Маккенна быстро поговорил с Фрэнси Стэнтон. Расклад, сказал он ей, простой. Это её шанс вернуться к людям, и ей придётся ехать. Как он и ожидал, она запротестовала, отказываясь ехать без него, Маккенна настаивал. Они встретятся снова, уверял он её. Он знает Пелона Лопеса много лет, бандит-предводитель не тронет его. Кроме того, разбойника трясет лихорадка, которой заражается всякий, услышав легенду о Затерянных Копях Адамса. Кроме того, Маккенна не стал скрывать, что и сам подпал под чары этой старой истории. Он теперь хотел отправиться с бандой апачей и не желал быть спасённым солдатами-бизонами. Но для неё, из-за угрозы со стороны Сэлли, не было другого пути, кроме как пойти на встречу с Юнцом Мики и солдатами-неграми. Маккенна придёт и разыщет её по возвращении. На том и порешили.

В последний миг, однако, Фрэнси вцепилась в руку Маккенны и заявила, что останется с ним. В эту критическую минуту он приобрёл неожиданную поддержку: к ним приковыляла старуха Малипаи.

— Во имя Божье, девка, — завопила она на девушку по-испански, — делай, что велят! Слышишь? А теперь марш, — и столь же яростно она обняла белую девушку, потрепав её и повторяя «друзья, друзья, друзья», — единственное слово по-английски, какое знала.

Тут Фрэнси Стэнтон впервые обнаружила слёзы. Но она подавила их и сказала Глену Маккенне, что готова и сейчас отправиться при условии, что, когда он освободится от Пелона и если старая дама будет согласна, они возьмут с собой и её.

Маккенна согласился с условием, а девушка пустилась вниз по тропе в пустыню, верхом на самой плохонькой и хроменькой лошадке. Все прильнули к скале, следя за ней, пока не увидели уже далеко-далеко внизу её встречу с Юнцом Мики и двумя чёрными спутниками. Они увидели обмен жестами между молодым апаче и белой пленницей. Затем увидели, как двое чёрных кавалеристов, повернув, пустились назад к Черепам в сопровождении Фрэнси.

— Достаточно, — сказал тут Пелон. — Девушка в безопасности, а этот чёртов Юнец Мики намерен идти за нами. Отправимся же неподалёку, в славное местечко, которое мне известно, и подождём его.

— Что? — спросил Маккенна. — Подождём Юнца Мики?

— Конечно. Как же ещё я выскажу ему всё, что у меня скопилось на сердце?

— Теперь твой черёд шутить, — упрекнул его золотодобытчик.

— Да, — сказал Пелон. — Как волку у водопоя.

— А-а. Значит, ты намерен устроить засаду? Убить его, как Мартышку с Вэчелом?

— О нет, не так, как их. Совсем не так.

— Что это значит?

— С Юнцом Мики я торопиться не стану. Я ему задолжал.

— Их! — вступила Малипаи. — Мы все задолжали, все апачи. Он — чёртов предатель и сын чёртового предателя.

— Унх! — Это нависший рядом Хачита неожиданно обнаружил глубокие чувства. — Это от его ружья пал мой друг.

Маккенна подивился, каким образом великан-мимбреньо мог распознать, чьё именно ружьё отняло жизнь его примечательного спутника-чирикауа. Он заметил про себя, что надо бы при первой возможности поговорить с этим огромным апаче. Прежде он чувствовал, как что-то связывало его с высоким, стройным Бешем, теперь это чувство перешло на великана-мимбреньо. Он обратил внимание, что Хачита следит за ним с той поры, как они прибыли на обзорный пункт, и понял, что нечто, связанное с Гленом Маккенной, беспокоит большого индейца.

— Глупости, — заявил Пелон отрывисто, отрицая утверждение Хачиты. — Никто не в силах разглядеть пулю, ударившую друга. Но не будем спорить. Поедешь теперь домой, Хачита? Давай, я разрешаю.

Индеец нахмурился. Казалось, он силится что-то вспомнить и не может.

— Нет, — наконец вымолвил он. — По-моему, не стоит.

— Конечно, если хочешь, поехали с нами, — бодро отозвался Пелон, обнаруживая явное желание избавиться от огромного индейца. — Я думаю, и Беш хотел бы, чтоб ты поехал.

— Нет! — вскричал великан, отшатнувшись. — Не называй его имени, никогда не называй имя мертвеца! Ты знаешь об этом!

— Конечно, — сказал Пелон, краснея. — Тысяча извинений, омбре. Забываешь старые обычаи, когда столько лет проведено вдали от народа своей матери.

— Больше не забывай, — отозвался Хачита, взвешивая в руках топор.

Но Пелон не слышал его, повернув уже седлать и побуждая прочих делать то же. Вскоре короткая цепочка лошадей выступила во враждебную тишину холмов Яки. Они скрылись из виду в течение нескольких минут. Ничто не выдало бы их остановку здесь, кроме воробьёв, слетевших с кактусов, взволнованно чирикавших в быстрых налётах на ещё тёплый навоз, оставленный исхудалыми мустангами апачей. О, и ещё одно. Далеко внизу, в пустыне, скрытый за нависающим козырьком песчаникового холма, Юный Мики Тиббс опустил свой бинокль.

— Буэно, — сказал он, повернул своего серого и послал в мощный галоп, по следам двух чёрных товарищей и стройной девушки с ранчо Стэнтонов.

Почему-то, глядя на скалу, Юный Мики Тиббс улыбался. Для мальчишки семнадцати лет, утверждавшего, будто он на четверть белый, то была странная ухмылка. Примечательная и знакомая. Та же ухмылка, которой отмечен risus sardonicus человечьего черепа, независимо от того, как окончился жизненный путь его владельца.