В самом начале своей полицейской деятельности Иван Дмитриевич служил помощником квартального надзирателя Толкучего рынка. Дело, о котором пойдет речь, случилось летом с самим Путилиным.
Семья Ивана Дмитриевича отдыхала на даче. Сам он часто приезжал из Петербурга в Парголово, чтобы провести несколько часов с родными. Иноходец Серко, запряженный в легкий кабриолет, возил Путилина из города и обратно.
В тот вечер Иван Дмитриевич задержался на даче: на домашнем торжестве весело отмечали первый день рождения его дочурки Евгении. Незаметно подкралась ночь.
— Все-таки поедешь? — с тревогой спросила жена, когда в два часа ночи увидела, что муж собирается в дорогу.
— Надо ехать. Не волнуйся. Дорога до самого города ровная, шоссе хорошо знакомо.
Иван Дмитриевич сел в кабриолет, натянул поводья, и Серко тронулся в путь. Сначала небо заволокло тучами, стало темно. Немного спустя выглянула луна. Тишину августовской ночи нарушали только стук копыт да легкое шуршание колес по дороге.
Вдруг лошадь шарахнулась в сторону и сразу же остановилась. Чья-то сильная рука схватила Серко под уздцы. Тучи совсем разошлись, и в ярком свете луны Путилин увидел две фантастические фигуры: лица их были черны, головы прикрывали белые колпаки.
«Черти, самые настоящие черти! Но ведь чертей не бывает», — только и успел подумать Иван Дмитриевич, как один из «чертей» вскочил на подножку и занес над ним топор.
Путилин приготовился к отпору, но, оглянувшись, увидел притаившихся позади кабриолета еще двух «чертей».
«Их четверо», — отметил он, а вслух сказал:
— Что вам надо?
— Давай деньги, — потребовал тот, что стопором.
Путилин вынул из кармана бумажник. Грабитель схватил его и, увидев у Путилина цепочку от часов, снял ее вместе с часами и положил себе в карман.
Помимо воли, липкий животный страх охватил Ивана Дмитриевича: «Они же могут меня убить», — подумал он и тут же услышал:
— Ну, Митрич, бей его! — сказал второй разбойник, обращаясь к первому.
Но Митрич неожиданно отвечал:
— Праздник сегодня престольный. Не возьму грех надушу...
Кто-то из разбойников вывел Серко на дорогу, огрел дубиной, и тот помчался во всю прыть.
...Ранним утром Путилин послал полицейских для осмотра постоялых дворов, харчевен, трактиров и приказал задерживать всех подозрительных с виду людей. Попадались мелкие воришки да бродяги.
Ночью двенадцать полицейских, одетых в цивильные костюмы, патрулировали Парголовское шоссе. Все было бесполезно. Шайка, ограбившая помощника полицейского надзирателя, словно провалилась сквозь землю.
В воскресенье Путилин вновь сел в кабриолет, и верный Серко двинулся на дачу. Теперь в кармане у Ивана Дмитриевича лежали кистень и револьвер. Ох как он хотел встретить «чертей» на этот раз!
На даче он специально задержался до трех часов ночи и только затем тронулся в обратный путь. Но на пустынном шоссе и в эту ночь происшествий не было.
Прошла еще неделя, когда Путилину сообщили, что на знакомом ему шоссе произошло очередное ограбление. На этот раз жертвой грабителей стала чухонка, проживавшая в деревне Закабыловка.
Женщина рассказала, что на нее напали примерно в пяти верстах от деревни. Лошадь грабители остановили, а ее выбросили из телеги.
Иван Дмитриевич сам поехал в деревню.
— Кошелек вырвали с карманом, — всхлипывала потрясенная пережитым женщина. — Совсем мало денег было. Один закричал: «Тяни со старой шкуры сапоги. Вишь, подошвы еще крепкие». А второй говорит: «Руби топором ногу, если не сумеешь снять». На мое счастье, сапог подался. Который снял сапоги ка-ак ударил кулачищем меня по шее, я сознание-то и потеряла. Нечистая сила это, — горько заплакала и мелко закрестилась потерпевшая. — Все они черные, да еще и с копытами...
— Ничего, тетушка, поймаем мы этих чертей, — утешил ее Путилин.
Без сомнений, это были те же грабители, с которыми он повстречался. Только они, похоже, разбойничают на дороге не каждый день.
Иван Дмитриевич распорядился, чтобы подготовили крестьянскую телегу, запряженную в одну лошадь.
— Колеса у повозки, — предупредил он, — должны скрипеть после каждого оборота.
В помощники себе Путилин выбрал унтер-офицера Смирнова, много раз проявлявшего храбрость при задержании преступников, и городового Курленко, самого сильного в их участке полицейского. Курленко переодели в женское платье.
— Мы со Смирновым ляжем на дно повозки, и нас накроют рогожей. Ты, Курленко, пойдешь рядом с телегой. Будь настороже! А если придется защищаться, так бей не в полную силу, ведь ты ударом сбиваешь с ног лошадь! — напутствовал Иван Дмитриевич.
— Убью не до смерти, — улыбнулся Курленко.
Настал момент, когда снаряженная повозка тронулась в путь. Миновали Старое Парголово. Показалась сосновая роща. Вокруг — тишина.
Как только въехали в рощу, раздался оглушительный свист. Двое как из-под земли выросших «чертей» ухватились за телегу, третий — держал под уздцы лошадь. Курленко схватили за горло.
Заранее приготовив кистень, он ударил насильника в ухо, и тот свалился без сознания на землю. Никто не ожидал такого удара от «бабы», но «черти» скоро оправились и дружно бросились на Курленко.
В это время на поле боя появились Путилин и Смирнов. Короткая растерянность среди грабителей сменилась бешеной яростью. Один из них налетел с ножом на Смирнова, который в ответ, ударив противника ногой в живот, сшиб его с ног Курленко обезоружил Митрича, Путилин связывал очнувшегося от «бабьей» затрещины. Четвертый, державший лошадь, проворно сбежал.
Пойманных «чертей» погрузили на телегу, привезли в участок и заперли в камере.
— Как звать тебя? — обратился Путилин к Митричу утром на допросе.
— Не могу знать, — нахально отвечал бандит.
— Что же ты имя свое позабыл, Митрич? Ведь это ты ограбил меня в прошлом месяце со своими товарищами!
Не взявший грех на душу разбойник с удивлением посмотрел на Путилина:
— Так это вы были, ваше благородие! Я и смотрю: ваше лицо мне знакомо. — И Митрич стал рассказывать обо всех ограблениях, совершенных его шайкой.
Четвертый из «чертей» был арестован в тот же день.
Все они оказались уволенными в запас солдатами, которых ждали дома престарелые родители, одряхлевшее хозяйство, полуголодные семьи. Служивые сговорились вернуться домой только с деньгами. Нарядившись чертями, они грабили крестьян, проезжавших по дороге, считая, что, ограбленные «нечистой силой» в полицию жаловаться не пойдут...