Неделю спустя после первой встречи с Эмелиною, Ричард, выходя из парка, опять столкнулся с нею возле калитки. Он пристально посмотрел на все. Он никогда не позволял себе цинично-нагло оглядывать встречную женщину, но если она нравилась ему, то он без церемонии разглядывал ее. Во взоре его было в таких случаях так много искреннего восхищения и увлечения, что женщины ничуть не чувствовали себя оскорбленными им. Так было и теперь. Эмелина ничуть не обиделась, не улыбнулась и даже не отвернулась от него. По натуре она была совсем не кокетка, скорее напротив. Отличительная её черта была склонность все принимать трагически. Долгие годы мрачных дум и постоянного недовольства своею скромною судьбою не прошли для нее бесследно и наложили на нее свой мрачный отпечаток.

Эмелина совершенно изменилась, о прежней худой, неловкой девочке теперь не было и помина. К двадцати годам она была поразительно хороша и привлекательна, её фигура поражала своею красотою, гибкостью и чувственностью. В её мрачных глазах светилось ненасытное желание наслаждений. Но все её страсти были чисто головные. Удовлетворять свои чувственные порывы не входило в её расчеты. Она мечтала о видном положении в обществе и о власти и убедилась, что сможет этого достигнут только благодаря своему красивому, пышному телу. Поэтому она тщательно оберегала себя от всяких искушений, отлично одевалась и холила свое прекрасное тело, которое должно было обеспечить ей то, о чем она мечтала еще ребенком.

С тех пор, как она жила вполне самостоятельно, прошел уже целый год. Владелец магазина, у которого она состояла на службе, вполне оценил её прекрасную фигуру и эффектную внешность и решил, что многие французские модели привлекут к себе большее внимание публики, если нарядить в них Эмелину. Эмелина с увлечением принялась изучать разные эффектные позы, необходимые для её новой должности. Она имела громадный успех, денежные дела шли отлично. Её великолепные платья не стоили ей ни единого цента и, кроме того, она еще получала еженедельно двадцать пят долларов за свою службу. Теперь она получила возможность нанять себе комнату на Тридцать-третьей улице между Бродвей и Пятой авеню и довольно хорошо обмеблировать ее. Ей каждый день приходилось сталкиваться с самыми разнообразными людьми. Из окна своей комнаты она видела, как они входили и выходили из ресторана Вальдорфа. Теперь уже она не чувствовала себя не на месте среди нарядной гуляющей публики и часто прогуливалась по Пятой авеню. Мужчины засматривались на нее, но этим пока все и ограничивалось. Но Эмелина отлично понимала, что скоро настанет день её полного торжества.

В течение всей зимы она ни разу не была у решетки Грамерси парка. Он уже не притягивал ее к себе, как магнит, но настала весна и она опять стала иногда заглядывать сюда. Но Грамерси парк воскресил в ней прежние стремления и неудовлетворенность и она с грустью подумала, что не настало еще то время когда и для неё раскроется наконец калитка заколдованного парка.

В тот вечер, когда она встретила Ричарда и Дору у калитки парка, Эмелина вернулась домой совершенно расстроенная и обессиленная. Встреченная ею молодая девушка имела в своем распоряжении все то, о чем Эмелина так страстно мечтала. Ее холили и баловали, она была богатая, светская девушка, жила среди роскоши, и в довершение всего у неё был красивый, изящный жених. Настоящее этой девушки было полно счастья, а будущему не грозило никаких треволнений. А она, Эмелина, принуждена носить на показ красивые платья и выбиваться из сил целый день; она совершенно одинока, никто ее не любит, никому нет до неё дела, она сама должна добиваться осуществления своей мечты, на на чью либо помощь ей нечего рассчитывать. Как ей хотелось узнать, что такое шепнул про нее молодой человек своей спутнице.

Встретившись вторично, она в ответ на его пристальный взор устремила на него свои темные глаза, которые так и горели страстным желанием. Она моментально овладела собою и приготовилась к решительному сражению.

На Ричарда она произвела глубокое впечатление, тем более, что он никак не ожидал ее встретить. Она не походила на публичную женщину и потому он решился заговорить с нею.

– Добрый вечер, – приветливо сказал он, застенчиво улыбаясь и краснея, как умеют краснеть только очень молодые люди. Она полу-закрыла глаза, но все продолжала смотреть на него, вспыхнув от волнения. Ричард подумал, что он смутил ее своим обращением и решил действовать дальше.

– Теперь очень хорошо в парке, не зайдете-ли вы немного пройтись? – сказал он, движением руки указывая на парк.

– А вам не покажется странным, если я приму ваше предложение? – Она говорила низким, чрезвычайно музыкальным голосом, очень медленно и серьезно выговаривая каждое слово. Её улыбка и взгляд были обворожительно трогательны.

– Но разве вам иногда не надоедает однообразие? – спросил он. – Жизнь обыкновенно такая серая, скучная. Войдите, пожалуйста.

Она колебалась с минуту и затем прошла мимо него в калитку. Он моментально захлопнул калитку и оба, внутренно волнуясь, направились по дорожке в уединенную часть парка и уселись на лужайке на скамейке. Эмелина думала, что наконец-то судьба улыбнулась ей и ей не хотелось упускать из рук такого случая. Ричарда же, как мужчину, близость Эмелины глубоко волновала; он был еще очень молод и потому со свойственным ему легкомыслием и порывистостью отдался мощно охватившему его чувству. Он не хотел заводить легкой интриги, но при первом же напоре сильного чувства он совершенно забыл Дору и то глубокое раскаяние и сознание своей вины, которое она в нем вызывала. Его новая знакомая привлекала его своею новизною и загадочностью и приковывала к себе все его внимание.

Он инстинктивно понял, что обычный банальный разговор ни к чему с нею. Он немного помолчал, не зная, как удобнее предложить ей мучившие его вопросы и не находил подходящих выражений. Ему приходили в голову одни стереотипные фразы, которые он не решался даже произнести. Эмелина сосредоточенно думала о нем, старалсь угадать, что ей даст эта встреча, и молча ждала, чтобы он заговорил с нею.

– Знаете, – сказать он, наконец, – вы меня чрезвычайно заинтересовали.

Она посмотрела ему прямо в глаза и медленно ответила:

– Очень рада, вы меня также заинтересовали.

Вся её манера, голос, напряженное спокойствие придавали её словам какое то особенное таинственное значение.

– Почему? – спросил он приятно удивленный её ответом. Она ничего не ответила, но продолжала глядеть ему прямо в глаза.

– Чем я вас заинтересовал? – добивался он настойчиво своего. – Неужели вы мне не ответите?

Но он так ничего и не добился от неё, сверкающие глаза, устремленные на него, сбивали его с толку.

– Мне бы очень хотелось знать, почему вы так часто бываете здесь? – смело спросил он.

– Потому что парк закрыть для меня, – ответила она с оттенком горечи в голосе.

– Неужели только поэтому? Отчего это вас так волнует? Ведь так много мест, куда вам открыт свободный вход. Вы живете где-нибудь по близости отсюда?

– Вы думаете, что я вполне обеспечена и что я вольна сама решать, что мне делать и куда идти. Ведь так? – сказала она, критически наблюдая за ним полузакрытыми глазами.

– Да, вот именно.

– Я сама заработала это платье, – сказала она, глядя в сторону. Голос её звучал теперь еле слышно и грустно.

– У меня нет никого близкого на свете, нет друга. Ребенком я была худая, несчастная, одинокая девочка и все меня ненавидели. Мои родные были ужасающе бедные люди. Я живу одна в маленькой комнатке, на наем которой у меня как раз только и хватает денег. Я зарабатываю двадцать пять долларов в неделю. Сегодня я еще не нищая, но завтра же могу оказаться на улице без гроша. Скажите мне, отчего существует на свете такая несправедливость?

Она была замечательно хороша и трогательна в колеблющемся освещении сгущающихся сумерек. Он осторожно взял ее за руку. Она дала ему подержать минуту свою дрожащую руку и затем быстро отдернула ее. Глаза её наполнились слезами и она грустно прошептала:

– Даже сочувствие опасно для меня!

– Нет, нет, – возразил он горячо. – Зачем же? Позвольте мне быть вашим другом?

– Это немыслимо, – ответила она. – Разве вы могли бы быть моим другом? Зачем вы меня просите о таких вещах? Как трудно было уберечь себя и честно пробиваться вперед. Мое одиночество ужасно, но в нем мое единственное спасение.

Большинство людей очень сострадательны. Наибольшею силою обладают те страсти, которые застают человека врасплох и завладевают его сердцем. Ричард был глубоко тронут. Когда Эмелина отправилась домой, Ричард пошел проводить ее.

– Не поднимайтесь наверх, – сказала она, останавливаясь перед подъездом и кладя свою руку ему на рукав.

– Почему? Пожалуйста, примите меня.

– Нет. Не сегодня, – нерешительно прибавила она. – Мне надо сперва все обдумать. Хочется верить, что вы не похожи на большинство мужчин, – но – я… она в замешательстве замолчала.

– Хорошо, – сказал он, целуя её руку. – Я буду вам верным другом и вы можете распоряжаться мною, как хотите.

– Вы очень добры.

– Пойдемте со мною в театр.

Она посмотрела на него, видимо колеблясь, принять ли ей приглашение или отказаться.

– Можно будет зайти за вами завтра вечером?

– Так скоро?

– Позвольте зайти к вам не надолго?

– Только не сегодня.

– И так до завтрашнего вечера. Я буду у вас в половину восьмого.

Он медленно пошел прочь, сердце усиленно билось, мысли спутались. – Что за дивная женщина, – думал он. – Какая страстная, и вместе с тем какая сила воли. Как она трогательна со своим мужеством и одиночеством. Я докажу ей, что я не похож на большинство мужчин. – У него промелькнула мысль о Доре. Как он теперь горько раскаивался в своей минутной слабости, но в глубине души он надеялся, овладеть и Эмелиною. Он увидел Дору только на следующий вечер. Он уже не любил ее больше, в нем бушевала теперь страстная, безумная любовь к Эмелине.

Он готов был проводить с Эмелиною каждый вечер, но она решительно воспротивилась этому.

– Нет, – говорила она. – Я не хочу вас видеть два дня, а то слишком привяжусь к вам. – Все это сопровождалось томными взглядами, сулившими неисчерпаемое блаженство тому, кому она в минуту опьянения страстью, решилась бы отдаться.

– Зачем вы не верите мне, – спрашивал он ее. – Отчего вы не хотите быть счастливой с много?

– Мне нельзя. Это слишком опасно для меня. Кроме моей чести у меня почти ничего нет. А у вас так много. Если бы я разонравилась вам, вы не стали бы скучать обо мне. Но я могу серьезно увлечься вами и если бы вы меня бросили, я погибла бы.

Но стоило ей только заговорит с ним в этом тоне и он с юношеским пылом начинал ее уверять, что она ему дороже, чем жизнь, и что она причиняет ему ужаснейшие муки своими колебаниями и предосторожностями.

Вечерами, когда она была одна, Эмелина деятельно занималась украшением своей комнаты. Ей оклеили стены новыми обоями, одна полоска была темно синяя, другая янтарного цвета. Благодаря содействию её хозяина ей удалось выбрать то, что ей нравилось, с условием выплатить за забранное по частям. На окна она повесила темно синия занавеси с выпуклыми бронзовыми фигурами. На кушетку она накинула кусок сукна и бросила несколько ярких подушек. Японская ширма почти совершенно закрывала узенькую белую кровать и белый эмалированный туалетный стол. На газовые рожки она надела красные бумажные абажуры. Они вышли очень пышными и были украшены атласными лентами. Затем она сшила себе два капота с низким вырезом у шеи и без рукавов. Один был из белого шелка, другой из красного. Окончив все эти приготовления, она сказала Ричарду, что теперь он может прийти к ней. Он каждый день присылал ей по дюжине великолепных роз. Они отлично сохранялись и Эмелина наполняла ими хорошенькие кувшины и вазы с ледяною водою. В комнате, благодаря абажурам, царил приятный полусвет и красный цвет не казался таким резким, кричащим. Напротив, получалась целая гамма нежных тонов. После первого вечера, проведенного в её комнате, Ричард вернулся домой в состояния полной невменяемости. Она ловко и умело возбуждала в нем чувственность. Ричард принимал все её взгляды за выражение неподдельного чувства, а красивые позы, которые она принимала, все больше опьяняли его. Ричард удивлялся и восхищался благородству женщины, которая умела так сильно любит и так себя сдерживать и не допускала себя до падения. Он благословлял небо за её чистоту и мужество и приходил в отчаяние от её непоколебимой твердости. Он должен был удовлетворить свою страсть, иначе он мог сойти с ума.

Он все еще верил, что со временем он женится на Доре. Но вся его нежная жалость к ней исчезла теперь под напором бурной страсти и любви к Эмелине. Дора не виделась с ним целыми днями. В её обществе он был мрачен и рассеян. Такая перемена поразила ее и она стала доискиваться причины. На её умоляющие взоры, на её встревоженные вопросы он отвечал с мальчишеским нетерпением или с циничной враждебностью, совершенно чуждой его натуре. Он стал явно избегать её общества. На нее напал страх.

Как то ночью она вдруг заболела. Она несколько дней была в полубессознательном состоянии. Когда она пришла в себя, то почувствовала какую то таинственную перемену в своем организме. Убитая отчужденностью Ричарда, сознанием, что он уже больше не любит ее, что все теперь кончено, она лежала и дрожала при мысли о той трагедии, которую ей еще предстояло пережит.

Ричард ничего не знал о её болезни: его не было дома. Он уехал в субботу вдвоем с Эмелиною на Виллет Пойнт. Она согласилась провести к ним воскресенье. Они впервые поехали вместе за город. Покинув город и выехав на гладкую деревенскую дорогу, тянувшуюся между лугами и огородами, пылкому влюбленному казалось, что экипаж уносит его в какой то призрачный рай.

Наконец, когда перед ними заблестело громадное водное пространство и на самом берегу среди деревьев показалась одноэтажная гостиница, Ричард умоляюще пожал руку Эмелины. Ах, если бы она только была бы по добрее с ним теперь. А затем? У него была смутная, нелепая мечта о том, как было бы хорошо прожить здесь с нею вдвоем всю свою жизнь. Она не отняла у него своей руки, но откинулась назад в экипаже и задумчиво смотрела вдаль на белые паруса.

К закату они вышли погулять и отправились на поросший травой отлогий берет; у их ног текла река. Они молча провожали глазами удалявшиеся в пролив пароходы и наблюдали, как вода постепенно приобретала тускло-лиловый оттенок. До них слабо доносился призывный звук трубы, затем, где то за их спиной и напротив, через реку, из форта Шюлер грянули ружейные выстрелы, возвещавшие заход солнца. Выстрелы громко раскатились по воздуху и эхо дружно подхватило их. Ричард и Эмелина молча прислушивались к грохоту, пока он не замер наконец. Настала тишина и послышалось чириканье воробьев и голоса насекомых, пробуждающихся только к вечеру. Он опять посмотрел на нежившееся рядом с ним красивое тело. Он встретил её взор, устремленный на него и опять увидел в нем тот жгучий томный призыв, на который он уже не раз откликался, каждый раз встречая с её стороны отпор.

– Зачем вы меня так искушаете, Эмелина? – спросил он.

– Разве? У меня и в помыслах нет ничего подобного. Я просто счастлива побыть с вами, вот и все.

– Я знаю, что вы это делаете не преднамеренно. Оттого-то оно так и действует на меня. Я не могу больше выносить эту пытку. Разве вы не можете любить меня, верить мне и быть счастливою?

– Но и люблю вас. И я вам верю. Оттого-то я и приехала сюда.

– Эмелина, – нерешительно проговорил он. – Я сказал им в гостинице… что… что вы моя жена.

– Ах!.. – вскричала она, быстро поднимаясь. – Зачем вы это сделали? Зачем вы испортили нашу чудную поездку? Я была так счастлива!

– Но, Эмелина, – бурно запротестовал он, – чем же я испортил нашу поездку?

– Как вы могли это сделать? Как вы могли решиться на это? Я не могу теперь вернуться туда. Мы должны поехать домой.

Она стремительно встала, отвернулась от него и закрыла лицо руками.

– Эмелина, – вскричал он, доведенный до полного неистовства мыслью вернуться теперь домой. – Не уходите – не надо нам уезжать. Если вы останетесь со мною, то на обратном пути домой можно будет где-нибудь обвенчаться.

Она быстро повернулась к нему, опустилась рядом с ним на колени и свирепо посмотрела на него.

– Вы серьезно говорите? – спросила она.

– Конечно, ведь, вы сами знаете, что да.

– Я верю вам, – сказала она. – Но мы должны обвенчаться сегодня же вечером. Я ничего не могу вам дать, кроме себя, не я хочу стать вашею женою с незапятнанною честью.

– Отлично, – сказал он. – Мы поедем в колледж Пойнт.

Он был и подавлен и возбужден. Перед ним промелькнул образ Доры, но его чувства были слишком сильно возбуждены и они победили.