Он не помнил, как выбрался из дома и на дрожащих ногах добрёл, еле сдерживаясь, чтоб не сбежать, до детской качели, на которую сел отдышаться. Рука до сих пор сжимала пистолет. Разрядив его и тщательно протерев носовым платком, Абрикосов выкопал глубокую ямку совком, найденным в песке, и похоронил оружие в детской песочнице. Отсюда был виден подъезд, и в него вошла парочка влюблённых. Парень обнимал девушку за талию, и она ему что-то шептала на ухо. Абрикосов уже хотел уйти, но почему-то остался на месте. Вскоре к дому подъехала «скорая», следом примчалась милицейская машина.

Теперь нужно убираться от греха подальше на безопасное расстояние, и преступник пересёк дорогу. Стоя на автобусной остановке, он увидел, как санитары вынесли на носилках человека головой вперёд. Максим понял: Савельева жива и может его выдать. Он поспешил скрыться в темноте и сел в троллейбус после долгого петляния по улицам. Через несколько остановок стало ясно, что транспорт едет по другому маршруту. Абрикосов вышел в незнакомом месте, огляделся. Надо добираться до временной берлоги с несколькими пересадками, но это его не огорчило: он, как зверь, заметал следы.

Теперь Абрикосов сидел в тёмной квартире, трясясь от страха, что бывшая приятельница выдаст его. Так провёл он остаток ночи и следующее утро, и к полудню решил узнать, куда отвезли раненую и жива ли ещё она. Он стал обзванивать больницы, и в одной из клиник ему ответили, что к ним ночью поступила Светлана Савельева. Бывший водитель решил разведать лично, в каком состоянии она находится. Чтобы его не узнали, он отправился на ближайший рынок и купил себе женскую одежду, туфли, парик и косметику. Ближе к вечеру он вышел из чужого подъезда, где на верхнем этаже переоделся в женщину, надел парик и накрасил губы. Закрыв глаза тёмными очками и подхватив сумку с мужскими вещами, Абрикосов явился в больницу, в которой лежала «Светлана». В окошке сказали, что больная находится в реанимации, и к ней нельзя, но, возможно, днём переведут её в палату. Переодетый в женщину водитель не знал, что Савельева Светлана — сорокалетняя тётка, и перенесла перед утром операцию на паховой грыже, которая ночью ущемилась. Оперированная после ранения Вероника в это время уже лежала в палате интенсивной терапии рядом с Леной.

Итак, в больнице наступило время вечернего посещения больных. Абрикосов, переодетый в женщину, накинув бумажный халат на плечи, отправился в травматологическое отделение, рассудив, что именно здесь должна лежать раненая. Он вышагивал по коридору на высоких каблуках, от неудобства виляя бёдрами. Пришлось заглядывать в каждую палату, всматриваться в лица больных, разыскивая знакомую. Она, мирно спящая на подушке, с ореолом золотых волос вокруг головы, обнаружилась в тридцать пятой палате, где находились ещё три человека: две посетительницы, молодая и пожилая, кормили сразу двумя ложками бледную девушку с забинтованной головой.

Он тут же покинул здание, сел на скамейку в больничном дворе, вытянув ноги, уставшие от непривычной ходьбы на каблуках, и погрузился в думу, что делать с прекрасно чувствующей себя, как ему показалось, Светланой. Во-первых, она знает или догадывается, кто покушался на неё; во-вторых, он так её и не наказал. И это было неприятно, ведь он опять в полном дерьме: без денег, без работы, к тому же ещё может угодить за решётку. А Светка! Заживает на ней всё, как на кошке! Лежит себе, спит сном ангела, будто ничего дурного не совершала. Как будто не кинула его, не похитила ребёнка, не обвела вокруг пальца хозяина. К тому же она вся в шоколаде — квартирку нехилую себе купила, разъезжает на белом «мерине», а ведь он стоит столько же, сколько квартира!

Абрикосов так разозлился, что ему приходится ездить на общественном транспорте и снимать старую грязную квартирку у чёрта на куличках, что даже выдавил из глаз скупую мужскую слезу.

Само собой пришло решение. Он, имея за плечами два курса мединститута, пошёл в ближайшую аптеку и попросил упаковку момнетумбицина. Девушка предупредила, что лекарство относится к группе препаратов, резко снижающих давление, поэтому нужно его разводить дистиллированной водой в пропорциях один к трём и вводить только один кубик. Он купил ещё и коробку ампул с дистиллированной водой и одноразовые шприцы, самым высоким голосом, на какой был способен, заверил, что берёт лекарство по поручению бабушки-соседки и та знает, как его вводить, но обязательно предупредит её. Затем Абрикосов вернулся в больницу, обследовал все закоулки, конечно, куда смог попасть, и наметил местечко, где может спрятаться до закрытия клиники на ночь. Это оказался незапертый чуланчик на верхнем этаже. Там стояли сломанные носилки и другой инвентарь, который нельзя выбросить до списания, а ещё в выварке обнаружилась несвежая медицинская одежда, приготовленная, скорей всего, для отправки в прачечную. Абрикосов выбрал в белье халат подлинней, и примерил.

Клинику, видимо, уже закрыли на ночь, звуки в коридорах стихали. Он устроился на полу за большими фанерными ящиками со всякой мелочью. Так, на сидении сломанного кресла, сняв туфли и с наслаждением вытянув ноги в проход, он ожидал, когда все уснут, и сам задремал. Очнулся от испуга, что настало утро, но мобильник показал три часа пятьдесят минут. Немного размявшись после долгого сидения в неудобной позе, Абрикосов нащупал в кармане заранее заправленный лекарством шприц, приоткрыл в коридор дверь и, убедившись в его безлюдности, осторожно спустился по лестнице на третий этаж.

Коридор был пуст, и высокая «медсестра» заглянула в тридцать пятую палату. Вон лежит, спит себе спокойно, и совесть её не мучает! Хоть бы девчонка на соседней койке не проснулась! Он приблизился к «Светлане», вытащил из кармана шприц со смертельной дозой момнетумбицина и… выронил его из рук. Неожиданно заговорившая соседка вспугнула преступника, и он бросился сломя голову вон. Сердце набатом бухало в груди, пока он бежал к спасительной кладовке.

Утром, лишь только началось в коридорах движение, Абрикосов уложил медицинский халат в сумку, надел шуршащий халат для посещений, незаметно выскользнул из укрытия и спустился на третий этаж. Прежде чем покинуть больницу, несостоявшийся убийца решил заглянуть к своей подопечной. Напротив палаты соседка «Светланы» — бледная девушка с бинтом вокруг головы — разговаривала с мужчиной (преступник безошибочно угадал в нём сотрудника милиции) и передала ему прозрачный пакетик со шприцем. Абрикосов в недоумении и расстроенных чувствах поторопился убраться восвояси.

Только на съёмной квартире он вспомнил, что сумка с мужской одеждой и спрятанным медицинским халатом осталась в больничной кладовке. Тут он не на шутку испугался, что кто-нибудь обнаружит вещи и сдаст в милицию, тем более ночью его видела соседка Савельевой и может опознать. Нет! Не может! Ведь он был в женской одежде! Но ведь она подняла шприц и что-то рассказывала менту! А вдруг сложат два и два, если найдут его сумку!?

Раздумывая над создавшейся ситуацией, он пришёл к единственному, как ему показалось, верному решению: этой ночью надо повторить попытку устранения Светланы и забрать сумку из больницы, если она ещё никем не обнаружена.

Вечером Абрикосов в женской одежде снова проник в кладовку клиники и, увидев нетронутой сумку, облегчённо вздохнул. Теперь он мог удобно устроиться на тюках за ящиками и ожидать, когда уснёт больница. Первым уснул он, а когда очнулся и, размяв затёкшие ноги и руки, попытался выйти в коридор, обнаружил себя запертым снаружи. В первую минуту он растерялся, потом, пошатав хлипкую дверь, рассмотрел в узкой щели перекладину крючка. Освещая сотовым телефоном пол вокруг себя, он нашёл длинный гвоздь, которым и поддел крючок. Облачившись в медицинский халат, переложив в его карман заряженный шприц, преступник нетвёрдой походкой в неудобных лодочках на шпильках отправился по знакомой лестнице вниз на третий этаж.

В коридоре женского отделения, как и накануне, было пусто и тихо. Приоткрыв дверь в тридцать пятую палату, Абрикосов прислушался — ни звука. На этот раз все спали: и девушка с забинтованной головой, и «Савельева», отвернувшись к окну. Предстояло сделать несколько шагов до нужной койки, и всё будет кончено. И эти несколько шагов, торопливых шагов, приблизили его к кровати, где, по мнению преступника, лежала раненная им женщина, а на самом деле мирно спала оперированная старушка, для которой эта минута оказалась последней.