Минск. Метро и стадион «Динамо». Улица Маяковского. «Тёплая» и эмоциональная встреча старослужащих. Их предположения о том, что ели дома новобранцы и чем они ходят пока в туалет. «Добрый» совет повеситься. Для чего в армии штык-нож. Новая форма. Тищенко не досталось сапог. Новобранцы с бритыми головами и без пилоток — типичные уголовники. Подозрительный солдат, избивающий ремнём деревянную колонну-подпорку. Вторая рота. Чёрные петлицы и чёрные погоны. Тищенко кажется самому себе лихим гусаром.
Не успел ещё Тищенко поспать, как следует, как был разбужен шумом, охватившим вагон. По проходу ходил младший сержант Сапожнев и расталкивал призывников. Все принялись одеваться. Тищенко хотел подтянуть молнию на замке штанов, но сделал это слишком сильно и обломал язычок, с трудом застегнув штаны. Капитан Николаев был уже на ногах и ходил взад-вперёд по вагону, объясняя дальнейшие действия:
— Подъезжаем к Городу-Герою Минску. Как только приедем, не торопиться и выходить из вагона без лишнего шума. Возле вагона всем построиться по команде младшего сержанта Сапожнева. Всем понятно?
Нестройное утвердительное мычание свидетельствовало о том, что понятно всем. Тищенко с интересом смотрел в окно, за которым мелькали кварталы белорусской столицы. Игорю ещё ни разу не приходилось бывать в Минске, поэтому он был полон ожиданий и любопытства: «Интересно, Минск солиднее Донецка смотрится, или нет?! По населению вроде бы немного побольше.»
Поезд сбавил ход и почти остановился. Раздался лязг и грохот тормозящего состава, который с тяжёлым шипением замер на рельсах. Вместе с другими призывниками Тищенко двинулся к выходу.
«А ничего я доехал, с комфортом — отец ведь в товарном вагоне в армию добирался», — подумал Игорь, спускаясь вниз.
На перроне построились и строй призывников, сопровождаемый любопытными взглядами зевак, двинулся в город. Тищенко смотрел по сторонам. Здание вокзала было маловато для столицы союзной республики, но зато имело свой собственный, неповторимый вид. Его замысловатая архитектура, показавшаяся Игорю чем-то схожей с архитектурой Петропавловской крепости, каждым своим камнем дышала девятнадцатым веком. Справа от вокзала возвышался современный железобетонный монстр-преемник, ещё недостроенный, но уже готовящийся вступить в свои законные права. Перед вокзалом была небольшая площадь, густо заполненная народом и транспортом. У стоянки такси выстроилась огромная очередь.
Слева от стоянки находился подземные переход, снабженный синим указателем с буквой «М». «Вот и метро, хорошо бы в нем прокатиться», — Игорь еще ни разу в жизни не был в метрополитене и поэтому с большим интересом поглядывал на переход. Но, к его огорчению, строй повернул направо и заспешил прочь от манящей белой буквы.
Чуть позже, когда уже отошли от вокзала, в дальнем конце широкой улицы Игорь увидел огромные опоры-прожекторы минского стадиона «Динамо». Сколько раз Тищенко смотрел по телевизору отсюда трансляции, и вот он — стадион, во всём своём великолепии представший перед Игорем. «Может, мимо стадиона пойдём?», — подумал Тищенко, но строй шёл вперёд и стадион вскоре скрылся за силуэтами домов.
Дошли до остановки. Здесь Николаев приказал остановиться. Быстро подошёл троллейбус «пятёрка».
— Это наш — заходите! — скомандовал капитан, и все двинулись к дверям.
Игорь стоял у окна и рассматривал неведомый и немного таинственный Минск. Троллейбус вскоре повернул направо и стал удаляться от центра города. Современные многоэтажные дома пёстро чередовались с небольшими, старыми зданиями, а то и вовсе приземистым частным сектором.
— Вот и приехали. Это наша часть, где вы будете теперь служить, — Николаев указал на противоположную сторону улицы.
Часть, слева граничащая с автобусным автопарком, а справа уходящая железобетонным забором далеко вперёд, казалась довольно большой. На ближайшем частном доме, стоящем по эту сторону, Тищенко прочёл табличку: «улица Маяковского».
Перейдя проезжую часть, строй зашагал вдоль забора по чисто выметенному тротуару. «А здесь очень чисто и мусора нигде не видно!», — удивился Игорь.
Подошли к небольшому домику, выложенному из белого кирпича и всем своим видом напоминающему большой пустотелый куб. На домике была прикреплена табличка, на красном фоне которой золотыми буквами на солнце горела надпись: «Контрольно-пропускной пункт войсковой части 52 920». Николаев отдал приказ остановиться, а сам скрылся на КПП. Из-за забора высунулась чья-то голова в выцветшей пилотке, с улыбкой оглядела строй, повернулась назад и завопила:
— Мужики, духи пришли!
Через несколько секунд к первой голове присоединились ещё несколько, и они принялись изо всей силы наперебой орать растерявшимся призывникам:
— Вешайтесь, душары — два года вам топтать!
— Что, зёма, ещё домашними пирожками серешь?!
— Эй, жирный, ты, наверное, дома по три пайки рубал?!
Приём был достаточно «тёплым», но очень не понравился вышедшему из КПП Николаеву. Капитан уже хотел, было, поставить крикунов на место, но те предусмотрительно исчезли за забором. Из КПП вышел солдат в парадной форме и принялся отодвигать ворота. Ворота двигались туго, поэтому солдат, раскрасневшись от напряжения, с большим трудом отодвинул их в сторону.
— Шагом марш! — скомандовал Николаев, и вскоре все оказались по другую сторону забора.
Тищенко с неподдельным интересом принялся осматривать место, где ему предстояло жить ближайшие полгода. Прямо за КПП располагалось современное двухэтажное белое здание, напоминающее своими очертаниями кинотеатр. Левее возвышалось ещё одно — массивное, выложенное из красного кирпича и увенчанное треугольной крышей, всем своим видом напоминающее то ли тюрьму, то ли сумасшедший дом. В любом случае положительных эмоций оно не вызывало. Справа виднелось ещё несколько домов, а в самом конце асфальтированной дороги, по которой шёл строй, можно было различить серую ленту забора.
— Вот это — наш клуб, здесь фильмы показывают, — Николаев протянул руку в сторону «кинотеатра», а за ним, красная — казарма. В ней вы будете жить.
Перед клубом, усиленно размахивая мётлами, подметали какие-то солдаты.
Обогнув казарму, призывники увидели следующую картину: небольшие коробки солдат (человек по двадцать), напоминающие римские легионы, бежали по периметру большого квадрата, занимавшего всё пространство справа от казармы. В центре квадрата была большая асфальтированная площадка с белой разметкой, трибуной и длинными газонами по бокам. «Плац», — сообразил Игорь. Дорожки вокруг плаца содрогались от топота сапог. Левая дорожка проходила через аллею, окружённую огромными, старыми липами, сомкнувшимися своими верхушками. Солдаты были по пояс голые — кроме штанов и сапог на них ничего не было. Утро было сырым и холодным, поэтому многие приехавшие поёжились, глядя на бегущих. Те вскоре закончили бегать, и перешли к занятиям в спортгородке, располагавшемся прямо перед казармой. Подтягивания получались далеко не у всех, и многих сержанты подбадривали криками (сержантов показал Сапожнев и пояснил, что это зарядка). Дальше смотреть было некогда, потому что Николаев приказал всем входить в казарму, но потом раздумал и спросил:
— Продукты остались?
— Остались. Девать некуда!
— Если остались, можно доесть. Видите скамейки на стадионе? Располагайтесь там и доедайте всё, что есть. Всё равно ничего нельзя оставлять, а покормят вас только в обед.
Новобранцы дружно отправились к скамейкам, где расположились плотными кружками и принялись поглощать остатки провизии. «Остатков» могло хватить ещё на несколько суток, поэтому ели то, что вкуснее. Кто-то спросил у Николаева:
— Товарищ капитан, нам консервы нечем открыть — может, у вас нож есть?
Тищенко знал, что ножи есть у многих, но все их припрятали, опасаясь, что могут отобрать.
Николаев на секунду задумался, а потом сказал Сапожневу:
— Сходи в казарму, возьми дневального. Хотя… Не надо — я сам схожу. Мне ещё Котова надо увидеть.
Некоторое время спустя на стадион пришёл небольшой, коренастый солдат. Монголоидный тип лица выдавал в нём жителя Средней Азии. Увидев солдата, Сапожнев улыбнулся и спросил:
— Что, Мухсинов — опять в наряде?
— Опят.
— Ну, раз «опят», то давай нож — консервы будем «открыват», колбасу «резат». А что — знаете, зачем солдату штык-нож? — последнее Сапожнев адресовал новобранцам.
Послышался чей-то несмелый ответ:
— Оружие такое… Проволоку ещё кусать можно…
— Про-о-во-ло-ку! — передразнил Сапожнев. — Колбасу резать и консервы вскрывать, а не проволоку!
Наконец, консервы вскрыли, и все вновь принялись за еду. Сапожнев посмотрел на солдата, подмигнул призывникам и спросил:
— Мухсинов, где твой нож?
Тот лишь улыбнулся в ответ.
— Солдат, а чего ты улыбаешься? Ты ведь в наряде стоишь, на посту, а своё оружие отдал неизвестно кому!
— Как кому?! Вон — колбаса им рэжут!
Несколько новобранцев засмеялись. Сапожнев, довольный своей шуткой, проявил милость:
Ладно, раз «колбаса рэжут», простительно. Бери колбасу, Мухсинов, а то всю съедят!
Мухсинов не заставил себя долго ждать, и подключился к новобранцам. Есть уже никто не хотел, а продуктов было всё ещё много.
— Поели? — спросил Сапожнев.
— Поели.
— Раз поели, бросайте всё оставшееся в урны, а вы двое (указав на ближайших к нему новобранцев) утрамбуйте ногами, чтобы всё влезло.
Вскоре остатки пищи были утрамбованы в две большие урны.
— Мухсинов!
— Я.
— Сходи, выброси на «наташу».
Мухсинов взял урны и, сгибаясь под их тяжестью, без всякого энтузиазма пошёл по липовой аллее.
Из казармы вышел Николаев:
— Сапожнев!
— Я.
— Веди людей в ленкомнату первой роты.
— Есть. Стройся! В казарму шагом марш!
Недружный строй направился к красной трёхэтажке.
Вошли в здание. Внутри казармы был коридор с несколькими выходящими в него комнатами и одна большая, напоминающая своими размерами спортзал, разделённый на несколько сообщающихся друг с другом отсеков, сплошь уставленных железными койками, заправленными одинаковыми тёмно-синими одеялами. Прямо против двери стояла тумбочка с телефоном. У тумбочки стоял солдат с точно таким же, как и у Мухсинова, штык-ножом на поясном ремне. При входе Сапожнева солдат встал по стойке «смирно» и отдал честь. Сапожнев ответил тем же. Солдат нервно поморгал и вдруг истошно завопил:
— Дежурный по роте, на выход!
Из какой-то боковой двери высунулся заспанный младший сержант с красной повязкой на рукаве и спросил у Сапожнева:
— Что, духов привёз?
— Привёз.
— Откуда?
— Из Витебска. Только что приехали.
— Так это ж твои зёмы, да?
Сапожнев кивнул.
Отворилась ещё одна дверь, оттуда выглянул Николаев и предложил всем войти в комнату. На двери была прикреплена табличка с надписью «ленкомната». Все вошли и по приказу капитана расселись.
Тищенко осмотрелся по сторонам. Комната напоминала многочисленные школьные «пионерские» с их обязательными атрибутами: портретом Ленина, стендом с изображением комсомольских орденов и прочей тому подобной наглядной агитацией. Не хватало только горнов и барабанов. В ленкомнате тремя рядами стояли столы, напоминавшие институтские, только значительно хуже сохранившиеся.
Подождав, пока все уселись по два, Николаев вышел вперёд и сообщил:
— Сейчас посидите здесь, а потом вам форму на складе в парке выдадут. А пока у вас есть немного времени, можете написать письмо домой, а то потом некогда будет — служба пойдёт.
Последнее замечание Тищенко не понравилось. Достав тетрадь, Игорь принялся за письмо.
«Здравствуйте, мама, папа и Славик!»
Немного подумав, переписал традиционно.
«Здравствуйте, папа, мама и Славик!Игорь.
Пишу вам из Минска. Я попал в учебку связи в/ч 52920. Она находится на улице Маяковского. Здесь я буду связистом, кем точно — ещё не знаю. Адрес у нас такой: 220007, г. Минск, в/ч 52920. Тут надо ещё букву писать (смотря в какой роте), но я её не знаю, поэтому потом вам напишу. Часть находится прямо в городе, недалеко от железнодорожного вокзала. После обеда нам должны выдать военную форму, а может, и до обеда выдадут. Так что я пока в гражданке сижу. Как там дома дела? Как Цецеш? Нет ли писем от Сергея? Вы мне потом, когда я точный адрес узнаю, перешлите. Продукты я наполовину съел, а наполовину утром выбросил. Вроде бы писать больше не о чем. До свидания.27 июня 1985 года. г. Минск».
Закончив письмо, Игорь еще долго мучился бездельем, и лишь через пару часов всех построили возле казармы, и повели в парк. Сейчас Тищенко даже предположить не мог, что всего через несколько дней столь тягостное безделье станет таким желанным. Парк представлялся Игорю какой-нибудь зеленой лужайкой, где среди деревьев установлены спортивные снаряды. Но парк, напротив, оказался почти без растительности. Парк был отделен от остальной территории бетонным забором и имел точно такой же, как и при входе в часть, одноэтажный домик КПП.
— Стой! — скомандовал Николаев, — Первая колонна справа — марш, вторая, третья…
Тищенко вошел вместе с четвертой. Внутри вся территория парка была застроена разветвленной системой гаражей. Свободные от построек места были, в основном, заасфальтированы, но иногда попадались и клочки зелени. Ворота одного из гаражей были настежь открыты. У ворот уже стояла группа каких-то призывников и два прапорщика. Один из них спросил у Николаева:
— Это все?
— Все.
— Начинать?
— Начинайте, — кивнул капитан.
Всем приказали выстроиться в две шеренги. В центр перед строем вышел Николаев и объявил:
— Сейчас я буду называть размеры одежды. Чей размер назову — выходите вперед и по одному подходите к складу. Всем понятно?
— Всем, — послышались негромкие возгласы.
— Раз понятно, слушайте внимательно: пятьдесят восьмой!
— Вышли несколько человек.
— И еще. Если кто хочет отослать вещи домой — подходите и давайте адреса мне, часть отошлет посылки.
— Сейчас, отсылать будем. Да кому ваше рванье нужно? — проворчал один из прапорщиков в сторону призывников.
— Так как, будем отсылать вещи, а вернее — ветошь? — спросил капитан.
Строй ответил хохотом.
Честно говоря, Тищенко немного жалел свои свитер и вельветки, но смех заставил его отбросить последние частнособственнические колебания. Куда больше его занимала иная проблема — вопрос о размере одежды. Тищенко, как и многие его сверстники, сам почти никогда одежды не покупал. Этим, как правило, занималась мать. В силу этого Игорь имел весьма отдаленное представление о номерах размеров. Николаев называл четные цифры. «Значит, мой или сорок четвертый, или сорок шестой», — подумал Игорь. Тищенко решил дождаться, пока начнут выдавать сорок шестой и посмотреть, много ли призывников останется в строю.
— Сорок шестой, — объявил Николаев.
Игорь вспомнил, что на первом курсе ему купили костюм сорок четвертого размера, однако в строю практически никого не осталось, и Тищенко вышел вперед вместе с остальными. Побросав пакеты с вещами у забора, все принялись одеваться. Игорь дождался своей очереди и подошел к прапорщику.
— Рост? — спросил прапорщик.
— Чей? — растерялся Игорь.
— Твой.
— Метр семьдесят.
— Ты что, перегрелся? Я тебя про одежду спрашиваю. Понял?
— Угу… Наверное, третий.
Получив зеленые штаны и такую же куртку с блестящими желтыми пуговицами, Игорь отошел в сторону и принялся рассматривать форму. В сутолоке он даже не заметил ремешок, который положил на штаны прапорщик и тут же обронил его.
— Не теряй, — одернул Игоря кто-то из призывников.
Тищенко поблагодарил, поднял ремешок и стал его разглядывать. Ремешок был сделан из точно такого же материала, из которого делают мягкие лыжные крепления для малышей. На конце ремешка была небольшая металлическая пряжка. Штаны были сделаны из плотной ткани, которую прапорщик называл странным словом «хэбэ». Внизу они были лишь по щиколотки, а ниже заканчивались плотной зеленой каемкой. К каждой штанине была пришита полоска ткани (наподобие спортивного трико, но в отличие от последнего длина полоски регулировалась двумя пуговицами). На коленях был нашит еще один слой ткани. Куртка была пошита из точно такого же материала и имела два наружных и два внутренних кармана, застегивалась на металлические пуговицы, в центре которых горели маленькие звезды с серпом и молотом посередине. Каждый рукав застегивался еще на две пуговицы, но размером поменьше. Интересной особенностью куртки был небольшой металлический крючок, располагавшийся у самого горла. Впрочем, штаны тоже имели крючок, правда, несколько иной формы. Тищенко остался доволен новой, как-то особенно пахнущей формой и захотел быстрее ее надеть. Но вначале нужно было еще получить поясные ремни и сапоги. Здесь Игоря подстерегала неприятность. Ремень он получил быстро, а вот с сапогами пришлось подождать: тридцать девятого размера не оказалось. Самым досадным было то, что тридцать девятый бал нужен только Игорю и он один остался без сапог.
— Что же это нога у тебя такая маленькая? — спросил прапорщик.
Игорь пожал плечами.
— Ничего, пока в своей обуви походи, а потом мы тебе найдем. На вот, пока портянки возьми.
До этого Тищенко видел портянки всего пару раз за всю жизнь — у отца, который одевал как-то сапоги для работы в колхозе, и поэтому с интересом посмотрел на два новых куска чуть желтоватого, мягкого материала. Вместе с портянками Игорю выдали новые синие трусы и новую белую малку. Неприятным сюрпризом оказалось отсутствие на складе пилоток — их обещали выдать позже.
— Одевайтесь, а свою одежду бросайте в кучу возле ворот, а обувь — в другую, но тоже рядом, — скомандовал Николаев.
Все принялись переодеваться.
До армии Игорь много слышал о том, что перед переодеванием новобранцев ведут в баню, но бани так и не было. Одевшись в «хэбэ», Тищенко бросил свою одежду в общую кучу. К куче неизвестно откуда подошел какой-то человек лет сорока, одетый по гражданке и принялся копаться в тряпье. Понравившееся он вытаскивал и складывал отдельно. В этой «спецкуче» оказался и свитер Тищенко. Там могли оказаться и его штаны, но сломанный замок обрек их на гибель. После этого новобранцам предложили выбросить все «лишнее» из пакетов, сдать все ножи, вилки, ложки и строиться.
По дороге в казарму Игорь испытывал неудобства из-за того, что злосчастный пакет с вещами разорвался и, то мыльница, то паста норовили выскользнуть из дырки. Но, в конце концов, путь был благополучно завершен. Пакеты, вернее то, что от них осталось, сложили в комнате со странным и непонятным названием «каптерка».
Едва вернулись в казарму, Николаев приказал всем строиться на обед. Из казармы вышел плотно сложенный, высокий старший сержант и, сформировав из аморфной массы новоиспеченных солдат колонну по четыре, повёл строй в столовую. Из-за отсутствия пилоток строй сильно напоминал шествие уголовников.
Столовая оказалась длинным одноэтажным зданием с треугольной крышей. Внутри она оказалась мрачным помещением с каменным полом и длинными рядами неокрашенных деревянных столов с такими же скамьями. На столах стояли какие-то дымящиеся кастрюли, тускло отсвечивающие металлическим блеском и такие же чайники. Рядом с кастрюлями стояли ряды кружек и столбики алюминиевых мисок.
После посещения столовой Тищенко узнал, что в армии садиться за стол нужно по команде, по команде начинать есть и по команде вставать и выходить.
После обеда всех новобранцев разделили на три группы — по числу рот. Игорь попал во вторую роту, располагавшуюся на втором этаже казармы. Третья была этажом выше, а первая — ниже. Половина этажа уже была занята, так что вновь прибывших разместили в трёх свободных отсеках, имевших морское название «кубрики».
Игорь сидел на массивной серой табуретке с дыркой посередине и разглядывал казарму. Из крайнего кубрика вышел по пояс голый, лысый (точнее — с «короткой стрижкой») солдат, натянул на себя голубую майку и, болтая поясным ремнём, стал лениво прохаживаться по казарме, с насмешкой глядя на молодых солдат. Остановившись возле ряда, где сидел Тищенко, он вдруг дико завопил и ударил пряжкой ремня по колонне, подпиравшей потолок, да так, что из неё во все стороны полетели щепки. Как и все остальные, Тищенко вздрогнул от неожиданности.
— Га-га-га-га! — захохотал солдат и, подмигнув Игорю, пошёл дальше.
То же он проделал и в следующем кубрике. Его бритая, с какой-то странной красной полосой голова не внушала никакого доверия. А с учётом того, что перед отправкой в часть призывникам рассказывают множество ужасающих историй (не всегда правдивых), станет понятно, что этот солдат Игорю совершенно не понравился, и Тищенко с некоторой внутренней тревогой проводил взглядом «путника». Одной из самых частых историй, рассказываемых призывникам, был рассказ о том, что у всех вновь прибывших «деды» отбирают деньги и часы, а кто не отдаёт — зверски избивают и отбирают силой. Относительно часов Игорь был совершенно спокоен — он предусмотрительно оставил их дома, а вот четыре новенькие «десятки» не внушали никакой уверенности в том, что в ближайшее время не покинут своего владельца. Но пока никто никого не избивал, и эти опасения мало-помалу отошли на задний план. Вскоре в кубрик зашёл среднего роста худощавый сержант. Оглядев солдат, он первым делом заметил:
— Когда входит сержант, надо вставать. Всем ясно?
— Ясно.
— Понятно.
— Солдат должен отвечать «так точно». Ясно?
— Так точно! — дружно ответили новобранцы.
— Не вижу, чтобы было ясно. Ясно?
Только тут солдаты поняли, что от них хотят и, медленно, по одному поднялись.
— М-да… Что-то тяжело встаём! Ничего — научим. Вы пока что будете в третьем взводе. Я — старший сержант Щарапа, замкомвзвода. Сейчас придёт сержант Яров — он командир отделения, принесёт погоны и петлицы. Вы их получите у него и пришьёте себе на хэбэ. Всем ясно?
— Так точно.
Пришёл Яров — хорошо сложенный и широко улыбающийся парень. Все встали, но Щарапа, посадив всех жестом, пояснил:
— Если в кубрике старший по званию, вставать не надо.
Яров раздал всем погоны и петлицы и спросил:
— Нитки у всех есть?
Получив утвердительный ответ, продолжил:
— Видите, здесь на хэбэ намечены контуры петлиц и погон. Прямо на них и пришивайте. Прежде, чем пришивать петлицы, закрепите на них эмблемки.
Эмблемки были похожи на значки, только не застегивались, а завинчивались на маленькое колесико. В центре эмблемки горела маленькая алая звездочка, по обе стороны от которой, отходили две золотистые молнии и два таких же крыла. Эмблемка Игори понравилась. Погоны были черного цвета с желтыми буквами СА на концах. Петлицы — в виде небольших, черных параллелограммов. Достав из пакета нитку с иголкой, Игорь принялся за работу.
Стремясь поскорее закончить, Тищенко пришил погоны широкими стежками, но достаточно прочно. При этом несколько раз уколол палец. Пришив погоны, Игорь набросил на себя хэбэ и полюбовался работой. В этот момент Тищенко казался себе лихим гусаром. Не хватало только гитары и удалой гусарской песни. «Вот бы Славик сейчас меня увидел!», — с сожалением подумал Игорь.
Пришивали весело, понемногу знакомились. Все ближайшие соседи Тищенко (к его большому удивлению) были минчанами. Это было странно, так как Игорь знал о приказе министра обороны о том, что нельзя служить ближе не то тридцати, не то ста километров от дома. Многие были студентами ВУЗов: кто радиотехнического, кто университета. Тищенко обрадовался — всё же близкий социальный состав добавил чувства уверенности. Из всех солдат Игорю не нравился один Кротский — постоянно нервный, краснолицый очкарик, задиравшийся со всеми соседями. Пришив погоны и, вволю покрасовавшись, Игорь принялся за петлицы, второпях забыв об эмблемках. Из-за этого петлицы пришлось оторвать и начинать всё сначала. Расположив эмблемки точно посередине петлиц, Игорь вторично пришил всё к воротнику хэбэ.
— Всё пришили? — спросил Щарапа.
Раздались утвердительные возгласы.
— Э, нет, не всё. Сейчас будете пришивать подворотнички, а, говоря проще — подшиваться. Вот эти белые подворотнички пришьёте на воротник хэбэ. Белый кантик из-под воротника должен торчать не больше, чем на спичечную головку. Это только сегодня у вас готовые подворотнички, а потом сами будете себе делать. Приступайте! — Щарапа раздал всем плотные полоски белого материала, и солдаты впервые в жизни принялись подшиваться.
Игорь подошёл к этому мероприятию со всей серьёзностью и постарался, как можно чаще делать стежки, чтобы подворотничок плотнее прилегал к хэбэ.
День принёс много интересного и необычного и прошёл как-то незаметно, промелькнув ярким мгновением новизны и свежести. Ровно в десять часов вечера Тищенко лежал в койке и, глядя в потолок, отделанный поблёскивающими лаком рейками, размышлял о будущем. Его захватывала перспектива нового образа жизни, новых знакомств. Да и сама армия казалась чем-то удивительным и почётным. Прислушиваясь к сопению товарищей, скрипу кроватей и негромкому говору сержантов, Игорь незаметно для себя вспомнил о доме и вздохнул: «Да, здесь то вроде интересно, а всё-таки целых два года. А, может, в отпуск, когда попаду. Приеду домой сержантом — все обрадуются: хорошо служил, отпуск заработал…» Глаза медленно закрылись, и Тищенко погрузился в глубокий, спокойный сон.