Рассвет нерабочего понедельника – яркий, безоблачный, жизнеутверждающий – ничем не уступал рассвету вчерашнему, воскресному, и маленький Пеннфлит с восторгом потянулся ему навстречу, точно распускающийся цветок. Море заманчиво сверкало; лодки и яхты нетерпеливо приплясывали на волнах в ожидании пассажиров; по улицам плыл аромат кофе и жарящегося бекона. Машины стали съезжаться раньше обычного – рьяные туристы не желали упускать ни минуты последнего дня отдыха.
Анжелика, однако, проснулась с ощущением ужаса и с готовностью к бою. Эту стальную готовность ей пришлось выковывать всю ночь. Она встала и как была, в пижаме, тихо прошлась по дому. Ну конечно, все спят. Анжелика – единственная, кому надо на работу.
Она открыла дверь в спальню матери. Там царила кромешная тьма. Труди никогда не открывала тяжелых темно-фиолетовых штор. Анжелика с трудом пробралась через завалы одежды. Рядом с кроватью стояла переполненная пепельница; повсюду валялись пустые стаканы и чашки. Огромный телевизор на стене мерцал зеленоватым светом.
– Мам, – позвала Анжелика. – Подъем. Вставай. У Дилла в десять футбол. Ты должна его туда отвезти. И дать ему с собой бутерброды. – Ноль реакции. – Мам! Вставай!
– О, черт… Сегодня выходной. Отстань.
– Надо собрать Дилла. Сложить спортивную форму.
– Отвяжись. Не хочу вставать.
Анжелика сдернула с матери одеяло. Та вскрикнула и села. На Труди была ночнушка, едва прикрывающая зад; тонкие бретельки врезались в тело.
– Он ведь расстроится! – возмутилась Анжелика.
– Подумаешь, футбол.
– Для него это важно.
Школа устраивала сегодня специальную тренировку с участием игрока из клуба «Плимут аргайл». Дилл ждал ее не одну неделю. Джефф обещал его свозить, но где он теперь, тот Джефф?
Труди повалилась на кровать и накрыла голову подушкой.
Анжелика с отвращением швырнула сверху одеяло. Можно рвать и метать сколько угодно, – толку не будет. Ее мать – пустое место.
Позвонить, что ли, в отель и сказаться больной? Нет, ей нужны деньги. Долгие выходные – сверхурочная работа, двойная оплата. К тому же возле школы Дилла ее наверняка кто-нибудь увидит и сдаст. По закону подлости.
Анжелика стиснула кулаки, пытаясь унять злость, и, выскочив из спальни матери, пошла к Диллу – сообщить неутешительную новость.
В зеленеющем листвой Беркшире Ник проснулся от жужжания газонокосилки за окном. Они с отцом решили, что сегодня самый подходящий день для стрижки травы перед свадьбой. Никто ведь не хочет, чтобы во время торжества лужайка походила на голову новобранца. Так что откладывать дальше не стоит – к четвергу, когда планируется устанавливать шатер, трава как раз успеет подрасти.
Шатер… море гостей… Ник застонал и натянул на голову одеяло. Не помогло: перед глазами по-прежнему стоял огромный свадебный павильон – белоснежный, величественный. Ник даже мысленно разглядел стол и торт на нем – три яруса, фрукты, шоколад и, кажется, пышно взбитый белковый крем.
Свое внезапное вчерашнее возвращение Ник Джеральду никак не объяснил. Отцу хватило такта не допытываться, однако безошибочная родительская интуиция подсказала: сын о чем-то сильно переживает, но обсуждать свои проблемы не хочет. Старший Барнс, наверное, решил, что Ник во время мальчишника напился, подцепил в пеннфлитском яхт-клубе какую-нибудь красотку и теперь сгорает от стыда.
Эх, если бы! Ник с радостью променял бы то, что случилось на самом деле, на сотню невинных холостяцких грешков.
Под одеялом стало душно, он высунул голову и уставился в потолок. Надо вставать, идти на помощь отцу. Нечестно сваливать на него всю тяжелую работу, хоть Джеральд и обожает заниматься подготовкой к разным мероприятиям. В этом ему нет равных.
Изабель в этом тоже не было равных. Семейство Барнсов умело устраивать праздники, как никто другой. С Изабель подготовка к свадьбе стала бы настоящей радостью. Разумеется, Софи постаралась на славу, но мама сделала бы торжество исключительным, наполнила бы его тысячей незабываемых мелких штрихов – как это умела она одна, – которые всегда выделяли приемы Барнсов среди остальных. Может, Изабель была волшебницей? Или разгадка крылась в самом ее присутствии? В ее тепле, обаянии, великодушии, ее joie de vivre…
Сегодня Ник обедает с Софи. Им предстоит в который раз пройтись по бесконечному списку дел. Надо отдать Софи должное, она на удивление спокойна накануне свадьбы – от женатых приятелей Ник наслушался разных страшилок; тем не менее перспектива обсуждать резюме фотографов и решать, кто заберет подарки подружек невесты, наводила на него глухую тоску.
Он подошел к окну, отдернул занавески, заморгал от яркого солнца. В воздухе остро пахло свежескошенной травой. Интересно, продержится ли хорошая погода до субботы? И интересно, сколько раз за последующие несколько дней эта тема будет затронута в разговорах?
Ника погода не волновала. Ничуть. Наоборот, мысль о безоблачном субботнем дне и толпах гостей, на разные голоса щебечущих: «Ах, какая волшебная свадьба!» и «Ах, как вам повезло!», казалась невыносимой.
Отец понес очередную партию травы на компостную кучу за сараем. Ник вздохнул. Сейчас он пройдется пару раз туда-сюда по лужайке газонокосилкой, а Джеральда отправит заваривать чай. Потом примет душ и поедет на встречу с Софи.
В следующий раз они с ней увидятся у алтаря.
В «Приюте у моря» Анжелика сидела за регистрационной стойкой, глядя в никуда. Ей никак не удавалось избавиться от возмущения и обиды.
На то, чтобы утихомирить Дилла, ушло почти полчаса. Услышав, что попасть на долгожданную тренировку не получится, он впал в буйство: пинался, вопил, плакал. Анжелике понадобились все ее силы, чтобы не дать брату покалечить самого себя. Постепенно мальчик успокоился – после того, как она пообещала при первой же возможности свозить его на настоящий футбольный матч.
Теперь мать проваляется весь день в постели, а Дилл просидит дома перед телевизором. Хорошо бы сводить его вечером на пляж. Но где там… Работа заканчивается в семь. Вернувшись домой, Анжелика будет так измотана, что единственным ее желанием останутся душ и еда. Вряд ли хватит сил на то, чтобы тащиться в бухту Нептуна, которую так любил Дилл…
Особенно если учесть, что заниматься этим должна проклятая Труди.
Нечестно. Несправедливо. Сама Анжелика давно привыкла к материнским выкрутасам, но Дилл такого не заслуживает. Ему и без того сложно.
В противовес мрачному настроению Анжелики Клэр выглядела очень жизнерадостно. Она как раз общалась с парой, которую Анжелика переселила в лучший номер. Молодые люди уезжали домой и оплачивали счет.
– Надеюсь, вам у нас понравилось, – сказала Клэр.
– Очень, – ответила девушка. – Настолько, что мы даже планируем вернуться. Нам приглянулся тут один домик.
– Я очень рада. – Клэр свернула их квитанцию, вложила в конверт. – Удачи вам.
Парочка подхватила сумки и рука об руку вышла из отеля. Еще два довольных постояльца, отметила Анжелика. Конечно, получить такой номер за полцены! Дурацкое настроение… На самом деле она вовсе не завидует этим влюбленным за их удавшийся отдых, нет-нет.
– Разбуди, пожалуйста, моего ленивца, ладно? – попросила Клэр.
Анжелика слезла со стула и поплелась к лестнице. Нет, надо было сказаться больной. Сколько можно на ней ездить?! Она устала. Старая добрая Анжелика, на которую все рассчитывают, но на которую всем плевать. Клэр – с ее сверкающим бриллиантом на пальце и блистательным будущим – легко быть веселой и самоуверенной. Только на чьем плече она рыдала совсем недавно, когда жизнь дала трещину? Не на ее ли?
Она тяжело затопала по ступенькам. Черт-те что! А ей-то самой где найти плечо, на котором можно выплакаться? Ну где?
Пока они собирали вещи, Элисон показывала Челси на телефоне фотографии своего пса Монти. Они решили не оставаться в Пеннфлите, а ехать домой уже сейчас, не дожидаясь решения юридических вопросов.
– Это – спрингер-спаниель, – пояснила Элисон. – Он очень озорной и непослушный. Приходится водить его в специальную собачью школу.
– Я всегда мечтала о собаке, – призналась Челси. – Но мама не разрешала.
Колину пришлось отвернуться. Его переполняли чувства. Он представил, как Челси с Монти носятся друг за другом в саду – когда-то так же резвились Мишель и Райан. Неужели все получится?
Обязано получиться.
А если даже нет, если их с Элисон брак не выдержит и лопнет по швам, Колину по крайней мере больше не придется жить с чувством вины. Тайна вышла наружу. Теперь он сможет по-настоящему заботиться о Челси, обеспечить ей счастливую жизнь, дать все самое лучшее – все, что в его силах.
Жена с дочерью хихикали, разглядывая фото. На миг Колин почувствовал себя лишним. Элисон отлично ладила с детьми.
– Дамы, – позвал он. – Время не ждет. Пошли наслаждаться погодой.
Им захотелось нанять яхту. Колин не представлял, какой из него выйдет капитан. Но хоть будет чем заняться, пока Элисон с Челси завязывают отношения.
Он вытащил телефон, с тревогой глянул на экран. Вдруг Карен прислала сообщение: «Я передумала. Еду за Челси»?
Ничего. Колин облегченно вздохнул. Каждая минута молчания Карен забивала очередной гвоздь в крышку ее гроба. Колин добьется постановления суда, а в дальнейшем – дай бог! – и полноценной опеки. Он не горел желанием превращать это дело в грязную тяжбу, но, в случае чего, доказательств материнской несостоятельности Карен ему хватит. Конечно, гораздо лучше было бы решить все цивилизованно. Ведь Карен – мама Челси, они должны общаться.
Иллюзий насчет безоблачного будущего он не питал. Год-два – и дочь вступит в опасный подростковый возраст. Не пожалеет ли Колин о том, что взял ее к себе?
Ну уж нет! Не пожалеет ни за что на свете, как бы все ни обернулось. Челси – его плоть и кровь. Она заслуживает такой же жизни, какая досталась его законным детям. Заслуживает тех же возможностей, тех же шансов.
Он получил дочь – и теперь ее не упустит.
Колин застегнул и поднял чемоданчик Челси.
– Пойдемте. Выпишемся из гостиницы. Оставим вещи у портье, а позже заберем.
– А мы когда-нибудь сюда вернемся? – спросила Челси. – Мне так понравилось!
Колин огляделся. Странные получились выходные. Болезненные, нервные, сложные… Но сомнений нет, Пеннфлит – место необычное. И «Приют у моря» – тоже. Хорошая находка.
– Конечно, – ответил он.
Похоже, Колин никогда не научится говорить Челси «нет». Судя по насмешливому выражению лица Элисон, она подумала о том же.
А что в этом плохого?
Лука крепко спал.
– Эй! – принялась расталкивать его Анжелика. – Некоторые, между прочим, уже вовсю работают. Вставай.
– Сегодня утром ты неотразима, – открыл он глаза.
– Да пошел ты! – в сердцах выдохнула она и расплакалась.
– Что случилось? – встревоженно подскочил Лука.
Рыдающих женщин он не любил. Одно из несомненных достоинств Клэр – то, что она не заливается слезами при каждом удобном случае.
– Можно подумать, тебе не все равно, – всхлипывала Анжелика. – Тебе же плевать на всех, кроме себя.
– Неправда. – Лука погладил ее по руке.
– Не надо, – сказала Анжелика, закрыв глаза, но не отстранилась.
Его пальцы пробежались по ее волосам.
– Бедная, бедная Анжелика, – успокаивающе приговаривал он. – Кто тебя обидел? Ты сама не своя.
Она зажмурилась еще сильнее, пытаясь удержать слезы.
– Неужели ты не догадываешься, что для меня значишь? – звенящим от напряжения голосом наконец произнесла Анжелика.
– Значу для тебя? – рассмеялся Лука. – Конечно, не догадываюсь.
– Не смейся надо мной.
– Я не смеюсь. – Он похлопал по кровати рядом с собой. – Садись-ка. И объясни, в чем дело.
Она нерешительно потопталась на месте, затем, махнув рукой на голос разума, села. Лука откинулся на деревянное изголовье – волосы растрепаны, небритый. Его грудь на фоне белых простыней казалась золотистой. Анжелика втянула ноздрями воздух. Знакомый запах Луки проник внутрь, взволновал кровь. Показалось – сейчас она потеряет сознание.
– Ну так? – Лука выжидательно смотрел на нее.
Анжелика растерялась. Пожаловаться ему, как шефу? Облегчить душу, как перед другом? Или сказать правду?
– Я слушаю, – мягко произнес он и провел тыльной стороной ладони по ее обнаженной руке.
Это прикосновение лишило Анжелику последней силы воли. Шеф? Друг? Нет уж!
– Я думаю только о тебе, – призналась она. – Днем и ночью. Во сне и наяву. Ты со мной всегда. В мечтах…
– Вот черт!
Из глаз Анжелики снова полились слезы.
– Иди сюда. – Лука привлек ее к себе. – Не плачь.
Анжелика прислонилась к его груди, обмякла в крепких объятиях.
Господи, что она несет?! Просто все так по-дурацки сложилось. Бедняга Дилл. Чертова мамаша. Влюбленная парочка. Счастливый народ, наслаждающийся трехдневным отдыхом и целиком довольный своей судьбой, между тем как саму Анжелику не ждет впереди ничего, кроме разочарований и безысходности.
А вот теперь миг, о котором она столько мечтала, настал. Теплые руки Луки заскользили по ее ногам, выше, выше, забрались под юбку, потом – в трусики. Анжелика изогнулась и беспомощно шепнула:
– Не надо…
Бесполезно. Господи, сколько же она этого ждала! Как долго с собой боролась… Но сейчас ей так плохо… Нет сил сопротивляться. Она не устоит. Даже понимая, что поступает подло. Даже обрекая себя на дополнительные душевные муки.
Что ж… По крайней мере, Анжелика попробует, каково это. Узнает, чего была лишена. Жадные ладони Луки оказались у нее под рубашкой, обожгли кожу. Воплощение ее фантазий, самых сокровенных снов. Если ей суждено умереть сегодня, она умрет счастливой. Изнутри поднялся огромный, несокрушимый вал, накрыл Анжелику с головой.
– Не останавливайся, – взмолилась она. По лицу струились слезы.
– Ни за что… – Дыхание Луки стало прерывистым. – И не надейся.
Клэр, перескакивая через ступеньку, взлетела по лестнице. Да что ж такое, куда все подевались?! Дел по горло. Отель наводнили толпы гостей: одни хотят выпить кофе на террасе, другие – заказать столик на обед, третьи – посмаковать коктейль. А у нее, между прочим, не сто рук. Ей нужны Анжелика в холле и Лука на кухне, но оба как сквозь землю провалились. Клэр подошла к своей комнате. Анжелике, наверное, никак не удается разбудить Луку.
Клэр распахнула дверь, окинула взглядом открывшуюся сцену и почувствовала…
Ничего.
Ни злости. Ни ревности. Ни потрясения. Ни гнева.
Ни-че-го.
Она вышла, мягко прикрыв за собой дверь. Постояла на лестничной площадке. Ни звука. Лишь гулкий стук ее сердца. Адреналин. Реакция организма на стресс – «борись или беги».
Бороться она не станет. Не за что тут бороться. И как Клэр раньше не понимала? Ей ничего здесь не нужно. Пусть Лука забирает себе все, на здоровье. И удачи ему! Они не пропадут, Лука с Анжеликой. А Клэр не будет унижаться и воевать за трофеи. Гордость не позволит.
Так, время поджимает. Если она намерена получить то, чего действительно хочет, придется действовать быстро.
Клэр скатилась вниз по ступенькам, соображая на ходу. Брать с собой ничего не надо. Сумочка и ключи от машины – в кабинете. За остальным, если потребуется, можно прислать позже.
На первом этаже она помедлила перед номером Парфиттов. На какую-то долю секунды ее пронзило острое чувство вины. Учитывая то, что поведал Тревор, бегство Клэр ставит под угрозу их мечту. Она обязана если не извиниться, то хотя бы объяснить.
Клэр занесла ладонь для стука. Парфитты расстроятся, это понятно. Тут ей в голову пришла другая мысль. С какой стати она должна отходить в сторону и оставлять Луке все плоды своей тяжелой работы, не говоря уж об изначальных капиталовложениях?
Клэр посмотрела на часы, набрала побольше воздуха и постучала.
Дверь открыл Тревор и тут же расплылся в широкой улыбке.
– Клэр! – Он отступил в сторону, пропуская ее в номер. – Что привело тебя к нам? – В его взгляде мелькнула надежда. – Неужели ты готова поставить подпись?
Моника сидела у трюмо, заканчивала макияж. Распахнутые застекленные двери вели на балкон, за которым царил яркий, великолепный день. К горлу Клэр подкатил комок. Еще чуть-чуть – и она всего этого лишится.
– Нет, – ответила она. – Наоборот. Я пришла совсем с другим предложением.
Тревор и Моника вопросительно посмотрели на нее.
– Не хотите ли выкупить мою долю в «Приюте»?
Наступила тишина. Парфитты пытались осмыслить услышанное.
– То есть? – уточнил Тревор.
– Нам с Лукой принадлежит каждому по сорок процентов. Но… я хочу выйти из состава учредителей. У нас с Лукой все кончено.
– Господи! – Моника вскочила. На ней была белая атласная ночная рубашка с пеньюаром. – Что случилось? Помолвка… это же было только вчера… Ты выглядела такой счастливой!
Клэр посмотрела на кольцо. Дьявол, совсем о нем забыла! Она стащила его с пальца, нервно завертела в руках.
– Не хочу вдаваться в подробности, – ответила Клэр. – Я решила предоставить вам преимущественное право выкупа. И еще… Теперь я не смогу заняться отелем в Лондоне. Простите, пожалуйста. Знаю, как он для вас важен. Надеюсь, вы все-таки что-нибудь придумаете.
Тревор и Моника переглянулись.
– Что скажешь? – спросил он.
– Трев, милый, о чем речь! – Моника развела руками. – Мы же любим это место. Мы – его часть. А оно – часть нас.
Тревор перевел взгляд вдаль, за окно, прокручивая в голове предложение Клэр.
– Ладно, – наконец заговорил он. – Не стану лукавить – мы расстроены. Насчет Лондона. Это была наша мечта. Но тянуть тебя силой мы не можем. И да, в принципе, мы готовы выкупить твою долю.
– Спасибо. – Клэр протянула ему ладонь. – Обещаю не пропадать. Нам еще нужно будет обсудить детали.
– Мое рукопожатие эквивалентно контракту, – серьезно сообщил Тревор.
Клэр обернулась к Монике, собираясь пожать руку и той, но неожиданно утонула в белых атласных объятиях и облаке духов «Энви».
– Если захочешь поговорить, деточка, – услышала она, – обращайся без церемоний. Я всегда готова поделиться опытом. Понадобится совет…
На короткий безумный миг Клэр почувствовала искушение излить душу. Однако время не терпит. Она аккуратно высвободилась.
– Спасибо вам обоим огромное, – выдохнула Клэр и выпорхнула из номера, пока разросшийся в горле комок ее не задушил.
Хватит сожалеть о прошлом. Пора позаботиться о будущем. Если, конечно, еще не поздно.
Она кинулась к регистрационной стойке. Вокруг слонялись люди, ждали, когда им наконец уделят внимание, но Клэр и бровью не повела. Она нашла чистый конверт, сунула в него кольцо и нацарапала на карточке: «Надеюсь, квитанцию ты сохранил». Затем запечатала конверт, написала имя Луки.
К стойке подошел недовольный клиент, пожаловался на медленное обслуживание.
– Мы заказали всего лишь кофе. И ждем уже вечность.
– Портье сейчас подойдет. Ее… вызвал начальник.
Клэр сунула конверт в лоток для входящих документов, одарила гостя милейшей улыбкой, схватила ключи и сумочку и выбежала за дверь.
Тревор с тяжелым сердцем повернулся к жене.
Как-то она отреагирует на такие новости? Пока Клэр была тут, Моника держалась молодцом. Только бы это ее не подкосило. Гостиница в Лондоне давала ей силы жить.
К его удивлению, жена выглядела невозмутимо.
– Ты как? – спросил он.
– В порядке. Знаешь, по-моему, все сложилось просто отлично.
– Что?! – поразился Тревор.
– Если мы выкупим «Приют», я могу стать его управляющей. Набью руку, изучу азы. Здесь уже все налажено, так что проблем не будет. А потом, когда разберусь, что к чему, мы можем снова подумать о Лондоне. Уверена, тогда я уже справлюсь и сама.
Она улыбнулась. В глазах загорелся давно исчезнувший огонек, вытеснив наконец многолетний мрак. У Тревора, казалось, сейчас разорвется сердце. Моника гораздо сильнее, чем он думал.
– Как же я тобой горжусь! – сказал он и крепко обнял жену.
Лука рвал и метал. Куда, черт возьми, подевалась Клэр?! Она будто испарилась. Ключей от машины и сумочки нет. На звонки не отвечает.
– Что она себе думает? – прорычал он. – Бросила гостиницу без присмотра!
Вернулась Анжелика – Лука посылал ее посмотреть, есть ли на стоянке машина Клэр.
– Нет, – сообщила она.
– Это все ты виновата! – рявкнул он и схватил ее за руки, лицо потемнело от ярости. – Она, наверное, нас видела.
Его пальцы больно впивались в тело.
– Я? – спокойно возразила Анжелика. – Неужели?
– И что мне теперь делать?!
Лука бешено тряхнул девушку. За его спиной на лестнице показался Тревор.
– Отпусти ее сейчас же! И пальцем не смей больше тронуть.
– Не твое дело! – набычившись, огрызнулся Лука.
– Мое, – отозвался Тревор. – Именно что мое.
– Что тебе надо?! – Лука выпустил Анжелику и повернулся к Тревору.
– Клэр предложила нам с Моникой свою долю в отеле.
– Как это? Что за бред? Куда она вообще делась?
– Понятия не имею. Не сказала.
Лука застыл, точно соляной столб.
– В таком случае можешь забирать все, – наконец выдавил он и вышел на улицу.
– Как ты, милочка? – Тревор озабоченно посмотрел на Анжелику.
– Что теперь будет? – Она в отчаянии помотала головой.
– Не беспокойся. Он остынет и вернется. – Тревор говорил уверенно, без тени сомнений. – Я позову Монику, пусть тебе поможет.
– Я и правда виновата. – На глаза Анжелики навернулись слезы.
– Вряд ли. – Тревор ободряюще похлопал ее по плечу. – Что бы ни произошло сегодня, уверен, началось это гораздо раньше.
Клэр домчалась до Мимсбери меньше, чем за три часа. На следующей неделе ее наверняка завалят штрафами за превышение скорости. И хотя по дороге была уйма времени на размышления, Клэр ни разу не захотелось повернуть обратно, она ни разу не усомнилась в том, что делает.
Ее душа, ее сердце принадлежат Нику. Если он не ответит ей взаимностью, что ж… Клэр готова сама пробиваться в жизни. Начать все сначала – на собственных условиях.
Думать о Луке с Анжеликой не хотелось. Они сейчас не главное. Клэр не доставит им удовольствия – не станет устраивать скандал, не даст возможности оправдаться. Однако не думать не получалось. Причем предательство Анжелики ранило ее куда больнее, чем предательство Луки. Клэр вздрогнула. Она ведь поверяла этой девушке свои тайны. Вот оно, очередное доказательство: тайны – зло, они делают тебя уязвимой.
Отныне и навсегда – никаких секретов.
Клэр свернула с шоссе на узкую дорогу, ведущую в Мимсбери. Она не была здесь с того самого дня, когда сбежала в Саусалито – родители тоже вскоре переехали, – однако все вокруг казалось до боли знакомым. Вдоль обочины с сочной травой тянулись пышные живые изгороди, за ними то и дело мелькали утопающие в розах прелестные домики из красного кирпича. Клэр проехала по горбатому мосту над невозмутимым безмолвным каналом, миновала шлагбаум возле маленькой железнодорожной станции, где много лет назад произошла судьбоносная встреча. Нависшие над дорогой дубы образовали темный туннель; когда они наконец расступились, впереди возникла деревушка Мимсбери во всем своем великолепии. Прекрасная, как всегда, она выглядела, словно участница конкурса на звание образцовой деревни, с минуты на минуту ожидающая прибытия судей. Клэр машинально притормозила, еще не доезжая до знака ограничения скорости.
«Герб Мимсбери» ничуть не изменился. Если посильнее потянуть носом, наверняка можно уловить его запах: аромат догорающих поленьев, хмельного пива, мускусных духов Мэл, жареной картошки. От нахлынувшей ностальгии у Клэр слегка закружилась голова.
Она свернула за угол и увидела «Мельницу». Дыхание перехватило, как тогда, в самый первый раз. Вилла стояла спокойная и мирная в лучах летнего солнца, точно ждала Клэр; светло-красные кирпичи от жары подернулись дымкой. Выходя из машины возле дома, она вдруг почувствовала себя героиней телепередачи, за которой неотступно следует съемочная группа и каждый шаг которой сопровождается приглушенными комментариями за кадром.
Клэр пошла к двери, прислушиваясь к скрипу гравия. Господи, что она делает? Устраивает свое будущее, вот что. Ей пора двигаться дальше, к следующему этапу жизни – каким бы он ни был. Она позвонила. Внутри дома раздалось пронзительное треньканье. Какой назойливый звук… А вокруг идиллическая безмятежность… Наступила долгая тишина. Никого.
Такой поворот событий почему-то ей в голову не приходил. На Клэр обрушилось разочарование. Она отступила назад, принялась грызть ноготь. Что делать? Подождать в пабе? Задержка вдруг остудила ее, будто запал кончился. Клэр уже собиралась вернуться в машину, когда услышала скрип ручки. Дверь медленно открылась.
Джеральд. Причем, похоже, только что проснулся. Взъерошенный и растерянный, он часто-часто моргал от света, хлынувшего в прохладную темноту холла.
– Простите, ради бога. Я задремал в саду… – Хозяин дома вглядывался в гостью, явно ее не узнавая.
– Джеральд, – осторожно позвала она. Какой прием ее ждет? – Это я. Клэр.
За то время, что они не виделись, он как будто стал ниже ростом. Тщедушней. И поседел. Впрочем, прошло больше десяти лет, а в его возрасте десять лет – срок ощутимый. К тому же отец Ника заметно похудел, а это всегда старит.
Внезапно он улыбнулся, его лицо просияло. Мгновение – и перед Клэр уже прежний Джеральд, такой, каким она его помнила: весельчак, любитель вечеринок, обаятельнейший мужчина.
– Клэр! – с непритворной радостью воскликнул он и шагнул вперед.
Она позволила себя обнять и, пока мистер Барнс прижимал ее к себе, стояла тихо-тихо, как мышка.
– Девочка моя ненаглядная! – От избытка чувств он всегда впадал в некоторую театральность. – Какой сюрприз. Я потрясен. Но потрясен приятно. – Джеральд отступил на расстояние вытянутой руки и, продолжая держать ее за плечи, внимательно оглядел. – Входи. Как же я рад тебя видеть, ты не представляешь!..
Клэр вошла. Ее обступили знакомые стены. Ничего не изменилось. Старинные напольные часы, показывающие сейчас десять минут третьего, стояли на том же месте и тикали все так же громко и неумолимо. Пахло воском и кокосом от лежащего у входа коврика. А еще – или у Клэр разыгралось воображение? – фиалками. Она почти увидела – почти – сбегающую по лестнице Изабель, веселую, жизнерадостную, с распахнутыми объятиями…
– Давай, давай, проходи! – Джеральд тянул гостью в кухню.
Ошеломленная нахлынувшей тоской по утраченному, Клэр застыла в дверях. Здесь тоже все осталось прежним. Заваленный бумагами стол; пустые чашки, кусок тоста с пастой «Мармайт»; фотографии на стенах, вид за большими окнами. И запахи: пригоревшего на плите масла, сада за порогом, недавнего обеда, свежемолотого кофе…
Разве что беспорядка стало чуть больше, чем при Изабель. Не было цветов в эмалированных кувшинах. На тумбочке стояла бутылка молока, а сахар хранился не в сахарнице, а в обычном пакете, из которого торчала чайная ложка, – что привело бы миссис Барнс в ужас.
– Чем же тебя угостить? – Джеральд не утратил своего извечного гостеприимства. – Нет-нет, не отвечай. Лучшего повода для шампанского и не придумаешь…
Он с улыбкой посмотрел на Клэр, глаза сияли от удовольствия.
А у нее словно пропал дар речи. Внутри теснилось множество эмоций. Воспоминания о прошлом мешались с надеждами на будущее. Ни те, ни другие не могли перечеркнуть ощущения жуткой неловкости происходящего. Что сказать Джеральду? Как объяснить свое внезапное появление?
Впрочем, его это, похоже, не волновало. Он просто принял тот факт, что Клэр снова здесь. Подошел к холодильнику, достал бутылку. Как в старые добрые времена. Сколько раз она видела такую картину раньше! Джеральду даже не понадобилось согласие Клэр. Он, не сводя с нее взгляда, одной рукой ловко снял фольгу, вытащил пробку и разлил шампанское по бокалам.
– Я безумно счастлив тебя видеть, – произнес мистер Барнс. – Все эти годы я часто о тебе вспоминал. Гадал, как ты. Выглядишь хорошо.
– Так и есть… – Клэр кивнула. Ее голос больше походил на шепот.
Они чокнулись, выпили, и она наконец собралась с мужеством и заговорила.
– Я тоже о вас вспоминала. Часто.
Нет, это слишком! Слишком много воспоминаний. Лицо Клэр сморщилось.
– Простите меня… Простите, пожалуйста. За все.
– Девочка моя, тебе не за что извиняться. Ты ни в чем не виновата. Но мы не успели тебе этого сказать. Никто из нас тебя не винил. – Джеральд взял ее за руку, и Клэр вновь поразилась тому, как он постарел: ладони стали узловатыми, покрылись пигментными пятнами. – Никто ни в чем тебя не винит. С чего вдруг? Ты поступала по совести. Я лишь безумно сожалею о том, что все так закончилось. Это печалило меня чуть ли не сильнее, чем смерть Изабель. Ведь о том, что рано или поздно болезнь ее доконает, я знал давно – и успел смириться. Хотя мы никогда не говорили об этом вслух. В том-то, наверное, и была наша беда. Главная ошибка Барнсов – делать хорошую мину при плохой игре… – Он проникновенно посмотрел Клэр в глаза и улыбнулся. – Я рад, что ты приехала. Потому что не успел тебя поблагодарить. Ты подарила мне бесценные последние недели с Изабель. Волшебное получилось тогда Рождество. Если бы не ты, его бы не было. Ты помогла ей, вдохнула силы, и она смогла сделать так, как хотела.
Наконец-то бремя вины и горе, двенадцать лет камнем лежавшие на сердце Клэр, исчезли без следа. По щекам побежали слезы, Джеральд привлек ее к себе, и покой и облегчение, которые подарили ей эти объятия, оказались сладчайшим чувством на свете. Постепенно рыдания утихли, Клэр отстранилась, вытерла глаза и, смущенно рассмеявшись, пригубила шампанского – для храбрости.
– Так-то лучше, – заметил Джеральд.
Он отодвинул от стола два стула, усадил Клэр, сел сам.
– Так, а теперь рассказывай, как ты здесь оказалась.
– Ник не говорил, что встретил меня?
– Нет. – В глазах мистера Барнса вспыхнула тревога. – Он ужасно скрытный. Вернулся с мальчишника раньше положенного. Я так и понял – что-то случилось. – Он, спохватившись, глянул на Клэр. – Тебе известно о свадьбе?
– Да. – Она горько усмехнулась.
– Два последних месяца я старательно приводил в порядок сад. – Джеральд махнул рукой в сторону окна. – За несколько лет я его запустил, каюсь. Сад всегда был не столько моей вотчиной, сколько вотчиной Изабель. Я отвечал за лужайку, а она – за клумбы и розы. Теперь вот тешу себя мыслями, что она одобрила бы мои труды…
За окном действительно раскинулся образцовый английский сад: на легком ветру трепетали нежные пушистые соцветия, бледно-розовые и желтые пятна мешались с тысячей оттенков зелени. А посредине этой умиротворяющей, идиллической картины вился ручеек.
– Выглядит изумительно, – похвалила Клэр.
Она уже настолько пришла в себя, что стала замечать то, на что не обратила внимания раньше: разные мелочи, свидетельствующие о подготовке к свадьбе. В углу кухни стояли коробки с бокалами. На стене висел список гостей. На столе возвышалась стопка дисков, из которых кто-то делал подборку музыки на аймаке – Недоросль, наверное, он всегда был музыкальным гуру.
Компьютер оказался единственным новшеством на кухне. В остальном она осталась такой же, как прежде.
Джеральд стоял в дверях, глядя в сад. Должно быть, вспоминал многочисленные праздники, которые устраивали Барнсы, видел тени гостей, танцующих на лужайке.
– Мне хотелось, чтобы Нику понравилось, – сказал он. – Чтобы вышло не хуже, чем у Изабель.
В ушах у Клэр зашумело. Господи, что она здесь делает?! Она сошла с ума, решив, будто может нагрянуть сюда и отменить чью-то свадьбу лишь на том основании, что они с женихом когда-то были друг в друга влюблены. Ник – ее прошлое, а не будущее. Клэр не сумеет изменить ход событий. И у нее нет на это ни малейшего права.
Она встала.
– Мне пора. Я здесь проездом. Просто захотелось поздороваться. Надеюсь, все пройдет хорошо…
– Нет, не уезжай. – Джеральд, нахмурившись, повернулся к ней. – Ник расстроится, если тебя не застанет. Посиди еще немного.
– Не могу, правда. – Она лихорадочно искала в сумке ключи от машины. – Была очень рада вас повидать…
Джеральд выглядел озадаченным. Нужно сбежать, пока он не начал задавать вопросы. Клэр подошла к нему, поцеловала в щеку и повернулась к выходу. Мистер Барнс придержал ее за локоть.
– Клэр, зачем ты приезжала?
Она молча помотала головой, опасаясь голосом себя выдать. Бегом, бегом в машину! Только куда ехать? Может, к родителям? Они обрадуются и не станут донимать расспросами… Клэр высвободилась, рванула в сторону холла.
И в дверях столкнулась с Ником.
Они уставились друг на друга.
– Я уже ухожу… – пробормотала Клэр. – Хотела… пожелать удачи. Со свадьбой…
– Что происходит? – Джеральд переводил взгляд с сына на Клэр.
Ему никто не ответил. Ник шагнул в кухню, к Клэр, не сводя взгляда с ее лица.
– Свадьбы не будет. – Сердце Клэр оборвалось. – Я отменил свадьбу. И только что сообщил об этом Софи.
Клэр ахнула и зажала рот рукой.
Ник осунулся и выглядел усталым, будто всю ночь не спал.
– Я проснулся утром и понял… Ты – единственная, кого я любил. Софи… замечательная, но между нами нет и не было этого… – Он беспомощно помахал рукой, не в состоянии объяснить словами. – Не знаю, как назвать. Главного. Того главного, что было у мамы с папой. Ощущения «они созданы друг для друга». У некоторых пар оно есть, у некоторых – нет.
Он помолчал, глядя на Клэр.
– Я признался Софи, что не могу на ней жениться. Что не могу жениться на ней, любя другую. Даже если этой другой я не нужен.
– Нужен! Мы с Лукой… У нас все кончено. Я приехала тебе сказать… а вдруг… вдруг есть шанс…
Они оба сделали шаг вперед и оказались почти рядом.
– А я собирался вернуться. Прыгнуть в машину и мчаться к тебе. Умолять тебя подумать еще раз. Но ты меня опередила.
Он схватил ее и прижал к себе.
– Извините. – Джеральд смущенно кашлянул. – Я, пожалуй… пойду уберу газонокосилку.
Клэр с Ником не заметили, как он выскользнул в сад. Они обнимались. Молча, даже не целуясь. Просто крепко держали друг друга – чтобы больше никогда не потерять.
Тревор оказался прав. Как он и предсказывал, через несколько часов Лука вернулся, злой и мрачный, и направился прямиком в офис.
Анжелика принесла ему коньяк. Лука сидел за столом Клэр, глядя в никуда.
– Спасибо. – Он одним глотком влил в себя спиртное. – И извини. Я вел себя непростительно.
Прозвучало натянуто – Лука не привык просить прощения, – но все же это была оливковая ветвь.
– Все нормально.
– И еще. Можешь считать себя временно исполняющей обязанности управляющего.
Гуляя, он, видимо, обдумывал, что делать дальше, и пришел к выводу, что без Анжелики не обойдется.
– В таком случае, – заявила она, – повысь мне зарплату.
– Держи карман шире, – огрызнулся Лука.
– Ладно, – пожала плечами Анжелика. – Тогда найди кого-нибудь другого. Только не рассчитывай, что я стану вводить новичка в курс дела.
Она посмотрела на него сверху вниз. Каким-то волшебным образом чары разрушились. Его власть над ней кончилась. Он перестал быть предметом ее грез. Анжелика получила то, что хотела; ее мечта осуществилась. И Лука теперь казался ей обычным. Даже хуже, чем просто обычным: слабым, глупым и не очень хорошим человеком, хоть и завернутым в соблазнительную упаковку, которая свела ее с ума.
Чувствовала ли она себя виноватой за то, что предала Клэр? Нет. Клэр всегда знала, что Лука ей не пара. Она не нуждалась в доказательствах, но Анжелика все равно их предоставила.
Если бы этого не сделала она, нашелся бы кто-нибудь другой.
Анжелика оказала Клэр услугу. Помогла последовать зову сердца.
– Вперед. – Она забрала у Луки стакан. – Возвращайся на кухню. Нечего тут киснуть и оплакивать свою судьбу.
Анжелика вышла из кабинета. Хотел ее использовать? Как бы не так! Если ей повысят жалованье, она съедет от матери. Найдет себе с Диллом квартиру. Даст ему все, чего он заслуживает. Будет непросто, но с деньгами Анжелика справится.
Им с Диллом никто больше не нужен.
Клэр с Ником, держась за руки, гуляли по Мимсбери. Ей казалось, будто она никуда и не уезжала. Будто ей снова восемнадцать.
Они подошли к церкви. Ник открыл калитку, повел Клэр по дорожке через красивое церковное кладбище. Самые старые и потерявшие устойчивость каменные плиты были заботливо уложены на землю; трава острижена до идеальной длины: не слишком коротко, но и не слишком длинно – чтобы не казаться запущенной и не заглушать проглядывающих тут и там полевых цветов. В деревьях щебетали птицы, в воздухе стоял душистый аромат. Лучшего места для упокоения и не придумаешь, именно так оно и выглядело – пропитанное покоем.
Надгробная плита на могиле Изабель была сделана из чистого белого мрамора с высеченными на нем, словно написанными от руки, буквами: имя, дата рождения и дата смерти. Никаких ненужных украшений или сантиментов.
– Она не одобрила бы чего-то броского и вульгарного, – сказал Ник.
– Конечно, не одобрила бы.
Клэр, опустив голову, остановилась у могилы. Не хотелось ни говорить, ни молиться. Хотелось лишь вспоминать – безо всякого чувства вины – живую, яркую, удивительную Изабель, прекрасную жену и мать. Застыв посреди этого кладбищенского безмолвия, нарушаемого лишь пением птиц да шепотом ветра в вышине, Клэр наконец-то впервые за много лет почувствовала спокойствие и умиротворение. Дай бог, чтобы Изабель – где бы она сейчас ни находилась – ощущала то же самое. Может, мама Ника и поступила в свое время не совсем правильно, но она, безусловно, заслуживает того, чтобы покоиться с миром.
– Я до сих пор по ней скучаю, – нарушил тишину Ник. – Скучаю каждый день. И все время мечтаю, чтобы она была жива…
– Иди ко мне. – Клэр обняла его покрепче, деля боль Ника на двоих.
У Изабель были очень близкие отношения с мальчиками, сильная, неразрывная связь. Когда-нибудь, если у Клэр появятся собственные дети, она постарается стать такой же чудесной мамой.
– Думаю, мама счастлива, что ты наконец к ней пришла. – Голос Ника, зарывшегося лицом в плечо Клэр, звучал глухо. – Ты ведь знаешь, как она тебя обожала.
– Надеюсь, я смогу быть ее достойна, – отозвалась Клэр. – Хочу, чтобы из меня получилась такая же хорошая мама.
– Получится. Я точно знаю – получится…
По дороге к «Мельнице» они почти не разговаривали – не хотелось словами разрушить чары. Клэр устроилась в саду у реки, под плакучей ивой, а Ник пошел в дом приготовить чай.
Пока закипала вода, Ник поднялся к себе в спальню и открыл ящик трюмо. Там лежала маленькая коробочка. Внутри было кольцо. Обручальное кольцо Изабель. Она оставила его Нику вместе с запиской:
Надеюсь, это кольцо подарит твоей любимой столько же счастья, сколько оно подарило мне.
Он залюбовался игрой света на бриллиантах. Ник хорошо помнил кольцо на мамином пальце. Она никогда его не снимала.
Он не подарил его Софи. После предложения они вместе поехали в небольшой ювелирный магазин в Сэндлфорде, где невеста выбрала то, что ей понравилось. Нику почему-то казалось неправильным отдать Софи кольцо Изабель. Все это время оно пролежало в ящике его трюмо.
Мама предназначала его для Клэр. Ник не сомневался. Однако сегодня делать предложение не стоит. Им обоим нужно время, чтобы прийти в себя после таких важных поступков – расставания с Лукой и Софи. Позови Ник Клэр замуж сегодня, это выглядело бы неуместно. До неприличия поспешно. Кольцо ждало двенадцать лет. Подождет еще немного. Как счастлива была бы Изабель, узнав, что оно наконец обретет достойную владелицу.
Ник захлопнул коробочку и сунул ее назад в ящик. Вернулся в кухню, заварил чай, выложил на тарелку шоколадное печенье.
Спустя десять минут он вышел в сад. Клэр, свернувшись калачиком на одеяле, крепко спала, согретая лучами солнца. Ник поставил поднос на траву и сел рядом. Через несколько минут он тоже крепко спал.
Выходные выдались долгими.