Во дворе на двух скамейках человек семь соседей внимательно слушали рассказ тёти Таи о ночном убийстве. Все как-то особенно тепло ответили на приветствие Зины и с завистью посмотрели на неё, а, может, и с подозрением, по крайней мере, так ей показалось.

Попав в тёмный подъезд, где раньше жила Света, и поднимаясь по лестнице на площадку первого этажа, девушки услышали громкие голоса: женский, срывающийся на визг, и немного испуганный мужской.

Перед дверью нужной квартиры стало понятно, что ссорятся именно там.

— Придумал! Ещё чего! Ухаживать за ней! Да я ни за какие миллионы не соглашусь! Да она нас со свету сживёт, как Светку, царство ей небесное! Надо тебе — выноси сам горшки из-под своей сестрички-прохиндейки! Она ещё всех переживёт, дурак ты наивный! Она здоровее нас! Ходить она не может! Ей это выгодно! — зло выкрикивала женщина.

— Нина, что ты несёшь! Да ещё в такой день! Соображай, что говоришь! — пытался урезонить её мужчина.

Татьяна, недолго думая, решительно нажала на кнопку звонка. В ту же секунду дверь распахнулась, и мимо, грубо оттолкнув гостью, пронеслась красная, как зрелый помидор, пышнотелая блондинка лет тридцати. За ней следом, не замечая вынужденных зрителей, протопав по нескольким ступенькам вниз, с криком «Нина, подожди!» вылетел из подъезда худой высокий мужчина.

Зина, приподняв брови, качнула головой, как бы спрашивая, что делать в такой ситуации. Таня, схватив нерешительную подругу за руку, увлекла её внутрь. Тёмная узкая прихожая была пуста.

— Можно войти? — звонкий голос Татьяны вспугнул мёртвую тишину квартиры.

— Да! — послышалось обеим.

Гостьи переглянулись и двинулись на шелестящий звук. В дверном проёме показалась инвалидная коляска, а в ней толстая брюнетка лет сорока, одетая, несмотря на летнее время, в байковый тёмный халат. Пухлые руки лежали на резиновых ободках колёс, она без усилий поворачивала их, таким образом передвигаясь по комнате. Пропуская посетительниц, она крутанула колёса назад и отъехала к окну. Вся старая дешёвая мебель небольшого помещения выстроилась вдоль стен, освобождая середину для свободного движения. В комнате царил полумрак: сюда даже днём не проникали лучи солнца — так густо переплелись ветви деревьев, закрывая обзор из окна. К тяжёлому, затхлому воздуху старых вещей и грязного белья примешивался слабый запах сырости подвала.

Хозяйка, утирая то ли слёзы, то ли пот с широкого красного лица, выжидающе смотрела на вошедших.

— Здравствуйте! Вы меня не помните? Я однажды была у вас. Со Светланой, — робко начала Зина.

— Свету убили сегодня ночью, — бесстрастно сообщила женщина.

— Мы знаем! Мы соболезнуем! Очень жаль, — лепетала Зина.

— Скажите, как вас звать? Меня — Татьяна Николаевна, а Зинаиду Викторовну вы знаете. Мы пришли выразить вам наше соболезнование. Вот! Всё, что можем! — протянула Таня три сотни.

Хозяйка, блеснув глазами, деньги сразу взяла и, раскрыв веером три бумажки, удовлетворённая, опустила их в надорванный карман халата.

— Нельзя, говорят, благодарить, — быстро произнесла она. — А звать меня Марьей Ильиничной.

— Дело в том, что ваша сестра погибла под дверью квартиры Зины. Не знаете, зачем Светлана шла к ней ночью?

— А! Так это Зиночка — подружка Светочки? — прояснился взгляд хозяйки.

Зина смутилась: она никогда не считала покойную подругой.

Женщина тем временем продолжала:

— Вы такая хорошая: на работу устроили, советы хорошие давали, деньгами помогали…

— Какими деньгами? Когда? — поразилась Зинаида.

— Когда Света приносила деньги от Зины? Какие суммы? — строго спросила Таня.

— Да что, она сама не помнит? — удивилась Мария Ильинична.

— Вот и не помнит. И всё-таки, какие суммы? — настаивала, подтолкнув локтём подругу, Татьяна.

— Да разные суммы. Вначале — это когда Светочка устроилась на работу в кафе, но ещё не получала зарплаты — то сто рублей принесёт, то двести, а позже так и по триста давала.

— И как часто Света приносила деньги от меня? — прорезался голос у Зины.

— Так довольно часто! Сначала раз в неделю, потом по два-три раза. Теперь не знаю, как дальше жить буду! Одна, без помощи, на одну инвалидную пенсию, — всхлипнула женщина.

— Марья Ильинична, а вы никогда не задумывались над тем, откуда у нищей учительницы такие деньги, что можно поделиться с другими? — Татьяна упрямо возвращалась к интересующей её теме.

— Кто нищая учительница? — не поняла хозяйка.

— Так вот — Зинаида Викторовна! Она получает меньше зарплату, чем ваша Света в кафе.

Зина слегка покраснела: неприятно, когда тебя называют нищей, да ещё вдруг узнаёшь, что якобы давала Свете деньги на бедность. Ничего не понимая, она уже и забыла, с какой целью пришла в этот дом. Но Таня твёрдо гнула свою линию:

— Марья Ильинична, скажите, что нужно было Свете ночью у Зинаиды Викторовны?

— Так у меня об этом уже спрашивали.

— Кто спрашивал?

— Так ещё ночью милиция. Когда сказали, что убили Светочку, — опустила голову и будто задумалась женщина.

— И что вы им ответили? Зачем Света ночью ходила в чужой подъезд, к чужой квартире?

— Так я ничего не знаю. Она всегда возвращалась из кафе после двенадцати и выгуливала собаку. А я её всегда ждала, чтобы она уложила меня спать. Смотрела телевизор. Так и вчера. Она открыла дверь и позвала Пуську. Они ушли. Я ждала, ждала её и уснула в кресле. Потом меня разбудила милиция…

Мария Ильинична ниже опустила голову и стала всхлипывать.

Зина дёрнула за руку подругу, дескать, пошли, хватит мучить бедную женщину.

— Когда похороны? — не зная, как уйти, спросила Таня.

— Милиция пока не разрешает хоронить, говорят, тело нужно для следствия. Но я похоронами всё равно не могу заниматься. Всё сделает мой брат. Как я теперь буду одна? — опять всхлипнула хозяйка.

— Но ведь у вас есть брат и невестка! — оттесняя подругу к выходу, резонно заметила Таня.

— Они не будут за мной ухаживать. Невестка терпеть меня не может. А брат у неё под каблуком. Вот только, если она его опять выгонит из дома…

Девушки наконец попрощались и выскочили на улицу, с шумом вдохнув свежего воздуха.

— Кажется, насквозь пропитались запахом бедности. Давай пройдёмся пешком, проветримся и подумаем, — предложила Таня.

Они медленно шли по проспекту и дышали полной грудью. Не хотелось разговаривать и думать о чём-нибудь серьёзном. Мимо проплывали зеркальные витрины магазинов. Навстречу спешили с работы люди. Лучи заходящего солнца, пробиваясь сквозь резную листву, ещё слепили глаза. Всюду под огромными зонтами за витринами-холодильниками молоденькие продавщицы предлагали прохожим вкусное мороженое. Татьяна, жадно поглощая в хрустящем сахарном рожке холодное ассорти из ароматных разноцветных шариков, неожиданно спросила:

— А парень у неё был?

— У кого? — вынырнула из задумчивости Зина. — А! Я не знаю. Она не говорила.

— А далеко это кафе?

— Ты каждый день мимо ходишь в магазин.

— «Южная ночь», что ли? — удивилась Таня, вытирая платочком пальцы. — Так пойдём туда, побеседуем с персоналом.

— О чём будем говорить, и кто нас туда пустит?

— Ты что? Как это не пустят? Это что, закрытый клуб? Мы обычные посетители, желаем поужинать. Все расходы беру на себя!

— Я имела в виду, что не пустят беседовать. Кто мы такие!

Но в кафе их действительно не пустили. В этот вечер всё помещение было арендовано под свадьбу, и пускали только по приглашениям.

Неунывающая Татьяна решила:

— Завтра часов в двенадцать встречаемся здесь, я тебя угощаю завтраком.

— Какой же это завтрак? Это уже обед, — возразила Зина.

— А ты не ешь утром, тогда и будет завтрак.

— Куда ты Максимку денешь?

— Свекрови подкину, пусть понянчится, а то забыла, наверное, как внук выглядит.

Девушки подошли к четырнадцатиэтажному дому и заметили во дворе Игоря. Он вез за уздечку жёлтый трёхколёсный велосипед с восседающим на нём крупным краснощёким карапузом. После тёплого приветствия завязался разговор о Максимке и погоде. Вскоре Зина попрощалась, и Татьяна напоследок напомнила: «Не забудь, в двенадцать!».