Таня и Зина, в состоянии ужаса и растерянности, оказались в камере предварительного заключения. За спиной лязгнула металлическая дверь, арестованные вздрогнули и замерли на пороге, боясь пошевелиться и не зная, что делать дальше. Слабый свет уличного фонаря, проникая через решётку небольшого окна под потолком, лежал серым клетчатым прямоугольником на чёрном полу небольшого помещения, слегка рассеивая мрак. Глаза привыкли к темноте и теперь различали неясные контуры предметов и людей. Здесь вдоль стен стояли лежаки, и на них отдыхали четыре особы женского пола, которые при виде новых лиц зашевелились и сели, рассматривая в свою очередь вошедших.

– О! Новенькие! Вас за что? – прозвучал бесцветный голос слева.

– Проходите! Справа по стене три свободных места, – проскрипел старческий голос.

Девушки робко двинулись вперёд. Таня первой опустилась на жёсткий лежак, рядом примостилась Зина. За ними с интересом наблюдали обитатели камеры.

– Ну, и что вы натворили? – сладко потягиваясь, поинтересовалась высокая худая женщина со скамьи напротив.

– Ничего! Это ошибка! Мы не виноваты! – тоскливо промолвила Зиночка.

– Все не виноваты! Ну а за что вас взяли? В чём обвиняют? – зевая, настаивала она.

Татьяна поинтересовалась:

– А вас за что? Тоже случайно?

Из тёмного угла послышался неприятный смех:

– Она тоже не виновата. Только мужа лишила пиписьки.

– Чего лишила? – не поняла Таня.

– Отрезала ножом его мужское достоинство, отхватила, оттяпала, как кусок ливерной колбасы! Теперь её муженёк, как из больницы выйдет, поедет в Турцию: будет в гареме евнухом работать! – продолжал хихикать визгливый голос.

– Господи! – прошептала Зина.

– Кошмар! – громко возмутилась Таня.

– А не кошмар, когда гуляет направо – налево?! Не кошмар, когда деньги из семьи уносит?! Не кошмар, когда жену заразил?! – стала жаловаться, всхлипывая, высокая худая женщина.

– Да заткнётесь вы, наконец? Спать невозможно! – грубо прервала стенания членовредительницы ещё одна узница, подняв с лежанки косматую голову.

Все обитатели камеры тут же захлопнули рты и улеглись спать, в том числе и Таня. Зина упрямо продолжала сидеть, шепнув подруге, что осталось немного подождать: сейчас приедет Валерий, и их выпустят. Татьяна равнодушно кивнула, вытянула длинные ноги на жёсткой лежанке и устроила голову на коленях подруги:

– Хорошо, а я пока вздремну. Только смотри, будут выпускать – меня не забудь разбудить!

Зина, боясь прислониться к грязной стене, оперлась руками о сидение и, запрокинув голову, стала ждать освобождения. Проходили минуты за минутами.

– Что же за нами не идут? Валера давно должен приехать! Что случилось? – ломала голову девушка, устав сидеть в одной позе. Невыносимо заныла спина. Зина наклонилась вправо и улеглась на плечо подруги.

Солнечные лучи, попав на лицо Тани, разбудили её. Она пошевелилась: затекла правая рука, плечо и вовсе онемело. От неосторожного движения голова подруги свалилась Тане на грудь, и Зина встрепенулась, широко открыв глаза:

– Что? За нами пришли?

– А и правда! Почему мы до сих пор здесь? – удивилась Татьяна, поднимаясь на ноги и разминая руки и плечи. – В мои планы не входило так надолго здесь задерживаться! Где же наш избавитель? А? Зин?

– Я сама ничего не понимаю! Чувствую, что-то случилось! Не мог он меня здесь оставить! Господи! Что же случилось? И как нам узнать? Телефона нет.

– Есть! – подняла косматую голову ночная грубиянка. – Только это дорого стоит!

– А почему вам оставили телефон? У нас всё забрали, даже часы! – удивилась Зина.

– Когда другой раз сюда попадёшь, лучше прячь мобильник! – посоветовала, садясь и потягиваясь, крупная дивчина, одетая в дешёвый спортивный костюм, довольно мятый и не совсем чистый. Она запустила пятерню в копну торчащих во все стороны волос и стала с упоением скрести голову.

– А как мы можем заплатить? У нас же всё забрали! – робко спросила Зина.

– Будете мне должны! Только без дураков! На воле отдадите.

– А сколько?

– Десять баксов за пять минут, – лениво проговорила фурия, снова укладываясь на лежак.

– Десять? – ужаснулась Зина.

– Мы согласны! – подала голос Таня.

– Бери! – разрешила девица и протянула дешёвый сотовый телефон.

Татьяна сходила за мобильником и доставила его Зине – та брезгливо поморщилась, осторожно принимая грязную, дурно пахнущую трубку, набрала номер мужа и, боясь коснуться, приблизила её к уху. Слушая длинные гудки, она молила Бога, чтобы Валерий наконец-то ответил.

– Алло! – прохрипело внутри.

– Валера! Что с твоим голосом? – испугалась Зиночка.

– Немного простыл, – через силу произнёс муж.

– Где ты? Я тебя всю ночь ждала! Мы ведь в камере сидим! – упрекнула жена.

– Любимая! – хрипел Валерий. – Прости! Я сам не могу вытащить тебя, но я сейчас свяжусь с коллегами из Туапсе. Думаю, они… помогут.

– А ты что, не на работе? – не понимала мужа Зина. – Ты не выпил? Как-то ты говоришь с трудом!

В трубке послышался женский голос: «Больные, приготовьтесь к обходу!».

Зина закричала в трубку:

– Валера! Ты что? В больнице? Говори правду! Что с тобой? Ты заболел?

– Зинок! Не волнуйся, дорогая! Всё со мной нормально! Думай о себе! Сейчас надо тебя вытащить! Да, а откуда ты мне звонишь?

– Это в камере одна девушка дала свой.

– Понятно! Я тебе скоро перезвоню. Целую! Держитесь. Танюхе привет! – с трудом закончил Валерий и отключился.

Таня, получив привет от Димыча, отнесла телефон сокамернице и поблагодарила её.

– Двадцать баксов за десять минут! – вместо «пожалуйста», ответила та.

– Смотри, не забудь после суда адрес колонии сообщить! – съязвила Татьяна.

– Да я раньше вас на воле буду! – беззлобно парировала владелица мобильника, переворачиваясь на другой бок.

Таня вернулась к подруге:

– Что там с Димычем? Какая больница? Что так вдруг? Что-то с сердцем?

– Он не сказал, – чуть не плакала Зина.

– Да, печально! Думали – проездом, я оказалось – навсегда!

– Тьфу ты! Типун тебе на язык! – рассердилась Зина. – За что нас держать?

После некоторой паузы она не совсем уверенно добавила:

– Разберутся! И Валерий обещал подключить к нашему спасению своих коллег.

Неожиданно загремела дверь, и на пороге возник молоденький рыжий милиционер. Он протянул алюминиевый чайник и смущённо сказал:

– Завтрак! Возьмите кто-нибудь.

К нему метнулось маленькое, сухонькое, наполовину седое существо женского пола преклонного возраста, в странном наряде из смеси детской и стариковской одежды, минуту назад мирно дремавшее на своём месте. Проворно схватив за ручку чайник, прихватив ещё и миску с нарезанным хлебом, оно быстро поставило всё на привинченный к стене столик, стремительно вернулось, приняло из рук парнишки две миски и мигом доставило их к столу, потом ещё две, затем, повторив тот же путь, ещё две и ложки; наконец перенесло сразу шесть пустых кружек, прижав их к тощей груди. У зрителей этой минутной сцены зарябило в глазах. Дверь тут же лязгнула, закрывшись, а суетливая старушка скрипучим голосом пригласила всех к столу:

– Ну, девчата! Есть пора. Сегодня на завтрак каша – сила наша и чай – из беды выручай.

Она уселась на свой лежак и, держа на коленях миску и низко склонив голову, резво заработала ложкой. Через пару минут старушка спросила:

– Что? Больше никто кашу не хочет? Так я доем, – и стала вставать.

Тут же со своего места слетела худая женщина, лишившая мужа самого дорогого, бросилась к столу, выбрала миску, ложку и хлеб, вернулась на место. Косматая владелица телефона без спешки спустила ноги на пол и, переваливаясь как утка, отправилась тоже к столу. Из своего угла показалась и толстуха, ночная насмешница; продирая кулаками глаза, зевая, она уселась на табуретку и, обняв миску левой рукой, с аппетитом зачавкала. Подруги с изумлением наблюдали за завтраком сокамерниц. Теперь все они с удовольствием прихлёбывали чай из облупленных кружек.

– А в тюрьме сейчас макароны дают! – пришла на ум Тане известная фраза из фильма «Джентльмены удачи».

– Что-то я есть захотела, – шепнула Зина.

Таня принесла обе миски с алюминиевыми ложками. Пшеничная каша была без масла, комками, несолёная, но горячая; подруги немного поковыряли её и, вернув миски на стол, налили в кружки чай и взяли хлеб. Не успели они сделать шаг, как проворная старушка сгребла недоеденную ими кашу себе в миску и, захватив оставшийся хлеб, с удовольствием продолжила завтрак на своём месте.

Снова раздался металлический лязг двери – на пороге появился рыженький охранник. Он молча забрал пустую посуду и, уходя, столкнулся на пороге с крупным темноволосым сержантом. Тот строго крикнул:

– Григорьева, с вещами на выход!

Старушка запричитала:

– Миленький, родненький! Не гони! Оставь ещё на денёк! Дай по-человечески пожить!

– Не положено больше трёх суток!

– Почему не судите?! – сменила просительный тон на обвинительный Григорьева. – Я ведь украла, а вы меня отпускаете! Не имеете права! Я вот опять украду что-нибудь!

– Опять булочку? Тогда сядешь опять, – терпеливо объяснил милиционер. – А сейчас бери свои пожитки и на выход.

– Не пойду. Вы обязаны судить меня! – продолжала пререкаться старушка, сидя на лежаке.

– Заявление о краже забрал продавец. Нет заявления – нет состава преступления. Всё! Курорт твой закончен! Выходи сама, или за шиворот вытащу, – пригрозил сержант.

Григорьева, наконец, сдалась: она взяла грязную кофту и поплелась к выходу, таща её по полу и обречённо опустив голову.

Когда за ней закрылась дверь, подруги, удивлённые увиденным, почти хором спросили:

– Почему она не хотела уходить?

Поднялась косматая голова, сонные глаза уставились на девушек:

– Бомжиха она. Ей здесь дом родной: и кровать, и еда, – зевнула владелица сотового телефона. – А на воле хуже, чем в тюрьме. Жрать нечего – в мусорках копается, ночует под забором или кустом, да ещё свои бьют. А вы-то, такие чистенькие, и, похоже, богатенькие, как сюда попали?

– Как? Арестовали и сюда привели, – ответила Татьяна.

– А за что? – настаивала собеседница.

– Ни за что на самом деле. Подозревают в убийстве из-за того, что мы первые обнаружили убитую. А вы за что здесь?

– За драку. Соседка-зануда достала. Ходит везде и требует перемерить мой участок, якобы я передвинула забор и отхватила кусок её земли. Так я её отметелила, а она, зараза, пошла к медикам и сняла синяки. Мне, конечно, надо было по-умному её отлупить, чтобы следов не было. И вот теперь здесь сижу. А она, наверное, мой забор назад двигает!

– Так вы и вправду забор передвинули? – спросила Зина.

– Да самую малость. Но всё по справедливости! Я тут свои документы просмотрела и измерила площадь моего двора. Так он оказался меньше, чем по документам. Так мы с Васькой – это мой жених – ночью перенесли забор. Совсем на чуть-чуть. Всего сантиметров на пять-шесть. Думала: не заметит. А она наутро мне разборки устроила, потом стала жаловаться на меня во все конторы. Вот и догавкалась. Сейчас лечится.

– А вы в тюрьме! – напомнила Зина.

– Выпустят! Меня Васька вытащит!

Все замолчали, каждая думала о своём. К Зиночке опять вернулось беспокойство о муже, особенно томила неизвестность: неожиданная непонятная болезнь Валерия и их с Таней участь. Тишину внезапно нарушило негромкое гудение. Растрёпанная сокамерница зашевелилась и достала мобильник.

– Алло? – произнесла она в трубку и протянула ее подругам. – Это вас!

Зина бросилась к телефону:

– Валера! Слушаю!.. Да!.. Да!.. Да!.. Ждём. Ты как?… Ладно.

– Ну? Что? – спросила сгорающая от любопытства Татьяна. – Какие новости?

– Он переговорил с коллегами из Туапсе. Они уже у него в больнице и сейчас поедут к следователю выяснить ситуацию. Потом он позвонит снова.

– Так почему он в больнице, сказал?

– Нет. Сказал, что потом расскажет, а сейчас всё в порядке.

– За входящие тоже будете платить! – подала голос растрёпа.

– Ладно. Не волнуйся. Заплачу тебе щедро! – успокоила её Таня.

– Так я тут слышу: скоро вас выпустят – тогда ищи ветра в поле! Я хочу сейчас получить бабки.

– Так у нас же всё забрали! – возмутилась Зина.

– Я слышала: к вам скоро придут, вот и возьмёте у них, – настаивала драчунья.

– Ладно, так и сделаем, – заверила Татьяна.