Вместо введения

Один из основных практических принципов первой части можно сформулировать так: «Не так важно что делать, как то, с какими мыслями и чувствами это делать». Т. е. вопрос формирования сознания один из ключевых в практической философии. Анализ проблем, возникающих на стыке: социального устройства мира, человеческого бытия и человеческого сознания, будет основной темой дальнейшего изложения, на примере нашей истории. Побочным продуктом этого анализа, будут некоторые социальные теории. Они, и это вполне нормально, могут быть использованы кем-то. Однако надо отдавать себе отчет, что все эти изыскания затрагивают лишь верхнюю часть «айсберга» устройства нашего мира, который слишком сложен, чтобы я взял на себя смелость что-то совершенно определенное утверждать и прогнозировать в случае его изменения. Более того, из изложенного в первой части ясно, что единственным благом для человека в этом мире я считаю внутреннее совершенствование, а все остальное, удовольствие и неудовольствие, добро и зло, только лишь инструменты в этом процессе, которые создает для нас этот гениально устроенный мир, изменяющийся по своим сложным законам. Поэтому я просто считаю своим долгом вбросить в наше общество некоторые идеи, многие из которых к настоящему моменту еще аргументировано не высказаны, а уж оно пусть само, в соответствии со своей Кармой, решает, что с этими идеями делать, использовать их или не заметить.

 

Рынок

Не смотря на то, что прошло уже несколько лет с начала рыночных реформ в России, я постоянно убеждаюсь, что значительная масса людей до сих пор не понимает, что это такое. И это касается не только обывателей, но и людей занимающихся политикой на самом разном уровне. В дальнейшем изложении я буду ссылаться на некоторые свойства рынка, поэтому, придется, хотя бы поверхностно, объяснить, что это такое.

Представим, что встретились два субъекта. Один желает продать нечто, второй это приобрести, и нет никаких иных факторов, кроме их экономического интереса у одного – купить как можно дешевле, а у другого – продать как можно дороже, влияющих на совершение этой сделки и ее цену. Тогда либо сделка состоится, если субъекты сумели договориться о цене, устраивающую обе стороны, либо нет. Теперь усложним модель тем, что торгующих субъектов будет много, покупающих много, и товаров и их типов тоже много, т. е. у любого субъекта будет разнообразный выбор. Это и будет рынок, точнее, идеальная его модель. Таким образом, рынок – это совокупность добровольных отношений, возникающих в процессе купли-продажи между продавцами и покупателями, в условиях множества продавцов, множества покупателей, множества товаров и их типов, и наличии в обращении всеобщего эквивалента ценности – денег.

Естественно, возможны всяческие усеченные варианты рынка, когда что-то в нем не так, или нет денег (натуральный обмен), или на какой-то вид товара всего один продавец, или товар является запрещенным, и торговля им не будет полностью свободной и т. д. Некоторые из этих вариантов ниже тоже будут рассмотрены. В обществе, достигшем достаточно высокого уровня развития, когда все участвуют в общественном разделении труда, и государство не ограничивает необходимые для возникновения рыночных отношений свободы, эти отношения возникают самопроизвольно, и в них участвует все население. Все являются покупателями, и все сами чем-то должны торговать, а товарами являются любые произведенные или добытые предметы, финансовые ресурсы, услуги, знания, информация, идеи, изобретения, способности что-то делать, имя, торговая марка и т. д., т. е. все, что обладает для кого-то потребительской ценностью и не может быть взято бесплатно.

Субъекты рынка, вступая в отношения друг с другом, имеют конечной целью проведение сделки. Суть любой рыночной сделки в изменении права собственности по отношению к объекту, выступающему товаром. Продавец добровольно прекращает свое право собственности по отношению к товару, а покупатель приобретает это право за плату, которая является договорной ценой товара. Таким образом, при наличии у продавца желания продать товар, а у покупателя желания купить, цена товара является свободным параметром, через обсуждение которого и решится, состоится сделка или нет. Рассмотрим механизм формирования цены на рынке.

При сложившейся системе общественного разделения труда, рыночных отношений и денежного обращения, каждый покупатель владеет абстрактным мышлением настолько, что способен для себя определить наивысшую цену, которую он готов заплатить за интересующий его товар. У каждого потенциального покупателя свои потребности и своя экономическая ситуация, вынуждающая его покупать товар, поэтому соответственно у каждого будет и своя эта наивысшая цена. Построим функцию распределения покупательского спроса. По оси ординат (У) будем откладывать цену товара, а по оси абсцисс (Х) количество покупателей, готовых купить товар по этой цене. Эта функция покупательского спроса будет во всей области интересующих нас значений неотрицательной и не возрастающей, т. е. практически везде монотонно убывающей. По цене ноль, т. е. бесплатно, товар готовы взять все потенциальные покупатели, а по мере повышения цены часть их будет постепенно отпадать, пока при некоторой цене покупателей вообще не останется.

Если исходить из того, что все продавцы намерены распродать свой товар и при этом желают получить за него как можно больше, то цена может быть определена из функции распределения спроса. Значение функции У(Х=количество товара) даст цену, установившуюся на товар по результатам торгов. Исходя из свойства монотонного убывания этой функции, получаем, что с увеличением количества предлагаемого на продажу товара, при неизменном спросе, рыночная цена на товар будет падать. При уменьшении количества предлагаемого товара, цена будет расти. Если теперь при неизменном предложении товара на него уменьшился спрос, по сложившейся рыночной цене, то это эквивалентно возникновению избытка товара на рынке, т. е. должно приводить к снижению цены, а увеличение спроса, соответственно, к повышению цены. На этом свойстве рыночной цены – изменяться в зависимости от предложения и спроса на товар, возникают регулирующие свойства рынка, которые автоматически, без какого-то дополнительного вмешательства, позволяют сбалансировать практически все вопросы в экономике.

Рассмотрим несколько простейших примеров, чтобы почувствовать эти регулирующие свойства рынка. Пусть в каком-то районе неурожай сельскохозяйственного продукта. Нехватка продукта на рынке приведет к тому, что цена на него поднимется. Часть продавцов из соседних районов, где цены остались на прежнем уровне, желая дополнительно заработать, начнут продавать этот товар в районе с повышенной ценой, этим увеличат предложение, снизят цену до среднерыночного уровня и устранят при этом дефицит.

Пусть возникла потребность в специалистах какой-то профессии. Из-за их нехватки наниматели начнут переманивать их друг у друга более высокой зарплатой, т. е. нехватка товара приведет к повышению цены на него. В результате молодые люди, решающие какую выбрать профессию, более охотно будут обучаться именно этой. Соответственно их сюда устремится больше, предложение товара на рынке увеличится, и цена на него вернется до среднерыночной цены на рабочую силу соответствующего уровня квалификации. Рынок выравнивает цены и устраняет дефицит или избыток.

Пусть на предприятии за счет изобретения или лучшей организации труда удалось снизить себестоимость производства товара. Это предприятие получит больше прибыли, у него будут большие возможности для расширения, увеличения объема выпуска. Во-первых, из-за увеличения объема предложения товара цена на него пойдет вниз, во-вторых, более передовое предприятие будет получать большую прибыль, а более отсталые, имеющие прежнюю себестоимость производства начнут нести убытки. Рынок стимулирует тех, кто лучше работает, расширяя их доходы и укрепляя положение в экономике.

Пусть из-за изменения экономической ситуации появляется повышенный спрос на какой-то товар. При прежнем предложении цена на него начнет расти, увеличив прибыль при его производстве. Становится выгодно вкладывать деньги в расширение производства этого товара. Тот, кто опередит других в этой гонке получит большую прибыль, потому что по мере роста предложения, цена на товар, а вместе с ней и доходность от вложения денег, начнут возвращаться к своему прежнему равновесному состоянию. Итак, во-первых, рынок автоматически устраняет дефицит, во-вторых, выравнивает прибыль на единицу вложений в различных сферах деятельности, в-третьих, стимулирует наиболее грамотного и оперативного управленца, который умеет быстрее других перестраиваться, или предвидеть ситуацию. Такой руководитель будет получать большую прибыль, соответственно иметь большие возможности для расширения своего экономического влияния в обществе, наконец ему более охотно будут доверять свои средства кредиторы и инвесторы, во много раз усиливая этот эффект. Т. е. карьера руководителя обеспечивается его талантами через объективные механизмы, а неталантливый руководитель, неся убытки через те же рыночные механизмы будет терять свое влияние в экономике.

Качественный скачок в возможностях рыночного регулирования произошел после введения механизма акционирования. Прецеденты совместной собственности или долевого участия в бизнесе, естественно, были и раньше, но создание открытых акционерных обществ, когда владельцы паев в совместном бизнесе ничего не знают друг о друге и своими паями распоряжаются, ни с кем не согласовывая, открыл новые возможности рынка. Чувствительным элементом в этом процессе является цена акций. Каждый владелец акций покупает их с целью получения дохода, а доходность от любого вложения капитала, если отвлечься от возможного риска, посреднических услуг и прочих индивидуальных особенностей, как было показано выше, одна и та же для всего рынка. Таким образом, прибыль предприятия, которую выплачивают акционерам в виде дивидендов, приходящаяся на одну акцию, отнесенная к средней доходности любых акций на рынке и даст рыночную цену акции.

Экономическое состояние любого предприятия отслеживается очень многим людьми: директорами и сотрудниками предприятия, деловыми партнерами, акционерами, аналитиками, работающими на рынке и т. д. Каждый из них, почувствовав какую-то тенденцию или предвидя ситуацию, может отреагировать путем покупки или продажи акций этого предприятия. Симптомы могут быть самого разного свойства: заключение выгодного большого контракта предприятием или наоборот потеря заказа, проблемы на рынке сырья или его удешевление, появление на рынке нового товара-конкурента, изношенное оборудование на предприятии, грозящее авариями, неудачное руководство или наоборот появление нового талантливого руководителя, политическая ситуация, погодные условия, виды на урожай, возможность забастовок и т. д., т. е. такой спектр вопросов, который один человек отследить просто не в состоянии. Тот, кто почувствовал надвигающееся изменение ситуации, исходя из своего интереса, отреагирует, создав дополнительный спрос или предложение на акции этого предприятия. А это повлечет за собой изменение их цены, которое увидят все заинтересованные лица и начнут уже более внимательно анализировать ситуацию, чтобы самим принять решение по покупке-продаже акций или срочном собрании акционеров для отчета директоров предприятия. В общем-то очевидно, что наиболее эффективно предприятие работает непосредственно под руководством хозяина. Доверять свои капиталы другому – всегда сопряжено с дополнительным риском. Это соответственно снижает возможность инвестиций. Открытые акционерные общества заметно устраняют этот риск, тем, что предприятие оказывается под пристальным вниманием огромного числа людей, которые сразу же дадут другим знать, через цену акций, что ситуация меняется.

Поскольку цена акций изменяется, то на этих изменениях можно зарабатывать, если правильно их предугадывать, покупать акции, когда они дешевы и продавать, когда подорожают. Такая деятельность называется спекуляцией. Соответственно, спекулянт (speculation – рассуждение) это не ругательство, а вполне достойное занятие, т. е. аналитик. Если какие-то акции растут их надо покупать, как только начинают падать – избавляться от них. Главное – уметь отличить тенденцию изменения цены от случайного толчка, в этом и состоит искусство спекуляции. Между прочим, своими действиями спекулянт уменьшает колебания цен, стабилизируя их. Когда цены минимальны, он покупает акции, создавая дополнительный спрос и соответственно, повышая цену. Когда цены максимальны, он продает, увеличивая предложение, т. е. понижая цену. Спекулировать можно не только акциями, но и любым другим товаром, где возможны прогнозируемые колебания цен. И во всех случаях, пока действуют регулирующие свойства рынка, спекулянт выравнивает цены, уменьшая их колебания, т. е. стабилизирует рынок.

Рынок через свои механизмы регулирует и более сложные общественные процессы, в частности, распределение богатства в обществе. Каждому уровню капитала в обществе можно предложить набор различных видов деятельности, и этот набор, как правило, не очень велик. Представим, что в обществе в силу каких-то предыдущих процессов набралось слишком много людей с некоторым капиталом. Каждый из них организует бизнес, соответствующий этому уровню капитала в надежде получать доход. Но в результате предложение, которое создадут эти предприниматели на рынке будет превышать рыночный спрос (именно в этом смысле и предполагалось, что их слишком много). Цена на их товары и услуги упадет при оставшихся на прежнем уровне издержках, т. е. прибыль будет меньше, или даже вообще бизнес станет убыточным. В результате часть из них разорится, оказавшись на ином, меньшем, уровне капитала, а те которые выстояли и не закрылись постепенно вернутся к нормальному состоянию бизнеса, когда их прибыль будет соответствовать среднерыночной, поскольку предложение и спрос придут в состояние нормального баланса.

Аналогично решается и обратная задача. Пусть прибыль в некотором виде бизнеса выше среднерыночной. По рыночным нормам вполне естественно, чтобы в эту нишу устремились бы предприниматели. Но пусть богатство в обществе распределено так, что людей с капиталом, достаточным для организации этого бизнеса мало. Тогда в эту нишу устремится капиталист с меньшим капиталом, а недостающий капитал он должен будет получить в виде кредита в банке. Поскольку прибыль в этом бизнесе будет выше среднерыночной, то он будет именно брать кредит, а не привлекать инвестиции, достаточно легко рассчитается с кредитом после начала работы и превратится в капиталиста с более высоким уровнем капитала. Таким образом рынок оптимально распределяет богатство в обществе, соответствующее уровню развития техники, общему достатку общества, уровню культуры населения и т. д. В частности, по рыночным нормам более мелкий капитал дает большую прибыль на единицу вложений, чем крупный, поскольку более оперативен, и ближе к потребителю, т. е. он лучше реагирует на требования рынка, в нем меньше накладные расходы, отсутствуют громоздкие управляющие структуры, которые как правило, далеки от совершенства.

Список возможностей рынка по автоматическому регулированию можно продолжать и дальше, но приведенные примеры дают уже достаточное представление, чтобы подвести итог. Рынок – это гениальная идея Господа Бога по автоматическому регулированию экономических процессов в обществе. Во-первых, гениальность этого творения проявляется в том, что никто из людей, участвующих в рыночных процессах не думает об обществе, стране и т. д., каждый из них думает только о своем корыстном интересе, а это автоматически получается наиболее выгодно для общества. Во-вторых, рыночная система управления экономикой организована так, что в ней задействовано огромное количество людей, и интеллект каждого участвует в этом процессе управления. Биржа, т. е. место где идут торги, является тем учреждением, которое реально управляет всей экономикой. И она представляет из себя мощнейший компьютер, состоящий из отдельных «компьютеров», людей, играющих на бирже. При этом каждый такой «компьютер» решает свою задачу параллельно с другими, и это разбиение общей задачи управления экономикой на огромное число параллельных задач – достижение рынка.

 

Работоспособность рынка

Однако для нормальной работы рынка, чтобы не пропадали его регулирующие свойства, требуется ряд условий, которые подразумевались, но явно не были оговорены. Рассмотрим некоторые из них.

Только в самых простейших рыночных сделках возможно совмещение всех ее пунктов во времени и пространстве. В большинстве же случаев такое совмещение не возможно и не только по техническим причинам, а принципиально. К примеру, кредитование, это сделка, которая по своей сути обязательно растянута по времени. Получение кредита в один момент, а возврат – в другой. В связи с этим возникает вопрос, что заставляет одну из сторон выполнять невыгодную ей часть сделки после того, как выгодная для нее часть уже выполнена, скажем, возвращать кредит? По рыночным нормам есть всего один ответ: выгода. Стороны должны быть поставлены в такие условия, чтобы каждой из них было гораздо выгоднее честно выполнить весь договор полностью, чем уклониться от части невыгодных пунктов. Таким образом, необходимым условием для многих сделок становится дополнительный участник, который выступит гарантом, что сделка будет выполнена сторонами в полном объеме, в соответствии с договором. Аналогичная ситуация возникает, к примеру, в части обеспечения свобод для субъектов рынка. Что бы обеспечить максимальные свободы всем, их в частности, необходимо ограничить в части возможного воздействия на других. Такую функцию по поддержанию рынка берет на себя государство, тем что создает и обеспечивает правовое пространство с соответствующими законами, системой поддержания и гарантии законности, арбитража и судопроизводства, судебного исполнения. Без этого комплекса рынок принципиально не может существовать. Его отсутствие приведет, во-первых, к существенному сужению возможных рыночных отношений, а во-вторых, поскольку рынок создает спрос, то предложение все равно возникнет, и эту, изначально государственную нишу, заполнит криминал, со своими существенными особенностями работы.

Итак, правовое пространство с равенством субъектов перед законом, абсолютной властью закона и системой поддержания этой власти, это не праздное желание кого-либо, не забота о человеке или его правах, это непременное условие для нормальной работы рынка, основа нормального экономического существования рыночного общества. Теперь немного обсудим требования к этому правовому и экономическому пространству, опять же исходя только лишь из необходимости нормальной работы рынка. С одной стороны, как мы уже установили, необходимо серьезное присутствие государства в рыночных отношениях, а с другой должен существовать определенный набор свобод, которые государство не только не должно ограничивать, а напротив, законодательно гарантировать. Во-первых, это свобода рыночной цены, во-вторых, свобода перемещений, получения и распространения рыночной информации, единство рыночного и правового пространства, в-третьих, это гарантии субъектам рынка в части всеобщего эквивалента ценности, денег. Набор условий, которые учитывают различные нюансы рыночных отношений в условиях конкретных, политических, исторических, географических и прочих реалий нашего мира, можно было бы продолжить. Но главное, что все так называемые буржуазные свободы это не прихоть, не требование морали, а всего лишь необходимое условие для нормального функционирования рынка. Нормального – в смысле его автоматических регулирующих свойств.

Кроме названных выше существуют и иные препятствия для нормальной работы рынка. Эти препятствия возникают как чисто экономические, но основаны на тех или иных граничных условиях, которые могут приводить при их достижении к неидеальности рынка. Одним из них является монополия. Представим, что в некотором районе все продавцы определенного товара объединились в одно предприятие, монополию. Это предприятие подобрало момент так, что по чисто техническим причинам доставка этого товара из соседних районов стала невозможна, и выставило его на продажу по значительно завышенной цене. Если товар является предметом важной необходимости для потребителей, то функция распределения его спроса будет такой, что даже при значительном увеличении цены, спрос будет падать незначительно, т. е. даст продавцу большую прибыль. Монополист использует возникшую систему, когда регулирующие свойства рынка из-за каких-то граничных условий портятся, или даже сам специально портит их, и на этом получает сверхприбыль. В результате исчезает одно из регулирующих свойств рынка, корыстный интерес субъекта рынка становится не благотворным для общества, а вредным для него.

Другим характерным примером, приводившим к кризисам в буржуазных обществах прошлого века, будет ограниченность денежной массы. Представим, что в силу какой-то деловой потребности, а быть может специально задуманной игры на повышение, несколько крупных коммерческих банков страны начали придерживать наличные. Почувствовав тенденцию нехватки денег, которая начнет проявляться в различных аспектах повседневной жизни, население начнет делать то же, откладывать наличность в «чулок» на черный день. В очень многих экономических играх на бирже, для мелкого игрока лучшей стратегией бывает следовать за мощным лидером, делать то же, что и он. Приблизительно такая же схема стихийно будет складываться и здесь. А в результате, из обращения будет выведена значительная часть наличной денежной массы. Начнется ее нехватка. Для видов бизнеса, где приостановка дел сопряжена с огромными убытками, чтобы избежать этого управляющий будет в погоне за сбором оборотных средств идти на снижение цены своего товара, может быть будет вынужден что-то срочно по дешевке продавать, например акции своего предприятия, пытаться взять кредит под существенно более высокие проценты и т. д. В принципе для тех кто задумывал такую игру настало время передела собственности. Они могут начать извлекать законсервированные денежные средства и скупать то, что хотели, раздавать кредиты под завышенные проценты и т. д. Но поскольку в игру по накоплению денег включилось все население, то даже возвращение в оборот денежной массы крупных банков может не вернуть экономику в норму. Начнется то, что называлось кризисом перепроизводства, определенный экономический коллапс.

Аналогичных примеров можно привести много. Все они возникают, когда портятся те или иные регулирующие свойства рынка за счет отклонения его от идеальности. А неидеальность всегда возникает на тех или иных граничных условиях, которые могут быть самого различного свойства: географические, природно-климатические, сырьевые, финансовые, политические и т. д. Большую часть влияния этих граничных условий на рынок также можно устранить путем государственного регулирования. Этот процесс во всем мире в государствах с рыночной экономикой активно пошел в двадцатом веке в виде создания антимонопольного законодательства. Это развивающийся и очень сложный раздел права, поскольку в антимонопольном законодательстве нужно уметь уловить исключительно тонкую грань между необходимым ограничением свобод для рыночных субъектов, и одновременно эти ограничения не должны сильно портить рынок отсутствием свобод в других аспектах рынка. Т. е. плюсы от уменьшения свобод должны перевешивать возникающие минусы, а это требует исключительно тонкого анализа, в части степени ограничения тех или иных свобод. В частности по первому примеру такое ограничение рыночных свобод, устраняющее негативные последствия, достигается тем, что государство не зарегистрирует такое предприятие, когда в одно сливаются все, устраняя таким образом конкуренцию. А во втором случае, для устранения негативных последствий полезной становится небольшая инфляция, т. е. государственная печать необеспеченных денег, чтобы они потихоньку обесценивались, что делает невыгодным их откладывание в чулок, и одновременно с этим, инфляция должна быть невелика, чтобы не портить другие аспекты рыночных отношений.

 

Налоги

С древности в процессе жизнедеятельности любого общества возникают определенные потери и затраты самого разного свойства помимо воли членов этого общества. Это могут быть стихийные бедствия, пожары, воровство и разбой, военное нападение соседей, конфликты между членами общества, заболевания, несчастные случаи и т. д. В принципе эти потери ложатся экономическим или иным бременем на все общество или часть его членов. В большинстве случаев оказывается экономически выгодно всем членам общества делать некие целевые отчисления, чтобы уменьшить риск от этих потерь. К примеру, для уменьшения воровства и разбоя имеет смысл создать специальную службу, полицию (городскую стражу). В результате затраты на ее содержание сторицей окупятся экономией на потерях от преступности. Затраты на постройку, поддержание и охрану городских стен сэкономят значительно большие возможные потери от налетов крупных банд разбойников или военных вторжений соседей. Затраты на создание противопожарной службы будут тоже гораздо меньше возможных потерь от предотвращенных или вовремя затушенных пожаров. Затраты на санитарные работы, вывоз мусора гораздо больше сэкономят на предотвращенных эпидемиях и т. д. Так возникает естественный механизм по сбору налогов. Члены общества сознательно идут на добровольные отчисления, уменьшая таким образом суммарные потери. Если все не планируемые экономические и прочие потери считать тоже частью обобщенных налогов на общество, то вводя налоги для целевого использования, общество пытается уменьшить итоговую сумму обобщенных налогов. Т. е. общественные налоги и повинности возникают и в значительной степени существуют в дальнейшем, как добровольный общественный инструмент минимизации обобщенных налогов. Беря на себя функцию по поддержанию рыночных отношений, государство тоже несет при этом определенные издержки, которые должны также покрываться за счет субъектов рынка, в виде налогов. Назначение и принцип формирования этих налогов тот же, что и прочих, обеспечение минимума обобщенных налогов в своей области.

Распоряжается налогами власть. Соответственно, выборы избирателями власти, которая в своей программе обещает использование собранных налогов, оптимально с точки зрения потребностей общества, это и есть система саморегуляции общества, настройка на минимум обобщенных налогов, причем и в таких областях, где формальная оценка в денежном выражении затруднена или невозможна вовсе. К примеру, сколько стоит потеря близких, здоровья, или смерть? Какая-то оценка здесь тоже конечно возможна, но она будет сугубо субъективной и кроме того, даже для одного и того же человека, переменной и зависящей от множества факторов. Механизм выборной власти позволяет системе перестраиваться в соответствии с изменяющимися условиями и изменяющейся общественной шкалой ценностей.

Таким образом, комплекс буржуазных демократических общественных норм: рынок, буржуазное право, демократическая выборная власть, независимые от власти средства массовой информации, это саморегулирующаяся общественная система, автоматически настраивающаяся на минимум обобщенных налогов. Если каким-то образом испортить этот саморегулирующийся комплекс, к примеру, исключить одну из степеней свободы всей системы, то способность к саморегуляции частично или полностью пропадет и обобщенные налоги возрастут, общественные потери станут больше. При чем эти потери, входящие в обобщенные налоги могут быть самого различного свойства: эпидемии, преступность, коррупция, неэффективное управление, бюрократия, военные потери и т. д. Если рассматривать вариант идеального рынка как норму, то получение кем-то монопольных сверх прибылей, это тоже своего рода обобщенный налог на общество.

 

Самое главное в рынке

Современные общества, в том числе и рыночные, в значительной степени утратили понимание того, о чем будет сказано ниже. Многие вопросы они решают, исходя из совершенно иных постулатов. Иногда это дает неплохое совпадение с истинной причиной, иногда не очень. Тот, кто понимает и правильно использует те, несложные истины, которые я сформулирую в этой главе, будет иметь преимущество перед остальным миром, соответственно у него будет возможность развиваться чуть быстрее других, более осмысленно проводить преобразования. Для нашего общества, которое этими истинами никогда и не обладало, они сегодня особенно актуальны.

Главным действующим субъектом рыночной экономики является предприниматель. Регулирующие свойства рынка действуют только благодаря ему, его инициативе, энергии. А стимулирует эту энергию его корыстный интерес, получаемая прибыль.

В процессе предпринимательской деятельности возникают планируемые и случайные потери, приходится делать целевые отчисления в интересах всего общества. Для предпринимателя все эти расходы представляют некие обобщенные налоги, соответственно уменьшающие его прибыль, его корыстный интерес, т. е. то, что стимулирует его энергию по реагированию на меняющуюся рыночную ситуацию. Если обобщенные налоги будут отбирать у предпринимателя всю прибыль, то регулирующие свойства рынка полностью пропадут.

Любое реагирование на изменение рыночной ситуации предпринимателем состоит, во-первых, из его работы, затрат времени, энергии, сил, нервных нагрузок, связанных с возможным риском, во-вторых, из сделанных затрат на перестройку своего бизнеса. Компенсацией всех этих затрат должна стать получаемая прибыль. Если ее не получается, то у предпринимателя и не будет стимула реагировать на меняющуюся рыночную ситуацию, не будет и регулирования экономики. Чем большая доля прибыли будет оставаться предпринимателю, тем лучше будут регулирующие свойства рынка, тем он будет идеальнее, тем быстрее предприниматель будет реагировать на самые минимальные изменения рыночной ситуации.

Основная цель организации рыночного общества – оставить предпринимателю, т. е. тому кто реагирует на изменение экономической ситуации, как можно большую долю прибыли. Именно это делает рынок работоспособным, т. е. автоматически регулирующим экономику общества. Вся организация рыночных обществ состоит в умении минимизировать обобщенные налоги, чтобы больше оставалось предпринимателю. Весь комплекс буржуазных норм и демократических свобод, уровня налогов, гражданское, уголовное, уголовно-процессуальное право и т. д. все это только элементы настроенные и самонастраивающиеся на то, чтобы сделать рынок как можно более идеальным, т. е. с минимальными обобщенными налогами на предпринимателя.

 

История и экономическая эффективность

Крайней альтернативой подобной организации общества будет иная, с полностью устраненными элементами саморегуляции. Во-первых, жесткая невыборная власть, во-вторых, отсутствие каких-то свобод и прав человека, в-третьих, жесткие фиксированные цены или даже пайковая распределительная система. Варианты такой системы опробовались в двадцатом веке в России, Китае и еще ряде социалистических государств Востока. В принципе такая тоталитарная система тоже ориентирована на минимизацию потерь, т. е. обобщенных налогов, но в условиях войны, а не мирной жизни. Во время войны, когда потери идут на уровне множества человеческих жизней, разрушения и отбирания друг у друга целых экономических регионов и т. д. учет экономических интересов индивидуума не оправдан. Чтобы система эффективно работала интерес индивидуума должен быть на уровне его физического выживания, т. е. жесткий диктат системы с ответственностью индивидуума по законам военного времени, чуть что не так – трибунал. Выборность власти это тоже слабость и элемент повышенного риска в случае войны. Работа карательных органов с явным перебором, это тоже экономически оправдано. Грубо говоря, арифметика такая. Если эффективно работающий шпион может нанести военный ущерб в размере десяти тысяч человек, то с точки зрения системы оправдано на всякий случай убрать (отправить в лагерь) сотню подозреваемых, в которую этот шпион наверняка входит, и так спасти десять тысяч. При более или менее равном техническом уровне и обеспечении ресурсами, у демократической системы в принципе нет шансов при военном столкновении с тоталитарной, и наоборот, у тоталитарной нет ни малейших шансов в длительном мирном экономическом соревновании с демократической. Каждая из них ориентирована на наибольшую эффективность, т. е. минимальные потери, в области деятельности, для которой она предназначена. В истории бывали смешанные варианты, которые брали часть элементов от демократического общества, часть от тоталитарного. Соответственно, этот промежуточный вариант использовал свойства двух систем, но эффект получался частичный, поскольку не достигалась минимизация обобщенных налогов ни в случае войны ни в случае мира, но система становилась относительно конкурентоспособной с предельными вариантами. С учетом изложенного можно вновь вернуться к исторической теме.

Первоначально города-государства возникают стихийно, т. е. демократически на добровольной основе. Это соответствует демократическом обществу с минимизированными обобщенными налогами для мирного существования. Такой стихийный механизм формирования первой государственности естественен, и потому его работоспособность не вызывает сомнений. Для сравнения рассмотрим механизм возникновения государственности в результате прямого насилия, когда малая группа людей силой захватывает власть в малом сообществе, навязывая свою волю большинству силой оружия. Такой механизм к качестве основного предлагает нам традиционная история. В принципе он имеет право на существование, однако такое сообщество не будет устойчивым. Во-первых, оно оказывается не готово к войне, поскольку в нем будут очень сильны внутренние противоречия, которые не позволят в случае необходимости вооружить все население сообщества, да и отлучаться правящей верхушке для ведения войны на чужой территории тоже становится рискованно. Во-вторых, такое сообщество не готово и к мирному экономическому соревнованию с соседним сообществом, рассчитанным на мир. Обобщенные налоги в демократическом обществе будут меньше, т. е. себестоимость товаров ниже. Экономический спор насильственное общество проиграет мирному соседу сначала экономически, потом демографически, а в дальнейшем и технически. Таким образом, этот механизм возникновения государственности реально оказывается неработоспособным. Цивилизация, государственность стихийно могла возникать только на основе добровольности.

Экономических стимулов у первых городов для ухода от демократии нет, такая система наиболее рациональна для них. Особенности возникают у городов, расположенных в зоне обитания кочевников. При соизмеримой численности города и крупного рода для безопасности города возникает определенная угроза, что заставляет городское сообщество частично уходить от демократии. Сообщество перестраивается так, чтобы по возможности минимизировать потери и в случае военного столкновения. Рынок сохраняется, чтобы в экономическом соревновании (а оно постоянно идет через торговлю) остаться на плаву, но власть постепенно узурпируется князьями и начинает передаваться по наследству. Обобщенные налоги возрастают, абсолютная власть князя дороже. Такое полутоталитарное сообщество будет иметь тенденцию к экономическому отставанию от демократического, однако для возникновения реального экономического разрыва, в технических условиях древности, нужны времена порядка смены нескольких поколений. За меньшие времена оно успевает организоваться для войны, создать армию и военным путем подчинить себе демократические сообщества, обложив их данью.

В результате завоевания возникает общество, в котором власть держится на прямом насилии. Выше я утверждал, что подобная система оказывается неустойчивой для малых сообществ. Здесь тоже будет неустойчивость, однако картина несколько иная. Во-первых, такая система не будет экономически соревноваться с демократическими сообществами, поскольку их просто не осталось, их все покорили и обложили данью. Во-вторых, такая система гораздо лучше защищена и от бунта, который в малом сообществе организуется существенно проще, а здесь при том же соотношении угнетателей и угнетенных, но общей численности во много раз больше, угнетенным организоваться становится существенно сложнее, в то время как угнетатели изначально хорошо организованы в военном отношении. Но все же элемент риска, связанный с бунтом присутствует. Поэтому через времена порядка смены нескольких поколений, угнетенные колонии организуются по образу и подобию угнетателей. Наместники угнетателей превращаются в местных королей, военно-технические и организационные элементы тоже полностью усваиваются, система частично перестраивается на режим минимизации обобщенных налогов в случае войны. Когда в метрополии возникает дезорганизующая смута, случается бунт, который завершается победой колоний. Неустойчивость проявляется и приводит к развалу системы за времена жизни нескольких поколений. Это то эффективное время, которое потребовалось колониям для организации бунта. В малом сообществе, построенном на прямом насилии, это произошло бы гораздо быстрее.

Освободившись от власти монгольской империи государства Западной Европы по мере возможности начинают возвращаться к демократии, чтобы уменьшить обобщенные налоги. Местная королевская власть и система организации общества, которая в значительной степени была ориентирована на уменьшение обобщенных налогов в случае войны, перестают быть нужными. Общества возвращаются к демократическому устройству, минимизирующему обобщенные налоги в условиях мирного существования.

Если в Западной Европе, после военной победы в борьбе с империей произошла консолидация местных этносов и все общества нацелились на мирное существование, что в конечном итоге и привело к ненужности надстройки в виде монархий, то в России возникает несколько иная система. Приход к власти династии Романовых наоборот разделяет общество на два враждебных этноса. Военизированная государственность в России становится потребностью не с целью войны с внешними противниками, хотя частично и с ними, если иметь в виду осколки России, оставшиеся в прежней традиции. Но главное, эта военизированная тоталитарная система управления становится необходимой для осуществления прямого насилия над враждебной частью общества внутри страны. Приблизительно в течение столетия дворянский этнос объединяется, противостояние частично устраняется, но с простолюдинами оно сохраняется и дальше. Такой формы противостояния в виде официального рабства трудящейся массы не было нигде в мире. Это тоталитарная система с отсутствием в значительной степени рыночных отношений, наследственной монархией, отсутствием буржуазных свобод, и сверхвысокими налогами. Крепостное право это и форма взимания налогов и завышенная величина налогов одновременно.

В мировой истории в очередной раз возникла неустойчивая государственная система, основанная на прямом насилии меньшинства над трудящимся большинством. Такая система неустойчива в случае войны и неконкурентоспособна в мирном соревновании с демократическими государствами Западной Европы. Почему же существует Россия? Экономическое соревнование Западу она проигрывает, но за счет гораздо больших ресурсов: территории, населения, природных богатств, ей удается поддерживать соизмеримый военный и экономический потенциал с отдельными странами Западной Европы, каждая из которых гораздо меньше. Это спасает ее от судьбы более отсталых осколков империи, расположенных на Востоке. Кроме прочего Западные политики берегут династию Романовых, опасаясь в случае ее падения непредсказуемых политических катаклизмов мирового масштаба, и этот фактор в значительной степени довлеет над всей европейской политикой. Другой элемент неустойчивости это возможные народные бунты. И тут опять же сказывается колоссальный размер России. При том же соотношении угнетателей и угнетенных в малой стране вероятность победного бунта высока. Здесь же фактор огромной территории и численности приводит к тому, что масштабное восстание не удается организовать, а отдельные очаги его давятся в зародыше хорошо организованной военной силой угнетателей. Т. е. колоссальный имперский размер России оказывает влияние на общественное устройство, позволяя создать более жесткие формы угнетения и соответственно, общественного противостояния.

Как романовская Россия в это время воюет? Собственная внутренняя неустойчивость в войне с Астраханью (Разин) – основной определяющий фактор. Поэтому она с огромным трудом и помощью Западной Европы побеждает в этой войне. Следующие войны Петра Первого с Турцией и Швецией. С Турцией поражение, а со Швецией решающая победа в Полтавском сражении, на которое Карл Двенадцатый, вероятно, из-за полной недооценки противника, пришел с измотанным, многократно уступающим по численности войском, без артиллерии и боеприпасов. Чтобы проиграть это сражение, Петр Первый должен был проявить чудеса изобретательности. Боеспособность русского войска пока еще оставляет желать лучшего из-за той же внутренней неустойчивости, но введение профессиональной, поставленной на полное государственное довольствие армии, частично устраняет этот фактор, тем, что солдаты хоть и набираются из угнетенного сословия, но оказываются полностью оторванными от него и его интересов. Именно по этой причине стрелецкое войско, которое по своей экономической организации всегда оказывалось в народной гуще, ни в коей мере не могло удовлетворить Петра Первого. Последующие войны России не имеют к политической системе существенного отношения. Они ведутся относительно малочисленной профессиональной армией, соответствующей европейскому уровню. Технически более отсталых к этому времени турок чаще побеждают, с Европейскими армиями такого явного превосходства нет. Определенное культурно-этническое противостояние солдат и офицеров в русской армии снижает ее боевые качества, однако это в значительной степени свойственно всем европейским армиям того периода.

Последняя победа Романовской России над технически равным противником – в наполеоновских войнах. Строго говоря, военной победы не было. Россия выстояла, не дала себя разгромить, так сказать разошлась в ничью, показала всей Европе, что есть сила способная противостоять Франции, а после этого Наполеон проиграл, оказавшись в одиночку против всей Европы. Хотя ничья с таким противником почетнее многих других побед. Далее начинается цепь поражений. В девятнадцатом веке фактически произошло объединение нации, из двух враждебных этносов сложился один, национальный, внутренние противоречия значительно спали. Нравственные качества русского солдата, способность к перенапряжению сил и самопожертвованию ради общего дела, как правило, выше чем у остальных, тем не менее сплошные поражения. Основная проблема в неадекватности системы организации общества, ее управленческого аппарата.

После отмены крепостного права, фактического создания единой нации, Россия подобно странам Запада пошла по пути мирного развития. Это означает, что для полного соответствия этой цели в стране должны были возникнуть рыночные отношения, демократические свободы, выборная власть, свобода слова, чиновничий аппарат, соответствующий этим реалиям и т. д. Это позволило бы стране минимизировать обобщенные налоги и за счет ряда преимуществ догнать и даже перегнать остальные государства. Однако минимизации налогов не происходит. Во-первых, сохраняется монархия с чиновничьим аппаратом, сложившимся в эпоху силового подавления трудящегося сословия. Эта система громоздка, неповоротлива, враждебна большинству населения страны, имеет явно завышенные полномочия, и даже речи не идет о том, чтобы ее удешевить. Т. е. официальные налоги остаются явно завышенными. Кроме прочего эта система управления обществом очень далека от совершенства и на этих ее несовершенствах: неповоротливости и бюрократичности, коррупции и воровстве, злоупотреблениях, полном отсутствии у большинства чиновников патриотизма возникают дополнительные обобщенные налоги в виде потерь. Система в результате оказывается неконкурентоспособной с государствами с оптимальными налогами для мирной экономики. Из-за этого же сохраняются элементы системы по взиманию сверх высоких налогов, вроде крестьянской общины, что тормозит развитие рынка, цензура, мощный, а значит дорогой, аппарат подавления, и т. д. Таким образом, основная проблема России этого периода в конечном счете – завышенные обобщенные налоги из-за неэффективной системы управления обществом, не настроенной на мирное существование.

В течение полвека складывается достаточно развитый рынок. Аграрная реформа разрушает крестьянскую общину, устраняя таким образом тормозящий рыночные отношения оставшийся механизм взимания сверхвысоких налогов. Под давлением Запада начинает меняться форма власти, создается орган представительной власти, Дума (России дали кредиты только после этого). Однако основная проблема, это чиновничий аппарат. К его перестройке можно приступить только после устранения монархии. Таким образом Февральская революция это объективно прогрессивный шаг в этом процессе, который устранил неэффективную форму власти и позволял перейти к окончательной минимизации обобщенного налогообложения в России, рассчитанного на мирное существование. Для этого нужны были времена порядка смены одного поколения. История такого времени буржуазному правительству не отпустила.

Субъективные российские особенности этого периода, рассмотренные выше, дополнились рядом общемировых проблем. Первая из них, это монополизация экономики. К созданию антимонопольного законодательства буржуазные общества преступят позже, в основном после Великой депрессии и Второй Мировой войны, а в этот период, монополизация, кризисы перепроизводства и прочие экономические проблемы – общая болезнь рыночных обществ. Таким образом на экономику страны ложатся дополнительные обобщенные налоги монопольного происхождения. Военные расходы в Японскую войну 1905 года и Первую Мировую войну, тоже дополнительная нагрузка на общество. Но в России эта нагрузка усугубляется потерями от чиновничьего аппарата. Естественно, в любой стране этот аппарат всегда далек от совершенства, но Российский, по размаху злоупотреблений и неэффективности превосходил все остальные страны. В результате этот набор обобщенных налогов привел к тому, что значительная часть населения страны оказалась на грани физического выживания. Общество потеряло устойчивость.

Когда демократическое общество живущее по законам, минимизирующим обобщенные налоги в мирное время, втягивается в глобальную войну, требующую от него полного напряжения сил, то чтобы выжить, оно обязано по возможности перестроиться на систему, минимизирующую обобщенные налоги в военное время. Этот набор требований к системе изложен выше. Первое требование это жесткая централизованная, предпочтительно военизированная власть, отменяющая все демократические свободы, т. е. диктатура. Второе требование, как факторов повышения устойчивости, это создание распределительной системы предметов первой необходимости: еды, одежды, жилья, топлива. На языке первой части книги, повышение нравственности общественной системы, которую реализовать опять же может только сильная власть. Это стало насущнейшей потребностью для Российского общества, потерявшего устойчивость во время Первой Мировой войны. Вероятно, Временное правительство обсуждало подобные шаги, но не решилось на это и не поддержало подобной инициативы генерала Корнилова. В результате к власти пришла сила, которая единственная в стране, еще задолго до этих событий была ориентирована на установление диктатуры.

 

Нерыночные государства

К военной диктатуре большевики стремились давно, с этого и начали свои шаги. Второй решительный шаг, это введение распределительной системы на продукты питания. Но для этого их надо было отобрать у производителя. Возможно, другие бы силы, приди они к власти, и пытались это сделать как-то более законно, продумали бы систему долговых обязательств и гарантий для тех, у кого отбирались продукты питания. Но большевики этого не умели, не понимали, что это нужно, и наконец, их долговым обязательствам вряд ли бы кто поверил. Самое естественное из таких обязательств, деньги, напечатанные Керенским, обесценивались очень быстро, т. е. прецедент обмана уже был, причем власти легитимной, а о чем тогда можно говорить с преступниками, захватившими власть незаконно, и вероятнее всего, ненадолго. Поэтому продразверстка была самым крутым и реально единственным решением. Любая бы власть, которая попыталась бы играть в законность и демократию, не устояла бы на той грани, до которой было доведено общество. Итак большевики довели нравственность системы до предела. Но этим шагом, они довели обобщенные налоги на производителя до максимума, полностью уничтожили его интерес что-либо производить. Через два года страна оказалась на грани голодной смерти. Чтобы выжить пришлось вернуться к рынку хотя бы по продуктам питания и товарам ширпотреба.

После закрепления у власти, и нескольких лет экономической передышки, за которые рынок сам восстановил порушенное хозяйство, коммунисты переводят страну в режим мобилизационной экономики, нацеленной на войну. В отличие от полутоталитарных режимов прошлого, которые возникали больше по необходимости, здесь впервые в мировой истории осознанно строилось общество предназначенное только для войны. Можно дискутировать на тему, кто начал Вторую Мировую войну, кто начал первым между собой, СССР или Германия, но очевидно, что экономика СССР не была приспособлена к мирному соревнованию с рыночными государствами. Система была нацелена на минимальные обобщенные налоги в случае войны, а не мирной жизни. Можно конечно предполагать, что это было сделано, чтобы защищаться от внешней угрозы. Но какому рыночному государству, рассчитанному на мирную жизнь, придет на ум воевать с вооруженным до зубов противником, при том неспособным выстоять в мирном соревновании. Самое естественное для мирных рыночных государств, это создать систему военного сдерживания, не позволяющего развязать войну, и предоставить такого монстра самому себе, пока он не рухнет в мирной жизни под тяжестью своих непомерно раздутых обобщенных налогов. Именно это и случилось за время порядка смены двух поколений, после Второй Мировой войны. Во время же войны такое милитаристское государство оживает, начинается подъем, несмотря на все военные потери и издержки, а мирная жизнь, особенно когда приходится соревноваться с рыночными государствами, его убивает.

В след за СССР в мире возникает еще группа милитаристских государств. Основная причина их появления в экономическом кризисе рыночной экономики тридцатых годов. В Германии это усугубилось к тому же результатами Первой Мировой войны, нагрузившим экономику страны дополнительными обобщенными налогами. Рынок при повышенных налогах становится неустойчив, стремится к коллапсу. Недовольство обездоленных готово сбросить слабую демократическую власть. Возникает естественная потребность в сильной власти, но она стоит дороже. Даже частичный уход от рынка еще более увеличит обобщенные налоги, т. е. сделает страну и народ еще беднее. У Германии не осталось вариантов, кроме превращения в милитаристское государство, нацеленное на пересмотр итогов Первой Мировой войны, что потребовало нового выбора: коммунисты или национал-социалисты. За национал-социализм проголосовали крупные промышленники, которых не устраивала коммунистическая национализация их собственности. Большие деньги решили спор в пользу национал социализма.

Причину победы СССР во Второй Мировой войне в двух словах не сформулировать. Здесь сказался целый комплекс: фактор территории с возможностью партизанской войны в России, запас природных ресурсов, что Германия все же оказалась вынужденной воевать на два фронта, объективно существенно лучшая подготовленность СССР в военном отношении (к примеру, перед началом войны СССР имел многократное превосходство в танках и артиллерии, численности парашютно-десантных войск, реактивные минометы и т. д.), погодные условия и лучшая подготовленность СССР к холодам после финской кампании и т. д. Но с точки зрения рассматриваемой темы хотелось бы отметить следующую причину. Национал-социалисты все же гораздо бережнее относилась к своим ресурсам, что есть признак общей рыночной культуры. Германия проиграла войну, т. е. потеряла все, но при этом ее людские потери все равно в несколько раз меньше, чем у СССР. Рынок, с его культурой бережливости ресурсов, в условиях войны на уничтожение, – элемент слабости. Коммунисты, когда речь шла о выживании всей системы, гораздо лучше мобилизовали людей на смерть ради системы, и вероятно в решающий момент это принесло перелом в ходе войны. А когда война затянулась, то уже сказались прочие факторы, территории, природных ресурсов, второго фронта и т. д. Т. е. не жалеть ресурсы, добиваться победы любой ценой, это умение в конечном итоге лучше минимизирует потери, потому что самая большая потеря это поражение в войне на уничтожение. Режим Сталина был более людоедским по отношению к своим, но это и значит, что он лучше ориентирован на глобальную войну, чем режим Гитлера, в котором еще частично сохранились рыночные, общечеловеческие ценности. Этот вывод имеет и второе численное подтверждение. Количество «ошибочно» репрессированных в СССР было неизмеримо больше, чем в нацистской Германии (обобщенные налоги мирного времени были выше). Советский Союз в сороковые годы – логический предел милитаристского государства. Национал социалистическая Германия до этого предела чуть не дотянула, сохранив рыночные элементы, т. е. чуть лучше подходила для мирной жизни, но чуть хуже для войны.

 

Типы государств

В заключение темы рынка и общественных систем, по разному минимизирующих обобщенные налоги, можно выделить четыре основные типа государств. Во-первых, это развитые рыночные государства. Государственная система ориентирована на обеспечение идеальности рынка, активно развивается антимонопольное законодательство, т. е. обобщенные налоги минимальны, репрессивный аппарат практически не нужен. Государства имеют положительный внешнеторговый баланс, т. е. богатеют, ввозят в основном сырье, а вывозят трудоемкие, наукоемкие и прочие высокотехнологичные продукты. Имеют достаточно устойчивый внутренний рынок и в основном ориентированы на него. Главным экономическим богатством этих государств являются развитые технологии. А основным элементом этих технологий являются люди, специалисты своего дела. Отсюда рыночное распределение доходов. Самое дорогое в процессе производства является, как правило, не оборудование, не его амортизация, не капитал, а труд специалиста. Соответственно, рыночное распределение богатства в обществе приводит к тому, что основу общества составляет так называемый средний класс. Такое общество социально устойчиво, поскольку средний класс удовлетворен существующим положением вещей, богатейшую часть общества такое положение тоже в принципе устраивает, беднейшая люмпенизированная прослойка, которая может быть недовольна, невелика и существенного социального значения не имеет.

Эти общества имеют армии, как правило небольшие, мобильные, современные, хорошо оснащенные. Отношение к войнам исключительно, как к экономическим предприятиям. Создание в определенных зонах благоприятных для себя экономических условий, защита своих экономических интересов, сдерживание тоталитарных военизированных государств. Естественно, ни о какой порядочности в отношениях с другими государствами речь не идет. Армии наряду с экономическим давлением используются для обеспечения неравноправных торговых и прочих отношений с более слабыми государствами. По этой причине война с аналогичным противником практически исключена, поскольку экономически не оправдана. В военном отношении эти государства тоже относительно устойчивы, поскольку в глобальной войне основу их армии составит достаточно патриотичный средний класс, однако самой большой опасностью для себя полагают мощные милитаристские государства, которые отстают экономически, и в результате, чтобы не проиграть соревнование, ориентированы на войну. Не смотря на свою патриотичность, средний класс слишком благополучен и потому очень неохотно будет рисковать жизнью или просто терпеть лишения военного времени, которых не избежать в случае серьезной войны. Поэтому к войне без потерь, с экономически и технически более отсталым противником, население в основном относится положительно, но войны с потерями боится, как огня.

Второй тип – это экономически более отсталое рыночное государство. Оно имеет шансы догнать развитые, но есть набор объективных причин, препятствующих этому. Во-первых, внешняя торговля такого государства менее благоприятна, и внешнеторговый баланс, как правило, отрицательный, что приводит к обеднению всего государства. Во-вторых, основными вывозимыми продуктами являются такие, в которых вклад, дающий доход трудящейся массе, существенно меньше, чем в постиндустриальных обществах высокоразвитых рыночных государств. Т. е. средний класс этих государств в основном занят менее технологичным и интеллектуальным трудом, а потому его уровень жизни существенно ниже. Бедная прослойка тоже больше. А в результате такое общество оказывается менее устойчиво. В нем выше уровень преступности, как правило, имеются политические экстремистские течения левого или правого толка, рынок тоже менее устойчив, поскольку из-за бедности общества некоторые виды бизнеса, процветающие в благополучных обществах, здесь оказываются невыгодными. Для поддержания стабильности нужен более мощный правоохранительный и репрессивный аппарат.

Вообще, чиновничий аппарат из-за своей величины и общей бедности общества, оказывается более склонен к злоупотреблениям. Функции армии несколько иные, чем в развитых странах. Во-первых, это основной фактор урегулирования спорных политических и территориальных вопросов с аналогичными государствами, т. е. армия не дает такой же экономической отдачи, как у развитых государств, что также увеличивает обобщенные налоги. Во-вторых, армия в значительной степени становится ориентирована на сохранение политической стабильности в обществе. Т. е. обобщенные налоги значительно выше, чем в развитых рыночных государствах. Поэтому преодолеть отставание от развитых стран без серьезной целенаправленной политики государства вообще невозможно.

Третий тип государства получается, как правило, из слаборазвитого рыночного, когда дела становятся совсем плохи. Экономические проблемы, обнищание среднего класса, злоупотребления чиновничьего аппарата, усиление экстремизма приводят к политической нестабильности и необходимости установления военной диктатуры. Возникает милитаристское государство, решающее только задачу внутренней стабильности. Такое государство имеет обобщенные налоги такие же большие, как и милитаристское государство, нацеленное на внешнюю экспансию, однако из-за внутренней неустойчивости оно не готово поправить свои дела за счет агрессии. Поэтому у такого государства в принципе нет возможности догнать более развитые. Оно обречено на хроническое отставание, увеличение внешнего долга и военно-диктаторские режимы, которые, естественно, будут устанавливаться и поддерживаться внешним кредитором. Поскольку внешний кредитор совершенно не заинтересован в изменении этого состояния, то соответственно будут выбираться только диктаторы, сохраняющие экономическую зависимость от них.

И четвертый, последний тип государства, это милитаристское, нацеленное на войну с внешним противником, планирующее таким образом поправить свои внутренние проблемы или решить какие-то политические задачи. А внутренние проблемы непременно есть, поскольку обобщенные налоги в таком обществе выше, чем в мирных демократических государствах, да и к числу наиболее развитых государств такое общество тоже принадлежать не может, иначе бы ему наиболее выгодно было жить по мирным демократическим рыночным нормам.

Практически любое государство, за очень редким исключением, не принадлежит в чистом виде к определенному типу из перечисленных выше. Даже многие государства, явно входящие в первую группу, содержат, хоть и в незначительной степени, элементы всех прочих. Преобладающий тип определяет экономику и политику, но историческое прошлое, традиции, культура накладывают дополнительный определенный отпечаток, в котором содержатся элементы, присущие другим типам государств. Государство переходного периода отличает то, что в нем, как правило, нет одного преобладающего типа, почти в равной степени присутствуют, по крайней мере, два. Политическая система и регулирующие функции государства должны быть направлены на то, чтобы из этих типов постепенно начал преобладать тот, к которому общество сознательно стремится.

В 1917 году экономическая ситуация в России привела к объективной необходимости установления в стране государства третьего типа. Альтернативы не было. Легитимные власти оказались к этому неспособны, потому на себя эту функцию взяли большевики. Страна стабилизировалась политически, и даже сумела разобраться со многими внешними проблемами, т. е. в государственной системе проявился четвертый тип. Но одновременно с этим в России того периода присутствовали элементы и двух первых типов. Рыночная культура, традиции, умение населения работать в рыночных условиях, в чем-то экономическая отсталость и одновременно с этим во многих областях высокое техническое развитие. Безусловно, третий тип государства реально не соответствовал ни традициям, ни культуре, ни экономическому состоянию России того периода. Потребность в нем была только, как временное явление на момент острейшего экономического кризиса, обостренного войной. Поэтому, как только политический кризис был преодолен, наметилась потребность в переходе к чему-то промежуточному между первым и вторым типом, т. е. рынку.

Объективную потребность общество может выражать различными способами. В некоторых случаях, это может быть бунт, в некоторых – рост преступности и иных незаконных действий. При очень сильной тоталитарной власти, наиболее естественная форма протеста на личностном законном уровне – перестать работать из-за отсутствия стимула. На примитивную работу, типа рытья окопов, власть в состоянии мобилизовать трудовую армию и приставить надсмотрщиков с оружием, для более сложной нужна и более серьезная система организации, и время на ее создание. Чтобы не умереть с голоду страна начала восстанавливать производство с учетом своих способностей, т. е. используя элементы государств первого и второго типа, которые были в ее культуре. После того, как экономический кризис был преодолен, опасность голодной смерти отступила, встал вопрос куда двигаться. Страна пребывала явно в переходном состоянии, когда в государственном устройстве присутствовали все четыре типа. Политическое руководство сознательно выбрало четвертый тип государства, агрессивного милитаристского, и начало целенаправленно уничтожать элементы двух первых, рыночных. Чтобы пресечь в зародыше общественный протест, пришлось сохранять элементы государства третьего типа, но очень скоро потребность в этом была ликвидирована. Советский Союз превратился в мощнейшее милитаристское государство мира.

Во время Первой Мировой войны Германия подошла почти к такому же кризису, как и Россия. Отсутствие в стране силы, аналогичной большевикам, в принципе отрицающей хоть какие-то общечеловеческие ценности, т. е. готовых на установление самой жесточайшей диктатуры, привело к тому, что революционеры не смогли удержаться у власти. По результатам войны Германия оказалась буржуазной демократической республикой. Безусловно в ее культуре присутствовали элементы государства первого типа, т. е. она была одним из самых передовых государств, но общий мировой экономический кризис рыночного хозяйства, усугубленный поражением в войне, загнал ее во второй тип с неустойчивым рынком. Безусловно в культуре, традиции, экономике, совсем недавней истории еще присутствовали элементы милитаристского государства (четвертого типа), поправляющего свои дела за счет войны. Третий тип тоже присутствовал после недавнего подавления левых и правых революций. Страна пребывала в неустойчивом переходном периоде, требовалось определиться.

Решение было принято из политических соображений с учетом униженного национального достоинства немецкой нации. У власти оказались националисты. Интернационалисты, т. е. признававшие политическое лидерство СССР в борьбе за мировое господство, проиграли. Страна начала целеустремленно переходить в четвертый, агрессивный милитаристский тип. Третий тип отпал после подавления всех противников национальной идеи, евреев и верхушки коммунистов. Рядовые коммунисты очень легко перешли в новую веру, реально не сильно отличающуюся от коммунистической. Внешние займы и доход от ограбления евреев на время оживил экономику. Когда эти средства иссякли, началось планомерное подавление свободного рынка, чтобы освобождающиеся ресурсы направлять в милитаризованную часть экономики. На дальнейшие подготовительные шаги времени и возможности у Германии не осталось. Чтобы довести степень милитаризации до уровня СССР, т. е. в мирных условиях платить колоссальные обобщенные налоги, нужны были природные и людские ресурсы, как у России, но не у Германии. Исчерпав все свои внутренние и заемные ресурсы, Германия начала войну. Не сделай она этого, то рухнула бы в течение ближайших месяцев, поскольку для бедной ресурсами страны и такой уровень обобщенных налогов был непосилен.

Сегодня Россия тоже находится в неустойчивом переходном состоянии. В ее общественном устройстве присутствуют в заметной степени элементы всех типов государств, от первого до четвертого. Поэтому объективно до сих пор сохраняется теоретическая возможность для России попасть в любую из перечисленных групп, а вот какие тенденции сегодня преобладают, куда мы движемся, и как эти перспективы корректировать, рассмотрим далее.

 

Экономика СССР

Устранив частную собственность на средства производства, исключив стихию рынка и одновременно лишившись всех его регулирующих возможностей, коммунистическое общество возложило эти функции на чиновников, которые решали, что производить, в каких количествах, по какой цене продавать, сколько платить рабочим и служащим, какой должна быть денежная масса в государстве, какое, сколько и где строить жилье, сколько народу принимать в высшие учебные заведения, как кому одеваться, какие читать книги и какую музыку слушать и т. д., все это принималось через сложную систему согласований и доводилось до Советского общества в виде законов, указов, постановлений, ведомственных инструкций и прочих нормативных документов.

Отсутствие рыночных регулировок в Советском обществе неизбежно должно было привести к краху всей экономики, если не принять ряд специальных управленческих мер, так сказать, не «подставить подпорки». Во-первых, это экономические связи с внешним миром. Поскольку цены в СССР устанавливались не экономическими механизмами, а чиновником, то они обязаны были хотя бы иногда отличаться от мировых рыночных, которые имеют свойство колебаться в зависимости от множества рыночных факторов. Если рыночная цена на внешнем рынке чуть выше, то весь данный товар может уйти за рубеж, создав дефицит в стране. Настроились на определенные объемы поставок товара за границу, но там цена чуть качнулась вниз, и весь товар сгниет на складах. Т. е. играть по рыночным правилам только наполовину, когда все вокруг играют по ним всерьез, это значит разориться. В результате, чтобы предотвратить это пришлось ввести монополию внешней торговли, и страна практически выпала из мировой экономической рыночной интеграции.

Поскольку номенклатура и объемы производства в стране определялись не рынком, а чиновником, который, естественно, не в состоянии был столь же оперативно реагировать на изменение ситуации, то это неизбежно приводило к дефициту одних товаров и избытку других, что влекло за собой отдельный процесс распределения недостающего и избыточного. Одних денег оказывалось недостаточно, для регулирования этого вопроса приходилось вводить некое дополнительное приложение, называемый фондами, и распределение этих фондов шло опять же по воле чиновников. К дефицитным фондируемым позициям насильно в «нагрузку» давались неликвиды, т. е. те, которых был избыток.

Национализация всех предприятий, возникновение фактически единого хозяина для всех производств приводит к государственной монополии. Конкуренции нет. В условиях такого монополизма предприятия могли сколь угодно высоко поднимать цены на свою продукцию, для этого необходимо было только убедить вышестоящего чиновника в реальности этой цены. Рыночных механизмов регулирования нет, поэтому остается единственный относительно корректный способ – через величину затрат. Поэтому их становится выгодно завышать. А в величину затрат уже входит цена комплектующих, которую предыдущий монополист тоже поднял, на сколько сумел. Таким образом вся государственная экономика начинает работать по завышенным ценам, которые растут, как снежный ком, обеспечивая инфляцию. Но цены на товары ширпотреба и особенно продукты питания необходимо держать на одном уровне, хотя бы из политических соображений. А это означает ограничение денежной массы на руках у населения. Т. е. помимо денег приходится вводить дополнительное приложение к ним, разрешающее выплачивать наличные деньги людям, это фонд зарплаты и штатное расписание предприятия, отдельно регулируемых чиновниками, что приводит к фактическому возникновению нескольких независимых валют в стране: безналичного рубля, для расчета между предприятиями, наличного, для населения, и фондов, которые становятся тоже своего рода валютой. Безналичный рубль достаточно быстро обесценивается, а наличный удерживают дополнительными подпорками. Но полностью его удержать невозможно, поскольку количество денежной массы, которое может находиться у населения определяет чиновник по данным статистики, о том сколько товаров ширпотреба произведено для населения. Но значительная часть этих товаров не пользуется спросом и гниет на складах, из-за низкого качества или раздутой цены (это не учитывая приписок, воровства, порчи и т. д.), а предназначенная для них денежная масса находится на руках у населения, и используется для покупки других товаров, которых не хватает. Поэтому в стране была скрытая инфляция. Цены почти не росли, а все мало-мальски нужное людям оказывалось дефицитом, и на руках у населения скапливались значительные суммы, которые не чем было отоварить. При этом развивалась спекуляция, способность добыть дефицит по чиновничьей (заниженной) цене и перепродать дороже по рыночной. Такая спекуляция уже отличается от рыночной, рассмотренной выше, и она совсем не благотворна для общества.

Специальные меры по ограничению денежной массы, находящейся на руках у населения, состояли в ограничении заработной платы, для всех слоев населения. Потому практически у всех зарплата отличалась слабо. Однако это соотношение не отражало фактического соотношения уровней жизни. Реально на них влияла возможность доступа к дефициту. Простые трудящиеся существенный отрезок своей жизни проводили в очередях за товарами среднего качества, а избранные имели доступ к товарам качеством заметно выше и по тем же стандартным ценам, или даже дешевле. Особую статью составляло бесплатное распределение материальных ценностей: квартиры, дачи, путевки в санатории и т. д. Естественно, этот дележ шел в зависимости от социального положения, особенно это касалось качества распределяемых ценностей. Что касаемо высокопоставленных чиновников, то их официальная зарплата тоже была не столь уж высока, но зато им полагался штат прислуги, начиная от персонального автомобиля с шофером, ведомственные дачи с обслуживающим персоналом и т. д., т. е. льготы раздавались опять же не деньгами. Практически действовало узаконенное неравенство людей, начиная от поведения на шоссе и заканчивая ответственностью перед законом, указывая этим на определенное сходство с феодальной системой. Дефицитом, естественно, были не только нормальные товары ширпотреба, но и любые услуги нормального качества. Система имела значительный крен в сторону натурального хозяйства, когда рынок и общественное разделение труда отсутствует, и каждый вынужден больше полагаться на себя, чем надеяться на услуги сервиса. Это тоже указывает на определенное сходство с феодальной системой, но если в средневековье рыночные отношения были ограничены низким уровнем развития техники, то в СССР низким уровнем развития социальных отношений, когда рынок искусственно сдерживался.

 

Марксизм

В человеческой культуре и истории есть учение, которое по последствиям для мирового сообщества соизмеримо с мировыми религиями, а если говорить о новейшей истории, то, вероятно, превосходит их. Марксизм теоретически предсказывал неизбежность гибели буржуазного, другими словами рыночного, общества. И хотя исторический опыт последнего десятилетия демонстрирует кризис и фактический крах коммунистической идеологии, желательно все же понять, какова доля истины в этой теории, поскольку объектом изучения было рыночное общество, и просто пренебрегать накопленным аналитическим и практическим опытом, даже и негативным, по крайней мере, непрактично.

Честно говоря, для меня эта тема полностью исчерпана более двадцати лет назад, когда я достаточно вдумчиво разобрался в марксизме. Это учение откровенно слабое, во многом непоследовательное, противоречивое, не выдерживающее добросовестной научной критики, и думаю, что у него не было ни малейших шансов остаться в человеческой культуре в виде философской системы, если бы оно не было внедрено на значительной части планеты силой оружия. Однако сегодня в нашем посткоммунистическом обществе около четверти населения голосует за возврат идеалов марксизма-ленинизма, один из наиболее влиятельных сегодня и грамотных политиков, не принадлежащих к компартии, Е. М. Примаков, совершено не стыдясь этого, называет себя марксистом, поэтому я вынужден хотя бы кратко восстановить в памяти некоторые из своих прежних критических рассуждений, чтобы по возможности разрушить связанный с марксизмом миф.

Буржуазное право развивается и формируется, в значительной степени исходя из нравственных буржуазных норм. Однако, когда ситуация потребовала, общество из соображений целесообразности оказалось готово перешагнуть через некоторые такие догмы. Это одно из доказательств того, что рыночное общество регулирует буржуазное право именно так чтобы минимизировать обобщенные налоги, а не исходя из каких-то догм. Антимонопольное законодательство пошло на ограничение буржуазных свобод, чтобы уменьшить обобщенные налоги монопольного свойства, и обеспечить устойчивость рынка. В частности таким же достижением можно считать прогрессивное налогообложение. С точки зрения буржуазных норм прошлого века это нарушение равенства, более того ударяющее по наиболее обеспеченным, которые являются хозяевами жизни, и тем не менее буржуазное право на это идет. Этот мир устроен так, что для нормального существования всемерно поощряется эгоизм, но для обеспечения устойчивости вводятся и ограничения на него, т. е. повышается нравственность, и общество эту оптимальную грань ищет в процессе своего развития.

Борцы с капиталистической эксплуатацией прошлого века даже и представить себе не могли, что буржуазное право дойдет до ограничения доходов наиболее богатых. Они стремились гораздо радикальнее повысить нравственность социальной системы, не понимая, что в этом мире за все приходится платить. Сегодня, с нашим историческим опытом мы знаем, что бездумное повышение нравственности в системе распределения, практически неизбежно приводит к страшной безнравственности в других аспектах человеческого бытия, кровавому насилию, жестокости, попранию всех общечеловеческих ценностей. Поэтому, во-первых, учение Маркса содержало в себе теоретическое обоснование и моральное оправдание негативных сторон революционного процесса, что вполне позволяет заклеймить его позором с точки зрения морали, особенно сейчас, когда можно подвести итоги страшных результатов его деятельности. Во-вторых, в научном плане проще всего, не вникая в суть, навесить на марксизм ярлык устарелости, он де был верен в прошлом веке, и совершенно не годится для современного буржуазного общества.

Однако, не все в марксизме неверно, более того, кое-что из него вполне можно использовать, причем, как это ни странно, для анализа социалистического общества. Я проделал это, будучи студентом, когда государственная система все равно заставляла «учить» марксизм. По фактам критического осмысления марксизма и применения его аппарата к анализу советского общества я имел небольшое разбирательство с чекистами, которое закончилось ничем. Мне даже дали закончить институт, поскольку какого-то конструктива я не предлагал, агитации и пропаганды не вел, да и к этим изысканиям, на момент разбирательства, уже утратил полный интерес, для себя лично поставив на марксизме крест. Однако, при анализе современности, которая выросла из социалистического прошлого, придется использовать элементы этого моего «марксистского» анализа. Поэтому предлагаю коротко критически пройтись по марксистскому учению, чтобы отсечь рациональную часть от некорректной. Причем в критическом анализе я намерен придерживаться только уровня знаний прошлого века, чтобы потом еще иметь возможность оценить причины, по которым это учение все же прижилось.

 

Ошибки марксистской философии

В марксизме есть вполне корректный в научном отношении раздел, об общественно-экономической формации, где вводятся два ключевых понятия, базиса и надстройки. В базис включают различные элементы, существенные для процесса производства. К надстройке относят все остальные социальные институты, не вошедшие в базис. Утверждается, что базис сам по себе устойчив, т. е. он сам себя должен воспроизводить в процессе функционирования. Это значит, что со временем одних людей на производстве сменяют другие, но опыт и знания сохраняются и передаются, стареющая техника заменяется новой, но собственником ее остается тот же кто и был раньше, и отношения между людьми в процессе производства, т. е. способ дележа произведенного продукта сохраняется в прежнем виде. Элементы надстройки формируются на основе базиса и носят вторичный характер, т. е. являются функцией базиса. Я последнее утверждение делал бы несколько осторожнее, поскольку четкую грань между базисом и надстройкой провести едва ли удастся (буржуазное право это элемент базиса или надстройки?), да и влияние в природе редко бывает односторонним, но в целом такая модель с разумной степенью точности вполне корректна.

Марксизм, полагаясь на классическую историю утверждает, что бывают следующие формации: первобытнообщинная, рабовладельческая, феодальная, капиталистическая и коммунистическая. Для начала повнимательнее рассмотрим рабовладельческую формацию. Основным орудием труда в ней считался раб, и основная масса совокупного общественного продукта создавалась трудом рабов (если бы это было не так, то не было бы оснований называть эту формацию рабовладельческой). Соответственно, раб является частью базиса. А теперь вспомним откуда брались рабы согласно классической истории. Таких источников назывались три. Во-первых, войны, во-вторых, пиратство, и только в третьих, как самый малочисленный, дети рабов. Получается, что рабы в основном добывались на стороне, т. е. орудия труда не воспроизводились в пределах своего базиса, и стало быть рабовладение не является общественно-экономической формацией в рамках данных определений. Можно конечно возразить, что для марксизма эта ошибка не имеет существенного значения, он в основном посвящен переходу от капиталистической к коммунистической формации. Однако и здесь не все так гладко. Ниже я намерен относительно строго доказать, что то, что коммунисты называли коммунистической формацией, на самом деле было вариантом феодальной, а это уж ошибка посерьезнее, она касается основной темы марксизма.

Раз уж речь зашла о рабовладении, то на некоторое время отвлечемся от марксизма и вернемся просто к классической истории Римской империи. Во-первых, в этой империи большая часть совокупного продукта создавалась трудом рабов. При этом известно, что рабский труд весьма неэффективен. Чтобы прокормить всех римлян и еще наемную римскую армию, количество римских рабов должно было быть гораздо больше (вероятно в десятки раз) численности римлян и этой армии. Если бы рабам создали нормальные условия существования, чтобы они самовоспроизводились, то это уже было бы не рабовладение, а феодализм. Но утверждается, что это было именно рабовладение, рабы были дешевы, соответственно, их не берегли, дешевле было купить новых, которых в изобилии поставляла постоянно воюющая армия. Т. е. поток рабов в империю был выше возможного их естественного воспроизводства, по крайней мере, в разы, в противном случае цены бы так не отличались, и рабов бы выгодно было беречь, давать им самовоспроизводиться. Т. е. приток рабов в империю в течение двадцати лет (время смены одного поколения) в десятки, а то и сотни, раз превосходил численность римлян и их наемников. А ведь в такое рабство, когда человек обречен на очень скорую смерть от истощения и издевательства, охотно не идут, за свободу будут драться всерьез. Т. е. в бою будет погибать больше, чем попадать в рабство, по крайней мере, это касается мужчин. В результате создается впечатление, что вокруг империи были понастроены инкубаторы по выращиванию рабов. Иначе пришлось бы признать, что Рим вел войны с многими противниками с общей численностью населения в сотни, а то и тысячи, раз превосходящими численность римлян вместе с их наемной армией. Далее эту логику можно не продолжать. Она приводит к абсурду и с военной точки зрения, и с демографической, и экономической. И этот абсурд согласно классической истории длился не двадцать, не сорок лет, а более тысячи, т. е. установилось некое длительное равновесие. Т. е. чуть более углубленный анализ показывает, что рабовладельческая Римская империя, в том виде, как ее рисует классическая история, не имела права на существование. К этому же выводу выше мы уже приходили из других соображений. На этом завершим исторический экскурс и перейдем к основной теме марксизма.

Основополагающий экономико-философский труд К. Маркса «Капитал», и развитая там теория прибавочной стоимости, которая является краеугольным камнем в теории революционной перестройки мира. На первых, приблизительно тридцати, страницах «Капитала» К. Маркс с огромными сложностями вводит постулат, что товары обмениваются в соответствии с общественно необходимым количеством труда (неким средним, определяемым уровнем развития производительных сил на рассматриваемый момент), затраченным на их изготовление. Далее путем логики и небольшого передергивания, состоящего в том, что под трудом он понимает только одну из его частей – процесс работы рабочего, участвующего в производстве, но исключая труд всех других его участников: инженера-разработчика, менеджера-рыночника, организатора производства, он делает вывод, что капиталист обкрадывает рабочего, присваивая себе так называемую прибавочную стоимость, которая создалась в процессе труда.

Если бы К. Маркс был последовательным грамотным философом, то такой вывод обязан был бы его, по крайней мере, насторожить. Он на основе капиталистического базиса создал надстроечный элемент, теорию, которая этот базис отвергает. Он попытался в рамках буржуазной морали, ее основного элемента, святой частной собственности, раскритиковать буржуазный способ производства, найти в нем вора, т. е. продемонстрировал непонимание «марксистского» понятия общественно экономической формации и соотношения в нем ролей базиса и надстройки. Те, кто не очень понимает марксистскую диалектику (а это весьма распространено, потому, что она, в конечном итоге, превратилась в способ прятать логические ошибки), могли бы возразить мне, что капиталистический способ производства должен сам готовить свое отрицание, и эта теория и является элементом такого отрицания. Я согласен, с тем, что капитализм может готовить теории, отрицающие его, но эти теории должны опираться на иные моральные постулаты, некапиталистического базиса, он же в качестве отправной точки для критики взял основную моральную норму рынка, право собственности. Получается, что либо надстройка не соответствует базису, либо в дальнейшей теории будут логические ошибки. Но философская непоследовательность, как я отмечал выше, это повод не для отрицания экономической теории, а только лишь для более критического, настороженного отношения к ней, к чему и перейдем далее. Мое отношение к этому вопросу уже высказано выше, я считаю понятие общественно-экономической формации с ее основными элементами относительно корректным, значит логическая ошибка дальше.

Постулат, о том, что товары обмениваются только по количеству вложенного в них труда неверен, и К. Маркс это отлично понимал. В своей работе «Критика Готской программы», где авторы программы пытались ввести эквивалентный марксистскому постулат, что источником всякого богатства является труд, К. Маркс раскритиковал, указывая, что источником богатства является не только труд, но и природа.

Чтобы сделать эквивалентность очевидной, построим цепочку логически эквивалентных утверждений. 1. Товары обмениваются по количеству вложенного в них труда (марксистская формула). 2. Мерой ценности товара является только вложенный в него труд. 3. Источником ценности товара является только вложенный в него труд. 4. Источником всякой ценности, которая предназначена для продажи или обмена, является только труд. 5. Источником любого богатства является труд (формула Готской программы, раскритикованная Марксом). Исходя из этого вся социальная философия К. Маркса может быть сведена к следующей логической формуле. Поскольку источником всякого богатства является труд, а в процессе своего функционирования капитал возрастает, следовательно он «ворует» труд рабочего, и эту несправедливость надо устранить.

Какой бы должна быть, например, цена на нефть, если бы верным оказался постулат К. Маркса? Он сам чувствовал шаткость своей теории в ее основах, и пытаясь спасти ее, в «Капитале» поверхностно тенденциозно рассмотрел вопрос формирования цены на золото. В цену золота он включил работу всех золотоискателей, в том числе и неудачников, которые его не нашли. Золотоискателей неудачников К. Маркс, видимо, считает за обворованных рабочих, поскольку их труд тоже вошел в насчитанную им (К. Марксом) стоимость золота, хотя видно невооруженным глазом, что они предприниматели, занимающиеся рискованным бизнесом. Другими словами К. Маркс непоследовательный философ, не желающий честно применять свои же теории, и хоть и претендующий на ученость, но реально представляющий собой образец очень низкой научной культуры.

Но может быть в его революционной теории что-то рациональное все же есть?

Добросовестный научный подход к этой проблеме, видимо, должен состоять в том, что опираясь на точные данные другой области знания, экономики, построить модель политэкономическую, честно оговорив сделанные допущения и приближения, чтобы потом пользоваться теорией в рамках введенных ограничений. По этому пути и пойдем далее.

Чтобы организовать производство необходимо закупить много разного товара: экономический расчет всего проекта (бизнес-план), проект или технологическую карту изготовляемого товара, кредит в виде оборудования, несколько компонентов сырья и энергии, рабочую силу, денежный кредит для оплаты всех этих товаров. Любой из перечисленных элементов на рынке представлен в виде товара. Достать можно все, на что существует спрос, но за все надо платить рыночную цену. После того, как производство заработало, надо организовать сбыт своего товара по рыночной цене и рассчитаться с кредиторами. На рынке нет ничего фиксированного, цены на все возникают как результат баланса. По каждому виду товара равновесие устанавливается не мгновенно а за некоторое характерное время, при чем этих времен может быть несколько. Возьмем к примеру рабочую силу. Неквалифицированная рабочая сила может перетекать с одной скоростью. Переход же специалиста связан с переучиванием, получением навыков. А высококвалифицированный специалист готовится много лет в учебных заведениях и потом в процессе работы. То же самое с товарами. Дополнительное производство примитивного товара, в случае его нехватки на рынке, может быть организовано очень быстро, а сложно технологичный товар потребует большего времени для увеличения объема выпуска. Все предыдущие рассуждения шли в предположении неизменности функции спроса, но она также меняется со своими специфическими характерными временами. Поэтому умение спрогнозировать рыночную ситуацию наверное самый сложный элемент в предпринимательстве.

Теперь зададимся принципиальным с точки зрения марксизма вопросом, на каком этапе производства товара возникает прибыль, т. е. то ради чего вообще затевается деятельность. Если по К. Марксу, то это происходит в процессе работы наемного рабочего. Я, честно говоря, для такого утверждения ни вижу никаких оснований. Прибыль возникает благодаря оптимальному соотношению, согласованности во времени и пространстве всех компонентов, часть из которых была до труда рабочего, часть во время, часть позже. Купите сырье чуть дороже, заплатите за энергию чуть больше, продайте свой товар ниже рыночной цены, просрочьте срок реализации товара из-за неорганизованного сбыта, наймите рабочих, не умеющих работать, неграмотного инженера или управляющего вора, менеджера неправильно спрогнозировавшего рыночную ситуацию на все компоненты и готовую продукцию, организуйте бизнес в сфере, где и так избыток предложения, и достаточно одной из этих причин, чтобы производство стало убыточным. Но К. Маркс в силу своего подхода, абсолютизирующего труд рабочего, считает этот компонент в любом бизнесе основным, и все что остается у предпринимателя после оплаты рабочей силы, т. е. зарплаты рабочего, полагает украденным у рабочего. Вот на этом практическом выводе и покоится весь марксизм.

При каких условиях та модель, которую мы построили на основе рыночного механизма регулирования, перейдет в модель К. Маркса? При условиях, когда можно пренебречь ролью инженера, т. е. выпускается самый примитивный товар; когда можно пренебречь ролью менеджера-рыночника, т. е. все изменения на рынке, типа функции спроса, происходят гораздо медленнее, чем там устанавливается равновесие по любому параметру, в данном случае конкретно по перетеканию рабочей силы, чтобы за равный труд платили одинаково, т. е. предполагается самый примитивный неквалифицированный труд; когда в качестве сырья используются только некоторые виды его, которые не содержат вклада природы в его цену; в случае, когда не нужно никакого оборудования, или оно настолько примитивно, что лепится бесплатно из подручного материала и т. д. Другими словами модель К. Маркса построена для наиболее примитивных производств, свойственных раннему средневековью, да и то с некоторыми грубыми допущениями, не позволяющим обобщить эту модель на случай всех производств. Такая модель совершенно непригодна даже по отношению к капиталистическому производству восемнадцатого – девятнадцатого веков, не говоря о более позднем времени. И кроме того, и невооруженным глазом видно, что в таком примитивном производстве организатор действительно не нужен, его можно исключить. Вот на основании такой вульгарной модели К. Маркс и делает обобщение, предлагает вообще исключить из производства его организатора, хозяина. К чему это приводит в экономике, мы знаем лучше других, испытали на себе.

Итак, первое, что приходится признать неверным в марксизме, это обоснование того, что хозяин, организатор дела, не нужен, можно очень хорошо обойтись без него. Второе, это моральное обоснование того, что его можно ограбить, поскольку все это вроде как бы и не его, а наворовано у рабочих. Есть и третий существенный элемент, который тоже больше представляется выдаванием желаемого за действительность, чем результатом аккуратного анализа. Это обоснование революционности рабочего класса, т. е. готовности решать спор преступными, экстремистскими методами. Из чего оно складывается?

Во-первых, из так называемой антагонистичности противоречий между рабочим и его нанимателем, по-марксистски – трудом и капиталом. Это противоречие носит приблизительно такой же характер, как между покупателем, пришедшим за покупкой, и продавцом, торгующим на рынке. Каждый заинтересован в совершении сделки, каждый хочет провести ее с выгодой для себя, но я совершенно не вижу оснований для того, чтобы одна из сторон прибегла к насильственным незаконным методам воздействия на другую сторону, хотя противоречия между ними будут существовать, пока они вступают в отношения, т. е. вечно. Следовательно, эти противоречия с полным основанием по-марксистски можно назвать антагонистическими. Во-вторых, это марксистский тезис о постоянном обнищании рабочего класса. Каких-то серьезных логических доводов в его пользу привести вообще невозможно, разве что сослаться на какие-то отрезки в истории, когда это действительно имело место. Таким образом, неверной в марксизме оказывается его квинтэссенция, теория неизбежности революционного преобразования мира. А среди некоторых предварительных результатов есть вполне корректные, которыми при случае даже можно будет воспользоваться.

Теория К. Маркса в серьезных научных кругах естественно не могла быть принята по указанным выше причинам, однако она прижилась в среде революционеров. Во-первых, она согласовывалась с их устремлениями, т. е. хорошо ложилась на подсознательные установки и потому воспринималась не достаточно критично. Во-вторых, вся эта среда состояла из людей малограмотных, в лучшем случае это были недоучившиеся студенты, выгнанные за неуспеваемость, или заочники, а в худшем рабочие, не имевшие и среднего образования. О научной культуре тут даже речь не могла идти, поэтому К. Маркс представлялся им гением. А в-третьих, этот контингент больше хотел действовать, достигать практического результата, пожинать плоды успеха, чем думать и работать.

 

Марксизм-ленинизм

Культурный и общеобразовательный уровень Ленина ниже, чем у К. Маркса. О его научном уровне я и не говорю. Он даже не в состоянии был понять, что такое рынок в плане саморегулирования в обществе. Заметив тенденцию к концентрации и монополизации капитала, он не сумел провести простейший анализ, позволяющий понять, насколько это разрушительно для экономики, и решил ускоренно провести эту концентрацию в масштабах всей страны, посчитав, что за этой тенденцией будущее. То, от чего весь капиталистический мир усиленно уходит путем создания антимонопольного законодательства для сохранения возможности саморегулирования, вождь мирового пролетариата, в силу полной экономической некомпетентности и общей низкой культуры, считал фактором повышения производительности труда.

Его философская социальная позиция, это вульгарный прагматизм. Весь научный философский ленинизм может быть сведен к простой формуле: смотри кому это выгодно. Если это выгодно ему, то все здорово, если нет, он начинал браниться. Поэтому большая часть его работ это злое брызганье слюной в адрес оппонентов. И это совсем не удивительно. Высшее образование у него заочное, юридическое, т. е. основной способ мышления догматический, с элементами игрового, в чем он как раз совершенно не преуспел. Особой склонности к анализу и самоанализу никогда не наблюдалось, зато потрясающе сильная воля маньяка-шизофреника, сумевшего всю свою жизнь посвятить одной цели и подчинять гипнабельных людей, увлекая их за собой. Ленинская естественнонаучная философия тоже предельно проста, и является прямым продолжением его социальной философии. Это полное оголтелое отрицание всего, что лежит за пределами самых очевидных бесспорных экспериментальных данных. Т. е. сложные психические явления, магия, религия, а отсюда и нравственность, гуманизм и прочие общечеловеческие ценности по Ленину это поповщина и мракобесие. Т. е. ленинизм – это философия неграмотных, голодных, и потому злых, тех, у кого основная забота как прокормиться, кому по жизни не до философствования. Отсюда и уровень ленинской философии.

После победы большевиков, когда у них появилась возможность привлечь к работе над марксистско-ленинской философией действительно умных и грамотных людей, создалась реальная возможность спасти учение, сделать его жизнеспособным, сохранив при этом догмы. Однако после победы 1917 года марксизм-ленинизм поднимается в виде революционного знамени над головой и доступ к нему тщательно охраняется придворной околонаучной братией, опирающейся на государственный репрессивный аппарат. Поскольку это знамя являлось существенным элементом политики, то нормальная научная критика по отношению к нему была невозможна, по крайней мере опасна для жизни, и все штатные придворные должности, дающие доступ к этому знамени, распределены между революционерами – недоучками. Поэтому изначально слабое учение застывает в виде догмы, остающимся таким и по сей день.

И для простых людей, и правящей верхушки это догматическое учение превращается в критерий проверки «свой-чужой». Если говоришь «правильными» лозунгами и штампами, то ты свой, а если не скрываешь своего отрицательного или хотя бы критического отношения к учению, то ты явный враг народа. Таким образом Марксизм-ленинизм становится не просто учением, а превращается в принцип этнического деления на «свой-чужой». По этому принципу идет отбор, физически уничтожаются «неверные». Реально что-то делать в соответствии с этим учением было невозможно, а транслировать его лозунги и штампы становится атрибутом лояльности к системе, поэтому в государстве начинает работать двойной стандарт.

Марксизм ко всем религиям относился отрицательно, но без особой неприязни и агрессивности, просто, как многие научные системы своего времени к догматическим. Ленинизм же в своей неприязни переходит в неприкрытую ненависть. Причин для этого было много. Во-первых, гуманистические Христианские заповеди – преграда на пути революции и террора, во-вторых, религия такой элемент надстройки, который всегда заботится о стабилизации общества, и поддерживает практически любую власть, в третьих, это идеологический противник, который влияет на умы именно простого малограмотного народа и т. д. Поэтому марксизм-ленинизм всегда был в конфронтации со всеми религиозными системами, активно борясь с ними. Но любая религия содержит в себе существенный социальный элемент это морально-этические нормы. Отвергнув все религии, марксизм-ленинизм вынужден был нравственный вакуум заполнить своей системой, позаимствованной в Христианстве, которую назвали Моральным кодексом строителя коммунизма.

Весь разобранный выше спектр свойств марксизма-ленинизма позволяет в социальном плане поставить его в один ряд с религиями. Господствующий принцип мышления – догматический. Подобно любой религии он включил в себя морально-этические нормы. Как и любая религия он стал важным критерием этнического деления по принципу «свой-чужой». Как и большинство религий мира он фанатично агрессивен по отношению к иным религиям. Каждая религия заботится о создании возможности для паствы отправлять свой культ. Коммунистическая религия в этом плане тоже ни чем не отличается, кроме более тоталитарного подхода. Вместо постройки молельных домов, она вынесла отправление своих культов на производство, куда заблаговременно загнала всех потенциальных прихожан, а надзирать за ними приставила производственные партийные организации. Коммунистическая религия вмешивалась во все, преобладала над экономикой, политикой, культурой, литературой и искусством, наукой, личной жизнью людей и т. д. После победы Октябрьской революции Россия фактически перестала быть светским и стала религиозным государством. Именно такой противник оказался не по зубам нацистской Германии. Высокая национал социалистическая нравственность столкнулась с еще более высокой нравственностью религиозного государства.

Однако у марксизма-ленинизма есть принципиальное отличие от религий. Основным элементом всех религий является духовность. В силу своего атеизма марксизм-ленинизм отверг эту сторону дела, признав таким образом свою бездуховность. Кроме этого атеизм не может дать в нравственном плане никаких иных ориентиров, кроме эгоизма, что привело в результате к двойному стандарту в коммунистическом обществе, «Христианские заповеди» для масс, и ничем не сдерживаемый эгоизм, жидовство для избранных. А это, в итоге, обеспечило очень короткую жизнь коммунистического этноса. Если ближайший его аналог, Ислам, в возрасте пятисот лет остается этнически действенной системой, то марксизм-ленинизм безнадежно состарился всего за семьдесят лет. Отсутствие для руководства страны нравственных, духовных, культурных и национальных ориентиров привело к чрезмерной концентрации жидов в правящем сословье, и разрушению страны, начиная с инерционной этнической фазы (Брежнев), небывалыми темпами, что во-первых, подорвало ее экономический потенциал, а во-вторых, полностью отвратило массы от господствующего учения и лживого руководства, с его двойной моралью.

 

Марксистская партия

Что такое ленинская партия нового типа известно из истории КПСС. Изначально она строилась, как централизованная партия с жесткой дисциплиной и сильным профессиональным ядром единомышленников и коллегиальным руководством в ЦК. Идейно она сложилась из марксизма и народничества и потому, в основном исповедовала жесткие экстремистские методы борьбы, не гнушаясь явных преступлений. Этим в основном и объясняется организационная структура партии. Она обязана была пребывать в эмиграции и подполье, потому как поставила себя вне закона, отбросив все моральные религиозные и гуманистические нормы. Т. е. ее организационная структура явилась непосредственным следствием исповедуемых методов работы, а отнюдь не гениальности Ленина.

Партия декларировала, что она выражает интересы рабочего класса. Наверно, делалось это достаточно искренне. Просто социал-демократы на основе своего учения (марксизма) «лучше» самих рабочих знали, что им бедолагам-рабочим нужно. Но слабое учение больше выдавало желаемое за действительность, чем отражало истинную суть. Поэтому рабочие не очень поддерживали социал-демократов. В самые лучшие времена до революции РСДРП насчитывала до двадцати тысяч человек. При этом большую часть составляли не большевики, а сторонники экономических методов борьбы. Основная масса нормальных людей не любит экстремистов, и тем более, мало кто из пролетариев желал становиться пушечным мясом для кучки фанатиков, а большевистский устав и программа именно это и предполагали. В результате партия большевиков изначально была и оставалась на протяжении всей своей дореволюционной истории партией заговорщиков, не пользующейся поддержкой в народе. Ее вожди видели это и любой ценой желали изменить положение, были готовы заключить союз с кем угодно, поддерживать кого угодно, лишь бы расширить социальную базу для своей партии. Они пытались войти в профсоюзы, поддерживали все виды местного национализма, метались между легальными формами борьбы и своими привычными, то участвовали в выборах в Думу, то бойкотировали их, шли на союз с любыми силами, в том числе и с немцами во время войны, продавая национальные интересы. Все безрезультатно. Социальной базой партии реально оставалась часть еврейского националистического движения, из которого она и выросла, кучка экстремистски настроенной жаждущей власти интеллигенции по большей части еврейской национальности, а в качестве исполнителей, небольшое число распропагандированных пролетариев и бандитов кавказских национальностей.

Но партия накопила опыт работы в экстремальных условиях. Подобралась компания вождей не отягощенных никакими моральными нормами и человеческими слабостями типа любви или жалости, готовых пойти на любую ложь, союз с кем угодно, любое преступление. Партия научилась защищаться и атаковать экстремистскими методами, физически уничтожать противников, выявлять и уничтожать колеблющихся, провокаторов и прочие «слабые звенья» внутри себя, т. е. самоочищаться и возрождаться по своему образу и подобию. Если бы история развивалась более монотонно, без глобальных потрясений и социальных катаклизмов, эта наука никогда бы не пригодилась, но…

Качественный переход произошел на четвертый год войны, после февральской революции. Измученные войной трудящиеся, уставшие от нищеты, лживых обещаний и призывов потерпеть до победного конца, постепенно притерпелись к смертям и силовым методам решения политических споров. Огромная масса людей, привыкшая решать проблемы с оружием в руках, раньше не переносившая экстремистов, сейчас стала относиться к ним более сдержанно и привычно. И в этих условиях достаточно было одного лозунга, причем именно лозунга, а не реальной программы, который поддерживался значительной частью населения: «Долой войну», чтобы партия заговорщиков начала получать массовую поддержку. За несколько месяцев ее численность выросла в шесть раз, и она сумела получить большинство в Советах Петрограда и Москвы. Это случилось на короткое мгновение, но это была партия действия, и она мгновенно воспользовалась представившейся возможностью, захватила власть в стране. Состоявшиеся чуть позже выборы в Учредительное собрание, показали, что другой такой возможности большевикам уже никогда бы не представилось.

А после этого заработала практическая «наука побеждать». Привлечь как можно больше союзников, хотя бы на первый момент. Нашлось две «умные» партии, анархисты и левые эсеры. Глобальные популистские шаги в рамках всей страны: декреты о мире и земле, главное – удержать власть. Необходимо создать в стране хаос, развалить все государственные структуры и срочно создать свои, их заменяющие. В условиях всеобщего развала оправданы экстремистские методы создания новых структур и уничтожения конкурирующих. К таким экстремальным условиям партия большевиков оказалась подготовленной лучше других, а при наличии в ее руках власти, очень скоро оторвалась в этой гонке от всех возможных конкурентов. Постепенно в партию пошел народ пограмотнее и поумнее, потому, что теперь можно было не только стать пушечным мясом, но и ухватить привилегии от власти. Партия власти всегда способна иметь союзников, измеряемых процентами от населения страны.

После победы в гражданской войне, когда стало ясно, что большевики у власти достаточно надолго, их партия стала партией власти, проводящей четкую кадровую политику. Посты начальников любого ранга должны были занимать члены партии. Таким образом через некоторое время партия почти полностью поглотила чиновничий аппарат и имела некоторую поддержку в виде партийной прослойки в трудящейся массе. Чьи интересы она в этот период выражала? Крестьяне получили раскулачивание, насильственный сбор всех в колхозы, с последующим крепостным правом, плюс к этому налоги на личные доходы, превышающие налогооблагаемую базу. Рабочие в городе жили лучше. Однако доходы были тоже весьма скромны, жилищные условия в большинстве случаев плохие, и система труда близкая к крепостному праву. И только среда чиновников была относительно дифференцирована. Мелкие чиновники имели еще весьма незначительные привилегии перед трудящейся массой, на следующих ступенях эти привилегии возрастали, а наиболее высокопоставленные жили уже в совершенно иных условиях. Поэтому возникает первое впечатление, что коммунистическая партия выражала интересы высокопоставленного чиновничества. Точнее ответить на этот вопрос позволяет политэкономия.

 

Политэкономия

Большая часть цивилизованного мира не знает такой науки и хорошо обходится без нее. В тех же странах, где эта наука культивировалась, почему-то неважно обстоит дело и с экономикой, и с политикой. Является ли это случайным совпадением или закономерным следствием, разберем ниже, начав с некоторых аспектов политики.

Один из основных вопросов политики – борьба за власть. Декларируя те или иные политические цели, выдвигая программу, политик предлагает обществу своего рода товар, потенциальным покупателем которого является все население. Поэтому умение понять, что нужно людям и соответственно, создать продукт, пользующийся спросом, – естественное требование рынка, в данном случае политического. Соответственно, в политике вопрос анализа расклада сил и интересов в обществе возникает постоянно. При этом в принципе не удается достигнуть высокой точности анализа. Слишком много случайных, сиюминутных факторов влияет на мнение даже одного человека по тому или иному спорному вопросу. Когда же речь идет о значительных массах людей, то включаются еще дополнительные, общественно-психологические факторы. Задача усложняется, и результат становится еще более непредсказуемым.

Однако, в обществе, как правило, все же удается выделить достаточно большие группы, имеющие по ключевым для политики вопросам совпадающее мнение. Некий водораздел общественного мнения может проходить по проблемам национальным, расовым, территориально-географическим, профессиональным и т. д. Политэкономия в качестве такого ключевого раздела общественных интересов предлагает считать имущественный вопрос, конкретно, отношение к собственности на средства производства. Насколько такое деление правомочно?

Из всей теории марксизма, когда основные результаты специально подгонялись под желаемый итог, следовало, что такое разделение общества на имущественные классы, с явно полярными политическими интересами, одно из самых лучших для буржуазного общества. Вероятно, это все же не совсем так. Во-первых, мы уже видели, что при определении интересов рабочего класса, марксизм больше ориентировался на свои революционные желания, чем реалии жизни, во-вторых, такое деление на классы изначально содержит в себе большую погрешность. К примеру, в рабочий класс, в соответствии с марксистским определением попадают инженер, врач и юрист, без собственной частной практики, научный работник, преподаватель и т. д. Другим элементом, сильно ухудшающим модель, является то, что марксизм предполагает определенное внутриклассовое единство интересов, целей и методов решения своих проблем. Но поскольку в единую группу попадают люмпен-пролетарий, рабочий без квалификации, квалифицированный рабочий, рабочий-мастер экстра класса, «способный подковать блоху», батрак, интеллигенты из предыдущего примера и т. д., то это единство становится более чем сомнительным.

При таком аналитическом делении общества существенен также вопрос, когда проводится эта оценка. Если речь идет о том, как люди проголосуют на выборах, или по какую сторону баррикад окажутся в случае гражданской войны, то результат будет один. На него в частности может очень серьезно влиять непосредственный подкуп или массированная информационная атака накануне такого возможного противостояния. А если речь идет о социальных тенденциях, проходящих за значительные времена, когда мнение отдельного человека ни чего всерьез не решает, никто им специально не занимается, то это будет более чистый результат, с меньшей погрешностью.

Однако, поскольку в этой области вообще точность оценок невелика, то марксистский способ аналитического раздела общества оказывается вполне приемлем, но только лишь для сильно поляризованных по уровню жизни обществ. Для Западной Европы это имело место в девятнадцатом веке, для России еще и начале двадцатого. Двадцатый век для развитых рыночных государств ознаменовался развитием новых технологий, возникновением антимонопольного законодательства, и как результат, оживлением рынка, мелкого и среднего бизнеса, общего подъема уровня жизни среднего класса. Марксистский классовый анализ, упрощенный по своей сути, стал неприемлем. Но он может давать неплохой результат для более бедных обществ, и лучше подходит к анализу социальных тенденций, чем к общественному противостоянию, поэтому вполне годится для анализа Советского общества, которое строилось в значительной степени под влиянием идеологии марксизма, было и остается весьма бедным, и в котором до последнего времени практически не было выраженного политического противостояния, поскольку рынок отсутствовал, в том числе и политический, вместе с рыночными попытками осознанно влиять на противостоящие стороны.

Согласно тому, что говорилось в коммунистических учебниках политэкономии социализма, в СССР было два дружественных класса, рабочих и крестьян, а также интеллигенция, называемая не классом, а прослойкой. Исходя из марксизма, это полнейшая чушь. В марксистской политэкономии главный вопрос – это отношение к собственности на средства производства. В СССР декларировалась общенародная собственность, иногда это понятие путалось с государственной, но к вопросу о собственности декларации не имеет прямого отношения. Юридически право собственности состоит, как минимум, из трех компонентов: владения, пользования, распоряжения. И для огромного завода, и для крохотного предприятия можно было выделить группу чиновников, включающую директора с его замами, плюс к этому нескольких вышестоящих чиновников, а также партийных функционеров, которые сообща осуществляли все три названные функции по отношению к рассматриваемому предприятию. Что такое «владение» в данном случае? Это управление охраной, пропускным режимом на территорию, защита от любого субъекта, пожелавшего оспаривать право собственности на этот объект. «Пользование» – это использование возможностей этого предприятия, распоряжение его продукцией, извлечение его функциональных возможностей и прибыли, назначение руководителей и их подотчетность. «Распоряжение» – это принятие решение о строительстве предприятия, реконструкции, закрытии, расширении или перепрофилировании, продаже его оборудования, списании оборудования и т. д. Все эти права находились в руках названных чиновников, либо делегировались их приказами нижестоящим.

Таким образом, строго по Марксу, в СССР господствующим классом, являвшимся собственником средств производства, был класс государственных чиновников. Система была запутанной тем, что каждый чиновник был назначаемым лицом, т. е. над ним было начальство, которое при желании могло его заменить, он не мог передать свое право собственности по наследству и т. д. Но это как раз и подтверждает сказанное. Собственником средств производства являлся именно класс чиновников, а не отдельные лица этого класса. А право наследования этой привилегии, принадлежности к господствующему классу, хоть и не было формально узаконено, но выполнялось не менее строго через иные механизмы. Кроме господствующего класса был другой, лишенный средств производства, – трудящиеся. Он был гораздо многочисленнее и разнороднее, существенно различался по уровню жизни, условиям труда, образованию и культуре. Государство декларировало право собственности на средства производства для части трудящихся – колхозного крестьянства, но практически это не выполнялось. Права собственности в большей мере оставались у чиновников. Руководитель предприятия реально назначался райкомом партии, и отчитывался больше перед ним, чем перед общим собранием колхоза, а райком в большинстве случаев еще и указывал, что и когда сеять, как поступать с урожаем, какую его часть сдавать государству и по каким ценам и т. д. Таким образом только формальное владение оставалось за колхозниками, которое при государственной необходимости тоже легко нарушалось, а большая часть прав пользования и распоряжения оставалась за государственными чиновниками и партийными функционерами, которые, естественно, входили в класс госчиновников. Т. е. Советское общество было классовым, с двумя основными классами. Господствующим, был класс государственных чиновников, вторым был класс трудящихся. Правящая коммунистическая партия в СССР выражала интересы господствующего класса, ее функционеры сами были частью чиновничьего аппарата. Поскольку общество было бедно и политически не поляризовано, т. е. классовые противоречия скрыты от подавляющего большинства угнетенного класса, то эта модель неплохо отражает реальность и может быть использовано для анализа общественных тенденций.

 

Политический рынок

Товаром на политическом рынке является политический курс. Для потребления этого товара необходимо время. Поэтому, после того, как общество сделало свой выбор, оно на определенное или неопределенное время вынуждено довольствоваться сделанным приобретением, до следующей подобной «покупки». В тоталитарных обществах это время определяется временем существования политического режима или продолжительностью жизни диктатора, в демократических регламентировано законом. Общество заинтересовано в том, чтобы иметь возможность как можно чаще корректировать политический курс, во-первых, для того, чтобы реагировать на изменения ситуации, во-вторых, чтобы быстрее исправить ошибку в случае неудачного выбора, в-третьих, чтобы заставить того, кто пришел к власти больше думать о своих избирателях. Однако другой механизм не позволяет сделать это время слишком коротким. Во-первых, понятие политического курса предполагает его растянутость во времени, т. е. реализовать курс и оценить его адекватность можно только за какое-то время. Во-вторых, один человек, даже оказавшись на вершине политической структуры, как правило, ничего не в состоянии изменить в одиночку. Он приводит за собой команду, которая должна будет войти в руководство управленческой структуры общества, подчинить структуру продекларированным в избирательной программе целям и методам. В-третьих, такая смена политического руководства не очень дешевая операция.

Естественно, работа и содержание всего этого политического механизма обходится обществу недешево. Во-первых, затраты на выборные компании, во-вторых, содержание нескольких таких команд в обществе, в-третьих, потери за время межвластия, когда старая команда ушла, а новая еще не вошла в курс дел. Все это входит в обобщенные налоги. Спрашивается, за что рыночное общество, минимизирующее обобщенные налоги, согласно нести такую нагрузку, каких более крупных потерь избегает оно при помощи этого механизма?

Когда руководитель любого вида деятельности формирует свою команду, он решает ряд стандартных задач. Во-первых, заботится об устойчивости создаваемой системы, чтобы в команде не было потенциальных предателей, готовых продать интересы команды, и революционеров, желающих поменять руководителя, во-вторых, команда должна быть работоспособной с профессиональной и игровой точек зрения. Эти два требования взаимнопротиворечивы. Очень талантливый в профессиональном и игровом отношении сотрудник становится опасным конкурентом в плане возможного переворота. И наоборот, туповатый и лично преданный, как правило, профессионально плох, практически бесполезен в плане разработки нестандартных игровых шагов, просчета возможных интриг противников и вообще является слабым звеном, которое могут использовать конкуренты. Однако, рынок, необходимость конкурировать с другими командами, вынуждает руководителя проходить по этой тонкой грани между двумя противоречивыми требованиями. Одновременно это и механизм отбора руководителей в плане интеллектуальной и профессиональной подготовки. Плохой по каким-то параметрам руководитель либо не создаст нормальной команды, выдающей качественный продукт для продажи, либо будет сменен более талантливым сотрудником.

Монополизм на политическом рынке, когда отсутствует конкуренция, приводит к исчезновению одной из тенденций при подборе сотрудников. Гораздо больший уклон в отборе делается на первую часть, внутрикомандной устойчивости, а вторая, в большинстве случаев, за малым исключением острой профессиональной необходимости, перестает кого-то интересовать. Поэтому в результате исчезает механизм рыночного отбора руководителя, формируется упрощенный механизм подбора сотрудников и создания различных структур. Личная преданность и угождение вышестоящему начальнику, при постоянной, но очень глубоко спрятанной готовности подсидеть его. Подбор подчиненных только преданных, глупее себя, чтобы не переиграли в подходящий момент. Профессиональные качества не имеют существенного значения. Карьера делается на родственных связях, за счет преданности начальству, которое тащит «своих» людей за собой, и благодаря владению интригой, в худшем значении этого слова, когда существенным элементом ее становится предательство.

Характерным примером монополизированного политического рынка будет Советское общество, в котором страной на протяжении десятилетий, до своей физической смерти, управляли старые маразматики. Но это только вершина айсберга, проблема гораздо серьезнее. Хотя интрига в какой-то мере и стимулирует развитие хитрости и игрового интеллекта, однако в целом, такой усеченный механизм кадрового отбора в чиновничьих структурах с неизбежностью приводил к интеллектуальному и профессиональному «вырождению» всего класса чиновников Советского общества. Т. е. шло планомерное вырождение, деградация всей управленческой среды. Результаты этого больше проявлялись в партийных структурах, меньше в тех, где определенный профессионализм все же требовался.

Таким образом, умственная профессиональная и нравственная деградация всего класса советских чиновников, на протяжении времени активной жизни нескольких поколений, привела к острейшей нехватке просто средних нормальных кадров в этой среде, не говоря уж о талантливых людях. Неудивительно поэтому, что сегодня в политике, весь предоставляемый нам выбор лежит в диапазоне от плохих вариантов до очень плохих, и в интеллектуальном, и профессиональном, и нравственном отношении. И исключений нет, им просто не от куда взяться, поскольку в дополнение к хорошему лидеру, быть может случайно все же возникшему, нужна еще и соответствующая команда, а вероятность стечения обстоятельств, когда в этой среде появляется целая группа приличных людей уже вообще ничтожна. Последствия этого социально-этнического механизма мы будем пожинать еще, как минимум, лет тридцать, и в следствие его все это время будет сохраняться высокая вероятность полного распада России.

 

Класс чиновников

Россия это древний мировой центр самодержавия. Здесь изначально наиболее сильная по сравнению со всем остальным миром государственная власть, которая больше других вмешивается в жизнь человека, регламентирует ее. Петр Первый, позаимствовав организацию чиновничьей системы в Европе, из-за фактического раздела страны на два враждебных лагеря, дополнил ее необходимыми элементами подавления враждебного этноса, большей властью и жестокостью. Такой подход, при экстремальном состоянии государства, почти гражданской войны, оставлял исполнителям его воли неограниченные возможности. Созданная им чиновничья система просуществовала двести лет с незначительными изменениями, на протяжении почти всей своей истории сохраняя эти черты. Однако после того, как произошло объединение дворянского этноса, необходимость в его подавлении отпала, и господствующий класс помещиков получил значительные права и свободы. Однако функция подавления трудящейся массы осталась, что и обеспечило сохранность чиновничьей системы в почти неизменном виде на многие годы. Поскольку класс помещиков обладал существенными привилегиями и был достаточно независим от чиновника, вопрос об улучшении чиновничьей машины очень остро не стоял. Человек же простого происхождения оказывался перед чиновником совершенно беззащитным, но на общем фоне эти отношения не играли решающей роли, поскольку практически всем производством в стране руководил помещик.

Ситуация начала меняться к середине девятнадцатого века по мере демократизации жизни, развития торговли и промышленного производства. С отменой крепостного права класс помещиков стал терять экономическую роль в жизни страны. Теперь возможности чиновника влиять на экономику возросли, поскольку новые экономические субъекты в большинстве своем были из простого сословия и не обладали дворянскими привилегиями. Кроме этого устаревшая громоздкая, неповоротливая государственная машина очень способствовала различным злоупотреблениям, особенно в условиях военных поставок. Назрела острая экономическая необходимость ее модернизации.

В этой связи Февральская революция 1917 года была объективно прогрессивной революцией. К власти пришли промышленники, т. е. люди заинтересованные в улучшении государственной машины, которые непременно решили бы вопрос о ее удешевлении и как можно меньшем негативном влиянии на экономику. Октябрьская революция, с этой точки зрения, была предельно реакционным событием, поскольку вместо того, чтобы улучшать государственную машину и снижать ее бремя на экономику, восстановила централизованную чиновничью систему, значительно ухудшила ее, сделав более жестокой и бюрократической да к тому же малограмотной, и полностью подчинила ей всю экономику. Форма собственности в государстве и система управления обществом вернулась к уровню феодального общества начала восемнадцатого века.

Когда устанавливается диктатура с распределительной системой, естественно, рынок прекращается. В условиях военного времени все это оправдано, как вынужденная временная мера. Поэтому даже после захвата большевиками власти и установления военной диктатуры гражданская война была совсем не обязательна. Если бы они продекларировали временность этих мер, предложили бы систему долговых обязательств или других компенсаций тем, кого вынужденно экспроприировали, общество могло бы сохранить единство. Но это означало сохранение собственности в неизменном или почти неизменном виде и рыночных отношений, т. е. узаконенного неравенства, что противоречило марксизму, и потому вообще не рассматривалось коммунистическими вождями в качестве возможности. Они рвались к власти не для улучшения ситуации в России, а чтобы проводить в жизнь свои теории в мировом масштабе. Лапотная Россия с ее экономикой их мало интересовала, ей вообще была уготована судьба сгореть в качестве запала в мировой революции. Т. е. гражданская война явилась не следствием Октябрьской революции, большинству людей мало дела до того, кто там конкретно у власти, а следствием глобального передела собственности.

Изменение формы собственности на средства производства, которую провели большевики, оставили единственную возможность для управления экономикой, подчинить ее государственной чиновничьей машине. Запрет частной собственности определил классовый состав Советского общества, господствующий – класс чиновников, второй – класс трудящихся. Оба эти класса были сильно неоднородны и по своему составу и по фактическому положению в социальной иерархии. При чем ситуация менялась с течением времени. Предметом дальнейшего обсуждения будет система управления Советским обществом или положение внутри класса чиновников.

После победы большевиков в стране и руководстве идет несколько процессов. Во-первых, надежды коммунистических вождей на скорую мировую революцию несколько остыли, и часть из них, в частности Ленин, пришли к пониманию, что надо начинать заниматься Россией, ее экономикой. Последние годы жизни Ленина наверно были очень тяжелые, когда начал осознавать, какого уродливого монстра он создал. О раскаянии вряд ли могла идти речь, не тот тип, но понимание было, это видно из его последних работ. С подачи Ленина в стране был введен рынок, хотя это противоречило всем идеологическим установкам. Во-вторых, людоедский чекистский аппарат, развивший свой аппетит во время войны, постоянно требовал новых жертв, и надо было решать, что с ним делать.

В-третьих, начинался послевоенный период борьбы за власть в руководстве. Итог этих процессов известен. Сталин сумел подчинить себе репрессивный аппарат, разными способами убрал всех своих конкурентов, часть из которых по первоначальному рейтингу заметно его превосходили, полностью свернул рынок, и начал обустраивать российскую жизнь административными методами, с самым непосредственным участием в этом процессе репрессивных органов, для чего даже увеличил их.

Причин, по которым победу в борьбе за власть одержал Сталин, можно назвать несколько. Во-первых, это неправильная оценка другими коммунистическими вождями перспектив мировой революции, почему более ценными считали для себя должности в интернациональных структурах, сказывалась очередная неправильная марксистская оценка революционности рабочего класса. Этой же ошибкой, в частности, можно объяснить поражение Тухачевского в Польской кампании. Во-вторых, при борьбе за власть в верхах, контроль над армией оказывался менее существенен в расстановке сил, чем контроль над партийным и чекистским аппаратом, особенно при условии, что сама армия еще с Гражданской войны очень жестко изнутри контролировалась особыми отделами.

В-третьих, при всем их невежестве, коммунистические вожди евреи, были творческими, талантливыми людьми, с теоретическим уклоном, неспособными тянуть нудный воз рутины, Сталин напротив, серый, безграмотный, без малейшей искры творческого таланта, не уклонялся от кропотливой работы, и одновременно с этим не рассматривался ими в качестве конкурента. Пост партийного секретаря не был престижным, чтобы за него шел спор, но как выяснилось позже, оказался ключевым при перестановке партийных и чекистских кадров для ползучего переворота. Очень может быть, что определенные опасения были. Но если Ленин, будучи все же натурой творческой, привыкшей к спорам, позволял людям своего круга и уровня иметь собственное мнение, а также прощал инакомыслие ближайших друзей-сторонников из-за острой нехватки кадров, и ничто не указывало до поры до времени на изменение этой традиции, то Сталин, в принципе неспособный на честную дискуссию, решал вопросы по-иному, тем более, что такой острой нехватки кадров, после стабилизации власти, уже не было.

Завершив подавление политических конкурентов Сталина, нэпманов и раскулачивание крестьян, репрессивный аппарат остался без серьезной работы. В нем постоянно шла внутренняя борьба, но этого было явно недостаточно. Основным объектом пристального контроля оказываются все руководящие кадры страны самого разного уровня, другими словами весь чиновничий аппарат. У чекистов появляется и другая серьезная работа – организация дешевого рабского труда заключенных. Т. е. репрессивный аппарат становится существеннейшей частью производительных сил страны, обеспечивающий эффективную работу управленческих структур, и дающий рабочую силу для тяжелого физического труда. Позже Л. П. Берия сумеет организовать и творческий труд за колючей проволокой. Созданная таким образом экстремальная мобилизационная экономика позволили в кратчайшие сроки, хотя и со значительными потерями, организовывать производство, дающее вал. Тяжелая промышленность, созданная в период правления Сталина, позволила стране по инерции просуществовать еще пятьдесят лет и не рухнуть, хотя система управления полностью потеряла эффективность.

В этот период в стране реально был один хозяин, практически император. Свое ближайшее окружение, он специально подобрал глупее себя, с явными пороками типа пьянства, которые поддерживал. Так он обезопасил себя от переворота и одновременно получил помощников, точных исполнителей своей воли, которым в значительной степени доверял. Вот эта предельно ограниченная элита в тот момент была хозяевами страны. Естественно, под ними была огромная чиновничья машина с делегированными ей полномочиями, но только в пределах выполнения воли элиты. Высокопоставленные чиновники из этой машины были нормально обеспечены, но практически не имели своей воли в принятии любого решения и тем более, не имели доли в дележе национального богатства, да и никогда не были уверены, что ночью за ними не придут.

Основная руководящая идея Сталина – мировое господство. Зачем ему это было нужно? Насколько я смог разобраться, у него была одна страсть, болезненное честолюбие, выросшее из детского комплекса неполноценности. Маниакальное стремление к власти это только средство для удовлетворения честолюбия. Во всем остальном он был аскет, по крайней мере, заставлял себя таковым быть во имя одной цели, т. е. проявлял колоссальную силу воли, свойственную, как правило, не совсем психически нормальным. Этим же честолюбием на основе комплекса неполноценности объясняется и его мстительность. Были уничтожены все, кто когда-то был выше его по рейтингу в партии или был свидетелем того, как более талантливые своими действиями, хотя бы косвенно, указывали Сталину на его интеллектуальное место в их среде. Диагноз, паранойя, насколько мне известно, поставил ему Бехтерев, поплатившись за это жизнью.

После смерти Сталина следует последовательная серия демократизаций общества, связанная с борьбой за власть. Первый этап 1953 год, когда был нанесен удар по репрессивному аппарату, и весь народ, но больше всего это касалось чиновничества, вышли из под его повседневной опеки. Этот удар нанесли ближайшие сторонники Сталина, понимающие, что они будут первыми в предстоящей чистке. Сегодня всплывают мнения, что Берия был очень хороший организатор, он курировал фактически все оборонные отрасли промышленности, т. е. ракетные и ядерные, где мы сумели опередить весь мир. Что он, в отличие от прочих, как раз спас многих талантливых людей, дав им возможность хоть за колючей проволокой но работать на оборону страны. Я не вижу в этом заслуги или особого организационного таланта. В той обстановке Берия как раз было выгодно любого нужного человека, если он отказывался добровольно, объявить врагом народа и таким образом получить в полное свое распоряжение, чтобы тот не имел возможности думать ни о зарплате, ни аморальности создания оружия массового поражения. Другими словами, Берия для решения оборонных задач имел в своем распоряжении весь промышленный потенциал страны и весь интеллектуальный. А нужных людей «спасал», просто как нормальный хозяин бережет свои ресурсы. Честно говоря, у меня нет никаких данных, чтобы объективно оценить интеллектуальный уровень Берия, кроме двух косвенных, во-первых, что он был одним из ближайших людей окружения Сталина, т. е. обязан был быть глупее его самого, и во-вторых, что он, имея в своем распоряжении аппарат государственной безопасности, все же исхитрился проиграть интригу абсолютно тупой, бездарной компании.

Вторым важным результатом этого этапа демократизации было раскрепощение деревни, отмена налогов. Не думаю что товарищ Маленков, Каганович, Хрущев и другие хоть немного думали о простых людях, народ как был для верхних чиновников быдлом, так и остается им до сих пор. К примеру в 1954 году проводились испытания ядерного оружия на мирных жителях в Оренбургской области. Вероятнее всего, дальше удерживать деревню в состоянии крепостного права при ослабленном репрессивном аппарате было просто невозможно. Через несколько лет после этого стало ясно, что Сталин полностью разрушил село, изменив жизненный уклад и чрезмерно черпая из него ресурсы. Страна, которая раньше вывозила продовольствие, начала входить в полосу его нехватки.

Второй этап демократизации начался на Двадцатом съезде КПСС. Борясь со своими бывшими соратниками за власть, Н. С. Хрущев осудил массовые репрессии и тоталитарные методы управления. Опираясь на недовольство репрессированных и остальных чиновников, живших в страхе под этой системой, он повышал свой рейтинг в скоротечной съездовской схватке за власть. Теперь в соответствии с его декларацией, круг хозяев страны расширялся. Вместо десятка избранных теперь, с отменой репрессий, страха перед ними и расширением полномочий на местах, в него начинали входить с разной долей участия многие тысячи крупных чиновников страны, которые раньше, в лучшем случае, принимали участие во владении средствами производства, а сейчас получали доли в пользовании и распоряжении ими.

Но полагаю, что, разыгрывая интригу и решая в ее ходе свои тактические задачи, Хрущев сам не понял истинного социального значения своих действий, по крайней мере, последующие его шаги это показали, а также проявил глупость и некомпетентность практически во всем, включая интригу. Во-первых, он так и не спустил достаточно полномочий в нижние слои чиновничьей машины, обманув ожидания. Во-вторых, на каком-то этапе получив информацию о том, что слишком много народу кормится с подсобных хозяйств, а не работает на социалистическом производстве, урезал землю в личном пользовании, чем окончательно добил сельское хозяйство, и организовал в стране голод. Выступивших с демонстрациями рабочих, расстрелял и репрессировал в лучших ленинско-сталинских традициях, в очередной раз показав, что простые люди, для крупных советских чиновников, – мусор. В-третьих, наметившейся демократизацией и свободой слова настраивал против себя всех крупных чиновников, включая ближайшее окружение, которое, естественно, было в большей или меньшей степени причастно к сталинским репрессиям.

Таким образом, Хрущев исхитрился настроить против себя все слои населения, да и интриган он был более чем посредственный. К примеру, Сталин в свое время пришел к власти, по крайней мере внешне, абсолютно легитимно, он сделал себя преемником обожествленного после смерти Ленина. Его соратников он медленно переиграл, в частности, чтобы не нарушить легитимности, не расправился с Троцким, а выдворил его. Поэтому Сталин был законным хозяином, и при этом, все равно никогда не забывал заботиться о своей безопасности. Хрущев же нарушил легитимность, развенчав предшественника и снизив таким образом свою устойчивость на вершине, участвовал в разгроме руководства госбезопасности, настроил против себя армию, тем что провел сокращение и убрал, после того, как тот стал не нужен, Жукова, пользовавшегося огромным авторитетом, и тем не менее, в принципе не имея опоры ни в одном социальном слое, ни одном ведомстве, влияющем на расклад сил во внутренней борьбе, позволял себе легкомысленно относиться к возможному перевороту. Чудом было бы, если бы он сумел удержаться у власти. Хрущев успел запустить несколько механизмов, улучшающих положение в стране: массовое строительство жилья (хрущевок) и продажу природных богатств за рубеж, что подняло уровень жизни в стране, но воспользоваться этим уже не успел. Завершение второго этапа демократизации проходило под руководством Брежнева. Здесь абсолютно четко можно увидеть классовый подход в проводимых преобразованиях. Во-первых, было доделано то, что в свое время продекларировав, не сделал Хрущев, предоставлены необходимые свободы начальникам разного уровня на местах. Теперь действительными хозяевами страны стали чиновники до уровня руководителей предприятий и их замов включительно. Наметившаяся при Хрущеве демократизация некоторых сторон жизни общества постепенно отмерла, за политику почти не сажали, но прятали в дома умалишенных. Подсобные хозяйства не восстановили, но закупка продовольствия за рубежом за нефть и в долг устранила опасность голода, создав постоянно растущий долг и зависимость СССР от Запада. Максимально была реабилитирована деятельность Сталина, соответственно и всех еще здравствующих начальников, причастных к сталинским репрессиям.

На примере четырех сменявших друг друга руководителей страны видна строго монотонная динамика вырождения Советского чиновничества. На смену хоть и невежественному в научном плане, но относительно образованному и даже в чем-то талантливому человеку с огромной силой воли и целеустремленностью приходит малограмотный, во многом примитивный, но хитрый, трудоспособный и не менее целеустремленный. Второго сменяет третий, абсолютная посредственность, игравший при втором роль шута, во многом являвшийся таковым в действительности. Уже нет ни ума, ни талантов, ни хитрости, ни силы воли его предшественников, осталось еще небольшое желание что-то делать в стране, и некоторые подвижки удаются. Но на смену этому приходит четвертый, сытый самодовольный барин с ярко выраженными признаками слабоумия, не способный ни на что, ни во что не вникающий и ничего не желающий, кроме своих личных игрушек. Именно такой устраивает класс чиновников, не мешает им начать процесс разворовывания страны, который к концу правления Брежнева достигает катастрофических масштабов. Еще по инерции работают правоохранительные органы и государственная безопасность, созданные при Сталине, иногда давая по рукам слишком зарвавшимся, но все чаще их одергивают, поскольку в игре оказываются слишком высокие фигуры. Естественно, ни о каком перевороте речь не идет. Брежнев это национальный герой класса чиновников. В нем поддерживают жизнь столько, сколько позволяет медицинская наука, это идеал чиновничьей верховной власти, максимально делегировавшей им права в государственной или общенародной собственности.

Что мог в этих условиях сделать Андропов своими методами? Практически ничего. Чиновник сидящий на своем месте озабочен всего двумя проблемами: забраться выше или, по крайней мере, не упасть ниже, и как можно больше перекачать из собственности к которой он сопричастен, но не является единственным полноправным владельцем, в свою полноценную, личную собственность. Изменить правила игры Андропов не мог, это бы означало государственный переворот с переделом собственности и подавлением господствующего класса, а для этого не было ни социальной опоры, ни личной энергии и здоровья, ни понимания социальных процессов, идущих в стране. Рецидив сталинизма не мог пройти (ниже я докажу это), для этого не было подходящих кадров даже в его ведомстве. А любой половинчатый вариант мог дать только ничтожный временный успех, поскольку система была неустойчива. Она была неустойчива экономически, поскольку отсутствие реального хозяина делало производство совершенно неэффективным. Она была неустойчива социально. Трудящиеся не были довольны уравниловкой, прожиточным минимумом, жизнью в очередях, дефицитом всего самого необходимого, палочной системой управления. Серьезных выступлений не было, поскольку никто не предлагал достойного конструктива, и система госбезопасности работала еще заметно лучше всего остального в стране. Но социально система была неустойчива и с точки зрения господствующего класса. Если сами чиновники, прошедшие воспитание в сталинско-хрущевский период были более чем удовлетворены, то их наследники совершенно не желали наследовать только хорошие возможности для делания чиновничьей карьеры, и потом провести всю жизнь в полусогнутом, не очень устойчивом, состоянии перед вышестоящим чиновником. Они желали быть настоящими полноценными хозяевами. Вся система требовала перемен.

 

Перестройка

В обществе глобальные перемены достигаются двумя способами, революционными, когда существенные общественные параметры, например собственность, меняются скачком, вопреки интересам относительно большой части общества, и эволюционным, путем постепенных реформ и преобразований, с возможным гашением недовольства и компенсациями обиженным. Первый путь влечет за собой гражданскую войну с морем крови, потом кровавые разборки в лагере победителей, а далее период диктатуры на время порядка жизни одного поколения, для всеобщего привыкания к новым условиям. Путь эволюции для всех психически нормальных людей предпочтительнее, но надо понять хотя бы простейшие общие принципы проведения реформ, чтобы не наломать дров.

При ремонте любого сложного агрегата прежде проводят диагностику, чтобы точно понять, что неисправно, затем, переходя непосредственно к ремонту, заботятся, чтобы он случайно не заработал или не покатился в процессе ремонта, т. е. его надо выключить и получше закрепить. Очень полезно бывает, снимая, разбирая или заменяя какой-то узел, четко представлять, как все хотя бы вернуть в исходное состояние. Ремонт желательно делать постепенно, один узел за другим, а не все сразу, и после ремонта очередного узла проверять, что получилось. Задача сразу значительно усложняется, если ремонт надо проводить на работающем агрегате, и ремонтируемая часть тоже находится в движении. Во-первых, в этом случае необходимо принять особые меры по технике безопасности, во-вторых, необходим очень четкий расчет, каких узлов и деталей, особенно движущихся, коснется разборка или переделка ремонтируемого, в-третьих, продумать систему поддержки и страховки, может быть принудительной фиксации этих узлов, особенно в случае возникновения аварийной ситуации. Эти простейшие принципы очевидны любому мало-мальски технически грамотному человеку. А теперь, понимая, что общество представляет из себя устройство неизмеримо более сложное, чем любой технический агрегат, и совсем остановить его функционирование невозможно даже в случае надвигающейся катастрофы, взглянем на действия реформатора М. С. Горбачева.

Что он хотел изменить, сам не знал. Что хотел получить в результате, тоже не знал. Какой рубеж и в каких вопросах нельзя было переходить ни в коем случае, не наметил. Сделал несколько сумбурных и бессмысленных с точки зрения дальнейшего пробных шагов, организовал «пьянству бой» и позволил пенсионерам дополнительно зарабатывать. Не получив положительного результата, но и ничего сильно не поломав на этих пробных шагах, ввел свободу слова, создал представительную власть, а также хоть и в усеченном виде разрешил частную собственность. Одновременно с этим безответственно отнесся к начинающимся националистическим выступлениям, чем фактически запустил четвертый существенный общественный процесс. Каждый из этих четырех шагов достаточно серьезен, чтобы их все вводить одновременно, а если добавить к этому, что работоспособной модели общества у него не было, и он даже отдаленно не мог просчитать результаты по каждому из них, то по всем одновременно, тем более. Смоделируем то, что не смог или не захотел бывший руководитель государства. Внимание, естественно, в первую очередь, будем обращать на негативные следствия.

Начнем с частной собственности. Этим шагом были выбиты подпорки, поддерживающие нерыночную экономику. Негосударственное предприятие само решает какую часть своих доходов перекачивать из безналичных расчетов в наличные деньги. Заказчиками в большинстве случаев выступали государственные предприятия с ограниченным фондом зарплаты и сильно раздутым оборотом безналичных денег, которые часто не знали куда девать. Так возник канал перекачки безналичных денег в наличные. Итог – инфляция, первоначально скрытая, но выражающаяся в том, что в дефицит попало абсолютно все, что представляло ценность и можно было надолго складировать. По продуктам питания это сахар. Естественно, что проделывать это в объемах, существенных для всей страны, могли только чиновники, в распоряжении которых были огромные безналичные суммы. Вторым механизмом обогащения избранных за счет всей страны было получение возможности выхода на внешний рынок. Возник канал связывающий наш внутренний рынок с ценами, установленными на нем чиновниками, и внешним с рыночными ценами. К нам хлынул поток ширпотреба и оргтехники, а от нас цветные металлы, продукция химкомбинатов, вооружение и т. д. За один оборот прибыль превышала многие сотни и даже тысячи процентов. Кто-то (как правило, дети крупных чиновников) получал сверхприбыль, которой могли бы позавидовать торговцы наркотиками, а возникала она за счет обескровливания тяжелой промышленности, и потери обороноспособности страны. Список можно бы продолжить, но и названного достаточно, чтобы понять как потрудился на свой класс Горбачев, позволив использовать чиновничье право «распоряжения» для «законного» перекачивания того, что официально числилось общенародным, в личные карманы.

«Национализм» считался негативным явлением в соответствии со штампами, перешедшими к нам из коммунистической идеологии, официально провозглашавшей своей позицией по национальному вопросу интернационализм. И чтобы безусловно придать национализму отрицательный оттенок, коммунистическая идеология, как обязательный атрибут, присоединяла к нему агрессивность к другим нациям и народам. Далее я буду использовать понятие национализма исключительно, как элемент общественного или личного сознания, в котором национальные особенности, интересы, культура, традиции и т. д. занимают важное место в шкале ценностей, без приписывания ему обязательной агрессивности по отношению к другим. Исходя из этого, никакого негативного смысла я в это понятие вкладывать не буду, считая национализм одним из достаточно широко распространенных сегодня принципов этнического деления на свой и чужой, наряду с прочими, как к примеру религия, государство, язык и т. д. Однако, с точки зрения рассматриваемых событий, нас скорее будут интересовать негативные проявления этого явления, сопутствующие ему.

Честно говоря, мне приходилось встречать людей, которые хаяли все свое национальное, но как правило, они были либо не совсем здоровыми психически, либо на поверку оказывались все же представителями другой национальности. Т. е. любовь к своей национальной культуре, истории, традициям, образу жизни, характерным национальным привычкам в большей или меньшей степени присуща всем людям. Даже если человеку не все национальное нравится, но он осознанно причисляет себя к своей нации, внутренне ощущая при этом некое единство с другими людьми своей нации, то может считаться националистом. Поскольку многие национальные особенности и привычки входят в сознание людей с раннего детства и закрепляются многолетним общественным гипнозом и самогипнозом, то отклонение от них у других народов может вызывать негативное восприятие, в том числе и подсознательное, неосознанное. Но в подавляющем большинстве случаев для зрелых людей это негативное отношение, если и есть, носит исключительно несущественный характер, и может быть поводом, максимум, для безобидных насмешек в отношении хороших знакомых, о которых известно, что они относятся к этому вопросу так же, но не более того. Сильное раздражение может вызывать любое негативное выступление, например грубая ругань, в адрес целой нации или исторические воспоминания о национальных конфликтах и победах одной из сторон, актах национального геноцида и т. д., но опять же, зрелые люди, особенно контачащие с людьми других национальностей, это хорошо понимают и не позволяют себе, за исключением случаев эмоционального срыва, либо запланированной провокации.

И тем не менее конфликты на национальной почве являются исключительно распространенными. Причина в том, что национальные конфликты никогда не возникают стихийно, самопроизвольно, как чисто национальные. В основе их всегда лежат какие-то иные интересы, и стороны создающие конфликт, специально провоцируют и раздувают в нем национальный характер, чтобы либо привлечь таким образом больше конкретных союзников, либо сделать пламя конфликта незатухающим. Таким образом, если мы говорим о многонациональном государстве, каким был СССР, а сегодня Россия, то национальные конфликты являются симптомом того, что в обществе обострились какие-то иные противоречия, поляризовались какие-то интересы, и люди решают свои задачи на националистической волне. Набор возможных причин очевиден, и он практически полностью задействован в рассматриваемых событиях: во-первых, это интерес местных властей получить большую долю в местных собственности и доходах, за счет уменьшения доли или полного исключения центра. Во-вторых, для чиновника в нормальной, стандартной ситуации его действия, доля в доходах, собственности и т. д. регламентированы вышестоящими. Нештатная ситуация, напротив, открывает широкие возможности для использования в своих интересах имеющихся в его распоряжении административных и силовых, начальнических возможностей, и ограничиваются возможности вышестоящих по контролю.

В-третьих, в конфликтах заинтересованы любые преступные элементы, поскольку в это время становится не до них, и возможности для своих преступных деяний у них резко возрастают. Наконец, в-четвертых, в конфликтах могут быть заинтересованы третьи лица, либо желающие ослабить противоборствующие стороны, создать между ними экономические барьеры, либо поставщики вооружения и т. п.

В силу изложенного реально существует единственный способ погасить межнациональный конфликт – это сила. Конфликт силой должен быть приостановлен, а затем уже в зависимости от множества факторов следует стабилизация ситуации тем или иным методом. Наиболее гуманный и в интересах всех сторон – равноправный диалог, это оставляет большие шансы для сохранения мира в дальнейшем. Договориться можно всегда, потому, что природа конфликта всегда кроется в каких-то иных интересах, лежащих за пределами национального вопроса. Именно по этой причине стабилизация практически никогда не может наступить, если конфликт силой не погашен, а стороны сели за стол переговоров. Договаривающиеся стороны будут спекулировать национальными вопросами, преследуя совершенно иные цели, которые зачастую невозможно честно высказать, чтобы не лишиться поддержки своей национальной команды, участвующей в военном конфликте. Первый межнациональный конфликт в СССР этого периода – Нагорный Карабах. Горбачев обязан был его потушить самым решительным образом, тем более, что правовая база для этого была, силы были. Сохраняя свой имидж гуманиста и поборника прав человека, он пустил все это на самотек, в результате продемонстрировал слабость власти и спровоцировал следующие националистические выступления. Основное назначение власти защищать, границы, завоевания, политическое и экономическое влияние, образ жизни, людей и т. д., т. е. все, что представляет ценность и принадлежит стране или ее гражданам. Поэтому власть может иметь многие другие недостатки, но в принципе не имеет право быть слабой и безвольной, это самое большое государственное преступление. В нескольких следующих конфликтах была применена сила. Горбачев открестился от этого, свалив всю вину на исполнителей, таким образом продемонстрировал свою позицию невмешательства, ослабил силовые ведомства и лишился в будущем их поддержки. Власть в СССР действительно стала слабой.

Наверно, свобода слова сама по себе, это здорово. В СССР любой, самый дряной копировально-множительный аппарат был под пристальным наблюдением чекистов, в то время, как за границей такие автоматы могли стоять в залах ожидания на вокзалах. Копируй что хочешь, только деньги плати. Один уже этот симптом показывал, насколько неблагополучно обстояли у нас дела. Свобода слова – это признак силы, уверенности, благополучия, и наоборот. Одно дело, было ввести ее в СССР, когда была сильная власть, сильный строй, отсутствовали реальные механизмы по внесению смуты, для того, чтобы иметь возможность в результате нормальной дискуссии выработать программу, и другое дело, когда в стране фактически с подачи руководителя государства начало складываться безвластие, одновременно возникли и не встретили отпора достаточно мощные силы: мафиозные, экономические (вместе с частной собственностью возникли и соответствующие интересы), националистические-сепаратистские и т. д. «Свобода слова» это кроме всего прочего еще и мощное оружие, и важно в чьих оно руках. Когда это свобода только для тех, кто взялся раскачивать наш общий корабль, в надежде заняться мародерством на тонущем корабле в момент крушения без капитана, уклоняющегося от своих обязанностей, то лучше, чтоб ее не было. Хотя, объективно, это то немногое полезное, что сделал Горбачев.

Организация в СССР относительно реальной, а не фиктивной, как прежде, представительной власти, в которой Горбачев позаботился о гарантированном большинстве, это больше отрицательный шаг, чем положительный. Собери он, действительно демократический орган, способный что-то решать, многое могло быть по-другому. А в результате получили неприятие его всем населением страны, тиражирование представительной власти по республикам в надежде что-то решить на республиканском уровне, т. е. усилил центробежные тенденции в обществе, и мощную трибуну для тех, кто жаждал развала СССР, что быстро стало превращаться в реальность.

Михаил Сергеевич Горбачев лично мне по человечески симпатичен. Он не очень корыстен, по крайней мере для коммунистического чиновника, и практически не агрессивен (смотри мою шкалу в первой части). Но как бы любой из нас оценил хирурга, который во-первых, абсолютно не подготовлен профессионально, во-вторых, падает в обморок при виде крови, и не смотря на это, берется оперировать больного? Это профессиональная непригодность, более того преступная безответственность, влекущая неизмеримо тяжкие последствия. Насколько же прогнила советская чиновничья машина, если дала такой сбой, выпустила наверх относительно приличного человека, но не обладающего ни волей, ни смелостью. О безответственности и безграмотности я не говорю, это как раз естественно для всей выродившейся Советской чиновничьей среды. При этом его воли и решительности хватило на то, чтобы добраться до верха, запустить процессы перестройки, суметь добиться согласия на это от чиновничьей верхушки и из-за мягкотелости и нерешительности выпасть из государственной машины, когда стало понятно, что начались разрушительные процессы и надо срочно принимать решительные меры.

Я позволю себе одно, вроде бы и постороннее, предположение о механизме происшедшего, однако достаточно емко иллюстрирующее степень деградации коммунистической чиновничьей машины в случае его соответствия действительности. Полагаю, что всем происшедшим мы на девяносто девять процентов обязаны мадам Горбачевой. Мягкотелый, нерешительный муж, обладающий единственным достоинством как политик, умением говорить долго ни о чем и обо всем сразу, и в результате никогда не сказать внятно ни «да», ни «нет», толкаемый волей исключительно честолюбивой жены, оказывается на вершине чиновничьей пирамиды и в угоду ее честолюбию затевает эпохальные преобразования. Когда ситуация заходит в фазу, что женских мозгов и решительности уже явно не достаточно, они сообща выходят из игры, бросив страну в агонии, но сохранив лицо приличных людей. Вот Ельцин – закономерная пятая, считая от Ленина, фигура в ряду руководителей государства, на правление которых приходятся характерные эпохи. Здесь чиновничья машина отработала четко, без сбоя, в соответствии со своим уровнем развития и потребностями. После Брежнева, с Андроповым система чуть качнулась к сталинизму, затем с Черненко опять вернулась к брежневскому состоянию, с Горбачевым качнулась к либерализму, но затем отыграла назад к состоянию, которое требовало время. Переходный процесс в системе управления сопровождался небольшими колебаниями пока не вышел на оптимум, соответствующий ее истинному уровню.

 

Итоги перестройки

Решающий перелом, полный выход ситуации из под контроля Горбачева произошел на съезде депутатов РСФСР, когда председателем был избран Ельцин. Глубочайшим заблуждением было бы думать, что там был спор между коммунистами и демократами. Подавляющее большинство депутатов были членами КПСС, а демократов, которые понимали, что такое демократия хотя бы на уровне моего ликбеза, там вероятно не было вовсе. Шел принципиальный спор между старой партийной, чиновничьей номенклатурой, секретарями обкомов с их сторонниками с одной стороны, которых устраивало существующее положение вещей, и номенклатурой, стоящей на одну-две ступени ниже в чиновничьей иерархии, которые жаждали более теплого места под солнцем не завтра, когда освободятся вакансии, а сегодня за счет нового тура дележа богатств страны. Победу с незначительным преимуществом одержали последние. Почему? Да потому, что сторонники старой номенклатуры не очень решительно были настроены. После длительного ничейного результата, который не устраивал никого из депутатов, поскольку реально лишал власти весь представительный орган, часть из них пошла на компромисс и проголосовала за Ельцина, понимая, что в предстоящем дележе они тоже будут одними из первых. Фигура опального экс-секретаря обкома КПСС их вполне устраивала, во-первых, в силу классового подхода, от своего ждать больших неожиданностей, т. е. классового социального переворота, не приходилось, во-вторых, он своими предыдущими шагами (сначала просил прощения в КПСС, чтобы реабилитировали, потом демонстративно, когда это стало выгодно, выходил из нее) ясно дал понять, что очень хочет власти и отработает на тех, кто ему эту власть даст, не считаясь с издержками.

После избрания Ельцина на съезде депутатов и позже, после всенародного избрания его президентом, в РСФСР сложилось двоевластие. Всесоюзная чиновничья машина продолжала действовать, она была сформирована и отлажена, более того, все реальные рычаги власти и финансовые потоки контролировались и управлялись этой машиной. Аналогичную Российскую машину еще предстояло создать при определенной нехватке на это средств, а затем оттеснить от кормушки Союзную. Намечалась долгая и упорная борьба. При мягкотелости и нерешительности Горбачева, не смотря на огромную фору, победа в ней вероятнее всего осталась бы за Ельциным, но процесс затянулся бы на годы. Ельцин активно включился в борьбу, разъезжая по России и ведя торг с местными властями. Известная его формула: «берите самостоятельности, сколько сможете», означала: переходите под мою юрисдикцию, я за ценой не постою. В борьбе за власть издержки его действительно не интересовали. Но любой местной власти, во-первых, рискованно было проявлять определенность, события могли повернуться по разному, во-вторых, в личном плане самое выгодное было иметь над собой двоевластие, и каждую из властей мягко шантажировать переходом на сторону другой. Поэтому, думаю, что везде он получал уклончивые ответы типа: «Да конечно, я полностью за тебя, всей душой, полностью поддерживаю, но…», и это «но…» все реально оставляло по-старому. Поэтому насущнейшей задачей для Ельцина стало обрушить Союзную вертикаль власти, т. е. развалить СССР.

Союзниками в этом вопросе оказались Прибалтийские республики. Меня поразило с какой легкостью Ельцин сдал русских, живущих в Прибалтике, подписав соответствующие договора. Издержки его действительно не интересовали. Если до этого он в значительной степени ассоциировался у меня с Брежневым, в общем то невредным для страны человеком, разве, что семья – преступники, так это вполне естественно для всей выродившейся высшей Советской чиновничьей среды. То этот факт показал, что речь идет уже о другом качественном уровне, здесь можно было ожидать любого преступления против страны и ее народа ради личной выгоды, и дальнейшие события не заставили себя долго ждать. И это в общем то естественно. Расстояние между Ельциным и Брежневым как раз около двадцати пяти лет, т. е. Ельцин по возрасту принадлежит к следующему поколению, стало быть соответствует уже следующему этапу нравственного и интеллектуального вырождения чиновничьей элиты СССР.

Горбачев же в это время сделал важный для судьбы страны ход. Референдум о сохранении СССР. Его последующие шаги показали, что он абсолютно не понимал, что делал. Это был предварительный ход, который в зависимости от продолжения мог быть очень полезным, бессмысленным или, как оказалось в результате, вредной провокацией. Формальная бессмысленность этого шага очевидна. К примеру, какое собственно имело бы значение, что даже весь СССР высказался за сохранение целостности государства, если бы основная часть населения маленькой республики проголосовала бы за отделение, при наличии в Союзном законодательстве у республики такого права. Поэтому политическое значение этого шага могло быть только одно. Совершить логическое передергивание, опираясь на результаты референдума ввести в стране режим, который подавил бы нарастающие разрушительные процессы. В этом смысле ГКЧП был абсолютно закономерным продолжением общесоюзного референдума.

Но как показали дальнейшие действия, Горбачев совершенно не планировал решительных шагов, хотя это можно было спрогнозировать и так, просто исходя из его неспособности на это. Итак, не планируя решительных шагов, а рассчитывая только на уговоры, но проводя референдум, Горбачев фактически делал бессмысленны сумбурные шаги в своем стиле, хотя в общем-то пока безобидные. Явной ошибки он не совершал, и противостояние с Ельциным обещало затянуться. Исход его неожиданно решила прогнившая Союзная чиновничья машина, ее руководящий контингент, неспособный просчитать даже элементарную тактику, не говоря о более сложных вещах. Поддавшись на провокационный результат Горбачевского референдума (зачем спрашивается Горбачев проводил его, если не собирался опираться на его результаты), она напряглась, пытаясь жестко взять под контроль ситуацию и сама рухнула от перенапряжения. Естественно, Ельцин сразу подобрал упавшую без борьбы к нему в руки власть.

Побочным эффектом этих событий явился развал СССР. Именно в результате его мы имели и имеем сегодня множество дополнительных проблем: войны в Средней Азии и Закавказье, Приднестровье, развал армии, вынужденной уходить с прежних мест дислокации, раздел армии и Черноморского флота, Чечня, сепаратизм в других бывших автономных республиках, терроризм, исламский фундаментализм, реально проникающий сегодня в Россию, НАТО, подступающее к границам, отсутствие собственного космодрома и т. д. Даже ситуация в Югославии вероятнее всего развивалась бы по другому сценарию, если бы сохранился, пусть в усеченном виде, СССР (СНГ). Я не говорю о том, какой вред нанесен этим развалом другим республикам бывшего СССР. Если у Прибалтийских республик определенный экономический резон в отделении был, поскольку уменьшение размеров и исключение над собой огромной чиновничьей Союзной машины позволяло гораздо быстрее и эффективнее проводить рыночные реформы, то раздел России, Украины, Белоруссии и Казахстана это противоестественный шаг во всех отношениях: экономическом, военно-политическом, историческом, культурном, демографическом и т. д.

Чтобы понять механизм происшедшего придется вернуться к вопросу о национализме. Сам национализм не требовал безусловного раздела СССР, потому, что большинству республик это было экономически невыгодно, и национального угнетения со стороны русских в СССР не было, но он всегда был существенным компонентом в местном раскладе политических сил. Разыгрывая националистическую карту, оппозиция могла, получив значительную поддержку населения, успешно бороться за власть, а спровоцировать националистическое выступление всегда не сложно, чуть-чуть лжи, тенденциозно подобранных фактов и т. д. Такую возможность, естественно, постоянно приходится учитывать действующей местной власти, и в условиях слабого центра начинать маневрировать, и столбить за собой право на националистические выступления, чтобы выбить возможный козырь из рук оппозиции. Такие процессы шли везде, но только в Прибалтике национализм разыгрывался всерьез для отделения. Но одно дело оставаться в составе СССР, эта позиция позволяет оставлять за собой право на умеренно националистические выступления, и другое дело подписывать новый договор. Здесь все козыри по использованию национализма автоматически переходят к оппозиции. Поэтому в Беловежскую пущу смогли явиться только представители республик, где национализм по отношению к русским не имел заметного значения в борьбе за власть. Даже Назарбаев, практически безальтернативная политическая фигура в местном раскладе сил, не мог себе этого позволить.

Итак, после предварительного анализа можно подвести итоги: подготовительную работу по развалу СССР провел в основном Горбачев, роль Ельцина здесь гораздо меньше, но завершающую точку, которая не диктовалась никакими иными условиями, поставил Ельцин после неудачного августовского путча 1991 года. Решающим шагом стала полная ликвидация Союзной вертикали власти, устранение с политической сцены президента СССР, и самое главное – запрет КПСС, последнего элемента цементирующего эту империю, связывающую воедино центр с местными национальными элитами и оппозициями. Выполняя социальный заказ сил, приведших его к власти, Ельцин убрал подальше от кормушки конкурентов, союзную номенклатуру. Запрещать КПСС в тот момент было величайшим преступлением против России. Необходимо было сохранить и КПСС, и Союзные органы власти, и президента М. С. Горбачева, как достаточно влиятельную политическую фигуру. Все реальные рычаги власти они потеряли после путча де-факто, этот процесс необходимо было только оформить де-юре. Конечно это потребовало бы определенной работы, но борьбы уже не было бы. При этом даже не обязательно было просчитывать последствия, а просто исходить из общего принципа, что всегда выгоднее из противника получить контролируемого зависимого союзника, чем добивать его.

Следующим преступным деянием вновь испеченной власти стала чиновничья приватизация. Пресловутый чубайсовский ваучер это только вершина айсберга. Он никогда не играл и не мог сыграть ощутимой роли в приватизации, которая реально шла по совершенно иным механизмам. Простейшим доказательством этого будет та реальная рыночная цена ваучера, по которой его можно было сдать перекупщикам. Она составляла пятнадцать-двадцать килограммов сливочного масла, т. е. была много меньше средней месячной зарплаты одного человека до перестройки. Рынок не делает праздных заявлений, а отражает истинное положение вещей. Верхушка чиновничьей машины присвоила себе то, что ранее номинально числилось общенародным, т. е. ограбила окончательно весь народ.

В процессе приватизации в чиновничьей среде произошло значительное расслоение по уровню приобретенного и обострение противоречий в ходе дележа. Одно из таких серьезных противоречий возникло между исполнительной властью, обладающей неизмеримо большими возможностями по части приватизации и законодательной, которая привела Ельцина к власти, обеспечила начало процесса дележа, но получила в итоге гораздо меньше. Противостояние двух одинаково легитимных ветвей власти закончилось новым преступлением Ельцина – нарушением действовавшей конституции, нарушением клятвы президента действовать в ее рамках, вооруженным разгоном парламента с человеческими жертвами. Этот факт ознаменовал собой изменение позиции российского «гаранта законности», от общего выражения интересов класса чиновников он перешел к явному представлению интересов узкой его группы, более других наворовавших в ходе приватизации, кого сегодня средства массовой информации называют олигархами. Я, исходя из аналогии с реконструированной в первой части этой публикации историей Римской (Византийской) империи, предпочел бы называть их жидами. В очередной раз повторюсь, что никакого национального оттенка в этот термин я не вкладываю, а то, что среди жидов оказывается много евреев предлагаю считать «случайностью», подробно разобранной в первой части.

Причина такого поворота Ельцина в том, что в условиях обострившихся противоречий среди чиновников всем не угодишь, а в глазах простого народа он давно превратился в символ разворовывания страны. Поэтому его дальнейшее пребывание у власти начинает требовать очень больших денег и полного контроля над средствами массовой информации, и результатом этого стала его дружба с жидами. Он, используя свои властные возможности, обеспечивает им доходы, они поддерживают его во власти. То, что сегодня очень значительный контингент избирателей на выборах поддерживает партию власти, хотя жизнь все ухудшается, заслуга именно средств массовой информации, монополизированных жидами.

Одним из результатов такой дружбы и его предыдущими политическими шагами стала война в Чечне, позже распространившаяся и на другие регионы России. Во-первых, как было сказано выше, сама ситуация в Чечне могла возникнуть только после развала СССР, когда из глубинной территории она превратилась в пограничную. Из средств массовой информации сегодня становится известно, что многих главных чеченских террористов готовили наши спецслужбы, в частности для войны в Абхазии. Во-вторых, призывы Ельцина брать самостоятельности, как можно больше, вывод оттуда войск и фактическое вооружение чеченских формирований. В-третьих, попустительство чеченской преступности и геноцида против русских на чеченской территории, торговля чеченской нефтью, накопление ими огромных средств, достаточных для вооружения. В этих операциях некоторые жиды тоже получили свою долю от торговли чеченской нефтью и оружием, а также от финансовых чеченских преступных махинаций.

В-четвертых, последняя возможность прихлопнуть это преступно-террористическое гнездо законно и не противопоставляя Чечню и остальную Россию, была после разгона президентом Чечни Дудаевым в начале 1993 года чеченского парламента. Для этого достаточно было поддержать чеченский парламент и наказать нарушителя закона, опираясь на чеченцев, сторонников парламента. Но поскольку российский гарант законности сам готовился к аналогичному преступному шагу, то этот момент, чтобы не создавать прецедентов, был упущен. Планируемое Ельциным преступление, разгон российского Парламента, породило неизмеримо более страшное преступление против России и ее народа, гражданскую войну на ее территории. Дудаеву при преступном попустительстве Ельцина удалось уничтожить оппозицию и объединить Чечню против России, т. е. привело к тяжким последствиям, унесшим жизни огромного числа россиян и повлекшего дополнительные неисчислимые материальные потери и в без того разоренной и ограбленной стране.

Все оценки преступлений Ельцинского режима, изложенные выше неоднократно обсуждались в средствах массовой информации (Исключение быть может только составляет взаимосвязь двух преступлений, разгона Российского Парламента с Чеченской войной). Сегодня это фактически мнение всего народа. Однако рассмотрение вопроса в Российском Парламенте оправдало Ельцина, в очередной раз показав преступный по отношению к государству и его людям, характер всей Российской чиновничьей машины.

 

Коммунистический этнос

Этническим толчком, давшим начало возникновению коммунистического этноса в России, можно, вероятно, считать перевод коммунистического манифеста группой Плеханова. В течение нескольких десятилетий теория марксизма принимается частью революционеров, идет скрытый период формирования этноса, который переходит в явный после захвата власти большевиками. Окончательная победа в Гражданской войне с последующей зачисткой территории от остатков иных этносов завершает его. В принципе весь период формирования этноса связан с деятельностью Ленина. После окончания Гражданской войны в руководстве начинается борьба за власть. Это соответствует перестройке этноса при переходе в следующую фазу этногенеза. Из власти устраняются теоретики, творцы идей и лозунгов, и приходят более прагматичные, приземленные управленцы, технологи.

Окончание структурной перестройки во властных структурах общества, в результате которого устранена вся оппозиция, и достигнуто необходимое единство нравственного этноса для экспансии на остальной мир, это начало фазы роста. Поскольку военно-политическая ситуация в мире не позволяет просто так начать экспансию, для этого требуется военно-техническая подготовка и созревание политической ситуации, то этническая фаза роста начального периода носит скрытый, подготовительный характер. Идет накопление вооружения, подготовка и обкатка армии в локальных конфликтах, активное создание пятых колонн. Для большей законности последующего завоевания оказывается активная скрытая помощь национал социалистическому этносу Германии, чтобы позже освободить от него все захваченные им территории и остаться на них не в виде врага-захватчика, а благодетеля-освободителя (я полностью согласен с версией книги «Ледокол»). С момента заключения договора с нацистской Германией фаза роста переходит в открытую форму. Этнос очень быстро распространяет свое влияние на окружающие государства. Размеры оккупированных и подконтрольных территорий оказываются ограничены зоной возможного законного вторжения, чтобы не выглядеть в глазах всего мира захватчиком и не получить против себя объединенную мировую оппозицию. Фаза роста совпадает с временем правления Сталина.

Смерть лидера государства порождает смуту в правящем слое. Начавшаяся борьба за власть длится несколько лет и приводит к структурной перестройке всего общества, которое официально осуждает и отрекается от части общественных установок, необходимых для фазы роста. Этнос частично перестает быть агрессивным, нацеленным на экспансию. Структурная перестройка завершается с отстранением Хрущева. Государственный лидер, начавший процесс перестройки этноса, выполнил свою задачу и перестал быть нужным. Это означает переход в инерционную фазу. Еще остаются соответствующие военные доктрины, мощные вооруженные силы, военное присутствие на подконтрольных территориях, но этнос уже практически перестает быть опасен окружающим развитым странам. Его руководство уже и не помышляет о мировом господстве. Этнос попадает в зависимость от экономических этносов, проиграв им экономическое соревнование, приближается время нравственного и идеологического поражения.

Инерционная фаза приходится на время правления Брежнева. Общество продолжает пользоваться коммунистическими идеологическими штампами. Все средства массовой информации, система образования, элементы наглядной агитации создают идеологическое пространство, проникнутое идеями марксизма-ленинизма. Эти идеи и штампы вдалбливаются в головы людей с пеленок, человек помимо воли противопоставляет коммунистический мир всему остальному, т. е. коммунистическая идеология действительно является принципом этнического деления на «свой-чужой». Однако в обществе усиленно развиваются два процесса. Правящее сословие полностью отходит от коммунистических идей, нравственно вырождается, идеологическими штампами пользуется только как элементом демонстрации патриотичности по отношению к системе, чтобы не отодвинули от кормушки. Трудящаяся масса, которая допущена к материальным благам только лишь в пределах норм чуть превышающих физиологический минимум, естественно, видит это нравственное разложение руководства, лживость системы, но за минимальные подачки и из опасения репрессивных структур, сохранившихся, пусть и в измененной форме, с прежних времен, подыгрывает в этой идеологической общегосударственной лжи. Нравственный этнос полностью теряет нравственность, один из цементирующих его элементов.

Попытки Ю. В. Андропова после смерти Брежнева восстановить ситуацию безнадежны. Силовыми методами можно чуть осадить слишком проворовавшихся представителей руководства, усилить палочную систему руководства обществом, но все это временные меры. Отменить этнические законы невозможно. Этнос пребывает вблизи окончания инерционной фазы. У Андропова было только одно решение, создать новый этнос, т. е. дать обществу новую систему идей и ориентиров, идеологических, нравственных, экономических, привести в руководство страны новый клан патриотов этих новых идей, поставить их на ключевые посты в государстве, чтобы они уже начали перестраивать общественные отношения и экономику в соответствии с новыми идеями. Для этого у него, естественно, не было ни сил, ни здоровья, ни понимания идущих общественных процессов, ни новых идей, ни союзников, поддерживающих эти отсутствующие новые идеи.

М. С. Горбачев затевает преобразования. На фоне остальных представителей государственной элиты он выглядит более грамотным, более толковым, по-человечески более приличным. Но все это только относительно своего выродившегося окружения. Реальный его уровень невысок. У него, естественно, нет ни понимания общественных процессов, ни приличной социальной модели общества, ни четко намеченной цели куда идти и каким путем. Выбив из под антирыночного общества удерживающие его подпорки, он запустил механизм преобразований. Но понимания работы этого механизма не было. Заработавший механизм начал перестройку общества от инерционной фазы к фазе распада и перестроил систему в соответствии с требованиями очередной фазы этногенеза, развалил государство на осколки, отстранил Горбачева от управления, подобрал из нравственно и интеллектуально выродившегося правящего класса соответствующее этнической фазе руководство для страны. С точки зрения этнической теории никакой вины Ельцина и его окружения в том состоянии, до которого они довели страну нет. Это наоборот этническая система, брошенная в свободное, нерегулируемое плавание, подобрала столь сильно разложившееся руководство, которое и поставило страну на грань катастрофы.

Этническая фаза распада пришлась на правление Ельцина. Возможно она еще продлится при следующем руководителе государства. Фаза распада характеризуется тем, что этнос уже отказывается от своих этнических установок, идеологии марксизма, запрета частной собственности, фиксированных цен, запрета на спекуляцию и т. д. Вводится частная собственность, разрешается критика марксистской идеологии, вскрываются ужасы прежних коммунистических времен, запускается механизм официального узаконенного растаскивания государственной собственности. Идущие процессы настолько выгодны правящему сословию, что несмотря на то, что вроде бы этнос уже на грани полного распада, тем не менее социальная система оказывается очень крепкой в плане препятствия возникновению нового этноса. И даже после того, как будет полностью завершен тур дележа государственной собственности, социальная система будет сохранять определенную устойчивость, связанную с исключительным богатством России природными ресурсами и дальнейшей возможностью правящей элите получать огромные доходы даже в полностью обнищавшей, разрушающейся стране.

Я пока почти ничего плохого не могу сказать про В. В. Путина, кроме того, что его сделал преемником Ельцин, а сам Путин подписался заранее амнистировать Ельцина его семью и соответственно, окружение (пишу это в феврале 2000 г.). В принципе есть еще одно соображение. Ельцин из своих корыстных интересов совершил очередную подлость по отношению к народу России, тем, что, используя нюансы текущей политической ситуации и состряпанной им же конституции, ушел в отставку так, чтобы максимально лишить народ страны политического выбора на предстоящие годы. Путин согласился играть в эту игру. Можно конечно говорить, что он член единой команды, и выполняет свои обязательства по отношению к команде. Но стране от этого не легче, ей особенно сегодня нужен президент, который превыше всего ставит интересы страны, а не какой-то ее части, тем более части преступной. Хотелось бы иметь для страны хоть малейший шанс, что в руководство придет личность, способная что-то изменить в стране в лучшую сторону. Что необходимо, чтобы была возможность для позитивных перемен? Во-первых, теоретически грамотный руководитель, знающий что делать, и желательно на уровне чуть большем того ликбеза, который я даю здесь. Хотя из действующих политиков не видно ни одного, даже из числа претендующих на роль грамотных. Во-вторых, новый набор идей, которые будут поддержаны значительной частью общества, не обязательно большей. В-третьих, новый правящий слой, для России минимум в тысячу человек, который начал бы на местах проводить эти идеи в жизнь, опираясь на поддерживающую их часть общества, заставляя всю систему управления подстраиваться под них. Если по первому и второму пункту ясности пока нет, хотя, вероятнее всего, и не будет, поскольку невозможно знания скрывать, при их наличии и острейшей в них потребности, то по третьему пункту ее не может быть в принципе в силу преемственности руководства. Путину все равно негде взять идейную команду, а потому придется работать с тем же нравственно выродившимся чиновничьим слоем, продуктом эволюции коммунистического этноса, достигшего фазы распада.

Почти тоже самое можно сказать и о других претендентах на президентское кресло. Команды, вооруженной новыми идеями, способными дать начало нового этноса, нет ни у кого, любому из них придется опираться на правящий слой, оставшийся от предшественника, а следовательно, для государства это будут только отличающиеся варианты продления агонии коммунистического этноса на больший или меньший срок. Поэтому весь реальный товар сегодняшнего политического российского рынка лежит в диапазоне от предложений демагогов, разного уровня продажности, до явных или скрытых приказчиков жидов, обокравших в пользу своих хозяев сегодняшних россиян и думающих как бы по основательнее залезть в карман к следующим поколениям.

В заключение этнического подхода хотелось бы понять причину особой тяжелой судьбы России с этой точки зрения. Смуты бывали в разных странах. Национал-социализм в Германии, Великая буржуазная революция и Парижская коммуна во Франции, фашизм в Италии и т. д. Каждая из этих стран после окончания смуты преодолевала ее последствия и выходила на нормальный уровень за времена менее десяти лет, а подъем начинался и того раньше, через три-пять лет. Все российские смуты длятся десятилетиями, регулярно ставя под вопрос само существование России. Смута, начавшаяся в правление Горбачева длится уже более десяти лет и пока в перспективе видно только ухудшение положения. Колоссальный размер России, ее огромные природные богатства и умение народа побеждать в глобальных войнах на уничтожение, позволяют пребывать в смутном времени гораздо больше, чем любому другому народу. В результате процессы культурного разрушения заходят в фазы, когда предыдущий, относительно нормальный этнос не в состоянии восстановиться, он успевает полностью рассеяться за время смуты.

В Германии национал-социализм был у власти чуть более десяти лет. После устранения его последствий народ с его навыками, культурой, как только ему дали возможность, сам все восстановил, и страна быстро ожила, восстановив нормальный экономический этнос. В России похожая вещь произошла в двадцатые годы в период НЭПа, население имело в культуре рыночные традиции, умение и желание работать. В результате подъем за несколько лет. А вот коммунистическая смута по уничтожению рынка и связанной с ним культуры населения тянулась в России более шестидесяти лет, больше времени активной жизни человека, поэтому традиции и культура оказались полностью утраченными, нам приходится их сегодня создавать с нуля, это опять же при том, что правящая верхушка делает все, чтобы продлить смутное время как можно дольше. Результат: при удачном раскладе мы будем выползать из кризиса более сорока лет (смена двух поколений), приблизительно с такой скоростью Россия входила в нормальную ситуацию после отмены крепостного права, одного из последствий Романовской смуты. Бывшие страны народной демократии, испытавшие на себе коммунистическую (антирыночную) смуту менее сорока лет имеют шанс восстановиться относительно быстро, а бывшие Прибалтийские республики СССР, пробыли в смутном состоянии более пятидесяти, что является критическим рубежом, связанным с продолжительностью жизни человека. Им уже придется восстанавливаться существенно дольше.

 

Коммунистическая общественно-экономическая формация

Период НЭПа в СССР завершился официальной национализацией практически всех средств производства в стране. Эта собственность стала государственной, иногда декларировалась в качестве общенародной. Однако у отдельного, произвольно выбранного представителя народа не было ни одного элемента из прав собственности по отношению к государственной собственности в юридическом смысле. Все три компонента права собственности: владения, пользования, распоряжения, осуществляли только назначаемые государственные служащие, чиновники. Т. е. собственником всего было только государство. При этом государственное право собственности реально распространялось и на средства производства, которые официально не были национализированы, имущество колхозов. У колхозников оставалось в какой-то степени право владения, но пользование и распоряжение имуществом колхоза было опять же за государством в лице партийных и государственных чиновников. Право владения у колхозников оставалось тоже чисто номинальным, поскольку неоткуда было взяться другим субъектам, которые могли бы это право оспорить. В случае же, когда было необходимо, к примеру, отчуждение колхозной земли в государственных интересах, это решалось очень просто. Т. е. и право владения реально было привилегией только государства.

Если бы во главе государства официально стоял царь, то такая общественная система без сомнений называлась бы феодальной. Подобные системы просуществовали столетия, когда собственниками всей земли в государстве являлись цари, султаны, короли, герцоги и прочие самостоятельные правители. Они официально своим вассалам передавали землю во владение и пользование, как правило, без права распоряжения. Даже передача земельного владения и соответственно титула по наследству реально утверждалась сюзереном, т. е. господином, хозяином земли. По отношению к недвижимости права вассала, обычно были больше, за ним оставалось существенная часть права распоряжаться, однако поскольку земля была собственностью сюзерена, то и расположенное на ней недвижимое имущество никогда не было полноправной собственностью вассала и при необходимости могло отчуждаться.

Советское общество в смысле собственности полностью соответствовало этим отношениям, если в качестве сюзерена принять государство, а в качестве вассала – предприятие. От раннефеодального общества здесь есть только одно принципиальное отличие. В древности стороны этих отношений были физическими и юридическими лицами одновременно. Каждое из этих свойств было нужно по разным поводам. Для осуществления того или иного элемента права собственности необходимы были свойства юридического лица, способного заключать соглашение, подписывать договор. Дворянский титул, в частности, это один из первоначальных вариантов юридического лица. А для осуществления функции воспроизводства потомства и наследования – свойства физического лица, чтобы воспроизводились общественно-экономические отношения. В буржуазном праве физическое и юридическое лицо практически тождественны, в Советском же обществе эти два понятия принципиально разделились. Физическое лицо не могло в подавляющем большинстве случаев быть юридическим лицом. Это возможность исчезла с отменой частной собственностью.

Таким образом, в Советском обществе, отношения юридических лиц, государства и предприятия, полностью соответствуют феодальным отношениям. А поскольку время существования предприятия и государства не связано с продолжительностью жизни человека, то соответственно, функции физического лица в этих отношениях перестали быть нужными. Воспроизводство общественно-экономических отношений стало возможно организовать без права наследования. В результате, такой тип феодальных отношений даже условно можно считать более «чистым», без примеси буржуазных норм. Физическое лицо в этих отношениях могло иметь статус представителя юридического лица, если оно получало соответствующие полномочия от собственника. Таким образом Советское общество это вариант феодальной общественно-экономической формации с исключенным правом наследования. Отношения с трудящейся массой тоже вполне соответствуют феодальному типу отношений. Первоначально, в сталинский период, это в значительной степени соответствовало крепостному праву в России, позже больше походило на более демократичные западные варианты феодальных обществ.

 

Общественно-экономические формации в цивилизации

Доказательство отсутствия в истории рабовладельческой формации и коммунистической, как отдельного типа, позволяют по-новому взглянуть на всю общественно-экономическую историю мировой цивилизации. В цивилизованной истории существуют всего два типа общественно-экономических формаций: феодальная и буржуазная. Оба типа формаций возникают в глубокой древности практически одновременно. Феодальная, она же тоталитарная, она же военизированная, она же самодержавная, возникает в зоне активных контактов кочевников и земледельцев, и заимствует отношения из родовых традиций. Из географических и природно-климатических условий первоначально это Русь. Буржуазная, она же демократическая, она же рыночная, она же правовая, возникает, как правило, вдали от зоны обитания кочевников, т. е. военной угрозы. Первоначально это Константинополь, слишком большой, чтобы кочевой род или даже их объединение представляли для него военную опасность, и северные и северо-западные районы Европы, где природно-климатические условия принципиально не подходят для кочевников.

Вся мировая цивилизация представляет из себя единый, достаточно целостный организм, в котором сложились две общественно-экономические тенденции, и для оптимизации скорости эволюции, вся мировая система развивается так, чтобы временами преобладал один тип, временами другой, но никогда полностью ни один из них не устраняется. В древности, когда все развивается стихийно, т. е. на основе добровольности, первоначально возникает демократия. В зоне контактов с кочевниками эта система очень быстро эволюционирует в феодальную. Феодальная система, сформировавшись, покоряет весь мир, разнося свою организацию. Вся мировая система сильно качнулась в сторону феодализма.

Через некоторое время на Западе Европы начинается процесс подъема буржуазных систем. Феодальная система объективно более прогрессивная для освоения новых территорий, распространения культуры, поскольку в ней есть механизмы (не экономического свойства) заставляющие людей идти в глухие районы, осваивать новые территории, что при экономических торговых механизмах длилось бы много дольше. Но для прогресса на месте, для быстрого подъема уже населенных территорий, буржуазная подходит лучше, поскольку более бережлива к ресурсам. В Западной Европе начинается процесс буржуазно-демократических революций. Он идет в два этапа. Сначала оформление обособленной государственности и освобождение от господства Руси, потом замена феодальной организации на рыночную внутри самих этих государств. На Руси же, чтобы сохранить некий мировой баланс, наоборот идет ужесточение феодальной системы, подавление буржуазных норм, установление крепостного права. Реально это происходит в правление Романовых, в основном Петра Первого.

До правления Романовых крепостного права на Руси не было. Было форма организации общества, когда обязанности по взиманию государственных налогов и арендной платы за землю с крестьян лежала на феодалах, на чьей земле они жили и трудились. Финансово-экономический конец года в сельском хозяйстве приходился на Юрьев день (князь Юрий Данилович, Георгий Данилович, Георгий Победоносец, Рюрик, Чингиз Хан, все это одно лицо, основатель монгольской империи и ее законов), когда уже закончен сбор урожая и производились платежи. После расчетов с бюджетом, в течение месяца после Юрьева дня, крестьянин мог официально отказаться от пользования участком земли, перебраться на другое место, к другому феодалу, или вообще заняться чем-то другим, к примеру, торговлей или уйти в Орду, в казаки на Дон. В другое время крестьянин не имел возможности менять место жительства и род деятельности не в силу запрета, а чисто организационно, чтобы не погиб выращенный урожай, и не пустовал участок. Так же жила вся Европа до Реформации.

Придя к власти во время смуты Романовы (Захарьины) первое, что сделали, выполняя заказ Западной Европы, запретили уход на Дон, т. е. отменили Юрьев день, чтобы ослабить военную мощь Орды-Руси. Позже это было списано немецкими историками, творцами русской истории, на Бориса Годунова, чтобы у крестьян восемнадцатого века ненависть была к нему, а не Романовым. Но реально это еще не было крепостным правом. Беглый крестьянин этого времени был в бегах, не от помещика, а от государства, и особое значение это стало иметь во время церковного раскола при Алексее Михайловиче и особенно, его сыне Петре Алексеевиче (Первом), когда и происходил реальный раскол. А узаконенное рабство, с торговлей крепостными, полностью сложилось и оформилось позже, начиная с Петра Первого до Екатерины Второй. Между прочим, одна из причин поражения Разина в том, что казачество очень сильно сократилось. До того казаки семьями не жили, женщин там почти не было, практически весь приток кадров был с Руси. После отмены Юрьева дня этот поток почти прекратился, а семейный уклад казаков еще широко не сложился.

Девятнадцатый – двадцатый века своего рода переходный период, когда мировой уклад больше начинает склоняться к буржуазной общественно-экономической формации, не потому, что она прогрессивнее, а потому, что при тех задачах, которые решало общество в этот период такая экономика была эффективнее. Но при этом, феодальная полностью не уничтожается, она необходима в мировой цивилизации. Поэтому через колебания системы от феодализма к капитализму и обратно постепенно устанавливается некоторой равновесие, оптимальное для наиболее быстрого прогресса всей цивилизации в этот период. Буржуазная революция во Франции качнула мировой баланс в сторону демократии. Перебор привел к тому, что Франция оказалась на грани распада. Переходный процесс отыграл обратно с избытком, система вернулась в более феодальное состояние, чем была до того. Во главе государства стал император, но не развращенный паразит с таким же разложившимся окружением, а выдающийся ум и патриот с кланом единомышленников. Почти вся Европа оказалась покоренной, система начала откатываться к феодализму. Но два мировых феодальных центра для маленькой Европы это слишком много. Империя Наполеона обломала зубы на сохранившемся от прежних времен старом феодальном мировом военизированном центре, России, которая в отличие от остального мира умела воевать на уничтожение, когда для борьбы извлекаются все ресурсы и война становится Отечественной. Европейская система в результате отыграла к демократии.

В течение девятнадцатого века, шло планомерное наступлении буржуазного способа производства. В России феодальный уклад тоже начал сдавать позицию за позицией. Отмена крепостного права, быстрое развитие промышленности, создание представительной власти (Дума), разрушение крестьянской общины, сокращение помещичьего землевладения. Остается несколько последних несданных рубежей, это монархия и феодальная чиновничья машина, остатки в культуре и традициях населения. Если бы устранить эти последние элементы, то через время порядка смены одного поколения мировой феодальный центр приказал бы долго жить. Но в то время, как дряхлеет и отступает феодальный центр в России, в Европе формируется новый феодальный центр в Германии. В девятнадцатом веке он набирает силы в локальных войнах, в начале двадцатого начинает глобальный передел мира, Первую Мировую (а позже Вторую Мировую) войну. В результате этот центр рухнул, но создал условия, чтобы старый мировой центр вновь возвратился к полноценному феодальному состоянию. Мир сохранил двухполюсность. Для наивысшей скорости мировой цивилизации это, вероятно, необходимо. Под контролем мирового феодального центра оказывается большая часть Европы, да и мира. Мировой буржуазный центр из Европы переместился в Америку.

Наличие на планете мирового феодального центра, который в двадцатом веке начал называться коммунистическим, привел демократические рыночные государства к необходимости пойти на определенные уступки феодальной системе, применение некоторых ее черт в своей организации. Сильная государственная власть, антимонопольное законодательство, это вынужденные ответные меры передовых рыночных государств, на которую они вряд ли пошли бы не будь значительного наступления феодализма по планете. А в результате это привело к оживлению экономики и колоссальному техническому ускорению. Военное противостояние Востока и Запада так же привело к государственным инвестициям в новые военные технологии, а это дало мощный технический толчок. Начинается процесс подъема и выхода на мировую арену государств Востока Евразии. Здесь тоже феодальный центр контролирует большую часть. Брошенный в свободные рыночные отношения Китай и сегодня оставался бы на уровне Индии. При правильно выбранном направлении отсталое тоталитарное государство имеет гораздо лучшие шансы, чтобы догнать передовые страны, чем демократическое, в котором отсталая культура населения сделает все, чтобы направление было выбрано неверно.

Такой взгляд на мировую цивилизацию позволяет хотя бы качественно спрогнозировать некоторые тенденции мирового исторического процесса. Во-первых, феодальный центр на планете останется, он необходим в мировой цивилизации. Сказать с полной уверенностью, что это будет Россия я не берусь, поскольку существует небольшая вероятность, что им станет Китай (Исламский мир на эту роль не потянет). Мировые буржуазные центры в Константинополе, потом Германии исчезли в ходе истории, сместились в новые регионы, поэтому такая же судьба не исключена, хотя и гораздо менее вероятна, для феодального. Во-вторых, наряду с развитием прав личности в демократических государствах, усиленно начнется другой процесс, централизации власти и усиление ее роли, значительный сдвиг в сторону тоталитарии. Это связано с экологическими проблемами. Потепление климата, загрязнение окружающей среды, истощение природных ресурсов, просто рост технической мощи и энерговооруженности будет для минимизации потерь требовать глобального контроля. В-третьих, на этой почве произойдет создание международных структур и их полномочия будут возрастать. Т. е. в цивилизации начнется этап существенного слияния феодальных тоталитарных черт с демократическими, и вся мировая система будет искать очень тонкую грань для соотношения этих начал в жизни общества. Чтобы цивилизация не загнивала, необходим учет интересов индивидуума, т. е. предоставлении ему максимума свобод, но чтобы цивилизация не сгинула в одночасье, поскольку она уже в плотную подошла к опасному рубежу в очень многих областях науки и техники, то очень скоро нужен будет тотальный контроль.

 

Классификация общественно-экономических формаций

Прежде чем переходить к анализу каких-то свойств общественно-экономических формаций, хотелось бы научиться формации хотя бы классифицировать. Полагаю, что некоторые мои оценки из предыдущей главы не абсолютно бесспорны, и могли вызвать у читателя определенные возражения. В марксизме все начиналось с отношений, возникающих в процессе производства. Если наемный труд, то это буржуазный способ производства. А как, к примеру, быть с сельским хозяйством? Реально в сельском хозяйстве Западной Европы да и доромановской России всегда господствовал семейный труд, т. е. фермерский (по-большевитски патриархальный). Крестьянин не был хозяином земли, но бессрочный договор аренды для производства обеспечивал практически такие же условия, как и частная собственность на землю. В средние века это была такая система налогообложения, привязанная к производству. Феодал, который первоначально тоже не являлся собственником земли, был представителем государства, собирающим налоги. По мере развития государственных структур другого типа, чиновничьего аппарата, такая форма взимания налогов отмерла, и сегодня во всем цивилизованном мире в сельском хозяйстве господствует фермерский труд, так же, как и было всегда, начиная с зари цивилизации.

В принципе сходная ситуация и в сфере производства иных товаров, несельских. В средние века это были мастерские, где в основном господствовал семейный труд, родственный фермерскому. По мере развития производства, усложнения его, стало экономически целесообразно на примитивные работы нанимать помощников, оставляя наиболее квалифицированную часть работы, в которой есть технологические тонкости, за собой и своей семьей. С одной стороны появляется элемент наемного труда, т. е. буржуазных отношений, с другой, наиболее ключевая часть работ остается все равно за хозяином. Позже, когда производство становится еще более сложным, наемных рабочих становится много, хозяин оставляет за собой еще меньше, но опять же наиболее ключевую часть работы, позволяющую сохранять технологические секреты и контролировать кадры и финансы. В сельском хозяйстве такие тенденции тоже были и есть до сих пор. На тяжелую примитивную часть работ нанимали батраков или сезонных рабочих, и делает это фермер, гроссбауэр или по-большевитски кулак. Были попытки буржуазного, т. е. использующего наемный труд, укрупнения и в сельском хозяйстве, это помещичье землепользование после отмены крепостного права в России и прецеденты самостоятельного землепользования, без сдачи земли в аренду, феодалами в Европе. Определенные минусы у такого способа организации хозяйствования были, почему он в результате постепенно и проиграл конкурентную борьбу фермерскому, хотя не везде. В случае определенных технологических нюансов и тонкостей, как к примеру в элитном виноделии, он сохранился. В частности в России он эту борьбу тоже не проиграл, по крайней мере не успел, т. е. он все же вполне конкурентоспособен. Итак провести грань в вариантах обществ по способу организации производства, и тем более прогрессивности способа производства, крайне сложно, и в марксизме, строго говоря, это было сделано не совсем корректно.

Попробуем деление на общественные формации ввести другим способом, исходя из их природы. Буржуазная возникает естественно, на условиях добровольности, личной выгоды, если и не каждого, то по крайней мере, подавляющего большинства членов общества. Поэтому она по своей природе организована так, что на первое место ставит интересы отдельных людей, членов этого общества. Отсюда и ее особенности: равенство людей в правах, предоставление каждому физическому лицу в обществе максимальных разрешенных в нем свобод, т. е. права юридического лица, владельца частной собственности и экономического субъекта, имеющего возможность вступать в равноправные отношения с аналогичными субъектами.

Поэтому, во-первых, система становится достаточно разобщенной, индивидуалистичной, во-вторых, поскольку у каждого экономического объекта есть свой хозяин, действующий из своего корыстного экономического интереса, то система в целом получается предельно экономичной, не допускающей неэффективного использования ресурсов, в пределах обычной деятельности экономических субъектов, и очень гибкой, способной оперативно подстраиваться под изменяющиеся в определенных пределах условия, в-третьих, возникает общественный институт арбитража, соответствующее право с абсолютной властью закона, в том числе и над исполнительной властью, равенством перед законом всех правовых субъектов. В древности такое буржуазное (римское) право возникает в Риме (Константинополе).

В случае военной угрозы, чтобы минимизировать потери, рыночная система перестраивается в тоталитарную, феодальную, когда власть приобретает особые права в обществе, и может обществом командовать. Это добровольно поддерживают сами члены общества. Но с исчезновением военной угрозы их естественное желание – вернуться к прежнему состоянию дешевой подконтрольной власти, подчиняющейся законам. На Руси, в зоне контактов с кочевниками, т. е. наличия практически постоянной военной угрозы, тоталитарная система возникла из рыночной и застыла в таком виде навсегда.

В условиях войны, когда под вопросом оказывается существование самого сообщества, интересы индивидуума уходят на второй план, на первое место ставится интерес всей системы, такое соотношение интересов и закрепляется в дальнейшем. Индивидуум это только винтик в системе, которому не оставляется самостоятельного выбора, за него все решает система. От сюда следует максимальное нивелирование индивидуальных человеческих качеств, все должны быть одинаковы, единообразны. Это стандартный военизированный подход. Система получается достаточно жесткой, почти не способной к перенастройке при меняющихся условиях, коллективной, поскольку ее сила именно в отлаженности всего механизма и взаимосвязей в нем, более дешевой и эффективной в том случае, когда делает то дело, на которое единожды настроена, и очень быстро теряет эффективность, как только ситуация меняется, и приходится заниматься чем-то не совсем привычным. Буржуазная, в отличие от нее, тратит часть средств на систему эффективной перестройки под меняющиеся условия, что делает ее чуть более дорогой, но зато почти всегда неизмеримо более эффективной в мирной деятельности, в условиях постоянных изменений. В тоталитарной системе законодательство это набор указаний для «винтика», расположенного в своем узле общественной машины. Свойства физических лиц индивидуумам оставлено, поскольку в противном случае общество перестанет быть самовоспроизводящимся, а элементы свободы и юридического лица им ни к чему.

Крайние формы таких систем в чистом виде практически не реализуются в истории. Даже в любом самом демократическом обществе с неизбежностью будут присутствовать элементы тоталитарного: полиция, армия, тюрьмы и прочие элементы насилия и устрашения. И аналогично в тоталитарной системе, даже доведенной до логического абсурда как в Кампучии, необходимы хотя бы в остаточном виде элементы стимулирования каждого «винтика», поскольку эгоизм, удовольствие – неудовольствие, потребности, выходящие за пределы физиологии, полностью не могут быть исключены из человеческой природы. Кроме этого, существование государства в реальном мире, в окружении других государств, предполагает необходимость достаточно эффективно существовать в мирное время и способность противостоять внешнему воздействию. Поэтому любое реальное общество содержит в себе много элементов, как от буржуазного общества, так и от феодального, и однозначная классификация поэтому становится достаточно условной. Однако на основании рассмотренного выше все же можно выделить ключевой элемент, позволяющий классифицировать общество.

Отличие демократической общественной формации от тоталитарной состоит в старшинстве (главенстве) общества над любой его частью, в том числе и исполнительной властью, и наличии реального работоспособного механизма реализации этого старшинства. Выполнение этого условия практически однозначно приводит к главенству в обществе закона, равенству всех субъектов права перед законом, наличию у членов общества права юридического лица, свободным рыночным отношениям, добровольной выплате налогов, соблюдению прав человека, подконтрольности исполнительной власти обществу. Многовековой общественный опыт не смог создать ничего лучше следующей схемы реализации такого старшинства:

1. Общество создает законы, которыми руководствуется в дальнейшей жизни. Выполнять действующий закон должны все, в том числе и все общество. Общество может не выполнить закон единственным способом, изменить законодательство в части касающейся этого закона. Безусловно менять законодательство (совокупность законов) может только все общество. Т. е. сформированное законодательство выше всех в обществе, но все общество выше законодательства только тем, что может его изменять.

2. Общество создает выборный представительный орган власти, Парламент, представляющий все население, и делегирует ему полномочия замещать все общество по вопросам изменения законодательства в пределах, не меняющих п.п. 1, 2, а так же по вопросу назначения, контроля и отстранения исполнительной власти.

В такой схеме возможны непринципиальные изменения. К примеру, наряду с Парламентом вводится одно выборное всем обществом лицо, Президент. И общество часть полномочий из числа парламентских делегирует ему. У такого общественного устройства больше свойств от тоталитарной системы, однако, если реально выполнено условие старшинства всего общества над исполнительной властью, общество все равно остается демократическим. Возможны и другие изменения.

Чтобы схема демократии работала, она дополняется множеством дополнительных условий и механизмов, прописанных в законах, с единственной целью – обеспечить реальное выполнение условия, что все общество старше любой его части. Во-первых, это набор ограничений и процедур, чтобы Парламент не смог изменить основополагающие (п.п. 1, 2) общественные законы без утверждения этих изменений всем обществом, во-вторых, механизмы периодической сменяемости и демократической выборности представительной власти, в-третьих, реальными работоспособными процедурами подконтрольности Парламенту исполнительной власти. Одним из таких важнейших механизмов становится создание общественного института арбитража, судебной власти, которая в пределах своей компетенции старше исполнительной власти.

Однако не существует такого законодательного механизма, созданного людьми, которое люди при желании не могли обойти. Генерал Наполеон под дулами ружей своей армии заставил Парламент принять решения передающее ему власть, и узурпировал ее навсегда. Большевики разогнали Учредительное собрание, когда выяснилось, что большинством для них там и не пахнет, создали режим террора, когда за любое несогласие с ними следовал расстрел, и только после этого организовали открытые, а не тайные, выборы в Парламент. Несложно догадаться, каким получился этот Парламент, даже если не знать истории.

Поэтому существеннейшим элементом, позволяющим сохранить главенство общества над исполнительной властью является общественная культура, традиции, общественный менталитет, считающий демократию большой ценностью саму по себе. Наполеону удалось узурпировать власть, потому что в обществе не было достаточных традиций народовластия, народ не успел вкусить блага доставляемые этим институтом, а напротив сильно в нем разочаровался. В России тоже самое. Многовековой феодальный режим с Ордынской династией во главе государства привел к тому, что общество утратило культуру народовластия. Поэтому дворцовый династийный переворот позволил прийти к власти династии Романовых, враждебной русскому народу. Соотношение власти и общества, когда власть была выше общества, позволило Романовым ввести режим террора и подавления народа на века. Сохранение монархии и чуждого обществу романовского чиновничьего аппарата привели к отсутствию в русском обществе начала двадцатого века элементов культуры народовластия (демократии). И потому, когда большевики, отобрав насильно хлеб у крестьян, накормили голодных рабочих в Москве и Питере, те променяли только что возникшее народовластие на паек, не понимая истинной ценности того, что они продали.

 

Феодальный чиновничий менталитет

После того, как стало понятно отличие тоталитарного строя от демократического, можно чуть подробнее рассмотреть и сравнить особенности менталитета двух общественных систем. Существенных отличий несколько и все они проистекают из различного соотношения полномочий между властью и обществом. В феодальном обществе власть старше общества, поэтому наиболее экономичным вариантом многоступенчатой власти становится местничество (наместничество). Сюзерен своему вассалу (наместнику) дает в полное подчинение «удел», с практически неограниченной властью в нем. Вассал сам кормится с этого удела и «отстегивает» оговоренную часть доходов (дань) сюзерену. Аналогично, крупный удельный князь имеет своих вассалов на тех же условиях, и т. д. Так система тиражируется до самого низа. Это общая культура и принципиальный подход для всего феодального общества, что проявляется и в иных вариантах управленческой системы. К примеру, в России до семнадцатого века включительно узаконенной нормой для должностных лиц (писарей, дьяков и пр.) было так называемое «кормление от дел», т. е. государственные чиновники были переведены на хозрасчетные отношения с просителями. Борьба с такой системой, после ее отмены, началась с времен Петра Первого, но полностью не могла быть успешной из-за причины ее породившей, старшинства власти над обществом.

В демократическом обществе подход к организации власти принципиально иной. Государственный служащий, чиновник, живет на зарплату, которая платится из бюджета, происходящего из налогов, т. е. лишний раз система заботится об утверждении старшинства общества над исполнительной властью. Соответственно взяточничество, т. е. попытка чиновника навязать свою волю члену общества, минуя законы, вымогательство, т. е. попытка власти стать над обществом – это один из страшнейших грехов буржуазного права. Петр Первый в свое время был поражен обилием налогов в Голландии. В рыбе, которую им подали в трактире, насчитали тридцать семь налогов. Но обилие налогов означает не их большую величину, а четкое целевое распределение, регламентация обществом расходования бюджета с целью минимизации обобщенных налогов, и исключения произвола исполнительной власти. Петр Первый умение собирать налоги усвоил, но буржуазный механизм расходования бюджета посчитал излишеством. Сегодня главный российский чиновник по сбору налогов восхищается Петровским умением собирать налоги. Вот ведь какой был молодец, и войны вел и бюджет был наполнен. Для невежественного узковедомственного посткоммунистического чиновника такое восхищение понятно, ему и невдомек, что практически все наши сегодняшние проблемы происходят из системы организации общества того периода, соотношения между властью и обществом, и завышенных налогов, системы их взимания и использования.

Умея наполнять бюджет, Петр Первый благодаря этому успешно решал свои сиеминутные задачи. Но за каждое такое успешное решение надо платить чем-то другим, и сегодня это делаем мы. За удачи Петра Первого трехсотлетней давности, как это ни парадоксально звучит, расплачивается в том числе и наше поколение. Введение мобилизационной системы организации общества в условиях напряженной войны оправдано. Но после того, как война окончена, надо систему демократизировать, минимизировать обобщенные налоги. Этого не сделал ни Петр, ни его преемники. Им нравилась комфортная ситуация с наполненной казной. Кроме этого конечно сказалась политическая ситуация, которая фактически на два века втянула в войну Россию и Турцию. Если бы руководство страны было грамотным, то должно было понимать, что победы просто так, ни за что не даются, кто-то все равно платит. Это перенапряжение двух государств вроде бы и не обрушило их экономики, но создало на долго систему повышенного обобщенного налогообложения, чем задержало прогресс и привело к отставанию от Западной Европы. Т. е. многолетняя война с Турцией это колоссальное политическое поражение царской России, ее государственной машины. Советское общество вроде бы официально осуждало злоупотребления, коррупцию и т. д. Однако была узаконена система, когда, к примеру, продавцы в магазине, на достаточно тяжелой и грязной работе получали очень низкую зарплату, предполагалось, что они дополучат свое другими способами. Узаконенная система распределителей и прочих механизмов раздачи материальных благ чиновничеству, при относительно невысокой на общем фоне зарплате, это тот же очень похожий механизм дополнительного кормления от должности. Таким образом, этот элемент феодального менталитета, пусть и в несколько измененной, современной форме, достаточно прочно присутствует в нашем российском общественном сознании.

В современном достаточно энерго и технически вооруженном обществе существенно повышается роль проверяющего чиновника: эколога, пожарника, санитарного врача и т. д. Без этих служб сегодня не может обойтись ни буржуазное общество, ни феодальное. И здесь перед обществом встает, как всегда бывает в рыночных отношениях (они являются естественными и потому постоянно возникают даже в феодальном обществе), задача поиска тонкой грани между общественной потребностью: беречь окружающую среду, сохранять здоровье людей, соблюдать технику безопасности и задачей не сделать производство слишком дорогостоящим за счет усложнения и следовательно удорожания всех этих дополнительных систем. Во-первых, само общество ищет эту очень тонкую грань в выборе норм, понимая их значение (это все та же задача минимизации обобщенных налогов). К примеру, немцы такую грань для себя нашли, тем, что и экологическая ситуация в стране достаточно благополучна, и их товары на мировом рынке вполне конкурентоспособны. А в советском обществе экологические нормы выбросов, установленные чиновником, стоящим над обществом и его интересами, намного (в разы) строже немецких. Ясно, что при их соблюдении наши товары принципиально не могут быть конкурентоспособными с остальным миром. Во-вторых, это сам чиновничий подход к отношению с производствами. Буржуазное законодательство по этому набору вопросов организовано так, что проверяющий чиновник требует от хозяина производства соблюдения норм, но при этом отлично понимает, что производство это то, благодаря чему общество существует и платит налоги в том числе на его чиновника содержание, поэтому никогда не будет производство душить. А сегодняшний российский постсоветский проверяющий чиновник с властным феодальным менталитетом, ставящим себя выше общественных интересов, об этом в принципе не думает, и с рвением бросается выполнять любую самую абсурдную норму или инструкцию путем запретов, чтобы продемонстрировать свою власть, и ему совершенно неважно, что при этом он разрушает производство. О возможных злоупотреблениях, неизбежно возникающих на этой почве, я вообще не говорю.

Сходная ситуация сегодня возникает и со всякого рода чиновниками-мытарями: налоговой инспекцией, налоговой полицией, всякими фондами, ОЭПом и т. д. Преследование и пресечение преступности, естественно, необходимо, но борьба с этим злом требует и напряжения сил и риска для жизни и здоровья, а вот выжимание соков из производства, которое законно открыто, но в силу тяжелейших экономических условий имеет долги, гораздо спокойнее, безопаснее, а поскольку имеешь дело с законопослушными людьми, то оказывается и эффективнее. И вся эта система очень даже нормально работает, начиная с выборных чиновников, определяющих размер налогов, и заканчивая мелкими местными чиновниками, сдирающими шкуру с производителя, и разрушающими остатки российского производства. При этом в последнее время эта тенденция распространилась и на сельское хозяйство. Т. е. менталитет феодального чиновника, это один из разрушительных инструментов для экономики. Феодальная чиновничья машина, стоящая над обществом, его интересами, в вершине своей создает законы и инструкции для всего общества, а в нижней части этой машины чиновники-исполнители с рвением и советской любовью к запретам, чтобы продемонстрировать свою власть над обществом, да еще мимоходом и покормиться от дел, бросаются эти антиобщественные указания исполнять. Другой разрушительный набор элементов общественного сознания феодального общества связан с системой управления производством. В буржуазном обществе производством руководит хозяин, который бережет ресурсы, все сбереженное, и наоборот истраченное это его доходы или расходы. В феодальном обществе производством руководит наместник, который сопричастен собственности своего «удела», но не в полной мере, и степень его сопричастности может изменяться по воле сюзерена, вплоть до отстранения от дел. Отсюда проистекает ряд особенностей чиновничьего феодального менталитета. Ему необходимо как можно больше и быстрее перекачивать из собственности, к которой он сопричастен, в свою безусловную собственность. Часть этого делается официально в пределах оговоренных правил игры, но часть явно иными способами, которые можно назвать злоупотреблениями.

Во-первых, он совершенно не заинтересован в засвечивании перед начальством имеющихся резервов, т. е. ему выгодно сдерживать развитие, и как вариант даже специально разрушать. Один из основных механизмов злоупотреблений, ссылаясь на объективные причины, организовывать разрушение и завышать в отчете величины потерь, кладя несколько процентов «спасенных» таким образом в свой карман. Это был очень распространенный механизм злоупотреблений в Советское время, и сегодня остается основным элементом «кормления» для определенного социального слоя чиновников. Руководство некоторых полностью рухнувших бывших советских предприятий колоссально обогатилось, распродав их с молотка практически полностью в свой карман.

Во-вторых, это подход временщика, когда удельный князь выжимает из «своего удела» все соки, за это уходит на повышение в новое качество, бросая старый удел умирать. Сегодня это перешло в аналогичную, но чуть другую форму. Руководство предприятия, находящегося на грани краха, не выплачивает зарплату работникам или платит гроши, абсолютно не тратится на развитие, восстановление, ремонт, технику безопасности и т. д., а все перекачивает в свой доход. То что предприятие рухнет ему почти безразлично, поскольку оно реально не его, а только его сегодняшний «удел», который завтра таковым запросто перестанет быть, а то, что перекачено в свой доход, безусловно свое. Поэтому сегодня очень распространенное явление, когда зарплата директора предприятия с замами превышает в разы фонд зарплаты всех остальных сотрудников, работающих в не выдерживающих никакой критики условиях. Даже, если руководители предприятия приватизировали его себе, то и в этом случае такая тенденция в хозяйствовании относительно распространена, поскольку из-за общей государственной нестабильности надежнее деньги перекачать в свой карман и положить на заграничный счет, чем вкладывать в российское пусть и свое производство.

В-третьих, это уже специфический советский ведомственный подход, относящийся к современному варианту феодализма при относительно высоком уровне развития техники и общественного разделения труда, когда чиновник, выполняя свою узковедомственную задачу, разрушает вокруг не принадлежащего его ведомству во много раз больше, чем создается позитивного. Следствие этого подхода – экологические и экономические проблемы. В буржуазном варианте производства такие тенденции тоже имеют место, когда решая свои задачи хозяин наносит вред общественному, к примеру, сбрасывая неочищенные отходы в реку или атмосферу, но в феодальном варианте это развито на порядки сильнее. Отсюда в частности такие гигантские разрушительные проекты типа направления северных рек на юг, гигантские гидроэлектростанции на равнинных реках с огромными затапливаемыми экономически благодатными территориями и полным нарушением экосистем.

Определенная специфика советского чиновничьего менталитета состояла в том, что в обществе была узаконенная двойная мораль. С одной стороны двигатель чиновничьей карьеры – эгоизм, но с другой – официальная идеология, довлеющая над всеми сторонами жизни, этнический принцип деления на «свой-чужой», узаконивали в чиновничьей среде набор постоянно декларируемых высоконравственных лозунгов и штампов. Таким образом для вхождения в господствующий класс страны требовался достаточно высокий уровень эгоизма, позволяющий перешагнуть внутри себя некоторый нравственный барьер (или не иметь его изначально), связанный, как минимум, с готовностью к публичной лжи, очевидной всем. А высокие чиновничьи посты в советском обществе требовали иного уровня эгоизма, легко оправдывающего более серьезные преступления. В сталинское время надо было уничтожать «врагов народа», тот кто не выполнял плана по этой борьбе сам становился врагом. В брежневское – воровать, чтобы чиновничье окружение считало своим и не опасалось, что заложит. И обеспечивалось все это жестким механизмом отбора, не пускавшим на верх системы нормального человека. А если все же система давала сбой, и в эту среду попадал человек с более высокими моральными ценностями, то он рассматривался, как враг всей системы. За принадлежность к привилегированной среде надо платить нравственным единством с ней. Это могло быть даже забавно смотреть на то, как клоуны правящие нами сегодня, по отношению друг к другу употребляют характеристики типа: нравственность, порядочность, совесть, значения которых явно лежат за пределами понимания их среды, если бы не было так страшно за страну, которая многие десятилетия находится в непрерывном потоке чиновничьего лицемерия, тянущего ее в пропасть.

Список особенностей советского чиновничьего менталитета может быть продолжен и дальше, но основное представление о нем уже сформулировано. Главное, что чиновничье сознание рассматривает общество, народ, страну, как нечто чуждое, отдельно стоящее, что можно и должно использовать как дойную корову, диктовать ему свои условия, паразитировать на нем, собирать с него дань. Если исходить из того, что именно система управления должна быть нацелена на созидание, поскольку трудящаяся часть общества только выполняет то, что требует от нее управленческая машина, то такой тип чиновника вполне можно классифицировать, как чиновника-люмпена. А отсюда весь комплекс постсоветских чиновничьих подходов от установленных величин налогов и форм их взимания, до чиновничьей приватизации и механизмов дележа государственного бюджета.

 

Народный феодальный менталитет

Народное сознание в феодальном обществе, в отличие от чиновничьего, более тонкий элемент, поскольку является продуктом ряда противоречивых условий. Поэтому каких-то очень простых и однозначных ярлыков здесь навесить не удастся, но определенные тенденции можно почувствовать.

Наиболее важный, определяющий момент человеческого бытия в феодальном обществе, это практически однозначно заданная социальная ячейка в которую человек помещен, без реальной возможности что-либо поменять в своей жизни (крохотный винтик в огромной государственной машине). Возьмем к примеру Россию восемнадцатого – девятнадцатого веков. Крестьянин прикреплен к земле и своему хозяину феодалу. Основной вид организации производства и одновременно форма взимания налогов – барщина, на которой крестьянин занят практически все рабочее время. Остаток этого времени тратится на работу на «своем» участке, чтобы содержать семью. Изменить свое социальное положение у крестьянина принципиально нет возможности, разве, что сделать над собой волевое и нравственное сверх усилие, бросить семью без средств к существованию, и рискуя жизнью, пуститься в бега. Для среднего человека это полностью исключенный вариант. Нормальный человек может пойти на него, только когда альтернатива – смерть от голода, семьи нет, а моральных и физических сил еще достаточно, чтобы уйти в бега. Если условно принять, что система, которая поставила его в эти условия, относительно разумна, то она, естественно, не подводит его к этой грани.

В результате складывается специфическое общественное сознание законопослушного человека, загнанного в условия полной безысходности. Общественная машина, в которую он помещен, отняла у него возможность действовать по собственной воле, и все решает за него. Он выполняет приказы общественной машины, но без малейшего желания. Способ стимулирования один – подгонять кнутом или страхом очень сурового наказания вплоть до смерти. Это режим работы на скороспелых военно-технических проектах Петра Первого, на строительстве первой российской железной дороги, на царской военной службе, на сталинских стройках коммунизма. В обычной жизни крепостного крестьянина жизнь чуть мягче, но основные принципы те же. Естественно, в таком режиме речь может идти только о самой примитивной физической работе. Соответственно, контингент для этого низко квалифицированный, низко интеллектуальный, без возможностей и потребностей к совершенствованию. Продолжительность рабочего дня близкая к предельной физиологической возможности, вариантов отдохнуть, расслабиться отключиться от этой безысходности немного, основное – вино. Застынь Россия в таком состоянии в середине девятнадцатого века, она бы безнадежно отстала. Демократизация позволила ей к двадцатому веку сравняться с остальным миром технически и организовать вариант феодализма на качественно ином культурно-техническом уровне.

Честно говоря, такой обобщенный психологический портрет крепостного крестьянина как-то не сходится с утверждением, что русская история в отличие от западной изобилует крестьянскими бунтами, бессмысленными, кровавыми, необычайно жестокими. Для бунта нужна внутренняя психологическая энергия, злость, ненависть, жажда мести, хоть какая-то конструктивная программа, хоть какой-то элемент организации, т. е. дополнительные организационные усилия. Октябрьский бунт с этой точки зрения психологически понятен. Возник он стихийно, когда на грань голодной смерти были поставлены семьи рабочих (у свободных рабочих энергии чуть больше, чем у крепостных крестьян, но этого все равно явно не достаточно), а дальше большевики захватив власть, внесли этот элемент организации, злости, ненависти, необычайной жестокости, которая только и позволяет такого человека заставить что-то делать. Взяли в заложники семьи, к армии приставили комиссаров евреев (у этой нации есть необходимая энергия), безжалостно расстреливавших за малейшие колебания или проявление гуманизма, развернули массовую агитацию ненависти к врагам большевизма, и тогда русский человек пошел в бой на других русских людей. А без большевиков бунт психологически не получается, не хватает очень важного элемента, энергии, запала. Возьмем русских классиков восемнадцатого – девятнадцатого века, описывавших жизнь своего времени: Гоголя, Пушкина, Тургенева, даже Некрасова и Радищева. Я не вижу психологической основы для бунта. Максимум, на что способны сами крестьяне (без Пушкинского Дубровского), наказать конкретного обидчика, может быть даже запалить барскую усадьбу, но после этого сдаться и пойти на каторгу, а наиболее естественный вариант – терпеть и заливать тоску вином.

И такой психологический портрет очень хорошо сходится с тем, что мы имеем в двадцатом веке, в коммунистическое и посткоммунистическое время. Русский самый терпеливый из европейских народов (в Азии есть такие же: китайцы, кампучийцы). В любой европейской стране достаточно было и десятой части того, что натворили наши Российские правители, чтобы возмущенный народ пооткручивал им головы, а у нас за преступную партию власти голосует чуть ли не треть избирателей. Этому конечно есть небольшое оправдание, что хоть сколь ни будь приличной альтернативы все равно нет, вот за неимением другого и голосуют, хотя бы за тех, от которых понятно чего ждать, и за кого призывают монополизированные средства массовой информации. В этой связи можно опять вернуться к историям традиционной и нетрадиционной, изложенной в первой части. Историю переписать можно, но психологический тип народа, традиции, культуру не спрячешь. Как не могли древние итальянские (римские) легионы покорить полмира. Итальянцы умеют многое другое, но не воевать. Так же не умеют русские бунтовать, это очень терпеливый, внешне послушный народ, большая часть жизни которого загнана внутрь, скрыта от внешнего проявления. Русские могут упрашивать власть, с попом Гапоном или без оного, но не воевать с ней. А власть в ответ будет продолжать выжимать из народа соки и решать не пора просителя наказать, потому как и так слишком зарвался. Не было в русской истории крестьянских бунтов ни Разина, ни Пугачева. Это были по своей природе совершенно другие события, междинастийные разборки. (Прочие русские бунты, типа восстания Болотникова, даже классическая история не считает крестьянским бунтом). Тысячу лет, всю цивилизованную историю человечества, феодальное государство уничтожало на Руси культуру народовластия, тем, что самым жестоким образом еще в зародыше давило минимальное даже мирное выражение народного несогласия с властью, стоящей над обществом. Это наша культура, наша традиция, нам с ней жить, нам ее и ломать, если это будет нужно. Этот русский тип отношений власти и общества очень точно описан Пушкиным в сказке о золотой рыбке. И результат предсказан гением русской литературы почти двести лет назад. Хотя Российские природные ресурсы это посерьезнее, чем золотая рыбка, и народ, и власть регулярно оказываются у разбитого корыта, чтобы начать весь цикл с начала, так ничему и не научившись.

Сталинско-брежневский феодализм двадцатого века в психологическом плане принес характерные особенности, связанные с качественно иным уровнем культуры и техники. В сельском хозяйстве, с коллективизацией, вернулись к чему-то промежуточному между крестьянской общиной и помещичьим землепользованием. В сталинские времена, когда можно было пойти по этапу за самое минимальное хищение или оплошность, система получалась более цельной и работоспособной. А в психологическом плане – классический феодальный вариант крепостничества. После отмены сталинских репрессий в стране и налогов на личное хозяйство, которые душили инициативу в зародыше, произошло приблизительно то же самое, что и после отмены крепостничества. Даже на тех, небольших участках, которые остались в личном хозяйстве, умеющие и желающие работать крестьяне оживились. Но хрущевское урезание личных подсобных хозяйств уничтожило эту высвободившуюся человеческую энергию. В результате получился психологический тип крестьянина, взявшего многое от крепостничества, в том плане, что он так же не хочет работать, так же не может обойтись каждый день без водки, но к тому же развращенного, готового украсть на пропой все, что плохо лежит. И сорок последующих лет в таких условиях привели к утрате способности трудиться. Деревня люмпенизировалась. Кроме этого преобладающего типа еще сохранился в небольшом количестве куркуль, тащащий все в норку, имеющий хороший дом и личный участок, который может работать, если это выгодно. Но поскольку советская система устроена так, что честным трудом ничего не заработаешь из-за того, что подсобные хозяйства урезаны, а в коллективе господствует уравниловка с крестьянами-люмпенами и полный произвол начальника, то он тоже больше ориентирован на рваческие воровские варианты вроде левого заработка на коллективной технике, или прикарманить то, что плохо лежит. Энергия и способности этих людей в фермерском варианте еще могли бы поднять сельское хозяйство, но кто же им даст отделиться и развернуться. После отмены крепостного права крестьянскую общину не удавалось разрушить полвека, а система колхозов будет попрочнее, поскольку в ней сочетаются черты общины и помещичьего землевладения.

Из-за сложности многих работ, а также вследствие коммунистических политических деклараций о выражении интересов рабочего класса, организовать полное крепостное право в городе не получилось, однако многое от него все равно присутствовало и влияло на общественное сознание, хотя в более мягкой сглаженной форме. Поэтому в общественном сознании низко квалифицированной части трудящихся происходили приблизительно те же процессы, что и в деревне. А более высокоинтеллектуальная часть трудящейся массы испытывала то же давление системы, но в силу иного уровня культуры и интеллекта реагировала более сложным и разноплановым способом. Какая-то ее часть ломалась под давлением системы, опускалась и деградировала подобно менее интеллектуальной части трудящихся, какая-то из-за более высокого уровня эгоизма переступала в себе внутренние нравственные барьеры, вступала в КПСС и пробивалась в чиновничий слой, или за иные подачки от правящего класса начинала идеологически работать на выродившуюся феодальную коммунистическую систему. Сегодня, в период обострения противоречий, это вырождение, продажность значительной части гуманитарной интеллигенции очень хорошо видно.

Но достаточно многочисленная часть интеллигенции, в основном технической, не ломалась, не продавалась, а оставалась сама собой. Каждый искал свое решение в жизни в зависимости от своей культуры, профессии, интеллекта, среды, в которую он был помещен. Но в подавляющем большинстве это относится к творческим личностям, которые способны существенную часть своих жизненных интересов связать с процессом и результатом творчества, так чтобы это наполняло жизнь. При чем это может относиться к любой области, технической, гуманитарной, литературе, искусству, науке и пр. Главное, что у этого контингента есть необходимая энергия. Это золотой фонд нации, если он жив, то нация сумеет возродиться после любых катаклизмов. Но сложиться и существовать он может, когда хотя бы на разумном уровне решены материальные вопросы. Советское общество с его уравнительной системой очень способствовало возникновению этого слоя, но последующее десятилетие после начала реформ, сильно его размыло, загнав в нищету эту категорию людей. Дикий, нерегулируемый рынок уничтожает в первую очередь немеркантилизованную часть общества: культуру, науку, литературу, серьезное искусство, непродажную публицистику и т. д. Незначительная часть представителей этого социального слоя сумела подстроиться и направить свою энергию на выживание в новых условиях, большая часть оказалась раздавленной хищным диким и незащищенным властью миром, созданным в эти годы. Еще около десяти лет (порядка времени смены поколения с начала реформ) и этот слой полностью растворится и уйдет в небытие. Россия перешагнет один из важных критических рубежей в общей деградации.

Таким образом можно подвести некоторые ментальные итоги существования Советского общества. Первый этап жесткого тоталитарного сталинского режима достаточно сильно ослабил в людях желание трудится, но умение и навыки при этом сохранялись. Второй этап, хрущевско-брежневский, устранил элемент тоталитарного насилия, заставляющий работать, не дав рыночных экономических стимулов. Уравниловка с множеством советских факторов, препятствующих нормальной работе, привела к тому, что все общество, начиная от системы управления до самых низко квалифицированных работников, начало люмпенизироваться, превращаться в паразитов. Россия, кормившая в прежние времена хлебом полмира, стала ввозить продовольствие, нефтяная и газовая труба, проложенная на Запад, со страшной скоростью начала обкрадывать будущие поколения россиян. В результате возникло одно из самых безнравственных обществ, крадущее у потомков (продаваемые природные ресурсы и растущий внешний долг).

Третий горбачевско-ельцинский этап, идущий последнее десятилетие, еще сильнее люмпенизировал чиновничество, превратив в откровенных воров и преступников, тесно сросшихся с криминалом и разворовывающих страну уже без оглядки, еще сильнее споил и развратил люмпенизированную часть трудящейся массы, и очень основательно подточил нищетой здоровую часть трудящихся, а приватизационной гонкой не совсем еще разложившуюся часть чиновников. Россия превратилась в люмпен-государство, взяла уверенный курс на превращение в страну третьего мира, и способов, как свернуть с этого пути, не высказывается. Любой политик, озабочен тем, как прийти к власти, и потому льстит или что-то обещает развращенному российскому обществу. Невежественному покупателю пытаются всучить любой ценой недоброкачественный товар, а обратно, когда выяснится, что товар гнилой, его, естественно, никто уже не возьмет, поскольку мы родом из тоталитарии. В отставку добровольно никто не уйдет, даже, если начнется массовый народный протест. Т. е. по причине отсутствия в обществе культуры народовластия в стране действует дикий политический рынок. И власть сколько угодно может декларировать свое стремление нормализовать рынок, очевидно, что по крайней мере, политический рынок она специально пытается по максимуму оставить диким нецивилизованным, потому и процветают подленькие ельцинские приемы в политике, типа подкупа пенсионеров и работников бюджетных сфер, перед выборами, путем выплаты им долгов. Потому и побеждает партия власти, и значительным успехом пользуются коммунисты. Сказать развращенному люмпенизированному электорату, что он есть в действительности, может только тот, кто не претендует на политический успех, а не сделав этого, нельзя рассчитывать на работоспособную программу и улучшение ситуации в стране.

Царская Россия жила в условиях рынка. Купцы, ремесленники, промышленные производства и помещики, т. е. все самостоятельные экономические субъекты торговали своей продукцией. Рабочая сила в сельском хозяйстве в основном была не наемной, однако система крепостничества в целом не противоречила рынку, а только деформировала его в части рынка рабочей силы. Постепенно с переходом с барщины на оброк и крепостные крестьяне все больше включались в рыночные отношения. Помещик собирал с крестьян налоги в пользу государства и по старой феодальной традиции удерживал кое-что себе со своего удела. Т. е. перевод крестьян на налог сделал помещика, который прежде, при господстве барщины, был организатором производства, в этом процессе дополнительным паразитическим звеном, что и привело к необходимости отмены крепостного права. Крестьяне начали платить налоги напрямую, минуя помещика. Потеряв свой основной доход, помещики, которые сумели организовать производство на своей земле с наемной рабочей силой, остались на плаву, другие разорились. Таким образом в старой России всегда были достаточно развитые рыночные отношения. Поэтому переход от средневекового феодализма к полноценному рынку проходил гораздо безболезненнее, чем сегодня, от современного феодализма, с почти исключенным рынком, через стадию люмпенизации и дикого рынка, к полноценному.

 

Классовое российское общество после перестройки

Российская феодальная общественно-экономическая формация за последние годы сделала серию важных шагов навстречу рыночному общественному укладу. Во-первых, официально стала узаконенной частная собственность, во-вторых, создались и даже начали как-то действовать, хотя и с определенными издержками, демократические общественные институты. Характер общественных отношений в обществе начал меняться, соответственно, произошли и изменения в составе. В дополнение к двум основным классам Советского общества появился третий, предпринимателей, со своими характерными особенностями, интересами и соответственно, местом в социальном устройстве. Для начала вернемся к вопросу, а насколько вообще правомочно говорить о классах в обществе?

Разбиение на классы это модель. Как и всякая модель она обладает погрешностью. Но для общества, в котором произошло сильное расслоение по уровню доходов, и поляризовались интересы населения, такая модель наиболее точно будет описывать реальность. И в ней очень легко будет выделить характерные группы (классы), у которых в значительной степени совпадают имущественное положение, интересы, способы решения своих проблем.

Характерные особенности двух классов, доставшихся нам в наследство от Советского общества, уже достаточно подробно рассмотрены, поэтому проанализируем класс предпринимателей. Источников его возникновения, грубо говоря, два. Первый источник, это чиновничий капитал, созданный на разворовывании Советской собственности разными механизмами. Часть механизмов была связана с созданием юридических лиц в горбачевский и переходный от горбачевского к ельцинскому период, когда экономика еще не была рыночной и образовавшиеся рыночные субъекты грабили ее. В тот период проблемой было создать юридическое лицо и главное получить доступ к кормушке: банковским кредитам, разрешению на внешнеторговую деятельность, продукции советских предприятий, вооружению и т. д. Вторая часть возникла на этапе чиновничьей приватизации, когда различными финансово-административными манипуляциями чиновники присвоили себе практически все богатства России. К этой чиновничьей группе тесно примыкает криминальный капитал.

Природа криминала проста. Во всем рыночном мире, он существует как результат некоего баланса между доходностью преступного бизнеса и риском с учетом строгости наказания. Вообще большая часть рыночных балансов, в том числе и этот, достаточно легко, хотя и с некоторым элементом субъективизма, просчитывается с помощью раздела математики, называемого теорией игр (теория принятия решения при неполной информации). Поскольку на рынке любое равновесие есть результат баланса между спросом и предложением, то, к примеру, торговля наркотиками в чисто рыночных государствах не может быть полностью уничтожена. Представим, что мы ужесточили наказание и усилили полицию в несколько раз. Это приведет к тому, что большая часть торговцев будет поймана, какая-то часть испугается и свернет свою деятельность. В результате предложение на наркорынке сильно упадет, что при неизменном спросе приведет к повышению цены. Теперь наиболее рисковые наркоторговцы все равно будут этим заниматься, поскольку прибыль сильно возрастет из-за выросшей цены. Теперь они будут работать более мелкими партиями, из-за повышения цены это становится рентабельно, большие средства можно будет тратить на подкуп служащих правоохранительных систем и т. д. Т. е. равновесие установится на другом уровне, но полностью уничтожить преступный бизнес рыночными методами невозможно. Уровень криминала определяется общественным балансом между работоспособностью правоохранительных органов, уголовными и уголовно-процессуальными нормами в обществе, с одной стороны, и уровнем доходов того или иного преступного бизнеса, с другой. Поэтому при общем ослаблении правоохранительных органов и изменении правовых норм в сторону демократизации, в России по рыночным нормам последовал неизбежный всплеск криминала. А основные методы криминальной работы сами являются результатом баланса между доходностью, в каждом виде преступной деятельности, риском попасться, строгостью наказания и уровнем доходов в законопослушном пространстве.

Поскольку дележ богатств страны был для тех, кто имел к этому доступ, сверх доходным делом, то в силу того же рыночного баланса и методы решения проблем в этом бизнесе возникали соответствующие. Поэтому класс чиновников очень тесно переплелся с криминалом. Начался этот процесс еще в брежневский период, опять же как результат стандартного рыночного баланса, рассмотренного выше. При чем этот баланс был сильно смещен в сторону высокопоставленных чиновников, которые во многих случаях оказывались не по зубам правоохранительным органам. При Ельцине эти механизмы, наработанные связи и методы заработали на полную мощь. По результатам выборов декабря 1999 года известны случаи, когда суммы в три миллиона долларов, брошенных на избирательную кампанию, оказывалось недостаточно, чтобы пройти в Думу. Из такой рыночной цены депутатского места можно понять реальный уровень доходов, которые может при желании получать депутат или те, кто за ним стоят, и это при условии, что основной тур дележа богатств страны уже завершен, и продолжает делиться только хилый бюджет и «мелочевка» из общенародной собственности, да и возможности депутатов существенно скромнее чем у исполнительной властью. Ну а также это может служить некоторым дополнительным критерием, позволяющим оценить характерный тип народного избранника, сидящего сегодня в Думе. У других типов просто неоткуда взяться соизмеримым деньгам, чтобы выиграть предвыборную гонку.

Эта часть класса предпринимателей характеризуется несколькими особенностями. Она вышла из чиновничества и теснейшим образом связана с ним сегодня. В ней проявляется большинство негативных черт советского чиновничества, т. е. паразитизм, невежество, полное нравственное вырождение, отсутствие даже минимального патриотизма, как правило, неплохое заграничное образование, некоторый внешний представительский лоск. Эти черты очень хорошо ложатся на тесное слияние с криминалом. Работать этот слой не умеет, создавать что-то или организовывать – тем более. Он нацелен на сверх доходные виды бизнеса вроде ограбить, украсть, приватизировать, получить сверхприбыль за счет таможенных льгот, дележа бюджета и прочих административных махинаций. Работать, созидать, тем более за нормальный по обще рыночным нормам доход, этот слой никогда не будет, разве, что в следующих поколениях. Поскольку эти доходы во многих случаях незаконны или законно весьма условно, то они вывозятся за границу и там оседают, из-за невозможности легализации внутри страны, из опасения нестабильной ситуации в России, и про черный день на случай возможной эмиграции. Этот слой сильно заинтересован в продолжении российской неустроенности, как можно дольше. Во-первых, потому, что это позволяет продолжать получать сверх доходы, во-вторых, из опасения привлечения к ответственности, в-третьих, из опасения пересмотров итогов приватизации, а так, по крайней мере, время течет, приближая окончание общепринятого в мире срока исковой давности, что снимет возможные претензии и оставит приватизированное в их собственности навечно.

Часть этого слоя предпринимателей-эксчиновников, как правило, это касается бывших руководителей производств, сегодня приватизировавших их, в принципе, в какой-то мере, заинтересованы в стабилизации и улучшении ситуации в стране. Но их позиция двояка. Им хочется, чтобы были нормальные условия для работы, нормальный рынок, не мешающая власть, подавленный криминал, но чтобы итоги приватизации в отношении их сохранились, чтобы других незаконных приватизаторов и воров экспроприировали, а они остались полноценными владельцами своих производств. Этот слой относительно работоспособен и в меру патриотичен, хотя об отступных вариантах за границей не забывает.

Вторая часть класса предпринимателей возникла почти с нуля, не имея огромной стартовой форы чиновничества. Сюда попал какой-то процент предпринимателей-спекулянтов, выходцев из торговли прежних времен, которые имели доступ к дефициту, либо ходили по грани законности, частенько переступая ее в Советские времена. Они играли в рыночные отношения, когда за это привлекали к ответственности, поэтому легализация их бизнеса была для них благом, особенно на первых порах, пока они еще пользовались своими возможностями доступа к дефициту и уже имели неплохой начальный капитал. Сначала они очень бурно расцвели, но по мере распространения рыночных отношений, исчезновения монополизма и, как следствие, дефицита, расширения конкуренции, выяснилось, что в тяжелых условиях конкурентного рынка многие из них работать не тянут. Хотя определенная часть перестроилась и научилась работать. Но большую часть этого слоя предпринимателей составили выходцы из других категорий, которых жизнь заставила входить в рыночные отношения, чтобы выжить. Эти люди научились работать в тяжелейших условиях несбалансированного сжатого рынка, сверхвысоких налогов, душащих любую инициативу, произвола чиновников и развившегося криминала.

Этот слой предпринимателей, возникший из класса трудящихся, гораздо патриотичнее, поскольку у него, как правило, нет отступных вариантов за границей. Он умеет в меру своего положения созидать и руководить, но главное, умеет жить по средствам, экономить на всем, выживать, и помогать выживать еще огромному количеству людей, работающих с ним. Но этот слой пока беззащитен от произвола властей, полностью находится во власти рынка, а рыночные условия в подавляющем большинстве задаются властью, стоящей над обществом, состоящей из другого враждебному обществу сословия. Поэтому любые общественные рыночные катаклизмы, вроде обвалов рубля, ударяют по этой части класса предпринимателей. В частности кризис в августе 1998 года разорил значительную часть мелкого российского бизнеса.

Наша сегодняшняя экономика вышла из Советского времени, когда вся она была подвластна чиновнику, и потому была чрезвычайно неэффективна. Сегодня ситуация изменилась, в экономике появился хозяин. Однако в постсоветской экономике не все так просто. В крупном, приватизированном чиновниками бизнесе, практически все в организации осталось по-старому, по-советски, за исключением того, что основная часть дохода предприятий идет не в бюджет государства, а в карман к новым хозяевам. В мелком и среднем предпринимательстве роль хозяина существенно иная, здесь возможно гораздо более эффективное управление, но постсоветское наследство в виде традиций взаимодействия чиновничьей машины с обществом, набор прежних законных и подзаконных актов висит на этой части экономики непомерным грузом, особенно на производстве, душа его на корню.

Из трех компонентов собственности, наименее существенная «владение», как правило, оставлена предпринимателю полностью, да и то с некоторыми оговорками, что помещение во многих случаях не его, а арендуемое у чиновника, и право частной собственности на землю законодательно не решено, подвешивая право «владения» в воздухе. Второй компонент «пользование» включает в себя существенную часть – извлечение прибыли, и здесь действующая система, ставки налогов и обязательных для платежа внебюджетных фондов таковы, что это основное право гораздо больше оказывается у чиновника, чем у хозяина предприятия. Независимо от полученной прибыли, которой сегодня во многих случаях нет, предприниматель должен платить, оставаясь даже в убытке. Наконец существеннейшее право собственности, «распоряжение», тоже реально поделено между предпринимателем и чиновником в интересной пропорции. Множество чиновников в состоянии принять решение о закрытии предприятия или приостановлении его деятельности. Во-первых, это проверяющие и контролирующие ведомства, во-вторых, чиновники, представляющие монопольные службы, распоряжающиеся всеми коммуникациями: электроэнергия, вода, газ, тепло, канализация, в-третьих, местная администрация, комитеты по имуществу, распоряжающиеся помещениями, налоговые органы и т. д. А если к этому добавить, что предприниматель ограничен в своей деятельности множеством иных факторов рыночного свойства, проистекающими из его работы, а чиновник полностью свободен от них, то эта доля в чиновничьем праве «распоряжения» становится необычайно сильным элементом давления на независимого предпринимателя через разрушение налаженного бизнеса (рабочие связи нарабатываются долго, а разрушаются мгновенно), вынуждая значительную его часть выносить в теневую экономику, ставя этот новый политический класс вне закона и тем еще повышая его зависимость от чиновника.

У предпринимателя в части распоряжения остается конечно существеннейший компонент – возможность продать предприятие или его долю, но кто будучи в здравом уме захочет платить нормальную цену или вкладывать инвестиции в предприятие, поставленное в такие условия. Т. е. политико-экономическая ситуация в стране явным образом влияет на рынок, рыночные цены, возможность инвестиций. Естественным явлением для Российской экономики становится вывоз капитала за границу и сокращение капиталовложений. При чем эта тенденция все больше начинает охватывать и средний бизнес. А следовательно нет оснований ожидать подъема производства.

Исходя из изложенного выше, можно утверждать, что рыночные реформы не носили революционного характера для Российской экономики. Начиная с первых шагов демократизации коммунистической системы 1953 года и до сего дня происходит один монотонный процесс, сохраняется одно классовое общество. Постепенно все больше собственность страны переходит к классу чиновников. Сегодня происходит завершающий этап этого процесса. Верхние слои чиновничества присвоили практически все дающие доход куски Российской собственности. Средних чиновников допустили к дележу менее лакомых кусков. Чиновникам более низкого ранга тоже была брошена подачка. Огромный штат различных контролирующих и надзирающих чиновничьих ведомств получил новые возможности по вымогательству с частных предприятий. Ранее, в Советские времена, этот контингент мелких государственных чиновников: эколог, пожарник, санитарный врач и т. д. надзирал за директорами государственных предприятий, т. е. чиновниками, реально стоящими в табеле о рангах на несколько ступеней выше их. Естественно, этот процесс был полностью бесперспективен из-за этого фактического различия в положении. Чтобы как то выправить ситуацию и сделать процесс контроля хоть мало-мальски действенным, советское законотворчество наплодило огромную кучу необычайно жестких, превышающих все мировые нормы, инструкций, правил и прочих подзаконных актов, которые в нерыночной экономике особенно ничего не портили. Поскольку их никто не отменял, то сегодня, в условиях рынка, они превратились в средство вымогательства с работающих предприятий. Вместе с этим еще появилось множество всяческих чиновничьих ведомств, что-то распределяющих, за чем-то следящих, собирающих налоги и отчисления и т. д. Т. е. класс чиновников существенно расширился и получил более обширные права для вымогательства и постепенного отбирания у трудящейся массы того немногого, что она успела создать за переходный период. Попытки же собрать хотя бы налоги с крупных приватизаторов для этих служб полностью бесперспективны из-за фактического различия положений в иерархии власти. Эти попытки временами делаются на государственном уровне, и некоторые такие кампании изредка заканчиваются частичным успехом, показывая реальную расстановку сил и власти сегодня в стране.

 

Как жить дальше?

Уровень понимания нашим да и зарубежным обществом комплекса социально-экономических и технических процессов, идущих в мире и нашей стране, сегодня чрезвычайно низок. В средствах массовой информации, многими ведущими политиками, наряду с достаточно квалифицированными и разумными соображениями на полном серьезе обсуждаются и рассматриваются предельно невежественные. Это показывает, что образовательный уровень в этих вопросах в обществе весьма невысок. Все работают в этой области где-то на уровне здравого смысла. Тот у кого со здравым смыслом все в порядке, по большей части высказывает разумные, но как правило бессистемные, соображения, те же, у кого со здравым смыслом проблемы, выдают хорошо перемешанную смесь относительно разумных идей и абсолютного бреда. И из-за полной неподготовленности в этой области, общество в равной мере воспринимает и первое, и второе. Чтобы внести в общество хоть какой-то элемент системы и образования, я и написал данный ликбез, так чтобы совершенно неподготовленному, но чуть-чуть умеющему думать человеку стало понятно что из чего проистекает и для чего нужно. В частности, для этого пришлось построить правильную, поддающуюся анализу и логике, историю.

Для того, чтобы обществу решить как жить дальше, надо ответить на несколько вопросов, первый блок из которых я сформулирую ниже. Во-первых, надо выбрать устраивающий нас тип государства из четырех возможных, во-вторых, понять какая экономическая формация нас больше устраивает, и наконец, в-третьих, сформулировать наше отношение к рынку. Может показаться, что ответы здесь очевидны. На самом деле это далеко не так. Как только начинаешь аккуратно определяться, то с желанием иметь что-то автоматически возникает набор того, от чего придется отказываться, хотя не всем этого хочется. Но для начала определимся с тем, что сегодня нам позволяет экономическая и политическая ситуация. По нашей культуре, истории, традиции, наконец присущим нам амбициям, для России естественен четвертый тип государства, феодального, нацеленного на войну. Этот тип не проходит сегодня, грубо говоря, по трем причинам. Во-первых, чисто экономически Россия на него не потянет. В таком режиме не выжил СССР, победитель во Второй Мировой войне, контролировавший существенную часть всего мира. Сегодня, когда сама Россия гораздо меньше, беднее, без контролируемых зависимых союзников, с надорванной разваливающейся экономикой, такая программа нереальна. Во-вторых, народ устал и измотан, кроме этого в принципе отсутствует идея, под которую можно было мобилизоваться для этой программы. В-третьих, уровень развития техники и технологий в мире таков, что эта программа нереальна по двум причинам объективного свойства. Глобальная война при современном уровне техники и энерговооруженности это самоубийство для всей цивилизации, поэтому государство, желающее играть в эту игру или хотя бы шантажировать, окажется в полной изоляции. А кроме этого основу современных передовых технологий составляют интеллектуальные, так называемые мягкие, технологии. Мало того, что надо иметь развитую техническую базу, аграрные, индустриальные и постиндустриальные технологии, чтобы выдержать это соревнование с другими странами, необходимо, чтобы обстановка в стране позволяла этими мягкими технологиями заниматься, чтобы множество людей, работающих в этой области находились в достаточно комфортных психологических условиях, без которых процесс творчества или невозможен или гораздо менее эффективен. Пока уровень технологий иной, и таких людей в обществе мало, им можно создать комфортные условия за счет других, но когда эти технологии начинают господствовать, надо создавать соответствующий климат для всего общества. Т. е. высокий уровень жизни, реальная защита и соблюдение прав человека на данном этапе развития цивилизации становится совсем не популистским лозунгом или расхожим штампом, а частью наиболее передовых производительных сил общества.

Конечно, весьма предпочтительным является первый тип государства, развитого рыночного, но у нас от этого типа слишком мало. В ВПК осталось немного технологий, позволяющих на это претендовать. Но достигнуто это было, по большей части, за счет слишком больших вложений, и привлечения слишком многочисленных людских ресурсов. Эффективность наших работ в науке и военном производстве не достаточна для государства первого типа. Что касается прочих областей, то здесь мы отстаем настолько, что и второй тип, относительно отсталого рыночного государства, во многих случаях сегодня нас превосходит. Т. е. реальное наше место сегодня между вторым, отсталым рыночным и третьим типом, милитаристским, ориентированным исключительно на внутреннюю стабильность. В политике реально мы тоже находимся на перепутье между этими типами государств. С одной стороны начинают действовать демократические институты, с другой, армия воюет на собственной территории, и общество находится в постоянном страхе узурпации власти и уничтожения возникших демократических институтов. Так постоянно было с Ельциным, сегодня такие же опасения с его преемником. Власть пока старше всего общества и может делать то, что захочет. Поэтому все демократические институты держатся на честном слове тех, кто сегодня у власти. А кто там, и что у них в голове – большой вопрос. По их отрывочным и бессистемным заявлениям очевидно, по крайней мере, что понимания, как жить и что делать, какие истинные приоритеты, и как обеспечить их реализацию, ни у кого из нынешних власть имущих сегодня нет, обществу приходится об этом только гадать, пребывая в неуютном режиме неопределенного ожидания.

Из предыдущего анализа ситуации мы имеем сегодня резкую поляризацию интересов в обществе. Малочисленная группировка жидов, приватизировавшая добывающие отрасли, продукция которых всегда будет конкурентоспособна на мировом рынке, заинтересованы в превращении в государство третьего типа, милитаристское с властью стоящей над обществом, и подчиненной им. Главный для них вопрос это удержать приватизированное, поэтому такой тип государства сегодня для них подходит лучше всего. Но он же их вполне устраивает и в дальнейшем. Им не нужна сильная страна, достаточно, что у нее есть ядерное оружие, и потому просто так никто отобрать территории и природные ресурсы не решится. Им не нужна большая часть населения, о которой надо думать и постоянно как то учитывать общественные тенденции, может быть тратиться для влияния на нее, пусть народ сокращается, вымирает, эмигрирует. Оставшаяся часть тоже лучше малограмотная, люмпенизированная, спившаяся и одурманенная наркотиками т. е. неорганизованная, неопасная, легко управляемая мелкими подачками и послушной подкупленной армией. Эти приватизаторы объективно заинтересованы в превращении России в страну третьего мира, сырьевой придаток развитых стран.

Большая часть россиян заинтересована в подъеме и расцвете экономики, так чтобы они превратилась в благополучный, нормально обеспеченный, средний класс. Их цель – государство первого типа, развитое рыночное, но для сегодняшней России путь туда лежит через государство второго типа, рыночное слаборазвитое. Поэтому этот контингент будет за рыночные отношения и весь сопутствующий ему комплекс демократических свобод. Однако уровень понимания вопроса: что такое рынок, каким он должен быть, регулируемым или свободным, если регулируемым, то как его регулировать; в обществе невысок, и предельно запутывается политиками недоучками разного толка от демократов свободных рыночников до коммунистов. Роль средств массовой информации в прояснении этого вопроса тоже далеко не позитивна. Одна часть их транслирует общий сумбур, царящий в общественном понимании этого вопроса, а другая, продажная, целенаправленно уводит общество от демократии и рынка к государству третьего типа.

Если бы такое деление на две общественные группы было полным, то с учетом российской истории и ментально-психологических народных традиций страна однозначно пошла бы по пути государства третьего типа. И такую очень сильную тенденцию мы сегодня имеем. По крайней мере, с 1953 года нас тщательно готовили к этому – люмпенизировали, а последние десять лет успешно вели именно в этом направлении, пугая коммунизмом. Россия успешно сдавала позицию за позицией, позволяющие ей стать рыночным государством второго типа с определенными заявками на вхождение в первый тип. Сегодня утрачена большая часть таких возможностей. Развалено сельское хозяйство, страна ввозит значительную часть потребляемого продовольствия. Развалено почти все производство ширпотреба, не выдержавшее конкуренции после открытия внутреннего рынка для импортных товаров. Обескровлена тяжелая промышленность и энергетика. Утрачена основная часть достижений в области новых технологий в ВПК. И самое главное, произошел кадровый разрыв. Через время порядка смены одного поколения с начала преобразований, т. е. приблизительно через десять лет, будут безвозвратно утрачены основные профессиональные кадры в науке и новых технологиях, не создав смену. Это будет последний невосполнимый рубеж в плане деградации государства.

Никто конечно открыто такой путь для России не декларирует, но силы, которым это выгодно, в чьих руках сегодня деньги, реально и вполне осознанно ведут нас по этому маршруту, и конечный пункт уже хорошо виден. Очередной экономический кризис, который по состоянию экономики неудержимо надвигается, крах финансовой системы, коллапс производства, голод, народные беспорядки, всплеск преступности, и в качестве ответной меры, «поддержанной большинством народа», – военная диктатура. Вся же чиновничья постсоветская машина настроена на тоталитарный режим своего главенства над обществом, поэтому такой режим власти для нее оптимально подходит, ничего не надо будет перестраивать, действующий чиновный аппарат такую схему поддержит с огромным усердием.

Есть ли какие-то объективные возможности свернуть с этого пути? Пока еще есть. И предпосылок для этого две. Во-первых, это наличие иных социальных групп, кроме двух рассмотренных выше, т. е. неоднородность класса предпринимателей. Объективно в таком развитии событий не заинтересован весь мелкий бизнес, выросший из класса трудящихся. Такая система власти для него это прямой путь к разорению. И не заинтересована часть предпринимателей крупного и среднего бизнеса, работающая на внутреннем рынке. Такой путь страны приведет к сворачиванию внутреннего рынка, т. е. угасанию их бизнеса, а объективной возможности для прорыва на внешний рынок у них сегодня нет. Таким образом в стране есть социально активные силы и относительно большие деньги, которые ориентированы на иной путь. Во-вторых, класс чиновников тоже достаточно неоднороден. Слабым «ненадежным» звеном в этом процессе оказывается вершина чиновничьей машины. Психологически на житейском уровне понятно, что даже столь негативные кадры вроде Ельцина, будь у них возможность, предпочли бы оказаться не в роли приказчиков у жидов, а стать народными героями, поднявшими страну. Т. е. знай Путельцины, как это сделать, они бы на это пошли, сдав интересы своих хозяев, тем более, что набор хозяев на том этапе еще только оформлялся. Просто объективное историческое развитие управленческой Советской системы позаботилось о том, чтобы в управлении страной не откуда было взяться не только по-человечески приличным, но и квалифицированным, умным кадрам, способным программу разработать или хотя бы понять предлагаемую другими. К примеру, то, что я пишу здесь, хотя и так пришлось опуститься до пальцевого уровня по физико-математическим меркам, все равно будет сложновато, для большинства приближенных к власти ученых-экономистов, даже и с научными регалиями, и естественно, совершенно непонятно самим правителям.

 

Что делать?

Все споры в обществе по этому вопросу проходят в другой плоскости, уходя от действительной проблемы. К примеру, ломаются копья по поводу экономических программ. Да действительно экономика это важнейшая их часть, но сегодня проблемы не в ней. Любая сколь угодно хорошая программа не будет работать, если основные ее элементы будут саботироваться чиновниками, если не будут платиться налоги, если там где по расчетам должны быть инвестиции, потенциальный инвестор посчитает вложения невыгодными или рискованными, исходя из экономической, политической или криминогенной ситуации.

Решение в действительности очень простое, оно лежит на поверхности, когда понимаешь суть проблемы с азов, хотя бы на уровне моего ликбеза, когда чувствуешь ее, а не подходишь к вопросу догматически, путем повторения набора общепринятых штампов. Рынок сам все выправит и отрегулирует самым быстрым и оптимальным образом, сам вытянет экономику из провала. Но случится это при одном условии, что он будет близкий к идеальному, когда действуют его регулирующие функции. Поэтому выход из ситуации лежит не в экономике, в вблизи от нее, в сфере, которая обеспечивает нормальную работу рынка, в устройстве общества. Каким должно быть это устройство, чтобы рынок был идеальным? В устройстве общества свободы и их ограничение должны сочетаться так, чтобы рынок в каждой существенной области, где имеют место потери, мог минимизировать величину обобщенных налогов. При современном уровне развития производительных сил эффективность производства достаточно высока, так что существует приличный запас создаваемой прибыли. Часть ее должна уходить на обобщенные налоги. Чем меньше от прибыли остается предпринимателю, тем меньше идеальность рынка хуже его регулирующие способности, тем медленнее он перестраивается под изменяющиеся условия, поскольку любое изменение требует затрат. Регулирующие свойства рынка работают на экономическом интересе предпринимателя.

Сейчас мы имеем в экономике набор дыр и проблем. Рынок их очень быстро залатает и устранит, если будет идеальным, если у предпринимателя будут достаточные средства для вложений и они будут к нему быстро возвращаться. Если же мы оставим предпринимателя без этих средств, или они после сделанных вложений не будут к нему возвращаться, а все уходить на обобщенные налоги, то регулирующие свойства рынка полностью пропадут. Поэтому повторюсь еще раз, общество должно быть устроено так, чтобы предпринимателю оставалось как можно большая часть прибыли. А для этого необходимо одно, такое устройство общества, чтобы оно само настраивалось на минимум обобщенных налогов. Проиллюстрируем это на примере.

Тому, кто не достаточно внимательно читал, может показаться, что я призываю не брать налоги с предпринимателя, или брать как можно меньше. На самом деле это не так. Возьмем на выбор любую область, где естественным образом, помимо желания членов общества возникают обобщенные налоги (потери), к примеру, соблюдение порядка. При наличии преступности и различных служб охраны порядка на общество все равно ложатся следующие нагрузки: потери от преступности, потери от случайных нарушений общественного порядка законопослушными гражданами, официальные налоги на содержание милиции и иных служб, участвующих в комплексе поддержания порядка и наказания преступности, потери от ошибочных действий правоохранительных органов, потери от их чрезмерного усердия, мешающего нормальной жизни и работе людей, потери от злоупотреблений этих служб. Обобщенный налог в данном случае будет суммой всех перечисленных налогов и потерь. Общество путем выбора оптимальной величины официального налога на содержание правоохранительной системы и адекватной подстройкой всех вспомогательных элементов в этой области должно найти минимум для обобщенного налога. Очевидно, что он существует.

При полном отсутствии милиции потери от преступности будут огромны. При очень мощной милиции преступность сократится, но содержание самой милиции станет очень дорогим. При полномочиях милиции хватать кого угодно, задерживать на неопределенный срок без суда и следствия, применять пытки, отрубать ворам руки и т. д., она будет очень эффективно бороться с преступностью, однако потери простых гражданам от такого ее усердия превысят потери от преступников. И наконец вариант чрезмерно развитых прав человека, не позволяющих реально пресекать преступность, тоже далеко не благотворен для общества. Задача общества выйти во всем этом комплексе вопросов на некую золотую середину, которая позволит минимизировать потери, т. е. достигать минимума данного обобщенного налога. Для этого надо создать такую саморегулирующуюся, самонастраивающуюся систему, которая позволяла бы на этот минимум автоматически настраиваться с учетом всех возможных изменений: богатства общества, его культуры, техники, уровня доходов и т. д., и налоги брать такие, чтобы минимизировались обобщенные налоги в каждой конкретной области.

В благополучных рыночных обществах с длительными традициями саморегулирование осуществляется через выборность Парламента. Все распределения, т. е. величины налогов, процессуальные нормы и т. д. уже сложились и по мере необходимости законодатели их понемногу корректируют в ту или иную сторону. Т. е. при сложившейся уже системе достаточно того быстродействия в плане настройки на минимум обобщенных налогов, которое традиционно сложилось. Нам же тупо копировать эти нормы и величины налогов с рыночных государств бессмысленно, поскольку системы на сегодняшний день очень сильно отличаются по огромному числу существенных параметров. Нам необходима система настройки более быстродействующая, более надежная, пусть первоначально и более дорогая. Дополнительные затраты очень быстро окупятся тем, что экономика станет эффективной.

Начато все должно быть с изменения соотношения власти и общества. Сегодня власть стоит над обществом, сама устанавливает налоги и решает, как их распределять, естественно, в первую очередь не забывая себя. Общество для нее некая дойная корова, у которой эти налоги надо вырвать, отобрать любой ценой, путем штрафов, угроз, вымогательства. Это стандартный менталитет чиновника, стоящего над обществом. С нашим менталитетом естественен вопрос, а как же иначе? Ведь даже на Западе, где судя по моим теоретическим изысканиям налоги платят добровольно, сплошь и рядом народ уклоняется от них, а власть еще за это сажает в тюрьму. Какая уж тут добровольность, тем более если перенести это на нашу действительность. Уклонение от налогов в рыночных государствах действительно есть. Во-первых, везде есть нечестные люди, желающие въехать в Рай на чужом горбу. Во-вторых, Запад ведь тоже в значительной степени утратил культуру народовластия, люди в большинстве своем догматики, превозносят некоторые штампы, не понимая истинной природы вещей. Поэтому никто и не пытается расширять культуру народовластия, поскольку острой потребности в этом нет, и так живется не плохо, тем более, что любое новшество всегда требует дополнительных затрат. В-третьих, власть и там пользуется значительной автономией и уступать хотя бы частично свои привилегии не желает. Но все же большая часть законопослушных граждан платит налоги добровольно, хотя и без особого рвения, понимая общественную необходимость этого, реально по жизни ощущая куда и на что они идут, чувствуя в этом пользу для себя лично. Отсюда, между прочим, и вполне нормальный не подлый режим доносительства. Если человек по жизни ощущает, как расходуются налоги на общественные интересы, в том числе, и его, то на соседа, не платящего налоги, он укажет соответствующим органам не из подлости, а из того, что реально будет чувствовать, что в собранных налогах есть и его доля, что неплательщик залезает и в его карман, тем что недодает в общий котел.

У нас же любая властная структура делается не для людей, а для выполнения некоторых функций, отчета перед вышестоящей властью. Эта властная структура может и делать что-то общественно полезное, но по жизни получается, что основное ее назначение – давление на людей, угнетение их, создание им дополнительных проблем, усложнение жизни, создание дополнительных поводов для вымогательства с них. На Западе полицейский это защитник людей, у нас реально от милиции ждешь одних неприятностей, работник Гаи в большинстве случаев – основной враг автомобилиста. И дело не в людях, там работающих, а в общей системе, под которую все подстраиваются. По нашей системе норма, что при общении с любым представителем власти простой гражданин должен чувствовать себя виноватым, быть готовым понести наказание, а если он, к примеру, выпивши, то уж тут его вина налицо, делай с ним что хочешь. Приблизительно такое же отношение и к налогам. Сегодня, когда власть стоит над обществом, все граждане достаточно солидарны в вопросе неуплаты налогов этой ненасытной вороватой чиновничьей прорве, которая собирает бюджет в основном для того, чтобы разворовать его. Т. е. нормальный человек никогда не пойдет доносить на соседа, уклоняющегося от налогов, а наоборот подскажет, как это сделать лучше. Это стандартный тип мышления по вопросу соотношения власти и общества. Это первое и основное, что надо поменять.

 

Власть и общество

Идеология налогообложения, призванная поменять положение в обществе по этому ключевому вопросу, приблизительно должна быть следующей. Общая величина налогов, которые платит налогоплательщик ему определена, но в пределах этой суммы он сам волен решать как распределить налоги. В течение некоторого переходного периода исполнительная власть должна иметь возможность частично перераспределять собираемые налоги между ведомствами, их получающими. При этом перераспределяемая доля должна постепенно убывать в течение этого переходного периода, пока не дойдет до нуля (перераспределение закончится). Так сами граждане смогут активно влиять на процесс управления в государстве, сами решать, где по их мнению нужнее сегодня бюджетные средства. А начальник, выборный или назначенный, получающего бюджет ведомства, если он конечно не желает остаться без средств, регулярно должен будет выступать в средствах массовой информации, отчитываться перед гражданами, объяснить какие трудности, что он делает для улучшения, и тогда если он будет правдив и убедителен, и итоги его деятельности люди будут ощущать по жизни, налогоплательщики в следующий раз выделят ему больше. А если по его ведомству есть нарушения, злоупотребления и пр., и об этом появились публикации, то уж тут налогоплательщик не даст ему денег, пока не будут улучшения, или плохого руководителя не заменят. Вот способ создания самой короткой, самой быстродействующей обратной связи в обществе, система организации прозрачности бюджетных расходов, стимул управленческих структур к удешевлению. Ее эффективность мы почувствуем через несколько месяцев после введения.

Теперь несколько слов о величине налогов. Честно говоря, этот вопрос больше в компетенции экономистов, однако из предыдущих рассуждений можно сделать такой вывод. Налоги могут вычисляться различными способами, с различных налогооблагаемых баз, однако платиться они должны только из прибыли. И совокупная величина всех налогов не должна превышать некоторую долю прибыли. Назвать ее должны экономисты, однако по моим ощущения на сегодняшний день из опыта работы нескольких совершенно разно профильных предприятий, к которым я имею отношение, эта общая доля налогов не должна превышать шестидесяти процентов прибыли. При такой доле регулирующие возможности рынка сильно упадут, но рынок еще останется работоспособным. Для повышения его работоспособности и оперативности необходим набор льгот по этой итоговой доле. Такую величину налогов я бы лично платил, если бы верил власти, видел бы позитивные перемены. По мере нормализации жизни эта доля, естественно, должна уменьшаться. Для справки, сегодня совокупная величина налогов в среднем значительно превосходит эту величину, 60%, и как правило, выше 100%, вынуждая любого предпринимателя, даже самого честного, уклоняться от налогов. Само бы общество, естественно, никогда бы такого безобразия в части налогообложения не создало, это может делать только преступная и невежественная власть, стоящая над обществом. Т. е. наличие Парламента само автоматически еще ничего не решает. Туда лезут решать свои проблемы, а не народа (не из альтруизма же платят огромные деньги на избирательные кампании), нужен еще набор дополнительных работоспособных механизмов народовластия.

В частности, должна быть к минимуму сведена разрешительная система. Это во-первых, вариант запретов, очень любимый постсоветским чиновником, а во-вторых, вариант налогообложения, от которого необходимо уходить, если мы желаем сохранить регулирующие функции рынка. Налоги должны платиться только из прибыли. Покупка патента на какой-то вид деятельности должна быть только как альтернативная форма к стандартной системе налогообложения, на которую по своему желанию может идти или не идти налогоплательщик.

Любая исполнительная власть в обществе не должна иметь безусловного права запрета или насилия над личностью. Она по своей обязанности должна обладать правом подобной инициативы, но разрешение должна давать только другая ветвь власти, арбитражная. Т. е. любой чиновничий запрет, штраф, арест и т. д. должны делаться только с постановления судебной власти, которая в смысле арбитража старше любого субъекта в обществе, но сама не обладает инициативой. Сам же судья должен быть избираемым. Общество в очередной раз должно подтверждать свое главенство над властью. Это не роскошь, не блажь, а настоятельная необходимость. Проверяющий чиновник: санитарный врач, эколог, пожарник, ОЭПовец, РУБОПовец и т. д. (в идеале и ГАИчник) не должен иметь права запрещать, штрафовать или иных негативных санкций по отношению к физическому или юридическому лицу. Исключение только в случае непосредственной угрозы жизни, здоровью или имуществу. Решение должно быть только через суд. При суде должна быть служба судебного исполнения. Ее полномочия, опирающиеся на решение судебной власти, должны быть выше полномочий любой исполнительной власти. Руководитель службы судебного исполнения тоже в большинстве случаев должен избираться. Общество не должно пренебрегать необходимостью постоянного подтверждения своего старшинства над любой властью.

Фактически для масштаба жителей порядка нескольких тысяч человек, не более десяти-пятнадцати, основу общественного самоуправления должны составить три выборных должностных лица: мэр, судья, шериф. Терминология не существенна, важен принцип организации этих властей, то что они должны быть для народа, и при таком масштабе это вполне реализуется, поскольку обратная связь (выборы и возможность перевыборов) оказывается достаточно короткой и быстродействующей. Выборный мэр ничего качественно вроде не меняет, он на первом этапе вообще меньше других нужен в этой троице. От того, что участковый милиционер будет выбираться некоторый прок виден, но вряд ли это что-то решающим образом изменит. А вот судья, на такой масштаб населения, это то, что вместе с выборным участковым милиционером, который во многих случаях будет обеспечивать исполнение судебного решения, должно качественно изменить жизнь внизу. Задача этих трех выборных должностных лиц максимально на своем уровне помочь работе рынка, и они могут вполне разгрести часть чиновничьих завалов на его пути. В этой связи возникает только один чисто технический вопрос, где набрать столько судей? На эту должность, особенно на первом этапе, профессиональные судьи и не нужны. Этим судам будут подсудны наиболее простые дела, в большинстве случаев понятные на житейском уровне, а определенный юридический ликбез может быть пройден таким выбранным судьей месяца за три-четыре после его избрания. А результатом в конечном итоге должна стать более высокая юридическая грамотность всего населения.

Я не верю в демократию, когда речь идет о власти далеко отстоящей от народа. Даже когда речь идет о выборной власти для нескольких десятков тысяч человек это слово уже почти всегда превращается в пустую декларацию. При таком масштабе каждый избиратель не может лично знать кандидатов и стало быть на выбор избирателя больше будут влиять выборные технологии, реклама, т. е. в конечном счете, деньги кандидата. Когда же речь идет о масштабе не более нескольких тысяч человек, не более десяти-пятнадцати, то большинство людей способно знать кандидатов лично, и вложенные в кампанию деньги и выборные технологии теряют свое значение. Культура народовластия должна складываться снизу.

Естественно, это комплекс народовластия обойдется недешево, но без него в России не имеет смысла говорить о рынке, т. е. системе минимизации обобщенных налогов. Общество должно на минимум обобщенных налогов уметь настраиваться. Самонастраивающаяся система стоит денег, но они в результате окупятся, без такой настройки мы уверенно придем к государству третьего типа, когда о минимуме обобщенных налогов говорить будет бессмысленно.

А после того, как комплекс народовластия начнет складываться первое что будет необходимо сделать, это привести правовые, природоохранные, санитарные и прочие нормы в соответствие с реалиями современной жизни, выстроить систему отношений физических и юридических лиц с этими государственными службами, с целью минимизации обобщенных налогов. В качестве примера рассмотрим правоохранительную систему.

За последний век Россия проскочила путь от порядка, когда нормой было исчезновение человека без суда и следствия, до норм, принятых в правовых обществах с солидным стажем и традициями. А в итоге мы живем в условиях предельно неработоспособных правоохранительных органов, нищих, потому коррумпированных, нравственно разложившихся. Милиция сегодня охраняет торговцев наркотиками, предпочитает обходить стороной преступников, но зато с удовольствием пристает к нормальному, чуть выпившему человеку с целью обобрать его, а заодно отчитаться о проделанной работе. Действующие законы из-за слабой технической оснащенности, нехватки и отсутствия заинтересованности квалифицированных кадров, практически не позволяют бороться с преступностью, поскольку преступник как правило способен иметь адвоката, оказывать на работника правоохранительных органов иное воздействие, технически оснащен лучше. А вот обычный законопослушный и ограниченный в средствах человек, которого, например, ситуация вынудила защищаться от преступного посягательства с минимальным нарушением действующих законов в первую очередь оказывается под ударом правоохранительных органов. По житейски это выглядит так: «На простого человека наехали бандиты. Милиция его защищать отказывается, один из стандартных ответов: приходите, когда что-то случится, т. е. убьют или покалечат. А если человек решится защищаться сам и добудет оружие, то его милиция с удовольствием, поскольку здесь опасного противодействия не предвидится, сходу повяжет и припаяет срок на полную катушку». Т. е. реально сегодня милиция в условиях уголовных и уголовно-процессуальных норм, скопированных со стран с иной экономической, криминогенной и социальной ситуацией, в большинстве случаев выступает не заступником от преступника, а его пособником.

То, что здесь предлагается, в части изменения отношения власти и общества, в социальном плане далеко не безобидное деяние, это социальный переворот. Предлагается схема, при которой господствующий класс чиновников потеряет свою роль, станет подчиненным обществу, реально главным лицом в экономике должен стать предприниматель, тот кто управляет экономикой общества, а в социальных вопросах, само общество, его граждане, налогоплательщики, избиратели. Естественно, власть так просто никто не отдает, особенно с нашим российским менталитетом чиновничьей среды. Даже если нечто подобное возьмет на вооружение действующий президент, намеренный опираться в процессе преобразований на существующую или чуть модернизированную чиновничью машину, то по этой программе заранее можно служить панихиду. Она будет встречать колоссальное разноплановое сопротивление, неизбежно саботироваться и срываться чиновниками любого ранга, любой ветви власти. Как же ее провести в жизнь?

 

Экономическая ситуация в России

Прежде чем разбираться в политических вопросах, хотелось бы до конца определиться в некоторых иных аспектах. Во-первых, понять как лучше существовать России, распавшись на части или в виде единой империи, на сегодня территориально все еще самом большом государстве мира. В распаде есть всего одно объективное преимущество. Каждая малая часть, во-первых, будет ближе к народу, чиновничья машина сократится на несколько ступеней, и во-вторых, станет гораздо беднее, и власть волей неволей вынуждена будет пойти на то, что начинать оптимизировать систему управления. А при нынешнем уровне развития техники, если систему управления оптимизировать, жизнь нормализуется достаточно быстро. В империи же с колоссальным богатством, даже в случае разоренной страны, заставить власть это делать гораздо сложнее, потому как она экономически будет все равно весьма благополучна, а вероятность опасных для власти народных выступлений гораздо ниже из-за большей мощи государственного аппарата. Поэтому любая центральная власть сильно заинтересована в сохранении империи.

Для простого народа это единственная причина желать распада империи, при наличии большого числа доводов в пользу ее сохранения, но при некоторых условиях эта причина может оказаться решающей. Это наступит при переходе страны в государство третьего типа, когда из-за полной деградации системы власти надежд на оздоровление ситуации для всей империи целиком вообще не останется.

В распаде империи по-настоящему заинтересованы только местные элиты. Но более или менее реальная возможность отделиться есть только у тех, которые имеют серьезные запасы полезных ископаемых и имеют национальные образования, позволяющие увлечь население на националистической волне. Опыт Чечни показывает, что отделиться им не удастся. Процесс отделения может стать позитивным только после того, как центробежные тенденции приобретут массовый характер, и центр будет не в состоянии удерживать всех. А для этого надо, чтобы простые граждане настолько разочаровались в центральной власти, что махнули бы рукой на все плюсы от жизни в богатейшей империи. Поэтому улучшение положения в стране это объективное требование ее целостности в ближайшем будущем.

Другим решающим моментом для будущего страны является состояние производства. Поэтому придется коротко охарактеризовать его. Все производство грубо может быть разделено на три группы по характерной экономической ситуации в них, возможным условиям инвестиций, значению для жизни страны. Производство потребительских товаров это тот базис, который позволяет вытянуть экономику, дать ей первый толчок. Здесь есть набор отраслей достаточно легких на подъем, технологии которых доступны для малых и средних фирм. И средств, необходимых для инвестиций, достаточно внутри страны. Это производство продуктов питания, одежды, обуви, сфера услуг и т. д. Развитие этих отраслей потянет за собой большое количество смежных отраслей. А появление доходов у населения даст толчок к развитию и потребительских товаров длительного пользования, автомобилей, недвижимости. Для того, чтобы эти отрасли у нас ожили надо совсем немного, создать нормальные рыночные условия, грубо говоря выполнить то, что изложено в предыдущей главе. К этому неплохо бы добавить еще правильную государственную таможенную политику, поддерживающую своего производителя. Но при установлении нормальной власти, это автоматически должно быть одним из приоритетных направлений ее деятельности. Нормальной власти это объяснять не надо, а нынешней власти, умеющей говорить красивые слова, хорошо понимающей только свой интерес, но не ситуацию в стране, что-то объяснять бессмысленно.

ВПК это та единственная сфера, где мы имели конкурентоспособные новые технологии. Сегодня у хозяина ВПК много головных болей и практически никакой отдачи, но сохранить то, что здесь осталось, это единственный вариант заложить фундамент возможного процветания в будущем, возможность перехода страны из второго типа государств в первое, развитое рыночное. Здесь нужны серьезные инвестиции, которых нет внутри страны, а до того, хотя бы условия для сохранения и частичного воспроизводства кадров. Решение этих задач возможно только на государственном уровне, сегодня поддержка этих отраслей, а в будущем обеспечение их государственными заказами и активным внедрением с помощью государства на мировой рынок. В будущем это должно стать приоритетным направлением государственной деятельности, но все это возможно только после оживления экономики, наполнения бюджета, создания нормального политического и экономического климата для привлечения инвестиций, включая иностранные. Но сегодня для стабилизации ситуации это направление не играет существенной роли, главное не дать ему рухнуть, а заниматься им всерьез надо начинать чуть позже, только если начнется общий рыночный подъем в стране.

В сельском хозяйстве у нас занято населения больше в разы, чем в любой благополучной стране. Сельскохозяйственных угодий нормального качества на душу населения больше, чем у кого либо. Тем не менее страна ввозит продовольствие.

К примеру, в молочном животноводстве Московской области сегодня получается сверх прибыль. При себестоимости одного литра молока около двух рублей, оптовая цена в двое выше. Отдача более семи процентов в месяц на основные вложения, если делать их в молочное стадо. Т. е. при средней коммерческой цене валютного кредита около двух с половиной процентов в месяц, кредитование и инвестирование этой отрасли выгодно даже на коммерческой основе, хотя во всем цивилизованном мире сельское хозяйство пользуется определенной поддержкой государств. Тем не менее инвестиций нет, никто в сельское хозяйство Подмосковья не вкладывается. С точки зрения инвестиций рынок не работает.

Взглянем на ситуацию с другой стороны. В стране нехватка продовольствия. Нормальный рынок должен давать человеку определенную мобильность, т. е. тот у кого есть силы и желание, должен иметь возможность увеличить свой рабочий день, интенсивность труда и иметь от этого отдачу, поскольку есть спрос. Реально этого не происходит, ситуация не позволяет. Т. е. с рынком и здесь что-то не так.

Мировой исторический опыт приблизительно так расставил по уровню эффективности варианты хозяйствования в сельском хозяйстве: самый эффективный вариант – фермерский, когда практически всю работу выполняет одна семья хозяев, потом помещичий вариант укрупненного производства с большим количеством наемных рабочих, хуже всех крестьянский кооператив. Однако при одном уровне развития техники их эффективность отличается слабо, поэтому в разумных пределах все они конкурентоспособны. Наше сельское хозяйство по эффективности на одного человека уступает всем этим вариантам в разы (сегодня до десяти раз). Т. е. дело не в формальной организации производства, поскольку основная форма у нас сегодня – большой кооператив (ТОО, ООО, ЗАО, КСП и т. д.).

Поскольку этот вопрос является ключевым для экономики страны, то я вынужден проанализировать его подробнее, начиная с предыстории. Коллективизация с принудительным рабским трудом. Потом уничтожение приусадебных участков, где как-то развивалась частная инициатива. Длительный период люмпенизации сельского населения в период хрущевско-брежневского неофеодализма. В это время государством проводилась специальная ценовая политика загоняющая сельское хозяйство в экономический тупик. Закупочные цены специально держались на уровне ниже рентабельности, чтобы прибыль возникала в перерабатывающей промышленности, а сельское хозяйство было убыточным. Свою переработку сельхозпредприятиям делать не разрешали. За счет государственных дотаций и бесплатной рабочей силы, привлекаемой из города, сельское хозяйство поддерживали, но инициатива людей, которая изредка все же проявлялась, даже сильно ограниченная произволом колхозного начальства и уравниловкой с крестьянами-люмпенами, такой политикой добивалась окончательно. Т. е. даже выбившись из сил, прорвавшись через все административные препоны, возможности заработать не было. А чтобы хозяйство не упало его поддерживали сверху, естественно, диктуя при этом определенные условия.

Прекращение дотаций сельского хозяйства, открытие границ для ввоза продуктов питания частными предпринимателями и искусственное поддерживание курса рубля по отношению к доллару (т. е. фактическая дотация ввозимого товара) запустили процесс окончательного добивания сельского хозяйства. Производство начало падать. При этом, если мы, к примеру, говорим о молочном животноводстве, то в распоряжении сельхоз. предприятий всегда было достаточно много ликвидного товара. Нет денег на зарплату или горючее, зарезал корову, мясо продал, вот и деньги. В Московской области стадо сократилось в несколько раз. Финансовый кризис в августе 1998 года резко сделал невыгодным ввоз многих продуктов питания. Свое производство молока перед этим сократилось в разы. Рынок отреагировал на нехватку продовольствия повышением цены. Прибыль в молочном животноводстве поднялась выше любых разумных величин для сельского хозяйства. По рыночным нормам сюда должны устремиться кредиты и инвестиции, что должно восстановить молочное стадо, увеличить объем производства, и снизить прибыль до нормальной величины. Однако этого не происходит. Рынок работает только наполовину, т. е. не регулирует экономику. Поняв, почему не идут вложения в сельское хозяйство, проще будет разобраться во всех проблемах российского рынка.

Вся собственность в сельском хозяйстве находится в руках коллективных предприятий, больших постсоветских колхозов. Настроения у крестьян разные. Некоторые хотели бы отделиться. Люмпенизированной части проще скопом в нищете и беспорядке, всегда что-нибудь удастся украсть, что-что заплатят, вот на жизнь и хватит. Они за сохранение коллектива, за то, чтобы никого не выпускать. Поскольку их большинство, и начальство заинтересовано, в том, чтобы как можно больше контролировать, то мнение общего собрания понятно. К тому же объективно коллективную собственность поделить очень сложно, а во многих случаях невозможно. Дробить колхозное молочное стадо, когда каждый кроме производства должен будет думать еще и о сбыте продукции, или раздавать сельхоз. технику, одну единицу на нескольких человек, это значит на много лет вообще развалить производство, и получить в стране голод. Простых решений нет.

В прежние времена сельские предприятия смотрели на любые государственные вложения, как на дотацию, все равно потом долги спишут, и все простят. На любые сегодняшние попытки частных инвестиций в сельское хозяйство, люмпенизированное руководство сельхозпредприятий смотрит приблизительно так же. Берут с удовольствием, возвращать не хотят, даже изначально не планируют. Спросить в результате не с кого, прячутся за спину общего собрания, государственная система взыскания долгов не работает. Отсутствие настоящего хозяина, фермера или помещика, делает в результате процесс коммерческого кредитования или инвестирования нереальным. Кредитный или инвестиционный рынок не поддержанный государственными арбитражными гарантиями не работает.

Вся картина усугубляется тем, что сами сельхоз. предприятия в долгах, которые им реально никогда не выплатить. Поэтому сидят все картотеках, денег на счетах, как правило, нет. Основной долг перед энергетиками, несмотря на то, что цены на электроэнергию для сельского хозяйства по-настоящему льготные. Схема образования такой задолженности приблизительно следующая. Перед началом года каждое предприятие подает энергетикам заявку на годовую потребность в электроэнергии. Энергетики реальную (по итогам прошедшего года) цифру ополовинивают и утверждают, они монополисты что хотят то и делают. Возникающий в результате такого постсоветского планирования перерасход взимается с предприятия в десятикратном размере, а за задержку платежей начисляются еще огромные штрафы и пени. Наличие таких долгов у предприятия полностью исключает процесс кредитования или инвестирования. А заодно видно влияние постсоветского монополизма на всю сегодняшнюю экономику. С этим злом борьба предстоит очень сложная, тут простыми рекомендациями не отделаешься. В частности монополия не значит обязательно очень большая, это явление гораздо сложнее и тоньше. Без укрупнения современная экономика вообще невозможна, однако монополизма вполне можно избежать, если квалифицированно подходить к этому вопросу. Однако он слишком сложен, чтобы здесь на нем подробно останавливаться.

Что же касаемо подъема сельского хозяйства в целом, то единственный способ состоит в дроблении, позволяющем, во-первых, сбросить накопившиеся долги, во-вторых, создать настоящих хозяев, под которых возможны финансовые вливания, и в-третьих, отделить люмпенизированную часть сельских жителей от работоспособных инициативных. Крестьянская община сдерживала развитие сельского хозяйства после отмены крепостного права тем, что налоговая нагрузка с люмпенов перекладывалась на нормальных хозяев, душа их инициативу. Повышенные налоги на предпринимателя уменьшают или даже сводят на нет регулирующие возможности рынка. Поэтому большую часть валового сельского продукта России давали помещики. Столыпинская аграрная реформа разрушила общину, началось развитие фермерства, во время НЭПа именно фермерство очень быстро подняло страну.

Идя на развал общины П. А. Столыпин получал одну проблему – недособираемость налогов, но во всех остальных аспектах ситуация была во много раз проще. Помещичье производство прокормило бы страну, т. е. определенный кризис в крестьянском хозяйстве не грозил стране голодом во время переходного процесса. Сегодня все во много раз хуже. Надо найти схемы дробления сельского производства, которое и так не может прокормить страну. Переходный процесс нанесет по нему еще дополнительный удар, в стране может начаться голод. При этом, дробление сегодня приведет к тому, что подавляющая часть производственных мощностей окажется в руках люмпенов, которые составляют значительно больше половины сельского населения, а права собственности у всех одинаковы. Нужны будут еще несколько лет, чтобы начался процесс перераспределения собственности, и концентрация ее в руках настоящих хозяев. Для полного его завершения с момента начала преобразований нужно время порядка смены одного поколения. Но несмотря на это варианты быстрых преобразований в сельском хозяйстве, позволяющие минимизировать переходные проблемы, несложно предложить в рамках государственной политики, если четко знать что нужно, чего надо опасаться и понимать интересы людей. Кроме этого надо, чтобы не мешала, администрация сельских районов, которая сегодня пока очень активно, по-советски вмешивается в дела хозяйств, чтобы не мешали монополисты вроде энергетиков, чтобы была целевая государственная программа финансирования. (Для хозяйств Московской области, занимающихся молочным животноводством, я такие схемы предложить могу, для других не готов из-за недостаточной информированности).

Таким образом экономическая ситуация сегодня в России не совсем безнадежна, при целенаправленной грамотной государственной политике вполне можно достаточно быстро обеспечить подъем сельского хозяйства и производство товаров ширпотреба. Страна вполне может быть индустриально-аграрной. Однако по сегодняшним меркам этого явно недостаточно. Высокий уровень жизни может обеспечить только постиндустриальное общество с развитыми новыми, мягкими, интеллектоемкими технологиями. Серьезный задел для этого у нас тоже есть в виде научных кадров и специалистов и новых технологий из ВПК. При общем рыночном подъеме и специальной государственной политике отставание здесь может быть устранено за времена порядка смены одного поколения. Т. е. в результате все этапы возможного возрождения российской экономики упираются в политику.

 

Национальная идея

Предыдущий анализ достаточно строго показал, что шансов у России для нормального будущего исключительно мало. На современном уровне развития техники система организации управления обществом оказывается ключевым, определяющим элементом для страны. Без его нормализации у России нет будущего. Но вариантов нормализовать управление почти не видно. Объективно основным врагом страны оказывается класс государственных чиновников, управленцев, т. е. тех, без кого страна сегодня вообще не может существовать, и в чьих руках сегодня все рычаги власти, кто определяет путь страны, у кого есть хоть какой-то опыт крупного хозяйственного управления. Динамику деградации первых лиц государства, начиная с Ленина, мы видели. Ельцин, уходя с поста президента, долго выбирал себе преемника, и как показал опыт, ключевым моментом в этом выборе была амнистия для него и его семьи. По многим высокопоставленным чиновникам есть компрометирующие публикации, и система на это даже не реагирует, считая такое положение вещей нормой. Конечно среди публикаций могут быть недобросовестные, однако, общий характерный уровень высокопоставленного постсоветского чиновничества эти публикации отражают вполне точно.

Возьмем, к примеру, второе лицо государства с 1993 по 1998 год, В. С. Черномырдина, которому мы обязаны в значительной степени многими процессами, идущими сегодня в стране. Вопиющее невежество и безграмотность видны невооруженным глазом по его публичным выступленям. Достоверность информации в СМИ о его собственности и доходах сложнопроверяема на нашем уровне, и потому апеллировать к этому не будем, а сошлемся на общеизвестный факт. После кризиса в августе 1998 года все акции Российских кампаний пошли вниз. А через несколько дней после этого, когда Черномырдин был назначен исполняющим обязанности премьера, акции Газпрома, его «вотчины», резко подскочили в цене. Т. е. вором Черномырдина назвал рынок, а это посерьезнее, чем заказная публикация в газете или обвинение карманного прокурора. Рынок не умеет делать праздных заявлений. Вся Российская чиновничья машина люмпенизирована до предела. Человек на вершине этой пирамиды, умеющий хотя бы с точки зрения русского языка грамотно связать два слова (о других аспектах говорить вообще не имеет смысла), рассматривается всей страной как что-то уникальное.

Если ничего не изменится, Россию ждет на многие годы участь страны третьего мира, третий тип государства, все силы тратящий на удержание своей целостности военно-полицейскими методами. Но такое состояние для России по ее геополитическому положению, наличию природных ресурсов, истории ненормально. Это неустойчивое положение может закончится только двумя способами, либо окончательным распадом, либо появлением новой организующей силы, которая с помощью колючей проволоки, а может быть более изощренных новых средств, вновь заставит народ путем сверхнапряжения соревноваться со всем миром. Возможно на каком-то этапе это даже принесет временный успех, но за периодом сверхнапряжения неизбежно должна следовать релаксация (за ленинско-сталинским этапом хрущевско-брежневский). И Россия в очередной раз окажется в нынешнем положении, на том же распутье.

Полный отказ от государственной машины, анархия – это абсурд, который остальной мир очень быстро поправит, путем дележа ничейных территорий с богатейшими природными ресурсами. Чем кончаются призывы сломать государственную машину до основания и на ее месте построить новую, как в коммунистическом гимне, мы знаем по результатам Октябрьской революции. Провести чистку в государственной машине тоже нереально. Конечно и среди чиновников есть какой-то процент приличных людей. Однако, когда были изданы государственные законы, позволяющие грабить страну и ее народ, то все, и даже относительно приличные, включились в этот процесс, спеша и расталкивая друг друга локтями. Поэтому отличить этих приличных от прочих, крайне сложно. Если в сельском хозяйстве решение было гораздо проще, разделить всех на экономически независимых субъектов и создать нормальные рыночные условия. Рынок сам отсеет люмпенизированную часть от здоровой. С государственной машиной такое невозможно. Она должна существовать как относительно цельная система.

Сколько бы мы не декларировали народовластие, как только власть отдаляется от народа, она приобретает значительную самостоятельность и заставить ее работать в интересах народа становится крайне сложно. У любого человека всегда присутствует важный стимул к какой-то деятельности, собственный корыстный интерес. Если другие цели в деятельности чиновника отсутствуют, то складывается приблизительно то, что мы имеем сегодня, разворовывание чиновниками страны, разрушение всего, что только возможно, если при этом удается хапнуть в свой карман хоть крохотную толику разрушаемого. Т. е. единственный вариант – менять правила игры, создавать такую ситуацию в государственной машине, чтобы нормальный чиновник профессионал в ней оставался и продолжал чувствовать себя относительно комфортно, а люмпенизированному там должно стать очень неуютно.

Для этого нужно выполнить три условия. Во-первых, нужна основная господствующая идея, способная консолидировать народ, перед которой частично может отступить личный эгоизм. Во-вторых, эта идея должна быть поддержана правовыми нормами, изменяющими официальные условия игры в государственной машине. Чтобы кроме личной корысти была какая-то консолидирующая социально значимая и полезная для страны идея, на которую обязан был бы работать государственный чиновник, соответственно, что бы с него за это был необходимый спрос. В-третьих, в государственную машину должны быть на ключевые должности, позволяющие менять нравственный климат в чиновничьей среде, введены новые люди, искренне поддерживающие эту идею и новые правила игры. Тогда можно будет создать в чиновничьей среде иные условия, заставить эту систему работать не на разрушение страны, а на созидание. Естественно, такие преобразования проводятся только сверху. Т. е. эта идея должна быть поддержана большинством народа, чтобы, как минимум, победить на выборах. Варианты не легитимного прихода к власти я не рассматриваю, они гораздо сложнее в мирное время, и несут массу дополнительных издержек, которые перевесят любой положительный навар.

Возникает вопрос, что может быть такой идеей, которая, во-первых, способна собрать под свои знамена более половины избирателей, а во-вторых, позволить поменять правила игры в государственной машине. Честно говоря, я не вижу другой такой идеи, кроме русской великодержавной. Поскольку с коммунистических времен национализму придан негативный смысл, то это слово обходят, заменяя его суррогатами. Поэтому для начала начнем называть вещи своими именами: сегодня консолидирующей идеей может быть только «национализм», русская национальная великодержавная идея. В принципе можно рассмотреть некоторую альтернативную идейную концепцию, Православие. Безусловно это очень сильная идея для русской почвы, которая должна быть существенным составным элементом русской национальной идеи, но как у самостоятельной государственной идеи, у нее есть объективный набор недостатков. Отмечу два из них, наиболее бесспорных. Во-первых, поднимать Православие на уровень государственного мировоззрения, это значит вносить определенный раскол с мусульманским населением и иными религиозными конфессиями страны, во-вторых, насильственная проповедь любого религиозного философского мировоззрения внесет в общество раскол с атеистической частью населения, которая тоже весьма значительна.

Поскольку национальный вопрос в СССР и России предельно запутан, то чуть подробнее определим, что хотелось бы включить в это понятие. Я не знаю ни одного формального определения понятия нации, которое бы корректно описывало всю совокупность практического исторического материала по этому вопросу. Если вспомнить коммунистическое определение, то согласно ему Советский народ считался единой национальной общностью, грубо говоря, единой нацией. Но как только его перестали силой удерживать, он очень быстро рассыпался на множество отдельных наций, причем национальная целостность некоторых из них тоже продолжает оставаться под вопросом. А Германская нация, хотя ее почти полвека разделяли экономически и политически, объединилась при первой же возможности, хотя по коммунистическому определению это считались две различные нации. Таким образом, единственным реальным способом позволяющим определить понятие нации является этнический подход, берущий за основу само общественное самосознание. Если подавляющее большинство представителей некоторой человеческой общности мыслит по данному вопросу сходно, разделяя себя и весь остальной мир по национальному принципу: «мы это такая-то нация, а все остальные – другие нации», и делается это несмотря на существующие определенные различия, и возможно даже противоречия, внутри этой общности, то это и будет характерным признаком единой нации.

Как и на основании чего формируется такое общественное самосознание, вопрос сложный и требует отдельного многогранного исследования, в основе которого будут лежать экономико-политические и в гораздо большей степени, психологические аспекты. Психологически понятие нации будет покоится на определенном психологическом комфорте человека в своей национальной среде. А это состояние психологического комфорта возникает из множества моментов: общего языка, общей культуры, истории, традиций, общепринятых привычек и т. д., которые вносятся в сознание человека с раннего детства путем общественного внушения. Кроме этого для упрощения мышления и бытового жизненного анализа люди упорядочивают информацию по некоторым определенным шаблонам. Сами эти шаблоны тоже складываются как элемент среды, ее определенной культуры, общепринятой шкалы ценностей. Психологически человек ощущает себя гораздо комфортнее, когда окружающие его люди мыслят сходными шаблонами, придерживаются близкой шкалы ценностей. А все это, в свою очередь, есть продукты общей истории, культуры, традиций, уровня жизни, единого языкового, информационного и правового пространства.

На эти основные психологические моменты накладываются дополнительные, связанные с давлением на человеческую личность. Любая личность не любит насилия над собой, и в сознании неизбежно возникает более или менее осознанный протест, который тоже вносит определенный вклад в общественные установки. К примеру, насильственный раздел Германии был дополнительным психологическим стимулом к ее объединению. А случись этот раздел естественным мирным путем, в силу внутренних исторических процессов, этого стимула не было бы. Аналогично, славянские республики СССР объективно были очень близки к национальному единству, но тоталитарный коммунистический режим, державший всех в зажатом состоянии, вызывал определенный протест в сознании людей, который при определенном стечении обстоятельств вылился в распространенное желание самостийности.

Политические аспекты являются важными моментами, влияющими на общественное сознание и таким образом на психологию людей. Возьмем к примеру Россию и Украину. Общественное сознание находится как бы на распутье. С одной стороны там за границей свои, но с другой стороны, после раздела накопилось немало взаимных претензий, противоречий и обид, которые муссируются в средствах массовой информации и разделяют людей, противопоставляя их друг другу. Т. е. политика руководства может объединять психологически, а может разделять. В частности, руководство Украины делает все, чтобы специально отдалить нации, хотя полагаю, что из-за невежества плохо просчитывает многие моменты. К примеру, для Украины войти в НАТО, создать на своей территории американские базы, это значит с неизбежностью получить всплеск пророссийских настроений. Аналогично и экономика. Экономический интерес также влияет на общественное сознание и человеческую психологию. Сегодня, после распада СССР, и в России не здорово, и на Украине. Представим, что в одном из этих государств вдруг политическая ситуация выправится, начнется быстрый экономический рост, повышение уровня жизни. Это неизбежно приведет к всплеску в менее благополучном соседе желания объединиться, чтобы получить улучшение и у себя. Т. е. бедность и нищета разделяют нации, каждый пытается других обвинить в своих проблемах, а благополучие, экономическая выгода наоборот сближают. Хотя, как я уже отмечал выше, вопрос формирования национального сознания слишком сложен, чтобы подробно рассматриваться мимоходом.

После небольшого теоретического экскурса в проблему, вновь вернемся к русской великодержавной национальной идее. В России много народностей и других национальных образований, которые имеют определенные тенденции к созданию отдельных наций. Честно говоря, большинству населения представителей любого этого национального образования, пока жизнь не заставляет делать альтернативный выбор, достаточно безразлично, к кому себя причислять. По жизни каждый причисляет себя к нескольким общностям разного масштаба. Он живет в своей культурно-национальной среде, естественно, причисляет себя к своей народности, но живет и в огромной великой державе, России или СССР. Если противоречий между первым и вторым социальным объединением нет, то он причисляет себя, соответственно, и к великодержавному объединению, т. е. может быть патриотом государственником великой нации. Т. е. внутри державы есть определенные культурные и исторические границы, но они совсем не обязаны приводить к дроблению державы на отдельные нации. Для этого только необходима определенная психологическая комфортность представителям любых национальных объединений в рамках великой державы. И только отсутствие такого комфорта, возникновения ситуации противопоставления интересов мелко национального объединения великодержавному и необходимости людей делать выбор, подобно тому, который сегодня приходится делать в Чечне, выводит большинство представителей мелко национального образования из зоны великодержавной национальной идеи, делает ее врагами.

Причины возникновения национального дискомфорта могут быть различными. В частности в экономически неблагополучной стране, какой сегодня является Россия, почти все жители чувствуют себя весьма дискомфортно, в первую очередь экономически. Те же кто находится у политической или экономической власти в малом национальном объединении, заинтересованы в создании определенных барьеров, препятствующих проникновению в зону их экономических и политических интересов других сильных фигур, поэтому специально выстраивают такие барьеры, в том числе и националистические, путем обработки общественного сознания, взваливание вины за экономические проблемы на представителей центра, других национальностей и т. д. Поэтому великодержавная идея объективно требует для своей реализации экономического подъема, улучшения жизни всех людей, без этого она обречена на пустые декларации. Одновременно с этим эта идея нисколько не противоречит наличию более мелких национальных объединений в ее составе. Для всего остального мира все представители великой нации воспринимаются под одним названием, русских. Сами россияне, естественно будут помнить о исторических, культурных и прочих внутри российских различиях, однако, если в стране созданы нормальные условия, то все одновременно будут чувствовать себя и представителями великой русской нации, выделяющей себя из всего остального мира по этому принципу.

Русская идея должна быть консолидирующей для всей русской нации, включая Великороссию, Малороссию и Белоруссию. А если вспомнить историю, то эту идею я совершенно равноправно распространил бы и на Казахстан. Этимологически казак и казах одно и тоже, по-тюркски, «гусь белый», вольная перелетная птица, или бывшие войска древней Руси. Возникшему разделу мы обязаны Реформации в Западной Европе, переписавшей историю, и династии Романовых. Ислам, религиозное направление отпочковавшееся от русского ортодоксального Христианства, и сохранившее, быть может, больше его черт, чем современное Православие. Между нами общего гораздо больше, чем предлагает традиционная история, это единая история русского славяно-тюркского государства, единые исторические, религиозные и культурные корни.

Означает ли провозглашаемый здесь русский национализм экспансию, хотя бы на названные выше три независимые государства? Ни в коей мере. Ведь определение нации я дал через восприятие этого элемента общественным сознанием. Т. е. любое насилие в этом вопросе, напротив, может дать противоположный эффект. Каждый сам решает присоединяться ли ему к этой идее или нет. Даже на личностном уровне в самой России не должно быть ни малейшей дискриминации, если человек отвергает эту идею. Он может быть предпринимателем любого уровня, банкиром, даже владельцем средств массовой информации с возможностью высказывать свои идеи, но вот занимать государственные посты должны иметь возможность только ее приверженцы. При этом не важна рассово-национальная принадлежность человека, но важно его отношение к русской национальной идее. Т. е. антирусская и антигосударственная позиция для руководящего государственного служащего должна стать одним из серьезнейших преступлений, караемых законом, не зависимо от того, находится он на выборной или назначаемой должности.

При этом, если вообще право требует соблюдения буквы закона, то в этой его части кроме буквы необходимо соблюдение еще и духа, т. е. речь должна идти не о формальном показном патриотизме, а внутреннем. Когда человек просто покупает товары фирмы или даже имеет какое-то количество ее акций, то у него может быть любое отношение к этой фирме, в том числе и резко отрицательное. Но никакой глава фирмы не потерпит в ней работника, особенно руководящего, настроенного откровенно против нее, либо готового в любой момент пожертвовать ее интересами ради своих корыстных. Государство это тоже огромная фирма, акционерное общество, в котором все мы акционеры, а некоторые еще и сотрудники, служащие фирмы, государственные чиновники (в некоторых случаях, например глобальной войны, все становимся сотрудниками). И если с акционера особого спроса нет, как вариант, он даже должен иметь право отказаться от своих акций и сменить фирму, т. е. изменить гражданство, то с сотрудника фирмы спрос совершенно иной. Фирмой не должны управлять воры и проходимцы, разворовывающие богатство и имущество фирмы, ничего не оставляя акционерам, настоящая ответственность за это – святое дело.

 

Российский политический рынок

Сегодняшняя Российская многопартийная система проистекает из прежней однопартийной коммунистической, когда в партии состояло до десяти процентов населения страны, т. е. страна была, как бы, предельно политизирована. Все разнородные нынешние партийные течения, которые представляют какие-то социальные слои, их мысли, и быть может, интересы, раньше были собраны в единую партию. Некоторые из этих течений проявлялись во внутрипартийной борьбе, некоторые не имели такой возможности, сегодня все они на поверхности со своими лозунгами, идеями в усиленной борьбе с оппонентами за свой электорат. Очень условно все их можно разбить на три группы. Во-первых, это партии прошлого, эксплуатирующие разные варианты коммунистических идей, от либеральных социал-демократических до сталинистских, во-вторых, это партия власти и направления, отпочковавшиеся от нее, но реально вплотную к ней примыкающие, в-третьих, это набор партий и течений, которые, как бы, находятся в оппозиции к партии власти и одновременно достаточно далеко отстоят от коммунистов. Весь этот политический спектр возник как отклик на существующий спрос на политическом рынке, поэтому, чтобы подробнее его анализировать несколько слов необходимо сказать о сегодняшнем российском электорате.

Все голосующее российское население условно может быть разбито на три, почти равные группы. Во-первых, это группа, как правило, людей зрелого возраста, но которые пока еще в силе, могут зарабатывать себе на жизнь и нашли такую возможность, т. е. сегодня им есть на что жить, и они имеют некоторый маневр, а также хорошо помнят прежние коммунистические времена, когда все было предельно регламентировано, не оставляя даже минимальных свобод, а потому не хотят к ним возвращаться, ощущая эту разницу. Этот контингент предпочитает жить сегодняшним днем, надеясь только на себя, думать далеко вперед о политической перспективе он не умеет, да и не хочет, тем более по российской действительности что-то всерьез планировать бессмысленно. Эта группа по большей части голосует за партию власти. Лично себе или своему ближайшему окружению каждый из этой группы как-то по-своему мотивирует этот свой выбор, но реально подход сводится к тому, что все вокруг врут, разобраться во всем этом вранье невозможно, да и не нужно, все равно обманут. Будем голосовать за тех, кто не очень нравится, но от кого хоть понятно, чего ждать.

Вторая значительная группа людей, в большинстве своем преклонного возраста, пенсионеры или предпенсионного возраста, кто фактически оказался обманутым системой. Эти люди отработали всю жизнь, рассчитывая по прежним правилам игры на вполне сносную старость, а в результате получили изменение правил, которые поставили их на грань физического выживания, когда доходов не хватает даже на еду. Причем, возраст, профессиональные навыки да и социальные условия не оставляют им ни малейшей возможности для маневра. Они обречены на полунищенское существование. Этот контингент ориентируется на коммунистов, голосует за возвращение прежних правил игры, не умея оценить, что возврат к прежнему невозможен, и что их просто обманывают, обещая это. Эти две первые группы условно можно считать «голосующими желудком», а не головой. Поэтому ими относительно легко манипулировать. Чуть прибавил льгот, типа бесплатного проезда на автобусе, выплатили пенсии, дали или всего лишь пообещали минимальную прибавку, и значительная часть их поддержит на выборах власть. Поэтому, если власть будет проводить хотя бы чуть разумную политику, то поддержку до пятидесяти процентов голосующих, она может получать только за счет «желудочного» электората. Поэтому в конкретных сегодняшних российских условиях партия власти может быть непобедимой.

Эти две социальные группы создают спрос на соответствующий политический товар, который и предлагает политический рынок. Во-первых, это политическая партия власти. Этой партии не нужна политическая ориентация, не нужна программа, не нужны даже минимальные традиции и определенное название. Была одна партия власти, потребовалось – быстро создали новую, фактически без названия. Действующая власть объявила, кого поддерживает, и соответствующий контингент «строем» отправился на выборы. Последний съезд партии власти показал, что уровень съездовского контингента, вопросов на нем решаемых, соответствует даже не младшим классам школы, а скорее детскому саду. Т. е. нет ничего: ни устава, ни программы, ни политической ориентации, ни какого-то хотя бы минимального понимания того, что происходит в стране и даже попыток в этом разобраться, одно чиновничье желание власти и благ, ею доставляемых. Российской партии власти не надо даже минимальной квалификации, победа и так почти гарантирована. Монополизм на политическом рынке позволяет совершенно не заботиться о качестве товара, купят любую дрянь.

Политическим товаром для второй группы являются вариации коммунистических идей и лозунгов. Эту нишу заполняют прежние коммунистические лидеры второго уровня. Коммунистическая верхушка, наиболее шустрые, быстро оказались в партии власти и первыми в очереди на дележ национальных богатств. А в коммунистах остались более медлительные, тугодумы, тупые даже по вырожденческим чиновничьим постсоветским меркам, которые не сообразили вовремя, что делать, и потому опоздали к этому дележу. Сейчас они заполнили политическую нишу, удовлетворяя потребность пенсионеров, привыкших к коммунистическим лозунгам и штампам, обещаниями все вернуть по-старому, обеспечить им нормальную старость. Поскольку марксизм, как было показано выше, идеология изначально слабая, в конкурентных условиях нежизнеспособная, а развивают ее сегодня к тому же люди абсолютно бесталанные, даже по чиновничьим коммунистическим меркам, то эта система жива только в виде коммунистических лозунгов и пустых деклараций, пока еще физически живы представители соответствующего низко интеллектуального электората.

Третья группа голосует более или менее осмысленно. Поэтому мнения в ней очень сильно различаются в зависимости от социального, экономического, культурного состояния человека. Значительная часть этой третьей группы осознанно голосует за партию власти, поскольку тем или иным образом экономически связана с чиновничьим аппаратом, живет этим, обеспечивает свои настоящие и будущие доходы.

От партии власти ход истории помимо их воли отпочковал политическую группу молодых жидов-реформаторов, Чубайдаров с Нимцамадами. Они преследуют две цели, во-первых, вертятся в политике, постоянно пытаясь оказывать услуги власти, естественно, не бескорыстно, а за вхождение в исполнительную власть, во-вторых, проповедуют политическую систему, которая механически срисована с буржуазных обществ с солидным демократическим стажем, где демократические рыночные свободы существуют в определенном балансе с общественными правовыми и экономическими нормами и традициями. Механический бездумный перенос этих буржуазных свобод на неподготовленную российскую почву, еще на многие годы обеспечит классу чиновников возможность безнаказанно грабить страну. Воспользоваться этим смогут, естественно, и они, поскольку очень тесно срослись с чиновничьими структурами.

Нишу политической некоммунистической оппозиции поделили между собой две партии. Во-первых, В. В. Жириновского. Ее название ЛДПР не несет никакой смысловой нагрузки, как и вся политическая деятельность. Чисто на уровне моих ощущений, она возникла, вероятно, как провокация, организованная союзными спецслужбами, чтобы манипулировать электоратом, критически настроенным к власти. После развала СССР подкормка вероятно прекратилась, но благодаря своим талантам Жириновский сумел добиться определенной экономической независимости. Все эти таланты сводятся к одному, умению говорить громко, напористо, агрессивно, ни на секунду не задумываясь над тем, что говорится. Содержание более чем наполовину состоит из полного бреда, т. е. нет даже намека на образованность или ум. Однако для неподготовленного российского электората это вполне нормально. Он ориентирован на низко интеллектуальный критически настроенный слой избирателей, и действует по классической формуле гипноза, воздействует не на ум, а на эмоциональное восприятие формы, подавляет соответствующий контингент своей напористостью и уверенностью. В результате это обеспечивает ему постоянные несколько процентов из числа гипнабельных избирателей, но для этого он должен постоянно гипнотически воздействовать на свой электорат, мелькать на экране телевизора, участвовать во всех массовых политических скандалах, тусовках, вроде выбора президента России и т. д. Поскольку, его партия не имеет никакой политической и экономической программы, не представляет интересов ни какого класса или социальной группы, то вероятнее всего, она и не имеет постоянного финансирования. Поэтому Жириновский вынужден постоянно думать о самофинансировании. Зарабатывать ЛДПР может на заказных политических выступлениях в Думе, продавая свои голоса партии власти при важных голосованиях, помогая проходить на выборные должности криминальным и прочим элементам, которые за это хорошо платят. Таким образом, предельно продажная позиция, имидж политической проститутки, это не есть следствие какой-то особой корыстности, развращенности Жириновского, вряд ли он в этом превосходит среднего постсоветского чиновника, а острая экономическая необходимость выживания на политическом рынке без серьезной финансовой поддержки. А в свою очередь, именно такая позиция не позволяет ни одной финансово-экономической группировке всерьез ориентироваться на ЛДПР. Возник порочный круг из которого Жириновскому не выбраться, и его партия обречена на медленное угасание по мере разочарования в нем низко интеллектуального гипнабельного электората.

Политическую нишу, обеспечивающую запросы более интеллектуального критически настроенного электората, занял Г. А. Явлинский, отпочковавшийся от партии власти. В отличие от Жириновского, он несколько грамотнее, откровенного бреда в выступлениях уже нет. Однако и четкой политической программы тоже нет. Идеологически он практически не отличается от других молодых жидов-реформаторов, единственно, что в отличие от них нашел для себя нишу, основанную на критике партии власти, некоей непримиримости в этих вопросах. Поэтому для его партии и не возможно подобрать названия, поскольку какой-то четкой линии нет, конструктива нет, четкой концепции нет, есть сплошная критика и некоторые общерыночные принципы. Т. е. попросту, Явлинский – это Жириновский для интеллигенции. Поскольку воздействовать на этот электорат приходится несколько иными методами, то, соответственно, и создаваемый для этого образ – принципиального, неподкупного человека, высокообразованного экономиста. Если общечеловеческие качества культивируются целенаправленно, понимая, что от него ждут, и соответственно, чего не простят, то с имиджем высокообразованного человека обстоит и сложнее, и проще, одновременно. Сложнее, потому что для этого действительно нужно образование и соответствующая культура хотя бы среднего уровня. Этому среднему, в общем-то бесталанному, уровню Явлинский вполне соответствует. А проще потому, что общая российская экономическая да и политическая культура проистекает из антирыночных отношений. Поэтому средний уровень культуры и эрудиции в этих вопросах даже в среде российской интеллигенции крайне низок. А потому этому контингенту, особенно при отсутствии квалифицированной альтернативы, вполне в состоянии запудривать мозги очень средненький экономист. Все рассуждения идут где-то на уровне здравого смысла. Со здравым смыслом у Явлинского нормально, имидж приличного внешне непродажного человека он выдерживает четко, поэтому, вероятно, деньги в него вкладывает достаточно солидная жидовская группировка, и судя по всему, деньги немалые, потому при отсутствии иной альтернативы эту политическую нишу, пользующуюся поддержкой нескольких процентов голосующих, он занял вполне уверенно, но шансов выиграть президентские выборы у Явлинского нет, какие бы деньги не были брошены в его избирательную кампанию. На политическом рынке с учетом складывающейся конъюнктуры иногда возникают, но как показывает опыт, и быстро сходят на нет, достаточно сильные политические течения, берущие начало в партии власти, но сильно склоняющиеся в сторону коммунистов. В принципе могла возникнуть ситуация, когда Лужковско-Примаковский блок одержал бы победу на выборах. Но, во-первых, сказались серьезные противоречия в партии власти, из-за которых обострились отношения этого блока с основным властным ядром, да и позиция сегодняшнего ограниченного коммунистического руководства не допускает серьезных компромиссов. Поэтому политически это течение оказалось чисто конъюнктурным, и рассыпалось, как только политическая конъюнктура изменилась. Эта его слабость была видна изначально по руководящему составу блока. Все посты заняли чиновники разного уровня, отсеянные партией власти. Поэтому даже в случае победы этого блока серьезных политических изменений в стране произойти не могло. Осталось бы все то же классовое деление в обществе, господство класса чиновников, четкая классовая политика, направленная на более или менее явное разграбление страны этим правящим классом, что-то среднее между режимами Брежнева и Ельцина.

 

Прогрессивная политическая партия

Анализ расклада политических сил показывает, что серьезных изменений в стране ждать просто не от куда. Партия власти, а стало быть класс чиновников, будет уверенно побеждать на выборах, если только не сделает явной грубой ошибки. Хотя, и от этого зарекаться не следует, поскольку уровень понимания процессов, идущих в стране в партии власти крайне низок, внутренние противоречия значительные, и контингент чиновничий уж очень жадный и развращенный. Поэтому имеет смысл готовиться к тому чтобы воспользоваться этой возможной ошибкой. Для этого необходима политическая партия.

Для начала определим ее политическое направление. Одно из первых ключевых понятий, на котором должна зиждиться политическая программа будет «национализм». Российская история, русский менталитет, положение в классе чиновников делают это понятие ключевым для любых возможных позитивных перемен. Предыдущее изложение доказало это достаточно строго, в частности то, что достойной альтернативы русской национальной идее нет. В обществе она должна пропагандироваться, но не насаждаться насильственно, оставляя простым гражданам полную свободу по данному вопросу. В отношении же государственных служащих, как выборных, так и назначаемых, отношение к национальной идее, интересам государства России должны стать основным критерием при назначении на государственную должность. Ответственность государственного чиновника любого ранга за антигосударственную или антирусскую деятельность должна быть исключительно строгой.

Вторым ключевым элементом, без которого нельзя рассчитывать на серьезный успех, будет идея сильной государственности, которая является объективным продолжением национальной идеи. Сильное государство, сильная государственная машина, активно влияющее на все процессы в государстве, и проводящее активную внешнюю национальную политику. Приоритетным направлением деятельности государства должна стать социальная политика, поскольку в предстоящую постиндустриальную эпоху основным элементом производительных сил, основным богатством общества должны стать люди с их знаниями и навыками, способностями к творческому труду. Условия жизни людей в стране, психологическая комфортность становится существенным элементом производительных сил, мощи и богатства страны. Наиболее подходящим определяющим понятием для этого элемента будет слово «социализм».

Наконец, третьим существенным компонентом политической платформы будет принцип народовластия, демократии, старшинства общества над властью, максимальных свобод в экономике. Основное назначение государственной машины будет состоять в том, чтобы обеспечивать предельно комфортные условия для внутреннего российского рынка, государственным регулированием и целенаправленной социальной политикой поддерживать его идеальность, регулирующие свойства. Грубо говоря, экономика должна быть максимально свободна от государственного вмешательства, предельно либерализована. Но рядом с этой экономикой должна существовать жесткая, почти военизированная государственная машина, которая охраняет покой либеральной экономики от криминала, коррупции, мошенничества, выполняет арбитражные функции, таможенными пошлинами и налоговыми льготами защищает ее от давления внешнего рынка, активно борется на международном рынке за национальные экономические интересы. Старшинство общества над властью должно обеспечиваться двумя общественными механизмами, выборностью достаточно большого количества должностных лиц в государственной и арбитражной системах, и распределением самим обществом в момент сбора значительной части собираемых налогов. Россия должна стать самой демократической страной в мире, только так можно догнать остальной цивилизованный мир.

Название партии, исходя из ее политической платформы, будет Национал Социал-демократическая Российская Партия, соответственно аббревиатура НСДРП. Во-первых, в этом названии присутствует элемент, позволяющий ее противникам передергивать понятия и смешивать ее с германским национал социализмом. Упреждая это, обращаю внимание на серьезное принципиальное отличие. Германский национал социализм целенаправленно готовился к войне, поэтому в значительной степени минимизировал обобщенные налоги в условиях войны, и соответственно, сворачивал рынок и демократию. Здесь же речь, напротив, будет идти о максимальном развитии рынка и сопутствующих ему демократических свобод, чтобы обеспечить быстрое мирное развитие. В части же умения организовать эффективную работу государственной машины национал социалистический опыт действительно может иметь огромное значение. По крайней мере, их государственная машина сумела всего за шесть лет разоренную, оставшуюся практически без ресурсов Германию, поднять до уровня, когда она оказалась способной воевать почти со всем остальным миром.

От социал-демократического направления, которое сегодня в России представлено Горбачевым, это направление будет отличаться большей жесткостью государственной машины, четким пониманием поставленных целей и методов их достижения. Горбачев попробовал с жесткой коммунистической государственной машиной поиграть в социал-демократические игры. Получил от чиновничьей машины пинка и вылетел из нее. НСДРП должна быть жестче сегодняшней государственной машины, чтобы в случае победы подчинить ее своему влиянию и задачам, суметь целенаправленно трансформировать.

Предполагаемый потенциальный состав и чьи интересы партия объективно будет выражать, очень широк. Это практически вся трудящаяся масса, значительная часть предпринимателей разного уровня, ориентированных на развитие экономики России, какой-то процент государственных чиновников, которые еще не окончательно разложились и сохранили какие-то национальные ориентиры и ценности. При наличии иных политических партий и течений, которые в той или иной степени эксплуатируют отдельные элементы этой политической платформы, предполагаемый электорат в перспективе может вобрать в себя практически весь электорат Жириновского и Явлинского, большую часть трудящегося электората партии власти, небольшие части электората компартии, блока правых и чиновничьей части партии власти, т. е. объективно, чуть более пятидесяти процентов избирателей. Движущей силой партии могут стать: во-первых, интеллигенция, в первую очередь техническая, во-вторых, военнослужащие, офицеры, работники силовых ведомств, в-третьих, активная неразложившаяся молодежь. Потенциально это интеллектуальная часть молодежи, студенты технических вузов, кто в состоянии самостоятельно разобраться в содержании книги. Кроме этого значительный процент национально экстремистски настроенной молодежи. Сегодня многие из них оказались во власти неполноценных национальных идей, некоторые из организаций которых, вероятно, специально спровоцированы спецслужбами. Многие из них конфликтуют между собой на радость тех, кто разворовывает страну. Все эти течения могут быть объединены под одним флагом великодержавной русской национальной идеи и оптимизации экономики для быстрого мирного подъема страны.

Объективными противниками партии будет вся люмпенизированная часть класса чиновников и жиды, приватизировавшие национальные богатства России. Конкретными противниками могут быть любые наемники и профессиональные партийные функционеры других партий. Т. е. объективно – ничтожное меньшинство, но очень большие деньги и государственная власть.

Политическая задача партии – легитимно прийти к власти, после этого совершить социальный классовый переворот, состоящий в подчинении власти, класса чиновников, обществу, создание механизмов реализации главенства общества над исполнительной властью. Экономическая задача – минимизация обобщенных налогов, включающая предельную демократизацию государственной системы, создание условий для идеального рынка, оптимизацию налогов и механизма их распределения.

Возможные источники финансирования – национально ориентированные предприниматели. Идейный двигатель на стадии распространения идеи – научно-техническая интеллигенция, контингент, способный самостоятельно по книге разобраться и принять предлагаемый набор идей. Объективно, для этого подходит около четверти научно-технической интеллигенции страны. Остальной контингент к этому набору идей потенциально не готов, и необходимо значительное время для их распространения. После широкого распространения идей в стране наиболее подходящим организующим контингентом будут офицеры, уволенные в запас. Этот же контингент позволит изменить нравственный климат в чиновничьей среде после возможного прихода партии к власти.

В этническом отношении Россия пребывает сегодня в стадии распада коммунистического этноса. Это состояние может тянуться еще какое-то время, но его затягивание будет сопровождаться процессом откалывания кусков от государства. Первый такой массовый раскол произошел в момент распада СССР. Если мы не изменим своего этнического состояния, то через некоторое время непременно последуют новые территориальные потери. Изменить этническое состояние, это значит создать новый этнос, дать обществу новый набор ценностей и ориентиров, привести к управлению обществом новый слой людей. Типов этносов всего два, экономический, т. е. опирающийся на идею экономического интереса, корысти, без ярко выраженной нравственной идеи, и нравственный этнос с единой цементирующей идеей, перед которой в разумных пределах может отступать эгоизм личности, и на базе которой возможна консолидация общества и позитивные перемены.

Предлагаемая программа с этнической точки зрения представляет собой создание нового нравственного национал социал-демократического этноса в России. Новый набор идей политических, экономических, нравственных. Новый набор людей, которые должны будут войти в число государственных управленцев в дополнение к оставшимся там нормальным профессионалам, создадут нравственный климат в чиновничьей среде, позволяющий государственной машине эффективно работать.

Других нормальных выходов из нынешнего тупика у России нет, отдельная личность ничего изменить не сможет.