Экономика ненамного младше человека разумного. Homo sapiens вышел из пещеры, осмотрелся и быстро осознал, что для комфортной жизни мало забить мамонта. Его нужно правильно распределить между членами племени, так, чтобы сохранить стимулы для будущей охоты, съесть не слишком много, чтобы сохранить запас. Ему важно показать, кто главный, кому достанется самая крупная и вкусная часть добычи, сохранить кости для строительства хижины.

Что мешало, так это желание получить всё и сейчас, вступавшее в конфликт с возможностью получить больше потом. Краткосрочные и долгосрочные цели вечно противоречили друг другу.

Иногда дела шли плохо, тогда приходилось придумывать новые способы сохранения жизни. Иногда – весьма хорошо, но тогда с удивлением можно было обнаружить, что и удачного периода охоты оказывалось мало, хотелось всё больше и больше, хотелось чего-то нового.

Ресурсы ограничены, потребности безграничны, – изречёт много позже экономист. Как же нам оптимально распорядиться ресурсами и максимально удовлетворить потребности?

Эта задача, заведомо без решения, уже тысячелетия беспокоит пылкие умы.

Homo economicos стал незаметной тенью homo sapiens, постепенно поглощая его всё больше и больше. Практически всё, чем мы гордимся как достижениями цивилизации, можно назвать продуктом экономики, – дворцы и парки, возможность связаться с человеком за океаном за долю секунды и возможность расплатиться банковской карточкой, самолёты и автомобили, космический туризм и пакетики с чаем (хорошо, чай можно заменить на открытие файлов «кликаньем» по ним).

Но вернёмся к истокам экономической мысли и попытаемся проследить за её эволюцией.

Аристотель и Платон высказались, пожалуй, обо всём, поэтому начнём с них.

Аристотель разделял так называемые экономику и хрематистику.

Экономика – целенаправленная деятельность по созданию благ, необходимых для естественных потребностей человека.

Хрематистика – наука об обогащении, искусстве накапливать богатство – деньги и имущество.

Такое разделение словно подчёркивает желательный аскетизм экономики – удовлетворить лишь естественные потребности. Но мы-то помним, что потребности безграничны. Вначале мы говорим: «Мне нужна квартира и машина. И всё. Больше не надо». Если это появилось, то: «Всё-таки квартира побольше. И детей надо вывозить на природу. Ещё загородный домик». Если и с этим сложилось, то часто: «А ещё яхта. Маленькая». А потом большая, потом вертолёт, дворец, самолёт. У большинства всё-таки нет «стоп-крана желаний».

Поэтому деление Аристотеля оказалось условным.

Теперь к Платону. Он считал, что «люди с самого рождения отличаются друг от друга тем, у кого из них есть талант к тому или иному делу. Раз так, то разделение труда – это и есть основа экономического процветания. Деньги для Платона – лишь средство обмена, а не обогащения и накопления, лишние деньги Платон предлагал изымать. Накапливать, он считал, можно лишь конкретные материальные вещи.

Всмотревшись внимательнее в идеи Платона и Аристотеля, увидим, что уже тогда присутствовал вопрос, который до сих пор волнует общество. Это соотношение между свободой и справедливостью. С одной стороны, древние философы пытаются наделить людей свободой – в поиске талантов, в успешной деятельности, с другой – будто бы ставят барьеры чрезмерному обогащению, что само по себе уже ограничивает свободу. Дилемма первичности свободы или справедливости не разрешена и поныне.

Меркантилизм

В чём секреты экономического успеха страны? Обратитесь с этим вопросом к гражданину на улице, и довольно часто вы услышите, что важно экспортировать (продавать за границу) побольше, а импортировать (покупать из-за границы) поменьше. Видение положительного сальдо торговли как источника богатства страны – старая идея. Часто она базируется на бытовом восприятии экономики – на восприятии денег как основной цели. Купить подешевле, продать подороже и накопить много денег. Исторически эта идея называется меркантилизмом («mercari» – торговать). Меркантилисту Китай кажется самой успешной страной, торгующей на весь мир.

Откуда вообще берутся неверные экономические идеи? Из опыта. Типичная ошибка post hoc, когда мы видим закономерность в последовательности событий. Но «после этого» – ещё не значит, что «из-за этого». Так и меркантилизм основывался на опыте стран, которые активно торговали с колониями. Страны становились успешными, но другие факторы «выбрасывались» из рассмотрения, за основу брался вариант – они стали богатыми после активной торговли, где продавали гораздо больше, чем покупали.

Но в сегодняшнем экономическом мире успешные страны не показывают непременно положительного сальдо внешней торговли. Зачастую они могут иметь отрицательное значение этого показателя, но при этом обеспечивать высокий уровень жизни своих граждан. Как такое возможно? Каковы источники высокого уровня жизни? И об этом вы узнаете в этой книге.

Мы же вернёмся к меркантилистам. Французский мыслитель Антуан Монкретьен ввёл в обиход сам термин «меркантилизм» и обосновал политику активного государственного протекционизма, способствующего развитию и защите «национального производителя». Как будто всё логично. Не дать импортным товарам вытеснять отечественные, активно продвигать свой товар, увеличивать тем самым занятость своего населения. Казалось бы, именно так и надо развиваться.

Критики меркантилизма вновь напоминают об ограниченных ресурсах. Защищая собственный рынок, мы отвлекаем граждан в те отрасли, в которых наша страна может быть далеко не лучшей. А это означает, что теряем альтернативу – возможность этих граждан найти себя в другой отрасли. Мы не можем занять ведущее положение во всех отраслях, у нас не хватит для этого людей. Таким образом, вслед за краткосрочными улучшениями могут прийти долгосрочные ухудшения, когда огромные массы людей будут задействованы в непродуктивной деятельности. Давайте вспомним Советский Союз. Очищенный от нежелательной конкуренции со стороны импорта, он буквально продуцировал неэффективные отрасли, державшиеся лишь на отсутствии альтернативы. Поэтому основная претензия к меркантилизму – это неоптимальное использование ограниченных ресурсов. Кроме того, протекционизм с одной стороны часто сталкивается с протекционизмом с другой в виде ответных пошлин и закрытия рынка. Если такое экономическое поведение станет массовым, то мы можем увидеть огромное число неэффективных, искусственно защищённых предприятий и рынков.

Нам следует воспринимать международную торговлю, как игру с нулевой суммой. Представьте себе, что мы собрали в комнате некоторое количество людей с деньгами. И эти люди начали играть в карточные игры на деньги. Кто-то выигрывает, кто-то проигрывает, но сумма денег в комнате не может измениться. Так и в международной торговле. Если у кого-то положительное сальдо (экспорт минус импорт) внешней торговли, то у кого-то другого обязательно отрицательное. Сумма всегда равна нулю. Это и есть игра с нулевой суммой. Если каждый будет стремиться к положительному сальдо, то, скорее всего, станет выставлять те или иные заградительные барьеры. Если этим начнёт заниматься каждый, следуя идеям меркантилизма, то будет производить даже те продукты, в которых он абсолютно неэффективен.

Давайте посмотрим на то, есть ли связь между уровнем жизни населения и итогом внешней торговли сегодня. Для оценки уровня населения мы будем использовать показатель ВВП на душу населения. Мы разберём его позднее, пока же примите этот показатель как критерий экономической успешности.

Как видим, сальдо внешней торговли не является тем средством, которое наверняка приводит к росту благосостояния. Почему же меркантилисты думали иначе? В их времена ситуация была иной, и статистика подсказывала им другие выводы.

Посмотрите на основные доктрины меркантилизма. Если найдёте среди них свои, то вам точно откроется много нового в этой книге:

1. Основа богатства – это драгоценные металлы, прежде всего золото.

2. Труд продуктивен лишь в тех отраслях, которые работают на экспорт.

3. Государство должно поддерживать экспорт, ограничивать конкуренцию со стороны импортных товаров.

4. Рост населения является желательным для обеспечения низкой ставки заработной платы и высокой нормы прибыли.

А теперь отвлечёмся от экономики в сторону классической поэзии:

Глубоким экономом, то бишь экономистом, по версии Пушкина, был Евгений Онегин. В словах «не нужно золота ему, когда простой продукт имеет» мы видим явный противовес описанному ранее меркантилизму, а ссылка на Адама Смита не случайна.

Бранил Гомера, Феокрита; зато читал Адама Смита и был глубокий эконом

Экономическое благополучие – явление, которое не даёт покоя экономистам. Волновало оно и Адама Смита, которого смело можно отнести к числу людей, чьи идеи кардинально изменили мир. Великому шотландцу многим обязаны люди, быть может, даже не знающие его имени.

Исследуя первопричины богатства народов, Адам Смит приходит к неожиданному выводу, что попытки управлять экономической деятельностью людей приводят к обратным последствиям – искажению конкуренции, снижению мотивации, ошибкам в приоритетах. Часто, видя проблему, мы бросаемся её решать. Но в условиях ограниченных ресурсов, решая одну проблему, ты автоматически отвлекаешь ресурсы от решения других задач. Если ты решил построить Байкало-Амурскую магистраль или Днепрогэс, то должен понимать, что всегда была и другая альтернатива для использования людей, капитала, земли. Благие намерения далеко не всегда ведут к наилучшему результату. Регулирование экономики чем-то похоже на лечение человеческого организма при помощи медпрепаратов. Воздействуя положительно на один орган, ты часто ухудшаешь состояние другого.

Адам Смит путём долгих наблюдений, дискуссий и выводов приходит к абсолютно революционному заключению – вмешательство «сверху», влияние государства даже в благих намерениях приносит больше вреда, чем пользы. То есть, видя проблему, в случае экономики лучше подождать, как решит её «невидимая рука», так Смит называл рыночные силы.

Объясним на примере. Допустим, цена на какой-то товар чересчур высока и приносит сверхприбыль владельцу. Мы можем попытаться отрегулировать цену, но, если перестараемся и поставим её слишком низкой, производить товар будет вовсе невыгодно. Сверхприбыль же быстро станет интересна другим. Они начнут заниматься подобным делом, а чтобы выиграть в конкуренции, начнут понижать цену. Новые и новые игроки рынка будут возникать, пока данная деятельность прибыльнее других возможностей. И это будет снижать цены на продукцию. Затем в какой-то момент появление новых участников рынка прекратится, так как прибыль уже не будет выглядеть привлекательной по отношению к другим отраслям. Вот так, без всякого вмешательства цены могут стать справедливыми.

И что же тогда делать государству в экономике? Адам Смит отвечает на это так:

«…Государю надлежит выполнять только три обязанности; они действительно весьма важного значения, но ясные и понятные для обычного разумения: во-первых, обязанность ограждать общество от насилия и вторжения других независимых обществ; во-вторых, обязанность ограждать по мере возможности каждого члена общества от несправедливости и угнетения со стороны других его членов, или обязанность установить строгое отправление правосудия, и в-третьих, обязанность создавать и содержать определенные общественные сооружения и учреждения, создание и содержание которых не может быть в интересах отдельных лиц или небольших групп, потому что прибыль от них не сможет никогда оплатить издержки отдельному лицу или небольшой группе, хотя и сможет, часто с излишком, оплатить их большому обществу…»

Проанализируем это положение Адама Смита. По сути, мы видим здесь всего три функции:

– оборона;

– судебная система;

– некоторые общественные функции, которые слишком дороги для организации небольшим количеством лиц (например, дороги, музеи).

Обратим внимание, что мы не видим здесь за государством (государем) никакой производственной деятельности, более того, мы не находим здесь образования, медицины, пенсионной системы и так далее. Это капитализм практически в чистом виде, когда развитие экономики происходит на основании механизмов саморегуляции, когда выживает наиболее эффективный, а сверхприбыль не может существовать долго, так как в отрасли, где она появляется, усиливается конкуренция, новый капитал и новые предприниматели стремятся к повышенной рентабельности, а затем в условиях конкуренции снижают цены до приемлемого уровня.

Саморегулирующаяся система зачастую обладает удивительными свойствами самоорганизации. Но за счёт чего же проявляется экономический рост, что капитал без «регулирования сверху» свободно перетекает между отраслями, это хорошо, но достаточно ли?

Адам Смит основным источником роста видел разделение труда, которое повышает производительность:

«Для примера возьмём… производство булавок. Один рабочий тянет проволоку, другой выпрямляет её, третий обрезает, четвёртый заостряет конец, пятый обтачивает один конец для насаживания головки; изготовление самой головки требует двух или трёх самостоятельных операций; насадка её составляет особую операцию, полировка булавки – другую; самостоятельной операцией является даже завёртывание готовых булавок в пакетики».

Знал бы он, какого уровня это разделение достигнет в XXI веке! Что появятся люди, оптимизирующие сайты путём подбора определённых слов, появятся люди, отвечающие на телефонные звонки, люди, пишущие статьи о том, что делает организация, и многие-многие другие профессии, о которых никто и подумать не мог. Исследователи и прогнозисты будущего говорят о том, что через 10 лет 70 % профессий, которые будут существовать, – это те, которых мы сегодня не знаем. Одна из причин появления новых профессий – постоянно углубляющееся разделение труда.

Идеи Адама Смита столь революционны, что даже сейчас их не так просто принять. Чего мы ждём, когда видим проблему в той или иной отрасли? Что обязательно правительство, центральный банк либо кто-то ещё должны немедленно кинуться решать её. Ведь это же проблема. И как сложно принять тезис великого шотландца о саморегуляции, о том, что стоит дать «невидимой руке», рыночным силам самим решить возникшую проблему.

«Решение проблемы правительством может быть хуже, чем сама проблема». Если вам кажется, что для решения экономической проблемы обязательно нужно кого-то «расстрелять», «посадить» и «наказать», и «куда смотрят правительство и правоохранительные органы», то вам особенно сложно будет принять альтернативную точку зрения. Но вы всё же попытайтесь.

Как работают рыночные силы? Представьте себе следующую картину. В 20-е годы XX века для передвижения по воздуху активно использовались дирижабли. Предположим, что в какой-то стране развилось производство дирижаблей. А потом случилось так, что перемещение на дирижаблях стало нерентабельным. И вот производители дирижаблей требуют непременно решить их проблему, воспрепятствовать прилёту самолётов в их страну, указывают на то, сколько людей останется без работы, сколько из них не заплатит по кредитам. Что делать с этой проблемой? Правительство, как правило, начнёт спасать «отрасль дирижаблестроения». Вам нравится это решение? «Хорошо, – скажет кто-то, зная, чем закончится история с дирижаблями. – Пусть не спасает, но пусть даст им всем работу». Но какую работу? Что мы знаем о способностях этих людей? Быть может, среди них есть прекрасные конструкторы, певцы, художники, учителя и так далее. В кого именно переучивать конкретного человека? Разве это не его решение?

Как бы это ни пугало, но весь экономический мир, окружающий нас, непременно будет разрушен. Такой родной, близкий, знакомый и дорогой, он будет со временем сметён эволюцией и прогрессом. Адам Смит считал, что, препятствуя этому процессу, мы лишь приводим к отставанию своего общества. Дирижабли всё равно «умерли бы» как средство передвижения. Позже это произошло бы там, где правительство старалось как можно дольше сохранить её. Адам Смит – отец рыночной экономики, свободной реализации сил взаимодействия свободных людей, хаоса, в котором он гениально увидел силы саморегуляции.

Теория сравнительных преимуществ и задача Давида Рикардо

Давид Рикардо – и последователь, и критик Адама Смита одновременно. Будучи приверженцем экономического либерализма, он, тем не менее, оспаривал некоторые идеи Смита и расширял их. Одной из впечатляющих идей Рикардо была та, которая доказывала преимущества свободной торговли. Демонстрацией её является задача о сукне и вине.

Попробуем разобраться с этой задачей и мы.

Предположим, есть две соседних страны – Трудолюбия и Лентяния, где делают только два продукта – вино и сукно. В каждой стране живёт по 1000 человек. Производительность труда в Трудолюбии гораздо выше, чем в Лентянии, по обоим продуктам. Сегодняшнюю ситуацию в экономике можно отобразить в таблице.

Задействовано людей

Выпущено продукта

Исходя из приведенных данных, можем рассчитать производительность стран в каждой отрасли (сколько может сделать в среднем житель каждой страны).

Производительность (выпуск на 1 работника)

И вот жители Лентянии пришли к жителям Трудолюбии и говорят: «А давайте договариваться, давайте торговать». Жители Трудолюбии взглянули на цифры и посмеялись: «Мы работаем лучше и в одной отрасли, и в другой. Какой смысл?»

Из приведенных данных, казалось бы, действительно это следует. А теперь, внимание, вопрос к вам:

Могут ли страны выиграть от торговли? Если да, то как именно, сформируйте пример.

Прежде чем прочитать ответ, попытайтесь найти решение самостоятельно.

Решение.

Обе страны действительно могут выиграть от специализации при концентрации на относительных преимуществах. Единица вина для Трудолюбии равноценна 10 / 6 = 1,66 единицам сукна, а для Лентянии 6 / 5 = 1,25.

Представим себе, что Трудолюбия сконцентрировалась исключительно на вине, а Лентяния – только на сукне. 1000 жителей Трудолюбии произведут 10 000 единиц вина, а 1000 жителей Лентянии – 5000 единиц сукна.

Установив показатель обмена вина на сукно на уровне между 1,25 и 1,66 (например, 1,5), страны могут осуществить обмен как 1500 единиц вина на 1000 единиц сукна. Предположим, что Лентяния поставила 3000 единиц сукна, а получила взамен 3000 × 1,5 = 4500 единиц вина. Теперь то, что получат страны, будет описываться таблицей:

С удивлением можем обнаружить, что обе страны выиграли от такой специализации, получив результат лучше, чем без обмена, хотя первоначально могло показаться, что торговля не имеет смысла. Концентрация на относительных преимуществах может давать именно такой результат. Часто может казаться, что страна становится более уязвимой, лишаясь целых отраслей. Пожалуй, это правда, но, в то же время, абсолютно неэффективно пытаться быть сильным во всём. Сегодняшняя глобальная экономика – это мир всеобщей экономической взаимозависимости. Стремление защитить свой рынок приводит в итоге к далеко не лучшему использованию возможностей.

В то время как другие страны выиграют от свободной торговли, вы упустите возможности получения лучшего экономического результата.

Отношение к экономике как метафора

Посмотрите на рисунок. Представьте себе, что вы пришли к озеру и решили искупаться. Вы сняли с себя одежду и оставили в точке A. Потом зашли в воду и с наслаждением поплыли. Находясь в точке B, вы обернулись и увидели, что кто-то роется в ваших вещах. Естественно, вы хотите как можно быстрее добраться до точки A. Как сделать это максимально быстро? Первое, что приходит в голову, двигаться по прямой. Мы ведь точно знаем, что кратчайшее расстояние между точками – это прямая линия. И большинство именно так и станет действовать в большинстве случаев – идти по прямой, выбирать решение, которое, казалось бы, так очевидно и наглядно.

Но ситуация такова, что скорость вашего передвижения в воде и по земле не одинакова. И это существенно влияет на оптимальное решение. Оптимальное решение оказывается вовсе не тем, чтобы двигаться по прямой. Если в воде вы передвигаетесь медленнее, то оптимум будет достигнут, если несколько сократить длину пути по воде и увеличить по земле. Общее большее расстояние будет пройдено быстрее, чем кратчайшее.

Эту оптимальную траекторию удивительным образом находит преломляющийся луч света. Нет возможности быстрее пройти расстояние, ограниченное скоростью в разных средах, чем это сделает луч света.

Иногда то же самое интуитивно, без точных расчётов, делает обычный автолюбитель, выбирая путь между точками. Интуиция и природа зачастую содержат удивительные встроенные оптимумы.

А вот в экономике люди часто склонны совершать ошибки. Бывает, они видят кратчайшее расстояние между А и В, выбирают, казалось бы, тот самый оптимум, но он оказывается весьма далёк от настоящего решения. Делая это всё время, страна начинает отставать – сначала на годы, потом на десятилетия, иногда рискуя застрять и в прошлом столетии.

Небольшие отличия и преимущества обуславливают совершенно разнящийся результат. Представим себе, что есть две страны, находящиеся приблизительно на одном уровне развития и обеспечивающие схожий уровень благосостояния своим гражданам. Благодаря более эффективной организации экономика одной страны растёт на 3 % в год, а другой – на 2 %. Казалось бы, разница в 1 % минимальна и не так уж принципиальна. Но история оперирует длинными периодами. Как сильно отстанет страна с более низкими темпами роста, скажем, через сто лет?

Первая страна вырастет за сто лет как (1 + 3 %)100 = в 19,2 раза. Вторая страна: (1 + 2 %)100, или в 7,2 раза. Расчёты указывают, что вторая страна отстанет в 2,65 раза. Это как разница между Германией и Болгарией, например.

Небольшие отклонения от оптимального пути накапливаются в виде потерь и в конце концов приводят к глобальному отставанию.

Самый очевидный прямой путь, увы, часто бывает весьма далёк от оптимума. Не стоит воспринимать экономику чересчур тривиально, она имеет свои неочевидности и парадоксы. Многие из них откроются для вас в этой книге.

Маркс и бродящий по Европе призрак коммунизма

Идеи Адама Смита предвосхитили буржуазные революции, давшие огромный толчок развитию продуктивных сил. Изменение общественных отношений, в которых наиболее активные и деятельные личности пользовались преимуществами промышленной революции, дали как огромный толчок экономическому развитию, так и глобальной несправедливости.

Владельцы капитала целиком и полностью использовали преимущества и возможности, открывавшиеся перед ними. Но при внушительном экономическом росте появилось крайне резкое различие в благосостоянии и уровне жизни.

Несправедливость. О ней Адам Смит не особо задумывался, он говорил о суммарном росте благосостояния. В то же время тотальное неравенство представляло собой огромную проблему, которая не могла не породить альтернативные идеи.

Взяв за основу трудовую теорию стоимости Адама Смита и гегелевский философский принцип исторического развития общества, Карл Маркс рождает великий труд, который смело можно причислить к наиболее сильно повлиявшим на развитие человечества.

Логика Маркса в следующем.

Что есть добавленная стоимость? Мы взяли доски, гвозди и сделали из них стул. Этот стул имеет дополнительную стоимость, которую создал человеческий труд. Например, доски и гвозди стоили 10, а готовый стул – 25. То есть 15 создано человеком, а поделено между ним (зарплата) и капиталистом (прибыль).

Маркс считал, что это присвоение результатов чужого труда является несправедливым.

– Но ведь рабочий использовал средства производства? – спросили у Маркса. – А они принадлежат капиталисту.

– Правильно, – ответил Маркс. – Эти средства производства – овеществлённый труд. Они были созданы трудом рабочих, а капиталист их присвоил. Теперь этот прошлый труд (выраженный в средствах производства) приносит добавленную стоимость.

– А как же земля? Посадили в землю зерно – получили урожай.

– Земля даёт свой вклад в создание стоимости, как и труд человека. Поскольку человек землю не создавал, то и присвоить себе эту часть стоимости не может.

Маркс также предполагал, что крах капитализма неизбежен.

Его идеи были столь четки и логичны, настолько вписывались в контекст существующих проблем, что влияние Маркса сложно переоценить. В то же время любые идеи, превращаясь в идеологию, становятся опасными.

Так, о французских «марксистах» 70-х годов XIX века он сам говорил с иронией: «Я точно знаю, что я не марксист».

И всё же, чего Маркс не учёл? Почему построенное на его идеях общество не состоялось?

Скорее всего, он не принял во внимание другие факторы – предпринимательскую инициативу и человеческую изобретательность. Часто сама идея, инициатива оказываются важнее, чем сам продукт. Проблема марксизма – в отсутствии нацеленности на прогресс. Мы можем оценить физический труд, но как оценить вклад гениальной идеи, которая затем стала продуктом. В современном мире это ещё более очевидно. Если мы верим, что тот или иной бренд символизирует надёжность, то готовы заплатить за это дополнительную цену. Если теряем веру, то и стоимость падает. По сути, мы сами наделяем продукт ценностью. Наша иррациональная основа оказывается сильнее аналитического подхода к определению стоимости. Маркс никак не мог предполагать, что надписи Sony или Toyota сами по себе могут «продавать» технику или автомобиль дороже. Представьте себе два абсолютно одинаковых автомобиля. На их производство было затрачено одинаковое количество труда. Но один в силу принадлежности к известному бренду стоит больше. Отдать эту дополнительную стоимость работникам? Это будет несправедливо – одни за свою работу получат оплату выше, чем другие за такую же. Не отдавать им, а отдать «создателям бренда»? Это не физическая работа, где есть чёткий результат. Оценить, кто именно и как именно влияет на ценность бренда, проблематично. А как оценить вклад предпринимателя, создавшего и реализовавшего идею?

Раньше Маркс мог ссылаться на капиталиста, захватившего средства производства. Теперь же человек с ноутбуком зачастую способен воздвигнуть огромное предприятие, так непохожее на то, что люди привыкли считать предприятиями ранее. Теперь сложно обвинять капиталиста, что он монополизировал право допуска к станку. Современный высококвалифицированный специалист всегда имеет этот станок при себе – это его ум, таланты, знания, умения, способности.

И всё же тема справедливости, затронутая Марксом, крайне важна. Общество, где явно доминирует несправедливость, не может ощущать себя в безопасности. Ему трудно будет стать экономически успешным.

Кейнсианская революция

Идеи свободного рынка и «невидимой руки» доминировали в западной экономической мысли, хотя и сталкивались с необъяснимыми явлениями жёстких затяжных спадов. Но всё же экономика находила рычаги восстановления и роста, поэтому периодические спады считали нормальным явлением.

А потом в конце 20-х годов XX столетия грянул большой кризис. В США он получил название Великая американская депрессия. Кризис вышел далеко за границы Америки, современные исследователи называют его мировым, указывая, что уже в то время экономические связи таким образом опутывали мир, что делали его экономически глобальным.

С падением экономики падали и доходы государственного бюджета. В соответствие с рекомендациями классической экономической теории правительство сокращало расходы бюджета. Это в свою очередь приводило к падению экономики, так как снижался спрос со стороны сокращённых бюджетных работников. Сократившаяся экономика вновь генерировала меньшие поступления в бюджет, вынуждая ещё туже затянуть пояса, и всё двигалось по новому кругу. Цикл за циклом, усугублявшие дальнейшее падение в пропасть. В депрессию.

Конец депрессии и экономический рост связывают с Франклином Делано Рузвельтом. А его политику принято называть кейнсианской в честь великого Джона Мейнарда Кейнса. Кейнс попытался понять природу экономических кризисов и пришёл к выводу, что инструменты саморегуляции рынка сильно переоценены. Одна из причин, приводящих к недостатку внутреннего спроса, – это так называемая склонность к ликвидности. Психологический феномен, когда человек готов отказаться от дополнительного дохода, но иметь доступ к деньгам в наличной форме приводит к тому, что часть средств не возвращается в экономику в виде инвестиций или покупательного спроса. Экономика оказывается недофинансированной, что, в свою очередь, может приводить к спаду. А в момент спада нейтральная государственная политика будет толкать экономику вниз, приводя к стагнации и депрессии.

Что же предлагал Кейнс? Он говорил, что в период спада нужно замещать недостаток внутреннего спроса государственными инвестициями. Даже ценой дефицитного бюджета. То есть фактически правительство должно инвестировать в общественно значимые объекты, тем самым увеличивать занятость, восполнять недостающий частный спрос. Именно так поступал и Рузвельт. Сеть дорог, построенная по его инициативе, до сих пор воспринимается как способ преодоления безработицы и выхода из депрессии Америки 30-х годов XX столетия.

Инвестиции ценой дефицита бюджета? Но это же инфляция! Не обеспеченные деньги, которые обязательно приведут к росту цен. Далеко не всегда. В 30-е годы, напротив, была значительная дефляция – цены падали, но это отнюдь не радовало людей, потерявших работу. Цены ведь падали в силу того, что люди не имели возможности приобретать товар по старым ценам. Производители опускали цены до уровня, который зачастую приводил к их собственному банкротству.

Но и инфляцию Кейнс не считал большой проблемой. Объяснение своей позиции он находил в феномене предпочтения номинального уровня заработной платы. Предположим, в силу экономического спада доход работника должен снизиться с уровня 1000 до уровня 950. Представьте себе две возможности. Первая – при нулевой инфляции доход снижается. Вторая – номинальный доход работника увеличивается до уровня 1050, но инфляция составляет 11 %. Второй уровень – хуже для работника, его реальный доход в старых ценах составит 1050 / 1,11 = 946. Но оказывается, что большинство людей будут гораздо более мотивированы во втором случае, когда их доход растёт номинально. Важно ли это? Да, безусловно, наша мотивация, наше отношение к работе – это и есть основа экономических результатов.

Одним из основных инструментов государственной политики Кейнс видел налоговую систему. В период экономического роста налоги могут повышаться, а бюджет может быть даже профицитным, формируя запас прочности, а в период спада налоги должны снижаться, а бюджетный дефицит активно финансировать государственные инвестиции.

Экономический мир нашёл нового кумира. До сих пор многие выдающиеся экономисты, нобелевские лауреаты определяют себя как «кейнсианцы».

Милтон Фридман. Новая старая эра

Кейнс чётко заявлял на примере Великой американской депрессии, что инфляция и экономический спад не могут существовать одновременно, что при спаде в силу недостатка спроса цены будут снижаться, поэтому бюджетный дефицит не будет приводить к чрезмерной инфляции. Но 70-е годы XX столетия открыли явление, которое отсутствовало в рассуждениях Кейнса – стагфляцию, сочетание спада (стагнации) с высоким уровнем инфляции. Лечить экономику методами Кейнса было невозможно. Дальнейший рост цен приводил бы к галопирующей инфляции, при которой экономические агенты стремились бы как можно более быстро расстаться с деньгами, что уменьшало уровень частных инвестиций. И тогда появился Милтон Фридман, развернувший взгляды практически на 180 градусов, то есть практически вернувшийся к истокам, но уже с новыми переосмысленными взглядами.

Политика Рузвельта, которая возвеличила Кейнса как экономиста-практика, вовсе не была столь уж экономически успешной, – считал Фридман. Он пришёл к нижней точке, когда кризис был исчерпан, поэтому его заслуга – это ошибка post hoc, «после этого» не значит, что «из-за этого». Государственные инвестиции не только увеличивали платежеспособный спрос, они также вытесняли частные инвестиции (если государство занимает деньги на ремонт дороги, оно лишает возможности инвестировать эти средства в другое направление). Политика, проводимая согласно кейнсианским рецептам, была малоэффективной, по мнению Фридмана. Управление налоговыми ставками является плохим инструментом сглаживания экономических циклов, поскольку реакция экономики на изменение налогов происходит с задержкой. С этим впоследствии согласились и неокейнсианцы.

Взгляды Фридмана – это политика экономической свободы. Эту позицию называют неолиберальной или монетаристской. Термин «монетаризм» связан с тем, что именно контроль денежной массы в обращении является, по мнению Фридмана, практически единственным действенным инструментом государственной политики.

Прогресс и экономический рост создают не институты, а люди. Своими открытиями, достижениями, свободой мышления. Попытки правительств «влезть» в экономическую деятельность искажают стимулы для развития, приводят к уменьшению человеческой инициативности.

Тот, кто ценит справедливость выше, чем свободу, не получит ни того ни другого. Кто ценит свободу, тот получит и свободу и справедливость. Фридман показывал, как любое активное государственное влияние, приводящее к краткосрочным успехам, впоследствии имеет больше негативного влияния. Стремление к выравниванию доходов ухудшает мотивацию, стремление к полной занятости ухудшает продуктивность, стремление к помощи отдельным предприятиям или отраслям порождает коррупцию.

Самые мощные приверженцы Фридмана занимались наукой в чикагском университете, они и создали чикагскую школу экономики. После переворота Пиночета в Чили эти экономисты (их ещё называли «чикагские мальчики») устроили эксперимент по переходу страны от социализма к свободной рыночной системе в соответствии с наработками монетаризма. Что ж, несмотря на политическую диктатуру, либеральный экономический режим принёс весомые плоды. Сегодня Чили – одна из наиболее успешных и зажиточных стран континента.

Борьба между кейнсианством и монетаризмом продолжается и поныне, хотя позиции последователей значительно сблизились.

Если правительство начнёт управлять пустыней Сахара, через несколько лет там будет дефицит песка (М. Фридман).

Новая австрийская школа и неолиберализм Фридриха Хайека

В основе экономических доктрин зачастую лежат определённая философия и традиция. Так, австрийская экономическая школа возникает ещё в XIX веке. Её основоположником считают Карла Менгера.

Менгер развил так называемую теорию предельной полезности, согласно которой каждая следующая единица блага имеет для нас меньшую ценность. Через призму данной теории он переосмысливает доминирующую на тот момент трудовую теорию стоимости. Не труд создаёт ценность, а мы сами своим субъективным отношением и сознанием наделяем предметы ценностью.

Вокруг личности Менгера формируется круг последователей и оппонентов, который и станет со временем австрийской экономической школой. Представители австрийской школы разрабатывали целый ряд вопросов, порой вступали в жёсткие дискуссии между собой, но объединяет их, пожалуй, то, что все они были крайне скептично настроены по отношению к социализму.

В своей книге «Либерализм» уроженец Львова и один из наиболее ярких представителей австрийской школы Людвиг фон Мизес пишет о неосуществимости социализма, так как «при социализме большинство людей не будут проявлять того же усердия в исполнении своих обязанностей и задач, какое они вкладывают в ежедневную работу при общественном порядке, основанном на частной собственности на средства производства».

Наиболее ярким представителем новой австрийской школы является, пожалуй, Фридрих фон Хайек, нобелевский лауреат в области экономики. Ещё в период Второй мировой войны он предвидел закат как национал-социалистической Германии, так и в будущем пророчил развал социалистической модели хозяйствования в Советском Союзе.

Хайек разрабатывает теорию неполноты информации, согласно которой одной из проблем социализма является отсутствие передачи информации о неэффективности. При свободном рынке цены движутся свободно, поэтому неэффективный устаревший продукт в какой-то момент просто невыгодно производить. При социализме же эти устаревшие товары могут жить сколько угодно, ведь установленная централизованно цена может обеспечить гарантированное покрытие всех затрат.

Главным трудом Хайека считается его книга «Дорога к рабству», в которой он анализирует экономические предпосылки Второй мировой войны и будущее мира после её окончания.

В первой части книги Хайек рассматривает войну как результат борьбы идей внутри европейской цивилизации. Во второй части концентрируется на опасности социалистических идей. Приходя под знаменем свободы, они на деле оказываются тоталитарным проявлением. «Что всегда превращало государство в ад на земле, так это попытки человека сделать его земным раем». В третьей части Хайек анализирует влияние двух противоборствующих начал – индивидуализма и коллективизма. Приходя под знаменем свободы и справедливости, коллективизм не может обойтись без ущемления личности, подчинения её коллективной программе. В следующей части Хайек рассматривает появление монополий как риск для функционирования свободного рынка. По его мнению, монополии не являются естественными в экономическом развитии, возникают как результат тайных соглашений и содействия со стороны чиновников. Хайек считает, что экономическое законодательство не должно допускать монополизм. Сопоставляя плановую экономику и законодательные ограничения свободного рынка, Хайек приводит аналогию с правилами дорожного движения. Одно дело, когда эти знаки задают правила, а другое, когда пытаются установить, куда именно тебе следует ехать. Отдав государству собственность, общество потеряет свободу: «Власть надо мной мультимиллионера, живущего по соседству и, может быть, являющегося моим работодателем, гораздо меньше, чем власть маленького чиновника, за спиной которого стоит огромный аппарат насилия и от чьей прихоти зависит, где мне жить и работать. Но разве мне нужно разрешение, чтобы жить и работать? И кто станет отрицать, что мир, где богатые имеют власть, лучше, чем мир, где богаты лишь власть имущие?» Также Хайек оспаривает идею о том, что тоталитаризм сможет успешно функционировать, если к власти придут лучшие члены общества. Он доказывает, что такая модель всё равно несовместима с индивидуалистскими ценностями западной цивилизации. Если общество или государство поставлены выше индивида, то настоящими его членами являются лишь те, чьи цели оказываются идентичными целям коллектива. Фридрих Хайек, таким образом, придерживался либертарианских взглядов в экономике. Его оппонент Джон Мейнард Кейнс, выступавший за значительное государственное вмешательство, высоко ценил Хайека, указывая на то, что в целом разделяет философские и моральные основы его произведения.

Австрийская экономическая школа была не просто концепцией, влияющей на научную экономическую мысль. Её выводами непосредственно пользовались авторитетные политические деятели, такие как Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер. Рейганомика – так называли экономическую политику в США в 80-е годы XX века. Сократив налоги и правительственные расходы, уменьшив влияние государства в экономике, администрация Рейгана добилась высокого экономического роста на фоне застоя в США в 70-е годы. Маргарет Тэтчер время от времени носила книгу Хайека в своей знаменитой сумочке. При ней были приватизированы национализированные ранее предприятия, свёрнуты популистские социальные программы, приватизирована сфера образования и здравоохранения.

«Идеи экономистов и политических мыслителей – и когда они правы, и когда ошибаются – имеют гораздо большее значение, чем принято думать. В действительности именно они и правят миром. Люди-практики, которые считают себя совершенно не подверженными интеллектуальным влияниям, обычно являются рабами какого-нибудь экономиста прошлого». Эта фраза антипода австрийской экономической школы Джона Мейнарда Кейнса как нельзя лучше описывает влияние теоретиков экономической мысли. Так и австрийская экономическая школа стала в своё время остриём копья на вооружении западного мира, кардинально противопоставившего свои экономические воззрения восточному коллективизму.

Джон Нэш и Игры разума

Великолепный актёр Рассел Кроу получил премию Оскар за лучшую мужскую роль в фильме «Игры разума». Трагедия жизни гениального Джона Нэша, страдающего психическими болезнями, настолько задевает струны души, что вопросы экономики уж точно уходят на второй план. Немногие после просмотра фильма начинают интересоваться, а за что, собственно, Джон Нэш получил высшую награду – Нобелевскую премию в области экономики.

Свой гениальный математический дар Нэш обратил на теорию игр – специальный раздел математики, находящий своё место также и в описании поведения людей. В теории игр существуют так называемые игры с нулевой суммой и игры с ненулевой суммой. Что это такое? Представьте себе, что вы собрались с друзьями в комнате и играете в какую-то игру на деньги. Сколько бы вы ни играли, сумма денег, находящихся в комнате, не увеличится и не уменьшится. Сумма всех выигрышей одних людей будет равна сумме всех проигрышей других людей. Подобные ситуации встречаются и в экономике, например, на рынках покупки-продажи валюты (Forex) либо в бюджетной политике государства, когда увеличение бюджета от сбора налогов будет означать, что одни субъекты потеряли в виде дополнительных налогов столько же, сколько другие приобрели в виде затрат бюджета.

Но часто в экономике встречаются и игры с ненулевой суммой. Именно они и заинтересовали Джона Нэша. Рассмотрим подобную игру на примере.

В данной таблице описана «игра», ситуация, которая довольно типична для нашей жизни вообще и для экономики в частности. Представьте себе, что вам нужно полностью довериться кому-либо (например, это совместная деятельность, сулящая потенциальную выгоду). В случае недоверия каждый из нас придёт к посредственному результату (например, получит по одной тысяче гривен), ведь мы не объединили наши усилия. В случае же совместной деятельности можно получить десять тысяч гривен, при этом каждый, воспользовавшись доверием, может присвоить их себе. В случае же честной игры до конца каждый получит по пять тысяч гривен.

Давайте посмотрим на эту ситуацию с точки зрения модели «пусть каждый делает лучший выбор для него». Какими должны быть мысли человека, оценивающего свой выбор.

Если он может поступить со мной нечестно, то мне нужно не доверять ему, иначе я останусь ни с чем. Если же он будет доверять мне, то мне снова-таки выгоднее не доверять ему, чтобы забрать всю сумму – 10 тысяч. В обоих случаях мне лучше не доверять. Так я и поступлю.

Адам Смит утверждал, что, действуя в собственных интересах, индивид способствует интересам общества в целом. Джон Нэш показывает, что существует масса примеров, когда это правило не срабатывает. Действуя сугубо в своих интересах, индивид теряет относительно своих потенциальных возможностей.

Такая иррациональная категория как доверие оказывается весьма влиятельной в части потенциального достижения результата. Также выбор решения изменится в том случае, если создаёт другой очень важный и ценный актив, не указанный в таблице, – репутацию. В этом случае поведение может значительно видоизмениться. Понимание необходимости формировать свою репутацию в сочетании с предположением, что для нашего контрагента репутация также важна, приведёт нас в точку (5; 5). Прозрачность, открытость к сотрудничеству, ответственность и уважение оказываются в этом случае не отвлечёнными моральными принципами, а факторами, формирующими доверие и приводящими к качественно другим результатам взаимодействия. Как видим, экономика зависима от наших мыслей, нашего восприятия, нашей ответственности.

Из психологии в экономику

До сих пор студенты экономических специальностей вузов изучают микроэкономику. Основой и точкой отсчёта в нём является человек рациональный и взвешенный. Для покупки хлеба и воды, для приобретения чайника и автомобиля, для многих других целей он, человек, выстраивает в голове оценку полученных выгод от приобретения, собственную полезность и сравнивает с альтернативной полезностью, которую можно получить за те же деньги.

Если картина, описанная выше, вам показалось несколько искусственной, знайте, вы не одиноки. Психологи Даниэль Канеман и Амос Тверски, изучая, как работает человеческий выбор, пришли к выводу, что рациональность, заложенная в основу экономических теорий, так и остаётся кабинетно-учебной. Живые люди эмоциональны и иррациональны. Они не знают, что такое «полезность», «предельная полезность» и зачастую ведут себя вовсе не так, как предписывает им экономическая теория. Мы платим за бренды, эмоции, субъективное доверие, уверенность и другие подобные качества. Мы можем поступить так, а можем иначе под влиянием внешних обстоятельств и настроения. Строго нарисованная, теоретически вычисленная кривая нашего спроса может пройти на графике весьма далеко от реального спроса в жизни.

Нельзя сказать, что исследователи выстроили стройное доказательство новой парадигмы. Скорее, разрушили здание старой. Поведенческая экономика является современным трендом. Понять экономику, поняв человека – похоже, это длинный и тернистый путь. Не имея точки опоры, экономика продолжает опираться на старый инструментарий, правда, всё с большим сомнением, оглядываясь каждый раз на зачастую неожиданные выводы поведенческой экономики.

Чтобы понять, как это «работает», представьте себе следующую ситуацию.

У вас есть 3 гривны. И вы должны получить ещё одну, четвёртую. Кто-то предлагает вам вариант сыграть в игру «орёл – решка». Угадаете, как упадёт монета, получите сразу 2 гривны, не угадаете – останетесь при своих 3-х. Можете вообще отказаться от игры, тогда получите одну гривну к своим трём. Будете играть?

Второй вариант следующий. У вас есть 5 гривен. И должны отдать одну. И снова кто-то предлагает вам «орёл – решку». Теперь при угадывании сохраните свои 5 гривен, при неугадывании отдадите 2 гривны. Если откажетесь играть, отдадите одну, и будете с четырьмя.

Процент людей, соглашающихся сыграть, в первом случае гораздо выше, чем во втором. Давайте проанализируем, как должен принимать решение рационально мыслящий субъект.

Расписав все варианты выбора, мы поймём, что это не 2 разные игры, а на самом деле одна. Это говорит о том, что способность оценивать результаты человеком значительно переоценена. В другом случае процент выбора «играть / не играть» не зависел бы от формулировки. Почему же процент согласных играть при второй формулировке значительно ниже? Это эффект от страха потерь. Человек крайне болезненно относится к поражениям и потерям. Переформулируйте для него условия, чтобы они воспринимались не как потеря, а как базовый нормальный результат, и его поведение изменится. Слова и формулировки важны. Помните, Кейнс говорил о росте номинальной зарплаты и том, что снижение реальной зарплаты при росте номинальной воспринимается не так болезненно? Здесь речь идёт о том же.

Хотите, чтобы человек боялся, формулируйте как потенциальную потерю. Хотите, чтобы стремился и был мотивирован, формулируйте как возможность.

Другим психологическим феноменом, который мы часто встречаем в собственной жизни, является закон малых чисел. Небольшое количество повторяющихся успехов в той или иной сфере, так же, как повторяющиеся несколько раз подряд неудачи, заставляют нас выводить внутреннее правило. Мы в него искренне верим, хотя понимаем, что небольшое количество испытаний не является основанием для выведения закономерности. Но мало кто, как Томас Эдисон, будет столь упрям – он создал электрическую лампочку после более чем двух тысяч неудачных попыток. Нам ведь, как правило, хватает трёх-четырёх, не так ли?

Выводить экономические закономерности (для экономики закономерности – более правильная формулировка, чем законы) для столь зависимого от подачи информации субъекта как человек непросто, не так ли?

Формулировка 1. Можно послать маленький катер, он быстрый и точно успеет. Но в него влезет 200 из 400 человек, остальные гарантированно погибнут. Или послать большой. Успеет ли он – 50 / 50, но если да, то спасёт всех.

Формулировка 2. Можно послать большой катер, если он не успеет, а это 50 / 50, то все погибнут. Если послать маленький катер, то 200 человек гарантированно будут спасены.

Какой вариант вы выбираете?

Поведенческий тренд, скорее всего, останется самым мощным в XXI веке. Для его изучения подтягивается база из совершенно других отраслей. Так, медицинское оборудование для проведения магниторезонансной терапии используется для понимания тех процессов, которые происходят в мозгу человека для принятия решений, в том числе экономических. В своей книге «Нейроменеджмент» Чарльз Джейкобс сообщает о следующем удивительном факте, который удалось установить. Представьте себе, что вас спросили, почему вы сделали что-либо так, а не иначе. Вы приводите некие аргументы, на основании которых якобы созрело ваше решение. Так вот, оказывается, это всё самообман. Мы вначале принимаем решение и только потом его обосновываем. А не наоборот. Если вы говорите «Поэтому я решил…», то это неправда. Вы вначале решили, а потом стали выстраивать логику и проверять ваше решение. Да, если логика совсем «не работает», то вы можете отказаться от своего решения, как не прошедшего проверку. Но именно отказаться, а не «вывести» решение из аргументов.

О чём спорят экономисты

Один из крупных неутихающих споров – это роль правительств в управлении экономикой. «Мы не можем потратить больше, чем заработали», – говорят либеральные монетаристы. «Мы не можем заработать больше, чем потратим», – отвечают кейнсианцы, призывая преодолевать кризисы активным инвестированием государства ценой дефицитного бюджета.

Спор этот весьма непростой. В краткосрочном периоде обычно выигрывают кейнсианцы, создавая новые рабочие места и снижая безработицу, правда, часто ценой роста государственного долга. Но эта политика несёт проблемы в долгосрочном плане. Чтобы профинансировать дефицит бюджета, правительства зачастую берут в долг. Накапливающиеся долги впоследствии «давят» на экономический рост. Монетаристы говорят о том, что, беря в долг, правительство вытесняет частные инвестиции. Кто-то мог инвестировать сам, но предпочёл просто дать в долг правительству (как правило, через покупку облигаций внутреннего государственного займа).

Среди спорщиков и на сегодня можно найти выдающихся мыслителей, ставших нобелевскими лауреатами.

В то же время позиции спорщиков значительно сблизились в наше время. Так, финансовый кризис 2008–2009 года чётко показал, что полное отсутствие регулирования и свобода банкротства работают далеко не всегда. Крах инвестиционного банка Lehmann Brothers запустил цунами мирового кризиса. И впоследствии другие крупные банки уже «спасались», иначе рухнула бы вся мировая финансовая система. В кризисные годы большинство стран жило с дефицитом бюджета, поддерживая потребительский спрос. То есть использовали кейнсианские идеи. Но делали это монетаристскими методами, увеличивая денежную массу в обращении и снижая процентные ставки. Мы ещё поговорим об этом инструментарии в этой книге.

Сегодняшние экономисты, даже отстаивая свои взгляды, практически убеждены – идеальной системы просто нет. Неидеальна природа самого человека. Экономика как производная от этой природы также не может быть идеальной.

Нас будут ждать радости и потери, подъёмы и разочарования. Экономика – это часть нашей жизни. Важная часть наших потребностей.

Часть нашей жизни, без которой не обойтись. И мы постараемся узнать её лучше.

«Из третьего мира в первый» – так называется книга прогрессивного сингапурского диктатора Ли Куан Ю.

Диктатора? Именно так.

Представьте себе, что есть малое число людей, способных смотреть и видеть дальше других. Более того, безусловно, оно есть. В чём проблема этих людей? Как правило, они находятся в меньшинстве, а значит, попытки провести изменения демократическим путём для них будут оканчиваться неудачей. Большинство не увидит конечной точки длинного пути, ради которой в пути придётся несладко.

Реформы, изменения в стране, глобальная перестройка часто требуют авторитарных решений. С другой стороны, лишь меньшинству диктаторов эти позитивные изменения удаются, ведь к единоличной власти в стране гораздо чаще приходят близорукие мечтатели, чем дальнозоркие визионеры.

Демократический путь реформ, как правило, очень долог. Он требует консенсуса, требует принятия обществом. Чаще всего это приводит к компромиссам, которые смягчают реформы, делают их менее интенсивными, половинчатыми. Когда общество не готово, демократия требует ждать и проводить изменения лишь при достаточном уровне принятия.

Осознание того, что ни тоталитарный, ни демократический путь не дают гарантированного успеха, является важным. Иногда глобальной перестройке страны способствуют исторические обстоятельства – условия, в которых люди готовы перестроиться полностью. Так было в постсоцлагере Восточной Европы, так было в послевоенной Германии. Иногда глобальное переформатирование осуществляется благодаря определённым национальным чертам. Так, в азиатских странах реформы осуществлялись диктатором, но люди готовы были смириться и ждать, они относились к нему как к императору.

Некоторые люди считают разрыв в уровне жизни в разных странах своего рода заговором, но опыт стран, не только преодолевших бедность, а вырвавшихся в лидеры экономического развития и благосостояния, опровергает это. Каждая страна способна стать экономически успешной. Давайте попробуем оценить опыт тех, кому удавался этот путь, найти в нём те или иные характерные черты.

Послевоенная Германия

Униженная, разрушенная, побеждённая и разделённая. Под гнётом репараций и всеобщего осуждения. Вряд ли в 1945 году тот путь, который прошла Германия, став фактически страной номер один в Европе, мог показаться не фантастикой, а чем-либо ещё.

Восстановление послевоенной Германии часто ассоциируют с канцлером Конрадом Аденауэром. И это правильно. Этому великому политику немцы многим обязаны. Но экономические достижения Германии вряд ли можно связать с его именем. Аденауэр говорил об экономистах как о людях, которые после смерти больного после долгого исследования могут установить причины его смерти.

Гораздо менее известным в широких кругах неэкономистов является имя Людвига Эрхарда. Именно с этим именем связывают экономические реформы, позволившие Германии не просто вернуться в высшую лигу, а фактически стать ведущим мировым игроком (4-я экономика мира в 2013 году после США, Китая, Японии согласно номинальному значению ВВП).

Давайте рассмотрим ситуацию, с которой Германия «стартовала» после Второй мировой войны.

«Это было время, когда мы в Германии занимались вычислениями, согласно которым на душу населения приходилось раз в пять лет по одной тарелке, раз в двенадцать лет – по паре ботинок, раз в пятьдесят лет – по костюму. Мы рассчитали, что только каждый пятый младенец может быть завернут в собственные пеленки и что лишь каждый третий немец может надеяться быть похороненным в собственном гробу».

Эта фраза Эрхарда переносит нас в реалии конца 40-х – начала 50-х. Представьте себя на месте людей, которым два десятка лет до того ежедневно говорили об избранности и исключительности арийской расы и пришедших к настоящей нищете. Каким образом Германии удалось довольно быстро вернуться к образцовой экономике и создать настоящее экономическое чудо?

В основе реформ лежало несколько принципов:

– денежная реформа и отказ от государственного регулирования цен, марка как надежное платежное средство;

– заявленная неолиберальная модель, но фактически реализовывался социально-рыночный сценарий с довольно весомой ролью государства; сам Эрхард считал это компромиссом с реальностью, когда социалистические идеи доминировали;

– ограничение государственных расходов и условия для развития предпринимательской активности;

– новая технологическая основа благодаря плану Маршалла;

– поощрение предпринимательской активности;

– земельная реформа;

– политическая воля Конрада Аденауэра для «прикрытия» реформ.

Французские экономисты Жак Зюэфф и Андре Пьетр описали в своё время результаты реформ: «Черный рынок внезапно исчез. Витрины до отказа наполнились товарами, фабричные трубы задымили, а на улицах засновали грузовики. Повсюду мертвая тишина развалин уступила место шуму стройплощадок. И как бы ни удивителен был размах этого подъема, еще более удивляла его внезапность. Он начался во всех областях экономической жизни в день валютной реформы как бы по удару колокола… Еще за вечер до этого немцы бесцельно слонялись по городам, чтобы с трудом добыть скудную пищу. На следующий день все думали о том, чтобы производить. Вечером их лица выражали безысходность, а наутро вся нация с надеждой смотрела в будущее. Поэтому нет сомнений в том, что решающий подъем в немецкой экономике начался с валютной реформы».

Либеральная модель экономики с рядом компромиссов в части обеспечения наиболее незащищённых слоев населения, помноженные на немецкое трудолюбие, дали невероятный результат, когда в Германии темпы роста экономики на протяжение нескольких десятилетий оставались наибольшими в Европе.

Была ли политика Эрхарда универсальной либо Германии отчасти повезло? Да, внешние факторы также играли на стороне немцев.

План Маршалла помогал восстановлению экономики, война в Корее позволила занять лидирующие позиции в экспорте оружия. Но всё же внутренние обстоятельства были главной движущей силой – немцы откровенно хотели жить достойно и готовы были ради этого работать много и тщательно.

Объединение Западной и Восточной Германии в 1990 году сделало страну явным лидером новой Европы, локомотивом экономики ЕС.

Несколько фактов о сегодняшней экономике Германии:

Сингапур

Маленькая бедная страна в 50-х годах XX столетия, лишённая ресурсов и импортировавшая даже пресную воду, теперь занимает 3-е место в мире по показателю ВВП на душу населения (по паритету покупательной способности, данные 2013 года). Феноменальный рост объяснялся и ручным управлением. Сингапур – это город-государство, поэтому многие реформы Ли Куан Ю, бессменный лидер страны с 1959 по 1990 год, контролировал фактически лично.

Успехи Сингапура описаны в книгах и считаются показательными, но их анализ указывает на возможность провести их в конкретной точке земного шара в конкретное время.

Основными вехами реформ были:

• национальная идея и визия, объединившие страну;

• авторитарное управление внедрением реформ;

• высокая оплата судей и максимальное упрощение законодательства;

• акцент на поощрение иностранных инвестиций;

• автоматизация и компьютеризация;

• простые и невысокие налоги;

• лучшим людям – важнейшие министерства;

• чиновники избираются среди 10 % самых богатых людей;

• высокий уровень обучения чиновников в лучших бизнес-школах мира;

• и даже Агентство социального развития – общение высокообразованных мужчин с высокообразованными женщинами.

Копирование сингапурских реформ вряд ли возможно. Представьте себе, что неудовлетворённый темпами роста правитель решает, что одна из причин в том, что семьи создаются недостаточно правильно, и решает, как это делать лучше. Нужно определённое отношение к жизни, чтобы смиренно принять такую ситуацию. Успешных бизнесменов Ли Куан Ю отзывал к руководству страной, и никто не смел ему перечить. Тех, кто подозревался в коррупции, сажали в тюрьму, или они заканчивали самоубийством. Ли Куан Ю активно перестраивал свой народ в соответствии со своими принципами и взглядами на жизнь:

«Система социального обеспечения подрывала в людях сознание того, что в жизни следует полагаться на себя. Им не надо было больше работать на благо своей семьи, подачки становились образом жизни. Эта нисходящая спираль становится бесконечной, по мере того как мотивация людей к труду ослабевает, а производительность труда снижается. Люди теряют стремление добиваться успеха, потому что они платят слишком много налогов… Я был решительно настроен не перекладывать расходы на социальное обеспечение ныне живущих людей на плечи будущих поколений».

Своё отношение к демократии и правам человека Ли Куан Ю высказывал чётко, признавая, что страна может иметь свой особый путь:

«Теории должны возникать на практике. Теорию нужно проверять. Я не считаю, что демократия – это лучшая форма правления для всех стран, и она распространится по всему миру. Если бы это было так, почему западные страны пытаются ее всем навязать силой? Если либеральная демократия настолько совершенна, она и так возьмет верх над всем миром, как рыночная экономика, безусловно, превосходит плановую экономику и распространяется по всему миру».

Сегодняшний Сингапур – страна, использовавшая имевшиеся преимущества: людей, готовых терпеть ради далёкого светлого будущего в виде национальной идеи, географическое положение, позволившее разместить в Сингапуре биржу, необходимую в данном часовом поясе для того, чтобы торги в мире шли круглосуточно, лидера, одержимого идеей вывести страну из третьего мира в первый.

Ли Куан Ю ушёл из жизни 23 марта 2015 года на 92-м году жизни, доказав, что невозможное может стать возможным на уровне целого государства.

Несколько фактов о сегодняшней экономике Сингапура:

Южная Корея

Старые фильмы, демонстрировавшиеся в Советском Союзе, изображали честных и справедливых корейцев-коммунистов, отчаянно боровшихся за лучшую жизнь с капиталистами. Внутрикорейский гражданский конфликт возник в тот период времени, когда Корея была одной из беднейших стран мира. В 1960 году ВВП на душу населения составлял в Корее около 80 долларов в год, меньше, чем в бедных и голодных Нигерии и Папуа Новой Гвинее.

Сегодня мы не так много знаем о закрытой и изолированной от мира Северной Корее. Но мы практически каждый день слышим о двенадцатой по величине экономике мира Южной Кореи. Samsung, LG, Daewoo, Hyundai, Sang Yong и другие бренды, которые ассоциируются с техникой высокого качества.

Представьте себе 70-летнего корейца, родившегося в 1945 году. Конец Второй мировой войны и начало войны гражданской, голодное детство в борьбе за выживание, неудачный опыт преобразований демократическим путём, военная диктатура, работа на износ 70–80 часов в неделю, вера в будущее, постепенные улучшения, делаем продукцию для развитых стран, постепенно становится легче, появляются свои большие компании и продукция, невыполнимые, казалось бы, задачи, но они становятся реальностью, над тобой уже не смеются, а называют тигром, догнать японские концерны – разве такое возможно, но мы попробуем, мы будем работать больше, чем ненавистные японцы и лучше их, они унижали нас много столетий, но теперь мы покажем, чего достойны, даже не верится, что такое возможно, огромные мосты, новые дороги, дома и автомобили, улыбающиеся иностранцы, ещё вчера презрительно смотревшие свысока, пусть теперь Sony догоняет наш Samsung, разве это не сон, только уже меньше сил, и кажется, можно наконец-то выдохнуть, оглянуться вокруг, на этот путь, который мы прошли от тарелки, где лежало так мало риса, что приходилось брать его совсем по чуть-чуть, чтобы растянуть во времени приём пищи, до сверкающих небоскрёбов, шумных, наполненных автомобилями улиц, и детей; детей, которые никогда по-настоящему не поверят той нищете, которая была нашей жизнью когда-то.

Южная Корея начинала свой удивительный путь с отсутствия природных ресурсов, нехватки продовольствия и американской продовольственной помощи, людей, которые были готовы усердно работать за минимальную плату. Именно люди и стали ключевым ресурсом будущего роста.

Политика гражданского правительства, бывшего у власти с 1953 по 1961 год, потерпела крах. К власти в результате военного переворота пришёл генерал Пак Чжон Хи.

При поддержке США за полученные иностранные кредиты строятся фабрики, которые на импортном сырье по западной технологии производят продукцию для последующего экспорта. Как в аграрной стране, испытывающей нехватку продовольствия, возможно было найти руководителей для промышленных производств? Рецепт был прост. Фактически среди имевшихся в стране фермеров были отобраны самые хозяйственные и организованные, и им было поручено заниматься совершенно новой деятельностью. Истоки южнокорейских концернов – на полях в выращивании риса. Ставка сработала. Послушные и терпеливые корейцы, боровшиеся за выживание, были готовы учиться и работать не покладая рук. Учиться и работать, работать и учиться. Политика государственного протекционизма в корейском случае сработала. Западные союзники закрыли глаза на преференции, которые получали южнокорейские производители. На первом этапе строительство корейского чуда было очень далёким от методов либеральной демократии. Получив первые результаты экономического роста, корейцы при помощи американских консультантов определили следующие шаги – развитие металлургии, судостроения, химической промышленности. Государство инвестировало собранные налоги в образование и инфраструктуру, при этом социальные стандарты не повышались, бремя заботы о больных и пожилых людях перекладывалось на семьи.

Рост промышленности привёл к золотым восьмидесятым. Корейские заводы стали превращаться в бренды, пусть пока и не самого высокого уровня, американская финансовая помощь больше не требовалась. На этом подъёме началось смягчение авторитарного режима, постепенная демократизация общества. Государство постепенно уменьшало свою роль в определении экономической политики, передавая её уже сформировавшимся крупным концернам, которые стали стержнем экономики, вокруг них активно развивался малый и средний бизнес.

Темпы развития Южной Кореи были стабильно выше среднемировых, а также выше, чем в развитых странах, что давало возможность стабильно сокращать разрыв с ними, поднимаясь всё выше и выше по лестнице экономического благосостояния.

Путь был достаточно тернист. В конце 90-х Корее ещё пришлось пережить глубокий кризис, связанный с оттоком спекулятивного капитала. Многие тогда говорили, что выстроенная экономическая модель вот-вот даст трещину и приведёт к длительному спаду, ведь те страны, которые пытались её скопировать, не достигли успеха. Но корейцы достаточно быстро оправились от кризиса. Когда со стороны властей прозвучал призыв пополнить быстро худеющие от бегства капитала золотовалютные резервы страны, выстроились огромные очереди людей, добровольно жертвовавшие свои накопления в виде валюты и драгоценностей. Они были готовы безусловно доверять государству, с которым прошли невероятный путь, пережили фантастический подъём экономики.

Как правило, идеи, основанные лишь на материальном обогащении, работают плохо. Но для корейцев это было не просто обогащение, но стремление к достойной жизни, возможность доказать соседям, под гнётом которых они пребывали большую часть истории, свою самодостаточность.

Корейские история и культура лежали в основе экономического прорыва. Методы, которым он достигался, не были универсальными. Какие-то из них сработали бы и в другой стране. Но весь комплекс методов идеально подходил лишь данному конкретному обществу.

Несколько фактов о сегодняшней экономике Южной Кореи:

Чили. Военная диктатура и экономическая свобода

Экономические успехи Чили до сих пор являются предметом жарких споров. Как бы то ни было, сегодня это одна из наиболее успешных стран южноамериканского континента с годовым ВВП на душу населения по паритету покупательной способности в размере более 20 тысяч долларов (в 2,5 раза выше аналогичного показателя в Украине в 2014 году).

Но вот беда, история экономического подъёма в Чили вовсе не безоблачна.

Генерал Аугусто Пиночет пришёл к власти путём военного переворота в 1973 году. К тому времени попытки построить в этой стране коммунизм привели к её обнищанию. Политические и военные действия диктатора можно рассматривать как преступления против человечества. А вот в экономике он не стал долго мудрствовать и пригласил консультантов неолиберального толка из Чикагской школы экономики (вспоминаем Милтона Фридмана и монетаризм).

Страну открыли для иностранного капитала и свободного рынка, были проведены налоговая и пенсионная реформы.

Масштабная приватизация и сокращение затрат государственного бюджета поначалу повлекли за собой обрушение неэффективной экономики. К концу 70-х годов экономика начала расти, но высокий уровень безработицы сохранялся здесь вплоть до середины восьмидесятых.

Молодые чилийские экономисты, получившие образование в США, получили полный карт-бланш на действия в области экономики. Противники их преобразований и профсоюзы получали жёсткий отпор от военных. Чили стали превращать в экономическом плане в страну либерального толка.

«Чили – страна собственников, а не пролетариев» – заявлял Пиночет.

Экономические успехи и расправа над политическими оппонентами. Хотелось бы не упоминать их вместе, но в чилийском варианте всё было именно так.

К концу восьмидесятых экономика набрала обороты, формировался средний класс, который уже не хотел жить в тисках диктаторских ограничений. Напряжение и протест нарастали. В 1988 году чилийцы отказались поддержать Пиночета на главном политическом посту страны, дать ему ещё восемь лет полномочий.

Новое правительство начало демократические преобразования, но в то же время признало и продолжило экономический курс, сохранило либеральную модель развития. Демократы на западе вздохнули с облегчением – теперь либеральная модель и демократия оказались рядом.

Генерал Пиночет сохранял своё влияние на политику страны и в 90-х годах, но в 1998-м началось его уголовное преследование. В 2006-м он умер в возрасте 91 года. Чилийское общество разделилось на два лагеря – один ликовал, что умер преступник, другой горевал по человеку, с которым они связывали подъём страны.

Диктатор, убеждённый в эффективности частной собственности и свободной конкуренции, – это скорее исключение, чем правило, поэтому опыт Чили в этом смысле не является типичным.

Как бы то ни было, сегодняшняя Чили отвергает силовую диктатуру, но признаёт ту экономическую модель, курс на которую был в своё время неуклонно взят.

Несколько фактов о сегодняшней экономике Чили:

Польша. От шока к развитию

Развал социалистического блока стал крупнейшей геополитической перестройкой мира. Бывшие страны соцлагеря, вырвавшиеся из его тисков, теперь должны были строить новый мир, от которого уже успели отвыкнуть. Хозяйственные связи, способ управления экономикой успели повлиять на восприятие людей. Вряд ли девяностые годы двадцатого века вспоминают в этих странах как золотое время. Спад, безработица, разочарование людей – спутники переходного периода.

На примере Польши рассмотрим путь становления рыночной экономики.

Даже сегодня многие экономисты расходятся в оценках эффективности польских реформ. Слишком уж болезненными и шоковыми они были, приведя на начальном этапе к огромному спаду. Даже начавшийся рост экономики не решил социальных проблем. При возросшем уровне производства безработица также увеличилась. Как такое может быть? Если то, что сегодня 8 человек делают больше, чем вчера могли произвести 10, такое вполне возможно. На конкретных участках экономика становилась более эффективной, доказывая несостоятельность предыдущей экономической модели, но процесс этот был инертен.

План Бальцеровича – именно под таким названием вошёл в историю марш-бросок радикально быстрого перехода от социализма к капитализму.

Он предполагал следующее:

• разрешено банкротство государственных предприятий;

• сбалансированный бездефицитный или низкодефицитный бюджет;

• отмена льготного кредитования;

• упрощение и либерализация налоговой системы;

• бюджетная децентрализация и отказ от регионального выравнивания;

• отказ от поддержки тех или иных отраслей;

• простая налоговая система с умеренными ставками;

• открытый характер экономики – отсутствие протекционизма;

• массовая приватизация.

Общество, с вдохновением воспринявшее отказ от коммунистической идеологии, не оказалось готовым к столь быстрым преобразованиям, ожидая повышения уровня социальных благ, характерного для развитой Европы.

Тем не менее, столь резкий поворот определил судьбу страны. Самые талантливые люди пошли работать в бизнес либо на себя. Удачно проведенная пенсионная реформа сформировала «длинные деньги» – люди стали самостоятельно накапливать деньги на будущую пенсию, это в свою очередь явилось стимулом для активного развития региональной Варшавской фондовой биржи, на которой котируются на сегодня и акции украинских агрохолдингов, именно в Польшу они пришли в поисках долгосрочных инвестиционных ресурсов. Свободная приватизация привлекла западный капитал, сформировавший высокую культуру ведения бизнеса в стране. Высокие темпы роста привели к тому, что по состоянию на 2014 год уровень жизни в Польше приблизительно втрое превышает украинский. Тем не менее, сам Бальцерович расплатился политический карьерой, поляки навсегда запомнили «эпоху перемен», а экономический рост приходился в значительной мере на тот период, когда Бальцерович не был при власти, таким образом, подъём ассоциировался уже с другими политиками. Это довольно типичная судьба реформатора. Его деятельность легче оценить людям, которые смотрят на неё со стороны, оценивают результаты в виде конкретных объективных показателей, а не проживают в качестве граждан этой страны.

Сегодняшняя Польша – динамично развивающаяся страна, плацдарм для инвестиций в Центральную Европу.

Несколько фактов о сегодняшней экономике Польши:

Истории экономических прорывов дают важные уроки:

1. Нет обречённости, путь преобразований под силу любой стране.

2. Нет единственно правильного пути, общества различны, каждое находит свой рецепт. В то же время подъём практически всегда связан с ростом экономической свободы, хоть в ряде случаев и не сочетаемой со свободой политической.

3. Экономика инертна, за 2–3 года она не может измениться до неузнаваемости, поэтому реформаторы развитых стран обычно наблюдают за расцветом со стороны, в то время как другие политики пожинают плоды предыдущих реформ.

Аргументация «давайте сделаем, как в Польше, Сингапуре или Корее» – довольно слаба, ведь путь к экономическому процветанию обычно весьма индивидуален. Похоже, каждая история успеха существует в одном экземпляре. Но это не значит, что нам нечему учиться у них. Напротив, важно понять принципы проводимых успешных реформ, на базе которых сформировать свой экономический блицкриг.

Мы же движемся дальше в поисках понимания работы внутренних механизмов экономики.

Английская пословица так описывает суть банковского дела: это принцип «3–6–3».

Взял деньги под 3 %, дал деньги под 6 %, и в 3 часа дня пошёл играть в гольф. С одной стороны, это шутка, с другой – лаконичное описание основной деятельности банков.

Банки работают с деньгами, поэтому большинство людей уверено, что в банке всегда очень много денег. «Ограбить банк» звучит куда органичнее, чем «ограбить химчистку».

Часто люди банкам не доверяют, представляют их мафией, считают вообще ненужным элементом экономики. Откуда эта нелюбовь?

Её легко понять. Разве многие люди любят гробовщика? Многие ли приходят попить чая к стоматологу или хирургу? Много ли людей обожают патрульные службы на дорогах?

Деятельность банка предполагает, что в ряде случаев его заёмщикам придётся расставаться с имуществом, деньгами и тому подобным.

Банк – это посредник между вкладчиком и заёмщиком. Услуга банка – профессиональная оценка заёмщика с точки зрения риска невозврата кредита. Без банковской системы в ситуации обесценивания денег вы бы для сохранения сбережений искали сами, кому их одолжить. Банк, как правило, это делает лучше, более профессионально. Он берёт ваши деньги и отдаёт их другому, изучив его доходы, репутацию, историю, возможность вернуть кредит. За счёт маржи, разницы между ставкой заёмщику и ставкой для вкладчика, банк покрывает убытки по проблемным кредитам, свои затраты и получает прибыль. Сомнительные проекты не получат финансирования изначально, слабые банки выдадут слишком много сомнительных кредитов и сойдут с дистанции, неудачные проекты, получившие кредиты, не отдадут их и обанкротятся. Экономика всегда содержит процент неудач, благодаря которому остаются лучшие. Это своего рода эволюция, которая оставляет более сильных, отсеивает и сохраняет более востребованные идеи. Если ей «мешать», спасая плохие банки, плохие проекты и плохих заёмщиков, то суммарно общество проиграет, отдавая ресурсы не лучшим.

Банковское дело – не такое простое, как может показаться на первый взгляд. С одной стороны, у банка безусловные обязательства перед вкладчиками, с другой стороны, обязательства заёмщиков, которые наверняка не рассчитают в будущем возможностей, столкнутся с тем или иным риском. Чтобы минимизировать процент невозвратов выданных кредитов, банк должен адекватно оценивать тренды развития экономики, перспективные и увядающие отрасли, анализировать психологический портрет тех людей, которые склонны к невыполнению обязательств, и многое другое.

Представьте себе, что купили какую-то очень нужную вам вещь, воспользовавшись кредитом банка. Максимум полученного удовольствия вы получаете в момент покупки. А дальше ежемесячно или ежеквартально имеете дело с «неудовольствием» по возврату кредита. Ваша вещь стареет и теряет в стоимости, а вы продолжаете платить по кредиту. Вы не любите банк, даже если не имеете особых проблем с погашением кредита. Что уж говорить о ситуации, когда проблемы возникли. Теперь по факту есть ситуация, когда на выходе уже не столь ценная вещь, ранее уплаченные деньги, долг, который нет возможности оплатить, и дамоклов меч банка, который хочет забрать залоговое имущество. И банк не может позволить себе быть недостаточно требовательным. Если он позволит слабину, то завтра не сможет выплатить долги вкладчикам – ведь он посредник в ваших отношениях.

Можно ли обойтись без банков? Многие считают банки каким-то ненужным искусственным образованием. Можно ли обойтись без процента? Когда-то религии критиковали заёмный процент, можно, значит, и без него?

Это не так. Всегда есть тот, кто испытывает недостаток в средствах. Представьте себе, что вы имеете возможность произвести и продать товар, заработав на нём 30 %. Вы ограничены в ресурсах, недопроизведенная продукция – это недополученная прибыль. Если никто не готов дать вам деньги просто так, без процента, то вы сами согласитесь предложить ему часть будущей прибыли, это и станет процентом по сделке за пользование деньгами. Заёмный процент естественен, он возник исторически, пожалуй, не мог не возникнуть.

Воспринимайте банки как набор функций:

– осуществление платежей;

– отбор более привлекательных и конкурентных проектов;

– посредничество между тем, кто сберегает, и тем, кто инвестирует;

– кредитование экономики.

Если бы банков не было, функции всё равно остались бы востребованными. Так когда-то очень давно деньги в человеческом обществе появились как посредник в операциях обмена с усложнением экономических отношений. Эта посредническая функция естественна, со временем стало понятно, что для её выполнения нужны специализированные учреждения. Их сегодня мы и называем банками.

Итальянское слово banco означает скамью или лавку, на которой менялы раскладывали монеты. Вначале это был обмен одних монет на другие, а позже им доверили хранение денег и осуществление платежей от чьего-либо имени.

Основной деятельностью банков, как мы уже говорили, являются долговые операции. Одним из родоначальников современного банковского дела в части кредитования считают орден тамплиеров. Паломничество на Святую землю многие христиане считали своим долгом. Но мероприятие это было длительное и дорогостоящее, откладывать на него деньги зачастую приходилось годами. Орден подписывал с паломником специальное соглашение, согласно которому тот должен был вернуть кредит с определённым вознаграждением. Описывались в нём в витиеватой форме и штрафные санкции, а также согласие получателя кредита в случае непредвиденных обстоятельств или смерти передать своё имущество ордену.

Тамплиеры успешно вели своё дело, в силу этого заставили чересчур преувеличенно говорить об их неограниченной финансовой власти. Гонения на орден многие связывают с нежеланием влиятельных заёмщиков возвращать крупные ссуды. Разгром ордена был жесток и породил множество легенд.

Но всё же тамплиерам удалось заложить основные принципы банковского дела. Банки трансформируют сбережения в инвестиции, незримо сводят того, кто имеет свободные средства, с теми, кто в них нуждается. Со временем банковское дело вошло в обиход, религиозные доктрины подверглись толкованию, не запрещающему ссудный процент, но отношение к банкам и дальше остается в основном недоверчивым. Сам по себе прирост денег и процент многим не дают покоя. Более того, крупные экономические кризисы часто имеют спусковым крючком именно крах банка, что заставляет искать среди банкиров своего рода кукловодов, управляющих мировым развитием.

Банк как структура действительно крайне чувствителен к экономическим потрясениям, его успешность является своего рода производной от успешности реального сектора экономики. Дело в том, что банк при установлении процентной ставки по кредитам закладывает прогноз проблемных и сомнительных долгов. В случае катаклизмов в реальной экономике этот уровень фактических потерь может оказаться разительно выше планового – многие компании потерпят банкротство. В этом случае заложенный в ставку по кредитам процент проблемных долгов окажется заниженным, значит, средств, полученных банками, будет недостаточно для расчётов с вкладчиками. В свою очередь, банкротство банков быстро распространяет кризис, ведь от него страдает огромное количество граждан и предприятий. Поэтому банковский крах порождает большое количество проблем в экономике.

Пример.

Предположим, средняя ставка по депозитам составляет 15 % годовых. Банк рассчитывает, что 3 % от выданных кредитов не будут возвращены. Ещё 1 % составляют затраты банка на обслуживание процесса (содержание помещений, людей и так далее). 1 % банк закладывает в виде своей плановой прибыли. Таким образом, ему нужно получить 100 % + 15 % + 1 % + 1 % = 117 % от принятых депозитов. А заплатят ему 100 % – 3 % = 97 % всех должников. Средняя ставка по кредитам в этом расчёте должна составить 117 % / 97 % – 100 % = 20,6 % годовых. Но ситуация осложнится, если уровень проблемных кредитов будет значительно выше, чем 3 % от выданных сумм. В этом случае у банка возникнут финансовые проблемы. Если же подобная ситуация будет наблюдаться во всей экономике, это чревато системным банковским кризисом.

Банки называют кровеносной системой экономики. Это сравнение показывает, что деньги – это аналог крови, доставляющей энергию в те места экономического организма, где она более всего нужна. Так и банки являются посредником, переводящим средства от одних предприятий другим, собирающие у желающих свободные средства и передающие их тем, кому их не хватает для осуществления значительных перспективных проектов.

Банков значительно меньше, чем предприятий, они так важны, что за ними установлен практически ежедневный надзор Центрального банка. Представьте себе большое здание. Банковская система – это его несущие стены. Когда всё хорошо, они просто и незаметно выполняют свои функции. Они не всегда расположены в удачных местах, даже порой хочется снести парочку. Но этого просто так делать нельзя, всё здание может обрушиться.

Функция банков весьма важна. Если вам не по душе сами банки, цените функцию, которую они выполняют – сводить сбережения и инвестиции, оценивать риски, отсеивать сомнительные проекты, обеспечивать оборот средств и сопровождать экономические сделки. Больная банковская система – не повод отказываться от неё, а лишь необходимость восстановить её здоровье.

Банковское дело – одна из наиболее консервативных сфер, но и здесь жизнь не стоит на месте. Большие перспективы открывает интернет, он приводит к так называемому онлайн-банкингу, когда вы управляете средствами и отношениями удалённо. Кроме того, наметился тренд объединения банковской деятельности с другими сферами. Представьте, что вы зашли в банк, но можете не только оплатить коммунальные услуги или поинтересоваться ставками по депозиту, но и выбрать себе товар (функция интернет-магазина), получить на него кредит (классическая функция банка), получить консультацию по управлению семейным бюджетом (консалтинговая функция), получить услугу доставки товара (логистическая функция) и многое другое. Такого рода неклассический банк становится реальностью в XXI веке, когда на стыке абсолютно разных сфер зарождаются новые отрасли.

Суть денег и кредита, а также почему в Украине настолько высокие процентные ставки

Деньги – это продукт экономического развития. Когда-то люди вполне могли обойтись и без них. Каждый старался обеспечить себя сам, в остальном было достаточно лишь прямого обмена одних продуктов на другие. Но экономика развивалась, появлялись новые и новые продукты, процесс обмена становился всё сложнее и сложнее. Нужен был какой-то эквивалент, позволяющий всё упростить, что-то, на что можно было бы обменять любой товар или работу, не задумываясь о соотношении между ними. Этим всеобщим эквивалентом и стали деньги. Кто-то использовал в качестве него камни, кто-то кости, но постепенно люди стали искать что-то, достаточно редкое и не теряющее своей формы и качества. Практически идеально этими качественными характеристиками обладало золото – редкое и ограниченное, не портящееся со временем. Золото настолько плотно вошло в обиход как эквивалент денег, что до сих пор многие считают его настоящей стоимостью. В то же время деньги эволюционируют и, пожалуй, в ближайшее десятилетие утратят материальную форму как таковую, уступив все расчёты безналичной форме, которую смогут выполнять не только банковские карты, а и «гаджеты» (наши телефоны, компьютеры, ноутбуки, планшеты), идентифицируя владельца.

Деньги – это так просто, каждый знает, что это. Деньги – это довольно сложно. Чем дальше вникаешь, тем больше вопросов возникает.

Давайте рассмотрим деньги как набор функций.

1. Мера стоимости.

Глядя на ценник, вы, как правило, сразу решаете для себя – это слишком дорого, дёшево или в самый раз. Это, по сути, и есть мера стоимости. Реже мы задумываемся о другом. Предположим, мобильный телефон или смартфон стоит 5000 гривен, а буханка хлеба стоит 10 гривен. Это значит, что смартфон стоит 500 буханок хлеба. Если вы потребляете 2 буханки в неделю, то один смартфон стоит приблизительно столько же, сколько ваше пятилетнее потребление хлеба. Функция меры стоимости зачастую ускользает из нашего внимания. Зарплата человека – это также определённая мера стоимости, которая благодаря деньгам может быть выражена с точки зрения обмена на различные товары, работы и услуги.

2. Средство обращения.

Сложнейшие перевоплощения товаров и услуг, когда в производстве современного продукта участвуют сотни предприятий, обеспечиваются свободным обращением. Экономика преодолевает расстояния и барьеры благодаря движению денег. Они сопровождают оборот всех экономических благ, в одну сторону движутся деньги, в другую – экономическое благо, впоследствии деньги могут быть обменены на другие блага.

3. Средство платежа.

Платёж – это выполнение обязательства. Благодаря этой функции движутся не только товары, работы и услуги, но и капиталы.

4. Средство сбережения и накопления.

Одна из важнейших функций денег. Деньги дают возможность отложить на будущее свой спрос, накопить средства для крупных покупок. Сумма сбережений и сумма кредитов неразрывно связаны. Фактически кто-то хочет получить больше средств, чем имеет в наличии для бизнес-проектов или покупок. Кто-то хочет сохранить деньги. Рынок сводит этих людей, хоть они могут и не знать друг о друге.

5. Мировые деньги.

Благодаря этой функции становятся возможными экономические отношения независимых стран.

Деньги – это не столько то, что мы привыкли доставать из портмоне, сколько функции.

Следующий пример заставляет задуматься о природе денег и переосмыслить их сущность. Мы разберёмся в том, что мы считаем деньгами и как банковская система создаёт денежное предложение.

Как правило, рядом с деньгами говорят слово «печатать», и большинство людей воспринимают это слово буквально. Но это не так, основная часть денег не имеет материальной наличной формы. Доля наличных денег не превышает в развитых странах нескольких процентов от общей денежной массы.

Представим себе следующую ситуацию – центральный банк страны, именно он обладает эксклюзивным правом создавать деньги, выдаёт кредит (1000) коммерческому банку. Появилась новая тысяча. Что будет делать банк с этими деньгами? Выдаст кредит предприятию или человеку. Но всю сумму дать не может, согласно так называемой норме резервирования должен оставить в центробанке какую-то часть. Пусть это будет 10 %. Теперь есть предприятие, получившее сумму 900. Оно перечислило её другому предприятию, и деньги попали в другой банк на чей-то счёт. Теперь у нас на счету есть 900, которые принадлежат некоему предприятию. Но специфика банков в том, что они используют деньги для выдачи кредитов. Теперь новый банк зарезервирует 10 % на счёте в центробанке, а остальные 900 × 90 % = 810 выдаст в качестве кредита. И это повторится ещё и ещё. От 810 банк снова выдаст 810 × 90 % в качестве кредита. Кредитная природа денег заключается в том, что после выпущенной центральным банком тысячи, возникнет гораздо большая сумма 900 + 810 + 810 × 90 % +…, которую те или иные субъекты (предприятия, граждане) будут считать своими деньгами.

Есть ли в этом проблема? Тысяча, выпущенная изначально, породила гораздо больше денег. Это не столько проблема, сколько природа денег, которую необходимо учитывать при проведении монетарной политики. Что произойдёт при погашении кредита банком? Денег в обращении станет меньше. Да-да, денег может становиться как больше, так и меньше. Причём вопрос, так сколько же всего денег, может встретить ответный вопрос: что именно называть деньгами? Ведь депозит, который размещён в банке, вы считаете своими деньгами. Банк выдал кредит, кто-то приобрёл, например, квартиру в кредит, и теперь строительная компания считает обоснованно эти деньги своими. То, что мы называем деньгами, отображает обязательства, которые возникают в отношениях экономических агентов – людей, предприятий, государства.

Любой центральный банк страны на вопрос, сколько же денег в обращении, даст вам развёрнутый ответ, приблизительно такой ответ получим от Национального банка Украины (и другие центробанки дадут похожий ответ).

В зависимости от снижения степени ликвидности финансовые активы группируются в различные денежные агрегаты: М0, М1, М2 и М3.

Денежный агрегат М0 включает наличные средства в обращении вне банков (наличка на руках).

Денежный агрегат М1 включает денежный агрегат М0 и депозиты до востребования в национальной валюте.

Денежный агрегат М2 включает денежный агрегат М1 и депозиты до востребования в иностранной валюте и срочные депозиты.

Денежный агрегат М3 включает денежный агрегат М2 и ценные бумаги, кроме акций.

Как видим, говоря о денежной массе, придётся уточнять, что мы имеем в виду – деньги, которыми можно воспользоваться в любой момент, или деньги и их эквиваленты, которыми в принципе можно воспользоваться, пусть и с небольшой задержкой.

Например, в Украине на начало 2014 года агрегат M2 составлял 955 миллиардов гривен, агрегат M1 – 435 миллиардов гривен, а наличных денег M0 было 283 миллиарда гривен.

Таким образом, «на руках» (у людей, предприятий) находится 283 миллиарда гривен. Вместе с текущими счетами в гривне эта сумма уже составляет 435 миллиардов, а вместе с депозитами на определённый срок и счетами в иностранной валюте – 955 миллиардов гривен.

Такая большая доля наличных денег характерна для стран с развитой теневой экономикой. Если говорить об успешных развитых странах, то там доля наличных средств составляет 3–5 % от значения агрегата M2 и постоянно снижается.

Кроме того, статистика НБУ не знает наверняка сумму валюты на руках населения. По разным оценкам она может составлять от 60 до 90 миллиардов долларов. В любом случае, речь идёт о суммах, значительно превышающих запросы страны на кредиты и международную финансовую помощь. Сложное абстрактное понятие «доверие» отделяет от экономики страны огромный потенциальный ресурс. Можно услышать те или иные рецепты того, как его добровольно-принудительно вовлечь в экономический оборот. Но эти методы часто идут вразрез с самой идеей доверия как такового.

Говоря о доверии, мы не можем не сказать о такой важной экономической категории как риск. Риск – это степень нашей неуверенности в будущем. Наше будущее всегда непредсказуемо, в нём всегда есть потенциальный риск потерь. Можно предупредить некоторые виды риска, можно уменьшить потенциальные потери, но нельзя свести риск к нулю. Непредсказуемость будущего преследует нас каждую секунду. Некоторые готовы настолько уверовать в собственные модели, что им начинает казаться, что наконец-то удалось «оседлать» риск, научиться управлять им. Увы, в жизни всегда находится место неожиданности и для «самых умных ребят в комнате». Так, нобелевские лауреаты Роберт Мертон и Майрон Шоулз управляли инвестиционным фондом Long-Term Capital Management, который потерпел крах в 1998 году, – их модели не «верили» в дефолт России по обязательствам госзайма, а он случился.

Человеческая природа несовершенна, именно она рождает разнообразный удивительный мир вокруг нас, именно она приводит к громким кризисам.

На графике ниже показано соотношение между риском и доходностью, которая объясняет множество явлений в жизни рядом с нами.

График. Риск и доходность

Нулевой риск, с которого стартует график, является своего рода абстракцией. Раньше предлагалось относить к нему доходность по обязательствам правительства наибольшей экономики мира – американской. Но и у этих облигаций теперь – немаксимальный кредитный рейтинг.

Часто мы можем услышать вопрос – как же так, почему кредиты в Украине такие дорогие даже в валюте? Почему не такие, как в Германии? Почему не под 3 % годовых и на 30 лет?

Давайте ответим на эти вопросы.

Как мы видели ранее, ставка по кредиту, который устанавливает банк, – это ставка по депозиту + плата за риск + покрытие затрат + прибыль.

Ставки по депозитам в Украине даже в валюте – уже выше, чем ставки по кредитам в развитых странах. Почему? Потому что нет доверия к банковской системе со стороны населения. Многие считают беспроцентное хранение под матрасом более правильной идеей. Это та оценка риска, которую выставляет население банкам, поэтому ставки по кредитам даже из-за этого фактора не могут быть низкими.

Теперь рассмотрим ситуацию глазами банка:

– заёмщики в Украине надёжные, ценят репутацию и не станут уходить от своих обязательств?

– доходы заёмщиков привязаны к валюте и не зависят от курсовых колебаний, поэтому нет такой проблемы для погашения?

– в случае непогашения в срок банк может легко забрать залог и продать его?

– кто бы ни был у власти, он не пойдёт на нарушения основных правил и норм, не станет менять условия договора между банком и заёмщиком?

– права кредиторов надёжно защищены?

Каждое «нет» – это балл в копилку рисков. Это дополнительная процентная ставка по кредиту.

Давайте сравним условия по депозитам в одном и том же банке UniCredit. В одном случае, ставки, предлагаемые в Италии, в другом – ставки в Украине.

Мы видим, что даже в рамках одного банка учтены особенности и риски страны. Процентная ставка по депозитам в евро значительно выше в Украине. Для банка она является базовой при установлении кредитных ставок, в которые он должен заложить риски отношений с заёмщиками.

Источники низких процентных ставок – доверие и незыблемые прозрачные правила игры, уверенность в их неизменности. А ещё время. Чем дольше соблюдаются правила игры, тем больше уверенности; чем больше уверенности – тем больше доверия; чем больше доверия – тем ниже оценка рисков; чем ниже оценка рисков – тем ниже ставки; чем ниже ставки – тем проще следовать правилам игры. Круг замкнулся. Все факторы взаимосвязаны. За многими из них стоят десятилетия опыта и история. Вы не можете создать глобальное доверие к финансовой системе за месяц. Вы можете двигаться в правильном направлении, и тогда копилка общественного доверия будет пополняться из года в год. Но каждая серьёзная ошибка может обнулить её, и тогда весь путь придётся начинать с самого начала.

Уравнение Фишера, или Почему нельзя просто сделать всех счастливыми, напечатав деньги

Американский актёр Джим Керри в комедийной ленте «Брюс всемогущий» получает возможность побыть Богом. Устав от человеческих запросов о помощи, он находит способ, как решить эту проблему. Я говорю всем «да», – казалось бы, простое решение. На следующий день страна повергается в хаос. Находятся миллионы выигравших в лотерею, миллионы, не желающие работать.

Дать людям деньги, – казалось бы, простое решение. Как и многие благие намерения, ни к чему хорошему оно не приводит.

Рассмотрим причины этого через так называемое уравнение Фишера:

M × V = P × Q,

где M – денежная масса в обращении;

V – скорость обращения денег;

P – уровень цен;

Q – объём выпуска (производства).

Объясним уравнение на примере. Представьте себе, что вы приобрели товар за 100 гривен. В одну сторону (левая сторона уравнения) движется купюра в 100 гривен, она пока обернулась один раз, а в другую сторону – единица товара с ценой 100 грн (правая сторона).

Тот, у кого вы купили товар, расплатился этой купюрой со своим поставщиком за покупку у него. Теперь эти 100 гривен совершили второй оборот в виде расчёта за другой товар.

Получается, что левая сторона уравнения отражает «жизнь» купюры, которая переходит из одних рук в другие, а правая – тот объём выпуска продукции (товаров, работ, услуг), который она сопровождает.

Два раза перешла купюра из рук в руки, имеем 100 × 2 (купюра в 100 гривен, 2 оборота) = 100 × 2 (2 единицы товара по 100 гривен каждая).

Глядя на это уравнение, задумаемся, а что произойдёт, если правительство вдруг решит одним махом закончить с проблемами и даст денег всем, кто их желает получить. Мы получим увеличение в левой части уравнения за счёт роста M. В правой части уравнения должны получить также увеличение, но, скорее всего, в виде P, то есть роста цен.

Но в правой части есть ещё и Q – рост производства. Может, новые деньги в виде спроса повлияют на него? Да, скорее всего, так и будет вначале! Новые выпущенные деньги повлияют как на цены, так и на выпуск (производство). Но лекарство это хорошо лишь очень в малых дозах, в случае, если на текущий момент ваша инфляция близка к нулевой. Если же она высока, то люди будут стараться как можно быстрее избавиться от денег, то есть увеличить V – скорость оборота. А это будет давать импульс к новому росту цен, который, в свою очередь, снова даст стимул поскорее избавиться от денег. Мы попадаем в своего рода заколдованный круг, когда правая и левая части уравнения подталкивают друг друга вверх – цены подталкивают скорость обращения, а скорость обращения – цены. В итоге, пытаясь решить проблемы людей, мы затолкнём их в ещё большие проблемы. Часто такая ситуация возникает при приходе к власти популистски настроенных правительств.

Как действует такое правительство? Оно стоит перед выбором – жить в пределах собранных налогов или жить, как ты хочешь, делая что-то «полезное и важное», пока есть возможность. Представьте себе, что вы возглавили правительство, у которого уже хватает долгов. И теперь стоите перед выбором. Вы можете:

1. Взять ещё в долг сверх возврата старых долгов и построить что-то полезное – стадион или мост, или просто раздать по тысяче гривен пенсионерам.

2. Не увеличивать долги, а брать их для того, чтобы отдать старые.

3. Уменьшить затраты на строительство общественных объектов или сократить людей, получающих зарплату из бюджета, но вернуть старые долги.

В первом случае вы запомнитесь каким-то новым объектом, который стойко будет ассоциироваться с вами, во втором случае – вы не войдёте в «историю», но, возможно, и не разочаруете. В третьем случае вас в лучшем случае будут не любить, ведь вы заставите «затянуть пояса», возвращая долги предыдущих правительств и готовя почву для следующих.

Поэтому популизму родиться очень легко. Часто консервативные либералы превращаются в «социалистически» настроенных политиков, получая на практике возможность управлять бюджетом.

Бюджетный дефицит чреват тем, что действует как дополнительный налог, ведь средства на его покрытие зачастую «одалживаются» правительству центральным банком, увеличивая денежную массу. Это увеличение может стать мультипликативным (подталкивать рост цен и новые долги правительства), как в описанном выше случае. А глядя на уравнение Фишера, можем ожидать риска возникновения инфляционной спирали.

Существует значительное число стран, которые никак не могут выбраться из ловушки лёгкого решения в виде дополнительных сумм денег в обращении.

Многие люди настолько верят в свою избранность и исключительность, что, возглавляя страну, начинают искренне считать, что закономерности экономики описаны не для них, что их воля и сила – сильнее каких-то глупых формул, что именно им дано облагодетельствовать «вверенных» людей страны. Например, в 2013 году президент Венесуэлы решил «осчастливить» свой народ, приняв закон о продаже бытовой техники и электроники с 90-процентными скидками. Полицейские зорко следили за выполнением закона. Люди тратили все деньги, выкупая телевизоры, микроволновые печи и мобильные телефоны. Торговые сети разорились. Никто не хотел иметь магазин, торгующий бытовой техникой. Когда их не стало, ради своего народа «мудрые правители» сделали так, что в государственных продуктовых магазинах продукты можно было приобрести значительно дешевле, нежели в частных.

И что теперь? Никто не хочет ходить в частные магазины, потому что в государственных можно купить продукты дешевле в несколько раз. Но вот беда, в 2014 году туда пускают по специальным карточкам два раза в неделю. Счастье продлилось недолго. Теперь не бытовая техника, а полуголодное существование страны с огромными нефтяными ресурсами – проблема правительства.

Взглянем ещё раз на формулу Фишера. Ключевой элемент в ней – это Q. Это размер нашей экономики, размер производимого ею продукта. Экономическое богатство страны – в реализации возможности производить как можно больше товаров, работ и услуг. Пока мы не наблюдаем массово отечественных автомобилей, телефонов, чайников, шампуней, интернет-сервисов и многого другого, нельзя говорить о каком-то решении. Часто его видят в неправильном распределении ранее созданных благ. Но ответа в том, чтобы забрать заводы или яхты и «разделить» между «несправедливо обиженными» – к сожалению, нет. Это уменьшит количество «богатых», но не уменьшит количество «бедных». Ценность ресурсов – в том, чтобы увеличить тот самый Q, объём экономики.