Слушай, моя родина!
«Правда» 25/I 1937 г.
Виктор Гусев
Фашистские псы!
Когда я вошел в зал суда, — первое, что мне бросилось в глаза, — волчьи взгляды подсудимых. Гладко выбриты, одеты в хорошие костюмы, а глаза зверские. Лившиц повернулся, заметив нас, железнодорожников, и злая, предательская гримаса исказила его лицо. Так смотрит из клетки пойманный шакал.
Началось чтение обвинительного заключения… Какие чудовищные, кошмарные преступления совершили эти люди! Торговали священной нашей землей, продавались германским и японским фашистам, — устраивали взрывы, отравления рабочих, крушения, готовили войну на СССР… Мне казалось, что они будут отрицать, отпираться. Но улики неопровержимы. И они один за другим поднимаются и говорят:
— Признаю!..
Допрашивается Пятаков. Этот обер-бандит, главный холуй Иудушки-Троцкого, прямо, ничуть не смущаясь, рассказывает, как он подготовлял пожары, взрывы, убийства рабочих и покушения на наших дорогих вождей. Только прожженный уголовник, шпион, у которого нет ни стыда, ни совести, может так говорить о таких вещах.
— Кто был организатором покушения в Москве?
Пятаков без всякой заминки отвечает:
— Я.
А Радек, эта склизкая змея, эта продажная шкура, прямо так и говорит, что они на одном убийстве Сергея Мироновича Кирова не думали остановиться, что им нужно было много крови.
— Троцкий торопил нас, — говорит Радек. — Он требовал скорее свергнуть советскую власть, потому что с каждым днем растет любовь к Сталину, крепнет СССР…
Потом Пятаков хладнокровно рассказывает, как они стягивали свою шайку к центру, чтобы нанести нам предательский удар, вонзить нож в спину.
Изверг Пятаков, потерявший человеческий облик, спокойно говорит, как Троцкий присылал ему письма и как в беседе с ним в Осло он требовал спешить с убийствами, с террористическими актами против руководителей партии и правительства, против самого родного, самого дорогого для нас человека, — солнца и счастья нашего; против Сталина, против его ближайших помощников. Троцкий велел своей банде спешить, скорее проливать кровь, так как растет новое молодое поколение, которое всей душой поддерживает советскую власть, свою могучую родину, и если дело затянут, троцкисты будут раздавлены.
— Торопитесь! — кричал Иудушка-Троцкий. Он знал, что готовится война и вся его надежда на фашистов. Только через них, при их победе и при нашем поражении, при гибели миллионов рабочих и крестьян может он притри к власти. И он, конечно, недоволен, что мало убийств, мало диверсий. У него уже готов договор с немецкими фашистами и с японцами, он уже с ними выработал условия, чтобы получить власть из их рук. Он уже сторговался уступить Украину германским фашистам, а Приморье и Приамурье — японским генералам… Он со своей шайкой должен был подготовить поражение нашей родины в войне…
— Взрыв и поджог Кемеровского комбината по заданию Пятакова мы должны были совершить в первый день войны, — говорит подсудимый Норкин.
А Пятаков дополняет:
— Да, это задание было дано Норкину в полном соответствии с директивой Троцкого, который возмущался тем, что я и Радек проявляем, по его мнению, недостаточную решительность во вредительстве.
Троцкисты, мечтая притри к власти на штыках немецких и японских фашистов, понимают, какое значение имеет наш железнодорожный транспорт, наше транспортное машиностроение. Поэтому Пятаков дает задание своей шайке вредить в строительстве Уралвагонстроя, того завода, который должен дать транспорту столько же вагонов, сколько дают сейчас все вагоностроительные заводы СССР. В течение пяти лет агент-вредитель, начальник этого строительства Марьясин, делает все, чтобы завод не был готов. Сперва задерживает строительство одного цеха, потом другого, а главный цех — сборочный — так и не был построен Марьясиным. Но потом, когда цех уже был готов, началось вредительство в эксплоатации завода. Заводились склоки, чтобы только сорвать выпуск вагонов.
Враги хорошо знали, какое значение имеют железные дороги. Поэтому на железных дорогах, в первую очередь на дорогах Востока и пограничных, расставляются вредители во главе с этим подлейшим Лившицем. Это он непосредственно руководил Князевым, Тур оком, Богуславским и другими бандитами, которые выполняли диверсионную, вредительскую работу. Задание им давали он и японская контрразведка.
Много было на свете преступников, злодеев, убийц. Но таких мерзавцев, таких негодяев я никогда еще не знал.
И эти люди хотели восстановить капитализм, посадить на нашу шею тех самых буржуев, которых мы прогнали в 1917 году, отдать врагу все, за что мы пролили кровь лучших людей рабочего класса, посадить на нашу землю хозяевами германских и японских фашистов! Они продавали Украину и Сибирь…
Это троцкистская банда убила Сергея Мироновича Кирова, любимого героя, — непоколебимого большевика. Это она убила десятки рабочих в Кемерове и в Горловке, устраивала взрывы и обвалы в шахтах, проливала кровь молодых красноармейцев, сынов нашей родины, на ст. Шумиха. Это она пускала под откос поезда, убивала десятки железнодорожников, устраивая крушения и аварии. Но этим убийцам еще мало крови десятков и сотен людей. Они готовили ряд вредительских актов, диверсий, поджогов, чтобы ударить нас, как только начнется война, которую готовят их хозяева из германского и японского генеральных штабов.
Когда Пятаков начал рассказывать, как они тормозили выпуск цветных металлов, особенно меди, я, машинист-кривоносовец, сразу вспомнил, сколько трудностей пришлось нам преодолеть из-за этого. Встанет, бывало, в обточку паровоз, а меди нет, ремонтировать нечем. Ждут, пока поступит медь, или снимают с другого паровоза. Срывается кривоносовская езда… Снижается заработок…
На каждом шагу эти негодяи ставили нам палки в колеса, все делали, чтобы сорвать нашу работу, — нашу счастливую жизнь. А на словах распинались в любви ж стахановцам-кривоносовцам, как это неоднократно делал тот же Лившиц. И тут же, подлец, продавал родину, давал указания Князеву и Туроку устраивать крушения, срывать стахановско-кривоносовское движение на транспорте…
Фашистские псы!
И мы им ответим как следует. Мы им покажем нашу силу, силу нашей родины. Мы покажем чудеса социалистического груда, доблести и героизма.
Рядом со мною в зале суда сидели котельный мастер паровозного депо в Московско-Киевской тов. Тараканов и кузнец депо Унеча тов. Зусман. И они сказали мне: «Пойдем в свои депо, на станции, на дороги, расскажем о процессе и призовем наших товарищей ответить на предательство троцкистской банды огромным подъемом великого нашего труда».
Раздавим гадину и будем продолжать свой путь вперед, к коммунизму!
Г. А. Горбань, машинист депо Пенза Ленинской дороги, делегат Чрезвычайного XVII Съезда Советов РСФСР
«Гудок» 24/I 1937 г.
Они хотели распродать нашу Родину
Я просидел весь день в зале суда.
Изменник и подлец Пятаков рассказывал, как жгли заводы, вредительствовали в коксохимической и цветной промышленности. И чем полнее разматывались гнусные планы троцкистов, тем тяжелее было усидеть на месте, хотелось вскочить и прикончить этих мироедов, гадюк.
В свое время я немало расстрелял своей рукой белогвардейцев-офицеров в Ярославле. Так и теперь рука бы не дрогнула — перестрелять всю эту троцкистскую нечисть. Я слушал то, что говорили изменники и предатели родины, смотрел на их звериные морды, а душа все больше наполнялась гордостью за то, что, несмотря на безмерные преступления изменников, родина наша бодро глядит вперед, народ богатеет, промышленность крепнет на зависть и страх фашистам.
Нет, никогда не бывать фашистам на нашей земле, никогда не сбыться планам и надеждам их агента Троцкого. Безмерна сила советского рабочего. Как сталь, крепка наша партия.
Я работаю на заводе с 1908 года. В 1930 г. правительство наградило меня орденом Трудового красного знамени. И за наш завод, за нашу родину мы стальным молотом размозжим голову всем гадам и ядовитым паукам, которые осмелятся посягнуть на нашу свободу, на нашу партию, на наших вождей!
Из статьи А. К. Гладышева, орденоносца — рабочего московского завода «Серп и молот»
«Правда» 24/I 1931 г.
Покупатели и продавцы
Рис. Бор. Ефимова
(«Известия» 26/I 1937 г.)
Никогда в жизни так не волновался
Многое пережил я на своем веку. Участвовал в октябре 1917 г. во взятии Зимнего дворца. Дрался с Юденичем под Петроградом. Партизанил в тылу у Колчака. Но никогда в жизни не волновался так, как вот сейчас. Сижу в зале суда и весь трясусь, как в лихорадке. Нет возможности терпеть! До чего дошли, окаянные! Страну нашу распродавали, за вождями нашими охотились, рабочих газами травили, детей убивали, добро наше народное уничтожали!
Слушаю, как эти вот, которым и имени никак не подберешь, хотели посадить нам опять на шею капиталистов. Встают перед глазами наши Березники. За годы сталинских пятилеток создан там гигантский комбинат. Как из-под земли, вырос новый, социалистический город с большими каменными домами, с асфальтированными и озелененными улицами, Дворцам культуры, с звуковым кино, с тремя новыми школами, подобных которым, пожалуй, и в Свердловске не сыщешь.
Благосостояние наших рабочих растет с каждым днем. Я еще в 1935 г. зарабатывал 400 руб. в месяц, а сейчас — 800 руб. Дети мои интеллигентами при советской власти стали. Сын окончил Промакадемию, дочь — преподавательница средней школы.
Жизнь на каждом шагу дает мне чувствовать, как правильно и справедливо я поступил, когда, послушавшись большевиков, пошел с винтовкой в руках драться за власть советов. А бандиты и шпионы, которые сидят сейчас передо мной на скамье подсудимых, пытались с молотка распродать наши социалистические заводы, наши социалистические города, нашу прекрасную социалистическую родину.
Вполне уверен, что Верховный Суд выполнит твердую волю всей страны и сотрет троцкистскую мразь с лица советской земли.
Яков Михайлович Дружинин, мастер химического комбината имени Ворошилова
«Известия» 26/I 1937 г.
Мерзавцы просчитались!
Мне, присутствующему на суде, рабочему человеку, совершенно ясно, какие злодейства готовили отребья человечества, сидящие сейчас на скамье подсудимых. У них было одно желание — погубить, потопить в крови трудящихся нашу прекрасную социалистическую родину. Они сговаривались с худшими врагами рабочего класса — германскими фашистами, с японской фашистской военщиной. Они готовились продать Советскую Украину в рабство германским оккупантам, они отдавали Приморье и Приамурье японским интервентам. На многих фабриках и заводах, на транспорте они организовывали вредительство, душили рабочих в шахтах, пускали под откос эшелоны с нашими доблестными красноармейцами.
Сегодня троцкист Серебряков рассказывал, как они искусно маскировали вредительство «предельными» нормами, пока тов. Каганович не разогнал банду вредителей, пока стахановцы транспорта на практике не показали вздорность установленных вредителями «предельных» норм.
Троцкисты в течение последних лет организовывали ряд покушений на жизнь товарищей Сталина, Ворошилова, Кагановича, Орджоникидзе и других наших руководителей. Они убили тов. Кирова, причем сидящие на скамье подсудимых члены антисоветского троцкистского центра задолго до убийства знали, что оно готовится, некоторые из них, как, например, Сокольников, даже знали, что убийство Кирова готовили Николаев и Котолынов под руководством Бакаева. Банда троцкистов совершила ряд гнуснейших в истории злодейств, уже успела нанести ущерб нашей родной стране.
Но то, что им удалось совершить, очень незначительно по сравнению с теми широкими злодейскими замыслами, которые они вынашивали вместе со своими хозяевами из гестапо, германского и японского генштабов. Слушая показания этих подлейших из подлецов, с трудом представляешь себе, как много крови могли бы пролить эти бандиты, если бы им удалось осуществить свои преступные планы. Сколько людей было бы истреблено ими с помощью иностранных интервентов на нашей советской земле! Они хотели ускорить нападение на Советский Союз, они готовили массовое истребление трудящихся нашей страны, они хотели покрыть наши поля трупами рабочих и колхозников. При помощи диверсионных актов, взрывов, железнодорожных катастроф, подлых убийств из-за угла готовили смерть лучшим людям нашей родины — стахановцам, которые на всех участках социалистического строительства — в промышленности, на транспорте, в колхозах — показывают блестящие образцы подлинно большевистской работы.
Мне, рабочему человеку, хочется оказать громко, на весь мир: просчитались эти мерзавцы! Рабочие и колхозники нашей страны выросли, их не загонишь опять под ярмо капитализма. Они любят свою страну, потому что они любят жизнь, они никому не позволят торговать своей великой родиной.
Я говорю это не только от себя. Но я уверен, что весь коллектив фабрики «Скороход», весь рабочий класс СССР исполнен такой же яростной ненавистью к банде троцкистских шпионов, диверсантов, убийц и предателей нашей прекрасной родины.
Н. С. Сметанин, стахановец-орденоносец Ленинградской фабрики «Скороход»
«Правда» 25/I 1937 г.
Слово матери
Я пришла на процесс почти прямо из Кремля, из зала заседания Чрезвычайного XVII Всероссийского Съезда Советов. Там один за другим выходили на трибуну представители, съехавшиеся со всех концов необъятной нашей страны. Все они говорили о радостной, счастливой жизни, которую дали всем нам — рабочему и колхознику, свинарке и академику, русскому и бурят-монголу — партия и советская власть.
А тут, на скамье подсудимых, эти негодяи, эти шпионы, эти убийцы, не краснея, рассказывают о том, как они нас хотели лишить всего того, чего мы добились за 19 лет революции, как они торговали нашим счастьем, нашей свободой, как продавали нас злейшим врагам.
Мне пошел сейчас 55-й год. Тридцать шесть лет работаю уже на производстве. До революции не знала ни одного светлого дня. В 4 ч. 30 м. утра уходила на завод и до позднего вечера за гроши надрывала там свое здоровье, обогащая хозяев.
Я родила двенадцать детей, а вырастила только троих. Остальные погибли от недоедания, от плохого ухода, от отсутствия медицинской помощи. Девять моих детей пожрал капитализм. Разве это можно забыть? Разве это можно простить? Разве забуду я когда-нибудь, как мой годовалый Петенька, больной воспалением легких, метался в жару, а мастер отказался отпустить меня к нему да еще изругал при этом? Вернулась я тогда с завода после работы домой и нашла только остывший трупик своего мальчика.
После революции я осталась вдовой с тремя уцелевшими детьми. Муж погиб в гражданскую войну в радах Красной Армии под Орлом. Советская власть помогла мне поставить детей на ноги. Сейчас мы живем все вместе: я, трое дочерей, из которых две замужние, их мужья, пятеро внучат. Живем как нельзя лучше: зажиточно, весело, радостно. Внучата один другого крепче и здоровее.
До революции я никогда не обращала внимания на свое здоровье. Думала: «заболею, умру — тем лучше. Раньше перестану эту проклятую лямку тянуть». А теперь чуть-что — немедленно к врачу обращаюсь. Жить страсть как хочется!
И все это, мою счастливую старость, счастливое детство моих внучат, хотели отнять предатели, звери из антисоветского троцкистского центра. Не вышло это! Наше правительство, наш Сталин окружены стальной стеной партийных и непартийных большевиков, которую никому не удастся разрушить.
Я — женщина, я — мать, я — бабушка. Но ни на одну секунду не дрогнула бы у меня рука, если бы мне поручили привести в исполнение беспощадный приговор, который должен вынести всем им Верховный Суд!
Мария Михайловна Васильева, работница завода «Красный треугольник», делегатка Чрезвычайного XVII Всероссийского Съезда Советов
«Известия» 25/I 1937 г.
Колесо истории не повернуть назад!
Два неизгладимых, но прямо противоположных чувства волнуют меня сейчас. Я был послан в Москву рабочими котельного цеха Куйбышевского затона имени Янсона на Чрезвычайный XVII Всероссийский Съезд Советов. Там, в Кремле, я видел лучших представителей народа, которые в тесном единении с любимыми вождями утверждали сталинский закон новой, полной счастья и радости жизни — Конституцию. Вместе со всеми я чувствовал себя хозяином страны.
И вот прямо со Съезда я попал в этот зал, где вершится пролетарское правосудие над ничтожной кучкой взбесившихся фашистских наймитов, изменников нашей великой родины, поднявших руку на руководителей партии и правительства. Преодолев чувство гадливости, которое вызывает самый вид этих бандитов, я остался на процессе.
Трудно сдерживать ненависть, которая закипает в моем сердце старика-рабочего, отдавшего производству 43 года своей жизни, когда видишь и слушаешь эту мразь. Даже ее верится, как это они могут еще смотреть в глаза людям, рассказывая о своих жутких и гнусных преступлениях. Это — люди не нашей страны. Это — фашистские наймиты.
Два дня я слушал показания Пятакова, Радека, Сокольникова, Серебрякова — изуверов, хладнокровно подготовлявших и осуществлявших убийства, взрывы шахт, крушения поездов, договаривавшихся с фашистами о распродаже нашей страны. Они хотели повернуть назад колесо истории. Они призывали войну на головы миллионов честных тружеников, благословляющих своего любимого друга и учителя Сталина. Свободные народы нашей родины они хотели отдать в рабство фашистским державам.
Я слушал покаянные речи этих вконец изолгавшихся, трижды презренных двурушников и бандитов, и у меня возникло вот какое сомнение: не все они говорят, не всех сообщников назвали члены этой преступной банды. Был объединенный троцкистско-зиновьевский центр. Судится параллельный, «запасной». Но надо хорошенько покопаться всем нам, не остались ли еще где их проклятые корни.
М. А. Блузман, мастер котельного цеха затона им. Янсона, г. Куйбышев
«Известия» 25/I 1937 г.
Их руки в крови наших товарищей
Мы — группа рабочих Уральского завода — входили в зал судебного заседания с чувством величайшего негодования к презренным троцкистам. Когда в зал ввели троцкистских гадов, я еле сдержал свое возмущение. Они шли с наглым спокойствием — эти шпионы, диверсанты и убийцы рабочих, стократ проклятые изменники родины.
Когда я слушал обвинительное заключение, мое сознание, мое сердце накалялись неслыханной злобой. Мерзавцы, предатели! Они хотели вернуть нам старый, буржуазный порядок. Они распродавали родину. В звериной злобе и ненависти к социализму, к его успехам в СССР, к нашей любимой партии они посягали на наш мозг и сердце, они замышляли убийство великого Сталина.
Я — рабочий Кировоградского медеплавильного завода. Мне хорошо известно, с какими трудностями развивалась медеплавильная промышленность. И вот я услышал, как вредитель, фашистский прислужник Пятаков сказал:
— В медной промышленности дело сводилось к тому, чтобы прежде всего снижать производственные возможности действующих медных заводов… На Калатинском заводе обогатительная фабрика все время работала скверно, там также шло вредительство…
Калатинский завод — это наш Кировоградский завод. У нас хорошие производственные кадры, преданные родине люди, и, несмотря на вредительство, начиная с 1934 года, каждый год мы выполняем план, вдвое увеличили выпуск продукции и выполнили обещание, которое дали в прошлом году товарищу Сталину. Нам пришлось преодолеть неслыханные трудности. Завод часто оставался без руды и без угля. На обогатительной фабрике беспрерывно происходили аварии. Было большое количество несчастных случаев. Теперь нам понятно, кто был виновником этих аварий. Никогда не забыть нам рабочих, которые погибли во время этих «случайных» аварий. Однажды кто-то включил транспортер, на котором находился ремонтный рабочий. Его быстро втянуло и перемололо гигантскими шестернями.
Проклятые выродки! Ваши руки в крови этого рабочего!
В 1933 году мне вместе с моей комсомольской бригадой удалось установить европейские рекорды по проплаву шихты. Но теперь понятно, почему руководство Уралсредмеди, возглавлявшееся вредителем Колегаевым, работавшим по указке Троцкого и Пятакова, никак не поддержало нас в борьбе за высокую производительность труда.
Мерзким изменникам не у кого искать сочувствия. Взрывая шахту в Кемерове, устраивая железнодорожные катастрофы, они думали озлобить народ против советского правительства. Слепцы! Злоба народа обрушивается на их подлые головы.
Для них жизнь рабочих не стоила копейки. И Радек, три месяца упорствовавший, не желавший выдавать «своих», как и его сообщники, был готов утопить в крови миллионы рабочих.
Пятаков, Радек и компания не могли не чувствовать силу нашей родины, ее растущее могущество. Они признались на процессе, что их хозяин — господин Троцкий — недооценивал силу Красной Армии. Они и сами недооценивали великую силу советского трудового народа, руководимого большевистской партией.
Они уже не увидят, но они не могут не чувствовать, мерзавцы, что в ответ на их вредительские действия мы, рабочие-стахановцы, отдадим все силы родине и под руководствам нашей партии добьемся нового, небывалого подъема производительности труда.
Я хорошо знаком со старым железнодорожником-орденоносцем товарищем Соломниковым. Вместе с ним мы ходим на процесс. У меня и у него, как и у всех, сжимаются кулаки и сердце полно ненависти к врагам народа.
Мы уверены, что наш советский суд выполнит волю народа и его приговор будет кратким: уничтожить гадов!
Н. В. Лобоцевич, мастер Кировоградского медеплавильного завода
«Комсомольская правда» 26/I 1937 г.
Агенты иностранных разведок
Вот уже третий день я сижу на процессе антисоветского центра и слушаю допрос подсудимых — подлых изменников родины. С каждым новым допросам все больше убеждаешься, какие это негодяи, какие это подлые агенты фашизма!
Пятаков, Радек, Шестов и другие цинично, с издевкой говорили о том, что надо вызывать возмущение у рабочего класса против советского правительства. Они говорили, что надо вредить, отравлять рабочих, делать так, чтобы подорвать у рабочих доверие к партии, к правительству. Жалкие, презренные негодяи, на что они надеялись? Неужели они думали, что рабочий класс не раскусит их политику, не ударит их по рукам?
Тяжело и обидно мне, старому питерскому рабочему, перенесшему все тяжести и все невзгоды жизни в царское время, слушать их издевки над рабочим классом. Мне 65 лет. 50 лет я работаю кузнецом, из них 38 лет на Кировском заводе. Уж я-то хорошо знаю, как изменился рабочий класс нашей страны, как он вырос культурно и политически, какой могучей силой стал он в нашей стране!
Никогда не удастся ни троцкистским бандитам, ни агентам иностранных разведок, никому не удастся заставить нас свернуть с социалистического пути. Мы живем, мы растем, мы набираем силы с каждым днем, с каждым часом!
Иван Николаевич Бобин, бригадир кузнечного цеха Кировского завода в Ленинграде
«Правда» 26/I 1937 г.
Они убивали наших братьев, сестер и детей
Сегодня мы, делегаты XVII Всероссийского Съезда Советов от Западной Сибири — шахтеры, учителя, ученые, партийные работники, слушали на процессе показания бандитов-террористов, презренных троцкистов, орудовавших в нашем крае. Болью и гневом, ненавистью и презрением наполнялись наши сердца, когда мы слушали показания Дробниса, Богуславского, Муралова, Шестова… Их преступная деятельность протекала в нашем крае, в котором выросли гиганты индустрии социализма. Грязные лапы агентов гестапо протянулись к нашим жилищам, нашим шахтам, к нашим заводам.
Изо дня в день троцкистские бандиты делали свое подлое дело — отравляли стахановцев, убивали честных инженеров, грабили и присваивали себе государственные деньги, снабжали германскую разведку важными сведениями. Изо дня в день эти негодяи — Шестов, Муралов, Дробнис, Богуславский, Строилов и другие — изменяли родине, работали на пользу капитализма.
Тяжело и больно было слушать нам, когда негодяй Шестов рассказывал о том, как он вместе с германскими агентами устраивал поджоги в шахтах, газами отравлял рабочих. Это они, диверсанты и шпионы, готовили искушение на тов. Молотова, которое, к счастью, было предотвращено. С палаческим спокойствием и хладнокровием Шестов рассказывает, как наши шахтерские дети погибли от динамита троцкистской банды. Кровь наших детей, безвременно погибших, кровь шахтеров, отравленных газами, кровь инженера, убитого диверсантами, — кровь наших братьев и сестер взывает о мщении. Никогда не изгладятся из памяти народа гнусные деяния троцкистской банды!
Нет слов выразить шину ненависть и презрение к жалким щенкам фашизма, предателям нашей социалистической родины, гнусным убийцам Сергея Мироновича Кирова. Им, трижды презренным троцкистам, мало оказалось пролитой крови рабочих, детей, красноармейцев, — бандиты усиленно готовились к новым кровопролитиям… Но бешеные псы фашизма жестоко ошиблись в своих расчетах. Их ставка на возврат капитализма бита, враги предстали перед лицом пролетарского суда.
Мы, делегаты XVII Всероссийского Съезда Советов от Западно-Сибирского края, присутствующие на судебном процессе троцкистского центра, от имени всех трудящихся нашего края требуем от Верховного Суда СССР расстрелять изменников родины.
Мы заявляем, что отныне будем еще зорче охранять нашу родину и беречь, как зеницу ока, любимых руководителей партии и правительства. Ничто не остановит нашего движения вперед, к новым победам!
В. В. Печень, шахтер Анжерских копей, X. Гульмутдинов, забойщик (Кемерово), С. А. Адамов, профессор Томского мединститута, А. П. Удалова, учительница школы, Слуева, колхозница, Л. Рудакова, машинист Барнаульского меланжевого комбината, Махнева, старшая стрелочница станции Белово, М. Максимов, председатель Косихинского райисполкома, Палаткина (Новосибирск), Г. Салахутдинов, мастер (Новосибирск)
«Правда» 26/I 1937 г.
Смерть отщепенцам человечества!
Четыре дня я присутствую на процессе фашистско-троцкистской банды убийц и предателей родины. Четыре дня бушует в груди ненависть к этим гадам, к этим лютым врагам народа.
В зале рядом со мной сидят рабочие, колхозники, почетные люди нашей; родины — орденоносцы. Люди сжимают в гневе кулаки. Трудно передать чувства негодования и омерзения, которыми охвачены все сидящие в зале труженики.
Вчера суд допрашивал одного из главарей остервенелой шайки убийц, верного агента японской разведки Лившица. Мне невыносимо тяжело было слушать спокойные показания этого фашистского хищника. Я ведь сама воспитывалась в семье железнодорожника. Мой отец был долгие годы машинистом, а дед — кузнецом на транспорте. Я знаю, как любят железнодорожники транспорт, с каким трудом советская власть поднимала великую железнодорожную державу. И вот пришли они, подлые изменники родины, вползли на животах, как ядовитые змеи, во все щели социалистического транспорта и вредили, устраивали крушения, убивали наших дорогих бойцов Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
Сердце обливается кровью, когда на минуту подумаешь: а если бы им удались их подлые замыслы? Но нет, этого не могло случиться. Этого никогда не будет. Кто стоит за этой жалкой кучкой предателей? На кого они могли опереться? Разве что на Арнольда и ему подобных? Авантюрист и шкурник, бандит и убийца, хладнокровно рассказывающий, как он готовил убийство товарища Молотова, — вот кто вербовался в ряды троцкистской шайки.
Совсем недавно я вместе с избранниками народа — делегатами Чрезвычайного VIII Съезда Советов — испытала огромное счастье. Мы утверждали Сталинскую Конституцию. Вся страна тогда ликовала. Чувства всенародной любви неслись со всех концов нашей необъятной родины к трибуне Кремлевского дворца. Я поняла, как могуча наша родина, как любим народом его вождь великий Сталин.
Пусть знают проклятые фашисты — хозяева бандитов, сидящих на скамье подсудимых, пусть знают и они, отщепенцы человеческого рода, что на нашем Электрокомбинате имени Куйбышева имеются 10 000 «ворошиловских стрелков», имеются рабочие-пилоты, пулеметчики, кавалеристы, что на заводе десятки тысяч рабочих, готовых отдать жизнь за свою цветущую родину.
А сколько в стране заводов и колхозов, сколько в стране десятков миллионов — старых и молодых патриотов, сколько силы и мощи в нас и в нацией стране социализма!
Мы раздавим и сметем с лица земли всех, кто попытается посягнуть на наше счастье, на нашу свободу и радость, на вождей народа, на любимого Сталина.
Зинаида Николаева, токарь лампового завода Электрокомбината, член ВЛКСМ, делегатка Чрезвычайного VIII Съезда Советов
«Комсомольская правда» 27/I 1937 г.
Еще крепче сплотимся вокруг партии Ленина-Сталина!
Величайший гнев охватил меня, когда я на заседании Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР узнал, как пакостили и вредили нашей великой стране Пятаков, Радек, Сокольников, Серебряков, Лившиц, Князев и другие подлые изменники родины… Презренная кучка мерзавцев пыталась подорвать и продать нашу прекрасную родину. Негодяи покушались на счастье 170 миллионов людей! Они по указке Троцкого готовили убийства наших любимых вождей. Они хотели отнять у нас отца, друга, учителя, нашего Сталина.
С какой наглостью признаются в этом гнуснейшем из гнусных преступлений допрошенные предатели Пятаков, Радек и другие. Часами «повествуют» они о том, как их банда готовила террористические акты против вождей партии и правительства, как вредила в промышленности, на транспорте, в сельском хозяйстве, как шпионила в пользу некоторых иностранных государств.
Жутко было слушать циничные рассказы Пятакова о том, как замышлялось покушение на товарища Сталина, товарищей Молотова, Кагановича, Орджоникидзе, Косиора, Постышева, Эйхе, как осуществлялась «директива» Троцкого — «ни перед чем не останавливаться, чтобы свалить Сталина».
Коротки руки у гадов и у их покровителей! Вся страна сегодня еще крепче сплотится вокруг партии Ленина-Сталина, весь наш великий народ окружит еще большей любовью своих любимых вождей, под чьим руководством мы строим счастливую, радостную жизнь.
Тщетны попытки мерзавцев Лившица, Князева, Турова и других троцкистских бандитов расстроить транспорт — главный нерв нашей необъятной страны. Под руководством ближайшего соратника великого Сталина, нашего любимого народного комиссара Лазаря Моисеевича Кагановича железнодорожный транспорт победит. И никакие вредительские акты предателей родины не остановят его победоносного наступления. Требуя самой беспощадной кары к шпионам, вредителям, диверсантам, железнодорожная армия развертывает в эти дни мощное социалистическое соревнование за новый подъем транспорта, за четкую, безаварийную работу железных дорог.
П. Ф. Тараканов, орденоносец, мастер котельного цеха депо Москва-Киевская
«Гудок» 26/I 1937 г.
Семнадцать холопов Троцкого
В зале суда мы сидим во втором ряду. В двух метрах от нас государственный обвинитель тов. Вышинский. Тонко, умно распутывает он клубок чудовищных преступлений, предательств, шпионажа… Умелыми вопросами он заставляет подлых предателей говорить больше того, чем они хотели бы.
Направо от нас, наискосок, за деревянным барьером — 17 холопов Троцкого, лакеи немецкого фашизма и японской военщины, чьи имена вызывают отвращение у каждого честного советского человека.
Вчера допрашивали Строилова. Этот предатель, инженер по профессии, спокойно, точно дело касается самых обычных вещей, рассказывает, как он добровольно перешел в лагерь международного фашизма. Телефоны, квартиры, адреса агентов международной охранки очень хорошо ему известны. Он перечисляет их по фотографиям, которые ему показывали, называет фамилии и клички агентов.
Диверсант Норкин рассказывает, как он готовил и устраивал взрывы на шахтах. Эти бандиты стремились убить как можно больше рабочих, чтобы настроить нас против партии, против Сталина.
Таким не может быть пощады. Хочется крикнуть:
— Смерть мерзавцам!
Позади нас сидит работница Трехгорки т. Гулютина. Она бледна, губы ее плотно сжаты, пальцы нервно теребят носовой платок. Гневом горят глаза и у колхозницы с Северного Кавказа т. Медведевой. В перерыве она нам жалуется:
— Голова даже болит от мерзости, которую я слышала.
— У меня не дрогнула бы рука, если бы мне поручили выполнить желание народа, — говорит орденоносец-стекольщик т. Шестаков.
Не дрогнула бы рука у нас.
Расстрелять! И это не только наша мысль, наше желание. Об этом же нам пишут коллективы наших предприятий.
Т. И. Шувандина, ткачиха фабрики «Зарядье», Н. А. Худякова, прядильщица фабрики «Красная Талка», Л. А. Егорова, ткачиха родниковского комбината «Большевик», К. П. Строганова, работница владимирского завода «Автоприбор», делегаты Чрезвычайного XVII Всероссийского Съезда Советов от Ивановской области
«Легкая индустрия» 27/I 1937 г.
Верные псы японской разведки
День за днем пролетарский суд вскрывает потрясающие весь мир чудовищные преступления троцкистско-фашистской контрреволюционной банды.
Вчера давал свои показания один из матерых шпионов и диверсантов — «железнодорожник» Князев.
Это он по заданию антисоветского Троцкистского центра организовал и осуществил ряд крушений поездов, сопровождавшихся человеческими жертвами. Это он — виновник крушения воинского эшелона на станции Шумиха 27 октября 1935 года, во время которого погибло 29 красноармейцев и 29 ранено. Подлый преступник спокойно повествует о своих связях с агентурой японской разведки. Он рассказывает о том, как японцы негодовали, обвиняя его и других диверсантов в слабой инициативе, как требовали они перейти к более интенсивным вредительским мерам. И тут убийца сообщает то, от чего у людей, сидящих в зале, проходит: по телу дрожь и леденеет кровь.
Японская разведка требовала применения бактериологических средств во время войны, заражения острозаразными бактериями подаваемых для войска эшелонов. Эти средства агент японской разведки X. обещал предоставить Князеву.
После Князева суд допрашивал другого диверсанта на транспорте и агента японской разведки — подсудимого Турока.
Перед судом — кругленький человечек с вздернутым носом на наглом, ухмыляющемся лине. С чудовищным спокойствием эта гадина рассказывает, как вредители мешали нашему железному наркому Лазарю Моисеевичу Кагановичу налаживать транспорт, срывали его приказы.
С таким же циничным спокойствием шпион и вредитель Турок рассказывает о деньгах, полученных от японской разведки. Он получил 35 000 рублей. 15 000 отдал Князеву и 20 000 оставил для своей вредительской организации.
Диверсанты, шпионы, вредители, террористы, убийцы! Какую степень наказания должны им подобрать пролетарский суд, наш великий народ? Ведь за каждое их преступление следует уничтожить, — стереть с лица земли эту презренную банду. А списку преступлений этих кровавых извергов, кажется, нет конца.
Ю. Е. Скоробогатько, стахановец завода «Электросила» им. Кирова, делегат XVII Всероссийского Съезда Советов
«Комсомольская правда» 28/I 1937 г.
Они хотели потопить в крови рабочий класс
Каждый из нас, сидящих в зале суда, замер, когда троцкист Шестов с циничным спокойствием рассказывал о том, как дети горняков случайно нашли склад динамита, припрятанный троцкистами для диверсионной работы. Произошел страшный взрыв.
— Сколько детей погибло? — спрашивает прокурор.
— Несколько, — нагло отвечает Шестов.
Эти убийцы потеряли всякий человеческий облик и достойны только одного — смерти.
Лившиц, Норкин, Строилов, Турок и другие мерзавцы — со спокойствием убийц-рецидивистов говорят о своих злодеяниях. Когда слушаешь их рассказы о кровавых преступлениях, создается впечатление, как будто эти бандиты говорят о чем-то для них обычном. Так оно и есть. Преступления — их жизнь.
Троцкистские твари, совершавшие кровавые злодеяния, разрушавшие заводы, железные дороги, шахты, душившие лучших людей народа, были трусливы и подлы.
Пятаков, Радек и Сокольников боялись, как бы их не «объегорили» Зиновьев и Каменев. Аферист Арнольд, побывавший в тюрьмах разных стран за мошенничество, менявший несколько раз фамилии, — бандит, достойный член троцкистской банды.
Сидящие на скамье подсудимых троцкистские гадины вызывают гнев и презрение. Для того чтобы обеспечить мирную жизнь населения Советского Союза, надо стереть с лица земли фашистских наймитов.
В ответ на гнусные злодеяния, на попытку троцкистов затормозить социалистическое строительство я обязуюсь работать еще лучше и обучу стахановским методам работы отстающих товарищей.
Будем бдительными, товарищи!
А. А. Трунова, делегат XVII Всероссийского Съезда Советов, токарь-стахановка таганрогского завода «Красный гидропресс».
«Труд» 28/I 1937 г.
Кровавый пес фашизма
Кровавый пес фашизма
Рис. Бор. Ефимова
(«Известия» 26/I 1937 г.)
Не люди, а звери!
Я — рядовой колхозник Северного Кавказа. Был в качестве делегата от нашего края на Всероссийском Съезде Советов. А по окончании Съезда присутствую на процессе антисоветского троцкистского центра.
В немногих словах хочу поделиться своими впечатлениями. От всего, что услышал на процессе, у меня, терского казака, стынет кровь в жилах. Не люди сидят на скамье подсудимых, а звери. По указке Троцкого и иностранных контрразведок они убили честного, дорогого Кирова, убили и покалечили много советских рабочих. Обо всем этом Пятаков, Муралов, Шестов и другие рассказывают спокойно, как палачи.
Каждый из них по-своему гадок. Но особенно омерзительно выглядит низенький, толстый Шестов, который вел террористическую работу в Кузбассе. Этот негодяй рассказывал сегодня о том, как он подготовлял убийство Вячеслава Михайловича Молотова. Спокойно, не смущаясь, излагает он суду историю аварии машины, на которой ехал тов. Молотов. Вез его на машине троцкист Арнольд. Этот Арнольд должен был сбросить машину в овраг. А на тот случай, если это не удастся, шедший навстречу грузовик должен был врезаться в легковую машину и разбить ее. Не удалось им ни первое, ни второе!
Зал содрогается, когда Шестов рассказывает о гибели маленьких детей шахтеров. Бандиты собирали динамит для взрыва шахты. Складывали они этот динамит рядом с жилищами рабочих, в погреб. На этот динамит натолкнулись дети и погибли. Страшно прямо слушать!
Так, не брезгая никакими средствами, эти подлецы убивали и взрослых и детей.
Мое слово терского казака: за все их преступления перед родиной, за предательство, за шпионаж, за убийства суд должен вынести один приговор: всех гадов до одного уничтожить!
Фома Богаевский, колхозник станицы Калининской, Наурского района, Северокавказского края, награжден орденом Ленина
«Правда» 26/I 1937 г.
Урок большевистской бдительности
Семь дней мы присутствовали на процессе антисоветской троцкистской банды. Семь Дней звено за звеном развертывалась цепь страшных, кровавых преступлений троцкистских убийц и поджигателей войны.
Убийцы стахановцев, чудовища, покушавшиеся на жизнь нашего Сталина, японские и немецкие шпионы, диверсанты, отравители, изменники, припасшие для нашего народа чумные бациллы, — вся эта отвратительная сволочь действовала по директивам Троцкого. Эти бандиты, тонко замаскировавшись, ходили среди нас долго неузнанными. Когда видишь все это, особенно остро понимаешь великое значение и глубокое содержание слова — бдительность.
Мы увидели на процессе жалкую кучку презренных тварей, кровавых холуев капитала. Это ничтожная кучка. Никогда, никакие бандиты не остановят победоносного движения нашей великой страны вперед — к коммунизму.
Мы горячо одобряем приговор нашего советскою суда над троцкистской антисоветской бандой.
Мы уходим с процесса с более острым зрением, с новым могучим приливом безграничной ненависти к врагам социализма, сильнее чем когда бы то ни было вооруженные бдительностью.
Мы уходим с процесса с горячим великим стремлением к новым стахановским подвигам на благо и счастье нашей несокрушимой, могучей, радостной страны.
Рабочие Свердловской области, присутствовавшие на процессе:
Галина Ратцева, орденоносец-слесарь Свердловского вагонного участка, Николай Соломенников, орденоносец-машинист депо Свердловск-пассажирская, Николай Лобацевич, стахановец Кировоградского медеплавильного завода, старший мастер, Марк Акоев, стахановец, мастер Уральского завода тяжелого машиностроения им. Серго Орджоникидзе, Семен Дружинин, стахановец, мастер Ворошиловского химкомбината, Худзя Гумэров, стахановец-забойщик Красногвардейского медного рудника, Надежда Лиханова, стахановка Верхисетского завода, Козлов, секретарь Лысьвенского райкома ВКП(б)
«Правда» 30/I 1937 г.
Преступления, которым нет предела
Третий день я сижу в зале суда. Никогда за 28 лет своей жизни я не слышал и не читал о таких чудовищных преступлениях. Я знаю, что провокаторы Азеф и Малиновский до сих пор еще никем не были превзойдены. Здесь на суде я увидел иезуитов и провокаторов, перед которыми бледнеют все прошлые. Троцкисты — ведь это не только провокаторы и иезуиты, это и бандиты и шпионы, диверсанты и вредители, воры и убийцы. Это не люди, а звери, самые хищные, ядовитые и подлые.
Они хотели посредством насильственного свержения правительства СССР заменить социалистический строй капиталистическим строем. Они хотели снова посадить буржуя и кулака, на шею рабочего и крестьянина.
Что может быть более преступно?
На скамье подсудимых подлейшие из подлых. Мразь! Невозможно спокойно смотреть на этих торгашей войны, на этот заживо сгнивший источник заразы и мракобесия. Кто теперь скажет, что Радек журналист? Он — убийца С. М. Кирова. Его перо — это ширма, его действительное перо — финский нож и наган.
Показания подсудимых — зловонный трупный смрад. Я своими ушами услышал из уст бандитов, как они воровали советские деньги, как убивали рабочих и красноармейцев, как организовали и осуществили убийство С. М. Кирова. Об этом они повествовали хладнокровно, цинично и нагло. Я слушал, и по всему телу проходила дрожь, бегали мурашки, становилось холодно. Хотелось кричать суду — уничтожьте их физически как можно скорее! Но этого нельзя сделать — выведут из зала. «Судьи независимы и подчиняются только закону» — несколько дней назад на XVII Всероссийском Съезде Советов мы утвердили эту статью.
Советская молодежь, никогда не видавшая помещика и фабриканта, не желает и в будущем их видеть, на советской земле. Мы, молодежь, кроме социалистического государства и советской власти ничего не знали, не знаем и знать не желаем. Никогда троцкистам — фашистским агентам — не вернуть проклятое прошлое. При каждой попытке они будут раздавлены и выброшены в мусорный ящик истории.
Советский народ, рабочие, крестьяне, интеллигенция требуют сурового приговора. От имени 20-тысячного коллектива завода Ростсельмаш им. Сталина я требую расстрелять этих извергов рода человеческого.
Михаил Дагин, инженер завода Ростсельмаш, делегат XVII Всероссийского С езда Советов
«Правда» 26/I 1937 г.
Подонки фашизма
Железной стеной стоят пограничники на всем протяжении советских рубежей. Каждый пограничник, каждый гражданин нашей родины готов охранять и, если надо, отдать свою жизнь за каждую пядь священной советской земли. Минувший год показал всему миру, с какой величайшей готовностью охраняют дальневосточную границу доблестные пограничники, колхозники, пионеры. Все они проявили десятки и сотни раз подлинный героизм, задерживая шпионов, диверсантов, отражая нападения японо-манчжурских банд.
Всем памятны бои в таежной пади Мещерякова, на заставе им. Косарева, на заставе им. Котельникова: и др., когда пограничники разбивали наголову врагов, обращали их в бегство, развевая в прах басни о непобедимости японского оружия, о «героизме» самураев. Эти битвы окрашены кровью героев-бойцов. Страна свято чтит имена героев: Валентина Котельникова, Николая Кузнецова, Михаила Краскина, Семена Лагоды и других, отдавших свою молодую жизнь в боях с врагами народа.
Наши дальневосточные границы, как и все границы нашей страны, — на крепком замке. Враг, сующий свою морду в советский огород, встречает жестокий отпор пограничника. Под защитой вооруженных отрядов на бескрайных просторах советского Дальнего Востока строятся города, прокладываются дороги, пробуждаются к жизни десятки национальностей, развивается культура. Там, где была вечная дремучая тайга, там расцветает богатейший культурный край нашей родины. Велика любовь к партии большевиков, к великому вождю народов товарищу Сталину у всех дальневосточных пограничников, у всех граждан Дальнего Востока, чувствующих себя боевым, передовым отрядом; в семье народов Советского Союза.
Нам, пограничникам, чаще и больше, чем другим, приходится встречаться с отребьями человеческого общества, с подонками фашизма, пытающимися пролезть в советский тыл. Но все деяния наемных шпионов, диверсантов и террористов бледнеют перед тем, что приходится мне видеть и слышать сейчас на процессе антисоветского троцкистского центра. На скамье подсудимых сидят лакеи международного фашизма, жалкие ублюдки, мечтавшие реставрировать капитализм на советской земле. Омерзительно поведение злодеев, пытающихся даже сейчас разыгрывать из себя «генералов», неискренних в своих показаниях, продолжающих вести грязную, подлую игру.
Вот сидят они, продававшие японским империалистам советское Приморье и Приамурье, богатейшие участки советского Дальнего Востока. Эти негодяи оттачивали нож, чтобы ударить им в спину советским пограничникам, они затевали авантюры, готовили провокации, чтобы раздуть костер мировой войны. Как глубоко ненавистны эти имена троцкистских холуев, использовавших доверие великого народа!
Троцкистским выродкам не удалось осуществить свои чудовищные планы, как не удалось это десяткам других: групп и группочек, как не удастся это всему мировому фашизму. Диверсионные акты, шпионаж, бандитизм троцкистов не остановили бурного роста нашей страны. Родина, движимая вперед партией большевиков и гением товарища Сталина, расцвела, удесятерила свою мощь, люди ее прониклись еще большей любовью и преданностью делу коммунизма.
Процесс над антисоветским троцкистским центром еще больше мобилизует нас на работу по выполнению планов индустриализации и коллективизации. Народ, выразивший в буре негодования свою ненависть к троцкистам, еще теснее сплотится вокруг партии большевиков. Бели японские империалисты, обнадеженные троцкистами, вздумают получить советское Приморье, они получат сокрушительный удар по своему свиному рылу.
Все бойцы, командиры и политработники Дальневосточной краснознаменной погранохраны выражают свое глубочайшее негодование, свой гнев против злодеев-троцкистов. Мы, пограничники, присоединяем свой голос к требованиям всех трудящихся: беспощадно расправиться с подлыми убийцами, каннибалами XX века.
Комдив В. В. Чернышев, делегат XVII Всероссийского Съезда Советов, начальник Дальневосточной погранохраны НКВД
«Комсомольская правда» 27/I 1937 г.
Грязные руки
Факты неслыханных злодеяний вскрывает пролетарский суд. Профессорским языком Пятаков, Радек, Сокольников излагали свои преступления. Сгустки преступников сидят на скамье подсудимых. Четвертый день я слушаю их показания, смотрю на их лица, и для меня становится понятным, почему они — вожаки троцкистского центра — пускали в ход грязные руки Строиловых. Троцкистские бандиты не имели опоры в рабочем классе, вот почему они искали союзников и вербовали в свои рады людей типа Арнольда — уголовного преступника, который охотно за деньги выполнил черную, грязную работу.
Подсудимый Арнольд — вот их подлинное лицо, вот их армия. Этот жулик в своих показаниях суду сказал, что всю свою жизнь он жил обманом и тянулся в «высшее» общество. Троцкистская банда — вот высшее общество для бандитов типа Арнольда.
Троцкистские бандиты хотели вызвать озлобление трудящихся к детищам сталинской индустриализации. Как танкист я заявляю не только от своего имени, но и от имени своих товарищей по Красной Армии, что мы верим партии, мы верим социалистической технике, которую оседлали. Диверсанты и шпионы хотели навязать нам войну с фашистскими государствами. Но случись война, и — противник — те самые фашисты, в союзе с которыми троцкисты действовали, — получит такой отпор, что детям своим закажет воевать с нами.
Троцкисты тянулись к власти, они хотели свергнуть существующий строй в нашей стране. Этому никогда не бывать!
Н. Громов, танкист
«Правда» 27/I 1937 г.
Подлые изменники пойманы за руку
Омерзительно слушать показания троцкистских бандитов, дикими кажутся их желания распоряжаться судьбами нашего народа, судьбами колхозного крестьянства!..
Агенты фашизма, подлые оруженосцы Троцкого, они скатились до самого дна предательства. Дальше некуда итти, круг замкнут, негодяи на скамье подсудимых. Слушая их показания, невольно рисуешь себе картину, что бы стало с нашей страной, что бы они сделали с нашей родиной!..
Они договаривались с немецкими фашистами превратить Украину в германскую вотчину. Они продавали нашу родину по частям, продавали марганец, хлеб, нефть, продавали и предавали героический советский народ. Плохо ж они знают советский народ, который творит замечательные дела, живет свободной жизнью!
Эти негодяи рассчитывали на помощь Дона и Кубани, но они забыли, что трудовое казачество — одно целое со всем советским народом.
Мысленно я переношусь в свой район, на Дон, где голос народа заклеймит презрением фашистских негодяев. Я всё еще под впечатлением только-что закончившегося XVII Всероссийского Съезда Советов. Там мы обсуждали и утвердили Конституцию социализма, подвели итоги нашей счастливой жизни. И вот видишь, как наши успехи не дают покоя врагам народа, фашистским агентам во главе с Троцким.
Троцкий на своем грязном знамени написал: «Отступать к капитализму!»
Это значит — они хотели надеть ярмо на колхозное крестьянство.
Это значит — снова атаман, снова кулак, снова кабала для колхозного казачества. Это значит — вернуть старые, капиталистические времена.
Просчитались! Подлые изменники пойманы за руку, их преступления раскрыты. Вся страна видит, как эти троцкистские змеи копили яд, пытаясь укусить, отравить наше строительство. Полным голосом говорит наш народ:
— Раздавим гадину!
Как только я вернусь на Дон, я расскажу колхозникам, что я слышал на процессе, как судили подлых врагов народа, которые пытались сорвать строительство социализма. Ненависть кипит в моем сердце, ненависть к троцкистским гадам.
Чем больше враги беснуются, тем дружней, сплоченней мы будем работать на благо социализма, на благо нашей великой родины.
И. Ф. Сергеев, делегат XVII Всероссийского Съезда Советов, секретарь Верхнедонского райкома партии Азово-Черноморского края. Награжден орденом Ленина
«Правда» 25/I 1937 г.
Шпионы и убийцы
Мы, присутствующие на процессе троцкистской группы изменников, шпионов и диверсантов, с чувством глубокого возмущения слушали показания подсудимых в первый день процесса.
В то время когда лучшие люди страны созидают новую социалистическую культуру, когда лучшие люди мира пламенно сочувствуют нашему делу, человеческое отребье, выродки и отщепенцы изменяют родине, пытаются превратить нашу страну в японо-германскую колонию, повернуть назад колесо истории и во остановить старую, уничтоженную Октябрьской революцией капиталистическую систему.
Троцкий, не знающий предела в своем падении, не остановился перед союзом с контрразведчиками и обрызганными кровью рабочего класса фашистами. Он «благословляет» своих лакеев и агентов на убийство рабочих, он «дает установки» для террористических, диверсионных актов, и это злобное ничтожество как бы сидит на скамье подсудимых, рядом со своими холопами.
Щедрин, Гоголь, Достоевский, изображавшие самые омерзительные картины человеческого падения, не смогли бы нарисовать образ такого предателя и циника, двуличного политикана, как Пятаков или Радек, как Сокольников или Серебряков.
Ненавидимые всеми народами нашей страны, они понесут заслуженную кару, и мы, вместе со всеми честными людьми, требуем беспощадного наказания для торгующих родиной изменников, шпионов и убийц.
А. Фадеев, А. Толстой, П. Павленко, Н. Тихонов, Бруно Ясенский, Л. Никулин
«Правда» 24/I 1937 г.
Картина отвратительного человеческого падения
Каким поразительным контрастом встают передо мной два зала. В одном перед белой статуей Ленина тысячи радостно взволнованных лиц делегатов Чрезвычайного VIII Всесоюзного и XVII Всероссийского Съезда Советов. Это миллионы трудящихся нашей социалистической родины через своих делегатов закрепляли великие победы социализма, выражали свою пламенную любовь и благодарность товарищу Сталину и его лучшим ученикам и соратникам. Сколько в этом зале было новых людей, поддавшихся на сияющие высоты ленинско-сталинского социалистического гуманизма! Сколько настоящего, высокого человеческого героизма, красоты и силы, лучших мыслей и чувств человека!
И другой зал, в котором Военная Коллегия Верховного Суда СССР рассматривает дело гнусных предателей, злейших врагов нашей родины. Их — ничтожная кучка, но сколько в ней самого низкого предательства, самой отвратительной подлости.
Первым дает свои показания бывший заместитель народного комиссара тяжелой промышленности Пятаков. И перед слушателями развертывается целая тонко задуманная система гнусного злодейства и картина такого отвратительного человеческого падения, которое превосходит всякое воображение.
Так называемый «запасный» центр троцкистов, который составляли Пятаков, Радек, Сокольников, Серебряков, скоро переходит на положение действующего. Они готовили нож в спину нашей родине и ее самым лучшим: самым дорогим людям. Они успели совершить ряд вредительских и диверсионных актов, которые сопровождались гибелью рабочих и красноармейцев. По собственному признанию Пятакова, Радека и других, они действовали по прямым директивам злейшего врага Советского Союза Троцкого. Они стремились, по их выражению, «всеми мерами убрать с дороги Сталина и его соратников» и свергнуть советское правительство при помощи иностранной военной силы. Они готовили нашей родине участь Испании и вошли для этой цели в официальные переговоры с представителями германских фашистов и японской военщины. Они уже торговали советской землей и ее богатствами, отдавали Украину, Дальневосточное Приморье. Они договаривались, как лучше, вернее посадить на шею наших рабочих и колхозников иностранных капиталистов.
Как отдельная частность обратила мое внимание наглая развязность, с которой Радек подчеркивал свои таланты старого конспиратора, которые он использовал против нашей страны.
Преступления этой кучки людей носят настолько чудовищный характер, что они сами поставили себя вне всякого человеческого закона, вне человечества. И то отношению к ним возможна лишь одна мера — уничтожить.
Акад. Б. А. Келлер (делегат XVII Всероссийского Съезда Советов)
«Правда» 24/I 1937 г.
Беспощадно покарать врагов народа
Когда слушаешь и читаешь показания троцкистов, попадаешь как бы во власть кошмара, где стирается все человеческое. Кража, шпионаж, измена, дерзкое посягательство на целость территории СССР, кровавые покушения на руководителей партии и правительства и, наконец, покушение на миллионы жизней советского народа.
Задуманная война против СССР при содействии троцкистов унесла бы миллионы цветущих молодых жизней, залила бы кровью и слезами народ, тот народ, который вступил в полосу радостной жизни, который заявил всему миру о своей безграничной преданности вождям партии и правительства. — Принятием Сталинской Конституции народ ясно и точно определил свои обязанности к родине и проголосовал статьи, карающие за измену родине. Этим народ сказал свое слово врагам — бывшим, настоящим и будущим.
Кто идет против воли народа, того должна покарать беспощадная рука правосудия.
Н. Н. Бурденко, заслуженный деятель науки, — профессор-орденоносец
«Известия» 25/I 1937 г.
У последней черты
Все еще трудно и невозможно забыть те богатые и прекрасные впечатления, которые мы получили на недавно закончившемся XVII Всероссийском Съезде Советов. Какой резкий контраст от праздничного, бодрого настроения в одном зале — Кремлевском — и тяжесть и мрак в другом зале — судебном, где на скамье подсудимых сидит кучка подлых шпионов и диверсантов.
День за днем советский суд разоблачает и раскрывает одну из темных страниц в истории человечества — преступления троцкистских бандитов. Все они, начиная от негодяя Троцкого и кончая Шестовым, убийцей и поджигателем, — агенты германского и японского фашизма.
Ничего, кроме отвращения, они не вызовут у всех честных тружеников труда и науки. Эти негодяи в своих преступлениях пришли к последней черте. Суд народа выбил из их рук оружие. Суд народа избавит наше социалистическое общество от предателей родины, отравлявших воздух нашей страны.
Л. А. Орбели, академик:
«Правда» 26/I 1937 г.
Счет убийцам
Прокурор Вышинский произнес свою обвинительную речь и перед каждым из нас вновь и вновь вставала картина страшных злодеяний, совершенных этими презренными предателями нашей родины.
Прокурор перечислил преступления, и каждому из нас, глядя на эту банду фашистских наемных убийц, хотелось крикнуть:
— Почему они еще живут, почему еще копошатся эти гады?
Как близка и как особенно дорога в эти дни была нам наша любимая родина… Страна социализма… Единственная в мире… Ведь все трудящееся человечество взирает с радостью, с надеждой в душе на эту великую страну счастья.
Наша родина! СССР! Страна, которую великий Сталин привел и ведет к невиданным победам. И наш взор снова падает на эту мерзкую кучку людей, пытавшихся повернуть колесо истории вспять. Жалкие «реальные политики». Какая «политика» была у этих чудовищ? Взрывы, убийства, грабеж, шпионаж, диверсии, измена родине… Назовите какое-либо преступление, которое бы не было совершено этими извергами.
Прокурор произнес свою речь… И, слушая речь прокурора, каждый из нас думал, что суд, великий суд народа, происходит не только в этом Октябрьском зале Дома союзов. В каждом колхозе, на каждом заводе, — в каждой МТС, на каждом советском корабле, в каждой боевой части происходит этот великий суд. Народы земли советской, великая 170-миллионная страна судит этих троцкистских убийц, и эта страна в десятках, в тысячах резолюций уже вынесла свой суровый приговор:
— Расстрелять!
Сюда сквозь стены докатываются гигантские волны страшного народного гнева, и народ устами прокурора повторил:
— Расстрелять.
Весь зал, все находящиеся в нем лучшие люди советской страны, стахановцы, инженеры, колхозники поднялись как один и бурно приветствовали требование прокурора.
Речь прокурора была нашей речью. Страшный счет убийцам предъявил прокурор. Этот счет прокурора — наш счет, счет за убитых, счет за покалеченных, — счет за нашего дорогого Мироныча, страшный кровавый счет…
А они? Разве они все оказали? Разве они раскрыли свои мерзкие души до конца? Нет! Тысячу раз нет! Еще много недосказанного, еще многое спрятано в жалких продажных сердцах этих изменников.
Рабочие, работницы, колхозники и колхозницы:, трудящиеся! Удесятерим бдительность, выявим притаившихся! Потребуем от органов государственной безопасности — железного стража нашей родины — до конца разоблачить бандитов, и мы им поможем в этом.
Слушая речь прокурора, мы еще раз почувствовали, как близко стояла наша страна у порохового погреба. Курки фашистских винтовок уже были взведены. Каждый честный трудящийся, все мы должны так крепить дело обороны, как никогда. Наша страна, наша великая страна должна быть такой неприступной, чтобы от удара в броневые стены рассыпались бы в прах все фашистские полчища.
Не видать фашистам нашей советской земли, как ушей своих. Под руководством ленинско-сталинской партии счастливые народы советской страны идут твердо вперед к коммунизму. В этом победном шествии они сметут с лица земли всю фашистскую нечисть, всю троцкистскую падаль и гниль.
Ленинградские делегаты XVII Всероссийского съезда Советов, присутствующие в зале суда: Юхачева О., председатель Володарского райсовета, Бобин И., кузнец Кировского завода. Скоробогатько Ю., Сметанин Н., начальник цеха фабрики «Скороход», Видюшенков И., колхозник Дедовичского района, Груздев Н., инженер завода «Большевик» и др.
«Ленинградская правда» 29/I 1937 г.
Выражена воля всего народа
Блестящая обвинительная речь тов. Вышинского с исключительной полнотой и яркостью раскрыла всю преступность деяний фашистской банды — Пятакова, Радека, Сокольникова, Серебрякова и других. Слушая его, казалось, что это твои собственные слова, твое собственное мнение, твою собственную оценку, но только более красноречиво, излагает прокурор. Тов. Вышинский неопровержимо обосновал вину и раскрыл чудовищность преступления каждого из подсудимых. Люди без каких-либо идей, люди, потерявшие человеческий облик, группировавшие вокруг себя подонки человеческого общества, в своих преступных целях не щадившие человеческой жизни, говорил тов. Вышинский, такими предстали они перед народом на суде, и зрелище этой презренной кучки негодяев, отверженных и проклятых всем человечеством, только еще ярче оттенило величие и могущество нашей родины, сплоченность трудящихся нашей страны.
И когда тов. Вышинский вспомнил, сколько людей погубили эти преступники, сколько взрывов и пожаров совершили, чтобы потопить нашу родину в крови, казалось, мало им расстрела. Ибо мир никогда не знал преступлений, подобных тем, которые они совершили.
И когда тов. Вышинский сказал: я обвиняю их в шпионаже, вредительстве, измене родине и требую им высшей меры — расстрела, весь зал огласился бурными рукоплесканиями. Мы присутствовали на суде, перед нами развертывалась потрясающая картина кошмарных преступлений этой ничтожной кучки бешеных псов. Много усилий требовалось, чтобы, уважая пролетарский суд, сдерживать свои чувства. Но когда тов. Вышинский в своей речи выразил волю народа, мы не могли сдержать себя и аплодировали прокурору.
Нельзя было без волнения слушать потрясающие слова тов. Вышинского о том, что вместе с ним обвиняют преступников те, кто преждевременно загнан в могилу их рукой, кто искалечен по их преступной воле, что их обвиняют родители погибших в крушении красноармейцев, что их обвиняет 20-летняя стрелочница П. Наговицына, которая, спасая поезд от подстроенного вредителями крушения, осталась без ног, что их обвиняет, наконец, весь народ, все прогрессивное и честное человечество.
Они не посмели себя защищать. И что могли сказать люди, уличенные в таких страшных, ничем, не смываемых преступлениях перед народам и родиной?
Диверсантов, шпионов, вредителей, убийц, изменников родины — расстрелять!
Это требование государственного обвинителя прозвучало грозным выражением воли и требований всего народа.
Н. Ю. Астахова, преподавательница 336-й школы им. Радищева.
«Рабочая Москва» 28/I 1937 г.
Последние слова подсудимых
Обвиняемые за легкой баллюстрадой — направо от судейского стола. Судебное следствие окончено… Трудно охватить воображением этот ультра-уголовный роман, рассказанный самими участниками. Сейчас перевертывается предпоследняя страница.
Еще раз вглядываюсь в эти живые иллюстрации.
Вот низенький, рыхлый, в защитного цвета куртке, отвисшей на животе, голый неправильный череп, розовое чернобровое лицо над вздернутым, как у бульдога, носом, толстые щеми. Это Турок. Он пустил под откос 40 поездов на Пермской дороге и по совместительству работал шпионом в пользу Японии.
Около него разочарованный, худой, черный, моложавый, весь в черном — Лившиц. Время от времени — не то с усмешкой, не то от злости — он показывает золотые корни зубов. Глядишь на него и думаешь: «была бы война, он у себя в служебном вагоне зам. наркома, морщась от заикания, диктовал бы машинистке приказы! — «загружать и зашивать железнодорожные узлы, срывать движение поездов, срывать мобилизацию, пускать воинские эшелоны под откос…».
Около Лившица третий железнодорожник — Князев. Когда его просят к микрофону, он говорит почтительно и деловито. Его несколько тусклое лицо с висящим зобом изображает честного служаку, и лишь при некоторых вопросах прокурора он сокрушенно склоняет голову и поворачивается лицом к публике: не слишком приятно отвечать, что он, Князев, у себя на дороге убил в разных им организованных крушениях 63 человека (156 раненых) и приняв задание японской разведки — отравлять бактериями воинские эшелоны, причем тут же и справился: «А как же насчет баночек с бактериями?» Японский контрразведчик Х. ответил ему, что, дескать, доставят ему вовремя.
У самой балюстрады сутуло сидит Дробнис, лысоватый, с огромной черной бородой. Это он высказал следующую мысль:
— При взрыве шахты в Кемерове должны погибнуть люди, и это даже хорошо, так как увеличит эффект и даже — чем больше погибнет рабочих, тем лучше, так как тут миндальничать нечего (так и говорил «миндальничать»).
Арестованный до взрыва, он не удосужился предупредить о нем — взрыв произошел, и рабочие погибли.
Далее — маленький, худенький человек, во время следствия он отвечал охотно, глядел в глаза прокурора с честной наивностью, уличаемый в воровстве, не смущаясь, врал дальше. Это шофер Арнольд. О нем сами подсудимые говорят, что он «мировой шедевр», что таких бандитов: не отыщешь ни одного на десять миллионов.
Вот Шестов — с лицом, как бы изрытым и воспаленным, — такие лица вы встречали на черной бирже во время нэпа, — самоуверенный, отталкивающе безобразный, с волосами, как на половой щетке.
Вот длинный, наголо обритый немец Ратайчак (он был крупным козырем у фашистов). Ему бы в белобрысый глаз монокль, и розовый затылок обтянуть воротником русского мундира. Он бы здесь насадил фашистские порядки. Он зол, как сатана. При допросе начал с того, что нагрубил прокурору, покуда тот с изысканной мягкостью не доказал, что в прошлом он — жулик и мелкий спекулянт…
Вот и «вожди»… Первым к микрофону с передней скамьи для последнего слова поднимается Пятаков.
Пятаков
Рыжеватые волосы его как будто слезли со лба на затылок. Большие начесанные усы и длинная, узкая, рыжеватая борода. Поправив очки, заговорил медленно, несколько в нос. Он начинает с того вопроса, который хотели бы задать ему все.
— Что побуждало его дать столь откровенное, как он уверяет, показание на следствии? Ведь не расскажи он о свидании с Троцким в Осло и о письмах Троцкого к Радеку, особенно о «директивном» письме Троцкого, то Радек тоже ничего не сказал бы о самом существенном. Пятаков выдал тайну тайн Троцкого — план военного нападения на СССР.
Пятаков объясняет свою откровенность желанием избавиться от всего того, что налипло на его совести. «Давая показания, я сознавал, что уже поздно и я уже не смогу из своей откровенности сделать практических выводов…».
Ну, а как же быть с тем, что вы говорили в первый день следствия? Тогда он сказал, что, став перед чудовищной бездной, раскрытой перед ним директивным письмом Троцкого, он понял, что единственный путь — ЦК партии и полное признание. Но его тогда удержала совесть (совесть?! У Пятакова?!) — пришлось бы выдать… товарищей.
И он еще раз делает ударение на бескорыстность своих признаний. Страх? Нет, — не страх был мотивом. «Какое бы здесь ни вынесли мне наказание, — все это будет легче, чем факт признания за собой подобных преступлений». Но дальше он выдает истинные мотивы своих признаний. Голос его крепнет и узкая бородка вздрагивает. «Тот, — он говорит, — тот, во имя которого мы все это сделали, откажется от нас, я знаю его слишком хорошо. Он будет клеветать на нас, он обвинит нас в трусости».
Вот здесь Пятаков искренен до конца. К чему привел его Троцкий: к могиле, куда вместе с телом швырнут всю его «философию» троцкизма.
Радек
Он тот же, что и в первый день суда — в клетчатой курточке. Сильно басовитый голос и ощущение «зрительного зала»…
«Нет такого аргумента, которым взрослый человек мог бы защищать измену родине»… Так он начинает, строя сложную самозащиту. Руки его пока еще пальцы в пальцы на животе… Поговорив немного на эту тему, он переходит к первому тонкому шахматному ходу.
«Я был уже зрелым человеком, когда меня привлек Троцкий. Я пошел за ним лишь потому, что ее было другой подходящей группы»…
Затем он делает отступление, и голосом мягким и углубленным обращается к суду с последней бескорыстной просьбой — верить в его слова… «Я не бандит и не шпик»…
Он делает ссылку на свои заслуги и на то, что вскрыл связь Троцкого с фашизмом, с «кузницей войны».
Он делает второй шахматный ход. Он бросает фразу: «Я не хотел унести с собой в гроб тайн…». Затем снова отступление. Он объясняет, почему никак не принимал «директивного» письма Троцкого и все же подчинился. Оказывается — подчинился во имя дисциплины, хотя уже внутри решил свертывать деятельность троцкистского центра. Почему?
Он дает формулировку троцкизма: невозможность построения социализма в одной стране — отсюда надежда на мировую революцию… Фашизм уничтожает надежду на мировую революцию — отсюда капитуляция перед фашизмом, договор с ним и насильственное разрушение социализма в одной стране…
Радек чувствует «зрительный зал». Руки начинают крутить волосы на бороде.
«Я решил созвать совещание для самоликвидации». Радек подходит к третьему шахматному ходу… Оказывается, он не созвал совещания, потому что террорист Дрейцер упорно уклонялся от свидания с ним. Радек понял тогда, что существует прямая связь Дрейцера с Троцким и не исключена возможность существования третьей (помимо правых) группы террористов-подпольщиков.
«Мы испугались: если бы на совещании поставили вопрос о самоликвидации, то раньше чем провели это решение — нас уже не было бы в живых»…
И сейчас же делает четвертый ход конем.
«Когда спрашивают, как ко мне относились во время предварительного следствия, — удостоверяю: не меня мучил следователь, а я три месяца мучил следователя… Я не открыл рта, покуда не ознакомился со всем следственным материалом». Тут понимай как знаешь. А можно понять и так: — я отвечал со всей искренностью и дал чрезвычайно важные сведения, так как троцкизм для меня был неприемлем.
Сокольников
Он элегантно одет, чисто выбрит, причесан на пробор. Он считает себя красивым. Усы подстрижены, но не кисточкой под самыми ноздрями, как у Гитлера, а менее изысканно. Лицо — окаменевшее.
Перевернув и так и этак листочки с тезисами, он начинает говорить академическим, несколько шепелявящим голосом. Так же, как и во второй день суда, он уверен, что попал сюда потому, что прочел «не ту книжку», а именно Бухарина об организованном капитализме. Но он тут же добавляет: «За нами, троцкистами, не пошел никто, кроме кучки шпионов и бандитов». Это звучит несколько наивно… Действительно, на что они рассчитывали, намереваясь предложить 170-миллионному народу, сильному, талантливому, жизнерадостному, могущественному, богатому, гордому, оставить всякое сопротивление и покорно положить голову на шлаку под фашистский топор.
Увидев, что массы за ними не идут, что средств для проведения заговора мало, несмотря на оплату шпионских услуг, что блок с зиновьевцами распался (после зиновьевского процесса), Сокольников говорит: «Я понял всю безнадежность, и у меня пропал «азарт борьбы». (Кроме бухаринской книжки и троцкистских установок, был еще, оказывается, «азарт борьбы»…) И он решил все рассказать на следствии.
Дробнис
Свесив огромную бороду перед микрофоном., он принялся честить и так и этак троцкизм, даже не пытаясь объяснить, почему он этого не делал раньше.
«Я встал против рабочего класса, я нагромождал одно преступление на другое, расчистил путь троцкизму — и все это потому, что многие годы жил в затхлом, вонючем, гнусном, мерзком троцкистском подполье».
С эпитетами мы согласны. Но почему Дробнис все же многие годы жил среди этой вони и грязи, — он не объяснил. И вдруг, взмахнув бородой, этот не «миндальничающий» с рабочими убийца с пафосом обратился к суду:
«В тюрьме я выпотрошил троцкистскую гнусь из своей души. Дайте мне умереть не позорной смертью, дайте мне возможность вернуться в ряды рабочего класса…»
* * *
Окидываешь памятью мировую историю, чтобы найти за две тысячи лет человеческих преступлений что-нибудь стоящее наравне с преступлениями врага народа Троцкого и этих семнадцати жалких и бесстыдно секущих себя предателей. Нет, такого преступления еще не было.
Алексей Толстой
«Ленинградская правда» 30/I 1937 г.
Приговор великого народа
Ровно в 3 часа ночи вышел состав суда. Зал был переполнен. Мы встали — все, как один. Началось чтение приговора — приговора, продиктованного единодушной волей и гневом всего 170-миллионного народа советской страны, волей и гневом всего прогрессивного человечества.
Твердо, чеканно звучал голос т. Ульриха. В четкой формулировке, председательствующий подводил итоговую черту под всей презренной работой гнусной шайки. Во время чтения в нашем сознании вновь всплывали кошмарные воспоминания о кровавых злодействах. Мы, рабочие, колхозники, научные деятели Западной Сибири, больше, чем кто-либо другой, непосредственно испытали на себе все ужасы этих злодейств. Это у нас, на наших заводах, в шахтах Кемерова, в школах, творили свои вопиющие преступления Дробнис, Муралов, Богуславский, Норкин, Шестов. И когда т. Вышинский в заключительной части обвинительной речи произнес свои знаменитые слова: «Я не один! Пусть жертвы погребены, но они стоят здесь, рядом со мною, указывая на эту скамью подсудимых, на вас, подсудимые, своими страшными руками, истлевшими в могилах, куда вы их отправили!» — когда были произнесены эти потрясающие по силе слова, у нас у всех мороз забегал по коже. Мы — люди бывалые. Многие из нас видали и переживали всякое во время гражданской войны. Но у многих в этот момент спазмы стали сжимать горло.
Затем начались последние слова обвиняемых. Они говорили долго, некоторые — по три четверти часа. «Даруйте мне жизнь», «Дайте мне возможность честным трудом искупить свою тяжелую вину перед народом, который я так мерзко и низко предал», — говорили подсудимые. Эти слова вызывали у нас озлобление. На какое снисхождение может рассчитывать большинство из них — подлых изменников и гнусных убийц? Где найти ту меру наказания, которая могла бы хоть в ничтожной доле ответить за пролитые этими негодяями потоки человеческой крови, за сотни и тысячи искалеченных жизней?
…Суд удалился в совещательную комнату. Поздно ночью мы ждали, конца процесса. В кулуарах мы беседовали с прибывшими на процесс французскими коммунистами — редактором «Юманите» Марселем Катаном и т. Вайяном Кутюрье. Наши французские товарищи с величайшим волнением выслушали рассказ шахтера Гальмутдинова о зверствах троцкистских гадов на шахтах Кемерова. Они подробно расспрашивали о нашей жизни в Западной Сибири и в заключение, пожимая нам руки, просили передать привет рабочим и колхозникам края.
Всюду, во всех странах, трудящиеся борются за то же дело, что и мы. И сидящие сейчас на скамье подсудимых в ожидании приговора троцкисты являются заклятыми врагами всего передового и прогрессивного человечества. Вот почему в уничтожении троцкистских банд, провокаторов, шпионов и убийц кровно заинтересованы и рабочий Франции, и честный трудящийся Англии и Америки. В любой стране троцкизм является агентурой и союзником фашизма.
Долго совещались судьи. Предстояло тщательно и глубоко продумать каждый пункт, исчерпывающе обосновать решение, точно систематизировать все обилие многообразных, но неизменно кошмарных преступлений мерзкой своры троцкистских гадов, тщательно взвесить вину каждого, воздать каждому по заслугам…
…Тов. Ульрих читал приговор. Стараясь не проронить ни одного слова, мы в то же время следили за тем, что делалось в затихшем зале. Все слушали с огромным напряжением. Подсудимые стояли, — понурив головы. Чтение продолжалось около получаса.
И вот все кончено. Суд сказал свое веское справедливое слово. Предатели, изменники родины, пытавшиеся внести в нашу светлую жизнь темную ночь рабства, понесли заслуженную кару.
Через несколько часов наша делегация уезжает в Новосибирск. Мы возвращаемся к своим станкам и паровозам, в свои колхозы, в свои научные лаборатории и школы с чувством огромного внутреннего облегчения от сознания, что кровавая гидра обезглавлена.
Мы расскажем нашим рабочим, колхозникам и ученым о том, что видели, слышали и что перечувствовали за эти шесть дней, сидя в зале суда. Расскажем и будем учить других и учиться сами на уроках этого процесса. Научимся постоянно и неустанно повышать свою классовую бдительность, — как надо охранять страну и беречь, как боевое знамя на поле битвы, вождей партии, дорогого и любимого отца трудящихся, великого Сталина.
Делегаты XVII Всероссийского Съезда Советов от Западной Сибири:
Е. Слуева, колхозница-орденоносец; К. Махнеева, стрелочница ст. Усяты, орденоносец; Х. Гальмутдинов, шахтер Кемерова, орденоносец; М. Максимов, председатель Косихинскога райисполкома; В. Печень, шахтер Анжерских копей; Е. Рудакова, машинист Барнаульского меланжевого комбината; С. Адамов, профессор Томского медицинского института; А. Удалова, учительница Ребрихинской школы; Г. Салахутдинов, мастер 1-го класса Сибметаллстроя; А. Палаткина, зам. председателя страхкассы завода им. Сталина.
«Комсомольская правда» 30/I 1937 г.