Они нашли старую Малипаи, сердитую, как вымокшая сова, на середине Z-образной тропы, где её связал по рукам и ногам Хачита своим лассо. Рассвирепевшей престарелой даме было не важно, что медленный разумом мимбреньо поступил так для её же безопасности, пока не покончит с чужаками в расщелине Брюйера. Она стала успокаиваться лишь после того, как им удалось убедить её, что Хачита мёртв. Но даже тогда продолжала ворчать.

— Ну, ладно, — изрекла она. — Раз девчонка разнесла его огромную пустую башку, пока ты держал его поудобнее — значит, мы с ним квиты за то, что он сделал с моей дочерью Сэлли. Но я ещё должна ему за то, что он стреножил меня, словно чёртову старую клячу, на самом растреклятом солнцепёке. Я не стану произносить над ним молитву моего народа!

Пара белых людей предусмотрительно позволила ей поступать в соответствии с её упрямым характером апачки. Их собственной заботой было покинуть Сно-Та-Хэй как можно скорее. Если это означало, что Хачите придётся искать себе путь в Обитель Мрака без духовного напутствия Малипаи — пусть так и будет. Они были живы и благодарили за эту услугу собственного Бога. Пусть их индейская мадре бесчестит своих мертвецов, если сочтёт нужным.

Вернувшись на дно каньона в полном молчании, они принялись готовиться к отъезду. Необычная тишина легла на всю округу, и воздух словно сгустился. Поскольку прямые лучи солнца ещё не проникли внутрь, жар наступившего дня не мог служить разгадкой странных «чар» на дне каньона, от которых обжигало дыхание и сдавливало грудь.

— Скорей! — подгоняла Малипаи. — Впереди ждёт что-то недоброе!

Они собрали вместе свободных лошадей, связав одной верёвкой коней Пелона, Юного Мики и Хачиты и поместив сзади коней Маккенны и Фрэнси, тогда как Малипаи гнала перед собой непривязанную лошадь.

— Скорей, скорей, — твердила старая дама, — оно всё ближе.

Маккенна подошёл туда, где стояли рядом Фрэнси и возбуждённая скво.

— Всё готово, — сказал он обеим. — Что станем делать с золотом?

— Что делать? — прокудахтала Малипаи. — А что с ним надо делать?

— Я не знаю, брать его или нет.

— Эх! Хотела бы я, чтоб это слышал Пелон!

— Однако я правда не знаю, — заявил Глен Маккенна и повторил свои сомнения по-английски, для Фрэнси.

Тоненькая девушка вдруг понимающе посмотрела на нею.

— У меня на душе с этим тоже как-то чудно, — призналась она. — Никогда не подумала бы, Глен, но я обрела в этом месте что-го большее, чем золото. Прошлой ночью, мне кажется, я пристрелила бы кого угодно за свою долю. Сегодня она ничего не значит для меня. Она мне не нужна.

— Это огромная сумма денег, Фрэнси!

— Я знаю, но ничего не могу с собой поделать.

— И я. Мне она тоже ни к чему.

— Что же нам делать с ним, Глен? Не оставлять же здесь для кого-то ещё — то есть каких-то других белых? Это было бы нехорошо.

— Да, правда. Чего бы мне хотелось, Фрэнси, так это оставить его лежать так, как оно лежало до того, как его нашёл Адамс. Разбросать по всему руслу ручья, распылить от водопадов до дальнего края луга, рассеять, погрузить в речной песок и гравий, положив туда, где оно хранилось у апачей с самого начала. Если это выглядит безумием, пусть так. Но я излечился от золотой лихорадки. После того как выберусь отсюда, я кончаю с золотодобычей.

— Если ты этого хочешь, Глен, так и будет.

На том простом решении они и остановились, и Маккенна был рад этому. Она отправилась за ним верхом на лошади, разбрасывая песок и «рисовое» золото вместе с самородками вверх и вниз по извилистому руслу ручья.

— Вот что, — добавила она, смеясь, — так мы всегда сможем вернуться и взять всё сами — если, конечно, позже вернём себе разум.

Глен Маккенна посмеялся вместе с ней, сказав, что именно это и было у него на уме всё время и что его очень огорчает лёгкое разоблачение. Обоим им показалось в этот неловкий миг «безрассудства», что они настолько близки, как только могут быть близки между собой двое и насколько позволяет возрастная дистанция в четырнадцать лет; возвращаясь с верховьев ручья к месту, где старая Малипаи ожидала с вьючными лошадьми, они ехали колено к колену и, не таясь, держались за руки.

Покачивая головой с видом крайнего презрения, старая дама приветствовала их и добавила, что не следует терять время: впереди ждёт подъём на скалу.

Садясь в седло в соответствии с её призывом, Маккенна окинул взглядом верховья каньона и Площадку Индюшиных Яиц, заметив по-испански, будто огорчён тем, что не в силах спрятать и это тоже. Скво поглядела на странно бронзовеющий свет солнца в верховьях каньона и посоветовала ему не тревожиться.

— Оставь это Богу, — проворчала она. — Он позаботится об этом.

Маккенна кивнул, потянувшись за поводьями.

— Мать, — спросил он, последний раз окидывая взглядом вокруг, — не забыли ли мы чего-нибудь?

— Мне кажется, нет, ихо, — живо отозвалась та, — Ты сделал моему сыну достойную могилу, ты оставил этого пса по имени Юный Мики лежать непогребённым — пусть кости его побелеют — ты наполнил легендарную глиняную олью зряшным голым песком и гравием, чтобы те, кто придёт вслед за тобой, думали, будто золото Адамса похищено. Жажда белого человека к этому золоту исчезнет, и народ апачей станет почитать твоё имя. Он пощадит твой скот и женщин на сотню лет и зим вперёд. Нет, сын мой, тебе здесь больше нечего делать.

Маккенна взял дрожащую руку старухи и пожал её.

— Спасибо, мать, — промолвил он. — Я вспоминаю, что сказал мне старый Энх, и чувствую радость. Он спросил: «А ты тоже жаждешь золота, Маккенна? Ты такой же, как все белые люди, которых я знал? Продашь ли ты свою жизнь или честь, или честь своей подруги за жёлтый металл?» Я дал ему понять, что нет, и всё же едва не совершил всех этих постыдных поступков. Вот отчего я радуюсь, мать. Оттого, что мои руки не тяготит золото, а сердце не полнит жадность. Старый Энх может теперь спать спокойно.

Старуха вырвала руку. Потянула носом воздух. Стукнув себя по лбу, испустила сердитое проклятие.

— Да садись же на лошадь, чёрт возьми! Нам нужно убираться отсюда! Боже, ну и болтун же ты — прав был Пелон! Двинулись!

Он взлетел в седло и последовал за ней, а старуха, прикрикнув на старую вьючную лошадь, пустила её через ручей. Двинулись вслед и остальные. Фрэнси подталкивала их крупом своей лошади. Когда они достигли подножья Z-образной тропы, тишина вновь завладела каньоном, на сей раз более плотная и душная, чем прежде.

— Что это, мать? — спросил Глен Маккенна. — Ты как будто чуешь что-то. Скажи, чего ожидать?

В ответ старуха кивнула.

— Ferremoto, — пробурчала она. — Fremblor de tierra.

— Землетрясение? — отозвался Маккенна. — Господи Боже, а ведь ты, должно быть, права. Я не наблюдал такой перемены погоды за все эти одиннадцать лет!

— Все эти одиннадцать лет и не было такой погоды. Давай-давай, глупая девчонка! Торопись с этими чёртовыми клячами. Нет! Постой…

Соскочив с собственной лошади, она вернулась назад, выхватила из чехла нож и обрезала поводья крапчатой лошади Хачиты. Взмахнув одеялом и подстегнув бранным словом на родном языке, она вспугнула нервное животное и пустила его по тропе. Лошадь остановилась вдали, у края зелёного луга.

— Простите, — изрекла старая дама, вновь взбираясь на древнюю белую клячу. — Не могла я оставить бедного здоровенного дуралея Хачиту без лошади. Нельзя апачу идти пешком в последний путь. Хоть и не заслужил он того — всё же он апаче. Вперёд! Я по-прежнему не стану молиться за него. Не глядите на меня так. Глупостью вы похожи на него. Arriba! Тощий Цыплёнок, погоняй этих чёртовых одров! Скорей! Скорей!

Восхождение по Z-образной тропе прошло без происшествий. Они как раз завершали последний поворот выше Обзорного Локтя, когда скалы внизу пришли в движение. Лошади прошли последние ярды узкой тропинки и в ужасе сгрудились у Потайной Двери. Всё, что могли сделать их всадники, это, спрыгнув, перехватить покороче поводья и, успокаивая лошадей, удерживать их на месте. Судороги земли следовали одна за другой на протяжении двух минут. Рокот скал и рушащихся гор позади, в каньоне, был оглушающим. Эта канонада продолжалась ещё целых пять минут, а затем последовал завершающий раскат по стенам каньона. Через минуту после того, как шум затих и движение прекратилось, Маккенна взял кавалерийский бинокль Юного Мики и вернулся к основанию площадки выше Обзорного Локтя. Сама площадка, как и вся верхняя половина Z-образной тропы, включая трещину у расщелины Брюйера, исчезли бесследно.

На дне каньона пропали водопады над хижиной Адамса, и весь проход за лугом и хижиной больше не существовал. Он целиком был скрыт под обрушенными стенами, и неисчерпаемое богатство Площадки Индюшиных Яиц лежало погребённым под шестьюстами футами обрушенных, растресканных и смещённых скал. Через тысячу лет или десять тысяч она, быть может, явится на поверхность снова. Старая Малипаи была права: справедливый бог народа апачей позаботился о ней.

Что же до золота Адамса в русле ручья, оно лежало так же, как его разбросали Маккенна и Фрэнси; хижина, и луг, и плавный поворот ручья остались нетронутыми великим перемещением земли. Но теперь тайный индейский вход в каньон замкнулся — путь, по которому Нана явился, чтобы истребить партию Адамса тридцать три года назад, а верхняя часть Z-образной тропы осела на восемьсот футов к разверзшемуся дну, окончательно преграждая доступ к нижнему, естественному концу впадины. Теперь сокровище Сно-Та-Хэй лежало запертым навсегда в сердце Каньона-дель-Оро.

Возвратившись к женщинам, золотоискатель рассказал им обо всём, что видел. С минуту обе молчали, затем Малипаи отрешённо промолвила:

— Хвала Йосену… сколько же времени понадобится нам, чтобы добраться до нашего славного домика, который ты собираешься купить для Тощего Цыплёнка и своей Старой Матери?

Маккенна не смог сдержать смеха. Фрэнси и старая дама присоединились к нему. Для напряжённых нервов то было восхитительным облегчением. Оправившись от охватившего их веселья, они вновь сели на лошадей и выехали через Потайную Дверь на простор лавовых полей. Было по-прежнему рано — только десять утра, и начинался ослепительный день, блестевший, словно самоцвет. Испытывая подъём духа и удвоенную энергию в теле, они подъехали к Тыквенной Грядке. У Почты Апачей они оказались примерно к пяти вечера. Минуя это место, Малипаи явно обнаружила непонятную тревогу. Когда Маккенна спросил её о причине, она указала на Почту и заявила, что палочки с сообщением переместились. Прежние, что были здесь, когда они проезжали в каньон, теперь исчезли. На их месте были новые.

Маккенна собрался было сказать нечто, способное развеять сверхъестественные страхи старой дамы, потом передумал. И в самом деле, нечто неосязаемое, но ощутимое было в воздухе. Он окинул взглядом «дурные земли», Фрэнси наблюдала за ним. А также старая дама. Маккенна тронул поводья лошади.

— Мать, — сказал он, — нам стоит подъехать и взглянуть, что говорят эти новые палочки.

Малипаи явно не хотелось соглашаться, но она послушно повернула коня к Почте. Маккенна и Фрэнси — за ней. На подъезде к скалистой вехе они снова остановились, и Маккенна почувствовал: у него на макушке поднимаются волосы. Палочки и вправду были новые и составляли новые комбинации. Он поглядел на Малипаи. Старая скво, несомненно, также чуяла присутствие духов. Она явно была взволнована, встревожена, испугана. Ей хотелось продолжить путь, покинуть это беспокойное место, ускакать от него побыстрее и подальше. Однако она придержала коня, вглядываясь в сообщение палочек. Тем временем в общем молчании Маккенна исследовал почву вокруг Почты. И вновь он ощутил, как поднялись на затылке волосы: нигде не видно было ни свежих следов от лошадей, ни мокасинных отпечатков. Вообще никаких других следов пребывания земных обитателей вблизи одинокой пирамиды из наваленных камней. Он снова перевёл взгляд на сморщенную старую женщину племени апачей.

— Что ж, мать, — тихо спросил он, — можешь ли ты прочитать их?

— Да, — отвечала та — Могу.

— И что они говорят?

В ответ на его вопрос она долго изучающе смотрела на него, словно в последний раз проверяя на искренность. В конце концов, удовлетворённая, медленно проговорила:

— Первые палочки говорят «Спасибо».

— А другие, мадре?

Она обернулась к нему, сжав ссохшиеся губы.

— Другие палочки, Маккенна, — ответила она, — составляют знак Ножа.

Он поглядел на неё, не веря собственным ушам.

— Беш? — выдохнул он. — Ты хочешь сказать, что палочки говорят: «Спасибо — от Беша?»

Но старуха не ответила. Она повернула коня прочь, и вместе с Фрэнси Стэнтон погнала вьючных лошадей, торопясь к выходу из каньона Тыквенной Грядки. Там древние руины оросительных канав и обрушенных стен из кирпича-сырца ожидали их на нижних подступах к каньону. Светлого времени оставалось немного — как раз на то, чтобы до ночи проделать этот путь, затем благополучно миновать многоэтажную деревню и выехать из каньона прямо на старый тракт, ведущий к бывшему форту Уингейт.

Озираясь вокруг, Глен Маккенна поёжился. По непонятной причине ему не хотелось оказаться последним, покидая это залитое лавами, заброшенное место. Он пришпорил лошадь и быстро поскакал, догоняя остальных. В колдовской тишине кремнёвый звук от копыт низкорослого животного отозвался неожиданным гулом. Шум этот напугал пони. Он фыркнул и попятился, дрожа от страха. На ходу уговаривая, Маккенна успокаивал и выравнивал лошадь… но не сбавил темпа.

Он не подумал обернуться в седле, прощаясь с призрачной пирамидой из камня, с её потусторонним посланием из палочек — и с воспоминаньями.

Что же, может, оно было и к лучшему. Он так и не увидел призрачного всадника-индейца, застывшего на белом мустанге и поднявшего руку в прощальном жесте, принятом у чирикауа-апачей в знак братства и благословения.