Женщина стояла посреди комнаты и смотрела на экран огромного, в полтора метра по диагонали, телевизора. В выпуске новостей CNN вновь показывали то беснующуюся толпу перед зданием нью-йоркской фондовой биржи, то такую же толпу перед мэрией Нью-Йорка, то словно тех же самых людей, крушащих дорогие магазины на Уолл-стрит. Демонстрации протеста против новых повышений цен на самые необходимые товары, демонстрации вкладчиков рухнувших пенсионных и паевых фондов и демонстрации левых против принятых конгрессом новых законов, ужесточающих политическую монополию двух партий, как-то незаметно объединились и переросли в одну огромную демонстрацию против всего мироустройства американской жизни. Правительство вывело на улицы, в дополнение к полиции, которая перестала контролировать ситуацию, Национальную гвардию, и пролилась первая кровь. Но, вопреки устоявшимся правилам, народ не разошелся по домам, а взялся за оружие. Причем в действиях бунтовщиков постоянно чувствовались и координация по времени и пространству, и умение действующих лиц, скрывающее нешуточную подготовку, и решительность, и твердая направляющая рука, и четкое понимание слабых мест Власти. Любой промах правительства получал чрезмерно раздутую оценку в СМИ, и вскоре государственные деятели уже боялись что-то делать, так как каждое их движение вызывало уничтожающую критику масс-медиа. При этом лидеры «улицы» не уставали объяснять и журналистам, и обывателям, что «эти», «бывшие», по полной программе ответят на «Суде Народа» за свои злодеяния, под которым подразумевалась любая попытка стабилизировать ситуацию. Правительство попало, говоря шахматным языком, в «цугцванг», то есть в такую ситуацию, когда любой его ход вел лишь к ухудшению ситуации для него самого. Что бы оно ни делало, все равно становилось еще хуже...

Женщина прошла к бару, налила себе стакан минералки и, сев в уютное кресло, продолжила просмотр, думая о чем-то о своем.

В стране вспыхнула забастовка авиадиспетчеров, и вскоре к ней присоединились железнодорожники. Рост цен на бензин заставил остановить свои машины и водителей транспортных компаний, и частных перевозчиков. Вскоре стало невозможно перемещаться по стране, по той стране, которая, как величайшее завоевание, декларировала свободу перемещения. Военные попытались посадить на место бунтующих гражданских диспетчеров своих, но во всех аэропортах вспыхнули потасовки между ними, и гражданские отстояли свое право на забастовку, не допустили штрейкбрехеров к пультам управления и локаторам. Пассажирские самолеты так и остались на полосах, а пассажиры, ждущие отлета многие часы, присоединились к бастующим.

В южных штатах по телевидению в течение нескольких последних недель постоянно крутили фильм «Унесенные ветром», а также десятки подобных, в которых воспевалась борьба Конфедерации на независимость и которые были просто гимном этой борьбы. Местные политики в ток-шоу и в интервью требовали пересмотра итогов Гражданской войны. Резко возросла активность куклуксклановцев, которые, как многие десятки лет назад, уже не таясь, начали свои марши даже днем. Но негритянская община стала уже не той, что была прежде. Она возросла и количественно, и с помощью федерального правительства, вдруг решившего найти себе союзника в ее лице, и финансово, и организационно, начала войну против белых. Запылали пожары, раздались выстрелы и взрывы. Правда, пока что по ночам, а утром стороны считали погибших и готовились к новым схваткам. Всем было ясно, что и отделение южных штатов — не такая уж невероятная возможность.

Средний Запад — как всегда себе на уме, начал отгораживаться таможенными, и это в единой-то стране, барьерами. Прекратили транзит через свои территории, запретили въезд граждан других штатов и вывоз продуктов, при этом на запросы из Вашингтона неизменно отвечали, что вы, мол, у себя порядок сначала наведите, а потом и нам вопросы задавайте. Позиция обывателя — страшная вещь, и непонятно, что вносило больший вклад в крушение США: погромы в Нью-Йорке, забастовки транспортников, куклуксклановцы или самоизоляция достопочтенных квакеров и мормонов?

Эрика смотрела на это буйство человеческой стихии — на беснующихся цветных подростков, корчащих рожи в камеры телеоператоров, на растерянных горожан, которые в ответ на вопросы репортеров лишь виновато пожимали плечами и отводили глаза, и думала, что они действительно многого не знают.

Это им только кажется, что все лучшее впереди. Она-то не понаслышке знала, что за это «веселье» придется платить. И не только похмельем, но и всем, что у них было раньше. Грядет эпоха перемен. На ее глазах подобные процессы прошли во всех странах Латинской Америки. Смыло, как волной цунами, властных буржуев и блистательных генерал-губернаторов, которых она неизменно, и в глаза тоже, называла гориллами. Все бежали в США, считая, что здесь они смогут проматывать наворованные у народов своих стран деньги. Не вышло. Следом за ними сюда пришла справедливость. И не помогло даже то, что в последнее время Штаты, по запросам об экстрадиции, начали выдавать своих самых одиозных бывших союзников. Сейчас процесс сильно ускорится. Новости закончились, и бодренькая девочка-журналистка выдала прогноз погоды, сопровождая его комментарием о том, что погода явно способствует революции, тепло, дождь будет только под утро.

После новостей — вновь ток-шоу, в котором в качестве заставки вновь повторили в сжатом виде все, что было показано в новостях. В студии — помимо ведущего, сверхпопулярного Фила Донахью, представители Либеральной партии, с одной стороны, и Коммунистической партии, с другой, и, как в насмешку, — какой-то мелкий клерк от Госдепа. Ни демократов, ни республиканцев уже пару недель не принято звать не только на телевидение, но и приглашать в гости. Клерк, постоянно заикаясь, как заезженная пластинка, твердил о том, что необходимо консолидировать общество, что верховенство закона не может быть поставлено под сомнение. А над ним, просто издеваясь и в лицо смеясь, изгалялись и ведущий, и остальные собеседники. Позиция их расходилась лишь в том, какой путь следует выбрать США: демократический или коммунистический. С тем, что страна должна рухнуть, стороны согласились, проигнорировав мнение как госдеповского клерка, так и результаты телефонного голосования.

После ток-шоу, прервав программу, в эфир пошел экстренный выпуск новостей. Некто, назвавшийся Полом Шварцем, лидером боевого крыла Социалистической рабочей партии США, объявил, что федеральное правительство низложено, президент бежал в неизвестном направлений и власть перешла к Коалиции левых сил. Он объявил также, что отныне курс США будет строиться только в соответствии с нуждами всего народа, а не кучки богатеев, сосущих все соки из него и соседних народов.

Эрика с любовью смотрела на этого моложавого мужчину и вспоминала его первые шаги, его первые оценки в школе и его первые драки с одноклассниками. Она давно не видела сына. Как он возмужал, как окреп...

Скрипнула дверь, и к Эрике Фон подошел Алекс. Несмотря на седые волосы и морщины вокруг глаз, походка его была энергичной, а осанка выдавала в нем бывшего военного. Он обнял Эрику за плечи, нежно поцеловал ее в посеребренные инеем времени волосы и тоже посмотрел на своего сына.

Карфаген пал.