На следующий день Лу встала очень поздно. Одевшись она направилась в кухню добывать себе чашку кофе. Из кухни доносились взволнованные голоса прачки и и сс Сторрс. Прачка, прерывающимся от волнения голосом, рассказывала что-то, а м-сс Сторрс учила ее, по-видимому, уму разуму.

– Да, это действительно ужасно, м-сс Фишер, но для вашей же дочери лучше, что все так случилось. Мне очень жаль, что ее арестовали, я вполне понимаю ваше отчаяние.

– Ах, Текла, Текла! Что то с ней будет теперь?

– Не приходите в отчаяние, моя милая. Вы сами виноваты во всей этой истории: вы не сумели воспитать ее, как следует и направит на пут истинный. Может быть, Бог…

– Куда они ее запрятали? Сначала взяли отца, а теперь и ее. Ах!

– Вашу дочь отправят прежде всего в общество Джерри, потом ее будут судить, и, вероятно, приговорят к отдаче в какое-нибудь исправительное заведение. Советую вам, м-сс Фишер, успокоиться, и не забывать, что как бы жестоко ни было наказание, оно, несомненно, будет очень полезно вашей дочери. Ведь вы, моя милая, очевидно, совершенно не в состоянии обуздать эту своевольную, упрямую девушку. Она постоянно гуляла то с одним, то с другим и редко бывала дома. Удивительно ли….

– Пусть они отдадут ее мне, её матери! Где она? куда они ее увели?

– И не думайте просить об этом. Неужели мне снова нужно объяснять вам, что дочь ваша нехорошая, безнравственная девушка, и что вам невозможно поручит надзор за нею. Вы пришли просит у меня помощи и я охотно помогу вам. Но только с условием, чтобы вы действовали по моим указаниям. Имейте в виду, м-сс Фишер, что если вы не согласитесь принять мое условие, то я буду хлопотать, чтоб наказали вашу дочь как можно строже.

– Как можешь, мама, говорить такие вещи, – сказала Лу, входя в кухню. Она была очень взволнована, в лице не было ни кровинки. – Текла совсем не дурная девушка. Она ничуть не хуже меня.

– Как смеешь ты, Лу, говорить со мной таким тоном.

– Выслушай меня, мама. Я училась в школе вместе с Теклой. Спаси ее, ради Бога, от исправительного заведения. Возьми ее к нам в дом.

– Ты, кажется, сама не отдаешь себе отчет в своих словах, Лу, – сказала м-сс Сторрс. – Ты слышала, что я тебе сказала? Ступай наверх. Уходи скорее.

Лу стремительно вышла из кухни. Лицо её пылало, глаза гневно сверкали. Она надела шляпу, вышла на улицу, быстро прошла Пятую авеню, перешла через Двадцать первую улицу и направилась к Престонам. Дору она застала дома и подробно рассказала ей о вчерашней ужасной сцене в сквере, вызвавшей в ней чувство омерзения и жалости к несчастной девушке. В заключение она рассказала, как была потрясена сегодня утром, узнав, что героиня её детства и Текла одно и то же лицо. Дора обняла подругу и прижалась щекой к её лицу. Рассказ Лу очень расстроил ее, она не в состоянии была говорить, да и не знала, что ей сказать, чтобы утешит свою подругу. – Какая я жалкая, беспомощная, – воскликнула Лу. – Мама выгнала меня из кухни, точно я не взрослый человек, а неразумный ребенок. Да и чем могла бы я помочь Текле? Предположим, что мама взяла бы Теклу к нам в дом. Чтобы вышло из этого? Даже мне не в моготу жить дома, а ей у нас было бы, наверное, еще тяжелее, чем в исправительном заведении.

– Боже, какие ужасы творятся на свете! – прошептала Дора. – И к чему они?

– А я почем знаю, – раздражительно ответила Лу, взволнованная неожиданно нахлынувшими на нее новыми мыслями. Она, действительно, не знала, к чему творятся на свете подобные ужасы. Но поняла теперь, что именно спасло ее от подобного же скандала. Циничная грубость вчерашнего происшествия лишила её последнее свидание с Адамсом всякой поэзии. Вчера вечером в сквере все было проделано полностью, грубо и цинично, без всяких прикрас и без лишней сентиментальности. Как глупа и наивна была она до сих пор! Она содрогалась при одной мысли о своем последнем свидании с Адамсом. Он поступил благородно, но все-таки она чувствовала себя униженной его поступком, она ненавидела его за это. Все эти мысли вихрем пронеслись в её голове. Что делала она все эти дни? Сидела дома и ждала, когда он явится просить её руки. Что заставило ее согласиться на его предложение? При одной мысли о замужестве она вся похолодела. Она любит Эда, или вернее любила его прежде, иначе ничем нельзя объяснить её поступок. Главное для неё было уйти из дома матери и для этого она готова была примириться с мыслью о замужестве. Да, она действительно достойна презрения.

– Дора, – сказала она, – и решила уехать из дому и приняться за дело. Буду работать.

Решение совершенно порвать с прежнею праздною жизнью и начат новую, трудовую, подняло Лу в её собственных глазах.

– Но, Лу, что же ты станешь делать? Согласится ли на это твоя мать? Как мне хотелось бы помочь тебе.

– Конечно, мама не согласится. Она устроит мне бурную сцену, но я все-таки настою на своем.

– Ты это твердо и бесповоротно решила, Лу? Мне страшно подумать, что ты совсем порвешь всякую связь с матерью. Подумай, какое горе ты причинишь ей и как она рассердится на тебя. Уверена ли ты, что поступаешь правильно?

– Может быть, я ошибаюсь, но я обязана так поступить. Мне нет другого выхода, Дора. Все равно, рано или поздно это должно было случиться? Я не могу жить дома по старому, лучше пойду просить милостыню на улице.

– Право, не знаю, что тебе ответить на это. Я ведь также неопытна, как и ты. Не забывай одного: у меня свой собственный капитал и он весь к твоим услугам.

– Благодарю тебя, Дора. Я уже думала о том, чтобы в случае нужды попросить у тебя немного денег взаймы.

Дора подбежала к комоду, выдвинула нижний ящик и вытащила из под белья длинный кожаный кошелек. Она торопливо открыла его, опустилась на колени перед Лу и всунула ей в руку несколько кредитных билетов.

Она заглянула в лицо своей подруги и, краснея, робко спросила:

– Отчего бы тебе не обратиться к Богу, чтобы решить вопрос, правильно ли ты поступаешь или нет? Твоя молитва, наверное, была бы услышана.

Лу быстро наклонилась к Доре и молча поцеловала ее; говорить с ней о подобных вопросах было немыслимо: Дора была очень религиозна и Лу не хотелось оскорблять её чувств.

Вполне успокоенная и утешенная участием Доры, возвратилась Лу домой, но в тоже время она понимала, что спокойствие это только временное. Она решилась начать действовать тотчас же, не откладывая дела. Спросив у горничной, где мать, она направилась в её комнату.

– Мне надо поговорить с тобою, мама, – начала она.

Она старалась говорит как можно спокойнее, но при первых же словах почувствовала страшную робость и голос её задрожал.

– Что случилось, моя милая? – улыбаясь, спросила мать. – Очень сожалею, что так резко обошлась с тобою сегодня утром, но иногда ты прямо поражаешь меня и очень огорчаешь. Ты, моя милая, часто совершенно забываешь, что твоя мать гораздо опытнее тебя и лучше тебя знает, как надо поступать.

– Но, мама, мне уже почти девятнадцать…

– Ты слишком молода и тебе еще надо многому учиться.

– Я сама это знаю, мама. Мое полнейшее невежество мучить меня.

– Но ведь ты продолжаешь учиться каждый день. Ты образована ничуть не хуже твоих сверстниц. Очень рада, что ты стремишься к большему, будь только терпеливее, научись владеть собою. Тетя Сусанна и я много раз толковали о твоем будущем. Можешь быть уверена, что тебе будет дана возможность изучить все, что ты пожелаешь.

– Но к чему все мои теперешния занятия? Древний Рим я знаю лучше, чем этот таинственный город, в котором живу. Я лучше изучила характер и идеи, руководившие толпой, убившей Риенци, чем тех людей, с которыми встречаюсь на улице каждый дом. Меня интересует не мертвая старина, а живая действительность. Мне нет дела…

– Лу, Лу! – ты сведешь меня с ума. Тобою овладел какой-то дух противоречия. Что это еще за глупости?

Лу с решительным видом посмотрела на мать.

– Я решила прекратит уроки музыки и рисования и не буду больше посещать школу Беритца. Я хочу научиться стенографии, чтоб поступить затем на службу в нижнем городе.

Мать с ужасом посмотрела на нее.

– Ты, кажется, с ума сошла, – сказала она, слегка искривив рот.

– Я уже давно мечтаю об этом.

– Ты поражаешь меня. Если у тебя и были подобные замыслы, то совершенно не к чему сообщать мне об этом. Я не позволю тебе сделать такую глупость.

– Это мое бесповоротное решение, мама, и я не отступлюсь от него. Если ты желаешь, то я могу переехать отсюда.

– Боже мой! – и м-сс Сторрс неожиданно разразилась целым потоком слез. – Вся моя жизнь – одно сплошное мучение. Лучше бы ты убила меня на месте. Ты всегда была какая-то странная, упрямая девочка. Какая ты неблагодарная, глупая и злая! Сколько я работала, сколько переносила ради тебя. Какие планы строила я для тебя. Отчего ты не такая, как Эми?

– Ах, мама, зачем огорчаться, взгляни на дело проще, – сказала Лу, опускаясь на колени перед м-сс Сторрс. – Что я сделала дурного? Отчего ты не хочешь любить меня по прежнему и позволит мне жить по своему. Эми думает также как и ты, мама, и разделяет все твои честолюбивые стремления, я же не могу быть такой. Но я люблю тебя, мама, очень люблю.

– Если бы ты действительно любила меня, то слушалась бы и непротиворечила мне на каждом шагу.

– Мне самой тяжело, мама. Но предоставь же мне жить так, как я нахожу это нужным. Я…

– Молчи, молчи, я не хочу тебя слушать, – закричала на нее мать. – Ты должна поступать так, как я тебе приказываю.

Лу молча встала, спокойно вышла из комнаты и отправилась к себе на верх. Она вошла в свою комнату, затворила за собою дверь и придвинула стул к окну. Она провела весь день одна в своей комнате. Горничная принесла ей на верх завтрак и обед. Легла она рано и вскоре заснула. Первый решительный шаг быль сделан, и, хотя ей было очень жаль матери, но на душе у Лу было необыкновенно легко.

На следующее утро, после чая, она отправилась вниз к матери и сказала ей:

– Я ухожу.

– Куда ты собралась? Раз навсегда спрашиваю тебя: намерена-ли ты меня слушаться, Лу?

М-сс Сторрс с грустью посмотрела на дочь. Она была очень бледна, выражение глаз было озабоченное. Вся эта история с дочерью сильно потрясла ее.

– С сегодняшнего дня я начну брать уроки стенографии.

М-сс Сторрс страшно рассердилась и отвернулась от дочери. Лу ушла.

– Я не вернусь назад, – с грустью и отчаянием сказала она себе. – Сумею как-нибудь пробиться.

Она наняла комнату вблизи колледжа, в который намеревалась поступить, и отправила с посыльным записку матери.

– Милая мама. – писала она, – я наняла себе комнату в No – на Восемнадцатой улице. Завтра начинаю занятия в Мангаштан Колледже. Постараюсь не скучать и быть счастливой, чего от всего сердца желаю и тебе. Если ты пожелаешь, чтобы я вернулась домой, и предоставишь мне полную свободу жить, как я нахожу нужным, то я охотно исполню твое желание. Деньги у меня есть и их хватит до окончания моего учения. Надеюсь, что ты не будешь беспокоиться обо мне и не будешь очень сердиться и бранить меня. Надеюсь, что со временем буду в состоянии, не выходя для этого замуж, вполне обеспечить тебя и окружит тебя комфортом. Если ты не можешь примириться с моим решением, то лучше мне жить отдельно от вас. Когда бы я тебе не понадобилась, я всегда явлюсь по первому твоему зову.

Любящая тебя дочь Лу.

Затем она написала записку Доре Престон:

Моя дорогая Дора.

Я здесь одна, но где именно, я тебе не скажу. Прошу тебя не разузнавать мой адрес, если же ты каким-нибудь образом и узнаешь его, то умоляю тебя не приезжать ко мне. Мне будет очень тяжело не видеться с тобой, но я не хочу навлекать на тебя неприятности. Не говори никому, что я взяла у тебя деньги в долг, а то тебе достанется от моей матери и тети Сусанны. Они могут повлиять на твоего отца, и я буду в отчаянии, если он рассердится на тебя или будет недоволен тобою. Гнев моей матери может только раздражать и расстраивать, твой же отец может прямо убить человека своею молчаливою холодностью. Потерпи немного и мы скоро будем видеться по прежнему. Родные привыкнут со временем к моим странным фантазиям и отнесутся к ним снисходительнее. Я не покрою позором их имени, надеюсь, по крайней мере, что нет, а впрочем, кто знает? Когда все убедятся, что я совсем недурная девушка, а только странная, тебе опять можно будет бывать у меня. Думаю, что и теперь мне можно было бы приходить к тебе по-прежнему, да не хочется выслушивать их скучные наставления. Подожду пока не признают на мной право на самостоятельное существование и перестанут считать мое решение детской шалостью.

Я очень люблю тебя, дорогая Дора. Если бы я также любила мать и сестру, я не обратила бы ни малейшего внимания на ложь и ужас, с которыми приходится сталкиваться на каждом шагу, а весело бы распевала весь день как итальянский рабочий, работающий по пояс в воде, и вряд-ли сталабы интересоваться загадочными сторонами жизни.

После нашего последнего разговора, ты, конечно, помнишь его, у меня часто мелькала в голове мысль, как было бы хорошо, если бы Дик оправдал все твои ни на чем не основанные предположения и ты стала бы всецело моей.

Твоя, любящая тебя, протежэ Лу.

Как только Дора прочла это письмо, она тотчас же побежала к м-сс Вандемер. (Дом Вандемеров и дом судьи Престона были соединены деревянным, крытым переходом). М-сс Вандемер сидела у себя в гостиной, когда к ней вбежала взволнованная Дора.

– Тетя Сузи, – сказала она, – Лу ушла из дому. Она поселилась одна, наняла себе комнату. Я не могу оставить ее так одну, право, ни могу. Я должна непременно сейчас же поехать за ней и привести ее сюда.

– Но зачем же она ушла из дому? – спросила м-сс Вандемер.

– Теперь не время рассуждать об этом. Нам надо торопиться, тетя. Прикажите, пожалуйста, заложить карету.

М-ссь Вандемер не успела еще придти в себя от изумления, вызванного в ней поступком Лу и необычайной энергией Доры, как в комнату вошла м-сс Сторрс.

– Я приехала повидаться с Вилльямом, – сказала она. – Решительно не знаю, что мне делать с Лу, Сусанна. Она совершенно не принимает в соображение мои желания, поступает, как ей вздумается, а теперь в довершение всего переехала от меня. Конечно, я сейчас же поеду за ней и привезу ее обратно домой, но она не слушается меня и я хочу просить Вилльяма помочь мне уговорить ее, бросить эту глупую затею.

Дора, поняв, что ей присутствие здесь излишне, спустилась в приемный зал и осталась там ждать возвращения домой м-pa Вандемера. Немного спустя, услышав его шаги по лестнице, она раскрыла дверь, взяла его руку и ввела в залу, осторожно затворив за собою дверь.

– Мне нужно поговорить с вами, – сказала Дора. – М-сс Сторрс приехала к вам на счет Лу. Не забудьте, дядя Вилльям, что Лу одна из самых честных, храбрых и хороших девушек на всем свете. Она знает чего хочет, у неё есть определенная цел в жизни. Я вам все расскажу, будьте только подобрее к Лу.

– Хорошо, крошка, я все запомню, – ответил он, привлекая к себе её хорошенькое, нервное личико и целуя её волосы. Затем он послал лакея доложить м-сс Вандемер о своем приезде.

Дамы тотчас же попросили его на верх. М-сс Сторрс показала ему письмо Лу, сообщила о её решении и затем подробно изложила свои собственные планы относительно дочери.

– Она, кажется, совершенно не отдает себе отчета, что я работала все эти годы для того, чтобы избавить ее от необходимости трудиться, – сказала она. – Кто бы мог предположить, что одна из моих дочерей предпочтет служить стенографисткой в конторе, как простая девушка-работница, чем занять видное положение в свете, что было бы так легко при её образовании и талантах.

– Вы хотите, чтобы я доказал ей, что она глупа и упряма, так я вас понял, Клара?

– Я надеялась, что она послушается вас, но я не уверена теперь в этом.

– Она отчасти правы по моему. Труд, может быть, вполне удовлетворит Лу.

Мистер Вандемер быль авторитетом для м-сс Сторрс. Она считалась только с его мнением и со своим. Но все-таки она не могла не спросить его с упреком:

– И вы позволили бы вашей дочери сделаться стенографисткой и самой зарабатывать деньги?

– Конечно, нет, Клара, но я не стал бы приходить в отчаяние, если бы моя дочь интересовалась более делами, чем выездами. Я буду очень рад, если удастся осуществить по отношению к нашим дочерям все то, о чем вы там мечтаете с моей женою, но раз у Лу явились другие наклонности и стремления, я советовал бы вам уступить. Если Лу согласится поговорить со мною о своих делах, то я буду очень рад повидаться с нею. Я воспользуюсь этим случаем, чтобы указать ей на те многочисленные затруднения, с которыми ей неизбежно придется столкнуться на избранной ею дороге. Оборотная сторона медали оттолкнет ее, может быть, от принятого решения и она сочтет за лучшее покориться вам.

Слова м-ра Вандемера значительно охладили боевой пыл м-сс Сторрс. Подали экипаж и она поехала отыскивать Лу. Только что понесенное поражение унизило её самолюбие. Её материнское право контролировать каждый шаг дочери открыто игнорировалось, её самолюбие страдало, но на вид она казалась совершенно спокойной, только грустное, печальное выражение лица невольно выдавало её удрученное настроение. Лу она застала дома.

– Я приехала за тобою, – сказала она дочери обиженным и огорченным тоном.

Лу сидела у окна, раскачиваясь на стуле, и чувствовала себя очень одинокой. Она выпорхнула из теплого гнездышка, но боялась расправить, как следует, своя крылья. Она решила пойти пообедать в ресторане, пройтись потом по Бродвею и хорошенько осмотреться, а вечером отправиться в театр. Правда, денег у неё немного, но изредка можно позволить себе маленькое удовольствие, к тому же следует как-нибудь отпраздновать сегодняшний день. С завтрашнего утра начнется серьезная работа и не будет времени скучать. При виде матери, она быстро поднялась со стула и остановилась в нерешительности, не зная, что ей делать. Она не знала, простила-ли ее мать, признала-ли, наконец, за ней право на самостоятельную жизнь или на нее посыплется сейчас целый поток укоров и упреков. К чему приведет это свидание: к примирению или к другой, еще более мучительной для обеих, сцене? Но с первых же слов матери Лу поняла, что ошиблась в своих предположениях: её мать примирилась с нею.

– Я буду очень рада вернуться домой, мама, – сказала Лу. – Надеюсь, ты ничего не будешь иметь против того, чтоб я поставила в своей комнате пишущую машину?

– Делай как знаешь, Лу. Я не хочу с тобою ссориться. Но прошу тебя, как о личном одолжении, чтобы, прежде чем решиться на тот или другой шаг, ты поговорила бы с дядей Вилльямом.

Лу согласилась и поехала с матерью к Вандемерам. Она несколько боялась дяди Вилльяма. Они редко видались и мало знали друг друга, но при встречах с Лу м-р Вандемер был всегда очень предупредителен, любезен, мил и зачастую весело шутил с нею.

– Добрый вечер, Лу, – приветливо встретил он вошедшую в библиотеку племянницу. – Он положил газету на стол, жестом указал Лу на стул и прислонился и спинке кресла, устремив на молодую девушку сострадательный и несколько насмешливый взгляд своих проницательных глаз. С первого взгляда он убедился, что она нравственно и физически измучена до последней степени, но все-таки сумеет настоять на своем и ни за что не сложить оружия.

– Садись, Лу, усаживайся поудобнее. Вот тебе подушка. Если ты устала и не желаешь говорить со мною, то сделай милость, не говори.

Лу моментально оживилась и улыбаясь сказала:

– А я думала, что ты собираешься читать мне нотации.

– Видишь-ли, меня очень заинтересовали мотивы, заставившие тебя начат самостоятельную жизнь. В обществе принято думать, что молодежь работает только в силу необходимости. Поверь мне, половина тех девушек, которые служат в магазинах и конторах, с удовольствием променяли бы свою жизнь на твою.

– Может быть, мои слова покажутся тебе очень наивными, дядя, – краснея, сказала Лу, – но дело в том, что я хочу быть полезной людям. Хочу основательно познакомиться с жизнью, чтоб понимать все, что творится вокруг меня. Я хочу сама зарабатывать деньги и требую, чтобы мне предоставили полнейшую свободу действий.

– Стало быть, ты намерена серьезно работать. Я не сомневаюсь, что из тебя может выйти редкостно хорошая стенографистка и что года через два ты могла бы уже получать пятнадцать долларов в неделю. Если тебе удастся устроиться при большом торговом предприятии, то ты быстро освоишься с ведением и техникой дела и вскоре можешь получать две или три тысячи долларов в год. Я лично знавал стенографов, которые поступали на службу в конторы с тем, чтобы потом сделаться адвокатами. Я знаю двух богатых маклеров, служивших прежде в Уэльстрите. Дельная стенографистка, в какой бы части Нью-Йорка она ни открыла салон переписки, всегда сумеет прочно поставить дело и заработать большие деньги. Чем бы ты не занялась, работать придется много и усиленно. Сама жизнь познакомить тебя со всеми теми вопросами, которые так сильно захватывают тебя теперь. Не буду спорить о том, насколько важно для тебя подобное знание жизни, но могу с уверенностью сказать, что всякий успех обусловливается выдержкой, терпением и упорным трудом. Для того, чтобы добиться чего-нибудь, нужно стоять на целую голову выше окружающей толпы. Все эти разговоры о честности, прилежании и умеренности пустые слова, Лу. Богатым людям необходимы хорошие клерки и потому-то они и прибегают к этим жалким словам. Но ты сама вскоре убедишься на деле, что при помощи этих трех добродетелей в наше время немыслимо добиться чего-нибудь. Необходимо умение перехитрит своего соперника. На каждом шагу ты будешь сталкиваться с завистью, алчностью и деспотизмом людей. Придется перенести не один холодный отказ. Ты будешь страшно уставать, еле будешь в состоянии работать, и тебе придется перенести много оскорблений. Придется неусыпно оберегать твой бумажник и твою честь. Но ты добьешься всеобщего уважения, если сумеешь уберечься от грязных посягательств мужчин, заставить признать себя полезным членом общества и сумеешь извлечь пользу из завоеванного положения. Если же тебя постигнет неудача, то не стоило затевать всей этой истории, лучше было бы застрелиться. – Он окинул ее своим твердым, вызывающим взглядом и прибавил: – Я принадлежу к числу немногих счастливцев, которым повезло в жизни, но стоить мне сделать какой-нибудь грубый промах или столкнуться с более сильным соперником и я завтра же могу очутиться на улице, в толпе презираемых неудачников.

Лу сидела точно загипнотизированная его словами; она поддалась вперед всем корпусом и жадно ловила каждый звук.

– Будь я твоем месте, Лу, – продолжал он уже более спокойно и взяв ее за руку, – я бы удовольствовался мирным безмятежным житьем под крылышком матери. Если тебе нужны деньги, отказа в этом у меня для тебя не будет. Предполагаю, что твоя мать охотно откажется от всякого контроля над твоими поступками и предоставит тебе свободу. Не понимаю, зачем понадобились тебе какие то идеи, взгляды? Ты достаточно умна и хороша собой, чтобы рассчитывать на внимание общества, которое так любить баловать молодых девушек, не предъявляющих к нему строгих требований. Слушайся матери. Предоставь ей и тете Сусанне позаботиться о твоей судьбе и довольствуйся теми благами, которые они могут предоставить тебе. Жизнь так коротка. Неужели ты находишь, что недостаточно быть красивой, изящной женщиной, хорошей женой и счастливой матерью? Всего этого ты можешь добиться без изнурительного труда и без тех испытаний, которые так привлекают тебя.

– Мне наскучили праздные мечтания и неудовлетворяемая любознательность. Я пойду по намеченному мною пути. Посмотрим, куда, в конце концов, он приведет меня.

– В таком случае, желаю тебе, Лу, успеха и счастья. Если тебе понадобится заработок, я охотно пристрою тебя куда-нибудь.

– Благодарю тебя, дядя, но я предпочитаю пробиваться одной, без посторонней помощи.

Мистер Вандемер рассмеялся и вышел вслед за Лу из комнаты, сочувственно и одобрительно поглядывая на нее.

– О чем он говорил с тобою, – спросила м-с Сторрс, направляясь с дочерью домой.

– Он доказывал мне всю опрометчивость моего поступка, убеждал меня бросить эту шумную затею, но, в конце концов, пожелал мне успеха. И я его непременно добьюсь.

С этих пор м-сс Сторрс не препятствовала дочери действовать по своему. Она примирилась с её деятельностью и даже гордилась ею теперь. Лу ежедневно отправлялась на занятия в колледж, а м-сс Сторрс рассказывала всем, что дочь занимает место личного секретаря у м-ра Вандемера.