Ева Моргалис

Первой, кого я увидела, как только глаза привыкли к свету, была мама. Она держала за грудки Кусая, трясла его как грушу и рычала:

— Где моя дочь, сукин сын?! Где моя дочь?!

Маг даже не пытался ответить: его ноги болтались в воздухе, а перекошенное красное лицо выглядело так, будто он вот-вот свалится в обморок.

«Ничего себе, у меня мама — богатырь…» — промелькнуло в голове. А потом я увидела их. Пятерых мужчин, всех высоких, в темных мантиях до пола и с бородищами до пояса. Они стояли полукругом вокруг мамы с ее жертвой, из-под кустистых бровей хмуро наблюдали за расправой, но вмешиваться не спешили. Я еще подумала: с чего бы? Потом посмотрела повнимательней, увидела хорошо прорисованный фингал на заросшей физиономии самого накуксившегося, разбитый нос его рядом стоящего товарища, и поняла: попытки были. Правда, успехом не увенчались.

— Похоже, это наше подкрепление, — негромко предположил Алекс. — Видишь того мужчину справа, который так старательно ощупывает челюсть? Это Николя Страбовски, руководитель ударного отряда. Элита Ордена заклинателей.

— Элита? — переспросила я, скептически оглядывая потрепанных «морпехов». — Что-то не верится…

— Это все потому, что мы женщин не бьем! — с ноткой обиды в голосе ответил шестой заклинатель, которого я сначала не заметила. А когда все же заметила, не смогла сдержать улыбку: прическа в стиле «Альберт Эйнштейн», четыре глубокие царапины на щеке, порванная мантия… Кажется, он был первым, кто попался маме под руку, остальных так, рикошетом зацепило. А на этом бедняге она отыгралась. И видимо, он надолго запомнил, что бывает с теми, кто встает на пути у взбешенной ведьмы, потому вместо того, чтобы обратиться самому, попросил меня: — Скажите ей, что вы уже вернулись!

Алекс положил руку мне на плечо и кровожадно улыбнулся:

— А я бы подождал, пока она Кусая придушит.

— Ой, не надо нам такого счастья! — помотала я головой. — Соблазнительно, конечно, но что ты потом его семье скажешь?

— Реммао? — уточнил Шурик. — Думаю, тот поймет.

— Мистик, может, и поймет, а его мать-прорицательница? Это ведь та же ведьма, только вид сбоку. И пускай они с Кусаем ругаются, но я совсем не уверена, что она вот так запросто согласится стать вдовой.

Самый побитый заклинатель напрягся.

— У этого египтянина есть жена?! — спросил немного охрипшим голосом. А потом, даже не дожидаясь, пока я кивну, бросился к маме. — Ядвига! Ядвига Моргалис! Ваша дочь вернулась!

Ведьма резко обернулась.

— Ох, Евочка! — всхлипнула она, небрежно отбрасывая Кусая в сторонку. — Я так волновалась! Так переживала! — и тут же, без перехода. — Где тебя черти носили?!

Вообще ситуация была странной. У нас ведь с мамой связь, эмоциональный поток, все такое. Он должен был предоставить ей все ответы: начиная от того, где конкретно я нахожусь, и заканчивая моим самочувствием.

— Да прервался поток! — пророкотала Ядвига. — Ты за грань шагнула — все равно что умерла в этом мире! Я чуть инфаркт не схлопотала! Как ты могла так поступить?!

— Э-э-э… — смутившись, я потерла пальцами лоб. К такой подножке со стороны давно проверенного способа связи я была откровенно не готова. — Прости, мам… я не хотела тебя волновать.

— Евочка, — мама криво ухмыльнулась, — волновалась твоя классная руководительница, когда я пришла к ней на родительское собрание. А ты буквально устроила геноцид моим нервным клеткам!

Я икнула:

— Что?!

— Ударила в самое сердце! — патетически схватилась ведьма за роскошную грудь, подчеркнутую меховой оторочкой ее кожаной куртки. — А ведь оно не вечно! Знаешь, как болит материнское сердце? Как оно кровоточит?!

— Да оно всегда кровоточит! — перебила я и спросила о том, что меня действительно волновало: — Ты была на родительском собрании?! Ты что, забыла, чем это в прошлый раз закончилось?!

К слову, этот самый «прошлый раз» был ровно семь лет назад. Я тогда училась в третьем классе, и нам досталась очень ответственная учительница-руководитель. Тамара Ивановна. Ей было уже глубоко за шестьдесят — это если по паспорту. А если по внешности — за семьдесят. И была у нее фишка такая: «тотальный контроль» называлась. Ничто не должно было ускользнуть от ее внимания. Ни одна мелочь, ни один поступок. И не важно, где находился ребенок: дома, за партой или на детской площадке, в покое его оставлять запрещалось категорически. Но если в учебные часы она сама следила за нами круче, чем судья Дредд за преступниками Мега-сити, дома сия почетная миссия ложилась на плечи родителей. Нет, я не спорю: были в нашем классе и особо ответственные представители старшего поколения, которые ревностно выполняли возложенные на них функции. Но и белых ворон избежать не удалось. Таких, как моя мама, например. Которые считали, что все это — ересь, за всем не уследишь, а если и уследишь — так на фиг это нужно, чтобы ребенок в десять лет не мог самостоятельно принять элементарное решение?

К сожалению или к счастью, мама в своих убеждениях оказалась не одинока, и три года первая половина класса вела войну со второй половиной. Причем воевали они по всем правилам стратегии и тактики, со шквальным огнем, записями в дневниках и журнале, с партизанскими вылазками во дворы «непутевых родителей» и диверсиями в стане «приподъездных» старушек. Даже с павшими в бою героями (мальчик Костя, забыла фамилию, не выдержал давления и удрал в другую школу)! Три года Тамара Ивановна жертвовала своим временем и силами, чтобы справиться с непокорными. Пока из всех врагов не остался один. Ядвига Моргалис!

Ибо маме было пофиг! Это я каждый вечер слушала, как настойчиво звонит телефон, пока Ядвига веселилась на шабашах. Это мне приходилось каждое утро объяснять руководителю, в какую очередную командировку отчалила моя родительница и почему ее невозможно застать дома. Это на меня пристально смотрели накрученные фантастическими историями из жизни молодых хулиганов соседские старушки. И только через три года, задолбавшись от моего нытья, мама наконец решила вмешаться.

Не знаю, о чем они говорили: это было поздним вечером, наедине и за закрытыми дверями. Знаю только, что мама на встречу пришла в красном платье с разрезом до бедра и с бутылочкой мартини. После чего Тамара Ивановна неделю не появлялась в школе. А когда ее все-таки нашли (да, именно в обезьяннике), последовали жуткий скандал и торжественный уход на пенсию. За две недели до окончания года. Новая классная оказалась попроще в вопросах дисциплины, но нас не знала. И сгоряча влепила двум круглым отличницам баллы пониже. Не смертельно, конечно, но народ почему-то обиделся. Почему-то даже на меня.

Вот с тех пор мы и договорились, что в школу Ядвига ходить не будет. Для нашего общего спокойствия.

И вдруг — на тебе! Она опять это сделала.

— Что ты натворила на сей раз, мама?! — требовательно спросила я. — Почему учительница должна волноваться? Мне что, стоит начинать искать новую школу?!

Ядвига невинно хлопнула ресничками размером с небольшое опахало.

— Конечно нет, Евочка! В худшем случае мы оплатим хвоей классной услуги профессионального психолога. Но я не думаю, что до этого дойдет. И вообще, — она уперла руки в боки, вновь принимая обиженный вид, — тебе не кажется, что об этом можно поговорить и дома?

Тяжко вздохнула: как это было похоже на маму! Отложить тему, чтобы потом никогда больше к ней не возвращаться! На всякий случай буркнула:

— Не думай, что я забуду!

— И в мыслях не было! — фальшиво возмутилась Ядвига, даже не пытаясь скрыть победную улыбку.

Вздохнула еще раз. Потом огляделась по сторонам.

— А сколько нас не было? — спросила, неожиданно сообразив, что вот это самое солнышко, так ярко освещавшее все вокруг, — весьма неожиданный гость в Карпатских горах. Ну, по крайней мере, для этого времени года. Дождь, слякоть, легкий морозец — это да, это стандарт. Но плюс десять?! Да еще ветерок такой теплый. И вон, кажется, почки на дереве появились… — Мама, а мы точно в Румынии?!

— Конечно, — кивнула ведьма. — Всего метрах в ста от гробницы. Заклинатели сказали, что это максимальное расстояние, на котором действует их сила. Как по мне, если ты уже подписал контракт с демоном, то тебе должно быть все равно, в какую точку мира его призвать.

Наверное, это очень обидно прозвучало, потому что стоявшие неподалеку и что-то живо обсуждавшие с Алексом заклинатели резко прервали разговор и вперились в маму свирепыми взглядами.

— Три Бестиара, госпожа Моргалис, — сухо отрезал тот, которого Шурик назвал заграничным именем «Николас», — не так-то просты в обращении!

Мама демонстративно закатила глаза.

— Да уж, — сказала она таким тоном, будто делала одолжение своим согласием. — Мы именно так и поняли. Именно поэтому, Евочка, Совету ведьм пришлось выставлять посты в радиусе ста метров от саркофага. Тринадцать чародеек сейчас бродит по этим лесам и думает, как вернуться домой. А все потому, что кое-кто решил творить свое темное таинство…

— Ядвига Моргалис! — прорычал Николас. Но мама на него даже не посмотрела:

— …именно здесь. Максимально далеко от эпицентра событий.

Заклинатель с мрачным видом хлопнул себя ладонью по лбу. Постоял секунд пять (я так поняла, мысленно считал, пытаясь успокоиться) и только потом поднял на маму глаза:

— Вы уж определитесь, что вам больше не нравится, то, что мы рядом с могилой Титанов или что далеко от нее!

Ха-ха! Решил победить маму логикой! Наивный какой…

— А погода, — словно и не слыша возмущения Николаса, продолжила она, — начала исправляться, как только магический фон вернулся к прежнему уровню. О, да! Природа всегда найдет способ себя излечить. Скоро здесь все будет цвести и благоухать. Но я не думаю, что нам стоит задерживаться, чтобы понаблюдать.

Она щелкнула пальцами, и в ее руке появилась метла. Мамина любимая: зачарованная буквально от всего, с удобной отполированной перекладиной и прутьями священной ивы (поклонники культа почитателей природы, у которых мама свистнула половину дерева, до сих пор ей это припоминают).

— Предлагаю улетать из этого леса, — улыбнулась она, но я покачала головой:

— Сначала мне бы хотелось еще раз повидаться с Аканой.

Ядвига непонимающе нахмурилась:

— Это кто такая?

— Прародительница нашего рода, — пояснила я.

— Серьезно? — удивилась мама. — Хм… Надо бы расспросить Книгу Знаний. Пускай выдаст имена всех предков, а то я дальше Морганы Пендрагон никого не знаю. Ну, да ладно. Хочешь увидеться с бабулей — кто я такая, чтобы возражать? Далеко идти?

— Нет, — я еще раз внимательно посмотрела по сторонам, пытаясь определить направление, но ничего не вышло. Блин, да я бы не смогла его определить, даже если бы здесь стояли таблички с указанием сторон света! А так — вокруг глухой лес, мы на какой-то стремной полянке, судя по всему, нами же и созданной… Как тут вообще что-то понять можно?! — Мам, нам нужно к озеру.

Брови Ядвиги удивленно скользнули вверх.

— К озеру? — переспросила она. Я кивнула:

— Оно должно быть здесь неподалеку. Большое такое, глубокое озеро.

— Прости, Евочка, — пожала плечами мама, — мы тут все в радиусе нескольких километров облазили, но никакого озера не нашли. Было старое, почти высохшее болото, но…

— Вот-вот! — подпрыгнула я. — Это, наверное, оно и есть!

Странно, конечно, что высохшее, но я после почек на деревьях уже ничему не удивлялась.

— Да нет, Евочка, — с сомнением покачала головой ведьма. — Извини, но это исключено. Если болото и хранило в себе что-то волшебное, сейчас там точно ничего нет.

Я нахмурилась:

— Но этого же не может быть! Еще вчера там было озеро… и Акана… ты уверена, мама?

— На сто процентов, — Ядвига со вздохом положила руку мне на плечо. — Прости, дорогая, но я сама проверяла это место. Вода — хороший проводник, мы думали устроиться там. К сожалению, расстояние не позволило — оно было дальше, чем дозволяла сила заклинателей. Пришлось перебазироваться сюда. Но болото абсолютно чистое.

Что ж… я сунула руку в карман, где хранился тот самый, последний амулет. Тот, который дала мне Акана. Остальные были у Алекса. Ну, кроме того, который сгинул в болоте за гранью.

«Может, нам действительно удалось разорвать связь, и ты, наконец, обрела покой, — подумала с надеждой. — Надеюсь, однажды я смогу выяснить, так ли это. И если у нас не получилось — я обязательно сюда вернусь. Чтобы найти другой способ. Я обещаю».

А пока мама была права: нам нужно было возвращаться домой. В конце концов, если она не смогла засечь Акану, мне и подавно это не удастся.

— Хорошо, мама, — кивнула ведьме. — Будем выбираться из этого леса.

— Отлично! — оживилась она. — Я как раз захватила твою метлу.

— А мне она не нужна, — хитро улыбнулась я. — У нас с Алексом свой транспорт.

— Э-э-э… — внезапно смутилась ведьма. — Тут такое дело, Евочка… Мы с заклинателями поговорили, посоветовались… в общем, Алекс домой не летит.

И знаете, он все-таки не полетел! Сказал, что нужно что-то порешать с Советом, попросил не волноваться и не бухтеть. Ну, я бухтеть и не собиралась, а вот подпортить карму элите заклинателей посредством насылания легкой, но неприятной порчи — еще как! Алекс отговорил. Пообещал вернуться в особняк «как только — так сразу», и с новостями. Предположительно — хорошими. Пришлось соглашаться. Ведь Совету заклинателей я могла и не верить, но своему парню доверять была просто обязана. А потому пожелала ему удачи на дорожку, села на метлу и вслед за мамой помчалась в город.

Клуж-Напока встретил нас лужами, чистым безоблачным небом и горожанами, которые удивленно косились на солнце, расстегивали шубы и думали — прятать меховые шапки в сумки или пока не снимать от греха подальше. Кажется, они были совсем не рады подобным изменениям коварной погоды и морально готовились к тому, что вслед за теплом в город может так же неожиданно прийти метель.

Уже в аэропорту к нам с мамой присоединились те двенадцать ведьм, которые партизанили в лесу, обеспечивая сохранность саркофага. Среди них была и Мелисса Овада со своим сыночком. В Совет Владимир не входил, в активных действиях тоже не участвовал, но выглядел так, будто в одиночку расправился даже не с Аттикусом, а со всеми Титанами. Особенно высоко он задрал нос, когда узнал, что Алекса с нами нет. В общем, я была действительно рада переместиться наконец в самолет. А там сесть у окошка, рядом с мамой, уткнуться лбом в прохладный пластик и расслабиться.

Наверное, я задремала. Сама не заметила как. Слишком напряженными были последние дни. Очень много всего навалилось. Но я даже не подозревала, как сильно устала, пока там, в самолете, не поняла, что все закончилось. Вместе с этим в душе появилась какая-то необыкновенная легкость. Удивительное спокойствие. Словно адреналиновая подушка, поддерживавшая меня все это время, куда-то исчезла. В голове стало пусто, глаза закрылись, и не было даже снов.

Очнулась я уже ближе к посадке. От вопля пассажира сзади:

— Умрем! Мы все умрем!

Подняла вопросительный взгляд на Ядвигу. Та небрежно пожала плечами:

— Попали в зону турбулентности. И пилот объявил, что над городом тучи, потому снижаться будем с тряской. Вот народ и переживает.

Ну, это она слишком мягко выразилась. Худенький мужчина в очках сидел в проходе в третьем ряду с хвоста и не переживал — он конкретно истерил. Две девушки-стюардессы отчаянно пытались его успокоить, но у них ничего не получалось. Где-то впереди проснулся и заплакал ребенок. Какая-то мадам в соседнем ряду неожиданно вспомнила, что не оставила завещание. Деловито пробурчала себе под нос, так, невзначай отметила, но мужчине этого хватило, чтобы зайтись уже просто в бешеном вое.

— Хосспаде… — мама недовольно потерла переносицу. — Везет же нам на всяких ущербных. В прошлый раз, когда в Румынию летели, тоже попалась особо нервная тетка. Полтора часа успокаивали. И уши-то у нее заложило, и летать-то она боится, и отравить-то ее в самолете несвежими продуктами хотят… Худший полет в жизни… был! Пока она этому припадочному эстафету не передала.

И мама бросила мрачный взгляд на бедолагу в очках. Я вздохнула: мало ли у кого какие фобии! Кто-то боится пауков, кто-то акул. А кто-то — летать. Зря он, конечно, при этом поперся на самолет, но вдруг просто выбора не было? Так что мужчину в целом я понять могла. Он ведь не знал, что на сей раз его страхи совершенно необоснованы. Когда вместе с тобой летит Совет ведьм… да в этот самолет, если даже Зевс молнией пульнет, то не собьет, а так, телефончики подзарядит.

— А есть какой-нибудь способ его успокоить? — спросила у мамы.

— Без физического контакта могу разве что упокоить, — ответила она. — Как нечисть: навеки. И кстати, с каждым его воплем желание это сделать растет.

Я покачала головой:

— Мама, нужно быть терпимее!

— Терпение, Евочка, здесь совершенно ни при чем! — возразила сидящая рядом с Ядвигой Мелисса. — Его нужно просто напоить!

И с коварной улыбкой щелкнула пальцами.

— «Ой, моро-оз, мороз!..» — раздалось за спиной.

— Повысила уровень алкоголя в крови, — объяснила нам Мелисса. Вот бы она еще это стюардессам сказала, а то девушки, наверное, решили, что мужик от страха окончательно сбрендил.

Зато в родной город нас доставили хоть и с легкой трясучкой, зато под песни. Думаю, были бы и пляски, если бы стюардессы, объединившись, не спеленали мужика подручными средствами.

А в аэропорту нас уже встречали.

— Гоша!

— Ви-ви!

«Ви-ви» — это мама. Кто такой Гоша, объяснять, думаю, не нужно. Забавно, что ни один мамин ухажер до Соколова не рискнул придумать ей кличку, а вот Георгий оказался посмелее. Потому что назвать Ядвигу Моргалис в честь поросенка мог только очень смелый человек.

Кстати, надо отдать ему должное: несмотря на буйство гормонов, меня заметили довольно быстро.

— Евочка! — оторвавшись от губ любимой жены (я старалась смотреть куда угодно, лишь бы не на них), воскликнул отчим. — Рад тебя видеть! Как съездила? Как погуляла? Хорошо отдохнула?

Кивнула, старательно пряча удивление. Так сказать, «согласилась, не глядя». На месте Ядвиги было бы неплохо предупредить дочь о том, какую именно легенду она повесила на уши супруга. Но мама была в своем репертуаре, а потому решила, что это — мелочи, на которые не стоит обращать внимания. Я с ней согласиться не могла. Особенно когда Георгий задал следующий, вполне резонный вопрос:

— А где Александр? Он разве с тобой не прилетел?

Ну и как на него отвечать?!

Помотала головой. Пускай думает, что я немая…

— Ладно, — легко согласился отчим, подхватывая мамину сумку. — Александр — мальчик взрослый. Если остался, значит, было нужно. Главное, что ты, Евочка, дома. Правда ведь, Ви-ви?

— Конечно, милый, — сладко улыбнулась мама, и они первыми, обнявшись, полетели (на крыльях любви, не иначе) к выходу из терминала. Я все так же молча потопала следом. Эдак еще немного, и Георгий решит, что у него не падчерица, а дебилоид какой-то… Или маньяк. Угрюмый, тихий, изъясняется жестами… А потом возьмет топорик и порубает всех в капусту… Брр!

Нет уж, надо срочно менять тактику!

— Георгий! — догнала я парочку влюбленных уже на выходе из терминала. — А вы как в Лондон слетали?

— Ох, Евочка! — расцвел в улыбке отчим. — Отлично слетал. Сейчас я тебе все расскажу.

И он действительно рассказал. Вернее, сначала со словами: «Карета подана!» — посадил нас с мамой в машину, а потом как начал рассказывать о своей поездке! Я аж слушать устала. И о том, как бизнес-партнер почти две недели артачился, не желая подписывать договор на заранее согласованных условиях. И как Георгию пришлось четыре раза переносить возвращение домой, потому что требовалось утвердить «еще пару нюансов». И как третий участник их маленького междусобойчика вдруг передумал и затребовал аннулирования сделки…

— В общем, все было плохо! — подытожил Георгий, когда мы уже въезжали во двор особняка. И тут же добавил, с глупой влюбленной улыбкой глядя на Ядвигу: — Пока твоя мама не приехала.

— Ну что ты, Гоша, — Ядвига положила ладонь мужу на колено (я пристально уставилась в окно). — Ты сам с ними прекрасно справился.

И с таинственным видом подмигнула мне в зеркало заднего вида. Я даже удивляться не стала. Мама умела настаивать на своем и принуждать к «миру-дружбе-жвачке» так, чтобы следов не оставалось. Ну, может, легкое заикание или преждевременная седина… но чего только не сделаешь ради семьи?

— Поздравляю вас, Георгий, с заключением очередной сделки! — от души польстила предпринимательскому гению отчима, за что получила от него еще одну широкую улыбку. И первая выбралась из машины.

Да так и замерла, прижавшись спиной к дверце «лексуса». Потому что передо мной с кривой, обещающей мало хорошего рожей стоял Богдан. В переднике. Таком, знаете, строительном: в краске, известке и других плохо идентифицируемых пятнах. А за ним — с лицом «не убивай, батька!» замерла Полина.

Это было странно. Причем для них обоих.

— Привет, — осторожно поздоровалась я. — А у нас ремонт?

— У тебя, — поправил братец. — В комнате.

Никогда не подозревала, что в его организме скрываются такие бездны злорадства!

— Что? — сипло выдохнула в ответ.

Полина с жалобным видом закусила губу и ловко вытянула из-за спины блюдо с горкой печенюшек.

— Будешь? — спросила с надеждой.

Ясно! Меня решили не только оставить без жилья, но и отравить. Видимо, чтобы долго не мучилась.

— Да не переживай ты так, — совсем уж по-злодейски «успокоил» Богдан. — Я почти закончил. В коридоре спать не будешь.

И заржал смехом Доктора Зло. Я метнула в него офигевший взгляд и, не дожидаясь, пока Георгий выудит мой рюкзак из багажника, ломанулась в дом.

— Куда же ты, сестренка? — припустился следом братец. — Неужели так не терпится оценить результаты моих стараний?!

Я молча сунула ему кукиш под нос и, перепрыгивая через три ступени, практически вознеслась на третий этаж. Распахнула дверь с такой силой, что она ударилась о стену, и застыла на пороге. Челюсть сначала отвисла, а потом со стуком упала на розовый ковер. Моя комната… ну, не то чтобы сильно отличалась от своей предыдущей версии — такая же розовая и в жутких рюшечках. Вот только обои поменялись.

— Единороги?! — прохрипела я, медленно оборачиваясь к моему потенциально мертвому брату. — Розовые единороги?! Почему именно единороги?!

— А потому что Вася! — коротко ответил Богдан.

Клац! — это моя челюсть вернулась на прежнее место. Да так там и застыла, пока я переводила анимешно-круглые глаза с Полины на Богдана и обратно.

Елки зеленые! Что тут произошло, пока нас не было?!

— Удивлена, с-сестренка? — правильно истолковав мой взгляд, по-змеиному прошипел Богдан. — А мне Полина уже успела все рассказать!

— Правда?! — ахнула я и с выражением «беги, Лола, беги!» уставилась на подругу. — Ты ему все рассказала?!

Казакова снисходительно скривилась, мол, «это он так думает!». Я тихонько выдохнула, а Богдан все не унимался:

— Именно, Евочка! Все! И о том, что волшебные звери существуют. И о том, как ты их лечишь. И даже о ведьмах!

Ай да Богдан! Ай да добряк-метросексуал, чтоб тебе всю жизнь вместо зеркал в лужи смотреться! Прямо талант, когда дело доходит до морального прессинга. Кто бы подумал… У меня аж дыхание перехватило от этого его последнего слова!

— О ком?!

— О ведьмах! — по слогам четко повторил брат. — О тех, которые ведают! Знают все! И лечат волшебных зверушек волшебными настойками.

Фу-уф… неужели пронесло?

— Ну конечно, — улыбнулась я подрагивающими губами. — Лечат, ага… настойками… Правильно-правильно! Нашатырь там, валерьяночка… подорожник опять-таки трава полезная… Только вот я одного не могу понять. Ну ладно, я — ведьма. От нас-то по умолчанию ничто не скроется. Но как ты с Васей познакомился? Он ведь…

И запнулась. Что сказать: «Он к смертным не приходит»? А потом долго и нудно доказывать, что я на самом деле вполне себе человек, а не какой-нибудь пришелец в гуманоидной оболочке, и такая же смертная, как он и все остальные Соколовы?

— …Вася ведь такой конспиратор! — придумала наконец.

Богдан скептически выгнул бровь:

— Ева, он — конь!

— Единорог, — поправила я на автомате.

— Да ради бога! Главное, что в нем два метра красоты. Из него конспиратор, как из меня прима Большого театра! — развел руками брат.

— И все же, — с нажимом возразила я, — до этого он никогда и никому на глаза так просто не попадался. Всегда приходил по ночам, когда все посторонние спали. Так что же случилось на этот раз? Вася явился днем?

— Нет, — мотнул головой брат, а Поля за его плечом как-то странно дернулась и прямо на моих глазах начала сереть лицом. — Ночью.

— И ты не спал? — подозрительно сощурившись, пристально вгляделась я в Казакову. — Интересно, почему?!

— А мы… — промямлила подруга. — Мы тем вечером как раз только помирились…

Ах, вот оно что!

— То есть это ты ему спать не давала?! — прорычала я.

Полина ответила жалобным писком и, не сумев придумать достойной отговорки, второй раз за десять минут протянула мне блюдо:

— Скушай печенюшку, Евочка!

— Нет! — рявкнула я, отчаянно сражаясь с недостойным желанием схватить блюдо и запустить подруге в голову. «Недостойным» потому, что я отлично понимала: не так уж сильно она виновата. Предугадать появление Васи была не в силах даже Ядвига, а она как-то пыталась научиться. Да я и сама не так давно вляпалась в похожую ситуацию, когда Шурик себе едва сафари на единорогов не устроил. Так что, если уж совсем по-честному, злиться я должна была прежде всего на себя, за то, что не смогла воспитать Васю. Но так как на себя злиться было неинтересно, а на подругу — несправедливо, попыталась перевести тему: — С каких это пор ты заделалась кондитером?!

— Да так, — уже спокойнее улыбнулась Полина, сообразив, что буря начала стихать. — Появилось вдруг непреодолимое желание побаловать любимую подружку. Зашла на кухню, смотрю: мука стоит. Вот и решила использовать.

Богдан медленно обернулся. Окинул суженую задумчивым взглядом.

— Мука? — спросил, подозрительно косясь на печенье. — А где она была?

Поля пожала плечами, затянутыми в черную полупрозрачную ткань кофточки:

— Да на столе стояла. В пакете из-под муки. Вполне обычном. Без каких-то опознавательных знаков, правда, но что я, муку не определю? Ой, не смотрите так! Я ее просеяла и даже попробовала: мука мукой! И на вид, и на вкус.

— На вкус, говоришь? — неожиданно уточнил братец. — А на зубах она случайно не поскрипывала?

Поля задумалась на мгновение:

— Вроде было немного… но я решила, что так и надо.

— Понятно, — парень с абсолютно невозмутимым видом покачал головой. — Не пеки больше. Никогда. А печенье это есть нельзя. Выбрасывай.

— Но почему?! — возмутилась Полина.

— Потому что оно из шпаклевки.

М-да… кое-что в этом мире никогда не меняется.

Знаете, я чем больше узнаю Богдана, тем чаще при воспоминании о нем на ум приходит фраза: «Любой ремонт рано или поздно заканчивается, а искусство, блин, вечно». Вот, например, когда мы с Алексом и мамой умчались сражаться с Титанами, Егор улетел в очередную командировку, а Георгий решал свои бизнес-проблемы в далеком Туманном Альбионе — нас ведь не так долго не было, верно? А Богданчик успел сделать ремонт. И моя комната стала выглядеть так, будто кого-то туда радугой стошнило. И ведь не халтурил же братец: за пару дней единорогов так на клей «посадил», что легче было снять с комнаты бетонную стружку, чем разлучить эту сладкую парочку: обои и стены. Поверьте, я пыталась!

Но справедливости ради стоит отметить, что досталось не только мне. За эти пару дней у нас на кухне появилась оригинальная и немного жуткая люстра, оформленная в виде трех черепушек. Она светила красным из глазниц и в первый же вечер довела Георгия до икоты. Я так понимаю, это был «изящный» богдановский реверанс в сторону любимой девушки.

А в санузле по всем вертикальным поверхностям оказались расклеены резиновые утята. На наше резонное замечание о том, что их нужно размещать только по дну ванны, чтобы оно не было таким скользким, нам сказали, что это дизайнерское решение и в том, как именно они расставлены, есть особый, почти сакральный смысл, который нам, простым неучам, не понять.

— Ну, не понять, и ладно, — согласился Георгий, попытавшись отодрать одного утенка и обнаружив, что сделать это можно только вместе с плиткой. — Пускай уж висят тогда, всей стаей…

И Богдан так искренне обрадовался своей маленькой победе, что у меня рука не поднялась его разочаровывать. Даже когда он с гордостью продемонстрировал новое спальное место Диплодока.

Тут надо объяснить: само место действительно было отличное! Удобный, мягкий домик, точно подходящий по размеру, но с одним крошечным недостатком. Он был кошачьим. И не то чтобы у моего добермана имелись какие-то комплексы — он и на подстилке для хомяка спать бы лег, лишь бы уместился, но домик-то Богдан купил в комплекте. Вместе со «стенкой». И повесил строго по инструкции — под потолок. Так, чтобы добраться до него можно было исключительно по трем полочкам-ступеням. И теперь Диплодок с тоской косился на недосягаемый источник комфорта, совершенно не понимая, чего именно от него добивается странный мальчик в переднике.

— Знаешь, — прошептала мне Полина, когда мы, уже ближе к вечеру, сидели у меня в комнате, — он ведь еще спальню Алекса хотел немного преобразить. Выбросить шкаф и поставить вместо него комод — говорит, он там лучше смотрится. Но я не дала!

— Какая ты молодец, — пробурчала я в ответ. — А раньше остановить своего парня не могла?

— Шутишь? — возмутилась готесса. — Я с ним только помирилась! Да еще ценой таких неимоверных усилий. Я бы не стала с ним спорить, даже если бы он ваш особняк решил взорвать!

— Но за комнату Шурика ты заступилась?

Казакова тяжело вздохнула:

— Меня Кондратий заставил. Сказал, что с тех пор, как твою испоганили единорогами, это его последнее убежище. И если я дам его осквернить, не видать мне больше «любви на двоих»: он до моей гробовой доски будет стоять у изголовья кровати со свечкой.

Ну, ясно… дедуля молодец — знал, на что надавить.

— Кстати, — подняла на меня глаза подруга. — А ты случайно не в курсе, куда он делся? То ходил прямо по пятам — не отвяжешься, а теперь прямо как сквозь землю провалился.

Я оторвалась от сбора учебников на завтрашний день (между прочим, рабочий вторник):

— И давно он пропал?

— Да меньше суток где-то. Но я была уверена, что он точно появится поздравить вас с победой, — пожала плечами Полина. — Должен был бы. Не считаешь?

Я уже хотела неуверенно кивнуть, но в этот момент за дверью раздался стук каблучков, и у меня возникла идея получше.

— Мама! — крикнула в сторону коридора. Каблучки остановились. Дверь распахнулась:

— Аюшки? — деловито поинтересовалась Ядвига. Потом опустила взгляд на тетради в моих руках и неожиданно спросила: — Поблагодарить хочешь?

Я непонимающе свела брови на переносице, и мама самодовольно улыбнулась.

— Ты еще не знаешь? — с видом «ах, какой я расчудесный молодец!» она села в кресло. — А я ведь полностью подготовила тебя к школе! Собрала пенал…

«Так вот куда запропастились мои ручки! — поняла я. — Может, нужно было ей сказать, что я с третьего класса пенал не ношу? Откуда она его только откопать смогла…»

— …выполнила домашнее задание по английскому…

«Да, у мамы всегда была склонность к языкам».

— …и даже заполнила дневник!

Молча открыла вышеуказанный объект. Пролистала.

— Ну, как? — требовательно уточнила ведьма.

— Очень красиво, — сказала, стараясь выглядеть убедительно. — Аккуратно, каллиграфическим почерком. Но почему аж до сорок восьмого марта?

— Что? — насупилась Ядвига. Я протянула ей дневник. Она взяла, просмотрела… — Так и знала, что заполнять от руки — это бред! — заявила категоричным тоном и щелкнула пальцами. — Держи! Теперь все верно. Так зачем ты меня звала?

Не глядя, я сунула дневник в портфель и прямо спросила:

— Мама, где Кондратий?

Она сделала удивленной лицо:

— А я почем знаю, где его черти носят? Уверена: нагуляется — вернется.

Я с сожалением склонила голову набок:

— Жаль… мне казалось, ты сразу поймешь, в этом он мире или ушел. Мы ведь с Алексом так старались разорвать связь хранителей с амулетами — даже забрали их за грань. Но ни Аканы, ни Кондратия нет, потому я не знаю, подействовал ли метод. Думала, может, ты поможешь.

Ядвига улыбнулась и плавно, по-кошачьи, поднялась на ноги:

— Евочка, но ведь это ты первая Коню увидела. У тебя с ним кровная связь. Так что это скорее ты могла бы понять, здесь он или нет. Не я.

— Еще раз очень жаль, — повторила я. — Потому что я ни-че-го не понимаю.

Не прекращая улыбаться, правда, теперь уже с откровенным снисхождением, мама положила ладонь мне на макушку:

— Не переживай, ребенок. Рано или поздно правда обязательно всплывет, — и подмигнув, потопала к выходу.

Не дошла буквально пару шагов.

— Дырявая моя голова! — воскликнула, несильно стукнув себя костяшками по лбу. — Вот, возьми. Тебе просили передать.

И, быстро вернувшись, сунула мне в руки конверт. Из плотной, чуть пожелтевшей бумаги, запечатанный сургучной печатью. Обратного адреса не было вообще, а на месте информации о получателе значилось только два слова, написанных от руки и явно перьевой ручкой: «Еве Моргалис».

— Что там? — любознательно склонилась над моим правым плечом Ядвига. Полина нависла над левым:

— Открывай!

Я улыбнулась их нетерпению и нарочито медленно распечатала конверт. Аккуратно, двумя пальцами, достала сложенный лист, развернула, пробежалась глазами по его скромному содержанию… и без сил опустилась на кровать.

— Да что же это… Мама! Они что, издеваются?!

Ведьма подхватила выпавшее из моих рук письмо, еще раз прочитана текст.

— Не знаю, — проурчала сквозь зубы. — Что собираешься делать?

— Понятия не имею, — сжала кулаки и подняла на Ядвигу тяжелый взгляд. — А так, чисто ради интереса: сколько сейчас дают за предумышленное убийство?

Мама задумалась на секунду.

— Это зависит от того, найдут ли труп, — ответила уверенным тоном.

— А я знаю, как сделать так, чтобы его никогда не нашли! — добавила Полина, грозно скрестив руки на груди.

И в тот момент, несмотря на ситуацию, я просто не смогла не улыбнуться.