За последние дни Лу, много передумала. Впечатлений было много, но она все еще не могла хорошенько разобраться в них и притти к определенному выводу. Жизнь, при более близком соприкосновении с нею, оказалась очень сложною. Лу часто становилась в тупик, не находя ответа на мучившие её вопросы. Чем больше она сталкивалась с людьми, тем ощутительнее становилось её изолированное положение и полное одиночество. Первое время ее заинтересовали учащиеся в колледже, но это продолжалось недолго. Она не могла сойтись по товарищески с этой гордой, самонадеянной, заносчивой молодежью, хвастливо заявлявшей, что она победит в жизненной борьбе. Навязчивое, грубоватое ухаживание молодых людей было ей противно, равно как и их самовлюбленность. Товарки Лу по колледжу были такие же беспомощные, неприспоспособленные к самостоятельной жизни, как и она. Некоторые из них были в дружеских отношениях с молодыми людьми и весело проводили с ними время. В колледже царило какое то болезненно приподнятое, нервное настроение, а при таких условиях можно ли было быть счастливой. Лу занималась усердно, стремясь достичь полной самостоятельности, но реальная жизнь оставалась для неё по-прежнему скрытой за какой-то тяжелой занавесью. Никто из её товарищей не мог бы объяснить, что именно побуждает его учиться и только очень немногие стремились к определенной, намеченной цели. Среди девушекь замечалась полная неудовлетворенность жизнью и весьма смутные представления о будущей их деятельности. Неужели жизнь никогда не дает удовлетворения? Неужели она обманулась и приняла блестящий призрак жизни за действительность? Неужели веселый смех и песни, манившие ее в детстве в Томмкинс-парк, а позднее в сквер, вызывались только животною потребностью произнести известные звуки, а не другим, более глубоким и сложным чувством? Со дня ареста Теклы, Лу постепенно все больше разочаровывалась в окружающей действительности. Она часто вспоминала Теклу, казавшуюся ей воплощением веселья, здоровья и той безгранично свободной жизни, о которой она так тосковала.

Лу часто говорила с Дорою на эту тему.

– Я добилась свободы, благодаря скандалу с Теклой, – сказала она однажды. – Но на что она мне? Бедная Текла! Где то она теперь и что с нею?

– Как ты думаешь, – задумчиво спросила Дора, – хорошо-ли, что меня так оберегают, холят в то время, как сотни девушек выбрасываются на улицу на произвол судьбы?

– Я сама не могу еще разобраться в этом, Дора.

Окна Дориной гостиной выходили на Грамерси парк.

Ночью шел дождь и несколько раз принимался вновь лить в течение утра. К полудню ветер разогнал тучи, выглянуло солнце и начало припекать почти также сильно, как и в августе.

Дора высунулась в окно и посматривала то на улицу, то на зелен парка, казавшуюся особенно свежей после дождя. Лу уселась удобно в маленькой качалке и положила ноги на подоконник, в руках у неё был томик поэмы «Рубеянс», который она лениво перелистывала.

– Знаешь, Лу, Дик должен скоро приехать.

– Когда же?

– Недели через две.

Лу схватила протянутую ей руку и крепко пожала. Ей вспомнилось последнее свидание с Адамсом.

– Что с тобою, Лу?

– Сама не знаю.

– Отчего ты мне никогда ничего не расскажешь о нем?

– О ком же?

Дора рассмеялась.

– Что навело тебя на эту мысль?

– Скажи, ты часто его вспоминаешь?

– Не знаю. Он такой серьезный, Дора.

– Да, – сказала Дора, – таких людей, как Дик, никого на свете.

Они сердечно пожаля друг другу руки. Скрытая нежность, проявлявшаяся в каждом слове, придавала им что-то трогательное.

Лу снова принялась на книгу и вскоре углубилась в чтение очаровательных стихов. Через некоторое время книга выпала из её рук.

– Хорошо сидеть в уютной комнате и мечтать о том, как хороша жизнь, но нельзя ограничиться этим, надо, наконец, работать, действовать. Чтобы предпринять мне?

Дора поспешно отошла от окна, лицо её выражало полное недоумение, глаза были широко раскрыты от удивления.

– Что там такое? Что ты увидела на улице?

Лу быстро поднялась с качалки и подошла к окну. Дора протянула руку и привлекла подругу к себе.

– Дора, – воскликнула Лу, – ты, вероятно, видела сейчас Дика?

– Да, он только что приехал.

– В таком случае я ухожу.

Дора ухватилась за руку Лу и удержала ее.

– Право, я лучше уйду. Он скоро поднимется сюда к тебе, или тетя Сусанна пришлет за тобою и мне не хотелось бы мешать вам. Я успею повидаться с ним позднее, когда… – она обняла Дору на талью и шутя договорила, – когда ты освоишься с ужасною вестью.

– Пожалуйста, останься, – умоляла ее Дора. – Я совершенно растеряюсь, когда он придет сюда. Побудь со мною.

– К чему? – спросила Лу. – Ты не должна бояться Дика. Это глупо, Дора.

Но Дора не соглашалась отпустить ее.

– Как ты думаешь: ничего, что я так люблю его? Может быть, не надо выказывать ему мою любовь, лучше скрыть от него? Полюбит-ли он меня так, как я люблю его? Научи меня, Лу, как мне быт? Он все для меня.

– Я убеждена, что в этом нет ничего дурного. Готова отдать все на свете, чтобы полюбить кого-нибудь так, как ты любишь Дика.

– Посоветуй, что мне надеть? – сказала Дора.

– Оставайся в этом платье, – рассмеялась Лу. – Ты очаровательно мила сегодня.

– Ты не шутишь, Лу?

– Если Дик не скажет тебе, что ты хороша, я возьму его роль на себя. Ах, если бы ты только знала, кого ты мне напоминаешь.

– Скажи же.

Дора наклонилась к подруге с недоверчивой улыбкой.

Её тонкое, точенное личико, большие ласковые глаза поражали своею одухотворенностью.

Не успела Лу ответить, как в прихожей раздался веселый голос Дика, громко разносившийся по всему дому.

Он бежал по лестнице и звал Дору. В его приятном мужественном голосе изредка слышались еще юношеские нотки. При первом звуке знакомого голоса Дора, позабыв о Лу, выбежала, весело смеясь, из комнаты и бросилась ему навстречу.

Они вошли в комнату под руку.

– Боже мой, как ты изменился, Дик; ты стал настоящим мужчиною! – воскликнула Лу.

– Ты находишь? – и он рассмеялся самодовольно. – А вот ты так совсем не изменилась. Ты появилась на свет сорокалетней старушкой, да так и застыла на этом почтенном возрасте.

– Какой ты несносный!

– Я говорю правду, – сказал он, садясь на подоконник и усаживая рядом с собою Дору. – Сорок лет самый подходящий для тебя возраст. Моей последней возлюбленной было сорок лет. Если бы муж её умер, я, наверное, женился бы на ней. Она была самой молодой и очаровательной женщиной в нашем кружке.

Он наклонился и заглянул в сиявшее счастьем лицо Доры, дружески посмотрел на Лу и затем перевел опять глаза на Дору.

От наблюдательной Лу не ускользнуло, что он удивлен и взволнован, несмотря на то, что старался скрыть свое волнение. Он был, очевидно, поражен тем, как изменилась Дора. Лу вскоре ушла домой, теряясь в догадках, чем окончится эта давнишняя любовь.

– Он, наверное, полюбить ее, – думала она. – Дора будет счастлива. Кажется, нечего мне волноваться и беспокоиться.

После ухода Лу, Ричард долго молча смотрел в глаза Доры. Под пристальным его взглядом они из серых стали синими и на длинных ресницах задрожали слезы. Увидя слезы, он обнял ее и несколько раз поцеловал в нежные губы и пылавшие щеки. Дора обвила его шею руками и прижалась к нему поплотнее. И это казалось ей теперь естественным. Жизнь представлялась ей в настоящий момент дивно прекрасной, все её сомнения и мрачные предчувствия исчезли от одной его ласки.

Ричард не мог притти в себя от удивления. Ему никогда в голову не приходила мысль о возможности подобной встречи с маленькой Дорой, с которой у него были связаны все воспоминания детства. С ранних лет они любили друг друга, привыкли друг к другу. Затем он уехал и почти не вспоминал о ней. Он был в том возрасте, когда мужчины начинают увлекаться хорошенькими девушками и чувственными женщинами. Он часто увлекался и мысль о Доре никогда не останавливала его в его похождениях. В голове его мелькала иногда мысль о том, что родители его желают, чтоб он женился на Доре, что брак этот неизбежен, но он сам относился совершенно равнодушно к этому проекту. Свадьба должна была состояться очень не скоро, в то отдаленное и покрытое мраком неизвестности время, когда он будет уже самостоятельным человеком. Когда настанет время, от поступит так, как ему заблагоразсудится. Мать обожала его. Отец считал его недурным юношею и баловал потихоньку, никогда не отказывая ему в деньгах и смотря сквозь пальцы на кутежи сына. Дик привык ни в чем не отказывать себе, каждое желание его тотчас удовлетворялось.

Он наслаждался жизнью, делал все, что приходило в голову, удовлетворял все свои прихоти. Будь он беден, из него непременно выработался бы такой же энергичный, дельный человек, как его отец. Бесхарактерность матери сказалась у него в преувеличенной мягкости. Окружавшая его роскошь, отсутствие всякой самостоятельности превратили его в избалованного и изнеженного молодого человека. От природы мужественный и гордый, он пользовался большой популярностью среди своих знакомых.

До сих пор он без труда удовлетворял все свои желания, не подвергая себя ни малейшему риску; он принадлежал к той золотой молодежи, которая, не зная удержу в кутежах, так часто покрывает бесчестием свое имя. В нем сохранилась еще романтическая искра и он с удовольствием читал стихи и любил путешествовать. Он отлично изучил литературу и языки, в ущерб другим занятиям, и со смутной тревогой думал о том близком уже будущем, когда ему придется распроститься с теперешней неправильною жизнью, любимыми книгами, товарищами и путешествиями и всецело посвятить себя торговле, на чем настаивал его отец. Он знал, что со временем ему придется занят место отца, и что поэтому необходимо поближе познакомиться с ведением дел, но эта грозная перспектива не часто нарушала его покой и принадлежала к числу тех страшных призраков, о которых он предпочитал не думать.

Желая совершенно неожиданно вернуться домой, он нарочно обманул мать, написав ей, что приедет недели через две. Поздоровавшись с сыном, она поспешила выслать его из своей комнаты, под предлогом, что ей надо одеться.

– Сбегай повидаться с Дорой, – сказала она сыну. – Если Лу уже ушла, приведи к вам Дору. Лу стала такая странная теперь, хуже прежнего. Она отреклась от всех нас и хочет сама пробиться. Твой отец пытался отговорить ее, но она и слушать не хотела. Конечно, ничего нельзя сказать дурного про нее, но она раздражает меня каждый раз, когда приходит. Никогда не знаешь, что она скажет.

Ричард тотчас отправился к Престонам, и, сказав дворецкому, вышедшему ему навстречу, что пойдет без доклада, быстро взбежал на верх по лестнице. Ему хотелось поскорее увидать Лу, которая интересовала его гораздо больше Доры. Хотелось узнать, что намеревается она делать. Он надеялся застать ее у Доры.

Когда Дора выбежала ему навстречу, он схватил ее за руки, поцеловал в щеку и приятная теплота разлилась при этом по всему его телу. Её радостная встреча разожгла его кровь. Он нагнулся и поцеловал ее в губы. Странное волнение охватило его от прикосновения к её губам. Он взял ее под руку и вместе с нею вошел в гостиную. Он был теперь всецело поглощен Дорой и совсем забыл о Лу. Чем больше он всматривался в лицо Доры, тем сильнее поражали его светившиеся в её глазах нежность и безграничная любовь. Он держал её руку в своей и ему казалось, что от её прикосновения какой то ток переливается в его тело. Он не отдавал себе отчета в испытываемом чистом, нежном чувстве. До сих пор он знал лишь низменные проявления любви. Оставшись наедине с Дорой, он обнял ее и ему показалось, что он влюблен в нее. Что она любит его, он видел отлично и им овладело чувство торжества, к которому примешивалось что то полное жалости и грусти. Лу оказалась права. Он любил ее в общепринятом смысле этого слова и Дора была на верху блаженства. Он отдался вдруг налетевшему на него чувству, она же искренно и глубоко любила его. Она чувствовала, что ему приятны проявления её любви и она осыпала его ласками. Она была беспредельно счастлива. Будь здесь Лу, от неё не ускользнула бы вся внешняя прелесть и поэзия их отношений, но в то же время в ней еще более укрепилось бы пессимистическое отношение к чувству любви, которое любят изображать в самом привлекательном свете, но которое разочаровало уже многие пылкия молодые души.

На обратном пути мысль об Эде не выходила из головы Лу.

– Надо бы написать ему, – укоряла она себя. – Один только раз поступила я как следует, когда…

Она круто оборвала свои размышления, вспомнив свое последнее свидание. Она остановилась на углу улицы, потупила глаза, недоумевающе нахмурила лоб и покраснела.

– Я должна любить его, – подумала она.