Маркиза возвращалась в свой вдовий дом в глубокой печали. Карета мерно покачивалась на неровной дороге и маркиза, изнемогающая после последних тяжелых дней, откинула голову на спинку сиденья, закрыла глаза и постаралась уснуть. Но вместо облегчающего тело и душу сна перед ее глазами вставали то стонущий от невыносимой боли сын, то аристократы с фальшивыми соболезнованиями.

После ранения маркиз Пульшир прожил всего неделю. Он умер позавчера, в своем поместье, и сегодня утром был положен в фамильный склеп. Многие ругали Ферруна, не захотевшего ему помочь и даже оскорбившего, назвав сластолюбивым извращенцем. Но маркиза молчала. А что можно сказать, когда это была правда?

Даже когда один из этих мнимых благожелателей посмел сказать ей, что он возмущен столь бессовестным поведением какого-то ничтожного лекаришки, она молча посмотрела ему в глаза, и он замолчал, покраснев.

Отпевание закончилось быстро, их священник был на редкость краток, и тема его небольшой проповеди была о смертных грехах и неминуемой за них расплате. Маркиза была с ним согласна, но сердце все равно отчаянно болело, ведь погиб ее последний оставшийся в живых ребенок.

Это было бы несправедливо, если бы маркиз был нормальным, достойным уважения человеком, но он таким не был. Эту смерть можно рассматривать как воздаяние за грехи, но почему должна страдать она? Если бы у нее остался хотя бы один ребенок, она бы так не переживала. Она вспомнила свою дочку, маленького светловолосого ангелочка, умершую так рано, и слезы снова закипели на глазах. Но так и не пролились, не давая излить вместе с ними невыносимую душевную боль.

Почему Господь так к ней жесток?

Хотя это понятно — око за око, зуб за зуб. Если бы она не была такой опрометчивой и доверчивой, ее племянница была бы жива. И, вполне возможно, как последняя в роду, унаследовала титул герцогов Ланкарийских. И она, несчастная Росита, не поплатилась бы за свое преступление так жестоко.

И тут же перед глазами встал Беллатор, красивый, молодой и ужасно упрямый. Возможно, этот ее грех оказался последней каплей, что перевесил чашу весов жизни ее сына?

Нужно прервать эту греховную связь. Она не должна портить жизнь достойному во всех отношениях мужчине. Пусть ей будет больно, она уже привыкла к боли. Беллатор быстро о ней забудет. Красавиц много, и любая будет счастлива его вниманием.

Тяжелая дорожная карета остановилась возле дома. Опершись о руку грума, маркиза сошла по неудобным узким ступенькам и посмотрела по сторонам. В воздухе было разлито странное напряжение. Это оттого, что она страдает, или что-то другое? Она всегда тонко чувствовала настроение других людей и сейчас осторожно обвела взглядом выстроившуюся перед ней челядь.

Они все казались подавленными. Женщины, покрытые черными платками, тихо плакали, мужчины стояли, низко опустив непокрытые головы, но было что-то еще. Что-то неуловимое, и от этого опасное вдвойне.

Приложив подрагивающие руки к груди, маркиза проговорила то, что все давно ждали:

— Я вынуждена принести вам горестную весть. Мой сын, маркиз Пульшир, умер, не оставив наследников. Титул переходит к младшей линии, к его кузену.

Больше она ничего не сказала и молча пошла в дом мимо ряда стоящих навытяжку слуг. Возле мажордома она остановилась, ей не понравилось непонятное злорадство, исходящее от него. Она посмотрела ему в лицо. Он не сумел скрыть довольного блеска своих узких глазок. Маркиза молча прошла мимо, решив, что он просто не любил ее сына. Впрочем, маркиз вообще мало кому внушал добрые чувства.

В своих покоях она сняла с плеч черную шелковую шаль, небрежно бросила ее на стул. Обхватив себя руками за плечи, подошла к окну и посмотрела в осенний парк. Цветов почти не осталось, но трава еще зеленеет. Она опустила взгляд вниз и вздрогнула. Показалось или нет, что трава под окном примята? Что это значит? Неужели Беллатор приезжал и стучал в окно? Но разве он не знал, что маркиз при смерти? Или, наоборот, знал, и приехал затем, чтоб хоть немного ее утешить?

Маркиза медленно отошла от окна, неосознанно разглядывая пол. Возле ножки стола в дорогом паркете виднелась крохотная вмятина. Она встала на колени, приблизив лицо к самому полу, чтоб рассмотреть ее. Это была не вмятина, а царапина. Скорее всего от упавшего острого металлического предмета. Меча? Итак, Беллатор здесь и в самом деле был.

Но, как правило, мечи не царапают полы, если их не бросить специально. Или не уронить. В ее покоях была устроена засада? Где же теперь Беллатор? Он похищен или… О плохом маркиза думать себе запретила, чтоб не навлечь беды.

Ее грудь залила горячая тревога. Быстро поднявшись, маркиза позвала свою горничную. Та явилась немедленно, с сочувствием глядя на свою госпожу. Маркиза приказала закрыть дверь и приступила к расспросам. Линда сказала, что все ночи, проведенные без хозяйки, она спокойно спала в своей комнате рядом с покоями маркизы, и никто ее не тревожил.

Но все-таки она отметила некоторые странности: на пятую ночь после отъезда госпожи в ее спальне ей почудился какой-то странный шум. Линда решила, что все это ей привиделось в полусне, и снова заснула. Но утром мажордом имел вид до нелепости высокомерный. Он ходил горделиво надувшись, будто все вокруг должны были по меньшей мере оказывать ему королевские почести. И вот это-то ей показалось непонятным. С чего бы ему так пыжиться?

Маркиза задумалась. Этого мажордома ей лет пять назад посоветовал сын. Мажордом ей не понравился, но и сына, в кои-то веки проявившего о ней заботу, огорчать отказом не хотелось. Хотя она уже и тогда подозревала, что это шпион, но, поскольку ничего сомнительного в ее доме не совершалось, не придала этому значения.

И зря. С кем же связан этот наглый подлец, если он посмел похитить сына наместника? Она совершенно не представляла ниточек, дергающих подобных ему людей. Но она это узнает. Она не может допустить, чтобы в ее доме пропадали люди. И не просто люди, а единственный за всю ее жизнь возлюбленный.

И она решилась.

— Линда, позови ко мне кучера, грума и садовника. Пусть они пройдут через черный ход, чтоб не попасть на глаза мажордому. И захватят с собой мешок и крепкую веревку.

Горничная с воодушевлением побежала выполнять поручение. Ей изрядно досаждал вообразивший себя центром вселенной мажордом, демонстрирующий всем вокруг, что они мелкие мошки под его ногами.

В ожидании слуг маркиза принялась беспокойно ходить по комнате, лихорадочно теребя шемизетку.

Через некоторое время в ее покои пришли вызванные ею кучер, грум и садовник. Нервно кланяясь и осматриваясь, ибо они никогда здесь не бывали, трое здоровых мужиков остановились посредине будуара в ожидании приказаний.

— Спрячьтесь за эту дверь! — маркиза открыла дверь в гардеробную. — И сидите тихо, пока я не прикажу связать одного бессовестного типа!

Удивленно переглядываясь, слуги скрылись за дверью, а маркиза, смиряя бушующий в ней гнев, приказала горничной позвать к себе мажордома. Тот пришел с непередаваемо гордым видом, чувствуя себя благодетельным очистителем этого низкого гнезда разврата.

— Что здесь произошло за время моего отсутствия? — маркиза спросила его прямо, заставив насторожиться.

— Ничего не случилось, госпожа, — и он учтиво поклонился, спрятав бегающие глазки.

— Лжете! — жестко заявила маркиза, удивив его. Он никогда за годы службы не слышал от нее грубого слова и был уверен, что она безропотная тихая женщина.

— А хоть бы и лгу! — нагло заявил он. — Был здесь ночной вор, он связан и доставлен в магистрат для наказания.

— И опять вы лжете! — маркиза презрительно помахала тонкой рукой перед его красноватым носом. — Вы не доставили его в магистрат! И вы прекрасно знаете, что это не вор!

Он воинственно расправил плечи и презрительно вздернул подбородок, решив образумить эту глупую аристократку.

— Конечно, знаю, что это не вор! — голос мажордома просто сочился ядом. — Вы, маркиза, потомок великого аристократического рода герцогов Ланкарийских, мать и жена доблестного рода маркизов Пульшир, уронили свою честь и достоинство, связавшись с проходимцем из ничтожного рода Медиаторов. Этого я, как верный защитник чистоты дворянской крови, допустить не мог! И не допустил!

— Понятно! — если бы мажордом получше знал маркизу, то понял бы, что для него настали очень тяжелые времена.

Но он только еще больше напыжился и выпятил грудь, собираясь сказать ей еще какую-то гадость. Но не успел. Маркиза схватила со стола кнут, с которым ездила верхом, и принялась хлестать его по лицу, заставляя изрыгать проклятия.

Но едва он выхватил из ее рук кнут, решив ответить ей тем же, как она приказала:

— Вяжите его!

К негодованию мажордома, из гардеробной выскочили трое здоровенных мужланов и быстро связали его, добавив от всей души увесистых тумаков. Но от этого самоуверенности у него не убавилось.

Стоя перед маркизой со связанными руками, с расквашенным носом, он все равно глумливо вопросил:

— И что вы собираетесь со мной делать? Отвезете в магистрат? Или к Медиатору? Но тогда я всем расскажу, что Беллатор — ваш любовник! И позор до конца жизни вам обеспечен! От вас отвернутся все ваши родственники и друзья!

Мужчины замерли от таких откровений, сумрачно глядя в пол и ожидая ответа хозяйки.

— У меня нет ни родственников, ни друзей. — Холодно ответила ему маркиза. — Это вам прекрасно известно. И мне безразлично, кто от меня отвернется. И отвезу я тебя не к ним. Я отвезу тебя в монастырь Дейамор. Думаю, там знают, что делать с такими наглецами, как ты.

Мажордом еще не понял, что это для него значит.

— В монастырь Дейамор? Да пожалуйста! С удовольствием увижусь с матерью настоятельницей! Говорят, она до сих пор блистает неземной красотой. Хотя и не молода уже.

Маркиза с негодованием взмахнула рукой:

— Заткните ему его гнусный рот, запихните в мешок и бросьте этого глупца в карету!

— Меня будут искать! Не думайте, что можете безнаказанно творить произвол! — мажордом изо всех сил уворачивался от кляпа, который засовывал ему в рот грум. Но, наконец, он был вынужден замолчать, свирепо крутя глазами.

Маркиза не могла удержаться от смеха, настолько потешным он выглядел.

— Ты прав, произвол безнаказанным не останется! Учти, если с Беллатором что-то случится, ты будешь казнен на площади, но перед этим три дня простоишь там голым, и каждый прохожий будет тыкать в тебя палками, ножами и зажженными факелами. И мухи будут ползать по твоим гноящимся ранам.

Такой исход в пустую голову мажордома никогда не приходил, но он продолжал хорохориться. Ему столько было обещано, что в его душе перепутались понятия добра и зла. Он был уверен, что Медиатор с семейством только колосс на глиняных ногах, угнетающий страну. Стоит толкнуть посильнее, и к власти придут те, кто этого заслуживал по праву рождения.

Ухмыльнувшись, конюх уверенно накинул на бывшего мажордома большой мешок из-под овса, швырнул его на пол и затянул узел.

Мешок со связанным пленником отнесли к запряженной карете, небрежно запихали в рундук для поклажи, закрыли на замок, и лошади галопом понесли карету к монастырю Дейамор.

Изнемогшая от пережитого маркиза невольно задремала, утонув в пуховых подушках. Ей привиделся сын, не тот неприятный мужчина, которым он стал, а милый маленький мальчик, что радостно говорил ей «мама». Потом она увидела Беллатора, лежащего в луже крови, и застонала, не в силах вырваться из сокрушающего кошмара.

Когда карета остановилась и открылась дверца, не сразу сообразила, где она. Опомнившись, тряхнула головой и выбралась наружу, опершись о сильную руку грума.

Маркиза не раз бывала в монастыре Дейамор, и каждый раз ее пронзал благочестивый трепет. Вот и в этот раз она богобоязненно перекрестилась на сверкающие кресты величественного храма и попросила разрешения переговорить с настоятельницей. Встретившая ее послушница сбегала к Фелиции и вернулась с приглашением.

Маркиза прошла в дом Фелиции. Та сидела за столом, мрачная и чем-то сильно удрученная.

— Вы огорчены, мать настоятельница? — маркиза подозревала, что повод для огорчений у них один.

Фелиция горестно вздохнула и жестом пригласила гостью присесть.

— Да. Исчез мой племянник. Он никому не сказал, куда направился. Его нет уже несколько дней. Мы все в страшном волнении.

— Боюсь, это моя вина, — маркиза чувствовала себя безмерно виноватой и не знала, куда спрятать взгляд от стыда.

— Ваша? — Фелиция прозорливо посмотрела на нее и враз все поняла. — Его похитили? Из вашего дома?

Маркиза кивнула.

— Я не знаю, кто и для чего это сделал. Меня, к сожалению, не было в поместье. Я была… — голос у нее задрожал и сорвался.

Настоятельница порывисто поднялась и подошла к посетительнице. Соболезнующее положила руку на ее рукав и тихо проговорила:

— Я знаю о вашем горе, маркиза. И от всей души сочувствую. Но не понимаю безрассудство племянника. Зачем он поехал к вам в такое время?

— Он не знал о смерти моего сына. А, возможно, хотел выразить сочувствие. — По чуть вздернутым бровям собеседницы маркиза поняла, что выбрала не то выражение, и поправилась: — Просто пожалеть. — Зарумянившись под проницательным взглядом настоятельницы, призналась: — Как вы догадались, мы любовники. Знаю, это мой смертный грех…

— Никакого смертного греха тут нет, маркиза, не наговаривайте на себя, — прервала ее Фелиция. — И вы и он свободны, так что прелюбодеяния не было. Конечно, было бы лучше, если бы ваши отношения были освящены церковью, но я понимаю, для вас это недостойный мезальянс, на который вы пойти не в силах.

— Для меня? — маркиза недоумевающее уставилась на Фелицию.

— А разве нет? Вы потомок одного из самых знатных родов королевства. Вы красивы, умны, богаты. А он, по сути, всего какой-то Медиатор.

— Что? — маркиза захлебнулась негодованием. — Как могу я, старая вдова содомита и мать порочного содомита, связать с собой молодого, полного жизни мужчину ему на погибель? — Она глубоко вздохнула, обуздывая волнение, и с силой сжала сложенные перед собой ладони. — Но я приехала сюда не для споров. Беллатор сказал, что в случае опасности мне нужно обратиться к вам. И что у вас есть возможность помочь. Я привезла одного из его похитителей. Его нужно допросить.

Фелиция стремительно пошла к дверям.

— В самом деле, я разболталась, когда нужно действовать. Ведите похитителя, а я позабочусь, чтобы он развязал язык. — Она позвала послушницу и что-то негромко ей приказала.

Маркиза в это же время отдала своим слугам распоряжение привести мажордома.

Когда того освободили от мешка, веревок и кляпа, он несколько раз облизал пересохший рот и хрипло попросил воды. Ему подали кубок с водой, и он выпил его большими жадными глотками.

Потом посмотрел на Фелицию и глумливо заметил:

— Да, такая красота кого хочешь ввергнет в соблазн! Но вот спасет ли она от соблазна?

— Тебя точно не спасет! Причем не от соблазна, а от кое-чего похуже! — раздался позади твердый голос и чья-то сильная рука болезненно сжала его плечо.

Мажордом обернулся, почувствовав боязливый трепет в груди. Позади него стоял высокий воин с суровым лицом в черных одеяниях. Поклонившись дамам, он произнес:

— Я ненадолго уведу с собой этого господина, ибо на территории монастыря нельзя проливать кровь, даже нечестивую.

— Вы не посмеете! — тонким испуганным голосом выкрикнул мажордом. — Это бесправие!

Маркиза протестующее покачала головой.

— Вы преступили собственную клятву всегда действовать в мою защиту. Вы виновны.

— Наоборот! Я действовал вам во благо! — устрашено взвизгнул мажордом. — Это ничтожество недостойно вас!

— Ничтожество? — воин переместил тяжелую руку с плеча на шею мажордома, слегка сжал, и угрожающе сказал: — Повтори это еще раз. Но прежде знай, что Беллатор мой лучший друг.

Мажордом побледнел и принялся жалко лебезить, прося заступничества у матери-настоятельницы, напирая на то, что ее обязанность — защищать людей.

— Вы посягнули на жизнь моего племянника, а теперь просите у меня защиты? — Фелиция грозно посмотрела на него. — Если хотите уйти отсюда живым, то говорите, для чего и с кем вы это сделали.

— Да, и поспешите. Я не намерен ждать, — с жутким спокойствием добавил воин и положил правую руку на меч.

Мажордом с ужасом проследил за его жестом.

— У вас точно такой же меч, как у Беллатора! — жалобно пролепетал он. — Хорошо, я все расскажу!

Фелиция дала знак всем сесть. Мажордому подали низкий табурет, и он был принужден усесться на него посредине комнаты. Дамы сели впереди, а ужасающий мажордома воин встал позади него с обнаженным мечом в руке. Он каждую минуту боялся, что в шею ему вонзится страшный серебряный клинок.

— Я поступил к вам на службу, маркиза, по велению моего господина, лэрда Патрема, — слезливо начал он.

— И с тех пор следил за мной, знаю, — подтвердила его слова маркиза.

— Но почему рекомендация лэрда имела для вас такое значение, маркиза? — воин хотел докопаться до самых истоков.

— Его прислал мой сын. Ему я отказать не могла, — пояснила маркиза. — Хотя сразу обо всем догадалась.

— Ах да, заговорщики. Понятно. Продолжай! — приказал воин, и мажордом поспешно заговорил:

— Много лет в доме маркизы не происходило ничего необычного. До тех пор, пока в нем не появился Беллатор. Я подслушал его разговор с маркизой, их уговор, и стал его поджидать. Удобный случай представился быстро. Маркиза уехала в имение к сыну, а я организовал засаду в ее спальне.

— С кем?

Мажордом молчал, повесив голову. Роуэн приложил меч к затылку пленника и слегка нажал, рассекая плоть. По коже побежал тонкий кровавый ручеек. Мажордом вздрогнул от ужаса.

— Живо отвечай! С людьми лэрда или графа Контрарио?

От страшного имени графа тот быстро открестился:

— Люди были лэрда. Потому что именно ему я послал сообщение.

— Куда увезли Беллатора? — мажордом почувствовал прикосновение холодной беспощадной стали к своему горлу и пугливо вскрикнул:

— Этого я не знаю! Меня оставили на прежнем месте, уверив, что никто ничего не пронюхает. Клянусь, больше я ничего не знаю! — от страха он прикрыл глаза, как маленький ребенок, боясь посмотреть на своего мучителя.

— Как ты передавал сообщения лэрду? — методично выспрашивал Роуэн.

— Я оставлял для него записки в соседнем трактире. Кто их забирал или кому их передавал хозяин, я не знаю, — от страха у мажордома начали мелко дрожать руки и заплетаться язык.

— Роуэн, — обратилась к воину Фелиция, — думаю, этого господина надо отправить в королевскую темницу. Там ему самое место.

— Пощадите, пощадите! — истерично взвизгнув, мажордом упал на колени. — Вы не можете быть столь кровожадны!

— Мать-настоятельница вовсе не кровожадна, — насмешливо успокоил его Роуэн. — А вот я кровожаден. И не бойся, королевская темница не для таких, как ты! — с этими словами он ухватил пленника за ворот, безжалостно выволок из кельи, даже не замечая его сопротивления, и по острым камням мостовой потащил за монастырские ворота.

Там он свистнул, и из зарослей показалась пара головорезов откровенно разбойничьего вида с кинжалами за поясом. Толкнув к ним мажордома, Роуэн бесстрастно предложил:

— Можете поразвлечься с ним, ребята. Он вполне это заслужил.

Загоготав, головорезы схватили вопившего от ужаса пленника и увели с собой. Больше мажордома никто не видел. Что с ним сталось, тоже никто не интересовался.

Вернувшись в комнату к ожидающим его дамам, Роуэн произнес:

— Мне нужно ехать. Я не знаю, куда могли увезти Беллатора, но предполагаю, что в поместье лэрда Патрема.

— Нужно хорошо подумать, Роуэн. — Фелиция подняла изящную руку, останавливая его. — Ошибиться нельзя. Если Беллатора еще не убили, то убьют в самое ближайшее время. Убийство наследника наместника приравнивается к государственной измене и карается смертной казнью для всех, независимо от знатности и древности рода, поэтому похитители постараются как можно лучше замести следы.

Маркиза протяжно застонала, откинулась на спинку стула и безнадежным жестом приложила руку к щеке.

— Вам плохо, маркиза? — озабоченно спросила Фелиция, подбежав к ней. — Может быть, вам прилечь?

Но та уже справилась с приступом слабости и села прямо.

— Нет-нет, все в порядке. Продолжайте.

Роуэн поправил меч в ножнах и нетерпеливо посмотрел на настоятельницу. Та ответила на его молчаливый вопрос:

— С таким же успехом его могли увезти и в поместье маркиза Пульшира, — она расстелила на столе карту Терминуса и принялась всматриваться в нее, выискивая места предполагаемого похищения.

Роуэн подошел поближе и встал за ее плечом, не столько глядя в карту, сколько любуясь настоятельницей.

— Или в городской дом графа Контрарио, — предположила маркиза.

— Да, или к графу, — согласилась Фелиция. — Хотя это вряд ли. — И со знанием дела добавила: — Контрарио ранен, а свою слабость он не будет показывать никому. Это не тот человек.

Роуэн до боли сжал пальцы в кулаки, но тут же их распрямил. Его всегда болезненно ранила былая близость Фелиции и графа.

— Я могу поехать в имение сына и все там обыскать, — предложила маркиза. — Людей у меня хватит. Но мне не верится, что его могли увезти туда. Там слишком много верных мне людей, которые бы уже сообщили мне, если б заметили что-то странное.

— Может быть, нам стоит позвать Ферруна? — Фелиция принялась крутить фамильное кольцо, надетое на палец. — Он мог бы нам помочь.

— Покуда мы разыщем Ферруна в его дворцовых катакомбах, дни Беллатора будут сочтены, — воспротивился Роуэн. — Нужно действовать быстро, но скрытно. Возможно, похитители убьют его при малейшем шуме. Но вы, матушка, можете послать за Ферруном. Если он согласится обеспокоить столь низким делом свою драгоценную персону. Я его ждать не буду.

Роуэн повернулся, слегка задев мечом стол. Раздался мягкий нежный звон. Фелиция посмотрела на меч и вспомнила:

— На вас такой же меч, что и на Беллаторе? Мажордом сказал правду?

— Да, — с некоторым удивлением ответил Роуэн. — Они из замка графа. А что?

— Из замка графа! — Фелиция порывисто встала. — Можно мне взглянуть на клинок?

Роуэн молча вынул меч из ножен и подал рукоятку настоятельнице. Она внимательно осмотрела его.

— Металл похож на тот, из которого выточен кинжал Агнесс. Как удачно, что она сегодня приехала ко мне за лекарством для нескио! Пока готовят снадобье, она ждет в храме! Нужно немедленно ее найти!

Роуэн не понял, для чего нужно найти Агнесс, но не спорил. Для него было истинным счастьем дышать с Фелицией одним воздухом. По требованию настоятельницы Агнесс тотчас нашли и привели.

— Агнесс, кинжал с тобой? — не теряя времени, спросила Фелиция.

Та молча вытащила из-под монашеского одеяния висевшую на шее цепочку с кинжалом.

— Вынь его из ножен! — Фелиция была само нетерпение.

Агнесс выполнила ее желание, и все удивленно вскрикнули: лезвие кинжала осветилось зеленовато-голубоватым огнем.

— Как странно, — Агнесс не могла понять, в чем дело, — кинжал всегда предупреждал меня об опасности, но сейчас светится не камень кровавым светом, а само лезвие. Что это значит?

— Посмотрите на меч, — предложила им Фелиция, все еще держа его в руках.

— Точно такой же огонь! — Роуэн тоже был поражен. — Такое чувство, что они узнали друг друга!

— Вот именно! — озаренно вскричала Фелиция. — Они узнали друг друга! А это значит, что твой меч, Роуэн, найдет меч Беллатора!

Фелиция отдала меч Роуэну, но он прятать его в ножны не стал.

— Я немедленно еду!

— Но не к дому графа, — остерегла его Фелиция. Если твой меч и меч графа из одного гнезда, то они тоже будут светиться при встрече. Не обманись.

Роуэн склонил голову в знак послушания и вышел. Агнесс спросила, нужна ли она еще и тоже удалилась, спеша за приготовленным для нескио лекарством.

Фелиция повернулась к маркизе.

— Вы будете возвращаться в свое поместье или подождете известий здесь?

— Я сделала все, что могла и поеду обратно. — Маркиза устало поднялась. Она никогда еще не чувствовала себя такой измученной. — Прощайте!

Фелиция вышла ее проводить, помогла подняться в карету и долго смотрела вслед, о чем-то грустно размышляя.

В это время Роуэн взял с собой десяток своих людей на добрых конях и направился к дому лэрда. Уже стемнело, и он, оставив их в соседнем проулке, подъехал к дому один. Вынутый из ножен меч поблескивал под полной луной, но ничего похожего на сине-зеленый огонь, который охватил его рядом с кинжалом, не было.

Роуэн решил скакать к поместью маркиза Пульшира. Проезжая мимо дома графа Контрарио, убедился в правоте Фелиции: меч засиял так, что был виден даже под укрывавшим его плотным плащом. Если бы не предупреждение Фелиции, кто знает, не вздумал ли бы он штурмовать дом графа? Хотя сразиться с Контрарио всегда приятно, но времени на удовольствия терять было нельзя.

Внезапно в голову Роуэна пришла блестящая идея: поиски нужно начинать от вдовьего дома маркизы! В темноте заметно любое, даже слабое мерцание меча, а дальше уже будет видно, в какую сторону держать путь.

По дороге к поместью меч внезапно засветился своим зеленовато-голубоватым чародейским огнем. Роуэн остановился, стараясь выбрать верное направление. Выяснив, в какой стороне меч светится ярче, поскакал туда.

Потом ему пришлось еще несколько раз останавливаться и снова искать верную дорогу. Но все-таки через пару часов, как хорошая ищейка, меч привел его к небольшому каменному домику в предместье Купитуса.

Здесь меч светился уже ярко и уверенно, заменяя собой факел. Роуэн плотно закутал его в плащ, чтобы свет не был виден чужим глазам, и приказал своим людям быть настороже. И, едва услышат условный свист, спешить к нему на помощь.

Осторожно ступая по посыпанному вокруг здания шуршащему песку, обошел дом, внимательно осматривая нижний этаж. Ни за одним окном свет не виднелся, здание выглядело необитаемым. С задней стороны, как водится, стояли пристрои: флигель для прислуги и навес с входом в подвал. Подвал был заперт, но один удар меча устранил все преграды. Держа меч наготове, Роуэн спустился вниз по крутым сырым лестницам.

Подвал был как подвал: заставлен пыльными бутылками, бочками с вином и старыми садовыми инструментами. При ярком свете меча в потолке хорошо был виден затянутый паутиной люк, подле которого стояла старая деревянная лестница. Попробовав ее на прочность, Роуэн поднялся по ней до люка. Лестница шаталась и скрипела, но выдержала. Встав на последнюю ступеньку, Роуэн приподнялся на носки, осторожно толкнул крышку люка. Она легко поддалась, и мужчина оказался на небольшой кухне.

Меч засверкал еще ярче, и стало видно, что здесь давно никого не было: серебристые тенета паутины колыхались во всех углах. Роуэн прошел в следующую комнату. Вот здесь кто-то находился совсем недавно: на полу валялись веревки, а на кресле лежал такой же, как у него, светящийся меч.

Мечи, словно узнав друг друга, тут же ярко вспыхнули, будто приветствуя друг друга, и тотчас погасли.

Роуэн очутился в полной темноте. Дошел до стола, зажег одинокую свечу в стоящем на нем медном подсвечнике. Подхватив меч Беллатора, обошел весь дом, но его самого не нашел. Приглядевшись, заметил возле выхода несколько капель крови. Он обмакнул в них палец и понюхал. Кровь была свежей. Значит, он опоздал совсем чуть-чуть.

Куда могли увезти Беллатора? Увы, но меч ему в поиске больше не помощник.

Роуэн вышел из дома, сел на коня и медленно поехал по дороге, мрачно повесив голову. Его люди молча ехали за ним. Проехали несколько фарлонгов, когда один из сопровождающих со смешком спросил:

— Роуэн, ты спешишь на кладбище?

Роуэн встрепенулся. Кладбище! Конечно! Где еще можно безнаказанно скрыть мертвое тело, как не на кладбище? Он пустил коня галопом. Вскоре показалась ограда кладбища неупокоенных душ. Тех, которых хоронили без церковного отпевания — бродяг, воров, разбойников.

Проехав по кладбищу, остановился возле свежего бугорка. Светало. Стало заметно, что трава вокруг сильно примята, будто возле могилы шла борьба.

— Надо копать! — Роуэн оглянулся вокруг, ища что-то вроде заступа.

— Сейчас привезу! — один из сопровождающих поехал к сторожке неподалеку. Через несколько минут вернулся с тремя заступами. Мужчины принялись сноровисто раскапывать могилу. Роуэн наблюдал за ними, страшась того, что мог увидеть.

Но вот показалась рука. К изумлению и радости Роуэна, пальцы на ней шевельнулись. Мужчины бросили заступы, чтобы не поранить заживо похороненного, и принялись разрывать землю руками. Еще немного — и показалось тело человека, лежащего на боку, прикрывавшего одной рукой лицо и вытянувшего другую в попытке выбраться из ямы.

Его осторожно достали из могилы.

Это и впрямь оказался Беллатор, без сознания, но живой. Роуэн побрызгал ему в лицо водой из своей фляжки, и тот открыл глаза. Роуэн, забыв свой обычай держаться на расстоянии, порывисто его обнял и спросил:

— Ну как дела, дружище?

Беллатор чуть заметно улыбнулся.

— Замечательно, если ты со мной!

Он был слишком слаб, чтоб ехать верхом, и Роуэн отправил одного из своих людей в монастырь за возком. Потом приказал своим спутникам найти какой-нибудь труп. Труп приволокли быстро — мусорщики привозили мертвецов из города несколько раз за ночь. Лица у него не было, вместо него зияла сплошная кровавая маска.

— Беллатор, сними-ка свой камзол, нарядим в него этого дружка.

Тот понятливо кивнул и с помощью Роуэна стянул с себя камзол. В него обрядили труп, уложили в могилу в той же позе, что лежал Беллатор, и снова закопали. Потом вернули заступы на место.

К этому времени вернулся посланец с возком. Беллатор лег в него, устроившись поудобнее. Роуэн посмотрел, все ли на кладбище так, как прежде. Убрав все следы их пребывания, небольшой кортеж отправился к монастырю Дейамор. Расставаясь со своими людьми, Роуэн приказал молчать даже под пытками.

Настоятельница встретила их на пороге своего дома и быстро провела Беллатора в заднюю комнату. Там она промыла его синяки и царапины, смазала их бальзамом и уложила племянника в постель.

— Спи! Ты слишком измучен, чтобы говорить!

Роуэну очень хотелось узнать, что произошло, но Фелиция выпроводила его со словами:

— Мы скоро все узнаем. Но не сейчас.

Он был вынужден удалиться, а Фелиция, пылко вознеся благодарственную молитву Господу, принялась за письмо маркизе:

«Дорогая сестра! Наше дело завершилось благополучно. Но прошу тебя никому об этом не говорить, ты же знаешь, разговоры только вредят, ибо зависть человеческая беспредельна. Остаюсь твоей верной сестрой. Ф.»

Запечатав его своей личной печатью, Фелиция задумалась. Отправлять письмо с послушницей не стоило, та легко могла попасть в лапы заговорщиков. Пришлось снова звать Роуэна.

— Извини меня, Роуэн, я знаю, ты провел бессонную ночь. Но пошли это письмо с кем-нибудь из своих людей к маркизе. Она беспокоится.

Роуэн отрицательно качнул головой.

— Я не так уж и устал. Мне случалось не спать и больше. Я лучше отвезу его сам. Это недолго. Не думаю, чтобы Беллатор проснулся за это время.

— Как знаешь. — Фелиция подала ему письмо. На мгновенье их пальцы встретились, и Роуэн вздрогнул от пронзившего его разряда молнии. Ничего не почувствовавшая Фелиция спокойно продолжила: — На словах можешь ей передать, что ты вовремя спас Беллатора. Но не говори, что из могилы. Не думаю, что она примется тебя расспрашивать, она для этого слишком умна.

Роуэн низко поклонился и, думая, что никого проницательнее своей покровительницы еще не встречал, вскочил на коня и погнал во вдовье жилище маркизы. По дороге вспомнил, что маркиз Пульшир опочил и принялся размышлять, кому же совет аристократов передаст этот титул. Он плохо разбирался в родственных связях знати, но знал, что на титул маркиза могут претендовать многие его родственники. Или наследник уже известен?

Доехав до поместья маркизы, приказал доложить о себе и был немедленно принят. Маркиза в черном траурном платье, подчеркивавшем ее мертвенную бледность, но внешне совершенно спокойная, встретила его в гостиной. Поклонившись, он поспешно сказал, тронутый ее несчастным видом:

— Все хорошо, маркиза. Беллатор вне опасности. Я успел вовремя.

Она мелко перекрестилась. Несколько мгновений у нее мелко дрожали губы, но она справилась с рыданиями и благодарственно сказала:

— Вы совершили невозможное, Роуэн. Чем я могу вас отблагодарить?

Роуэн покачал головой.

— Я служу Фелиции, маркиза. Ее благодарности мне вполне достаточно. — Заметив, что его слова прозвучали двусмысленно, поправился: — Она прочитает за меня пару молитв, ведь сам я не молюсь.

— Я и не думала ничего другого, Роуэн, — мягко заверила его маркиза. — Я слишком хорошо знаю матушку настоятельницу, чтобы в мои помыслы закрадывались греховные мысли.

Передав письмо, Роуэн удалился, а маркиза, вскрыв письмо, прочитала его и разрыдалась от умиления и облегчения.

— Дорогая сестра! Меня никто и никогда так не называл. Что она хочет этим сказать? Что мы с ней сестры по праматери нашей Еве, или она считает меня женой Беллатора? Но этому не бывать! Он уже попал из-за меня в беду, больше я накликивать на него несчастье не буду! Нужно написать ему, чтоб он забыл обо мне!

Она принялась лихорадочно писать, но, испортив несколько листков бумаги, решила передохнуть. Не доверяя никому, черновики бросила в горящий камин и проследила, чтобы от них не осталось и следа. Потом пошла в свою спальню, прилегла на кровать и уснула, не замечая, что по щекам текут слезы облегчения.

Вернувшийся в монастырь Роуэн застал все ту же картину: Фелиция сидела в своем кабинете, занимаясь монастырскими делами, Беллатор крепко спал в задней комнате. Выслушав отчет о выполненном Роуэном поручении, спросила, не устал ли он. Услышав ожидаемый ответ, что нет, попросила его съездить в королевский дворец:

— Нужно сообщить брату, что Беллатор жив и здоров, но во дворец не приедет. Не думаю, что нам нужно говорить кому бы то ни было о его спасении. Пусть заговорщики думают, что у них все получилось. Писать я ничего не буду, передай ему это на словах. И говори с ним не во дворце, где уши растут из всех щелей, а в парке, и негромко.

— А согласится ли Медиатор пойти со мной в парк? Порой он бывает ужасно несообразительным, — с досадой заметил Роуэн.

— А ты не ходи во дворец, сразу позови его в парк. Пусть только стража передаст ему твои слова: «дорогой брат, прибыл посыльный от Фелиции».

Роуэн кивнул и отправился в королевский дворец. Он устал, хотел спать, бессонная ночь брала свое, но служить Фелиции было единственной радостью в его смутной жизни, и Роуэн был по-своему счастлив, выполняя ее поручения.

У той заставы, у которой его встречал Беллатор, стояли те же самые стражники. Узнав его, с надеждой переглянулись и пропустили в парк. Подъехав к главному входу, Роуэн приказал доложить о себе.

Узнав, что посыльный Фелиции не желает заходить во дворец, Медиатор вынужден был сам выйти к нему. Он был не на шутку встревожен исчезновением сына, но Роуэн, идя с ним по парку, вполголоса рассказал ему о похищении.

— И вы не знаете, кто участвовал в похищении? — наместник считал необходимым примерно наказать похитителей. — По указу короля за это они отвечают своими головами. И я добьюсь их осуждения.

— Не, к сожалению. Когда я уезжал, Беллатор еще спал. Но Фелиция просила передать вам: никому ничего не говорить. Пусть для заговорщиков появление Беллатора станет неприятной неожиданностью. Так проще будет их разоблачить.

Медиатор немного помолчал, прищурив глаза.

— Моей сестре надо страной править, а не прозябать в жалком монастыре. У нее государственный ум, — признал он мудрость ее советов. — Она права. Исчезновение Беллатора уменьшит осторожность заговорщиков и увеличит их спесь. Это нам на руку. Думаю, Беллатор был похищен в предверьи совета знати о передаче титула герцога Ланкарийского. А мы так и не установили оговоренных в завещании наследников.

— То есть они могут отдать титул герцога графу Контрарио?

— Или нескио. У них равные права. Но нескио до сих пор не пришел в себя. Так что, по сути, из всех претендентов остался один граф. Если бы маркиз Пульшир был смертельно ранен не в бою, а в темном переулке, я бы решил, что это дело рук графа. Хотя после разоблачения поддельного завещения маркиз был графу не помеха. Но граф мог просто обезопасить себя от любых случайностей.

Роуэн подошел к фонтану и опустил руку в ледяные струи. Стряхнул воду с замерзших пальцев и повернулся к наместнику.

— У Контрарио длинные руки. Не удивлюсь, если он все-таки помог маркизу побыстрее отправиться на тот свет.

— К сожалению, это недоказуемо.

— На какое число намечен совет?

Медиатор резко повернулся, вглядываясь в деревья за спиной. Роуэн последовал его примеру. Не удовлетворившись осмотром, он бесшумно обежал окрестные деревья и вернулся к собеседнику.

— Можно говорить спокойно, — уверил он наместника. — Вокруг никого нет.

Тот с облегчением продолжил:

— Без нескио он в любом случае не состоится. А когда он поправится, неясно. Говорят, он все еще без сознания. Если бы к тому времени мы могли найти наследника герцога, все было бы гораздо проще.

— Наследника? — Роуэн горделиво взглянул на наместника. — А он есть?

— Одно время мы думали, что наследник — вы, Роуэн, пусть и побочный.

— Что дало вам повод думать, будто я могу быть наследником герцога? — Роуэн насупился, будто его кто-то оскорбил.

Медиатор бросил на него понимающий взгляд.

— Вы на него очень похожи. Я хорошо помню герцога, вы если и не полная копия, то довольно точный слепок.

— Я не хочу быть герцогом, — решительно отказался Роуэн. — Быть простолюдином мне нравится куда больше.

— Мне это же самое говорил и Беллатор, — с разочарованным вздохом припомнил Медиатор. — А жаль. Из вас получился бы прекрасный герцог.

— Скорее полезный, чем прекрасный, — с некоторой язвительностью поправил его Роуэн. — Друг в стане врагов всегда полезен, это знают все. Но это не для меня.

— Хорошо. Но как мне себя вести? Я не смогу скрыть своего облегчения после известия о спасении сына.

— Ни с кем не встречайтесь. Не ходите на обеды с семьей, не собирайте придворных. Изображайте глубокую озабоченность при случайных встречах. Думаю, у вас есть достаточно сдержанные секретари, чтобы работать с вами и не болтать.

— Вы правы, Роуэн. Я так и сделаю. Вот если бы еще найти способ отправить вслед за Сильвером Ферруна!

Роуэн с кривоватой ухмылкой посоветовал:

— А вы его и не отправляйте. Говорите, как удачно, что он никуда не поехал, потому что здесь для него очень много работы. Покажите ему какую-нибудь карту, изображающую Терминус, и расскажите, что он должен здесь сделать.

Медиатор слегка рассмеялся.

— Он должен испугаться? Но он делает только то, что хочет.

— Он, как правило, делает то, от чего его отвращают. В нем чрезвычайно силен дух противоречия. Он ужасно не любит подчиняться. Во всяком случае, так считает Фелиция. Но это и мое мнение.

Наместник посмотрел на окна библиотеки, мимо которой они как раз проходили.

— Я прямо сейчас и испробую этот метод. Надеюсь, Феррун сидит возле страстно любимых им книг.

Роуэн пожелал ему успеха, распрощался и поехал в монастырь.

Когда он вошел к настоятельнице, чтобы осведомиться о здоровье Беллатора, тот сидел за столом, бледный, в одной испачканной в земле рубашке, и жадно ел из глубокой тарелки что-то вроде жидкой овсянки. Увидев Роуэна, привстал, но тут же упал обратно.

— Извини, дружище, но я даже поблагодарить тебя толком не могу. Меня опоили какой-то дрянью.

— Я это понял, — улыбаясь при виде друга подтвердил Роуэн, — потому что побоев на тебе не так уж и много.

— Меня просто стукнули по голове. Наверное, чтоб не зазнавался. Но как маркиза? — он встревожено сжал в руке серебряную ложку. — Она не должна казнить себя за мое похищение.

— Ну, это вряд ли получится. Думаю, она уже во всем винит себя. А что, разве ее вины вовсе уж нет? Ведь она могла предупредить тебя, что уезжает.

— Как? О переписке мы с ней не договаривались. Она, видишь ли, считает, что мое с ней знакомство набросит на меня постыдную тень и испортит мой непорочный облик — сердито скривив губы, проговорил Беллатор.

— Ты так шутишь? — Роуэн не мог поверить своим ушам.

— Отнюдь, — серьезно заверил его Беллатор. — Она считает себя исчадьем ада.

— Она принимала участие в похищении мачехи, я знаю.

— И не взяла на воспитание ее ребенка. Хотя и могла бы.

— Это и самом деле недостойно благородного человека. Но женщинам многое прощается. Они слабые создания, подверженные дьявольским искушениям, — сказал Роуэн, явно не веря в собственные слова.

— Вот именно, — лукаво согласился с ним Беллатор и добавил уже всерьез: — Но маркиза себя не простила.

— Но расскажи наконец, кто же тебя похитил?

Беллатор задумчиво соединил пальцы под подбородком.

— В том-то и дело, что не знаю! — проговорил с досадой. — Меня ударили сзади, потом опоили. Очнулся я уже от твоей святой водички. Вот и все, что я помню. Но зарывать человека живым в землю — это святотатство! Я не помню такой жестокости.

Роуэн снял меч, сел в кресло и с блаженством вытянул ноги. Невзначай зевнул, прикрыв рот ладонью.

— Я еще и не такую жестокость видел. Но, видимо, что-то ты понимал, раз сопротивлялся. Трава возле твоей могилы была вся истоптана.

— Интересно, почему они меня не добили? — поморщившись, Беллатор проглотил очередную ложку пресной овсянки, и, не сдержавшись, выпалил: — Что за гадость! И как только монашки едят ее каждый день? Надеюсь, Роуэн, тебя ею не пичкают?

Роуэн ухмыльнулся и ответил на первый вопрос, игнорировав второй:

— Не хотели крови? По крови можно многое узнать. К тому же если тебя оглушили, и выглядел ты как покойник, так какой смысл был тебя добивать? Задохнулся бы в могиле, только и всего. Закопали тебя на совесть. Но не будем об этом. Фелиция сказала тебе, что никто не должен знать о твоем спасении?

— Сказала. Но в монастыре не скроешься. Меня все знают, а кругом слишком много любопытных женских глазок и ушек. И у них везде есть связи. Здесь же живут родственницы всех аристократических родов нашего королевства. Так что оставаться мне здесь нельзя.

— Ты прав, тебе нужно скрыться. Но куда ты хочешь уехать? В поместье Медиатора?

— Нет. Это слишком далеко. Вечером я уеду во дворец. Там в моих покоях безопасно, а мои люди никому ничего не скажут.

— Как ты туда проберешься? Я слышал про тайные ходы в королевском дворце. Ты знаешь один из них?

— Знаю. И не один. И тебе покажу. Я все равно без твоей помощи добраться до своего убежища не смогу.

— Спасибо за доверие! — Роуэн отвесил ироничный поклон, на что Беллатор небрежно махнул ложкой.

— Не за что! Вот если бы ты еще и еды мне нормальной принес, то моей благодарности не было бы предела!

— Ну уж нет! — насмешливо отказал ему Роуэн. — Если Фелиция, опытная целительница, считает нужным кормить тебя овсянкой, то другой еды тебе вкушать нельзя! Но отдыхай, увидимся вечером, раньше темноты мы все равно отсюда не уедем. Слишком многие в городе тебя знают. Да и меня тоже.

Он ушел, оставив оголодавшего и разочарованного Беллатора утешаться жиденькой овсянкой.

Поздним вечером Роуэн вошел в дом настоятельницы. Более-менее пришедший в себя Беллатор ждал его, развалившись в кресле. Увидев друга, поднялся и сделал несколько неуверенных шагов. На шум из своих покоев показалась Фелиция. В руках она несла фиал со снадобьем. Подав его Роуэну, попросила:

— Не забудь оставить его на столе Беллатора. Это ему нужно пить каждый день, по глотку после еды, пока настой не кончится. Тогда я пришлю ему новый.

— Он что, меня до моих апартаментов должен провожать? — Беллатор был недоволен. — Это опасно!

— Ерунда! Какая может быть опасность в собственном доме? — с нарочитой наивностью отвечала мудрая тетушка. — К тому же вы будете передвигаться по тайным ходам, а не по общим коридорам, разве не так?

Вынужденный согласиться с ней Беллатор пошел к выходу. Но оглянулся и с досадой сказал:

— Самое неприятное — я утратил свой меч. У меня его забрали эти негодяи.

— Я его нашел, — успокоил его Роуэн. — Он у меня. — И, распахнув свой плащ, показал два меча, подвязанных к его поясу.

— Дай мне мой! — потребовал Беллатор, забывая о своей слабости.

— Выбирай! — предложил Роуэн, насмешливо улыбаясь. — Да смотри, не перепутай!

Беллатор без колебаний отцепил от его пояса верхний меч.

— Ты догадался или знал?

— Ну, догадаться, что ты повесил мой меч поверх своего, мог и младенец. Но я его узнал. Вернее, почувствовал. Но ты мне не рассказал, как ты меня нашел.

— Мне помог меч. Но об этом я расскажу тебе позже. А сейчас нам пора. Поспешим. Я хочу до наступления ночи вернуться в монастырь. Сам знаешь, ночь опасное время.

Больше он ничего не сказал, но все они подумали о графе Контрарио.

Беллатор забрался в тот же возок, в котором его привезли в монастырь, дно которого для мягкости устилала солома. Попрощался с вышедшей проводить его Фелицией, поплотнее укрылся плащом, в одной рубашке было прохладно, привольно раскинулся на соломе и отправился в королевский дворец. Роуэн уверенно правил лошадкой, негромко переговариваясь с седоком.

Столица спала, все мирные жители уже погасили огни и крепко заперли двери. Лишь порой темноту разрывали зазывные огни таверн, да к возку с недобрыми намерениями подходили сомнительные личности. Но, разглядев высокую мощную фигуру Роуэна, тут же исчезали во мраке.

— Тебя здесь уважают, — насмешливо заметил все подмечающий Беллатор. — Вот только почему не кланяются?

— У нас не принято кланяться друг другу. В лучшем случае кивать в знак узнавания и только.

— Но тебе и не кивают.

— А зачем? Я их не знаю.

— Достаточно, что знают тебя?

— Верно. Но ты спрашивал, как я тебя нашел. Слушай!

Беллатор догадался, что Роуэну не хотелось говорить о своих связях с миром воров и убийц, но он и не стремился об этом узнать. Его больше интересовала история собственного спасения.