Неприятности, увы, заканчиваться не собирались. Утром меня разбудил стук в дверь. Недовольная ранним подъемом, я облачилась в пеньюар и открыла дверь, где-то глубоко в душе надеясь, что увижу на пороге Лоуренса Галлахара.

Реальность оказалась неприятнее и болезненнее – яростная, как порыв ветра, в мою комнату ворвалась леди Айлин.

«Началось», – мелькнуло в голове.

Стоило графине только взглянуть на дверь, как та тут же с грохотом захлопнулась за моей спиной, отрезая мне путь к отступлению. Впрочем, убегать я и не собиралась.

– Я все знаю, – прошипела графиня.

Не знай я правды, скорее, заподозрила бы в Айлин Рэйст дальнее родство с ламиями – женщинами-змеями. Иначе откуда у нее эта вечная привычка – шипеть? Того и гляди, из пасти высунется раздвоенный язык, с которого капает яд. Эту мысль тут же перебила другая: интересно, как выглядят горгульи в своем истинном обличье?

Картины в моей голове рисовались занятные, но пугающие, поэтому я поспешила сосредоточиться на происходящем.

– Что именно? – спокойно осведомилась я.

– Даже не смей думать, будто сможешь отобрать у меня моего мужа! – вскрикнула Айлин. Ее пальцы скрючились, став похожими на лапы у готовой наброситься на жертву дикой кошки.

На мгновение я потеряла дар речи.

– Он сам набросился на меня и стал рвать на мне платье!

– Может, это потому, что ты так и норовила прыгнуть к нему в постель? Притворялась недотрогой, а сама глаз с него не сводила, завлекала!

Я задохнулась от возмущения.

– Разумеется, Дейбхар не устоял. Он – хищник, как и любой мужчина. Да и как устоять, когда добыча сама идет тебе в руки!

Происходящее понемногу превращалось в какой-то фарс. Но, глядя на леди Айлин, я понимала, что она совершенно серьезна. Беда… Ее ревность  болезненна и уже выходит за все мыслимые пределы, а преданность и любовь к мужу граничит с настоящей одержимостью. Она настолько боготворит графа, что готова винить в его изменах – или только лишь попытках измен – кого угодно, но только не его самого. Не зря Рэйст называл ее преданной собачонкой, идущей за ним по пятам.

– Ты не отберешь его у меня, слышишь? – Голос Айлин вновь опустился до едва слышного шепота.

В минуту, когда злость затуманивала ее рассудок, в ней, прежде такой грациозной, словно бы просыпалось нечто роднившее ее с горгульями. Прямая осанка сменилась сутулостью, пальцы растопырены, в расширившихся глазах – какой-то фанатичный блеск.

Глядя на нее, я с ужасом поняла: милостивые боги, да она же безумна! Хоть и старательно прячет свое безумие под маской высокородной особы.

Казалось, она сумела совладать со своими чувствами и взять себя в руки. На искаженное гримасой ярости лицо вновь вернулось высокомерное выражение, спина выровнялась, руки сложились в ракушку на уровне живота. Должно быть, я застала леди Айлин в минуту ее слабости, в минуту, когда она потеряла над собой контроль.

Представляю, как сильно она сейчас меня ненавидит.

Я думала, что хорошо изучила графиню, приготовилась дать ей отпор. Но немного не рассчитала своих сил и… опоздала. Мою щеку вдруг обожгло острой болью. Леди Айлин Рэйст отпрянула назад, на тонких губах ее играла довольная улыбка.

– Не думаю, что сейчас на тебя посмотрит хотя бы один мужчина, – презрительно рассмеялась она. – С таким лицом из тебя выйдет никудышная соблазнительница. Больше ты не сможешь помешать нашему с Дейбхаром счастью.

С таким… лицом?

Прочитав мои мысли по моему лицу, графиня, не скрывая злорадства, кивком указала мне на трельяж, стоящий в дальнем углу комнаты. Я медленно подошла и… обомлела. Почти на всю щеку – от уголка рта до уголка глаза – растянулся огромный шрам, похожий на застарелый ожог. Жуткий, уродливый, съевший всю привлекательность моих черт, которые я унаследовала от отца.

«Уродина», – звучало в голове. Не мое. Чужое. А следом уже мой голос произнес: «Ну и пускай».

Я сглотнула предательские слезы, прикрыв глаза, постояла мгновение. Когда я открыла глаза, они уже были сухи. А голос, когда я заговорила, повернувшись лицом к леди Айлин, был тверже кремня:

– Пусть я хоть вечность проведу с ожогом на лице, а вы будете ослепительно красивы. Но настанет день, когда ваша красота умрет, завянет вместе с молодостью и силой. И что останется? Только ваша черная, насквозь прогнившая душа.

Мои слова задели какую-то струнку в душе леди Айлин. Глаза ее потемнели, торжествующая улыбка поблекла и словно смазалась, некрасиво искривив рот. Она с силой рванула ручку двери на себя, напрочь позабыв о том, что может открыть ее одним лишь взглядом, и вылетела в коридор, оставив на прощанье шлейф изумительно вкусных духов…

И уродливый ожог на моей коже.