мне пора отправляться в страну мертвых. Я забрался под камни в поисках смерти, а когда смерть поприветствовала меня, убежал в страхе. Я старый дурак.

Дейкстра немного подумал и добавил:

– К тому же, я страдаю раздвоением личности.

Над грудой камней поднималось мутное облако. Судя по всему, на противоположной стороне случился большой обвал, и те колебания, которых испугался Дейкстра, были его далекими отзвуками. Мудрецу показалось, что сквозь грохот падающих камней пробиваются человеческие крики, но это, наверное, только показалось. С такого расстояния человеческую речь толком не расслышать.

Муть перевалила через вершину каменной кучи и начала опускаться, грозя накрыть Дейкстру вонючим облаком. Дейкстра заработал мантией, поднимаясь выше. Его внимание привлек стройный рыбий силуэт в вышине. Он похож на акула, но откуда здесь взяться акулу? Скорее, это очень крупная барракуда, скоро их соберется здесь очень много, их привлечет запах смерти из-под руин.

Большая рыба заметила Дейкстру и поплыла навстречу. Игла страха кольнула сердце – один и без оружия он не то чтобы совсем беззащитен, но ничего хорошего встреча с барракудой такого размера не сулит. Меч бы сюда…

Дейкстра открыл сумку, вытащил камень-василиск, нажал на нужный выступ, и из камня выскочили смертоносные усики. Дейкстра положил присоску на второй выступ камня и громко сказал, обращаясь к барракуде:

– Иди сюда, красавица! Сейчас я тебя кое-чем угощу!

Рыба ответила ему:

– Дейкстра, ты еще более близорук, чем я думала! Это я, Зорька.

– Зорька, ты жива! – воскликнул Дейкстра. – А что с Роландом, Джейн, Росинантом?

– Все живы, – ответила Зорька. – Только за Роланда я боюсь, он поплыл вниз, осмотреть скалу, и тут как раз обвал случился…

Пока Зорька произносила эти слова, ее плавники были расслаблены, и она медленно опускалась. Когда она опустилась достаточно низко, Дейкстра увидел, что на ее спине сидит Джейн и еще одна женщина, ее, кажется, зовут Фиона.

– Дейкстра, садись рядом со мной, не будем терять времени, нам надо искать Роланда, – сказала Джейн.

Дейкстра с сомнением посмотрел на камень-василиск, который держал в руках.

– Сложи усики о мой бок, – предложила Зорька. – Только не выпускай смерть наружу. Мы хоть и знаем, что этот камень не всегда убивает акул, но лучше не рисковать.

Дейкстра перехватил камень, чтобы не нажать случайно на смертоносный выступ, уткнул усики в бок Зорьки, надавил, и они ушли внутрь камня, издав негромкий щелчок. Интересно, как они там помещаются?

– А зачем ты вообще достал этот камень? – спросила Джейн.

– Мне показалось, что это не Зорька, а очень большая барракуда, – ответил Дейкстра. – Я засомневался, что смогу задушить ее голыми руками, а меча у меня нет.

– Мечей у нас хватает, – сказала Джейн. – Роланд взял с собой свой небесный меч, и еще твой прихватил. А меч Дуайта таскал в зубах Буцефал, а когда ты ткнул его камнем-василиском, Буцефал его выронил, а Зорька перехватила.

– Дейкстра, ты был внизу? – спросила Зорька. – Там сохранились пещеры, в которых вы, люди, можете жить?

– Нет, – ответил Дейкстра. – Скала рассыпалась на мелкие камни, кое-где между ними есть щели, в которые может пролезть человек, но жить там нельзя. К тому же, камни еще не улеглись окончательно, время от времени происходят обвалы. Там очень опасно.

– Вижу Роланда, – неожиданно сказал Росинант. – Внизу, над облаком. Их двое.

– Точно! – воскликнула Зорька. – Только я никак не пойму, кто с ним второй.

Дейкстра вгляделся туда, куда смотрели его товарищи, и ничего не увидел, кроме расплывчатых теней. Тяжело быть близоруким.

– Это ребенок, по-моему, – сказала Джейн. – Какой-то он маленький и короткорукий.

– Не ребенок, а травоед, – поправила ее Зорька.

– Но он плывет, – удивилась Джейн. – Травоеды не плавают.

– Это, наверное, Сантьяга, – сказала Зорька. – Либо его племянник Ортега. Они умеют плавать, хотя и не очень хорошо. Да, это Сантьяга, теперь точно вижу.

Дейкстра подумал, что мир несправедлив. Травоед Сантьяга восстал против установленного порядка вещей, оскорбил короля и вызвал в племени смуту, из-за которой люди не смогли вовремя покинуть жилище, когда пришло время извержения. По всем правилам, Сантьяга должен был понести наказание, но реально наказание понес Дуайт. Несправедливо, что Сантьяга жив, а Дуайт мертв, и вдвойне несправедливо, что Дуайт принял смерть от меча собственного брата. А Роланд плывет рядом с преступником и непринужденно болтает с ним, как будто ничего особенного не произошло. Ничего, сейчас они подплывут поближе, и Дейкстра объяснит им, что он думает о творящемся здесь непотребстве.

 

7

Когда вулкан вылупился, Сантьяга находился в центре котловины, в самом глубоком ее месте, это спасло ему жизнь. И еще ему очень помогло необычное для травоеда умение плавать. Земля задрожала, камни расступились, под руками, откуда ни возьмись, возникла глубокая трещина, Хулио закричал в ужасе, Сантьяга схватил его за две руки и дернул вверх, трещина тут же закрылась, но Хулио был уже в безопасности.

– Я твой должник, – сказал Хулио, и это были последние слова, которые услышал Сантьяга перед тем, как их настигла волна.

Тьма верхних вод озарилась белым шумом, и этот шум не имел никакого конкретного источника, а исходил отовсюду. Гигантская глыба рыцарской скалы, нависающая над головами, стала единственным темным пятном в безбрежном океане шума, гула и рокота. А потом со дна поднялась муть, и зрение отказало.

Волны и вихри швыряли Сантьягу из стороны в сторону, то и дело норовя ударить о землю, угрожающе скалящуюся десятками и сотнями трещин, открывающихся и закрывающихся, словно жадные рты барракуд. Сантьяга изо всех сил пытался подняться выше, но все, что ему удавалось – держаться от земли на некотором небольшом расстоянии. Будь Сантьяга рыцарем, он легко бы всплыл в безопасные воды, но Сантьяга был травоедом, а куцая мантия травоеда такого не позволяет. То, что он способен отрываться от земли и плыть не по воле течений, а управляя направлением и скоростью – само по себе большое достижение для травоеда.

В какой-то момент Сантьяга заметил, что все еще держит Хулио за одну руку. Сантьяга усмехнулся и расслабил присоски, но Хулио не отцепился, а ухватился за Сантьягу еще двумя руками и теперь Сантьяга вообще не мог плыть.

Он закричал, но не услышал собственного крика. Белый шум бушевал повсюду, он заглушал все, антенна не воспринимала ничего определенного, у Сантьяги работали только два чувства – обоняние и осязание. От обоняния, впрочем, большой пользы не было, ноздри ощущали только мерзкую вонь взбаламученной грязи, пропитавшего, казалось, весь океан. Мир Сантьяги сузился до трех рук Хулио, вцепившихся в него мертвой хваткой.

Они опускались, земля приближалась, и вместе с ней приближался конец. Либо очередная трещина похоронит их заживо, либо очередная волна разобьет головы о камни, будущее сузилось до этих двух вариантов, и, казалось, третьего быть не может. Но Сантьяга был неправ, третий вариант существовал, и когда он исполнился, Сантьяга понял, что Хулио не погубил его, а, наоборот, спас.

Порыв нисходящего течения развеял муть, и Сантьяга увидел, что рыцарская скала, ранее стоявшая несокрушимым исполином посреди бушующих вод, утратила свою несокрушимость. Теперь ее основание пересекал большой горизонтальный разлом, от него ответвлялись более тонкие линии вертикальных разломов, а от них, в свою очередь, отходили еще более тонкие трещины. Это было похоже на обычную картину небесного разлома, но она разворачивалась не на недостижимо далекой небесной глади, а совсем рядом, почти над головой, и это было страшно. А потом Сантьяга с ужасом понял, что это не просто линии разлома, вся скала утрачивает целостность, рассыпается на отдельные каменные глыбы, и эти глыбы вот-вот накроют котловину, и уничтожат в ней все живое. И станет она местом последнего пристанища для всего племени травоедов. Не придется им пировать в стране мертвых, их посмертная жизнь будет уныла и безрадостна. Но виноват в этом не Сантьяга, не его стремление нарушить принятый порядок вещей и поставить народ травоедов вровень с народом рыцарей. Виноваты слепые силы природы, положившие конец этому благородному стремлению, а заодно и всему травоедскому роду. Мелькнула нелепая злорадная мысль: теперь рыцарям самим придется выращивать устриц и веревочные кусты, и вообще делать всю грязную работу, которую они раньше сваливали на травоедов.

Течение увлекло Сантьягу и Хулио вниз, их снова поглотило мутное облако, и вскоре Сантьяга почувствовал, как тело Хулио ударилось о землю. Не о камень, как опасался Сантьяга, а о мягкий песок, он ощутил это, когда их сцепившиеся тела закрутило и понесло по осыпающемуся склону вниз, в глубокую расселину. "Вот и конец", подумал Сантьяга. А потом вода ударила сверху, вминая тело в песок, и Сантьяга перестал думать и чувствовать.

Он не знал, сколько прошло времени. В какой-то момент он очнулся, потому что верный друг Хулио дергал и тормошил его, возвращая из безмолвной пустоты забытья.

– Я жив? – спросил Сантьяга.

– Жив, – ответил Хулио. – Но это ненадолго.

Сантьяга огляделся и понял, что друг прав, это ненадолго. Они лежали на дне узкой трещины, а сверху ее перекрывала здоровенная каменная глыба.

– Мы замурованы, – сказал Сантьяга. – Мы будем жить до тех пор, пока вода в этой пещере не лишится жизненной силы.

– Ты не совсем прав, – возразил Хулио. – Мы действительно замурованы, но вон там, – он указал рукой, – в стене есть узкие щели. Вода пещеры сообщается с водой океана, и оттуда поступает достаточно жизненной силы. Мы не задохнемся, а умрем от голода. Я умру первым.

Сантьяга продул жабры, это прозвучало как печальный вздох. Хулио думает, что сделает хорошее дело, принеся собственное тело в жертву тому, кого раньше называл королем. Но хорошее ли дело продлять страдания, если конец очевиден и неизбежен?

Сантьяга осторожно вытянул руки, напряг и расслабил присоски, пошевелил складками мантии. Как это ни удивительно, он почти не пострадал, открытых ран не было, а ушибы – ерунда. Антенна работала не совсем четко, но это обычное дело после контузии. А контузия была неслабая, раз под ударом этой глыбы камень так сильно растрескался. Неудивительно, что Сантьяга потерял сознание.

Он подошел к тому месту, на которое указал Хулио, когда говорил про трещины. Да, все верно, трещины есть, через них поступает чистая освежающая вода и через них же удаляется вода затхлая и несвежая, прошедшая сквозь человеческие жабры. Поток довольно сильный, похоже, что пещеру отделяет от океана не очень толстый слой камня. Гм… Похоже, это даже не слой камня, а один-единственный камень, вот этот. А если попробовать его расшатать?

Сантьяга вцепился двумя руками в одну стену, тремя руками в противоположную стену, а оставшимися тремя руками – в подозрительный камень. Напрягся, поднатужился, потянул изо всех сил, но ничего не произошло.

– Хулио, помоги мне, – приказал Сантьяга.

Вдвоем они достигли немного большего – камень покачнулся. Сверху посыпался песок и мелкие камешки.

– Достаточно, – сказал Сантьяга. – Я уже вижу, нам здесь не выбраться. Если выбить этот камень, произойдет обвал, и мы погибнем на месте.

– По-моему, лучше погибнуть на месте, чем долго чахнуть от голода, – сказал Хулио.

Сантьяга задумался.

– Сдается мне, ты прав, – сказал он, закончив размышление. – Хуже не будет. Давай толкать.

Они толкали камень до тех пор, пока не выбились из сил. Камень оставался на месте. Когда они толкали его, он смещался, но стоило ослабить напор, как он немедленно возвращался на место. Объединенных сил двух измученных людей не хватило, чтобы выбраться из ловушки.

Потом они долго лежали на полу, собираясь с новыми силами. А потом снова толкали этот проклятый камень, и снова безуспешно. А потом Сантьяга сказал:

– Сдается мне, единственное время, когда этот камень можно вытолкнуть – час прилива. Как думаешь, как скоро он придет?

– Понятия не имею, – ответил Хулио. – Внутренний счет времени я потерял, а предвестники прилива отсюда не разглядеть.

Некоторое время они молчали. А потом неведомо откуда вдруг донесся странно знакомый голос, воскликнувший:

– Да пошло оно!

 

8

– Ого! – сказал Дейкстра. – Росинант, Зорька, надо подняться чуть выше. Внизу обвал, муть поднимается.

– Муть утомила, – сказал Росинант и зашевелил хвостом.

Джейн перегнулась через спину Росинанта и посмотрела вниз. Камни, ранее бывшие рыцарской скалой, будто ожили, они шевелились и оседали, некоторые отделялись от общей кучи и катились вниз по склонам.

– Там внизу Роланд! – воскликнула Джейн.

– Мы ничем ему не поможем, – сказал ей Дейкстра. – Роланд ловок, он увернется от падающих камней. А если не увернется, то никто из нас тоже не увернется.

Фиона проснулась и снова начала скулить. Ее тонкий голубой писк сильно действовал на нервы.

– Замолчи, Фиона! – крикнула Джейн.

– Дейкстра, дай ей какое-нибудь яйцо, – посоветовала Зорька. – Меня ее писк тоже утомил.

– Я бы давно уже дал, но Джейн запретила, – сказал Дейкстра.

– Джейн не твой король, – заметила Зорька.

– Я знаю, – сказал Дейкстра. – Однако я считаю недопустимым расстраивать ее без очень веских причин.

– Как знаешь, – сказала Зорька. – Может, ты и прав, может, нам и не придется голодать.

– Зорька! – воскликнул Дейкстра.

– Ой, – сказала Зорька. – Вечно я болтаю лишнее.

– Моя Зорька любит говорить, – подтвердил Росинант.

И в этот момент Джейн поняла, что имели в виду Дейкстра и Роланд, когда обсуждали, дать Фионе чужое яйцо или не дать. Как же это чудовищно! Она крутила эту мысль в мозгу так и эдак, и никак не могла поверить, что мудрый Дейкстра и благородный Роланд могли на полном серьезе обсуждать такую гнусность. Роланд, правда, устыдился и замял разговор, но Дейкстра, похоже, вообще ничего не стыдится! Как ему только могла придти в голову подобная мерзость!

– Люди не едят людей! – воскликнула Джейн. – Сам Джа лично передал первым людям этот завет, и не тебе нарушать его волю! Неисчислимые бедствия повлечет за собой это преступление!

Дейкстра ответил на обвинение такими словами:

– Неисчислимые бедствия уже произошли, и я не представляю, что может стать хуже, чем то, что уже случилось. Скорее всего, человеческий род доживает последние дни. И я считаю, что мы, последние люди, должны сохранить и продолжить свой род любыми средствами, какими бы они ни были. Я не считаю, что заветы Джа сохраняют смысл. Не знаю, случилось ли пробуждение вулкана по воле Джа или нет…

– Каждая чешуйка, слетающая с рыбьего тела, слетает по воле Джа! – перебила его Джейн.

– Да, я тоже знаю эту пословицу, – сказал Дейкстра. – Однако… Ну ладно, допустим, вулкан вылупился по воле Джа. Но тогда получается, что Джа сознательно решил уничтожить человеческий род, почему-то ставший ему отвратительным. Если так, каков смысл подчиняться заветам того, кто стал врагом?

Джейн нервно хихикнула и сказала:

– По-моему, ты страдаешь манией величия. Кто ты и кто Джа? Да ты козявка между его присосками!

– А вот эта пословица мне не нравится, – сказал Дейкстра. – Но, допустим, ты что права. Тогда объясни мне, какое козявке дело до желаний того, кто вознамерился выковырнуть ее и раздавить.

– Я не буду ничего объяснять, – сказала Джейн. – Я знаю, ты искусен в словесных играх, но я все равно знаю, что я права, а ты нет.

– Слив засчитан, – прокомментировала Зорька.

– Расслабь антенну, животное! – рявкнула Джейн. – Не тебе судить меня и не тебе сравнивать мои речи с испражнениями!

– Молчу, молчу, – пробормотала Зорька. И добавила, очень тихо: – А нет ли в этих словах какого-нибудь акулоненавистничества?

– Нет, – заявила Джейн. – Просто каждый должен знать свое место, отведенное ему волей Джа. От века заведено, что рыцари охотятся, травоеды едят траву и собирают пленку и веревки, а акулы возят на себе рыцарей и мясо. Так установил Джа, и да будет так, ибо если люди перестанут соблюдать заветы Джа, то окажется, что позволено все, нет ничего преступного, и люди уподобятся диким рыбам и червям.

– У тебя логическая ошибка в рассуждениях, – заметил Дейкстра. – Не каждое общепринятое правило является заветом Джа, и не каждый завет Джа применим к общепринятым правилам. Вот, например…

– Да замолчи ты! – перебила его Джейн. – Не хочу тебя слушать, я тебя ненавижу и твою людоедскую логику тоже ненавижу! Оно неправильна, и потому неверна!

Дейкстра помолчал немного, а затем задал вопрос, обращенный, казалось, к самому себе:

– А может, просто сбросить ее вниз, чтобы не пищала?

– Не думаю, что это толковая идея, – ответила ему Зорька. – Во-первых, за все время, что мы плаваем вокруг, я не видела ни одной достойной добычи. По-моему, все рыбы, обитавшие в этих водах, погибли от извержения, а те, кто не погиб, уплыли в холодные пустоши, охваченные ужасом. Мне неприятно говорить об этом, но нас ждут голодные дни. А во-вторых, Джейн скоро потеряет разум, и я не понимаю, Дейкстра, почему ты воспринимаешь ее слова всерьез? Из уважения к покойному Дуайту?

– Не знаю, – ответил Дейкстра после долгой паузы. – Просто мне кажется, что так будет правильно. Кое в чем Джейн права. Если будет позволено все, и не будет ничего преступного, люди действительно уподобятся диким рыбам и безмозглым червям. Раньше правила нашего бытия определялись заветами Джа, но теперь заветы утратили смысл, а я не Джа, чтобы легко сформулировать новые заветы. Я просто делаю то, что считаю правильным, потому что… Нет, ну а как может быть иначе?

Зорька вдруг нервно хихикнула.

– Антенне своей не верю, – сказала она. – Великий мудрец и герой обсуждает основы бытия с глупой акулой. Мир перевернулся.

Неожиданно Джейн почувствовала, как глубоко в недрах ее тела рождается новое и незнакомое чувство, оно распространяется по телу и телу становится легко, хорошо и удобно, а все, что волновало и мучило, становится мелким, незначительным и несущественным. Только одна вещь во всей вселенной заслуживает внимания матери – ее яйца. Она знала, что происходит сейчас с ее телом – семя Дуайта соединилось с ее семенем, и в яйцах, пока еще маленьких и очень мягких, зародилась новая жизнь. Если на то будет воля Джа, через должное время эти яйца обретут положенный размер, обрастут плотной оболочкой и покинут тело матери. К этому времени она полностью утратит разум, но это ее не пугает. Потому что нет во всей вселенной большего счастья, чем счастье женщины, готовящейся стать матерью.

– Делайте что хотите, – сказала Джейн.

И погрузилась в сладкие материнские грезы.

 

9

– А ты неплохо плаваешь, Сантьяга, – сказал Роланд. И уточнил: – Для травоеда, конечно.

Сантьяга ничего не ответил, он был полностью поглощен сложной задачей удержать равновесие, балансируя в переменчивых потоках. Жабры Сантьяги тяжело вздымались, он двигался неловко и расходовал слишком много сил, у него не получалось строго выдерживать направление, каждый толчок мантийных мышц бросал его тело то в одну сторону, то в другую, и получалось, что травоед плывет зигзагом. Но это не удивительно, удивительно, что травоед вообще плывет.

Восходящий поток подхватил Роланда, он расслабил мантию и сказал:

– Отдохни, Сантьяга, расслабься. Течение вынесет нас куда надо.

Некоторое время они молчали, а затем Роланд решил, что есть вещи, которые нужно обсудить прямо сейчас, наедине, без участия Дейкстры и Джейн.

– Скажи мне, Сантьяга, зачем ты начал все эти дела? – спросил Роланд. – Мой народ, договор… Дуайт тебя чем-то обидел? Или ты действительно считаешь, что травоеды – особый народ, достойный особого уважения?

Сантьяга долго молчал, а затем произнес следующее:

– Кому тебе дело до того, что я раньше считал истинным? Народ травоеды или не народ – это перестало быть важным в час извержения. Один человек – не народ.

– Я понимаю, – сказал Роланд. – Ты прав, сейчас уже неважно, были твои мысли и слова справедливыми или нет. Это меня не интересует, меня интересует, были ли они разумными. Я должен решить, как к тебе относиться, понять, могу ли рассчитывать на тебя, если это будет необходимо.

– Что ты имеешь в виду? – удивился Сантьяга. – Что значит рассчитывать на меня? Ты имеешь в виду рассчитывать на меня в стране мертвых?

– Надеюсь, до этого не дойдет, – улыбнулся Роланд невеселой улыбкой. – Я еще не совсем лишился надежды. У вас, травоедов, известны акульи предания?

– У акул есть предания? – снова удивился Сантьяга. – Мне казалось, они не настолько разумны, чтобы иметь предания, передающиеся из поколения в поколение. Впрочем, мы, травоеды, получаем знания об акулах в основном из рассказов рыцарей. Ну, иногда еще акулята заплывают в наши сады…

– Некоторые акулы вполне разумны, – сказал Роланд. – Зорька, например, подруга моего Росинанта, ты с ней скоро познакомишься. У акул есть старая легенда, ее упоминал Ахо Мудрый в одной из своих речей. Когда-то давно какой-то акул где-то встретил другого акула, который рассказал ему о каких-то людях, живущих в каком-то другом месте, рядом с которым есть какой-то другой вулкан…

Сантьяга скептически хмыкнул и сказал:

– Акул рассказал акулу о таких сложных вещах… Извини, Роланд, но я не могу в это поверить.

– Ты прав, в это трудно поверить, – согласился Роланд. – Но иначе нам придется поверить, что мы скоро умрем, и все бессмысленно. А я не хочу в это верить.

Сантьяга немного помолчал, а затем начал говорить, очень медленно и неуверенно, с трудом подбирая слова:

– В принципе, есть еще один выход. Не знаю только, способны ли вы, рыцари, есть траву, не страдая поносом…

Роланд рассмеялся и воскликнул:

– Отличная мысль, Сантьяга! Если мой план не сработает, воспользуемся твоим. Но я надеюсь, что мой план сработает. Ты меня извини, но мне не хочется, чтобы мои дети становились травоедами.

– А какой у тебя план? – спросил Сантьяга. – Где ты собираешься искать другой вулкан?

– Я не собираюсь его искать, – ответил Роланд. – Его будут искать акулы. Не уверен, что Росинант справится с этой задачей, но Зорька точно справится. Есть, конечно, риск нарваться на длинноруких великанов или на особенно быстрохвостую протосфирену, но это небольшой риск, я считаю его вполне допустимым. Восходящий столб теплых вод виден над вулканом издалека, на охотах мы всегда используем его как основной ориентир. Наши акулы не отплывают от родного вулкана достаточно далеко, чтобы увидеть другой вулкан, но я не думаю, что это невозможно. Пока я спускался к скале, я вспомнил несколько древних преданий и, знаешь, в них есть кое-какие намеки… Впрочем, лучше я перестану говорить об этом, Дейкстра знает предания гораздо лучше меня. Но прежде чем мы встретимся с Дейкстрой и Джейн, мне надо принять одно важное решение. Догадываешься, какое?

– Будет ли от меня польза? – предположил Сантьяга.

– Не угадал, – сказал Роланд. – Я и так знаю, что польза от тебя будет. Твое семя пригодится новому племени, потому что если все люди будут рыцарями, то кто будет заготавливать веревки и пленки?

– И я стану прародителем народа травоедов, который будет все так же угнетен, – печально произнес Сантьяга. – Так?

– Не так, – возразил Роланд. – По-моему, ты достаточно умен и храбр, чтобы это стало не так. Эта сумка, которую ты пытаешься держать так, чтобы я ее не видел, в ней камень-василиск, правильно?

Сантьяга испуганно вздрогнул и ответил:

– Правильно.

Он хотел сказать что-то еще, но Роланд перебил его следующими словами:

– И я верю, что если будет необходимо, у тебя хватит смелости и ловкости ткнуть меня этим камнем между глаз. Поэтому я буду поступать так, чтобы этой необходимости не возникло. Не скрою, ты был моим врагом и в час перед извержением, когда я плыл к тебе верхом на Росинанте, я плыл, чтобы тебя убить. Но, знаешь, бывают враги, которых презираешь, и бывают враги, которых уважаешь. Ты был вторым. Но наша вражда осталась в прошлом, теперь между нами нет разногласий, и я хочу, чтобы ты стал моим другом. Но я должен быть уверен, что когда ты получишь костяной меч, ты не направишь его против меня.

– Ты дашь мне костяной меч? – удивился Сантьяга. – Спасибо, конечно, но я не думаю, что от него будет много пользы в моих руках. Руки травоедов не приспособлены к фехтованию. Если мне понадобится оружие, я воспользуюсь камнем-василиском.

– Это твое дело, чем тебе пользоваться, – сказал Роланд. – Но я должен быть уверен, что камень-василиск в твоих руках не оборвет веревуку моей жизни, когда я повернусь к тебе затылком. Я должен понять, могу ли тебе доверять. Ты со мной или против меня?

– А что, если против? – спросил Сантьяга. – Ты меня убьешь?

– Нет, – ответил Роланд. – Просто уплыву прочь. Камень-василиск в твоей руке – вещь ценная, но не настолько, чтобы рисковать ради нее жизнью. Ну так как, Сантьяга, ты со мной?

– Я с тобой, – сказал Сантьяга. – Но я травоед, а вы с Дейкстрой…

– Сейчас это не имеет никакого значения, – оборвал Роланд его слова. – И, я думаю, Дейкстра достаточно умен, чтобы понять это без моей или твоей помощи. А если он не поймет, я ему все объясню. Доходчиво объясню.

Сантьяга некоторое время молчал, а затем сказал:

– Сдается мне, Роланд, из тебя получится неплохой король.

– Я тоже так считаю, – сказал Роланд.

Он решил, что сейчас не самое подходящее время, чтобы проявлять предписанную обычаем скромность. Какое значение имеют обычаи, если мир рухнул?

 

10

– Хорошо, что Сантьяга выжил, – сказала Зорька. – Он хороший человек, хоть и травоед.

Дейкстра напряг антенну, пристально вгляделся в ту сторону, куда смотрели акулы, но он по-прежнему видел лишь слабые вспышки двух антенн. Кому принадлежат эти антенны – людям, рыбам или кому-то еще, Дейкстра не мог разглядеть.

– Однако травоед плохо плывет, – сказал Росинант.

– Для травоеда хорошо, – заявила Зорька.

Дейкстра бросил быстрый взгляд на Джейн. Она спала, припав к спине Росинанта. И Фиона тоже спала. Когда Дейкстра убедился, что Джейн уснула, и что это не обычный человеческий сон, а крепкий сон молодой матери, который мало что может прервать, он решился. Растолкал Кристину, силой растопырил ее окоченевшие руки, вытащил одно яйцо и передал Фионе, стараясь не обращать внимания на вопли разгневанной матери. Джейн не проснулась.

– Травоед обидел Дуайта, – подал голос Росинант.

– Будешь мстить – камнем ткну, – пригрозил Дейкстра.

Он решил, что больше не будет уговаривать акула словами, хватит уже, один раз попробовал с Буцефалом. Чтобы на тебя тратили слова, надо обладать достаточным разумом, а если не обладаешь им – извини, разговор с тобой будет короткий.

– Не надо так делать, Дейкстра, – сказала Зорька. – Я боюсь, сила василиска навредит Джейн. Росинант, ты лучше слушайся Дейкстру, он дело говорит. А не будешь слушаться – я тебя любить не буду.

– Да ладно тебе, – пробормотал Росинант и замолк.

Дейкстра смотрел на приближающиеся светлячки антенн, и думал, а точнее, пытался думать. Он понимал, что должен принять важное решение, но мозг упорно отказывался размышлять. Дейкстре казалось, что его голова то ли пуста, то ли набита вонючей грязью, от которой так и не очистились до конца его жабры.

Сантьяга – мерзавец, преступивший законы, да так, как никто никогда раньше не преступал. Он отверг установленный порядок вещей, смутил неокрепшие разумы травоедов глупыми бреднями, что они, дескать, особый народ, который, дескать, надо уважать. От Блейза и Луиса повелось, что рыцарь приказывает, а травоед исполняет, а если не исполняет, то отправляется в страну мертвых в виде восьми отдельных частей. Ну, не обязательно восьми, не у каждого рыцаря достаточно сил, чтобы порвать травоеда в строгом соответствии с каноном, но это не суть важно. Важно то, что непослушный травоед – мертвый травоед.

А Сантьяга преступил этот закон. Собрал дарованные небом смертоносные камни и раздал ближайшим друзьям, превратив избранных травоедов в гротескное подобие рыцарей. А потом дерзновенно решил, что может не подчиняться королевским приказам, а наоборот, командовать королем. И преуспел, сволочь, в своем дерзновении, травоеды открыто называли его королем, а истинный король Дуайта не только не порвал его, но наоборот, стал подчиняться, хоть и стыдился признаться в этом. Только одно наказание может быть за такие дела – смерть.

Но сейчас Роланд и Сантьяга плывут бок о бок, как лучшие друзья, и беседуют о чем-то, отсюда не слышно, о чем именно, но слышны интонации разговора – спокойные и дружелюбные. Можно подумать, что Роланд принял Сантьягу как равного. А может…

На секунду Дейкстре показалось, что Роланд просто боится Сантьягу. Если травоед ухитрился сохранить при себе камень-василиск… а Роланд не взял с собой никакого оружия… Нет, это ерунда! Будь так, Роланд давно уплыл бы от гадкого травоеда, а потом вернулся бы вооруженным, и показал бы, на чьей стороне сила. Но сейчас Роланд не только не уплывает от травоеда, но, наоборот, направляет его путь, подсказывает направления течений, которые тот сам неспособен понять в силу своего травоедского убожества. Что задумал Роланд?

– Зорька, приблизься к Росинанту, – приказал Дейкстра. – Мне нужно кое-что снять с его спины.

– Не нужно тебе ничего оттуда снимать, – заявила Зорька. – А если со мной несогласен – плыви сам и снимай. Не буду я будить матерей из-за твоей лени.

Дейкстра почувствовал, как его разум наполняет злость. Воистину, дурной пример заразителен! Вначале травоед отказывается выполнять приказ короля, а теперь акула отказывается выполнять приказ рыцаря, причем не простого рыцаря, а, пожалуй, короля племени. Дуайт ведь ясно сказал, что Роланд ему не наследник, а кто тогда наследник, если не Дейкстра? Не травоед же!

А самое противное в этом неповиновении то, что его проявляют не глупые существа, неспособные задуматься о последствиях своих поступков, а вполне разумные человек и акула. Они все продумали и сознательно решили преступить закон, и это особенно мерзко. И не сделать с ними ничего, потому что они очень хорошо все продумали.

Предаваясь таким размышлениям, Дейкстра слез со спины Зорьки, подплыл к Росинанту и попытался вытянуть из чехла меч неимоверной остроты. Оказалось, однако, что он тщательно привязан к чехлу тугими узлами. И когда Роланд и Сантьяга приблизились, Дейкстра все еще продолжал с ними возиться.

– Спасибо тебе, Дейкстра, – сказал ему Роланд. – Мне так не хотелось самому распутывать эти узлы… Только до конца не распутывай, один узел оставь, а то вдруг вывалится, не попусти Джа…

Дейкстра бросил на Роланда недобрый взгляд, но Роланд никак на него не отреагировал. Он продолжал говорить:

– Ты бы лучше отвязал второй меч, костяной, который раньше принадлежал Дуайту, а еще раньше принадлежал мне, до того, как мне достался меч, подаренный небом. Нас здесь трое мужчин, у нас три меча, я думаю, будет справедливо, если каждый получит свой собственный меч в личное пользование.

– Нас трое? – переспросил Дейкстра. – Я не ослышался? Ты признаешь этого травоеда равным тебе и мне?

Дейкстра ожидал, что Роланд смутится, но тот остался спокойным, по крайней мере, внешне. Он спокойно сказал:

– Конечно, признаю. Когда рушится мир и извержение стирает различия между страной живых и страной мертвых, различия между рыцарем и травоедом тоже стираются. Нет больше между нами ни рыцарей, ни травоедов, мы все люди.

Дейкстра ждал продолжения речи, однако Роланд замолчал, и тогда Дейкстра сказал ему:

– Если нет ни рыцарей, ни травоедов, то, стало быть, нет и законов, разъясняющих, что хорошо и что плохо.

Роланд улыбнулся и сказал:

– Ты ошибаешься, Дейкстра. Закон есть. Закон – это я.

Дейкстра не нашелся, что ответить на эти слова.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ДРУГИЕ ЛЮДИ

1

– Ну что, теперь видите, что я вам не наврала?! – торжествующе воскликнула Зорька.

– Я ничего не вижу, – сказал Дейкстра.

– Я вижу, – сказал Роланд. – Там, впереди, другой вулкан, я его четко вижу. А где рыцарская скала?

– Тут их две, – сказала Зорька. – Если смотреть отсюда и принять направление на вулкан за точку отсчета, то та скала, которая больше, стоит по азимуту двенадцать, а которая меньше – по азимуту восемнадцать.

– Да, что-то такое там угадывается, – сказал Роланд. – Большая скала похожа на сидящего травоеда, подобравшего под себя руки, правильно?

– Не совсем, – сказала Зорька. – Впрочем… да, что-то похожее есть.

Дейкстра слушал этот разговор, смотрел в ту же сторону, но не видел ничего определенного. Его близорукость становится все сильнее, это неприятно. Но по сравнению с тем, что их поход увенчался успехом, мелкие проблемы со здоровьем – сущая ерунда.

Сейчас смешно вспоминать, что всего несколько дней назад Дейкстра искренне считал их с Роландом поход на небо самым выдающимся путешествием за всю историю человечества. Тем более смешно вспоминать, как он гордился, что с честью вынес все тяготы и лишения того путешествия. Эти тяготы и лишения не идут ни в какое сравнение с тем, что они испытали после катастрофы.

Пять приливов назад они с Роландом съели Фиону. Это было еще до начала путешествия, они ютились в крошечной пещерке на краю каменной груды, ранее бывшей рыцарской скалой, ждали возвращения Зорьки и Росинанта и страдали от неизвестности и вынужденного безделья. А потом к этим лишениям прибавился голод.

Сантьяге было проще. Проголодавшись, он уходил вниз и возвращался нагруженный целой горой травяных побегов и сочных молодых ветвей. Он устраивался в углу пещеры, который облюбовал, и начинал есть, смачно щелкая клювом. Поначалу это зрелище вызывало отвращение, но вскоре Дейкстра привык не обращать внимания на противоестественную травоедскую трапезу, а Роланд однажды подошел к Сантьяге и сказал:

– Я, пожалуй, тоже попробую.

Протянул руку, ухватил присосками пучок травы, сунул в клюв, захрустел, а затем выплюнул с отвращением и смущенно произнес:

– Извини, Сантьяга. Не могу.

– Жаль, – сказал Сантьяга.

А потом настал момент, когда Роланд и Сантьяга покинули пещеру, чтобы потренироваться в обращении с мечами, и Дейкстра остался один. Он долго колебался, но в конце концов не выдержал, подошел к травоедской пище, попробовал, и, странное дело, мерзкая трава показалась ему почти вкусной. Он сам не заметил, как ополовинил запасы Сантьяги, а когда заметил – ужаснулся тому, что совершил.

– Теперь я тоже травоед, – произнес он вслух.

После великой катастрофы Дейкстра приобрел привычку говорить вслух, будучи в одиночестве. Он знал, что это первый признак раздвоения личности, но в сложившихся обстоятельствах не видел в этом ничего ужасного. Все равно скоро умирать. Тогда он еще не верил, что Зорька и Росинант найдут место, пригодное для человеческой жизни.

Наевшись травы, Дейкстра почувствовал сильное смущение. Он представил себе, как Роланд и Сантьяга вернутся в пещеру, обнаружат, что травы стало меньше, и станут шутить по этому поводу, унижая и без того униженный разум мудреца, так и не ставшего королем. Роланд упорно делал вид, что завещание покойного Дуайта не имеет никакого смысла, он вел себя так, как будто является законным королем этого маленького племени, и Дейкстра так и не нашел в себе сил предъявить законную претензию. Впрочем, явного повода предъявлять претензии не было. Только один раз Роланд продемонстрировал королевскую власть – когда приказал Зорьке и Росинанту отправляться на поиски, не спросив мнения Дейкстры.

Однако когда Роланд вернулся в пещеру, он не стал смеяться над Дейкстрой. Он задумчиво оглядел мудреца, втянул ноздрями воду, страдальчески сморщился и сказал:

– Хорошо, что я не смог заставить себя съесть эту траву. Сантьяга, помоги вытащить нашего друга наружу, пока он всю пещеру не обгадил.

– Извини, – пробормотал Дейкстра. – Я не хотел, я просто не смог выйти, мне стало так плохо…

– Лежи спокойно и молчи, не трать силы, – посоветовал Роланд.

Они вдвоем вытащили Дейкстру наружу, положили на камень подходящего размера, и Дейкстра лежал на этом камне до следующего прилива. А потом понос, наконец, прекратился.

Дейкстра вернулся в пещеру, переступая руками по земле, как травоед, потому что был слаб и не мог плыть. Роланд осмотрел его и сказал:

– Сдается мне, Дейкстра помрет, если не накормить его нормальной рыцарской едой.

– Не торопись, Роланд, – возразил Сантьяга. – Дай его кишечнику успокоиться. Лучше подожди до следующего прилива, а потом делай то, что должно быть сделано.

– Да будет так, – сказал Роланд.

И когда прошел час следующего прилива, Роланд развязал последний узел на чехле небесного меча и сказал:

– Прости, Фиона, но так надо. Нам нужно твое мясо.

Широко размахнулся и рассек голову женщины пополам.

– Вот это да! – восхищенно воскликнул Сантьяга. – Я знал, что этот меч остр, но не думал, что настолько.

Роланд убрал меч обратно в чехол, дождался, когда руки мертвой Фионы перестанут содрогаться, просунул руку под мертвое тело, вытащил яйцо и протянул его Кристине. Кристина на мгновение очнулась от материнского сна, пробормотала нечто невразумительное, приняла яйцо и положила его в свою кладку. Запищавший было невылупившийся младенец успокоился и затих.

– Ешь, Дейкстра, – сказал Роланд. – Ты так исхудал и ослаб, что на тебя смотреть страшно.

– На себя посмотри, – пробурчал Дейкстра и начал есть.

– Пойду-ка я прогуляюсь, – сказал Сантьяга. – Вы меня извините, но когда люди едят людей… Я понимаю, что для рыцарей это в порядке вещей, но…

– Не извиняйся, – сказал ему Роланд, проглотив очередной кусок. – Все нормально. Нам неприятно видеть, как ты ешь траву, а тебе неприятно видеть, как мы едим Фиону. Мы рыцари, ты травоед, наши привычки разные, но это не мешает нам быть вместе.

– Но не в такие моменты, – сказал Сантьяга и вышел.

Они съели руки и мантию Фионы, и легли спать. Потом съели голову и туловище, и снова легли спать. А потом, когда Дейкстра проснулся, он впервые с момента катастрофы почувствовал себя бодрым и полным сил. В тот же день вернулись акулы, и они принесли добрую весть. И начался великий поход, по-настоящему великий поход, а не глупое и ничего не значащее путешествие от земли к небу.

Акулы плыли круглые сутки, не отвлекаясь на охоту, и сейчас, когда путешествие подошло к концу, Дейкстра видел, как сильно они устали. Но они прошли этот путь, преодолели все испытания, осталось совсем чуть-чуть, и они получат заслуженную награду. Жаль только, что Джейн этого не увидит.

– Опаньки, – сказал вдруг Роланд. – Росинант, ты мне не сказал, что здесь живут другие люди.

– Я не видел, – сказал Росинант. – Я обрадовался. Ты говорил, плыви сразу назад, как увидишь. Я поплыл.

– Ты прав, – сказал Роланд. – Я ни в чем не обвиняю тебя, ты сделал все, что мог.

– Я сделал, что мог, – согласился Росинант.

– Спускайтесь к большой скале, акулы, – приказал Роланд. – И будьте осторожны, возможно, придется сражаться.

– Сражаться? – переспросил Дейкстра. – С другими людьми?

– Вот именно, – согласился Роланд. С другими людьми. До тех пор, пока мы не разберемся, насколько они другие, мы должны быть готовы ко всему.

 

2

Они приближались к цели. Роланд смотрел на раскинувшиеся внизу поля и сады травоедов, на две скалы, гордо и неприступно вздымающиеся над землей (теперь Роланд знал, что их неприступность только кажущаяся, потому что они составлены из непрочных кораллов), и чувствовал… Он не мог точно сформулировать то, что чувствовал. Когда он отправил акул в великий поиск, он не ждал, что они вернутся, он понимал, насколько малы шансы на успех, насколько шатким основанием для логических выводов является древнее предание, больше похожее на бред сумасшедшего, чем на рассказ о реальных событиях. Но невозможное стало возможным, оказалось, что в океане действительно есть другие вулканы, и вокруг них тоже расстилаются травоедские поля, над которыми высятся рыцарские скалы. Мир намного больше, чем Роланд предполагал раньше. А личное будущее Роланда, казавшееся жалким, ничтожным и очень недолгим, вдруг стало нормальным человеческим будущим, достойным великого героя, каким он, несомненно, является. Жаль, что мечта героя сбылась не полностью, что у этого вулкана уже живут какие-то рыцари, травоеды и акулы, и Роланду не суждено стать первым королем второго человеческого рода. Но так даже интереснее.

Должно быть, Джа продолжает испытывать героя, пытается определить границы его сил и возможностей. На первый взгляд, это предположение кажется нелепым, но оно объясняет почти все. Вначале Джа пересек путь Роланда с путем могучей протосфирены, временно оглушенной небесным разломом. Это испытание было трудным, но посильным, Роланд прошел через него, и сила Роланда (не обычная физическая сила рук и мантии, а внутренняя сила духа), стала немного больше. Потом Джа послал Роланду неимоверно острый меч, юный Говард попытался перехватить его, но погиб, потому что был недостоин небесного дара. А Роланд оказался достоин его, он порезался, но сохранил жизнь и тем самым доказал право обладать чудесным мечом. Потом был поход в небеса, схватка с великанами… Каждое следующее испытание было труднее и опаснее предыдущего, и гибель почти всего племени в волнах извержения вовсе не была последним сегментом в этом черве. Следующее испытание начинается сейчас, и Роланд обязан пройти его с честью. Слишком далеко он заплыл, чтобы отступить сейчас.

Их заметили. Молодой и глуповатый на вид акул приблизился к их странной компании и поплыл параллельным курсом, таращась во всю антенну на акул и их наездников.

– Доброго тебе здоровья, милый юноша! – поприветствовала его Зорька. – Будь добр, окажи нам услугу. Нам надо поговорить с человеческим королем. Подскажи, как нам найти его? Он обитает в большой скале или в маленькой?

Услышав столь разумную речь от женщины своего рода, акуленок так изумился, что, кажется, перестал дышать. А потом вдруг ударил хвостом, испуганно завопил нечто неразборчивое и поплыл к той скале, которая побольше.

– Спасибо! – крикнула Зорька ему вслед.

– Возможно, не стоило так шутить, – сказал Дейкстра. – Он испугался, и его рассказ испугает местного короля.

Они приближались к большой скале. Зорька изменила направление, никого не спрашивая, а Росинант последовал за ней, тоже никого не спрашивая. Роланд не стал делать Зорьке замечание – эта акула достаточно умна, чтобы принимать самостоятельные решения, не ожидая распоряжений по каждой мелочи.

Их встречали. На уступе рядом с входом в жилые пещеры сидели два рыцаря, и когда Росинант и Зорька приблизились к входу почти вплотную, они поплыли навстречу. Взрослые матерые рыцари, король и мудрец, скорее всего. Тот, что покрупнее, наверное, король, а второй – мудрец. Хотя кто знает, как у этих людей устроена жизнь общества…

Акулы остановились. Роланд спрыгнул с акула, его примеру последовали Дейкстра и Сантьяга. Сейчас начнется беседа, которая войдет в предания независимо от ее исхода.

Беседа началась такими словами.

– Кто вы такие? – спросил тот рыцарь, которого Роланд решил пока считать королем. – Я вас не звал!

– Меня зовут Роланд, я король племени, которого больше нет, – сказал Роланд. – Это мудрец Дейкстра, это Сантьяга, этих почтенных матерей зовут Джейн, Яна и Кристина, а наших акул зовут Росинант и Зорька. Теперь позволь мне осведомиться твоим именем и званием.

Собеседник Роланда как будто не расслышал последних слов.

– Зачем вы сюда приплыли? – спросил он.

– У нас случилась большая беда, – ответил Роланд. – У нашего вулкана вылупилось новое жерло, и от этого произошло большое извержение. По водам распространилась волна, подобная той, какую порождает небесный разлом, но намного сильнее. Рыцарская скала рассыпалась на мелкие камни, и в ней не осталось пещер, в которых можно жить. Из всего племени выжили только трое мужчин и три женщины, все мы перед тобой. А теперь позволь осведомиться твоим именем и званием.

– Рядом с тобой травоед, – сказал рыцарь. – Почему он не ползает по земле, а пытается плыть, и что за кость, замотанную в веревки, он держит в руках?

– Я уже называл его имя, – сказал Роланд. – Однако я назову его еще раз, и не буду упрекать тебя в плохой памяти. Знай же еще раз – его зовут Сантьяга. Постарайся запомнить его имя, оно совсем простое – Сантьяга. А в руках его меч, который я срезал с протосфирены, которую убил.

Эти слова Роланд произнес громко, чтобы их расслышали зрители, во множестве собравшиеся вокруг за последние минуту-две. Пусть рыцари оценят, насколько глуп и высокомерен их король, и насколько могуч и благороден король пришедший. Рыцарь, с которым говорит Роланд, глуп и высокомерен, это уже несомненно, а такому рыцарю вряд ли стоит позволять продолжать быть королем.

– Ты лжешь! – воскликнул собеседник Роланда. – Не в человеческих силах убить протосфирену!

– Покажи ему меч, Сантьяга, – приказал Роланд.

Восхищенные возгласы, сорвавшиеся с антенн зрителей, подсказали Роланду, что Сантьяга уже вытащил меч из чехла, не дожидаясь приказа.

– Послушай меня, стесняющийся своего имени! – провозгласил Роланд. – Знай, что ты первый, кто посмел назвать меня лжецом! Знай, что я убил протосфирену и вырезал оба ее меча! Я сражался с великанами и убил пятерых, а остальных обратил в бегство! Я побывал в стране мертвых, не умирая, я видел и осязал небесный лед, и вернулся живым. Джа удостоил меня множеством милостей, и я совершил множество славных подвигов. А чем можешь похвастаться ты, стесняющийся своего имени?

– Мне незачем хвастаться! – воскликнул король. – Я не хвастун, а правитель. Я не сотрясаю воду пустыми словами, а принимаю решения, и мои решения исполняются беспрекословно. Слушай же, что я решил! Вы трое отдадите моему племени свое оружие и свои знания, и тогда я позволю вам отдать свое семя нашим лучшим женщинам. Я решил!

– Ты плохо решил, – сказал Роланд и обнажил неимоверно острый меч. – Попробуй решить еще раз.

– Ты намереваешься сражаться со всеми моими рыцарями одновременно? – удивился король.

– Нет, – ответил Роланд. – Я вообще не собираюсь сражаться. Прими другое решение, и ты сохранишь свою жизнь.

– Никто не вправе угрожать королю! – воскликнул собеседник Роланда. – Такие слова караются смертью!

Роланд улыбнулся и спокойно произнес:

– Ты сказал.

И направил тело вперед могучим толчком мантии, взмахнул мечом, и рассек голову бывшего короля пополам. Второй рыцарь попытался вцепиться Роланду в жабры, но Роланд взмахнул мечом еще раз, и вода вторично окрасилась кровью.

– Отныне ваш король – я! – провозгласил Роланд. – Есть ли здесь кто-нибудь, кто со мной несогласен?

Ответом ему стало потрясенное молчание.

– Вот и хорошо, – констатировал Роланд. – Я не хочу, чтобы семя этих двух рыцарей пропало даром. В свой последний час они повели себя неумно, однако я полагаю, что ранее они были достойны своих званий, и потому имеют право продолжить род. Также я хочу, чтобы матери, которых я привез, были размещены в соответствующих помещениях. И еще я и мои друзья хотим есть. Акул это тоже касается.

Рыцари и дамы по-прежнему молчали и чего-то ждали, никто из них даже не пошевелился. Роланд почувствовал, как им овладевает растерянность. Он должен заставить рыцарей этого племени повиноваться новому королю, но как это сделать, если они смотрят на тебя с таким невыразимым ужасом? Если снова начать угрожать, они, наверное, просто разбегутся, и кем он тогда будет править?

Неожиданно подал голос Дейкстра:

– Спрячь меч, Роланд, – сказал он. – Они так перепугались, что скоро здесь будет пахнуть не только кровью, но и дерьмом. И поплавай где-нибудь в сторонке, а то ты их совсем запугал. Эти люди впервые видят настоящего героя, дай им привыкнуть.

Роланд подумал и сказал:

– Хорошо, Дейкстра, пусть будет так, как ты говоришь. А вы, рыцари и дамы, знайте – если хоть один из вас словом или делом причинит вред моему лучшему другу, я вернусь, и гнев мой будет ужасен. И не нужно думать, что вас много, а я один. Помните, что один-единственный рыцарь сильнее любой толпы травоедов, а вы против меня не сильнее, чем толпа травоедов против обычного рыцаря.

Сантьяга скептически хмыкнул. Роланд сделал вид, что ничего не заметил. Убрал меч в чехол, повернулся к рыцарям затылком и поплыл прочь.

Дейкстра оглядел рыцарей долгим взглядом, вздохнул и извлек из ножен костяной меч. По рядам рыцарей пробежал приглушенный стон.

– Я вижу, вы парализованы ужасом, – сказал Дейкстра. – Поэтому мне придется самому сделать то, что должно быть сделано. И работать мне придется не каменным ножом, как положено, а костяным мечом, что неудобно. Никто из вас не желает оказать положенные почести вашему бывшему королю, значит, это придется сделать мне.

Закончив произносить эти слова, Дейкстра поплыл вниз, туда, где половинки бывшего короля лежали на скальном выступе.

– Подожди! – услышал он вдруг.

Какой-то молодой рыцарь спрыгнул со скалы и приблизился к нему. В правой передней руке рыцарь держал каменный нож.

– Ты зря назвал всех нас трусами, – сказал он. – Я расскажу тебе, в чем причина нашего бездействия, но не сейчас, а потом, когда сделаю то, что положено.

– Как зовут тебя, почтенный рыцарь? – спросил Дейкстра.

– Ахмед, – ответил рыцарь.

Дейкстра удивился – это имя несколько раз встречалось в преданиях его племени, но там его носили исключительно актинии, но не люди. Воистину удивительно.

Они приблизились к останкам покойного короля, Ахмед протянул руку с ножом к мантийной складке, под которой прятался сперматофор, но Дейкстра сказал:

– Подожди. Позволь, я тебе помогу, первый разрез удобнее делать мечом.

Дейкстра размахнулся и с силой вонзил костяной меч в королевскую плоть, еще теплую, но уже мертвую. Повернул меч, уперся четырьмя руками в скалу и с силой потянул меч на себя, делая разрез.

– Вот так, – сказал Дейкстра.

– Спасибо, – сказал Ахмед. – Дальше я сам.

– Давай, – сказал Дейкстра. – А я пока займусь вторым телом.

Он бросил взгляд наверх и увидел, что какие-то рыцари суетятся вокруг Зорьки и Росинанта, отвязывают женщин-матерей от седел. Яна и Кристина пребывали в глубоком сне и оставались безучастными, а Джейн, кажется, проснулась и что-то говорит рыцарям. Жаль, что близорукая антенна не позволяет различить подробности.

Дейкстра несколько раз взмахнул мечом, помогая воде смыть кровь, и убрал его в чехол. Затем Дейкстра поплыл наверх и направился к толпе рыцарей и дам у входа в пещеру. Растопырил руки, останавливая движение, и стал говорить:

– Послушайте меня, рыцари и дамы. Мое имя Дейкстра, и в своем племени я был мудрецом. Многие говорили, что я более мудр, чем большинство мудрецов прошлого, однако не мне судить о собственной мудрости. Скажу лишь, что я придумал, как сделать из устричной пленки парус, с помощью которого мы с Роландом побывали в стране мертвых, не умирая. Я видел небо вблизи и трогал его этими самыми руками. Я знаю, в это трудно поверить, однако это правда и я свидетельствую о том. Но дальше я буду говорить не о себе, а о Роланде. Знайте, рыцари и дамы, что Роланд – величайший герой из всех вылуплявшихся из человеческих яиц от самого начала времен. Он перечислил свои подвиги, и я знаю, вы решили, он хвастается, но все, что он перечислил – правда, и я подтверждаю это. Роланд действительно убил протосфирену, и этот меч, – Дейкстра наполовину вытащил костяной меч из чехла и тут же убрал назад, – он собственноручно срезал с ее плавника. А тот меч, которым он поразил вашего бывшего короля – этот меч упал в руку Роланда с неба по милости самого Джа. Юный рыцарь по имени Говард пытался взять его в руку, но меч не дался, отсек ему руку, и Говард умер. Только великому герою, подобному Роланду, дается в руки этот меч, и горе тому, кто протянет к нему свою дерзновенную руку!

Дейкстра почувствовал, что его несет, что он начал говорить откровенную ерунду. Не так все было на самом деле, совсем не так. Но правдивая история меча не произведет на слушателей должного впечатления, и это будет плохо. Местные рыцари должны безоговорочно принять верховенство и героизм Роланда, потому что если начнется открытое сражение, его исход будет известен одному только Джа. Костяные мечи – страшное оружие, а меч Роланда – тем более, но когда противников так много, исход боя решает не мастерство, а случайность. Так что нет сейчас другого выхода, кроме как продолжать загаживать бесстыдной ложью мозги этих людей, и не нужно этого стыдиться, потому что произносимая сейчас ложь идет во благо, спасая множество невинных человеческих жизней.

– Много милостей явил Джа в отношении великого героя Роланда, – продолжал Дейкстра. – Так, например, когда на охотящихся рыцарей напали длиннорукие великаны, Роланд убил пятерых, а остальных обратил в бегство. А потом, когда взорвавшийся вулкан разрушил рыцарскую скалу своим чудовищным извержением, Джа не позволил Роланду и его спутникам разделить участь других рыцарей и дам нашего племени. Роланд обласкан милостями Джа и удачлив, не вылуплялся еще в океане рыцарь, более достойный стать королем, чем Роланд!

Дейкстра вспомнил, как он сам пытался претендовать на королевское звание, и мысленно усмехнулся. Ну их, эти пустые мечты, сейчас никто, кроме Роланда, не сможет привести этих людей к повиновению. В конце концов, Роланд реально удачлив, и не исключено, что его удача и в самом деле объясняется не только личными качествами, но и милостью Джа. Если только можно назвать милостью то, что Джа уничтожил целое племя и позволил спастись лишь двум рыцарям, трем дамам и одному травоеду. В последние дни Дейкстра все больше сомневался, что Джа действительно существует. Впрочем, об этом можно будет подумать позже, а сейчас надо заканчивать речь. Он и так уже говорит слишком долго, его речь начала утомлять слушателей.

– Так примите власть Роланда как благословение Джа и возрадуйтесь! – провозгласил Дейкстра. – Истинно вам говорю, нет в океане рыцаря, более достойного королевского звания, чем Роланд!

Дейкстра замолчал. Рыцари и дамы смотрели на него десятками антенн, и ничего не говорили. Это было странно. Мелькнула мысль, что с тем же успехом он мог обращаться к червям или актиниям.

– Я жду вашего ответа, – сказал Дейкстра. – Принимаете ли вы Роланда как своего короля или…

Вперед выступил немолодой рыцарь, его руки и голова были украшены многочисленными шрамами. В двух руках рыцарь держал странное оружие, такого Дейкстра никогда раньше не видел – большой каменный нож, закрепленный на длинной ручке из очень толстой ветви какого-то растения.

– Или что? – спросил рыцарь. – Договаривай, пришелец.

Дейкстра замялся, не зная, как лучше сформулировать то, что он собирался сказать.

– Мне неприятно произносить это вслух, но… – произнес он после долгой паузы. – Роланд разгневан, и я боюсь, что…

– Так ты признаешься в трусости? – спросил рыцарь.

Дейкстра улыбнулся.

– Я боюсь не за себя, – сказал он. – Я боюсь за вас. Вы не видели Роланда в бою, а я видел, и я знаю, насколько он силен и отважен.

– Мы видели, как он предательски напал на короля Мусу и на мудреца Омара, – заявил рыцарь. – Мы не видели ни силы, ни отваги этого человека, а видели только лишь подлость и вероломство. И я думаю, что наглец должен получить достойный урок. Что скажете, братья и племянники?

Братья и племянники ответили неразборчивым, но в целом одобрительным гулом. Дейкстра осторожно обернулся, и не увидел Роланда. Внезапно он понял, что стоит один перед толпой вооруженных рыцарей (травоед Сантьяга не в счет, будь у него хоть в каждой руке по мечу), и эта толпа настроена враждебно. И если они нападут прямо сейчас, они убьют его, и он ничего не сможет сделать. Сколько раз он мысленно говорил себе, что надо выделить время и место, и потренироваться, наконец, в обращении с мечом, но каждый раз находились более неотложные дела, и сейчас, если быть честным, в бою от рыцаря Дейкстры будет не намного больше пользы, чем от травоеда Сантьяги.

Тем временем рыцарь продолжал:

– Берите топоры, братья и племянники, и становитесь в боевой строй. А ты, мудрец Дейкстра, отплыви в сторону и не мешай правосудию свершиться! Ты не преступил закона, не совершил злодейства, не пролил невинную кровь, и пусть так будет и впредь! Правильно я говорю, братья и племянники?

– Правильно! Правильно! – ответили братья и племянники.

Один за другим они отделялись от скалы и выстраивались в горизонтальную линию слева и справа от предводителя. Многие держали в руках ножи на длинных рукоятках, наверное, это и есть те самые топоры, о которых говорил этот рыцарь. Другие были вооружены только ножами. Как же много их здесь…

– Решайся, мудрец! – провозгласил предводитель местных рыцарей. – Отплыви в сторону, и останешься жив, и твое семя и твоя мудрость останутся при тебе. Либо ты примешь смерть здесь и сейчас!

Дейкстра оглянулся на Сантьягу, и увидел, что маленького травоеда больше нет рядом. Дейкстра посмотрел вверх и не увидел ни Росинанта, ни Зорьки. Он остался совсем один. А что может сделать один-единственный рыцарь против разгневанной толпы?

Он отплыл в сторону.

 

3

С тех пор, как Джейн стала матерью, ее восприятие времени изменилось. Теперь время текло совсем по-другому, оно больше не измерялось днями и часами, а приливы, отмечающие границы дней, потеряли всякое значение. В жизни матери значимых моментов только два: оплодотворение (оно уже случилось) и откладка яиц (это еще предстоит). Вылупление детей не в счет – к этому времени мать окончательно теряет разум. Путь матери подобен пути падающего камня, прочерчивающего в океанских водах воображаемую прямую линию. Судьба матери предопределена человеческой природой, и ничто не в силах изменить ее, кроме случайной смерти. А раз так, какой смысл отвлекаться на то, что больше не имеет значения? Очень немногие вещи способны пробудить мать от священного сна, и одна из таких вещей – запах крови.

Именно этот запах вырвал Джейн из блаженного небытия. Она вновь ощутила свое тело, вновь почувствовала руки, мантию и яйца, вызревающие в глубине ее тела. Она сосчитала яйца и поняла, что их одиннадцать. Это очень много, у одной матери редко созревает более пяти-семи яиц. Не иначе, Джа явил ей особую милость.

А потом Джейн поняла, что обрела способность не только чувствовать, но и размышлять. Она только что сосчитала до одиннадцати, а затем вспомнила про Джа. Это нечто невероятное, женщины, зашедшие путем матери так далеко, восстанавливают способность связно мыслить только лишь в исключительных случаях. И сейчас настал один из таких случаев, и самое первое, что должна сделать Джейн, раз уж разум к ней вернулся – разобраться, что именно происходит вокруг.

Она расправила антенну, наполняя ее кровью, и одновременно почувствовала, что мерные колебания ее тела порождаются не течениями воды, а чьими-то руками, которые куда-то несут ее, очень бережно и аккуратно.

– Спи, счастливая мать, – произнес кто-то совсем рядом.

– Что происходит? – спросила Джейн. – Кто вы такие? Куда вы меня тащите? Где я?

Блаженное забытье материнского сна отступало с каждой секундой. Джейн чувствовала, как ее скукоженный иссыхающий мозг вновь наполняется кровью, как в памяти одно за другим всплывают разные сведения. И каждое из этих сведений превращалось в вопрос, который срывался с ее антенны до того, как она успевала его осмыслить.

– Где Роланд? – спрашивала Джейн. – Где Дейкстра? Где Зорька и Росинант? Вы другие люди? Вы живете в другой скале у другого вулкана? У нас все получилось? Почему вода только что пахла кровью?

– Подожди, блаженная мать, – ответил ей кто-то незнакомый. – Не сочти за неуважение, но вначале ответь на мои вопросы. Откуда взялось страшное оружие, которое носит с собой рыцарь по имени Роланд?

– Это дар Джа, – сказала Джейн. – Этот меч упал с неба после того, как случился последний небесный разлом. Юный рыцарь Говард хотел взять его, но меч убил его, и тогда меч взял Роланд, и меч не убил его, а только поранил.

– А откуда взялась та острая кость, которую носит рыцарь по имени Дейкстра? – спросил тот же голос.

– Роланд вырезал этот меч из плавника протосфирены, которую сам убил, – ответила Джейн.

К этому времени ее антенна достаточно наполнилась кровью, чтобы не только слышать, но и видеть. Джейн увидела, что находится в жилой пещере, в комнате, предназначенной для матерей, а точнее, не в самой комнате, а на ее пороге. Чуть в стороне стояли двое молодых рыцарей, видимо, это они принесли ее сюда, а непосредственно перед ней стоял большой и могучий пожилой рыцарь, он как раз и задавал ей вопросы.

– Матери не лгут, – произнес кто-то за спиной могучего рыцаря. – А это значит, что пришелец, называющий себя Роландом, тоже не лгал.

Рыцарь скривил лицо в недовольной гримасе и задал следующий вопрос:

– А что за история с длиннорукими великанами, с которыми якобы сражался Роланд?

– Почему якобы? – удивилась Джейн. – Он действительно с ними сражался, и сколько-то убил, а остальных обратил в бегство. Не соверши он этого подвига, наше племя погибло бы раньше, чем извергся вулкан.

– А на небе он побывал? – спросил рыцарь.

– Конечно, – ответила Джейн. – Мы, женщины, склеили из веревок и пленки два больших паруса, и на них Роланд и Дейкстра поднялись к самому небу. Они узнали, что небо состоит из воды, которая от сильного холода становится подобна камню, а больше ничего интересного не увидели и не узнали. А ты считаешь, Роланд лжет?

– Я уже не знаю, что считать, – пробормотал рыцарь.

– Ты зря упираешься, Сакральбар, – донесся голос из-за спины рыцаря. – Все ясно. Роланд не лгал, и Дейкстра тоже не лгал. Роланд – великий герой, его семя достойно увековечения в потомстве.

– Я с этим не спорю, – сказал Сакральбар. – Но Роланд хочет занять место короля, которого злодейски убил!

Джейн рассмеялась. Воистину, Роланд – настоящий герой! Что бы ни случилось, он не унывает, а совершает невероятные подвиги, проявляя при этом столь же невероятную наглость. Но в этом нет ничего плохого, он имеет право на это, потому что победителей не судят, а Роланд выходит победителем из любого поединка. Ну, если не брать в расчет поединок со стихией, но выйти победителем из такого поединка никому не по силам.

– Нет в океане рыцаря, более достойного королевского звания, чем Роланд! – провозгласила Джейн.

– Пророчество, – произнес кто-то из молодых рыцарей. – Сакральбар, мать иного племени пророчествует!

– Ну, допустим, – буркнул Сакральбар. – Ну и что с того? Пришелец может быть хоть восьмикратно героем, но он убил Мусу и Омара, и кто он теперь? Преступник! А какая кара предписывается обычаями за такое преступление?

– Никакая, – ответил тот, кого скрывала от Джейн широкая спина Сакральбара. – Ни в одном из преданий ничего не говорится о подобных случаях. Я полагаю, ничего подобного не случалось от самого сотворения мира.

– Вот видишь, Хасан! – воскликнул Саркальбар. – Роланд – величайший преступник всех времен! Ты сам только что признал это.

– Я признал не это, – возразил Хасан. – Я признал то, что рыцарь Роланд совершил нечто такое, что раньше не совершал. Он совершил много подобных удивительных поступков, и все эти поступки засвидетельствовала леди Джейн. Ты ведь не сомневаешься в словах матери?

– Не сомневаюсь, – согласился Сакральбар. – Но я никак не могу понять, куда ты клонишь. Ты считаешь, что Роланд не преступник? Что он достоин стать королем?

– Достоин ли он стать королем – это отдельный вопрос, – сказал Хасан. – Но то, что он не преступник – факт. Что есть преступление? Нарушение установленных правил, предписанных заветами и обычаями. А где перечисляются заветы и обычаи? В преданиях. А что говорят предания про поступки Роланда? Ничего. Поступки Роланда не имеют аналогов в истории человечества, а значит, не являются преступлениями. Они станут преступлениями, если мы решим считать их таковыми, и если мы отразим это решение в преданиях племени. Но пока мы еще ничего не решили.

– Роланд – не преступник! – воскликнула Джейн. – Роланд – герой! Роланд – король!

– Пророчество, – снова сказал молодой рыцарь.

Сакральбар напряг мышцы, и Джейн показалось, что внутреннее напряжение вот-вот разорвет его на части.

– Нет! – рявкнул Сакральбар. – Я принял решение! Пришелец, именующий себя Роландом – подлый убийца и преступник! Так говорю я, король Сакральбар, и так будет сказано в преданиях!

– По-моему, ты неправ, Сакральбар, – сказал Хасан.

– Если я неправ, да осудит меня Джа! – воскликнул Сакральбар. – А пока Джа не осудил меня, я прав, и да будет так! Вперед, рыцари, за мной!

– Ты неправ, Сакральбар, – сказала Джейн.

Но никто не услышал ее, потому что рыцари стали галдеть, перекрикивая друг друга, и никто не слышал никого, кроме самого себя. Джейн почувствовала, как снова накатывает блаженное небытие, как кровь отливает от мозга, мозг скукоживается и разум погружается в сон. Она подумала, что никогда не узнает, чем закончится дело, станет ли Роланд королем или бесславно погибнет, как подлый преступник. И это очень печально, что она ничего не узнает.

 

4

Роланд зловеще ухмыльнулся и восемь раз взмахнул мечом, поочередно разминая каждую руку. Бой обещает быть выдающимся и славным, не хуже, чем с великанами. Интересно, хватит у этих рыцарей храбрости задавить героя числом, не считаясь с потерями? Великаны в свое время не осмелились. Точный ответ на этот вопрос знает один Джа, но Роланд сделает все, что от него зависит, чтобы пройти очередное испытание. И неважно, сколько человеческих тел ему придется отправить в страну мертвых, жизни этих людей не имеют значения, ведь Роланд еще не принял королевского звания, а значит, не отвечает за жизни и судьбы местных рыцарей. Так что сейчас эти рыцари такие же чужие для него, как великаны. Только великаны были крупнее и сильнее.

Дейкстра неподвижно висел в воде с виноватым видом, его рука теребила чехол с мечом, он смотрел в сторону, избегая встречаться с Роландом взглядом. Стесняется, что струсил, боится, что Роланд станет его упрекать. Зря он боится, Роланд не станет его упрекать, мудрец поступил правильно. Просто взять в руку меч недостаточно, надо еще научиться владеть им как следует, а это умение не приходит за пару тренировок, ему нужно учиться гораздо дольше. Только не нужно Дейкстре ему учиться, сила мудреца не в руках и не в мантии, а в мозге.

Когда Дейкстра отплыл в сторону, Роланд ожидал, что рыцари набросятся на него немедленно, но вышло не так. Они выстроились в горизонтальную линию, изгибающуюся вокруг Роланда полукругом, четверо рыцарей уселись на выступе скалы, нависающем сверху, и внизу тоже наверняка кто-то сидит, готовый к бою. Это даже забавно – такая толпа окружила одного-единственного человека и никак не решится напасть, как будто перед ними не человек, а мифический камероцерас, гигантское бронированное чудовище, самый страшный хищник в океане, которого много-много поеолений никто не видел живьем. А еще более забавно, что если они решатся напасть, численное превосходство вряд ли поможет им. Когда в водах сражения поплывут обрезки человеческого мяса, а крови в воде станет больше, чем самой воды, тогда все будет решать не численность бойцов, а сила их духа. Роланду проще, он уже знает, что чувствуешь, когда тугая и теплая струя крови окатывает тебя от макушки головы до самых кончиков рук, когда кровь заливается в жабры и становится трудно дышать. Но если человеческая кровь выпущена в океан не твоим собственным мечом, это не только отвратительно, но и страшно. Роланд понимал, почему великаны обратились в бегство, познакомившись с его мечом, он и сам бы на их месте поступил так же.

Странно, что рыцарь, считающий себя новым королем, так долго не командует атаку. Он явно чего-то ждет. А может, на королевское звание претендует вовсе не он?

Роланд получил ответ на этот вопрос спустя считанные секунды после того, как задал его себе. Из пещеры выплыл могучий рыцарь, и сразу стало ясно, кто здесь считает себя преемником покойного короля.

– Ну что, Сакральбар? – обратился к нему тот, кого Роланд ошибочно счел предводителем местных рыцарей. – Какое пророчество произнесла мать иного племени?

Ага, вот в чем дело! Джейн не успела погрузиться в материнский сон достаточно глубоко, запах крови разбудил ее, и она произнесла то, что местные рыцари посчитали пророчеством. Возможно, боя удастся избежать.

Но в следующую секунду Роланд понял, что ошибся в последнем предположении. Потому что рыцарь, именуемый Сакральбаром, сказал:

– Ничего существенного. В атаку, братья и племянники!

– Попрощайся со страной живых! – воскликнул Роланд и взял меч наизготовку.

Сакральбар не удостоил противника ответом. Он растопырил руки и прикрепился присосками к скале, намереваясь не вступать в бой лично, а наблюдать со стороны.

– Ты трус, Сакральбар! – крикнул Роланд. – Но твоя трусость не помешает мне узнать, как пахнет твоя кровь!

Роланд ринулся вверх, намереваясь подняться над атакующим строем, не дав им окружить себя. Четверо рыцарей, прикрывавшие верхнюю полусферу, поплыли навстречу, отрезая противнику путь наверх. Их тела образовали идеальный квадрат, сразу стало видно, что строевая подготовка в этом племени поставлена хорошо.

Роланд не стал обходить препятствие, он пошел напролом.

Когда он приблизился к рыцарям, их квадрат стал сжиматься в точку, которой был Роланд. Четыре руки одновременно взметнулись, и четыре топора устремились к Роланду, намереваясь врезаться в его плоть острыми гранями каменных лезвий. Роланд рванулся в сторону, нарушая симметрию квадрата, его меч неуловимо быстро прыгнул вперед и отсек конец руки противника, держащую топор. Удар пришелся на самые последние присоски, эта рана была бы неопасна для жизни рыцаря, будь она одна. Но она была не одна. Роланд вторично качнул мантией, придавая телу новый толчок, и поджал задние руки. Три топора бесполезно рассекли воду, их инерция увлекла державших их рыцарей дальше вперед, два рыцаря столкнулись, мягко спружинив руками, третий увернулся от столкновения, но атакующий строй все равно перестал существовать.

Четвертый противник не успел осознать, что лишился оружия и конца руки. Роланд мчался к нему, как атакующая барракуда, и противник инстинктивно, не рассуждая, выставил перед собой руки, готовясь вначале смягчить удар, а затем охватить жабры врага смертельным объятием. Рыцарь слишком поздно заметил, как из сплетения рук Роланда высунулся меч, и как этот меч рассек тело несчастного от мантии до макушки. Кровь залила Роланда, но он был готов к этому, он молниеносно развернулся и перечеркнул воду двумя широкими взмахами меча, перебросив меч из правой передней руки в левую переднюю. На первом взмахе меч рассек только воду, а на втором под удар попал еще один рыцарь, лишившийся сразу трех рук, одну из которых меч отсек у основания, а две другие – посередине. Еще один фонтан крови.

Роланд расправил только передние руки, остальные по-прежнему оставались поджатыми, поэтому инерция движения продолжала увлекать его вверх, пронося мимо растерзанных тела поверженных противников. Фрагменты этих тел один за другим выпадали из кровяного облака прямо на основной атакующий строй, послышались вопли ужаса, пока еще не настоящие вопли, а так, попискивания.

Основной рыцарский строй врезался в облако крови и остановился, как будто это была не кровь, а камень.

– Кто будет следующим? – спросил Роланд.

Растопырил руки, гася инерцию, снова сложил их, быстрым движением мантии бросил тело вниз и дважды перечеркнул воду взмахами меча. Рыцари засуетились, пытаясь расступиться, никому не хотелось стать следующей жертвой. Один молодой рыцарь в панике не заметил узкой восходящей струи, и она вынесла его прямо к Роланду.

– Иди в школу, мальчик, – сказал ему Роланд. – Я не желаю тебя убивать.

Мальчик возмущенно завопил нечто неразборчивое и попытался пырнуть Роланда каменным ножом. Меч описал еще одну дугу и отсек руку, держащую нож. Ее мышцы содрогнулись в последний раз, нож полетел в Роланда и ударил между глаз, это произошло настолько быстро, что Роланд не успел не только поймать нож, но и вообще понять, что происходит. В голове помутилось и загудело, Роланд еще раз взмахнул мечом и рассек юного противника пополам.

– Убийца детей ранен! – кричал снизу Сакральбар. – Добейте его!

Роланд помотал головой, восстанавливая чувствительность антенны. Но не успел – в поле зрения вплыло нечто большое и размытое, Роланд наугад ткнул мечом, услышал панический вопль и сразу ощутил, как основание второй левой руки взорвалось болью. В воду снова хлынула кровь, и Роланд понял, что это в том числе и его кровь. Он бешено замахал мечом, и один раз, кажется, кого-то задел.

Чувствительность антенны восстановилась. Роланд взглянул вправо и влево, и понял, что окружен. Еще несколько секунд, рыцари бросятся на него со всех сторон, и тогда…

– Роланд, вниз! – донесся откуда-то испуганный голос Дейкстры.

Но Роланд не мог плыть вниз, для этого нужно сначала перевернуться головой вниз, а для этого надо перестать размахивать мечом. Но тогда три рыцаря, окружившие Роланда, перестанут наблюдать с безопасного расстояния, ринутся вперед и бой бесславно закончится.

– Добивайте его! – кричал Сакральбар. – Не дайте ему уползти в расщелину!

В этот момент третья правая рука Роланда коснулась камня, и он, наконец, понял, что пытается сказать ему Дейкстра. Роланд ухватился за камень, приклеился к нему присоской, сократил руку… Да, внизу, прямо под ним была узкая расщелина.

Раненая рука задела острый каменный выступ, Роланд с трудом подавил крик боли. Кровь, вроде бы остановившаяся, снова полилась из раны. Роланд выставил перед собой меч и закричал:

– Кто торопится в страну мертвых? Подходите, мой меч укажет вам путь!

– Назад! – раздался повелительный голос Сакральбара. – Оставьте его в покое, дайте ему истечь кровью. Рамзан, Юсуф, Муамар! Сторожите его, а если попытается выползти – убейте! И присматривайте за ним, не пропустите, когда умрет. Его семя пригодится племени, он ловкий и храбрый, хоть и преступник.

– Не дождетесь! – закричал Роланд. – Я выйду и убью всех, кто против меня!

Он переложил меч в третью правую руку, чтобы не мешал, и стал осматривать рану. Не очень страшная рана, не глубокая, каменное лезвие не врезалось внутрь, а всего лишь ободрало кожу. Залепить ее пленкой, перетерпеть минутную боль, и можно будет продолжать бой, как будто никакой раны нет. Но где взять пленку? И как перетерпеть боль, ведь Рамзан, Юсуф и Муамар только и ждут подходящего момента, чтобы напасть… А драться сейчас нельзя – от первого же резкого движения рана снова откроется, а это недопустимо, Роланд и так потерял много крови. Пожалуй, Сакральбар прав, Роланду пришел конец. Но как же обидно признавать свое поражение!

 

5

Когда Роланд начал разговаривать с местным королем, Сантьяга еще на что-то надеялся. Но когда разговор перерос в ссору и Роланд обнажил меч, Сантьяга решил, что искушать судьбу больше незачем. Будь Роланд хоть восемь раз героем, глупо рассчитывать, что он сумеет одолеть в бою целое племя. Поэтому Сантьяга расслабил мантию, подобрал руки, перестал сопротивляться течениям, и вода увлекла его вниз. Никто не заметил, как он покинул круг зрителей, в центре которого Дейкстра произносил свою торжественную речь. Хоть какая-то польза будет от этого дурацкого выступления, хоть одну человеческую жизнь оно спасет. Впрочем, рыцари считают травоедов людьми только на словах, новое племя в этом плане ничем не отличается от старого. Чтобы понять это, Сантьяге хватило одной-единственной реплики бывшего короля, которого потом зарубил Роланд.

Достигнув земли, Сантьяга расправил руки и пошел в ту сторону, где час назад он разглядел с высоты поля и сады травоедов. Интересно, можно ли считать этих травоедов своими дальними родственниками? Или Джа сотворил каждое племя отдельно от других, в отдельном, независимом акте творения? Впрочем, какая разница? Сейчас не время думать об истории мира, думать надо о том, как не отправиться в страну мертвых раньше положенного времени. Травоеды не так агрессивны, как рыцари, но так было в родном племени Сантьяги, а как обстоят дела здесь, можно будет узнать только на опыте. Но сразу на него вряд ли кто-то нападет. Травоед, разгуливающий с настоящим костяным мечом – зрелище необычное и пугающее. Впрочем, в этом племени меч никого не испугает, здесь даже рыцари только сегодня узнали, что такое меч в умелых руках. Жаль, что травоедские руки Сантьяги не так приспособлены к фехтованию, как рыцарские руки Роланда. Пожалуй, в руках травоеда камень-василиск – более грозное оружие, чем меч. Камень-василиск не требует от бойца никакого особого умения – выпустил усики, ткнул врага и больше ничего не нужно, враг уже мертв. А чтобы научиться нормально обращаться с мечом, надо не одну восьмерку дней тренироваться. Когда они ждали возвращения Зорьки и Росинанта, а Дейкстра объелся травы и маялся поносом, в тот день Сантьяга увязался за Роландом, когда тот пошел тренироваться с мечом. Тогда Сантьяга понял, что хорошим фехтовальщиком ему не стать.

Размышляя подобным образом, Сантьяга приблизился к каменной гряде, отделяющей подножия рыцарских скал от жилых территорий травоедов. Он не стал искать тропу, ведущую к перевалу, а подпрыгнул и поплыл, работая мантийными мышцами. Он уже достаточно отдохнул, чтобы проплыть небольшое расстояние, не слишком утомляясь.

Сантьяга поднялся над грядой. Слева простиралось каменистое поле, изрытое глубокими норами, справа совсем рядом начиналось поле, заросшее сочной и аппетитной травой. Сантьяга свернул направо – он вдруг понял, что проголодался.

– Ой! – услышал он детский голос.

Сантьяга посмотрел вниз и увидел девочку-травоеда, стоящую на краю поля и удивленно наблюдающую за ним. Увидев, что странный человек заметил ее, девочка смутилась и попыталась убежать, но Сантьяга не позволил ей скрыться. Довольно изящным маневром он приземлился прямо перед ней и преградил ей единственный путь к бегству.

– Привет! – сказал он.

– Привет, – ответила девочка. – Ты кто?

– Меня зовут Сантьяга, – представился Сантьяга. – А ты кто?

– Я Зульфия, – сказала девочка. – А ты рыцарь или…

Она замялась, очевидно, испугавшись случайно назвать рыцаря травоедом. В родном племени Сантьяги за такое оскорбление могли и порвать, а здесь, похоже, обычаи не сильно отличаются от тех, к которым привык Сантьяга. Жаль.

– Я травоед, – сказал Сантьяга. – Просто я умею плавать.

– А меня научишь? – спросила Зульфия.

Сантьяга рассмеялся. Такой реакции на свои слова он ожидал меньше всего. Дети так очаровательны в своей наивности!

– Возможно, – сказал Сантьяга. – Но не сейчас. Сейчас мне очень хочется есть. Я уже два дня ничего не ел.

– Почему? – удивилась Зульфия. – Тетя Лейла меня всегда заставляет кушать два раза в день, а если я не кушаю, она ругается. А тебя никто не заставляет кушать?

– Никто, – сказал Сантьяга. – Мы, взрослые, едим, когда хотим. Ну, или когда получается.

– Надо себя заставить, – серьезно сказала Зульфия. – Пойдем, я тебе помогу.

Они пошли в поле. Обогнули большой камень и столкнулись лицом к лицу с женщиной-травоедом.

– Смотри, тетя, кого я встретила! – воскликнула Зульфия. – Этого дядю зовут Сантьяга, он умеет плавать, и он очень голодный!

Женщина недоумевающе уставилась на Сантьягу.

– Здравствуй, Лейла, – сказал Сантьяга. – Ты ведь та самая тетя Лейла, о которой говорила Зульфия?

– Ну да, – пробормотала Лейла. – А ты… гм…

– Я приплыл издалека, – сказала Сантьяга. – Видишь ли, Лейла, океан велик, и тот вулкан, рядом с которым протекает твоя жизнь, не единственный. Но это долгая история, и я предчувствую, что мне придется рассказывать ее много раз, и эти рассказы еще успеют меня утомить. Я полагаю, эта история заинтересует многих твоих родственников, и будет правильно, если ты предложишь всем, кто желает ее послушать, собраться в одном месте, и тогда я ее расскажу. А сейчас я подкреплю свое тело вкусной травой, потому что я не ел два дня и очень голоден.

Лейла молча смотрела на Сантьягу и ничего не говорила. Похоже, совсем тупая.

– Наверное, мне стоит повторить сказанное, – сказал Сантьяга. – Постарайся сосредоточиться и запомнить, что я говорю. Итак, я приплыл издалека…

– Ты на самом деле умеешь плавать? – перебила его Лейла.

– Умею, – подтвердил Сантьяга. – Не так хорошо, как рыцари, но…

– Покажи, – потребовала Лейла.

Сантьяга подпрыгнул и трижды сократил мантийные мышцы, направляя тело вверх. Затем растопырил руки, остановился, перевернулся вниз головой и тем же манером опустился на землю.

– Вот так примерно, – сказал Сантьяга. – Не очень изящно, но… А что? Почему ты так удивлена?

Лейла сложила руки, припала к земле, приняв позу подчинения и начала говорить следующее:

– О великий, чье явление предсказано! Прости неразумную дуру, не сразу распознавшую тебя по виду и повадкам! Умоляю тебя, прости и юную деву, не оказавшую тебе должного почтения! Она ни в чем не виновата, кроме скудоумия, но для ее возраста…

– Опаньки, – внезапно перебила ее Зульфия. – Так что, Сантьяга, получается, Тот, Кто Грядет? Сантьяга, почему ты сразу не представился, как положено?

– Зульфия! – ужаснулась Лейла. – Что ты себе позволяешь?!

– Все нормально, – сказал Сантьяга. – Я ни на кого не обижен, вам не за что извиняться. Поднимись, Лейла, не унижайся, я этого не люблю.

– В точности, как предсказано, – пробормотала Лейла, поднимаясь. – Воистину так. Зульфия, беги к Абдурахману, скажи, что Тот, Кто Грядет, явился!

– Я не хочу никуда бежать, – заявила Зульфия.

Тогда Лейла протянула к ней руку, намереваясь задать ребенку воспитательную трепку. Зульфия взвизгнула и убежала.

– Я в твоем распоряжении, великий Сантьяга, – сказала Лейла. – Приказывай, я повинуюсь.

– Прежде всего, я хочу поесть, – сказал Сантьяга. – А пока я буду насыщать свой желудок, я хочу точно узнать, что тебе ведомо о Том, Кто Грядет.

– Мне ведомо немного, великий, – печально произнесла Лейла. – Я всего лишь глупая женщина, тебе надо поговорить с мудрым Чандрасекаром.

– Я еще успею поговорить с мудрым Чандрасекаром, – сказал Сантьяга. – Но вначале я послушаю твой рассказ.

– Как будет угодно великому, – сказала Лейла.

Они пришли на поле, где росла съедобная трава, Сантьяга стал утолять голод, а Лейла рассказывала ему о Том, Кто Грядет. И чем дольше Сантьяга ее слушал, тем веселее он становился. И когда Лейла закончила свой рассказ, Сантьяга сказал:

– Сдается мне, в этих краях наступают очень интересные времена.

 

6

Джейн снова проснулась. На этот раз ее пробуждение проищошло беспричинно, она не ощущала необычных запахов и не слышала пугающих звуков. Она лежала на полу материнской пещеры, на мягком и удобном ложе, вполне достойом первой леди племени. Рядом лежали, погруженные в сон, Яна и Кристина, дальше спали женщины, с которыми Джейн так и не успела познакомиться – матери нового племени, того, что станет родным для сыновей и дочерей Дуайта и Джейн. Все было спокойно, из коридора доносился негромкий успокаивающий шум, но почему сердце бьется так сильно, что кажется, что оно вот-вот выпрыгнет из головы? Джейн не понимала этого.

Она распрямила руки, кровь наполнила мышцы, одряхлевшие от долгого сна и столь же долгого голодания. Закружилась голова, но это длилось совсем недолго, всего-то несколько секунд. А потом Джейн почувствовала себя бодрой и готовой… к чему, кстати, готовой?

Ее жабры ритмично пульсировали, наполняя кровь жизненной силой. Сердце передавало жизненную силу в мозг, и когда мозг Джейн наполнился ей в достаточной степени, растерянность отступила. Как она могла забыть об этом! Если мать, не успевшая отложить яйца, пробуждается от сна без видимых причин, это может означать только одно.

Она вышла в коридор, какая-то девушка заступила ей путь, глупо пискнув:

– Ты что? Куда? Тебе сюда нельзя!

– Прочь с дороги, дура, – ответила ей Джейн спокойно и величественно, не повышая голоса и не нарушая спокойствия, естественного для матери даже в такой необычной ситуации.

– Делай, что она говорит, – произнес какой-то другой женский голос, незнакомый Джейн. – Не стой на пути пророчества, дура.

– Ой! – пискнула девушка, дважды названная дурой, и прижалась к стене, уступая дорогу.

Джейн торжественно прошествовала мимо. Именно прошествовала, а не проплыла, хотя ширина и высота коридора вполне позволяли плыть. Пророчествующие матери не плавают – яйца, зреющие в чреве, затрудняют движения материнской мантии.

Джейн приблизилась к развилке коридора, и ее ноздрей коснулся запах крови, смешанный с тем запахом, что издает извлеченный из умирающего тела мужской сперматофор.

– Дураки! – воскликнула Джейн. – Печально мне, что детям моим придется жить в стране дураков! О глупый Хасан и дважды глупый Сакральбар, почему вы не вняли моим словам? Разве не говорила я вам, что Роланд – сильнейший и величайший из всех героев, вылуплявшихся в океане, а его меч не знает пощады и никто не в силах противостоять ему?

Внутренний голос подсказал Джейн, что про меч Роланда она ничего не говорила, но Джейн не стала поправлять свою речь. Через антенну пророчествующей матери вещает сам Джа, и если он решил исказить правду, значит, у него есть на то основания.

Она огляделась. Снаружи, у самого входа в пещеру, прямо на кусте сторожевых актиний вяло подергивалась чья-то рука, срезанная мечом Роланда под корень. Рука уже лишилась крови и жизни, источником ее подергиваний были актинии, чьи безмозглые тела никак не могли решить, что делать с этим куском плоти – съесть или отбросить прочь.

– Вот! – провозгласила Джейн, указав на отрезанную руку. – Вот к чему привело ваше скудоумие и бестолковая гордость! Вы отвергли героя, решили, что восемь восьмерок червей одолеют единственного ортоцераса, так не ропщите теперь, когда справедливая кара обрушится на ваши головы и расчленит ваши тела! Роланд – великий король, Роланд – господь! Склоните головы перед ним и молите о прощении, и будет оно даровано, ибо Роланд милостив и справедлив!

Взгляд Джейн, рассеянно блуждавший по сторонам, уткнулся в знакомое лицо, и она поняла, что видит Дейкстру. Мудрец сидел на выступе скалы, его костяной меч не покинул веревочного чехла, а лицо мудреца было печальным и отчего-то виноватым.

– Дейкстра! – воскликнула Джейн. – Разве ты не рассказал этим глупцам о доблести и благородстве Роланда? Ответь мне, Дейкстра!

– Рассказал, – ответил Дейкстра. – Но они не стали меня слушать.

– Глупцы! – рявкнула Джейн. – Истинно сказано, что незачем антенна тому, чей мозг слеп и глух. Истинно вам говорю, излейте дерьмо из своих мозгов и наполните их живительной кровью! Слушайте меня, рыцари и дамы! Нет в океане рыцаря, более достойного стать вашим королем, чем Роланд из рода Теодора! Истинно свидетельствую, что Сакральбар, приказам которого вы повинуетесь – презренный червь с дерьмом в башке вместо мозга! Отриньте его и повинуйтесь Роланду, и да пребудет с вами счастье и милость Джа!

Пока Джейн произносила эти слова, Дейкстра смотрел куда-то вверх, а когда Джейн закончила говорить, он улыбнулся, спрыгнул со скалы и подплыл к ней.

– Хорошее пророчество, Джейн, – сказал он, приблизившись. – Ты почти спасла жизни Роланду и мне. Осталось совсем чуть-чуть. Поплыли.

– Я не могу плыть, – сказала Джейн. – Разве ты забыл, что я мать? Матери не плавают.

Дейкстра задумчиво посмотрел вверх и сказал:

– Придется попробовать. Дай мне руки, я попытаюсь тебя отбускировать. По такому крутому склону тебе не взобраться.

– А зачем мне туда взбираться? – удивилась Джейн. – Что там происходит? Почему ты все время смотришь туда?

– Там Роланд, – ответил Дейкстра. – Он отважно сражался храбро, но глупые рыцари сумели его ранить. Он спрятался в расщелине, а они ждут, когда он истечет кровью. Помоги ему, тебя они не осмелятся тронуть.

 

7

Роланд сидел в расщелине и ждал конца. Кровотечение остановилась, непосредственная опасность больше не угрожала его жизни, но он понимал, что это всего лишь временная отсрочка. Он слишком ослаб от потери крови, сейчас он не сможет работать мечом достаточно быстро и ловко, чтобы выйти победителем из схватки с двумя-тремя восьмерками рыцарей, каждый из которых жаждет его крови. С великанами было проще, тогда он был свеж и полон сил, на его стороне был фактор внезапности, а за его затылком стоял развернутый строй рыцарей, в целом бесполезный, но достаточно грозно выглядящий, чтобы вселить ужас в сердца врагов. Сейчас ничего этого нет, а есть только боль в раненой руке, мерзкая кровяная вонь, которую никак не размоет течение, и слабость во всем теле. И тоскливое понимание, что рванись он сейчас в отчаянную атаку, она унесет одну-две жизни врагов, а затем придет бесславный конец. А если конец неизбежен, зачем забирать чужие жизни? Для Роланда эти рыцари – враги, но для его детей и племянников они станут учителями и примером для подражания. Племя, отвергшее Роланда, примет его семя, и нет больше смысла причинять вред этому племени. Надо выйти, отбросить меч и сдаться.

Но едва эта мысль обосновалась в мозгу Роланда, как он понял, что никогда не поступит так. Он просто не сможет так поступить. Есть вещи, которые нельзя делать, потому что они неправильны. Нельзя жрать дерьмо, нельзя без разрешения срывать пленку с мяса, нельзя разрывать травоеда, который тебя не оскорбил, нельзя покоряться тому, кто слабее и дурнее. Будь здесь Дейкстра, он начал бы обосновывать это правило всякими мудрыми рассуждениями, дескать, Джа руками случайностей отбирает для продолжения рода лучшее семя, и, подобно этому, правильные слова передаются из антенны в антенну, а глупые слова забываются. Правильные поступки оставляют в истории след из многих восьмерок аналогичных поступков, совершенных подражателями…

Роланд потряс головой, приводя мысли в порядок. Как ни рассуждай, все равно получается, что он должен выйти, положить меч на землю и принять заслуженную смерть. Но он не может так поступить! Может, виной тому не высокие соображения, а обычная трусость? Или Джа снова испытывает его? Может, желание выйти и сдаться – это искушение, которое нужно преодолеть?

Антенна Роланда уловила движение на самом краю поля зрения. Кажется, кто-то пытается незаметно подобраться к расщелине, не плывя, а переступая по камням, как травоед. Если судить по звукам шагов, их двое. На что они рассчитывают? Расщелина слишком узкая, чтобы можно было подобраться незамеченным вплотную и внезапно ударить Роланда ножом. Это у них вряд ли получится, даже если нож приделан к длинной палке, как принято у этого племени. Однако лучше отползти назад, просто на всякий случай.

Роланд попытался отползти, но неосторожно задел камень раненой рукой, руку пронзила острая боль, на затянувшейся было ране снова выступили капельки крови. Роланд едва удержался от испуганного взвизга, недостойного великого героя. Нет, уползти вглубь расщелины не получится, врага придется встретить здесь. Это не очень опасно, надо просто не расслабляться и не терять бдительности. Нанести молниеносный колющий удар, и у врагов не останется никаких шансов. Вообще непонятно, на что они рассчитывают. Хотя…

Внезапно Роланд понял, на что они рассчитывают. Кто сказал, что они собираются ударить его ножом? Если метнуть в расселину боевую актинию… да хоть сторожевую… Роланду некуда будет деваться, он не сможет увернуться от обжигающих щупалец, он здесь как в ловушке. Сомнительно, правда, что они догадались до этого, ведь ни в одном из знакомых Роланду преданий ничего не говорилось о таком приеме ведения боя. Но кто знает, какие предания у этого племен… Нет, нельзя прятаться в узкой щели, надо, наоборот, подобраться поближе к выходу, и когда они приблизятся вплотную – атаковать. Нанести два рубящих удара и убраться обратно в расшелину под прикрытием кровавого облака.

Роланд сделал первый шаг, и вдруг услышал голос Дейкстры.

– Что-то не пойму никак, куда он спрятался, – сказал мудрец. – Мне казалось, он был здесь, но сейчас здесь его нет. Может, он вон в той расщелине? Или вот в этой?

– Роланд! – позвала Джейн. – Выходи, Роланд! Они тебе ничего не сделают! Я с тобой, а они не посмеют причинить вред пророчице!

Роланд почувствовал, как кровь приливает к коже головы, окрашивая тело в цвет стыда. Он едва не атаковал пророчествующую мать, да не просто пророчествующую мать, а Джейн, милую Джейн, лучшую женщину племени, которого больше нет, носительницу семени Дуайта, любимого брата Роланда. Хорошо, что она заговорила с ним до того, как он набросился на нее с мечом. Спасибо, Джа, что не допустил такого позора.

– Я здесь! – крикнул Роланд. – Я выхожу!

Он осторожно высунулся из расщелины и с любопытством взглянул на Джейн. Он впервые видел пророчествующую мать. Совсем не такое удивительное зрелище, как ожидал Роланд, женщина как женщина. Если, конечно, не обращать внимания на ненормальное раздутие туловища там, где оно переходит в мантию. Но если знать, что перед тобой мать, одна из тех, кому от сотворения мира предписано пребывать в священном сне, готовиться дать жизнь потомству…

– Спрячь меч, – потребовала Джейн. – Больше не надо никого убивать.

Роланд огляделся. Две восьмерки рыцарей с топорами наперевес застыли на камнях, образуя правильный круг. Сейчас они просто наблюдают, но если они решатся атаковать… Нет, не решатся, Джа не попустит. Если бы они считали допустимым ослушаться пророчицы, Роланд уже не стоял бы там, где стоит. И был бы он уже не Роланд, а несколько кусков рубленого мяса.

Роланд оттолкнулся от скалы и поплыл навстречу Джейн и Дейкстре. Ни один рыцарь не сдвинулся с места, они ждали. Понятно, чего они ждут – рано или поздно пророческая лихорадка покинет леди Джейн, священный сон снова вступит в свои права и тогда…

– Поплыли, Роланд, – сказала Джейн. – Дейкстра наложит пленку на твою рану. Дейкстра, он сильно ранен?

– Не очень, – ответил мудрец. – Но пленку наложить надо. Роланд, возьми Джейн за две руки, поплывем вниз, к пещере.

В первое мгновение Роланд хотел воспротивиться, входить в пещеру – верное самоубийство, рыцари перекроют все выходы, потом из нее не выберешься. Но затем Роланд подумал, что в его положении глупо бояться опасностей, он уже, считай, мертв. В этом есть даже нечто забавное – считая себя уже мертвым, можно ничего не бояться. Надо будет потом поразмышлять над этим на досуге. Если, конечно, в остатке его жизни есть место неспешным отвлеченным размышлениям.

Они поплыли. Роланд держал Джейн за средние правые руки, Дейкстра – за средние левые. Джейн висела между ними мертвым грузом, она не могла плыть самостоятельно, ее мантия почти завершила превращение из мощного мышечного цилиндра в вялый и расслабленный мешок, наполненный зреющими яйцами.

Они вошли в пещеру. Джейн шла впереди, Роланд следовал за ней, Дейкстра замыкал шествие. Они вошли в пленочный склад, Джейн осталась у входа, а Дейкстра и Роланд прошли внутрь. Дейкстра отделил пленочный квадрат от рулона, Роланд глубоко вдохнул и приготовился испытать боль. И боль пришла.

 

8

Прошло немного времени, и к Роланду вернулось сознание, он перестал метаться по пещере, оглашая ее жуткими воплями. Тогда Дейкстра сказал, обращаясь к Джейн:

– Сядь на пороге и никого не впускай, пока я не вернусь.

– Хорошо, Дейкстра, – ответила Джейн. – Я сделаю так, как ты говоришь. Но поторопись, потому что священный сон скоро снова одолеет меня.

Дейкстра тоже хотел произнести какие-то красивые слова, подобающие случаю, но не нашел подходящих слов. Он просто вышел.

Он шел по коридору пещеры к выходу и думал, что теперь делать. Он понимал, что ничего не понимает. События последнего часа были совершенно невероятны, ничего подобного не упоминалось ни в каких преданиях. Расскажи Дейкстре кто-нибудь, что единственный герой сможет бросить вызов целому племени, убить нескольких рыцарей и после этого оставаться в живых целый час… Нет, это нелепо. И тем более нелепо ломать себе голову, размышляя о том, как позволить этому герою прожить еще один час. А потом еще один час, и еще…

Внезапная мысль поразила Дейкстру так, что его сердце пропустило один удар. А зачем, собственно, он собирается сохранять Роланду жизнь? В благодарность за спасение от извержения? Так за это надо благодарить не Роланда, а Зорьку. Потому что герои не должны умирать? А почему, собственно, они не должны умирать? Все люди рано или поздно умирают, герои не являются исключением. Потому что Роланд станет хорошим королем? А станет ли он хорошим королем? Можно ли считать хорошим королем человека, убивающего других людей, потому что ему не нравятся их слова? Будут ли рыцари гордиться им и радостно следовать за ним? Вряд ли. Они будут подчиняться ему только из страха перед ужасным мечом, и Роланду придется обнажать его регулярно, чтобы поддерживать в них этот страх. Таким, как Роланд, место в героических преданиях, но не во главе охоты и не на почетном месте в пиршественном зале пещеры. Приятно мечтать о том, чтобы оказаться рядом с героем, посмотреть собственной антенной на его подвиги, послушать его героические речи… Но жить рядом с ним не в мечтах, а в реальности совсем не так приятно, как кажется.

В коридоре появился молодой рыцарь, тот самый, который помог Дейкстре оказать почести бывшему королю этого племени. Его, кажется, Ахмедом зовут, рыцаря этого. Да, точно, Ахмед.

Дейкстра прошел мимо, вышел наружу, оттолкнулся от скалы и поплыл. Он чувствовал на себе вопрошающий взгляд Ахмеда, и еще пять-семь других вопрошающих взглядов, но Дейкстра сделал вид, что погружен в размышления и ничего не замечает. Он не знал, что говорить и что делать, он плыл куда антенна глядит, он понимал, что надо собраться с мыслями и что-то решить, но так же ясно он понимал, что ничего решить не сможет. Вот если бы Джа подал какой-нибудь знак…

Неожиданный вихрь подхватил Дейкстру и повлек вниз. Нет, не вихрь, а нисходящее течение, странно, что Дейкстра не заметил его до того, как вплыл в его воды. Может, это и есть знак? Нет, ерунда. Только несмышленным юнцам всюду мерещатся знаки и приметы, мудрец же понимает, что в мире гораздо меньше необъяснимого, чем кажется неискушенным умам. Но если все равно куда плыть, почему бы не поплыть вниз, как бы поверив, что это течение – знак, предоставленный Джа в ответ на невысказанную просьбу мудреца. Пусть мудрец как бы повинуется воле Джа, выраженной посредством этого знака. Дейкстра поплыл вниз.

Через минуту с его антенны сорвался возглас непроизвольного удивления. Далеко внизу, посреди травоедских полей лучился и переливался невыразимо прекрасный узор небесного камня. Как только Дейкстра мог забыть об этих камнях! Надо было не упражняться в красноречии перед толпой рыцарей, а взять один камень, включить его и пусть народ восхищается. А потом сказать им что-нибудь типа того, что Джа лично благословил, вручил этот камень как доказательство избранности… Вряд ли нашлось бы много рыцарей, способных начать бой сразу после просмотра узоров небесного камня. Эти узоры расслабляют разум, наполняют его таким тихим и спокойным восхищением… В конце концов, на них самому приятно посмотреть, так почему бы не воспользоваться случаем прямо сейчас?

Дейкстра повернулся и резким толчком мантии вышел из нисходящего течения. Развернулся лицом вверх, напряг мантийные мышцы, но так и не сделал толчка, который должен был направить его движение вверх. Дейкстра задумался.

Стоит ли торопиться, вот в чем вопрос. Представим себе, что мудрец погрузился в долгие размышления о судьбах бытия и забыл о времени. Священный сон одолел леди Джейн, утомленный Роланд тоже уснул. Повинуясь приказу Сакральбара, рыцари вошли в комнату, убили спящего Роланда и забрали его семя. А потом вдруг появился пришлый мудрец Дейкстра, явил чудесный узор и провозглсил волю Джа – отныне королем будет мудрец Дейкстра.

Но нужно ли ему становиться королем? Да, Дуайт объявил своим законным преемником его, а не Роланда, но это было еще до извержения, в другом племени. Здесь выбор Дуайта не имеет никакого значения. Кроме того, антенной Дуайта говорил не его мозг, а его обида. Будь Дуайт в тот момент не так расстроен, он сделал бы другой выбор, это совершенно очевидно. Дейкстра слишком близорук, чтобы вести охоту, и слишком слаб, чтобы легко ставить на место тех, кто проявляет недостаточно уважения к королю. Конечно, сила разума – тоже сила, но достаточно ли ее, чтобы встать во главе народа? Дейкстра достоин королевского звания, это несомненно, но нужно ли оно ему? Это, конечно, большой почет, каждый знает, что за всю историю человечества лишь один Карлайл одновременно носил звание короля и звание мудреца. Так говорят сейчас, но будущие поколения будут говорить, что такого добились двое – Карлайл и Дейкстра. Приятно.

Узор выбросил из себя восхитительную плоскую спираль, Дейкстра невольно залюбовался ею. Спираль отвлекла его от размышлений, и он понял, что, во-первых, сам того не заметив, развернулся головой вниз и любуется узором, а во-вторых, размышляет он о сущей ерунде. Кто достоин стать королем, кто не достоин… Можно подумать, это сейчас самая важная тема для размышлений. Еще вчера он мечтал только о том, чтобы Зорька не ошиблась, чтобы в конечной точке их пути действительно нашлась местность, пригодная для обитания, и чтобы ее жители не убили их при первой же встрече. Пригодная местность нашлась, их пока не убили, и старый рыцарь Дейкстра, именующий себя мудрецом, стал мечтать о том, как бы снискать побольше славы. И чем, спрашивается, мудрый Дейкстра отличается от безрассудного Роланда? Мудрец на то и мудрец, чтобы думать не о том, чего хочется, а о том, что правильно. А правильно сейчас прекратить вражду между Сакральбаром и Роландом, любым способом прекратить. Вот это и будет истинной мудростью. Дейкстра поднимется на вершину скалы, откроет сумку с небесными дарами, извлечет из нее нужный камень и явит чудесный узор. А потом Дейкстра произнесет речь, и пусть будет что будет. Пусть Джа решает, достоин ли Роланд жить дальше.

Набежавшая волна легонько качнула мудреца, он обернулся и увидел, что сзади к нему приближается Зорька.

– Вот ты где, Дейкстра, – сказала она. – Что там случилось на большой скале? От нее так разит кровью… Акулы боятся.

– Роланд поругался с местным королем и убил его, – сказал Дейкстра. – Я пытался их помирить, но не смог.

– Странно, – сказала Зорька. – Разве местные рыцари невосприимчивы к тем чудесным узорам, что показывает камень, упавший с неба?

– Не знаю, – смутился Дейкстра. – Я забыл про тот камень, я только сейчас вспомнил о нем, когда увидел… – он указал рукой вниз.

– Так чего ты ждешь? – удивилась Зорька. – Плыви к скале и… Нет, лучше залезай мне на спину, не будем терять времени.

Дейкстра залез Зорьке на спину, и они стали подниматься.

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. НОВЫЙ КОРОЛЬ

1

Зорька зависла над вершиной скалы. Дейкстра выбрался из седла и мягко опустился на землю, спружинив четырьмя руками. Вытащил из сумки небесный камень, нажал нужный выступ, положил камень на песок и отошел в сторону, чтобы не мешать зрителям наслаждаться узором. Он сидел, смотрел на узор и ни о чем не думал, его мозг, утомленный размышлениями, наслаждался покоем.

Это так здорово – начихать на все проблемы и неприятности, щелкнуть клювом, сказать себе "будь что будет" и созерцать прекрасное. Может, в этом и есть тайный смысл того знака, о котором Дейкстра мысленно молил Джа несколько минут назад? Дескать, делай, что должно, и пусть свершится, что суждено. Не позволяй суетным желаниям захватить власть над мозгом, жизнь устроена так, что желания редко приводят к успезу, гораздо чаще они приносят только кровь, боль и смерть. Не надо уподобляться Роланду, не надо стремиться к победе любой ценой, жизнь – не охота, на которой славы тем больше, чем больше рыбы ты сумел добыть. Люди, что окружают тебя – не рыбы, их назначение не сводится к тому, чтобы стать фоном для твоих героических поступков. Не люди для героя, а герой для людей. И неважно, что о таком герое вряд станут говорить в преданиях. Это действительно неважно, потому что в стране мертвых Джа не будет спрашивать, попал ли ты в предания, он спросит, насколько честно и достойно ты прожил свою жизнь. Если, конечно, верить, что суд после смерти – истинная правда, а не глупая выдумка давно умершего рыцаря по имени Бенджамин. А если не верить, что это правда, получается, что можно все – убивать, клеветать, предавать, унижать людей, относиться к ним как к безмозглым рыбам, глумиться… Зря Бенджамин признался в свое время, что выдумал эту историю. Если бы она не считалась выдумкой, насколько проще было бы жить…

Узор искрился и переливался, его ритмичные волны сходились и расходились, растворялись и пересекались, то усиливая, то подавляя одна другую. То и дело в узоре мелькали вспышки, похожие на человеческую речь, в какой-то момент Дейкстре показалось, что он ясно видит (или слышит, в данном случае это одно и то же) слово "да", произнесенное человеческой антенной. Может, это еще один знак, предоставленный Джа? Нет, скорее, просто случайность, слово "да" достаточно короткое, чтобы произнестись случайно, вот если бы в узоре возникли слова "да, старый дурак, Джа говорит с тобой прямо сейчас" – это было бы совсем другое дело. Но Джа уже много поколений не дает столь ясных знамений, все его знаки и пророчества всегда туманные и двусмысленные. Почему он больше не является людям во плоти, не разговаривает с ними понятным человеческим языком? Удивительно…

– Воистину удивительно, – услышал Дейкстра незнакомый голос.

Он вздрогнул, обернулся и увидел, что с ним говорит вовсе не Джа, а рыцарь из местных, Дейкстра где-то уже видел его, наверное, в толпе, внимавшей речи мудреца.

– Прекрасное зрелище, – сказал рыцарь. – Пожалуй, самое прекрасное из всех, что доводилось мне наблюдать за всю мою жизнь. Как ты это сделал?

– Этот камень упал с неба по воле Джа, – сказал Дейкстра. – Таково свойство этого камня – если сделать с ним определенные действия, он рисует в воде узор, каждый раз новый.

– Невероятная красота, – сказал рыцарь. – А почему ты не показал его сразу, как только вы прибыли к нам? Красота расслабляет разум, убирает гнев и способствует спокойным размышлениям. Если бы ты показал этот узор сразу, Муса не разозлился бы, и Роланду не пришлось бы его убивать.

– Ты прав, – сказал Дейкстра. – Нам с Роландом действительно надо было так поступить. Мы просто забыли.

Рыцарь внимательно вгляделся в лицо Дейкстры и произнес после долгой паузы:

– Сдается мне, ты не врешь. Допустим. А Роланд, по-твоему, тоже забыл? Или он нарочно так поступил?

– Нарочно? – удивленно переспросил Дейкстра. – А зачем ему было поступать так нарочно? Это же опасно, его чуть не убили…

– Чуть не считается, – заявил рыцарь. – Не убили же. Этот его меч – страшное оружие, носящий его рыцарь практически неуязвим. То, что его все-таки ранили – непредвиденная случайность, ему просто не повезло. Он рассчитывал, что такого не произойдет, и этот расчет был здравым.

До Дейкстры начало доходить.

– Так ты думаешь, он заранее все продумал? – спросил Дейкстра. – Убил вашего короля, убил мудреца, спровоцировал сражение, в котором показал всю свою силу и доблесть… А если бы Муса не стал его оскорблять, а принял по-доброму, он бы все равно начал драться?

– Нам не дано знать, что случилось бы, если бы события пошли другим путем, – сказал рыцарь. – Мы можем только предполагать. До разговора с тобой я полагал, что вы были заодно с самого начала, но слова, которые ты только что произнес, кажутся искренними. Теперь я склоняюсь к тому, что от тебя не будет вреда.

– Кто ты? – спросил Дейкстра. – Какое место ты занимаешь в племени? Ты так говоришь, как будто примеряешь на себя королевское звание.

– Меня зовут Хасан, – сказал рыцарь. – Я обычный рыцарь, я слишком молод, чтобы занимать в племени какое-то особое место. Но со временем, думаю, я стану или королем, или мудрецом. Люди говорят, что я не самый глупый в племени.

Дейкстра вспомнил, где он видел этого рыцаря – он сопровождал Сакральбара, когда тот вышел из пещеры и приказал атаковать Роланда. Видимо, Хасан – один из ближайших друзей претендента на королевское звание. Или не друзей, а конкурентов?

– Кто станет королем, если Роланд погибнет? – спросил Дейкстра. – Сакральбар или ты?

Хасан улыбнулся и ответил:

– Сакральбар, конечно. Он не слишком умен и легко впадает в гнев, но он водил рыцарей на охоту в те времена, когда я еще пищал в яйце. А что? Я уже занял какое-то место в твоих планах?

– Да какие там планы… – пробормотал Дейкстра. – Я устал строить планы. Какой смысл их строить, если все происходит не так, как хотелось? Я уже ничего не хочу, кроме покоя. Возможно, Муса был прав, возможно, нам с Роландом следовало послушаться Мусу, отдать новому племени свое семя и тихо уйти в последний путь. Я уже начал сомневаться, что мы принесем вам что-либо, кроме горя и смерти.

– Вы принесли знания, – сказал Хасан.

Дейкстра горестно взмахнул рукой и спросил:

– Да кому нужны эти знания? Нет в них ничего, кроме печали. Джа уже явил мне знак по этому поводу, просто я его не заметил. Когда мы с Роландом поднялись на небо в поисках новых знаний, мы нашли там только воду, отвердевшую от холода, и огненного червя, который потом взорвал наш вулкан. Чем больше я размышляю над этим, тем больше склоняюсь к тому, что Джа не желает, чтобы люди приобретали новые знания. Возможно, все дары неба, что получило наше племя – не испытание, как говорил Роланд, а искушение. Возможно, мы должны были отвергнуть их.

– Разве можно отвергнуть вот это? – спросил Хасан, указав рукой на узор. – Я никогда не видел ничего прекраснее.

– Великое искушение должно быть прекрасным, – сказал Дейкстра. – Иначе разве это искушение?

Некоторое время они молчали, а затем Хасан спросил:

– Чего ты хочешь, Дейкстра? Что ты собираешься делать?

– Ничего, – ответил Дейкстра. – Мне надоело хотеть и действовать. Мои желания не приносят ничего хорошего. Может, я проклят? Может, мне нужно отдать семя и уйти? Или просто уйти, не отдавая семени? Может, оно тоже будет нести мое проклятие?

Начиная произносить эти слова, Дейкстра говорил иронически, но когда он закончил их произносить, он подумал: "А может, это не ирония, а правда? Может, я действительно проклят?"

– Не терзай себя, Дейкстра, – сказал Хасан. – Не торопись уйти в страну мертвых, ты всегда успеешь сделать это. Я думаю, что знания сами по себе не являются злом и не таят в себе ничего плохого. Зло не в знаниях, а в мозгах некоторых людей. Мы с тобой побеседовали, и теперь я вижу, что в тебе нет зла. И мне кажется, что твоя тоска скоро пройдет и с тобой все будет хорошо. Кстати, ты заметил, что узор становится менее ярким?

– Заметил, – сказал Дейкстра. – Сила небесного камня ограничена, он тратит ее, изображая узор, и почти всю уже истратил.

– Жаль, – сказал Хасан. – Но так и должно быть, прекрасное должно быть редким. Если видишь его каждый день, оно перестает быть прекрасным, потому что становится обыденным.

Дейкстра подумал, что Хасан необычный человек. Не каждый может рассуждать о прекрасном, когда вокруг кровь и смерть, и только Джа знает, что случится в следующий час. Впрочем, знает ли Джа, что случится в следующий час? Всеведущ ли он или это такая же выдумка, как суд в стране мертвых?

 

2

– Сядь на пороге и никого не впускай, пока я не вернусь, – сказал Дейкстра, обращаясь к Джейн.

– Хорошо, Дейкстра, – ответила Джейн. – Я сделаю, как ты говоришь, но поторопись, потому что священный сон скоро вновь одолеет меня.

Дейкстра немного помолчал, явно собираясь произнести какие-то высокие слова, подобающие случаю, но не нашел подходящих слов и вышел. Роланд и Джейн остались вдвоем.

Они сидели и молчали, не глядя друг на друга. Роланд не знал, о чем думает Джейн, и думает ли о чем-нибудь вообще. Принято считать, что матери лишаются разума вскоре после оплодотворения, а в тех редких случаях, когда мать пробуждается от священного сна, ее антенной говорит Джа. Роланд всегда полагал, что это просто красивое иносказание, каких полно в преданиях. Дейкстра тоже так говорил, это было еще в те времена, когда Роланд был подростком, а Дейкстра только-только приобрел звание мудреца.

– Дуракам всюду мерещатся волеизъявления Джа, – сказал тогда Дейкстра. – Но истина в том, что Джа являет волю лишь в исключительных случаях.

А потом мудрец немного подумал и добавил:

– А может быть, и вообще не являет.

Но это было давно, тогда с неба еще не падали неведомые предметы, а вулкан равномерно согревал воды, принося в них жизнь, а не смерть. Тогда Джа не было дела до затерянного в океане людского племени, наивно полагающего себя единственным во вселенной. Тогда Джа еще не начал испытывать Роланда. Тогда можно было рассуждать с умным видом: "А есть ли Джа какое-то дело до людских забот? Не покинул ли он океан, удалившись в неведомые пространства? И стоит ли соблюдать его заветы, если он покинул океан?" Но теперь, когда за считанные восьмерки дней случилось столько невероятных событий, только совсем бестолковый глупец может утверждать, что все эти события произошли сами собой, без личного вмешательства творца вселенной. Роланд не считал себя бестолковым глупцом.

– Как ты, Джейн? – спросил Роланд. – Как себя чувствуешь?

Джейн не ответила. Роланд пригляделся к ней и понял, что она спит. Пророческая лихорадка оставила ее, она снова погрузилась в священный материнский сон. Не стоит ждать от нее дальнейшей помощи, она и так уже помогла гораздо больше, чем можно было ожидать. Если бы не она, местные рыцари давно бы уже растерзали Роланда. Да и сейчас нельзя сказать, что Роланд в безопасности. Между ним и его смертью стоит только чудесный меч, упавший с неба по воле Джа. Но в тесном помещении пользы от меча немного, тут даже не размахнуться как следует, одно неловкое движение, и острие вонзится в камень стены, меч застрянет, и только чудо может позволить извлечь его из стены, не сломав. Впрочем, это касается только обычного костяного меча, а как обстоит дело с этим мечом… А почему бы не проверить прямо сейчас?

Роланд осторожно ткнул в стену острием, стена хрустнула, и меч погрузился внутрь на половину лезвия. Это было так неожиданно, что Роланд пошатнулся и чуть было не врезался в стену головой, лишь каким-то чудом он сохранил равновесие. Он запоздало вспомнил, что в тот день, когда этот меч только-только упал с неба, Дейкстра тоже воткнул его в камень, и в тот раз меч тоже провалился внутрь, почти не встретив сопротивления. Интересно…

Роланд потянул было за рукоять, собираясь извлечь меч наружу, но вдруг, неожиданно для самого себя, изменил направление приложения силы и надавил на рукоять сверху вниз, как будто меч был воткнут не в каменную стену, а в рыбью плоть, которую Роланд собрался разрезать. Меч опустился примерно на ширину присоски на руке, и остановился. Ну да, камень слишком тверд, чтобы резать его даже таким мечом. А если не резать, а рубить?

В голову пришла неожиданная мысль. Роланд рассмеялся, но сразу же подавил смех. Не хватало еще, чтобы сюда заглянул какой-нибудь рыцарь, привлеченный внезапным смехом того, кого они считают преступником. Нет, ребята, повремените, вам сюда пока еще рано, зрелище еще не подготовлено.

Когда Роланд осматривал развалины своей родной рыцарской скалы, он обратил внимание, что камни, из которых она составлена, содержат множество внутренних пустот, при этом далеко не все пустоты раньше являлись пещерами. Роланд и раньше замечал, что скала в разных местах по-разному отзывается на звуки, где-то стены поглощают их без остатка, а где-то отражают и усиливают, при этом звуки разного цвета усиливаются в разной степени. Это явление известно каждому ребенку, его привыкли воспринимать как должное, никто не задумывается над тем, почему в разных пещерах звуки звучат по-разному, но если задуматься, объяснение понятно – одни стены сплошные, а другие содержат большие внутренние пустоты. А пустоты эти могут быть очень большими, фактически, обитаемые пещеры – те же пустоты в стенах, только пещеры сообщаются друг с другом и с внешним океаном. Но в стенах могут быть и другие пустоты, такие же большие, но ни с чем не сообщающиеся. И если это действительно так, открывается много интересных возможностей…

Роланд убрал меч в чехол и прошелся вдоль стены, время от времени постукивая в нее рукоятью. Глухо. Теперь другая стена…

Другая стена отозвалась на первый же удар мощной багровой вспышкой. Роланд испуганно вздрогнул и замер, прислушиваясь к звукам в коридорах пещеры. Странно, но вокруг стояла тишина, никто не намеревался ворваться в комнату, где сидел Роланд, и положить конец его поступкам, которые местные рыцари считают злодействами. Не иначе, Джа помогает, и спасибо ему за это.

Роланд размахнулся и рубанул мечом со всей силы. Меч глубоко ушел в камень и прорубил борозду длиной с три диаметра головы взрослого рыцаря, а затем остановился, застряв. Роланд осторожно потянул за рукоять и легко вытащил меч наружу. Взвихрилось мутное облачко, оно пахло чем-то затхлым и несвежим. Роланд взмахнул мечом еще раз и рядом с первым разрезом, параллельно ему, появился второй. Еще два горизонтальных рубящих удара, теперь надавить на центр получившегося квадрата…

Каменный блок легко ушел внутрь стены, покачнулся и провалился вниз с громким стуком. Роланд замер, прислушиваясь. Тишина. Кажется, никто ничего не заметил. Вот и хорошо.

Из дыры в стене потекла вода, она была теплой, мутной и отвратительно пахла. Приглядевшись, Роланд заметил, что она кишит мелкими червячками и козявками. Лезть в дыру расхотелось – заползут эти козявки в жабры, что тогда делать? Наверное, не самая толковая идея была спрятаться от убийц в стене.

В коридоре послышались негромкие шаги – кто-то вошел в пещеру и быстро приближается сюда. Роланд вставил меч в чехол, отцепил чехол от пояса и забросил в дыру в стене. Просунул две передние руки внутрь, остальные руки прижал к телу, подтянулся и с трудом протиснулся в дыру, стараясь не обращать внимания на мерзкий запах и на щекочущие прикосновения мелких тварей. Пошарил руками внизу, подобрал выбитый из стены квадрат, вставил на место, удивился, насколько точно его края прилегают к краям отверстия, и в следующую секунду услышал, как из комнаты, где он только что был, донесся гневный голос:

– Где он?

 

3

Сакральбар вошел в комнату, остановился на пороге и спросил с гневом в голосе:

– Где он?

Дейкстра выглянул из-за его плеча и окинул комнату быстрым взглядом. Рядом с порогом прямо на полу спала леди Джейн, больше в комнате никого не было.

– Чем здесь воняет? – спросил Сакральбар.

Дейкстра принюхался, и его ноздри уловили незнакомый неприятный запах, очень слабый, едва различимый. Похожим образом пахнут гниющие растения, которые почему-то не сгодились в пищу ни травоедам, ни иной донной живности. Но здесь нет никаких растений. Странно.

– По-моему, надо перенести леди Джейн на подобающее ей место, – сказал Хасан. – Вряд ли этот запах будет полезен ее детям, зреющим в яйцах.

– Мустафа, Ибрагим! – позвал Сакральбар. – Отнесите ее к другим матерям!

Дейкстра отступил в коридор, чтобы дать проход двум молодым рыцарям, которые подхватили Джейн шестью руками и бережно унесли. Сакральбар посмотрел на Дейкстру злым взглядом и спросил:

– Как это понимать?

– Точно не знаю, – ответил Дейкстра. – Наверное, Роланд покинул пещеру, пока мы наблюдали узор.

Кожа на голове Сакральбара наморщилась, и Дейкстра пожалел, что произнес последние слова.

– Так вот зачем ты устроил это представление! – воскликнул Сакральбар. – Вы сговорились! Но преступник не избежит наказания! И ты тоже не избежишь! А ну-ка, вываливай все из сумки, я хочу видеть, какие еще подлости ты припас!

Дейкстра положил переднюю руку на рукоять меча и напряг присоски, проверяя, легко ли меч выходит из чехла.

– Ты зря так кричишь, – сказал Дейкстра. – Успокойся, и ты поймешь, что чудесный узор, который я показал вам – не подлость, а прекраснейшее из творений Джа, расслабляющее душу и уносящее гнев. Я показал его для того, чтобы ты расправил свою антенну, огляделся по сторонам и увидел, что мир прекрасен. Чтобы в твоем мозгу обитали не только мысли, связанные с убийством, но и другие мысли, достойные того, кто считает себя королем.

Некоторое время Сакральбар молча смотрел на Дейкстру, и во взгляде Сакральбара читалось нечто похожее на брезгливое любопытство. А затем он негромко произнес:

– Взять его.

Чьи-то руки протянулись к Дейкстре, мудрец выхватил меч и отмахнулся, не глядя, куда бьет. Руки отдернулись, меч задел чью-то плоть, костяное лезвие мелко завибрировало. Кто-то сдавленно вскрикнул, Дейкстра обернулся и увидел, что трое рыцарей отступают от него, при этом один из них зажимает присосками неглубокий порез на руке, почти не кровоточащий и совсем не опасный.

– Вы глупы, – сказал Дейкстра. – А особенно глуп ты, Сакральбар. Мне стыдно за тех, кто подчиняется твоим глупым приказам. Ты наполнен злом, ты думаешь только о власти и смерти, ты скукожил свою антенну и не замечаешь знаков, которые показывает тебе Джа. Леди Джейн произнесла пророчество, ты его слушал, но не услышал. Как тебя назвать после этого? Какое право ты имеешь приказывать людям, если не соблюдаешь заветов, лично переданных тебе творцом океана?

– Можно подумать, твой разлюбезный Роланд соблюдает все заветы, – проворчал Сакральбар.

Он смотрел на Дейкстру тяжелым пристальным взглядом, и чем дольше он смотрел, тем яснее Дейкстра понимал, что только один из них переживет конец этого разговора. Сакральбар зашел слишком далеко, чтобы отступать, теперь только смерть одного из них положит конец их спору. Может, не стоит продолжать этот разговор? Будь сейчас на месте Дейкстры Роланд, он бы выхватил меч неуловимым движением, и немедленно порубил бы напополам всех окружающих, начав с Сакральбара. Может, так и сделать? Считается, что человек не должен убивать человека, но можно ли называть человеком того, кто глух к доводам разума? Если рассудить здраво, чем Сакральбар лучше дикой барракуды? Ничем он не лучше, он даже опаснее, потому что барракуда полагается только на собственные зубы, а у Сакральбар вместо зубов рыцари, которые ему подчиняются. Если он прикажет убить пришлого мудреца, они убьют Дейкстру и не поморщатся. Если бы в чехле прятался не костяной меч, а небесный…

– Что молчишь? – спросил Сакральбар. – Неужели дошло?

– Что дошло? – переспросил Дейкстра.

– Что заветы не всегда можно соблюдать, – сказал Сакральбар. – Что не каждое произнесенное слово бывает услышано. А когда человек не понимает то, что ему говорят, какой он после этого человек? Барракуда он, а не человек.

Дейкстра вздрогнул. Ход мыслей Сакральбара настолько точно повторил ход мыслей самого Дейкстры… Выводы те же самые, только вот точки зрения диаметрально противоположные. Но почему Дейкстра считает, что прав именно он, а не Сакральбар? Они оба одинаково правы и одновременно неправы, они оба понимают правоту или неправоту друг друга, им нечего больше сказать друг другу, а значит, исход их спора решит не здравый смысл, а грубая сила. А у кого сейчас больше грубой силы – непонятно. Дейкстра один, а рыцарей четверо, не считая самого Сакральбара, но Дейкстра вооружен мечом, и они его боятся. Понятно, кстати, почему боятся – они не видят разницы между костяным мечом и небесным. Но когда Дейкстра нанесет первый удар, они увидят эту разницу, и тогда жить Дейкстре останется совсем недолго. Нет, нельзя начинать бой, надо решить спор словами, в конце концов, красноречие тоже можно считать боевым искусством. И не нужно терять времени, пора наносить первый словесный удар.

– Знаешь, чем отличается человек от барракуды? – задал Дейкстра риторический вопрос. – Не только тем, что у человека руки, мантия и клюв, а у барракуды хвост, плавники и зубы, это не главное. Главное то, что человек умеет думать и понимать, а барракуда – нет. Сейчас ты, Сакральбар, подобен барракуде, ты видишь, но не понимаешь. Джа являет тебе один знак за другим, но ты отказываешься их воспринимать. Скажи, ты действительно веришь, что Роланд просто так взял и ушел из пещеры, и никто из твоих соглядатаев его не заметил?

Произнеся эти слова, Дейкстра понял, что словесный боец из него никакой. Хотел плавно подвести мысль к тому, что чудесное исчезновение Роланда из этой комнаты – очередной таинственный знак, предъявленный Джа народу, но Сакральбар сейчас скажет "верю", и как потом продолжать словесный поединок? Может, лучше сразу сдаться? Покидая разрушенные пещеры родной скалы, он не рассчитывал даже на то, что ему будет позволено передать семя какой-то женщине, так что его тогдашние ожидания оправдались более чем полностью. Может, Джа показывает знаки совсем с другим значением? Может, он как бы намекает: примирись, Дейкстра, с суровой реальностью, не требуй от судьбы невозможного, подчинись естественному ходу бытия, а остальное я тебе лично объясню во дворце Импала. Если, конечно, этот дворец существует в реальности, а не только в преданиях.

– Верю, – сказал Сакральбар. – Все мои соглядатаи пялились на твой узор, раззявив антенны, мимо них мог не только Роланд проплыть, а целый камероцерас, они бы и его не заметили. Признайся, ты ведь с этой целью стал показывать свой узор?

– Нет, – сказал Дейкстра. – Не с этой целью. Я уже пытался объяснить Хасану, что думаю и что чувствую, но, наверное, зря. Зря мы с Роландом пришли к вам, мы не принесли с собой ничего, кроме горя и смерти. Наверное, Муса был прав, надо было согласиться с ним, отдать свое семя вашим женщинам и уйти в страну мертвых.

– Ну вот, наконец-то дошло, – удовлетворенно констатировал Сакральбар.

Из коридора донесся непонятный звук – не то стук, не то скрежет, он повторился четыре раза и умолк. Хасан повернулся в ту сторону, принюхался и сказал:

– Снова этот запах.

Сакральбар тоже принюхался и сказал:

– Действительно, опять завоняло. Странный какой-то запах, никогда раньше такого не чувствовал. Дейкстра, ты знаешь, откуда он?

– Не знаю, – ответил Дейкстра.

И едва он закончил произносить эти слова, как его взгляд наткнулся на торчащий из стены камень удивительно правильной квадратной формы. Дейкстра непроизвольно хихикнул. А вот и знак! Рано еще сдаваться.

– Что ты смеешься? – подозрительно спросил Сакральбар.

– Я кое-что понял, – ответил ему Дейкстра. – Я знаю, как Роланд покинул это помещение. Джа явил чудо, уведя своей милостью Роланда от грозящей опасности. Роланд вернется, когда на то будет воля Джа, и открылось мне, что случится это внезапно и неожиданно, и явится Роланд в гневе, и гнев его будет страшен, и горе тому, на кого он обрушится!

Сакральбар и Хасан обменялись удивленными взглядами.

– По-моему, у него раздвоение личности началось, – сказал Хасан.

– Мне тоже так показалось, – согласился Сакральбар, и обратился к рыцарям, ждущим приказов: – Чего вы медлите? Хватайте его, а если будет упираться – прикончите прямо здесь!

Рыцари медленно двинулись к Дейкстре. Дейкстра отступил внутрь комнаты. Дождался, когда рыцари минуют вырезанный в стене квадрат (странно, что его никто еще не заметил), и закричал, очень громко, чтобы услышал Роланд:

– Именем Джа заклинаю тебя, Роланд, явись и защити меня от неправедного гнева этих неразумных созданий!

Рыцари испуганно замерли и несколько секунд стояли на месте, настороженно озираясь по сторонам. Но ничего не произошло.

– Шутник, – констатировал Хасан.

– Подождите, – внезапно сказал Сакральбар. – Хасан, подойди поближе и метни в него нож. Не думаю, что он ловок в обращении с мечом, но зря рисковать не стоит.

И в этот момент Дейкстра понял, что пришла его смерть.

 

4

– Итак, братья мои травоеды! – продолжал Сантьяга твою речь. – Я сказал уже достаточно, чтобы вы уяснили, что выводы, которые я проповедую, правдивы и истинны. Сейчас я повторю их, чтобы вам легче было их запомнить. Первый вывод: мы, травоеды, равны рыцарям, мы не убогие потомки презренного Луиса, которого вы называете Кришна, а гордый народ, достойный уважения. Есть ли здесь кто-то, кто не согласен со мной?

Он ожидал, что ответом ему будет благоговейное молчание, но он недооценил энтузиазм своих слушателей.

– Здесь нет таких! – кричали ему. – Мы все согласны! Мы достойны! Мы великий народ!

– Второй вывод таков, – продолжал Сантьяга. – Мы больше не позволим рыцарям помыкать нами. Рыцари заворачивают мясо в пленку, которую собираем мы, травоеды. Рыцари пользуются веревками, которые добываем мы, травоеды. А что мы получаем взамен? Кто из вас ел мясо более восьми раз в жизни? Никто! Разве это правильно? Нет! Мы не бестолковые акулы, чтобы служить рыцарям просто так, мы не слуги рыцарей, а союзники! Никто из нас не будет работать ни на устричных полях, ни в веревочных садах, пока я не заключу справедливый договор с королем рыцарей, кем бы он ни был! Все ли со мной согласны?

Сантьяга сделал паузу, пережидая одобрительные вопли, и продолжил:

– И теперь я еще раз оглашу третий вывод, самый важный. Лишь тот велик, кто способен защитить свое величие. Готовы ли вы защищать свою честь с оружием в руках?

– Готовы! Готовы! Дай нам оружие! – кричали травоеды.

Полчаса назад они узнали, что у них тоже есть честь, и эта новая мысль полностью овладела их сознаниями. Теперь они готовы на все ради Того, Кто Грядет, а точнее, Того, Кто Грянул. Древнее пророчество пришлось к месту, без него Сантьяге гораздо труднее было бы добиться того, чего он добился. Может, это пророчество появилось по воле Джа, как знак для Того, Кто Собрался Грянуть, чтобы подкрепить его веру и убежденность, чтобы он не сомневался и не колебался? А может, и нет, какая, собственно, разница? У Сантьяги достаточно собственных внутренних сил, чтобы исполнить задуманное. Ему незачем обращаться к внешним источникам, его вера в правое дело и так крепка.

– Я дам вам оружие! – провозгласил Сантьяга. – Пусть ко мне выйдут трое мужчин, сильных телесно и духовно, умных и убежденных в правоте того, что я вам говорю!

В толпе слушателей началась суета, какие-то люди ломились вперед, толкаясь и вопя. В одном месте началась потасовка, кто-то счел себя достойным получить оружие из рук Того, Кто Грянул, кто-то другой с ним не согласился… Сантьяга смотрел на это безобразие и думал, что навести порядок в племени травоедов будет непросто. Но вряд ли это будет труднее, чем в первый раз, потому что теперь Сантьяга знает, как делать то, что должно быть сделано, как убеждать людей в своей правоте, как заставлять их подчиняться своим приказам. Кроме того, у Сантьяги теперь есть не только камни-василиски, но и костяной меч, и пять камней, рисующих чудесные узоры. И еще пророчество, это, пожалуй, самое важное. Готовьтесь, рыцари, ваше владычество подходит к концу! Впрочем, рыцарям сейчас не до восстания травоедов, у них сейчас другие проблемы. Захватить власть над племенем Роланд вряд ли сумеет, но напугает рыцарей изрядно, его еще долго будут вспоминать. Час назад Сантьяга заметил над большой скалой отблески чудесного узора, это значит, что Роланд и Дейкстра на тот момент были еще живы. Ну, или хотя бы один из них был жив.

Постепенно вокруг Сантьяги собрались желающие получить чудесное оружие. Но собралось их не трое, а двенадцать… нет, уже тринадцать.

– Вас слишком много, – сказал Сантьяга. – У меня не хватит оружия на всех. Пусть останутся самые достойные, а недостойные удалятся.

Никто не удалился. Претенденты злобно зыркали друг на друга, но признавать себя недостойным и уходить не собирался никто. И что с ними теперь делать? Как выбрать тех, кому можно вручить камни-василиски? Впрочем, стоит ли выбирать?

– Пойдемте, – сказал Сантьяга. – Не будем устраивать тренировку на виду у всего племени.

– Мы пойдем все? – удивился кто-то из претендентов.

– Все, – согласился Сантьяга. – Я решил, что оружия хватит на всех.

Ему пришла в голову замечательная мысль. Если взять обычный камень подходящей формы и приклеить к нему две палочки подходящей длины, издали этот камень непросто будет отличить от смертоносного камня-василиска. В бою он, конечно, бесполезен, но если Сантьяга все организует правильно, до боя не дойдет. Дейкстра рассказывал, как рыцари обратили в бегство длинноруких великанов, показав им костяные мечи – великаны решили, что все эти мечи подобны чудесному мечу Роланда, и бежали в панике. Так же и местные рыцари решат, что все камни с торчащими из них палочками подобны чудесному камню-василиску Сантьяги. Надо только, чтобы первый поединок прошел успешно, а он почти наверняка пройдет успешно. Потому что рыцари захотят сделать своей первой жертвой возмутителя спокойствия Сантьягу. Они будут остерегаться его костяного меча, но Сантьяга не вытащит меч из чехла, как бы испугавшись, а камень-василиск поначалу не кажется страшным – чтобы его испугаться, надо увидеть собственной антенной, насколько он смертоносен. Пожалуй, Сантьяга пока вообще не будет раздавать бойцам настоящие камни-василиски, задача у бойцов будет не победить, а напугать.

Когда Сантьяга решил, что они удалились достаточно далеко от толпы, он остановился и сказал:

– Сейчас я объясню вам, как делать чудесное оружие, и вы сделаете его, каждый себе. Смотрите, что у вас должно получиться.

 

5

Оказавшись внутри скрытой полости и поставив на место вырубленный из стены квадрат, Роланд отступил на шаг и обнажил меч. Он был почти уверен, что его тайное убежище недолго останется тайным, он ведь не успел замаскировать вход, неровные широкие щели по периметру квадрата должны быстро привлечь взгляд. Если Сакральбар не совсем глуп, он быстро поймет, куда делся тот, кого он считает преступником, заслуживающим смерти.

Однако время шло, а ни Сакральбар, ни другие рыцари ничего не замечали. Роланд решил, что можно немного расслабиться и убрать меч в чехол. И более внимательно изучить место, в котором он оказался.

Изнутри полость оказалась не такой обширной, как полагал Роланд. Восемь шагов в длину, два шага в ширину и пять шагов в высоту. Похоже, она сообщалась с другими подобными полостями, но щели были слишком узкими, чтобы Роланд мог в них пролезть.

Роланд начал жалеть, что залез сюда. Вода пахла гнилью и вызывала неприятные ощущения в жабрах. Это было не болью и не жжением, какое бывает, когда попадаешь в течение, недавно вышедшее из вулканического жерла, это был зуд – не очень сильный, не болезненный, но раздражающий. И еще очень раздражали мелкие червячки и козявки, плавающие в гнилой воде. Долго здесь не высидеть.

Слабость, одолевшая Роланда после ранения, отступила, ее вытеснило боевое возбуждение. Возможно, Роланду не стоило поддаваться страху и прятаться, надо было достать меч и храбро выйти навстречу угрозе. Это, впрочем, можно сделать в любой момент – выбить квадрат из стены, протиснуться в дыру и… быть немедленно убитым. Вряд ли Сакральбар и его рыцари станут безучастно смотреть, как Роланд вылезает из стены и готовится к бою.

Роланд подошел к квадратной дыре и прислушался. Из комнаты доносились голоса, кто-то с кем-то разговаривал на повышенных тонах, но о чем они говорили, Роланд никак не мог разобрать.

А что, если прорубить другую дыру и вылезти наружу через нее? Четырежды рубануть мечом и ударить в стену всем телом – дело считанных секунд, никто не заметит его до того, как он атакует врагов со спины. Конечно, так поступать подло и бесчестно, но лучше быть подлым и бесчестным победителем, чем честным и благородным трупом.

Роланд прошел к противоположному концу полости и осторожно стукнул в стену рукоятью меча. Судя по звуку, стена здесь не толстая, прорубить ее будет не сложнее, чем там, где он уже прорубил ее. Ну-ка, попробуем…

Роланд глубоко вдохнул и резко выдохнул, выдувая из жаберных щелей червячков и козявок. Встал поудобнее, напряг мышцы, расслабил, еще раз глубоко вдохнул и выдохнул, и четырежды ударил мечом – два раза вертикально и два раза горизонтально. Отступил на пол-шага и замер, выставив меч перед собой и настороженно глядя на светлый контур вырубленного в стене квадрата. Теперь осталось только оттолкнуться от пола всеми восемью руками, прыгнуть головой вперед, выбить из стены квадратный блок и пролететь сквозь дыру (именно пролететь, а не протиснуться, на этот раз Роланд прорубил достаточно большую дыру, не так, как в первый раз). Приземлиться на пол красивым кувырком, распрямиться, и вперед, в атаку, бешено вращая мечом и неся смерть каждым движением. Надо только убедиться, что никто не стоит рядом с дырой, а то ударит ножом в голову, и прощай, герой Роланд, твой жизненный путь продошел к концу, добро пожаловать в страну мертвых.

Голоса рыцарей замерли, а затем снова возобновились. Судя по всему, рыцари Сакральбара услышали, как меч прорубает стену, но не придали значения этому звуку. Что ж, сами виноваты.

Внезапно Роланду стало страшно. А что, если какой-то рыцарь все-таки стоит около прорубленной стены и ждет, затаив дыхание, когда Роланд совершит свой прыжок? Избежать этого риска невозможно, а разумно ли идти на риск, которого невозможно избежать? Раньше Роланд никогда не рисковал без нужды, все его подвиги только казались рискованными. В одних случаях подвиг выглядел со стороны намного опаснее, чем в реальности, в других случаях просто некуда было отступать, и решение ринуться очертя голову навстречу опасности было самым безопасным. Но теперь самое безопасное решение – отсидеться в темноте и тишине, дождаться, когда Сакральбар и его свита уйдут… Но тогда больше не представится удобного случая покончить с врагом одним ударом. Или представится?

Конец колебаниям Роланда положил громкий вопль, изданный мудрецом Дейкстрой, Роланд узнал его по голосу.

– Именем Джа заклинаю тебя, Роланд, явись и защити меня от неправедного гнева этих неразумных созданий! – кричал Дейкстра, и голос его звучал торжествующе.

В очередной раз Дейкстра продемонстрировал свой великий ум! Из всех присутствовавших в той комнате он единственный вовремя заметил квадрат на стене и догадался, куда спрятался Роланд. А когда настал благоприятный момент для атаки, он сообщил об этом громким криком, при этом обратился к Роланду так, как обычно обращаются к Джа, потом этот эпизод красиво впишется в предание. Нет, не страх задержал атаку Роланда, совсем не страх! Джа в очередной раз подал знак, на этот раз не в виде чего-то такого, что можно увидеть, такой знак внутри стены не разглядеть, здесь слишком темно, а в виде неясного ощущения, очень похожего на позорный страх, недостойный рыцаря. Воистину велик Джа и беспредельны его возможности! Так вперед, во славу Джа, творец океана не подведет!

Роланд оттолкнулся от пола восемью руками, с силой врезался головой в квадрат, прочерченный на стене ударами меча, и, не обращая внимания на боль, вылетел в коридор. Мягко приземлился на руки, перекувыркнулся, выхватил меч и побежал туда, откуда из-за поворота коридора доносились голоса врагов.

Какой-то молодой рыцарь выглянул из-за угла и сразу напоролся на меч, Роланду даже не пришлось наносить удар, меч вошел в голову врага одной лишь силой инерции. Удар пришелся точно в антенну, противник умер мгновенно, еще до того, как его тело опустилось на пол. Роланд не стал тратить время на то, чтобы обойти поверженного врага, Роланд прыгнул, оттолкнулся двумя руками от противоположной стены дверного проема, и взмахнул мечом, прочерчивая широкую дугу слева направо, туда, где боковое зрение заметило чье-то тело. Роланд не видел, чье это тело, но точно знал, что это не Дейкстра, потому что Дейкстра стоял в дальнем углу комнаты и бестолково тыкал костяным мечом в воду перед собой, отпугивая трех рыцарей, явно вознамерившихся убить мудреца.

Меч Роланда вонзился в человеческую плоть, она затрепетала, брызнула кровь, она окатила голову и мантию Роланда и затуманила его взор, но Роланд успел разглядеть, кого он только что убил. Это Сакральбар! Воистину, с помощью Джа даже великие дела вершатся легко и просто!

Теперь к следующему врагу! Когда Роланд влетел в дверь с мечом наперевес, этот рыцарь неторопливо шел от Сакральбара к Дейкстре, теперь он остановился, стал разворачиваться, Роланд увидел, что в его левой передней руке зажат каменный нож, причем положение присосок удобно не для удара, а для метания. Роланд понял, что сейчас может произойти, ринулся вперед мощным толчком мантии и вонзил меч в нижнюю часть головы врага за мгновение до того, как он распрямил руку и разжал присоски. Нож, кувыркаясь, улетел в пространство, Роланд поймал его левой задней рукой. И одновременно провернул меч, рассекая плоть врага и лишая его возможности продолжить свой род. Последнее, впрочем, Роланд сообразил уже после того, как совершил это нехорошее дело.

– Плохой удар получился, бесчестный, – сказал Роланд. – Я сожалею.

И закрутил мечом, выписывая в воде эллипсы и звезды, и засуетились в панике рыцари, шедшие убивать Дейкстру. И зарубил Роланд одного из них, а второй отбросил топор, принял позу безоговорочного подчинения и завопил униженно:

– Не убивай меня, король Роланд!

Секунду спустя третий рыцарь повторил действия второго.

Роланд расхохотался и сказал:

– Теперь я вижу, что нужно сделать, чтобы стать королем этого племени! Видишь, Дейкстра, как все просто?

Дейкстра ничего не ответил королю, только нахмурился. Было видно, что он еще не отошел от испуга и дар речи пока еще не вернулся к нему. Ничего, скоро вернется.

 

6

– Почему Роланд убил Хасана так жестоко? – спросил Ахмед. – Хасан был очень достойным рыцарем, нехорошо, что он не смог оставить потомство.

– Так случайно получилось, – ответил Дейкстра.

Ахмед состроил скептическую гримасу.

– Не сомневайся, – сказал Дейкстра. – Я сам видел этот бой, и я видел, как Роланд нанес этот удар.

Дейкстра хотел сказать, что все произошло очень быстро, что удар Роланда не был точно рассчитанным, Роланд бил куда придется и вряд ли видел, кого именно атакует. Но Дейкстра не сказал этого. Потому что рассказ о поединке Роланда и Сакральбара обязательно войдет в предание, а предание – не только правдивый рассказ о реальных событиях, но и учебник для подрастающего поколения. Вряд ли стоит учить молодежь, что геройство совместимо с подлостью, а подлый и жестокий удар со спины не всегда считается преступлением. Поэтому Дейкстра остановил свою речь на этом месте.

– Жаль, – сказал Ахмед. – А как ты думаешь, Джа действительно помогает Роланду?

– Думаю, помогает, – ответил Дейкстра.

Он не стал делиться с Ахмедом другими своими мыслями. Раньше он считал, что Джа не вмешивается в жизнь океана и дела людей, так говорил мудрый Нейман, учивший Дейкстру, когда тот был молод и несмышлен. И когда Роланд одолел протосфирену, и когда он в одиночку разогнал охотничий строй великанов, Дейкстра полагал, что Роланду просто везет. Но не слишком ли много удачи для одного человека? Разве может такое происходить само собой, без ведома творца вселенной? И если может, то как рассчитать вероятность такого совпадения? Если бы арифметика позволяла выразить меру везения в числах, рассчитать ожидаемую степень удачи, среднее отклонение случайной величины от ожидаемого значения… Но арифметика позволяет только подсчитывать запасы мяса, пленки, веревок и ножей, и еще оценивать сроки истощения запасов, деля объем запаса на количество потребителей. И это все, что позволяет арифметика. Жаль, но ничего не поделаешь, мир, сотворенный Джа, именно таков.

Так вот, можно считать удачу Роланда длинной веревкой, свитой из счастливых случайностей. В океане много людей, у одних удачи больше, у других меньше, а у Роланда очень много. В любом косяке обязательно найдется рыба, которая будет в этом косяке самой большой, это очевидно. Так же и в любом племени обязательно найдется рыцарь, который будет в этом племени самым удачливым. А если рассматривать племя не в конкретный момент времени, а на протяжении многих поколений, то обязательно какой-нибудь рыцарь окажется самым удачливым за всю историю племени. И его современникам будет казаться странным, что им довелось жить бок о бок с великим героем, равного которому никогда не было. И они подумают, что дело тут не в случайности, а в воле Джа.

С другой стороны, волю Джа тоже нельзя исключать из рассмотрения. Творец вселенной, несомненно, существует, и несомненно, что он бессмертен и всемогущ. Также несомненно, что люди – его любимое творение, а разве может творец бросить свое любимое творение на произвол судьбы? Это может произойти только в том случае, если творец разочаровался в результате своего труда или если сотворенная вещь перестала быть нужной. Но разве можно подумать, что люди для Джа стали ненужным мусором? Нельзя так подумать, это противоестественно! Жизнь человека обязана иметь смысл, иначе зачем жить, зачем охотиться и трудиться, зачем откладывать яйца и вылуплять детей, зачем хранить и накапливать знания, передаваемые из поколения в поколение? Поэтому Джа существует, и люди, несомненно, по-прежнему остаются самыми любимыми из его творений. А раз так, разве может любящий Джа не помочь своим любимым творениям в час суровых испытаний? Разве может Джа задать своим творениям такое испытание, которое нельзя преодолеть? Правильный ответ на все эти вопросы очевиден любому мудрому человеку. А то, в чем выражается помощь Джа: в явных указаниях, в мутных знаках или в счастливых случайностях – это второстепенный вопрос, Джа на то и всемогущ, чтобы выбрать самый правильный способ, чтобы направить историю человечества в должном направлении. Джа есть добро и любовь, люди не всегда понимают те пути, которыми он проявляет свою благую сущность, но это потому, что люди не всеведущи, их разумы ограничены, им требуется больше времени, чтобы постичь замысел Джа. А иногда постичь замысел творца не удается вообще. Но в этом нет ничего плохого или несправедливого, таков естественный порядок вещей.

– Я не сомневаюсь, что Роланд избран Джа для великих свершений, – сказал Дейкстра. – Все, за что берется Роланд, ему удается, и каждый, кто становится на пути Роланда, оказывается побежден и, чаще всего, убит. Слишком много произошло таких случаев, чтобы считать их случайными совпадениями. Я верю в великую миссию Роланда и советую тебе тоже поверить в нее. Чтобы ты случайно не встал на пути Роланда и не оказался сметен.

– Так, по-твоему, руками и антенной Роланда управляет Джа? – спросил Ахмед.

– Не знаю, – сказал Дейкстра. – Не думаю, что Джа непосредственно управляет Роландом, скорее, он просто подсказывает ему, что нужно делать, поддерживает удачу, подгадывает случайности… А может, и непосредственно управляет, не могу сказать, со стороны трудно судить, а напрямую Роланда я не спрашивал.

– Боишься? – ухмыльнулся Ахмед.

– Нет, – ответил Дейкстра. – Просто не вижу смысла. Сам подумай, что Роланд может ответить? Если Джа кем-то управляет, вряд ли управляемый будет понимать, что находится под управлением. Для Джа так удобнее, иначе управляемый может испугаться, начать сопротивляться…

Ахмед надолго задумался, а затем сказал:

– Впервые я встречаю человека, который пытается рассуждать с позиции Джа. Это так странно… Может, ты, Дейкстра, тоже орудие Джа?

Дейкстра вздрогнул. Это неожиданная мысль, раньше он никогда не думал о такой возможности. Но, с другой стороны, если продолжить рассуждения Дейкстры о Роланде еще на один шаг…

– Может, и так, – сказал Дейкстра. – Но я не знаю точного ответа и, скорее всего, никогда не узнаю. А какое мне тогда дело до того, каким он будет? Я буду думать и действовать исходя из того, что принимаю все решения сам, потому что надежда на помощь высших сил не должна лишать человека ответственности. На Джа надейся, но думай собственным мозгом.

Ахмед хихикнул и сказал:

– Сдается мне, эти твои слова станут пословицей.

– Вот и хорошо, – сказал Дейкстра. – Будет от меня хоть какая-то польза грядущим поколениям.

Некоторое время они молчали. А потом Ахмед сказал:

– Знаешь, Дейкстра, а ведь из твоих рассуждений можно сделать совершенно противоположный вывод. Если не знаешь, помогает тебе Джа или нет, веди себя так, как будто он тебе помогает, и это придаст тебе уверенность.

– И лишит осторожности, – добавил Дейкстра.

Он собрался развить свою мысль, и неизвестно, чем бы закончился их разговор, если бы его не прервал молодой рыцарь, который подплыл к беседующим и сказал:

– Дейкстра, тебя зовет леди Джейн. Она пробудилась от сна и вот-вот отложит яйца.

– Пойдем, Ахмед, – сказал Дейкстра. – Думаю, тебе тоже будет интересно послушать ее последние слова.

– Конечно, – сказал Ахмед. – Думаю, это будет великое пророчество, оно займет важное место в предании о явлении Роланда и Дейкстры.

 

7

Дейкстра вошел в комнату в сопровождении незнакомого Джейн молодого рыцаря. Дейкстра выглядел запыхавшимся, очевидно, известие о яйцекладке застало его вдали от пещер, и ему пришлось поспешить, чтобы успеть оказать должные почести первой матери племени.

– Спасибо, Дейкстра, что пришел на мой зов, – произнесла Джейн с улыбкой.

Она чувствовала себя очень странно. Ей казалось, что ее разум больше не привязан к телу тысячами нервных волокон, что он существует как бы отдельно, в других измерениях, и существовать в этих измерениях было невыразимо приятно. Она знала, что скоро окончательно утратит разум, погрузится в сон, выходом из которого станет смерть, но эта перспектива не пугала ее. Потому что она знала, что это нормальный ход событий, весь смысл жизни женщины – подарить жизнь сыновьям и дочерям, отдав взамен собственную жизнь и собственную плоть. Ее жизнь шла естественным путем, а следовать естественным путем всегда приятно. Она чувствовала, как исхудало ее тело, как кожа на руках обвисла и болтается широкими складками, но это ее не беспокоило. Все идет нормально, скоро она исполнит свое предназначение.

– Все собрались, – сказал Роланд.

Джейн окинула взглядом комнату и удивленно спросила:

– Как это все? А где Сантьяга?

Роланд и Дейкстра смущенно переглянулись и ничего не ответили.

– Где Сантьяга? – повторила Джейн свой вопрос. – С ним что-то случилось? Он погиб?

– Не знаю, – сказал Роланд. – Честно говоря, я забыл о нем. Я был занят другими делами, произошло столько событий…

– Очень плохо, – сказала Джейн. – Очень плохо, что ты забыл своего друга.

При этих словах кожа на голове Роланда недовольно сморщилась – ему было неприятно, что Джейн напоминает о его дружбе с травоедом. Джейн ощутила глухое раздражение. Когда они спасались от извержения, и каждый из них был уверен, что их не ждет впереди ничего, кроме безвестной и бесславной смерти, Роланд относился к Сантьяге как к равному. Подарил меч, учил обращаться с ним, они беседовали на разные темы, они были друзьями, их не смущало, что они принадлежат к разным расам, что Роланд – рыцарь, а Сантьяга – травоед. Но теперь, когда все беды остались позади, Роланд решил оставить в прошлом свое временное великодушие и фактически предал друга.

– Слушай меня, Роланд, – сказала Джейн. – Когда я отложу яйца и засну последним сном, ты отправишься вниз, найдешь Сантьягу и выразишь ему благодарность, которой он достоин. Ты позаботишься о его благополучии, ты поможешь ему занять достойное место среди травоедов. И в дальнейшем ты всегда будешь помнить о том, как он помог тебе в походе, приведшем нас к спасению. Ты меня понял, Роланд?

– Я услышал твои слова, Джейн, но не вполне понял, – сказал Роланд. – Ты говоришь, что Сантьяга помогал мне в нашем походе, но я не припоминаю такого. Я помогал ему во многом, но он мне не помогал, хотя нет, вру, один раз он помог мне вытащить из пещеры Дейкстру, когда тот… гм…

При этих словах Дейкстра сильно смутился, и Джейн решила, что не будет расспрашивать Роланда, зачем они с Сантьягой вытаскивали мудреца из пещеры. Она напрягла память (для матери, готовящейся отложить яйца, это непросто) и поняла, что Роланд прав, Сантьяга действительно ни в чем не помогал ему и фактически был обузой в походе. Получается, она сказала ерунду. Но так не бывает, все знают, что антенной пророчествующей матери говорит сам Джа!

– Ты прав, Роланд, – сказала Джейн. – Я только что произнесла странные слова. Я не понимаю, почему воля Джа, изреченная моей антенной, выразилась именно так, но это случилось, и воля Джа именно такова. Прими ее к сведению, Роланд, и исполни.

Незнакомый рыцарь, стоявший рядом с Дейкстрой, задумчиво посмотрел на мудреца и сказал:

– Сдается мне, что наш с тобой разговор не закончился, но перешел к следующему этапу. Похоже, сам Джа решил принять в нем участие, воспользовавшись антенной пророчествующей матери. И еще сдается мне, что Джа поддержал в нашем споре мою сторону.

– Не делай поспешных выводов, Ахмед, – ответил ему Дейкстра. – Только будущее покажет, чью сторону поддержал Джа в нашем споре.

– Что за спор? – заинтересовалась Джейн. – Хотя нет, погодите. Роланд, ты должен подтвердить, что понял мои слова!

Роланд недовольно нахмурился. Он рассчитывал, что Джейн, отвлеченная словами Дейкстры, забудет потребовать у Роланда подтверждения того, что он услышал сказанное. Подтверждать сказанное ему не хотелось, но другого выхода больше нет.

– Я все слышал, Джейн, – сказал Роланд. – Я принял твои слова к сведению, и я исполню их, если на то будет воля Джа.

– Вот и хорошо, – сказала Джейн, улыбаясь.

Ее развеселило дополнение, добавленное Роландом к обычной формуле подтверждения услышанного пророчества. Будет воля Джа, не сомневайся, Роланд, пророческие слова не срываются с антенны матери просто так.

Однако она не стала высказывать свои мысли вслух. Роланд и так огорчен и раздосадован, что его собственная воля вошла в противоречие с волей Джа, незачем огорчать Роланда еще сильнее. Пройдет немного времени, и он поймет и привыкнет, что не все вещи в мире идут путем желаний героя. Однако Джейн этого не увидит.

Мантия Джейн содрогнулась в коротком спазме. Она немного помедлила, прислушиваясь к своим ощущениям, и сказала:

– Яйцекладка начинается. Прощайте, друзья, я люблю вас и никогда не забуду вас в своем посмертии! Примите и воспитайте моих детей, любите их и заботьтесь о них!

– Прощай, Джейн! Мы любим тебя! – ответили ей рыцари, не хором, как положено, а вразнобой, но так получилось даже лучше, потому что более искренне.

Джейн скукожила антенну и ее сознание навсегда потеряло связь с внешним миром. Первое яйцо отделилось от стенки матки и двинулось по яйцекладу, направляемое спазмами мускулатуры. Обряд рождения новой жизни вступил в следующую стадию.

 

8

Тот, Кто Грянул, предавался размышлениям. Он не обратил внимания то, что Джамал вошел в его нору, протиснулся через узкий входной коридор и просунул антенну в жилую комнату. Прерывать мыслительный процесс Того, Кто Грянул, было боязно, но Джамал решился. Потому что принесенная им весть слишком удивительна, чтобы ждать, когда Носитель Меча обратит внимание на скромного и ничем не примечательного земледельца, волею судьбы удостоенного чести войти в жилище Великого. Джамал пошуршал руками, привлекая внимание, и громко сказал:

– Сантьяга! Там тебя какая-то акула ищет. Она такая странная, она говорит, как человек.

Джамал боялся, что Тот, Кто Грянул, не поверит его словам, примет их за глупую шутку и прогонит вестника прочь злой бранью. Но Сантьяга улыбнулся и воскликнул:

– Это же Зорька! Пойдем скорее!

Они вышли из норы, Сантьяга огляделся и увидел огромное тело акулы, неподвижно висящее над землей. Подпрыгнул и поплыл к Зорьке. Оказавшись в области видимости ее антенны, он сказал:

– Привет, Зорька! Как дела? Что происходит наверху? Как там Роланд и Дейкстра?

– Привет, Сантьяга! – поприветствовала его Зорька. – Наверху все хорошо, Роланд теперь король, Дейкстра – мудрец.

– У них все получилось! – радостно воскликнул Сантьяга. – Воистину, Роланд – герой! Честно признаюсь, я не верил в это, я думал, рыцари их убьют.

Лицо Зорьки помрачнело.

– Иногда я думаю, что лучше бы их убили, – сказала она. – Меньше крови пролилось бы. Роланд убил семнадцать рыцарей, изрубил мечом в мясную кашу, беспощадно изрубил, у некоторых даже семя не смогли взять. Вся вода пропахла кровью, это так страшно… Чтобы люди убивали людей, да в таком количестве… Я видела, как рыцари напали на Роланда все разом, а он отбивался мечом… Это было страшнее, чем бой с великанами, Роланд был как бешеная протосфирена, он проплыл сквозь строй рыцарей, а за ним оставался кровавый след. Многие рыцари отступили в ужасе, под конец всего человек пять продолжали атаку, и они загнали его в расселину, ранили, но потом Дейкстра привел Джейн, она произнесла пророчество…

– Подожди, Зорька, не торопись, – перебил ее Сантьяга. – Расскажи всю историю от начала до конца, постепенно.

Следующие полчаса Зорька говорила, а Сантьяга слушал, изредка задавая уточняющие вопросы. Это был воистину потрясающий рассказ, ни в одном из преданий никогда не упоминалось ничего подобного. Чтобы один-единственный рыцарь бросил вызов всему племени и победил… Впрочем, у рыцарей прошлых времен не было таких мечей, а без неимоверного острого меча, упавшего с неба, Роланд не продержался бы против рыцарей Сакральбара и минуты. Да и не стал бы он с ними сражаться, произнес бы подобающую случаю речь, да и отправился бы оплодотворять женщину, которую ему указали.

– А у тебя как дела? – спросила Зорька. – Я гляжу, тебя здесь уважают. Я как сказала, что Сантьягу ищу, все сразу так забегали…

– Мне повезло, – сказал Сантьяга. – У здешних травоедов есть пророчество о Том, Кто Грядет, я под него подхожу, вот они и решили, что я Грянул. Повезло.

– Понятно, – сказала Зорька. – А что они сейчас делают?

Сантьяга посмотрел вниз и увидел, что все тринадцать мужчин-травоедов, входящих в его охранный отряд, собрались внизу, прямо под ними, выстроились в круг и наблюдают, причем камни-василиски держат в готовности. Сантьяга отметил, что поддельные камни-василиски с такого расстояния ничем не отличаются от настоящих. Неплохо получилось, Роланда должно впечатлить.

– Опаньки, – сказала вдруг Зорька. – Откуда у них столько камней-василисков? Сантьяга! Ты опять взялся за старое?

Зорька говорила так, как говорит пожилая тетя, отчитывающая юного племянника за неподобающее поведение. Сантьяга нахмурился – он не в том возрасте и не в том общественном положении, чтобы какая-то там акула считала себя вправе его отчитывать. Даже такая достойная акула, как Зорька.

– Ты забываешься, – сказал Сантьяга, стараясь, чтобы его голос звучал строго.

– Ой-ой-ой! – издевательски воскликнула акула. – Какие мы грозные! Ну, прости меня, глупую и недостойную, великий и могучий Сантьяга! Прости, что я забыла место, отведенное нам, акулам, заветами Джа! Мы, акулы, бестолковые, наше дело слушаться и повиноваться! То ли дело вы, люди, а особенно ты, Сантьяга! Твои руки сильны и ловки, твоя мантия длинна и могуча, она только кажется жалким огрызком… да-да, особенно когда ты вот так распушаешься, это особенно смешно.

Сантьяга потянулся к чехлу с костяным мечом, но Зорька двинула хвостом, по ее телу пробежала волна, и движение вод, порожденное этой волной, нарушило равновесие тела Сантьяги, он вынужден был растопырить руки, чтобы не закувыркаться. Зорька сделала сложное движение плавниками и хвостом, и как-то неожиданно оказалось, что ее голова расположилась прямо напротив Сантьяги, и ее антенна смотрит прямо на него. Зорька раздвинула челюсти, течение повлекло Сантьягу прямо в акулью пасть, он испуганно засучил руками, борясь с потоком, в этот момент Зорька резко захлопнула пасть, клацнув зубами. Течение изменило направление на противоположное, Сантьягу отбросило прочь, Зорька снова придвинулась вплотную и грозно произнесла:

– Давай, попробуй, ухвати меч ручонками! И тогда твои друзья увидят, как Тот, Кто Грядет, превратился в Того, Кого Загрызла Акула!

– Ты не посмеешь, – сказал Сантьяга и сам удивился тому, как жалко прозвучали эти слова.

Зорька зловеще рассмеялась и сказала:

– А ты проверь. Давай, поугрожай мне оружием. Сожру моментально, без колебаний! Я за сегодняшний день уже насмотрелась на кровь и смерть, трупом больше, трупом меньше – мне уже все равно. Ты мне тут не устраивай рассуждения о высших и низших расах! Я-то думала, ты пытаешься бороться за то, чтобы все разумные были равны, а ты…

Сантьяга воспользовался паузой в ее речи, чтобы попытаться оправдаться.

– Но, Зорька, – начал он говорить, – сама подумай, обычные акулы…

– А что обычные акулы?! – рявкнула Зорька. – Да, обычные акулы глупы, а обычные травоеды? Ты считаешь, что акулы заслужили то, как с ними обращаются, а травоеды – нет. А знаешь, почему ты так считаешь? Потому что ты травоед! Не о всеобщей справедливости ты думаешь, а только о себе, чтобы стать не игрушечным начальником убогих травоедов, а королем, почти равным Роланду!

Она закончила свою речь и замолчала, ожидая реакции собеседника. Сантьяга обдумал ее слова и решил, что она кое в чем права.

– Ты кое в чем права, Зорька, – сказал он. – Прими мои извинения. Я действительно думал так, как ты говорила, но теперь я понимаю, что был неправ. Я не должен был унижать тебя, ты не виновата, что вылупилась акулой, а не человеком. Впредь я буду обращаться к тебе так, как если бы ты была человеком.

– Так-то лучше, – сказала Зорька. – А теперь объясни мне, зачем ты раздал травоедам камни-василиски. Ты действительно веришь, что сможешь заставить Роланда признать травоедов народом, равным рыцарям? И где ты добыл столько камней-василисков? Насколько я помню, твоя сумка была небольшой и нетяжелой, туда могли поместиться два-три камня, ну, может, четыре, но не больше.

Сантьяга улыбнулся и сказал:

– Где я их добыл и как я их сюда принес – это моя маленькая тайна, она к делу не относится. А насчет того, смогу ли я заставить Роланда – конечно, смогу! Что ему еще остается? Роланд умен, он всегда понимает, на чьей стороне сила. Я уже давно понял, что он не любит рисковать без нужды. Если он видит, что смерть почти гарантирована в любом случае, он бросается в бой без оглядки, но не потому, что ничего не боится, а потому что понимает, что хуже не будет. Ты, вроде, говорила, что местные рыцари напали на Роланда и загнали его в расщелину? Так я эту ошибку не повторю. Я поговорю с Роландом, и он поймет, что со мной проще договориться, чем сражаться. Тем более, Роланд сам сказал однажды, что среди нас нет больше ни рыцарей, ни травоедов, мы все люди.

– Я помню эти его слова, – сказала Зорька. – Но когда он их произносил, все было иначе. Тогда Роланд был беглецом, чудом спасшимся от извержения, а теперь он король большого процветающего племени. Раньше он думал, как беглец, а теперь он думает как король. Ты зря рассчитываешь, что он станет тебя слушать. Перерубит мечом напополам, и весь разговор.

– Меня не так просто перерубить, – улыбнулся Сантьяга. – Меня повсюду сопровождают телохранители с камнями-василисками наготове. Они считают меня пророком-спасителем, каждый из них с радостью отдаст свою жизнь за меня. Сейчас я поднялся к тебе, потому что доверяю тебе, но навстречу Роланду я не поднимусь никогда. Я буду говорить с ним, стоя на земле, и над моей головой будут торчать усики камней-василисков. Если Роланд решится меня атаковать… что ж, я положусь на волю всевышнего. У меня есть предчувствие, что Джа на моей стороне.

Зорька раздраженно дернула плавниками, волна поколебала тело Сантьяги, ему пришлось снова растопырить руки, чтобы удержаться на месте.

– Джа, Джа… – пробормотала Зорька. – Вы, люди, считаете себя умными, а в некоторых делах глупее свежевылупившихся акулят. С кем ни поговоришь, каждый полагается на волю Джа, и каждый верит, что Джа на его стороне. Я понимаю, верить в это легко и удобно, но не обманываешь ли ты себя? Сможешь обосновать, почему Джа на твоей стороне?

– Не смогу, – сказал Сантьяга. – Такие вещи нельзя обосновывать, в них можно только верить. Я верю в Джа, и моя вера наполняет меня решимостью и дает силы совершить то, что должно быть совершено. Сама посуди, как я могу что-то планировать, если считаю, что Джа против меня?

– Вот именно, – сказала Зорька. – Ты считаешь, что Джа за тебя, потому что так удобно. По той же причине ты считаешь, что делаешь хорошее дело. Но Роланд тоже считает, что делает хорошее дело, и что Джа на его стороне! И Дейкстра тоже так считает. И Муса так считал, и Сакральбар, у них у всех тоже была вера в свою правоту, но она не помогла им, они мертвы. А Хасан сомневался и колебался, но его Роланд тоже убил. Случайно, правда, убил, Хасан сам под меч подставился, но тем не менее. Понимаешь, Сантьяга, тебе только кажется, что вера дает тебе силы, удачу, неуязвимость… Тебе этого хочется, и ты ведешь себя так, как будто это не желание, а реальность, но на самом деле твоя вера не имеет смысла вне твоего мозга. Понимаешь меня?

– Нет, – сказал Сантьяга. – Ну, то есть, я понял твои слова, но я считаю, что ты неправа. И Роланд тоже неправ, нельзя притеснять травоедов, мы такие же люди, как рыцари, ничем не хуже. Мы достойны уважения.

– Разве можно уважать того, кто угрожает оружием? – спросила Зорька.

– Только так и можно, – ответил Сантьяга. – Как можно уважать того, кто слаб? Или того, кто силен, но безобиден?

Зорька задумчиво оглядела Сантьягу и сказала:

– Раньше я тебя уважала. Мне казалось несущественным, что ты мал ростом, слаб и малоподвижен. Я уважала тебя за ум и за то, как ты идешь против установленного порядка. Среди людей принято считать, что травоедам плавать в океане не положено, но ты научился этому. Рыцари считают травоедов глупыми и ничтожными, да и сами травоеды в основном с этим согласны, но ты пошел наперекор привычным течениям и добился того, что сам Дейкстра не считал зазорным беседовать с тобой. Гм… Дейкстра…

– Что Дейкстра? – спросил Сантьяга.

Зорька немного помолчала, что-то обдумывая, а затем сказала:

– Да так, ничего, не бери в голову. Так вот, Сантьяга, я тебя уважала за то, что ты стремишься отклонить течение жизни, изменить порядок вещей. Тогда я считала, что ты делаешь это, чтобы мир стал более справедливым. Но теперь я вижу, что ты преследовал другую цель. Тебе начихать на мир, ты думаешь только о своем собственном благополучии. Ты жаждешь власти. Пусть это будет власть над ничтожными травоедами, но это все-таки власть. Ты твердо решил стать королем травоедов, и ты идешь к этой цели, используя все доступные средства и не думая ни о чем, кроме собственной выгоды. Скажешь, я неправа?

Сантьяга ответил не сразу.

– В чем-то ты права, – сказал он. – Но не во всем. Действительно, я хочу стать королем травоедов, действительно, я мечтаю о власти, но кроме того я мечтаю и о справедливости. Я считаю несправедливым, что рыцари относятся к нам, травоедам, как к безмозглым животным, не владеющим речью. По-моему, каждый человек имеет неотъемлемые права, предоставленные ему тем фактом, что он вылупился из человеческого яйца, а не из тунцовой икры.

– И не из акульего яйца, – добавила Зорька.

Сантьяга недовольно поморщился.

– Прости, – сказал он. – Да, я сказал глупость, я еще раз признаю это. Но ты тоже должна признать, что не так много акулов заслуживают того, чтобы относиться к вам, как к людям.

– Таких травоедов тоже немного, – заявила Зорька. – Однако ты решил поднять восстание. И что, я, по-твоему, должна поднять восстание акул?

– Не придирайся к словам, – сказал Сантьяга. – Каждый может случайно ляпнуть глупость, я признал, что был неправ, так давай отложим этот вопрос в сторону и вернемся к основной теме нашей беседы. Почему ты считаешь, что травоеды недостойными быть равными рыцарям? Потому что со времен Блейза и Луиса было иначе? Ну так раньше многое было иначе. Раньше чудесные предметы не падали с неба, вулканы не взрывались и рыцари не убивали рыцарей каждый день целыми восьмерками. Мы привыкли считать мир неизменным, но Джа показал нам, что мы ошибаемся, что мир меняется. События, что происходят вокруг нас в последние восьмерки дней, неужели ты считаешь, что они происходят сами по себе, без вмешательства творца океана? Нет! Джа долго не вмешивался в бытие сотворенной им вселенной, но это время прошло. Джа дает знаки, и эти знаки говорят, что Джа на моей стороне.

– Нет, я больше не могу это терпеть, – произнес кто-то за затылком Сантьяги, совсем рядом.

Сантьяга вздрогнул, его сердце пропустило удар, а разум наполнился ужасом. Он так увлекся беседой с Зорькой, что совсем не смотрел по сторонам. Кто угодно мог подкрасться к нему незамеченным! Сантьяга потянулся к мечу в чехле, но отдернул руку, потому что понял, кому принадлежит услышанный им голос. Против небесного меча Роланда костяной меч бессилен, а вот камень-василиск…

Сантьяга запустил руку в веревочную сумку, сразу двумя присосками нащупал небесный камень, его необычную, удивительно гладкую поверхность, и ощущение ее текстуры стало последним ощущением в жизни Сантьяги. Меч Роланда рассек его тело пополам сверху донизу, за первым ударом последовал второй, а затем третий. Четвертого удара не последовало, потому что к этому времени останки Сантьяги уже успели разлететься в стороны, и рубить стало нечего. Камень-василиск устремился к земле, Роланд проводил его рассеянным взглядом.

– Жалко Сантьягу, – сказал Роланд. – Хороший был парень, жаль, что его так переклинило на правах человека.

Зорька шевельнула жабрами, издав горестный вздох.

– Я пыталась переубедить его, – сказала она. – Жаль, что у меня ничего не вышло.

– Мы сделали что могли, – сказал Дейкстра, приплывший вместе с Роландом. – Но такого безобразия, – он указал на травоедов, столпившихся внизу, – допускать нельзя.

К этому времени кровавое облако широко расползлось в воде, раздражая жабры и затуманивая зрение. Роланд взмахнул мечом, сбрасывая с лезвия кровяные капли и кусочки человеческого мяса, и убрал меч в чехол. Перевернулся вниз головой, опустился вниз на восемь рыцарских размахов рук, и вышел из облака кровавой мути. Дейкстра последовал его примеру, Зорька тоже опустилась ниже, но не напрямую, а описав широкую наклонную дугу, как обычно делают акулы.

Телохранители покойного Сантьяги по-прежнему стояли, образуя правильный круг, внутрь этого круга постепенно оседали останки Того, Кто Грянул. Руки, фрагменты туловища и отрубленная голова уже лежали на дно, а лепестки мантии еще опускались, колеблемые течением. Пройдет несколько минут, плоть травоеда наполнится пузырями смерти, и Сантьяга отправится в свое последнее путешествие. Интересно, какая посмертная судьба уготована тому, чье тело попадает в страну мертвых не единым куском плоти, а в виде множества мелких фрагментов?

Дейкстра вспомнил, как Роланд обещал леди Джейн позаботиться о Сантьяге. Строго говоря, Роланд действительно позаботился, Сантьяга действительно занял подобающее место в травоедском обществе, вот только оно оказалось совсем не тем, которое подразумевала Джейн. Интересно, можно ли считать, что Роланд нарушил обещание, данное творцу вселенной, вещавшему антенной пророчествующей матери? И творец ли вещал этой антенной? Если не знать заранее, что пророчества матерей носят божественную природу, можно подумать, что разум не вполне вернулся к леди Джейн, что она сама не понимала, что говорит. Но если знать все предания…

В этот момент в голове мудреца сформировалась мысль, которая его испугала. Он привык полагать древние предания истинными, но что, если они лгут? Если человеческий род вовсе не сотворен всемогущим всеблагим Джа, а возник сам по себе, если Джон и Дейзи были порождением не Джа, а каких-то диких полуразумных существ, наподобие длинноруких великанов? Если в преданиях нет сверхестественных откровений, а есть только знания, которые мудрецы прошлого передавали будущим поколениям в такой необычной обертке? Если во всех чудесах, описываемых в преданиях, нет ничего чудесного, а есть только умолчания, преувеличения и кое-где прямая ложь, добавленная для красоты повествования? Что, если жизнеописания древних героев возникали примерно так же, как из антенны Дейкстры вышло повествование о подвигах Роланда? Дейкстра обдумывал эту идею и так, и эдак, и не находил в ней внутренних противоречий. Только одно соображение мешает принять ее сразу и целиком. Непонятно как жить, если нет воли и заветов Джа, если ничто не придает смысл однообразному существованию, тянущемуся изо дня в день, из поколения в поколение.

– О чем задумался, Дейкстра? – спросил Роланд.

– Кажется, я понял, о чем думал Ахо Мудрый, когда говорил, что во многих знаниях много печали, – ответил Дейкстра.

Роланд непонимающе хмыкнул. Дейкстра не стал ничего объяснять. Незачем делить свою печаль с другом, она от этого не уменьшится.

– Однако надо довести дело до конца, – сказал Роланд и завопил, обращаясь к травоедам внизу: – Эй вы, придурки! Кладите камни-василиски на землю и убирайтесь прочь, пока живы! И не попусти Джа кому-нибудь прибрать камень с собой, зарублю на месте!

Травоедов не пришлось долго упрашивать, приказ короля они выполнили мгновенно и точно. Тринадцать камней-василисков лежали на песке, образуя правильный круг, а воины-травоеды, только что угрожающе направлявшие их в небо, разбегались со всех рук в разные стороны. Гм… воины-травоеды… подумается же такое…

– А может, порубить их всех? – задумчиво произнес Роланд, обращаясь непонятно к кому. – Чтобы неповадно было рассуждать о всяких правах общечеловеческих. Чтобы знали свое травоедское место и даже не думали противиться королевской власти.

– Не надо, Роланд, – сказала Зорька. – От тебя и так слишком много крови и смерти. В преданиях тебя будут звать Роланд Убийца. Или даже Роланд Барракуда.

Дейкстра вздрогнул от этих слов, на миг ему представилось, как Роланд выхватывает меч, бросается на Зорьку… Протосфирену-то он зарезал обычным каменным ножом…

Роланд бросил на Дейкстру быстрый взгляд и нервно хихикнул.

– Ты поосторожнее, Зорька, – сказал он. – Не пугай нашего мудреца, а то помрет раньше времени, а ему еще предания про меня сочинять. А ты, Дейкстра, зря пугаешься, я не настолько глуп, чтобы обижаться на правду. Хотя это не совсем правда. Какая из меня барракуда? Я скорее протосфирена, чем барракуда. Меня можно бояться, можно ненавидеть, но нельзя презирать. Я слишком серьезный противник, чтобы меня презирать. Со мной надо считаться.

Произнося эту речь, Роланд говорил совершенно спокойно. Но когда он закончил говорить, он внезапно осознал, что в произнесенных словах куда больше правды, чем ему бы хотелось. Он действительно убийца, жестокий хищник, и неважно, с кем будут сравнивать его люди – с великолепной протосфиреной или отвратительной барракудой. Он никогда не узнает этого, потому что лицом к лицу его будут называть королем, ему будут оказывать подобающие почести, но Роланд всегда будет знать, что за внешним уважением прячется затаенный ужас. Никто не помыслит о Роланде как о друге, ни один юноша никогда не подумает "хочу быть как Роланд", его будут бояться и ненавидеть, и эту ненависть не преодолеть. Потому что убийца стольких людей заслуживает только ненависти. И неважно, что он никому не желал зла, неважно, что он просто спасал будущее своих детей и своих друзей. Джа давал ему знаки, а он исполнял предначертанное, проходил испытания, и каждый раз надеялся, что очередное испытание станет самым последним и самым страшным, что ничего более ужасного не может быть просто потому, что так не бывает. И когда он закончил убивать всех этих рыцарей, когда он почувствовал, как человеческая кровь пропитала его жабры и впиталась в его кожу и его присоски, тогда он решил, что прошел череду испытаний до конца. Наивный! Он не знал, что есть вещи, куда более страшные, чем осознание совершенных тобой преступлений. Например, когда ты предаешь и убиваешь единственного травоеда, которого уважал. Или когда в облике и жестах тех, кого ты раньше считал друзьями, начинает проявляться плохо скрываемое отвращение. И тогда ты понимаешь, что у тебя никогда больше не будет друзей, ты надеешься, что это испытание уж точно последнее, но куда там…

– Разомну-ка я мантию, – сказал Роланд. – Не сопровождайте меня, мне нужно поплавать в одиночестве.

Он боялся, что его голос дрогнет и непроизвольно отразит ту бурю чувств, что бушевала в его мозге. Но голос прозвучал спокойно и уверенно, как будто все происшедшее в последние часы не оставило следа в мозгу того, кого называют героем. Так и подобает говорить и действовать настоящему правителю, суровому и справедливому, никогда и никому не показывающего ни страха, ни тоски, ни внутренних колебаний. Пусть его считают безжалостным и бесчеловечным, так даже удобнее. Воля Джа исполнится в любом случае, но, Джа свидетель, Роланд никогда не желал, чтобы она исполнилась именно так.

Размышляя таким образом, Роланд поднялся на вершину большой рыцарской скалы и отыскал расщелину, в которой он прятался, раненый, в ожидании неминуемой смерти. Забрался в нее, убедился, что никто не видит его, и дал волю своим чувствам. Но очень осторожно, без громких воплей, чтобы никто не узнал, что безжалостный властитель тоже умеет плакать.

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ПОСЛЕДНЕЕ ИСПЫТАНИЕ

1

В далеких-далеких водах, у далекого-далекого вулкана испокон веков жили другие люди, очень похожие на настоящих. Были среди этих людей рыцари и травоеды. Рыцари охотились на тунцов и кефалей, а травоеды собирали пленку и веревки в своих травоедских садах. Те другие люди тоже чтили память предков и заветы Джа, и жизнь их текла плавно и размеренно, и на протяжении многих поколений не происходило в их жизни ничего интересного.

Правил тем племенем король по имени Дуайт, и был у него брат по имени Роланд. Дуайт был мудр и справедлив, а Роланд – силен, храбр и удачлив. Однажды ехал Роланд по своим делам на акуле по имени Росинант, и заметил протосфирену, хищно рассекающую холодные воды. Не убоялся Роланд протосфирены, а направил акула в ее сторону, зашел с хвоста, прыгнул ей на спину и распорол жабры каменным ножом. И срезал Роланд с протосфирены оба костяных меча, и один взял себе, а второй вручил своему брату Дуайту. Первый из этих мечей ныне принадлежит мне, а второй Роланд подарил рыцарю Ахмеду.

Дейкстра сделал паузу в рассказе и продемонстрировал зрителям свой меч.

– А я свой меч с собой не взял, – виновато произнес Ахмед. – Однако он хранится в пещере и любой желающий может осмотреть его, пощупать…

Дейкстра остановил его повелительным жестом и продолжил:

– И случилось так, что подвиг Роланда привлек внимание самого Джа, наблюдавшего за океаном из небесного дворца Импала. И сказал тогда Джа:

– Воистину, этот рыцарь особенно храбр и заслуживает особого дара.

И ударил Джа рукой в небо, и пробил в небе дыру, и взволновался океан, и прошла по нему волна, и ударила она в землю, и размыла часть травоедских полей, и убила некоторых травоедов. И бросил Джа в дыру удивительный небесный меч, тверже которого нет ничего во всей вселенной. Этот меч рубит даже камни, и никто, кроме Джа, не знает, из какой кости какой рыбы этот меч изготовлен. Также Джа бросил в дыру несколько других небесных предметов, некоторые из них похожи на камни, а другие вообще ни на что не похожи. Возможно, впрочем, что он не сознательно бросил их, а просто нечаянно уронил.

И упали предметы на землю, и подобрали их люди, и очень удивились. А особенно они удивились чудесному мечу. Юный рыцарь по имени Говард попытался схватить его своей рукой, но сказал ему меч человеческим голосом:

– Не тяни ко мне руки, юный рыцарь! Не тебе предназначено владеть мной и применять меня на охоте и в других обстоятельствах! Только один человек в океане вправе брать меня в руку и сжимать меня присосками! Это великий рыцарь по имени Роланд!

И сказал тогда Говард:

– Странные, однако, вещи мне мерещатся.

И обхватил рукоять меча своей рукой, и сжал ее своими присоски. И сказал ему меч:

– Я предупреждал тебя, глупый мальчишка! Зря ты не внял моему голосу!

И вывернулся меч из руки Говарда, и отсек руку у самого основания. И завопил Говард горестно, и истек кровью, и умер. И поняли все, что никто, кроме Роланда, не должен брать в руку небесный меч и сжимать его своими присосками.

И сказал Роланд:

– Воистину великую милость явил Джа, великую честь он мне оказал! Воистину должен я оправдать доверие создателя!

Прошло несколько дней, и отправились рыцари на охоту. Встретили они большой косяк трески, развернули охотничий строй и приготовились начать атаку. И тут посмотрел Роланд наверх и воскликнул:

– Глядите! Там, наверху, много длинноруких великанов! Они тоже развернули охотничий строй и вот-вот на нас нападут!

Испугались рыцари и впали в оцепенение, потому что обычному человеку длиннорукого великана не победить. Но не испугался Роланд, он достал из чехла свой чудесный меч и закричал:

– Не паникуйте, братья и племянники! Я вас всех спасу!

И ринулся в бой, сидя на спине Росинанта и размахивая мечом. И удивились великаны, потому что никогда раньше не бывало, чтобы не они нападали на человека, а человек нападал на них. И началась битва, и рубил и кромсал Роланд великанские тела, и много великанской крови вылилось в воду, и куски великанской плоти всплывали к небу, и так продолжалось, пока не испугались великаны и не обратились в бегство. Так Роланд в одиночку победил целое племя великанов и спас своих братьев и племянников от бесславной гибели. Роланд лично убил пятерых великанов, а остальные уплыли в ужасе, такова была эта победа.

А потом пришло время великой беды. Рядом с вулканом стал вылупляться еще один вулкан, другой. Земля затрепетала и засверкала багровым светом, и всем стало ясно, что скоро случится ужасное извержение. Позвали рыцари акул и стали привязывать к ним яйценесущих матерей, маленьких детей, не умеющих самостоятельно держаться в седле, а также всякие припасы: съестные и прочие. Но не успели рыцари собрать все необходимое и покинуть опасные воды. Вылупилось у вулкана новое жерло, вспыхнул и прогремел страшный взрыв, и поднялась великая волна, и смыла она рыцарскую скалу и разбила на куски, и погибли почти все рыцари и дамы. Только два акула спаслись – Росинант и Зорька, и только пять человек они вынесли на себе из бушующих вод – двух рыцарей и трех матерей. Матерей этих зовут Джейн, Яна и Кристина, а рыцарями были Роланд и я. Все остальные погибли.

Кто-то удивленно спросил:

– А как же Сантьяга?

Дейкстра сморщил кожу на голове в неприязненной гримасе и сказал:

– Ах да, Сантьяга. Травоеду Сантьяге будет посвящено отдельное предание, тоже важное и поучительное. Впрочем… Пожалуй, его можно кратко изложить прямо сейчас, потому что судьба Сантьяги тесно переплелась с судьбой Роланда. Начну я рассказ о Сантьяге с того, что он был удивительным травоедом, Джа одарил его выдающимися способностями. Руки Сантьяги были длиннее, чем обычно бывает у травоедов, а его мантия была не просто жалким кусочком кожи, а содержала почти нормальные мускулы, не такие сильные, как у рыцарей, но достаточные, чтобы Сантьяга выучился плавать. Плавал он, конечно, очень плохо, быстро утомлялся и не умел чувствовать течения, но при необходимости мог непрерывно плыть несколько минут и когда он это делал, обычно он приплывал примерно туда, куда хотел приплыть. Также он был весьма разумен для травоеда, он умел размышлять и делать выводы. Если бы он не поддался искушению, его судьба была бы замечательна и стала бы примером для всех травоедов.

Дейкстра сделал драматическую паузу перед тем, как перейти к следующей части рассказа. Он оглядел внимающих ему рыцарей и вдруг заметил, что они смотрят вовсе не на него. Оказывается, среди рыцарей сидел Роланд, он слушал рассказ Дейкстры, и на лице его было добродушное и благосклонное выражение.

– Продолжай, Дейкстра, – сказал он. – Ты очень интересно рассказываешь. Джа наделил тебя талантом волновать сердца людей, не произнося при этом ни единого слова неправды.

По рядам рыцарей пробежала волна тихого шепота, и интонация этого шепота была испуганно-благоговейной. Роланд сидел один, вокруг него на три размаха рук простиралось пустое пространство, никто не решился приблизиться к великому королю вплотную. Они боятся его, но это не тот страх, который человек испытывает, случайно встретив в холодных водах хищную протосфирену. Страх при виде протосфирены смешан с отвращением, а страх при виде Роланда смешан с почтением и восхищением. Наверное, если бы на месте Роланда сидел сам Джа, рыцари смотрели бы на повелителя вселенной примерно так же.

Дейкстра собрался с мыслями и продолжил:

– Искушение, которому поддался травоед Сантьяга, заключалось в следующем…

 

2

– Ну как? – спросил Дейкстра. – Понравилась тебе моя версия?

– Неплохо, – ответил Роланд. – У тебя великий талант, я бы ни за что не смог бы придумать такую гладкую историю. А почему ты не стал рассказывать про наше путешествие на небо?

– Я думал об этом, но эта часть истории выбивается из общей канвы, – сказал Дейкстра. – У слушателей возникнут вопросы, на которые нет хороших ответов. Почему мы не увидели дыру в небесах, через которую Джа вбросил меч в океан? Почему Джа не захотел лично пообщаться с таким великим героем, каким я тебя изобразил? Может, ты на самом деле не такой уж великий герой?

Роланд нахмурился.

– Ты на что намекаешь? – грозно спросил он.

– Ни на что, – быстро ответил Дейкстра. – Ну, то есть, я имею в виду, что такая мысль могла возникнуть у того, кто слушал бы это предание. Я-то не сомневаюсь в твоем героизме, честное слово!

– Не сомневаешься – это хорошо, – сказал Роланд и задумался.

Он думал о том, что теперь его панически боятся не только обычные рыцари, но и сам Дейкстра. А он-то надеялся, что из ужасного правила найдется хотя бы одно исключение, что великий мудрец Дейкстра найдет в себе силы не поддаться стадному чувству, что у Роланда останется хотя бы один друг. Дейкстра ведь знает или, по крайней мере, догадывается, чего на самом деле стоят подвиги Роланда. Дейкстра должен понимать, что жестокость Роланда – просто маска, без которой Роланд не дожил бы до сегодняшнего дня. Но Дейкстра отказался это понимать, он предпочел тоже надеть маску, но не жестокого убийцы, а бесстрастного мудреца, отрешенного от обычных человеческих дел. Его можно понять – ему так удобнее. Но как же тяжело понимать, что последний твой друг отказался от твоей дружбы, что теперь он тоже боится тебя. Что ты стал для него таким же страшным зверем, как и для других, которых ты уже привык считать дураками. Джа не счел нужным смягчить испытание, Роланду предстоит полное, беспредельное одиночество, какого прежде не испытывал ни один человек. Наверное, так необходимо, чтобы могло свершиться то, что открылось Роланду вчера.

– Вот что, Дейкстра, – сказал Роланд. – Вчера, когда я готовился ко сну, Джа послал мне интересную и многообещающую мысль.

Произнося эти слова, Роланд не отрывал от лица Дейкстры пытливого взгляда. Роланд ждал, что мудрец ехидно ухмыльнется, дескать, да, конечно, Джа послал мысль, мы оба понимаем, что означают эти слова. Но мудрец не ухмыльнулся, он слушал короля спокойно и серьезно, кажется, он действительно верит, что Роланд – просто усилитель для антенны Джа, каменный нож в его руке. Нож, которым Джа вознамерился перекроить положение дел в океане.

– Вот о чем я подумал, – продолжал Роланд. – Раньше, когда наш старый вулкан еще не извергся и наш великий поход еще не состоялся, мы полагали, что во всем океане нет других людей, кроме нашего племени. Но теперь мы знаем, что в океане есть не менее двух вулканов, рядом с которыми одновременно обитало не менее двух различных племен. И вот вчера Джа послал мне такую мысль: а почему мы считаем, что вулканов в океане ровно два?

– Думаю, их больше, – сказал Дейкстра. – Более того, я полагаю, что их число бесконечно. Это легко обосновать: океан бесконечен, и потому…

– Не надо обосновывать, я тебе верю, – перебил его Роланд. – Лучше послушай меня. Вулканов в океане много, и около многих из них живут какие-то человеческие племена. Раньше мы считали другие вулканы недосягаемыми, но великий поход показал, что это мнение ошибочно. Здоровый и сильный акул вполне способен преодолеть путь от одного вулкана до другого даже с двумя всадниками на спине.

– А зачем? – удивился Дейкстра. – Зачем отправляться к другим вулканам и другим людям? Этот вулкан вроде пока не собирается взрываться.

– Ты еще не понял самое главное, – сказал Роланд. – Я долго думал, в чем окончательный смысл тех испытаний, которым Джа подвергает меня и, отчасти, тебя. И вчера я понял, в чем состоит воля создателя. Мы должны объединить все население океана в единый народ, который будет управляться одним королем, и жизнь этого народа будет строиться на основе одних и тех же преданий и заветов. Один Джа, одна вера, один король, один народ.

Дейкстра долго молчал, осознавая услышанное. А затем осторожно спросил:

– А эта воля Джа, как она тебе открылась? Джа явился тебе во сне?

Роланд опечалился. Зря он подумал, что Дейкстра ему верит, нет, он просто боится показывать свое неверие. Он не понимает, что происходит, отказывается воспринимать мощь и величие замысла создателя вселенной. Но ему придется понять и поверить, иначе…

– Нет, – сказал Роланд. – Все было не так. Просто в какой-то момент я вдруг понял, с какой целью Джа избрал меня своим орудием. Все, что с нами случилось, не было случайным, все было предначертано, все служило единой цели. И теперь ты знаешь, в чем она состоит.

Дейкстра ничего не отвечал и смотрел в сторону. Роланд немного подождал, а затем спросил:

– Может, ты полагаешь, что у меня началось раздвоение личности?

Мудрец ничего не ответил, но вздрогнул. Роланд почувствовал, как в глубине души подземным огнем разгорается ярость.

– Если ты думаешь, что сможешь отмолчаться – ты зря так думаешь! – воскликнул Роланд. – Решай, мудрец, со мной ты или против меня? Готов ли ты поддержать всей душой великий замысел творца океана или ты вздумал ему воспротивиться? Отвечай немедленно и помни, что твоя судьба зависит от твоего выбора!

Закончив эту речь, Роланд мрачно усмехнулся, и эта усмешка повергла Дейкстру в ужас. Мудрец не понял, что король иронизирует над самим собой, над собственной наивностью. Роланд, дурак, думал, что не будет испытания тяжелее, чем захватить власть в чужом племени, убить множество людей и заставить остальных склониться перед волей пришельца. Дать нерушимое обещание яйценесущей матери и сразу же нарушить его, потому что ни одно обещание не может быть соблюдено, когда дерзкий травоед бросает вызов заветам Джа. Ради великой цели Роланд отринул все правила поведения, отринул собственную честь, и сейчас он отвергает последнее, что связывает его с миром людей – дружбу. Что бы ни ответил Дейкстра на последние слова Роланда, этот ответ оборвет последнюю нить, привязывающую героя к миру обычных людей. Роланд больше не человек, отныне он каменный нож в руке повелителя всего сущего. Помнится, Джейн кричала в своем пророчестве, что Роланд – господь. Нет, не господь Роланд, но орудие господа, направляющее бытие тварного мира согласно воле всевышнего.

Тем временем Дейкстра пребывал в полнейшем смятении. Он стоял вполоборота к Роланду, смотрел в сторону и боялся повернуть антенну, потому что невыносимо было видеть безумный взгляд того, кто раньше был величайшим героем в истории известной вселенной. Каждый раз, когда Роланд проходил очередное испытание, Дейкстра изумлялся тому, сколь велика удача его друга. И вот настал момент, когда всевышний положил предел удаче героя.

Странно, что мозг Роланда так долго держался, что раздвоение личности не настигло его раньше – в час ужасного извержения или в той расщелине на вершине большой скалы, где он лежал израненный. Но теперь этот час настал, истерзанный мозг героя не выдержал очередного испытания. И Дейкстра не понимал, что ему теперь говорить и что делать.

Будь на месте Роланда обычный рыцарь, Дейкстра не стал бы колебаться. В таких случаях надо не предаваться пустым размышлениям, а уплывать прочь, не щадя ни рук, не мантии, и вопить во всю мочь, не щадя антенны. Любой человек с раздвоением личности опасен, а могучий рыцарь в таком состоянии опасен вдвойне. Одному только Джа ведомо, какие мысли могут придти в воспаленный мозг больного человека. Нельзя позволять ему ходить и плавать, где вздумается. От века повелось, что рыцаря с раздвоенной личностью опутывают веревочной сетью, укладывают в темную пещеру и держат там, пока он не успокоится, и тогда король и мудрец решают его участь. И участь эта почти всегда незавидна, собственно, обычно решается только один вопрос – достоин ли безумный рыцарь отдать семя какой-либо женщине или лучше не рисковать душевным здоровьем будущих поколений. Иногда, если безумие точно безобидно, больного не связывают, а продолжают обращаться с ним, как с обычным человеком, король Ян, например, половину жизни провел с раздвоенной личностью и совершил в этом состоянии несколько славных подвигов, но сейчас явно не тот случай.

Дейкстра не знал, что делать. Допустим, он поплывет к большой скале, громко крича: "Роланд обезумел! Вяжите его!" Но никто не отважится подставить веревочную сеть под чудовищный меч, уже оборвавший две восьмерки человеческих жизней. Никто не посмеет возразить Роланду ни в чем, прикажи он сейчас всем рыцарям есть траву – будут есть, пока не изнемогут от кровавого поноса. Разве это хорошее дело?

Но как может старый мудрец сделать плохое хорошим? Допустим, он скажет: "Роланд, ты обезумел". Роланд ответит: "Нет, Дейкстра, это ты обезумел" и рассечет старое тело напополам, а рыцарям скажет, что Джа явился во плоти и забрал Дейкстру на небеса за особые заслуги. Или вообще ничего не скажет и исчезновение мудреса навсегда останется тайной, потому что никто не посмеет обратиться к королю с надлежащим вопросом.

Дейкстра повернул антенну к Роланду и сказал:

– Я с тобой, Роланд. Не скрою, твои слова удивили меня и вызвали кое-какие сомнения, но я взвесил камни и пузыри твоих слов и принял решение. Я с тобой. Однако вначале я хотел бы получить ответы на несколько вопросов.

Роланд убрал руку с рукояти меча, только теперь до Дейкстры дошло, насколько близка была его смерть.

– Спрашивай, – сказал Роланд.

– Допустим, акулы нашли другой вулкан, – начал Дейкстра. – Допустим, у этого вулкана живут другие люди. Допустим, ты приплыл к ним на спине Росинанта и принес им свою власть. Допустим, они признали ее и склонились перед тобой. Что дальше?

– Как что? – удивился Роланд. – Новый поиск, новый поход, новое племя. И так до самого конца, пока Джа не решит положить предел моему существованию.

– А что подумают о тебе другие люди? – спросил Дейкстра. – Приплыл из неведомых пустошей могучий рыцарь со страшным мечом, произнес удивительные слова, поубивал всех, кто осмелился возмутиться, нагнал страху на прочих, и поплыл дальше. Так?

– Так, – согласился Роланд. – А в чем вопрос?

Чтобы задать вопрос, Дейкстре пришлось собрать воедино все свои душевные силы. Непросто преодолеть страх перед меченосным безумцем, но Дейкстра подумал, что если он поддастся страху, то… то что? Пререкаться с сумасшедшим глупо и опасно, но если Дейкстра не отважится… А может, замысел Джа все-таки существует? Может, испытаниям подвергается не только Роланд, но и Дейкстра, и суть последнего испытания в том, чтобы мудрец Дейкстра не позволил исполниться тому, что считает замыслом Джа король Роланд…

Дейкстра рассмеялся. Воистину удивительно, какие сложные обоснования способен породить человеческий мозг, когда нужно принять тяжелое решение, а принимать его не хочется.

Роланд нахмурился и повторил:

– В чем вопрос, Дейкстра?

– Вопрос вот в чем, – сказал Дейкстра. – Когда ты поступишь так, как я описал, чем будет отличаться твой поступок от нападения протосфирены?

Роланд рассмеялся.

– Забавная аналогия, – сказал он. – Рад, что ты сам понимаешь, насколько она смешна. Тебе нужен ответ или ты сам уже догадался?

– Мне нужен ответ, – сказал Дейкстра.

– Он прост, – сказал Роланд. – Орудием творца может стать любое существо, в том числе и протосфирена. Однако мои действия будут отличаться от действий протосфирены тем, что я принесу другим людям не только смерть, но и знание. Я принесу благую весть о том, что Джа не забыл о своих разумных творениях, что он помнит и любит их. Другие люди узнают о множественности человеческих поселений, узреют собственными антеннами меч, упавший с неба в руки избранного творцом рыцаря, рассмотрят прекрасный узор, порождаемый небесным камнем, и они поймут, что в пути бытия есть особый, высший смысл, носителем которого может стать обычный человек. Разме этого мало?

– А разве этого много? – ответил Дейкстра вопросом на вопрос. – Понимаешь, Роланд, каждое знание должно иметь практический смысл. Знание о том, что рыцарям нельзя есть траву, помогает избегать поноса. Знание, что небесный меч нельзя хватать рукой за лезвие, помогает избегать случайного увечья. А какой смысл в знаниях, о которых ты только что говорил?

– Не знаю, – сказал Роланд. – Полагаю, сейчас это ведомо только Джа. Возможно, этот смысл откроется нам в должное время, а может, и не откроется, пути Джа неисповедимы. Может…

Роланд задумался на несколько секунд и вдруг воскликнул:

– Я понял! Спасибо, Дейкстра, ты помог мне понять еще одну часть замысла творца. Мы привыкли считать, что все человеческие племена живут одинаково, но так ли это? В наших старых пещерах мы украшали стены раковинами-тарелками, а здесь этот обычай неизвестен. Зато здесь умеют делать топоры из палок и камней, а мы этого не умели. Каждое племя живет отдельно от других, каждое племя приобретает свои собственные знания, и они не переходят от вулкана к вулкану. Я стану тем, кто распространит их по всему океану. Скажи, Дейкстра, разве это не великая цель?

Дейкстра не ответил на этот вопрос, его внимание отвлекла большая продолговатая тень, наплывшая сверху. Это была Зорька.

– Вот вы где, – сказала она. – Привет, ребята! Как дела? Вы тут сидите, беседуете и не знаете, что мой Росинант отныне акулий король! Вы не поверите, он победил прежнего короля в честном поединке!

Роланд резко помрачнел. Общение с акулой явно не входило в его планы.

– Что такие скучные? – спросила Зорька. – Что-то случилось?

Она ощутила глухое раздражение, какое всегда появляется, когда твои планы нарушаются непредвиденными обстоятельствами. Она искала Роланда и Дейкстру, чтобы поделиться своим счастьем, рассказать во всех подробностях, как Росинант одержал верх над королем местных акулов, носящим странное имя Анатароа. Как она проявила все свое хитроумие, чтобы акульи старейшины признали право Росинанта на поединок, каких трудов ей стоило вложить в тупую голову любимого мужа три короткие фразы, которые он должен был произнести в нужные моменты времени, и он произнес их, и все прошло так, как она рассчитала… Она – самая хитроумная акула во всем океане! Никто из акул не сравнится с ней силой разума и даже среди людей примерно половина глупее ее. А если считать людьми не только рыцарей, но и травоедов…

И вот она плывет к друзьям-людям, чтобы поделиться радостью, похвастаться, и что она видит? Вожди человеческого народа погружены в нерадостные раздумья, всю воду провоняли запахом испуганной решимости. Жаль, что люди так плохо различают запахи, наверное, им из-за этого трудно понимать друг друга. А акуле трудно понять, как вообще можно вести разговор, если точно не знаешь, что чувствует твой собеседник.

– Что случилось? – повторила Зорька свой вопрос. – Давайте, рассказывайте, не стесняйтесь.

– Я принял важное решение, – сказал Роланд. – Мне открылся замысел Джа, ставший первопричиной всех необычных событий, случившихся вокруг меня, начиная с появления небесного разлома над нашим старым вулканом. У меня есть к тебе важное дело, Зорька. Ты должна совершить еще один великий поиск, ты должна найти еще один вулкан.

В первую секунду Зорьке показалось, что Роланда охватило раздвоение личности. Эта характерная пульсация антенны, эти необычные интонации в голосе… Да и слова он произнес очень странные.

А потом Зорька поняла, к чему он ведет свою мысль, и расхохоталась.

– Да вы, ребята, воистину гениальные мудрецы! – провозгласила она. – Кто первый догадался, ты, Дейкстра?

Дейкстра сложил передние руки в жесте отрицания, Зорька перевела взгляд на Роланда и воскликнула:

– А ты, оказывается, не только мечом размахивать умеешь!

И быстро добавила, почувствовав, как в воде появился запах обиды:

– Не обижайся, Роланд, я не хотела тебя обидеть, я просто так шучу. Я действительно восхищена тем, что ты придумал! В самом деле, если в океане достоверно существует два разных вулкана, почему бы не быть третьему? И почему у этого третьего вулкана не жить людям и акулам? Ты об этом хотел сказать, Роланд?

Роланд улыбнулся и ответил:

– Все правильно, Зорька.

Он хотел добавить что-то еще, но она не стала его слушать, она стала говорить сама, спеша высказать все свои мысли, чтобы люди поверили, что она их сама все придумала:

– Я поднимусь в средний слой холодных вод, и буду плавать по длинным окружностям, наблюдая и запоминая пути течений. А потом я соединю все свои наблюдения в единую картину, и станет понятно, какие течения порождены циркуляцией воды вокруг нашего вулкана, а какие пришли извне. И тогда я пойму, в какой стороне надо искать другой вулкан. Когда мы с Росинантом искали этот вулкан, я не сразу сообразила, что можно использовать в моих поисках рисунки течений над холодными пустошами, я только потом до этого догадалась. Кстати, чтобы лучше размышлялось, можно отобразить схему течений на земле какой-нибудь палкой или костью. Ну, то есть, какой-нибудь человек, например, ты, Дейкстра, возьмешь палку, а я буду тебе объяснять, что нужно изобразить на песке, и ты сделаешь рисунок, повторяющий схему течений. А потом мы над этим рисунком поразмышляем. Надо только подумать, как сделать, чтобы песок придонными течениями сразу не размыло.

Зорька на мгновение прервала свою речь, и Роланд воспользовался паузой.

– Вот видишь, Дейкстра! – воскликнул он. – Зорька меня понимает и поддерживает. Она тоже считает, что все люди в океане должны склониться перед единой властью. Перед властью того, кто облечен доверием Джа, кто прошел все испытания, кто делом доказал превосходство над остальным человечеством!

Зорька издала жабрами фыркающий звук, как будто случайно вдохнула креветку.

– Чего? – переспросила она. – А кто это облечен доверием Джа? Ты, что ли?

– Я, – подтвердил Роланд.

– Ты в горячие пустоши не заплывал в последнее время? – спросила Зорька. – Ядовитыми водами не дышал?

– Ты зря меня оскорбляешь, – сказал Роланд. – Это может плохо закончиться.

Он выдернул меч из чехла, взмахнул им, лезвие блеснуло в свете трех антенн, Роланд невольно залюбовался этим отблеском и упустил момент, когда Зорька начала движение хвоста. Роланд заметил это движение только тогда, когда раздвоенный хвостовой плавник акулы уже промчался над его головой. В следующее мгновение пришла волна, она подбросила Роланда и поволокла по камням, он едва успел отбросить меч, чтобы случайно не зарезаться. Именно этого Зорька, похоже, и добивалась.

Волна отхлынула, Роланд встал, выпрямился и закричал:

– Зорька, ты сдурела! Как ты смеешь нападать на человека? Разве тебе неведомы заветы Джа?

– А тебе самому они ведомы?! – рявкнула Зорька в ответ. – Ты убил семнадцать рыцарей! Какой ты человек после этого? Тебе ли говорить о законах и справедливости? Ты преступник, Роланд! Муса, Сакральбар и Хасан правильно говорили о тебе, а я, дура, им не верила! Ты обезумел, Роланд! Ты держишь этот меч, упиваешься его силой и думаешь, что она дает тебе право творить все, что заблагорассудится! Но сила – это не только свобода, но и ответственность! А ты думаешь только о себе, только о своей власти! Мало тебе власти над одним племенем, ты теперь жаждешь власти над всем миром! А зачем она тебе, что она тебе даст? Что молчишь, Роланд?

– Я не могу ответить на этот вопрос, – сказал Роланд. – Я не знаю, зачем Джа посылает мне испытания, зачем он заставляет меня сделать то или это. Я просто орудие его воли, нож в его руке.

– Ты не нож, а меч! – заявила Зорька. – Ты несешь только смерть! Что ты сделал хорошего в своей жизни?

Роланд проигнорировал последний вопрос Зорьки. Он сказал:

– Ты права, не нож, но меч. Меч в руках всевышнего. Меч, несущий закон и порядок. Не мир я принес, но меч.

– Безумие ты принес, – сказала Зорька.

И еще раз ударила хвостом, на этот раз целясь не выше головы Роланда, а прямо в лицо. Роланд припал к земле, пропустив удар над собой, ему пришлось принять позу подчинения и осознание этого наполнило его мозг ненавистью. Эх, если бы меч по-прежнему был в его руке…

– Убить бы тебя, да не хочется зубы пачкать, – сказала Зорька и поплыла прочь.

Она думала, что Джа плохо сделал, что не дал акулам рук, чтобы привязывать к морде и плавникам боевых актиний. Если бы акулы могли делать это сами, они смогли бы охотиться самостоятельно, без людей, и насколько приятнее было бы тогда жить в океане! Люди такие дурные…

 

3

Зорька уплыла, Дейкстра тоже куда-то подевался, Роланд не заметил, как и когда это произошло. Наверное, испугался вспышки акульего гнева и уплыл без оглядки. Роланд его не винил, он тоже испугался.

Он взгромоздился на подходящий камень и стал ждать, когда осядет муть, поднятая акульим хвостом. Надо найти и подобрать меч, но сейчас его искать бессмысленно – в мутном облаке не видно даже конца собственной вытянутой руки, а искать острое лезвие на ощупь – самоубийство. Ничего, найдется он, никуда не денется, небесный меч – не костяной меч, он слишком тяжел, чтобы течение унесло его достаточно далеко.

Роланд сидел и думал. Зорька говорит, что он безумен, она настолько уверена в этом, что решилась нарушить запрет и напасть на человека, да не просто на человека, а на короля. Роланду достаточно сказать пару слов акульему королю, и мятежная Зорька будет навечно изгнана из акульего племени. Никогда больше она не будет беспокоить его, не будет мешать волеизъявлению Джа, она будет плавать по океану и исследовать течения, делать то, о чем она с таким увлечением говорила в начале беседы, закончившейся безобразной дракой. Да, Зорька должна быть изгнана.

Стоп! Акулий король нынче Росинант, Зорька похвасталась этим в самом начале разговора. А Росинант слушается Зорьку во всем, он не изгонит ее, он либо откажется выполнять приказ, либо уплывет вместе с ней. И то, и другое недопустимо, рыцари воспримут это как дурное предзнаменование. Если даже акулы не слушаются нового короля… Как же все плохо…

Роланд тихо заскулил. Ему хотелось заплакать, но он не мог. Он разучился плакать, он так привык ощущать себя могучим рыцарем, крепким телом и духом, быстрым разумом и решительным, храбрым… Такие не плачут. По крайней мере, до тех пор, пока не повстречают настоящее горе.

Раньше Роланд думал, что настоящее горе – это когда слепая сила природы в считанные секунды уничтожает почти всех, кто был тебе дорог, когда некуда деваться от запаха тлеющих тел, заваленных камнями и неспособных подняться в страну мертвых к последнему своему пристанищу. Когда ты видишь, как барракуды жрут тела твоих друзей, и проплываешь мимо, потому что не хватит никаких сил обеспечить каждому должные почести. Но тогда Роланд не позволил отчаянию одержать верх, он поставил перед собой недостижимую цель, он стремился к ней, не думая, что она недостижима, и Джа позволил ему достичь ее вопреки всем законам природы и вопреки здравому смыслу. Чем дальше уходил Роланд по пути испытаний, тем сильнее сжимала его голову невидимая пасть тупого отчаяния, но Роланд знал, что Джа наблюдает за ним, что нельзя посрамить его ожиданий. А теперь Роланд впервые засомневался в своей правоте.

Каждую вещь можно рассматривать с разных сторон и наблюдать при этом разные образы. Истинный образ вещи есть суперпозиция этих частных образов, он непостижим, но при наличии неограниченного времени и неограниченного желания разум способен приблизиться к его постижению неограниченно близко. Так говорил Ахо Мудрый, Роланд прекрасно помнил, как эти слова пересказывал ему, подростку, учитель Дейкстра, тогда еще не старый и не близорукий. Тогда Роланд восхищался изяществом внешне неуклюжей формулировки, он применял ее к разным объектам и всюду получал подтверждения, что величайший мудрец человечества был прав. Но ни тогда, ни потом Роланд не думал, что эту формулировку можно применить к самому себе.

Люди привыкли считать, что понимают причины своих поступков. "Если я не понимаю даже самого себя, то как я могу понимать что-то иное?" думает человек. Ему невдомек, что он просто не пытался понять себя, а когда человек пытается это сделать, вот тогда он понимает, что это невозможно.

Зорька обвинила Роланда, что он страдает раздвоением личности. Это неправда, люди с раздвоением личности совсем другие. Они видят странные предметы и странных существ, слышат странные звуки, ими овладевают странные мысли, они совершают странные действия, нелепые и извращенные. Но Роланд не видит и не слышит ничего такого, чего не существует в природе, а мысли и действия Роланда понятны, объяснимы и естественны. Что может быть естественнее, чем следовать повелениям Джа, исполнять его волю, какой бы она ни была? Это легко и приятно, это позволяет невозбранно совершать даже те поступки, которые сведут с ума любого другого человека. Кто способен сохранить разум после того, как убил семнадцать людей? После того, как слышал их предсмертные вопли, обонял их кровь, осязал через рукоять меча сопротивление их плоти смертоносному лезвию. Люди не убивают людей, а тот несчастный, кто сдуру нарушил этот завет, неизбежно наказывается безумием. Так повелось от века, Джа установил это правило вскоре после того, как сотворил первых людей, этому посвящено особое предание. Люди считают, что запреты, установленные Джа, нельзя преодолеть, и обычно это так. Но сейчас другой случай, сейчас сам Джа уполномочил своего избранника нарушить конкретный запрет во имя конкретной цели. И неважно, каким способом Джа уполномочил избранника – обычной речью или просто наслав нужную мысль.

Веревка мыслей прошла через мозг Роланда и замкнулась в круг, его разум вернулся к тому, с чего начал. Он засомневался в своей правоте, потому что подумал, что с точки зрения Зорьки он неотличим от безумца. Ну и что с того? Истинный образ короля Роланда сложен и многогранен, в нем есть место многому. в том числе и тому, что со стороны похоже на безумие, но это просто внешнее сходство. Не всегда видимый образ предмета в точности соответствует самому предмету. Течения воды или растворенная в ней муть могут искажать образ, и когда смотришь с большого расстояния, иногда бывает вообще непонятно, что именно ты видишь. Но когда ты подплываешь ближе, иллюзии рассеиваются и истина проясняется. Зорька не смогла или не захотела подплыть поближе, разобраться в мыслях и чувствах Роланда, в причинах, побудивших его сделать то, что он сделал, и стать тем, кем он стал. Да, эти причины непросто понять, но это возможно, Зорька просто не захотела, решила не утруждать свой мозг. Джа ей судья.

Решено – Роланд не будет наказывать Зорьку, не будет мстить за ее безумный поступок. Точки зрения бывают разные, для нее безумен он, для него – она, а полной истиной владеет один Джа и пусть сбудется его воля. И еще одна важная вещь только что пришла в голову. Несомненно, что Роланд – орудие в руке Джа, но с чего он взял, что он единственное орудие? Воля творца вселенной может проявляться разными путями, и не все они предполагают непосредственное участие Роланда. Может, Зорька тоже избрана? Да, Роланд не будет ничего делать с Зорькой, пусть их рассудит Джа, пусть дальнейшие события покажут, кто из них прав.

А с исполнением великого предназначения стоит повременить. Роланд слишком увлекся, он не учел, что обычным людям, не удостоенным непосредственного внимания Джа, трудно привыкнуть к тому, как быстро меняется мир, исполняя волю своего создателя. Нужно дать людям время. Пусть все идет своим чередом, пусть будут охоты и пиры, пусть матери откладывают яйца и вылупляют детей, пусть новое входит в повседневную жизнь незаметно, исподволь. Когда придет время, Джа даст знак. А если Роланд ошибся, Джа даст знак немедленно. И да будет так.

Придя к этому выводу, Роланд слез с камня и отправился разыскивать меч. Он шел, а не плыл, он понимал, что это неприлично, что со стороны он похож на травоеда, но ему было все равно. Когда решается судьба вселенной, мелкие предрассудки не имеют значения.

 

4

Зорька взмахнула хвостом, это движение было быстрым и внезапным, но не настолько внезапным, чтобы его нельзя было парировать. Сознание Дейкстры нарисовало ужасную картину: Роланд выбрасывает вперед руки, между присосками которых зажат меч, лезвие соприкасается с плотью Зорькиного плавника и погружается внутрь, рассекает живые ткани и окрашивает воду густой и темной акульей кровью. Пескариной трещоткой трещат хрящи, шипит рассекаемая кожа, прекрасная акула издает горестный предсмертный вопль…

Дейкстра помотал головой, отгоняя видение. Нет, эта картина вылупилась не из антенны мудреца, а из воображения, антенна же показала совсем другое. Зорька не настолько глупа, чтобы подставляться под меч, она направила хвост мимо цели, ударила Роланда не самим хвостом, а поднятой им волной. Волна опрокинула Роланда, на мгновение Дейкстре показалось, что небесный меч сейчас вонзится в тело героя, но Роланд тоже сообразил это и отбросил меч в сторону. Вот так и закончился жизненный путь рыцаря, героя и короля по имени Роланд. Но в предания этот финал не войдет, потому что великие герои погибают не в зубах разгневанной акулы, а как-то иначе, более красиво и славно.

Однако Дейкстра ошибся, жизненный путь Роланда еще не закончился. Зорька не воспользовалась ситуацией, не бросилась на поверженного рыцаря сверху, не впилась острыми зубами в тонкую человеческую кожу, не затрясла бешено головой, разрывая на куски тело жертвы. Зорька не решилась. Хоть она и говорила, что Роланд больше не человек, но одно дело говорить, и совсем другое – верить в то, о чем говоришь. Преступить закон непросто, не каждый на это способен. Роланд сумел заставить себя убивать людей, Зорька – нет. Может, за это Джа и наказал Роланда безумием?

Тем временем Роланд восстановил управление собственным телом и, в какой-то степени, самообладание. Он поднялся на руки, выпрямился во весь рост и стал выкрикивать гневные слова. Зорька ответила тем же, и смертельный бой превратился в дурацкую потасовку. Ни один из ее участников не решался пускать в ход свою силу, Зорька – потому что не смогла преступить закон, а Роланд – потому что без меча он бессилен.

Бессилен. Без меча.

Ни Роланд, ни Зорька не обращали на Дейкстру внимания, они были полностью заняты друг другом. Стараясь двигаться бесшумно и незаметно, пригибаясь к земле и переступая, как травоед, Дейкстра приблизился к мечу, подобрал его и так же осторожно засеменил прочь, к большому камню, который должен скрыть его от глаз короля-безумца. Двадцать шагов отделяли Дейкстру от камня, и время, в течение которого он делал эти шаги, показалось ему бесконечным.

Оказавшись вне поля зрения Роланда, Дейкстра выставил меч острием вперед, оттолкнулся шестью задними руками и поплыл прочь, двигаясь так быстро, как только мог. Со стороны он, наверное, смотрелся грозно и вызывающе. Окажись неподалеку посторонний наблюдатель, он подумал бы, что старый мудрец разгоняется, готовясь вонзить страшный небесный меч в брюхо какого-то невидимого врага. Но на самом деле Дейкстра просто боялся пораниться, держа в руках меч без чехла.

Задняя полусфера осветилась тусклой багровой вспышкой, Дейкстра развернул антенну и увидел, как обтекаемый силуэт акулы уносится вверх и прочь. Интересно, Роланд еще жив? Скорее всего, жив – морда акулы чиста, вокруг нее не вьются ручейки кровяной мути. А жаль.

Дейкстра плыл очень быстро, он страшно боялся, что за его затылком вот-вот появится великий и могучий победитель великанов, и тогда… А что тогда?

Дейкстра рассмеялся и расслабил мантию, продолжая двигаться по инерции. Воистину забавно, как сильно привычные стереотипы властвуют над мышлением. Дейкстра привык воспринимать Роланда как могучего бойца, сильнейшего во всем океане, Дейкстра не мог даже помыслить о том, что теперь, когда небесный меч зажат в его присосках, они с Роландом поменялись ролями. Этот меч – абсолютное оружие, каждый, кто им владеет, становится неуязвимым, но не потому, что его невозможно победить, а потому, что ни один рыцарь в здравом уме не отважится ввязаться в такую схватку. Впрочем, Роланд как раз отважится, он-то не в здравом уме. Скажет сам себе, что Джа послал ему очередное испытание…

А почему, кстати, Дейкстра поплыл прочь, завладев этим мечом? Почему не бросился на безумца и не решил проблему одним ударом? Легко упрекать других в нерешительности, а сам-то каков? Даже мысли не появилось, что сила теперь на его стороне. Трус остается трусом, какое бы чудесное оружие ни держал он в руках. И нечего стыдиться собственной трусости, Роланд никогда ее не стыдился, и все думали, что он шутит, когда говорит о своих страхах, и никто не считал его трусом. Признавая свой страх, ты побеждаешь его, а не признавая – укрепляешь. Вот сам Дейкстра, например, стоял перед Роландом и изо всех сил делал вид, что вовсе не боится обезумевшего короля. А надо было сказать: "Экий ты страшный, Роланд, отойди-ка подальше, а то я боюсь, что обгажусь ненароком". Вряд ли Роланд разгневался бы на эти слова, скорее, наоборот, рассмеялся бы. Но Дейкстра не произнес этих слов, они не пришли ему в голову, потому что мозг мудреца был парализован страхом, который он не осмелился признать и принять. Вот поэтому племенем правит Роланд, а Дейкстра прячется в пустоши и никак не может решить, что делать с внезапно обретенным мечом.

И в этот момент Дейкстра понял, каким будет правильное решение. Он не станет даже пытаться убить Роланда, потому что все равно не сможет. Он не станет угрожать Роланду небесным мечом, не станет требовать, чтобы Роланд изменился, потому что это невозможно – безумие, достигшее такой степени, абсолютно неизлечимо. Дейкстра не принесет меч в жилую пещеру – этот дар неба не должен снова достаться Роланду. Дейкстра просто спрячет меч, зароет в песок в каком-нибудь приметном месте, которое потом легко будет найти. И тогда будет видно, сколько продержится власть Роланда без своего главного атрибута. Рано или поздно рыцари поймут, что подчиняются безумцу, и тогда… Ладно, нечего загадывать заранее, разберемся по ходу.

Дейкстра огляделся по сторонам. Он дрейфовал над глубокой впадиной, у одного края которой возвышалась скала необычного вида, это была как будто копия рыцарской скалы, уменьшенная раз в шестнадцать, а может, и в двадцать четыре. Характерные очертания углов, проемы трех основных входов в большую пещеру, очень маленькие, сейчас в эту пещеру пролезет разве что новорожденный, но форма и расположение очень точно соответствуют тому, что должно быть в нормальной рыцарской скале. Интересная мысль, кстати – все три рыцарские скалы, которые повидал Дейкстра в своей жизни, очень похожи и по внешнему виду, и по внутреннему строению. Может, это проявление какого-то неведомого закона? Хорошо бы взглянуть на какую-нибудь четвертую скалу, чтобы проверить, закон это или случайность. Может, идея Роланда насчет походов к другим вулканам – не такое уж и безумие? Конечно, целью такого похода не должно быть установление власти над другими людьми – Дейкстре нет дела до того, чьим приказам подчиняются люди, обитающие в неведомых водах. А вот другая цель, о которой тоже говорил Роланд – собирать и распространять знания – это вполне достойная цель, она стоит того, чтобы устроить ради нее еще один великий поход.

– Здравствуй, Дейкстра! – окликнул мудреца чей-то голос.

Дейкстра испуганно вздрогнул, его сердце пропустило удар, а затем забилось вдвое чаще. Он резко крутанулся на месте, поджав задние руки, и выбросил вперед обе передние руки, держащие меч. Движение получилось плавным и слитным, и, наверное, красивым, если наблюдать со стороны. И угрожающим.

– Здравствуй, Ахмед, – сказал Дейкстра, стараясь, чтобы его голос не звучал испуганно.

И сразу вспомнил, как несколько минут назад думал о страхе и о том, как его побороть. И ощутил злость – ничего не стоит мудрость, единственным плодом которой являются отвлеченные размышления, которые ты не можешь применить к реальной жизни, потому что просто забываешь о них. Но лучше поздно, чем никогда.

– Ты напугал меня, Ахмед, – добавил Дейкстра. – Я чуть не обгадился со страху.

Ахмед удивленно наморщил кожу на голове.

– Извини, – сказал он. – Мне стоило окликнуть тебя издалека. Я, наверное, сильно рисковал.

– Не очень, – сказал Дейкстра. – Я не имею привычки бросаться на людей с мечом наперевес. Я сначала думаю, а потом бросаюсь.

– А ты когда-нибудь убивал человека? – поинтересовался Ахмед.

– Нет, – ответил Дейкстра. – И не собираюсь.

Некоторое время они молчали, настороженно глядя друг на друга. А потом Ахмед начал говорить, очень медленно и тщательно подбирая слова:

– Я не хочу обидеть тебя, Дейкстра, однако… гм… ты должен понимать, что я испытываю некоторое… гм… любопытство…

Дейкстра с силой продул жабры, вокруг его головы мигнуло и исчезло багровое кольцо.

– Я не рассчитывал, что эта история выплывет из мути, не успев толком начаться, – сказал Дейкстра. – Однако случилось то, что случилось. Будем считать, такова воля Джа. Знай же, Ахмед, что я похитил этот меч у Роланда, чтобы спрятать.

– Тоже испугался? – спросил Ахмед.

– Да, – ответил Дейкстра. – По-настоящему испугался, не так, как тебя минуту назад.

– Странно, – сказал Ахмед. – Ты, вроде, знаешь Роланда с младенчества, тебе пора привыкнуть к его выходкам.

– Раньше Роланд был другим, – сказал Дейкстра. – Он быстро меняется, и с каждым днем изменений все больше и они нарастают все быстрее. А сегодня мы с ним поговорили, и у меня не осталось сомнений, что его личность раздвоилась.

– Мне это казалось ясным с самого начала, – сказал Ахмед.

– Перенесенный ужас дурно сказывается на мозге, – сказал Дейкстра. – Не попусти Джа тебе испытать то, что перенесли мы с Роландом. У меня тоже было несколько моментов раздвоения личности. Например, однажды я забрался под груду камней и стал ждать прилива, чтобы меня завалило.

– И чем все закончилось? – заинтересовался Ахмед.

– По-дурацки все закончилось, – сказал Дейкстра. – Ожидая прилива, я задремал, а когда прилив пришел – проснулся, испугался и выскочил наружу. И только потом вспомнил, что сам полез под камни в поисках смерти. Очень глупо. Я так рыдал после этого… Думал, обезумею прямо тогда, но безумие не пришло. И потом был еще один момент…

Дейкстра осекся на полуслове. Он подумал, что раскрывать свои чувства – дело хорошее, но только до определенной степени. Вряд ли стоит рассказывать Ахмеду, как мудрец Дейкстра в отчаянии жрал траву, а потом маялся поносом. У нормального человека такая история вызовет только брезгливое отвращение.

– А как Роланд переносил этот ужас? – спросил Ахмед. – Тоже страдал и делал странные поступки?

– Нет, – ответил Дейкстра. – Роланд все время был сдержан, мне иногда казалось, что происходящее ему даже нравится. Он много раз говорил, что избран Джа, что Джа посылает ему одно испытание за другим, и каждое следующее труднее предыдущего. Роланду нравилось проходить через эти испытания, по-моему, он воспринимал их как игру.

– Хорошая игра – семнадцать человек убить, – пробормотал Ахмед.

– Меня это тоже смутило, – сказал Дейкстра. – По-моему, Роланд ошибается, Джа здесь ни при чем. Когла я был ребенком, мой учитель говорил мне, что глупцам и невеждам часто мерещится волеизъявление Джа там, где нет ничего, кроме случайности и удачи. Раньше я верил в это, но теперь уже не знаю, во что верить.

– А может, знаки и испытания насылает не только Джа? – спросил Ахмед. – Может, существует другая надмировая сущность, тоже могущественная, но несущая не мир и порядок, а хаос и зло? У нас есть предание про рыцаря по имени Хусейн, он хотел стать королем, но королем стал рыцарь по имени Али, и тогда Хусейн подло убил Али, но не сумел сделать это незаметно, и другие рыцари потребовали объяснений. И тогда Хусейн сказал, что заветы Джа – не непреложный закон, а всего лишь правило на тот случай, когда точно не знаешь, как поступить. А если ты твердо уверен в том, что нужно сделать, то нужно делать именно так и не думать ни о каких заветах. Хусейн говорил, что каждый рыцарь должен иметь собственные заветы, чтобы поступать в соответствии с ними, и нести ответственность за свои ошибки. И эта ответственность заключается в том, что после смерти Джа оценивает жизненный путь рыцаря и дарует посмертие, соответствующее заслугам и преступлениям.

– У нас нечто подобное говорил Бенджамин, – сказал Джа. – Однако он был плохим рассказчиком, запутался в деталях и в конце концов признался, что все выдумал.

– Это он зря, – сказал Ахмед. – Мировое зло, олицетворенное реальным человеком – очень хорошая идея. Даже если она неверна, ее стоит выдумать, так гораздо легче противостоять безумцам наподобие Хусейна или Роланда. Хусейна, кстати, убили сразу же после того, как он закончил свою речь. Рыцарь по имени Усман воскликнул: "Так понеси же ответственность!" и зарубил Хусейна топором. Но у Хусейна не было чудесного меча.

– У Роланда его теперь тоже нет, – сказал Дейкстра. – Надо бы его спрятать, кстати.

– А зачем его прятать? – удивился Ахмед. – Им надо воспользоваться.

– Ну… – смутился Дейкстра. – Боюсь, у меня не хватит решимости. Мне стыдно в этом признаваться, но я не настолько храбр. И еще, я не уверен, что Роланд заслуживает смерти. Я думаю, если он лишится меча, ему придется вести себя осторожнее, считаться с мнениями других людей…

Ахмед рассмеялся и сказал:

– По-моему, уже поздно. Роланд настолько запугал рыцарей, что никто не посмеет выступить против него, будь он хоть с мечом, хоть без меча. Ты ведь сам рассказывал, как он убил протосфирену, не пользуясь этим мечом.

– Я подозреваю, что та протосфирена была оглушена небесным разломом, – сказал Дейкстра. – Но в точности этого никто не знает, потому что ту схватку видел только Дуайт, но он был далеко и не смог разглядеть подробности.

– Тем не менее, – сказал Ахмед. – Поверь, Дейкстра, отсутствие меча не ослабит власть Роланда. И вряд ли повлияет на его решимость. Если ты уверен, что его личность раздвоена… А кстати, что хочет его вторая половина?

– Искать в океане другие вулканы и распространять свою власть на другие племена, – сказал Дейкстра.

– Ого! – воскликнул Ахмед. – Да, это точно безумие. Зачем ему власть над другими племенами? Я бы понял его, если бы вулканы располагались не так далеко один от другого, если бы можно было плавать туда-сюда или, скажем, совместную охоту организовать. Или если бы у разных вулканов росли разные растения и водились разные животные. Но это ведь не так?

Внезапно наверху что-то зашумело, и оттуда донесся голос, плохо различимый из-за шума:

– Ага, вот где этот меч! Дейкстра, где ты его нашел?

Дейкстра почувствовал, как невыразимый ужас сжал его внутренности. Какой же он дурак! Надо было сначала спрятать меч, а потом уже беседовать с Ахмедом. А теперь вообще непонятно, что делать.

Дейкстра поднял антенну, и ужас отступил. Это был не Роланд, а Зорька, а непонятный шум производили ее плавники, которые она растопырила, сбрасывая скорость.

– Роланд весь извелся, ползает по скале, как травоед, весь в песке измазался! – продолжала Зорька. – Настоящий безумец, даже смотреть на него жалко. Как хорошо, что ты нашел его меч! Может, теперь Роланд немного успокоится.

– Сомневаюсь, – сказал Ахмед. – Мы уже обсуждали с Дейкстрой этот вопрос.

– Успокоится, никуда не денется, – сказала Зорька. – Он, вообще-то, неглупый. Ему просто досталось слишком много удачи, вот он и поверил в свою непогрешимость. Но это временно, я его маленько полечила хвостом по башке, теперь, думаю, его мозг встанет на место.

– Ты его ударила, не испугавшись меча в руках? – изумился Ахмед.

– Ты меня за дуру не держи, – сказала Зорька. – Я хоть и акула, но не настолько тупая. Конечно, я испугалась. Но первый удар я направила мимо, подняла волну, вышибла волной меч из рук, а потом уже впечатала от души прямо под антенну. И знаете, ребята, на душе так полегчало!

– Знаешь, Зорька, – сказал вдруг Ахмед, – а ведь это не очень хорошее дело. Если рыцари узнают, что женщина-акула подняла хвост на человеческого короля… Ну, я понимаю, что ты непростая женщина-акула, ты можешь претендовать… гм…

Зорька расхохоталась.

– Ну давай, договаривай уж! – воскликнула она. – На что я могу претендовать?

Ахмед очень сильно смутился, Дейкстра никогда раньше не видел, чтобы поза смущения была выражена настолько сильно. Казалось, Ахмед решил завязать все свои восемь рук хитрыми узлами, которые невозможно развязать без посторонней помощи.

Зорька поняла, что не дождется ответа, и стала говорить сама:

– А что? Отличная идея, под стать безумному времени, в котором мы живем. Почему акулами всегда правят человеческие короли? Потому что обычные акулы глупы и не умеют принимать решения, более сложные, чем выбрать траекторию движения на охоте. Но я необычная акула, я могу сама строить план охоты и отдавать приказы. А если кто не согласен – хвостом по башке или боевой актинией по присоскам. Чем я хуже Роланда? Мне даже меч не нужен, у меня зубы есть!

Она кровожадно щелкнула пастью. Дейкстра непроизвольно поднял меч перед собой, как бы защищаясь, этот жест получился глупым и бесполезным. Глупо надеяться защититься от разъяренной акулы даже таким острым мечом. Зорька уже продемонстрировала один раз, как легко могучей акуле обезоружить человека, даже такого сильного бойца, как Роланд.

Зорька заметила движение Дейкстры и рассмеялась.

– Не бойся, Дейкстра, – сказала она. – Я просто шучу.

– В каждой шутке есть доля шутки, – пробормотал Ахмед.

– Да ты мудрец! – воскликнула Зорька. – Дейкстра, возьми его себе в ученики, будете вместе предания придумывать.

– Вообще-то, Ахмед прав, – сказал Дейкстра. – Перед тем, как ты приплыла, он мне кратко пересказал одно предание этого племени, там говорится о некоей сущности по имени Хусейн…

– Шайтан, – перебил Дейкстру Ахмед. – После смерти Хусейна стали называть Шайтаном, так раньше называлась маленькая ядовитая рыбка, она иногда встречается в травоедских садах. А потом она перестала появляться, и люди решили, что в нее перевоплотился мертвый Хусейн, что он теперь плавает повсюду в океане… Короче, Шайтан – это почти как Джа, только злой и менее могущественный.

– Бред какой-то, – сказала Зорька.

– Знаешь, Зорька, любое предание – бред, если вдуматься, – сказал Дейкстра. – Я даже знаю, почему так происходит. Потому что когда рассказ о реальных событиях превращается в предание, он неизбежно искажается. Некоторые детали пропадают из повествования, потому что рассказчик счел нужным их опустить, чтобы предание было более красивым. Другие детали пропадают оттого, что никто не знает, как все было на самом деле, а перечислять все версии в одном предании нельзя, тогда оно перестанет быть непрерывным рассказом и слушать его станет неинтересно. Приходится выбирать одну версию, опуская сомнения в ее истинности, потому что если начинать каждый раздел со слов "точно не знаю, но, по-моему, было как-то так", какое же это предание? И еще одна важная вещь. Предание – это не только рассказ о минувших днях, но и средство обучения и воспитания молодежи.

– Очень интересно, – сказала Зорька. – Так что у нас тогда получается? Может, Джа на самом деле вообще не существует? Может, однажды какой-то мудрец решил, что людям и акулам зачем-то нужно верить, что законы, по которым они живут, завещаны творцом океана, а не придуманы ими самими… А на самом деле никаких заветов нет? Все дозволено?

Дейкстра усмехнулся и сказал:

– Думаю, это и есть то самое "зачем-то", о котором ты только что говорила. Если бы Джа не было, его следовало бы придумать. Но я думаю, Джа существует. Откуда, по-твоему, появился меч, который я держу в руках?

– Понятия не имею, – ответила Зорька. – Это можно объяснить естественными причинами. Например, так: в замерзшей воде неба есть норы, в которых живут особые рыбы, наподобие той, чье тело упало сверху.

– Какое еще тело? – заинтересовался Ахмед.

– Было такое, – сказал Дейкстра. – Мертвое тело неведомого существа, что-то вроде рыбы, но без хвоста и с очень длинными плавниками, почти как наши руки. Мы так и не смогли разобраться, что это за существо, вскоре после этого с неба меч упал, не до того стало, а потом эту рыбину барракуды съели.

– Еще одна деталь, пропавшая из повествования, – сказал Ахмед.

– Так вот, – продолжала Зорька. – Давайте предположим, что в замерзшей воде неба живут эти нелепые рыбы, и что они обладают разумом, подобным нашему. Что они умеют делают разные необычные предметы: неимоверно острые мечи, камни, рисующие чудесные узоры, смертоносные камни-василиски, что там еще с неба падало… И вот однажды у них случилась катастрофа, небесный разлом разрушил их норы, некоторые предметы выпали в океан и опустились на дно. И Джа тут ни при чем.

– Сомневаюсь я, – сказал Дейкстра. – Если бы на небе действительно жили разумные рыбы, мы бы постоянно встречали предметы, упавшие с неба. А ни в одном предании о таких предметах ничего не говорится.

– Может, Джа сотворил их совсем недавно? – предположила Зорька.

– Так, стало быть, ты признаешь, что Джа существует? – спросил Дейкстра.

Зорька рассмеялась и сказала:

– Видимо, да. Ты прав, Дейкстра, если убрать из мира понятие творца, получается ерунда. Хорошо, допустим, творец существует. Но из этого не следует, что те законы, которые мы считаем заветами, действительно высказал лично Джа.

– Лично, не лично – какая разница? – спросил Дейкстра. – Воля создателя может проявляться разными путями. Допустим, он никогда не разговаривал лично с первыми людьми, допустим, эти эпизоды преданий – вымысел. Что это меняет?

– Так вот где мой меч! – донесся сверху голос Роланда. – А я уже отчаялся его разыскать! Как далеко отнесло его течением… Спасибо, Дейкстра, что подобрал его. А что вы здесь делаете, кстати?

– Ведем философскую дискуссию, – сказала Зорька. – Обсуждаем, существует ли Джа или люди его выдумали.

– А чего тут обсуждать? – удивился Роланд. – Конечно, существует, я его постоянно чувствую.

Внезапно Роланд резко помрачнел, остановился, растопырив руки, и некоторое время висел в воде, о чем-то напряженно размышляя. А затем сказал:

– Кажется, я понял, к чему ведет ваш разговор. Вы обсуждаете, не страдаю ли я раздвоением личности?

– Нет, – ответила Зорька. – Мы обсуждаем не это. То, что твоя личность раздвоена, видно любому.

– Я не безумец! – воскликнул Роланд. – Я действительно исполняю волю Джа!

Этот вопль был встречен молчанием. Роланд немного подумал и сказал:

– Сдается мне, есть только один способ узнать, кто из нас прав. Дейкстра, дай мне меч.

Дейкстра дернулся было навстречу королю, но остановил движение. Зорька многозначительно взмахнула хвостом.

– Тогда убей меня, Дейкстра, – неожиданно сказал Роланд. – Если вы с Зорькой правы и я действительно безумен, ты легко это сделаешь. Без помощи Джа я не смогу противостоять небесному мечу. А если я прав, то пусть Джа меня защитит и тем самым разрешит наш спор. Я постараюсь не рассекать твое семя, оно еще пригодится племени.

– А почему Дейкстра? – спросила Зорька. – Давай лучше я попробую тебя убить, а Джа попробует тебя защитить, и посмотрим, что у кого получится.

Ахмед испуганно вздрогнул. Зорька заметила его жест, хихикнула и сказала:

– Ты зря пугаешься. Вряд ли творцу вселенной есть дело до того, что говорит ничтожная женщина-акула.

Роланд немного помолчал, собираясь с духом, а затем сказал:

– Что ж, убивай. Посмотрим, что из этого выйдет.

Зорька взмахнула хвостом, но на этот раз Роланд был готов к атаке. Быстрым прыжком он укрылся за большим камнем и обхватил его всеми восемью руками. Тугая волна накатила, попыталась оторвать тело Роланда от камня, закрутить и унести прочь, но бессильно отступила.

Роланд выглянул из-за камня, но тут же приник к земле, пропуская над собой раззявленную акулью пасть. Челюсти клацнули над самой его головой, гладкое брюхо пронеслось сверху, касаясь задних рук Роланда и вжимая его в землю волной раздвигаемой воды. Будь у Роланда в руках меч, он легко вспорол бы Зорькино брюхо, но тогда Зорька и не стала бы атаковать так безрассудно.

Акула развернулась, описала полный круг и вернулась в прежнюю позицию. Роланд осторожно высунулся из-за камня и сказал:

– Попробуй еще раз.

– Я не могу, – сказала Зорька. – Дейкстра, Ахмед, помогите мне.

Ни один из рыцарей не сдвинулся с места. На их лицах читались растерянность, смущение и легкий испуг.

– Ну что же вы! – воскликнула Зорька. – Я не могу его там достать. Дейкстра, ткни его мечом!

– Давай, Дейкстра, – сказал Роланд. – Делай, что она говорит. Пора закачивать этот дурацкий спор.

– Ты действительно хочешь умереть? – спросил Дейкстра.

– Конечно, нет, – ответил Роланд. – Когда ты приблизишься ко мне, я атакую, и мы увидим, кто сильнее – безоружный герой или вооруженный неумеха. Думаю, ты отрежешь сам себе руку неловким движением, и на этом наш бой закончится. И вы увидите, что Джа по-прежнему на моей стороне.

Дейкстра растерянно оглянулся, ища поддержки в антеннах Ахмеда и Зорьки. Ахмед отвел взгляд, а Зорька просто промолчала.

– Тогда мы будем стоять и смотреть друг на друга, – сказал Роланд. – Когда-нибудь вам это надоест, и вы признаете, что Джа меня защищает.

Некоторое время они стояли и смотрели друг на друга. В какой-то момент Дейкстра понял, что у него затекли передние руки, держащие меч. Мудрец собрался было сунуть меч в чехол, но сообразил, что чехла у него нет, и просто положил меч на землю.

– Разумно, – сказал Роланд. – А знаете, ребята, уж раз мы все равно бездельничаем, почему бы нам не обсудить ваши претензии ко мне? Что конкретно вас не устраивает? То, что я предложил совершать походы к другим вулканам? Разве тебе, Зорька не интересно расширить пределы своих знаний, узнать, как обстоят дела в тех местах океана, где никто из нас не бывал? Тебе ведь стало интересно, когла я предложил это, ты потом обиделась, и я признаю, что ты обиделась правильно. Я не должен был разговаривать с тобой, как с обычной акулой, я признаю свою ошибку, Зорька, и приношу извинения. Я не хотел тебя оскорбить, ты заслуживаешь большего почтения, но ты должна понять, уйти с привычных путей мышления так трудно…

– Ты мне царапины не заговаривай, – сказала Зорька. – У нас, акул, мозги простые, на нас риторика не действуют. И не надо смешивать глистов с рыбой, обида – это только повод для возмущения, основная причина в другом. Ты опасен, Роланд, ты очень опасен. Ты жесток, ты убиваешь людей, упиваешься властью и не отдаешь себе отчета в том, что говоришь и что делаешь. Я понимаю, немудрено обезуметь после того, что тебе пришлось пережить, в этом нет ничего позорного, я тебя не ненавижу и не презираю, а жалею. Но тебе нельзя быть королем.

Роланд молчал очень долго. А затем сказал:

– Хорошо, пусть будет так, как тебе угодно. Я отрекусь от королевского звания и передам его… кому? Дейкстре, Ахмеду, кому-то еще? Кто, по-твоему, достоин править племенем?

– Да ты издеваешься! – воскликнула Зорька. – Как ты себе это представляешь? Как ты объяснишь рыцарям свое отречение?

– Так и объясню, – ответил Роланд, улыбнувшись. – Скажу, что акула Зорька убедила меня, что я плохой король. Скажу, что я долго не соглашался, но она привела очень убедительные аргументы, и у меня не осталось иного выхода.

– Ах ты дрянь! – завопила Зорька и бросилась в атаку.

Роланд привычным движением спрятался за камнем. А в следующую секунду неведомая сила вырвала камень из земли, страшный удар отбросил Роланда в сторону, он закувыркался в воде, не понимая, что происходит, и услышал в своей голове голос Джа.

– Не растопыривайся, – сказал этот голос. – Пусть волна отбросит тебя подальше от акульих зубов.

"Спасибо, Джа" мысленно произнес Роланд. "Я всегда знал, что ты на моей стороне".

Роланд коснулся земли, тело спружинило, подпрыгнуло и покатилось по земле, как катится свернувшийся в шар колючий ползун после неудачной атаки хищной барракуды. Роланду не понравилось, что он похож на колючего ползуна, он резко выбросил руки в стороны, остановился и расправил антенну, осматриваясь.

В следующую секунду он прыгнул в сторону, уходя от акульих челюстей, клацнувших в том месте, где только что была его голова. Лицо Зорьки было разбито, вода пахла акульей кровью. Это ж надо так возненавидеть, чтобы со всей дури врезаться башкой в камень, не жалея собственного здоровья! А если бы она себе череп пробила?

Грудной плавник Зорьки ударил Роланда по правым средним рукам. Будь к этому плавнику привязана боевая актиния – быть Роланду парализованым, а так его всего лишь закрутило вокруг вертикальной оси и отбросило в сторону. Роланд протянул руки вниз, цепляясь за камни присосками и гася вращение тела, но присоски почему-то не цеплялись, более того, Роланд внезапно понял, что вообще не чувствует своих левых рук. И запах новый появился в воде, теперь она запахла не только акульей кровью, но и человеческой.

Левые руки Роланда подкосились, он упал на бок, и небесный меч вторично врезался в его тело, рассекая туловище вдоль. Продолжив движение, меч глубоко вошел в мягкий песчаник и там застрял.

Ахмед расслабил присоски, выпустил рукоять меча из рук, оступил на два шага, отвернулся, раскрыл клюв и его стошнило. Теперь вода пахла совершенно непереносимо.

– Дейкстра! – позвала Зорька. – Посмотри, пожалуйста, что у меня с мордой. Может, пленку наложить?

Дейкстра помотал головой, отгоняя странное, неестественное оцепенение, охватившее его несколько минут назад. Бросил беглый взгляд на Зорькино лицо и сказал:

– Не надо ничего накладывать. Заживет, как на акуле.

Зорька хихикнула и сказала:

– Меч возьми, он теперь твой.

Двигаясь, как во сне, Дейкстра подошел к мертвому Роланду, наклонился, задержал дыхание, нырнул в кровавую муть, нащупал рукоять, дернул на себя и быстро отступил на три шага. Посмотрел на окроваленное лезвие отсутствующим взглядом и спросил, обращаясь непонятно к кому:

– Ну и зачем мне теперь эта штука?

– Пригодится, – ответила Зорька. – Власть нуждается в символах, а вера – в реликвиях. Ты уже начал придумывать предание?

– Какое предание? – не понял Дейкстра.

– Как какое? – деланно удивилась Зорька. – О том, как Роланд прошел последнее испытание, и Джа забрал его живым на небо в знак признания великих заслуг.

– Чего? – переспросил Дейкстра.

– Джа забрал Роланда на небо, – повторил Зорька. – Джа явил чудо. Забрал Роланда на небо. В знак признания великих заслуг. Это такая особая милость. Ты же не станешь рассказывать народу, что великого героя беззаконно убили два рыцаря и одна акула?

– Я в убийстве не участвовал! – возмутился Дейкстра.

– А кто меч спер? – спросила Зорька.

Дейкстра не нашелся, что ответить на этот вопрос.

– А что будем с телом делать? – спросил Ахмед. – Там наверху акулы какие-то плавают…

– Да, это нехорошо, – согласилась Зорька. – Нельзя им видеть, как королевский труп всплывает, вся легенда сразу развалится. Ну что ж, ничего не поделаешь… Отвернитесь, ребята.

Дейкстра отвернулся. Он старался не обращать внимания на хруст и чавканье за спиной, но это было невозможно. Вскоре его стошнило.

 

5

И явился тогда Джа в великой славе, и столь прекрасен был его облик, что узор небесного камня показался бы рядом с ним блеклым и невзрачным. И произнес Джа следующие слова:

– Много дней прошло с тех пор, как привлек ты мое внимание, король Роланд. Истинно говорю тебе – не вылуплялось в океане мужчины, равного тебе по совокупности геройских достоинств. Однако должен был я испытать тебя, дабы убедиться в верности сделанного выбора. И подверг я тебя суровым испытаниям, и были они сложны и многообразны, но прошел ты их все с честью, и не посрамил моего доверия. И вижу я, что достоин ты моего выбора, и мое сердце наполнено радостью.

И ответил ему Роланд:

– Славься, великий Джа, во веки веков! Воистину добр и милостив ты, и великое счастье для меня, что не обманул я твоих ожиданий! Но могу ли я осведомиться, зачем ты меня выбрал?

И ответил ему Джа:

– Конечно, можешь! Знай, Роланд, что ты избран мною, чтобы занять место подле меня в небесном дворце Импала, чтобы судить умерших рыцарей и травоедов, и взвешивать камни и пузыри в их душах. Ибо надоело мне вершить этот суд самостоятельно, и решил я, что нужен мне помощник.

И сказал Роланд:

– Велика оказанная мне честь, о творец океана! Клянусь, что не подведу тебя, что оправдаю твое доверие, что труд мой будет неустанен, а суд справедлив! Однако одна вещь мне непонятна. Как попаду я в дворец Импала, ведь дворец этот находится в стране мертвых, а я еще жив? Может, мне следует убить себя?

И сказал Джа:

– Разве ты забыл, Роланд, как однажды уже побывал в стране мертвых, будучи живым? Не говори глупостей!

И смутился Роланд, и сказал:

– Прости меня, о творец океана!

И сказал Джа:

– Прощаю.

И добавил, обращаясь к свидетелям этого чуда – старому мудрецу Дейкстре, молодому рыцарю Ахмеду и женщине-акуле Зорьке:

– Запомните сказанные мною и передайте их всем, имеющим антенны, чтобы каждая тварь в океане узнала о случившемся! И еще передайте вот какую мою волю. Пусть чудесный меч, подаренный Роланду, станет отныне символом королевской власти, пусть он передается от предыдущего короля к последующему, и пусть так будет, пока горит подземный огонь и пока небесная твердь высится над океаном. Возьми этот символ, Дейкстра, и пользуйся им по своему разумению, ибо верю я, что твое разумение будет разумным, а род человеческий в твое правление придет к счастью и процветанию. Правь же людьми, король Дейкстра!

А затем Джа спросил, всем ли все понятно, и нет ли у кого каких вопросов. И обратилась к нему Зорька:

– О великий! Непонятно мне одно: чем я, ничтожная акула, заслужила такую великую честь – лицезреть твое явление в океане во плоти?

И ответил ей Джа:

– Всем ведомо, что акулы никогда не лгут, потому что не умеют. Когда ты засвидетельствуешь сказанное мною, никто из людей не усомнится в истинности твоего свидетельства. И да будет так!

И уплыл Джа в небесный дворец Импала, и последовал за ним Роланд. Так закончилась эта удивительная история.

– Дейкстра правильно рассказал, все так и было, – сказала Зорька. – Он только одну вещь забыл упомянуть. Перед тем, как покинуть нас, Джа повелел мне отправиться в путешествие, я должна искать в океане другие вулканы, смотреть, как живут около них другие люди и другие акулы, получать новые знания и приносить их в наше племя. Потому что мы – избранный народ.

Дейкстра постарался не показать своего удивления, и, кажется, это у него получилось.

– Все верно, – сказал он. – Извините, запамятовал.

Ахмед легонько толкнул Дейкстру в бок и тихо прошептал:

– А еще ты забыл, что Джа повелел, чтобы славный рыцарь Мустафа немедленно отдал свое семя моей сестре Хафизе.

Ахмед немного подождал, наслаждаясь произведенным впечатлением, а затем добавил:

– Я шучу, Дейкстра. Извини, не удержался.

Дейкстра щелкнул клювом и прочистил жабры, восстанавливая душевное равновесие. А затем сказал:

– Странное у тебя чувство юмора, Ахмед.

– Извини, Дейкстра, – повторил Ахмед.

И воскликнул во весь голос:

– Братья и сестры мои, дяди и тети, племянники и племянницы! Наступил великий день, открывающий новую эпоху в истории нашего народа, избранного самим Джа для великих дел! Так давайте же соберем великий пир и отметим сегодняшний день славной трапезой! Слава Джа, творцу океана! Слава Дейкстре, мудрейшему из королей! Слава вечно живому Роланду, величайшему из героев! Слава героям, героям слава!

И подхватили этот клич рыцари и дамы, и долго еще они кричали на разные голоса. И началась новая эпоха. Весело и легко стало у Дейкстры на душе, и радовался он до тех пор, пока Ахмед не сказал ему тихо:

– Однако очень хорошо, что Зорька собралась отправиться в путешествие.

– Почему? – не понял Дейкстра.

– Да я вот о чем подумал: Зорька говорила про избранный народ, а кто у нее избранный народ? Мы, рыцари, в него входим, или избранны только акулы? И вообще, зачем Зорьке мы, рыцари? Привязать боевых актиний к плавникам может и травоед.

И понял Дейкстра, что в новой эпохе не все будет так просто, как ему только что показалось. Но что поделаешь, жизнь простой не бывает.

 

ГЛОССАРИЙ

Акулы – мимирские полуразумные животные, внешне напоминающие земных акул. Живут в симбиозе с людьми, управляются собственным королем, который, однако, подчиняется человеческому королю. На охоте парализуют рыб атакованного косяка с помощью боевых актиний, привязанных к грудным плавникам. Также используются как ездовые и вьючные животные. Акулы владеют членораздельной речью, способны формулировать достаточно сложные мысли, однако, если сравнивать их с людьми, их речь проста и бедна, разум бесхитростен, и они не умеют лгать. Изредка, раз в несколько поколений, вылупляются акулы, обладающие полноценным разумом, не уступающим человеческому. В будущем гены, обеспечивающие продвинутый образ мышления, вероятно, окончательно закрепятся в акуловом геноме, но пока этого еще не произошло. В отличие от псевдомоллюсков, у мимирских рыб, в том числе и акулов, рождение потомства не сопровождается гибелью родителей.

Актинии – мимирские сидячие ядовитые животные, практически неотличимые от земных аналогов как по внешности, так и по образу жизни. Мимирские люди вывели две особые породы актиний. Сторожевые актинии высаживаются у входов в жилые пещеры с целью затруднить проникновение в пещеры нежелательных посетителей. Боевые актинии перед охотой крепятся веревками к грудным плавникам акулов, в процессе охоты акулы окружают косяк и с помощью боевых актиний парализуют рыб. Затем люди собирают парализованных рыб в веревочные сетки, которые навьючивают на акулов. Традиционные методы охоты на одиночных рыб в описываемую эпоху вышли из употребления, они часто упоминаются в преданиях, но реально практикуются только юными рыцарями, желающими продемонстрировать собственную удаль (как правило, безуспешно).

Аммониты – мимирские псевдомоллюски. Тела аммонитов упакованы в мощные спиральные раковины, защищающие их от хищников, но не от людей, которые научились ловить малоподвижных аммонитов сетями, буксировать к жерлу вулкана и там варить заживо. Мелкие аммониты питаются планктоном, более крупные – растениями, ползунами и прочей донной живностью. В описываемую эпоху аммониты практически вымерли в результате бесконтрольного истребления людьми, они часто упоминаются в преданиях, но живых аммонитов давно уже никто не видел. Похожие животные жили в океанах Земли в конце палеозойской и на протяжении всей мезозойской эры, максимального расцвета они достигли в юрском периоде, тогда их численность в земных океанах многократно превосходила численность рыб. В конце мезозоя аммониты начали вымирать, а катастрофа, погубившая динозавров, окончательно их уничтожила.

Антенна - основной орган чувств всех высокооганизованных мимирских животных, сочетающий функции органов зрения и слуха земных животных. Антенна размещается в передней части головы, непосредственно перед мозгом, полностью скрыта внутри головы. Фактически представляет собой ультразвуковой сонар с фазированной антенной решеткой. Рецепторы антенны также воспринимают низкочастотные звуковые колебания – различные шумы и речь. "Зрительные" и "слуховые" образы обрабатываются одними и теми же нейронами, поэтому люди и акулы часто используют в своей речи выражения наподобие "звуки смеха переливались желтым и оранжевым", "зубы бессмысленно клацнули красной вспышкой" и т.п. Чем ниже частота звук, тем ближе к красному концу спектра его зрительно-слуховой образ. Работающая антенна другого существа воспринимается как яркий фиолетовый огонек.

Барракуда – хищная мимирская рыба, питается главным образом падалью.

Большая плавучая звезда – животное мимирского океана, то ли мифическое, то ли вымершее, то ли очень редкое. В данном случае мимирские люди приняли за нее обезглавленный труп, выброшенный в океан из человеческой станции в результате катастрофы, описанной в первых двух главах романа "Прививка от космоса".

Восьмерки – мимирские люди считают большие количества не десятками, как люди, а восьмерками. Очевидно, это обусловлено тем, что у псевдомоллюсков восемь щупалец.

День - интервал времени между двумя большими приливами, тринадцать земных часов.

Длиннорукие великаны – мимирские безраковинные псевдомоллюски, похожие на гигантских кальмаров из океанов Земли. Обитают в холодных верхних водах, питаются рыбой и всплывающей падалью. Их главное оружие – парные "длинные руки", оснащенные, помимо присосок, роговыми крючьями, раздирающими плоть жертвы. Очень сильные и проворные стайные хищники, особенно опасные в открытом океане, вдали от естественных укрытий. В поединке с великаном человек практически не имеет шансов на победу, даже акулы предпочитают спасаться от великанов бегством. К счастью, великаны редко охотятся на людей и акул. Известные столкновения людей с великанами всегда заканчивались полным разгромом людей, лишь отдельным счастливчикам удавалось проскользнуть к земле и затеряться в складках местности. По интеллекту длиннорукие великаны близки к земным волкам, однако мимирские люди верят, что великаны разумны, что у них есть племена, короли, законы, короче, все, как у людей,

Земля – дно мимирского океана и все, что ниже.

Камероцерас – мифический псевдомоллюск, огромное хищное животное, заключенное в длинную прямую раковину. Название происходит от головоногого моллюска ордовикской эпохи – крупнейшего головоного моллюска, когда-либо плававшего в земных океанах.

Люди – разумные мимирские безраковинные псевдомолююски. Внешне напоминают земных осьминогов, однако их анатомия имеет существенные отличия. Щупальца людей крепятся не к голове, а к туловищу, а выходная воронка мантии направлена не вперед, а назад. Когда человек плывет, выбрасывая воду из мантийной полости, он движется не задом наперед, как земные головоногие моллюски, а "естественным" образом. На переднем конце человеческого тела есть четко выраженная голова, имеющая ограниченную подвижность, в ней расположены мозг, антенна и органы обоняния. Однако рот, снабженный мощным роговым клювом, размещается не на голове, а на заднем конце туловища, рядом с выходным отверстием мантийной полости, а также анальным отверстием и половыми органами. Размножение мимирских людей крайне необычно для разумных существ. После полового акта мужчина немедленно погибает, а женщина перестает питаться и погружается в сон, который обычно прерывается только один раз – в момент откладки яиц. После этого женщина спит подле своих яиц, согревая их своим теплом, а когда из яиц вылупляются дети – погибает, и новорожденные дети съедают ее тело. Иногда женщины-матери пробуждаются еще один или даже несколько раз, это считается проявлением воли Джа, а слова, произнесенные матерями в такие моменты, считаются пророческими. Если взрослый мужчина стал жертвой внезапной насильственной смерти, мужской половой орган, как правило, сохраняет жизнеспособность в течение нескольких часов. В течение этого времени он может быть использован для оплодотворения женщины, в описываемую эпоху большинство оплодотворений происходило именно таким образом.

Мантийная полость размещается на заднем конце туловища мимирских псевдомоллюсков, сразу за щупальцами. Она окружена кожно-мускульным кольцом (мантией), напрягая которое, животное с силой выталкивает воду из мантийной полости и плывет в противоположную сторону, как живая ракета. У большинства видов псевдомоллюсков, в том числе и у людей, на мантии есть продольные складки, используемые в качестве рулей.

Небесный разлом – природное явление, заключающееся в том, что в ледяной коре Мимира под воздействием приливных сил образуются трещины. Сотрясения ледяной коры порождают ударные волны, доходящие до дна океана.

Небо – ледяная кора Мимира, покрывающая океан сверху и окруженная космическим вакуумом.

Ортоцерас – полумифическое мимирское животное, псевдомоллюск, истребленный мимирскими людьми много поколений назад. Предания изображают его похожим на аммонита, но с прямой, а не спиральной раковиной, и более подвижным. Название происходит от моллюска-наутилоида, обитавшего в земных океанах с ордовика по триас. В википедии есть красивое изображение этого моллюска, однако очень сомнительно, что он реально имел столь же развитые глаза, какие изображены на картинке. Скорее, глаза ортоцераса были оснащены пинхол-оптикой, как у наутилуса, или вообще представляли собой примитивные "улиточьи" глазки.

Приливы и отливы на Мимире бывают большие и малые. Малые приливы вызваны притяжением планеты Один, вокруг которой обращается Мимир, интервал времени между малыми приливами составляет три с половиной земных часа. Большие приливы вызываются прохождением Локи – второго спутника Одина в непосредственной близости от Мимира. Большой прилив повторяется каждые тринадцать земных часов. С точки зрения мимирских людей, обитающих на дне океана, приливы выражаются не в подъеме уровня воды, а в характерных изменениях океанских течений.

Протосфирена – большая хищная рыба, обитающая в верхних водах океана Мимира. Очень быстрый и агрессивный хищник, основное оружие – грудные плавники, видоизмененные передние лучи которых образуют своеобразные костяные мечи с острой режущей кромкой. Протосфирены охотятся главным образом на крупную рыбу, они убивают и расчленяют добычу рубящими ударами мечей, после чего проглатывают получившиеся куски мяса. Людей протосфирены не воспринимают как добычу и редко нападают на них. Однако если протосфирена случайно оказалась внутри охотничьего строя людей, это настоящая катастрофа – рыба воспринимает окруживших ее людей как угрозу, ее охватывает бешенство, она бросается в атаку и обычно убивает почти всех. Несколько мудрецов в разное время высказывали гипотезу, что такое поведение объясняется тем, что на протосфирен охотятся длиннорукие великаны. Люди используют мечи протосфирен в качестве оружия, эти мечи представляют очень высокую ценность, что объясняется трудностью их приобретения. Победа над протосфиреной считается величайшим подвигом, все победители протосфирен поименно перечислены в преданиях. Почти наверняка все эти победы одержаны над ранеными или больными простосфиренами, но об этом не принято говорить вслух. Название "протосфирена" происходит от похожей хищной рыбы, жившей в океанах Земли в мезозойскую эпоху.

Растения на Мимире не вполне растения, они получают энергию не от солнечного света, а от химических реакций, по-научному это называется хемосинтез. На земле хемосинтезом занимаются многие бактерии и археи, а также некоторые черви, чьи тела фактически представляют собой контейнеры для хемосинтезирующих бактерий. Однако если не вдаваться в тонкости обмена веществ, мимирские растения вполне соответствуют интуитивно ясному понятию о растении – нечто живое, которое растет на одном месте и никого не ест.

Рыцари - одна из двух рас мимирских людей. Пищеварительная система рыцарей адаптирована к потреблению исключительно мясной пищи, растительная пища вызывает у рыцарей желодочно-кишечные расстройства. Рыцари обладают длинными щупальцами и хорошо развитой мантией, они хорошо плавают, отлично маневрируют и развивают высокую скорость на коротких дистанциях. Однако долгие походы рыцари предпочитают совершать на спинах верховых акулов. Обитают рыцари в пещерах коралловых скал, вырастающих вокруг подводных вулканов Мимира естественным образом. Рыцари являются доминирующей расой мимирского общества, короли и мудрецы всегда принадлежат к этой расе. Основное занятие рыцарей – охота.

Сперматофор – мужской половой орган мимирских псевдомоллюсков. Представляет собой большой продолговатый контейнер, на одном конце которого размещается половая железа. У взрослого самца сперматофор всегда наполнен спермой, готовой к оплодотворению. Сперматофор имеет собственные мышцы, обонятельные рецепторы и примитивную нервную систему, в ходе спаривания он отрывается от тела самца, самостоятельно проникает в половые пути самки и выбрасывает туда сперму. После отрыва сперматофора самец погибает от кровотечения в течение нескольких минут. После смерти самца сперматофор долго сохраняет жизнеспособность и может использоваться для оплодотворения самки. У некоторых видов псевдомоллюсков сперматофор после смерти организма самостоятельно отрывается от тела и плавает в воде, пытаясь отыскать по запаху самку, готовую к спариванию. Мимирские люди не обладают этой способностью, у них посмертное спаривание возможно лишь при активном содействии товарищей погибшего мужчины.

Страна мертвых – согласно верованиям мимирских людей и акулов, мертвые разумные существа поднимаются на небо, где воскресают и далее живут вечно. Судя по всему, это представление обусловлено феноменом взрывного размножения гнилостных бактерий в мертвой плоти, в результате чего трупы мимирских животных, не съеденные хищниками сразу после смерти, наполняются газом и быстро всплывают в верхние воды, где, как правило, поедаются барракудами, длиннорукими великанами и другими падальщиками. Представления обитателей Мимира о загробной жизни неразвиты и во многих аспектах противоречивы. В преданиях встречаются мотивы посмертного суда, упоминается некий дворец Импала, в котором вечно пируют достойные души, однако детали представлений о посмертии сильно варьируются от предания к преданию. Происходит ли воскресение во плоти, или посмертное существование ведут лишь бесплотные души, какому наказанию подвергаются в стране мертвых недостойные личности – эти и другие подобные вопросы в мимирской мифологии практически не разработаны.

Травоеды – одна из двух рас мимирских людей. Пищеварительная система травоедов адаптирована к потреблению растений, хотя они могут потреблять и мясо. Мантия травоедов сильно редуцирована, подавляющее большинство травоедов совершенно не способны к плаванию, они могут только ходить по дну, переступая щупальцами. Травоеды сравнительно невелики, малоподвижны, слабы и, как правило, неумны, в мимирском обществе они занимают подчиненное положение. Обитают они в норах, которые выкапывают в океанском дне. Основные социальные функции травоедов – выращивание растений и устриц, сбор пленки, изготовление веревок, сбор подходящих камней и изготовление каменных орудий. Дети травоедов обучаются в общей школе с детьми рыцарей, однако взрослые травоеды живут изолированно и практически не общаются с рыцарями и акулами. Общество травоедов не имеет собственной системы социального управления, предводителем травоедов считается принадлежащий к расе рыцарей король всего племени.

© Copyright Проскурин Вадим Геннадьевич