В душной темноте своего шатра лорд Медб повернулся на кушетке. Его глаза медленно открылись, как у хищной птицы, привлеченной движением приближающейся жертвы. Холодная усмешка искривила его лицо. Итак, подумал он с удовлетворением, все призы собраны в одно место. Это облегчает задачу. Медб не был удивлен, что нескольким крысам удалось улизнуть из Цитадели Крат. Этот кроличий садок был так переполнен потайными норами, что даже ему придется нелегко, пока он их все отыщет.

Что действительно поразило лорда Вилфлайинга, так это возвращение Корина с его хуннули. Он думал, что мальчишка убежал подальше и спрятался в какой-нибудь норе. А вместо этого Корин прорвался через его порядки под защиту крепости. Медб усмехнулся про себя. Он знал, чем закончится эта осада. По крайней мере, он действительно был поражен уходом Сэврика в крепость, и все же это не помогло глупцам. Падение кланов было неизбежно. Он позволил своим наемникам попытаться своими руками сокрушить Аб-Чакан, и руины выстояли. Теперь была его очередь. Он даст кланам еще немного попариться, а затем испытает другой метод сломить их, который будет более быстрым и эффективным.

Новые ослепительные возможности шли прямо в руки Медбу, и он с удовольствием созерцал их разнообразие. Он усмехнулся и взглянул на своего находящегося без сознания пленника, привязанного за руки и ноги к столбам шатра. Медб имел в виду простой торг, после которого кланы смогут свободно уйти с возвращенным им их любимым Этлоном. Они не поймут, пока не станет слишком поздно, что этот человек не является тем независимым, всецело преданным их интересам лидером, каким он был. Но к тому времени Этлон станет вождем, а Хулинин будет крепко зажат в кулаке у Медба. Конечно, если кланы откажутся от обмена, ему все же останется удовольствие заставить их наблюдать, как Этлон умрёт особенно ужасной смертью. Он откинулся на свою кушетку и засмеялся.

* * *

Быстро наступило утро на крыльях поднявшегося ветра. Ночная прохлада ушла, и солнечный жар обрушился на землю. Люди кланов и Нарушившие клятву стояли на стенах и следили, как солнце освещает лагерь волшебника. Не было никаких следов тела Этлона, хуннули, или кого-либо из людей, отправившихся с ними. По всей крепости мужчины, сжимая в руках оружие, ожидали во все возрастающей жаре и пыли. Они были уверены, что Медб не будет долго откладывать свою атаку.

В генеральском дворце Пирс в большом зале ухаживал за ранеными. Он слышал, что Габрия вернулась, но не видел ее и начинал беспокоиться. К середине утра ее все еще не было видно, и леди Тунголи пообещала пойти поискать Корина.

Сначала она увидела Нэру под прикрытием обрушившейся стены рядом с главной дорогой. Габрия спала, свернувшись в тени лошади. Тунголи осторожно встряхнула ее.

— Габрэн, — осторожно окликнула она, — утро почти прошло. Пирс истоптал все полы, ожидая тебя.

Габрия разогнула свои одеревеневшие — мышцы и взглянула на горькие складки, избороздившие лицо Тунголи. От собственной печали у нее перехватило горло и заныло сердце. Она поднялась, и они медленно пошли назад во дворец.

— Я рада, что ты вернулся, — через несколько шагов сказала Тунголи. — Этлон очень любит тебя. Он был ужасно расстроен, когда ты ушел.

Девушка почувствовала, как в уголках ее глаз закипают слезы, и она усилием воли загнала их обратно. Она пока не имела права плакать.

— Прошу прощения, — произнесла она, не зная, что еще сказать.

Легкая улыбка коснулась губ Тунголи:

— Может быть, я глупая, самонадеянная мать, но я не верю, что он мертв.

Габрия посмотрела на жену вождя.

— Я думаю, что это всего лишь интуиция, — продолжала Тунголи, — но я чувствую, что он еще жив. По крайней мере, сейчас. — Ее губы дрогнули, и слезы блеснули на веках. — Я бы все отдала, чтобы спасти его.

Крохотный росток надежды появился в душе девушки:

— Если это так, леди, я сделаю все, что смогу, чтобы спасти его.

Тунголи взяла ее за руку:

— Я верю тебе, Габрэн. Спасибо.

Они в молчании продолжили свой путь во дворец.

Пирс был в восторге, когда Габрия вошла в большой зал. Он ожидал ее рядом с воином, за которым ухаживал, и радостно следил, как высокая, обожженная солнцем девушка пробиралась к нему через толпу. Она двигалась с неуловимой грацией и несла дух уверенности в себе, который большинство женщин клана старались скрыть.

Пирс горячо пожал ей руку:

— Приветствую твое возвращение, Габрэн. Твое путешествие было успешным, — он произнес это утвердительным тоном, так как видел правду в ее глазах.

Габрия кивнула, почувствовав невысказанное словами понимание в жесте Пирса:

— Но вот какой ценой…

Знахарь понял многое из того, что она не высказала.

— Выбор сделать всегда трудно, — мягко произнес он, — но не думаешь ли ты, что твой выбор уже сделан?

— Я думаю, что никакого выбора и не было. Я скачу единственной дорогой, которая осталась мне открытой. — Она улыбнулась, слегка расслабившись, — И все же иногда мне кажется, что я совсем не подхожу для этой задачи. Почему боги так тщательно проложили путь, но затратили так мало времени на подготовку того, кто должен последовать этим путем?

— О таком парадоксе говорится в некоторых из наших лучших сказаний, Корин, — произнес позади нее Кантрелл.

Габрия обернулась и поприветствовала слепого барда:

— Я сомневаюсь, что кто-нибудь будет распевать сказания о моих деяниях. Все, что я сделала, было незаконным.

— Истории часто имеют такой конец, — ответил он.

Сет вошел в двери дворца и увидел Габрию. Он подошел к ней:

— Корин, мне нужно поговорить с тобой. Ты сейчас занят?

Пирс взглянул на служителя культа с явным отвращением:

— Иди, Габрэн. Мы позже поговорим.

Сет распахнул двери, ожидая, когда Габрия выйдет вслед за ним.

Она заколебалась. Ее глаза встретились с глазами Пирса, и она увидела в них несомненную поддержку и любовь. Успокоившись, она побежала догонять Сета.

* * *

Первое, что заметила Габрия, когда они с Сетом миновали последние строения и оказались в виду внутренних стен, была тишина. Они остановились, и Габрия оглянулась вокруг с растущим подозрением, что что-то неладно. У внутренней стены никого не было, поэтому они прошли через первые ворота в пространство между стенами.

Вверху на стене Сэврик, Кошин, Рин и толпа воинов перевесились через каменный парапет, глядя вниз. Никто не двигался. На стенах крепости царило полное молчание. Снизу не доносилось ни звука.

Следом за Сетом Габрия пробралась через утоптанный мусор и обрушившиеся камни к ступеням. Они присоединились к вождям на парапете и выглянули в долину. Армия волшебника была в полном сборе. Люди застыли в шеренгах, расположенных большим полумесяцем на выходе из долины. Все было совершенно неподвижно.

Внезапно лорд Кошин шевельнулся и указал на что-то:

— Смотрите.

Большая повозка, везущая много людей и влекомая четырьмя лошадьми, выкатилась из рядов в сторону крепости. Защитники с растущим подозрением наблюдали, как она пересекла мост и остановилась у остатков катапульт. Она тяжело развернулась, и люди сбросили с нее что-то большое и черное. Когда повозка укатила, гневные вздохи и стоны раздались среди наблюдающих воинов. Это был Борей, стрела все еще торчала в его груди.

Медб не дал кланам времени оправиться от этого потрясения. Внезапно со всех концов поля зазвучали горны, и четыре всадника с совершенно белыми флагами в руках выехали из лагеря. Они остановились около мертвого хуннули. Горны продолжали трубить, пока эхо этих звуков не заполнило крепость. По дороге медленно катила вторая повозка. За ней следовала процессия воинов Вилфлайинга; среди них ехал волшебник на большой белой лошади.

Габрия изумленно уставилась на волшебника, так как не знала, что он вылечил свои искалеченные ноги.

Медб сменил свой коричневый плащ на длинную белую мантию — цвет смерти, цвет обладателя магической силы. Он поднял руку, и процессия остановилась. Медб повторил жест. Три солдата вилфлайинга вытащили человека, который не держался на ногах, и подтащили его к телу Борея. Они отступили, и Этлон упал на колени. Горны замолкли.

Люди кланов немедленно узнали вер-тэйна, и яростный крик донесся из крепости.

Лорд Медб засмеялся и послал своего коня вперед. Воин вилфлайинг схватил голову Этлона, запрокинул ее назад, открыв горло и держа кинжал в нескольких дюймах от яремной вены. Кланы замолчали, глядя на эту картину.

— Хулинин, Дангари, Багедин, Джеханан. Слушайте меня! — закричал Медб. — Я желаю поздравить вас с вашим успехом. Вы оборонялись превосходно. Однако удача не будет больше сопутствовать вам, и я боюсь, что, когда крепость падет, я не смогу удержать моих людей. Их нетерпение и злость возрастают. Большинство из вас не уцелеют. Ко я не желаю терять четыре клана, поэтому у меня есть к вам предложение. Есть среди вас кто-нибудь, кто желает выслушать его?

После гневной паузы Сэврик, Кошин и Рин поднялись на верх парапета и встали бок о бок. Когда к горлу Этлона приставлен нож, особенно выбирать не приходится.

Лорд Медб вытянулся вперед, как змея, высматривающая свою жертву:

— Условия простые. В обмен на благополучное возвращение Этлона я желаю хуннули, мальчишку Корина и четырех вождей. Если заложники будут выданы быстро, я отзову свою армию и позволю вашим кланам уйти с миром.

Вожди обменялись взглядами.

— А что, если мы откажемся? — крикнул Кошин.

Медб произнес какое-то слово. Вилфлайинг отступил от Этлона. Едва прозвучало другое слово, невидимая сила подняла Этлона на ноги и удерживала его распростертым в воздухе. Из земли взметнулись бледные языки красного и золотого огня и охватили его. Этлон корчился от боли, но волшебная сила Медба безжалостно удерживала его в этом положении.

— Этлон очень медленно умрет на ваших глазах. А затем наступит очередь и ваших кланов, — ответил колдун.

Мгновение Сэврик колебался. Он бы все отдал, чтобы спасти сына от смерти. Он бы с радостью отдал себя в руки Медба, если бы думал, что Этлон будет жить. К сожалению, уверенным можно было быть в одном: нельзя верить в то, что лорд Медб сдержит свое слово. Его коварство было так же безгранично, как и его безбожие. Не испытывая никаких угрызений совести, колдун убьет своих заложников, вырежет кланы и тем или иным способом уничтожит Этлона. Голосом, за которым скрывалось разрывающее его сердце горе, Сэврик крикнул:

— Твои условия неприемлемы. Мы не можем согласиться с ними.

Лорд Медб запрокинул голову и засмеялся:

— Не бросайся так быстро навстречу своей судьбе, Сэврик. Дай себе время подумать. У тебя есть один час. К концу этого времени ты сдашь крепость или умрешь.

Внезапно Медб поднял руку и направил ее на огромные бронзовые ворота крепости. Синее пламя вырвалось из его пальцев. Оно ударило в ворота, рассыпавшись сверкающей вспышкой, опалило края бронзовых створок и обожгло каменный свод. Древние колдовские камеры на входе какое-то время держались, потом под давлением ужасной силы рассыпались, и ворота рухнули на землю.

Люди кланов в ужасе смотрели, как пыль медленно оседает вокруг разрушенных ворот.

— Один час! — воскликнул Медб. — Потом Этлон умрет.

Он уничтожил пламя вокруг вер-тэйна и подождал, пока вилфлайинги вкопают столб и подвесят Этлона за руки. Затем Медб развернул лошадь и направился к своей армии.

Габрия следила за Этлоном. Оттуда, где она стояла на парапете, она не могла видеть его лица, а только подвешенное на столбе тело. Она почувствовала какое-то движение позади себя и, обернувшись, увидела Сэврика, глядящего на сына. Руки вождя с такой силой вцепились в края каменной кладки, как будто он хотел проломить парапет.

— Ты собираешься что-нибудь предпринять, чтобы спасти его? — спросила Габрия, хотя уже знала, каким будет ответ.

Вождь тряхнул головой, даже не глядя на нее:

— Мы ничего не можем сделать. Медб не освободит его, а я не принесу в жертву кланы.

Девушка понимающе кивнула. Она молча спустилась с парапета и пошла по дороге в сторону дворца. Нэра ожидала Габрию во дворе и подошла к ней, когда та уселась на край фонтана.

Долгое время Габрия не обращала внимания на проходящих мимо людей и разглядывала кобылу, терпеливо ожидающую рядом с ней. Великолепные хуннули, думала Габрия, они так же умны, как люди, являются телепатами, не поддаются колдовскому воздействию, быстрее и умнее любого другого существа и полностью преданы тем немногим из людей, которые оказались достаточно счастливыми, чтобы завоевать их дружбу. Они являются магическими созданиями.

Все, что Габрия узнала за свою жизнь, учило ее отвергать магию в любой форме, и все же кланы не отвергли хуннули. Габрия начала понимать, какую, значительную часть жизни кланов все еще составляет магия. Магия была скрыта под различными именами, но эта сила была повсюду. Она сквозила в традициях и ритуалах жрецов и жриц; она охранялась Нарушившими клятву; о ней пели барды; она олицетворялась в хуннули; и талант владения магией все еще передавался из поколения в поколение.

И все же кланы в своем страхе и неприятии смотрели невидящими глазами на эти силы внутри себя. Даже спустя двести лет предубеждение не позволяло им увидеть правду. Магия не была ужасной, развращающей силой. Она была просто силой, которая существует, силой, которая могла превратиться во что-то такое доброе, или такое ужасное, как захочет ее владелец. Первый раз в своей жизни Габрия поняла, как глупы были люди вокруг нее, не желая замечать магии.

Тут Нэра повернула голову и навострила уши. Габрия проследила за ее взглядом и увидела Кантрелла, осторожно спускающегося по ступеням дворца. Он держал узел подмышкой.

Нэра заржала, и бард окликнул:

— Габрэн, ты там?

Габрия подбежала к нему и взяла его за руку.

— Пойдем, — сказал он, — пройдись со мной немного.

Они медленно прохаживались вокруг двора, подальше от ушей случайных слушателей. Хуннули держалась вплотную за ними.

Наконец Габрия заговорила:

— Неужели кланы никогда не научатся принимать магию за то, что она есть на самом деле?

— Нет, пока будет жив Медб, — ответил Кантрелл.

Она вздохнула:

— Тогда, может быть, им нужно показать магию как что-то положительное.

Бард крепко сжал руку Габрии:

— Я слышал ультиматум Медба. Осталось мало времени.

Они снова подошли к фасаду дворца, и Габрия остановилась. Она знала, что должна сделать, чтобы освободить Этлона и спасти кланы — столкновение с Медбом стояло в конце ее пути с того дня, когда она покинула Корин Трелд. Но сама мысль об этой битве пугала ее. Она не могла служить противником лорду Медбу, и она знала, к каким последствиям приведет ее проигрыш. К сожалению, других возможностей не было.

Кантрелл протянул узел, который он держал:

— Я думаю, тебе это может понадобиться.

Она развернула его и нашла свой алый плащ с брошью в виде лютика и длинную, бледно-зеленую тунику.

— Эта туника самое близкое, что я мог найти, к белому цвету, — пошутил бард со слабой улыбкой. Он быстро обнял ее. — Боги на твоей стороне, Габрия. — Он отвернулся и ушел от нее.

Габрия запустила свои пальцы в гриву Нэры, и они пошли обратно по дороге к главным воротам. Позади разрушенной стены Габрия скинула свою одежду. Тряпки, которые стягивали ее грудь, грязная туника и плащ Хулинина были отброшены прочь, хотя она и колебалась, снимая золотой плащ. Она оставила только свою кожаную шляпу, башмаки и штаны. Она засунула кинжал отца в башмак, затем через голову натянула зеленую тунику и подвязала ее своим шарфом. Она подумала было использовать свою силу, чтобы изменить цвет туники на белый, но оставила свое намерение. Пришло время обладателям магии носить другой цвет. Габрия накинула на плечо свой красный плащ и вздохнула с облегчением. Никогда больше она не будет играть роль мальчика. Скоро кланы точно узнают, что она собой представляет.

Габрия медленно перевела дыхание и открыла сумку волшебницы. Длинный, тонкий, как игла, алмазный осколок упал, поблескивая, ей в руки. Габрия, пораженная, смотрела на него. Волшебница сказала ей, что эта вещь является знаком истинного обладателя магии, но она не сказала, что полагалось Габрии делать с ней.

— Тебе нужен помощник, чтобы помочь выполнить обряд, — произнес кто-то позади нее.

Габрия едва не выскочила из своей шкуры. Нэра фыркнула, но это скорее звучало как согласие, чем как предупреждение.

Сет обошел стену и присоединился к ней:

— Это очень трудно — вставлять осколок одному.

— Откуда ты знаешь? — спросила она.

— Люди моего культа хранили знания обладателей магии многие годы в надежде, что они могут кому-нибудь понадобиться.

— Но как ты нашел меня?

Он изогнул бровь:

— Я следовал за тобой.

Габрия долго изучала его, прежде чем отдать ему алмаз. Сет взял его в руки и вытянул их ладонями вверх. Его обветренное лицо было непроницаемо. Он произносил слова древнего обряда так, будто всю свою жизнь каждый день произносил их, без колебаний или отвращения. Слова еще висели в воздухе, когда он поднял бриллиантовый осколок на солнце, чтобы захватить тепло и свет. Осколок заблестел в его руке. Затем мастерским движением, с проворством врача, он пронзил запястье Габрии и загнал осколок под кожу.

Боль пронзила руку Габрии, и она почувствовала жар алмаза, горящего у нее под кожей. Осколок тут же начал пульсировать в такт биению ее сердца. Трепет распространился по ее руке и затем дошел до всех частей ее тела. Ощущение было теплым и придавало сил. Габрия взглянула в мудрые глаза Нэры и улыбнулась.

Сет повернул ее запястье, чтобы взглянуть на осколок, пульсирующий у нее под кожей:

— Пользуйся им с умом, Корин. Ты первый и последний, и было бы лучше, если бы ты уцелел.

— Спасибо тебе, Сет.

Он отпустил ее:

— Иди.

Девушка вскочила на хуннули, и лошадь затрусила в сторону главных ворот.

Часовая передышка закончилась. Медб вернулся. Лорд Вилфлайинг с надменным видом подъехал к крепости. Его армия была готова к атаке, его лицо было оживленным от сознания триумфа.

— Что вы ответите мне? — закричал он защитникам.

Лорд Сэврик, Кошин и Рин склонились над парапетом:

— Мы не будем иметь дело с тобой, — ответил Сэврик.

— Зато я буду! — крикнул странный голос снизу.

Удары копыт прозвучали на каменной дороге, и вперед вынеслась хуннули. Кобыла достигла выхода и проскакала по упавшим воротам, высоко вздымая свои задние ноги. Алый плащ Габрии веял за спиной как крылья. Лошадь легко приземлилась и сделала несколько шагов, чтобы остановиться.

Сэврик закричал:

— Габрэн, вернись обратно!

Габрия не обратила на него внимания и спокойно повернулась к Медбу. Шляпа и плащ пока скрывали ее женственность и осколок, который пульсировал у нее в запястье:

— Я вызываю тебя на бой, лорд Медб, — холодно произнесла она.

— Я не имею дел с простыми юношами, — фыркнул Медб. Он произнес слово, и магическое пламя загорелось вокруг Этлона. Вер-тэйн задергался от боли.

— Габрэн! — закричал Сэврик.

Габрия молчала. С обдуманной медлительностью она подняла руку, и рубиновый свет осколка замерцал на ее загорелой коже. Пламя вокруг Этлона угасло; веревки, стягивающие его запястья, спали, и его тело опустилось на землю. Вер-тэйн вздрогнул, и его глаза открылись. Воин вилфлайинг, выхватив меч, бросился к упавшему. Синий огонь Силы Трумиана ударил из руки Габрии в грудь воина, отбросив его назад и превратив в безжизненную дымящуюся груду.

Молчание в поле было абсолютным.

— О боги! — выдохнул Кошин.

Медб задумчиво посмотрел на Корина. Итак, вот он — ответ на множество этих надоедливых вопросов. Он разлепил свои губы, изогнув их в улыбке:

— Каково твое предложение, мальчик?

— Ты можешь получить меня и хуннули в обмен на жизнь Этлона. Но ты должен победить меня, чтобы получить свою награду.

Он пожал плечами:

— Поединок? Это невозможно. Мальчик не может сражаться с вождем.

— Благодаря тебе, я — вождь Корина. Но я не желаю пользоваться мечами в этом поединке.

— Колдовская дуэль? С тобой? — Медб засмеялся. — Если это то, чего ты хочешь, я удовлетворю твое желание.

Волшебник знал, что его сила была невелика. Он все еще не пришел в себя полностью после битвы два дня назад, и он растратил много энергии, разрушив ворота крепости. И все же он думал, что, для того чтобы сокрушить этого выскочку, потребуется немного усилий. Улыбаясь, Медб приказал своим воинам отойти. Он спешился на ровном месте около упавших ворот.

— Ты глупец, мальчик. Неужели бард не сказал тебе загадку о моей судьбе? — спросил Вилфлайинг.

Габрия взглянула на Медба. Он стоял прямой и высокий, выглядя сильным, красивым мужчиной.

— Это больше не загадка.

— О? — он остановил на ней холодный взгляд.

— Я являюсь ответом на твою загадку, Медб, так как я не мальчик, и мое имя на северном диалекте означает лютик.

На виду у остолбеневших зрителей Габрия сдернула кожаную шляпу и тряхнула головой так, что небрежные завитки распушились, обрамляя золотыми прядями ее лицо. Затем она расстегнула свой плащ, позволяя ему упасть на черный круп Нэры. Ветер прижал зеленую тунику к ее телу, обрисовав грудь и тонкую талию. Солнце блестело в ее глазах, острых и сверкающих, как меч.

— Габрэн умер много дней назад. Я — Габрия, его сестра и дочь лорда Датлара.

Впервые с тех пор, как его руки коснулись Книги Матры, Медб сильно испугался. Эта девушка появилась неизвестно откуда со знанием волшебства и эмблемой обладателя магии, горящей на ее запястье. Где она получила свои знания? И осколок? Он оказался не в состоянии найти ни одного, а эта девушка не только получила его, но и нужным образом внедрила себе в руку. На мгновение сердце Медба дрогнуло, и волосы на затылке встали дыбом.

Потом он успокоил себя. Она была трудностью, которой он не предвидел, но он не для того боролся за свое нынешнее положение, чтобы быть побежденным девчонкой и загадкой. Может быть, она и «лютик», но у нее нет меча. С молчаливым проклятием Медб поклялся, что он положит конец загадке раз и навсегда.

Девушка соскользнула с хуннули, и кобыла отошла, оставив ее одну. Габрия отбросила прочь все сомнения, которые могли сбить ее, закрыла глаза и сосредоточилась на древнем заклинании, которому ее научила Женщина болот. Она подняла правую руку и указала ею на Медба:

— Я, Габрия, дочь Датлара, вызываю тебя, лорд Медб, и в знак моего вызова посылаю первые колдовские камеры.

Медб ответил вкрадчивым голосом:

— Я, лорд Медб, принимаю твой вызов и в знак этого посылаю вторые колдовские камеры.

Габрия открыла глаза. Заклинание сработало. Четыре алые световые столба стояли на ровном расстоянии друг от друга, образуя квадрат, который заключал Габрию и Медба в пространство, шириной всего в двадцать шагов. Бледная дымка светилась между столбами и изгибалась над головой. Они вдвоем были теперь окружены защитной стеной энергии, которая защищала зрителей. Габрия могла видеть, как со стены за ними наблюдали с зачарованным ужасом защитники крепости.

— Ты поступила неумно, вызвав меня, — насмехался волшебник, — но вопрос не в том, кто сильнее, а в том, какими средствами я докажу тебе это.

Медб поднял руку и метнул шар Силы Трумиана. Это была всего только проба, и Габрия легко увернулась. Синий шар взорвался на защитной стене. Он снова метнул огонь в нее, все быстрее и быстрее, и она изгибалась и наклонялась вокруг ярких, смертельных огней, как будто танцуя с ними. Девушка не старалась отвечать на выпады Медба, она только избегала его нападений и ожидала его следующих движений.

В конце концов Медб утомился от игры с ней. Ему надо быть осторожным, так как его сила убывала, а он не знал, насколько велики на самом деле силы этой девушки. Мгновение он изучал ее, потом отдал команду.

Внезапно Габрия почувствовала, как ветер рванул ее за ноги. Странный маленький ветер резко хлестал, переходя в завихряющийся со злобной силой и вращающийся вокруг Габрии с пронзительным визгом вихрь. Грязь и гравий, поднятые темным ветром, молотили, раня, по ее волосам, коже, одежде. Она в испуге старалась избежать этого вихря, но его сила бросала и удерживала ее, вырывая дыхание из ее груди и выворачивая все кости и мускулы.

Затем, так же быстро, как начался, ветер снова стих. Габрия упала на землю, задыхаясь и плача от боли. Ее туника была изорвана, а кожа в ссадинах и кровоточила.

— Видишь, как это легко? — произнес Медб. — Теперь давай покажу тебе другое. Ты хорошо переносишь трагедии в своей жизни, но знаешь ли ты действительно страхи своей души?

Прежде чем Габрия смогла защитить себя, парализующий холод сковал ее. Она закрыла руками лицо. Образы ворвались в ее сознание: ее брат, падающий с раскроенным боевым топором черепом; ее отец, изрубленный дюжиной мечей; Нэра, живьем разорванная волками; Этлон, свисающий рваными связками с окровавленного столба. Гниющие трупы клана Корин восставали из своих могил и осуждающе указывали на нее пальцами. Габрия, спотыкаясь, брела под опаляющим зноем пустыни в невыносимом одиночестве. Пронзительный крик рвался из ее горла. Она отчаянно старалась подняться, только качаясь вперед, когда ее ноги не слушались ее.

За барьером Этлон с трудом поднялся на ноги. Он оперся о столб, устремив взгляд на девушку.

— Бейся с ним, Габрия! — закричал он.

— Теперь ты понимаешь? — засмеялся Медб. — Тебе было бы лучше оставаться на своем месте у кухонного огня и предоставлять войны тем, кто способен их вести.

Габрия старалась прекратить хаос в своем сознании и вернуть мысли обратно под контроль. Она поняла, что видения, которые мучили ее, были испытанными ею ранее страхами. Там не было ничего, с чем она не сталкивалась ранее. Понемногу она изгнала видения из своего сознания и наконец сломила заклинание Медба. Она с трудом поднялась на ноги.

Теперь она знала, что не сможет победить лорда Медба в противоборстве знаний и опыта. Он слишком долго изучал и совершенствовал свой талант. Она не владела искусством, необходимым для того, чтобы полностью уничтожить его. У Габрии была только одна надежда, в лучшем случае, хитрость: поймать его незащищенным. Если она продержится достаточно долго, чтобы застать его врасплох, может быть, ее неиспытанных сил окажется достаточно. Она быстро выкрикнула заклинание, которое взорвалось под ногами у волшебника и бросило его ничком на землю. Медб вскочил, разозленный.

— Этого достаточно! — крикнул он.

Он решил использовать убивающее заклинание, которое он уже усовершенствовал. Он широко развел руки, его губы произнесли резкие слова, и он начал медленно сводить руки вместе.

Мгновение Габрия стояла настороженно. Она начала ощущать давление повсюду. Не было боли или страдания, а только слабое неудобство, как будто ее завернули в тяжелый мех. Она укрепила себя и старалась отразить его, но давление усиливалось. В голове у нее начало пульсировать, а в груди появилась боль. Она с трудом дышала. Напрягаясь, чтобы избежать давления, Габрия сцепила зубы и использовала свою силу для создания защитной оболочки вокруг своего тела. Колдовская хватка усилилась. Она боролась за сохранение своей защиты, но захват Медба сжимался толчками, снова и снова. Ее защитная оболочка треснула, и давление охватило ее. Боль усилилась, и кости начали трещать под нажимом. Габрия стонала, охватив руками голову.

Медб все плотнее сдвигал руки и старался сломить сопротивление девушки. Он чувствовал, что его сила начала убывать, но он не обращал внимания на усиливающуюся слабость в своих усилиях убить последнего уцелевшего Корина.

Не замечаемый Габрией и Медбом, Этлон начал шатаясь продвигаться к колдовскому ограждению. Он знал, что должен был бы прийти в ужас от того, что делает Габрия, но вместо того колдовская дуэль странным образом притягивала его внимание, и его единственной ясной мыслью было помочь своему другу. Он не мог вынести вида ее гибели.

Габрия закричала, когда лорд Медб усилил давление. Боль в ее теле была почти непереносимой, и ее сознание начало гаснуть. В отчаянии девушка собрала последние остатки своих сил и отваги в единый последний центр сопротивления. Она упорно цеплялась за одну мысль: она никогда не поддастся. Ее полуугасшее сознание едва мерцало, и она пронзительно закричала, не желая подчиниться нажиму Медба.

Лорд Медб отчаянно старался, но не мог сокрушить последнее сопротивление девушки. Ее открытое неповиновение его чарам подогревалось яростью и чувством правоты, а также волей, которая, как чувствовал Медб, была сильнее, чем его. Удивление и сомнение зародились в его душе. Он терял свою силу, быстро слабея.

Внезапно Этлон яростно закричал:

— Нет, Медб!

Вер-тэйн стоял около колдовской защиты с потемневшим от гнева и беспомощности лицом. Он протянул руку через завесу, и, к ужасу и удивлению Медба, колдовская защита разрушилась. Завеса исчезла, и Этлон упал на землю.

Габрия почувствовала, что сила Медба тает, и в этот момент она вспомнила последнюю строку из загадки Кантрелла. Собрав всю свою волю, она разорвала колдовскую хватку волшебника. Чернота исчезла, и боль ослабла. Ее зрение восстановилось с поразительной ясностью. У нее осталось еще достаточно силы. Прежде чем Медб понял, что она делает, Габрия выхватила из башмака кинжал отца и превратила его в серебряный меч. Осколок в ее запястье загорелся красным цветом от ее крови, когда она метнула меч в волшебника. Он пролетел, изобразив сверкающую дугу, между ними и вонзился в грудь Медба.

Ужасный крик потряс крепость. Медб дернулся, изогнувшись от боли, и его жестокий рот произнес последнее проклятие. Затем он рухнул на спину, пронзенный серебряным мечом.

Габрию сотрясала неудержимая дрожь. Мир опрокинулся, и она упала на землю. Но в тот момент, когда ее сознание угасало, возникло видение дуплистого дерева и женщины, ожидающей ее там. Прежде чем боль окончательно поглотила ее, Габрия, пытаясь схватиться руками за воздух, старалась ответить на странный призыв, который гнал ее в болота.