В пригороде Берлина, в старинном городке Потсдам, в династическом замке прусских королей победители собрали мирную конференцию, на которой предстояло определить будущее освобожденной Европы.

От Европы присутствовали представители стран, боровшихся с фашистской агрессией, и делегации стран Оси. Только их статус несколько отличался от того, который обычно предоставляется побежденным. Совершенно не так себя чувствовали немцы и австрийцы в 1918 году. Здесь, под лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», в едином порыве слились представители передового класса европейского общества. Так, Болгарию представлял Георгий Димитров, в прошлом председатель Коминтерна, а ныне — глава Республики, претендующий на то, что именно поднятое им восстание положило конец нацистской агрессии, и в кулуарах конференции пользующийся неизменным успехом. Польшу, в пику лондонскому правительству, представляла Ванда Вакулевская, писательница, известная своей непримиримой позицией и мнением о том, что польской шляхтой Вторая мировая война была развязана специально. Якобы польские военные задумали с помощью Франции и Англии разгромить Германию и отхватить земли вдоль северного побережья Балтики, до Штеттина, но просчитались с оценкой силы и, главное, с оценкой решимости Германии воевать. За это она подверглась самому настоящему шельмованию в польско-английской прессе, но не унывала, писала свои обличительные статьи. Которые неизменно публиковали центральные советские газеты, не забывая вставить в конце каждой статьи сноску о том, что дается она в авторской редакции и ответственность за ее содержание редколлегия не несет.

Другие страны представляли не менее известные своей революционной деятельностью люди. Только вот от Германии не присутствовал Эрнст Тельман. Во время приближения советских войск к Берлину, в центральной тюрьме которого его содержали в последние недели войны, он был предательски убит эсэсовскими палачами. Советской прокуратурой предпринято расследование обстоятельств гибели Эрнста Тельмана. В результате около пяти тысяч палачей и их пособников были осуждены на различные тюремные сроки, а непосредственные организаторы расстреляны.

Страны-победительницы: СССР, Франция, Югославия, Чехословакия и Греция — были представлены на самом высоком уровне. Понятно, что основное внимание всех журналистов, а также общественности привлекли к себе маршал Сталин и генерал де Голль. Именно к их мнению, в отсутствие других фигур такого же масштаба, прислушивались другие участники.

В качестве наблюдателей были приглашены представители США, Швеции, Швейцарии, Финляндии, Норвегии, Великобритании и других стран, вклад которых в победу над нацизмом Европа не оценила. А шум, который поднялся в европейской прессе, относительно заявления Черчилля о том, что именно Великобритания, как великая держава, должна определять послевоенное устройство Европы, был сравним разве что с уничижительной критикой молодого советского правительства в 20-30-х годах. Не осталось, казалось, ни одного серьезного европейского журналиста, который бы со страниц своего издания не объяснил читателям зловещую роль Англии во вскармливании нацистского зверя и в развязывании войны. После чего Форин Оффис решил вообще не участвовать, как было выражено в заявлении, «в этом фарсе», что еще более придало силы антибританской истерии.

Роль США в победе над фашизмом прессой неизменно подчеркивалась, и притом в самых уважительных тонах, поэтому президент Рузвельт, несмотря на недовольство Сената, принял приглашение участвовать в конференции. Оно и понятно, умный человек, в отличие от вырожденцев из знатных стопроцентно-американских семейств, предполагал, что приход большевиков в Европу — процесс долговременный, и игнорировать его — то же самое, что уподобляться африканскому страусу, прячущему голову от неприятностей в песок. И этот его шаг был по достоинству оценен Сталиным. Рузвельт был приглашен (а может, именно на это Иосиф Виссарионович и рассчитывал?) на заседание союзной комиссии. Комиссия состояла из трех человек. Сам Сталин, де Голль и Рузвельт. Может возникнуть вопрос: а что было бы, если бы Рузвельт не приехал? Ответ на него скорее всего незамысловат — Сталин что-нибудь бы придумал.

Заседание комиссии проходило в старинном королевском замке, в огромном зале. Специально для этого мероприятия был изготовлен и в считанные дни доставлен из Советского Союза огромный круглый стол, видимо, призванный убедить гостей Сталина в том, что они тоже являются полноправными творцами победы и полностью допущены к ее плодам.

Перед началом самого первого заседания «Большой Тройки» — именно так окрестили журналисты участников «круглого стола», Сталин встретил на крыльце Рузвельта и де Голля. Он весьма тактично «не заметил» момент, когда парализованного президента США помощники вынимали из машины и усаживали в инвалидное кресло, зато, когда Рузвельта подкатили к невысокому крыльцу, с искренней радостью встретил президента и в дальнейшем уже не выпускал его из поля зрения.

Де Голль также был встречен и обласкан, правда, чуть холоднее, видимо, этим Председатель Совмина СССР делал намек на неудовольствие операцией по поимке Франко. Как-то так случилось, что Франко, который был вывезен французскими спецназовцами из Африки, при перевозке его уже по территории Франции был смертельно ранен при попытке к бегству. Сталину было на что гневаться. Франко — вот единственный и неповторимый свидетель, который мог бы на суде многое рассказать о роли как сионистов, так и англичан с американцами в развязывании Второй Мировой войны. А этот то ли олух, то ли провокатор де Голль упустил его на тот свет.

Пока усаживались, определялись с местами для переводчиков, расставляли стаканы и графины с водой, настраивали аппаратуру для трансляции переговоров вне здания для прессы, Сталин успел коротко переговорить с де Голлем относительно его позиции в отношении стран Бенилюкса. Де Голль разделял мнение Сталина о том, что слабые в политическом и военном отношении страны будут искать себе союзников за пределами европейского континента и что России и Франции невыгодно видеть их слабыми. Сталин при этом напомнил роль стран-союзников Германии в начале войны.

Открыл заседание де Голль. Он поблагодарил маршала Сталина за приглашение и представил свое видение повестки дня.

Первое, что предстояло решить руководителям ведущих стран, — это то, как в дальнейшем исключить возможность возникновения подобной войны. Ведь не секрет, что средства убийства в связи с развитием технического прогресса неимоверно усовершенствовались, и сейчас потери несет в большей степени мирное население, а не войска. (Сталин и Рузвельт при этом умолчали о том, что ученые их стран вплотную подошли к созданию атомного оружия, что в самом корне меняет и тактику, и саму стратегию, делая именно население его главной целью.) Де Голль заявил о необходимости создать нечто вроде Лиги Наций, только в отличие от нее более эффективное, способное остановить любого агрессора. Сталин предложил назвать подобную структуру Организацией Объединенных Наций — ООН.

Штаб-квартиру ООН решили разместить в Софии, столице Болгарской республики, о чем с удивлением узнал руководитель Болгарии Георгий Димитров. Сталин же обосновал это тем, что, во-первых, это очень красивое место в самом центре Европы. Во-вторых, и климат, и близость моря благоприятно скажутся на работе организации. Ну и, в-третьих, само название «София» — в переводе с древнегреческого — «Мудрость» — задаст нужный настрой на будущее.

Ему не возражали, понимая, что если Сталин захочет, то создаст ООН и без них, и где захочет, хоть в Софии, хоть в Кызыле, хоть в Норильске. Пусть будет София.

Далее Сталин предположил, что осуществление такой функции потребует от государств, как он сказал, государств-гарантов, определенного суверенитета, касающегося внешней политики. Рузвельт попросил поточнее выразить его мысль.

— Основной задачей ООН будет поддержание мира во всем мире. Понятно, что тогда всем этим осям и блокам приходит конец. Ведь если сохранение мира берет на себя сообщество ведущих стран, то малые страны фактически не обязаны нести бремя оборонных расходов. А наступательные действия, тем более с помощью соседей, должны будут пресекаться сразу и жестко, что делает участие в блоках, помимо ООН, вообще бессмысленным и глупым. Но ведь страны-гаранты ООН будут нести бремя военных расходов и за себя, и за малые страны, а это значит, что кто-то это бремя им должен компенсировать. Мы не стали проводить политику контрибуции, как и завещал основатель нашего государства Владимир Ленин, но компенсация за помощь Европе в борьбе с фашизмом нами будет стребована как с Германии, так и с других стран — ее сателлитов.

— Это справедливое требование, — заметил Рузвельт, а про себя добавил, что политика, декларируемая Лениным, правильно называлась — мир без аннексий и контрибуций. Видимо, Сталин является не только творческим марксистом, то есть, когда это выгодно СССР, он плюет на догмы Маркса, но еще и творческим ленинцем, поскольку отобрал у Германии всю Восточную Пруссию вместе с Данцигом и Кенигсбергом. А сам продолжил: — Как понять слова маршала о том, что малые страны должны компенсировать странам-гарантам ООН участие в обеспечении их безопасности?

— Да, и как это может быть выражено в цифрах? — попытался уточнить де Голль.

— Друзья, это, я полагаю, уже частности, которые будут обсуждать дипломаты, экономисты и военные. Нам же важно принять основополагающие решения, на которые они будут опираться. Здесь важно понять следующее — в мире, с падением германского рейха и началом крушения Британской колониальной империи (оживление за столом и в зале прессы), создалась совершенно другая политическая ситуация. Де-факто сейчас существует три центра силы — СССР, объединяющий страны Восточной Европы, Свободная Франция, с примыкающими к ней странами Западной Европы, включая Италию, и США, организующие вокруг себя страны Нового Света. И как раз между ними и должны быть распределены основные моменты ответственности за состояние этих регионов. Понятно, что не все проблемы сейчас решены. США ведут трудную борьбу с японскими милитаристами...

— Я надеюсь, что обсуждению этой борьбы мы посвятим наше время, — неуверенно предложил Рузвельт.

— Господин президент, именно для этого мы и собрались здесь. Ведь не для того же, чтобы обсуждать расположение штаб-квартиры ООН. Только я попрошу это сделать чуть позже. Далее, часть Европы, в связи с прокатившейся по ней войной, лежит в руинах.

— Ну, если сравнивать их с тем, что было после Первой Мировой войны, то это так, семечки, — заметил де Голль.

— Да, но только после Первой Мировой войны не было столько отравленного фашизмом и нацизмом населения. А сейчас перед Новой Европой обязательно встанет вопрос денацификации народов Европы. Потом, нужно строить совершенно по-другому устройство государств. В советской России были мечты о том, что на Западе будут образованы Соединенные штаты Европы. Тут суть не в названии, суть в самом явлении. Мы полагаем, что демократия должна развиваться в направлении усиления местного самоуправления, что должны быть твердой рукой вырваны с корнем различные имущественные и прочие ограничения, как то: по полу, нации или по вероисповеданию, в выборах. Пример советской демократии здесь должен играть несомненную роль, так же как и опыт США. Но только мы в опыте США усматриваем и некий негатив — влияние финансовых тузов на результаты выборов. Подобное влияние должно резко пресекаться.

— Но сама демократия предполагает наличие независимого финансирования и следовательно — опосредованное влияние промышленников на процесс.

— А роль государства на что? Франклин, вы же сами в Штатах прижали хвост этим баронам-разбойникам от капитала, а теперь допускаете, что новая Европа должна будет наступить на те же грабли.

— Но ведь это же существенно ограничит градус демократии в Европе, — возразил де Голль.

— А гарантом этой демократии и должна стать Франция, страна с несомненным опытом демократического развития.

Еще долго Сталин, Рузвельт и де Голль обсуждали направление развития демократии в Европе. Интересны выводы, к которым они пришли: европейские страны доказали, что к настоящей демократии их народы еще не готовы и при случае впадают в самые экзотические ереси, от социал-дарвинизма до фашизма включительно. Строить независимую политику им настанет время лет через пятьдесят-сто. Поэтому-то и вводит данная конференция на территориях Европы нечто похожее на внешнее управление. А пока — начнем развивать местное самоуправление, до уровня областей. Будут избираться Верховные Советы стран, избранные прямым голосованием всех взрослых граждан, которые будут исполнять законодательные функции. Управлять странами станут чиновники, утвержденные соответственно в Париже или в Москве.

В зону ответственности Москвы отошли такие страны, как Австрия, Венгрия, Румыния, Болгария, Турция, Чехословакия и Польша. На территории Германии в течение двадцати лет будет оставлен советский ограниченный контингент, гарантирующий денацификацию и демилитаризацию промышленности и общества. Париж собирает вокруг себя страны Западной Европы, исключая Португалию. При этом экономическое и политическое влияние на Германию со стороны Франции предложил сам Сталин. Югославия и Греция остаются в свободном плавании, при этом также есть понимание, что они относятся к зоне ответственности СССР. Скандинавским странам предложено принять такое положение вещей, так же как Лондону.

Когда новости о решениях первого дня конференции достигли США, раздался дружный рев всего Сената. Только вот тональность прессы была совсем иной. В это время сержант Ицхак Гольдман уже допрашивал в тюрьме газетного магната Уильяма Херста, по заказу Геббельса создавшего миф о «Голодоморе» на Украине в 30-х, и некому было отдать приказ журналистам раскатать решения конференции со страниц газет и в эфире радиостанций. Некоторые другие владельцы СМИ ждали, что скажет «Большая Тройка» относительно создания в Палестине государства Израиль, поэтому и комментарии их прессы были сдержанны и вместе с осторожным оптимизмом несли печать легкой грусти о том, что старой Европы уже никто не увидит.

А то, что говорил старый бульдог Черчилль, вообще не осмелились, во избежание дипломатического скандала, опубликовать даже самые желтые газеты. Тем не менее его речь была доставлена прямо в зал заседания, «лично в руки»...

Второй день заседания начали с обсуждения вклада еврейского народа в борьбу с нацизмом и фашизмом. Впрочем, особенно этот вклад и не обсуждался. Гораздо важнее были принятые решения. Было решено, что пришло время предоставить еврейскому народу право жить на своей исконной территории. Против чего сразу же был заявлен протест со стороны министерства иностранных дел Великобритании. Но стороны решили, что создаваемая ООН является преемницей почившей в бозе Лиги Наций, а именно Лига Наций давала мандат на управление Палестиной Великобритании, и поэтому ООН может и должна разрешить этот узел противоречий. Вопрос передавался вновь создаваемой при ООН комиссии по Палестине, в которую должны будут войти как представители Королевства, так и представители арабов и евреев.

Вторую половину дня стороны посвятили обсуждению направления развития экономики Европы в частности, и мировой экономики в целом. Рузвельт высказался за то, что отныне должны быть отменены все ограничения в мировой торговле, с чем, к его удивлению, Сталин легко согласился, но при этом логично увязал вопрос о том, что не может быть свободы торговли в мире, где до сих пор целые страны и народы подвергаются колониальной эксплуатации.

— Если подходить к вопросу трезво, то как можно говорить о свободе торговли, если нет и не может быть никакой конкуренции со стороны стран, политически и экономически закабаленных? Это же не только несправедливое, но и лживое положение, ведь мы ведем речь не о свободе торговли, а о свободе более развитых стран грабить менее развитые, — с раздражением, или искусной имитацией его, выступил Сталин. И Рузвельт, и де Голль поняли, куда клонит маршал, камешек-то в британский огород, и с жаром согласились, что колониальная система в двадцатом веке — анахронизм, доставшийся миру от прошлых темных веков.

Прошло предложение Сталина о том, что немецкая промышленность должна быть национализирована, это касается тяжелой и особенно военной промышленности. И что Советский Союз готов забрать основные предприятия в оплату за потери военной техники, утраченной во время освободительного похода. Рузвельт немного погрустил, попытался отспорить заводы «Дженерал моторс», и это у него получилось, к его большому удивлению.

Отчего-то Рузвельт решил, что экономика США, которой так и не удалось погреть руки на Большой войне в Европе, но которая сама несла бремя войны с Японией, сможет бороться на новых рынках с экономикой СССР и Новой Европы. И совершенно не учитывал, что организация труда в плановом хозяйстве, отсутствие издержек на конкуренцию, а также объединение двух почти изолированных ранее рынков сильно осложнят Штатам такую борьбу. Вера в силу частного предпринимателя была сильна, и даже недавняя Великая депрессия не поколебала ее.

Сталин же абсолютно точно знал, что американских товаров в Европе, а тем более в СССР, не будет, а вот советские, по цене вдвое ниже себестоимости, в колониях появятся и просто вышибут и американские, и тем более английские товары. При этом всем колониям будет продемонстрирован более передовой способ производства.

Вечером в резиденцию Сталина приехал Вячеслав Молотов, министр иностранных дел СССР, и, невзирая на усталость, маршал долго беседовал со своим старым другом и соратником.

Молотов вкратце рассказал Сталину о дискуссии, разгоревшейся на заседании мирной конференции. Тон в разговоре задавали европейские коммунисты, гораздо более радикальные, чем сам товарищ Сталин на переговорах «Большой Тройки». И эти коммунисты были даже слегка озадачены, как и их демократические коллеги, тем, что Сталин так мягко определяет позицию и интересы Советского Союза. Все ждали, что этот усатый Чингисхан начнет грести под себя все, до чего дотянется, и уже морально были готовы к такому повороту дел, а он отдавал даже без обсуждения такие позиции, которые уже были априори приняты европейцами. Как то — национализация промышленности и земли и создание колхозов. В политической сфере все ожидали запрета несоциалистических партий, но и этого не только не произошло, а даже больше, Сталин заявил во весь голос с трибуны о том, что коммунисты и социалисты должны делом доказать свою состоятельность и формировать правительства, только победив на честных выборах, а не под стволами советских автоматов.

— Слава, здесь все очень просто. Если мы посадим на трон тамошних коммунистов, то все раздражение, если у них не получится, будет обращено не только на них, но и на нас. Мы же пришли в Европу всерьез и надолго. Пусть европейский обыватель привыкает сам себе выбирать руководство. Только нужно понимать такую вещь: вскоре вся торговля сырьем в мире окажется в наших руках. И если какой-то народ изберет не того, кто нас устраивает, вместо танков туда придет кризис с поставками товаров. А то, что я сейчас отрабатываю на комиссии, это и есть обеспечение этого контроля. Они-то — и Рузвельт, и де Голль — мнят себя великими экономистами. Пусть мнят. Через десять-пятнадцать лет они поймут, в какую ловушку попали, да только уже даже лет через пять ничего изменить не сумеют.

Мы заинтересованы в сильных братских партиях в Европе. Если им сейчас создать тепличные условия, они через десять лет выродятся, пусть уж лучше сами потеют и закаляются в классовых боях, тем более что мы всегда их сможем поддержать всем своим авторитетом.

— На заседании Торез заметил, что роль ВКП(б) в самом Союзе уменьшается.

— Это не так. У нас просто чуть увеличилась роль Советского государства, а роль партии как была, так и остается ведущей, никуда она не денется. Послезавтра я сам выступлю на конференции, хочу лично пообщаться с делегатами.

На третий день заседание «Большой Тройки» началось с двухчасовой задержкой. Сталин, Рузвельт и де Голль поочередно выступили перед делегатами конференции. Сталин рассказал в своем выступлении, что лидерами мировых держав принято решение об учреждении Организации Объединенных Наций и попросил поддержать таковое решение.

— Мы присутствуем при рождении нового института политики, который на совместной основе будет определять мировую политику как в ближайшее время, так и в будущем. Всем нам выпала высокая честь стать учредителями более справедливого мирового устройства, в котором даже малые страны не останутся беззащитными перед агрессором, на помощь им всегда придет мировое сообщество. Гарантами такового устройства на первое время, на время отработки этого института, будут СССР, Франция и США. Позднее, я уверен в этом, к ним присоединятся и другие страны, как подпавшие в свое время под влияние Гитлера и находящиеся сейчас в стадии восстановления, так и страны, временно остающиеся под колониальным гнетом — в Африке, в Азии и в бассейне Тихого океана.

Рузвельт сказал, что в Европе война закончена, но на свете еще есть страны, которые свою политику строят, исходя из угрозы применения военной силы. США вынуждены до сих пор вести войну с Японией, которая и сейчас воюет «за свободу» закабалить страны Юго-Восточной Азии. И заверил делегатов, что в ближайшее время США предпримут активное наступление на позиции агрессора и загонят его на Японские острова.

Выступление де Голля произвело шок на делегатов. Он сказал, что в современном мире нет места странам, которые ключевым фактором своей внешней политики ставят принцип стравливания между собой других стран. Все напряглись, сможет ли он конкретно назвать такие страны, и де Голльясно обозначил — Великобритания. И уточнил, что на совещании «Большой Тройки» принято решение о создании ООН не только для недопущения войн, но и для обеспечения более справедливого мира. Это включает в себя, помимо прочего, и свободу торговли по всему миру. Но какая может быть свобода торговли, если есть еще страны, которые зависят от других стран даже не экономически, что тоже несправедливо, но и политически? Поэтому во главу политики Новой Европы будет поставлен принцип борьбы с колониальным прошлым. И Новая Европа будет вести эту борьбу до победы, не считаясь с затратами. И при этом, что тоже явилось не только шоком для делегатов, но и было крайне рискованно дипломатически, де Голль ясно объявил объект такого воздействия: «Это только англичане считают, что над их империей не заходит солнце. Мы считаем по-другому. Солнце Британской империи уже закатилось!»

А на заседании «Большой Тройки» между Сталиным и Рузвельтом, при молчаливом согласии де Голля, прошло обсуждение условий вступления СССР в войну против Японии.

Рузвельт напомнил о том, что настоящей причиной войны было не нападение на Перл-Харбор, и даже не то, что американцы зажали Японию в тиски сырьевого голода, а политика США в отношении японской оккупации Китая. Президент надеялся на то, что освобожденный Китай станет открытым и свободным государством, под этим, естественно, подразумевался свободный доступ американским корпорациям на рынок Китая. На что Сталин, как всегда, выставил свои условия, которые были приняты. Сталин заметил, что политикой Советского Союза в последнее время было собирание земель, бывших частями Российской империи, и политика эта будет продолжена, несмотря ни на что. Поэтому СССР претендует на возврат Маньчжурии и признание Прибалтики неотъемлемой частью Советского Союза. Это минимум. И второе — Советский Союз не признает присоединение Гоминьданом к Китаю как Синьцзяна, так и Внутренней Монголии. Эти народы и территории имеют право на самоопределение от великоханского народа, а объединяет их даже не общая история, даже не происхождение или язык, а только использование иероглифов в письме.

Де Голль заметил про себя тенденциозность такой постановки проблемы, но его мысли были более заняты тем, как он во главе Франции будет строить политику Новой Европы, и он благоразумно промолчал, а Рузвельт попытался отстоять хотя бы Маньчжурию, заявив, что она никогда не входила в состав Российской империи. На что Сталин привел в качестве примера численность русского населения в Маньчжурии и напомнил, что не только Маньчжурия, но также и половина Сахалина и вся Курильская гряда сейчас оккупированы Японией. И пока рано делить то, что еще только предстоит освободить. С чем президент и согласился. Пусть Сталин разгромил Гитлера. Японцев-то он не смог одолеть, хотя в войне с ними за короткий период уже сходился дважды. Судя по удару, который они нанесли по американскому флоту, не так все просто с японцами, видимо, они — крепкий орешек. После чего Сталин сказал, что начало вступления в войну против Японии СССР планирует примерно на первые числа октября текущего года. До этого времени Красная Армия просто не успеет провести перегруппировку сил.

Вечером Рузвельт дал прием в честь завершения работы комиссии и мирной конференции. Ему предстояло познакомиться со множеством новых европейских политиков, пришедших в Европу вслед за стальными армадами русских. О некоторых из них было известно только из донесений агентства Пинкертона под грифами «бунтовщик», «грабитель», «революционер». И ему было по-человечески интересно посмотреть на них, тех, которые самой жизнью рисковали, сходясь в классовых сражениях в почти безнадежной борьбе против опытной охранки европейских государств.

На этой встрече, на которой присутствовало по меньшей мере человек сорок, после приветственного слова президента выступил Сталин. По нему было видно, что он не революционный оратор, но тем не менее он всегда говорил то, что понимала аудитория, и то, что она хотела услышать. И мог сделать так, чтобы аудитория хотела услышать именно то, что нужно было самому седому маршалу. Сталин поблагодарил гостей за то, что они приняли деятельное участие в мирной конференции, затем за доверие, которое они оказали «Большой Тройке». Выразил общее мнение, что борьба за мир — самая благородная борьба, которую могут вести народы и государства. Построение нового, более безопасного мира и является чаянием всех народов планеты. Любой, кто встанет против этого, будет сметен яростью народной и сгинет на обочине Истории.

Долго еще не смолкали аплодисменты, и только когда присутствующие выпили и закусили, а общение приняло обычный для светских раутов ход, Рузвельт начал знакомиться со всеми этими «революционерами».