Глава 1

Никогда не знаешь, как повернется Судьба — только расслабишься, считая, что заслужил отдых, а она вздумает пошутить и ткнет тебя носом в снег — глотай и не жалуйся.

Вызов к Азизу Каэнни оказался для меня полной неожиданностью. До сих пор никому из курсантов бывать у старика не доводилось: тот был нелюдим, замкнут, и второго такого дотошного, и без меры вредного среди наставников Академии нужно было еще поискать. Не препод, а холера. Именно так, Холерой, мы и называли за глаза нашего преподавателя по навигации.

Его крутого нрава боялись все: от зеленых новичков, только попавших в Академию и благоговевших перед каждым преподавателем, до прошедших полный курс обучения выпускников. Если Каэнни подозревал, что курсант недостаточно хорошо изучил предмет, то запросто мог отправить неудачника на переэкзаменовку, а то и оставить продолжать обучение — полгода, год и более. Нескольких выпускников Каэнни «зарубил» непосредственно перед вылетом из гнезда, аннулировав результаты экзаменов. И ни в одном из случаев ректор с Холерой не спорил.

Оставалось только надеяться, что подобный поворот мне не грозит: хотя за мной не числилось особых прегрешений, а экзамен по навигации был сдан на «превосходно», вызов заставил меня похолодеть: от подобного внимания Холеры любому бы стало не по себе.

Строить догадки было некогда: терпением старик не отличался. Потому схватив куртку, я стремительно понесся к зданию, в котором располагались апартаменты преподавательского состава.

На бегу пытаясь застегнуть куртку, я старался не обращать внимания на ледяной, пронизывающий ветер, бросавший в лицо пригоршни снежинок. Пальцы дрожали — нет, не справиться мне сейчас с заедавшей застежкой. Ничего, не замерзну: от приземистых серых курсантских казарм до подсвеченного прожекторами и облицованного черным полированным гранитом здания было минут десять ходьбы, бегом и того меньше, а я несся как оглашенный. Сбавил темп я только около крыльца.

Еще на входе в лицо дохнуло приятным теплом. Бросив куртку дежурному и уточнив где найти Холеру, я взбежал по натертой до блеска каменной лестнице на седьмой — верхний — этаж, обошел выгнутую стеклянную стену оранжереи, и остановился у широких дверей, чувствуя, как от волнения бешено колотится сердце. Постучался, открыл дверь и переступил порог.

О достатке преподавателей говорили открыто, но все же роскошь обстановки меня ошеломила, на какое-то время лишив дара речи: в приглушенном свете настенных бра из полутьмы выступала драгоценная антикварная мебель, украшенная искусной резьбой, притягивал взгляд наборный, натертый до блеска паркет, поверх которого был постелен светлый ковер с причудливым узором.

Переведя дыхание я хотел отрапортовать о прибытии, но наткнулся на заставивший поежиться неприятный и оценивающий взгляд незнакомца, неведомо каким образом оказавшегося в апартаментах Холеры. Кровь прилила к щекам: до этого момента никто не разглядывал меня настолько насмешливо, внимательно и высокомерно. Несколько долгих секунд я потратил на то, чтобы постараться взять себя в руки. Бездна: спеша на вызов, я даже не предполагал, что Холера ожидает меня в компании незнакомца.

Гость Холеры был средних лет — возрастом он годился преподавателю в сыновья, но выглядел весьма внушительно. Это был широкоплечий, поджарый, высокий мужчина, одетый в довольно простой по крою костюм.

А незнакомец продолжал неотрывно смотреть на меня сверху вниз, а на его лице появилась и с каждым мгновением становилась все шире неприятная издевательская усмешка.

«Гляделки сотрешь», — вновь рассердившись, подумал я, и в ответ уколол его дерзким взглядом. Заметив у окна крепкую фигуру преподавателя, демонстративно сделал к нему несколько шагов, решив игнорировать незнакомца.

— Вызывали, господин Каэнни?

Гость захохотал. А Холера-Азиз хмыкнул и залпом проглотил содержимое бокала, который держал в руке.

— Этот — лучший, — буркнул он, поворачиваясь ко мне лицом.

— Слушай, он же рыжий, — недовольно произнес незнакомец, приблизившись и встав за моей спиной.

— Точно, — хмыкнул препод. — Цвет взбесившейся морковки. И что?

— Да меня вся Раст-эн-Хейм на смех поднимет!

Холера неожиданно резко сделал шаг вперед, со стуком поставил бокал на подвернувшийся на пути низенький столик.

— Ты просил парня для дела, — разгневанно выпалил он. — Просил, чтобы в голове было поменьше дури. Просил навыки на уровне. Не задохлика и, главное, чтобы был с характером. Я ничего не перепутал? Ты забыл, что среди восемнадцатилетних салаг подобных немного? Это то, что ты просил, — отрезал он. — Подумаешь, рыжий!

Наверное, я слишком дерзко смотрел на Холеру все время этой перепалки, и это заставило гостя с сомнением покачать головой.

— Азиз, а ты уверен, что парень не кусается?

Так и хотелось ответить «кусаюсь». Но заметив, что взгляд Каэнни потяжелел, я промолчал. Холера-Азиз смотрел так, словно сомневался, не зря ли меня вызвал.

— Проходи, — предложил он, через пару мгновений, сменив гнев на милость, и кивком указал на кресло, стоявшее возле окна. — Присаживайся. Есть разговор.

Спорить я не стал: не сразу, но дошло, какую характеристику выдал мне самый въедливый из преподавателей Академии. Не ожидал я от старика настолько высокой оценки.

Конечно, Холера всегда гонял меня до седьмого пота, но я был уверен, что виной всему мои резкость и неумение идти на компромисс. Экзаменационные задания Холера тоже постоянно подсовывал из категории «повышенной сложности»: мне, наивному казалось, только из вредности.

Я присел в кресло и посмотрел на преподавателя. Подойдя к двери, и удостоверившись, что она закрыта, Холера возвратился назад, уселся на диван, закинув ногу на ногу, сцепил пальцы в замок, и, помедлив, проговорил:

— Рокше, я никогда не упоминал, что когда тебя привезли в Академию, то поставили довольно необычное условие?

От непривычно-длинных предисловий Холеры мне стало не по себе: обыкновенно он говорил коротко, ясно и по сути. И ни о каких условиях, я не слышал: мне было около десяти, когда я попал в Академию, и я не помнил своей жизни вне этих стен. Мне принадлежало только имя. А еще тело, разум, рефлексы и навыки. Да и слишком мало я значил, чтобы Холера заговорил со мной о чем-то выходящим за рамки учебной программы.

— Что за условие? — вмешался незнакомец раньше, чем мне удалось собраться с духом.

— Никогда, ни при каких обстоятельствах этот парень не должен работать ни на одну из Гильдий, — ответил ему Азиз.

Ничего себе новость! И об этом Холера молчал долгих восемь лет?! Выкатись земля у меня из-под ног, я бы не был более дезориентирован. Сердце болезненно сжалось. Опустив взгляд, я в недоумении уставился на разбегающиеся в разные стороны линии узорчатого ковра.

Как же так? Для чего же меня учили? Для чего я сутками торчал в тренажерах и корпел над учебниками? Для чего из шкуры лез, чтобы освоить все, что нужно знать пилоту?

Дрогнувшей рукой я вцепился в узкий, плотно охватывающий шею воротник, в этот момент казавшийся мне удавкой. Не сумев расстегнуть его, я сдури рванул ткань, отрывая пуговицу.

Дали небесные! Я всегда думал о раскрывающихся передо мной перспективах, о будущем. Прошлое меня не интересовало. Ну что в нем могло быть интересного? Мало ли мальчишек рекрутеры подбирали прямо на улице, если у тех оказывалась хоть капля способностей?

Я мечтал наняться на работу в одну из Гильдий, начав карьеру пилота, постепенно приобрести опыт, выплатить долги за учебу, скопить денег и жить, не зная нужды.

До этого вечера я даже не подозревал об условии, способном разрушить все мои планы: ну какой смысл тратить восемь лет на учебу, если в дальнейшем не удастся воспользоваться полученными знаниями? Если бы только я знал об условии раньше!

Обучение стоило бешеных денег. Я мог бы выплатить долги за сорок лет работы, подписав контракт с одной из Гильдий. Каждый год обучения встал бы мне лет в пять отработки, но это было приемлемой ценой. Гильдии всегда хорошо платили пилотам, штурманам, навигаторам. Отставным летягам не приходилось бояться нищеты.

И до сегодняшнего дня я уверенно шел к своей цели. Я старался изо всех сил, понимая, что не стоит ждать милости от судьбы. Я вкладывал всего себя, всю душу, чтобы стать одним из лучших. Но условие сводило на нет все усилия. Я не желал провести всю свою жизнь в хибарах рабочих, тем более меня не привлекали трущобы, в которых мыкались нищие и ворье. Но как оказалось, другой дороги для меня не существовало — кредит за обучение висел на шее тяжелым грузом. Перспектива — хоть вешайся.

Каэнни подошел ко мне, его тяжелая ладонь легла на мое плечо. Жест сочувствия. Холера хотел меня успокоить?

— Арвид, — резко бросил Каэнни, — только благодаря твоей настойчивой просьбе подобрать путного пилота, я не засыпал мальчишку на экзаменах. Но кроме того я дал слово человеку, доставившему щенка в Академию, что места в Гильдиях ему не видать как собственных ушей. Так что, не будь тебе необходим навигатор, сидел бы рыжий всю жизнь на грунте, не смотря на то, что он действительно лучший на курсе.

Вот оно: то, чего я так боялся! И факт, что я уже сдал экзамены, сам по себе мне получения диплома не гарантирует. Не думаю, что ректор станет возражать, он и раньше с Холерой не спорил.

Опустив голову, я тяжело вздохнул.

Гость, перестав глумливо лыбиться, передвинул ближе ко мне один из стульев и уселся на него, почесав гладко выбритый подбородок. Показалось, что на его лице появилось сочувствие.

— Ну, и что в этом мальчишке особенного? — упрямо, не позволяя себя уговорить, спросил он.

Тяжелая ручища Азиза соскользнула с моего плеча. Пройдясь по комнате, Холера остановился у столика, на котором стояло несколько початых бутылок. Взяв стакан, старик плеснул в него коричневатой, резко пахнущей бурды.

— Эль-Эмрана, — пробурчал он, отпивая глоток, — несмотря на любопытство, я никогда не спрашивал прямо, какого рода делами ты промышляешь.

Эль-Эмрана?

Я чуть не подскочил. В казармах не приветствовали распространение слухов, но все же даже до ушей курсантов доходила молва об удаче, которая сопутствовала этому торговцу. Если верить всему, что болтали в Академии, за последний десяток лет Арвид Эль-Эмрана поднялся до немыслимых высот; а веса в обществе, денег и влияния имел непозволительно много для одиночки. Но самое главное, что при этом он не состоял ни в одной из Гильдий!

Сглотнув вставший в горле комок, я поднял голову, и во все глаза уставился на мужчину, представшего передо мной в новом свете.

Людей обеспеченных обычно видно издалека, а те, кто поднялся недавно, и сами стараются привлечь к себе внимание: шальные деньги сводят с ума. Но если бы мне довелось встретить этого человека среди толпы, я бы просто скользнул по нему взглядом и тут же забыл.

— Чем вас не устраивает рыжий навигатор? — выпалил я, вспомнив, как он хохотал, пялясь на мою шевелюру. — Неужели так важен цвет волос? Если нужно, я готов побриться налысо.

Каэнни довольно ухмыльнулся, мне показалось, что на его лице отразилось что-то вроде одобрения. Одним глотком он допил остатки вина и, поставив стакан, вытер губы тыльной стороною ладони. А Эль-Эмрана кисло скривился и вновь посмотрел на меня. Но это был не тот наглый, оценивающий взгляд, которым он меня встретил. Казалось, мужчина размышлял, не пожалеет ли, решив заключить со мной сделку.

— Парень язык за зубами держать умеет? — спросил торговец у Холеры, едва не заставив меня задохнуться от ожившей в душе надежды.

— Если нужно, — отозвался Азиз, знаком велев мне не раскрывать рта. Благо стоял он за спиной Эль-Эмрана и тот его жестов не видел. — Что еще?

— Его семья. Не получится ли так, что в один прекрасный день родственники мальчишки объявятся у меня на пороге?

Несмотря на удивление, я смолчал, вспомнив приказ преподавателя. Семьи у меня не было; в Академии я прожил восемь лет… если бы кто-то пытался меня искать — давно бы нашел, но какое это имело отношение к делу, я не понимал.

— Нет у него никого, — буркнул Каэнни.

— Ты что-то не договариваешь, Азиз, — покачал головой Арвид. — И пьешь, хотя раньше не прикасался к стакану.

Старик, проигнорировав вопрос, достал из стола небольшую шкатулку, и вручил ее мне со словами:

— Это твое. Просили передать при выпуске.

Облизнув пересохшие от волнения губы, я взял шкатулку в руки. Не знаю, что я ожидал увидеть, но сердце учащенно забилось, стоило откинуть крышку.

Внутри лежал небольшой граненый пузырек с похожими на смолу подтеками, застывшими на стенках, и пожелтевшая тонкая бумага, в которую я вцепился, надеясь найти в ней разгадку.

Развернув сложенный лист, я облегченно выдохнул, чувствуя, как падает глыба безысходности, едва не раздавившая меня: я не был должником. В руках лежала расписка о зачислении на счет средств на моё обучение. Кто-то заплатил за это в год моего поступления в Академию.

А торговца заинтересовало другое. Приблизившись ко мне, Эль-Эмрана выхватил из шкатулки пустой пузырек, повертел его в руках, внимательно рассмотрел на свет. Потом открыл плотно притертую пробку, помахал ею в воздухе и, недовольно скривив губы, осторожно приблизил к ноздрям. Воздух в комнате тут же наполнился неярким, но довольно специфичным сладковатым ароматом, от которого у меня защекотало в носу. Закрыв флакон, Арвид бросил его в шкатулку, и потер руки, словно пытался отчиститься от невидимой грязи.

— Оноа, — произнес торговец с отвращением.

Мне это название ничего не говорило.

— Да, оноа, — подтвердил Каэнни и, помолчав, добавил, обращаясь уже ко мне: — Судя по всему, ты, Рокше, не из безродных. Оноа стирает личную память. Человек сохраняет все навыки, но кто он, откуда, вспомнить уже не удастся. Не думаю, что нищего заморыша стали бы потчевать безумно дорогим зельем.

Арвид кивнул. С последним замечанием трудно было спорить. Да и денег, которые кто-то заплатил за обучение, мне хватило бы лет на двадцать безбедной жизни.

— И ты никогда не пытался узнать, кто его родственники? — заинтересовался Эль-Эмрана, обратившись к Каэнни.

— Нет, — быстро ответил старик. — Мне за это не платят. Я делаю свое дело, и не лезу в то, что меня не касается.

Каэнни подошел к окну, остановился, вздохнул и заложил руки за спину, сцепив пальцы в замок.

— Ты все-таки что-то знаешь, — с укором заметил торговец Азизу.

— Его никто не будет искать, — повторил Холера твердо. — В этом могу поклясться.

Гость промолчал. В воздухе повисла плотная, почти осязаемая, тишина. Я боялся лишний раз вздохнуть и пошевелиться под ее тяжестью.

А еще мне хотелось спокойно обдумать все, что только что произошло. Вдребезги разбитые мечты, надежда — на то, что все еще может наладиться; загадка, связанная с моим прошлым, и понимание, что я ничего не знаю о себе, — слишком много свалилось на меня за один вечер.

Бумага, лежавшая в шкатулке, на несколько пунктов расширила степень моей свободы. Условие, о котором рассказал Азиз, — сократило. Кроме того, оказалось, что я никогда не был нищим беспризорником, как считал всю свою сознательную жизнь. От этих новостей голова шла кругом.

— Ладно, — как мне показалось, переборов сомнения, решился Арвид и, обернувшись к Холере, переспросил, — говоришь, этот — лучший?

— Ну, есть еще модификанты, — насмешливо фыркнул препод.

Торговец отшатнулся: словно Каэнни предложил ему хлебнуть яда.

Как большинство курсантов Академии, я не любил, сторонился и предпочитал не пересекаться с модификантами. Одинаковые, словно по одной форме отлитые: стандартного роста, стандартного веса, с умопомрачительной скоростью реакции, исполнительные до крайней степени, они становились элитными пилотами и это никого не удивляло. Меж собою некоторые однокурсники шептались, что модификанты только выглядят людьми, являясь бездушными роботами. И хорошо, что держали этих существ в отдельном корпусе, стоявшем на отшибе, и что занятия у них проходили по особому графику, чтобы остальные курсанты пересекались с ними как можно реже.

— Вот не надо! — махнул рукой торговец, видимо, разделявший мои предубеждения.

Азиз рассмеялся, словно бросал вызов гостю в лицо, но Эль-Эмрана, проигнорировав это, в задумчивости прошелся по кабинету, потер подбородок и обернулся ко мне.

— Условия контракта на время испытательного срока стандартные, — озвучил он свое предложение. — Кроме одного пункта — шевелюру перекрасишь. Испытательный срок полгода. Подойдешь — положу процент с прибыли, вот тогдаи дополнительные условия обсудим. Согласен?

— Да, — не раздумывая, ответил я.

Ну а был ли смысл тянуть кота за хвост? Не до такой степени дорожил я цветом волос, чтобы упустить контракт.

Азиз удовлетворено хмыкнул и вышел из комнаты готовить документы.

— Когда и куда именно нужно прибыть на службу? — спросил я торговца, пытаясь собраться с мыслями и заполнить звенящую пустоту в голове.

Арвид посмотрел сверху вниз, снисходительно:

— Парень, у меня плотный график, я не могу ждать. Покидаешь Академию сегодня, со мной. Будешь вторым пилотом на моей яхте. Надеюсь, за пару часов мы покончим с формальностями. Вещей у тебя много?

Я отрицательно покачал головой. Все мои вещи — вот они, в шкатулке, да в казарме еще два комплекта летной формы и один парадной, аккуратно сложены в тумбочке.

— Получаса на сборы хватит? — поинтересовался торговец.

— Вполне.

— Если опоздаешь — забудь о контракте, — ухмыльнувшись, предупредил он.

Вот так, со свистом, я пролетал мимо церемонии выпуска. Ну да бездна с ней, с церемонией. Никогда я не любил подобные мероприятия. Полтора часазастыв по стойке смирно слушать, как ректор толкает занудную речь — удовольствие еще то. Но все же это моя церемония выпуска. Хотя…

У моих однокурсников нюх на все из ряда вон выходящее, и хорошо, если дело ограничится расспросами, так ведь еще накормят досыта издевками и подначками напоследок, по старой памяти. Улететь немедленно даже лучше.

Задумавшись, я не заметил, как Каэнни принес три экземпляра договора: для меня и торговца, и еще один, полагавшийся свидетелю сделки. Я поставил под ними свою подпись, предварительно изучив текст документа. И дело было не в недоверии Азизу. Просто мне хотелось чуть лучше узнать, что Эль-Эмрана подразумевал под «стандартными условиями». Оказалось, мне гарантировались питание, жилье, одежда и скромная сумма в конце месяца — на развлечения и прочие нужды. Не так уж и плохо для начала, особенно если вспомнить, что мне не придется выплачивать долг за обучение.

— Ну, чего ждешь? — Недовольно буркнул Азиз, рассматривая наши подписи под каждым из экземпляров контракта. — Марш собирать вещи. И чтобы не заставлял меня дожидаться у канцелярии! Зарегистрируем сделку, и катись на все четыре стороны!

Я взглянул на него, понимая, что еще час, от силы — два, и дверь в единственный мир, к которому я привык, с треском захлопнется за спиной, и, скорее всего, я больше никогда не увижу Азиза. И как ни странно, это оказалось единственным сожалением: только сейчас я понял, как много сделал для меня этот вредный старик.

«Спасибо», — едва слышно, прошептал я, поднимаясь на ноги, искренне надеясь, что он не услышит, но, тем не менее, сумеет угадать.

Выскочив в коридор, я быстро сбежал по лестнице, и, схватив куртку, помчался в казарму, не чувствуя ни порывов крепчавшего ветра, ни усиливавшегося снегопада. У меня словно крылья выросли за спиной.

Встреченные курсанты смотрели на меня удивленно, а некоторые даже сочувственно, уверенные, что я получил от Холеры крепкую трепку. Но останавливаться и объясняться с каждым не было времени, а отвечать на насмешки — желания.

Ворвавшись в комнату, я без сил упал на койку, жадно глотая воздух. Но долго валяться не стал: едва отдышавшись, я вскочил на ноги и под удивленными взглядамиоднокурсников начал укладывать вещи. Пять минут — и сумка собрана. Сверху я положил шкатулку, сохраненную для меня преподавателем.

— Ты куда? — спросил кто-то.

Я посмотрел на парней, рядом с которыми провел восемь лет.

— Отстрелялся. Всё. Подписал контракт, — от волнения голос предательски дрогнул. — Меня ждут, я улетаю.

Парни чуть не подпрыгнули от удивления: пару часов назад ничто не предвещало подобных перемен. Я улыбнулся растерянности на их лицах, машинально поправил складки покрывала на койке, обвел знакомые серые стены прощальным взглядом и стремительно зашагал в канцелярию.

Через час, держа в руках контракт с многоцветной выпуклой печатью Академии и подписями всех официальных лиц, я внезапно осознал, что наконец-то случилось то, чего я ждал восемь лет.

 

Глава 2

С неба сыпал мелкий снег, искрившийся в свете фонарей. Он падал на мерзлый бетон и тонкими струйками поземки утекал вдаль. Холодный ветер бросал в лицо колючие льдинки, заставляя задыхаться от стужи, и смешивал тонкий аромат морозной свежести с запахами отработанного горючего, смазок, озона— обычными запахами порта.

На Лидари было четыре космопорта: один пассажирский, два торговых, и закрытый для посторонних учебный порт Академии, где появление нового техника уже было событием.

Последний учебный год из порта Академии, я, можно сказать, и не выходил вовсе — проводил там часов тридцать неделю, успел перезнакомиться со всем обслуживающим персоналом, изучить каждый закуток. Но здесь, в большом порту, все было непривычным и новым.

Наверное, поэтому я уставился на разномастную толпу, вытекавшую из дверей залитого ярким светом здания порта, ни на что больше не обращая внимания.

Неожиданно Арвид дернул меня за рукав, развернув к себе лицом.

— Вот что, рыжий, — выдохнул он, — катись перекрашиваться. Потом можешь посидеть в кафе. Встретимся у терминала через полтора часа. Если меня не будет, не жди. Поднимешься к начпорта, он тебе подскажет, что делать.

Я удивленно воззрился на торговца. До сих пор мне казалось, что никаких задержек по пути не планируется. А еще, в моих карманах, впрочем, как у подавляющего числа курсантов, даже мелких монет никогда не водилось. Так что выполнить поручения торговца было бы затруднительно.

— Я не смогу. Денег нет, — возразил я торговцу.

— Покажешь контракт, скажешь, чтобы обслужили за мой счет, — недовольно буркнул тот, пытаясь от меня избавиться. — Все, давай, парень! Не тормози!

От тычка Эль-Эмрана я влетел в толпу и тотчас оказался в плотной массе людей; на меня натыкались, толкая плечами пытались оттереть в сторону. За несколько секунд я услышал множество замечаний о своем уме и исключительной ловкости. Какой-то мужчина, поскользнувшись, ударил меня локтем в бок так, что я чуть не упал, еще кто-то прошелся по ботинкам. Сообразив, что пытаюсь идти против потока, я развернулся и стал потихонечку продвигаться к краю, выбираясь из толпы.

Кое-как вырвавшись из толчеи, я поправил сбившуюся одежду, поддернул сумку с вещами, висевшую на плече, и осмотрелся по сторонам, пытаясь зацепить взглядом рослую фигуру Арвида. Но мой работодатель исчез, словно сквозь землю провалился. Вспомнилось, что похожий на Эль-Эмрана человек быстро шагал вдоль корпуса технических служб, пока я выбирался из людской толчеи. Но теперь там никого не было, и только пара патлатых парней неподалеку, совершенно так же, как я, заинтересованно оглядывались вокруг.

Народ меж тем потихоньку растекся в разные стороны. Большинство людей ушло к остановкам общественного транспорта. Единицы — к припаркованным невдалеке флаерам.

Я внезапно почувствовал, как лицо обожгла вспышка стыда, и ни ветер, ни снежная пыль были не в состоянии остудить запылавших щек. Меня, идиота, угораздило спросить о деньгах, хотя я еще и дня на торговца не проработал! И с опозданием дошло, что Арвид был если не испуган, то напряжен, отдавая распоряжения. Поежившись, я развернулся и зашагал к зданию космопорта, надеясь, что через полтора часа встречу Эль-Эмрана у терминала.

В главном зале ожидания сновали люди. Кто-то спешил по своим делам, кто-то, скучая, разглядывал обстановку, и хоть, по сути, никому не было до меня дела, меня все же провожали заинтересованными взглядами. Сомнительно, что взгляды притягивала форма выпускника летной Академии; подумаешь, невидаль — только покинувший казарму курсант. Причиной повышенного внимания была яркая, как костер, шевелюра.

Вспомнив, как насмешливо разглядывал меня в первый момент знакомства Арвид, я призадумался. Для Эль-Эмрана могло оказаться важным не выделяться из толпы, не привлекать внимания, оставаться как можно более неприметным. Возможно, Каэнни, зная это, решил подшутить над обратившимся к нему за помощью торговцем. С Холеры станется. А со мной рядом остаться незамеченным попросту невозможно.

В мирах Раст-эн-Хейм рыжий — превосходная примета: таких, как я, огненных, по пальцам пересчитать можно. Блондинов и брюнетов в изобилии, но рыжих практически нет. И даже у потомков эмигрантов с планет, где подобный оттенок волос не являлся редкостью, рыжина из поколения в поколение встречалась все реже, и в третьем-четвертом исчезала совсем. Так что неудивителен интерес, который заставлял людей оборачиваться и смотреть мне вслед.

Я усмехнулся в ответ на слишком пристальный взгляд, отвернулся и решил найти закуток поспокойнее. Но, несмотря на поздний вечер, порт гудел как растревоженный улей: день здесь и не думал заканчиваться.

Противно заныл желудок. С самого обеда у меня ни крошки во рту не было, ужин я пропустил из-за вызова Холеры, а из-за волнения я за всю дорогу от Академии до порта ни разу не вспомнил о еде. А теперь мне хотелось поесть, посидеть в каком-нибудь тихом уголке, обдумать происходящее и немного успокоиться.

Кафе я нашел быстро — по аромату свежесваренного кофе, перебивавшему все остальные запахи. Здесь, как и везде в порту, было полно народа. Зайдя внутрь, я внимательно осмотрелся: почти все места заняты, свободных стульев было немного. Самым подходящим показалось место, расположенное у столика, занятого миниатюрной девушкой, казалось, пытавшейся укрыться от людских взглядов: иначе вряд ли бы она выбрала самый дальний уголок, да еще так удачно прикрытый выступом стены, что я не сразу его разглядел.

— Разрешите? — приблизившись, обратился я к ней и, заметив легкий кивок, присел рядом.

Положив сумку на пол, я снова посмотрел на соседку, и уже не смог отвести от нее глаз. В Академии меня учили, что нельзя пристально разглядывать женщин, даже простолюдинок не стоит, а гражданки более высших классов расценят подобное внимание как оскорбление, но я ничего не мог с собой поделать. Едва ли эту женщину можно было назвать красавицей, у признанных красавиц Торгового Союза: артисток, танцовщиц, певиц, портреты которых однокурсники нередко хранили в тумбочках, — была нежная светлая кожа, у незнакомки же она была оттенка кофе, щедро разбавленного молоком. А еще я никогда не видел таких неправдоподобных, огромных глаз, и их необычный хризолитовый цвет заворожил меня. От уголков глаз разбегались тонкие, едва заметные морщинки, и только они указывали, что соседка по столику не так юна, как мне показалось издали.

Женщина с укоризной улыбнулась, заметив мой интерес, но промолчала. Я хотел было, но не успел извиниться — словно из-под земли вырос официант, и с ожиданием уставился на меня:

— Что будем заказывать, молодой человек?

Я достал из нагрудного кармана контракт:

— За счет работодателя, — произнес я, смутившись. — Кофе и горячие булочки.

— Что-нибудь еще?

Несмотря на голод, я отрицательно покачал головой. Официанткивнул, занося заказ в блокнот. Женщина устало вздохнула, посмотрела на часы и, перехватив взгляд официанта, попросила:

— Еще кофе.

Я отметил приятный тембр ее голоса, хотя все же больше обратил внимание на странный акцент, которого прежде мне слышать не доводилось. Видимо, она была не из местных.

Ожидая заказ, я откинулся на спинку стула и принялся разглядывать потолок. Но как бы я ни старался, мой взгляд словно магнитом притягивало к незнакомке. За те несколько минут, что официант ходил за заказом, хоть и урывками, я успел разглядеть тонкие запястья, аккуратные пальцы с коротко подпиленными ногтями, правильные черты лица, густые черные волосы под полупрозрачным шелковым платком.

— Вы работаете на Эль-Эмрана? — неожиданно спросила незнакомка, решив прервать молчание, и заставив меня смутиться.

— Еще не успел поработать, мадам, — испытывая странную неловкость, осторожно ответил я. — Мы только сегодня подписали контракт.

Она не стала выспрашивать подробностей, кивнула и снова стиснула пальцами чашку. Заговорив со мною, женщина словно разрушила стену условностей, и мой страх показаться невоспитанным дерзким мальчишкой прошел. Поймав обеспокоенный взгляд и улыбнувшись ей в ответ, я неожиданно понял, что женщина только старалась казаться спокойной; она попыталась улыбнуться снова, но уголки губ задрожали, мимолетная улыбка погасла, не успев появиться.

— А вы знакомы с Арвидом? — поинтересовался я, пытаясь понять, не связано ли ее волнение с неожиданным исчезновением торговца.

— Мы договорились о встрече, — ответила незнакомка, но заметив приближающегося официанта, замолчала и опустила взгляд.

В повисшей неловкой тишине, с дежурной улыбкой, словно приклеенной к лицу, официант взял со стола почти не тронутую чашку с остывшим кофе и поставил перед моей соседкой другую — с дымящимся крепким напитком. Следом и я получил свой заказ: кофе и булочки, политые глазурью. Вновь напомнил о себе желудок, заставив жадно впиться в сдобу зубами. Булочки были выше всяких похвал, они просто таяли во рту, впрочем, и кофе был крепок и вкусен. В Академии нас подобными лакомствами не баловали, там пища была сбалансированной, питательной и полезной, но вкусной — далеко не всегда.

— Вы не могли бы подсказать, где я смогу найти Арвида? — вновь обратилась женщина ко мне, лишь стоило официанту удалиться.

Я едва не поперхнулся кофе, не ожидая, что женщина продолжит свои расспросы. Но, прожевав, ответил:

— Я не знаю, где Арвид, — произнес, чувствуя, как снова начинаю краснеть, то ли из-за того, что не могу ей помочь, то ли из-за того, что набиваю желудок за счет торговца, не отработав на него и получаса. — Он втолкнул меня в толпу, а сам куда-то исчез.

Женщина кисло усмехнулась, качнула головой и, достав из кармана горсть мелочи положила ее на стол. Оставив нетронутым кофе, она поспешила к выходу.

У меня вдруг испортился аппетит, и в жарко натопленном помещении стало зябко и неуютно. И нужно было признать, мне все больше и больше не нравилось все происходившее вокруг меня в этот вечер. Да всё, с самого вызова к Холере.

Внезапно подумалось, что я сдуру влип в какую-то темную историю, из которой еще нужно будет суметь выпутаться. В любом случае, если сюрпризов не поубавится, вряд ли я задержусь у Эль-Эмрана.

Допив кофе, я решил, что давно пора искать парикмахерскую. Придумал — светить шевелюрой на весь порт, как маяк. Может, обычному навигатору и дозволительно быть рыжим, но я уже нутром чуял — не тот это случай.

Данное заведение нашлось на цокольном этаже. Мне повезло — в отличии от набитого посетителями кафе, в парикмахерской не было ни одного клиента, и меньше чем через час я рассматривал свое отражение в зеркале.

Никогда раньше не думал, что изменив цвет волос, можно добиться подобного результата. Лицо в отражении казалось серьезней и старше, а главное — теперь я не выделялся на фоне толпы. Из зазеркалья на меня смотрел обычный шатен: типичный лидариец, каких на планете миллионы.

Подмигнув отражению, я глянул на часы и поторопился к пассажирскому терминалу, надеясь, что Арвид уже ждет меня. Даже думать не хотелось, что я буду делать, если его там не окажется.

У терминала я очутился точно в назначенный срок, но Арвида не было. Приметив местечко на возвышении, откуда хорошо просматривался весь зал, и, поднявшись туда, я стал внимательно разглядывать снующий народ, пытаясь высмотреть в толпе рослую фигуру торговца, и надеясь, что происходящее было лишь затянувшейся скверной шуткой или проверкой.

— Лигийскую гадину поймали? — проговорил кто-то раздраженно по ту сторону широкой колонны — практически у меня за спиной.

Не знаю почему, эта реплика заставила насторожиться, и вместо того, чтобы благоразумно уйти, я отступил в тень и навострил уши.

— Вывернулась, зараза. Вовремя заметила наших ребят и успела смыться.

— С Арвидом еще парнишку видели, — вступил в разговор третий. — Приметный типчик, огненно-рыжий. Кстати, он в кафе не к кому-то другому, а как раз к интересующей нас дамочке подсел. Ребята официантов потрясли, и подтвердилось, что мальчик работает на Эль-Эмрана.

Я прикусил губу, продолжая вслушиваться в разговор, чувствуя, как холодеет все внутри. Если уши меня не подвели, я действительно вляпался в какую-то темную историю. И поздно рассуждать, нравится она мне или нет. Из передряги нужно выпутываться.

— У Арвида с собой камушка не было, бабу упустили, — вновь донесся до меня голос первого, он говорил, выцеживая слова сквозь зубы, и в этом голосе я слышал ничем не прикрытую ненависть. — Если парня провороните — Анамгимар с вас шкуру снимет, имейте в виду!

Вжавшись в колонну, я проводил взглядом прошедшего мимо меня стремительным шагом светловолосого, неброско одетого крепыша, сопровождаемого парой патлатых парней. Показалось, что тех самых, что я видел полтора часа назад — на площади перед космопортом. И хоть меня не заметили, я решил не испытывать судьбу. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я пошел к выходу из зала. Арвид приказывал заглянуть к начпорта? Вот этим, пожалуй, я и займусь.

Дали небесные! Если бы я знал заранее, что благодаря знакомству с торговцем влипну в подобную заварушку, то предпочел бы остаться в Академии — желторотиков инструктировать, дисциплину поддерживать. Но сейчас назад пути нет. Да и возможность добраться назад одному через полконтинента с преследователями на хвосте мне казалась сомнительной. А еще стыдно было бросать Арвида в беде. Так же стыдно, как и набивать пузо за его счет.

Добравшись незамеченным до выхода из зала, я оглянулся, то ли все же надеясь найти Арвида, то ли убедиться, что блондинистый крепыш и парочка его длинноволосых сообщников не идут за мной следом. Арвида не было видно, впрочем, как и его преследователей, зато, не глядя, куда иду, я чуть не налетел на незнакомку из кафе. И это была удача. Подумалось, что она-то способна объяснить мне, что происходит. А еще не хотелось, чтобы женщина встретилась с той троицей: растревожило ядовитое обвинение, брошенное крепышом: «лигийская гадина».

В Торговом Союзе лигийцев не любили. Не раз и не два случалось, что наши конкуренты в Галактике вышибали Гильдии с перспективных планет спорных территорий, нисколько не считаясь с интересами Торгового Союза. В стычках со спецслужбами Лиги, а в особенности со Стратегами, даже столь влиятельная Гильдия, как Иллнуанари не раз получала по зубам. К счастью, по каким-то причинам Лига исконно принадлежавшим Торговому Союзу территориям войной никогда не угрожала.

Но из-за локальных конфликтов даже лигийцы мужчины в наших мирах были гостями редкими, экзотическими, что уж говорить о женщинах? Настолько красивых женщинах…

Вздохнув, я посмотрел на незнакомку, подхватил под локоть и потянул за собой. Лигийская гадина? Сейчас мне было все равно, будь она хоть резидентом Стратегической Разведки: казалось, вдвоем у нас все же имелся шанс выбраться из ловушки. Не для того татроица меня искала, чтобы конфетами угостить.

— Мадам, — прошептал я, увлекая женщину за собой, — не знаю, кто и зачем вас ищет, но вам лучше развернуться и пойти со мной.

Надо отдать ей должное — незнакомка даже не вздрогнула. Только чуть шире распахнулись огромные хризолитовые глаза. Посмотрев мне в лицо, она удивленно выдохнула:

— Это ты, рыжик?

— У рыжика имя есть, — огрызнулся я. — Зовите меня Рокше.

— А где Арвид?

Я легонько пожал плечами.

— Я все еще не в курсе, мадам. На назначенную встречу он не пришел. Велел, если опоздает, подняться к начпорта. Думаете, стоит?

— Как вариант, — выдохнула незнакомка. — Комендант должен быть в курсе всех инцидентов, произошедших на подконтрольной ему территории.

Высвободив руку из захвата, она пошла вперед. От стремительности движений платок соскользнул с волос, женщина, не останавливаясь, стянула его и машинально намотала на ладонь. А я вновь оглянулся убедиться, что преследователи не висят у нас на хвосте; я бы не опечалился, если неизвестный мне Анамгимар, снял шкуры со всей троицы преследователей, но наши — свою и ее, мне бы хотелось сберечь.

В кабинет начпорта мы ворвались вместе, заставив вздрогнуть хозяинапомещения.

Сухопарый, чем-то схожий с богомолом человечек с укоризной посмотрел на мою спутницу.

— Опять вы, — пробурчал он. — Мадам Арима, ну что вы от меня хотите? Что вам еще надо? Дали Небесные, и когда ж я от вас избавлюсь? От вас одни неприятности…

Его губы дрогнули и поджались, а женщина вцепилась в тонкий платок так, что побелели костяшки ее пальцев.

— Господин Госье, — пронесла вежливо, заметно задрожавшим от волнения голосом, — я сожалею, что мое появление приводит вас в отчаяние. Но чтобы покинутьпорт, мне нужна ваша помощь.

— Какая на этот раз, Фориэ? — желчно спросил мужчина.

Женщина вздохнула, а я достал из кармана контракт, шагнул вперед, оставив ее за своей спиной, интуитивно чувствуя, что говорить с моей спутницейпо делу начпорта если и будет, то предварительно вдовольпотрепав ей нервы.

— Господин Госье, — обратился я к нему. — Полтора часа назад я расстался со своим работодателем Арвидом Эль-Эмрана. В назначенное время и указанном месте, я его не застал. Зато своими ушами слышал, что этой женщине, Арвиду и мне угрожает опасность. И вы обязаны поставить меня в известность о том, не происходило ли в последние полтора часа на территории порта каких-либо событий, объясняющих исчезновение господина Эль-Эмрана.

Начпорта скривился.

— В медблоке ваш Арвид, — выплюнул он. — Проникающее в живот. Если не добьют, а за это поручиться не могу, жить будет.

Кажется, я едва не бросился на чиновника. Точнее, этого мне не дала сделать Фори — она вцепилась мне в плечи, до боли стиснув их тонкими пальцами, и удержав на месте.

— Благодарю за ценную информацию, господин Госье, — произнесла упавшим голосом. — Мы вам признательны.

— И что же делать? — спросил я, чувствуя, как в который раз за этот сумасшедший день меня начинает трясти от волнения.

— Что делать? — Госье вскочил из кресла, обошел стол, подошел ко мне и, выхватив из рук контракт, прошипел по-змеиному. — Разорвать контракт, залечь на дно и не высовывать носа, если жизнь дорога. Понятно? Или ты еще не раз пожалеешь, что связался с этим чокнутым Арвидом…

Я отрицательно покачал головой. Умом, конечно же, я понимал, что к рекомендациям стоит прислушаться, но развернуться и уйти, бросив торговца, я не мог, несмотря на доводы рассудка.

— Мне это не подходит, — обрезал я тираду начпорта.

— Да-а? — чиновник посмотрел на бумагу, чему-то хмыкнул и сунул контракт мне назад в руки. — Тогда, господин навигатор, забирай Арвида из медблока, тащи его на яхту — она стоит в синем секторе, полностью подготовленная к вылету, и несись отсюда так, словно здесь с секунды на секунду бездна разверзнется. Единственное, чем могу помочь — диспетчера организуют зеленый коридор. Втихую. В эфир не выходишь, инструкций не запрашиваешь, в расчетах полагаешься только на себя. Куда сиганешь — меня не волнует. Я тебя и твою даму не видел, знать ничего не знаю и советов не давал. Головорезов Анамгимара попробую попридержать, но не факт, что получится. Такой вариант подходит?

Я кивнул, сглотнув комок, вставший в горле, посмотрел на свою спутницу.

— Вы со мной, мадам? — спросил охрипшим от волнения голосом.

 

Глава 3

— Ну и где искать медблок? — спросил я, как только за нами закрылась дверь.

Стремительный шаг Фориэ сбился. Она, вздрогнула, остановилась и, развернувшись, пристально посмотрела мне в лицо. Черные брови удивленно приподнялись.

От пристального взгляда, от разочарования, отразившегося в ее глазах, мне стало не по себе, а щеки словно обожгло кипятком. Словно я намеренно ввел ее в заблуждение. Но, Дали небесные, разве я виноват, что первый раз в этом порту, что только сегодня покинул Академию, которая была всем моим миром до этого дня?

— Чего ты еще не знаешь? Говори сейчас, это важно, — голос женщины прозвучал неожиданно глухо.

А мне показалось, что реальность качнулась, когда я снова заглянул в ее напряженное лицо. Что сказать ей? Что меня научили управляться с кораблями, словно они были продолжениями моего тела, что я выучил алгоритм захода на посадку и старта из любого порта, особенности расчета всевозможных типов переходов — от простых, одинарных, до сложнейших каскадов? И что до сегодняшнего я дня не был нигде, кроме пространства и закрытого для посторонних учебного порта Академии?

Фориэ истолковала заминку по-своему. Сдув выбившуюся из прически короткую прядку и заложив ее за ухо, она вновь пристально посмотрела мне в лицо.

— Хорошо, — проговорила женщина, как-то по-особенному тщательно подбирая слова, отчего акцент зазвучал в ее речи более явно, — давай сформулируем иначе. Сможешь убить или вырубить противника голыми руками?

— Нет… — на какой-то миг показалось, что она издевается.

— Значит, придется мне, — женщина кисло улыбнулась и легонько коснулась пальцами моей щеки. — Думаю, что смогу. С двумя — тремя наемниками справлюсь.

— А мне предлагаете стоять в стороне, чтобы не попасть под горячую руку? — внезапно выпалил я, чувствуя, что не смогу спокойно наблюдать, как хрупкая женщина дерется с верзилами.

— Ты — пилот, — заметила Фори спокойно, — я — нет. Я не смогу поднять яхту с планеты и уйти в прыжок. Тебе нас отсюда вытаскивать. Кстати, учти, что на орбите могут быть перехватчики. В порту наемники Анамгимара Эльяна действуют с оглядкой, стараясь, что бы совет Гильдий об их темных делишках не узнал, но пространство — территория нейтральная, и там они творят, что хотят.

Меня внезапно пробрало ознобом, словно кто-то запустил снежок прямо за шиворот. Несмотря на то, что мне сегодня уже не раз пришлось услышать имя владельца крупнейшей из Гильдий Торгового Союза, до этого момента я его словно не слышал. Во всем мире Раст-эн-Хейм не было человека богаче и влиятельней. И мысль о том, что каким-то образом Арвид Эль-Эмрана мог обратить на себя внимание владельца Иллнуанари, не укладывалась у меня в голове. Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться и собраться с духом.

Иллнуанари имела мощнейший флот, десятки сырьевых колоний, сотни заводов, миллионы людей работали на благосостояние Анамгимара Эльяна. Такому человеку Эль-Эмрана со всей его везучестью что муравей: раздавит и не заметит. И чего скрывать, я еще сегодня утром мечтал, что мне посчастливиться работать на эту гильдию, ведь именно агенты Иллнуанари забирали из Академии лучших пилотов — и модификантов и людей.

А вспомнив о нечеловеческой силе, выносливости и скорости реакции модификантов я ощутил, как меня снова пробирает дрожь, вырываясь из горла безудержным смехом. Крепко сжав кулаки, я с трудом заставил себя замолчать и посмотрел на Фориэ.

— Значит, ничего сложного — произнес леденеющими губами. — Говорите, только и требуется, что переиграть в салочки модификантов?

— Останемся на Лидари, нас точно достанут, рыжик, — выдохнула Фори, не обратив ни малейшего внимания на мой нервный смешок. — И неважно, что со стороны атака будет выглядеть, как нападение пьяных дебоширов.

Мы несколько секунд просто смотрели друг на друга. Ей не нравилась ситуация еще больше чем мне. Ей тоже было не по себе — я видел отражение страха в ее сузившихся зрачках. Но лигийка держала свои чувства в узде, и понимание этого заставило меня собраться, встряхнуться и выкинуть из головы сомнения.

В какой-то момент эмоции отхлынули — все разом, оставив вместо себя звенящую пустоту; обычно так происходило, когда я садился к пульту — и что бы меня ни грызло, но пока я вел катер или отрабатывал программу на тренажере, мне были безразличны все сторонние раздражители.

Облизнув губы, я кивнул женщине.

— Не будем тянуть время, мадам. Ведите.

Фори сорвалась с места и устремилась вперед, я двигался следом. «Не сдавайся. Никогда не сдавайся» — слышалось мне в легкой стремительной поступи отчаянно-храброй маленькой женщины.

На первого из противников мы налетели из-за угла: и к счастью он не ждал нападения. А вот мадам сориентировалась мгновенно: раньше, чем я успел что-то понять, часовой безжизненным кулем уже сползал по стене на пол. Предупредить своих он не успел, возможно, даже не успел понять что происходит.

Фори придержала падающее тело, уложила вдоль стены. Стремительно обыскав невезучего часового, она бросила мне в руки парализатор, забрав себе нож.

Поднявшись на ноги и отступив на шаг, женщина посмотрела на лежащее неподвижно тело, потом перевела взгляд на меня. Когда взгляды встретились, показалось, что я понял мелькнувший в ее голове безумный план. Я и охранник — мы были схожи: по крайней мере, сложение и рост почти совпадали. Его одежда похожая на летную форму, практически не отличалась от моей.

— Пойдешь первым, — прошептала женщина, кивком показав на дверь с медицинской эмблемой, из-за которой доносились сдавленные стоны.

Я кивнул. Неизвестно, сколько за дверью окажется противников, но из-за схожести с караульным и внезапности нападения, нашим преимуществом станут несколько секунд растерянности.

Глубоко вздохнув, я влетел в медблок. В нос тотчас ударил тяжелый запах паленой плоти, перебивавший застойное амбре лекарств. Стараясь не обращать на них внимания, я сделал пару шагов: вперед и в сторону, чтобы не мешать напарнице, и быстро осмотрел помещение.

Противников было трое — двое наемников, согнавших медиков в угол, и угрожавших им парализаторами и тот самый русоволосый крепыш, с которым я едва не столкнулся у терминала. Он стоял около Арвида со скучающим видом прикуривая сигарету от небольшой, словно игрушечной горелки, которой только что прижигал пятки торговца.

Словно во сне, не до конца осознавая, что делаю, я поднял руку с парализатором и нажал на спуск, вгоняя жалящие разряды в лицо блондина до тех пор, пока он с тяжелым стуком не рухнул на пол.

Разобравшись с ним, я развернулся, готовый кинуться на выручку Фориэ, шагнул вперед и остановился, словно налетев на стену: женщине моя помощь не требовалась: она уже нейтрализовала одного из охранников — труп с вогнанным под челюсть ножом лежал на полу, да и второй из ее противников клонился к земле с перебитой гортанью.

Услышав слабый стон Арвида, я метнулся к нему, сглатывая ком от открывшегося мне зрелища: сочащиеся кровью длинные линии порезов, страшные черно-желто-красные волдыри ожогов на кистях, груди и животе. И белая маска лица в поту с искусанными в кровь губами.

Внутри меня что-то ухнуло, оборвалось, и кровь побежала по венам, вскипая.

Ладонь Фори легла на плечо, удерживая от приступа безрассудства, как совсем недавно в кабинете начпорта.

— Молодец рыжик, — как через воду прозвучал ее голос. — Вот только истерик не надо. Выберемся, дашь волю эмоциям. Но сейчас не время.

Она аккуратно и очень нежно разжала мои пальцы, отбирая парализатор, положила его на стол. Подойдя к медикам, влепила одному из них, готовому сорваться в крик, увесистую пощечину.

— Где охрана? — спросила с вызовом.

— Не успели вызвать…

— Раззявы…. — это прозвучало констатацией факта.

Неожиданно Фори ухватила медика за ухо, подняла на ноги и заставила подойти к Арвиду.

— Отмерзай! Что там у вас полагается по инструкции? — Рассержено рыкнула на него, приводя в чувство. — Обезболивающее, обеззараживающее, общеукрепляющее…

Медик, осмотрев пациента, шустро потрусил к сейфу.

А Фориэ тяжело выдохнула, и на миг мне померещилось, что она отнюдь не была той железной женщиной, какой я ее видел в бою: лигийка замерла, тяжело опершись на стол, ее плечи дрогнули и поникли. И все же спустя несколько секунд она обернулась и посмотрела на меня холодно и оценивающе.

— В сумке что? — Спросила безразлично-спокойно.

— Форма.

Подойдя к открытому медиком сейфу, Фори принялась выкладывать на стол промаркированные пакеты.

— Грузи, — приказала решительно. — Выкидывай свои шмотки, лекарства нужнее. Без них твой работодатель недолго протянет.

Я снова посмотрел на застонавшего Арвида. Дали Небесные! Этот ли мужчина иронично разглядывал меня в апартаментах Каэнни и издевательски хохотал, пялясь на огненный цвет волос? Неужели мы познакомились лишь несколько часов назад?

Заставив себя выкинуть из головы воспоминания об Академии, я поставил сумку на стол, вышвырнул одежду на пол и заполнил освободившееся место пластиковыми контейнерами, не оставив ни одного на столе. К счастью, шкатулку выкидывать не пришлось.

— Все, — повернувшись к Фори, отрапортовал я и заметил, как внимательно она рассматривает медиков.

— Ты, — выбрав из двоих того, кто оказывал первую помощь торговцу, приказала она, — пойдешь с нами.

Переложив вместе с медиком Арвида на каталку, женщина подошла ко мне.

— Сейчас будет самое сложное, рыжик, — произнесла она, напрасно силясь улыбнуться, — а я снова отметил страх, застывший в глазах возле самых ее зрачков. Придется прорываться сквозь зал, полный народа, и если там нас ждут… будут трупы. Горы трупов.

— Понимаю, — выдохнул я, тщетно силясь найти выход из патовой ситуации.

— Парализатор не забудь. Пригодится, — обронила Фори через плечо. — Только не держи его на виду. Это на крайний случай.

Проходя мимо каталки, женщина машинально поправила покрывало, осторожно накрыла пальцы Арвида своей ладонью.

Я посмотрел на безмятежное лицо торговца, забывшегося в медикаментозном сне, и почувствовал, как меня начинает трясти от злости. В нашем с ним соглашении не было ни одного упоминания о возможности подобных ситуаций, но не мог же Эль-Эмрана не знать, что ему грозят крупные неприятности! Ничего, когда выберемся, я потребую у него ответа. А если не получу — разорву контракт, и будь что будет. Хотя и на Иллнуанари я тоже работать не стану. Видимо человек, доставивший меня в Академию, знал, что делает, ставя условие не позволяющее мне связать судьбу ни с одной из Гильдий.

— Ну, все, пошли, — скомандовала Фори, обрывая воспоминания и рассуждения.

Она осторожно выглянула из двери и жестом показала, что путь свободен. Перед тем как выйти, я оглянулся — показалось, что блондин шелохнулся. Покинув медблок мы припустили по длинному коридору: Фори впереди, за ней медик с каталкой и я — замыкающим.

Через пару минут медик, неожиданно притормозил, и кивком указал на малоприметную дверь.

— Не надо через терминал, — предложил он. — Лучше тут… через служебную зону. Не надо бойни…

Женщина внимательно посмотрела на лекаря, изучая долгим испытующим взглядом, словно пыталась понять, не приготовил ли он нам ловушки, потом вздохнула, и мне показалось, что черты ее лица слегка смягчились.

— Веди, — прошептала она.

Медик приложил ладонь к угольно-черной панели сканера. Через пару секунд индикатор над ней замерцал приветливым голубоватым светом.

— СБ, дайте доступ медслужбе, — проговорил мужчина, слегка запнувшись. — Пациент в тяжелом состоянии, родственники настаивают на срочной доставке в Центр. Сопровождаю на посадку.

Невидимый контроллер тихонько хмыкнул, а я почувствовал себя букашкой, которую бесстрастный ученый исследует под микроскопом. Спустя мгновение это ощущение отступило, а над порталом прохода загорелся свет, и створки дверей плавно поехали в стороны, пропуская нас в скупо освещенный коридор, отделявший служебную зону порта от общедоступной.

За коридором, в огромном зале суетилось множество людей, но до нас им всем не было ни малейшего дела — обслуживающему персоналу порта с избытком хватало своих забот.

— Куда вам? — тихо спросил врач у Фориэ.

— Синий сектор.

Медик уверенно свернул в один из шедших под уклон тоннелей, вдоль стен которого тянулись кабели и окрашенные в яркие цвета шланги.

Синий сектор — ближайший к терминалу, вспомнилось мне. Нахождение в нем подразумевает, что кораблю требуется дозаправка кислородом, водой, но нет необходимости в перезагрузке реактора. Обычно в этот сектор направляли челноки, перевозившие пассажиров с пересадочных станций на орбите. А еще личные корабли малого тоннажа, преимущественно легкие яхты.

Подумалось, что до сегодняшнего дня я никогда не сидел за пультом яхты; но челноки, сторожевики, баржи, пассажирские вплоть до класса «А» — все эти модификации были мне знакомы. Если я никогда и не сидел непосредственно за пультом корабля, то десятками раз отрабатывал навигационные задания на тренажерах. А яхты, как нам говорил Холера, имеют стандартный для кораблей малого тоннажа интерфейс управления. Вот и посмотрим — насколько.

Медик проводил нас до подъемника, вызвал лифт и, достав дрожащими пальцами сигареты с зажигалкой, жадно закурил, проигнорировав недовольную гримасу на лице Фориэ.

— Я покурю и назад, — произнес он, посмотрев в лицо лигийки. — Согласно инструкции мне доступ на поле запрещен. Если пойду с вами, СБ моментально поднимет тревогу. Отсюда до поста Службы безопасности мне добираться минут десять. Постарайтесь успеть.

Фори дернула плечом и вошла в шахту подъемника, медик помог загрузить каталку с Арвидом. Сверху сыпалась колючая снежная пыль. Дверь за моей спиной закрылись, и платформа подъемника мягко поплыла вверх. Десяток секунд — и она встала посреди бетонных плит, щелкнули зажимы фиксаторов, жестко закреплявшие ее на месте, заставив меня очнуться.

Фори огляделась и уверенным шагом направилась к небольшому суденышку, находившемуся метрах в ста от нас. Оторопев, я вцепился в его силуэт взглядом. Толкая перед собой каталку, я ни на миг не мог оторвать взгляда от обшивки корабля. И это — яхта? Да скорее сверхмалый крейсер, судя по количеству оружейных надстроек. И ничего подобного этому кораблю я раньше не видел. А еще завораживала какая-то странная неправильность. Казалось, снег, падая на обшивку, просто пропадает в густой как смола черноте, окружавшей корабль. О подобном я даже не слышал.

— Стоять! — отрывисто пролаяли впереди.

У самой яхты нас поджидали двое. Вот, растяпа, расслабился, на яхту засмотрелся.

Руки заняты каталкой, плечо оттягивает тяжелая сумка, и парализатор, что спрятан под покрывалом незаметно мне не достать. Один из поджидавших усмехнулся, направив мне в лицо ствол боевого бластера — аргумент, с которым обычно не спорят.

В отличии от меня, лигийку врасплох застать не удалось, она тут же кинулась в бой. Самого прыжка Фори я не заметил. Увидел только как два тела, сцепившихся в драке словно коты, покатились по бетону, вздымая тучи хрустально-молочной пыли.

Судорожно нащупав парализатор, я выстрелил во врага и кинулся на помощь Фориэ. Но не успел. Пусть всего на секунду, на краткий миг — опоздал. Хрупкая женщина в черном неподвижно лежала на бетоне, а на белом снегу стремительно расплывалось яркое, пронзительно-алое пятно.

Реальность, качнувшись, воронкой покатилась мне под ноги. Я вопил в небо о несправедливости? Не знаю. Я бросался на противника с голыми руками, пользуясь парализатором, словно дубиной, только потому, что в нем кончился заряд? Не помню. Катался по земле, пытаясь избавиться от невидимой стрелы, прошедшей через сердце и рвавшей на части душу? А было ли это важным?

Оглушив противника, не понимая, что творю, я подхватил легкое, почти невесомое тело на руки и втащил в распахнутый люк корабля. Уложив на пол, стянул сумку, судорожно пытаясь найти лекарство, которое могло бы отсрочить смерть.

— Фори, — шептал я трясущимися губами, — Только не умирайте, не бросайте меня. Я же ничего не знаю. Я один не справлюсь.

— Рок-ше, — слабый, булькающий звук моего имени сорвался с ее губ, заставив меня опомниться. — Арр-вид?

Я метнулся назад, на поле. Подкатив каталку к люку, вцепился в подмышки торговца, стащил его с каталки, и из последних сил поволок внутрь корабля. Шаг, два, три… пять…. Втащив, уронил массивное тело на пол. Пот заливал мне глаза, мешая что-либо разглядеть.

Показалось, со стороны порта бежала толпа. Наемники Анамгимара? Служба безопасности? Какая разница? Я врезал кулаком по кнопке экстренного закрытия люка и бросился к Фори. Найдя-таки необходимые медикаменты, принялся заталкивать ампулы в прихваченный из медблока диагност — инъектор. Может быть… Может быть, она доживет хотя бы до утра…

Я ни в чем не был уверен. Я мог только надеяться, что ей удастся вырваться из цепких объятий смерти.

— Рок…ше, — совсем тихо выдохнула она. — Цель — Ир…дал.

«Ради вас, мадам, можно и в Бездну».

Я метнулся дальше по коридору, к счастью, сразу попав в рубку. Прыгнул в кресло пилота, коснулся консоли. Оживляя корабль, механически, без какого-либо участия разума я запускал задачи экстренного старта: прогрев двигателей, герметизация люков, отстрел еще неубранных заправочных концов…

«Зеленый коридор», вспомнилось обещание начпорта. Ну что же, попробуем по зелёному коридору. Чистое пространство для одного — это больше, чем удача.

Я стартовал, стараясь не забывать, что на борту находятся два тяжелораненых пассажира и надеясь, что перегрузки не окажутся для них смертельными. Лишь бы нам сразу не сели на хвост!

«Цель — Ирдал». В нашем положении это разумно. Вряд ли наёмники Анамгимара кинутся за мной следом к одной из самых защищённых планет Лиги. Там торговцев не любят. А уж если заметят военные суда — порвут наглецов на узкие ленточки ещё на подлёте. У нас же, на сверхмалом судёнышке, есть шанс пройти через систему незамеченными.

Я загрузил в бортовой компьютер координаты и подтвердил разрешение на разогрев прыжкового двигателя. Прыжковая зона для корабля столь лёгкого класса начиналась гораздо ближе, чем у тяжёлых крейсеров, а скорость и маневренность у нас выше. Уйдем в прыжок через полчаса, максимум. Только бы продержаться эти самые полчаса.

Я отслеживал данные, летящие по краю монитора — ускорение, скорость, масса, наличие препятствий и помех. Пока всё шло нормально. Хотелось надеяться, что до входа в прыжковую зону ни один из перехватчиков Анамгимара не пойдёт в атаку. Вот чему меня не учили в Академии — так это быть пилотом и стрелком одновременно.

Вздохнув, я посмотрел на свои ладони — грязные, в бурой, подсохшей крови, и полез за платком в карман, понимая, что это безнадёжно, но до нестерпимого зуда желая избавиться от крови на своих руках.

Плюнув на платок, я принялся тереть пальцы, и внезапно ощутил, как кусок ткани в моих руках тяжелеет и меняет форму, словно в нём что-то есть.

Бред! Галлюцинация. Нервы…

Я развернул покрытую бурыми пятнами ткань. И остолбенел: в моей руке оказался бездонно-синий камень размером с пол-ладони — неправильной формы, округлый, словно окатанный волнами, и жаркий, как летний, прогретый солнцем песок.

Несколько ударов сердца, не в силах оторваться, словно заворожённый я смотрел на то, как по поверхности камня пробегают сполохи, играющие всеми оттенками сини — от цвета линялого летнего неба до полночной густой черноты, и, чувствуя ничем не объяснимое ликование, которое внезапно ударило в голову.

Вспомнились несмелые шепотки после отбоя, легенды, передававшиеся от старших младшим. Не ввязываясь в разговоры, зная, что это спровоцирует очередной град насмешек, я жадно ловил в темноте каждое слово, долетавшее до моих ушей, и словно наяву представлял Звёздных бродяг, их корабли, перемещавшиеся по Галактике со скоростью мысли, их мощь, их гибель, и всё, что осталось от бродяг-Аюми на память людям: редкие поразительно-синие, ни на что не похожие камни, способные утешить любую печаль, подарить везение и удачу тем, кто заполучил их в свои руки.

В моей ладони лежал камень Аюми. Которому нет цены.

Вот и отгадка — пронеслось в голове. Вот что искали наёмники Иллнуанари. Вот из-за чего устроили засаду в порту. Этот синий некрупный камушек мог интересовать даже Анамгимара Эльяну. Слишком дорогими были они — подобные лишь осколкам неба, невероятные, невозможные. Слишком редкими. Семь штук на все обитаемые миры. Семь штук, и до сих пор ни одного — в Торговом Союзе.

Аккуратно положив изрядно потяжелевший камень на край консоли, я грустно улыбнулся.

 

Глава 4

Тишина. Какая же полная, ничем не нарушаемая беззвучность. Тело ватное. Кажется, что из меня выжали все силы — все до последней капли, а тело бросили, как сухой бесполезный жмых. Я могу ощущать, могу думать, но перевернуться на другой бок не могу. Не могу даже открыть глаза — не хватает сил.

Чем меня так? Не вспомнить. Стоит чуть напрячься, как мир вокруг начинает вращаться с бешеной скоростью и сознание распадается на куски. И я пытаюсь удержать сознание и не соскользнуть в чернильную бездну. Но угольно-черные стенки бесконечного тоннеля раскручиваются вокруг, тянут меня вниз, в бездну. И мне никак не удается остановить это набирающее скорость вращение. Накатывает дурнота.

Последствия прыжка? Нет, быть того не может…. В Академии нас всех тестировали ещё салагами. Если бы мне становилось дурно с переходов — не быть мне пилотом.

Оглушает внезапным пониманием — я не знаю, где я, не знаю, что со мной, не знаю, почему так тяжело дышать: грудь словно придавило каменной плитой. Каждый вдох кажется последним — столько уходит сил.

Как сквозь слой ваты неожиданно просачиваются приглушённые звуки, смутные слова, ощущение чужой руки на плече, встревоженный голос шепчет: «Потерпи… Потерпи еще немного, сынок».

Мир рассыпается золой потухшего костра….

Сознание возвращается — словно я выплываю из глубины. Какой-то странный запах тревожит, не давая миру вокруг потухнуть вновь.

Вспоминается чернота пространства и пять перехватчиков, заходящих на меня как на цель, и вызывающие трепет и страх, тускло сияющие мертвенным зеленоватым светом стенки внепространственного тоннеля. И чувство облегчения от понимания, что, как бы ни старались перехватчики — им меня уже не достать. Слишком поздно. Доля секунды — и тоннель схлопнется, а корабль выбросит в пространство за сотни световых лет от точки, в которой я сейчас нахожусь…

Неужели успели? Нет… стань я пленником Иллнуанари, никто не стал бы звать меня «сынок». Так где я?

Вспоминается — фраза звучала странно, непривычно. Она складывалась из причудливо звучащих сочетаний слогов.

Ударом молнии, ослепительной вспышкой пронзило осознание — ни на одном из известных мне наречий Раст-эн-Хейм, ни на одном из диалектов она не могла звучать подобным образом. Никогда ни одного подобного слова я не слышал ни от учителей, ни от сокурсников. Язык чужой, но я понимаю, что мне говорят.

Однако, не успеваю я толком удивиться, как за первой вспышкой следует вторая, и меня накрывает, словно океанской волной, сложившаяся из разрозненных кусочков воспоминаний картинка того, что последовало за переходом — встреча с лигийцами.

Зря я, наивный, надеялся, что сторожевики Лиги не заметят малой яхты, вломившейся в систему Ирдала. Заметили — и тут же пошли на перехват. Связанный по рукам и ногам состоянием пассажиров я мог лишь одно — стараясь не совершать резких манёвров, постепенно наращивать скорость, дожидаясь момента, когда деструктор «перезарядится», и можно будет снова уйти в прыжок. Куда — я не думал, голова была забита другим: удрать от навязчивого эскорта и не погубить ни Фори, ни Арвида.

Мне это почти удалось. Почти…

Я мысленно застонал, вспомнив, как прямо по курсу невесть откуда возникли корабли, по виду больше всего похожие на яхту самого Арвида: скоростные, маневренные и очень хорошо вооружённые.

Будь я один, не будь со мной едва живых пассажиров, я бы показал всё, чему меня научили, выжав из яхты максимум возможного, и попытался бы вырваться из окружения.

Дали небесные! Как мне хотелось избежать плена, выполнить какой-нибудь запредельный маневр и ускользнуть, но вспомнилось «прорвемся, рыжик» произнесённое с мягким, чарующим акцентом, и опустились руки — до этого момента мне казалось, что можно чем угодно пожертвовать ради свободы, но заплатить за это жизнью симпатичной маленькой женщины — оказалось чрезмерной ценой. К чему свобода, если я больше никогда не увижу её мягкую улыбку?

Я понимал, любой неосторожный маневр выжмет из её тела остатки жизни, и можно будет сколько угодно каяться и проклинать судьбу впоследствии — но её это не вернёт. Поэтому я заставил себя смириться с неизбежным и лёг в дрейф.

Сердце билось запертым в чересчур тесной клетке зверем. Под конвоем, повинуясь навязанному плану полёта, я послушно проследовал в порт, с аккуратностью, достойной суперкомпьютера, посадил яхту на небольшом островке, затерянном посреди океана, и открыл люк, безучастно наблюдая на мониторе, как с разных сторон к кораблю стремительно выдвигаются группы вооружённых людей.

Они двигались слаженно — так же, как корабли, вынудившие меня принять решение о посадке. Штурмовикам не потребовалось много времени, чтобы пересечь поле и добраться до яхты.

Я коснулся пальцами тёплого синего камня, лежавшего на краю консоли — словно приросшему к тому месту, где я его положил. Это чудо мне не принадлежало, и я даже был рад, что оно уходит. Удержать в руках кусок солнца и не обжечься — так не бывает. Но почему-то мне было жаль, что расстаться с ним пришлось настолько скоро, даже не успев, как следует, рассмотреть.

Топот шагов, встревоженные голоса, раздававшиеся уже внутри корабля, заставили вспомнить, что кроме меня на борту есть два тяжелораненых человека: Арвид и Фори. Похолодев, я вскочил на ноги и кинулся к выходу из рубки, но не успел добежать. Воздух вокруг завибрировал, заискрился, в нос шибануло нестерпимой вонью; стены закружились, поменялись местами пол и потолок, и последнее, что я увидел отчетливо и резко перед тем, как накатила чернота — дуло парализатора и испуганные глаза штурмовика.

Теперь понятно, откуда ватная тяжесть во всем теле, и ощущение, что я вот-вот развалюсь на куски — всё это последствия выстрела.

Как же плохо-то. Как погано. Во рту — вяжущая сухость, хочется пить, но я даже не могу шевельнуть языком.

Долго ли это со мной — не знаю. Время застыло.

Откуда-то приходит воспоминание. «Муха в янтаре». Чёрное насекомое внутри камня солнечного цвета кажется живым, мнится: она вот-вот почешет лапки, дрогнут крылья и насекомое взлетит. Но муха недвижима. Сейчас я чувствую себя той мухой: как бы ни хотел, я даже шевельнуться не могу!

Влажная ткань прикоснулась ко лбу, скользнула по правой щеке, потом по левой. Кто-то заботливо обтирал мне лицо и шею.

Прохлада металлической ленты плотно обхватила запястье. Знакомое ощущение: так присасывается к коже кибердиагност.

Мне это не кажется? Такое возможно?

А от запястья по венам с каждым толчком пульса ползло тепло, высвобождая скованное, непослушное тело. Десяток сердцебиений — и я уже могу слегка двинуть пальцами. Ещё немного времени — и мне удаётся поднять веки. В глаза бросается белый потолок, следом — светлые стены. Сквозь прямоугольник окна взгляд скользит дальше — к простору, откуда в комнату вливается поток яркого света, расслабляющего ласкового тепла и свежего, остро пахнущего йодом воздуха.

Странные у лигийцев тюрьмы…

Ко мне склоняется женщина: её невероятно яркие волосы цвета апельсина крупными кудряшками выбиваются из-под кокетливо сдвинутой шапочки, и брови и ресницы у неё тоже рыжие, а на белой коже россыпи охристых пятнышек — особенно много их на щеках и носу.

— Очнулся? — спрашивает она, глядя на меня со странным выражением. Не будь я пленником, мне подумалось бы, что это — сочувствие. А ещё я окончательно убеждаюсь — она говорит на незнакомом языке, но это не мешает мне её понимать.

— Где я? — слова даются мне с трудом, язык, который словно оцарапали наждаком, едва ворочается во рту.

Женщина не понимает. Покачав головой, она отодвигается и, отвернувшись куда-то в сторону, зовёт:

— Эгрив, мальчик очнулся.

Стало быть, я для неё — просто мальчик? Интересно, она в курсе — кто я и откуда? Хотя, заговорил я на языке Торгового Союза, так что по одному звучанию вопроса она должна бы понять, что перед ней чужак. Впрочем, что я сам знаю о ней? Ничего ровным счетом, кроме того, что встреться я с ней на Лидари — долго бы ошеломлённо смотрел вслед. Настолько рыжих я в жизни ещё ни разу не видел.

Женщина вновь ласково улыбается мне и отходит в сторону, пропуская высокого худощавого мужчину в униформе медслужбы.

— Где я? — повторно выталкиваю через сухие, плохо повинующиеся губы свой вопрос.

Медик склоняется надо мной, внимательно смотрит в лицо.

— В госпитале, — чуть помедлив и словно подбирая слова отвечает он на языке Раст-эн-Хейм.

Потом его рука ложится на браслет кибердиагноста, и по венам вновь растекается тепло. И тотчас у меня начинает кружиться голова и путаться мысли.

Пытаясь собраться с силами, я злюсь на эту несвоевременную слабость; усилием воли собираю остатки сил и, глядя в потерявшее четкость, расплывающееся перед глазами лицо медика, шепчу:

— На корабле… пассажиры… мужчина и женщина. Они живы? Где они?

На лице медика отражается недоумение, но в темных, спокойных глазах внезапно отражаются интерес и сочувствие.

А я, умудрившись поймать его пальцы, вцепившись в них из последних сил, раз за разом повторяю вопрос:

— Фори, Арвид, они — живы?

Силы покидают меня, мир подёргивается серой туманной дымкой, фиксировать внимание на чем-то становится невероятно тяжело.

— Живы, — ответ настигает уже за гранью реальности, в зеве внепространственного тоннеля, схлопывающегося вокруг.

Я проваливаюсь в сон, как в трясину, как в зыбучий песок. И мир вокруг погружается в черноту, делая несколько оборотов вокруг своей оси.

Постепенно чернота вокруг истончается, и я захлёбываюсь синевой: она везде — то густая, то истончённо-блёклая; то ли морок, то ли звездный свет, то ли туман. Вначале кажется, из этой ловушки легко выбраться, просто отмахнувшись от голубовато-белёсого тумана, но проходит мгновение, и дымка перерождается, превращаясь в сапфировый ливень, бьющий со всех сторон разом, холодными синими каплями протыкающими кожу, прошивающими тело, стремящимися туда, где положено находиться сердцу. И тогда, там из ледяного комка неожиданно пробивается ласковое тепло, прорастая ниточками по ходу нервов.

Синева…. Она протянулась снаружи в меня, сплела свою хитрую паутину, которая отзывается на каждый сполох снаружи. Страх и неприятие прошли. И даже бешеный стук сердца становится умиротворённее, реже. На каждое биение пульса синь отзывается изменением оттенка: словно от ветра пробегает рябь по волнам. Хотя, может, это сердце, сбившись с собственного ритма, подстроилось под мерцание сини?

Мне не понять этого, да и нет желания понимать. Чувство покоя переполняет душу. Такого полного, ничем не нарушаемого покоя я никогда не испытывал, и мне совсем не хочется волноваться, нервничать и разрушать иллюзию.

Я просто покачиваюсь на синих волнах, а извне… Извне в мою душу смотрят звёзды: и я чувствую себя под этим заинтересованным взглядом, по сути — нагим. Мне не спрятать мыслей, желаний, чувств, не скрыть ничего, но это и не тревожит.

Но мы так долго смотрим друг в друга, что, полностью проникшись доверием, в какой-то момент я тянусь к синеве. Да, мы связаны с нею паутиной бирюзовых жил, проросших в моём теле; но тянусь я не ней не телом. Разумом. Я прикасаюсь к синеве, и беззвучие прорывается: в сознание летят обрывки мелодий, шумов, возгласов, смеха, сухой шелест травы, шуршание гальки, увлекаемой волнами, восторженные крики детей… и захлёбывающиеся стоны умирающих.

Безмятежность рвётся в клочья, и я вновь на лётном поле порта Лидари раз за разом набрасываюсь на своего противника, словно не замечая его жестоких ударов, и теперь осознаю, что он немногим старше меня; отмечаю, как сменяются на его лице презрение, удивление, и как страх искажает черты за мгновение до…, и как, забыв о его существовании, я бросаюсь к Фори.

Осознание железным обручем сдавливает виски.

Обжигает пониманием — я — убил… Я убил человека. И не одного. Первый из противников, тоже остался на поле — я так же забыл о нем, оставив лежать около корабля. У этих двоих не было ни одного шанса пережить старт.

Дали небесные! А что случилось с людьми, бежавшими от здания терминала? Находились ли они во время старта достаточно далеко? И кто это был — наёмники или работники порта? Я не думал об этом в пылу сражения и суматохе бегства, но сейчас воспоминание отогнать не удалось.

«Я — убил…».

Меня затрясло, я чувствовал как от жара стыда кипит кровь, как сердце пропускает удары. Сеть, сплетённая из синевы внутри и вне меня, трясётся, раскачивается и резко дергается в разные стороны — хаотично, резко, на разрыв. Колючие искры сыплются с оборванных нитей, прожигая насквозь.

Лучше бы я остался лежать на том поле под дюзами корабля!

От отчаяния, от понимания, что вот-вот разорвётся мое единение с удивительной синевой — и тогда от меня останется пустая оболочка, хрупкая, как зола в догоревшем дотла костре, я шепчу: «нет, не уходи», цепляясь за истончающиеся, рвущиеся нити. Но разве способно желание хоть что-то изменить? Едкие слезы обжигают щёки.

«Нет!» — кричу я, и просыпаюсь от собственного крика. Из сна меня выкидывает, как корабль из прыжка: один миг, и сон остался где-то. Словно его и не было.

Ночь. Лёгкие занавеси на окне колышутся от потока воздуха. Издалека доносится равномерный умиротворяющий шорох прибоя. Едва слышно отсчитывает секунды стрелка часов над дверью. На тумбочке рядом с кроватью — стакан и графин с водой, я тянусь к нему, и только тогда понимаю, что от неподъемной тяжести, сковывавшей тело, не осталось и следа. Тело повинуется мне как прежде, но руки дрожат, когда я наклоняю графин над стаканом.

Душа, — понимаю я, залпом выпивая воду. — Душа не на месте.

 

Глава 5

Поняв, что вновь уснуть мне не удастся, я поднялся с кровати. Завернувшись в простыню, подошёл к окну. Опёрся о подоконник, вдохнул полной грудью свежий влажный воздух. Видимо, совсем недавно прошёл дождь — свет фонарей отражался в лужах, ветер отряхивал с крон деревьев ворохи капель, прямо под окном росли кусты, усыпанные мелкими белыми цветами, пахнущими остро, дурманно. Показалось, протяни руку — дотянешься.

Иллюзия свободы: я потянулся к цветам, но дотянуться не удалось. Проём окна оказался затянут силовым полем. Воздух проходил свободно, а вот руку мягко отводило назад. И почему казалось, что могло быть иначе? Наверняка я все ещё на Ирдале. В Лиге. И, значит, я — пленник. А кто даст пленнику сбежать? Никто.

А разум растравлен обманной близостью свободы. Но то, что я предоставлен себе самому тоже может оказаться только иллюзией.

Я вернулся к кровати, понимая, что с этим надо бы что-то делать, как-то выбираться из Лиги, с этой клятой планеты. Но — не хотелось. Горькое послевкусие сна ещё било в виски набатом. «Я — убийца…» Впору было скрючиться в позе эмбриона и завыть. Если бы я не был уверен, что за мной наблюдают, я бы так и сделал. Но я на чужой территории, и неизвестно, какой ещё сюрприз мне приготовила судьба. Нет, нельзя показывать врагам свою слабость.

«Цель — Ирдал». Вздохнув, я стиснул зубы. Где сейчас та маленькая женщина, которая отдала мне приказ? Жива ли? Показалось или нет, будто медик сказал, что жива? Узнать бы наверняка… Знать, что она выжила — и, быть может, стало бы чуточку легче.

Я оглядел комнату, в которой находился. Обстановка — проще не бывает. Кровать — поперёк комнаты изголовьем к стене, окно, манящее фальшивой свободой — справа, дверь — слева; створки плотно сомкнуты, вставки из молочно-белого стекла слегка пропускают мутный свет с той стороны.

В изголовьи кровати — тумбочка с кувшином и низкий столик на колёсиках, с медицинскими приборами, сейчас отключёнными за ненадобностью. За ним, чуть в стороне, в тени — стул, а на стуле… Меня как пружиной подбросило, я подошёл, протянул руку — убедиться, что не померещилось. Да, на стуле лежала одежда: комплект нижнего белья, свободные брюки и туника. Конечно, это не привычная черно-серая форма, но лучше, чем ничего.

Только одевшись, я в полной мере понял, насколько меня стесняла нагота. Одежда была непривычной, светлой и слишком свободной, но само чувство, что не придётся предстать перед противниками в чем мать родила, немного ободрило. Я был им благодарен, что от подобного унижения меня избавили.

Одетый, но все ещё босой, я бесшумно проскользнул к двери и внимательно осмотрел её. На белом пластике — ни ручек, ни заметного стыка, и со стеной она словно бы образует единое целое. Через мутно-белые вставки невозможно было разглядеть ничего, что творилось на той стороне. Пелена и туман. Из-за двери не доносилось ни звука. Сдержанно выругавшись, я прикоснулся к двери рукой, пытаясь на ощупь найти какую-нибудь трещинку в монолитной плите, которая изначально показалась мне выходом. Минут пять я потратил на бесплодные исследования, чувствуя себя всё более и более глупо.

Но те женщина и мужчина — не во сне же они мне приснились! Однако, если из комнаты и был выход, то он предназначался не для меня. Оставив в покое дверь, я вновь вернулся к окну, уселся на широкий подоконник — ждать утра.

Небо стремительно светлело. Проснулись и запели птицы — весь мир наполнился их радостными трелями. Вольные, как ветер, они перелетали с ветки на ветку, вызывая у меня отчаянную, горькую зависть: они — не в клетке, никто их не держит.

— Проснулся? — услышал я смутно знакомый голос.

Со мной говорили на языке Раст-эн-Хейм. Обернувшись, я увидел вчерашнего медика, стоящего около двери.

— А не заметно? — буркнул в ответ.

Мужчина вздохнул и подошёл ко мне.

— Злишься, — заметил он грустно. — Я бы тоже злился, встреть меня разрядом парализатора. Хорошенькое: «Добро пожаловать на Ирдал».

Я бросил быстрый взгляд на его лицо, пытаясь понять: он говорит это всерьёз? Или врет, желая, чтобы я развесил уши и потерял бдительность, клюнув на сочувствие, как на приманку? Неужели со стороны я выгляжу таким дураком? Хотя да, второго такого нужно ещё поискать.

Кипя от злости на себя, на медика, на весь мир, я чётко произнёс:

— Со мной были мужчина и женщина, Арвид Эль-Эмрана и мадам… Фориэ Арима, — имя, обронённое начпорта, в нужный момент само пришло на ум. — Где они? Что с ними? Я хочу их видеть.

Медик аккуратно положил ладонь мне на плечо, и этот простой жест разозлил больше, чем все его предыдущие заискивания.

— Руку уберите, — огрызнулся я. — У нас в Академии не приветствовались тактильные контакты меж представителями одного пола.

Мужчина покачал головой, но руку убрал, и даже отошёл в сторону на несколько шагов. Теперь я мог хорошо разглядеть его: высокий, худющий, длинные каштановые волосы собраны в хвост, на костистом лице выдающийся нос выглядел птичьим клювом.

— Есть хочешь? — спросил.

Кажется, кровь бросилась мне в лицо. Он игнорировал вопрос, словно его не слышал.

— Я должен знать, что случилось с Арвидом и мадам! Они выжили? Они мертвы? Штурмовики их добили?

Медик дернулся как от пощечины, отрицательно мотнул головой. Вздохнул. Несколько секунд длилось странное напряженное молчание. Потом лигиец подошёл к стулу, нагнулся, достал из-под него не замеченные мною тапочки. Вернулся к окну и, поставив их на край подоконника, проговорил:

— Обуйся.

— Зачем? — зло бросил я ему в ответ.

Вздохнув, он попросил:

— Ты всё же обуйся, мы не на пляже. Я не хочу, чтобы ты случайно поранил ноги.

Мне захотелось бросить ему в лицо что-то особенно колкое, ранящее, едкое но, встретившись с ним взглядом, я сделать этого не смог. Должно быть, я в глазах медика выглядел как полный дурак — он смотрел на меня без злости.

— Пойдём со мной, — проговорил он. — Словам ты вряд ли поверишь. Пойдем, я отведу тебя к Арвиду, покажу, мадам Арима. А то ведь не успокоишься. И да, — он устало пожал плечами, — если я оскорбил тебя своим прикосновением, прости. Наносить оскорбление я не собирался.

Я смотрел на огорчённое лицо мужчины, вспоминал все, что успел ему наговорить и чувствовал, как от стыда загораются щеки, и не знал, куда спрятать взгляд.

«Он лигиец, а все лигийцы — лживые твари» пришла в голову заученная спасительная фраза. Вот только облегчения не принесла, наоборот, мне захотелось провалиться сквозь землю: Фори тоже была лигийкой.

Тяжело вздохнув, я обулся и пошёл вслед за медиком, чувствуя себя донельзя глупо.

Створки дверей плавно разошлись в стороны, стоило мужчине подойти к ним. Он сделал шаг в коридор и остановился, придержав створки; я вышел следом.

Две рослые фигуры в бронекостюмах и с оружием наизготовку синхронно двинулись навстречу.

— Опустите оружие, — твёрдо проговорил медик, делая шаг вперёд.

— Эгрив, не глупи, — прозвучало в ответ из-за прикрывавшего лицо щитка, — Парень опасен. У нас приказ — держать его на прицеле.

— Перестраховщики, — недовольно прошипел медик и, снова перейдя на диалект Раст-эн-Хейм, заговорил со мной:

— Не обращай внимания. Кто-то что-то явно попутал. У них приказ стрелять, только в случае нападения. Ты ведь не собираешься нападать?

От абсурдности ситуации я едва в голос не рассмеялся. «Нападать?!». Интересно, за кого они меня принимают? И не посчитают ли они шаг вправо, шаг влево или прыжки на месте за попытку к бегству? На всякий случай я решил держаться ближе к медику: взгляды охранников, которые я ощущал спиной, не сулили ничего хорошего.

Поднявшись на этаж выше, медик повёл меня по длинному извилистому коридору. Изредка навстречу стали попадаться другие люди: они заинтересованно пялились на меня, на охрану, хоть и держались поодаль. Вряд ли их внимание привлекал цвет моих волос: рыжих здесь было немерено, а вот эскорт — у меня одного.

Остановившись у двери в конце коридора, неотличимой от десятков других, медик прикоснулся пальцами к стене около, и кивком показал на открывшуюся в просвете разошедшейся молочной мути комнату. Прильнув к стеклу, я увидел обстановку, показавшуюся мне мучительно знакомой — те же белые стены, такой же прямоугольник окна, занавески, подрагивающие под ветром.

Несколько человек в медицинской униформе суетилось вокруг кровати, на которой лежала хрупкая фигура женщины, опутанная паутиной проводов, тянущихся к каким-то приборам, укрытая простынями до подбородка. Заострившееся белое, почти меловое лицо в обрамлении чёрных волос — в первое мгновение я её не узнал, но стоило понять и сердце словно упало в яму.

— Фори? — прошептал я.

Медик снова положил ладонь мне на плечо, тихонько сжал его и тут же убрал руку, как будто обжёгся.

— Кто её ранил? — спросил он негромко.

— Наёмники Иллнуанари, — я выдохнул это, лишь теперь полностью осознавая, какая картина открылась перед штурмовиками, ворвавшимися на борт яхты Арвида: израненные тела у самого шлюза, измазанные стены, и я — весь в чужой, подсохшей бурой крови. Удивительно, что в меня пальнули всего лишь из парализатора, ведь вполне могли и убить. — Искали камень…

Замолчав, я вновь бросил взгляд через стекло, мучаясь от мысли, что персонала и приборов слишком много. Все слишком серьезно. Захотелось — открыть двери, рухнуть на колени у кровати и успеть попросить прощения. Только, кто меня пустит?

И не важно, куда завёл меня её приказ: чем бы это мне ни грозило, я был уверен — моим врагом она не была никогда. Ком встал в горле от понимания — меня бы убили, не сведи нас судьба. Один я бы ничего не смог сделать. Я, недотёпа, даже не понял бы, кто устроил охоту и почему.

Стекло медленно наливалось туманом, пряча Фориэ от моих глаз. Я жадно вглядывался в расплывающийся силуэт, пока стекло окончательно не помутнело.

— Она… выживет? — слова сами сорвались с губ, хотя ещё несколько мгновений назад я не собирался никого ни о чем спрашивать. Сейчас же я пристально вглядывался в лицо медика, как несколько секунд назад — в мутнеющее стекло.

— Может быть, — Эгрив неопределённо пожал плечами, нахмурился и добавил: — Шансы есть. Но обманывать тебя, что всё хорошо, не стану.

Проклятье! Слезы сами потекли из глаз, и я поспешил отвернуться, не зная, куда мне деваться от внимательных взглядов охраны.

«Клятые лигийцы, — подумалось мне, — клятые лигийцы….»

Медик молча протянул мне платок и, оглянувшись на охрану, сделал шаг в сторону, встав между мной и парнями в броне, словно специально прикрывая от их взглядов.

Кажется, у меня задрожали губы.

— Ты хотел видеть Арвида, — будничным тоном напомнил медик через десяток секунд. — Пойдём.

И снова я шёл рядом, стараясь не отставать. Снова мимо тянулись безликие стены с множеством дверей. Снова меня, Эгрива и охрану провожали любопытствующими взглядами.

У палаты Арвида дежурило несколько крепких вооружённых парней, вот разве что брони на них было поменьше. Стало быть, и тут «почётный караул». Должно быть, полуживой торговец тоже занесён в список «опасных».

Один из охранников отделился от стены, молча перегораживая проход.

— Придётся подождать, — заметил медик. — Ты не торопишься?

Странный вопрос. Куда мне, собственно, спешить? Назад, под замок?

— Эгрив, что со мной будет? — спросил я прямо. — После, когда мне станет уже не нужна помощь медиков?

— Она тебе и так уже не нужна… — не договорив, Эгрив напрягся, заметив, как подобрались, встав по стойке «смирно», охранники.

Из палаты выступил человек. На мгновение мне показалось, что это Арвид: неброский чёрный костюм и тёмные волосы сбили меня с толку. Секунды хватило понять — я ошибся. Незнакомец скользнул взглядом по охране, медику, его взгляд скользнул по моему лицу, потом вернулся, и будто вновь прошило зарядом из парализатора — даже дыхание пережало. Он просто смотрел, а казалось — замораживал взглядом.

Эгрив похлопал меня по плечу, словно пытаясь ободрить, и — шагнул навстречу этому человеку.

— Господин Алашавар, — заговорил он на местном наречии. — Я требую оградить меня от самоуправства командующего службой безопасности. Это недопустимо! Парни из группы захвата носятся с оружием наизготовку по госпиталю, нервируя персонал и реабилитируемых своим видом. Можно подумать, у нас тут ЧП и в здании засели террористы.

Алашавар вздрогнул, потом подошёл к медику почти вплотную, внезапно оказавшись на полголовы ниже Эгрива. Но это не мешало ему смотреть на медика снисходительно, даже свысока — с какой-то странной холодной усмешкой, проявившейся на холёном, с твёрдыми крупными чертами, лице.

Несколько секунд, показавшихся мне безумно долгими, этот человек молчал.

— Согласно донесению, предоставленному службой охраны, к которому прикреплены данные медэкспертизы, подписанные вашей собственной рукой, эти меры являются вынужденными и необходимыми, — чётко выговаривая слова, негромко произнёс он. — Господин Элоэтти, мне нужно объяснять, какую угрозу представляют модификанты?

Эгрив судорожно дёрнул кадыком, вздохнул, и, не дослушав, заговорил быстро, словно опасаясь, что ему заткнут рот:

— Господин Алашавар, я не давал заключения, что парень — модификант. Мой коллега либо, перестраховываясь, намеренно исказил данные, либо неправильно интерпретировал результаты. Да, у парня присутствуют участки в геноме, схожие с изменениями модификантов; и да, эти изменения касаются усиления потенциально опасных свойств, таких как мышечная сила, выносливость и скорость реакции. Но это ничего не доказывает. Иногда подобные искажения имеют естественное происхождение, хоть и очень редко встречаются. Поэтому прошу — отмените приказ. Парню и так досталось.

Я не верил собственным ушам. Модификант? Это обо мне? Это говорится серьёзно? Ноги словно налились свинцом и в то же время стали ватными. И я, чтобы не упасть, прислонился к стене. Нет, это не может быть правдой! Все знают, что модификанты хладнокровные, рассудочные твари: ни радости, ни страха, ни одной эмоции не отражается на лицах! Куклы! Роботы!

Видимо, почувствовав моё состояние, Эгрив обернулся.

— С тобой всё в порядке? — спросил тихо на языке Раст-эн-Хейм.

Кивнув, я отлепился от стены, пытаясь держаться, как ни в чём не бывало, и тут же наткнулся на насмешливый взгляд Алашавара — видимо, от него не укрылась моя внезапная слабость. Но теперь во взгляде не чувствовалось парализующего холода.

— А мальчик-то понимает по-ирдалийски, — иронично изогнув брови, протянул он, и, переведя взгляд на медика и отбросив насмешливый тон, добавил: — Через четверть часа жду вас обоих у себя. Будем разбираться.

Резко развернувшись, он быстро пошёл по коридору. Охранники последовали за ним. Несколько секунд — и в коридоре остались только я, Эгрив и сопровождавшие меня бойцы. Как-то отстранённо подумалось, что торговца, оказывается, подобной чести — личной охраны — не удостоили.

— Встречу с Арвидом придётся отложить, — прервал молчание медик. Я упрямо мотнул головой. И не столько мне хотелось увидеть Арвида, как не хотелось попадаться вновь на глаза Алашавару.

Эгрив резко встряхнул меня.

— Дитё малое, — буркнул и повторил: — Придётся. Парень, Алашавар вечно занят, упустишь шанс, будешь потом везде — даже в туалет ходить под охраной. Хочешь, чтобы тебя постоянно пасли?

Эгрив кивнул в сторону охранников и спросил:

— Тебе самому они на нервы не действуют? Подумай.

Представив, каково будет под постоянным надзором, я содрогнулся. Разыгравшееся воображение услужливо нарисовало картину, как, неправильно истолковав моё неосторожное движение, охранник стреляет, и хорошо, если из парализатора. Медик был, безусловно, прав.

— Пойдём, — я заставил себя вскинуть голову и расправить плечи, пытаясь унять противную нервную дрожь.

И снова я шёл за медиком, стараясь не делать резких и быстрых движений. Обратно по коридору, потом по широкой лестнице вниз, в просторный вестибюль, через высокие стеклянные двери на улицу.

Тёплый ветер рванул подол туники, бросил в лицо запах свежести, сплетённый из десятка живых ароматов, яркий луч солнца заставил на миг зажмуриться. Медик повёл меня через сад, полный цветов, фонтанов и покоя. Мощёная белым камнем дорожка в обрамлении деревьев, чьи кроны переплетались, образуя зелёный свод, петляла между фонтанов и клумб. Тихо шептались капли, падая в каменные чаши. Дурманил голову аромат жасмина и роз.

У меня защемило сердце. В Академии круглый год царствовал холод, слегка отступавший на короткие двадцать-тридцать дней. Иногда снег даже не успевал полностью стаять; до сих пор я видел живые цветы всего несколько раз. Здесь же растения царствовали, как и люди, похоже, даже не сознавая, как им, в сущности, повезло.

Все долгие годы обучения я мечтал, что когда-нибудь мне удастся осесть в таком уютном месте, забыв холодный, промёрзший насквозь мирок Лидари как страшный сон. Но судьба распорядилась иначе. Если я вернусь в Раст-эн-Хейм, морозный климат Академии покажется мне сущим раем. За то, что я натворил в порту, мне в лучшем случае светит пожизненная каторга. Так что по возвращению цветы мне доведётся видеть только во снах.

Эгрив по-своему истолковал вырвавшийся у меня вздох.

— Не вешай нос, парень, — попытался ободрить он. — Увидишь ты своего Арвида.

Я оставил реплику медика без ответа. В голове царил хаос. Подумалось, лучше бы мне на самом деле быть бесчувственной тварью, модификантом, лишь бы не испытывать ни тревоги, ни обжигающего чувства стыда, не рваться между надеждой и отчаянием. А ещё… я боялся.

Перспектива снова оказаться рядом с Алашаваром сковывала мысли и заставляла дрожать поджилки. Один леденящий взгляд его казался достаточно веской причиной, чтобы не искать общества этого человека впредь. Но признаться в этом вслух? Нет!

Эгрив поймал меня за плечи, встряхнул, заставив посмотреть себе в лицо.

— Ты куда поплыл, парень?

Его внимательность и сочувствие просто душили. Интересно, он способен оставить меня в покое? Ну, или хотя бы не обращаться, словно с младенцем?

— Всё нормально, — отмахнулся я от его заботы. — Говоришь, шеф вечно занят? Вот и пойдём. Разговаривать потом будем.

Машинально вытерев капли пота, выступившие на лбу, я вновь зашагал по дорожке.

Идти оказалось недалеко. За садом, окружавшим госпиталь, раскинулся небольшой городок. Приземистые светлые здания в один-два этажа утопали в зелени; Эгрив направился к одному из них.

Охрана у входа беспрепятственно пропустила нас внутрь, в огромный сумеречный холл. Вместе со мной медик поднялся по крутой лестнице, свернул в облицованный желтоватым камнем коридор и остановился у двери, единственной, рядом с которой стоял караул. Кажется, те же самые люди, что сопровождали Алашавара.

— Любишь ты влипать в неприятности, Эгрив, — буркнул один из охранников. — Смотри, допрыгаешься однажды… по звёздам. Элейдж тебя ценит, но всему есть предел. Не хотел бы я оказаться на твоем месте. Вдруг ты ошибся?

Медик мотнул головой и присел на один из стульев около стены.

Охранник кивком указал мне на дверь.

— Заходи. Он ждёт. И не дерзи — что дозволено Эгриву, не дозволено юнцу….

Туда? Одному? Сердце подпрыгнуло. Я растерянно оглянулся на Эгрива, вздохнул, и перешагнул порог.

Вспомнилось, как совсем недавно, целую жизнь назад, я спешил на вызов Азиза Каэнни. Старик пугал — нелюдимой замкнутостью, немногословием, требовательностью и манерой смотреть на людей свысока. Но я хотя бы знал, что могу ожидать от Холеры. Вся его надменность, требовательность и злость — что это было в сравнении с неизвестностью и угрозой, исходящей от Алашавара? Пустяк. Меньше, чем дуновение ветра.

— Проходи, — прозвучало из глубины кабинета.

Солнечный свет бил в высокие, от пола до потолка, окна. Гул прибоя вместе со стрекотанием насекомых втекал, сплетаясь с дыханием ветра, в открытую створку. Запах цветов, как аромат дорогих духов, оттенял свежесть морского бриза.

Алашавар сидел за столом и вертел в руках подозрительно знакомый пустой пузырек с темными потеками на стенках. На полированной столешнице рядом стояла шкатулка, переданная мне Азизом Каэнни.

Что-то твёрдое, похожее на ствол оружия упёрлось в спину между лопаток — направляя и подталкивая.

Алашавар поднял взгляд, чуть сдвинул брови, нацеливая взгляд не в лицо — мне за спину.

— Я сам справлюсь, — проговорил сухо. — Идите.

Шевеление воздуха за спиной, исчезла давящая тяжесть, стукнула дверь и вновь тишина. Алашавар перевёл взгляд на меня.

Душа дрогнула, от горящего взгляда мурашки стылой волной побежали по спине. Из его глаз на меня смотрела бездна. Тот самый безумно вращающийся черный колодец, падение в который в бреду я не мог остановить.

— Назовись, — равнодушно произнес мужчина. — Имя? Звание? Должность?

— Рокше, — произнёс кто-то моим ртом. — Стажер. Навигатор.

— Кому служишь, стажер?

Меня внезапно тряхнуло ознобом, а ладони и лицо обожгло, словно по коже резануло льдистой крупой.

— Вам какое дело? — огрызнулся я, обхватив ладонями озябшие плечи.

Брови Алашавара дрогнули, удивленно поднялись вверх. Долгую секунду он молча меня разглядывал, потом вздохнул:

— Не хочешь, стало быть, по-хорошему…

Испугаться я не успел — гул прибоя и стрекотание насекомых смолкли, как отрезало. Поблёкли все краски, вокруг словно сгустился серый туман. Яркое утро исчезло, словно его и не было. Время застыло.

«Где я? Что я?» — мысли бились испуганными птицами в тесной клетке. Тела я не чувствовал. Алашавар возник рядом мгновенно, словно телепортировался из кресла через всю комнату, и меня будто окунули в жидкий азот. Вернулась телесность, но жгучий мороз сковывал всё тело, втыкая ледяные иглы по ходу нервов. Под пристальным взглядом чёрных глаз я чувствовал себя нагим и прозрачным. Он просвечивал меня, замечая и предугадывая всякую мысль, тень намерения ещё до того, как я осознавал их. Казалось, что дышу, что сердце бьётся лишь потому, что этот человек пока дозволяет.

— Кому служишь, стажер? — Алашавар говорил негромко, но слова отдавались во мне грохотом лавины.

— Арвиду Эль-Эмрана, вольному торговцу.

— Вот как, — слегка шевельнув бровями, после короткой паузы произнес Алашавар. И продолжил: — Как ты познакомился с Арвидом? При каких обстоятельствах? Говори!

Я отчаянно сопротивлялся, пытаясь хотя бы прикусить язык или хоть о чём-то умолчать — но тщетно. Так и не сумев ничего утаить, я рассказал все, как есть — с самого момента вызова к Холере. Неспособный молчать, выложил про реакцию на мою рыжину, сомнения Арвида, крах собственных планов, заключение договора, дорогу… про встречу с Фори и пикировку в кабинете Госье. Давясь невыплаканными слезами, выталкивая слова через перехваченное спазмом горло и мучительно желая умереть на месте, подробно рассказывал о том, что натворил в порту… И про синий сияющий камень — тоже.

Кричал я? Шептал? Бился в истерике? Повествовал безэмоционально и ровно? Ни в чем я не мог поручиться, только в том, что чувствовал себя рыбой, пойманной на крючок.

А Алашавар не перебивал. Он внимательно слушал и, странное дело, пронзительный взгляд постепенно смягчался. От того, что он не буравит меня глазами, становилось немного легче, но все равно болела душа — словно снова рвались во мне нити необыкновенной синевы. Слезы катились, обжигая щеки.

Когда я закончил повествование, Алашавар начал задавать вопросы по рассказанному мной, словно проверяя, хорошо ли я затвердил урок.

Он задавал — я отвечал. Он задавал — я отвечал. Если мог ответить. А потом, словно мироздание смилостивилось, на меня обрушились темнота и тишина.

Я предпочел бы получить разом десяток разрядов из парализатора, чем еще раз попасть на допрос. Я бы предпочел умереть прямо здесь и сейчас, но мне не дали: знакомое прикосновение ленты кибердиагноста и разъяренное шипение над ухом доказали, что я всё ещё жив. Смутно знакомое помещение и два вроде бы знакомых лица: одно костистое и встревоженное — нависает сверху, второе — усталое и виноватое, маячит сбоку-снизу.

— Ваше счастье, Алашавар, что мальчик быстро пришёл в себя, — уже почти не шипя, произнёс костистый.

— Эгрив, я уже извинился. От количества моих извинений вам ничего не изменится.

Эгрив.

Тапочки…

Фори…

Фори!

— Они живы? Со мной были два человека…

— Живы, живы, — улыбнулся мне Эгрив. На второго я старался не смотреть. — Ты помнишь, как тебя зовут?

— Рок… ше… — вытолкнул я через застывающие губы. — На… ви… гатор. Ста… жер.

— Мальчик… — негромко произнёс тот, второй. Посмотрел в лицо своими черными глазами, лишь на мгновение встретившись со мной взглядом. — Ты меня прости, пожалуйста, мальчик…

Неловкое молчание разрядил Эгрив, буркнув:

— Но вы же говорили — от количества извинений…

— Вам, Элоэтти. От количества извинений — вам.

Выпрямившись, черноглазый человек посмотрел мне в глаза и прошептал: «А теперь — отдыхай!». И меня сразу потянуло в сон. Или это был Эгрив со своим диагностом?

— Перестраховщики хреновы, — сквозь серебряный туман сонливости услышал я раздраженный голос Алашавара. — Эгрив прав, мальчишка не опасен: охрану снять, пусть передвигается свободно. — Когда мадам Арима придёт в себя, сразу доложите…

 

Глава 6

Сон не шёл — хоть убейся, хоть тресни. Полчаса назад слипались глаза, думал — засну, едва коснувшись головой подушки; предложение Элоэтти оставить на всякий случай снотворное казалось в тот момент почти издевательским. А теперь я жалел, что поспешно отверг его: «Эгрив, я пилот, у меня с нервами — полный порядок». Вот дурак.

Теперь только и остаётся крутиться с боку на бок, надеясь, что противные насекомые за окном когда-нибудь умолкнут, а влажная жара всё же сменится ночной прохладой.

В Академии было спокойней: только ветер шумел, да лепил в окна снег в буранные ночи, и шаги дежурного тревожили тишину. Заснуть там, дрожа под тонким одеялом, было легче, чем здесь — в тропической влажной жаре. Да и не беспокоили тогда меня никакие посторонние мысли. Всё было простым и понятным: если есть способности — вкалывай, и станешь одним из лучших. Будешь лучшим — получишь достойный контракт, появятся деньги — будет всё. И станет совершенно неважно, какого цвета волосы у их владельца.

Сейчас же — тревога беззубо пережёвывает душу, а в голове по кругу одни и те же мысли, одни и те же сомнения.

Арвид не приказывал мне лететь на Ирдал. Арвид не приказывал — находясь в бессознательном состоянии, он и не мог этого сделать. Слишком поздно до меня дошло — я вляпался по полной. А у торговца может оказаться собственное мнение о том, что я завез его на Ирдал. Вот скажет, что я все вытворил с умыслом: взял его в заложники, угнал корабль — тогда амба. И неважно, что если бы мы не вмешались, его бы убили.

Я сел на кровати, опустив ноги на пол. Поговорить бы с мадам! Откуда во мне была эта уверенность — что она расскажет, не став лгать, я не знал. Просто — чувствовал. Но Фориэ в тяжёлом состоянии — ранение в печень, критическая кровопотеря, на Ирдал я привёз полутруп. Никто не позволит мне тревожить ее.

И всё же я встал, оделся и вышел в слабо освещённый коридор. Вспомнилось, как утром навстречу двинулись охранники. Но теперь караул убрали и предоставили свободу. Подумалось, я могу спокойно выйти из здания — никто не задержит. Могу бродить хоть до утра по острову — и никто не вернёт под замок. Могу попробовать дойти к ней. Вдруг повезет?

Размечтался…

Стоило двинуться по коридору, как из-за дальней неприметной двери вышел человек в униформе медика и поспешил мне навстречу. Я мысленно выругался, узнав Эгрива.

— Что, не спится?

В голосе звучала искренняя тревога, и желание ответить ему дерзостью сдулось.

— Жарко, — жалкое объяснение. Но уж лучше такое, чем признаваться, что смятение треплет хуже лихорадки.

— Жара и влажность вместо холода и сухости. Ещё — сутки Ирдала короче Лидарийских, иной спектр солнца, кислорода в атмосфере больше, магнитное поле сильнее, — одарив меня информацией, медик вздохнул и продолжил: — Ну, и о нервах. Они у тебя не стальные, так же как яйца. Можешь мне не рассказывать, что полёт проходил в штатном режиме, два полудохлых пассажира на борту — норма, а плен и допрос у Алашавара — нисколько не стресс.

Элоэтти сунул мне в руку блистер с капсулами прежде, чем я успел что-то возразить.

— Две штуки под язык — и в койку. Хорош уже шарахаться. День у всех был нелёгким.

Повертев упаковку в руках, я убрал её в карман и упрямо посмотрел в глаза медику.

— Что-то ещё? Ужин был недостаточно плотным? Или наоборот, переел, на ночь глядя? Так санблок прямо в палате, — проговорил он участливо, но с тщательно скрываемой насмешкой.

Ужин… ужин был нереально хорош. Большой кусок свежайшей настоящей (не эрзац и не синтетики) рыбы с гарниром из тушёных овощей, хлеб, фрукты и сладости на выбор без счёта и ограничения…

Когда я ел, Элоэтти смотрел на меня с великодушной доброжелательностью существа подобравшего бездомного котенка в подворотне. И, кажется, на то, как я жадно поглощаю еду, пялился не только Эгрив. Да-а. У меня запылали уши.

— Хотел спросить, — выпалил я неожиданно для себя самого. — Мы можем поговорить?

— Сейчас? — Элоэтти иронично взглянул на часы, зевнул, а потом решительно кивнул: — Можем. До утра, как я понимаю, оно не подождёт.

Он жестом пригласил меня следовать за собой, выйдя на улицу, поднялся чуть вверх по склону холма к беседке, увитой плющом и, усевшись на широкой скамье, проговорил:

— Итак, что тебя мучает?

От невозможной, недопустимой участливости его голоса у меня перехватило дыхание.

— Почему ты заботишься обо мне, Эгрив? — произнес я совсем не то, что хотел. — Какой тебе в этом прок?

Тишина в ответ. Точнее — долгая пауза. Прислонившись к колонне, поддерживающей купол, я всматривался в едва виднеющееся в темноте лицо медика, понимая, что если он решит солгать, я этого не пойму. Просто не увижу — ближайший фонарь далеко, у самого входа в корпус, да ещё и полускрыт за деревьями. Ветер раскачивал ветви, и тени метались сумасшедшим хороводом, надёжно скрывая настоящее выражение лица ирдалийца.

— По-твоему, нужна серьёзная причина, чтобы помочь мальчишке, попавшему в беду? — прервал он затянувшееся молчание.

— А у меня — беда? — спросил я с вызовом.

— А у тебя — беда. Только гордость мешает тебе попросить о помощи. — Он сказал это так, что спорить с ним расхотелось.

«Я еще не дошёл до такого отчаяния, просить помощи у врага…» — я был уверен, что всего лишь подумал это, но тихий смех Элоэтти разубедил меня.

— Тебя мучает, что с тебя потребуют за свою помощь? Успокойся. Никто не выставит тебе никаких счетов. Мы же не в Торговом Союзе.

— Но…

Он резко встал с места, подошёл вплотную:

— Что тебя мучает на самом деле?

— Мне нужно поговорить с мадам, — решившись, выговорил я. — С ней и Арвидом. И чем раньше — тем лучше. Я понимаю, почему пока не могу встретиться с Фориэ. Но почему вечером меня не пустили к Эль-Эмрана?

Элоэтти несколько секунд молчал. Потом выругался — непривычно тихо.

— Эль-Эмрана — большой ребёнок, — пояснил устало, — пришлось прописать снотворное, чтобы он перестал вредить себе и окружающим. Он сдирал повязки, в кровь расчёсывал подживающие струпы, на чем свет стоит, костерил персонал. И отменять благотворно влияющий на его состояние препарат не стоит, даже если тебе нужно с ним побеседовать. Показать — хоть сейчас. Спящего. Будить не позволю. Если увидишь его живым, тебе станет легче?

Я отрицательно покачал головой:

— Мне нужно с ним поговорить.

Где-то вдалеке сполохом в небе просияла молния, порыв ветра принёс отзвук громового раската — тихое ворчание, но не рык.

Мне нужно поговорить с Арвидом. Поговорить, посмотреть в глаза, понять — существовала ли договоренность меж ним и мадам Арима о бегстве на Ирдал, если к тому вынудят обстоятельства. Если нет — никто и ничто не спасёт меня от каторги в Торговом Союзе. Но если бы гражданин первого класса сказал бы, что я действовал по приказу в особых обстоятельствах, то, возможно, наказание могли бы смягчить. Возможно…

— Мне бы хоть пять-десять минут, — проговорил я, опустив голову. — Эгрив, ты обещал…

— Обещал. Утром. Извини, обстоятельства изменились. Я не ждал, что взрослый мужчина начнет капризничать, как дитя.

Я стиснул зубы, чтобы они не застучали от охватившей тело дрожи. Элоэтти положил руку мне на плечо, стиснул пальцы, заставляя очнуться.

— Насколько я понимаю, Эль-Эмрана тебе не отец, не брат и вообще не родственник, как и мадам Арима. А такие, как Эль-Эмрана — одиночки — предпочитают брать в дело только своих: родню. Традиции передачи семейного бизнеса в мирах Раст-эн-Хейм мне знакомы, — заметил медик. — Так кто ты ему? Приёмыш?

— Я просто на него работаю. По найму, — слова давались с трудом. Тяжелее, чем в кабинете Элейджа. Я мог бы соврать, и ложь, должно быть, далась бы легче. Но врать медику я не хотел.

— Значит, никто, — выдохнул Эгрив. — И какой у тебя класс гражданства? Четвёртый? Третий? Явно ведь не первый. Даже не второй. Да твой работодатель, благодаря своему привилегированному положению выкрутится из любой ситуации, а вот тебе придется расхлебывать все последствия его авантюр.

От проницательности медика стало не по себе.

— Арвид не такой, — прошептал я. — Он — надёжный. Но мне нужно с ним поговорить. Просто поговорить. Понимаешь?

И снова молчание медика под аккомпанемент шуршания вздыбленной ветром листвы и ворчание далеких раскатов. Молчание, которое тем сильнее давило на нервы, чем дольше тянулось. Разреветься бы, как в детстве, когда получил от однокашников хорошую порцию тычков и ударов. Разозлиться бы, как в драке, когда один против пятерых… Но ни злости, ни слёз. Пустота…

Такая пустота бывает только в космосе.

— Ты можешь остаться на Ирдале… — мужчина заговорил вновь, но лучше бы он молчал и дальше.

— Не могу!

— Мать, отца своих знаешь? — Вопросы хлестали по душе, словно Элоэтти охаживал меня плетью. — Или ты из уличных? Сколько ты должен этому, надёжному? Ведь он тебя у Академии выкупил?

Жаром обожгло лицо.

— Я — не должник. Не раб, если ты об этом! И диплом у меня настоящий!

Скинув руку медика с плеча, я отвернулся, пряча злые слёзы.

Элоэтти шумно выдохнул, сделал несколько шагов прочь от беседки, остановился. Обернулся ко мне.

— Иди спать, — проговорил устало. — Я попробую помочь. Но — завтра, и если ты не станешь вести себя под стать Арвиду. Если первая доза снотворного не подействует через полчаса, прими ещё пару капсул. Не больше. Понял? И не сиди тут долго — скоро начнётся дождь, простудишься.

Я достал из кармана упаковку, наощупь пересчитал капсулы, поднял взгляд к небу, ожидая, пока медик уйдёт. Звёзды сияли в разрывах облаков, подмигивая, неслись на вселенской карусели. Чужие звёзды, иные миры. «Звезды по возвращению в Раст-эн-Хейм будешь видеть только во сне», — мелькнула непрошеная мысль, и я поспешно отвернулся от неба, уставившись в спину удаляющегося медика. Накатило желание — догнать, остановить, сказать, что я хочу остаться на Ирдале…

Трус! Трус, убийца и предатель! Хорошо, что ночь. Хорошо, что никто не видит, как пылает лицо, и что Алашавара поблизости нет — некому влезть в голову и прочитать постыдные мысли.

Вздохнув, я достал пару капсул, бросил их в рот, загнав под язык. Сунув руки в карманы туники, пошёл вслед за медиком, стараясь шагать медленно, уверенно и твёрдо. Хотя — какая уверенность? Мир пытался выскользнуть из-под ног.

А в палате — словно по контрасту со свежестью ночи — душно и витает застоявшийся запах лекарств, напоминающий о человеческой немощи. И сна — ни в одном глазу, хоть убей. Я прошел в санблок, спрятанный за неприметной дверью в углу, плеснул в лицо холодной воды, пытаясь остудить горящие щеки, и недоумённо уставился на незнакомца в зеркальной поверхности.

Темноволосый парень растерянно смотрел из зазеркалья. Дали небесные, я уже успел забыть, что перекрасился. Может, если смыть краску — не опознают, не поймут, кто бесчинствовал в порту, кто угнал яхту торговца?

Глупая мысль. Госье видел контракт. Наверняка запомнил моё имя, да и Арвида знает. Я закусил губу…

Снотворное давно растаяло, но беспокойство таять не собиралось, наоборот — я был взвинчен до предела. Попадись я в подобном состоянии на глаза кому-то из преподов Академии — получил бы отстранение от практики на несколько суток. Или хуже: долгую, нудную лекцию штатного психолога или самого Холеры о том, каким должен быть настоящий пилот.

Вдох. Долгий протяжный выдох…. И тишина. Отвернувшись, я вернулся в комнату, сел на кровать и достал упаковку со снотворным. Повертел в руках. Эгрив говорил — если не подействует, через полчаса повторить. Прошло от силы минут десять, но и так понятно — обычная доза на меня не подействовала. Я кинул в рот ещё пару капсул. Задумался, глядя на оставшиеся. Потом засунул подальше клятую упаковку, чтобы не мозолила глаза.

Из окна потянуло влажной свежестью. Обозвав себя идиотом, добровольно задыхающемся в затхлости, выставил защитное поле на минимум. Пусть проветривается. Разделся, хотя умом понимал, что всё равно от волнения не усну — но хотя бы отдохну, вытянувшись на койке и наслаждаясь чистым постельным бельем.

Ветер ворвался в окно, одним порывом вынес застоявшийся лекарственный запах. Повеяло влагой, цветами, встревоженной зеленью. Пахнуло морем — водорослями и рыбой. Я лёг в постель, не сводя глаз с оконного проёма — молнии сверкали всё чаще. Всё громче становились раскаты грома, превращаясь в рык и лавинный грохот. Сон пришёл с первыми каплями дождя, ударившего по земле — словно ждал только их, и уронил меня в бездонный колодец без тревог и волнений.

…Тишина.

Солнце высоко в небе — освещён только подоконник и мир за окном. Деревья качают ветвями. Листва шепчется с ветром, стрёкот кузнечиков и далёкий смех тревожат тишину. Сон или явь?

Потянувшись, я зевнул и сел в кровати. Нет, не сон. Из коридора донёсся шум шагов, и я поморщился, узнавая походку Эгрива. Следит он, что ли, за мной? Стоило открыть глаза — и на тебе…

Дверь открылась, и точно — Эгрив, но не в привычной уже униформе медика, а в простой свободной одежде.

— Проснулся? — его лицо расплылось в улыбке. — Долго спишь. Время уже заполдень. Поднимайся, приводи себя в порядок… четверть часа тебе на всё. Ждать буду в беседке.

— Зачем?

— Предпочитаешь провести день в постели? Я хотел показать тебе море…

Море?

Курсанты, которые жили до Академии на планетах потеплее, рассказывали о гигантском водяном просторе до самого горизонта; о вкусе соли на губах; о солнечных бликах и о том, как ныряли за добычей — монетами или вещицами, которые бросали в море туристы: может, и не веря в примету «чтобы вернуться неоднократно», но ритуал соблюдая.

Море… я ведь мечтал увидеть его — не с высоты. Столько лет мечтал!

Меня подкинуло на кровати: старая, полузабытая мечта оказалась так близко — иди и бери. Я кинулся в санузел — у меня только пятнадцать минут, даже меньше, а вдруг Эгрив передумает? Потом торопливо оделся — удобно, когда одежда без застёжек — и понёсся в беседку, на выходе из корпуса чуть не сбив с ног какого-то человека, я побежал дальше, лишь вскользь отметив, что одет он был в форму и при полном параде. А ещё как-то запоздало до меня дошло, он был чёрным и лоснящимся — будто кожу покрыли тёмным лаком. От удивления я даже остановился и обернулся — но странный гость уже скрылся внутри.

Эгрив, к счастью, никуда не ушёл: сидел на скамье, щурился, глядя на солнце. Заметив меня, он поднялся, накинул на плечо небольшой рюкзак. Обронил:

— Шустро ты. Ну, пошагали.

А мне некстати вспомнился вчерашний разговор — и радости как не бывало. Вот она, мечта — иди и бери. Напоследок. Будет что вспомнить. Впрочем, почему бы и нет? Только воодушевления никакого.

Медик повёл меня по аллеям госпитального парка, потом по заросшему лугу, потом узкой тропой, огибавшей городок по дуге. С тропы уже стала заметна бескрайняя синь, где-то очень далеко сливавшаяся в единое целое с небом. Море.

Элоэтти шёл не торопясь, словно наслаждаясь каждым сделанным шагом, улыбался своим мыслям и, казалось, совсем забыл про наш вечерний разговор и своё обещание помочь. А мне… А я… Не смог удержаться, сказал:

— Ты обещал помочь мне.

Медик, продолжая улыбаться, кивнул.

— Помогу. Всему своё время. Кстати, мадам Арима ночью ненадолго приходила в сознание. Спрашивала о тебе.

Сердцу вдруг стало тесно в груди. И в горле — жарко. Мир вокруг потерял чёткость. Фори. Фориэ. Мадам Арима. Она справлялась обо мне, хотя, что ей я… мы ведь, по сути, почти незнакомы.

«Цель — Ирдал». А ведь лучше Ирдал, чем смерть и бездна.

— Как она? — голос предательски дрогнул.

Элоэтти остановился, протянул было руку ко мне, но передумал: спрятал руки за спину. Внимательно посмотрел в лицо. Показалось — сочувственно.

— Благодаря тебе она жива. О выздоровлении говорить ещё рано, но всё могло быть намного хуже. Спасибо.

Что? Благодаря тому, что я не успел прийти вовремя ей на помощь, она теперь на грани между жизнью и смертью! Или медик намекает на то, что я не бросил её на летном поле? Или…

— Мне тут рассказали, что на своём корабле ты мог бы легко уйти от сторожевиков. Ну и как минимум попытаться протянуть время до ухода в прыжок даже с поднятыми по тревоге кораблями Разведки. Аналитики летяг разобрали твои манёвры, — медик наклонился, сорвал травинку, растёр в пальцах и вновь взглянул на меня. Перевёл взгляд на испачканные соком травы пальцы. Сунул руки в карманы. — Реакция у тебя, говорят, отменная. Почему ты не ушёл?

— Не мог, — я старался говорить спокойно, хотя внутри меня трясло: то ли от злости, то ли от страха хотя бы представить себе этот исход. — Не имел права. Они бы точно не выжили.

— Понятно… Я слышал, тебе хотят предложить работать на Разведку. Вначале доучиться, конечно. Ты легко можешь получить гражданство Лиги. Если согласишься.

Почему же так дрожат руки и мёрзнут ладони? Ведь не ночь, не гроза — солнце жарит вовсю, а меня словно в прорубь макнули. Оторвать бы взгляд от травы, посмотреть в лицо медику, дерзко вздёрнуть подбородок, послать, но… так заманчиво — начать всё с чистого листа. И всё же я нашёл в себе капельку дерзости.

— Гражданство, — процедил медленно, — доучиться… И в будущем — работа на Стратегов, а это значит — против своих. За кого ты меня принимаешь, Эгрив?

Наконец нашлись силы посмотреть ему в лицо — серьёзное, уже без тени улыбки, слегка отстранённое. Он смотрел не на меня — в небо, словно и ему было тяжело встретиться со мной взглядом.

— Вот этого я и боялся. — проговорил Элоэтти. — Знаю я, как вас пропагандой пичкают… Но я не советовал «прими предложение» Я всего лишь хочу, чтобы ты выслушал его и обещал подумать. Отказаться ты успеешь всегда.

Он развернулся и вновь двинулся по тропе к морю, но уже быстрым шагом, словно давая мне возможность побыть одному. Отвернувшись, я посмотрел в сторону госпиталя. Тот темнокожий мужчина в лётной форме… — Не меня ли пытался найти?

Сколь бы ни были неприятными мне слова медика, это всё же было предупреждение; и его совет, хоть и не нравился мне, всё же звучал разумно. «Отказаться ты успеешь». Да уж, наверное.

Выдохнув, я поплёлся следом за Элоэтти, не пытаясь его нагнать. И пусть общество медика мне стало неприятно, но тащиться обратно в госпиталь я не хотел. Странное чувство завладело мной: мне вообще ничего не хотелось — ни выбирать, ни выбираться, ни даже увидеть море, о котором недавно грезил. Просто механически передвигал ноги, шагал, выдерживая дистанцию, пытаясь не думать о будущем и не вспоминать. Но память, назойливая, словно осенняя муха, подкидывала картинки из прошлого.

…Серые стены казармы. Группа старшекурсников столпилась вокруг певца — такого же, как и они, без пяти минут пилота. Парень пел, аккомпанируя себе на чудном инструменте. Мне даже показалось, что он не справится с ним, запутавшись в струнах.

Курсант пел, остальные молчали, жадно ловя каждый звук. Да и я, застыв, не в состоянии отлепиться от дверного проёма, жадно вслушивался в слова, которые что-то разбудили во мне.

Допев, курсант отложил инструмент в сторону, поднял голову и тут заметил меня.

— Ну и рыжий, — удивлённо выдохнул он. — Мать моя женщина, рыжий! Опалёныш, ты, часом, не внук Ареттару?

И тут же на меня уставились. Кто-то засмеялся, кто-то засвистел, чья-то рука ухватила за ворот форменной куртки, и меня втащили, поставив посреди круга. Парень говорил что-то ещё, но я его не слышал — в ушах стучала кровь от стыда и злости на то, что меня, рассматривали как куклу, трогали как неведомую зверушку, трепали, скалились и цокали языками. Кое-как я вывернулся из чужих рук и побежал, а вослед мне неслись выкрики, хохот и улюлюканье…

За долгие восемь лет я так и не стал в Академии своим — ни для сокурсников, ни для преподавателей. Рыжина — как клеймо, как несмываемая метка, сигнализирующая каждому: «это — чужак!» И сколько я помнил себя: всегда, для всех в Академии я был чужаком, за восемь лет обучения сумевшим добиться у однокашников уважения, но не приятия. Всегда между мной и ними: что бывшими беспризорниками, что сынками обеспеченных родителей — проходила полоса отчуждения.

Подумалось с тоской, рвущей душу на части: надо плюнуть на всё, отбросить прошлое, как мучительный сон. Что я потеряю, оставшись на Ирдале? Что мне терять? Разве не дрался я в стенах Академии один против пятерых-шестерых? Неприятие и вражда вечно шли рядом — разве мои однокашники сами не поставили меня на другую сторону?

Резкий, отрывистый крик чайки развеял морок. «Нет, — подумалось. — Никогда».

Я смахнул выступивший на лбу холодный пот, чуть не налетел на остановившегося медика и растерянно огляделся. Впереди, насколько хватало взгляда — море: бесконечная синь, полная солнечных бликов. Тропа, по которой мы шли, спускалась вниз по крутому склону и терялась в песке пляжа, пестрящем куполами тентов и словно игрушечными прямоугольниками лежаков. Почти у самой кромки прибоя группа людей играла в мяч, немногочисленные зрители подбадривали их криками, ещё несколько отдыхающих плескались в волнах.

У меня перехватило дыхание. И нас пустят на этот пляж? Изумительное местечко больше всего было похоже на курорт для избранных. Однако Эгрив спускался по тропе уверенной пружинистой походкой. Я шёл за медиком, понимая, что, несмотря на все опасения, не смогу повернуть сейчас назад. Море манило. Манило так, что я готов был как есть, в одежде, разбежавшись, влететь в воду, и…

Сердце пропустило удар. А потом ещё. И это было похоже на наваждение — мне казалось, я уже плыл, всё ещё следуя по тропе за Эгривом. И чем ближе было море, тем сильнее хотелось окунуться в плотную солёную воду, позволив океану качать себя на волнах. Это желание было сильнее меня. Всё ушло, потеряло остроту и накал: тревога, сомнения, необходимость делать выбор, страх перед наказанием — отступили прочь. Я стремился к морю — и только.

Эгрив же, как нарочно, пошёл не к лежакам, а двинулся куда-то вдоль пляжа скорым шагом, совершенно не обращая внимания на мои неуклюжие попытки угнаться за ним: ноги с непривычки вязли, и в обувь сразу же набился обжигающе-горячий песок. Сбавил темп медик лишь там, где пляж превратился в узкую полосу между морем и крутым склоном холма: там, за выступом, был ещё один маленький пляжик, никем не занятый, но с парой лежаков и тентом.

— Тут тебя никто не побеспокоит. Навязывать своё общество ищущим уединения у нас не принято, а случайно сюда вряд ли кто забредёт, — заметил он, и, сняв с плеча рюкзак, поставил его на лежак. Раскрыв, продемонстрировал мне содержимое — пару бутылок с водой, несколько фруктов. Пояснил: — Это тебе, если решишьзадержаться у моря.

— А ты?

— А я окунусь и назад.

Эгрив едва заметно вздохнул, словно сожалея о чём-то, одним движением стянул с себя тунику, бросив её на лежак рядом с сумкой. Тело у него было под стать лицу — худое и костлявое, но почти не загорелое. Мне бы отвернуться — неприлично глазеть на чужую наготу, но, увидев чёрную татуировку, я застыл, охваченный ужасом: на плече медика был изображён хорошо знакомый мне герб Иллнуанари. И тут же засвербила мысль — что это, почему и откуда?

— Это метка каторжника — память о пребывании в Торговом Союзе, — перехватив направление взгляда, произнес медик. — Я потому и знаю язык и обычаи Раст-эн-Хейм: было время выучиться. Полгода на каторге, три — в поиске возможности вернуться в Лигу. И я бы давно свёл татуировку, да она помогает мне кое-что не забывать.

Я выдохнув, плюхнулся на ближайший лежак. А медик, нервно передёрнув плечами, полностью обнажился, и, более не обращая на меня внимания, поспешил к воде, переходя с шага на бег.

Вот он достиг кромки прибоя, вот с ворохом брызг влетел в сияющую под солнцем воду, вот поплыл — уверенно, быстро, к самому горизонту, а я всё сидел, пытаясь взять себя в руки и успокоить сердце, глухо бьющееся в висках.

Эгрив — каторжник? Как его угораздило? Он же медик. Военный медик?.. И как он выбрался?

Голова пухла от вопросов, мысли перескакивали с одного на другое, и ответов не было.

А ещё — впервые кто-то так беззастенчиво и нахально полностью обнажался в моём присутствии. Одно это действие — словно пощёчина. Верно говорили про лигийцев, что они бесстыжие твари. Бесстыжие, наглые и бессовестные. Твари.

Я цеплялся за свой шок, за свой стыд, как утопающий — за соломинку, лишь бы не думать о клейме и не заметил, как Элоэтти вернулся: погружённый в себя, я сидел и старался не думать. Наконец, он нарушил молчание:

— Пойдёшь купаться?

— Голышом?! — вскинулся я, но осёкся, увидев безмятежный взгляд.

Эгрив так и не оделся, и, казалось, не испытывал никакого смущения от собственной наготы.

— У вас так не принято? Извини, не подумал. Можешь и одетым. Но в просторной одежде будет неудобно. Плавать-то ты умеешь, надеюсь?

Я промолчал. А что тут сказать? И «да», и «нет» — будут одинаково ложью. Ответить «не знаю» — и выставить себя совсем дураком? Провалиться бы сквозь землю! А медик словно и не ждал ответа. Достав из кармашка рюкзака металлическую ленту, нацепил её мне на руку, словно браслет кибердиагноста.

— Маячок для спасателей, — пояснил, словно несмышленышу. — Если что не так — примчатся, бакланы. Выловят, откачают, высушат. И в госпиталь вернут, не задавая лишних вопросов. Понял?

— Боитесь, что сбегу?

В ответ он расхохотался.

— Прости, но это выглядит как сцена из плохого боевика — герой в одиночку проникает в космопорт, перебивает охрану, захватывает корабль и улетает восвояси!

Видимо, у меня что-то сделалось с лицом. Эгрив оборвал смех и стал очень серьёзным.

— Извини, я опять не подумал, — медик с силой потёр ладонями лицо. Посмотрел на меня странным взглядом и спросил «в лоб»:

— Тебе пришлось убивать?

— Что?!

— Чтобы спасти Фориэ и этого сукиного сына — торговца, тебе пришлось убивать?

Неожиданно кровь бросилась в голову, зажгло стыдом щеки. Потом резануло по глазам слезами, едкими, что кислота. Я не мог ответить. Ни подтвердить его догадку, ни соврать.

— Сочувствую, — отчего-то совсем тихо проговорил Эгрив. — Знаешь, на каторге, на рудниках Иллнуанари бесконечная работа, голод, беспросветность делают с тобой что-то… ужасное. Тупеешь, теряешь смысл, теряешь себя. Я продержался полгода, цепляясь за мысль, что сбегу, что не сдохну — там. Умирали многие. Осужденные на пять, десять лет не выдерживали срок. Уходили раньше. Умирали… Да не умирали — дохли как мухи! И я ничего, ничего не мог сделать! А на их место привозили новых… И я понимал, что вскоре сдохну и я… Мне Судьба усмехнулась… Но чтобы сбежать, мне своими руками пришлось придушить охранника. Я, медик, убил человека. Мальчишку, что был немногим старше тебя. До сих пор не могу забыть! До сих пор простить себе этого не могу! Надо было как-то иначе…

Когда туман перед глазами рассеялся, я увидел, как Эгрив, сидя на лежаке внимательно разглядывает свои ладони. Потом медик так же внимательно посмотрел на меня.

— Ты можешь снять и выбросить маячок — и пойти купаться без него. И если ты утонешь — твоя смерть будет на моей совести. И я буду видеть тебя в своих снах вместе с тем парнем. Но смерть — это не выход.

Медик поднялся, собрал одежду, перекинул её через плечо, подхватил свои шлёпки и медленно, постоянно оборачиваясь, пошёл с пляжа.

 

Глава 7

Песок — белый, обжигающе-горячий. Море — бескрайняя синь. И небо — синь. Как камень, который я не удержал в руках.

Море, шуршало, набегая на берег, ластилось, словно звало: «пойдем, поиграем». Бездна, которая умела ласково качать на руках. И казалось — было. Все это уже было когда-то: и это море, и это небо, и обжигающий ступни песок. И крики птиц, и смех, доносящийся до моего укрытия с ветром.

Нехотя, поеживаясь, я разделся. Донага. Аккуратно сложил одежду. Осмотрелся, вновь поежился, чувствуя себя беззащитным, и подошел к воде. Волна, чуть более высокая, чем остальные коснулась ступней. И словно прошило током — ударило, выбив все мысли. Сбылась мечта. Вот оно — море…

Казалось — я буду боязливо ступать, постепенно отдаляясь от берега. Но первой волной смыло всю осторожность. Меня хватило лишь на один полутрусливый шаг. Потом я забыл обо всем. Море манило, отзывалось во мне, прорастало. Я плыл, и это было — блаженством. Откуда я знал, как приручить волну, как задержать дыхание, чтобы не нахлебаться воды, как нырнуть — к самому дну? Я не знал. Тело стремительно вспоминало навыки, неизвестные мне еще пятнадцать минут назад. «Плавать-то ты умеешь?» Оказывается, умею. Оказывается, мне этого не хватало. Оказывается, десять лет в Академии я не мечтал увидеть впервые, а тосковал по отнятому.

Осторожные прикосновения теплой воды словно проникли в самую душу и растворили неуверенность, чувство незащищенности, смятение, страх как стенки колбы из соли в которой были сокрыты радость и ликование.

Словно смыло плотину — два дня назад, в Академии, я и представить себе не мог каково это — радоваться вот так, бесстыдно, бессовестно, всей душой и телом — выныривая, поднимаясь на несколько секунд над водой практически по пояс, вопить нечто бессвязное небу и солнцу. А потом, наплававшись, нанырявшись до изнеможения, лежать без сил на чистом песке пляжа, позволяя солнцу выжаривать из тела холод, и блаженно щуриться, уже не заботясь о том, что наг, словно только родился на свет.

Время замкнулось в круг. Я плавал, потом отогревался на песке, потом снова плавал — не в силах остановиться и не желая останавливаться. Слизывал то ли пот, то ли морскую соль с губ, пил воду, оставленную Эгривом, и снова шел к морю.

Я заплывал все дальше с каждым разом, нырял все глубже и был уверен — ничего плохого со мной не случится. Не здесь. Не сейчас. Это море было лишено коварства — ласковое, теплое, игривое. Это море не могло обмануть, подвести, утянуть в пучину. Оно мягко подталкивало вверх — к солнцу, оно качало на волнах, как на ладонях. Уйти было выше человеческих сил.

Я забыл обо всем, вспомнил, что сутки Ирдала короче привычных, когда стремительно, в считанные минуты отгорел закат, и мир погрузился даже не в сумерки — был объят плотным покрывалом непроглядной ночной черноты. Только звезды над головой и далекий тихий шум в ночи: волны по-прежнему ластились к берегу. Там, где должен быть берег низко горела звезда — или маяк. И только тогда я понял, насколько далеко отплыл от берега.

Мне давно нужно было возвращаться. Держа ориентир на звезду, я плыл, но, странное дело, казалось, она с каждым гребком становилась тусклее. И далекий тихий гул прибоя постепенно ослабевал. Видимо, я попал в течение, которое уносило меня от берега. Скажи кто, что окажусь в подобной ситуации, не поверил бы. Как не поверил бы в то, что не буду испытывать страха.

Устав грести, я лег на воду, уставившись в небо. Звезды сияли — огромные, яркие; глаз не отвести. Зная из учебников, что в условиях развитого промышленного производства невозможно сохранить в первозданном виде чистоту и прозрачность атмосферы, я удивлялся лишь одному: Ирдал считался одним из промышленных центров Лиги. Но звезды здесь сияли ярче, чем в выстуженном морозном небе Лидари. А среди звезд — орбитальные станции, челноки, корабли, спешащие в порт — не такие яркие, но стремительно перемещающиеся по небосводу.

Меня уносило из реальности, а в грезах не казалось неприемлемым — согласиться на предложение летяг, жить и работать. Здесь. У этого непостижимо — ласкового, безобманного моря, одним прикосновением утолившего все терзания и страхи. Врасти корнями в благодатную почву. А о Торговом Союзе и неприветливой стылой Лидари просто забыть как о страшном кошмаре, словно не было той жизни, каждый день пробовавшей меня на зуб.

Я не слышал гула двигателей и шуршания рассекаемых волн, только голос — веселый и звонкий:

— Эй, парень, не пора ли назад? Не хотелось тебе мешать, но через пару километров — оживленный торговый фарватер. Ты куда собрался? В Кор-на-Ри? Так каждое утро и вечер туда ходит катер. На катере доберешься быстрее. А так еще пару дней проплывешь.

Насмешка? Не понять…

А на суденышке, что неспешно шло параллельным курсом тускло замерцали огни, обозначая силуэт, потом постепенно разгораясь подсветили море, палубу и несколько фигур на борту…

— Тебя до берега подбросить? — вновь полилась чужая, но понятная речь.

В пару гребков я подплыл к катеру, ухватился за поручни, поднялся на палубу и вцепился в протянутое мне пушистое полотенце.

— И как тебе наше течение?

Я вздрогнул от неожиданного вопроса, потом ещё и ещё… руки, ноги, живот, зубы — каждая часть моего тела тряслась в своём ритме, так что полотенце только чудом не вывалилось из скрюченных, дрожащих рук. Ответить я не смог, так сильно стучали зубы.

Но спасатели, казалось и не ждали ответа: откуда-то вынырнул высокий парень, сказал «ага», и меня укутали во что-то тонкое, шуршащее, мягкое и очень тёплое. Помогли сделать несколько шагов, усадили на скамью и сунули в руки стакан с чем-то обжигающе-горячим — это я понял, когда отхлебнул из него.

Дали небесные! Как я умудрился настолько замёрзнуть в столь тёплом море? Ведь даже в Академии, в самые лютые морозы я не промерзал так! Заболел я что ли? Но озноб стал постепенно стихать — термоплед грел снаружи, напиток — изнутри. Приятное тепло волнами распространилось по телу, а с теплом пришло и чувство сонной усталости: руки — ватные, ноги — ватные, веки — свинцовые. Подсветка незаметно погасла, и я очутился в почти полной темноте. Самое то закрыть глаза и уснуть. Но не дали.

— Тебя о течении что, не предупреждали? — прозвучало совсем рядом. И на этот раз ошибиться было невозможно. Голос был явно женский. Девичий. Дали небесные… хорошо, если она не видела, как я забирался на борт в чем мать родила. Да я и сейчас не то чтобы одет. Но плед лучше, чем ничего. Мне стало совсем жарко — но теперь уже от стыда. Девушка что-то говорила, но я не слышал — в ушах стучала кровь, в голове стало звонко и пусто. Я сжался, стараясь тщательнее прикрыть себя со всех сторон. А она — то ли специально, то ли не замечая моего состояния — нагнулась, заглянула прямо в лицо, повторила:

— Горячего, спрашиваю, еще принести?

— Д-да… — выдавил я из себя. И лишь когда она отошла, я понял, что сказал это не на языке Раст-эн-Хейм.

Я не только понимаю, но и… говорю по местному?

Не успел я испугаться этому, как девушка вернулась. Подтянутый силуэт неожиданно вынырнул из темноты, загородив едва теплящуюся желтоватым светом лампочку. Показалось — она, эта девушка, полностью обнажена. Гибкое, мускулистое тело. Опять окатило жаром по телу, я попытался отвести взгляд от высокой груди, с ужасом ожидая, что девушка увидит моё смущение. Но тут лампочка погасла и на теле девушки проступили светящиеся линии целая россыпь мелких светящихся точек. Глядя на четкие окончания узоров на предплечьях, бедрах и вокруг шеи, я сообразил, что это рисунок на ткани. Стало легче дышать.

— Вот, держи, — сев на скамью рядом, она протянула мне стакан. — Ты из госпиталя? Хорошо плаваешь, кстати. Сначала мы думали, что ты из местных, любящих себе нервы пощекотать. Есть тут такие… перцы, знающие течение от и до и когда и где из него можно выплыть. Но когда поняли, что тебя просто несет в открытый океан — все, шутки кончились…

— Шутки, значит… А если бы я — на дно?

Кто-то из парней сдержанно хохотнул в темноте.

— А с чего тебе на дно? — иронично спросил он. — Хищников тут нет. На воде держишься. Маячок транслировал — пульс, давление в норме. Вот под конец заплыва температура у тебя начала снижаться. Ну, мы и встрепенулись. А так по всем параметрам — не с чего тебе на дно, ещё пару часов точно продержался бы. Если что не так, ты извини, но у нас на твой счет особых поводов волноваться не было.

Стало стыдно вновь — на этот раз за собственные слова. Подумалось — лучше молчать, не издавая ни звука, чтобы не попасть впросак. Судя по тому, насколько близко спасатели подкрались ко мне, им, действительно, с точностью до сантиметра было известно мое положение. И наверняка, не только оно.

— Испугался? — шепнула девчонка мне на ухо.

— Еще чего!

Тихий вздох в тишине. Но вместо того чтобы уйти, она придвинулась ближе, хотя, мне казалось — ближе уже некуда. И так между нами расстояние было не больше ладони. А теперь нет и того.

Сердце вздрогнуло и подскочило, застучало часто; меня словно сунули в бак с кипятком — от нестерпимого жара было трудно дышать. И хорошо, что темнота — никто не видит, как остро я реагирую на ее непозволительную близость.

Мне бы разозлиться: ни одна девчонка в торговом союзе не позволила бы себе подобных вольностей, если хоть чуточку дорожила репутацией и не желала нажить проблем. Ни одна… Когда девчонка прижимается к парню, она нарывается на неприятности. Но это было аксиомой в том, знакомом мне мире, а тут…

Она взъерошила мне волосы.

— Не злись. Мы ошиблись. Я ошиблась. Прости.

И вроде знакомые слова, но смысл ускользал. А еще: до безумия хотелось заставить ее заплатить за эту дерзость — за прикосновения, за покровительственный тон, за то, что она принесла горячее питье, словно не понимая, из-за такой близости женщины мне бы нужно сейчас льда за шиворот натолкать…

Раздражала ее близость, ее запах, тембр голоса: так что пальцы сжимались в кулаки. И в то же время я не мог бы ее ударить как противников в коридоре академии. Хотелось сграбастать ее в охапку… хотелось… до зубовного скрежета, до озноба, до боли…

Борясь с собой, я не заметил, как катер замедлил ход. Что говорить о том, я не заметил, когда катер причалил к пирсу, и к борту подали трап. Дышал ли я все это время? Жил ли? Ведь я даже не заметил, как она отошла. Очнулся, уловив краем уха:

— …подобрали в течении. Странный, как ребенок обиделся. Поздно выловили. Одного не пойму — почему аварийный сигнал не послал? Взрослый, вроде бы, мальчик…

— Ты на берег собираешься? — окликнули меня. Судя по голосу — парень.

Сейчас, в ярком свете мне наконец-то удалось хорошенько его рассмотреть. Высокий и широкоплечий. На таком фоне потерялся бы даже Арвид. И волосы — шевелюра, нет — грива: длинные рыжие патлы, собранные на затылке в конский хвост, в свете фонаря, казались пламенеющими. Словно крашеные. И одет он был в нечто столь же облегающее, как и та девчонка. И так же ничего не смущался. Как и она. Как и Эгрив.

При воспоминании о медике меня прострелило. Я вскочил на ноги, порываясь бежать, но ударился головой о какую-то железку, так, что зашумело в ушах, и вынужден был снова сесть на скамью, ощупывая руками голову.

Плед свалился на палубу, к ногам, и как назло вновь на палубе появилась она.

Я не знал, куда мне деваться — от стыда и неловкости. Девушка подошла, подала мне в руки пакет.

— Вот, оденься.

Выходит, видела…

Дрожащими пальцами я раскрыл упаковку, обнаружив внутри уже привычного кроя тунику и брюки. Одевался, чувствуя себя не в своей тарелке. Как-то несуразно заканчивался день — неправильно, некрасиво, нелепо. Она сошла по трапу на берег, но все еще была слишком близко, и ее присутствие сказывалось на мне не лучшим образом. Словно через меня пропускали электрический ток. Руки не просто дрожали, руки тряслись, когда я натягивал на себя штаны и тунику.

Показалось, что рослый парень посмотрел на меня странно.

— Ты не заболел?

В ответ я фыркнул, вскинул голову и помчался к сходням. Несколько секунд — и я на берегу. Наверное, нужно было сказать хоть «спасибо» спасателям, но я не мог: девушка снова маячила где-то поблизости — я слышал ее голос. И не страшило, что не знаю дорогу. Лишь бы уйти.

Остановился я только через несколько минут стремительного бега. Оглянулся назад, вздохнул, запечатлевая — море, желтоватый свет фонарей, размазанный по темным маслянистым волнам. Белое строение на берегу. Фигурки чуть больше муравьиных — на белой скамье возле строения. Налетевший порыв ветра донес — смех, голоса и песню.

Застыв, я жадно вслушивался в до боли знакомые слова, сплетавшиеся с мелодией, тревожащие меня и рвущие душу на части: песня на чужом языке, но та самая, что заворожила когда-то меня ребенком. Не узнать ее было нельзя, как нельзя было подобрать другую мелодию и другие слова — о борьбе, о надежде, о доме. О бесконечно-долгой дороге к дому.

Это какое-то наваждение, — думалось мне. — Наваждение: не могло быть ничего общего у лигийцев и нас. Ничего. Только вопреки этому пониманию — песня…

Внезапно прошило ознобом. Вспомнилось, как заслушавшись, я оказался в роли игрушки — и развлечения и шута. И сорвавшись с места, я побежал во весь опор: дальше, дальше от моря, от спасателей, от этого места. Мелькнула мысль — надо бы добраться до пляжа, подобрать вещи. Да только где тот пляж?

Я и на знакомые места наткнулся случайно, а до того кружил по городу, сначала злясь, потом любуясь домами, утопающими в садах, и отмечал какие-то несущественные детали: отсутствие капитальных оград и глухих заборов, (только кое-где живые зеленые изгороди, цветущие лианы, оплетавшие подпорки), фонари, включавшиеся при моем приближении и подсвечивающие дорогу под ногами, которые выключались, стоило мне отойти. А еще везде, всюду в воздухе парил легкий, сладкий, медово-цветочный запах.

Можно было всю ночь бродить по этому городку, и ничего не опасаться — словно во сне. Очарованный, я и бродил — без цели, потеряв желание бежать, заглядывался на картины, представавшие передо мной в редких все еще освещенных окнах, становясь невольным свидетелем родительской заботы, неуемного вдохновения, чужой нежности.

Я отводил взгляд и уходил, а где-то внутри меня что-то рвалось. Все о чем я мечтал — дом, семья, спокойное благополучие — казалось, здесь не было каким-то особенным достижением. Мне, даже с учетом того, что не придется платить за обучение Академии, подобная жизнь светит не раньше чем лет через двадцать. Это — если забыть о том, что случилось в порту.

Разозлиться бы. Вспомнилось, как однажды на практических занятиях я замешкался с посадкой, опоздав на пару минут. Вездеход, подвозивший курсантов из порта к казармам — ушел. И пару часов я шел по едва различимой в снегу дороге, пытаясь высмотреть через снежную завесу свет фонарей. До казарм я добрался совершенно вымотанный, уже не надеясь на то, что дойду. Против всех ожиданий комендант не устроил мне выволочки за опоздание — посмотрел странно, приказал зайти в свой кабинет, а сам принес стакан чаю, сахар и белый хлеб. Смотрел, как я, пытаясь согреться, тискаю стакан в руках… «клятые лигийцы, — обронил раздраженно. — Сотни миров захапали и все им мало. Сотни планет. И каких! Подобные Лидари у них не котируются… так жить, считают, нельзя. Им нельзя, нам, стало быть, можно». Потом я узнал — в этот день до него дошла весть о гибели сына. Тогда потеряли многих. Стратеги, клятые лигийцы, снова выбили со спорной территории наших. Но как бы я ни старался, разозлиться на лигийцев не удавалось.

В какой-то миг ноги вынесли меня к резиденции Алашавара. Непримечательный внешне дом намертво врезался в мою память: напитавшись страхом и удивлением в которые меня поверг этот человек, я бы безошибочно выделил его обиталище из сотен подобных. И, наверное, до конца жизни я не забуду допрос и невероятное, невозможное «ты прости меня, пожалуйста, мальчик…».

И неожиданно мне стало худо. Я шел по уже знакомой тропе к госпиталю, понимая, чувствуя, что не в силах бороться — ни с тем, что знал, ни с тем, что видели мои глаза. Странная обида рвала меня на куски — почему, ну почему меня угораздило родиться в Торговом союзе? Почему там, а не здесь? Что за несправедливость?

Я не помнил, как добрался до больничной палаты, я не замечал где иду, полностью поглощенный хороводом крамольных мыслей. Очнулся я в душе. Ледяная вода лилась на голову. Я выключил воду, растер тело большим полотенцем и, бросив взгляд в зеркало, отшатнулся от взгляда незнакомца, целую секунду пытаясь сообразить кто это.

Неожиданно я разозлился — но не на лигийцев. Я злился на себя, словно сменив цвет волос, потерял с этим какую-то часть своей души, без которой я был — уже не я.

В бездну Арвида — подумалось мне, — в бездну контракт. И гори оно все синим пламенем. Если я ошибся, передо мной один путь — на каторгу. И нет разницы темноволосым или рыжим я туда попаду. Но встречаться в зеркале взглядом с чужаком я больше не желаю.

В палате меня ждал Элоэтти. И хорошо, что я вышел из санблока одетым, словно почувствовав это.

— Как прошел день?

От ровного тона его голоса и показавшегося праздным вопроса я чуть не сорвался — перед глазами сгустилась мутная пелена. Я сжал кулаки — мне было необходимо удержать себя в руках. Только не слезы, — подумалось, — только не…

— Хорошо, — ответил я, при этом не особо кривя душой. — Это лучший день, Эгрив. Но и худший тоже.

— Я хочу позвать тебя вместе поужинать… Он проговорил это и замолчал, а потом выдавил из себя: — А худший-то почему?

Почему? Что ответить — что все неправильно? Что так не может быть? Что нельзя девчонке находиться в компании парней практически раздетой? Что нельзя жить, не защищаясь от чужаков глухими заборами? Что нельзя извиняться после допроса перед пленником? Или нельзя при этом вести захватнические войны? Или просто — нельзя верить всему, что я видел? Может ли быть так, что доверившись морю, я обманулся в остальном?

— За что ты попал на каторгу, Эгрив? — проговорил я как можно более твердо. — Только не ври. Ты ведь дрался против наших с оружием в руках.

— Если бы я держал оружие в руках, ваши бы меня пристрелили на месте.

Он сказал это так, что я поверил.

— Тогда почему ты там оказался?

Элоэтти улыбнулся половиной рта. Пожал плечами.

— Я — медик, — проговорил медленно.

— Вот именно, — припечатал я. — Медикам предоставляют выбор. Вы можете принести присягу, принять гражданство, заключить контракт и жить на Раст-эн-Хейм.

— Зачастую выбор оказывается сделан до того, как мы озвучиваем решение. В момент нападения, госпиталь был полон больных.

И я знал, что он скажет потом, знал до того, как он это проговорил. Потому стоял и молчал, боясь вздохнуть.

— Когда на нас напали, в госпитале находились больные. Подцепили инфекцию — прививки и биоблокада не помогли. И зараза… неприятная, но не смертельная. Но тогда… Они же были беспомощны! А их расстреливали у меня на глазах — мужчин, женщин… Всех!.. Я пытался вступиться и оказался на каторге.

Элоэтти опустил голову, замолчал, уставившись в одну точку. А мне вновь вспомнился буранный вечер и то, о чем со мной говорил комендант. И в этот момент они были похожи — худой, длинноволосый Элоэтти и плотный низенький крепыш следящий за тем чтобы в казармах соблюдался порядок. С трудом я заставил себя вспомнить — рядом со мной враг. Лигиец. И нечего им было лезть туда, куда не просили.

Вот только почувствовать в нем врага я не мог. Слишком свежи были воспоминания: Госье говорил — надо все бросить и залечь на дно. Говорил, что нужно бросить Арвида. Я — не слышал. Наверное, знай я, чем оно все обернется, я бы все равно не смог сказать Фориэ чтобы выпутывалась одна… И сейчас, глядя на Эгрива я видел себя. Потому и сел на кровать рядом, прошептал:

— Зачем вы лезете, куда вас не просили? У Лиги множество планет. Но стоит Торговому Союзу найти пригодную для жизни планету — вы тут как тут. Зачем вам эта война?

Тишина вместо ответа. Только ветер в кронах о чем-то шепчется с листьями, да трещат за окном насекомые, и где-то вздыхает море. Отсчитывает круги секундная стрелка часов, легонечко цокая в тишине, а молчание длится и длится. Подумалось — он не ответит, (ну что можно сказать в такой ситуации?) Но Элоэтти поднял голову, посмотрел на меня в упор.

— Сынок, — проговорил отечески-мягко. — Лига никогда не воевала за территории с Торговым Союзом.

— Ложь! — кровь бросилась мне в лицо. Я отшатнулся и вскочил на ноги словно ошпаренный. — Ложь! Только пока учился, я слышал о трех заварухах. И это — не война?

— Война. — Элоэтти не отвел взгляда. — Но разве за ресурсы?

Снова гадкое предчувствие холодом по позвоночнику.

— Хочешь сказать — воюем без причины?

Медик покачал головой.

— Торговый союз считает, что имеет право на чужие ресурсы. А как же те, кому они на самом деле принадлежат? Как же коренное население тех планет? Лиге нужно стоять в стороне и с улыбкой смотреть как сильный грабит малолетку?

Мне очень хотелось найти какой-нибудь аргумент и бросить ему в лицо. Вот только я был обезоружен и все что мог сказать лигийцу, я должен был в первую очередь сказать себе — раньше, чем пойти торговцу на выручку. Мне и самому остаться в стороне, зная, что Эль-Эмрана добьют, было невыносимо…

— Пойдем ужинать, — проговорил медик, поднимаясь на ноги. — После продолжим беседу. Если захочешь.

 

Глава 8

Остаток ночи промелькнул как единый час: я закидывал лигийца вопросами, а он терпеливо отвечал, не избегая самых острых тем. Когда у него не было ответа, он извинялся, лез в коммуникатор, соединялся с базой всепланетного информатория, и через несколько минут делился со мной полученными знаниями. Не было интереснее и насыщеннее ночи в моей жизни: мы говорили до самого рассвета, когда, разглядев следы усталости на лице Эгрива, я свернул разговор. Уже собираясь выходить из ординаторской, услышал оклик и получил неожиданный подарок — медик вручил мне коммуникатор со словами: «возьми и пользуйся».

От подобной щедрости перехватило дух: ответы лигийца порождали новые вопросы, и на них не терпелось получить ответ. Вернувшись к себе, вместо того чтобы спать, я продолжил изучать мироустройство одной из планет Лиги. Потеряв счет времени, забыв обо всем, я открывал доселе неизвестный мир. Меня интересовало все: климат, плотность населения, стоимость жилья, зарплата пилотов, налоги… порядки, обычаи.

Как-то, уже не удивляя, как очередное звено цепи, скользнула мысль, — я не только понимаю и говорю, я вполне владею письменным ирдалийским. И отступали сомнения: знай однокурсники то, что мне раскрылось сейчас, бежали бы они в Лигу: подобных условий не предложила бы ни одна Гильдия. Имей возможность сравнить, самый выгодный контракт с Иллнуанари они посчитали бы соглашением на кабальных условиях.

Может потому, а может благодаря предупреждению Элоэтти я совершенно спокойно отреагировал на визит одного из летяг. Глядя в черное, словно из камня высеченное лицо, я не испытывал злости и раздражения из-за того, что выслушиваю предложение, которое вчера еще отверг бы сходу, и отказываться не спешу, на прощание обещав что подумаю.

Что скрывать, льстило произнесенное между делом: «ты — отличный пилот, хоть и безусый мальчишка». Да, для лигийцев я был мальчишкой в свои восемнадцать — они не торопились стремительно взрослеть, и жили значительно дольше, видимо благодаря развитой медицине и иному образу бытия. И то, чему я еще вчера не верил, потихонечку становилось для меня правдой: враг ничего не потребует с меня за свою помощь. Просто потому что тут никто не считает меня врагом, воспринимая влипшим в переплет, запутавшимся ребенком. Это — утешало и удручало одновременно.

Элоэтти зашел после обеда — бодрый, без малейших следов усталости на лице, будто и не было бессонной ночи. Он посмотрел на меня, покачал головой.

— Приклеился… — проговорил односложно.

Показалось, Эгрив сейчас заберет коммуникатор, лишив возможности свободно исследовать чужой мир. Но в следующую секунду я забыл о своих опасениях.

— Мадам Арима хочет тебя видеть, — сказал медик.

Внутри словно щелкнули фиксаторы, отпуская пружину. Я подскочил. Пошел рядом с медиком, стараясь не сорваться на бег. Дорога казалась немыслимо-длинной, лестница — тесной, коридор — бесконечным. А в голове ни одной внятной мысли: только нетерпение, желание увидеть. Снова накрыла память: я вновь на летном поле космопорта держу на руках невесомое тело, страшась, что ее не спасти.

Около самой палаты Эгрив поймал меня за плечи, легонько встряхнул, жестом возвращая в реальность:

— Постарайся ее не утомлять. Все же она еще очень слаба. Понял? Иди!

Подтолкнул к двери, словно угадав, что меня одолела робость.

— Иди же.

И я пошел. Створки дверей разошлись при приближении, я шагнул в почти такую же, как и у меня, комнату: светлые стены, прямоугольник окна, из которого открывается вид на парковую аллею, мерное попискивание приборов, кровать. На кровати — она, все еще немыслимо бледная.

Солнечные лучи, прорвавшиеся сквозь завесу колышущейся портьеры, устроили игру в салочки на лице, заставляя женщину щуриться. Свет ирдалийского солнца жесток в своей яркости. Нельзя было не заметить как осунулось, заострилось лицо, темных кругов возле глаз, паутины морщинок, корочек на сухих губах.

Волосы, заплетенные в две косы, толстыми змеями лежат на подушке. На момент холодеет сердце, через мгновение испуг проходит — Фориэ открывает глаза и улыбается.

— Рыжик, — шелестят слова. — Мальчик.

Голос Фори тих, но уверен: это не захлебывающийся болью и бессилием голос, что впечатал в память слова «Цель — Ирдал».

— Рад вас видеть, мадам.

И звучит в ответ:

— И я рада, Рокше…

Я отхожу к окну, регулируя силовое поле, и не столько для того, чтобы убавить интенсивность проникающих в комнату света и жара, сколько — пытаясь справиться с собой: с комком, выросшем в горле и задрожавшими пальцами. Потом я возвращаюсь назад, подвигаю стул, сажусь рядом, беру в ладони ее руку и — молчу… Мне нечего сказать, а расспросам еще не время.

И что бы ни мучило, врываясь в мои сны, тем самым превращая их в кошмары — это мелочи, потому что я очень ярко осознаю: она дорога мне. Кем бы она ни приходилась Арвиду Эль-Эмрана — подругой-авантюристкой, любовницей, вербовщицей, мне это безразлично. Я люблю ее, как, должно быть, любят сестер и матерей. Да, я не помню матери, хотя у меня она наверняка была, я не знаю отца, я не знаю, была ли у меня когда-нибудь, в другой, украденной жизни сестра, но в своем чувстве я абсолютно уверен.

— А знаешь, — говорит Фори перед тем как закрыть глаза, — рыжим тебе было лучше.

Она засыпает, и улыбка на лице уступает место страдальческой гримаске: во сне невозможно держать эмоции и чувства под контролем. Я глажу ее ладонь и ухожу: пусть спит, когда-нибудь наступит и время расспросов.

— Поговорили? — спросил меня Элоэтти, поджидая в коридоре, и я согласно кивнул.

— Поговорили…

— Ты все еще хочешь увидеть Арвида? — предложил он.

— Сейчас?

— Нет. Но скоро… Завтра утром.

Вчера я бы изнывал от нетерпения, торопил часы, желая увидеть торговца, а сейчас промедление воспринимается как отсрочка. До завтра еще есть время. У меня еще есть время. Однако я согласно киваю — да, я хочу увидеть Арвида.

После визита к Фориэ начисто пропадает желание сидеть, уткнувшись носом в коммуникатор. Свежесть утренней прохлады постепенно сменяется раскаленным жаром полудня, который не дает заснуть, загоняет в душ, и случайно зацепив взглядом полоску маячка, оставленного на краю умывальника, я решаюсь… Ну невыносимо же здоровому человеку без дела весь день сидеть в четырех стенах!

Прихватив маячок, я срываюсь с места и убегаю к морю. По знакомой тропе — через заросший травами луг, по крутому спуску, мимо общего пляжа к своему тихому уголку. Только (вот сюрприз!) место занято. На лежаке сидит девушка и смотрит в сторону моря. А передо мной вновь дилемма: остаться или уйти. Вспоминаются слова Элоэтти: «навязывать общество ищущим уединения у нас не принято». А близость моря едва не сводит с ума.

Пока я раздумываю, как быть, девушка поднимается с места, оборачивается и замечает меня.

— Привет! — летит ко мне с порывом ветра. Голос — веселый и звонкий кажется удивительно знакомым.

Я вздрагиваю, сердце в груди делает мощный удар, во рту сохнет, и, как в прошлый вечер, я ничего не могу с собою поделать: она меня волнует.

— Привет, — а губы трясутся.

Я боюсь, что девушка заметит мое возбуждение. Боюсь, поймет, что со мною творится, и испугается. Отшатнется, или хуже — выставит на смех. И понимаю, что зря все утро провел в обнимку с коммуникатором, ведь главного — как мне быть сейчас — я так и не узнал.

Сбежать бы…

В Академии, идя прямо на своих противников, я знал — уклониться от потасовки можно. Нужно только повернуться и сбежать. Потом подать рапорт коменданту казарм или ректору: дирекция не приветствовала драки. И зачинщику, кем бы он ни был, пришлось бы держать ответ. Но я знал и другое: бегство — не выход. После такого уважение заслужить невозможно.

Бежать нельзя. И я заставляю себя сделать шаг навстречу.

— Я надеялась, что ты придешь, — говорит она. — Кажется, я тебя вчера чем-то обидела.

— Ты что, извиняться пришла? — Удивленный, я смотрел на девушку, позабыв о своих опасениях.

Нет, она не смеется надо мной. Она тоже слегка растеряна и отводит взгляд; волнуется — ее выдают пальцы, мнущие юбку, которая даже не прикрывает колени.

— Да!

Это «да» отрывает меня от разглядывания сильных красивых ног. Я вновь смотрю в лицо, вдруг понимая, что она — хорошенькая. У нее широкие скулы, полные губы, толстенький нос и веселые глаза. Нет, она не красавица из тех, чьи фотографии курсанты прятали в тумбочках. Она не бесплотная женщина-мечта, и у нее далеко не утонченные черты лица; но улыбка… но взгляд! И… я понимаю, что она видит причину моего смущения. Она понимает. Но оскорбляться или обижаться не собирается. Она даже не смущается. И то, что было сложным, становится простым: не составляет труда объяснить, что я не был обижен. Похоже, она верит в это больше, чем я.

И доверяет больше, чем я сам доверяю себе. Ни одна, ни одна девчонка в Торговом Союзе не стала бы вести себя так. Она сверх меры сокращает дистанцию, она явно напрашивается на неприятности. Бездна! Ох, уж эта короткая юбка, которую задирает ветер. Зажмуриться, не видеть…Уронить бы девчонку в песок, подмять, ведь она сама… она сама… напрашивается на неприятности!

Но вспоминается, как спокойно спит чудный город без заборов, оград, занавесей на окнах и злость моя гаснет. Хоть и трудно, но я стараюсь удержать себя в руках, напоминая себе — она не понимает что творит. Она не знает, что такое страх.

Трудно держать себя в руках. Выручает память: «мальчишка не опасен» — голос Элейджа звучит в моей голове, и я соглашаюсь с ним. Я — не опасен. Я — человек, а не модификант и не зверь.

— Как тебя зовут? — спрашивает она.

— Рокше.

Девушка морщит лоб, глядя на меня чуть пристальнее.

— Эдна, — называет свое, протягивая мне руку. — А ты точно не местный. И имя странное. Что оно означает?

Нагревшийся от обжигающего песка воздух дрожит. Пылающее белое солнце приклеилось к зениту, время застыло.

Что оно означает?

— Свет, — отвечаю я, касаясь ее ладони. — Просто солнечный свет.

Боюсь, ирдалийка засмеется, как смеялись в академии однокашники, покуда не привыкли, но вместо смеха:

— Ирид, — произносит она серьезно. — По-ирдалийски это Ирид. Ты не будешь против, если я буду называть тебя так? Мне привычнее…

Я не возражаю. Льстят ее открытость и неподдельный интерес.

Мир дрожит и растворяется в мареве: море, небо, берег — все кажется миражом. И потаенная мечта манит доступностью, кажется такой близкой — собственный дом и сад, любящая женщина, дети… — и куда реальнее окружающего мира.

Девушка сжимает мою ладонь, ведет, я иду за ней — к пристани, где нас, оказывается, уже ждут. Эдна тянет меня в компанию парней и девчонок, знакомит со всеми, и время срывается с места в галоп: день заполняется поездкой к рифу, где мы всей компанией ныряем и плаваем почти до заката; к берегу катер возвращается по темноте. Но народ не разбредается. Все так же, кучей-малой мы заходим в какое-то кафе, и наскоро перекусываем. По местным меркам ужин прост: рыба, овощи, какие-то водоросли, кисленький соус и хлеб. На моё замечание о деньгах Эдна машет рукой, смеется: «я угощаю».

Потом, все так же, гуртом, мы уходим всё дальше в ночь, подальше от города. Ребята разжигают костер: с моря тянет пронизывающей прохладой, огонь отнюдь не лишний, и в свете пляшущего на угольях пламени, ночь наливается колдовством. Кто-то из ребят захватил с собой аволу — чудный многострунный инструмент, и пальцы музыканта перебирают струны, но кажется, что музыка рождается сама.

Голос — знакомый, высокий и звонкий зачинает песню, другие подхватывают. Дрожа то ли от холода, то ли от возбуждения я стискиваю пальцы: эти песни, они мне знакомы… Жадно вслушиваюсь в слова чужого языка и понимаю — многие из песен, на другом языке, я слышал, будучи курсантом.

Я не знаю, сколько времени проходит, прежде чем народ начинает потихонечку разбредаться. Мы с Эдной идем рядом. Пусть этот мир полностью безопасен, но я должен проводить ее до дома — через звеняще-шуршащую тишину, через половину мирно спящего города, до самого крыльца дома, укрытого садом. Она вспархивает на ступеньки, смотрит на меня сверху вниз, говорит, прежде чем попрощаться:

— И все же ты странный, Ирид. Откуда ты родом?

Думается — скажи я ей правду, и она отшатнется. И уже не будет подобных этому дней. Чтобы ни говорил Эгрив, мы и лигийцы — враги. Однако, врать ей я не хочу. Это неразумно, но я выдыхаю правду:

— Я рос на Лидари. Это в Торговом Союзе.

Эдна спускается вниз, приближается, встает рядом. В темноте я не вижу лица, но ее теплая ладонь ловит мою руку. Пальцы сплетаются с пальцами, девушка тянется ко мне, и вот уже дыхание щекочет щеку, а потом губы касаются губ. И оказывается, что ядерный взрыв и вспышка сверхновой — такие, в сущности, мелочи…

Что еще происходит этой ночью, о чем мы говорим — я не помню. Оно неважно. Важно — податливое горячее тело под ладонями, взаимные ласки, дыхание Эдны. Важно — приглашение в дом, крутые ступени, уютная спальня на втором этаже: тусклая лампа под розовым абажуром, свежие простыни, заправленные под матрас…

Одежда сброшена на пол, а вместе с одеждой — неловкость и стыд. Голова пуста, в голове стрекочут цикады. Сердце бьется тяжело и глухо. Эдна… Эта девушка хочет меня. Эта девушка… любит? Я знаю — нужно бежать: от нее, от себя, от собственного безрассудства; но я остаюсь, и само время путается, завязывается в узлы, плавится и горит в движении наших тел… а потом, видя ее улыбку я уже не понимаю, почему мне казалось будто нужно бежать: ни от себя, ни от Судьбы не убежишь…

В госпиталь я возвращаюсь к полудню. Идя по тенистым аллеям, вдыхаю прогретый душистый воздух, и понимаю — так пахнет счастье. На сердце тепло и спокойно, эта идиллия длится до тех пор, пока я не сталкиваюсь в коридоре с Эгривом Элоэтти.

— Где тебя носит? — прошипел он рассерженно. — Ты требовал встречи с Арвидом. Ну, идем.

Я шел рядом со стремительно двигавшимся Элоэтти, точнее — почти бежал, чувствуя как утрачиваю покой. То, что отпустило на двое чудесных суток, возвращалось назад, наваливаясь на плечи немыслимой тяжестью, заставляя вспоминать, тревожиться, холодеть и страшиться.

Воспоминания — яд.

Добравшись до места, я на пару секунд застыл у двери, пригладил пятерней растрепавшиеся волосы, вспомнив как, лаская, Эдна пропускала сквозь пальцы отросшие прядки с завитками на концах и шептала мне ласково, тихо: «Ирид».

Дали небесные! Да о чем, я собственно, думаю!

Решившись, я вошел в комнату.

Около Арвида хлопотала медичка. Оранжевые локоны выбивались из-под шапочки, падали на плечи. Одежда подчеркивала их цвет, и как-то особенно ладно сидела на ней: словно это была не униформа медика, а наряд, специально пошитый для соблазнения мужчин.

Женщина поправила кибердиагност на руке Эль-Эмрана, заправила в него несколько ампул и, кивнув мне словно хорошему знакомому, вышла из комнаты.

Избегая смотреть на меня, Арвид пялился в потолок.

— Стажер… Не сбежал, стало быть. — Голос Арвида прозвучал напряженно и хрипло, так, словно он был не рад моему приходу. — Однако, долго же ты добирался.

Неужели, я ошибся, привезя его на Ирдал? Дали небесные!

— Господин Эль-Эмрана, — как ни старался я, а голос дрогнул. — Простите, что заставил ждать.

На мгновение торговец отвлекся от созерцания потолка, посмотрел на меня, скривился.

— Дальше, — скомандовал он, отведя взгляд. — И по существу. Что тебе нужно?

— Арвид, — набравшись сил, я посмотрел ему в лицо, прошептал: — Мы в Лиге, на Ирдале, на базе Стратегов. Это моя…

— Знаю, — оборвал он, скривившись.

Впрочем, он действительно знает. Ох, я идиот! Ладони внезапно вспотели, дыхание сбилось. Разумеется, Арвид все знает. Уже не может не знать. Но была ли договоренность меж ним и мадам Арима? Я должен, я обязан был узнать это.

— Вы работаете на Стратегов, ведете с ними дела? А мадам Арима, кто она?

Торговец внезапно приподнялся на локте, пронзил меня острым взглядом.

— А ты кто такой, чтоб я отчитывался перед тобою, щенок? — выпалил он, совершенно меняясь в лице. — Не потерялся, не отстал — очень хорошо, считай, что я оценил и зачислил тебе на счет бонусы. А теперь сделай для меня еще немного — заткнись и постарайся, чтобы я до самого отлета с Ирдала тебя больше не видел! Понял? Пошел вон отсюда!

Кровь бросилась мне в лицо. Несколько секунд я ошалело смотрел на торговца, чувствуя, как рушится надежда избежать позора. И дело было уже не в желании и согласии торговца свидетельствовать перед судом, что я схватился за оружие, согласно его приказу. Нет…

Я непоправимо, фатально ошибся. Тихий голос гордости заставил меня уйти, пока торговец не заметил навернувшихся на глаза слез.

Все эти дни, подспудно, я надеялся на чудо. На то, что не ошибся, и что одним из мотивов, что Арвид предложил подписать с ним контракт, было сочувствие, не расчет. И сейчас Эль-Эмрана предельно ясно показал, где мое место. Все мои сомнения, надежды, тревоги не значили для этого человека ровным счетом ничего.

Ноль. Пустота. Зеро.

Вот тебе и твои идеалы, рыжий! Досыта наелся? — высунула ядовитое жало случайная мысль. — Или нужно добавить?

Небольшая сумма в конце месяца на карманные расходы. Питание, одежда, жилье. А я купился! Не смог уйти, наделал глупостей. Почему мне казалось, что если последую совету начпорта, это будет настоящим предательством? Я полез спасать этого мерзавца. Зачем?

Собственные решения казались ужасной глупостью. А в глубине души росла и крепла уверенность — я остаюсь. Да, я остаюсь здесь, на Ирдале.

 

Глава 9

Волны накатывались на берег, подбирались к самым ногам и неспешно отступали назад. Я слегка пошевелил пальцами, вырывая ямку в песке. Очередная волна лизнула ступни, и отхлынула, разровняв песок.

Эд-на — прошелестел океан. — Эд-на-а…

Она уехала вчера, сказав на прощание, что будет хранить в памяти проведенные вместе дни. И то, что ей хорошо со мной было.

Помимо воли вспомнилось: «я не могу остаться, Ирид. Кончились каникулы, впереди практика, потом сессия. Если ты останешься на Ирдале, мы сможем продолжить встречаться. И не хочется расставаться. Но остаться не могу». Я вспылил, спросил, зачем ей уезжать. Зачем женщине вообще нужно учиться, работать. Замужняя женщина должна быть за мужем — как за каменной стеной. Это его обязанность — добывать хлеб насущный. Женщина должна хранить очаг и воспитывать детей. А она… Эдна покачала головой, прошептала: «странный ты все-таки, Ирид», обняла, прижавшись ко мне, потом, отстранившись, провела ладонью по щеке… и все равно ушла.

Я не мог ее удержать. Здесь, на Ирдале все было иначе. Эдна не была моей собственностью. Я не был ее собственностью: подобное было немыслимо. Это же и сводило с ума.

Всю ночь я ворочался с боку на бок, пытаясь понять, как мне быть дальше. После ухода Эдны в душе образовалась странная пустота — нестерпимая в одиночестве, но и общение с новыми знакомыми, беседы с Эгривом, встречи с мадам Арима не могли заполнить ее.

Наедине с природой становилось немного легче. Словно, океан понимал меня лучше, чем люди. Иллюзия… Но, испытывая себя на прочность, борясь с волнами, пытаясь укротить стихию, я чувствовал, что пустота заполняется. Хоть немного. Эдна сама была как океан…

Отдаться бы океану, забыться в борьбе — игре с ним, но свежий ветер и тучи предупреждали о скором шторме, с рассерженной стихией играть — слишком опасно. Поежившись, я огляделся, и, заметив бредущего в мою сторону человека, вздрогнул, узнав Арвида.

Неожиданно.

Видеть торговца не хотелось.

Я разбежался и нырнул под волну. Вынырнув, поплыл в сторону затянутого тучами горизонта, пытаясь не вспоминать о нашей последней с торговцем встрече. Напрасно — до сих пор саднило от слов: «а кто ты такой, чтобы я перед тобой отчитывался?» Все верно — никто. Но работало оно в обе стороны. И мне было легче вспоминать об Эдне, о проведенных вместе днях, даже о ее уходе, чем о том разговоре: я надеялся, что тут поставлена точка. Однако, Эль-Эмрана считал иначе — раз нашел меня даже на пляже.

Ничего, подождет. А не дождется — тем лучше.

Я плыл в сторону горизонта, по направлению к тучам, рассекая растущие волны, пока окончательно не выдохся. Устав бороться с растущими с каждой минутой волнами, я повернул и поплыл к берегу, отметив, что на опустевшем пляже одинокая фигура так и торчала у самой кромки воды. Надо же! Не ушел. Так и стоит.

А следом меня охватило раздражение. Эль-Эмрана так сильно хочет поговорить? Ну что же, поговорим, но смотреть ему в рот и молчать я больше не буду. У меня тоже есть, что сказать.

Добравшись до берега, я помотал головой, стряхивая с волос лишнюю воду, вздохнул и, расправил плечи.

— Что тебе нужно? — бросил, проходя мимо торговца.

— Рокше, хочу поговорить.

— А нам есть о чем? — Выпалил я в сердцах, и пошел дальше к шезлонгу с одеждой.

— Рокше, это мальчишество, — прозвучало за спиной. — Понимаю, что ты злишься. Понимаю, за что. Но, может, все же выслушаешь меня?

Сцепив зубы, я медленно обернулся и смерил этого сладкоречивого сукиного сына презрительным взглядом. Злость и обида жалили словно осы.

— Господин Эль-Эмрана, — остановившись, медленно и внятно выговорил я, посмотрев в лицо торговца, и старательно сдерживая бушующую в груди ярость. — Решение принято. Я разрываю контракт, так как вы допустили серьезные нарушения, даже не упомянув о том, что работа на вас сопряжена с немалым риском для жизни, который не имеет ничего общего с обычными рисками работы навигатора. Я остаюсь на Ирдале.

— Так, — выдохнул он. Потом криво усмехнулся. — Смотрю, слухи верны. Ты, действительно, к Стратегам намылился.

— А у меня есть выбор? — Зло выдохнул я.

Словно лопнул нарыв — сначала рассекло острым лезвием, но спустя пару мгновений пришло облегчение. То, что ныло, угнетало, то, до чего невозможно было дотронуться без боли — отпустило. Глядя на сытую, гладкую рожу торговца, опьяняясь собственным безрассудством, я чеканил слова:

— Господин Эль-Эмрана, вы в курсе, что мы с мадам Арима натворили в порту Лидари, чтобы спасти вашу шкуру? Да это мне всю жизнь икаться будет! Шесть трупов на двоих и захват заложника. Знаете, что за такое полагается? Если не ошибаюсь — урановые рудники и метка каторжника?

Торговец внезапно помрачнел, скупо кивнул, не став спорить.

— Вы бы вернулись, с таким послужным списком? — Спросил я, не отводя взгляда от побледневшего и напрягшегося лица.

— Рокше, можно доказать, что это была самооборона, — выдохнул он, но показалось, что мужчина и сам не верит своим словам.

Я же почувствовал себя так, словно мне воткнули нож в живот и наворачивают кишки на острое лезвие. Я понимал: какая там самооборона. Никто не заставлял меня в порту Лидари брать в руки оружие, выручать этого сукиного сына и прорываться к яхте. И не важно, что иначе поступить я тогда не мог. А еще почудилось, что торговец своими словами в очередной раз пытается сделать из меня идиота. Хотя я идиот, именно что идиот, какого поискать!

Арвид и Азиз провели меня, как дурачка, заставив поверить в безвыходность ситуации — «Я дал слово, что ты не будешь иметь дело с Гильдиями!». Мне подсунули контракт с вольным торговцем как отличный выход из ситуации. Вот только он оказался ловушкой. Азиз открытым текстом довел до торговца, что обо мне никто не будет жалеть. Что я — идеальный исполнитель, которого после использования можно выбросить на свалку — никто и не хватится.

На территории Торгового Союза Эль-Эмрана может запросто сдать меня властям. Это легче, чем помогать: это придурок-пилот увел корабль к Ирдалу, но с торговца — взятки гладки. И я мог бы во все горло орать о делишках Арвида — реальных или надуманных, никто бы не стал вести никакого расследования: мне ни один человек не поверил бы. Что стоят слова пытающегося увильнуть от ответственности преступника против слов законопослушного уважаемого гражданина? Кто возьмет их во внимание? Кто воспримет всерьез?

«Этот — лучший».

Каким же я был идиотом еще две недели назад! Каким доверчивым глупцом! Дали небесные!

Тяжело вздохнув, я посмотрел на горизонт, стараясь игнорировать Арвида.

Умом я понимал, что верить ему нельзя. Но вопреки гласу рассудка, верить все же хотелось. Даже сейчас. Даже после выплюнутой им ехидной, обжегшей огнем фразы: «А кто ты такой, чтобы я перед тобою отчитывался?»

И словно почувствовав мои сомнения, торговец подошел вплотную, вцепился руками мне в плечи, встряхнул.

— Парень, ты с ума сошел? — спросил он. — Надо же так себя накрутить! «Трупы, рудники, каторга»! И хозяин — последний мерзавец!

— Разве не так? — спокойный тон и уверенность торговца разозлили меня еще больше. — Когда я пришел к вам с расспросами — вы выгнали меня в шею. Дали понять, что мы относимся к разным классам. И это правильно. Вы — торговец, вам нашлось бы оправдание, если бы вы носились по порту с оружием в руках. А я — никто, и в отношении меня содеянное вряд ли признают самообороной. За время прошедшее с нашего разговора ничего не изменилось.

— Изменилось! — Убежденно выпалил торговец, еще сильнее сжав мои плечи. — Тогда я не знал, кто вырвал меня из лап Катаки. Знал бы — все было бы по-другому! Я думал, Фориэ вытащила нас обоих. Я ошибся. В голову не могло прийти, что тебе хватит решимости. И мы же почти не знакомы — ты и я. Ну откуда мне было знать, что ты станешь рисковать своей головой ради жизни постороннего человека?

Тяжело вздохнув, Арвид опустил руки и, отступив, присел на шезлонг. Поежившись под порывом пронзительного, посвежевшего ветра, я поспешно оделся, осознав, что стою напротив торговца голым, потом сел напротив и посмотрел на Арвида, пытаясь понять, врет, издевается он, или — нет.

— Прости меня, я свалял дурака. — проговорил торговец. Помолчав некоторое время, Эль-Эмрана впился взглядом в мое лицо. — Рокше, я не стану тебе препятствовать, если ты решишь остаться. Это ведь правильное решение. Неприятное. Но правильное.

Даже так? Показалось, торговец вновь, как в апартаментах Холеры старательно вешает лапшу мне на уши, и это заставило меня снова разозлиться и заговорить:

— Арвид, мадам Арима из Стратегов. Да, она этого и не скрывает. И вы тоже на них работаете, — ошарашил я торговца, не сводя взгляда с его лица. — Так что я уже в паутине — с момента, как подписал контракт. Мне лучше остаться — выбор у меня невелик. Но по мне лучше быть пилотом противника, чем шпионом.

Эль-Эмрана нахмурился, потом тихо протяжно присвистнул.

— Вот даже как…, — прошептал удивленно. — Вот как ты все это видишь… Выходит, мне придется объясниться.

— Объяснитесь, — я терял остатки спокойствия: их как ветром сдувало. — Объясните все: откуда у вас камень, и зачем вы подкинули его мне, что за дела у вас со Стратегами, во что вы еще планируете меня втянуть? И попробуйте опровергнуть кое-что: рыжий навигатор, это слишком приметно, — я взъерошил отмытые от краски волосы, — и вы бы отказались от такого работника, если бы Каэнни не упомянул, что меня никто не станет искать. Никогда. Вы с самого начала планировали воспользоваться мной, а потом — избавиться. Это очевидно. Вот попробуйте убедить меня, что это не так.

Лицо торговца перекосилось, а мне вспомнилось, каким я увидел в медблоке порта — бледным, в поту, с искусанными губами.

— Бездна! — прошептал он.

Я смотрел на Арвида и не знал, что творится в его голове, не знал, какую пакость он еще приготовит. Но я безумно желал получить ответы на свои вопросы, и потому потребовал снова:

— Объяснитесь же.

— Рокше, — спросил торговец, — а чтобы ты сделал на моем месте? Когда мне в руки попал камень Аюми, я сразу понял, что он принесет одни неприятности. Надо было от него избавиться, но как? Выкинуть — рука не поднялась. Никому постороннему о нем я не говорил, думал, не узнают. Однако, ты прав, слежку за собой я замечал. Но я не ожидал засады в порту. Все мои дела со Стратегами и мадам Арима… У нас договор — Фориэ сводит меня с покупателем, который не перережет мне горло, а я доставлю ее домой, на Рэну. Поверь, если бы я подозревал, что в порту мне устроят засаду, я придумал бы трюк поумнее, чем подкинуть камень тебе в карман.

Он смотрел мне в глаза, а я чувствовал — врет. Точнее — недоговаривает. Но хочет, чтобы я ему поверил. Губы сами растянулись в усмешку:

— Не боитесь, что добьют при возвращении? — бросил я. — О сделке со Стратегами вы сами не станете распространяться, так что в Торговом Союзе продолжат считать, что камень у вас. Вот решат наемники Иллнуанари, что стоит вытрясти из вас камушек…

— Не решат! — торговец ликующе вскинул голову, — Вся Лига гудит, до Раст-эн-Хейм информация долетит непременно: Стратеги ни при делах. Службы контроля пространства Ирдала перехватили корабль контрабандистов, нашли камень, конфисковали его, и под конвоем мощной эскадры доставили на Софро, в столицу Лиги.

— Контрабандисты?

— А контрабандисты сбежали…, ну, в смысле сбегут, — торговец пожал плечами, подмигнул мне неожиданно весело. — Может, в бездну Стратегов, и побежим домой вместе? Ты отчаянный парень, надежный. Азиз был прав, лучше мне не найти. Считай, что испытательный срок закончился. Десять процентов с прибыли тебя устроят?

Я помотал головой.

Нет, так не пойдет! Арвид опять пытался заморочить мне голову… Впрочем, две недели назад у него могло бы все получиться. Ох, и дураком я был тогда.

— Десять процентов, — протянул я.

— Десять, — подтвердил он. — Это хорошие деньги. Соглашайся, условий лучше тебе никто никогда не предложит!

— Господин Эль-Эмрана, на каторге у меня не будет возможности воспользоваться деньгами!

Отвечая ему, злясь, я и сам не знал, почему еще продолжаю разговор, вместо того, чтобы развернуться и уйти. Почему стою под порывами пронизывающего, крепчающего ветра, глядя на него, вместо того, чтобы мчаться прочь от взбесившихся пенных валов и надвигающейся грозы.

— А если я поклянусь, что не позволю отправить тебя на каторгу?

— Неубедительно, — фарс пора было заканчивать.

Нащупав тапочки, я взял их в руки и, не ответив торговцу, босиком направился к госпиталю. Да, слова Арвида звучали словно музыка — сладко и складно. Пустота в душе на миг заполнилась надеждой. А потом я взял себя в руки и свернул нелепой доверчивости шею. Слишком хорошо все было на словах, чтобы в итоге оказаться правдой. Один раз я на посулы уже повелся.

Догнав, Арвид поймал меня за плечи, встряхнул.

— Ты что же, не веришь мне?

— Нет, не верю.

— Слово торговца, я тебя вытащу! Я все связи свои подниму, Совет Гильдий на дыбы поставлю — никто тебя не тронет. Слышишь, рыжий?! — Темные глаза метали молнии. Зарычав, торговец снова встряхнул меня за плечи. — Я обещаю!

— Уберите руки, — злость ударила в голову. — Я вам не игрушка!

Он неожиданно отпустил, как-то враз сникнув.

Вспышка молнии рассекла небосвод, следом оглушительно заурчал гром. Мир на мгновение замер. А потом — вначале по одной, а потом все чаще и чаще с неба посыпались полновесные тяжелые капли.

— Двадцать процентов, — проговорил Арвид.

Дождь отвесными струями поливал землю. Бежать куда-то, искать укрытие — без толку, за несчастные полминуты мы промокли насквозь. Первые капли дождя были теплыми, но с каждой минутой ливень становился все холодней. Хоть лезь греться в море. Но не при таком же волнении.

Повернувшись к торговцу спиной, я пошел по едва заметной тропе вверх по склону. Наверху, чуть в стороне от тропинки стояла беседка, из которой открывался панорамный вид на городок и море.

Беседку мне показала Эдна, когда мы, вот так же попали под дождь. Вспомнилось, как мы стояли, обнявшись, тем самым согревая друг друга, а вокруг хлестал ливень, сверкали молнии, и небо и море были укрыты туманной дымкой. Я нравился ей, она нравилась мне. И казалось, наша встреча — это незыблемо. Навечно. Но она все же ушла. А все места, где мы бывали вдвоем, теперь напоминали мне о потере, заставляя сомневаться — во всех и во всем.

«Я не могу быть только чьей-то женщиной, Ирид. У меня есть мечты, стремления и кроме любви. Нельзя растворяться в другом человеке без остатка. Я так жить не смогу».

… Почему?

Не смогу жить без пространства — так казалось недавно, но почти две недели я провел с пониманием, что, при необходимости, от него откажусь. Ведь, появилось то, что стало важнее… Эдна.

— Рокше, выслушай!

Я обернулся. Оказывается, Арвид последовал за мной и сейчас стоял около выхода из беседки — насквозь промокший и понурый.

— Рокше, — проговорил он. — Я не знаю, чем лигийцы купили тебя, почему ты тянешься к ним, но я понимаю, что сам совершил ошибку. Дай еще один шанс — мне нужен пилот, а главное — человек, который не ударит в спину, и которого не перекупит Анамгимар Эльяна. Человек, которому я смогу полностью доверять. А взамен… Хочешь, я помогу узнать кто ты, из какой семьи, почему оказался в Академии, а так же кто заплатил за твое обучение и зачем тебе опоили оноа? Я сделаю все, чтобы узнать твое прошлое. Хочешь?

Хочу… кто бы знал как хочу, но признаться в этом торговцу?

Рядом, настолько близко, что вместо грома послышалось только шуршание, ударила молния. А следом за вспышкой — пришло озарение.

Подняв голову, я посмотрел прямо в глаза Эль-Эмрана.

— Хорошо. Мы заключим новый контракт, — вытолкнул я из себя. — Но с условием. Я хочу, чтобы свидетелем нашей сделки выступил Алашавар.

Торговец вздохнул, посмотрел на меня с уважением.

— Годится, — проговорил, протянув для пожатия руку.

 

Глава 10

Каждый шаг — через силу, любое движение отдается ноющей болью в боку. Хочется пожаловаться на самочувствие, закрыть глаза и погрузиться в объятия медикаментозного сна; дождаться возвращения сил в состоянии полудремы с моментами редких, ярких пробуждений, когда кажется, что с каждым вдохом в грудную клетку втекает жизнь. Вот только времени на полную реабилитацию нет: Эль-Эмрана засиделся на Ирдале. Как бы он ни пытался, ему уже не удаётся скрыть, что каждый день промедления словно нож острый. С каждым днем торговец все больше мрачнеет и нервничает. И все чаще раздраженно смотрит на часы: словно желает остановить бег времени.

Пятнадцать дней задержки. Просить торговца о еще большей отсрочке я не осмелилась: день или два ничего не решат, просить же две — три недели слишком высокий риск: нужно быть слепой, чтобы не заметить, как Эль-Эмрана изводится от ожидания. Я боялась, что неотложные дела могут заставить его передумать: наш с ним контракт не имел свидетелей, и не был закреплен на бумаге. Пришлось выбирать, что важнее — полная реабилитация или возможность узнать, что случилось с близкими. Хотя, какой уж тут выбор?

Мы могли быть уже на Рэне. Торговцу ничто, кроме нашего соглашения и состояния моего здоровья, не мешало покинуть Ирдал неделю назад. Удача, что ни засада в порту, ни длительное пребывание на Ирдале не заставили Арвида Эль-Эмрана нарушить слово: у меня другой возможности попасть домой нет, и вряд ли появится. Четыре года прошло, как Рэна переведена в статус Закрытого Сектора, и с ней оборваны все контакты, четыре года флоту запрещены полеты на мою родную планету: Сенат наложил вето, ни один капитан Лиги запрет нарушать не станет.

Тоска и тревога давно выжгли все нервы, промедление было пыткой. Остаться на Ирдале я не могла: это значило отказаться от мужа и сына. Когда полыхнул бунт, и Сенат принял решение об изоляции планеты — они были на Рэне. Четыре года от них никаких вестей. Потому я должна добраться до дома. Я должна разыскать родных, и быть рядом. И ради этого нужно забыть о плохом самочувствии, о том, что при каждом неловком движении немилосердно ноет бок, кружится голова, о том, что без медикаментозной поддержки трудно даже стоять на ногах.

Четыре года я искала возможность добраться до Рэны, стучась во все двери, потом поняла, что смогу добраться домой, лишь обратившись к контрабандистам Раст-эн-Хейм: этим было плевать на законы Лиги. Впрочем, с некоторых пор, я сама была готова нарушить любые запреты. А сегодня я не имела права упустить корабль, который направлялся в нужный мне порт.

Чувствуя, как на глаза навернулись слезы, прищурившись, я посмотрела на солнце: огромное, налившееся алым соком оно падало в океан, в закатном свете казавшимся оранжево — алым. Вспомнилось как мечталось (когда-то очень давно) что, выйдя в отставку, осяду на Ирдале. Наивная, я не знала, что сбываются не все мечты. Четыре года назад мне пришлось выбирать. И, не раздумывая, выбрала Рэну.

Я не задумывалась, насколько длинным будет путь, сколько преград придется преодолеть. Поначалу я не задумывалась, насколько сложна задача, не знала, что три года потрачу, только чтобы найти ниточку, которая приведет на Раст-эн-Хейм: я моталась по разным мирам, собирала данные, анализировала, несколько раз ошибалась, прежде чем смогла нащупать канал доставки контрабандных товаров.

Вспомнилось, как просветлевало лицо схваченного мною за руку торговца, когда он осознал, что от него требуют. Страх исчезал, а на смену приходило задумчивое выражение — словно торговец гадал, стоит ли связываться с сумасшедшей; однако, колебания не помешали ему заломить баснословную сумму за перелет на Раст-эн-Хейм, а у меня не хватило храбрости торговаться. Я продала дом и большую часть драгоценностей, чтобы с ним расплатиться, а за время пребывания в Торговом Союзе потихонечку рассталась с остатками дорогих безделушек…

Шорох шагов заставил очнуться от воспоминаний. Я не обернулась — и так понятно, что это Арвид. Рыжик ступает иначе — практически бесшумно, как легконогий хищник, а не человек.

— Мадам, вы готовы? — спросил мужчина, встав передо мной.

— Конечно, готова.

Мужчина дернул щекой, заломил бровь, обозначая иронию, посмотрел оценивающим взглядом — как на вещь или скот. Пожал плечами.

— Ну, пойдемте тогда.

Когда-то Эль-Эмрана раздражал меня своими привычками: демонстрацией иронии, барской снисходительностью, высокомерием… Я знала, что у него полно недостатков, но в какой-то момент это перестало быть существенным: так получилось, что он — единственный человек, который решился помочь. Арвид раздражал, но я уже обвыклась и предпочитала пропускать мимо ушей и его почти издевательские интонации, когда он обращался ко мне «мадам», и подтрунивания, и даже сомнения в здравости моего рассудка.

Не дожидаясь, пока я поднимусь из шезлонга, Арвид нагнулся, подхватил меня и поставил на ноги. Подняв и отряхнув от песка упавшую наземь шаль, торговец набросил ее мне на плечи. Защемило сердце — вспомнилось, какими заботой и пониманием в прошлом окружал меня Доэл.

Вздохнув, я посмотрела на Арвида, пытаясь понять, что побудило торговца к несвойственной ему внимательности. Наказ медиков? Неужели, разболтали, что по-хорошему мне еще несколько суток необходимо находиться под неусыпным контролем?

Впрочем, даже если Эль-Эмрана знает, это ничего не изменит. Я до жути боюсь, что торговец улетит без меня, и потому ни за что не признаюсь в собственной слабости, не позволю заподозрить, что при каждом резком движении немилосердно начинает ныть бок и кружиться голова.

Стискивая зубы, я напомнила себе — если хочу еще раз посмотреть в лицо Доэла, то нужно собрать всю волю и силы, сколько их еще осталось, чтобы продержаться; осталось немного: добраться до корабля и дождаться прыжка. Потом поворачивать станет поздно.

Арвид, словно прочитав мои мысли, покачал головой, скривил губы и — подхватил меня на руки.

— Голову оторвать вашему Шефу, — процедил сквозь зубы. — И медикам заодно.

Я напряглась, но вырываться не стала: сил у меня немного, но если Эль-Эмрана девать ее некуда — пусть несет. Единственно, резануло злое замечание в адрес Алашавара: не его вина, что я не могу остановиться.

Торговец донес меня до флаера, усадил в кресло, позвал Рокше, и уселся рядом со мною сам.

Переведя взгляд на спешившего к флаеру мальчишку, я улыбнулась: невысокий, худощавый, он временами казался не юношей, а подростком; поначалу было трудно поверить в то, что ему уже есть восемнадцать. Мой собственный сын в этом возрасте был выше, крепче и выглядел старше. И все же тайком я любовалась Рыжиком: тонкими, правильными чертами лица, пушком, пробивающимся над верхней губой, контрастом серого, ледяного цвета глаз с теплотой взгляда. Мне нравилась его открытая, от сердца, улыбка. Еще бы почаще он улыбался.

Наемным пилотом и напарником Эль-Эмрана он не воспринимался. Скорее — младшим братом, несмотря на его несхожесть с торговцем. Если бы не смелость и решительность, я смогла бы назвать Рокше ребенком. Хотя, временами чудилось в мальчике странное: и то ли чересчур взрослый серьезный взгляд был этому виной, то ли частая молчаливая задумчивость, то ли какая-то особая стать юного, полного сил самца: интерес к которому молоденькие медички в госпитале даже не старались скрывать.

И вот что за нужда мальчишке болтаться в пространстве с восемнадцати лет? Космос полон опасностей. Сердце предательски сжалось. Моему сыну, Дону, было восемнадцать, когда мы в последний раз виделись. Мальчик мой, жив ли? Лишь бы был жив!

Когда земля стремительно ухнула вниз, я зажмурилась и стиснула пальцы, стараясь дышать медленно и ровно, дабы справиться с неожиданно сильным головокружением, и надеясь, что ни Рыжик, ни Эль-Эмрана не заметят этого. Я боялась, что если торговец поймет, насколько мне плохо, то никуда я с Ирдала не улечу, и потому отчаянно надеялась, что он не заметит и не поймет.

От госпиталя до стартовой площадки было всего десяток минут полета: этот путь мне знаком. Всего-то и нужно продержаться этот десяток минут. Потом — рывок до корабля, взлет, и после взлета можно будет слегка расслабиться. А пока… пока я закрыла глаза и считала секунды.

Когда флаер коснулся посадочной полосы, закат уже догорал — лишь холмы на западе выделялись на фоне чуть более светлого неба. Пилот ненадолго включил прожектор, осветив безлюдную стартовую площадку, на которой одинокой глыбой торчал корабль.

Вот так — тишина, пустота; стоило нам подойти к кораблю, как флаер погасил огни, стремительно сорвался с места и исчез в ночном небе.

Поежившись, я осторожно поправила спустившуюся с одного плеча шаль.

— Тихо как, — заметил Рокше.

Я согласилась. Тихо, пахнет нагретым бетоном, запахи смазок и топлива давно развеялись, трава проросла сквозь стыки бетонных плит, создавая видимость полной заброшенности. Кажется, что отсюда не стартуют, и никогда больше не будут стартовать корабли. Только у самой яхты в воздухе витал слабый запах топлива и смазки. Площадка, использовалась в исключительных случаях, а запустение все же было иллюзией.

Впрочем, официально Стратегическую разведку расформировали четыре года назад — сразу после бунта на Рэне. Но у безопасников Ирдала имелась заинтересованность в помощи Стратегов, а у координационного совета — мотивы помалкивать о функционирующих на планете базах разведки; и хоть правительство Ирдала Стратегов поддерживало всегда, на неприятности не нарывалось.

Арвид первым вошел в корабль. Застыв у входа, торговец принюхался, обернулся ко мне, скривился, и только потом подал руку, помогая подняться на борт. Я тоже принюхалась, пытаясь понять, чем вызвано недовольство торговца: пахло химикатами, применяемыми при санобработке. Но по мне лучше резкий кисловатый запашок, чем вызывающее спазмы зловоние застоявшейся и протухшей крови.

— Что тебе не нравится? — Спросила я.

Арвид качнул головой, отступил вглубь корабля, освобождая проход.

— Ничего, — отозвался он раздраженно.

Отчасти я его понимала. Неприятно, когда чужие копаются в личных вещах, но тот ли тут случай?

— Как думаешь, много нам оставили на корабле сюрпризов? — Громыхнул голос Арвида из рубки.

— Не знаю, — отозвалась я, осторожно ступая вперед, и придерживаясь рукой за стену: мало слабости, так мне еще и освещения катастрофически не хватало, в отличии от давно сроднившегося с судном торговца. — Скажу, что такое не практикуется. Но ты не поверишь.

Световые панели неожиданно дружно мигнули и залили коридор молочно-белым свечением, заставив зажмурить глаза.

— Почему же? Одно ваше слово, и я поверю во что угодно, мадам….

Голос прозвучал серьезно, но не нужно быть пророчицей, чтобы понять — торговец скалится. Похоже, Арвид не умеет жить без издевок.

Когда я увидела его впервые, он насмешливо кривил губы и также пытался меня подначивать: сидел в кресле напротив, в наручниках и с охраной, державшей его на мушке, и то грубил, то смеялся; смотрел то прямо в лицо, то буквально ощупывал сальным взглядом. Но, несмотря на издевательские тон и формулировки, говорил Эль-Эмрана о серьезных вещах; и от смысла небрежно сплевываемых им слов, страх холодом царапал мне спину.

Так и осталось загадкой — для меня не меньшей, чем для всех остальных — почему я прислушалась к злым словам и поверила торговцу. Что меня заставило? Интуиция? Банальная везучесть? Удивляясь собственным решениям, я отдавала приказ эвакуировать базу разведки с Иг-Асуми, хоть и страшилась, что предупреждение торговца окажется жестоким розыгрышем. Однако, я прислушалась к словам Эль-Эмрана не зря: через сутки после окончания эвакуации, по орбите недавно цветущей планеты летел выжженный, содрогающийся извержениями супервулканов, непригодный для жизни мир.

И вот тогда меня пробрало всерьез. Я пыталась вытянуть из него — как он узнал и откуда, почему решил предупредить, но вместо ответа получила очередную порцию колкостей: торговец не собирался отвечать на вопросы, продолжая насмешничать и язвить. Вот только разозлить меня он уже не смог. Слишком силен был шок. Понимая, что три тысячи жизней спасли не опыт и умение анализировать ситуацию, а своевременное предупреждение и интуиция, заставившая меня поверить, я колебалась недолго.

Корабль Арвиду Эль-Эмрана достался в качестве благодарности за предостережение. Не знаю, что было бы, если бы догадались — стечение обстоятельств, которое позволило торговцу сбежать, угнав новенький крейсер, подстроила я. Это было полнейшим безрассудством. Предательством. Но другой возможности помочь человеку вернуться домой не было, как не было у меня морального права отплатить ему злом. И совсем неважным было, что он — торговец, а я — лигийка…

— Может, вам остаться на Ирдале, мадам?

Открыв глаза, я увидела встревоженное лицо Эль-Эмрана.

— Нет. Мне нужно на Рэну.

Заметив, что я гляжу на него, мужчина переменился в лице, заменив сочувствие привычной усмешкой. И все же его участие не стало для меня откровением. Еще в первую встречу я смогла разгадать: его насмешки — лишь маска.

— Рокше, к пульту, — бросил Арвид мальчишке, придерживая меня за плечи и провожая дальше по коридору в зону отдыха экипажа.

Привычным движением он выдвинул из стены кресло — трансформер, усадил меня, откинул столик.

— Воды, сока?

Я покачала головой. Не хотелось ничего. Лишь одно тревожило — поскорее бы добраться домой. И для торговца это не было тайной.

В ответ на мой жест Арвид пожал плечами, усмехнулся чему-то, проговорил тихо, но так, что я услышала «одержимая», и не став докучать, ушел. Створки дверей плотно сомкнулись, отрезая жилой отсек от технических помещений.

Вот и передышка. Можно вдохнуть, прикусить губу не скрывая тревоги, усталости, боли, можно не удерживать на лице безмятежное выражение, которое в любой момент запросто перечеркнет судорожным дерганием губ.

Плотно обхватив себя за плечи и закрыв глаза, я вслушивалась в звуки оживающего корабля. Обожгло мыслью — что там, на Рэне? Чем встретит родная планета? Живы ли Доэл и Дон? Лишь собрав всю волю в кулак, я заставила себя оборвать бесконечное построение предположений. На предположениях нельзя делать прогнозов.

Стоило справиться с раздумьями, как память услужливо подсунула картины счастливого прошлого моей жизни на Рэне: рассветы над океаном, проливные дожди, барабанящие по крыше, шум листвы могучих деревьев, окружавших наш дом в Амалгире. Запахи, звуки. Вкус спелых ягод на губах. Мальчишку, оставлявшего на распахнутом окне букеты полевых цветов. Его улыбку — трогательную и несмелую, так похожую на улыбку Доэла.

От невыплаканных слез защипало глаза. Не сдержав всхлипа, я закрыла лицо ладонями, а потом глубоко вздохнула, заставляя себя успокоиться. Нельзя мне нервничать. Не приведи Судьба торговец решит, что на Рэну я лечу не по собственному желанию, а по приказу… разозлится ведь, чего доброго нарушит договор…

Головокружение и подступившая дурнота заставили сконцентрировать волю в кулак и отбросить все мысли. Несколько долгих минут, я пыталась собрать себя из аморфной дрожащей массы. И только отметила, что удалось, и что не страшно вновь оказаться лицом к лицу с торговцем, как он нарисовался в дверях.

— Через пять минут старт. Выдержишь… те, мадам?

— Выдержу, — ответила я твердо. — И не нужно носиться со мной как с фарфоровой куклой.

Мужчина фыркнул, прислонившись спиной к переборке.

— Ох, Фориэ Арима, любите вы из себя строить железную леди, — произнес торговец тихо и ласково, пытаясь скрыть ядовитые звенящие нотки. — Но хватит ли у вас сил, когда прижмет, пискнув, позвать на помощь? Может, прислушаетесь к голосу разума и заправите медикаменты в диагност? Хоть какая-то мера предосторожности.

Я кивнула. Взяла со стола аптечку, принесенную торговцем, вынула ампулы, посмотрела на мерцавший оранжево-желтым цветом глазок и скривила губы, заправляя медикаменты в корпус, понимая, что от Эль-Эмрана скрыть свое состояние мне не удалось.

А торговец достал из аптечки еще одну капсулу, повертел ее в пальцах, потом протянул ее мне.

— Снотворное. В госпитале сказали, что весь перелет вам лучше проспать.

Я взяла капсулу, посмотрела на маркировку, отметив, что это, как и остальные средства производства не Торгового Союза, а Лиги: максимально эффективное, с минимумом противопоказаний; одна инъекция гарантирует пять часов глубокого — без тревог и кошмаров — сна.

Но прибегать к снотворному не хотелось. За последние две недели от бесконечных инъекций в моих артериях, должно быть, не осталось крови — одни лекарства.

— Спасибо, капитан, — улыбнулась я.

— Не за что. Пожалуй, пойду в рубку, подстрахую Рокше на старте.

— Не стой у парня над душой, — неожиданно вырвалось у меня.

Арвид пожал плечами.

— Не хочешь оставаться одна? Или есть вопросы?

Я кивнула. Был один вопрос, который не давал мне покоя, тревожа не меньше, чем вывернувшее наизнанку душу желание попасть домой.

Вспомнилась теплая синева — бесконечная, бездонная, и играющий сполохами по поверхности, пробивающийся изнутри свет. Бросив единственный взгляд на камень, в один момент, тотчас я поняла, какое сокровище предлагал торговец Лиге.

Камень Аюми.

Когда Арвид позволил мне взять его в руки — прямо в ладони — я почувствовала, как камень пульсирует — то тяжелеет, то стремительно теряет вес, и словно бы тычется мокрым прохладным носом, как котенок, ищущий ласки. Сомнения испарились разом — ничего подобного люди создать не могли. Ни одна из известных цивилизаций не могла повторить то, что создавали Бродяги.

Подобных камней не находили целую вечность: уже известных было лишь семь; предложенный Арвидом стал восьмым.

— Где ты взял камень? — Прошептала я, не сводя взгляда с торговца.

Арвид неторопливо выдвинул второе кресло, сел рядом. Сцепив пальцы в замок, долго смотрел мне в лицо.

— А я думал, ты догадалась сразу, — произнес он без привычной усмешки.

— Нет, — отозвалась я. — Нет даже догадок.

— И название «Кана-Офайн» незнакомо? — Протянул он задумчиво, — Мне казалось, ты с капитаном того корабля в… родственных отношениях.

Брови непроизвольно поползли вверх. Да, я знала капитана. Мы были друзьями. Моя свекровь воспитывала и собственного сына и Аториса Ордо.

— Подожди, — прошептала я, — ты хочешь сказать…

— Порыскал в месте падения обломков и вот — наткнулся. Я же был на Рэне — признался Арвид. — Практически сразу после признания ее закрытым сектором и был. Подумал — почему, собственно, не рискнуть? Правда, я искал бортжурнал. Я ведь всю жизнь мечтал найти флот Бродяг. Это, Фори, такие деньжищи!

Дрожь затрясла тело, заставив закутаться в шаль. Вспомнился лихорадочный блеск глаз сумасшедшего капитана, взволнованный, прерывающийся, с хрипотцой голос: «Я видел, все мы видели… Эти корабли… Это флот Аюми! Поверь, это мог быть только флот Бродяг! Фори, хоть ты поверь мне!»

Я не поверила. Я никогда не верила в легенды и мифы. Смотрела в искаженное, словно от боли лицо и не могла поверить. Хотела. И не могла.

— Арвид, к чему розыгрыши… — прошептала, как самой показалось, испуганно. — Аюми, это мечта. Сказка. Легенда. Их не существует, и никогда не существовало.

Торговец рассмеялся.

— Неужели? — спросил он, и неожиданно жестко напомнил: — Я сказал правду. Камень нашла экспедиция «Кана-Оффайн», а я всего лишь подобрал его среди обломков лигийского корабля. Но тебе проще не верить.

Поднявшись, мужчина стремительно вышел за дверь, оставив меня оглушенной этим признанием. Зажмурившись, я сжала кулаки, чуть не раздавив ампулу со снотворным.

«Я сказал правду», — слова ударили так же как нож, вогнанный под ребра. Лихорадочно запылали щеки, затряслось тело, охваченное ознобом.

Девять лет назад «Кана-Оффайн» возвращался из исследовательской экспедиции. Шел домой, и взорвался вскоре после выхода из прыжка: в чистом пространстве, вдали от планеты. Я не специалист, не мне судить, что послужило причиной взрыва, но зная капитана, я так и не смогла поверить выводам экспертов. Подобных ошибок не допускают и новички.

Но когда Аторис заговорил о своей невероятной находке, я засомневалась, и как все, сочла его сумасшедшим. «Поверь мне». Я не поверила. Слишком невероятно звучали слова. Я не смогла перешагнуть через собственную скептичность. Но Доэл поверил.

Что говорить, в словах Арвида, пока он не показал камень, я сомневалась тоже. А вот увидев — захлебнулась от восторга, взяла на ладони, ощутила вдохновляющее тепло и вот тогда — поверила. Только теперь, я поняла, откуда взялся лихорадочный блеск в глазах капитана: трудно остаться невозмутимым, если довелось держать настоящее чудо в ладонях; скажи мне сейчас, что подобных вещей не существует, и я уже не смогла бы согласиться и промолчать.

Я закрыла глаза, сожалея, что не могу вернуть прошлое: прислушаться к словам, ободрить, кивнуть, сказать «я тебе верю», потребовать беспристрастного расследования, обратившись напрямую к Алашавару.

Идиотка! От чего я тогда отвернулась! Предпочла ничего не видеть, не слышать, не знать.

Даже то, что помогая Ордо, муж на моих глазах превращался в озлобленного, замотанного, измучившегося человека не заставило меня остановиться, прислушаться и помочь — им обоим. Вот идиотка. Я… я даже не заметила сразу, что расставаясь, муж вместо обычного нашего «до встречи», сказал мне: «прощай». И только после того, как на Рэне полыхнул бунт, его слова дошли до меня, заставив метаться ошпаренной кошкой: четыре с половиной года назад муж попрощался со мной навсегда.

Стиснув пальцы, я почувствовала какой-то посторонний предмет, зажатый в руке. Разжав пальцы, посмотрела на ампулу и зарядила ее в иньектор, понимая, что сейчас для меня лучшим выходом будет провалиться в черноту без сновидений.

 

Глава 11

Чужая рука легла на плечо, побуждая вынырнуть из омута сна. С трудом разлепив глаза, я не сразу сообразила, где нахожусь; понадобилось несколько долгих секунд, чтобы узнать Арвида Эль-Эмрана, и вспомнить почему я в его обществе.

Торговец, меж тем помог мне сесть и изменив конфигурацию кресла, принялся что-то искать во встроенных шкафчиках и поворожить около варочной панели; через пару минут он поставил на столик чашку ароматного травяного напитка. Я вдохнула запах и… непроизвольно поморщилась. Раньше Эль-Эмрана угощал меня им, и мне нравился терпковатый, с кислинкой освежающий вкус, но сейчас замутило от одного только запаха.

— Убери…

Торговец покачал головой, посмотрел на меня и молниеносно убрал напиток, вместо него подав стакан чистой воды. Потом вновь полез в шкафчик, достав пару контейнеров — небольших, толщиной в палец и размером с ладонь — поставил их на стол. Подвинув ко мне.

— Ваш завтрак, мадам.

Кивнув торговцу, я взяла в руки стакан с водой: во рту было сухо. Сон вспомнить не удалось, он развеялся как дымка тумана под порывами ветра, но судя по тому, как стучало сердце, снилось мне что-то тревожное. И без сомнения это касалось Рэны.

Жадно отпив пару глотков, я ощутила, как светлеет голова: вода взбодрила не хуже кофе и помогла окончательно проснуться. Однако я так и не смогла сориентироваться, сколько прошло времени с момента старта. Пять часов? Шесть? Меньше? Больше? И где мы сейчас находимся?

— Скоро в прыжок?

— Уже, — отозвался Арвид, открыв один из контейнеров, и подвинув его ко мне, подал ложку, — Вошли в систему четверть часа назад.

Запах пищи дразнил. Я зачерпнула немного пюре, надеясь, что дурнота не вернется. Катая питательную массу на языке, пыталась понять, из чего она сделана. Не поняла, но, уверившись, что организм не протестует против еды, принялась понемногу опустошать контейнер.

Скользнув взглядом по кибердиагносту, отметила, что тревожный оранжевый оттенок исчез, индикатор светился ровным желтым цветом. До ярко-голубого, означавшего идеальное состояние организма, довольно далеко. Но состояние не ухудшалось, и это было хорошей новостью.

Прикончив содержимое контейнера и чувствуя, что у меня достаточно сил для беседы, я улыбнулась Арвиду, припоминая последний разговор. Случайно или нет, торговец обмолвился, что был на Рэне уже после бунта; хотя ранее всячески отнекивался, а если я его спрашивала, что ныне творится на моей родине, умело переводил тему.

Отложив ложку, я посмотрела в лицо Арвида, сидевшего в кресле с другой стороны стола.

— Ты ведь после бунта был на Рэне не единожды, — озвучила я догадку. — Может, хватит играть в молчанку. Расскажи как сейчас там.

— Вы жестоки как дитя, мадам Арима, — усмехнулся он. — То требуете с меня правды, словно это игрушка, то пользуетесь моим безвыходным положением, чтобы я сделал то, чего делать совсем не желаю.

— Мне лучше оставаться в неведении?

— Вам лучше держаться от Рэны подальше, — тяжело вздохнув, торговец помог мне встать на ноги, и аккуратно поддерживая за талию, повел в рубку.

Рыжик сидел около пульта, и казалось, что мальчишка ничего не замечает кроме экрана и стремительно летящих по краю монитора данных.

Торговец усадил меня в кресло второго пилота, сам встал рядом.

— Смотри… те, — проговорил он, увеличив на дисплее изображение плывущего в пространстве диска планеты.

Невозможно было спутать с другими и белеющий у полюса щит полярного материка, и дуги архипелагов, прикрытые кое-где туманными завесами облаков, и выступающий из темноты край второго из материков. Сердце замерло — Рэна. Все же Рэна!

Растерявшись, я не сразу поняла, что меня насторожило. Впрочем, это длилось недолго: пока Арвид не ткнул пальцем в точку на ночной стороне.

— Нравится?

Сориентировавшись, я почувствовала холодящее прикосновение страха: ночную подсветку столицы всегда было видно с орбиты. Но сейчас в том месте, где положено было сиять яркой рукотворной звезде, чернела пустота.

— Амалгира разрушена? — прошептала я.

Там, в Амалгире, на одной из окраинных улиц располагался мой дом: два этажа, широкие комнаты, лесенки, переходы, веранда с навесом, цветник, лужайка, просторный бассейн. Я любила проводить вечера на веранде, наблюдая за тем, как солнце катится в океан.

— По большому счету город уцелел, — проговорил торговец. — Хотя, не буду врать, в Амалгире шли бои, и несколько кварталов попросту стерты с лица земли. Но это все мелочи. Об остальном догадаетесь, или помочь?

Я вцепилась в подлокотники, внимательно вглядываясь в изображение, заменившее мне карту. Стоп! А где орбитальные энергостанции? Брови изумленно полезли вверх.

Арвид, видимо отследил направление моего взгляда, угадал невысказанный вопрос, и ткнул пальцем в едва заметный след-шрам среди скалистой пустыни, на уже освещенной части материка.

— Энергостанции намеренно вывели из строя во время путча: бунтовщикам иначе не удалось бы взять ситуацию под контроль, — пояснил он. — Так что на планете катастрофически не хватает энергии.

— Какие сюрпризы меня еще ждут? — спросила я, уже не в силах оторваться от изучения этой, неизвестной мне, выглядевшей как совершенно дикий мир, Рэны. Ничего знакомого кроме неизменных очертаний морей, материков, да десятка спутников щита противометеоритной защиты…

— Я не был на Рэне до бунта, — напомнил Эль-Эмрана. — Но судя по всему, сюрпризов тебя ждет немало.

В этом я не сомневалась. Орбитальные энергостанции вырабатывали подавляющее большинство необходимой планете энергии. И то, что они до сих пор не восстановлены, позволяло сделать однозначный вывод — дела плохи: наземных энергостанций, эквивалентных по мощности орбитальным на Рэне построить было невозможно. А нехватка энергии, это нехватка всего. Без исключения.

Без энергостанций планета была обречена…

— Дали небесные, — вырвалось у меня. — Как же там живут? Вся инфраструктура…

— В руинах, — подтвердил торговец. — И как вы понимаете, на Рэне сейчас не живут. Выживают.

Я опустила взгляд. Вспомнились: муж, сын, пожилой язва-свекор, который едва переносил мое общество… родня и друзья, люди разные: пожилые, взрослые, и совсем юные. И все они оказались в клокочущем аду.

Я заставила себя вновь всмотреться в изображение планеты, изучив взглядом освещенную часть материка: надеясь, но, видимо, зря… На месте рукотворных оазисов питаемых опресненной морской водой — сотен километров яркой зелени садов и полей — только ржавый песок пустынь. Вся аграрная база уничтожена.

Стиснув пальцы, я подняла взгляд на торговца.

— Почему ты раньше мне не сказал?

— И что бы это изменило? — ответил он вопросом. — Ты бы новые энергостанции для Рэны на Раст-эн-Хейм прикупила? Или бы понапрасну изводила себя?

Он замолчал. Я смотрела на торговца, отмечая сжатые в линию губы и дергающийся кадык.

— Фори, — Арвид неожиданно положил ладонь мне на плечо. — Может в бездну ее, твою Рэну? Еще не поздно уйти на разгон и в прыжок на Раст-эн-Хейм.

— Мне нечего делать в Торговом Союзе!

— Тебе нужно было остаться на Ирдале…

— У меня на Рэне сын и муж! И ты это знаешь!

— А если нет? Уже — нет?

Четыре года — немалый срок. За четыре года могло случиться что угодно. Я старалась об этом не думать. Четыре года гнала от себя всяческие «если». Но сейчас одно из них прорвалось в сознание, и я стала уязвима, как лишенная раковины улитка.

— Мы не будем обсуждать это.

Возможно, я сказала это зря — спорить с собеседником легче, чем спорить с собой.

Одна случайная фраза — и сердце сжимается от тоски, в горле вырастает ком, и я едва удерживаю слезы. Стискиваю пальцы, проталкиваю воздух в легкие и стараюсь унять эмоции.

Мне не дано даже слабого утешения логикой: я слишком хорошо знаю, что такое Рэна. Моя планета свои минеральные ресурсы исчерпала давно — еще в начале эпохи космических перелетов. То что осталось, требовало колоссальных затрат энергии при добыче, это в свою очередь могло привести к катаклизму, который бы уничтожил биосферу планеты.

Главной ценностью Рэны всегда были люди, а ресурсами делилась Лига — и делилась щедро. Но сейчас поток необходимых товаров иссяк.

Стукнула в голову непрошеная мысль, когда-то имевшая силу истины: «Лига своих не бросает». Истина рухнула — Лига нас бросила. И сейчас как четыре года назад, я оглушена и потому не слышу, не понимаю, что мне говорит Эль-Эмрана, и прошу повторить.

— Фориэ, — проговорил он с напором, — ты же знаешь, я не последний человек в Торговом Союзе. У меня есть дом, земли и достаточно денег, чтобы ты ни в чем не нуждалась. В бездну Рэну, лети со мной! Обещаю, ты не пожалеешь…

Голос мужчины дрогнул, горящий взгляд обжег, заставив смутиться. Но он и расставил все на свои места. Дали небесные! Похоже, торговец решился сделать мне предложение!

— Арвид, у меня на Рэне муж и ребенок, — осторожно напомнила ему. — Я должна их найти, и быть рядом, ты меня понимаешь?

Торговец кивнул, дернул губой, и вновь вцепился мне взглядом в лицо.

— Рэна — неподходящее место для жизни, — У Иллнуанари на Рэну свои планы, — выдохнул он резко, заставив меня похолодеть. Помолчав пару секунд, торговец продолжил: — Не знаю, к добру или худу, но не только у них. Гильдии грызутся за Рэну, как собаки за кость. Может дойти до междоусобицы.

Я ошеломленно пыталась увязать, все что знала с тем, что услышала сейчас. Гильдии имеют виды на Рэну? Несмотря на скудность ресурсов? Что их могло привлечь?

Но спросить об этом я не успела.

Арвид поднял меня из кресла, поставил на ноги, крепко обнял, прижав к себе, так что я уперлась лицом в плотную ткань костюма, не имея возможности отстраниться. Я слышала, как часто стучит его сердце, и чувствовала горячее взволнованное дыхание, обжигавшее мне макушку. И — даже не пыталась отстраниться, понимая, что бесполезно. Он — силен, а я — бессильна.

— Отпусти, — попросила я, и почувствовала, как он покачал головой, а потом, нехотя, словно ломая себя, отстранился.

Вот безумство! Я ведь не питала к торговцу никаких чувств, Никогда не давала надежд. И симпатизировала я ему как другу, как брату. Так с чего же он решил, что я брошу все, сочтя его неотразимым?

Торговец поймал мои ладони в свои.

— Фори, — голос прозвучал на редкость глухо. — Есть еще кое-что. На Рэне Стратегов не любят, и помнят, что ты работала на разведку. Так вот, я не хочу, что бы с тобой случилось что-то плохое. Не хочу кусать потом локти, и ругать себя.

— Арвид, на Раст-эн-Хейм нас ненавидят тоже. Стоило твоим соотечественникам узнать, что я лигийка, как меня начали проклинать, угрожать мне и плевать вслед.

Торговец упрямо покачал головой, возразил:

— Когда ты станешь моей женой, чернь твои следы целовать станет. Они не посмеют тебе дурного слова сказать, не то, что тронуть. Пойми, я недолго буду на Рэне… а когда улечу — не смогу защитить тебя. Я за тебя боюсь, дурочка…

— Хватит, Арвид, — повторила я, высвобождая руки и чувствуя, как в душе поднимается раздражение. — У меня есть муж. Ты зря тратишь время!

Торговец вскинул голову. Губы сложились в неприятную усмешку.

— Может, мне стоит тебя украсть?

— А удержишь?

Опустившись в кресло, я закрыла глаза. Ну и шуточки у торговца. Или не шуточки? К тому же затеял разговор при свидетеле. Рокше, это, конечно же, Рокше: зря трепать языком он не станет. Но слово может сорваться случайно. А мне этого не хотелось.

— Рыжик, — попросила я, угадав, что Арвид покинул рубку, — не говори никому…

Парень на секунду оторвался от пульта, посмотрел на меня, понимающе улыбнулся.

— Не тревожьтесь, мадам.

Тяжело вздохнув, я подняла голову, расправила плечи. Было… неловко; а тихий писк диагноста напомнил о лекарствах, оставшихся в комнате отдыха. Пришлось вставать на ноги, идти в отсек.

После глупого розыгрыша я не хотела видеть Эль-Эмрана; надеялась, что он где-то в технических отсеках. Надежда умерла, когда створки дверей, отреагировав на приближение, разошлись в стороны. Я остановилась на пороге, увидев торговца восседавшего в мягком кресле, как на жестком стуле — словно кол проглотившего, с неестественно прямой спиной.

На столике, рядом с аптечкой стояла пузатая бутыль темного стекла, раскрытая, но заполненная еще больше, чем на две трети, а в воздухе витал слабый запах — чуть пряный, чуть терпкий и сладкий, одновременно напоминавший запах дурманных трав, бордовых роз и спелых персиков.

Повернувшись ко мне лицом, Эль-Эмрана взял в руки бутыль, демонстративно отпил прямо из горлышка.

— Форэтминское. «Поцелуи ветра». Будешь… Будете? — и отведя взгляд, смутившись добавил — Если вам противно после меня, в шкафчике есть еще бутылка…

Покачав бутыль за горлышко, он поставил ее на стол. И уставился на нее, словно старался даже случайно не встречаться со мной взглядами.

Облегченно вздохнув я обошла торговца, потянулась за лекарствами, вставила ампулы в диагност и почувствовала, как торговец ухватил меня за запястье.

— На Рэне все очень плохо, — проговорил торговец. — Разрушения, голод, военная диктатура. Нелояльным к новой власти не выжить. Стратегам — тем более. Хватит подозрения, чтобы оказаться на виселице. А про вас знают точно…

Торговец вновь потянулся к бутылке.

— Арвид, мне все равно, — прошептала я.

Он услышал, глотнул и с грохотом поставил бутыль назад.

— Вы на самом деле хотите, чтобы я остаток своей жалкой жизни каялся, что не остановил вас, мадам Арима? Или хотя бы не предупредил? — он пьяно ухмыльнулся, обмяк, сгорбился и снова с вызовом посмотрел мне в глаза. — Хотите, я вас удивлю? Жив ваш муж. И сын жив. И тесть и друзья. А знаете, как зовут рэанского диктатора?

— И знать не хочу.

— Зря! Некто Ордо… Аторис Ордо. Скажете, незнакомы?

Если бы молния ударила мне прямо под ноги, я была бы поражена не больше, чем сейчас. Прислонившись спиной к стене, и едва ли не впервые глядя на торговца сверху вниз, я чувствовала какими ватными, непослушными становятся ноги.

— Аторис Ордо? Ты уверен?

Эль-Эмрана утвердительно кивнул.

Аторис Ордо… С ним мы встречались не только на Рэне, не только в семейном кругу. Наши пути часто пересекались в пространстве. Так получилось, что мы были не только родственниками, но и друзьями. Представить Ордо на месте диктатора — практически невозможно.

Прикусив губу, я попыталась отогнать воспоминание: горящий взгляд, взволнованное дыхание, сбивающийся голос: «Я видел… эти корабли… Флот Аюми… Поверь мне!»

Не в силах отлепиться от стены, я снова посмотрела на Арвида.

— Ты думаешь, Ордо прикажет меня… повесить? — спросила глухим, незнакомым себе самой голосом. — И Доэл позволит ему?

Арвид вновь меланхолично отхлебнул из горлышка вина, поморщился, помолчал и проговорил:

— Доэл умный и осторожный. Но он не имеет никакого влияния. Слово твоего мужа слишком мало значит. Видела бы ты, Фориэ, что за типы возле Ордо сейчас вертятся! Анамгимар Эльяна и… — Торговец замолчал, словно силясь подобрать слова. Потом махнул рукой и неуверенно продолжил: — Им не составит труда уничтожить тебя. И Доэла твоего мимоходом прихлопнуть.

Дали небесные! Были бы силы — я не смогла бы удержать раздражение, возникшее как ответ на слова торговца. Эль-Эмрана давно знал, что заставляет меня рваться на Рэну. Знал, и не сказал ни слова, успешно делая вид, что и название «Рэна» едва не первый раз слышит. Даже если торговец сто раз прав, и мне нельзя возвращаться — я вернуться должна. Увидеть сына, мужа, убедиться в том что они оба живы. Я должна дойти до конца.

— Двум смертям не бывать…

Арвид сжал в ниточку губы, крепко сцепил пальцы рук. Промолчал.

Странно было видеть его лицо без привычной усмешки. Странно. Словно это был другой человек — незнакомый мне. Слишком серьезный.

Я опустилась по переборке на пол, села, подтянув колени к груди.

Мы молчали целую вечность, каждый думая о своем. Время тянулось липкой ниткою меда, стекавшей с ложки под равномерное шуршание маршевых двигателей. Когда оно сменилось фырчанием маневровых, перед самой посадкой, Арвид подал голос:

— Выжить шанс у тебя есть. Единственный. Любыми путями добейся аудиенции у Ордо и сделай это незамедлительно. Скажешь, что от него скрывают, тогда, наверняка, выживешь. Ордо не разбрасывается верными людьми. И умными людьми тоже.

Торговец привычно усмехнулся, заметив мой растерянный взгляд. Подхватил готовую свалиться со стола от пошедшей вибрации, бутылку.

— Ты о зонах суперпортов слышала? — спросил, так и не дождавшись от меня вопроса.

Я прикрыла глаза, показывая, что слышала. Немного. Кажется, тот же Ордо мне и рассказывал…

— Даже если ты не слышала, Ордо должен понять, — вновь проговорил Арвид— Так вот, через четыре года в вашей системе откроется подобная зона.

А я наконец-то вспомнила и прижала ладони к запылавшим щекам.

Суперпорт — зона, из которой на межпространственный переход в любую точку Галактики требуется минимальное количество энергии. Под влиянием галактического течения, подобные зоны изредка открывались то тут, то там. Последняя из известных сформировалась две сотни лет назад возле Ирдала, и это позволило планете стать одним из ведущих торгово-экономических и научно-исследовательских центров.

Дали Небесные! И как Лига могла подобную зону выпустить из-под своего контроля? В голове не укладывалось. Но для торговцев подобное ротозейство — просто подарок.

Глядя на меня, Арвид рассмеялся. Подошел, помог встать, на мгновение прижав к переборке всем телом, не позволяя от себя отстраниться.

— Плюнь ты на Рэну, — повторил он, нагнувшись к моей макушке. — Не надо тебе туда. Брось все, не лезь в это…

— Надо.

— Не надо. Все течет, все меняется. За четыре года многое изменилось. Скажи, если бы ты не была замужем, ты бы со мной улетела?

— Хватит! — оборвала я торговца.

Поправив шаль, я посмотрела на огонек кибердиагноста, поморщилась, осознав, что корабль давно стоит на твердом грунте, а мы двое все никак не можем закончить эту, ненужную никому, беседу и повторила насколько могла твердо:

— Хватит, Арвид. Мне пора идти, ты можешь не провожать.

— Бездна! Я провожу!

Мы вместе вышли из корабля под моросящий, словно зависший в воздухе, дождь. Здание космопорта куталось в туманную дымку, казавшись серой глыбой со стертыми гранями.

Я шла, стиснув зубы, не желая показывать торговцу ни волнения, вызванного его словами, ни слабости. Подойдя к входу, я на миг остановилась и вздрогнула: у здания несла дежурство группа вооруженных парней. Судить по меркам Лиги — так дети. Но смотрели они на меня настороженно и как-то не по-детски оценивающе. Словно волчата или голодные злющие псы.

— Кто? Куда? С какой целью? — спросил один, буравя взглядом.

— Арвид Эль-Эмрана. Первый класс гражданства. Дама со мной, — Ответил торговец. — На регистрацию, к коменданту.

Стая расступилась, пропуская внутрь.

И это — Рэна?

Я нечасто бывала на космопорте Акк-Отт. Маломощный, он считался резервным, пассажирские транспорты уходили с другого. Но все же пару раз здесь мне бывать приходилось. Здание, стены, ландшафт были знакомы. Вне сомнений — это рэанский порт. Но вот люди вокруг изменились.

Чувствуя, как от слабости начинает кружиться голова, я вцепилась в Арвида.

— Выше нос, мадам, немного осталось.

Он подхватил меня под локоть и, не считаясь с моей слабостью, потащил дальше: через общий зал, служебную зону и далее по лестнице на второй этаж.

Вот и кабинет коменданта, широкие створки дверей.

Я закусила губу, теряя остатки мужества.

Створки дверей раздвинулись в стороны. Я перешагнула порог, чувствуя, как тяжело колотится в грудной клетке сердце.

Стремясь домой, к любимому человеку, я не ожидала столь скорой встречи с ним. Широко распахнув глаза, смотрела на строгого подтянутого мужчину, узнавая его и не веря собственным глазам.

— Господин комендант, — словно из бочки громыхнул голос Арвида. — Я привез на Рэну пассажирку, высказавшую пожелание остаться на планете. Торговец поймал мою руку дрожащими пальцами, поднес к губам, прошептал едва слышно:

— Удачи.

И ушел — дверь захлопнулась за спиной. Неуверенно я сделала шаг вперед, потом второй, пытаясь не зацепиться каблуками за ворс ковра.

— Доэл, — прошептала, не в силах отвести взгляда от родного лица. — Это я. Я вернулась.

 

Глава 12

Дали небесные! Все же живой!

Я смотрела на мужа, отмечая, что он почти не изменился: был как раньше, подтянут и строен, и только в волосах появилась седина, а на загорелом лице проступили морщины, которых не было раньше.

Если бы ноги не дрожали от слабости — я бы бегом кинулась к нему, бросилась на шею. Но… сделав пару шагов и едва не упав на третьем, я ухватилась за спинку стула, и, вцепившись в нее, смотрела, как на любимом лице проступает выражение изумления.

— Фори?

Доэл сорвался с места, не обращая внимания, на глухо громыхнувший при падении стул. Оказавшись рядом, он в немом изумлении посмотрел на меня. Потом осторожно коснулся ладонью моей щеки, а еще через мгновение обнял и притянул к себе.

Уткнувшись лицом в шершавую ткань мундира, я едва сдержала слезы, чувствуя тепло дыхания у своей макушки. Я в его объятьях. Значит — дома.

— Доэл! — прошептала едва слышно.

Имя раскрылось странным послевкусием на языке. Несколько лет я не могла позволить себе роскоши позвать мужа по имени. А теперь… оказалось сладко просто произносить родное имя.

Доэл тяжело вздохнул, погладил по волосам, словно я была маленькой девочкой. А потом, отстранившись, снова посмотрел на меня — долго, изучающее. Казалось, что он так и не смог поверить собственным глазам.

— Ты вернулась, — выдохнул муж тихо. И с сожалением добавил: — Тебе не нужно было этого делать.

Не веря, я посмотрела ему в лицо.

Родной мой человек, что ты говоришь? Я дома, я рядом! Я могу обнять тебя, услышать стук твоего сердца. Мне больше ничего не надо от Судьбы. Главное — ты… Ты и сын…

Я хотела произнести это вслух, но… не получилось, словно кто-то перекрыл воздух. Добираясь домой, я боялась только одного: узнать, что судьба отняла у меня мужа и сына. Я в шею гнала опасения, но ночью, оставаясь наедине с собой, чувствовала, как душу опутывают ядовитые побеги неуверенности и страха. Слова торговца не смогли вырвать их — слишком долго укоренялся мой страх.

Вот я дома. Но губы дрожали, когда я произносила:

— Дон жив?

Доэл кивнул. Молча. Выражение лица мужа постепенно менялось — если в момент встречи оно просияло радостью, то теперь лишь мрачная решимость обреченного отражалась в его лице.

Любимый человек оборачивался незнакомцем, как четыре года назад. Отступив, я наткнулась на удачно попавшееся кресло, и опустилась в него.

— Тебе не нужно было прилетать, — повторил Доэл, словно не замечая моего состояния. — Своим возвращением ты погубила нас всех. Теперь нас всех ждет виселица. Если я помогу тебе сбежать — она грозит мне и Дону.

То же самое недавно мне говорил Арвид. «У твоего мужа слишком мало влияния», — вспомнилось вдруг. Но… сомнения расцвели в одночасье. А поддавшись им, я не могла понять — слишком мало влияния, или… желания? И не смогла сдержать возникшего раздражения:

— Неужели Ордо позволит?

Лицо мужа помрачнело сильней.

— Ты не знаешь, что творится на Рэне. Ты не знаешь, как изменился Ордо. Не приведи Судьба помогать Стратегам или быть Стратегом…

Вздрогнув, я сжала кулаки. Не так я представляла встречу с мужем. Не так, хоть торговец и предупреждал о том, что на Рэне все перевернулось с ног на голову.

Утверждение, что я вернулась напрасно, противоречило всему, что я о Доэле знала — словно подменили мне мужа. Что его так выломало — страх за себя, страх за сына? Неужели обстановка еще хуже, чем сказал Эль-Эмрана?

Дали Небесные! Мне бы чуть больше сил. Головокружение, слабость и шум в ушах не способствуют концентрации. Мне тяжело не только двигаться, но и здраво мыслить. Но я собираю силы, сосредотачиваюсь, вспоминаю, как торговец предупреждая, говорил, шанс уцелеть у меня всего один. «Ордо не разбрасывается полезными людьми».

Наша долгая дружба с Аторисом давала шанс, что меня хотя бы выслушают. А если информация про суперпорт верна, но остается тайной — если расклад именно таков — надо признать, торговец дал мне весьма крупный козырь. Заходить с него в обычной ситуации глупо, но сейчас другого выхода нет. Как и возможности проверить. Остается лишь рисковать.

Вздохнув, я посмотрела на мужа.

— Доэл, — прошептала осиплым от волнения голосом, — Помоги мне встретиться с Аторисом. Сегодня. Сейчас. Незамедлительно! Поможешь — никто не пострадает.

— Надеешься, беседа может что-то изменить? — спросил Доэл с иронией.

— Изменит, — ответила твердо.

Мне было плохо, ныл бок, от слабости пот выступал на висках. Хотелось лечь и лежать. Спать. От одной мысли, что вновь нужно двигаться, идти, добиваться и договариваться — становилось дурно. Только позволить себе покоя я не могла.

— Добиться встречи с Ордо можно, но придется втянуть в дело Дона. Оно того стоит?

А мне неожиданно вспомнилось…

Духота. Раскаленное докрасна небо — закатное солнце красило облака в медный цвет. Амалгира давно ждала дождя: травы высохли и поникли, уставшая от зноя листва была пыльно-серой, словно седой.

Под навесом матерчатого шатра, установленного в саду, дышать было легче, чем в доме, а солнечные лучи не пекли так беспощадно как на открытом пространстве. Только Дону жара была нипочем. Он выбрал место на скамье под открытым небом, просто потому что рядом сидела дочь Аториса — непоседливая девчонка, с толстыми рыжими косами до поясницы и озорным взглядом серо-голубых глаз.

Мальчик мой был впервые влюблен, и заметно его чувство было каждому из присутствующих: и мне, и Доэлу, и Аторису Ордо. Оно не укрылось и от взгляда воспитателя девочки, улыбающегося Дону и Лии так радостно, беззаботно и искренне, что у меня на краткий миг заболело в груди.

Отогнав воспоминания, я спросила:

— Дон все еще влюблен в дочку Ордо?

— Твой сын умнее матери, — произнес муж. — У него хватило здравого смысла не рассчитывать ни на что.

Видимо, я усмехнулась, потому что Доэл пожал плечами; отойдя к столу, налил в стакан воды, медленно выпил и только потом заговорил снова.

— Я надеюсь, что Дон забыл о своей любви. Известно, что Ордо желает выдать Лию замуж за главу Иллнуанари. Если ты имела дело с торговцами, то должна понимать, какое влияние имеет Анамгимар Эльяна. Дону лучше не становиться на пути у этой махины. Раздавит.

В волнении я встала на ноги и доплелась до окна. Голова пылала. Прислонившись лбом к прохладному стеклу, пытаясь скрыть свою растерянность, я вслушивалась в тихий стук капель, словно шептавших: «ничего себе новости».

— Ваш шеф прав, без сомнений, ты — везучая, — продолжил Доэл. — Дон приехал сегодня ко мне, он еще здесь, и он может провести тебя к Ордо. Но я требую: не смущай его ум своим излюбленным «ничего невозможного не существует». Я не хочу лишиться сына.

— Не буду…

Мужа не насторожила даже внезапная покладистость, удивительная мне самой. Впрочем, сил оставалось все меньше. Слушая, как Доэл отдает распоряжения, я мечтала не свалиться внезапно в обморок и жалея об оставленной на корабле аптечке.

Звук раскрывшейся двери и стремительных шагов заставил собрать силы и обернуться; встретившись взглядом с молодым высоким мужчиной, я едва узнала в нем своего мальчика. Дон вырос, раздался в плечах, и детская мягкость исчезла с лица.

— Мама? — Он расплылся в улыбке, не скрывая чувств. — Я рад видеть тебя!

А я… Мне не хватало слов и не хватало дыхания: я задыхалась, как выброшенная на берег рыба — от радости и гордости. Эмоции невозможно было взять под контроль, чтобы очистить разум. Они сами выплеснулись — слезами, смехом, нервной дрожью.

— Дон! — только и смогла выдохнуть я.

— Дон, — требовательно произнес Доэл. — Твоей матери нужно встретиться с Ордо. Возможно, она заблуждается. Чем рискуешь — ты знаешь. Возьмешься помочь?

— Да. Нет проблем.

Ни один мускул не дрогнул на лице сына, а вот в голосе послышался вызов, заставив подумать, что отец и сын не ладят друг с другом.

Подхватив меня под руку, Дон направился к двери. Стиснув зубы и вскинув голову, я шла рядом с ним, чувствуя, как с каждым шагом все сильнее кружится голова, и ознобом колотит уже все тело. Покачнувшись, вцепилась в руку сына и услышала:

— Тебе плохо? — обеспокоенный голос, звучал, словно его пропустили через толстый слой ваты.

На ответ сил не было, но привлекая к себе внимание, требовательно пискнул диагност, выпрашивающий очередную порцию лекарств. А потом я почувствовала, как меня подхватывают на руки и несут — сквозь клубящийся туман и замерший в воздухе дождь.

Когда серая хмарь отступила, я увидела солнце, бившее в лобовое стекло флаера, внизу клубилось белоснежное облачное море, а вдалеке, почти у горизонта проступала морская синь.

— Как вы тут? — прошептала я.

— Вся планета в руинах, мама, — произнес Дон дрогнувшим голосом. — Торговцы вывозят остатки ценностей. Ничего толком не работает, и год от года становится только хуже. Лига бросила нас. Рэане обречены.

От этих слов у меня запылали щеки. Еще недавно я верила — Лига своих не бросает. Но почему-то вдруг это оказалось не так. Четыре года назад я и подумать не могла, что из-за бунта планету, сотни лет входящую в состав Лиги, переведут в статус закрытого Сектора, даже не пытаясь вмешаться и изменить ситуацию.

А самое противное, я ничего не могла ответить Дону, не могла отрицать очевидных вещей, но и согласиться с сыном безоговорочно я не могла.

— Все наладится, Дон, — прошептала я. — Все наладится. Ты знаешь, меня многому обучили. Я приложу все усилия…

Сын ничего не ответил: нашел мою ладонь и тихонечко сжал.

Ища тепла, я поправила шаль, откинулась на спинку кресла и посмотрела на четкий профиль Дона. С каждым годом сын становился все больше похожим на Доэла. На того, молодого, сильного, дерзкого мужчину, которого я полюбила.

Но стоило об этом сказать, как щека юноши дрогнула. Точно так как в моменты раздражения и у Доэла. Странно… некогда Дон обожал отца.

— Трус, — резко слетело с губ сына. — Мама, ты не знаешь, какой он трус! Гнусь и шкура! Иллнуанари занимается работорговлей. Гильдия ежемесячно вывозит с планеты сотни людей. Я узнал об этом, пошел к нему, рассказал, представил доказательства. Достаточно было ужесточить контроль за погрузкой в порту. Но он посоветовал мне помалкивать.

Вздрогнув, я почувствовала мерзкий холодок у самого сердца.

Мне не нужно было рассказывать, что такое Иллнуанари: воспоминания о бегстве с Лидари не успели выветриться из памяти. Уж если на территории Торгового Союза головорезы Анамгимара не считали необходимым всегда соблюдать законы и правила, то на Рэне и вовсе мало что могло бы их остановить.

Я стиснула пальцы, пытаясь успокоиться и унять накатившую дурноту.

— Дон, — проговорила я внятно и тихо, — Иллнуанари — самая влиятельная из Гильдий. На Раст-эн-Хейм мало кто осмеливается спорить с Анамгимаром Эльяна. Я достаточно изучила порядки Раст-эн-Хейм и могу утверждать — Иллнуанари легко может лишить кого угодно прибыли, флота и головы. Твой отец осторожен. Понимаешь?

Сжав губы, Дон кивнул.

— Мама, но я же так не могу, — прошептал тихо. — Люди гибнут! Стоять в стороне и смотреть на это нет никаких сил. Сам чувствую себя соучастником и подонком! А еще… Эльяна через несколько месяцев и Лию увезет от меня навсегда. Эта мразь, этот выродок, поставил Ордо условие — тот отдаёт ему Лию в жены, а Иллнуанари восстанавливает орбитальные энергостанции.

Посмотрев на задрожавшие губы сына, я снова вздрогнула. Дали небесные! За четыре года ничего не изменилось. Дон так и любит дочку Ордо!

Я прижалась щекою к стеклу, пытаясь сдержать слезы отчаяния, горько сожалея, что последние четыре года провела вдали от дома. Если бы я была здесь, я бы постаралась повлиять на ситуацию. Хотя бы на Дона.

Парень молод, горяч, безрассуден, и может попасть в капкан. От одной этой мысли меня затрясло.

Вот взять бы обоих в охапку — и мужа, и сына, и — в Лигу! На любую из планет. Бездна с ним, с карантином, вот только плохо будет, если докопаются до причастности моего мужа к подготовке мятежа. А то, что он в этом замешан, сомнений не оставалось. Нет, бегство — не выход.

Полными слез глазами я смотрела на расстилавшееся под нами море, на острова, отмечая, что не вижу ни одного корабля, ни единого кильватерного следа. И в небе, кроме нашего, нет ни одного летательного аппарата. Пустота угнетала.

Тщетно пытаясь справиться с разбушевавшимися эмоциями, я закрыла глаза и, перебирая варианты действий, неожиданно провалилась в полуявь — полудрему. Очнулась, когда флаер по широкой дуге пошел на снижение.

Рассматривая знакомый абрис береговой линии, с удивлением отметила, что четыре года люди разрушали свой мир с куда большей беспощадностью, чем могла бы это сделать природа.

Амалгира! Любимый мой город, что с тобою случилось? Взгляд натыкался на развалины там, где некогда находились прекрасные здания, и от понимания, что столице уже никогда не стать прежней, я вздрогнула. Потом случайно зацепила взглядом место, где некогда находился мой дом, и отвернулась, понимая, что лучше бы мне ничего и вовсе не удалось увидеть. Там, где четыре года назад располагался светлый двухэтажный дом под нежно-бирюзовой крышей, белели пятна строительного мусора, затянутые зелеными пятнами проросшей травы и искавшими опоры лианами. После я уже безразлично отметила руины на месте инфоцентра, пепелища, заросшие ряской искусственные озера и парки, ставшие похожими на леса.

Попытавшись улыбнуться, поймала отражение в стекле и поняла, насколько улыбка неуместна — она оказалась похожей на нервный оскал затравленного зверя.

Прикрыв глаза, я протяжно вздохнула, чувствуя, как внутри все сжимается — то ли от стремительного снижения, то ли от страха. Прошила подспудно грызущая меня всю дорогу от порта мысль — долго ли мне еще жить осталось.

«Выцарапаешься! — Приказала себе. — Отставить нытье и держать нос по ветру!»

Флаер опустился на небольшую площадку во внутреннем дворе двухэтажного, особняка из белого камня, окруженного зданиями поменьше и высокой стеной, и словно отгородившегося ею от разрушенного города. И это был чуть не единственный неповрежденный дом во всей Амалгире.

Собрав силы, отогнав невеселые мысли, я вышла из флаера и тут же окунулась в плотный, удушающий жар недавно наступившего утра. Оставив ставшую ненужной шаль на сидении флаера, я вцепилась в руку сына и вместе с ним пошла к входу в дом.

За четыре года забылось, насколько жарким бывает лето Амалгиры, когда весь город впадает в оцепенение днем, наверстывая упущенное ночами, и терпеливо ожидает, когда дожди придут на смену нестерпимому зною.

Охрана у входа отсалютовала Дону, скользнула по мне внимательными цепкими взглядами, но, не чиня препятствий, пропустила внутрь.

Я вновь попыталась улыбнуться, расправила плечи и вскинула голову, поймав обеспокоенный взгляд сына. Заслышав негромкий перестук каблучков, обернулась и увидела невысокую рыжую девушку в платье из небесно-синего шелка и улыбнулась снова — уже без всякой натуги.

Лию невозможно было с кем-нибудь перепутать — среди рэанок мало рыжеволосых, еще меньше миниатюрных и невысоких. Эта девушка сочетала оба редкостных качества, унаследовав огненный цвет волос от матери, а рост от отца.

— Мадам Арима, вы! Значит, я не ошиблась, — выдохнула девушка и порывисто расцеловала меня. — Рада вашему возвращению.

— Мне нужно увидеть Аториса.

Лия на мгновение свела рыжевато — коричневые брови и после нескольких секунд раздумья, решительно кивнула.

— Пойдемте, — проговорила она, поймав мою руку, и обратившись к Дону, распорядилась: — Жди здесь, я разберусь сама, отец ждет Корхиду.

В голосе Лии прорезались повелительные нотки, которых я раньше не замечала. Впрочем, девушка здорово изменилась: четыре года назад Лия казалась мечтательной, но все же пацанкой: носила обувь на плоской подошве, узкие брюки, просторные туники; волосы, перевязанные надо лбом пестрыми лентами, свободно рассыпались по плечам, в глазах звездным светом плескалась и сияла мечта. А в руках или за спиной она постоянно носила аволу, готовая в любой момент начать наигрывать мелодию, пришедшую на ум.

Не такой уж сильный достался дочке Аториса голос, он порою дрожал и срывался на слишком высоких нотах, но слушая ее, я чувствовала, как реальный мир истончается, тает, и единственно сущим во Вселенной остается песня…

Сейчас же рядом со мной шла миловидная девушка в длинном до щиколоток шелковом платье, с волосами, уложенными в высокую прическу. Ее взгляд был каким угодно, только не мечтательным. Магия была позаброшена, авола — забыта. Девушка, в которую влюблен мой сын, тоже стала другой.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, Лия подвела меня к двери, возле которой стояла охрана. Видимо, Ордо и в собственном доме не считал, что находится в безопасности. Вот она карма властителей — вечно опасаться удара в спину, вечно ожидать нападения.

Один из парней преградил нам дорогу.

— Господин Ордо ждет Энкеле Корхиду, — заметил он. — И просил передать, что никого не примет до этого.

Лия недовольно свела брови, покачала головой.

— Хорошо, — проговорила она, обходя охранника, — но я должна услышать это сама.

— Господин Ордо приказал подождать, — повторил парень, но наткнувшись на решительный взгляд, отступил.

Лия, не позволяя охране оттереть меня в сторону, подошла к двери, открыла ее и, втолкнув меня в кабинет, плотно прикрыла дверь за спиной.

— Что здесь творится? — неожиданно резко прозвучал знакомый мне голос.

В полумраке я не сразу разглядела Аториса, сидевшего за массивным полированным столом. Сделав шаг, я услышала удивленный возглас и успела заметить, как злость на его лице сменяется удивлением.

Аторис посмотрел меня, изучая от макушки до кончиков туфель, и улыбнулся.

— Фориэ Арима, — заметил беззлобно. — А я-то гадаю, почему столько шума.

Встав из-за стола, Ордо подошел к двери, и я услышала:

— Когда Корхида явится, передайте ему, что я занят, и что это, вероятно, надолго. Пусть дождется, я приму его позже.

 

Глава 13

Отдав распоряжения, Ордо подошел ко мне. Улыбки на лице не было, словно она мне привиделась.

— Ты зачем прилетела, дура? Голова лишняя? — рыкнул мужчина вместо приветствия, а потом цепко схватил за запястье, провел через комнату, и легким тычком заставил опуститься в кресло, стоявшее напротив письменного стола.

Потирая руку, я мысленно выругалась: Ордо был немногим выше меня, в сухой, в поджарой фигуре ничто не указывало на большую физическую силу, но, как и прежде, мышцы у него были словно стальными, и позже от его хвата на запястье наверняка проявятся синяки.

— Идиотка! — проговорил он устало. — Геройствовать явилась? Других желающих поработать на Рэне в вашем ведомстве не нашлось? Ты хоть знаешь, что тут творится? Или жить надоело?

Я ответила прямым взглядом в лицо.

— Я не работать сюда приехала, — ответила твердо. — Аторис, если ты забыл, у меня здесь семья. Муж, сын, свекор, а еще друзья. В частности — ты.

Ордо махнул рукой, в задумчивости прошелся по кабинету.

— Вот что мне с тобой делать? — спросил, вернувшись к столу.

Закрыв папку с бумагами, он отложил ее в сторону, переместил пепельницу, достал из ящика зажигалку и сигареты и, бросив: «с твоего позволения», закурил, наполняя помещение запахом табака. Сизый дымок потянулся к высокому потолку, постепенно теряясь на светлом фоне стен.

Я следила за точными экономными жестами, узнавая и одновременно не узнавая Ордо. Раньше он курил, словно наслаждаясь процессом, мечтательно прикрывал глаза, сейчас же он поспешно затягивался, а потом выпускал сизый дым; глаза оставались широко раскрытыми, а взгляд — цепким.

Подумалось, что тому, прежнему Ордо я могла бы раздраженно бросить в лицо: «повесить, и вся недолга». И оно сошло бы мне с рук. Просто потому, что Аторис никогда не поднял бы руку на женщину. Но бунт был свидетельством того, как мало я, оказывается, знаю о старом друге.

Но веревка на шее — украшение, которое я совсем не стремлюсь приобрести. К тому же из-за моих необдуманных действий могут пострадать муж и сын. Не для того я рвалась домой, чтобы их подставить.

Вздохнув, я одним долгим взглядом окинула кабинет — просторное помещение, с каменным полом и стенами, выкрашенными скромной белой краской. В толстых стенах окна выглядели как прорези бойниц в старинных башнях. Обстановка — довольно проста: письменный стол с деактивированной инфопанелью, несколько стульев и кресел, вдоль стен ряд шкафов, заполненных многочисленными папками. Ничего лишнего. Ничего личного. Ни одной детали работающей на уют. Так могло бы выглядеть рабочее пространство и того Аториса Ордо, которого я знала раньше; существовало только одно различие: сейчас он уже не держал на столе портреты детей.

Я снова перевела взгляд на Ордо. Свет, прорываясь между планок жалюзи, падал на лицо мужчины параллельными полосами, мешая понять — усилилась его злость или постепенно сходит на нет.

Затушив сигарету, он посмотрел на меня.

— Я могу дать тебе сутки. Или двое. — Проговорил без раздражения, словно и не он отчитывал меня пару минут назад. — Пообщаешься с Доэлом. С Доном. С Вероэсом. Я тоже буду рад уделить тебе немного времени. Потом ты улетишь назад. Устроит?

— Нет! — Выдохнула я раньше, чем успела осознать, что говорю. — Я не для того прорывалась четыре года на Рэну, чтобы через день быть выставленной за дверь! Да, я как-нибудь справлюсь, я приспособлюсь к тому, что здесь творится. Просто разреши мне остаться.

Аторис неодобрительно покачал головой, и ничего не сказал. Подумалось, лучше бы он продолжал отчитывать меня. Я знала, когда вспышка гнева пройдет, появится шанс уговорить, настоять на своем.

Молчание — как знак окончательности решения. И как же гнетет тишина. Было слышно, как где-то между планками жалюзи и стеклом, ища выхода, бьется муха, и шаги караульных за деревянной массивной дверью.

В затянувшемся молчании, под неотрывным взглядом Ордо, я, стараясь не выказывать слабости, встала и подошла к столу. Не спрашивая разрешения, вытащила сигарету из пачки и закурила, затянувшись горько-кислым вонючим дымом.

Слезы потекли по щекам — и я сама не поняла, отчего — то ли не удалось удержать разбушевавшиеся эмоции, то ли горьковато-кислый табак оказался крепковат для меня. Раньше Ордо курил табачок послабее.

Выпустив в потолок клуб дыма, я усмехнулась, вытерла щеки тыльной стороной кисти.

— Ты никогда не раскидывался полезными людьми, — прошептала задрожавшими губами, понимая, что это выглядит неубедительно. — Я могу быть тебе полезна. Ты это знаешь, как и то, что моя работа заключалась в анализе ситуаций с учетом множества факторов и определении максимально эффективных методов воздействия.

Ироничная улыбка растянула кончики губ Ордо, на миг вселяя надежду, что не так уж он и изменился.

— Теперь ты пытаешься убедить, что мне может быть полезен Стратег. — Он произнес это очень тихо. — Ты могла бы быть полезна, но на Рэне Стратегам теперь не очень-то доверяют. Их не любят. Ты готова, что тебе, как любому из них, будут лететь проклятия вслед? Это — первое. Второе — что надеется получить от меня ваше ведомство? И не юли!

— Аторис, Разведка расформирована.

Мне не удалось скрыть горечи, но Ордо усмехнулся снова, качнул головой. Не верил. Считал, что такого не может случиться?

— Разведка расформирована, — повторила я тверже, стараясь, что бы голос звучал ровно.

— Фори, мне об этом говорили. Но я слышал и другое. Торговцы не скрывают, что Лига доставляет им много проблем. И треплют им нервы не кто-то другой, а Стратеги. Ты сейчас лжешь! Потому выкладывай все или можешь лететь обратно. — Он приблизил ко мне лицо. — Правду, Фориэ, только правду.

— Я не работаю на Разведку. — Вновь затянувшись, я выдохнула горький дым прямо в лицо Ордо. — После того как ведомство расформировали, а случилось это по решению Сената сразу после рэанского бунта, я решила вернуться домой, и четыре года прорывалась на Рэну своими силами. И за эти четыре года многому научилась: я уговаривала, подкупала, угрожала, но добралась до Рэны. Да, я не могу заставить тебя поверить. Но если захочешь, можешь убедиться сам: на Рэну меня привез один из торговцев. Имя Арвида Эль-Эмрана тебе знакомо?

— Знакомо! — мужчина, отшатнувшись, в сердцах стукнул кулаком по столу. — Тот еще прохвост. Ничего не делает, предварительно не просчитав каждого шага, не сообразив как можно извлечь максимальную выгоду из ситуации. Что ему от тебя было нужно?

Я пожала плечами. Признаться, что Арвиду нужно было от меня, я не могла: не сознаваться же о своем посредничестве в истории с камнем. Может, когда-нибудь я и смогу рассказать, но сейчас разумнее будет молчать. А о признании торговца и вовсе упоминать не стоит. Сказать, что тот в меня влюбился и отпустил: да кто же такому поверит?

Ткнув в пепельницу, я затушила сигарету, медленно подошла к окну. Глядя сквозь планки жалюзи на залитый светом двор, попросила:

— Аторис, позволь мне остаться. Я растратила все средства, пока добиралась домой, и не смогу улететь с планеты, даже если захочу. Без денег ни один торговец не возьмет меня на борт.

От усталости сознание накрывало туманом. Пол покачивался под ногами, дрожали планочки жалюзи, рой черных мушек метался перед глазами. Ища опору, я сделала шаг и прислонилась спиной к стене. И заметила что Ордо, подошел совсем близко.

— Я-то позволю, — жарко и быстро зашептал он мне на ухо, заставляя чувствовать себя заговорщицей. — А ты сможешь смотреть в глаза старым знакомым, пытаясь объяснить, где ваша долбаная разведка была четыре года назад? Ты сможешь объяснить собственному сыну, чем руководствовался ваш шеф? Чем обосновывал свое решение Сенат? И чем были заняты взрослые, мудрые, подготовленные люди, когда Дон с отрядом подобных ему мальчишек выслеживал банду озверевших каннибалов, охотящихся за детьми? Или ни один из ваших гнилых аналитиков не сумел просчитать, что без помощи извне Рэна загнется? Из-за голода и эпидемий население планеты сократилось на треть! Ты не знаешь, как я ждал десанта Стратегов! А теперь рвусь между ненавистью и благодарностью к главе Иллнуанари. Анамгимар Эльяна вовремя явился с грузом медикаментов и продовольствия. Если бы не он — все было бы хуже. Намного.

Распахнув глаза, я уставилась в лицо Ордо. Его слова были словно оплеуха, и заставили меня гореть от стыда. Хуже всего, что Ордо не врал, не играл и не рисовался — я достаточно долго его знала, чтобы это понять. Аторис неотрывно смотрел мне в лицо, и дождался-таки, что я первой отвела взгляд.

Замолчав, мужчина протяжно вздохнул, поймал рукой меня за подбородок и, вынудив вновь посмотреть себе в глаза, добавил:

— Готовься к тому, что спрашивать тебя об этом будут постоянно. Найдешь, что ответить?

Я мотнула головой, пытаясь освободиться от захвата, зажмурила глаза, и… снова не смогла удержать слез. Ордо, заметив это, коснулся пальцами сначала одной щеки, а потом и другой, стирая слезинки, а потом, отдернув руку, отвернулся к окну.

Я же хватала губами воздух, пытаясь прийти в себя. Лига своих не бросала. Никогда! Никогда раньше до этого бунта. Как же так получилось, что о Рэне — полумиллиардном населении, и скудности ресурсов планеты в Лиге предпочли не вспоминать?

— Как только стало известно о бунте, в Разведке начали готовить отправку десанта, — собрав остатки сил, я старалась говорить ровно и внятно. — Не хватило нескольких часов. Сенат использовал информацию о бунте как предлог: сначала к приостановлению деятельности Статегов, а потом к роспуску, и тотчас объявил Рэну закрытой зоной. Решение для всех оказалось полной неожиданностью.

Покачав головой, мужчина повернулся ко мне спиной. А я, глубоко вздохнув, вцепилась пальцами в пляшущие стены, пытаясь не сорваться и не упасть: единственная сигарета, которую я выкурила, была лишней: я ругала себя за глупость и слабость. Впрочем, сейчас бы я не отказалась и от второй — чтобы дым табака помог мне справиться с нервами.

Если бы четыре года назад десант был выслан… Нет, ничего бы не было так, как прежде; в этом я отдавала себе отчет. Но не было бы немыслимых, запредельных потерь.

Если бы я чуть хуже знала Аториса, я могла бы возненавидеть его. Но и сейчас до безумия хотелось выплюнуть жегший меня изнутри вопрос прямо в лицо Ордо: «Зачем?»

Зачем ты поднял этот мятеж? Для чего?

Но произнести эти несколько слов я не смогла — не хватило сил. Я не могла справиться с непослушными замерзающими губами и холодными пальцами рук, с дрожью, охватившей все тело, с внезапной слабостью…

Пытаясь найти опору среди заплясавших, заметавшихся из стороны в сторону стен, окончательно потеряла равновесие и, чувствуя, как подломились ноги, успела заметить Ордо, стремительно метнувшегося ко мне.

Он успел подхватить меня прежде, чем я успела соприкоснуться с каменной поверхностью пола. Прижав к себе, Аторис испуганно смотрел на меня.

— Фори! Что с тобой? На тебе лица нет, — прошептал он.

Я, попытавшись улыбнуться, дернула губой, чуть более уверенно мотнула головой. Сил вырваться не было. Усадив меня в подвернувшееся на пути кресло, Ордо отошел к столу, налил в стакан воды и, вернувшись, помог мне сделать глоток. Пелена, накрывшая мир, чуть-чуть отступила.

Царапнув пальцами воротник, я с трудом расстегнула верхнюю пуговицу. Хватая губами воздух, балансируя на грани обморока, я, тем не менее, не собиралась сдаваться.

— Аторис, — прошептала, чувствуя себя совершенно беспомощной под его ироничным взглядом.

— Слышал, — отозвался мужчина, — ты хочешь остаться и быть полезной.

Он поставил стакан, подвинул стоявший рядом стул и сел на него, не спуская с меня внимательного взгляда. А я вдруг осознала, что произошло пару минут назад, и едва не разревелась, чувствуя как падает с души тяжкий груз: он повернулся ко мне спиной. У Ордо это было на уровне инстинкта, я часто подшучивала над этим, зная, что никогда Аторис не повернется спиною к незнакомцу или недругу. Видимо, он все еще считал меня своим другом.

— Ох, уж эти Стратеги, — заметил Ордо с укоризной. — Почему ты не сказала, что едва держишься на ногах? Что случилось? Раньше ты не падала в обморок от неудобных вопросов.

Я не ответила. Не хотелось ни оправдываться, ни объяснять внезапную слабость. Не хотелось ничего. Только вот разговор еще не окончен. Я даже намекнуть не успела на самое главное.

Вдохнув, я попыталась подняться на ноги, но Ордо, положив ладонь на мое плечо, удержал на месте.

— Не скачи, в следующий раз я не стану тебя ловить, — заметил он. В темноте черных глаз засияли искорки, наполнявшие улыбку теплом. — Я сожалею, но действительно не могу позволить тебе остаться. На Рэне каждая собака знает, что ты работала на Стратегов. Боюсь, не смогу тебя защитить. К тому же Анамгимар Эльяна будет против подобного покровительства, а с мнением главы Иллнуанари мне приходится считаться. Ситуация такова, что мне нечего предложить торговцам взамен продуктов, медикаментов и технологий. Я надеюсь уговорить Эльяну и разместить на Рэне базу торгового флота, назначив за услугу не слишком высокую плату.

Посмотрев на Ордо, я почувствовала, как меня вновь начинает трясти. Нет, о зоне суперпорта Аторис явно не слышал! Иначе не был бы столь подавлен, не считал жестокой необходимостью крайне невыгодный шаг. И, похоже, кто-то здорово его дурачит.

— Аторис, — устроившись в кресле поудобнее, я облизнула губы и проговорила: — Это глупая мысль. Отдать планету Иллнуанари — неправильное решение. Ты не пробовал работать с другими Гильдиями?

— И чем один торговец отличается от другого? За товары и услуги любому торговцу нужно платить. Я неплатежеспособен. Необходимость в размещении флота же есть только у Иллнуанари. Выбирать не приходится. Сама подумай — кому нужна нищая вымирающая планета?

— Многим! — Несмотря на слабость, я поднялась на ноги и, стиснув пальцы, прямо посмотрела на Ордо. — Я могу объяснить почему. В этой системе в скором времени откроется зона суперпорта.

— Даже так? — проговорил Аторис враз осипшим голосом.

— Даже так, — подтвердила я.

Ордо закаменел. Несколько мгновений на его лице жил только взгляд — пристальный, в котором изумление постепенно сменялось надеждой. Потом он выдохнул:

— Не может быть! Лига бы тогда…

Он, оборвал себя на полуслове, вскочил, подошел к столу, потянулся за сигаретами и вновь закурил, жадно давясь сизым дымом.

— Фори, как такое возможно? Откуда у тебя подобная информация? — заговорил, вернувшись ко мне. Голос был тих. Делая глубокие затяжки, Ордо стряхивал пепел с сигареты прямо на пол. — Только не ври, что от Эль-Эмрана. Не поверю.

— От Эль-Эмрана, — ответила я, чувствуя себя участницей какого-то заговора.

— И сколько он стребовал с тебя за нее?

— Ничего. Хочешь верь, хочешь нет, она досталась мне даром.

И вновь тишина. Ордо молчал, то жег пристальным взглядом, то в задумчивости отводил его. Подвижные пальцы сжимали и мяли сигарету.

— Так не бывает, — после долгого молчания проговорил он. — Так не бывает, Фори. Эта информация дорогого стоит. Она же меняет если не все, то многое. А Эль-Эмрана… Этот своего не упустит. Пару лет назад мы с ним встречались, и я спросил, что за интерес у торговцев на Рэне.

— Он не сказал?

— Он запросил за информацию сумму, которую я никогда не смог бы собрать. Продай я Рэну с потрохами — и то бы денег мне не хватило.

Дали небесные! Я повалилась в кресло и изо всех сил вцепилась в подлокотники, словно падая в открывшуюся пропасть. Я была наивна, но не настолько, чтобы поверить, будто Арвиду в такой степени дорога моя голова. Торговец просто меня использовал.

В противовес вспомнилось вдруг с какой теплотой Эль-Эмрана наблюдал за мной последние дни. Словно размяк на благодатном Ирдале. Вспомнилось и то, как еще на Раст-эн-Хейм он качал головой, поначалу отказываясь платить за посредничество той единственной монетой, которую я желала, как ругал за глупость и как лишь спустя пару месяцев сдался, согласившись, что лучших покупателей ему не найти, и все же согласившись на поставленные мною ему условия.

— Может, Эль-Эмрана против того, что бы суперпорт достался Иллнуанари, — я очень осторожно высказала возникшее у меня предположение.

Нет, Арвид не казался мне рассудочным, ищущим только выгоды, мерзавцем. А если подумать, подобную информацию он мог бы сдать, да хоть в качестве мести главе Иллнуанари за пытки, которым его подвергли наемники. Натянуто, странно, уверенности не было, но чем не вариант? Любовь, злость и подобные им эмоции толкают людей и на более нерациональные поступки. Я в этом не исключение.

— На Раст-эн-Хейм не любят Анамгимара, — все так же осторожно пояснила я. — Он слишком любит унижать, подчинять, угрожать. От Иллнуанари торговцы не ждут ничего хорошего. Совет Гильдий часто действует Анамгимару в пику, считая, что в некоторых делах можно действовать в убыток себе, лишь бы только оно помогло ослабить Иллнуанари. Может быть, Арвиду заплатили другие, и только за тем, чтобы ты знал о истинной ценности того, что предлагаешь Анамгимару. Я не знаю мотивов Арвида Эль-Эмрана, но может быть, он знает тех, кто готов предложить тебе больше, чем Иллнуанари.

Усмехнувшись, Ордо покачал головой.

— Вот оно как, — протянул удивленно он. — Я-то думал, до меня есть дело Стратегам, Лиге! А оказывается, ты снюхалась с торговцами и работаешь на них. Вот с этого нужно было начинать…

Я безразлично пожала плечами, не став отрицать. Если это объяснение Ордо подходило, как аргумент, который не позволил бы выгнать меня в неизвестность, то тем более оно устраивало меня саму.

— Аторис, поговори с Арвидом. Пошли человека, назначь торговцу встречу, — проговорила я, принимая так вовремя подвернувшуюся роль, и не в силах отказаться от возможности напакостить Анамгимару Эльяна. — Попытайся выяснить, что еще Арвид может тебе предложить. Подарить Рэну Анамгимару, если захочешь, всегда успеешь. Разве не так?

Заложив руки за спину, Ордо медленно прошелся по кабинету. Остановившись напротив меня, почти беззвучно рассмеялся.

— Хорошо — согласился он. — Но только попробуй играть на стороне торговцев. Отныне ты — мой советник. Посмотрим, что из этого выйдет.

 

Глава 14

После тесноты корабля гостиничный номер кажется необъятным: огромная гостиная, широкие коридоры, отдельный кабинет и две спальни, ванная комната при каждой — размером в две рубки. Везде позолота, зеркала, паркет или ковры от стены до стены, все блестит, нигде ни пылинки. Букеты свежих цветов — на каждом столе, в напольных вазах в каждом углу огромных комнат. Апартаменты класса «люкс»: пафос и безвкусица. Но положение обязывает.

Рыжий смотрел на всю эту роскошь злыми глазами: «Я — жить вдвоем с вами в этом номере? В таком номере?! Господин Эль-Эмрана, да вы сошли с ума!» Он был, безусловно, прав. Но мальчишку нельзя оставлять без присмотра: слишком много в представительстве любопытных ушей и глаз. Да если бы только это! Эльяна на Рэне. Везде полно его людей.

К счастью, Рокше услышал: я опасаюсь наемников и только в люксовом номере представительства могу расслабиться, чувствуя себя в безопасности, а так же, только поселив рядом, могу предоставить защиту ему. Только это заставило парня смириться.

Теперь он тихо сидел в глубинах номера, не показываясь на глаза. И пусть сидит — отсыпается, отмывается, изучает книжный шкаф в библиотеке. Лишь бы не бродил по представительству в одиночку: потерять я его не хотел, не было у меня никакого желания пытать Судьбу, пытаясь найти второго такого же… рыжего.

Навыки мальчишки меня устраивали. Обращаясь к Холере с просьбой подобрать пилота с характером, я надеялся, что он порекомендует того, кто умеет держать слово и не дорвется до удовольствий в первом порту, не мечтал, что получу нечто особенное. Рыжий спас мою жизнь, а ведь мог и сбежать. Большинство курсантов в той ситуации не стали бы геройствовать. Но рыжий, это рыжий. В уме и наблюдательности ему тоже не отказать.

Со временем из мальчишки получится идеальный напарник. Надо признать, ходом с подписью Алашавара на расширенном контракте, он крепко ухватил меня за яйца. Не приведи Судьба, об этом заговорят — на каторгу пойдем вместе. Даже Совет Гильдий не сможет помочь. И с этими злосчастными бумагами тоже необходимо что-то делать.

— О чем задумался? — прозвучал голос, выводя меня из похмельной задумчивости.

Я посмотрел на гостя и собеседника, расположившегося в широком массивном кресле. Он был молод, крепок, широкоплеч и самую малость грузен. Покрой костюма удачно скрадывал намечавшееся брюшко — известную родовую черту: все Элхасы были по молодости слегка тяжеловесны. Но потом заботы кого-то усушивали, а кто-то, пребывая в праздности, раздавался вширь до необъятности.

Моему гостю праздность не грозила. Оллами держал на плаву только авторитет Хаттами; но белкой в колесе его наследнику и полномочному представителю вертеться уже приходится.

В задумчивости я наблюдал, как Гайдуни придирчиво выбирает в вазе с фруктами спелый персик — парень привык получать лучшее, но долго ли это продлится? Впрочем, будущее для всех торговцев, исключая Эльяну, видится сумрачным. Даже если выгорит задуманное, нас всех ждет немало проблем. Вспомнив о делах, я спросил:

— Олая Атома известили, что я добрался до Рэны?

Мой гость — полномочный представитель гильдии Оллами — спокойно пожал плечами.

— Разумеется. Как только убедились, что это твой корабль вошел в пространство Рэны, на Раст-эн-Хейм стартовал курьер. Думаю, самое позднее, Атом появится дня через три или четыре. Сам понимаешь, дела, — отозвался Гайдуни. — Все, кроме него, уже в сборе. И знаешь, чего стоило каждому подобрать весомый предлог, чтобы ищейки Иллнуанари ничего не заподозрили? А вот ты подзадержался, обхаживая мадам…

Вздохнув, я приложил палец к губам, призывая парня к благоразумию. Я был уверен, что подслушать нас невозможно: вопросами безопасности Совет Гильдий озаботился еще на стадии проектирования представительства. Беседы, которые проходили в люксовых апартаментах, подслушать было так же сложно, как и переговоры, которые велись в стенах Совета Гильдий. НО о делах всегда безопаснее говорить, не повышая голоса. Осторожности же Судьба Гая пока не выучила — парень был не в меру болтлив.

И, надо признать, замечание о Фориэ меня задело, А то, что представителем от Оллами стал сын, а не отец — вызывало досаду. Да, присутствие Хаттами на Рэне взбудоражило бы всех шпионов Иллнуанари, но Гай не казался мне ни надежным, ни здравомыслящим человеком. Слишком заносчив, резок, ребячлив.

И я опасался, что вреда от мальчишки окажется больше, чем пользы. Случайное слово, неуместный намек могут перерасти в подозрение, а то и в уверенность. Догадайся шпионы Эльяны, зачем мы собрались на этой планете, и большие неприятности будут у каждого. Впрочем, Гай это знал, как и то, что для Иллнуанари законы не писаны.

На Раст-эн-Хейм все Гильдии, скопом, еще принуждали Анамгимара вести себя в рамках приличия. Но вдали от Торгового Союза, на нейтральной Рэне никто не ждал, что Иллнуанари станет придерживаться буквы закона. Непосвященных удивляло даже то, что Эльяна воздержался от силового захвата планеты, предпочитая играть в благородство.

Выхватив из вазочки яблоко, я впился в кисловатую мякоть, словно пытаясь выгрызть занозу из памяти — засада в порту, знакомство с подручными Анамгимара, пытки, ранение Фориэ, то, как едва не потерял камушек — жгло огнем. Я привык к улыбкам Судьбы, расслабился, не подумал, что боевики будут вести себя до такой степени нагло. Глупец!

Самым паршивым оказалось знакомство с Катаки. Будь у палача больше времени, не приди на выручку Фори и рыжий — выложил бы я ему все: и где я камень прячу и кому хочу передать. Катаки и без помощи Высокородных смог бы все разузнать. Понимание этого было ударом.

Не приведи судьба, Иллнуанари заинтересует еще что-то. Придется достать припрятанный на черный день флакончик с оноа. Ничего рассказать не сможет только тот, кто ничего не помнит.

Скривившись, я посмотрел на Гайдуни, спросил:

— Кого еще совет Гильдий послал на Рэну?

— Айджида Коэ и Равэ Оканни. Ты их знаешь?

Я их знал. Старика Равэ уважали. Что поедет именно он, было известно заранее. Но увидеть послом Айджида я не ожидал. Парень недавно встал во главе маленькой Гильдии. Говорили, он умен и осторожен, и казалось, из-за осторожности он может отклонить предложение. Не отказался, что же, тем лучше.

— Арвид, все срастется, увидишь, — легкомысленно заметил Гайдуни, подмигнув.

Бездна! Я разозлился. Неужели с некоторых пор то, что я волнуюсь заметно неопытному щенку?

Присев на мягкий диван, я постарался успокоиться, чувствуя, что завидую младшему Элхасу. Очевидно, парень воспринимает нашу задумку как игру на ловкость, хитрость и сообразительность. И не всерьез. Но выцарапать суперпорт у Иллнуанари — большое дело. И даже если выцарапаем, ничего не закончится: территорию нужно будет еще удержать.

— Что ты дергаешься, как перед первой сделкой? — спросил Гай. — Хватит нервничать. Успокойся. Сходи в бордель, что ли, развейся. Местные лапочки поднимут тебе настроение, гарантирую.

Я чуть не зарычал. Нет, рэанские шлюхи не исправят моего настроения. Может стать только хуже: пока не привыкнешь, все аборигены и аборигенки воспринимаются на одно лицо. А я не хотел даже на миг обмануться, случайно в одной из них разглядев черты Фориэ Арима. Не хотелось, тиская симпатичную рэанку на вполне законных, товарно-денежных основаниях, чувствовать себя идиотом и сгорать от стыда.

Я и так чувствовал себя последним мерзавцем. Из-за этого гадкого чувства пил, как никогда раньше. Ни из-за одной юбки я не напивался до того, чтобы потом горстями глотать отрезвляющие таблетки, а сейчас был близок к этому как никогда.

Я пил во время полета, перед посадкой. Пил после того, как отвел Фориэ к мужу. Пил, пока рыжий проходил процедуры таможенного контроля. И вот теперь другой нахальный щенок, как лекарство от нервов, походя, предлагает поразвлечься с продажными девками.

— Гай, пошел ты со своими шлюхами в баню! — Раздраженно бросил я.

Парень потянулся, мечтательно улыбнулся, так что стало понятно — дорвался кот до сметаны, и его теперь за уши не оттащишь. Кажется, дожидаясь Олая Атома, Гайдуни напропалую кутил на деньги Совета.

— И тебе советую, — улыбка на лице Гая стала намного шире. — Процедура успокаивающая. Сбросишь пар, расслабишься. А то ходишь с таким видом, словно оса в причинное место ужалила.

Дернувшись, я смерил нахала взглядом. Вот гаденыш! По возвращению на Раст-эн-Хейм придется шепнуть старику Хаттами пару слов о дурном воспитании сына. Гайдуни явно выпрашивал трепку. Но не бить же его, пытаясь вставить мозги на место.

— Гайдуни Элхас, я буду благодарен, если вы прекратите советовать, как мне вести личную жизнь. Вас она не касается! — Трудно смотреть сверху вниз, утопая в мягком диване, но я постарался.

Парень скривил пухлые губы, и несколько секунд молчал, а потом снова заулыбался во весь рот.

— Касается, — парировал он, — если кто и способен нас выдать, так это ты. Со своей кислой мордой и дерганым видом ты выглядишь куда подозрительнее, чем я — дурак и повеса, который развлекается в свое удовольствие.

Нет, ну каков стервец!

Медленно выдохнув, я пожалел, что не могу ни испепелить, ни заморозить наглеца взглядом. Пришлось смириться с тем, что парень умеет отстаивать свою точку зрения. Зерно истины в его замечании все же было. Но панибратства я не спущу. Щен! Обеспечить ему нахлобучку от старшего Элхаса все же необходимо. Чтобы в следующий раз думал, с кем и как говорит. Следующие его слова только укрепили меня в этом намерении. Парень явно напрашивался:

— Не любишь баб, сними мальчишку, — предложив это, Гайдуни оскалился еще шире. — Или твой пилот по совместительству еще и…

— Хватит! — рыкнул я, поднимаясь на ноги, — Гайдуни Элхас, вы дурно воспитаны!

— Да? — Он понизил голос и уже серьезным тоном спросил: — Селишь пилота с собой в одном номере и всерьез рассчитываешь, что злые языки с ним тебя не сосватают? Будь он чуть симпатичнее обезьяны — так сошло бы. Но пилот твой — огонь. Конфетка. Ты ослеп и не видишь, как на него пялятся? Сплетню не я придумал — в представительстве об этом даже полотеры болтают.

Я сжал кулаки, чувствуя, что киплю, и лишь усилием воли удерживаясь от того, чтобы вызвать охрану, или самому спустить наглеца с лестницы.

Впрочем, зная Гая можно утверждать — не поможет. Гай не уймется. Заткнуть его смог бы только Олай Атом или Хаттами. Если я выставлю парня за дверь — он и дальше пойдет трепать языком: просто назло. Меня сплетни не расстроят, но вот рыжий… Рыжему подобное злословие вряд ли придется по вкусу. Надо пресекать. Я и так причина всех возникших в жизни Рокше проблем.

Вспомнилось, какна Ирдале вгорячах сулил парню, что откуплю его от каторги. Если выцарапаем Рэну, добиться от Совета Гильдий амнистии не станет проблемой: если переговоры пройдут успешно, если мы получим желаемое, если Фориэ смогла передать информацию Ордо, и они вообще состоятся, эти переговоры! И если меня не убьют до возвращения на Раст-эн-Хейм. Мне не нравилось зашкаливающее количество этого дохлого «если».

Не в силах пялится на опротивевшую рожу Гадуни, я подошел к панорамному окну, разглядывая бесконечную синь — небесную и морскую.

Был бы на месте Гая старик Хаттами, я бы простил любую издевку и рассказал правду, прося совета и помощи. Но откровенность не для заносчивого щенка…

— Ты дурак, Гайдуни. Дважды дурак — что слушаешь, и что приносишь мне грязные слухи. Этот рыжий мальчик — мой сын. В молодости, как потекли деньги, я гулял. Хорошо гулял. И догулялся. Знаешь, на шлюх тоже иногда находит блажь — родить богатенькому любовнику чадо. — Я бросил Гаю наживку, радуясь тому, что он видит только мои затылок и спину. Впервые в жизни по лицу можно было бы понять, что я лгу. — Мальчишка рос в Академии.

— А мать? — в голосе Элхаса почудились извиняющееся нотки.

— А что мать? По-твоему, лучше воспитывать сына в борделе?

Обернувшись, я залюбовался на изумленное лицо и вытаращенные глаза Гайдуни. Молчание повисло надолго. Парень сидел, словно молнией пораженный — даже здоровый румянец на щеках слегка поблек.

— Арвид, — наконец выдавил из себя он. — Ты умом, что ли, тронулся? Ты что, хочешь его признать? Зачем тебе этот щенок? Незаконнорожденный…

Я окинул собеседника высокомерным взглядом, сполна платя за насмешки. Наблюдая как Гайдуни осекся и словно бы съежился, я попытался припомнить, сколько лет этому молокососу. Двадцать четыре? Двадцать пять? Борзой щенок, откуда в нем столько наглости? Ведь ненамного старше Рокше.

— Извини, других нет. — Я развел руками.

Это окончательно добило парня.

— Твоего… сына по всему Торговому Союзу ищут, — выдавил он через полминуты напряженного молчания.

— Вот именно, — с нажимом произнес я. — А почему и зачем, вспомнишь?

Гай кивнул и уставился на носы своих черных лаковых туфель.

— Но ведь после огласки будет скандал, и твоя репутация… Ты этого хочешь? — растерянно выдавил он.

— Предлагаешь отказаться, и пусть сам выбирается? Мне отправить Рокше на рудники, лишь бы на репутации не осталось ни пятнышка?

Прижавшись затылком к стеклу, я закрыл глаза. Признать мальчишку за сына, конечно же, выход. Все привилегии класса торговцев автоматически сразу распространятся и на него. Ни о какой каторге не будет и речи: максимум, выплачу штраф — меня это не разорит. Но как воспримет новость сам Рокше?

Хватанув по небьющемуся стеклу кулаком, я скривился от боли в костяшках пальцев. Но она меня и отрезвила. Как бы ни воспринял Рокше мое решение, я заставлю его смириться. Подпишет бумаги, никуда не денется! Пусть дичится, фыркает, злится, но позволить расхлебывать последствия моих просчетов я ему не позволю.

Надоело мне ощущать себя выдающейся сволочью. А именно так я себя чувствовал во время нашего разговора на побережье и несколько дней до него: после того как узнал, что рыжий настоял, что дурака-работодателя нужно идти выручать. Угораздило же меня с почесухи выдать «а кто ты такой?», человеку, поступком приобретшего право спрашивать. Осознание собственной неправоты неприятно на редкость: словно окунули в бочку с дерьмом.

Хуже — как нажравшись дерьма — я чувствовал себя из-за Фори.

Показалось, Судьба улыбнулась, когда мадам Арима пришла ко мне на Раст-эн-Хейм. Регулярно бывая на Рэне, ища подходы к Ордо, я с удивлением узнал очень много о женщине, некогда допрашивавшей меня у Стратегов: мало того что умна и красива, так и с Аторисом Ордо ее связывала многолетняя верная дружба. Стоило увидеть ее в роли просительницы, и пришло озарение — вот кто забросит Ордо информацию. Я не спешил соглашаться, дабы она не почувствовала, насколько велик мой собственный интерес доставить ее на Рэну.

Против каких сил я ее выставлял при этом, меня не волновало. Ну, женщина. Ну, красивая женщина. Миниатюрная, стройная, гибкая. Из той породы, которую идиоты обожают носить на руках. Я идиотом себя не считал. Инструмент — вот чем я ее видел.

Только и эти планы спутала засада в порту.

Ладно рыжий, но почему и мадам меня не бросила на Лидари? Она же так рвалась к своему Доэлу! Почему на пару с Рокше они попросту не сбежали, бросив меня? Ведь могли же! Могли! Пусть они не знали, где камень — не о камне оба думали: обо мне, скотине! Без меня им бы было бы проще и легче… Возможно, все сложилось иначе, они разминулись с преследователями на минуту, на две, и благополучно бы стартовали с Лидари… на Рэну.

Для меня все было бы кончено, без сомнений. Но мне не пришлось бы в госпитале сидеть около нее, держать за руку, делать вид, что ничего не знаю. И сейчас бы я не чувствовал себя подлецом. Дважды подлецом — что не отказался ее использовать, и что не отложил визит на Рэну, боясь проиграть Анамгимару.

Больно было видеть, как, падая от слабости, Фори не задумалась и на секунду, выбирая между пребыванием в госпитале и возвращением домой. Все было решено заранее, решено давно. И я это знал.

Я смотрел, как Фориэ старается держать спину прямо и не показывать, что каждое движение дается ей с болью. Я видел пот на ее висках, закушенные губы, И, понимая, что это цена, которую ей пришлось заплатить за мою жизнь, я не смог не влюбиться, и относиться только как к инструменту.

Никогда! Никогда еще мне не приходилось так жестоко и подло использовать женщин!

— Мерзавец!

— Да понял я, понял! Не рычи… те, — быстро проговорил Гайдуни, приняв ругательство на свой счёт и от испуга став вежливым.

Я махнул рукой, не снисходя до объяснений.

— Арвид, хочешь, я договорюсь с Айджидом Коэ? — предложил Гай внезапно. — Я уговорю его, а Равэ Оканни и так не откажется. Раз ты решил официально признать своего парня, подготовим бумаги и подпишем их хоть сегодня. Утрем нос Эльяне. Как представители Гильдий мы можем оформить все здесь. Вернешься на Раст-эн-Хейм уже с законно признанным наследником. Тогда с момента возвращения и до разбирательства в суде твой сын посидит под домашним арестом. Разве что от порта и до особняка его под конвоем проводят.

Я кивнул. Решение выдать Рокше за сына было спонтанным. Но я был твердо уверен в его необходимости. Официальное признание, документы, это — защита. Не самая надежная, но лучше, чем ничего.

Предложение Гайдуни очень кстати. Не придется врать самому. Старик Равэ меня знает давно, распознает обман, потребует объяснений, а так…. Уговаривая торговцев, Гай, добрая душа, добавит подробностей от себя. И через неделю историей о моем «незаконнорожденном отпрыске» будет наслаждаться весь Торговый Союз.

И, может, она остановит часть рьяных папаш, сватающих мне дочурок, надеясь воспользоваться если не моими деньгами, то связями. Жениться я не собирался. Семья это, в первую очередь, обязательства, а женского внимания и ласки мне и так перепадает достаточно.

— Хорошо. Если договоришься, я буду считать это достаточным извинением за все дерзости.

Гайдуни кивнул, цапнув из вазочки еще один персик, направился к выходу. Задержавшись у дверей, он отвесил шутовской поклон и покинул апартаменты.

Я сунул под язык пару таблеток и прислонился виском к стеклу, пытаясь облегчить головную боль, и ругая себя.

Нормальные люди «Поцелуи ветра» смаковали малыми порциями, даром что пилось оно как кристально-чистая, ледяная вода родника. Нормальные люди не забывали что достаточно двух-трех бокалов допиться до невменяемого, практически, состояния.

Не вино, не наркотик — волшебный нектар. Делаешь один глоток — забыты заботы. Два — старик почувствует себя юношей. Три — подхватит и вознесет к ощущению полной власти над миром. Покажется, Вселенная ластится к ногам и заглядывает в глаза, пытаясь угадать помыслы и желания.

Я пил, заглушая куражом чувство вины и страх. Форэтминское помогало забыть, что у каждого действия будут последствия: если вырвем суперпорт у Иллнуанари, это даст отсрочку, в лучшем случае год или два. Но в одиночку не выстоять ни нам, ни Лиге. Не имеет значения, как долго длилась вражда, про нее нужно забыть. Раньше бы нам объединиться…

Подойдя к столу, я потянулся к бутылке форэтминского, плеснул вина на дно бокала, глотнул. Через пару минут полегчало. Страх отступил, а вместе с ним и головная боль.

Подумалось, что лучше не откладывать разговор с Рокше. Пройдя по номеру, я нашел рыжего в кабинете. Парень сидел за столом с книгой в руках, делая вид, что в этом мире его занимает лишь томик стихов Ареттара. Я подошел, сел рядом, рассматривая пилота и понимая, что Гайдуни прав: Рокше можно назвать красавцем.

Вот только мы с ним совсем не похожи. Мало того, что рыж: у парня тонкие, схожие с ирдалийскими черты лица, миндалевидный разрез светло-серых глаз, и золотистый, а не бронзовый загар прилип к коже. Все, что есть общего — парень не привык униженно гнуться в поклонах, старается не перечить собственной гордости.

Заметив, что его внимательно рассматривают, юноша с шумом перелистнул страницу, попытался сделать вид, что читает дальше, но не выдержал и посмотрел мне в глаза.

Почувствовав, как вспотели ладони, я машинально обтер их о китель. Отчего-то вновь стало не по себе.

— Наш разговор с Гайдуни слышал?

— Слышал. А что, нужно было уши воском закапать?

Яда в его голосе было достаточно, чтобы любая змея в узлы завязалась от зависти.

— Тебе что-то не нравится?

Он пожал плечами, со стуком положил томик на стол.

— Арвид, спасибо за все, но вы обещали помочь узнать кто я и откуда, а вместо этого идете на обман, называете меня сыном.

— Я обещал не позволить упечь тебя на каторгу. Как видишь, я держу свое слово, ведь другого способа нет. А еще мне нужен наследник: человек, которому когда-нибудь я оставлю дом, деньги и дело. Ты подходишь.

Он удивленно покачал головой, спросил:

— Меня не убьют за ваши интриги? У Иллнуанари может возникнуть такое желание.

— Ну, тебе же не два года, верно? Как представитель высшего класса гражданства, ты получишь право защищать свою жизнь любым способом.

— Но вы поможете узнать кто я и откуда?

Кивнув, я посмотрел Рокше в глаза и добавил:

— Я не намерен нарушать соглашения. Более того, как своему наследнику я должен буду тебе кое-что объяснить уже после подписания бумаг и официального оглашения.

 

Глава 15

Рэанина в номер впустил рыжик. Попросил подождать в гостиной, а сам отправился будить меня. Непростительное легкомыслие! Одеваясь, я мысленно костерил мальчишку. Прерывать послеобеденный отдых, и ради кого — очередного просителя? Вот только как тот проник через четыре кордона охраны? Или это человек Аториса Ордо? Для посланца диктатора слишком быстро: Ордо потребуется несколько дней на проверку информации. От момента же расставания с мадам Арима прошло менее полусуток.

Быстро одевшись, я вышел в гостиную.

— Господин Эль-Эмрана, мне от вас кое-что нужно. — Прозвучало уверенно. Визитер не сомневался в своих правах.

Он был молод, широкоплеч, высок и носил форму охраны правопорядка. Если судить по погонам — высокого полета птица… Несколько секунд я раздумывал каким образом лучше всего поставить наглеца на место. Все они, эти рэане, как бы поначалу себя ни вели, по сути являлись просителями. Гордые нищие. И этот, наверняка, не исключение: явился клянчить денег на очередной прожект.

Достав форэтминское, я плеснул вина в бокал, не считая нужным угощать гостя.

— Ну? — процедил, желая как можно быстрее его спровадить: — Слушаю.

Против обыкновения, вино не помогло. Голова продолжала гудеть словно колокол. Скверно. По всему выходит: пора завязывать пить, глотать медикаменты для трезвости, снова пить… К вечеру я должен быть в форме.

— Я по поводу мадам Арима, — произнес посетитель. — Где ее вещи и лекарства? Вы захватили их с собой или оставили на корабле? Если на корабле — тем хуже, придется вернуться за ними.

— Простите, какого… Вы кто такой?

— Дон Арима, городская служба охраны порядка.

Однако! Кого другого я за такие вопросы выставил бы за дверь — будь это лицо официальное или неофициальное. Но это ее сын.

Достав второй бокал, я предложил гостю вина и фрукты.

— Господин Эль-Эмрана, — он отказался и проговорил настойчивее, — прошу вас не тянуть время. Я тороплюсь.

— Как мадам? — даже ее имя я не стал произносить. Побоялся, что не удастся удержать маску равнодушия, и наружу прорвется заинтересованность. Не нужно этого, нужно доводить дело до конца, значит, к ногтю все эмоции, чувства.

— Чем дольше мы препираемся, тем хуже, — прозвучало в ответ.

Показалось, этот рэанский мальчишка пытается меня уязвить. Или это колола глаза проснувшаяся не ко времени совесть? Когда я вел мадам к мужу, она едва стояла на ногах. И на какую защиту и помощь она могла рассчитывать от человека, который…

— А в резиденции Ордо нет лекарств? — я не смог удержаться от колкости, хоть через мгновение и пожалел о несдержанности. Но слова уже были сказаны, ее сын посмотрел на меня, как на врага.

— В резиденции нет специальных медикаментов, — отрезал он. — Странно, если их нет и у вас.

Откровенно. И глупо. Рэанин сам подавал оружие против себя: я мог бы досыта поглумиться над ним, если бы речь шла не о Фориэ.

Лекарства на корабле были. Стратеги позаботились обо всем. Но я не помнил, брал ли в представительство чемоданчик с ее вещами. Помнил, как грузил его в багажный отсек еще на Ирдале, а вот где он сейчас, вспомнить не мог.

Положение спас Рокше. Подслушивал что ли? Но появление рыжего оказалось кстати. Весьма.

— Вот вещи мадам, — проговорил он, передавая серый чемоданчик в руки незваного гостя.

Рэанин открыл его, быстро взглянул на содержимое, и, поблагодарив Рокше, ушел.

— Тебя вмешиваться просили? — заметил я, когда мы остались одни.

Рыжий пожал плечами.

— Арвид, ты пьян, — проговорил спокойно.

— Я тебя вмешиваться просил?

— Я — твой компаньон с правом самостоятельного принятия решений. Считай, что это было мое решение, — сказал, как отрезал.

Расправил плечи, выставил подбородок, в глаза смотрит, ничего не страшась. Прав Холера, есть тут характерец. Рыжий делает то, что сам считает необходимым. Вот только о последствиях не задумывается.

— А ты уверен, что парень тот, за кого себя выдает?

— Я видел его в порту с мадам. Охрана шепталась, что это ее сын, и что он сильно рискует.

Гнев мой угас. Хорошо если так. Хорошо, безо всяких «если». Пьяный я способен на глупости. А вот рыж поступил разумно. Да, в некой толике здравого смысла ему не откажешь.

Странная, если вдуматься, смесь — рассудительность редко идет рука об руку с норовистостью. И ведь глупо же мальчишка поступил на Ирдале. Что погнало Рокше вместе со мной? Понимание, что не приживется в чужом, чуждом мире? Глупости, этот — прижился бы. Проценты с прибыли? Ерунда. Попытка заглянуть в свое прошлое? А ведь он моего обещания не забыл, и всерьез рассчитывает на содействие. Ничего, вернемся на Раст-эн-Хейм, узнаем. В Торговом Союзе немного людей способных продать флакон оноа. Впрочем, купить зелье по карману немногим.

Мальчишка точно не из простых. Об этом свидетельствуют речь, манеры и то, как он держится. Воспитание, хоть Рокше и не помнит себя, проступает через беспамятство. Такого не зазорно признать сыном.

— Ладно, проехали. Но тебе придется научиться держать в кулаке эмоции. Делать то, что необходимо, а не то, что считаешь правильным. В нашей работе без этого не прожить.

Он кивнул, спросил:

— Мадам это — тоже работа? Знаешь, я хочу узнать, чем ты зарабатываешь на жизнь. Ведь не камушки же Аюми за бесценок скупаешь?

Словно длинную зазубренную иглу воткнули в висок, и несколько раз провернули, я едва удержался, от того, чтобы не заорать. С минуту механически, как машина, вдыхая и выдыхая воздух, пытался эту проклятую боль унять. И лишь когда злость и боль удалось подавить, ответил:

— Не торопись, все узнаешь.

— А если серьезно? — Рокше отступать не собирался. Пришлось отвечать, словно в холодную воду прыгать:

— Я собираю информацию: слежу, покупаю, проверяю, сопоставляю. И продаю.

— Так ты — шпион!

— Я служу Совету Гильдий. Но ты прав, начинал я со шпионажа. В юности мне выбирать род занятий не приходилось. Так что карьера моя стартовала со слежки за неверными женами.

Пальцы подобрались в кулаки. Шпионаж — недостойное занятие. Это дело не для торговца. Но мне пришлось об этом забыть и не обращать внимания на косые взгляды тех, кто меня нанимал. И все же привилегированный класс чаще прибегал к моим услугам, чем брал кого-то со стороны: я был своим, и знал больше, чем можно рассказать простолюдину.

После того, как официально признаю рыжего сыном, я поделюсь и с ним этими тайнами. Бездна! Знай он все наперед, наверняка остался бы на Ирдале. Но пути назад нет. А мне тяжело выдерживать его взгляд — прямой и бесхитростный.

— Шел бы ты отдыхать, Рокше. Вечером церемония. Учти, господа торговцы могут быть весьма недовольны. Давненько никто из элиты не признавал за наследников своих бастардов. Даже детей младших жен наследниками признают очень редко.

— А я вам — никто. Что будет, если узнают?

Дали небесные, какой он все-таки: молодой и наивный! С трудом верится, что когда-то и я был — способным, но глупым. Воды с тех пор утекло — не сосчитать.

— Рокше, теоретически торговец может признать наследником хоть нищего бродяжку, если есть на то желание. Но это не принято.

Так же, как не принято называть наследницей женщину — жену или дочь. Бывало, что преемником назначали достойного зятя. Впрочем, зятья все были из своей касты. Младшую жену еще могли взять из низшего круга, но отдать дочь за простолюдина — до такого отчаяния еще нужно дойти.

Вечером церемония…

По всему заметно — в представительстве из уст в уста передают новый слух: Арвид Эль-Эмрана решился признать бастарда. Что слухи бродят, заметно даже по тому насколько глубже склоняется перед рыжим прислуга. Несколько часов назад, когда вселялись в гостиницу, в его сторону поклоны были небрежны — как тому, чье положение временно, шатко; сейчас же, принесшая в номер свежие цветы и фрукты прислуга прогибается, не экономя глубоких поклонов. Лакеи как флюгера — тонко чувствуют ветер.

— Иди, отдыхай, — повторил я. — И не тревожься.

Не удержавшись, я плеснул вина в бокал: на самое донышко. Выбрал из вазы с фруктами самый спелый из персиков, плюхнувшись на подушки, позволил себе утонуть в объятьях дивана. Подняв взгляд, заметил, что рыжий никуда не ушел.

— Арвид, вы бы не пили, — снова за мягкостью тона спрятан упрек.

— Кыш пошел. Вздумал… указывать. Не устал, так приготовься к церемонии. Ванну прими… Надеюсь, ты переоденешься в парадную форму. А то ходишь, как мышь в замызганной курсантской шкурке. Словно надеть тебе нечего.

— Нечего… — Он говорит об этом совершенно нейтрально, упрекаю себя на этот раз я сам. Хорош папаша — сына держу в черном теле.

— Как так?

Рокше разводит руками.

— Ну, вот как-то. Одежду я выкинул на Лидари. Обменял на лекарства, — он скупо улыбнулся. — И хорошо, что так. Иначе бы до… помощи она не дожила.

Мне понятно, что он спрятал за словами «помощи», кого назвал нейтрально «она».

Отставив бокал, не доев персик, я поднимаюсь на ноги, вызываю прислугу. Не хватало еще, чтобы Рокше выглядел на церемонии бедным родственником. Времени шить новый костюм нет, но можно найти что-нибудь подходящее, подогнав по фигуре.

К вечеру парень выглядит так, как и положено отпрыску уважающего себя папаши — скромно, строго и элегантно. Вот только волосы — словно факел.

Когда мы с рыжим вошли в комнату для заключения сделок, глаза у торговцев едва не полезли на лоб. Признать бастарда — дело забытого прошлого, по нынешним, циничным временам почти немыслимое. Особенно когда бастард и мастью явный чужак. Но ни тот ни другой, ни третий — принявший роль свидетеля Гайдуни — слова против мне не сказали.

Десяток минут и пути назад нет: документы подписаны, заверены главами Гильдий, входящих в совет. С этой минуты для всего мира Рокше — еще один Эль-Эмрана.

Поздравления приняты, слова благодарности сказаны. Поверили Айджид и Равэ в преподнесенную им историю или нет — неизвестно. Нет нужды, чтобы верили. Дело сделано.

После подписания бумаг я предложил Рокше посидеть в уютном ресторанчике на шестом уровне представительства — здесь на столы стелили белоснежные крахмальные скатерти, до жаркого блеска полировали столовое серебро, а искусство повара было выше всяких похвал.

Звучала музыка, певичка в платье с глубочайшим декольте мурлыкала что-то о страсти. Сновали официанты. Посетители исподволь рассматривали рыжего; уколов взглядами, обменивались быстрыми фразами. Пристально пялиться, как и громко обсуждать парня никто не рисковал.

Рокше всеобщего внимания словно и не замечал. Держал себя со скромным достоинством, удивлял откуда-то взявшимися манерами. Ел поданные кушанья так, словно ему не впервой ужинать в дорогом ресторане.

Вспомнились годы обучения, скудный курсантский паек. Консервы, что я закупал на борт, по сравнению с едой, подаваемой в Академии, казались деликатесами. Когда появились деньги, сад земных наслаждений я открывал для себя заново, и не до хороших манер мне было. А этот…

В душе вспыхивает огонек гордости, который греет мне сердце. Кажется, я и сам веду себя как новоиспеченный папаша. Неудивительно, если моей лжи скоро поверят все. Похоже, и я сам начинаю ей верить: перед внутренним взором предстают смазанные тени случайных подружек — купленных шлюх, дерзких любовниц, дорогих содержанок. Я пытаюсь напитать призраки прошлого жизнью, и вспоминаю: рыжеватенькие среди них все же были. А вопросы крови — самые сложные вопросы в мире. Я знаю как, порой, причудливо тасуется колода.

Отогнав воспоминания, я жестом попросил счет, и, расплатившись, вместе с Рокше направился к выходу.

— Господин Эль-Эмрана, — прозвучало у самых дверей.

Я посмотрел на окликнувшего меня человека. Если судить по трехцветному форменному мундиру с эмблемой Гильдии на рукаве — курьер Иллнуанари. Приблизившись, посыльный почтительно протянул плотный бумажный конверт, от которого исходил аромат лилий — запах излюбленных духов Анамгимара. Неужели писал лично? Значит, хорошего лучше не ждать.

Мысленно выругавшись, я взял конверт, распечатал послание и ознакомился с содержанием письма, продираясь сквозь затейливую вязь почерка. Анамгимар приносил соболезнования в связи с моим пребыванием в плену у лигийцев, поздравлял с успешным побегом и появлением законного наследника, кроме того снисходил до принесения извинений за инцидент в порту Лидари: «произошедший из-за самоуправства неустановленных лиц, которое бросает тень на всю Гильдию». Он обещал, что «будет проведено расследование и виновные будут наказаны». Мне же предлагали «забыть о досадном случае» и предлагали небольшую сумму в качестве компенсации, которую намерены были вручить при разговоре тет-а-тет.

Кровь бросилась в лицо. «Виновные будут наказаны». Тонкий намек, хорошо спрятанный. Если докопаются, что визит на Ирдал не был случайностью, мне грозят неприятности. На глупость пилота ничего уже не спишешь.

Я нарочито-медленно порвал на части письмо вместе с конвертом, сложил горкой на поднос подлетевшему официанту, чиркнул зажигалкой…

— Передайте господину Эльяне, что я признателен, но в его подачках не нуждаюсь.

Сцапав Рокше под локоть, я потащил его к лифтам, пытаясь понять, о чем вообще может догадываться Анамгимар. И то, что я был на Ирдале — такие, в сущности, мелочи. Куда больше волновало — догадывается ли владелец Иллнуанари, зачем я прилетел на Рэну?

Оказавшись за закрытыми дверцами лифта, я вытер пот, выступивший на висках, посмотрел на рыжего.

— Кто это был? — спросил он.

— Неважно.

Всю дорогу до номера я тщетно пытался взять себя в руки: качало как на качелях — страсть, злость, тоска попеременно обжигали, замораживали, душили. Сдури пнув вазу, попавшуюся мне на пути, я подумал о том, что не помешало бы сейчас пропустить бокальчик — другой форэтминского. Это рэанское зелье могло меня успокоить.

Оказавшись, наконец, в номере, я поспешил в ванную комнату. Нестерпимо хотелось отмыться, будто я не письмо держал, а полные пригоршни дерьма. Тщательно вымыв руки, я плеснул в лицо водой и мрачно уставился на отражение в зеркале. Ну и видок! Бешеный взгляд, лицо пятнами, плотно сжатые губы. Неудивительно, что Рокше, пока мы поднимались в номер, даже не пытался вырвать руки из захвата.

— Арвид, с тобой все нормально? — Долетел до меня его оклик.

Я бросил последний взгляд в зеркало, и наспех вытерев лицо, поспешил в гостиную.

В комнате было темно, чернота за окном сияла ярчайшими звездами, как бывает лишь в неиндустриальных, отсталых, диких мирах. Рокше стоял у окна, его темный силуэт выделялся на фоне усеянного звездами неба.

Когда я включил верхний свет, парень повернулся ко мне.

— Объясни, что случилось? Ты выглядишь…

— Как загнанный зверь? Ничего необычного.

Наполнив бокал «Поцелуями ветра», я поднес его к губам, отпил, покатал холодную каплю на языке и лишь потом сглотнул. Пройдя из угла в угол и допив все, что было в бокале, вернулся к столику и снова потянулся к бутылке.

Наткнувшись на обеспокоенный взгляд Рокше, вздохнул и отставил ее, сожалея, что тревога так и не сменилась куражом или умиротворением.

— Поговорим? — проговорил я, усевшись в кресло. Закинул ногу на ногу, посмотрел на парня: — Теперь ты тоже торговец, Рокше Эль-Эмрана, теперь уже можно говорить обо всем, не таясь. Что ты хочешь знать? Что было в письме Анамгимара?

Парень легко пожал плечами.

— Что за дела у тебя со Стратегами? Что делаешь на Рэне? Я слышал ваш разговор с Гайдуни…

Протяжно выдохнув, я посмотрел на парня.

— Я работаю на Совет Гильдий, Рокше. И сейчас пытаюсь предложить Ордо выгодную для него и Совета сделку.

Побарабанив пальцами по подлокотнику, я опустил взгляд, раздумывая как много можно мальчишке сказать. В Рокше я был уверен. Но угрозу-предупреждение Анамгимара нельзя упускать из внимания.

Впрочем, кто не рискует — не пьет. Подняв взгляд, я заметил, что рыжий уже сидит на диване напротив. Я дотянулся до бутылки, повертев ее в руках, отхлебнул форэтминского прямо из горлышка.

— К Стратегам меня тоже послал Совет. Без их помощи и поддержки затевать Игру не имеет смысла. Если бы я завалил переговоры с Алашаваром, нам и на Рэне делать было бы нечего. Камень Аюми служил подарком Стратегам, был знаком добрых намерений. Спасибо, что на Лидари ты его сохранил.

Показалось, что в серых глазах мальчишки на мгновение отразились мечта и грусть. Что, говорить, мне тоже было жаль камня. Пока он лежал в нагрудном кармане, не было нужды бесконечно глотать форэтминское, а Судьба благосклонно смотрела на все мои действия. Возможно, она отвернулась, узнав, что я готовлюсь с камнем расстаться.

Судьба — стихия уговорам неподвластная. Говорят, Судьба любит дерзких. Но далеко не каждого, кто дерзок. Я же слишком давно играю с ней — словно танцую страстное танго. Я смотрю ей в глаза, но страсти в ее глазах нет, только холод. Ошибешься, она отправит тебя на дно. Чтобы выиграть в поединке с Судьбой, нужна поддержка Удачи. Но эта, еще менее надежная госпожа, похоже, улыбается рыжему.

— Совет желает о чем-то договориться со Стратегами? — парень не просто удивлен, он поражен в самую пяточку. — Совет задабривает их подарками, которым нет цены?

Несмотря на удивление, мальчик мой не повышает голоса.

— Все имеет свою цену, — резко обрываю я его. — От договора со Стратегами зависит слишком много, чтобы не плакать по самому расчудесному камню. Совету нужны союзники. Ты мощь флота Анамгимара знаешь?

Он усмехнулся.

— Ну, надо же… и что впереди — передел сфер влияния?

Влепить бы мальчишке пощечину, но я сдерживаюсь — ничего он не знает. Ничего. Скоро узнает.

— Рокше, ты легенды о небесных бродягах знаешь?

Глупый вопрос, еще бы ему не знать — полдня просидел в обнимку с томиков стихов Ареттара, да и в Академии одна из любимых тем — помечтать о том, как наткнешься на затерянный флот, как из грязи вознесешься к вершинам.

Только в жизни немного не так. Не так и давно это было — легендарный флот нашел один из капитанов Лиги. Вот только счастья ему это не принесло. Корабль не дошел до надежного порта. Раритеты исчезли. Самому пришлось смириться с репутацией то ли лжеца, то ли сумасшедшего.

— Так то — легенды.

Отхлебнув еще глоток из бутыли, я поставил ее на стол, и вздохнул, чувствуя, что наконец-то перебродивший сок рэанского винограда помог мне очистить от страха кровь.

— Рокше, я могу попытаться добиться аудиенции у капитана, который видел их флот. Но на эту тему с ним я говорить не стану. Если ты не боишься — можешь попробовать. Но учти, Аторис Ордо обещал выдрать язык каждому, кто заведет об этом речь. И еще, камень я нашел среди обломков того корабля.

Взгляд рыжего на мгновение сделался физически ощутим; он смотрел в лицо, и казалось, поток излучения обжигает мне кожу.

— Арвид?

— Знаешь Легенды? — спросил я, почти задыхаясь. — Только не говори «нет». Ты же в курсе отчего Аюми исчезли.

— Они воевали с Империей, пытаясь защитить остальные миры.

Я сухо кивнул и заметил, как пальцы Рокше слегка задрожали.

— Не знаю как Аюми, но Империя точно существует, — выдохнул я. — Клятая Эрмэ. Иллнуанари служит Империи. Каждая Гильдия, каждый вольный торговец платит ей дань. Откажись мы, и Торговый Союз сотрут в порошок. Нас не трогают, пока Империя таится и не желает, чтобы Лигу встревожило исчезновенье Раст-эн-Хейм. И мы ничего не можем поделать с Империей в одиночку.

Я выговаривался, чувствуя, что, несмотря на действие форэтминского, у меня мерзнут пальцы, и что кровь прилила к щекам.

— Рокше, будет война. Если Иллнуанари получит Рэну и разместит здесь свой флот, под ударом окажутся все до единой планеты Лиги. Если будет уничтожена Лига, Эрмэ не станет церемониться с нами. Все умрем или станем рабами. Что тебе больше по вкусу?

Мальчишка сжал кулаки, поднялся с дивана, прошел по комнате. Копируя меня потянулся было к бутылке. Я рассмеялся:

— Водичкой разбавь. Поплывешь без привычки.

Рокше выругался, отпрянул, вновь посмотрел мне в глаза:

— Знаешь, я буду драться и лучше сдохну, чем…

— Вот и я так же, рыжий. Нет другого выхода, как идти на поклон к лигийцам. В одиночку — что у нас, что у них, никаких в общем-то шансов. Вместе, может быть, уцелеем. Зная что нас поддержат, помогут, можно попытаться выдрать из рук Анамгимара Рэну. Хотя само по себе это не решит всех проблем.

Рыжий снова плюхнулся на диван. Сцепил руки в замок, посмотрел на меня исподлобья.

— Арвид.

— Да?

— А с чего Совет решил, что Стратеги поверят и согласятся?

Я усмехнулся. Что ответить? Рассказать, как пять десятков лет тому назад совет принимал посла, выслушал предложение и решил не говорить ни «да», ни «нет»? Тогда беда еще не стучала в двери. Пятьдесят лет назад казалось — пока мы платим дань и не протестуем — бояться нечего, ведь жили же так наши предки.

— Пятьдесят лет назад заключить союз предлагали сами Стратеги.

Тишина повисла вновь: плотная, осязаемая. Рокше, задумавшись, смотрел в пустоту перед собой. Мне отчаянно хотелось напиться. Так, чтобы начисто забыть обо всем.

Я посмотрел на бутыль, где на самом дне оставалось немного вина: едва ли больше, чем половина стакана. Слишком мало чтобы напиться до полной отключки, но вполне достаточно, чтобы завтра колоколом гудела голова. Впрочем, глотком больше, глотком меньше — какая разница? Я допил содержимое, уронил бутыль на пол.

— Все понял, рыжий? — несмотря на кураж голова была чиста, словно стеклышко. — И прими за добрый совет, а не за желание подставы рекомендацию: сожги ты контракт, под которым красуется подпись Алашавара. Не приведи Судьба, попадет в руки подручных Эльяны. Что в таком случае будет, я даже гадать не хочу.

Рокше кивнул, уловив, что мне не до шуток.

— Сожгу. А твой экземпляр?

— Свой я спалил еще на Ирдале.

Тишина. Несколько долгих минут тишины… Рокше молчит, видимо, думает. Вот и хорошо. Вот и ладненько — пусть думает, ему есть над чем. Как и мне.

Эльяна от меня не отступится. В сказку, о том, как я потерял камушек, он не поверил. С потерей пришлось смириться, но… разговор тет-а-тет, он постарается мне подстроить. Точнее, допрос. Хорошо, не сейчас — на Рэне нет проклятых эрмийцев.

Высокородные, будь они прокляты, твари! От этих ничего не утаить! Будь проклят Эльяна — нувориш, баловень Судьбы, презренный выскочка! Чтобы его заживо черви жрали!

— Знаешь, Рокше, — проговорил я, нарушив воцарившуюся тишину, — как покончим с делами на Рэне, нам нужно будет исчезнуть. Быстренько прогуляемся до Раст-эн-Хейм, по полной затарим корабль и — в долгий рейд. Есть идея как совместить приятное с полезным. Авось у Анамгимара возникнет новая головная боль, пока мы с тобой будем болтаться в пространстве. В благодарность за камушек Алашавар дал координаты системы, в которой Ордо нашел флот. Рискнем? Может, Удача нам улыбнется?

— Арвид, ты — пьян, — было последним, что я услышал, прежде чем отключиться.

 

Глава 16

Встреча с Ордо не далась мне даром. Напряжение и волнение вытянули все силы, уложили снова в кровать. Только и остается что лежать, хлопать ресницами, слушать ворчание свекра-медика, да ждать визитов.

Изредка заходит Лия, приносит цветы, ставит их в вазу на тумбочке у изголовья, садится рядом, дарит несколько фраз ни о чем: Вероэс приказал меня не расстраивать. Два-три раза за день заглядывает Дон. Его визиты недолги: «дела, мама, дела»… Зато неотлучно рядом прислуга — уставшая женщина в простом застиранном платье. Она поправляет подушки, протирает влажной тканью горячий лоб, помогает напиться, приносит еду… Она молода — девочке нет тридцати, я знаю это — но у нее уже поникли плечи, и потух взгляд, словно бунт выжег в ней жизнь, оставив бродить по миру безразличную тень. Она молчалива. «Да, мадам. Нет, мадам», — вот и все что я от нее слышу. Когда приходит Ордо, она старается сделаться совсем незаметной, и тихо, словно мышь, уходит из комнаты. Но Аторис навещает меня нечасто.

Мне не с кем обсудить насколько изменился мир. Большую часть времени я провожу наедине с собой и изматывающим дневным зноем. Ночь не приносит прохлады, но резиденция замирает, затихает, и ветер откуда-то доносит шум — прибой шепчется с берегом.

Тоска — хоть волком вой. Такая тоска! Безумно хочется увидеть Доэла, но… резиденция Ордо не проходной двор, а у коменданта порта свои обязанности. Говорят, Доэл давно не был в городе. Говорят, у него нет ни одной минуты лишнего времени. Мне остается только смиряться. Когда-нибудь болезнь оставит меня. Когда-нибудь я наберусь достаточно сил, чтобы навестить мужа сама.

На четвертый день, я набираюсь то ли наглости, то ли сил, требую, чтобы меня перестали вертеть как тряпичную куклу, помогли встать и добрести до окна. Видя, что я стою, вцепившись в раму, и не собираюсь никуда уходить, Вероэс отдает распоряжение принести глубокое кресло с высокой спинкой. Я сажусь в него, как на трон: смотрю на окружающий мир, впитываю солнечный свет. Силы постепенно начинают возвращаться ко мне.

К вечеру я, хоть и с трудом, начинаю самостоятельно передвигаться по комнате. Дохожу до ванной. Смотрю в зеркало. В зазеркалье мои движения передразнивает изможденная женщина с темными кругами у глаз. Кожа побледнела, волосы потускнели, губы все в трещинах. И это я?

Мне не удается смириться с тем, что выгляжу словно драная кошка; я не хочу пугать посетителей своим видом, и требую принести косметику.

Стоило мне это сделать — визиты стали чаще. И Лия не убегает, едва заглянув, дольше задерживается и сын. А когда эти двое встречаются, воздух электризуется и густеет.

Я прекрасно осознаю, что это не понравится Эльяне, возможно, не понравится и Ордо, но ничего не хочу менять. Мне нравится смотреть на юные, не искаженные страхом лица. Мне греет душу то, как горят страстью и нежностью их глаза. Можно забыть настоящее и поверить — прежняя Рэна еще жива.

Воспоминания приходят незваными гостями: я грежу о прошлом, пытаясь заполнить то, чего мне не достает. Мне не хватает атмосферы, что царила в моем старом доме, шуток смеха, доброжелательного внимания. Мне не хватает Доэла. Не хватает чуть грустной улыбки на лице Ордо. Запоздало осознаю, насколько мне не хватает совоспитанников Лии и Да-Дегана — ее воспитателя. Не хватает… их не вытянуть из памяти, мановением руки не вписать в реальность, не наполнить жизнью. Где они? Почему их нет? Помнится, Ордо относился к близнецам координатора, как к своим собственным детям.

Я боюсь растревожить девушку. Но дождавшись момента, когда мы остаемся наедине, я задаю ей вопрос. У нее дрожат губы, слезы наворачиваются на глаза.

— Я не знаю мадам. Ничего не знаю! Но лучше самая страшная весть, чем это незнание!

Мне не хочется верить в то, что бывает так, в то, что люди теряются и уже не находятся. Позже я говорю об этом с Вероэсом и Доном, и чувствую, как внутри грудной клетки появляется пустота. У меня нет ответа на вопрос — почему Ордо не попытался сберечь тех, кто ему самому был дорог и понимаю — его окружение сменилось, рядом с Аторисом не осталось старых друзей, добрых знакомых, родственников. Вероэс занимает при нем должность лейб-медика, но прежних добрых отношений меж ними нет. Просто Ордо уверен — мой свекор один из немногих, кто не ударит в спину.

Дали небесные, как же мне хочется твердо встать на ноги и разобраться во всем что происходит. Меня тревожит — я не понимаю, не могу понять, как вообще созрел тот бунт, что было ему причиной. В делах прошлого чудится всеобщее помутнение рассудка.

На пятые сутки моего пребывания на Рэне воздух, втекающий в распахнутое окно, свежеет, к закату на горизонте появляется сплошная завеса медленно кочующих в сторону острова туч. На пятый день к вечеру, Дон, мой милый мальчик приносит бумаги — заверенные печатями выписки из канцелярских книг: по приказу Ордо вскоре после бунта Да-Деган помещен в тюрьму, которой служит полярный форт. Дон скупо объясняет — выжить в форте четыре года немыслимо.

Я смотрела на бумагу, не веря своим глазам. Доказательства неопровержимы, но поверить я не могла. Мне было проще поверить, что обманывают глаза, что обманывает сам разум.

— Скажешь Лии сама? — спросил Дон. Ему не хочется становиться вестником смерти. Это я понимаю, как и желание стать утешителем.

Я сама не хочу огорчать девочку, но лучше горькая правда, чем неизвестность.

— Утром, — ответила я.

Остается только дождаться утра.

Мне не спится. Бродя по комнате из угла в угол, я пытаюсь поверить, ведь доказательства неопровержимы. Оказывается, я слишком плохо знала Ордо. Ведь поднял же он этот клятый бунт? Поднял! Значит, мог отправить близкого человека в форт. Мог?

Но сколько я ни убеждаю себя в этом, поверить не удается. Мне везет: увидев свет в окне, Ордо заходит пожелать мне доброй ночи. Показанная мною выписка вызывает потрясающую по силе реакцию: до такой степени явного недоумения, настолько сильного удивления мне на этом лице мне видеть никогда раньше не приходилось.

Бывший капитан качает головой.

— Нет, — шепчет он, — нет, Фори, я такого не делал.

Мы стоим рядом, переглядываясь как заговорщики. Он смотрит на меня, я — на него. Ощущение что кто-то нами играет, что кто-то сплел паутину, в которой мы оба барахтаемся беспомощными мухами все отчетливей, все сильней.

Потом он говорит:

— Пусть Дон едет в форт и во всем разберется. Мне это не нравится.

Я качаю в ответ головой.

— Я поеду сама.

— В таком состоянии?

— Я еду вместе с сыном, Аторис!

Ордо срывается с места, уходит.

На сборы я трачу чуть больше часа. За это время выясняется еще кое-что: в списках узников, умерших в заключении, Да-Деган Раттера не значится. Это может быть ошибкой, недобросовестным ведением списков.

Когда Ордо возвращается, в мои руки ложится приказ: «Заключенного Да-Дегана Раттера освободить из-под стражи». Под приказом проставлены число, печать и личная подпись Ордо. Вручив его мне, Аторис достал сигарету, сунул в рот, и, не зажигая ее, хмуро заметил:

— Я надеюсь, он жив.

И мне кажется, этой мыслью вокруг одержимы все — и Аторис, и я, и мой свекор-медик. Только Дон считает поездку опасной и бесцельной затеей. Сын не спорит, делает что необходимо, но его выдает взгляд.

А я думаю — для кого и почему Да-Деган вдруг мог показаться опасным, и не поспособствовала ли я сама его гибели, когда-то порекомендовав координатору как отличного воспитателя для двоих неудержимых мальчишек с которыми рано овдовевший мужчина был не в силах справиться? Да-Деган непостижимым образом умел договориться с самым капризным и непослушным ребенком, расположить к себе и заставить слушаться, хоть внешне больше всего был похож на снулую рыбу или бесцветную моль.

Поначалу он злил меня задумчивостью и нескладностью. Потом злость развеялась, сменившись удивлением: сколько ни проносилось лет, а Да-Деган выглядел совершенно так же, как в день, когда я впервые его увидела: он словно застрял в одном возрасте, и уж, конечно же, не был столь юн, как казался.

Внезапно вспомнилось, как он улыбался: улыбка преображала скучное бесцветное лицо, в холодных серых глазах словно зажигались звезды, маска неудачника и зануды слетала, обнажая душу мечтателя…

Заслышав шаги сына, я одернула подол теплого шерстяного платья, поправила шубку, убрала в карман приказ. Вышла в коридор, и, посмотрев на парней, приставленных ко мне Аторисом в качестве личной охраны, пошла навстречу сыну, телохранители двинулись следом, видимо выполняя чьи-то распоряжения. А мне подумалось, что люди в форме могут оказаться более значимым аргументом, чем гербовая бумага.

Наши шаги гулко прозвучали в тишине заснувшей резиденции. Шел второй час ночи. Даже фонари во дворе были притушены и горели вполнакала. Только окна в кабинете Ордо ярко освещены.

Стоило выйти из дома, как неизвестно откуда налетел ледяной порыв ветра. Взглянув на небо, я не увидела звезд — видимо, ливни уже на подходе, и через несколько часов я застану на острове серую хмарь, тихий шепот дождя, прохладу и скуку.

Одинокая капля слезой упала на щеку. Коснувшись пальцами лица, я стерла ее и пошла к флаеру.

Дон помог мне разместиться, сам сел рядом, приказал пилоту взлетать. Охрана разместилась в двух транспортах, летящих следом. Прислонившись щекой к плечу сына, я прикрыла глаза, делая вид, что дремлю, хоть мне было отнюдь не до сна.

Не покидало ощущение, что нужно спешить. Словно ударом кнута хлестнуло предупреждение Дона: «Мама, Ордо сегодня издал указ, но завтра утром это станет известно многим. Никто не поручится, что тот, кто отправил Да-Дегана в форт, станет медлить или бездействовать. Хочешь на самом деле что-то узнать — делай это сегодня». Я должна успеть разобрать во всем, прежде чем меня лишать малейшей возможности это сделать.

Не в силах справиться с мрачными мыслями, я нащупала в кармане приказ, провела пальцами по сгибу бумаги, подумав, что, даже если смогу найти запись в канцелярских книгах форта о смерти Да-Дегана, и узнаю место, где он похоронен, но не смогу доказать непричастность Ордо к его заключению, утром в резиденции разразится скандал. Смерти воспитателя Лия отцу не простит. Возможно, вслух не скажет ни слова, но разрыв будет полный. И это окончательно подкосит Ордо.

Я куталась в мех, прячась от зябких мыслей, даже не пытаясь угадать, что за паук раскинул ловчую сеть, в которую влипли неосторожные мухи. Так, плотно закутавшись в шубу, приникнув головой к плечу сына, я задремала.

Под шум моторов пригрезилась синева, то, как держала данный Арвидом камень у себя на ладони. Словно живое сердце билось в руках, заполняя меня своей синевою, а я упрямо пыталась списать запевший во мне высокий голос и всепоглощающую синь на галлюцинации.

Не первый раз я видела камни Аюми: они, совершенные и прекрасные, играющие искристой синью, то мутнеющие, то невероятно чистые и прозрачные, покоились под толстым стеклом музейной витрины. Лежа на черном бархате, казались упавшими осколками неба. Вещью в себе. И, перемигиваясь друг с другом, молчали. Или стекло музейной витрины глушило их голоса? Камень, который мне в ладонь положил Арвид, запел сразу — стоило лишь прикоснуться. И в тот миг весь мир мог обрушиться в бездну, раскрошившись в осколки — я бы не заметила этого.

Подумалось, Ордо наверняка держал подобный камень в руках. Слышал ли он его голос?

Вспомнилось вдруг: энергичность жестов, упрямство на широком лице, безумством сияющие глаза. Мы шли рядом по безлюдным тенистым аллеям сада Джиеру — я и Ордо.

— Я видел корабли Аюми, Фори.

— Аюми — это сказка. Люди назовут тебя сумасшедшим.

— Я сам готов назвать себя сумасшедшим. Но я видел их. Понимаешь? Поверь мне…

В темных глазах светилась мольба. Необыкновенная, убийственной силы аура обаяния вокруг Ордо словно померкла. Он просил:

«Эти корабли, они… необыкновенные, Фори, поверь мне».

Хриплый голос, взгляд — поэта, мечтателя, сумасшедшего. Думала ли я, что однажды мы окажемся на одной стороне, что я — поверю? Что буду каяться за поспешность, не давшую дослушать признание, и станет стыдно за колкость, оброненную, дабы свернуть разговор. Но я помнила все — и как Аторис мял в крепких пальцах длинную сигарету, и дрожащие уголки губ, и как он резко махнул рукой, поняв, что разговора не выйдет.

А следом вспомнилась случайная встреча на исходе знойного дня, солнце, почти затонувшее в море цвета розовой меди, обеспокоенный голос Да-Дегана, в густеющих сумерках говорящего кому-то невидимому: «Толку в его попытках добиться правды не будет. Никто ему этого не позволит! Ни Сенат, ни Стратеги! Боюсь, не случилось бы беды с ребятами из экипажа».

Ведь как в воду глядел!

При крушении исследовательского судна уцелела большая часть экипажа — человек сорок. Но потом… всякий, кто пытался поддержать капитана, подать голос в его защиту, погибал по нелепой случайности. Люди уходили по одному, друг за другом — кто-то не справившись с управлением флаера врезался в скалы, кто-то, купаясь, захлебнулся на мелководье, кто-то растревожил осиное гнездо и умер от анафилактического шока.

Чем все закончилось, я не проследила. Подоспела командировка в один из Закрытых Секторов. А теперь я жалела, что вернувшись, не разузнала всего, не разобралась в подозрительной цепи случайностей. И может быть, тогда не случилось то, что надолго подкосило Ордо: полтора года спустя после этой проклятой экспедиции погиб его сын.

Сына Аторис любил до безумия. К дочери был нежен и снисходителен, но мальчишка значил для него больше, чем весь окружающий мир. И его гибель сломила упрямого капитана. Больше Ордо про корабли Аюми не заикался.

«Тела не нашли, Фори, и пока не найдут, для меня он будет жив. — Аторис, смертельно устав от назойливых родственников жены, заговорил со мною сам. — Скажи им, пока его не найдут, никакой памятной стелы не будет».

Если бы только упрямством можно было кого-нибудь воскресить — первым бы вернулся из небытия непоседливый рыжий мальчишка.

Да-Деган же скрипел зубами, ревел и клял себя, что отпустил ребенка погулять по городу с матерью. Обвинял себя, будто беда произошла по его недосмотру. Но как он мог отказать матери?

Кто знал, что та случайно оставит неугомонного мальчишку одного? Кто мог подумать, что девятилетний постреленок в одиночку протопает незамеченным через полгорода, доберется почти до дома Да-Дегана, и последние его следы найдут на берегу ручья, который из-за ливней разбух и превратился в бурный поток?

Жене гибели сына Ордо простить не смог. Не став затягивать с разводом, он добился единоличной опеки над дочерью. Но и это не могло его успокоить. Я не узнавала некогда благоразумного и уверенного в себе человека.

Возможно, если бы не отстранение от полетов, он бы смог взять себя в руки. Но капитану нечем было занять себя, чтобы отвлечься от тяжелых воспоминаний. Любимая работа, в которую он погружался с головой, была потеряна, а после смерти сына Аторис и вовсе оставил попытки, не пытался вернуться во флот. Ордо смирился, осунулся, и курение табака из привычки превратилось в зависимость.

Кто-то легонько сжал мое плечо, заставив очнуться. Открыв глаза и обернувшись, я увидела встревоженное лицо Дона.

— Прилетели, мама, — проговорил он. — Вот и форт Файми.

Несколько мгновений я сидела неподвижно, собираясь с силами, потом вышла из флаера и ступила на промороженный камень брусчатки. Стылость сразу проникла под широкий подол щегольской шубки, обняла ледяными руками. Я потерла ладони, спрятала коченеющие кисти рук в рукава, мысленно коря себя за то, что забыла перчатки, и только потом обвела взглядом камень высоких стен внутреннего двора. Выше, в небе переливались холодные зеленые сполохи, змеями изгибаясь в ночном небе.

Неуютно. Холодно. Страшно. Черные стены, нависая, грозились раздавить. Каждому шагу вторило гулкое эхо. Я дрожала. Внезапно до зуда в пятках захотелось нырнуть в тёплый безопасный флаер и рвануть прочь.

Рука Дона поддержала меня под локоть.

— Куда теперь? — При каждом слове и выдохе изо рта вырывалось облачко пара.

— К коменданту, — ответил Дон и повел меня внутрь здания.

В слабо освещенных коридорах было не теплей, чем на улице.

Дон вел уверенно, словно не раз бывал в старом форте. Охрана грохотала сапогами чуть позади. А меня все больше грызло тоскливое предчувствие провала. Единственное, что толкало вперед — я должна выполнить просьбу Аториса.

 

Глава 17

Жарко натопленный кабинет коменданта на какой-то миг показался уютным: видимо по контрасту с промерзшими коридорами. Хотя, какой там уют? Яркая лампа под скромным белым абажуром беззастенчиво высвечивала все трещины и царапины на обшарпанном пластиковом столе. Вдоль серых неоштукатуреных стен сложенных из крупных каменных блоков выстроилось несколько шкафов, набитых папками. Человек сидел за столом, и он даже не поднялся, когда я вошла, не проявил ни малейшего интереса, до тех пор, пока, приблизившись, я не протянула ему приказ подписанный Аторисом Ордо.

Он принял конверт, достал бумагу, пробежался взглядом по строчкам. И только после этого эмоции отразились на его лице: густые брови дрогнули, приподнялись, а затем неторопливо, словно желая оправиться от удивления, мужчина сложил приказ и положил его на столешницу. Потом уставился на меня.

— Мадам? — проговорил, переведя недоуменный взгляд с меня на Дона.

— Арима, — подсказал Дон.

— Мадам Арима, — повторил комендант, и, скривившись, словно наевшись кислого до оскомины, проговорил: — Боюсь, что данный приказ не представляется возможным исполнить. На то две причины: я не знаю имен узников. Поступая в крепость, они их теряют, получая порядковые номера. Во-вторых, узники живут недолго. Как давно Да-Деган Раттера попал в форт?

— Давно, — Дон выступил из-за моей спины. Сейчас мы вместе стояли возле стола. — Думаю, он был одним из первых, кто попал в форт. Это случилось четыре года назад, непосредственно после бунта.

Комендант покачал головой. Снова, на этот раз бегло, просмотрев приказ, протянул его мне.

— Боюсь, эта бумага ничего не исправит.

Расслабившись и слегка повернувшись в кресле, он обратил взгляд к окну, показав носатый, похожий на птичий, профиль, и словно намекая, что аудиенция завершена.

До этого момента я была спокойна, но все переменилось в один момент. Его безразличие разбудило ярость, которая кипящим гейзером ударила в голову, заставив меня отбросить вежливый тон.

— Вы, кажется, меня не поняли, — произнесла с ледяной вежливостью. — Я прибыла сюда не как просительница, а в качестве доверенного лица Аториса Ордо, и вы обязаны оказать содействие. Мне нужен Да-Деган! Вся информация о нем! А так же сведения — кто именно доставил его в крепость.

Мой напор заставил мужчину смутиться. Несколько секунд он смотрел на меня, Дона, потом встал, подошел к шкафу, достал одну из толстенных папок:

— Четыре года назад я не командовал фортом, мадам, — заметил он, положив папку на стол и подвинув ее ко мне. — Здесь даты смерти и описания всех, кто погиб в форте и был захоронен за последние несколько лет. Вы можете посмотреть.

Я потянулась было к бумагам, но вмешался Дон. Положив ладонь на документы, заметил:

— Списки я видел, когда полгода назад инспектировал форт. Было это за пару дней до того, как сняли вашего предшественника — во время проверки выявились многочисленные нарушения. Если бы в списках упоминалось имя или хотя бы описание Да-Дегана, я не выпустил бы это из виду. Но целенаправленно, к сожалению, я не искал.

Комендант дернул щекой. Выражение скуки никуда не исчезло, но вот когда он заговорил, его речь стала чуть более медленной, и осторожной и обтекаемой:

— Я был бы рад помочь, — произнес он, пройдя по кабинету. — Если вы были здесь раньше, и знаете, насколько неаккуратно велись списки моими предшественниками, то понимаете и то, что я бессилен помочь. За четыре года я шестой комендант этой дыры. Боюсь, я ничего не смогу сделать даже под угрозой расстрела, мадам Арима. Возможно, в вашей воле сделать из меня, тюремщика — арестанта. Но это не поможет вам найти Да-Дегана. Я, конечно, предоставлю вам возможность осмотреть все помещения форта.

— То, что не знает мадам, знаю я. — Внезапно вмешался Дон. — Но мне бы не хотелось доводить дело до крайностей, как и тратить зря время. У Да-Дегана редкий для рэанина тип внешности. Это высокий молодой человек, худощавый и беловолосый. Охранники, которые работали здесь четыре года назад, вряд ли могли его не запомнить. Поэтому предлагаю, для начала, расспросить их. Или с некоторых пор тюремщики тоже мрут, словно мухи?

— Люди меняются. Но можно попробовать.

Комендант кивком указал мне на глубокое кресло, стоявшее в стороне от стола, а сам вышел из кабинета, заставив вспомнить об охране, оставленной в коридоре. Вряд ли их форменные куртки были теплей моей шубы.

Подойдя к креслу, я присела на край, задумчиво посмотрела на Дона.

— Спасибо. Но я бы справилась сама.

— Позволь, допрос буду вести я. Ты не носишь мундира, мама. Комендант понял свою ошибку, но я не хочу, чтобы ее повторяли другие. — Дон улыбнулся мне.

Ошибка… холодок вновь пробежал по спине. Я развернула приказ, уставилась на него, усмехнулась. «Освободить» — вот слово, которое заставило меня собраться с силами и лететь на край света.

Стиснув зубы, я вскинула подбородок, удерживая подступавшие слезы. Пальцы сжались в кулаки. Шальная, чуждая мысль ударила в голову: «Узнаю, кто отправил Да-Дегана в форт, придушу мерзавца своими руками. Горло твари перегрызу».

Хлопнула дверь — это вернулся комендант, сел на свое место и о чем-то задумался, вертя в одной руке остро заточенный карандаш, а второй подперев щеку.

Минут через пять в кабинет стали по одному заглядывать люди, они отвечали на вопросы, которые задавал им Дон, и уходили. Я жадно вслушивалась, пытаясь уловить хоть слово, которое бы прояснило участь Да-Дегана. Но шло время, охранники менялись, и из их уст не звучало ни иных слов, кроме односложных и бесконечных «нет» и «не знаю». Неожиданно прозвучавшее «да» едва не заставило меня подскочить.

Подняв голову, я посмотрела на крепкого сложения мужчину, которого расспрашивал Дон.

— Да, — повторил он негромко, — такой, как вы и описываете: высокий, худой, беловолосый. Его привез генерал Энкеле Корхида, и потом в течение месяца несколько раз навещал его. Приезжал неожиданно и надолго задерживался у этого узника. А потом приказал перевести в подземелья. Но имя беловолосого я не знаю, его не называли.

— Когда он умер? Где похоронен? — спросил Дон.

Охранник, пожав плечами, переступил с ноги на ногу.

— Этого не знаю, — проговорил, подумав. — Подземелья не входят в мою зону ответственности. Но если я не ошибаюсь, этого человека там, кажется, просто забыли.

Дон кивнул. Отпустив охранника, потер подбородок, посмотрел на коменданта, ожидавшего дальнейших распоряжений.

— Придется осмотреть подземелья. Надеюсь, возражений не будет?

— Мадам с нами?

Дон отрицательно покачал головой, но я уже поднялась из кресла, направляясь к двери.

— Разумеется, пойду, — ответила, опровергая жест сына. — Именно я буду докладывать о результатах Аторису Ордо. Я должна сама все увидеть.

Застегнув шубу, я вышла в коридор, поймала Дона под локоть. Сын посмотрел на меня, с трудом скрывая недовольство.

— Ты уверена, что тебе это по силам?

Я не была уверена, врать не хотелось, и поэтому я промолчала, надеясь, что боль в боку не станет нестерпимой и слабость не свалит с ног.

Вспомнилось, как Вероэс вручил Дону аптечку с формулировкой: «ну, мало ли». Возможно, мне не помешала бы доза стимулятора, но об этом я умолчала тоже: огонек кибердиагноста, спрятанного под рукавом, ровно горел светло-зеленым цветом, а без необходимости тратить драгоценные лекарства мне не хотелось. До идеального состояния, обозначаемого голубым, было довольно далеко; но я не при смерти, не в тяжелом состоянии, и небольшая нагрузка не станет фатальной.

Если бы не вездесущий холод, который хватал за ноги через промерзающие подошвы сапог, забирался под меховую шубу, от которого било ознобом, напоминая о недавней болезни, я могла бы сказать, что чувствую себя хорошо. Настолько хорошо, как только может чувствовать себя человек две недели находившийся между жизнью и смертью…

Следуя за комендантом, мы прошли по слабо освещенному коридору, спустились на несколько ярусов, и вновь свернули в узкий коридор с низким нависающим потолком и полным отсутствием освещения. Комендант зажег взятый из кабинета фонарь. Усмехнувшись, предложил моим сопровождающим снять со стен закрепленные в держателях факелы, и воспользоваться ими, в виду отсутствия иных источников света.

— Словно время потекло вспять, мадам Арима, — заметил, обратившись ко мне, прежде чем нырнуть в скрытую темнотой арку и начать спуск по узкой винтовой лестнице.

Последовав за ним, я вынуждена была выпустить руку Дона и вцепиться в холодные перила, укрепленные на стенах, опасаясь, что нога соскользнет с отполированных сотнями ног старых узких ступеней. Дон шел следом.

«Время потекло вспять» — вспомнились слова коменданта, и подумалось, что, по сути, он, прав. Легко было представить, что не четыре года, отделяют меня от Рэны, какой я ее помнила, а долгие столетия, в которые только предстоит построить цивилизацию.

Проходы, примыкавшие к лестнице, доступ в которые преграждали тяжелые решетки, были пустыми и темными. Ни искорки света, ни капли надежды. Только холод, от которого коченели пальцы, касавшиеся перил.

Нет, не мог человек выжить в этих застенках четыре года. Чудес не бывает.

Я стиснула зубы, осознав, что не понимаю, да и не могу понять главного: у меня просто нет объяснения тому, за что Да-Дегана упрятали в форт.

Неожиданно спуск завершился. Лестница закончилась, а продолжением прохода оказался достаточно узкий лаз между гранитных скал. Откуда-то пахнуло сыростью, запахом сгнивших водорослей и затхлостью. Наверное, именно так пахнут безвременье и безнадежность.

Идя следом за комендантом, я пыталась удержать равновесие на обледеневших камнях. Ноги дрожали от длительного спуска, с содроганием подумалось, что назад подниматься придется по той же самой старой и ветхой лестнице.

Хорошо, хоть огонек кибердиагноста на руке не желтел. Если не навалится внезапная слабость — мне должно хватить сил на подъем, в полете будет возможность передохнуть.

Едва слышный горестный вздох донесся из глубины коридора, заставив меня застыть на месте.

— Не пугайтесь, — обернувшись, проговорил комендант. — Это ветер и море. Воздух проникает сквозь трещины в скалах. Сегодня тихо. Когда поднимается шторм, тут невозможно находиться. Словно кто-то хохочет и плачет.

Вздох прозвучал вновь, заставив меня похолодеть, несмотря на то, что мне была уже известна причина, его породившая. Но мятущиеся в неверном свете факелов тени и тяжелые вздохи заставили вспомнить второе название места, где я находилась. Нет, не зря Файми когда-то называли островом проклятых душ.

Старый форт был построен давно. Рэане тогда о Лиге даже не слышали, и холодный северный материк еще не был закован во льды, а на Файми авантюристы всех мастей добывали золото и серебро. Но богатства острова не приносили старателям радости. Проклятый остров вел свой обмен, давал сокровища, отбирая здоровье и силы. Они недолго жили — люди, добровольно прибывшие на Файми, чтобы найти богатство. Ни один из старателей, проведших на острове больше пары недель, не мог похвастаться тем, что сумел обмануть Судьбу — она была беспощадна, обрывая нити жизней как ветхую паутину, и умирали они тяжело. Желающих отдать жизнь в обмен на золото в какой-то миг поубавилось: вместо сотен авантюристов на остров прибывало чуть больше десятка старателей за год. Но власть имущих золото манило по-прежнему. Пришла очередь каторжников выбирать из земли драгоценные желтые крупицы. Тогда и был построен форт.

Позже, оказалось, что Файми богат не только на золото, и на острове началась разработка урановых руд. Но через некоторое время и они были исчерпаны полностью.

Только форт, вместе с легендами, остался на память о некогда несметных богатствах острова. Старую крепость сохранили в качестве музея: данью памятью давно ушедшим эпохам. А вот после бунта кто-то решил использовать форт по первоначальному назначению. И как знать, не присоединятся ли к старым легендам новые.

Я скривила губы, чувствуя горечь, знать бы, что может все так обернуться — я раскатала бы проклятый форт на камушки без сожалений.

Легкий воздушный поток коснулся щеки, и снова запричитали тени, срываясь в крик, заставляя меня холодеть. Я уже не чувствовала стужи, но внутри, где положено быть сердцу, нарастал ледяной ком. Кровь застывала в жилах, мне казалось — еще немного и потусторонние звуки сделают то, что не смог сделать холод: я превращусь замерзшую статую. А ведь я совсем недавно спустилась в подземелья. Дагги же здесь провел куда больше времени. Снова горло перехватило спазмом. Я не понимала чем мог Да-Деган разозлить генерала. Почему тот решил оставить его наедине с нечеловеческими вздохами, причитаниями и всхлипами, и захотел забыть навсегда?

Подумалось, что через несколько часов я должна буду рассказать обо всем Ордо. Хорошо, если подробности никогда не дойдут до ушей Лии; если она обратится ко мне с расспросами, я смогу умолчать о некоторых деталях. А сумеет ли это сделать мой сын, если она начнет расспрашивать его? Захочет ли?

Задумавшись, я едва не налетела на коменданта, резко остановившегося в гроте с низким, неровным, нависающим потолком. Мужчина показал на расщелину узкого лаза:

— Последнее препятствие, мадам. Если я не ошибаюсь, и узника поместили там, где я предполагаю..

— А что, есть еще подземные казематы?

Представилось, как мы поднимаемся наверх, идем в другую часть форта и снова спускаемся куда-то в непроглядную темень, пытаясь узнать о судьбе пропавшего человека. Хватит ли у меня сил на долгие поиски? Отогнав сомнения, я посмотрела на коменданта: он усмехнулся, впрочем, могло и показаться — в неверном свете факелов нельзя было ничего сказать наверняка.

— Нет, мадам, больше — нет, — голос коменданта прозвучал ровно. — Были когда-то. Но несколько лет назад, несмотря на все старания реставраторов, их завалило.

Выдохнув, я на ощупь нашла ладонь сына и почувствовала легкое ободряющее пожатие.

— Ты зря не осталась ждать в кабинете, — шепнул Дон мне на ухо.

Может, и зря. Но я должна дойти до конца. Подумалось, что Дон находит меня слабым созданием. Может быть, думает, что я никогда не видела трупов.

Вспомнилось, как недавно я убивала сама — впервые в жизни. Самым сложным было отключить эмоции, заставить себя забыть, что есть разница между машиной-симулятором и живым человеком; действовать, используя вколоченные в подкорку рефлексы, и не думать. Ни в коем разе не позволить себе хоть на секунду задуматься. Мысли, сомнения, угрызения совести — все это настигло потом. В госпитале, когда ночами вместо снов, я прокручивала в голове наше бегство с Лидари.

Если бы судьба не послала мне Рокше, если бы не беспокойство за Арвида, если бы мне пришлось драться лишь за саму себя — вряд ли бы я смогла заставить себя кого-то убить.

Впрочем, Дону не стоит знать о моих «подвигах». Да и я была бы рада, если бы удалось забыть: страшно, когда вместо освежающих снов приходят такие воспоминания.

Страшнее — только остаться в одиночестве в этом самом подземелье, где легко поверить в бытие заблудших неупокоенных душ: я бы предпочла моментальную смерть неминуемому безумию.

Заметив, что Дон обогнал меня, идя за комендантом, и я шагнула в узкую расщелину хода, созданного самой природой. Этот лаз был уже предыдущего, идти вдвоем рядом не было никакой возможности, ноги скользили по ледяной корочке, намерзшей на камне. Темный свод давил, нависая над головой, постепенно становясь ниже, так что Дону пришлось нагнуть голову.

Я испытала облегчение, когда стены расширились, а нависший свод внезапно приподнялся, перестав давить своей тяжестью. Показалось, даже воздух стал немного свежее.

Передохнув, я посмотрела на коменданта, возившегося возле массивной, обитой железом двери. Помедлив несколько секунд, Дон присоединился к нему, помогая отодвинуть тяжелый засов и открыть двери.

Комендант первым шагнул в открывшийся проход, Дон подал мне руку.

— Осторожнее. Тут скользко.

Вцепившись в сына, я осторожно переступила каменный порог, и едва не растянулась на полого спускающемся вниз склоне.

Подхватив меня за талию, сын осторожно начал продвигаться вниз, страхуя каждый мой шаг. Спустившись, я высвободилась из его объятий и, переведя дух, огляделась.

Стены пещеры терялись в темноте. Под ногами похрустывал лед. Тем более странным казалось скупо поблескивающее в свете факелов зеркало небольшого озера расположенного посреди грота. Я выхватила из рук одного из охранников факел и пошла к берегу, чувствуя, как сердце колотится в горле, и, испытывая острейшее желание понять, что ошиблась, и, надеясь, что никакой ошибки нет.

Около берега, на куче щебня лежало скрюченное безвольное тело. С каждым шагом в глаза бросалось все больше деталей и я понимала, что не ошиблась. Взгляд останавливался то на грязных серых патлах, когда-то бывших снежно-белыми, то на скрюченных, истончившихся длинных пальцах с обломанными ногтями, то на правильном точеном профиле с высоким лбом, несколько длинноватым носом и острым подбородком.

Подойдя совсем близко, я нагнулась и дотронулась до холодного, словно лед, тела.

— Его вы искали? — спросил комендант.

Меня словно пронзило иглой — от макушки до сердца, задрожав, я поднялась на ноги и растеряно посмотрела на сына.

— Мы не можем его здесь оставить, — проговорила, глядя ему в лицо.

Дон отрицательно мотнул головой.

— Нет. Слишком тяжелый путь. Нам не вынести эту ношу.

Переведя взгляд на свою охрану, я обвела парней тяжелым взглядом, чувствуя, что кинусь с кулаками на каждого, кто посмеет повторить слова Дона.

— Берите тело, — приказала негромко. — Этот человек имеет право на достойное погребение. Ну же? Или мне самой…?

Дон тяжело вздохнул, посмотрел на меня и, обернувшись, поманил двоих — невысоких и плечистых охранников и произнес:

— Вы слышали приказ. Откажетесь, останетесь здесь вместе с трупом.

Комендант насмешливо посмотрел на меня, отбирая факел:

— Умеете вы настоять на своем… — заметил вполголоса.

Я, пожав плечами, отвернулась и тяжело переставляя ноги побрела к выходу. У двери остановилась и, обернувшись, посмотрела как, подхватив тело на плечо, один из парней понес его из пещеры.

Механически и безучастно, ни на что не обращая внимания, я поднялась наверх, дошла до кабинета коменданта, и только там поняла насколько замерзла. Заметив салатовый огонек индикатора, удивилась — самочувствие было препоганейшее. Но болело не тело — душа. Вот дура, оказывается, я на что-то надеялась. Но чудес не бывает.

Комендант раскладывал на столе какие-то бумаги. На несколько секунд оторвавшись от своего занятия, он посмотрел на меня, предложил:

— Чая хотите? Поможет согреться.

— Только если вся эта бумажная волокита надолго, — ответила я.

— К сожалению, я вынужден буду вас задержать где-то на час-полтора, — вздохнул комендант и бросил заскочившему в кабинет адъютанту. — Сообразите чая для мадам Арима. Погорячее. И сладкого.

Дон за моей спиной хмыкнул, но тихо, так что услышала его только я. Невольно подумалось, что парням из моей охраны даже кипятка никто не предложил. Не по статусу…

— Нельзя как-то ускорить процесс? — давить на коменданта мне не хотелось, но и задерживаться — тоже.

— Мадам, тело должен осмотреть тюремный медик, потом составить заключение о смерти. Я должен вписать, что в крепости было найден не учтенный в бумагах заключенный, и только после этого….

Махнув рукой, я отвернулась, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Упоминание о человеке, которого я знала, как о теле, вновь резануло по живому. Да, летя в Файми, я надеялась, ворвавшись в кабинет коменданта — надеялась. И даже пока спускалась вниз, в подземелье, уговаривая себя, что надежды нет — надеялась тоже. Надежда умерла, когда я коснулась застывшего тела.

Я не хотела сознаваться в этом — ни сыну, ни самой себе. И теперь я продолжала протестовать: эта смерть… она была неправильной и невозможной!

Мне трудно было держать себя в руках, но я старалась, пыталась не думать, чем Да-Деган заслужил участь — сдохнуть как собака, будучи всеми забытым.

Очень вовремя вернулся адъютант, принесший чайник, сахарницу и три чашки. По кабинету поплыл умопомрачительный аромат. Глядя, как парень ловко разливает напиток, я вдыхала запахи знойного лета: чай пах медом, вишней, пряностями и еще чем-то мне незнакомым.

Я взяла чашку из рук адъютанта, и почувствовала, как отогреваются ладони. А на вкус… Огонь, лава, а не чай. Пряный, горький, сладкий, пьянящий одновременно. Он был угольно — черный, крепкий, обжигающе — горячий. Я пила осторожно, маленькими глоточками, сама не понимая, наслаждаясь или опасаясь сжечь кипятком горло, и чувствовала, как по щекам по одной катятся слезы, на которые никто не обращает внимания. Когда я отставила пустую чашку, комендант уже углубился в изучение документов, делая какие-то пометки карандашом на полях.

Мотнув головой, я откинулась в кресле, не испытывая нетерпения. Каждая минута ожидания — отсрочка, есть время подумать: я не знала как буду говорить о том что узнала Аторису — он доверял генералу. Я знала, что буду говорить его дочери, но понимала, что для нее придется особо тщательно и аккуратно подбирать слова.

Ворвавшийся в кабинет без стука стражник подлетел к коменданту и что-то взволнованно зашептал ему на ухо. Новость заставила мужчину оторваться от бумаг, на лице отразились неверие с изумлением.

— Не может быть! — прошептал он, поднимаясь на ноги.

Потом комендант стремительно пересек кабинет, остановился на пороге, обернулся ко мне, перевел взгляд на Дона:

— Мадам, пройдемте со мной.

— В чем дело?

— Узник, кажется, жив…

Жив?!

Меня словно пружиной подбросило, ноги понесли за комендантом. Я уже не чувствовала ни холода, ни сквозняков, несмотря на распахнутые полы шубки..

Ворвавшись вслед за комендантом в морг, я кинулась к телу Да-Дегана, лежавшему на столе, по пути оттолкнув суетившегося рядом лысого человека. Сдернула со своей руки кибердиагност и нацепила его на тощее запястье Да-Дегана.

Прошло несколько мучительно-долгих секунд, прежде чем диагност пискнул и нехотя зажёг темно-бордовый огонёк. Дон, вбежавший следом, сунул мне в руки аптечку, про которую я в спешке даже не вспомнила. Развернув раскладку, собранную Вероэсом для меня, я выбирала дрожащими пальцами ампулы с лекарствами, длинный красный список наименований которых бежал по информационной панели и «скармливала» их ненасытному диагносту. Это было всё, что я могла сейчас сделать. Раскладка пустела с пугающей быстротой. Но, к счастью, лекарств хватило. Надолго ли?

Оторвав взгляд от чуть посветлевшего индикатора, я огляделась. Оборудование тюремной больнички развеяло надежду на квалифицированную помощь. Каким образом медик умудрился отличить Дагги от трупа, было загадкой.

— Сердцебиение замедлено, два-три удара в минуту, дыхание и того реже, но этот парень жив, — меж тем докладывал коменданту лысый.

Прикусив губу, я тяжело вздохнула и закрыла глаза. Разруха! Везде и во всем разруха! Вызвать бы медицинский флаер, да где их взять? Те, на которых мы прилетели — были немыслимой роскошью. Наверное, я застонала, потому что сын крепко взял меня за плечи, встряхнул и посмотрел в лицо.

— С тобой все в порядке?

Как ни странно, со мной-то был полный порядок. Даже слабость отступила. Вот только время играло против, и меня сжигала мыль — смогу ли я довезти Да-Дегана живым до резиденции?

Я встретилась взглядом с комендантом.

— Неужели вы и сейчас станете настаивать на полном соблюдении протокола? — Спросила, чувствуя, как задрожал голос.

— Отдайте приказ Ордо и можете идти, — отозвался комендант, словно прочитав мои мысли.

Выхватив из кармана скомканный лист, я передала его коменданту, посмотрела на Дона, который успел стребовать с медика несколько пледов и закутал в них тощее тело. Подняв Да-Дегана на руки, Дон направился к двери, я метнулась следом.

Наш отлет был похож на бегство. Я торопилась, перед глазами стояло бледное лицо: бескровные губы, ввалившиеся щеки, заострившийся нос.

Вот кого бы поместить в отдельную палату хорошего госпиталя: под неусыпное наблюдение аппаратуры и врачей. На Ирдал. Подобной роскоши сейчас не найти на Рэне: здесь даже лекарства стали немыслимой редкостью.

Я мысленно выругалась — нецензурно, грязно, витиевато, надеясь, что станет хоть капельку легче. Не стало.

Флаер несся над поверхностью океана, а я сидела отвернувшись от окна и не отводила взгляда от Да-Дегана, радуясь, что индикатор кибердиагноста посветлел, из темно-бордового став насыщенно-карминным. Но до оранжевого — стабильно тяжелого, было еще далеко…

Не в силах сидеть спокойно, я поправила плед на худых плечах.

— Успокойся, — заметил Дон, — большего ты не можешь сделать.

Успокоиться? Я сжалась в комок, стиснула пальцами виски. Собственная боль и слабость отступили, но тревога за Да-Дегана выжигала мне нервы. Я мысленно подгоняла пилота, зная, что флаер и так держит максимальную скорость. Только понимание, что даже если я начну орать, это ничего не изменит, заставляло сдерживаться и молчать.

Обратный путь для меня превратился в кошмар. Мне не стало легче, даже когда флаер пошел на снижение. Только выскочив под проливной дождь во дворе резиденции, я поняла, что гонка закончилась. Набежавшие люди унесли укутанного в пледы Да-Дегана, С ними ушел и Дон, а я выдохнула, посмотрела на светящиеся в сумерках окна кабинета и побрела в дом.

Сбросив насквозь промокшие от дождя шубу и шапку, поднялась по лестнице и направилась к дверям кабинета Ордо. Охранники пропустили меня беспрепятственно.

Я вошла в кабинет, прикрыла за собой дверь и обернулась к Аторису, сидевшему у стола. Сизый дым плавал в воздухе, запах табака смешивался с запахом кофе. Взглянув на часы, я безразлично отметила, что вся поездка уместилась в короткие семь часов.

Утро. Только темно-серая хмарь за окном на утро совсем не похожа. Ливень приглушил краски, притушил свет. Капли бились о стекла, наполняя помещение тихим равномерным шелестом, шепотом, стуком.

Я подошла к столу, упала в кресло без сил.

Аторис посмотрел на меня:

— Зря ездила? — он нарушил молчание первым.

— Нет.

— Что тогда?

— Просто устала.

— Врешь, — он уколол меня взглядом.

Конечно же, вру. Это истерика. Тихая и беззвучная. Меня все еще колотило.

— Будет чудом, если Да-Дегану удастся выжить. — У меня задрожали губы, и я крепко сжала их, стараясь удержаться и не сорваться в слезы и крик.

— Он…?

— Здесь. У Вероэса.

Стиснув кулаки, я напомнила себе, что Ордо интересны факты, а не мои переживания и принялась отстраненно докладывать о ночной вылазке в форт, и о том, как едва не вернулась с пустыми руками. О самоуправстве Энкеле Корхиды пришлось говорить тоже.

Аторис слушал, не перебивая, и лишь когда я закончила, снова закурил, добавляя новую порцию дыма в плотное сизое марево.

— Иди к себе, — выдохнув, он посмотрел в потолок, потом на меня. — Я разберусь. И… спасибо тебе за все, Фори.

Но вместо того, чтобы уйти, я обошла стол, приблизилась к Ордо, заглянула ему в глаза.

— К себе, — прошептала дрожащими губами. — Это — куда? От моего дома ничего не осталось — ни окон, ни дверей, крыша обрушилась, в стенах гуляет ветер.

Аторис вскочил, ухватил меня за плечи, встряхнул, обнял, прижал к себе.

— Фори, ты устала.

Выпустив меня, он отошел к шкафчикам, выстроившимся вдоль стены, открыл дверцы бара, достал пузатую бутыль и стеклянные бокалы.

— Хватит плакать. Давай лучше выпьем. За тебя. Заодно успокоишься, — предложил он.

А мне вспомнилось, как я сама отпаивала его горячим вином с пряностями после пропажи его мальчика.

Да, между нами все те же отношения, мы друзья. Но на душе от этого не теплело.

— За вино Вероэс меня загрызет. — Я отмахнулась от предложения и посмотрела Ордо в лицо. — Лучше скажи, зачем ты поднял бунт, Аторис.

 

Глава 18

Встав из-за письменного стола, я добрела до окна и прижалась лбом к стеклу, слушая, как дождь настукивает мелодию колыбельной. Фонари цедили тусклый свет: ночь, время покоя, но мне не до сна.

Почти сутки я на ногах, и нет возможности передохнуть. Странно подумать — еще вчера мне претил покой, а сегодня события захлестывали словно девятым валом, не давая передохнуть: поездка в форт, беседа с Ордо, разговор с Лией…

Наш разговор с ней был долгим и нелегким, и дался тяжелее, чем беседа с ее отцом. Мне приходилось тщательно подбирать слова. Больше всего я боялась окончательно оттолкнуть девочку от Аториса. И без того, чуть раньше — за обеденным столом они вели себя как чужие друг другу люди.

Не успев отдохнуть после разговора с дочкой Ордо, я отправилась на ужин, надеясь, что этот день скоро закончится. Но за ужином Ордо принимал Анамгимара Эльяну, и это стало неприятной неожиданностью.

Меня усадили рядом с главой Иллнуанари, и весь вечер я вынуждена была поддерживать светский разговор и выслушивать притворные комплименты. В искренность Эльяны я не верила — до сих пор мне не доводилось встречать лживых зеркал. То, в которое я посмотрелась, прежде чем выйти к столу, показало, что круги у глаз полностью скрыть косметикой не удалось, искусанные губы не зажили, а бледность лица вряд ли можно назвать интересной. Да и одета я была довольно скромно. Впрочем, все мы — и Лия, и я, да и Ордо в своем сером мундире смотрелись бедными родственниками на фоне этого усыпанного драгоценностями щеголя: слишком сладкоречивого, слишком улыбчивого, слишком блистательного, выглядевшего слишком юно и… женственно.

Но, несмотря на манерность дураком Анамгимар не показался. Заметив, что меня тревожат слишком жадные взгляды, которые он бросал на Лию, Эльяна наклонился так, что от тяжелого сладкого запаха его парфюма тяжело стало дышать, и прошептал:

— Прелестная девочка, эта моя невеста… Вам покажется смешным, но я влюблен в нее, мадам Арима, как мальчишка. Не могу дождаться свадьбы.

Он обжег меня взглядом, обнажил в улыбке белые ровные зубы. Со стороны, верно, могло показаться, что в данный момент он признается в любви ко мне. Я покачала головой, заставив себя сдержать колкости.

— Не верите, я же вижу, что вы мне не верите — промурлыкал он. — И более всего хотите послать меня в бездну, да только не смеете. Я вам неприятен. Наверное, наслушались небылиц на Раст-эн-Хейм обо мне от своего дружка-торговца.

— Да с чего вы взяли?

А он улыбался, вновь улыбался, не сводя с меня взгляда.

— Боитесь даже послать. А вы пошлите меня, мадам. Мне не привыкать. Я не обижусь. Я такой же как и вы, как и Аторис, как и Лия… Для этого нищего Эль-Эмрана, как и для всех торговцев, я — нувориш. Собака безродная. Человек не их круга. Не верите? Ну и не верьте. Но меня любит Судьба. Это Она подарила мне золото, Гильдию, власть. И этого родовитые торгаши мне в жизни простить не смогут: будут сторониться, кланяться, скрывая презрение, ни один не выдаст за меня свою дочь, если их не принудить к этому силой. Но я не собираюсь никого ни к чему принуждать. Пусть оставят при себе своих драных кошек.

Тряхнув длинными черными волосами, он скосил подведенные зенки в сторону сидевшего на противоположном краю стола Ордо.

— Я, мадам Арима, человек не гордый, и за титулами не гонюсь. Вот есть хороший человек, у этого человека красавица-дочь. Чем не партия? Ну и что, что незнатен и беден? Разве счастье в богатстве и знатности?

Он улыбнулся мне снова, заставив почувствовать себя неуютно. Он говорил со мной так, словно мы давно и хорошо были знакомы — мягким ласковым голосом. Он улыбался мне, но не улыбались его глаза. Он смотрел, как через прицел. Он искал уязвимые точки. Возможно, он знал о любви Дона…

С трудом я заставила себя улыбнуться этому человеку в ответ.

— Судьба, говорите, — выдавила первое пришедшее мне на ум. — Разве мы не строим свою Судьбу сами?

— Когда она нам позволяет, строим, конечно же. Но подумайте, от какого количества случайных факторов зависит сам этот мир. Можно ли выстроить замок на зыбучем песке? Нет, мадам. Но Судьба вовсе не зла, она дарит иллюзию, что всего мы добиваемся сами. И лишь иногда она требует неупрямства, а просто смирения, признания ее существования, понимания, что только ее воля стирает камни в песок. Господа торговцы это хорошо знают.

— Господа торговцы, по-моему, постоянно с ней в споре.

И вновь широкая жемчужная улыбка засияла на холеном лице. На этот раз Анамгимар посмотрел на меня снисходительно и насмешливо.

— А слышали ли вы, что-нибудь об обряде Игры с Судьбой, мадам, или вам никто об этом ничего не рассказывал?

— Обряд? — ему все-таки удалось вывести меня из равновесия. — Обряды сохраняются в сообществах, исповедующих какую-либо религию.

Анамгимар улыбнулся еще шире.

— Именно. Говорил ли вам тот же Арвид Эль-Эмрана о ритуале, к которому обычно прибегают лишь безумцы или те, кому терять нечего? Призываешь Судьбу в свидетели. Ставишь свою жизнь на кон, и либо теряешь ее, либо получаешь то, чего пожелал, то к чему толкала тебя Судьба, иссушая алчностью душу. Я родился в трущобах мадам, и хорошо знаю изнанку мира. Но всегда, сколько помню себя, я знал, что достоин большего. И я бросил свою жизнь на кон — тогда она недорого стоила. Судьба мне улыбнулась, подарив Иллнуанари.

— И прежний владелец отдал?

— Когда Судьба объявляет свою волю, с нею не спорят. Кисмет!

Анамгимар развел руками, усмехнулся, потом поймал меня за запястье:

— Мадам Арима, — проговорил, — вы умная женщина. Никогда не спорьте с Судьбой. Это плохо закончится…

То, как Анамгимар цедил слова, заставило меня занервничать. После этого разговора он от меня своих взглядов на Лию не прятал, но смотрел так, словно рассматривал живой товар, а мне подумалось — хорошо, что Дона не пригласили на ужин.

С трудом дождавшись окончания приема, я ушла к себе, надеясь на отдых. Только, видимо, зря. Не успела я вернуться в апартаменты, как ворвался адъютант Аториса — принес кипу документов, огорошил известием, что предварительные переговоры с псланниками Совета Гильдий состоятся вечером следующего дня в представительстве, и умчался, оставив на столе ворох бумаг, которые мне предстояло изучить в одиночестве.

Прижавшись лбом к стеклу, пытаясь справиться с негодованием и горечью, я вспомнила, как совсем недавно считала лишенным смысла приказ создавать и хранить бумажные копии особо важных документов. Тогда казалось, бумага — пережиток прошлого: хрупкий, ненадежный носитель, да и зачем он нужен, когда у каждого имелся доступ к всеобщему хранилищу достоверной информации. Я даже предположить не могла, что бумажные копии окажутся надежнее и долговечнее электронных. Но после разрушения информатория только то и уцелело, что оказалось отпечатанным на бумаге.

И уже несколько часов я занималась тем, что, освежала в памяти все, что знала о законах и обычаях Раст-эн-Хейм, и изучала документы, принесенные адъютантом; но чем дольше сидела над ними, тем чаще возвращалась к утреннему разговору с Ордо, понимая, что начинаю склоняться к той точке зрения, что и Аторис.

С каждой минутой подозрение крепчало, превращаясь в уверенность, оборачивалось лихорадкой, трепавшей и тело и душу: голова казалась горячей, в теле появилось странное ноющее ощущение — словно какая-то пакость вгызлась в спину под левой лопаткой и, накрепко присосавшись, выкачивала из меня силы.

От осознания, что рэан предали, было гадко. Я кляла себя, что проводя краткие недели отпуска на Рэне, не удосуживалась приглядеться к тому, что происходит на планете, в упор не видя назревающего конфликта.

За последние пятнадцать лет координационный совет Рэны раз за разом по надуманным предлогам отклонял развитие инфраструктуры планеты. А то, что было одобрено координационным советом, зарезалось на уровне утверждения планов Сенатом.

Были отложены постройка необходимых планете новых орбитального и планетарного портов, отказано в модернизации орбитальных энергостанций, и под предлогом нехватки мощностей этих самых портов и энергостанций было зарезано несколько перспективных проектов. Все они были осуществлены, но не на Рэне. Странная ситуация. А если сделать поправку на то, что появление зоны суперпорта с высокой степенью вероятности прогнозируется за два-три десятка лет, то и вовсе немыслимая.

Постепенно планета опустевала. Молодежь уезжала, не желая прозябать во вселенской дыре, где не было никаких перспектив. Отток населения составил больше четырех процентов. Волосы вставали дыбом: за какие-то десять лет планету покинули около двадцати миллионов молодых, образованных специалистов. Рэане бежали как крысы с обреченного корабля. Впрочем, может и хорошо, что бежали.

Вспомнилось, как изучая доказательства, которые Ордо выложил в качестве ответа на мой вопрос, я вначале качала головой, не в силах поверить. Слова, когда я заговорила, прозвучали неубедительно для себя самой: «Аторис, но почему ты не отправил эти бумаги Стратегам? Сам, или через меня…. Думаешь, без бунта не разобрались бы?»

Ордо в ответ усмехнулся, закурил, и произнес: «Я добился аудиенции у Алашавара. Я сам привез ему документы. Он рассмеялся и сказал, что все это — чушь. Бред сумасшедшего. И ситуация на Рэне под контролем. Что это вариант нормы. Что это оказывается норма — жить в ожидании, когда — сегодня или завтра выйдут из строя энергостанции! Это норма, что ничего хорошего ждать не приходится! Алашавар даже не попробовал разобраться. Думаешь, я хотел приблизить планету к краху? Нет, Фори. Я хотел, чтобы в Лиге у чинуш открылись глаза. Хотел, чтобы заметили — творится нечто непостижимое. А нас как щенков — под зад. И, сейчас я думаю, выглядело оно вполне логичным завершением эпопеи».

Запахнув шаль, я медленно прошла по комнате, пытаясь справиться с ломотой в висках и апатией. Не в привычках Алашавара было вот так, походя, отмахнуться от важной информации. Что заставило его проигнорировать неблагополучное положение планеты? Усталость? Занятость?

Лишь на одно мгновение я допустила мысль о том, что Аторис мог мне солгать о разговоре с шефом Разведки, в следующий миг от этой мысли я отказалась. Нет. Аторис лгать бы не стал. Да и не обременял капитан себя подобной привычкой — прятаться за стеной изо лжи.

Впрочем, и за Алашаваром подобной склонности не водилось.

Но если принять за аксиому, что Ордо говорил правду, то… Дали небесные, почему же шеф отмахнулся от доказательств? Если мне строгие безэмоциональные формулировки документов объяснили многое, то Алашавар и подавно должен был понять: на Рэне происходит нечто необычное.

А ещелишало покоя понимание, что сокрытие информации о зоне суперпорта чиновнику средней руки было бы не под силу. У Алашавара хватило бы власти их скрыть — была бы необходимость. Но от этого предположения мне стало дурно. Нет, не мог быть Алашавар к такому причастен. Тут какое-то недоразумение. И не стоит сейчас об этом думать. Думать нужно о другом: почему Арвид Эль-Эмрана поделился ценной информацией, и не кроется ли за широким жестом ловушки? Да — Анамгимар неприятен, но кто знает, что за игру ведет Совет Гильдий? Не попасть бы в капкан, надеясь выбраться из болота.

Стараясь не обращать внимания на шум в ушах и отмахиваясь от пляшущих перед глазами темных мушек, я повернула руку уже привычным движением, чтобы взглянуть на глазок кибердиагноста и вспомнила, что сняла его прошлой ночью, отдав Да-Дегану.

Борясь со слабостью, держась за ноющий бок, я прошла к дверям, посмотрела на охрану; хотела было послать кого-нибудь из них за Вероэсом, но вспомнила о состоянии в котором привезли Да-Дегана, поняла, что вряд ли свекор оставит его и… сама поплелась к медику.

Вероэс не спал. Услышав шаги, он вышел ко мне, спросил:

— Что-то случилось?

Я кивнула, переводя дух.

— Но ничего особенного. Нервы, озноб, усталость, слабость. Отдых — не вариант, у меня куча дел и мало времени. Нужен какой-нибудь стимулятор.

Вероэс задумался на несколько секунд, потом кивком указал на кресло в углу.

— Посиди немного, — предложил он. — Я посмотрю.

Свекор вышел из комнаты. Я отчетливо слышала в тишине шаги: поскрипывание паркета под ногами иногда перекрывалось пронзительным писком аппаратуры. А еще чудились тихие всхлипы.

Поднявшись, я пошла на звуки. Пересекла комнату, заглянула за перегородку мутного белого стекла и остановилась на пороге, узнав посетительницу: да и как было не узнать рыжие косы, короной уложенные вокруг головы?

— Лия?

Девушка вскинулась, вскочила на ноги, уставившись на меня как на привидение. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки.

— А, это вы, мадам Арима…

Лия отерла мокрые дорожки со щек, попыталась улыбнуться, но губы задрожали и, переведя взгляд с меня на человека, лежавшего на узкой кушетке, она произнесла:

— Я не могла не прийти попрощаться с Дагги.

Лицо девушки исказилось, она снова тихонько заплакала.

У меня перехватило горло. Подойдя к Лии, я попыталась ее обнять, но посмотрев на укутанное простыней до подбородка тело, изможденной худобы которого не могла скрыть ткань, прикусила губу, поняв что ни жесты, ни слова не способны утешить девушку: даже кибердиагност на запястье Да-Дегана казался балластом, прилаженным для того, чтобы тело не унесло сквозняком.

Не сдержавшись, Лия всхлипнула — словно заскулил брошенный всеми щенок, а у меня сжалось сердце — в который раз за этот день.

Рассматривая Да-Дегана, я пыталась отделаться от ощущения нереальности происходящего. Мне не доводилось видеть настолько истощенного человека: его лицо — обтянутый кожей череп, пальцы, как сухие, изломанные ветки. Но, вопреки всему, Да-Деган жил — грудная клетка медленно поднималась и опадала, дыхание было редким, но ровным, и куда более явным, чем несколько часов назад.

— Дагги, — Лия подошла к нему, положила руку на исхудавшие пальцы воспитателя, и зашептала жарко, горячечно, словно молясь какому-то древнему божеству, — не уходи, не покидай меня. У меня никого не осталось. Даже отец стал совсем чужим, он смирился с тем, что отдаст меня Анамгимару Эльяна….

Человек на кушетке неожиданно шумно вдохнул, распахнул глаза и уставился сквозь девушку невидящим взглядом. Потом взгляд сфокусировался, стал осмысленным, а лицо исказила тревога. Тело напряглось, задрожало, пальцы впились в край кушетки. С неимоверным усилием, Да-Деган оторвал голову от подушки. Потом шевельнул губами, сглотнул и внезапно обмяк. Разжались пальцы, разгладилось лицо, из горла вырвался выдох. Да-Деган упал назад на кушетку и снова впал в забытье.

Борясь с ощущением, что человек умирает у меня на глазах, я заставила себя сорваться с места, коснуться его руки, и остановилась, наткнувшись взглядом на индикатор кибердиагноста, успокоительно подмигнувший мне ярко-оранжевым. Я застыла, едва веря собственным глазам. Непостижимо! Вероэсу удалось стабилизировать состояние Да-Дегана меньше чем за сутки. И это в условиях крайнего дефицита лекарств и при почти полном отсутствии техники. Но как?

Закружилась голова, земля выскользнула у меня из-под ног, я попыталась ухватиться за стену, и почувствовала, как кто-то подхватил меня и силком вытащил в соседнее помещение. Усадив в кресло, Вероэс поднес к моему лицу склянку с неприятно пахнущей жидкостью, но даже резкий запах аммиака не помог мне забыть того, как казавшийся почти мертвецом человек открывает глаза, поднимается с места и…

— Дали Небесные! — выдохнула я, отдышавшись — Дагги… выживет?

— Может быть. Но не болтай об этом, — попросил свекор и, протянув мне кружку, сказал: — вот твой стимулятор. Пей.

Глотнув отвара, оказавшегося неожиданно горьким, я вновь посмотрела на медика.

— Спасибо. Но что за фокус ты проделал?

Прижав палец к губам, Вероэс бросил быстрый взгляд туда, где за перегородкой угадывался силуэт Лии и вновь посмотрел на меня.

— Слышала что-нибудь о синдроме Тайнари?

Упершись взглядом в лицо Вероэса, я почувствовала, как у меня вопросительно приподнимаются брови.

Слухов об аномалии, проявлявшейся в необычайном долголетии и выносливости, ходило достаточно. Но ни от одного биолога и медика о фактах, подтверждавших реальность синдрома Тайнари, я ни разу не слышала. Стоило о нем упомянуть, биологи презрительно кривили губы. Даже название синдрома восходило к мифическим существам — метисам людей и Звездных Бродяг.

— Да-Деган единственный в наше время носитель данной аномалии, — прошептал свекор. — Ты ведь в курсе, что он не так юн, как кажется. Мы с ним ровесники.

Я снова уставилась на Вероэса удивленным взглядом. Дали небесные! Да-Деган казался ровесником Дону и Лии. Но не этому седому ежу, которой приходился мне свекром. Поверить Вероэсу было невозможно. Но и не поверить… все равно, что поставить под сомнение доверие собственной памяти.

— Знаешь, — Вероэс пожал плечами, словно прочитав мои мысли, — я бы тоже не поверил, если бы не знал что к чему. Потому и не спорил, когда ты помчалась в форт. Подумал — вдруг он выжил. Ему ведь уже доводилось выживать в экстремальных условиях. Да-Дегану было всего лет пятнадцать, когда его нашли в поврежденном разгерметизированном корабле Стратегов; вместе с трупами экипажа и пассажиров доставили в морг, где он и очнулся.

Облизнув пересохшие от волнения губы, я, глядя свекру в глаза, прошептала:

— Чушь собачья!

— Как знаешь…

Вероэс ушел, а я продолжала ворочать ставшие неподъемными мысли. Казалось, эту историю я уже давным-давно слышала. Но сколько не вспоминала, вспомнить где и от кого, не удалось.

Зато подумалось о другом: я так и не разгадала, за что Да-Дегана отправили в форт. В прежней жизни он казался покладистым, тихим, бесцветным. Никогда и ни с кем не спорил. Но, ни с кем не споря, трудно нажить врагов. Что-то заставило Да-Дегана изменить своим привычкам? Что хотел от него Энкеле Корхида? Почему решил предать забвению?

Вопросы… Ответов на них я незамедлительно не получу. И нечего сидеть, вертеть напрасные мысли и зря тратить время. Дел полно. Запахнув шаль, я направилась в свои апартаменты.

В резиденции было поразительно тихо — не слышно шагов охраны, не видно слуг. Только капли стучались в окна, выбивая замысловатый ритм на стеклах. Четвертый час утра. Даже самые стойкие спят. Да и как не уснуть под звук дождя?

Подойдя к окну, я коснулась прозрачной преграды пальцами — словно ловя капли, скользившие по другой стороне стекла.

Вспомнилось, заставив отбросить сомнения, как я держала в руках камень Аюми. Бродяги существовали — в этом не осталось сомнений. Губы искривило усмешкой.

Были — не были, могли — не могли? В бездну, какая разница?! В старых легендах больше правды, чем казалось мне раньше. А что еще из полагаемого ложным окажется истинным?

Уткнувшись лбом в стекло, я прикрыла глаза пытаясь об этом не думать. Я не открыла глаз, даже заслышав приближающиеся шаги. Подумалось — идет кто-то из слуг. Ошибку я поняла, когда шаги смолкли, приблизившись почти вплотную.

— Госпожа Арима, если не ошибаюсь, — произнес некто бархатным голосом, от звука которого я вздрогнула; мурашки побежали по позвоночнику снизу вверх, стреляя искрами в мозг и вздыбливая волоски на коже. — Наслышан. Стало быть, вот вы какая: настоящая леди, добродетельная супруга ветреного коменданта. Надо признать, слухи не врут. Вы очаровательны.

Я обернулась с намерением поставить заговорившего со мной наглеца на место, посмотрела ему в глаза и застыла, растеряв всю уверенность.

Я не сказала ни слова. Даже пошевелиться я не могла, скованная оторопью, как северная река зимним морозом.

Обуявший меня страх не позволил отвернуться или сделать шаг в сторону, не позволил заговорить. Этот страх был сродни безотчетному детскому ужасу — когда придумав существ, таящихся в темноте, я лежала под покрывалом, пытаясь умерить дыхание и слушая неожиданно громкий стук своего сердца, и трепетала от мысли, что он был слышен и тем, кто таится в ночи.

Все что я могла — смотреть в лицо незнакомца, на котором неожиданно возникла улыбка.

Он был симпатичен, этот мужчина, а также высок, строен, подтянут. Он не мог не нравиться женщинам: обольститель с властным выражением лица. Я почти любовалась ироничным прищуром карих, чуть удлиненных глаз, четко очерченным подбородком, высокими скулами, носом с небольшой горбинкой. Даже широкие губы сластолюбца не могли уменьшить ощущения силы, исходящий от его лица. С мокрых, приклеившихся ко лбу волос медленно сорвалась капля, поползла вниз, и на мгновение мужчина отвлекся, чтобы смахнуть ее. Отвел взгляд.

И мир словно перевернулся, заставив меня почувствовать себя идиоткой. Нашла занятие — стоять, любуясь на наглого мужика, рассматривающего меня с сальной усмешечкой.

Пусть он высок и симпатичен, пусть харизматичен, но этот мужчина смотрел на меня, как на забавную игрушку. Как на вещь. Явно примериваясь поиграть. А я даже не сопротивлялась, ведя себя не умнее крольчихи, предназначенной в пищу удаву.

Незнакомец, заметив, как загорелись румянцем стыда мои щеки, снова неприятно усмехнулся и ушел.

Громко хлопнула дверь, заставив затрепыхаться сердце.

Заметив стоящего неподалеку охранника, я спросила:

— Кто это?

Тот процедил:

— Генерал Энкеле Корхида.

 

Глава 19

Я просидела над бумагами всю ночь и утро, но так и не смогла получить однозначного вывода — станет ли открытие зоны суперпорта панацеей для Рэны. Вся инфраструктура разрушена, на ее восстановление потребуется уйма сил и ресурсов. И времени. Но предупреждение Эльяны словно что-то разбудило во мне. Отдать ему Рэну? Обойдется! Уступать мерзавцу я не собиралась. Я рассчитывала стратегию развития, как сложную шахматную партию — на много шагов вперед, пытаясь не ошибиться в объемах необходимых вложений. У Ордо средств нет. И этот момент тоже придется оговаривать с представителями Совета Гильдий. Впрочем, если они уже предоставили Ордо информацию, сыграв против Анамгимара Эльяны, значит, пойдут и на дальнейшие траты. И моя уверенность в этом только росла, как и подспудная тревога, заставлявшая мысленно возвращаться к случайной встрече и словам Энкеле Корхиды.

От работы меня отвлек Дон. Он не вошел, а буквально влетел в апартаменты, навис над столом, посмотрел на меня злющим взглядом.

— Что случилось?

— Ты бродила по резиденции одна, без охраны, — проговорил он. — И ты встретилась с Корхидой.

— И что? — я попыталась дать сыну понять, что не собираюсь распространяться об этом и вновь уткнулась в бумаги, но Дон выхватил лист у меня из рук.

— Как же ты легкомысленна! — проговорил он.

Кивнув, и не желая спорить, я ответила:

— Приму к сведению, Дон. А пока будь добр, не мешай мне работать.

Но ни мой дружелюбный тон, ни смысл слов его не успокоили.

— Что он от тебя хотел? Он угрожал? Что-нибудь требовал?

Я покачала головой. Назвать угрозой или требованием фразу, которую генерал бросил мне, я не могла. Это была провокация. Попытка задеть. Генерал спрятал колючку в обертку конфетного комплимента. «Добродетельная супруга ветреного коменданта», — странная, по сути, фраза, и хоть я не подала вида, она меня отравила, породив сомнения.

Упорствуя в намерении вернуться домой, я гнала мысли, что Доэл мог меня не дождаться. Я верила. Однако разве я могла требовать от мужа, чтобы он ждал меня? Ждал, вопреки обстоятельствам.

Поднявшись на ноги, я внимательно посмотрела на сына, пытаясь удержать остатки спокойствия, чтобы поговорить с ним о Доэле… Но не получилось: не хватило дыхания и задрожали губы.

— Корхида сделал тебе что-то гадкое? — взвился Дон.

Я подошла к сыну вплотную, и лишь тогда нашла в себе достаточно сил.

— Дон, у отца кто-то есть? Я хочу знать. У него есть другая женщина? — и каким-то чудом мне удалось не расплакаться.

Сын поймал меня, обнял, прижал к себе.

— Убью Корхиду, — прошептал он. — Этот гад…

— Значит, правда…

Прислонившись щекой к груди сына, я слушала, как бьется его сердце, и понимала: не все, ради чего я рвалась домой — достижимо.

— Аторис знает?

— Да.

— И Вероэс…

— Да, дед знает тоже.

Дали небесные! Подумалось, какая же я все-таки непроходимая дура. Мир в руинах, а я цепляюсь за иллюзии. Прошлое не вернется, а я надеюсь, что самое важное уцелело. Любовь, семья. Дом. Уважение.

Да ведь ничего не осталось.

Страшное опустошение охватило меня — не было ни смятения, ни горечи, ни боли. Только пустота, словно мне анестезией выморозили душу, чтобы я не могла метаться, гореть и плакать.

— Мама?

— Все хорошо, Дон.

Я заставила себя отстраниться от сына; вернулась к столу, сев, просматривала ставшие безразличными документы. И можно было поспорить — мое лицо застыло, перестав отражать эмоции. За карточным столом сидеть с таким лицом. Или за столом переговоров с торговцами.

— Я не хотел тебе говорить.

В душе шевельнулось раздражение: ох, уж мне эта ложь во спасение! Впрочем, даже не ложь, а невинное умолчание. «Мы не хотим причинять тебе боль, поэтому пусть это сделает кто-то другой».

— Не нужно оправданий, — буркнула я, прячась за бумагами. — Иди, у тебя дела, да и мне нужно работать.

Как ни странно голос прозвучал удивительно ровно. Словно ни злости, ни боли. Словно на самом деле все безразлично. Словно, правда меня не ранила. И совершенно не к месту вспомнилось, как Арвид на пути к Рэне признавался в любви.

Бездна! Что им тогда двигало? Он играл чувства? Не играл? Он готов был плюнуть на собственные планы или слишком хорошо изучил меня и знал, что я отвергну его предложение и не дам повернуть?

Не успеешь разобраться с одним вопросом — наваливается куча новых, не давая перевести дух. Отложив бумаги, я подошла к окну, глядя на то, как дождь пытается сшить небо и землю.

Как мало, собственно, я знаю. Готов ли Совет Гильдий идти против Иллнуанари? Эльяну торговцы не любили. Но готовы ли были драться за суперпорт? Вряд ли Эльяна спокойно отдаст то, что уже считает своим.

Бессмысленные метания оборвал визит самого Аториса.

— Что скажешь? — спросил он с порога.

— Слишком мало данных. Не могу понять мотивы, которые заставляют Совет Гильдий идти на конфликт с Иллнуанари.

— Считаешь это безрассудством?

— Обычная их политика мало похожа на безрассудство, — усмехнулась я. — Вот и пытаюсь разгадать ребус — что будет, если Анамгимар решит настоять на том, что суперпорт должен принадлежать ему? Очередной военный конфликт с заранее прогнозируемым результатом или торговцы имеют веские аргументы, которые свяжут Эльяне руки? Я бы предпочла второе.

Аторис достал сигареты, закурил и по комнате поплыл резкий запах табачного дыма. Расположившись сбоку от письменного стола, мужчина смотрел на меня длительным изучающим взглядом.

— Что же, учтем этот нюанс…

— А еще мне необходим технический консультант. Понимаю, что на Рэне вряд ли найти человека, который мог бы провести необходимые расчеты и выдать заключение по развитию инфраструктуры. При том расчеты нужны высокой степени точности. Нам с ними работать, опираясь на них разрабатывать контракт с торговцами. Не ошибиться бы. А то может оказаться проще действительно сдать планету в аренду и довольствоваться процентами. Но зная тебя, я бы сказала, что это — не вариант.

— Отдавать Рэну я не планирую. Уже не планирую. — Ордо пыхнул дымом, побарабанил по подлокотнику и задумался.

Я прошла по комнате, стараясь ступать как можно тише. Потом подошла к столу, села, и посмотрела Аторису в лицо.

— Найдешь консультанта?

— Рони, может быть, — неуверенно ответил он и поморщился.

— Рони? Хэлдар Рони?

Я сорвалась с места. Было чудом, что специалист подобного уровня находился на Рэне, а не на одной из Лигийских верфей. Озадачивало одно — вместо того, чтобы разделить мой энтузиазм Ордо презрительно скривил губы.

— Почему Рони еще не задействован?

— Он ненадежен.

— Бездна! Но он компетентен! И ты это знаешь.

— Так же, как и то, что положиться на него нельзя.

Едва не застонав, я с вызовом посмотрела в лицо Ордо.

— Аторис, не знаю, какая кошка меж вами пробежала, и чем Рони тебе не угодил, но он нам нужен. И это — объективная реальность.

— Как хочешь, — огрызнулся мужчина, поднимаясь на ноги. — Но учти, накосячит Хэлдар — спрошу с тебя.

Я раздраженно ударила по столу, посмотрела на окурок, затушенный в блюдце, пытаясь удержать бешенство. Отчего-то хотелось презрительно, издевательски хохотать во все горло.

— Спросишь, — проговорила я, не сдержавшись, не узнавая собственного голоса. — Конечно же спросишь. И за всю разведку разом и за идиотское решение Сената, за интриги Локиты — уж не знаю, как ей удалось заставить Сенат принять решение о роспуске Разведки в считанные часы. И за Алашавара ты спросишь с меня. И за себя, Аторис, тоже. Но прежде чем спрашивать, может, ты попытаешься хотя бы не мешать мне распутывать этот клубок?

Я замолчала раньше, чем Ордо ответил, обхватила плечи, чувствуя, как нервное напряжение крупной дрожью сотрясает тело.

Бездна! Только этого и не хватало. А слезы сами катились из глаз, и мир вокруг подергивался мутной пленкой.

Пелена за окном, перед глазами — пелена. Дрожь разогревает тело, и как при жаре мерзнут ладони и ступни ног. Мерзнет нос. Мурашки бегут по спине.

Это — эмоции. Усталость. Ответственность. Страх. Это — крах всех надежд.

Обожгло мыслью — глупая женщина, зачем я так цеплялась за жизнь? Ведь глядя на перепуганное лицо мальчишки-пилота, я боялась не смерти, не боли. Я боялась, всего лишь, больше никогда не увидеть близких, значимых людей.

Куда больнее, чем умирать, оказалось выжить. Смерть была милосердна: сознание угасало, как гаснет свет уходящего дня, боль уходила следом за сознанием. Мне удалось удержаться на краю. И хотя возвращение к жизни было крайне болезненным, я знала, зачем цепляюсь за этот шанс. Теперь же усталость, неуверенность и злость словно изъели душу. Казалось еще немного — и я сломаюсь. Задрожав, стиснув кулаки, я с трудом взяла себя в руки, отсекая ранящие эмоции.

— Хреновый аналитик достался тебе, Аторис, — выдохнула покаянно. — Баба, которая закатывает на пустом месте истерики. Тут нужен мужик со стальными яйцами, а не….

Махнув рукой, я даже не посмела посмотреть в лицо Ордо.

Стыдно-то как. За нелепую вспышку стыдно. За собственные слова. За срыв. За то, что раскиселилась и вела себя не умнее мартовской кошки.

Отметила, что генерал-то силен, стервец. Единой фразой, брошенной наугад, сумел попасть в самую уязвимую точку, переворошить все, поселить неуверенность, лишить опоры.

А Аторис вмиг оказался рядом — ухватил мои плечи, легонько встряхнул. Поймал подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.

— Фори, чтобы я подобного больше не слышал, — произнес твердо. — Хватит грызть себя. В разведку берут не каждого. Каков там у вас конкурс — две-три сотни на место?

— Больше, — усмехнулась я. — Но хронические везунчики принимаются вне конкурса. Мне просто везло.

Старая байка, хотя и близкая к истине. Без изрядной доли удачливости нечего и мечтать стать Стратегом. Когда-то мне везло куда больше. Видимо, доигралась.

Впрочем, попытка отшутиться не удалась. Аторис осторожно переместил руку, погладив по щеке, и предложил:

— Хочешь, я попрошу у торговцев отсрочки. Несколько часов. Отдохнешь.

— Нет! Некогда отдыхать.

Я отодвинулась от Ордо, бросила взгляд на часы.

— Во сколько назначена встреча?

— В восемь вечера. Будут представители Гильдий во главе с самым старым премудрым змеем. На Рэну прибыл сам Олай Атом.

Ох ты ж! Предварительные переговоры на самом высоком уровне. Это новая неожиданность. Я не стала уточнять имена остальных представителей, это — уже неважно. А присутствие Атома знак не только важности переговоров для Совета Гильдий, это еще и дань уважения. Оказывается, торговцы всерьез принимают Ордо.

Я оборвала мысли, подумав, что Аторис намеренно отвлекает меня разговорами. Отстранившись, я спросила:

— Флаер дашь? Мне нужно встретиться с Хэлдаром.

И снова на лицо Аториса при упоминании имени инженера словно тень набежала.

— Тебе не терпится его озадачить?

— Да! — я примиряющим жестом вскинула руки, и произнесла: — Да! И я согласна с условием: ответственность на мне. Но мне нужен Рони. Впрочем, если у нас есть кто-то лучше, ты только скажи.

— Флаер дам, — Ордо проговорил это нехотя, потом мотнул головой, сжал кулаки, и направился к выходу, но остановился у двери, и перед тем как уйти добавил: — Скажу, чтобы закрепили за тобой одну из машин. Будешь пользоваться при необходимости. Но с Хэлдаром будь осторожна. Он ведет дела с торговцами. И нет никаких гарантий, что не подставит нас.

— Посмотрим.

А вот в том, что Рони уже работает на торговцев — ничего странного. Странно другое — что представителям ни одной Гильдии еще не удалось сманить Хэлдара в Торговый Союз. Они-то могли предложить этому гению и интересную работу и деньги, уважение, почести, гражданство, минимум, второго класса. А что до сих пор мог предложить ему Ордо, кроме прозябания на стремительно катившейся в бездну Рэне?

Пару секунд я стояла, чувствуя, что улыбаюсь, обдумывая план беседы. Потом бросила взгляд за окно и прошла в гардеробную — длинные юбки не по этой погоде. Стоит выйти под дождь, они намокнут, отяжелеют, станут липнуть к ногам, сковывая движения.

В гардеробной на плечиках висела пара платьев, оба простые, серые, строгого кроя, закрытые с воротником под самое горлышко, несколько юбок, узкие брюки, блузы с короткими и длинными рукавами.

Выбирать, в общем, и не из чего. Переодевшись в узкие штаны и широкую блузу, я натянула на ноги высокие, словно случайно затесавшиеся в гардероб сапоги — подобные носила охрана — не в домашних туфлях же ходить по лужам.

Прихватив плотный кожаный плащ, я направилась к выходу и наткнулась на Дона.

— Ты куда собралась? — спросил он, ухватив меня за руку. — Ордо дал флаер и приказал тебя сопровождать. Но отдавал он распоряжение с таким видом, словно ты его скорпионами накормила. Что произошло?

— Нужно встретиться с Хэлдаром Рони. Ордо дал добро.

Дон хлопнул ресницами, хотел было что-то сказать, но от замечаний удержался. Хватка на запястье ослабла. Выдернув руку, я пошла вперед, и через несколько секунд услышала, что сын присоединился ко мне.

Нагнав, пошел рядом. Молча. У самого выхода, остановившись и забрав из моих рук плащ, он помог надеть его, а я получила возможность еще раз взглянуть прямо в лицо сына и рассмотреть глаза, полные изумления.

— Что не так?

— Удивляюсь твоему безрассудству.

Как из ведра хлещущий ливень через пару секунд заставил меня забыть и об удивлении сына. Из всех мыслей в голове осталась одна, как лететь в такую непогодь, и как добраться до ангара не промокнув насквозь, преодолевая жалкое расстояние в несколько десятков метров, шагая словно под водопадом по камням брусчатки, покрытым слоем воды…

Только под защитой крыши ангара я смогла перевести дыхание. Нырнув в пассажирское кресло флаера, посмотрела на насквозь промокшего Дона и подумала, что расспросы лучше отложить. О том, что произошло меж Ордо и Рони, почему бывшие друзьями люди стали врагами, я успею узнать чуть позже. Дону вести флаер в условиях, в которых я сама к пульту бы не прикоснулась, даже при условии страховки навигации диспетчерами и с четким спутниковым позиционированием.

Чувствуя, как машина стронулась с места и поднялась в воздух, я зажмурилась, а когда открыла глаза, вокруг уже клубилась туманная муть облаков. Флаер постепенно набирал высоту, пробиваясь сквозь молочное марево, и мне казалось, что облака никогда не кончатся. Но в какой-то миг они остались внизу, и солнечный свет брызнул в иллюминаторы. Огромное чистое небо — для нас одних.

Сквозь ресницы, я посмотрела на пылающий в вышине золотой диск и перевела взгляд вниз, на облака, клубящимся океаном распластанные внизу, осторожно провела пальцем по стеклу.

— Дон, почему Аторис невзлюбил Хэлдара? Они же были друзьями.

Сын ответил не сразу, и поначалу подумалось, что он просто не расслышал вопроса. Я хотела повторить, когда Дон заговорил:

— Все время забываю, что тебя не было на Рэне, и ты не знаешь, что тут творилось во время бунта. Знаешь, Ордо гарантировал координатору жизнь и возможность добраться до Лиги, ему и его сторонникам, если они сложат оружие. Ситуация, в которую попал координатор, была безнадежная, и он принял предложение.

— Он до Лиги не долетел. Я бы узнала.

— Да, корабль не долетел, — подтвердил Дон. — В конце разгона, перед прыжком взорвались маршевые двигатели, а траектория движения корабля изменилась и оказалась нацелена прямо на солнце. Отвернуть они не могли: мощность маневровых слишком мала, прыжок — тоже не выход. Они погибли все: команда, координатор, те его сторонники, которые полетели с ним. Знаешь, мама, это явно была диверсия.

— Не думала, что Ордо способен.

— Мама, ты еще не знаешь, что это был за корабль. А это был «Арстрию». Ордо отдавал его как знак чистых намерений. Ты же знаешь, как он относился к команде… И кроме Рони никто бы не смог точно рассчитать точки минирования. Ведь «Арстрию» был практически неуязвим.

Я закусила губу. «Арстрию». Последний корабль, на котором летал Ордо. Суперлайнер. Красавец. Чудо. Невыразимо прекрасная в своей функциональности махина. Единственный лайнер сверхтяжелого класса, который мог производить посадку на поверхность планеты: другие, подобные, швартовались у орбитальных пересадочных станций. Да и «Арстрию» считанное число раз производил посадку на грунт — слишком сложен считался маневр, и не было в нем насущной необходимости. Вот зрелищность — была.

Вспомнилось, Аторис получил лайнер под командование через два года после смерти сына. И странное это было назначение, если подумать: за капитаном закрепилась слава сумасшедшего, никто с него не снял взысканий за гибель исследовательского судна; расследование было закрыто, но не завершено, и вдруг — назначение! Как признание опыта и заслуг.

Отношение самого Ордо к назначению было двояким: злость вперемешку с радостью, гордость, отравленная презрением. Летавшему там, где никто не бывал, тесны коридоры накатанных трасс. Перевод из отряда исследователей в пассажирский флот был для него значительным понижением. Даже получение уникального корабля не могло подсластить эту пилюлю.

А ведь и «Арстрию» изначально строился не как пассажирский лайнер. Заказ на постройку исходил из ведомства Стратегов. Ходили слухи, что, конструкторы и инженеры за голову хватались, получив список требований. «Арстрию» предназначали для исследования ядра Галактики. Но внезапно, перед началом монтажа исследовательского оборудования программа была свернута, а корабль переоборудован. Помнится, к принятию этого идиотского решения была причастна Локита и ее фракция. Удивительно, что в Сенате никто не стал спорить с тем, что переоборудование встало в треть стоимости исследовательской программы. Но даже Алашавар махнул рукой, отчего-то решив не связываться.

К этому кораблю Ордо привязался, даже шутил, что их судьбы с «Арстрию» схожи.

И гибель своего корабля Аторис вряд ли простит. Угораздило же Рони оказаться под подозрением! Мне не известно, насколько оно истинно, но этого достаточно, чтобы Ордо больше никогда не подал руки Рони.

Вспомнился разговор с Анамгимаром. Подумалось — судьба против всего, что я делаю. Но остановиться, смириться, сдаться на ее милость нельзя. Я не имею права уступить ей. Да, я уже встала на пути Иллнуанари сама, и втянула в это Аториса. И нам нужен Хэлдар Рони.

Флаер стремительно несся на восток. Если я не ошиблась в направлении полета — меньше чем через четверть часа я окажусь в порту, увижу Доэла.

Сердце болезненно сжалось: у моего мужа теперь другая жена.

— Куда мы летим? — спросила я, и голос предательски дрогнул.

Дон посмотрел на меня. Вздохнул.

— В порт. У Рони там небольшая судоремонтная верфь.

— А если не застанем?

— Придется лететь к нему на остров. Но нежданных визитеров Хэлдар не жалует. Придется предупредить его о визите через коменданта порта. Иначе эта затея вообще не имеет смысла — Рони держит активированным защитный купол над островом. И, похоже, у него паранойя.

Вздохнув, я закрыла глаза. Неделю назад я была бы счастлива увидеть Доэла. Сейчас — хотела избежать встречи. Но мало что зависит от наших желаний. Как бы судьба не насмехалась, я не сдамся на ее милость.

 

Глава 20

Я с интересом разглядывала корпуса судоремонтной верфи, едва не вплотную приткнувшиеся к зданию космопорта. С высоты они казались игрушечными, но я представляла истинные размеры корпусов. И еще недавно они не показалось бы ни чудесными, ни необычными, таких полно при многих портах. И все же все это было чудом, как и новая энергостанция, расположенная невдалеке. Как пояснил Дон, ее мощности хватало, чтобы обеспечить энергией верфи и запитать космопорт.

Флаер скользнул вниз, целясь на клочок посадочной площадки перед зданием порта. А мне подумалось, что встречи с Доэлом не избежать, как не найти времени на полноценный разговор по душам. Не представляю, как вести себя, что говорить. Улыбаться? Попытаться сделать вид, что ничего не знаю? Так ведь не выйдет…

Однако стоило флаеру остановиться, как я выскочила из него и стремительно зашагала к зданию порта. Даже будучи представителем Ордо, я не могла бы рассчитывать на допуск в цеха без разрешения Хэлдара, а получить его возможно только при посредничестве Доэла.

Стену, которую Рони воздвиг между собой и окружающими, мне, все равно, придется штурмовать, и если для этого нужно перешагнуть через собственную гордость — так тому и быть.

Дойдя до кабинета, я заколебалась вновь. И все же вошла. Шум заставил мужа поднять голову, и я увидела его лицо и остановилась. Мне стоило большого труда выдержать его взгляд.

Я не могла понять, что отражалось в глазах, какое чувство не могло проявиться на лице: выражение сожаления или раскаяния, нежности или саднящей боли?

Но что бы ни боролось в его душе, какие бы стремления не владели нами обоими — стало невозможным подойти и прикоснуться, прижаться щекой к ткани мундира. Словно земля треснула, оставив нас по разные стороны пропасти. Можно смотреть друг на друга, но дотянуться нельзя.

— Фориэ?

Его голос звучал глухо, надтреснуто. Незнакомо. Неужели не меня одну трясла, лихорадила и пугала возможность встречи?

Как же преодолеть разделявшее нас расстояние, приложить ладонь к его щеке, приникнуть, засыпать словами. Как он? Спал ли? Ел ли? Но за спиной хлопнула дверь, и я застыла, не успев начатьдвижения. Не успев спросить… ни о чем. Вовремя вспомнив. Чужие. Мы совершенно чужие теперь — четыре года спустя после того, как наш мир начало лихорадить.

— Я по делам…

Никогда не думала, что испугаюсь своего собственного голоса. Своих слов. Своей неискренности. Понимала, что не могу быть искренней. Сейчас не до чувств: их можно только глотать, как расплавленную лаву, и чувствовать, как она обжигает внутренности, которые превращаются в хрупкий пепел. Безмолвный крик застыл в горле, дрожь прошла по телу: я рвалась домой изо всех сил. Напрасно…

Потребовалась вся выдержка, все умение держать себя в руках, чтобы не сорваться в истерику, в крик, чтобы хоть внешне остаться спокойной. Сохранить покой внутри я не могла — таких сил у меня никогда не было. Я — слабая женщина.

Слабая.

Женщина.

Вдох и выдох.

Я расправила плечи, делая шаг вперед.

— У меня приказ Ордо. Я должна встретиться и побеседовать с Рони. Дон говорит, что без твоего содействия даже встретиться с ним не получится.

Голос прозвучал ровно, но сердце в груди трепыхалось. Я держала себя в руках, но была как натянутая струна, и страшилась, что могу не выдержать, разорваться, с жалобным звоном сломаться на глазах у мужа и сына.

Доэл отвел взгляд, проговорил:

— Рони умчался на остров около часа назад.

— Значит, я полечу следом. Свяжись с ним, скажи об этом.

Доэл пожал плечами, все еще избегая смотреть мне прямо в глаза, прошептал: «хорошо».

Развернувшись, я кивком указала сыну на дверь, дождалась, когда он выйдет, и вновь обернулась к Доэлу.

— Я могу на тебя в этом надеяться? Мне не придется, долетев до острова убираться восвояси ни с чем?

— Рони вчера вспоминал о тебе. Упоминал, что хотел бы встретиться. Я не думаю, что он откажет.

Внезапно наши с Доэлом взгляды встретились. Внезапно. И повисла тишина. И в этой тишине — я чувствовала — как он тянется ко мне: как кусок железа притягивается к магниту. И меня так же, неотвратимо, тянуло к нему.

Если бы не эта разошедшаяся у нас под ногами земля! Если б не тот клятый бунт, не всеобщая слепота и безумие. Если бы не тихо скрипнувшая дверь, заставившая меня обернуться.

На пороге кабинета стояла девушка в белом широком платье. Атласная ткань скрадывала фигуру, скромный платок покрывал голову. Ни украшений, ни колец. Я не могла оторвать от нее взгляда, выхватывая и намертво запечатлевая детали — так жадно я давно ни на кого не смотрела, отмечая густые, черные, словно антрацит брови и ресницы, блеск темных агатовых глаз, матовую бледность кожи, прямой нос, неяркие губы, пикантную ямочку на подбородке.

Она была слишком молода, слишком хороша, чтобы ей позавидовать. Свежая, юная, как только распустившийся бутон. Мне ли тягаться с юностью, обожающим взглядом, которым она смотрела на Доэла, со звоном свирели в голосе, когда внезапное «ой» сорвалось с ее языка? Со слегка выпирающим животом, который она прикрыла руками, словно пытаясь защитить от меня своего, нерожденного еще ребенка, с первого взгляда сразу, безошибочным чутьем определив во мне соперницу?

И хоть я стояла меж ними — на пути у нее, показалось, что мы на разных сторонах расколовшей мир трещины. Я на одной, они — оба и рядом на другой, там, куда мне нет хода.

— Фориэ, — голос Доэла заставил очнуться, сбросить оцепенение, обернуться, натянув пустую улыбку на лицо, прежде чем ответить:

— Благодарю за содействие.

Я улыбнулась на прощание, жестом призывая к молчанию. Ни к чему слова — ничего они не могут исправить. Если бы когда-то я обратила внимание на тихое «прощай» прозвучавшее вместо привычного «до скорой встречи», если бы он верил, что я вернусь, все могло быть иначе. Но мы сами потеряли свой шанс. Мы. Виноваты. Оба.

Выйдя из кабинета, я закрыла за собой дверь. Заметив сочувственный взгляд Дона шагнула к нему и прислонилась щекой к груди, как когда-то к груди Доэла, и почувствовала, как сын осторожно прикоснулся к макушке, гладя меня по голове, словно я — маленькая, словно это я — ребенок.

Мгновение слабости. Миг. И большего позволить себе нельзя.

— Ну, погнали к Рони, — прошептала, отступая. — Давай-давай. Некогда распускать нюни.

Снова флаер вонзился в поднебесье; солнце било в спину, а море и редкие острова прятались за легкой дымкой облаков.

В стремительном движении над морем почти не чувствовалось скорости: сколько ни лети — везде одинаковая синь и чешуей исполинской рыбы горят на воде отблески солнца.

Но на душе — серо, не солнечно. Закрыть бы глаза и провалиться во тьму и тишину, забыть боль, забыть себя…

Вспомнилось, как Арвид говорил о препарате, способном уничтожить память о собственном прошлом. А я не понимала — кому и зачем такое может быть нужно. Но предложи мне кто-нибудь глоток оноа сейчас — я бы могла не устоять. Больно. В душе пустота. Такую пустоту может поглотить только беспамятство.

На мгновение подумалось — зря меня понесло к Хэлдару. Ничего я не добьюсь. Но флаер уже шел на снижение — к островку, над которым скупо мерцало истончающееся марево силового поля.

Несколько секунд после посадки я сидела, собираясь с силами, а потом шагнула на утрамбованную землю посадочной площадки, и сразу увидела Рони, спешащего нам навстречу.

— Останься здесь, — попросила я Дона.

Яркий солнечный свет постепенно померк, отражаясь от восстановившего структуру защитного поля. Через несколько секунд над островом повисли сумерки. В отличии от солнечного света, ветер свободно проникал под купол, шуршал в кронах деревьев, росшего неподалеку то ли окультуренного леса, то ли заброшенного парка. Двухэтажный дом, возвышавшийся на скалах у моря, казался старинным замком, и над ним кружили крикливые чайки. А сам Хэлдар…

В моей памяти закрепился образ, сопутствующий статье в справочном разделе инфосистемы, но реальный Хэлдар мало походил на своего виртуального двойника: в его облике не было ни легкости, ни уверенности. Он стал другим: некогда высокий — ссутулился, светлая кожа покрылась загаром, залегли складки у губ, в волосах появилась седина.

Образ, который я помнила, появился в инфосистеме шесть лет назад, и на том снимке Рони казался намного моложе. Возможно, из-за воистину мальчишеских, открытых улыбки и взгляда, и полного уверенности в завтрашнем дне, выражении лица. Ко мне подошел почти старик.

— Доброго дня, мадам Арима.

Поймав протянутую ладонь, он не пожал ее, а поднес к губам, слегка царапнув жесткой колючей щетиной. Широким жестом указал на мощеную камнем тропу, по которой было бы затруднительно идти вдвоем, пропуская вперед, а сам пошел следом.

— А знаете, — проговорил, нагнав меня у самого дома, там где можно было уже идти вровень, — я сам искал возможности с вами встретиться.

— Моя особа вызывает такой интерес?

Рони бросил быстрый взгляд на меня, чему-то усмехнулся и произнес:

— Надо сказать — да. Вы — уникальная женщина, Фориэ Арима.

Однако прозвучало то иначе, чем звучит сомнительный и неискренний комплимент. В голосе Рони почудилась легкая грусть, ирония и сочувствие, заставив меня остановиться на пороге и присмотреться к мужчине внимательнее.

— Поясните?

Он показал на дверь.

— Проходите, поговорим. Не на пороге же объясняться.

Я вошла в дом — обычный дом, в котором не было ничего от древнего замка. Весь нижний этаж занимал гибрид холла, кабинета, гостиной и кухни. По ковровому покрытию сновали роботы-уборщики, подмигивала синими индикаторами бытовая техника, а над рабочим столом висел в воздухе голографический чертеж, привлекший мое внимание.

Подойдя ближе, я во все глаза уставилась него, оценивая размах плана: орбитальный энергетический комплекс, система портов — космических и наземных. Планету на схеме трудно было не узнать — линии материков и островов, явно указывали на Рэну.

— Закончил пару недель назад, — проговорил Рони.

У меня перехватило дыхание — подобная инфраструктура для планеты была излишней. Вот только появление зоны суперпорта в системе в корне меняло представления о том, что является избыточным, а что — рациональным. Уже не было сомнений — информация, предоставленная торговцами, верна. Эффекты, сопутствующие открытию зоны, уже регистрируются, и только из-за царившего на планете хаоса на это до сих пор не обращали внимания.

— Вы ведь за этим приехали, — проговорил Рони, стоя за моей спиной.

— Бездна! — вырвалось у меня. Развернувшись, я посмотрела в его хмурое лицо. — Откуда вы знаете?

— О зоне суперпорта? Олай Атом поделился информацией год назад. Дал заказ и попросил довести информацию до Ордо. Второго я сделать не смог — помешала дурная слава.

Конструктор усмехнулся, угрюмо посмотрел на меня и, указав на удобный диван, добавил:

— Присаживайтесь, мадам. Побеседуем. Что из напитков вы предпочтете — чай или кофе?

— Расчеты, — выдавила я, пытаясь справиться с волнением и собирая разбегающиеся мысли.

Назвать свое состояние удивлением я не могла — погрешила бы против истины. Удивление, в сущности, слабое и нейтральное состояние, а мое было близко к шоковому. И я испытала почти благодарность к Хэлдару Рони, когда он отошел и спокойно, по-деловому принялся заваривать чай. Тонкий аромат поплыл по воздуху.

«Идиотка, — подумалось вдруг, — дурочка, желание которой добраться до дома Арвид использовал в своих целях». Я сделала то, что не смог сделать Хэлдар Рони.

Если верить Хэлдару, так торговцы еще год назад пытались донести до Аториса сведения, какую планету он получил под свой контроль. Эта информация увеличивала ценность планеты на пару порядков. И я не могла взять в толк, зачем Арвиду и Олаю Атому было безвозмездно передавать подобную информацию. Людьми, которые не знают, что делают, нельзя было назвать ни того, ни другого.

Хэлдар вернулся, неся поднос с двумя чашками и вазочкой со сладостями, поставил поднос на низкий столик, подвинул стул и сел напротив.

— Расчеты, мадам, вы получите, — произнес мужчина, прервав мои размышления. — После того, как поговорим.

Я вскинула брови, означила улыбку, с вызовом посмотрев в лицо.

— С чего начнем?

— Думаю, мне стоит рассказать, в чем ваша уникальность, и каких ошибок вы успели наделать, — ответил он.

Рони взял одну из чашек, но пить не стал. Держал ее в ладонях, словно пытался отогреть пальцы. Заметив мой взгляд, отпил пару глотков, и, поставив чашку назад, проговорил:

— Вас посвятили в то, какие грехи за моей душой числятся? Об «Арстрию» вы знаете?

— Да, мне рассказали.

— И, тем не менее, вы приехали. Другие бы отказались от намерений иметь со мной дело.

— Что я не приказала развернуть флаер — случайность, не более. Смело делать на этом выводы о моей уникальности.

Неожиданно Хэлдар рассмеялся, снова оглядел меня, мотнул головой и уставился в лицо.

— Ни в коем случае, мадам. Ни в коем случае. Я далек от мысли вам льстить. Но вы, видимо, и впрямь не понимаете, что делает вас особенной. И уязвимой. Вы заметили — круг общения Ордо очень сильно изменился. Из него вылетели старые друзья и знакомые. Даже Вероэс, хоть и находится на положении лейб-медика, в круг общения Ордо не входит.

Кивнув, я уже без иронии слушала Хэлдара.

— Энкеле Корхида сумел удалить от Ордо всех, кому тот доверял: подставил, уничтожил, запугал. Вас он в расчет не брал. И получилось, что, отсутствуя на Рэне, вы не потеряли ни дружеского расположения, ни влияния на Ордо. Вы — единственный человек, к чьему мнению тот прислушивается. Кроме мнения генерала, конечно. А Корхида набивает на бедственном положении планеты карман.

Я потянулась к чашке, пригубила напитка, в замешательстве припоминая утреннюю встречу с Корхидой. Вот даже как… Вот и причина злости, с которой он смотрел на меня. Вот почему он пытался меня унизить. Воистину, идиотка.

— Но доказательства? — выдохнула я. — Я не имею права, брать на веру слова.

— Ах, да…

Спохватившись, мой собеседник поднялся на ноги, подошел к рабочему столу и, взяв с него папку, вернулся назад. Раскрыв ее, присел рядом, показывая на распечатки.

— Вот смотрите, операции по приходу средств на счет генерала. Пришлось постараться, чтобы получить выписки, заверенные печатями одного из надежнейших банков Раст-эн-Хейм. Я вообще не думал, что это возможно. Смотрите внимательно: счет открыт на имя генерала неким Анамгимаром Эльяна. И первая сумма на счету появилась после того, как Иллнуанари приняли на Рэне. Про остальные даты спросите у Ордо. Он должен быть в курсе, что предшествовало получению генералом комиссионных.

Несколько долгих секунд я рассматривала многоцветные печати, и лишь потом перешла к изучению самих выписок. Столбцы цифр, складывались в грандиозные суммы, которые наталкивали на мысль, что комиссионные генералу платили исходя из реальной, учитывающей возникновение зоны суперпорта, стоимости.

Минуты текли, а я не могла отвести от документов взгляда. Не могла поверить. Или не хотела. Где-то на дне сознания забрезжила слабая мысль, которую я попыталась поймать. Оторвавшись от бессмысленного созерцания, обернулась к Рони.

— Дали Небесные! Да вы ненавидите генерала! — вырвалось у меня.

Хищный огонек разгорелся в глазах Хэлдара. Показалось — он вдруг стал моложе. Глядя на мужчину, я отметила линию крепко сжатых губ и то, как трепетали крупные ноздри — словно у собаки, зачуявшей дичь.

— Ненавижу!

Не став отпираться, он захлопнул папку и положил ее рядом со мной на диван. Но не отстранился, не отодвинулся. Прямо посмотрев в мои глаза, Рони, не повышая голоса, произнес:

— Если бы только вы знали, как я его ненавижу. За что. Ненавижу его и себя. Я позволил ему провести себя как малолетку, повелся на откровенный бред. Был не умнее слепого кутенка, сделав все расчеты для минирования, даже не осознавая, что именно делаю. Любезный генерал, должно быть, долго смеялся: «Хэлдар, вы же знаете, если с кораблем что случится, Аторис отвинтит мне голову…. Назовите самые уязвимые точки корабля, для того, чтобы я поставил там усиленную охрану». Корхида умеет быть убедительным, когда ему от вас чего-то нужно. Вы смотрите в его глаза и ваш разум тонет. Вы верите, не в силах критически осмыслить, что вам говорят. Да, я ненавижу генерала. Но и себя — не меньше. Я знаю, трудно поверить, что человек мог повести себя так глупо как я. Но это случилось. Вот этой глупости я себе простить не могу.

Тяжело вздохнув, Рони встал, отошел к панорамному окну, за которым взволнованно дышало море. Сцепив руки за спиной, он несколько минут вглядывался в едва различимый сумеречный пейзаж.

— Хотите при моем содействии отомстить генералу?

Вопрос повис в воздухе. Рони ответил не сразу. Мне показалось, что он не ответит, но оторвавшись от созерцания пейзажа, Хэлдар все же изволил заговорить.

— Мадам, это не месть. Корхида делает все, чтобы ослабить Рэну. Ослабить до той степени, когда с рэанами можно будет не считаться совсем. И тогда при всем своем желании мы ничего не изменим: планета останется в руинах. Корхида — плохой советчик Ордо. Генерал в сговоре с Эльяной. Думаю, когда Ордо подпишет договор передачи территорий в аренду Иллнуанари, генерал получит комиссионные и исчезнет, чтобы появиться где-нибудь на Раст-эн-Хейм. Но мы все свой шанс потеряем. Я говорил с Атомом. Он готов на все, чтобы не допустить подписания этого договора.

— Должно быть, из чистого альтруизма.

На лице Хэлдара вновь появилась улыбка.

— Нет, мадам, не из альтруизма. Торговцы — прагматичны. Атом готов вложиться в Рэну, чтобы не потерять свой бизнес.

В смятении я взяла из вазочки засахаренные орешки, положила парочку в рот, чтобы иметь возможность помолчать хотя бы еще несколько мгновений.

Я не хотела верить Хэлдару, но верила. Потому что его слова ставили все на свои места. Размести Эльяна свой флот на Рэне — и ни торговцам, ни Лиге не знать покоя. И кого я обманываю кроме себя, называя Эльяна торговцем? Он не торговец — пират. Это знает вся Раст-эн-Хейм. За то и ненавидят Иллнуанари: никто не может быть уверен, что завтра не станет добычей шакала. Торговцы считаются с силой подонка, унижено гнут перед ним спину. Но инстинкт самосохранения у них все же сильнее страха.

Даже если у Атома кроме желания уцелеть, есть желание диктовать условия Лиге, осуществится оно не скоро. Для таких планов военный флот торговца маловат. Придется наращивать. Как бы то ни было, договор с представителями Совета Гильдий имел преимущество перед договором с Иллнуанари и он не предполагал немедленного затягивания петли на шеях рэан.

Словно заметив мои колебания, Рони подошел и сел напротив.

— Мадам Арима, — проговорил он, — вы так легкомысленны. От вас завит так много, а вы путешествуете по Рэне без сопровождения, без охраны, не заботясь о том, что перешли генералу дорогу. Он может желать вам смерти только за то, что вы вспомнили, нашли и вытащили Да-Дегана из Файми.

— Вы знаете, за что Да-Деган попал в форт? — вырвалось у меня.

— Так уж получилось, знаю, — отозвался конструктор. — Хорошо, что генерал не догадывается об этом. Иначе меня, как и остальных свидетелей не было бы в живых. И я думаю, Энкеле постарается убить не только вас, но и самого Да-Дегана. Для Корхиды нежелательно, чтобы тот заговорил. Всплывет такое, на что Аторис и при желании не сможет закрыть глаза.

— Если вы знаете, почему вы сами не рассказали Ордо? Чего вы ждали? Почему?

— По той же причине, по которой не смог рассказать о суперпорте. Передо мной заперты двери, ведущие в его дом. Ордо не желает видеть меня. Должно быть, я совершил самую большую ошибку в своей жизни, когда заподозрив об обмане генерала, рванул со своими подозрениями не к Аторису, а к самому Корхиде. Мне так хотелось обмануться, успокоить совесть, услышать слова, которые бы рассеяли подозрения. Да и не знал я, где искать Ордо. Не все сторонники координатора сложили оружие по приказу, и Аторис лично мотался по самым горячим точкам. Но я знал, где можно найти генерала. Корхида выбрал под резиденцию особняк, некогда принадлежавший Ареттару. Помните, дом певца стоял на отшибе, отделенный от многолюдных улиц садами Джиеру? Это здание было достаточно легко удержать, пожелай сторонники координатора освободить его. В резиденцию генерала меня пропускали беспрепятственно. Пустили и в этот раз, видимо, по привычке. Корхида, наверное, забыл обо мне, ведь все, что было нужно, он уже получил. Но в этот вечер, чем ближе я подходил к кабинету, Корхиды, тем больше мне было не по себе. Жуткие крики, стоны, ругань остановили меня. В какой-то момент я понял, что не могу сделать больше ни шага вперед. Я слышал мольбу координатора прекратить безумие, чьи-то стоны, голос Да-Дегана — то умоляющего, то сыпавшего проклятиями.

На мгновение умолкнув, Хэлдар облизнул пересохшие губы. Опустив взгляд, мужчина продолжил:

— Наверное, мне нужно было ворваться туда, узнать что происходит, пригрозить, но я как трусливая тварь скользнул в ближайшую дверь, и уже оказавшись в библиотеке понял, что двери между ней и кабинетом оставлены открытыми. Гадать, что происходит, мне больше не приходилось: Корхида и двое его подручных пытали одного из сыновей координатора, принуждая выдать коды доступа к противометеоритному щиту. Затаив дыхание я вжался в стену, надеясь остаться незамеченным. В тот момент я уже не сомневался, что заметь меня генерал, и жить мне останется считанные мгновения.

— Дали Небесные! — вырвалось у меня.

— Да, мадам, — прошептал Хэлдар, — Я дрожал от страха и негодования, но не мог заставить себя отлепиться от стены и сделать хоть шаг. Не мог уйти, не мог и потребовать у Корхиды ответа. Это тянулось немыслимо-долго, и даже когда координатор сдался и выдал требуемые сведения, вакханалия не прекратилась. Кажется, генерал испытывал садистское удовольствие, истязая мальчишку. Координатор рыдал, Да-Деган умолял оставить воспитанника в покое. На несколько секунд генерал оторвался от парня, я, было, решил, что он готов уступить мольбам, но ответ генерала заставил меня застыть. Энкеле сказал, что Рейнара приказали убить, и что Локита не простит ему лишь одного — милосердия. Волосы на моей голове зашевелились, когда я услышал это. Что творилось со мной, сколько времени я простоял, пытаясь слиться с тьмою — не знаю. Помню только, что когда стоны юноши смолкли, генерал предложил Да-Дегану лжесвидетельствовать, перед Ордо и сказать, что мальчишка погиб раньше, чем попал в руки генерала. Дагги отказался, и генерал со словами, что и не таких упрямцев ломали, распорядился отправить его в форт. Уходя, Энкеле приказал поджечь особняк, чтоб замести следы и погрести под развалинами тело. А я… Не помню как я выбрался из горящего здания незамеченным. Не помню, что со мной было — где я бродил и что делал. Очнулся я через несколько дней, на этом самом острове, дома. И первым моим побуждением было убедиться, что силовое поле надежно отрезало меня от всего остального мира…

Рони замолчал, а я с трудом оторвала взгляд от его рук с подвижными пальцами, которые во время рассказа конструктор то стискивал в замок, то расплетал. Эти движения, и дрожащий от напряжения голос впечатались в память. Подняв взгляд, я отметила набухшие вены на его висках, капли пота, выступившие на лбу, сжатые губы.

Невольно я потянулась к Хэлдару и положила ладонь поверх его руки. Меня бил озноб. Но руки Хэлдара были куда холоднее моих.

— Господин Рони….

Он поднял голову и посмотрел мне в лицо.

— Мадам Арима, — прошептал едва слышно, — когда я нашел в себе достаточно решимости, чтобы поговорить с Ордо, было поздно. И Ордо даже не знает, что генерал контролирует пространство вокруг планеты, и нам нечего ему противопоставить.

Липкий ужас провел холодной лапой по позвоночнику. Показалось, чей-то взгляд, словно нож, вонзился в спину. Вновь вспомнился генерал, его насмешливый голос. Показалось — я схожу с ума. Даже здесь, на острове отгороженном от всего мира куполом силового поля я не чувствовала себя в безопасности. А что говорить о Хэлдаре, бывшим свидетелем преступления генерала?

Вздохнув, я потянулась к чашке с душистым напитком, надеясь отогреть об нее руки. Напрасно. Напиток остыл, и, вдыхая аромат чая, я чувствовала только запах сезона дождей. Прель. Хмарь. Держа в руках прохладный фарфор, я думала о том, что необходимо как-то нейтрализовать генерала.

Я поставила чашку на столик и в замешательстве смотрела, как Рони подошел к столу, пробежался пальцами по сенсорной панели, выключая голограмму, достал распечатки, уложил их в папку и, вернувшись, подал ее мне в руки.

— Вот то, за чем вы приехали, мадам. Расчеты.

— Хотелось бы мне, чтобы вы сами присутствовали на переговорах. Мне было бы спокойнее.

— Я буду, — Хэлдар усмехнулся. — Сегодня в восемь, в представительстве. Я буду, уступая настойчивой просьбе Олая Атома. Хоть и не знаю, как это воспримет Ордо.

Подняв с дивана папку с выписками со счетов генерала, он присоединил ее к папке с расчетами и вложил их в мои руки.

— Попробуйте открыть Аторису глаза на действия генерала. Возвращайтесь в резиденцию, и, я вас очень прошу, никуда не выходите без охраны. И еще, вы покинете остров на моем личном флаере. Обо мне не беспокойтесь, я не испытываю затруднений с транспортом, флаеров у меня несколько: это слабость, но я люблю хорошую технику. Так вот, возвращайтесь в резиденцию, предварительно взяв курс на космопорт: я так часто летаю. Это привычный мой курс: остров — космопорт — Амалгира. А свой флаер поставьте на автопилот и отправьте по прямой.

Я хотела было отрицательно мотнуть головой, но посмотрев в сосредоточенное, побледневшее лицо конструктора поняла то, о чем он подумал раньше, чем я осознала опасность. Одинокий флаер — очень хорошая мишень. Достаточно единственного залпа со щита, чтоб его уничтожить. И ведь никто не поймет, что случилось.

Пожав руку конструктора, я кивнула. Мне не хватало слов, чтобы поблагодарить его, но взгляд, видимо, был достаточно красноречив, потому что Рони ответил на пожатие и улыбнулся. Подхватив под локоть, он повел меня к выходу.

— Я бы лучше отвез вас сам и сразу в представительство. К сожалению, это невозможно. У вас еще много дел.

Дойдя до посадочной площадки, я обернулась, взглянуть на дом Рони еще раз: он уже казался мне чудом: и без участия человека поддерживающие чистоту роботы-уборщики, и собственная инфосистема, голопроектор, милые технические приспособления стали немыслимой редкостью. Даже в резиденции Ордо большая часть бытовых обязанностей ложилась на плечи слуг. Но тут….

Я обратилась к Рони с вопросом и услышала:

— Мадам, мощности старых энергостанций не хватало, чтобы обеспечить бесперебойную работу техники в такой глуши, как мой островок. Но вы с этим не сталкивались, вы жили в столице. А я вкалывал… И когда из-за сбоя едва не потерял наработки нескольких месяцев, вскипел и потребовал от координатора обеспечить мне бесперебойное энергоснабжение. Проблему решили кардинально: построили реактор. Как видите, его мощности вполне достаточно, чтобы не бояться визитов нежданных гостей.

Оставив меня наедине с Доном, Хэлдар извинился и направился к ангару.

— Как беседа? — Спросил Дон, рассматривая удаляющуюся фигуру Рони. — Состоялась?

— Вполне.

Вздохнув, я вновь обернулась к дому: меня словно приворожили серые стены, неяркий свет, горящий в окнах, создающий ощущение уюта, тепла и щемящая несбыточность мечты о своем доме, подобном этому. Глаза затуманились дымкой невыплаканных слез. Мир дрогнул и поплыл. Померещился силуэт, промелькнувший в окнах второго этажа.

Прижав папки локтем, я смахнула набежавшие слезы, заставила себя успокоиться и обернулась к Дону.

— Запрограммируй автопилот. Хэлдар настаивает, чтобы мы взяли его транспорт.

Обернувшись, я посмотрела на Рони, выгнавшего из ангара угольно-черный огромный флаер, рядом с которым машинка Ордо показалась жалкой, словно сделанной из бумаги.

Подойдя, я погладила черный корпус, обернулась к Дону.

— Мы полетим на этом.

 

Глава 21

Охрана встретила неприветливо: суровым выражением лиц, сжатым в руках оружием. Но стоило мне, вместе с Доном, выйти из флаера, как лица разгладились.

— Это вы, мадам? А где флаер, на котором вы улетали?

Вместо меня ответил Дон. Буркнул что-то недовольно и неразборчиво, но от меня отстали. Один из охранников накинул мне на плечи непромокаемый плащ, и, захватив папки с документами, я поспешила к входу в центральное здание.

Вода стекала с капюшона, словно кто-то целенаправленно поливал мир сверху из шланга. Мысленно выругавшись, я крепко прижала локтем драгоценные папки, другой рукой придерживая ворот слишком широкого для меня плаща. Я не успела пройти половину пути, как сапоги промокли, а брюки отсырели и неприятно холодили кожу.

Стоило войти в дом, как Корхида, будь он неладен, попался навстречу. Скользнув безразличным взглядом, прошел мимо. Потом звук шагов оборвался.

— Мадам Арима, — услышала я, — вы ездили к мужу? Простите мне утреннюю колкость. Я думал, вы знаете. Вся Рэна знает, что ваш муж увлечен…

Резко развернувшись, я успела увидеть, как генерал поспешно пытается скрыть усмешку, контрастирующую с мягким извиняющимся тоном голоса, неприязни во взгляде он скрыть не смог бы, даже если бы захотел.

А на меня едва вновь не напало оцепенение. Помешала ярость.

— Благодарю за внимание к моим семейным делам, — вымолвила я твердо. — Но это не ваше дело, кем увлечен мой бывший муж. Даже если об этом знает вся Рэна, я разберусь с этим сама. И уж подавно я не собираюсь выслушивать от кого бы то ни было слухи и сплетни.

Развернувшись, я расправила плечи и пошла по лестнице вверх, стараясь не подавать виду, что меня обуял ужас. Все внутри переворачивалось. Страх был настолько силен, что казалось еще немного — и я застыну. Хотелось бежать от генерала, а бежать было нельзя. Нельзя выказывать страха. Я понимала: догадайся Корхида о том, что я воспринимаю его слова иначе, чем не стоящие внимания колкости, и станет хуже.

Наверху лестницы я повернулась, прежде чем направиться к кабинету Аториса, и бросила быстрый взгляд сверху вниз — на генерала. Корхида так и стоял на том месте, где остановился, провожая меня взглядом.

Если бы взглядом можно было убить, генерал, должно быть, испепелил бы меня. Едва не споткнувшись, на тяжелых ногах я дошла до кабинета.

Войдя, остановилась у входа, пытаясь прийти в себя. Посмотрела на Ордо, чувствуя недоумение. Мне тяжело даже находиться в одном помещении с генералом. А Аторису приходится вести с ним дела. Неужели не чувствует? Или тягостное влияние Корхиды я себе надумала?

Некоторое время Аторис так и сидел у стола — то отхлебывая из чашки угольно-черный ароматный напиток, то пуская в воздух клубы сизого дыма. Запах табака мешался с запахом кофе. Показалось — Аторис смертельно, нечеловечески устал: куда больше, чем нездоровая я.

— Привет…

Ордо поднял голову, потер переносицу, посмотрел на меня больным взглядом.

— Как съездила? Не напрасно? Что скажешь?

— Хорошо съездила. Результативно.

Отлепившись от стены, я подошла к Аторису, села рядом, не в силах выпустить из рук папок.

— Хэлдар в команде.

И снова на лице Ордо проступили ненависть и презрение. Мысль о том, что мне придется убеждать этого упрямца, вырвала из груди то ли вздох, то ли протяжный стон.

— Фори, ты с ним общайся сама, — пробормотал Аторис. — А я не могу. Глаза бы мои на эту тварь не смотрели.

— Не выйдет, — ответила я. — Общаться придется. Олай Атом пригласил Рони в качестве технического консультанта.

Аторис тихо выругался, обернулся ко мне, потом как-то кисло улыбнулся.

— Ты не знаешь…

— Об «Арстрию»? Уже знаю.

Он снова посмотрел мне в лицо и снова как-то беспомощно улыбнулся. Я видела, как дергает угол глаза тик. И видела, что усталость постепенно отступает, а на смену ей идет нечто другое — то ли мутная не рассуждающая злость, то ли способная спалить и самого Аториса и меня, слепая ненависть.

Вскочив на ноги, я закружила по комнате, собираясь с силами.

— Аторис, выслушай меня! — голос прозвучал громче, чем мне хотелось, я почти срывалась на крик, хоть и понимала что это — никуда не годится. Совсем не годится. — Выслушай меня, — попросила снова, с трудом заставляя себя говорить тихо и спокойно.

Ордо вновь закурил.

— Ты так легковерна, Фори.

— Не больше чем ты, — возмутившись, выдохнула я. — Аторис, я ведь понимаю, что обвинения Хэлдара строятся лишь на косвенных доказательствах. Прямых у тебя нет.

— Он один мог…

Я кивнула.

— Да, — резко ответила я, перебив Аториса. — Сделать расчеты. А где результаты расследования, доказательства, что он или его люди причастны к минированию? Будь добр, предоставь их мне. Я хочу сама, лично, перепроверить.

— В том бардаке было не до этого, — Ордо раздраженно ткнул окурок в пепельницу.

Я кивнула. Подошла к столу, открыв папку, убедилась, что это необходимая — с выписками со счетов и положила ее перед Аторисом.

— Не думала, что мне придется объяснять тебе, чем отличаются эмоциональные выводы от доказательств. В папке — аргументы посерьезнее слов. Иллнуанари зачисляет на счет Корхиды комиссионные в один из банков Раст-эн-Хейм. За достоверность этой информации банк несет ответственность — посмотри сам на печати и подписи. Если окажется, что это — дезинформация, отвечать за это придется всему руководству. А немного зная законодательство Раст-эн-Хейм, я могу сказать, что штрафами дело не ограничится.

Вытащив сигарету из пачки, лежавшей на краю стола и воспользовавшись зажигалкой Ордо, я закурила и отошла к окну.

Глядя сквозь стекло на мир, смазанный потоками воды, я пускала изо рта струйки сизого дыма, сама толком не понимая, что пытаюсь высмотреть через дождевую пелену.

Взглянув на часы, я повела плечами, вновь почувствовав холодок между лопаток. Флаер должен был бы уже вернуться. Наверняка, должен, но двор был пуст.

Отвернувшись, заставив себя не думать об этом, я вернулась к Аторису, который внимательно изучал выписки.

— Откуда это у Хэлдара? — спросил Ордо хмуро.

Я подвинула Аторису вторую папку.

— От торговцев, — выдохнула вместе с клубом сизого дыма. — Они были заинтересованы представить доказательства того, что между генералом и владельцем Иллнуанари существует сговор, и они их предоставили. Посмотри сам на даты зачисления средств. Рони намекал, что ты поймешь, после каких событий они производились. Твоему генералу платили, а ты сам готов был отдать суперпорт Иллнуанари даром. А торговцам это не по вкусу: размести Эльяна свой флот в зоне суперпорта и под его удар попали бы и они сами. Так что они на самом деле готовы на многое, лишь бы оставить Анамгимара с носом.

— Олай Атом ведет честную игру? — И вновь это выражение усталой иронии и почти издевательский тон голоса. Морщины прорезали лоб Аториса, его взгляд потух. — А Энкеле плетет за моей спиной интриги? Я не могу поверить… Это чушь какая-то.

— В Файми мне говорили, что именно Корхида навещал Да-Дегана несколько раз. Пытался от него чего-то добиться. Я говорила об этом, а ты пропустил мимо ушей. Ты доверяешь Корхиде больше чем самому себе? Скажи, ты мог, не глядя подписать бумаги, которые он подсунул на подпись среди других?

— Чушь, Фори!

— Правда чушь? А то, что генерала видели в форте? Что все эти четыре года он знал, где находится Да-Деган. Знал и молчал об этом? Я бы посоветовала тебе расспросить Да-Дегана, как он попал в форт. Сразу, как только он очнется.

Опустившись в кресло, я бросила окурок в пепельницу, закинула ногу на ногу и, запрокинув голову, уставилась в потолок.

— Чем Дагги мог помешать генералу?

Рассказать, чем поделился со мною Рони? Но Рони не поверят на слово, а доказательств у меня нет. Потому я ответила очень уклончиво:

— Не знаю. Но ты спроси. Может, прояснится что-то.

В сердцах Ордо захлопнул папку, ударил кулаком по столу.

— Фори, мне не нравится, что ты пытаешься поссорить меня с Корхидой. Он всегда поддерживал меня. С самого начала был рядом. И во время этого клятого бунта и после. Ты же внезапно падаешь неизвестно откуда и начинаешь учить, кому я должен доверять, а кому дать пинка под зад. Но тебя не было на Рэне четыре года. И ничего ты не знаешь.

Меня словно обожгло кипятком. Кровь бросилась в лицо, я вскочила на ноги.

— Не нравится? — произнесла я, из последних сил сдерживая раздражение. — Знаешь, мне тоже не понравилось, что как только я приехала — измученная, больная, я не могла позволить себе даже часа отдыха. Потому что боялась. До меня довели информацию, что промедление недопустимо. Теперь я понимаю, что мне нужно было опередить Корхиду и добраться до тебя раньше, чем он донесет о моем прибытии. Раньше, чем настроит тебя против меня.

— Настроить меня против тебя? Кого ты пытаешься демонизировать? Да, Энкеле высказывал опасения. Но если бы начал очернять тебя так, как это делаешь сейчас ты, я бы спустил его с лестницы.

— Через несколько дней в форте я снова услышала его имя. Оно прозвучало от одного из охранников, который утверждал, что генерал причастен к заключению Да-Дегана. Сегодня утром я встретилась с Корхидой впервые, и поняла, что он меня ненавидит.

— Я предупреждал. Стратегов на Рэне не любят.

— Да причем тут Стратеги? — Вырвалось у меня. — Не имей я отношения к Разведке, он точно так же меня ненавидел бы. Просто потому, что он один был рядом, он оттер от тебя всех, перессорил тебя со всеми старыми друзьями, и играл роль единственной опоры, но когда появилась я, его план продать Рэну Анамгимару полетел в бездну. Мы оба с тобой знаем сейчас — Рэна не безделица. Да, выходит, Олай Атом играет в открытую, а твой генерал — нет. Но ты предпочитаешь верить генералу, потому что он задурил тебе голову.

— Не предпочитаю, — Ордо скривился, положил руку на папку с выписками. — Только для меня этого — мало. Это может быть подтасовкой. Вбросом.

— Может, — кивнула я. — Так же как могла оказаться вбросом информация о зоне суперпорта. Но ведь ты убедился в ее истинности сам. Тебе второй раз, уж не знаю по какой причине, передают важные сведения, а ты даже не пытаешься разобраться. И все твои аргументы несостоятельны. Я прошу: проследи за Корхидой, и хотя бы временно, пока не разберешься, держи его на расстоянии. Не мне тебе напоминать — у Анамгимара мощный военный флот. Утечка информации грозит бойней. Эльяна не из тех, кто останавливается на полпути от цели. Как ты его остановишь, если он решит атаковать? У тебя есть флот, может быть?

— Он не полезет на метеоритный щит. Поостережется. Это будет дорого ему стоить.

Я кивнула, посмотрела в загорелое лицо, прямо в глаза. Меня приперли к стенке, и деваться было некуда. Я облизнула губы, вздохнула.

— Знаешь, какие на Раст-эн-Хейм хотят слухи? Анамгимар участвовал в схватках за куда менее ценные планеты, защищенные много лучше Рэны. Щит! Тоже мне непробиваемая защита! Кстати, а ты уверен, что контролируешь его?

На лице Ордо явно читалась насмешка — снисходительная, с долей беззлобной иронии.

— У вас паранойя, мадам, Арима. Вы своей собственной тени еще не боитесь?

Я бросила быстрый взгляд на часы, подошла к окну, вновь посмотрев во двор. Коснувшись стекла ладонью, ответила:

— Боюсь, Аторис.

Флаер, на котором я улетала из резиденции несколько часов назад, был надежной, хоть и тихоходной машиной. Но ему уже пора было вернуться. Давно пора. Он летел в Амалгиру по прямой, а мы с Доном — нет. Мы должны были вернуться почти одновременно, пусть с разницей в пять — десять минут, пусть в пятнадцать, хоть это нереально высокий допуск. Мы с Ордо препирались вдвое дольше, а флаера все нет. И потому на душе у меня скребли кошки.

Поднявшись на ноги, Ордо подошел ко мне, остановившись в полутора шагах, посмотрел во двор.

— Что ты все выглядываешь? — буркнул он.

— Флаер, — призналась я, — тот, который ты мне дал.

— На чем же ты прилетела?

— На флаере, который предоставил Рони.

Ордо снова покачал головой.

— Я раньше не знал, что паранойя заразна, — заметил он, и, переведя тему, предложил: — Кофе будешь?

Кивнув, я вслед за Аторисом вернулась к столу. Он разлил напиток из кофейника в чашки, протянул мне одну.

— Правда, немного остыл.

Кивнув, я взяла чашку, наблюдая за тем, как Ордо раскрыл папку с расчетами, и нависнув над столом, изучал данные, не зная к чему еще можно придраться. Но постепенно черты его лица смягчались. Дочитав и отложив папку в сторону, он выпил остывший кофе одним глотком, сел и посмотрел мне в лицо.

— Знаешь, Фори, — произнес он, — Я рад, что ты вернулась на Рэну, благодарен за информацию, и за все, что ты делаешь. Ты очень много значишь для меня. Энкеле, конечно, тебя не знает и вполне естественно опасается, что ты можешь причинить вред. Тем более, он занят обеспечением моей безопасности и его попытки всюду искать врагов можно списать на типичное проявление профдеформации. На мою жизнь покушались не единожды, и думаю, это не раз еще повторится. Так что я понимаю настороженность генерала. Но я также знаю тебя не первый год и уверен, что могу не ждать от тебя ни ножа, ни яда. Поэтому, что бы он о тебе ни говорил, как бы ни относился — на моем отношении это не скажется. Но я все же не хочу, чтобы вы все время пытались скомпрометировать друг друга в моих глазах. Я уже объяснил это Корхиде. Теперь прошу тебя о том же самом.

— Аторис, — повторила я устало, — поговори с Да-Деганом. Поговори, как только он очнется и сможет говорить.

Ордо встал, подошел ко мне, и вновь одарил усталым взглядом. Взяв из моих рук чашку, он поставил ее на стол.

— Не хотел тебе говорить, но Дагги исчез.

— Как исчез?!

Упав в кресло, я пыталась собрать разбегавшиеся мысли. То ли от злости, то ли от беспомощности меня затрясло. Знай утром то, что я знаю сейчас — приставила бы к Дагги охрану. Лично бы проследила, чтобы с его головы не упал и волос. Но я об том не подумала, не поняла вовремя, дала шанс генералу добраться до него.

Щеки обожгло. Я прикрыла глаза, стараясь не разреветься от бессилия. Аторис не сумел разглядеть врага за долгих четыре года, и я не в силах открыть ему глаза. Враг в доме, рядом, и я ничего не могу с ним поделать, он подобрался слишком близко.

— Вы пытались найти Да-Дегана?

— Ищут, с собаками, а толку? Сама видишь — ливень.

— Как, с собаками? — я растерянно подняла на Ордо взгляд.

— А как еще? Собаки — самый прогрессивный способ.

Ордо махнул рукой.

— Как это произошло?

— Вероэс оставил его одного минут на десять. Когда вернулся — окно было открыто, в окно выброшена веревка из разодранных на полосы простыней. И, судя по всему, Да-Деган ушел сам.

— Этого быть не может! Я заходила к Вероэсу под утро. Дагги выглядел едва живым.

— Знаю, — Ордо снова потянулся к сигаретам. — Вероэс рассказывал. И о твоем визите и о визите моей дочки. И о том, чему вы оказались свидетелями. Да он и отлучился, чтобы проводить Лию. Однако Вероэс стоит на том, что в состоянии Да-Дегану было немыслимо даже сползти с кушетки.

— Аторис, это на самом деле невозможно….

— Понимаешь, охрана все проверила. Окно было открыто изнутри, а не взломано. Следы Да-Дегана, там, где они не размыты, это — следы больного, едва держащегося на ногах человека. Они ведут в город. Охрана сейчас прочесывает холмы и кварталы. И я надеюсь, что Дон возглавит поиски и Да-Дегана все же найдут.

Я покачала головой.

— А Корхида тоже займется поисками?

— Я просил его.

— Если ищет Корхида — то не найдут.

Ордо дернулся, свалил со столешницы чашку, чертыхнулся.

— Фори, я же просил…

— Я не верю, что Да-Деган ушел сам!

— Хочешь проверить? Могу предоставить такую возможность, поговори с Вероэсом, можешь присоединиться к поисковым группам. Только не забывай, что вечером переговоры. Пойдешь?

Пойти бы… Плюнуть бы на переговоры, на слабость и озноб. Вот только от переговоров зависит чуть больше, чем жизнь одного человека.

— Будем надеяться, что Дон найдет Дагги первым. Ты прав, мне нужно еще подготовиться.

— Прости, — произнес Ордо. — Я сожалею, что так вышло.

Горло сжало спазмом. Он уже не злился. Глаза смотрели внимательно, но взгляд не колол, в нем снова была только усталость и немая просьба, которую Ордо не стал повторять в очередной раз. А я…

Кофейная горечь во рту превращалась в полынную, рождаемая сожалениями о его слепоте. Ведь очевидно: не удастся сохранить хорошие отношения меж тем кто толкает в пропасть и тем кто изо всех сил пытается удержать на краю.

Вздохнув, я ощутила как внезапно резиденцию накрыла поразительная тишина — только шорох капель по стеклу, только далекие, приглушенные шаги, только звук нашего дыхания и больше ничего.

Пустота.

«Ничего ты не понимаешь, Аторис, — подумалось, — ничего. И что бы я ни делала, все впустую. А больше всего хочется лечь и сдохнуть. Просто потому что сил спорить с Судьбой у меня не осталось».

Вспомнилась встреча с девочкой, влюбленными глазами смотревшей на моего бывшего, уже, мужа, и жест которым она словно пыталась защититься. Почему-то казалось: совершенно так же, как от ядовитой змеи, от меня сейчас закрывался Ордо. Словно боялся, что я ужалю.

Накатила тоска — но не светлая грусть по солнечным и благополучным денькам — тоска дикая, что хоть плачь, хоть волком вой, не выплачешь и не выкричишь ее из себя, потому что она успела и распуститься ядовитым цветком и отцвести и сбросить семена. Мне не во что было верить. И мне не доверяли.

Затея с переговорами показалась вдруг суетной мышиной возней. Что в них толку, если на самом деле Ордо не контролирует ситуацию, а Анамгимар Эльяна тонким звериным нюхом давно вычислил, у кого в руках козырной туз и договаривается с Корхидой? И очень странно, что при таком раскладе мой старый друг еще жив. И воистину странно будет, если мы уцелеем: такие противники, которые достались нам, никого не щадят, а неудачники умирают первыми.

А мы неудачники: безразлично кто чего хотел, к чему стремился, чего желал добиться своими действиями — задуманное не удалось. Все мечты пошли прахом. Ситуация, которую, казалось, ты контролировал, повернулась другой стороной, почва ушла из под ног. Ты словно очутился посреди болота, и неизвестно как выйти— назад пути нет, каждый шаг может завести в трясину. И моргнуть не успеешь, как она чавкнет и засосет.

Мурашки побежали от затылка, по шее, по спине, меня затрясло. Поднявшись на ноги я шагнула к столу.

— Я возьму папку с расчетами. Мне нужно их еще раз просмотреть.

В ответ — короткий кивок. Я отвела взгляд от лица мужчины: не хотелось, чтобы Ордо заглянул мне в глаза и угадал сомнения. Не хотелось даже на миг показаться слабой, но маска сильного существа медленно и верно истончалась, и через нее проглядывало настоящее я — слабая, нервная, уставшая, изверившаяся женщина.

Да, я это знала, но Аторису не стоило об этом знать. Поэтому я подошла к столу, забрала расчеты и быстро вышла из кабинета, стремительным шагом направляясь к себе.

Дон ждал меня в апартаментах, расхаживая из угла в угол.

— Флаер вернулся? — спросила я, хоть даже не надеялась на положительный ответ.

Сын отрицательно мотнул головой.

— Еще и это! Да-Деган исчез…

— Знаю.

— Мне он нужен живым, Дон. Нужно, чтобы он заговорил.

— Понял. Буду считать, что это приказ, — Дон напряженно улыбнулся, сделал шаг к двери, но я остановила его жестом.

— Отсюда далеко до особняка Ареттара?

— Пешим ходом с полчаса будет.

— Проверь. Если Да-Деган ушел сам, его могло понести на развалины. Там ведь остались только развалины?

Сын кивнул, шагнул ко мне.

— Ты откуда знаешь?

— Знаю. Проверь.

Сын ушел, а я плюхнулась на стул, стянула с ног промокшие сапоги и задумалась.

После смерти сына Аториса Да-Деган безумно привязался к одному из близнецов и практически не выпускал его из виду. Дагги любил всех воспитанников, но внимательному взгляду было заметно, что Рейнара он выделяет, и тревожится за него. Да-Деган словно знал, что мальчишке грозит опасность.

Только вот откуда у бесцветной и блеклой моли взялось подобное знание? Интуиция? Любая интуиция хоть на чем-то основана. Моя в данный момент вопила — если этот чудак ушел сам, он пойдет на развалины, ставшие могилой его воспитаннику. И, скорее всего, испустит там дух.

Прикусив губу, я попыталась выбросить из головы воспоминания: немного раньше, совсем было сдохшая интуиция подняла голову и пыталась ткнуть носом в какой-то показавшейся ей немаловажным аспект, а я отвлеклась, не додумала, потеряла нить и вынуждена впотьмах блуждать в лабиринте.

Заставив себя собраться с силами, я поднялась, и переодевшись, бродила по комнатам, силилась вспомнить неожиданную догадку, которая не давала покоя.

Открылась дверь, меня обдало сквозняком, я обернулась и встретилась взглядом с Вероэсом, держащим в руках чашку с распространявшим горький запах отваром.

Вид у свекра был виноватый, словно у старого пса, умудрившегося пропустить в дом вора. Ему было и обидно и конфузно и тревожно, и эти чувства легко читались на его лице.

— Я вот тебе принес…

Старик поставил чашку на стол, присел на один из стульев, побарабанил по столешнице. А у меня неожиданно сжалось сердце. Что за несправедливость — довольствоваться должностью лейб-медика при мальчишке, который воспитывался в твоей семье, которому вместе с супругой отдал времени, сил и любви не меньше, чем родному ребенку?

Обожгло, словно кто-то невидимый со всей силы врезал под дых, так что я жадно ухватила губами порцию воздуха, а слезы сами собой навернулись на глаза.

Я подошла к старику, положила руку ему на плечо, чувствуя, как свекор нащупал ее подрагивающими пальцами и несильно пожал.

— Спасибо, — поблагодарив, я взяла чашку в руки, сделала глоток отвара, едва не обжегшись, и отошла к окну.

Дождевые капли текли по стеклу словно слезы, из-за низких плотных туч дневной свет мерк, превращая мир за окном в серое королевство безвременья.

Вернувшись к столу, я села рядом с Вероэсом, спросила:

— Когда ты последний раз говорил с Аторисом? Но не по делу, докладывая, а по-хорошему, по душам, как мы с тобою сейчас.

Медик посмотрел на меня, неуверенно пожал плечами.

— Давно, — отозвался он. — Трудно вспомнить, Фори. То ему некогда, он занят, то я не те вопросы задаю, то спорю. Как год назад сказал, что Эльяна не подходящая партия для его девочки, так с тех пор он больше меня не слушает. А зачем Анамгимару Лия? Этот старый козел женщин на дух не переносит. Только прикидывается галантным кавалером. Зачахнет девчонка в его золотой клетке, — свекор махнул рукой, — да разве же Ордо докажешь?

Он снова вздохнул, поднялся, побрел к выходу. Негромко хлопнула дверь, а я все сидела, пытаясь собрать разбегающиеся мысли.

Нет, не показалось мне, что я нащупала какой-то кусочек, какую-то немаловажную деталь, что не обманывала меня интуиция: внезапно высветилось несоответствие, да так ярко, что захотелось зажмуриться: судя по комиссионным, Эльяна давно в курсе кто контролирует пространство вокруг планеты, потому и платит Корхиде. Так что мотив брака с Лией из расчета получить в приданное суперпорт можно считать ничтожным, и в этом случае подобный брак — страшный, не оправданный ничем мезальянс. А генерал хоть и играет Ордо как марионеткой, тоже от него — от этого слабого, явно лишнего в схеме звена не спешит отделаться.

Странная сложилась ситуация: два хладнокровных беспринципных подонка действуют вопреки видимой логике. Но не без причины же! Потому что… да не верю я ни во внезапно воспылавшего чувствами к Лии Анамгимара Эльяну, а в благородство Энкеле Корхиды — тем более. Этими мифическими понятиями поведение ни того ни другого не объяснить. У сватовства явно была другая причина. И возможно она же сдерживала длань генерала, не позволяя ему уничтожить Ордо.

Я до боли стиснула костяшки пальцев, понимая, что безумно хочу узнать причину, которая удерживала подонков в рамках приличий. Узнать, и использовать. В наличии самой причины я уже не сомневалась.

 

Глава 22

Очнулась я внезапно. Стемнело, и только лампа на краю стола согревала теплым желтоватым светом густую чернильную тьму. В окна так же, как и несколько часов назад, барабанил дождь. Видимо, шепот капель стучавших в окно и убаюкал меня, усыпив в кресле: я уснула прямо за столом, вместо подушки приникнув щекой к отчетам.

Осознав это, я вздрогнула, испугавшись, что спала слишком долго, посмотрела на часы, протяжно вздохнула и заставила себя подняться на ноги. Подойдя к зеркалу, с укором уставилась на отражение, внезапно осознав, что выгляжу как пугало: лицо бледное и исхудавшее: заострившийся нос, ввалившиеся щеки и под глазами полноценные синяки от усталости. В довесок на щеке красовалась ломаная линия отпечатка стопки бумаг, на которой я заснула. Несколько прядей выбилось из прически, да и назвать прической растрепанное воронье гнездо на голове можно было с большой натяжкой. Никогда раньше я не позволяла себе подобной небрежности, считая, что в любой ситуации, по возможности, должна выглядеть достойно. В последние дни я думала о чем угодно, только не о собственной внешности.

Но меньше чем через полтора часа придется присутствовать на переговорах. Вытащив шпильки, я взялась за расческу, привела волосы в порядок, и, заново уложила их в аккуратный пучок. Посмотрев на приготовленное служанкой длинное строгое платье, украшенное тонким кружевом, переоделась.

Вновь подойдя к зеркалу, взялась за косметику. Полностью нездорового вида не скрыть, но хоть круги под глазами замаскировать. Как ни крути, а факт остается фактом: у мужчин Раст-эн-Хейм завышенные требования к тому, как должна одеваться и выглядеть женщина, а я не сияю здоровьем, на лице отражается усталость и взгляд потух. И выплакаться некому: нет такого человека, которому бы я могла открыть душу.

Подумалось, что так и появляются на свет легенды о сильных женщинах. Вся сила проистекает из того, что некому показать слабость. Из того, что, не желая терять еще и гордость, мы молчим и продолжаем идти, покуда не упадем.

Я стиснула пальцы, отражение в зазеркалье повторило мой жест, за окном огненным жгутом хлестнул темноту бич молнии и капли в стекло застучали чаще, быстрей. И, показалось, вслед за этим заспешили часы.

Шаги, визиты: промокший до нитки, стучащий зубами Дон. Новость, которую он принес не дала успокоения: на развалинах дома Ареттара собаки, было, вновь взяли след Да-Дегана, но снова его потеряли.

Мой сын ушел, а следом явилась прислуга с подносом, принеся скромный ужин — чай, омлет с зеленью, теплый хлеб. И только увидев еду, я почувствовала, насколько же голодна…

А потом был новый визит Вероэса, и появление сына, переодевшегося в сухую одежду. И оба смотрели на меня, словно ждали чего-то. Какого-то легендарного подвига. А у меня даже не было слов ободрения, я просто не знала что можно сказать. Единственная мысль заставляла держать себя в руках — мне осталось сделать немного. Всего и нужно продержаться два — три часа, до завершения предварительных переговоров.

Пришел Ордо, окинул меня быстрым взглядом:

— Вы готовы? Ну, тогда вперед, мадам Арима.

Слова Аториса словно сняли груз с плеч, а время покачнулось и побежало еще быстрее: я шла под руку с Ордо по коридорам резиденции, кто-то набросил мне на плечи плащ, кто-то подхватил на руки, дабы я не намочила туфли, добираясь до флаера. И даже летя сквозь туманную пелену низкой облачности, я не беспокоилась: Ордо сидел рядом, на широком смуглом лице ни тени волнения, значит, и мне волноваться не стоило. И я не испугалась бы, даже если бы из туманной пелены прямо по курсу выросла каменная стена…

Флаер приземлился у представительства, но, против ожидания не перед центральным входом, а у одного из служебных боковых, почти незаметных, отнорков. Встретившие нас люди долго вели какими-то пустынными коридорами, спрятанными от посторонних лестницами, избегая людных мест. Мне казалось — представительство словно вымерло, лишь иногда доносились случайные слова, шаги, смех, а потом вновь все стихало, и только охрана следовала рядом, с почтением указывая дорогу.

В небольшом уютном зале нас ждали представители совета Гильдий и Хэлдар Рони, поднявшиеся с мест когда мы вошли. С тяжело бьющимся сердцем я всматривалась в лица: несколько дней я мучилась неизвестностью, не зная, с кем предстоит иметь дело на переговорах. Олая Атома я узнала сразу — его лицо часто мелькало на страницах прессы Раст-эн-Хейм; и репутация у него была безупречная.

Но и другие переговорщики были под стать ему: справа от Олая расположился крепкий, но уже грузноватый парень лет двадцати пяти: полномочный представитель Оллами — одной из старейших Гильдий Раст-эн-Хейм. Двое других, сидящие по левую руку от Атома, также имели репутацию людей уважаемых, даром что возвысились и вышли из тени они совершенно недавно.

Я заняла свое место и невольно слишком задержала взгляд на Олае Атоме. Бестактность. Но старик улыбнулся в ответ и неожиданно заговорил на чистейшем рэанском. Сильный голос, никак не вяжущийся с внешностью старика, подчеркивал юношеский задор во взгляде светло-голубых глаз.

— Итак, господа, — провозгласил он, — я благодарю всех собравшихся сегодня здесь, пришедших с предложением взаимовыгодного сотрудничества и решивших выслушать эти предложения.

На губах Ордо появилась саркастическая усмешка, но Олая Атома это не смутило. Старик то ли не обратил внимания, то ли и впрямь не заметил недоверчивой гримасы и настороженного взгляда. Он продолжал свою речь спокойно, доброжелательно и уверенно, озвучивая условия, которые был готов предложить Совет Гильдий. И условия эти меня с каждой секундой поражали все больше. Торговцы готовы были выделить астрономические суммы на постройку энергостанций и развитие инфраструктуры, помочь сырьем, рабочими, специалистами и вооружением. Более того, при успешном осуществлении проекта Рэна могла войти в состав Торгового Союза на правах полноправного члена, а не колонии. Разумеется, при желании рэан присоединиться к Союзу.

Слушая торговца, я чувствовала, как меня начинает колотить крупной дрожью: все это было слишком невероятно, слишком хорошо, чтобы не таить подводных камней или быть правдой. Слишком заманчиво. За задержки не предусматривалось штрафных санкций, зато оговаривались вполне весомые компенсации за размещение флота торговцев и кораблей конвоя. Я не сомневалась ни в одном слове Олая Атома, но угадывала напряжение в позах и жестах собравшихся за круглым столом торговцев. Чем-то они напоминали заговорщиков, обсуждавших план покушения, и это не давало мне успокоиться. В голове же вертелась пословица о бесплатном сыре, который можно найти лишь в мышеловке.

Я не сводила взгляда с лица Олая Атома, пытаясь понять, в чем же может крыться подвох. Возможно, и Ордо посетила та же самая мысль; он достал из кармана сигареты, зажигалку и закурил, бросив Олаю: «с вашего позволения».

Сизый дым поплыл в воздухе, я наткнулась на пристальный взгляд Арвида и, смутившись, отвела взгляд, рассматривая дорогую ткань его костюма и пуговицы — ровный крупный черный жемчуг, оправленный в платину. Демонстрация богатства, вот что это было, благополучие напоказ.

Подумалось, что старый мой знакомый пару недель назад, при желании, мог бы купить Рэну с потрохами, если бы на нее не нашлось уже покупателя.

Неожиданно разозлившись, я подняла взгляд и уставилась на Олая Атома.

— Предложение выглядит привлекательным, — заметила я. — Зная вашу репутацию, господин Атом, не смею предполагать, что в предложении скрыта ловушка. Но и ожидать, что вы предлагаете помощь, не желая получить что-то взамен того, мы не смеем. Скажите, что вы ждете от господина Ордо?

Старик улыбнулся одними губами:

— Удержите власть, стабилизируйте обстановку на планете, возьмите на себя отказ Анамгимару Эльяне в размещении его флота на Рэне. При том это не должен быть резкий и прямой отказ, который несомненно приведет его в бешенство и заставит действовать. Возьмите Анамгимара измором. Не говорите «нет», но оттягивайте решение вопроса хотя бы несколько месяцев. Неплохо было бы таким же образом отсрочить, а потом и отменить его свадьбу с вашей дочерью, господин Ордо. А самое главное — держите эти планы как можно дольше в тайне даже от самых близких друзей. Ни нам, ни вам не на руку слухи.

Один из торговцев показал в улыбке ровные белые зубы. Улыбнулся и Арвид, отчего взгляд темных глаз его потеплел.

Ордо резко ткнул окурок в пепельницу из зеленой яшмы и уставился на Олая.

— А Лию в жены вы не хотите? — буркнул он раздраженно.

— И в мыслях подобного не было, — твердо ответил тот, метнув быстрый взгляд на открывшего было рот парня, сидевшего рядом со мной. — Это слишком большая честь для любого из нас. Мы были бы польщены таким выбором, но принуждать к браку вашу дочь никто из нас не осмелится.

Щека Ордо дернулась, но каким-то чудом сдержавшись, он перевел взгляд на Хэлдара Рони, смерил его уничижительным взглядом и снова обернулся к Олаю.

— Насколько я понимаю, — процедил он сквозь зубы, — вы навязываете мне определенный образ действий, определенного технического консультанта и в этом не оставляете выбора.

— Ну почему же? — неожиданно вмешался Арвид. — Вы совершенно свободны. Мы не мешаем вам… выбирать.

— Вы можете найти другого конструктора, — перебив Арвида, проговорил Олай Атом. — Но в этом случае сами будете платить ему и за работу и за молчание. Совет Гильдий посчитал наиболее подходящей кандидатурой господина Рони. Мы уверены в его компетентности и в умении держать язык за зубами. Но спорить я не стану. Насколько нам известно, для вас это вопрос принципа.

Я бросила быстрый взгляд на Хэлдара и не увидела на его лице ни злости, ни негодования, ни смущения, ни разочарования. Похоже, ничего другого он не ждал от Ордо и смирился заранее.

Ордо же вновь закурил, поглядывая то на одного, то на другого из торговцев с презрительной миной. Ему нестерпимо, до зуда в пятках хотелось уйти. Я чувствовала это и понимала, что, несмотря на вызов, легко читавшийся у него на лице, никуда Аторис не уйдет, потому что как правильно заметил Арвид — выбор у нас невелик.

— Вам известны расценки конструкторских бюро Раст-эн-Хейм на подобные проекты? — Ехидно осведомился парень, которого мне внезапно захотелось придушить собственными руками.

Олай метнул на юнца убийственной взгляд, заставивший того закашляться и покраснеть. А мне вспомнился Рокше — пламенно-рыжий, смелый, отчаянный, смотревший на меня влюбленными глазами и не осознававший собственной влюбленности. У мальчишки был дар — поразительное чувство локтя. Его неопытность компенсировалась даром действовать так, как нужно всем, не пытаясь перетянуть канат в свою сторону. У молодого человека, присутствующего на переговорах этого чувства не было: складывалось ощущение, что он переоценивал собственную значимость. Равно как и Арвид.

— У вас есть на примете конструктор, который смог бы потянуть подобный проект и не стал болтать лишнего? — вновь спросил Олай Атом у Ордо.

Аторис мотнул головой, затянулся, не спеша выпустил клуб кислого дыма и против моих ожиданий ответил:

— Если вам, господа, это принципиально, пусть будет Рони. Пусть он делает свою часть работы, лишь бы не мелькал лишнего у меня перед глазами.

— Значит, по другим пунктам у вас возражений нет? — переспросил Олай.

Ордо усмехнулся, смерил Хэлдара взглядом, посмотрел в мою сторону и, подумав несколько секунд, ответил:

— Не стану скрывать, ваши предложения звучат заманчиво. Но условия настораживают. Более того, человеку, который печется о своей репутации и, ставит условия, которыми мне предписывается изворачиваться и лгать, по сути предлагает мне запачкать свою, я бы не стал доверять. Уж простите прямоту, господин Атом, но как я могу быть уверен, что вы выполните все, что сулите? Анамгимар, конечно три шкуры готов содрать за свою помощь, но он хотя бы не прикидывается благодетелем.

Вместо того, чтобы вспылить Олай Атом неожиданно рассмеялся и его естественный смех слегка разрядил атмосферу, не позволив разразиться собравшейся было грозе.

— Я, знаете ли, тоже не меценат, — заметил торговец, — и не заключаю невыгодных для себя сделок. А что касается доверия… Но ведь и Анамгимару вы доверять не можете. Согласитесь, еще неделя — другая и вы бы подписали кабальный договор с Иллнуанари, практически подарив Рэну, и считая, что Анамгимар Эльяна принимая ее, делает вам одолжение. Равно, как делает одолжение вашей дочери, по какой-то причине решив жениться на девчонке, которая не может похвастаться ни приданным, ни родовитостью, хотя подобные мезальянсы, не в обычаях Раст-эн-Хейм.

Помолчав несколько секунд, Олай Атом мягко улыбнулся, поймав мой обеспокоенный взгляд, и снова заговорил:

— Ваша беда, господин Ордо, что вы ни в чем, и ни в ком не можете быть уверены. Вам столько времени врали, что теперь вы ищете подвох всюду. Но я не стану вас убеждать в чистоте наших намерений. Довольно, что я предлагаю вам выгодную сделку. Будучи умным человеком, вы понимаете, что ждет рэан, если будет подписан договор с Иллнуанари, а на что готов пойти Совет Гильдий, чтобы не позволить Анамгимару укрепить свое положение, вы уже знаете. Если вам нужно дополнительное время на размышления, я готов его предоставить. Единственное, о чем я бы хотел просить, так о том, чтобы этот срок был в пределах разумного. На сутки или двое я могу задержаться на Рэне. Но более долгий визит может показаться господину Эльяне весьма подозрительным.

— К чему тянуть время? — услышала я неожиданно спокойный голос Аториса. — Господин Атом, и вы, и я, мы оба понимаем, что более выгодного для Рэны предложения никто не сделает. Но прежде чем подписать какие-либо бумаги, я хотел бы, чтобы мадам Арима ознакомилась с текстом договора. Я думаю черновой вариант уже готов.

Старик согласно кивнул, одарил меня взглядом — внимательным и теплым одновременно, что-то негромко сказал одному из своих сподвижников, и тот, достав бумаги, передал через стол их мне.

Сердце болезненно сжалось. Взяв подготовленный торговцами договор, ощущая гладкую прохладу бумаги в руках, я читала, пытаясь, как и Аторис, вычислить подвох. Но подвоха не было, а были четкие чеканные формулировки, которым даже при огромном желании нельзя было бы придать другого значения. Придраться было не к чему, и, поставив свою подпись под документами, я передала бумаги Аторису.

Вздохнув, я окинула взглядом торговцев и отметила напряженный взгляд Арвида, то, как он сжал в линию губы, и как один из переговорщиков быстрым жестом смахнул с виска выступившие капли пота…

Ордо прочитал договор, потратив не намного меньше времени, чем я сама, и, бросив бумагу на стол, поставил росчерк росписи чуть ниже моего замысловатого вензеля.

Потом бумаги переместилась дальше. Словно во сне, в каком-то омороченном состоянии я смотрела, как экземпляры договора переходят из рук одного торговца в руки другого, последним, по просьбе Олая Атома и с молчаливого согласия Ордо, бумаги в качестве свидетеля сделки подписал и Хэлдар Рони.

Я надеялась, что покончив с формальностями, мы тотчас вернемся в резиденцию. Не хотелось даже лишней минуты находится в обществе Эль-Эмрана, мне был неприятен этот человек. Он напоминал кукловода, а я сама себе — марионетку.

Но у торговцев были другие планы. Улыбнувшись, Олай Атом попросил Ордо задержаться и побеседовать с ним тет-а-тет. Воспользовавшись этим, Арвид тотчас переместился ко мне, несмотря на возражения, подхватил под руку, уводя в смежный зал. Пораженная властной уверенностью этого человека я не пыталась протестовать; перейдя в прилегающее помещение, отделанное со столь любимой торговцами роскошью, рассеянно рассматривала статуи, помещенные в нишах. Мраморные тела были неотличимы от живых, и казалось, статуи дышат, когда я не смотрю на них, и их недвижимость — обман.

— Я хотел бы поблагодарить вас, Фориэ, — промолвил торговец, развернув меня к себе лицом и достав из кармана коробочку. — Небольшой подарок, если это вас не обидит.

Открыв футляр, он протянул его мне. На черном бархате лежала брошь — ажурная серебряная роза, лепестки которой словно росой были осыпаны прозрачными сияющими камнями.

Глядя на предназначавшийся мне подарок, я чувствовала, как отпускают усталость и безразличие и в душе вновь разгорается злой огонь, заставляя дерзко вскидывать голову.

— Комиссионные, — в гортани словно царапнуло рыбьей костью, и оборвалось, сминая было выросший в горле ком. Я подарила Арвиду презрительную усмешку. — И куда бы вас послать, господин Эль-Эмрана с подобными предложениями?

Жар ударил в голову, и стало тяжело — и думать, и двигаться, и говорить. Показалось, что именно так, должно быть, чувствует себя рыба, выброшенная штормом на берег: я задыхалась, по щекам катились слезы, и в этот раз я даже не пыталась их скрыть.

Молниеносно захлопнув коробочку, Арвид убрал ее в карман, подхватил меня под руку, отвел к одному из диванов, стоявших в нише, под охраной мраморных статуй, и, усадив, сам сел рядом.

— Зря вы так, Фориэ, — прошептал он. — Мне было бы приятно знать, что у вас осталось хоть что-то как память: обо мне, о нашем бегстве с Лидари, о том времени, когда мы были друзьями.

Мотнув головой, я обвела взглядом зал, торговцев собравшихся вокруг Хэлдара и о чем-то оживленно беседующих. Злость, развязавшая язык, сейчас вдруг сделала меня немой. Я смотрела на лица переговорщиков, чтобы не смотреть на Арвида и чувствовала себя разменной монетой в чужой, несомненно, большой игре.

— Хотите меня подставить? — с трудом прошептала я. — Я возьму подарок, а завтра Ордо донесут, что я беру взятки. И это не считая того, что после этой сделки назвать другом я вас уже не могу.

— Нет, — произнес он, — подставить вас я не хочу. Но не понимаю, отчего мы не можем остаться хотя бы друзьями.

Взяв себя в руки, я поднялась с диванчика и подошла к окну, за которым в чернильной тьме лил дождь, оплакивая разрушенную столицу, растоптанные мечты, прошлое, которое не вернуть назад.

Арвид шел следом. Он встал рядом, я видела его отражение в стекле, он так же, через стекло, словно через зеркало, неотрывно и жадно смотрел на меня.

— Фори, — прошептал он, — что такого случилось, что ваша дружба обернулась ненавистью? За что вы ненавидите меня?

За что? Этот вопрос заставил меня развернуться и посмотреть прямо в его лицо.

— За что? — прошептала я дрожащими губами. — Дали небесные, да вы ведь знали, с самого начала, что используете меня. Только поэтому вы согласились доставить меня на Рэну. Ведь так? Зачем же вы лгали? Навешали дурочке лапши на уши, приплели камень… Зачем? Вы ведь изначально держали курс на Рэну? А ваше признание во время полета… Дали Небесные, какой же вы лицемер…И вы, и ваш Олай Атом, и….

Торговец поймал мою ладонь, сжал, заставив замолчать. Черные глаза метали молнии. Показалось — он задет, уязвлен до глубины души. На смуглых щеках пылал румянец. Надеялась я, что со стыда, но ручаться за это не стала бы.

А Арвид тяжело вздохнул, поднес мою руку к губам и, обжигая дыханием кончики пальцев, сказал:

— Я никогда вам не врал, хоть и использовал. И я не лгал вам, говоря, что люблю вас. Я ведь на самом деле люблю вас, мадам Арима.

 

Глава 23

«Я на самом деле люблю вас, мадам Арима».

Вот на что, идиот, рассчитывал? Что взмахнет ресницами, улыбнется, прижмется и заворкует о каких-нибудь глупостях? Словно не знал, что на других, известных мне женщин, она не похожа.

Фориэ высвободила руку, дрогнула, словно в теплом помещении ей вдруг стало холодно, и отвернулась к стеклу. А я почувствовал себя не только идиотом, но и последним мерзавцем: «вы с самого начала знали, что используете меня».

Коробочка с брошью неприятно оттягивала карман, словно ее набили свинцом. А мне захотелось оправдаться, соврать, сказать, что это было случайностью, стечением обстоятельств; но я понимал — в это она не поверит. Да и стоит ли унижать ее ложью? Так или иначе — правда откроется. А я потеряю остатки доверия.

— Фориэ, нам нужно поговорить, — прошептал я. — Я должен вам кое-что объяснить.

Она повернулась ко мне, одарила презрительным взглядом.

— Слушаю…

— Но не тут же, — вырвалось у меня. — Здесь слишком много чужих ушей. Я прошу вас, пройдемте ко мне в номер.

На миг подумалось, она оскорбится. На Раст-эн-Хейм порядочные женщины не навещают одиноких мужчин в гостиничных номерах. Но она не разозлилась, а спокойно заметила:

— Ордо будет недоволен, если не найдет меня после беседы с Атомом.

— Ему будет не до вас. Я думаю, эта беседа затянется до полуночи. А вы устали. Вы едва на ногах стоите, мадам. И я знаю вас достаточно хорошо, чтоб говорить это с уверенностью. После вам будет не до вдумчивых разговоров. Я прошу, поговорим сегодня. Сейчас.

Она подняла голову, выставив вперед подбородок, словно бросала вызов. Сумасшедшая женщина! Невероятная. Невоспитанная нахалка, не желающая скрывать гордости, самостоятельности и ума. Только почему-то ее дерзость приятнее неискренности благовоспитанных жеманниц, у которых единственное намерение — заполучить обеспеченного мужа, и стать при нем дорогой красивой игрушкой. Ни у одной из всех сватанных мне невест не хватило бы решимости сделать то, что не любя и не вожделея, на Лидари сделала для меня Фориэ Арима.

Как, оказывается, просто обманывать человека, с которым тебя ничего не связывает, и невыносимо понимать, что в какой-то миг все изменилось — посмеялась Судьба, и вот ты обязан этому человеку жизнью и честью. А ведь могла же бросить меня, сбежать. Сговориться — да хоть с юным моим пилотом, и угнать яхту. И кто бы ее упрекнул? Только не я.

Не сбежала. Пошла выручать. А сейчас жжет презрением: и за молчание и за не вовремя сказанные слова. И за подарок, с которым я просчитался.

А я понимаю, что мне вовек с ней не расплатиться, у меня щемит сердце при взгляде в ее сторону. Жжет мыслью — уцелеет ли она. С ее характером это кажется почти невозможным. Сграбастать ее в охапку, притащить на корабль и сбежать бы на край света. Спасти ее. Спрятать. Только где найти тихое местечко, куда не донесется отголосок бушующих в мире бурь?

— Вы так много знаете о планах Олая Атома, Арвид? Может, и характер Ордо вы знаете тоже? Вы уверены, что Аторис задержится?

Я кивнул.

— Уверен. Вы еще не знаете этого, мадам, но я — доверенное лицо Олая Атома, человек для особых поручений. Конечно, мне не известны все планы, но я могу поручиться, что разговор с Ордо будет долгим — Атом тщательно готовился к нему. А вам нестерпимо жить, зная, что вас используют, и я, как честный человек, должен открыть вам на некоторые вещи глаза.

— Забавно, что вы предлагаете это. Что мешало вам быть откровенным… вчера?

И даже сейчас в ее голосе нет враждебности. Маленькая женщина то ли держит себя в руках, то ли, действительно, враждебности не испытывает.

— Вчера у меня не было уверенности, что вашего влияния и умения убеждать будет достаточно для подписания договора.

От этих слов у Фориэ дрогнули губы, но руку она мне протянула.

— Ну что же, пойдемте, поговорим…

Она шла как царица: в скромном серого цвета платье, без единого украшения: ни броши, ни серег, ни даже тоненькой золотой цепочки на шее. Только осанка как у королевы, и гордо расправлены плечи. И я был уверен — если Фориэ придется идти на эшафот, то и на него она взойдет той же уверенной походкой.

Как ни крути — она умела смотреть опасности в лицо. Зря я в ней сомневался. Алашавар не сомневался ни минуты.

Войдя в номер, я включил на полную свет, оставив ненадолго Фори в гостиной и прошелся по комнатам: ни к чему при нашей беседе лишние уши, даже если это уши моего… сына. Рыжий обнаружился в кабинете.

— Рокше, — окликнул я, — У меня намечается важный разговор. Будь любезен — покинь ненадолго номер.

Парень иронично вздернул бровь. Бросил коллекционную, бумажную книгу на край стола.

— И куда мне идти? — спросил с усмешкой.

— Куда хочешь. Хоть в ресторан, хоть в бордель, хоть в казино, только представительства не покидай, и в авантюры как на Лидари, постарайся не ввязываться. Дай мне пару часов. Денег можешь тратить сколько сам посчитаешь нужным.

Встав из кресла, он бесшумной походкой прошел мимо, я последовал за ним. В холле парень задержался: поклоном приветствовал Фориэ, выбрал из вазочки с фруктами спелый плод, словно пародировал замашки Гая и направился к выходу. Тихо щелкнул дверной замок за его спиной, отсекая… весь мир.

И в голове кипят совсем не те мысли, которые мне нужны. Жарко. Душно. И сердце постоянно сбивается с ритма, потому что… Вот мы и вдвоем. Одни. Наконец-то одни.

Но на душе беспросветно тоскливо.

Я достал из бара непочатую бутыль форэтминского, открыл ее, и, наполнив бокал, протянул его Фориэ, сам жадно заглотнув из горла.

— Вам так необходимо напиться?

— В вашем присутствии исключительно необходимо, мадам. Помните нашу первую встречу на Иг-Асуми, на базе Стратегов? Тогда я тоже не был абсолютно трезв: не был уверен, что мне удастся убедить вас. Думал, что мне не выбраться. Я себя считал смертником.

Фориэ удивленно вскинула брови, покачала головой слегка, едва заметно, подняла ко мне лицо.

— Я благодарна вам за то предупреждение, Арвид. Но это в прошлом…

Ее рука легла поверх моей, принуждая опустить бутыль. Как там говорят, в романтической прозе: «наши взгляды пересеклись»? Дали небесные! Словно кто-то ударил под дых и выбил воздух из легких. Меня выкинуло из номера в вакуум космоса, в забортное пространство — и зря я пытался ухватить хоть молекулу кислорода.

Больно… до звона в ушах, до черных мушек перед глазами.

Знать, что ты — смертник, это жутко, но все же терпимо. Знать, что ее толкнул на путь смертника — куда больнее.

Влюбился, идиот. Втюрился, впустил в душу; вовремя не спохватился, а теперь чувство проросло, и выполоть его не удастся. Начнешь рвать — отхватишь большую часть себя. Прежним спокойным циником мне уже не быть. Но это не так и важно…

Страх за нее спать не дает, есть не дает, спокойно думать и то не дает. Страх слегка отступает, когда глушишь его форэтминским. Черный сок спелого винограда и дурманные травы — безумный коктейль — делает свое дело. Пара глотков солнечного эликсира способны приглушить страх. Но как объяснить это ей? Как убедить, что она может на меня положиться?

Я обязан рассказать правду, даже если придется привязать ее к стулу, чтобы она меня слушала. Но с каким бы удовольствием я промолчал!

— У той истории было начало и есть продолжение, — проговорил я, поставив бутыль на стол. — Знаете, я ведь не сам рванул на Иг-Асуми. Меня послали.

На ее лице появилось выражение недоумения. Ненадолго. А потом Фори кивнула и села в кресло. Пригубила глоток вина.

— Так получилось, что узнал я, полетел я, а решил за меня все Олай Атом. И за тот клятый камень купить встречу с шефом Разведки тоже предложил Олай Атом. А вы… Вас нам послала Судьба.

Она поставила бокал на столик, усмехнулась.

— А вы даже не сказали, что хотели увидеть Алашавара. Просили помочь продать камень…

— Тогда я думал, что таким образом не потащу вас за собой на самое дно. Я понимал, что вы предложите покупателя в лице своего ведомства, а выйдя на Стратегов, так или иначе, до Алашавара я доберусь. Да, мне было важно поговорить с ним. Передать, что Совет Гильдий готов принять предложение, которое он сделал пятьдесят лет назад, если, конечно, оно не потеряло силу. Вот так, мадам.

Фориэ заинтересованно посмотрела в мою сторону.

— Предложение?

— Стать союзниками, объединить усилия. Сражаться против общего врага.

— Какого врага? — Она старалась казаться спокойной, но голос ее выдал: встревожилась.

— А еще я должен вам передать послание от Шефа. Раз уж вы и так впутались в эту историю.

Мерзавец! Подонок! Мразь! Мало, что использовал ее сам, ты и другому не мешаешь ее использовать! И оправданий этому нет. Есть только надежда, что с открытыми глазами ей удастся пройти по краю и не сорваться.

Она встала, подошла почти вплотную.

— Почему вы сразу не сказали о послании Алашавара?

— Потому что, если бы вы знали обо всем «сразу»: о заинтересованности Стратегов в нашем с Ордо договоре, то вам было бы намного труднее… прижиться. Вы не умеете врать, а подозрения, что вы до сих пор работаете на разведку, ни Алашавару, ни нам не нужны. Да и вам, собственно, тоже.

Даже взгляд ее словно стал мягче, а я вздохнул. Я бы на ее месте разорвал этого сукина сына — Шефа — в клочья. А она ему доверяет. Понимает ли, что тот бросает ее в огонь? Понимает ли, с чем ей придется столкнуться?

Нет. Наверняка, нет. Пешек используют вслепую. Ареттар тоже не мог помыслить, чем обернется его краткий гастрольный тур по Раст-эн-Хейм. Не знал, что это не так просто — прибыть в Торговый Союз, передать предложение Алашавара, получить ответ и убраться восвояси. Как не знал, что ждать ответа пришлось бы до старости… До тех пор, пока власть в Совете Гильдий не сменится.

Наверняка он понимал, что нельзя с завязанными глазами плясать на краю пропасти не сорваться на дно. Не знал лишь того что пропасть — вот она, рядом…. Гипотетическая вероятность найти в торговцах союзников стоила жизни послу.

Лигийцы! Словно малые дети в своем мире, где принято уважать права ближнего… Чистенькие, ухоженные, свободные. Лишенные враждебности.

Я потянулся к бутылке, вновь приложился к горлышку, стараясь не обращать внимания на недовольство Фориэ. Тянул мгновения до того, как придется отдать ей носитель и окончательно объясниться.

Прежде чем продолжать разговор, мне нужно было растопить кусок льда, что от страха намерз в животе. Я пил, а голова, против ожиданий была светлой.

И в глаза бросалось так много деталей: рисунок кружева на ее воротнике — черные ирисы, биение пульса в жилке на шее, тонкие пальцы с коротко подстриженными ногтями… волосы, собранные в узел на затылке.

Вытянуть бы шпильки, уткнуться лицом в их черный шелк, дышать ею… Идиот ее муж. Осел, идиот и бестолочь! Разве можно сравнить ее с молоденькой куклой? Разве можно променять… было бы на кого! Второй такой нет на свете.

Я поставил бутыль на стол сам, не дожидаясь вновь ее гневной отповеди.

— Мадам, пожалуйста, пройдемте со мной в кабинет.

Голос дрогнул. Некстати. Она лишь усмехнулась.

— Арвид, а у вас хватит сил для этого разговора?

Словно хлестнула по спине раздвоенным языком кожаной плети. Качнувшись, я сделал шаг к ней, поймал подбородок, заставил заглянуть в свои глаза… Будь она чуть трусливее, чуть покорнее, не знаю, чтобы и было — в висках стучала кровь, туманя сознание. Но она смотрела спокойно. Не спешила ни пугаться, ни презирать.

Отшатнувшись от нее, я сбежал в ванную. Плеснул из крана ледяной воды на пылающую кожу, пытаясь успокоиться и ожидая звука захлопнувшейся двери, промокнул полотенцем лицо…

И нашел ее в кабинете. И эта клятая книга, которую мусолил рыжий, была у нее в руках! Фориэ перелистывала страницу за страницей, не отрывая взгляда. Ее молчание позволило мне успокоиться.

— Прекрасный перевод, — прошептала она, кладя книгу на стол. — Я не знала, что на Раст-эн-Хейм в чести поэзия Ареттара. Интересно, кто переводил? Я не нашла указания. Но перевод, действительно, великолепен.

Кивнув, я взял книгу в руки. Открыл ее и тут же захлопнул. Ответил:

— На Раст-эн-Хейм помнят певца. Имени переводчика не значится, потому что Ареттар переводил сам на наш язык стихи и песни. Спросите Олая Атома, и если он будет в настроении, то расскажет вам пару баек о том, как они вместе с певцом кутили по юности.

— Олай бывал в Лиге?

— Ну что вы, мадам. Я же уже говорил: Ареттар был в Торговом Союзе.

Она взяла томик у меня из рук, положила его на стол, прошла по кабинету, остановилась у окна; хотя, что там высматривать в непроглядной темноте ночи? Спрятать лицо? Так тьма превратила стекло в ясное зеркало, и удивления ей не скрыть.

— Допустим… — проговорила Фори. — Но мы отвлеклись. Вы сказали, у вас поручение… Вы говорили…

— Об общем враге.

— О том, что у вас есть информация от Алашавара.

— О том, почему мы стали союзниками…

— Чтобы получить документы, я должна вас сначала выслушать?

Кивнув, я сел в кресло, указав ей на второе — стоявшее с другой стороны стола, надеясь, что это не слишком большое расстояние удержит меня от безумств. Она села, сложила на столе руки и вперила взгляд мне в лицо.

— Я слушаю вас…

Никогда не думал, что так сложно будет заговорить. Язык замерз и распух. Мысли покинули дурную голову. Страх взял за горло, страх обуял, а под рукой не было бутылки единственного лекарства, которое могло бы его хоть немного развеять. Объяснять все Рокше было проще и легче — став моим наследником, он имел право знать, это не возбранялось. Рассказать же правду чужаку… немыслимо. Если они узнают — мне крышка.

«Дали небесные! Да что я делаю», — пронеслось в голове. И тут же второй — насмешливый — голос из подсознания, отчего-то напомнивший голос Алашавара, парировал, язвительно заметив: «Да что значит разглашение информации в сравнении с тем, что ты уже сделал?»

Страх не отпустил, но морок сдуло. Я сплел пальцы в замок, посмотрел в лицо Фори, так же прямо, так обычно это делали лигийцы, и заговорил:

— Наши цивилизации враждовали сотни лет: за планеты, за новые колонии, за ресурсы, мадам. И все это время вы не догадывались, что кроме нас двоих — Лиги с ее полутора сотнями планет, и Торгового Союза в Галактике существуют и другие…

Она посмотрела на меня с тенью улыбки и с каким-то сожалением.

— Как раз наоборот, других очень много, — возразила она. — Разведка за последние пятьдесят лет нашла три новых мира, населенных людьми.

— Не перебивайте! Те, о ком вы упомянули не опасны: ни для Лиги, ни для нас. Каков уровень ваших потенциальных протеже? Голову прозакладываю, в данный момент они даже спутник на орбиту своей планеты запустить не в состоянии. Я же вам говорю о другом. О тех, кто способен превратить Раст-эн-Хейм и любую другую планету в пыль.

Вот это ее пробрало. Напряглась, выпрямилась в кресле, а взгляд опустила. А когда посмотрела на меня снова — вызова в нем больше не было.

— Помните, что случилось с планетой, на которой мы первый раз встретились? — спросил я. — Вы ведь не зря эвакуировали базу. Помните, что нашли ваши разведчики спустя пару суток? Только одного, наверное, не знаете: когда я сидел у вас в кабинете, все то время, что вы допрашивали меня, и еще несколько часов в камере, пока вы не решились на эвакуацию, я трясся от страха. Потому что знал, чей флот шел в систему. И зачем. Это были не корабли Иллнуанари, мадам. Это были корабли эрмийцев. Уничтожение Иг-Асуми было демонстрацией силы. Для нас. Чтобы помнили, чтобы знали, к чему приводит неповиновение. Чтобы в очередной раз прониклись — корабли с подобным оружием на борту могут приблизиться и к Раст-эн-Хейм. К любой из планет, и любую могут превратить в сущий ад.

Замолчав, я облизнул губы. Вот и все, почти все… Самое трудно — позади. И труднее всего было решиться. Труднее всего было раскрыться под ее внимательным взглядом.

— Арвид? — женщина непроизвольно подалась мне навстречу. — Вы шутите?

— Какие шутки, мадам? Я пытаюсь объяснить вам, что кроме Лиги и нас в Галактике присутствует третья сила. Эрмэ. Империя. Лига не видела ее — мы служили дымовой завесой. Что бы ни случалось, лигийцы во всем винили нас. Для эрмийцев это было удобно, к тому же Торговый Союз платит им дань. Потому что они на самом деле могут уничтожить густозаселенную планету — мольбы не помогут. Гуманизм и человечность эрмийцам неведомы. И они, наверное, уже давно бы уничтожили нас. Вот только тогда в Лиге о них непременно узнали бы. А уничтожить сильное процветающее государство, в который входит больше сотни планет — не так просто, как прижать к ногтю цивилизацию, у которой нет военного флота.

— А Иллнуанари?

— У нас их называют шакалами Императора: Анамгимар служит Эрмэ. Имперцы контролируют каждый наш шаг, жест и вдох, — выдохнул я, закипая. — Они связали нас по рукам и ногам. Внешне выглядит все благопристойно — несколько десятков торговых Гильдий и одна Гильдия вояк — и этого вполне достаточно, чтобы отбить нападение со стороны Лиги. Да ведь Лига никогда на нас и не нападала. Но посмей мы в открытую сопротивляться Империи, и этот шакал, Анамгимар, либо сам подавит бунт, либо позовет на подмогу эрмийцев. Судьба, вознеся его, устроила нам всем гадкий сюрприз.

Фори качнула головой, ее лицо исказилось — казалось, она собиралась улыбнуться и не смогла: но кончики губ дрогнули и застыли в нелепой гримаске.

— Да, — произнес я, словно вколачивая гвоздь в крышку гроба, — именно поэтому я искал Алашавара. Мы прекрасно понимаем, что скоро перестанем быть нужны эрмийцам даже в качестве дымовой завесы. Они собираются напасть на Лигу. Скоро будет война, и если Империя победит — от нас избавятся как от старого скарба. Уничтожат — им без разницы с планетами или без. Вся надежда, что сражаясь вместе с лигийцами, может быть, мы сможем — хоть кто-то сможет — уцелеть. Нам нужна помощь Стратегов, поддержка Стратегов. Мы готовы рисковать, но понимаем, без поддержки Лиги это — дохлый номер.

Я достал из кармана коробочку с брошью и вытянул спрятанную под украшением тонкую пластину носителя информации, протянул ей на ладони.

— То, что просил передать вам Алашавар, мадам, — активировав инфопанель, встроенную в стол, я показал на гнездо разъема. — Код доступа к информации — ваш личный номер. Шеф сказал, вы не могли его позабыть.

В носитель она вцепилась задрожавшими пальцами, едва не уронила его, но удержав, зажала в кулаке. И за моими манипуляциями смотрела, словно завороженная, понимая, насколько я облегчаю ей задачу, позволяя воспользоваться своим оборудованием.

— Арвид, я хотела бы попросить вас удалиться. Информация служебная.

Я кивнул. Ну а что еще можно от нее было ждать? Выйдя из кабинета, прикрыл за собой дверь, прошел в холл, схватил бутыль со стола, сделал большой глоток. Рухнув в кресло, смахнул выступивший на лбу пот. Сердце в груди стучало так, что мне казалось — его биение должны были слышать во всем представительстве.

Отхлебнув еще глоток, я повертел бутыль в руках, посмотрел сквозь темное стекло на просвет, и поставил ее на стол. Мысли мои были там, в кабинете: я должен был стоять рядом с ней. Так получилось, я знал, что было записано на носителе. С самого начала знал. Просто встал на дыбы, и сказал Алашавару, что должен быть в курсе какую контрабанду везу. А тот не стал со мной спорить.

И я сам, своими руками передал ей носитель с просьбой, для нее равнозначной приказу — постараться удержать Рэну, выиграть немного времени. Стратеги, как и мы, переживали не лучшие времена.

Вздохнув, я сжал пальцы в замок, попытался откинуться на спинку кресла и расслабиться, но не получилось. Так и сидел, считая секунды, ожидая, когда Фори выйдет из кабинета, и не мог отделаться от мысли, что времени прошло гораздо больше, чем требуется на просмотр коротенькой записи.

Я не услышал ее шагов. Не понял, как провалился… в забытье? Когда она положила ладонь на плечо, меня словно облили кипятком. Вскочив на ноги, я смотрел — на лицо со следами нездоровья и усталости, бледные губы, темные тени вокруг глаз, на потускневшие волосы, уложенные на затылке. На строгое серое платье, к которому она, странная женщина, таки приколола эту клятую брошь.

Поймав ее руку, я приложил ее к груди, напротив сердца, И она не сопротивлялась. Стояла рядом, смотрела мне в лицо. Молчала. В кои-то веки мы с ней не спорили…

Показалось, что расстояние всегда существовавшее между нами стремительно сокращается, но громко хлопнула дверь и мы внезапно отскочили друг от друга, как коты, облитые холодной водой.

На пороге стоял Рокше, запыхавшийся от стремительного бега, хватал губами воздух.

— Арвид, Гай там, в казино….

Время качнулось, меняя скорость течения — только что оно текло неспешно по широкой равнине, и вот бешеным потоком с рычанием уже прорывается сквозь пороги, сорвав меня с места.

И только одна мысль билась в голове: «Бездна бы поглотила Гайдуни Элхаса».

 

Глава 24

Арвид сорвался с места — словно, разжавшись, выстрелила пружина; ноги сами понесли меня следом. На миг показалось — время замкнулось в кольцо, и я снова прорываюсь из порта Лидари, только по иронии Судьбы ситуация изменилась — Арвид здоров, и ведет меня потайными ходами на заснеженное летное поле. Наваждение длилось долю мгновения, пока протестующее не кольнуло в правом боку.

Арвид, проигнорировав лифт, стремительно понесся вниз по лестнице, и я устремилась за ним, опасаясь отстать и заплутать в лабиринтах совершенно незнакомого здания.

Догнав Арвида возле высоких дверей, которые прислуга угодливо распахнула, приглашая войти в зал, я тронула его за рукав. Торговец вздрогнул, заметив меня, и его лицо отразило целую гамму чувств: от удивления и недовольства через радость к смирению. Вздохнув, он заметил:

— С Гайдуни я могу справиться сам.

Однако в зал мы шагнули вместе. Я обвела огромное помещение взглядом, пытаясь отыскать среди посетителей Гайдуни Элхаса — самого молодого торговца, присутствовавшего на переговорах.

В глаза бросалось всеобщее оживление. Посетители казино — хорошо одетые господа и миловидные, ярко разряженные дамы полусвета стояли группками и о чем-то переговаривались. Зал гудел как встревоженный улей. И вряд ли бы нашлась даже пара столов, за которыми в этот момент шла игра.

Одна из стоявших невдалеке девушек бросила заинтересованный взгляд на Арвида, потом перевела взгляд на меня, презрительно повела плечами так, что при этом пышная грудь едва не вывалилась из декольте и… отвернувшись что-то зашептала полному мужчине по-хозяйски обнявшем ее за талию. А я невольно выдохнула: в своем скромном платье я казалась чужеродным элементом в этом храме азарта, но с шлюхой меня бы не спутали.

Вздохнув, я еще раз обвела взглядом зал и лишь когда толпа в центре зала подалась выпуская из плотного круга Равэ Оканни, я сумела заметить Гайдуни. Рядом с ним, крепко удерживая торговца за руку, стоял один из переговорщиков — тот, что был моложе, и он что-то говорил Гаю в ухо: видимо, пытаясь урезонить.

Оканни направлялся навстречу ко мне и Арвиду. Я посмотрела на его лицо, искаженное бешенством и почувствовала, как мне становится нехорошо. Мелькнула мысль, что Гайдуни по глупости или молодости умудрился каким-то образом обеспечить неприятности сообщникам. Но пока торговец шел к нам, выражение его лица менялось, бешенство сменилось иронией и у меня отлегло от сердца. Случись на самом деле что-то серьезное, вряд ли бы Оканни ехидненько улыбнулся Арвиду.

Почти успокоившись, я вновь обвела взглядом зал и поняла, что круг чуть поменьше собрался вокруг Хэлдара, находившегося от Гайдуни, самое большее в десяти шагах, а рядом с ним… Дали, небесные! Рядом с Хэлдаром стоял Да-Деган! В заляпанной грязью, некогда белой рубахе, со спутанными волосами, и едва державшийся на ногах. Но его глаза горели непривычным, незнакомым мне доныне азартом, а улыбка на исхудавшем лице сулила большие неприятности каждому, кто его тронет.

Да-Деган выглядел странно, не похоже на самого себя прежнего. И мне внезапно подумалось, что он, должно быть, сошел с ума. Я едва не рванула к нему, но Арвид поймал мою руку, притянул к себе, крепко обнял за талию.

— Тише, мадам, — шепнул он, — не привлекайте к себе внимания. Равэ Оканни нам все расскажет.

Я попыталась вывернуться из захвата торговца.

— Арвид, там Дагги, — прошептала я, чувствуя, что меня начинает лихорадить. — Дагги Раттера. Его с утра по всему городу ищут. Ордо на уши всю столицу поставил. А он… тут.

Арвид сухо кивнул, прижимая меня к себе еще крепче.

— Что случилось? — спросил он у подошедшего к нам торговца.

Тот стрельнул глазами по сторонам, прищурился, так что у глаз собрались морщинки — складочки.

— Гая в казино понесло. На волне успеха, решил сорвать куш.

— И как? Повезло?

Равэ усмехнулся.

— Какое там. Проиграл все что было с собой и десяток тысяч поверх. Рэанин быстро его ощипал.

— Да, — протянул Арвид задумчиво, — забаловали мальчишку. Вырвался, называется, из окружения нянькиных юбок. Узнает Хаттами, что наследничек натворил — вызвереет.

Оканни вновь стрельнул по сторонам глазами.

— Да ладно… все такими были. Но щенок в бутылку полез. Представитель… Заплатил бы, утерся, не облез бы. Ну, получил бы трепку от отца, что контролировать себя не умеет, запомнил бы урок на всю жизнь, так нет, этот гаденыш на весь зал заорал, что белобрысый — шулер и сел в лужу.

— Может, и впрямь, шулер? — бросил предположение Арвид, но Равэ Оканни мотнул головой, усмехнулся чему-то, посмотрел снова на Арвида, на меня и по сторонам.

— Мы с самого начала были рядом, смотрели за игрой, и ни один — ни я, ни Айджид, и ни Хэлдар не заметили шулерских штучек. Вот везет рэанину, это — да. Нереально везет. Он Гая в пятнадцать минут уделал. И раздел бы до исподнего, если бы Айджид Гадуни не остановил. Знаешь, надо, наверное, было раньше вмешаться, но рэанин все время игры Элхаса подкалывал. Забавно наблюдать было: что ни слово — все с шуточкой, а то и издевкой. Гай завелся… Дурак… Извини, что позвал, думал вдвоем с Айджидом мы борзого щенка не остановим. Дело мало до драки не дошло, а охрана, сам понимаешь, отпрыска знатного рода не тронет.

Вздохнув, Арвид ослабил хватку, посмотрел на меня, вновь перевел взгляд на собеседника.

— Смотрю, Гай и сейчас еще до конца не остыл.

Фыркнув, Равэ Оканни презрительно заметил:

— Молодой. Глупый. На каждое слово ведется. Рэанин его раздразнил — пообещал простить карточный долг, если мальчишка возьмет его в советники. С намеком, что если своего ума нет — заемным надо пользоваться. Ну и долаялись — весь зал слышал условие, что если рэанин до утра разживется десятком миллионов, Элхас возьмет его советником, нет — таки побьет палками, словно собаку.

Мне показалось, что я падаю в пропасть, подумалось, что Да-Деган, вне сомнений, не в себе — сам ищет смерти. В глазах потемнело, я из последних сил вцепилась в руку Арвида, стараясь не упасть от головокружения.

— Арвид, — просипела, чувствуя, как перед глазами расплывается в нечеткое пятно реальность. — Этого нельзя допустить…. Это… немыслимо.

Десять миллионов аслари — сумма колоссальная, неподъемная. Подобными активами из рэан располагали лишь Ордо, да еще Корхида. Но Ордо не выделил бы подобной суммы, даже если это стоило бы Да-Дегану жизни. Корхида же только обрадовался бы подобному исходу. Был еще Хэлдар, но Рони, потребуйся ему столько денег, пришлось бы идти кланяться в ножки Олаю Атому и выплачивать долг несколько лет.

— Этот человек вам дорог, мадам? — Внезапно спросил торговец.

Я быстро кивнула и поспешила пояснить:

— Не только мне. Да-Деган — воспитатель Лии Ордо. И… Дали небесные! Поверьте, для всех будет лучше, если он останется в живых.

Арвид усмехнулся, нагнулся к моему уху и прошептал:

— Сумма, безусловно, солидная, но я постараюсь ее собрать до утра. Сделаю все возможное. Одно условие, если выгорит, вы пролчите, где ваш друг взял деньги. Иначе желание придушить меня возникнет не только у Гая, но и у Хаттами тоже: у Оллами нет нужды в новом советнике и лишних денег.

Задрожав, я посмотрела на Арвида, пытаясь понять, не смеется ли он надо мной. Но нет. Лишь когда торговец смотрел в сторону Гайдуни, в его глазах вспыхивал огонек, да лицо освещала тень злой усмешки. Когда его взгляд обращался ко мне, я видела на его лице только странную, доселе не виданную нежность. Даже темные глаза не жгли, смотрели мягко.

И от понимания нереальности этого сердце в груди подскочило, ударилось в ребра. Но вместо жара, по телу распространилась волна холода, и только щеки горели от стыда. Идиотка! Надо же было сказать ему в глаза «вы мною манипулировали». Я повела себя как малолетка.

Стало не по себе, и было отчаянно — необходимо извиниться перед Арвидом, сказать, что я судила поспешно, нужно было договориться о новой встрече, продолжить прерванный разговор. Понимание этого помешало мне бегом кинуться к Да-Дегану. Я обернулась к Арвиду, подняв голову, посмотрела в его лицо и вновь встретила все тот же невероятный влюбленный взгляд.

И мне было уже наплевать, что злые языки будут шептаться, что у меня с торговцем роман. Пусть болтают хоть до посинения. Пусть это даже дойдет до Доэла… разбитую чашку не склеить. Пусть хоть вся Рэна твердит, что мадам Арима платит мужу той же монетой и пустилась во все тяжкие, моментально найдя себе кавалера.

Все равно никто не поверит, что сегодня за закрытыми дверями двое взрослых людей играли в шпионов, выставив в коридор даже приемыша — чтобы он не мешал. Да и сейчас, прилюдно торговец смотрит на меня так, словно я ему, как страдающему от жажды — вода.

Сжав кулаки, я вскинула голову, расправила плечи и заставила себя улыбнуться приблизившимся Гайдуни и Айджиду.

— Господин Элхас, — услышала вдруг преувеличенно-добродушный сладкий голос, без сомнений принадлежавший Анамгимару Эльяне. — Вашу Гильдию можно поздравить с приобретением нового советника? Или вы, сейчас, как и во всем — бросаете слова на ветер?

Парень рванулся, освобождаясь от рук направляющего его в нашу сторону Айджида, развернулся, измерил Анамгимара взглядом, процедил сквозь зубы:

— А вы так и не бросили скверную привычку совать нос в чужие дела? Рано меня поздравлять, господин Эльяна. Белобрысая падаль еще не выполнила условий. У него на все времени до утра. Но если он докажет свои способности, отчего такого не взять?

Владелец Иллнуанари делано улыбнулся, поправил манжеты, издевательски поклонился Гаю и, неожиданно заметил:

— Загнанная в угол мышь, бывает, успешно атакует кота. Боюсь, с обещанием палки вы, простите за каламбур, перегнули палку. Этому доходяге и так, судя по всему, море по колено. И потом… мне пришла в голову забавная мысль ссудить ему денег. Чтобы посмотреть, так ли дорого стоит слово Элхасов, как о том говорят.

Гай скрипнул зубами, а мне отчаянно захотелось вцепиться в холеную, почти бабью мордашку Анамгимара, и так же сильно захотелось огреть Гайдуни чем-то тяжелым. Подумалось, что побуждением проявить невиданную щедрость Арвида, так же как и у Анамгимара Эльяны, было желание проучить «борзого щенка», да так, чтобы тому не сразу удалось прочихаться.

Я набрала в легкие воздуха, чтобы сказать пару ласковых и Элхасу и Эльяне, но тут рука Арвида сильно сжала мое плечо, приведя в чувство. «Тихо»! — услышала я жаркий шепот над самым ухом.

— Вы же знаете, господин Эльяна, — раздался спокойный голос Айджида, — Господин Элхас оспорит право этого человека занимать пост советника Гильдии, если будет доказано вмешательство Иллнуанари. И ни о каком нарушении слова чести в данном случае речи идти не может.

Анамгимар в ответ улыбнулся, пожал плечами. Яркий луч света отразился от крупного бриллианта, нашитого на драгоценный ирнуальский шелк, и хлестнул по глазам, ослепляя…

Покачнулись стены, зал поплыл и заныл висок; боль накрыла подобно вспышке сверхновой — неотвратимо. Я хватала губами воздух, словно находясь в бурном потоке и ожидая, когда меня затянет в водоворот. Ощущение из разряда немыслимых. Показалось, что душный, пропитанный запахом азарта воздух вдруг посвежел, а на люстрах заплясали огни коронных разрядов. Да, Несомненно, воздух посвежел, стал хрупким, словно стекло, морозным и колким. И в этом холодном, неживом воздухе неожиданным громовым раскатом раздался тихий голос Дагги:

— Я, Да-Деган Раттера, вручаю себя Судьбе.

И лишь после этого я поняла — полный гула растревоженного роя, перешептывания и смешков, зал отчего-то был объят тишиной, словно его заполняли не люди, а тени. Арвид лишь слегка сильнее сжал мои плечи. Промолчал Анамгимар. Прикусил язык Гайдуни. Протяжно выдохнул Айджид.

В знакомом голосе Да-Дегана, негромком, охрипшем, звучал холод Файми, вымораживая из тела остатки тепла, и не позволяя вырваться из ловушки водоворота:

— Я бросаю вызов генералу Энкеле Корхиде. Пусть нас рассудит Судьба. Я ставлю на кон самое ценное, что у меня осталось — свою жизнь, и клянусь принять смерть, какой бы мучительной она не была, равно, как и молчать о тайнах генерала, которые мне известны… Ответной ставкой я согласен принять состояние Энкеле Корхиды, потому что знаю — он слишком ценит свою жизнь, чтоб играть на нее, но всегда найдет способ набить вновь карман. Все прочие детали я оставляю на усмотрение вызываемого в рамках того, что дозволено правилами…

Морок дрогнул, поплыл, рассеялся, отпуская… Вернулось тепло. Возвратилась способность дышать. Я смотрела на Да-Дегана не в силах понять кто из нас — он или я сошел с ума. Пригрезился мне вызов, или это было на самом деле.

Только вот в зале отчего-то было невероятно-тихо, и взгляды всех посетителей казино были направлены на Да-Дегана — распрямившегося, дерзкого на лице которого появилась высокомерная улыбка, а во взгляде читался вызов.

До этого дня я ни разу не видела Дагги таким, ни единого раза. Сколько не перебирала четки воспоминаний — вспоминались задумчивость и отрешенность. Он прятал взгляд, когда я заглядывала в его лицо. Он предпочитал жить в тени, почти ни с кем не встречаясь. Вспомнилось, как выстроив дом на пустыре, Да-Деган на тяжелой скалистой земле разбил пышный сад, и как цвели цветы — десятки кустов жасмина и роз, за которыми он ухаживал. Вспомнилось, как висли на его плечах дети: Лия, Иридэ, Рейнар и Ильман. И как в их обществе он оттаял — до той поры казавшийся замороженной мумией, бледной молью, человек словно проснулся и научился улыбаться так, что можно было весь мир сложить к его ногам за одну эту улыбку. Но высокомерным и дерзким я его не видела никогда.

Кровь прилила к щекам, подумалось — лучше бы и дальше он сидел, не высовываясь из своей норы, чем вот так отчаянно ставил на карту собственную жизнь.

Собственное бессилие жгло как огнем: я ничем не смогу ему помочь после этого безрассудного вызова.

Пальцы Арвида до боли сжали мое плечо, я услышала сорвавшееся с губ Равэ Оканни крепкое и не вполне приличное словцо, то, как охнул Гайдуни, и заметила как он, устыдившись, непроизвольно опустил голову.

 

Глава 25

— Как-нибудь можно отменить эту нелепую дуэль?

— Нет.

Лицо Фориэ исказилось, словно от боли. Она остановилась, перестав кружить по комнате, посмотрела на меня, потом перевела взгляд на Рокше, мотнула головой, словно пыталась удержать слезы и отошла к окну. Узкая ладонь коснулась стекла, словно она искала опоры.

— Не хороните своего друга раньше времени, — произнес я не в силах молчать, пытаясь ее утешить, и понимая, насколько неуклюже и неуверенно это звучит, добавил: — Говорят, Судьба любит дерзких.

— Дагги? Дерзок? — у Фориэ дернулся уголок рта, и она сорвалась с места, снова расхаживая из угла в угол. — Вы его не знаете, Арвид. Он мечтатель, тихоня, чудак. Бесполезное существо в вашем бурлящем мире.

— Это его выбор, — встрял рыжий. — Его выбор и его решение.

Фори резко обернулась, хлестнула Рокше взглядом, но сдержала себя, промолчав. У меня перехватило дыхание, ошпарило ревностью.

— Вы любите его? — догадка была подобна вспышке во тьме. — Вы любите этого мальчишку, мадам Арима?

Она покачнулась, словно налетев на преграду.

— Что за дикие мысли приходят вам в голову, Арвид? — Прошептала удивленно. Ее нижняя губа дрогнула, мне показалось — Фори сейчас расплачется.

Нет, не заплакала. Судорожно вздохнула, села в кресло и с неожиданной бесстрастностью проговорила: — Как выяснилось интересы «Иллнуанари» на Рэне отстаивает Корхида. И я уверена, Да-Деган располагает ключевой информацией, способной уничтожить влияние генерала. Но по условиям дуэли Да-Деган гарантировал генералу молчание. Да еще поставил на карту собственную жизнь. И я очень удивлюсь, если Дагги доживет до поединка: генерал не упустит возможности с ним разделаться.

— Никто Корхиде такой возможности не предоставит.

И снова ее лицо исказила усталая гримаска, обозначив скорбные ниточки мелких морщин возле губ, прежде чем она возразила:

— Арвид, вы плохо знаете генерала.

— Фори, а вы слишком плохо знаете торговцев. Даже Анамгимар не захочет иметь дел с генералом, если только тот решит уничтожить противника до дуэли.

— А если откажется?

— Результат будет тот же. И как бы ни было выгодно сотрудничество с генералом для Анамгимара, он ему даже руки не подаст. Это очень плохой знак — отказаться от подобного вызова. Хуже — только попытаться обмануть Судьбу, подкупить крупье, уничтожить соперника заранее… Можете считать нас суеверными, но ни один из торговцев не рискнет навлечь на себя беды. Говорят, Судьба мстит жестоко.

На ее губах снова появилась улыбка — и вымученная и недоверчивая одновременно. Она не верила ни единому слову. Будь я лигийцем — я бы сам не поверил. Нужно быть сумасшедшим, чтобы верить в Судьбу. Но с правилами этой странной игры не спорили даже эрмийцы: они кривили губы, шептали «кисмет» и признавали результаты дуэлей, какими бы те ни оказались. Просто потому, что…

Иногда казалось, что она на самом деле управляет нашими жизнями, эта ветреная и взбалмошная госпожа Судьба. Что все в мире происходит согласно лишь ее воле. Улыбнется — выживешь, невредимым выбравшись из смертельной ловушки, отвернется — поскользнешься на сухой ровной тропинке, при падении сломав себе шею.

На Лидари она улыбнулась мне, перестав подыгрывать своему фавориту, и оставалось только гадать, чем была вызвана такая милость: решила ли она поиграть со мной в кошки-мышки или просто разочаровалась в старом своем фаворите?

Но, одно дело — чувствовать, ощущать ее руку, другое — суметь объяснить так, чтобы поверили. Тому, что выходит за пределы разумного, нет места в мире. А от яда всезнайства есть лишь одно противоядие — подержать чудо в руках. Дождаться, что оно изменит твою собственную жизнь. Иначе — никак. Но и тут есть немалый соблазн списать все на ошибки восприятия, несовершенство человеческого мозга.

Подойдя к Фориэ, я поймал ее ладонь.

— Мы ничего не можем изменить. Не терзайте ни себя, ни меня одними и теми же вопросами. Не заставляйте раз за разом отвечать вам «нет». Ни к чему это. И не теряйте надежды.

— Но ваши обычаи, они очень жестоки….

— Жестоки. И с этим ничего не поделать. Но если вы думаете, что мне нравится каша, которую заварил Гайдуни, вы ошибаетесь. Чем бы ни окончилась дуэль, хорошую взбучку Олай Атом ему обеспечит. Что же касается Да-Дегана, нам остается только надеяться.

Вздохнув, она посмотрела на часы, вздрогнула, высвободила ладонь из моих пальцев, поднялась на ноги.

— Дали Небесные! Арвид, уже третий час ночи. Нужно идти. Ордо, должно быть, меня потерял.

— Ему сегодня точно не до вас, мадам! Уж если Олай Атом решил побеседовать с кем-то один на один, то речь будет идти не о погоде.

Она не обращая внимания на слова, направилась к двери.

— Мне нужно идти. Визит затянулся. Простите…

— Я провожу…

Не спрашивая позволения, к нам присоединился и Рокше.

Мы прошли к опустевшему залу переговоров, только чтобы убедиться — Ордо там уже нет. Фориэ лишь мельком взглянула на опустевшее помещение, потом повернулась ко мне.

— Если желаете, — предложил я, — мы с Рокше могли бы отвезти вас до резиденции. Раз уж все вышло именно так.

— Да, конечно…

С сожалением я подумал о том, что дождь так и не кончился. Не хотелось чтобы нас снова видели вместе: досужим языкам нужно совсем немного времени, чтобы распустить слухи. И того достаточно, что нас вместе видели в казино…

Я давно привык к разным сплетням, мне от них ни жарко, ни холодно, а вот мадам… Не хотелось, чтобы о ней говорили гадости. Это было… противно.

Жаль, что нельзя выйти через один из служебных выходов — вести ее до стоянки флаеров по лужам под проливным дождем казалось мне неприемлемым. На миг подумалось, что надо было послать вперед рыжего, поручив ему подогнать флаер, в следующее мгновение от этой мысли я отказался — парень не знает представительства, в городе неспокойно, и тот, кто умеет управлять космическими кораблями, не обязательно сможет управиться с флаером — да еще по такой погоде.

С тяжелым сердцем я заставил себя взять направление к центральному выходу, предполагая, что мы станем объектом пристального внимания. Так и оказалось.

Третий час ночи, но представительство гудело, словно улей. Вызов Судьбе — явление редкое. Кто ничего не знал об Игре — тот узнал, сплетни разносятся быстро. Взбудораженный слухами народ на все лады пересказывал свежую новость, обсасывая ее, словно пес — мозговую кость. Неудивительно, если Игра привлечет и зевак с Раст-эн-Хейм: те кто узнает, те кто успеет — прибудут. Такие события не пропускают.

Народ толкался как мошкара под фонарем, взад-вперед сновали букмекеры, а я с омерзением смотрел на падальщиков, ставящих на выигрыш генерала: практически ни один из граждан Торгового Союза и рэан не был готов рисковать безрассудно, как рисковал Да-Деган, поставив на карту собственную жизнь.

Впрочем, один вид заморыша и доходяги отвращал от него людей: и это легко было понять: даже мне казалось донельзя очевидным, что Судьба уже выбрала фаворита. Игра ничего не изменит.

Самое противное, я был уверен — если кто и переиграет Корхиду, то это будет не белобрысый заморыш, едва стоящий на ногах, у которого только и есть, что острый, словно бритва, язык, да дерзость…

И, бездна меня поглоти, в этот момент я уже жалел о том, что пошел этой дорогой, хотя бы потому, что не мог оградить Фориэ от не нужного в этот момент для нее знания: шептались все вокруг. Шептались о том, что генерал прибыл лично — принять вызов. Шептались, что Да-Деган после вызова потерял сознание, и местным медикам пришлось его приводить в чувства.

Заметив пристальный взгляд одного из букмекеров, я оскалился.

— Вы не желаете участвовать в Игре? — спросили меня. Голос был участлив, нахален, ехиден.

Говорят, злость — плохой советчик. Но глядя в довольные лица окруживших нас со всех сторон работников Иллнуанари, я разозлился, и именно злость не позволила мне спеть с шакальей стаей на один голос. Достав из кармана бумажник, и выбрав несколько крупных купюр, я бросил их собирающему ставки букмекеру.

— Двадцать тысяч на победу Да-Дегана Раттеры. От имени мадам Арима.

— Ого! — выдохнул кто-то из шакалят. — Широкий жест.

— Все ради прекрасной дамы.

— Тише парни, тише. Говорят, на Лидари эта рэанская кошка чуть не оторвала Катаки причиндалы за один косой взгляд в сторону Арвида. Я думаю дельце-то на мази.

— Вы только подумайте, сколько она загребет, если альбинос выиграет. Ставки-то сто пятьдесят к одному!

Я чувствовал, как дрожала ее рука. Но стоило дрогнуть мне, как Фори сама удержала меня:

— Не обращайте внимания, Арвид, пусть их, болтают.

Вот так, под перешептывания и насмешки, мы шли к выходу. Впрочем, внезапно шепотки стихли. А еще через несколько секунд я понял почему: вооруженный до зубов с искаженным от злости лицом ее сын стремительно шагал нам навстречу. И не один — так его сопровождала свита: с десяток парней в форме сил охраны правопорядка.

Он остановился в трех шагах. Мадам Арима сделала шаг ему на встречу.

— Дон, — проговорила Фориэ, и голос ее звучал нежно и мягко. — Позволь представить тебе моего друга Арвида Эль-Эмрана, благодаря которому мне удалось вернуться на Рэну.

— Мы знакомы, — буркнул парень.

Усмехнувшись, он хлестнул взглядом, словно пытался вычислить все мои уязвимые точки на случай возможной драки. Смотрел, не доверяя, видимо не забыв нашу предыдущую встречу. Я был сам виноват в том, что он не испытывает ко мне ничего кроме враждебности. Но когда Фориэ представила ему Рокше, он чуть смягчился, хоть и повторил:

— Мы уже познакомились.

Как же хотелось стереть выражение самоуверенности с его лица, но этот заносчивый мальчишка был дорог Фори и я не посмел даже вызывающе оскалиться в ее присутствии. Равнодушно пожал плечами, и обращаясь к Фори спросил:

— Я могу надеяться, что мы еще увидимся завтра, мадам Арима?

Тень легла на ее лицо. Она чуть нахмурила лоб, задумавшись:

— Я не могу вам обещать, но постараюсь, Арвид.

Она шагнула к рыжему, пожала его ладонь, а потом ушла — вместе с охраной и сыном.

Они ушли, а я стоял, провожая их взглядом. Было мне тяжело и невесело.

Усталость легла на плечи свинцовой тяжестью как-то совсем некстати. Внезапно и неожиданно. Вдруг.

Заныло под лопаткой, словно прямиком к сердцу присосался неведомый кровосос. От упадка сил меня едва не повело в сторону. Остановившись, я вытер выступивший на висках пот, заметив при этом, что мелко задрожали пальцы, да и во рту пересохло.

Состояние казалось тем более странным, что не так много было выпито мною сегодня вина. Я бы списал эти странные ощущение на прикосновение темного дара, если бы мог предположить что где-то рядом встречу эрмийца. Высокородного.

Легкое покашливание за спиной заставило меня обернуться. Увидев Айджида, я заставил себя улыбнуться, изображая, что все хорошо. Но парень на мою уловку не повелся. Лицо у него было хмурым и озадаченным.

Указав взглядом на человека, могущего сойти за рэанина, выходящего из высоких дверей казино вместе с Эльяной Айджид как-то нехорошо скривил губы:

— Позволь представить, — едва слышно прошептал он. — Энкеле Корхида. Генерал, советник, правая рука господина Ордо. Явился собственной персоной, чтобы ответить на вызов.

Внутри все похолодело. То, что это высокородный — сомнений не было. То как зеваки стремительно расступались, уступая генералу дорогу, то как гнули спины в поклонах, лишь подтверждало догадку.

Рокше, стоявший рядом со мной, побледнел, сжал кулаки: видно было, что склоняться перед силой генерала ему не хочется. Пришлось дернуть за рукав, прошептав: «поклонись, голова не отвалится».

Когда генерал прошел мимо из моей груди вырвался долгий протяжный вздох. Вот какая дрянь утверждала, что высокородных возле Ордо нет?

— Эрмиец. — Выдохнул я.

— Несомненно. — Голос Айджида дрожал. — Кстати, от дуэли он не отказался. Но условия поставил жесткие: пять раундов и рэанин должен победить во всех, чтобы выиграть. Можешь считать альбиноса покойником. Сам понимаешь, статистика — вещь упрямая.

Но мне не было никакого дела до того, кого Айджид назвал альбиносом. Мне было все равно — выживет он или погибнет. Рэанин сам вызвал генерала на поединок, сам позволил тому диктовать условия. Должен был понимать, что делает, и молодость — не оправдание. Страх заставил меня затаить дыхание.

Вспомнилось письмо Анамгимара, тонко упрятанный намек. Подумалось, что если Эльяна с эрмийцем в сговоре, то мне надо бежать. И чем раньше — тем лучше. Если дело дойдет до допроса — мне не удастся соврать высокородному, и я погублю своей откровенностью всех.

А в следующий момент ноги приросли к месту: Фори, отважная моя, милая девочка даже не подозревала, какого противника подкинула ей Судьба. «Ей с ним не справится, — шепнула в ухо тревога, — ей не уцелеть».

С трудом взяв себя в руки, я смотрел вслед удаляющейся фигуре генерала. Стоял, словно превратился в соляной столб. Из оцепенения меня вывел толчок Айджида.

— Какая тварь ручалась, что в окружении Ордо нет эрмийцев? — озвучил он мучавший и меня вопрос.

— Понятия не имею, — выдохнул я в ответ, и, ухватив рыжего за руку, поспешил к Олаю Атому. Айджид пошел за нами следом.

Повезло. Олай был на месте. Впрочем, Равэ тоже был там. И Гайдуни, с лица которого слетела лихая веселость, уступив место задумчивости. Да, Гай сидел, словно пришибленный: не скалился, не шутил, молчал.

— Доброй ночи, Арвид, — поприветствовал Атом, — вижу и ты в курсе свежих событий. Я так понимаю — довелось увидеть Корхиду?

— Как же это так? — спросил я. — Как же это мы так опростоволосились? Генерал — высокородный. А это значит….

— Генерал, однозначно, высокородный, — выдохнул Оканни. — Я на них за свою жизнь насмотрелся. Властитель, чтоб ему пусто было. Нам надо этому сумасшедшему Да-Дегану в ножки поклониться. Это он разозлил высокородного так, что с генерала личина слетела: завелся, забылся, сдуру, со злости стал Даром себе в толпе дорогу прокладывать. Да и когда условия дуэли озвучивал, смотрел на заморыша так, что я думал — убьет на месте. Как только сдержался….

Я, подвинув стул, плюхнулся на него, посмотрел на Олая Атома.

— Обратного хода у нас уже нет, — произнес осторожно. — Что делать будем?

— То, что планировали, — отозвался старик. — Ты сам-то верил, что бунт на Рэне без вмешательства эрмийцев созрел?

Я не верил, но надеялся. Даже слишком надеялся, хотя в глубине души понимал — слишком смелые это надежды.

— Если в Империи узнают о наших планах, не сносить нам всем головы, а вероятность утечки информации высока. Корхида слишком близок к Ордо, слишком… Нужно что-то делать с генералом.

Олай вздохнул, посмотрел на меня, пожевал губы. Переведя взгляд на Рокше, оглядел его с ног до головы и снова повернулся ко мне.

— Арвид, ты после подписания договора что собирался делать? Куда лететь? Вот и лети. Корхида — не твоя головная боль.

— Но мадам Арима — моя, — возразил я. — Она поверила мне. Доверилась. И с разбега влетела в эту ловушку. Она погибнет, если не будет знать, что собой представляет ее противник. Нужно предупредить.

— Боюсь, — возразил Оканни, — она все равно погибнет…

Словно оскоминой свело скулы. Я посмотрел на старика почти с ненавистью. Он говорил что думал, не кривя душой, но его слова причиняли боль.

Умолчав о намеке — предупреждении Эльяны, я обвел собравшихся заговорщиков взглядом, проговорил:

— Мне все равно придется задержаться. Люди будут судачить, если мы бросимся врассыпную, не дождавшись результата Игры. Событие слишком редкое. А если представится возможность предупредить мадам Арима — я сделаю это.

Оканни кивнул, потер ладони, кивнул.

— Разумно, я задержусь тоже. Заодно, если рэанин выиграет, присмотрю, чтобы Гайдуни сдержал свое обещание о месте советника.

Олай чуть подвинул губы к улыбке.

— Да и я никуда не спешу, — заметил он, поднявшись на ноги. — Игра с Судьбой — это всегда любопытно. Вне зависимости от результата.

 

Глава 26

Нетронутая бутыль форэтминского стояла на столе. Соблазняла. Я душил этот соблазн. Мне нужна была трезвая голова — чтобы не наделать глупостей. Пятый час утра. За окном — темнота, дождь стучит в окна. До Игры меньше суток — Игра будет в полночь.

После Игры пора уходить в Пространство. Нельзя мне долго болтаться на планетах. Расслабляюсь, теряю чутье и тонус. Пространство не прощает разболтанности. А я и без того размяк. Размечтался. Влюбился! Нет, надо обратно, в Простор. Не время в землю врастать!

Сколько раз в последние дни одергивал себя, сколько раз напоминал сам себе — ничего не сложится у нас с Фориэ, не срастется. Все — обман, суета и тлен. Обманываюсь сам, обманываю и ее, хотя не лгу при этом. Сам верю в то, что говорю. Закрываю глаза, грежу, что живу в ином мире — в том, где нет проклятой Империи и где можно без страха любить…. А выветрится форэтминское — стыд огнем жжёт. Перед ней, перед собой, перед рыжим.

Рокше — вот еще одна заноза… Не соврал Азиз, не мальчишка — воистину золото. Наблюдательный, внимательный, умный: для пилота жизненно важные качества, для шпиона — тем более. Но кажется порой, что видит он слишком много, а на его лице отражается такая гамма эмоций — сочувствие, понимание, насмешка, презрение… временами еще и забота, что меня от всего этого бросает в холод.

Бездна с ним — пусть понимает. Но сочувствие и забота — хуже всего. Иногда кажется, это я — несмышленыш. А мальчишке дано понимание чего-то мне вовсе неведомого.

Окажись я на его месте — прощения зараза-торговец бы от меня не получил. Не удалось бы откупиться ни деньгами, ни титулом. А этот — доверяет? Или все же играет? Или смирился? Нет, мне его не понять.

И сталкиваясь взглядами, я чувствую — он куда взрослее своих восемнадцати лет. Словно за плечами еще одна жизнь, о которой Рокше не может ничего рассказать. Его поведение заставляет стыдиться себя — прошлого. И не получается забыть подлой мыслишки: как найдем флот, «потерять» ненужного больше свидетеля.

С этим стыдом мне приходится жить. Он забыл, что говорил мне в лицо на Ирдале, а я забыть не могу. Прокручивая прошлое, вспоминая, пытался понять — когда меня качнуло к рассудочной подлости, но понять не удалось: видимо шаги были почти незаметными. Ясно одно — катализатором послужила ненависть.

Но за две недели пребывания на Ирдале ненависть отпустила. Куда-то ушло горячее, словно пылающие угли, желание отмщения: и словно повязка упала с глаз — я был прав не всегда. И не на все мне дано право. Своей жизнью я могу распоряжаться, как посчитаю нужным, но чужие мне не принадлежат.

Я уже сожалел, что не смог отпустить рыжего на Ирдале. Надо, надо было разорвать контракт! А я? Вцепился, собственническая натура, побоялся, что придется в поисках флота Аюми мотаться в пространстве одному; теперь — жжет и точит червем отвращение к самому себе. Даже то, что признал его наследником — помогает мало.

Меня беспокоит: Олай Атом знает, что рыжий был со мной на Ирдале, что рыжий знает о контактах с Стратегами. Но знает ли он о письме и угрозах Анамгимара? Если догадывается, то только шаг отделят меня от гибели: ничего не расскажет тот, кто ничего не знает, а еще ничего не расскажет мертвец. Я изначально был согласен на эти условия. Но не потянуть бы за собою Рокше.

Тоска. Напиться что ли?

Рука потянулась к бутылке и опустилась: ох как, как смотрел на меня рыжий, застигая с бокалом в руках. Каждый взгляд, словно ведро холодной воды на голову. И Фориэ тоже смотрела с неприятием на то, как я напиваюсь. Во время приватной нашей беседы, меня, дурака пьяного еще и несло… вспомнить стыдно. И если она придет…если только придет… я не знаю куда стану прятать глаза.

— Рокше!

Рыжий вышел на зов, оперся спиной на стену, сложил руки на груди, посмотрел — весь внимание. И по-прежнему в скромной шкурке, похожей на курсантскую форму и покроем и цветом.

Вроде и принял подарок: подписал бумаги, носит фамилию Эль-Эмрана, с торговцами ведет себя, словно мальчик из хорошей семьи — со скромным достоинством, не нарушая этикета.

Атом во время первой встречи с мальчишкой только удивленно брови вскидывал, спрашивал меня, где я нашел такого. В то что мы родня глава Совета, увы, не поверил. После, наедине, старик признался: сначала решил, это блажь представить мальчишку наследником, но подумав понял — разумно. Преемник мне нужен. Одобрил и мимоходом заметил, что чувствуется в рыжем порода и стержень.

— Рокше, вино… вылей, — попросил я. — А то напьюсь.

Он отлепился от стены, сделал пару шагов, взял бутыль и вышел; я услышал, как забулькало в стоке вылитое вино.

Вот и все, конец соблазну. Я сглотнул ком. А во рту-то помойка.

Рыжий вернулся.

— Что-то еще?

— Таблетки принеси. Они на тумбочке Голова раскалывается…

Он принес, двигаясь как обычно, бесшумно. Даже стакан с водой подал — запить. Сел напротив, закинул ногу на ногу, пальцы рук сплел в замок на коленке.

Невысокий, тонкий в кости, иногда кажется хрупким. Волосы — пламенного оттенка, и только в сумерках сравнимы с насыщенным цветом апельсиновой корки. Лицо с довольно правильными чертами; по сравнению с цветом волос кажется бледным. Вот нос длинноват, а серые глаза в пушистых ресницах — лисьи.

Ну, и где тут порода? Хотя девкам он нравится. Что на Ирдале, что на Рэне — смотрят с интересом, улыбаются. Хотя — на что тут смотреть? На что?

А еще временами грезится: где-то я его раньше видел. Пытаюсь вспомнить — и не могу. Перебираю в памяти всех известных мне родовитых торговцев, пытаясь понять, кто мог прижить ребенка от ирдалийки, и натыкаюсь на глухую стену.

А его мать ирдалийка. Это известно точно. Во время последнего откровенного разговора с медиком, когда уже было ясно, рыжий летит со мной, Элоэтти сказал об этом прямо. О том, что поначалу парня приняли за модификанта — рассказал тоже.

Поначалу казалось — этих вводных хватит, чтобы выйти на след. Ирдалийские женщины на Раст-эн-Хейм — товар редкий. Появление огненно — рыжей девчонки на торгах — уже событие. Редких, золотых девочек торговцы любят. Кто-то и в жены берет. Кто-то оставляет в роли наложницы, дабы не обидеть родню первой, второй и третьей жены, но балует, сам становясь золотой рыбкой. И тех, кто согласился бы оторвать от дома ребенка любимой женщины, да еще опоить зельем отнимающим память — я среди них не знаю. Или заблуждаюсь? Или все это — злые бабьи интриги? Хотя…

Женщина ребенка конкурентки, если решимости придушить недостало, спровадила бы в трущобы. И если траты на оноа я, в принципе, был способен признать необходимостью, то оплата обучения в Академии — широкий жест. И бессмысленный.

Вспомнилось, как я обещал Рокше докопаться до правды — о том кто он и откуда. Нагрузившись форэтминским по самые уши, решил, что это будет легко. Но просчитался: забыл что об некоторых вещах люди будут молчать — хоть живьем режь их. Ни один из торговцев не признается, что кому-то из них родословную эрмийцы подпортили. А модификациями человеческого генома балуются в известной вселенной только они.

Задал задачку мне рыжий! Впрочем, не он, это я сам: азарт толкнул под руку. Стоило Азизу поманить тайной, как я сделал стойку.

Неожиданно пузырем воздуха из-под воды всплыла картинка, и лопнула, оглушая: Холера-Азиз пытался держать себя в руках, беседуя, мешал правду и ложь: подрагивали пальцы на прозрачном стекле стакана, в скудном освещении не бросалась в глаза стариковская бледность.

Мне казалось — обрюзг и обмяк Холера, пора бы уже на покой, и я даже не обратил внимания, насколько жилье Каэнни пропахло страхом. Старик старался держать себя в руках, но в мелочах прокалывался. Я, дурак был занят только собой. Взгляд мне застилала особая миссия — мысленно я уже вел переговоры с Алашаваром.

Обратить бы мне внимание на слишком быстрые ответы, на то, что Азиз прячет глаза, на то, что рука его дрожит, а зубы стучат о стекло стакана. Что-то старик знал. И чем-то был смертельно напуган. Но упорно подсовывал рыжего. Словно пытался опасность отвести. От него? От себя?

— Что тебя беспокоит?

Отмахнуться бы от вопроса, как от назойливой осенней мухи, но нельзя.

— Поиск, — выдохнул я, зацепившись за спасительную мысль.

Поиск и в самом деле меня беспокоил. Где-то там, на втором — третьем плане.

— Неужели так сложно? — усмехнулся парень.

Мне захотелось стереть усмешку с его губ. Не кулаками, нет. Кулаками — примитивно и глупо.

— Суди сам. Система — тройная. Один из компонентов — черная дыра.

Он присвистнул. Тихонечко. Потер ладонь о ладонь.

Я добавил:

— Алашавар сказал, что в той системе было уже четыре экспедиции разведки. Пытались найти, что само легло в руки Ордо. Не нашли. Словно в системе никогда не было флота. Вот и думаю — как искать будем.

Рокше неожиданно вздрогнул, посмотрел на меня, прищурившись.

— Я хотел спросить. Ты когда говорил с Алашаваром, ничего странного не заметил?

И замолк, покусывая губы. Таким, нервным, напряженным я видел его лишь один раз — когда он пришел в мою палату с расспросами. Но сейчас-то что за резон ему так волноваться?

Меня словно пружиной подбросило. Я сел рядом с рыжим, положил руку ему на плечо, чуть сжал.

— Что с тобой, Рокше?

Он мотнул головой, прикрыл глаза, я почувствовал, как по его телу прошла нервная дрожь. Подумалось — не ответит. Но рыжий заговорил, прежде отодвинувшись от меня и повернувшись ко мне лицом.

— Во время беседы с Алашаваром, у тебя не возникало ощущения, что ты — марионетка, а он — кукловод?

Я мотнул головой. Кукловод? Бездна! Что это рыжему примерещилось?

Вспомнились наши беседы: ровный выдержанный конструктивный тон. Алашавар знал цену словам и интонациям. Чувствовалась в нем сила. Уважение к себе и собеседнику.

Хорошо мы с ним поговорили. Из торговцев так поговоришь не с каждым. С подобной простотой и достоинством держали себя лишь Олай Атом и Хаттами Элхас. Вот в ком чувствовалась порода! Аристократы до мозга костей.

— Рокше, ты бредишь?

Он отодвинулся еще. Взглянул прямо в глаза.

— Нет, но мороз по коже, как вспоминаю. Ты же знаешь, меня перепутали с модификантом на базе. Он взялся разобраться… удостоил аудиенции…

Мальчишка поежился, замолчал, опустил взгляд. С заметным трудом заставил себя заговорить, продолжая:

— Когда он спрашивал, я — отвечал на все вопросы. Не мог молчать. Не мог лгать. Алашавар смял мою волю так, будто у меня ее никогда не было. Думаю, прикажи он мне убить себя — и я бы убил… Он вывернул меня наизнанку. А потом сказал охране, что я не опасен.

— Допрос — всегда нелегко. Устал. Перенервничал… — Я успокаивал рыжего, а сердце болезненно сжалось. Безотчетный, нерациональный страх заполз в душу.

— Знаешь, я почти забыл об этом. Сегодня вспомнилось — когда генерал проходил мимо, от него веяло холодом. Он и Алашавар в этом так схожи…

— Не может быть…

Рокше вновь уколол меня быстрым взглядом, подлнялся на ноги….

— Я так и знал, что ты не поверишь! — проговорил с досадой.

Ухнуло в груди, дернулось и застыло. Догадка, что мелькнула в мозгу — страшнее пыток Катаки. Страшнее осознания собственной слабости.

Во что нас втянули? Точнее — во что вляпались мы…

Я обхватил руками виски, чувствуя, что боюсь думать. Мимо текла реальность — мутным непрозрачным потоком и с ревом обрушивалась в бездну. В пустоту. Дрожали руки — хоть каплю бы форэтминского, чтобы оборвать эту дрожь.

Я знал: темный дар лишает способности сопротивляться, лишает воли… Так что же — Алашавар из эрмийцев? Еще одна высокородная дрянь?

Сжав кулаки, я бросил рыжему:

— Вот все, что сказал мне сейчас, повторишь Олаю Атому. Пять минут тебе — собраться с духом и силами.

— Пятый час утра. Олай Атом, должно быть, спит.

— Ничего. Проснется! С такими новостями не медлят!

С Высокородными невозможно договориться. У Высокородных одна ценность — власть. Одна одержимость, ради которой они готовы пожертвовать всем.

Губы скривились, словно довелось куснуть кислого: договориться-то с эрмийцами можно, только нужно предложить больше власти, чем тот или иной представитель ее в данный момент имеет. Так наши предки с ними и договорились — сдались, продались в рабство, даже не попытавшись бороться. Сами продались и весь свой мир продали Хозяевам. С тех самых пор Эрмэ сосет с Торгового Союза соки. И сколько ни дай — все им мало. Прожорливое чрево не насытить, алчущую глотку не заткнуть. Им подай весь мир, и то, вряд ли будет достаточно…

Еще недавно окрыляла надежда, что вырвались, а на деле? Выбираем себе нового хозяина? Тьфу ты, пропасть!

Я достал из бара бутылку. Вот, наивный, думал к этой точно не прикоснусь. Достал пробку, хлебнул вина, прямо из горла, вытер рукавом губы…

Где-то на самом донышке сердца билась надежда на то, что рыжий ошибся. Я же видел Алашавара, я же говорил с ним. Я не чувствовал ни малейшего следа темного дара. Человек, как человек. Да, перед ним трепетали, но с ним и спорили. Ни один из высокородных не позволял смотреть себе в лицо, Алашавар — был доброжелателен и внимателен к мимике собеседника. Он казался обычным, у него, как и у всех них была привычка — говорить с человеком, глядя ему в глаза, как должно быть это умели только лигийцы — доброжелательно и без вызова. Да что говорить — Рокше выбрал Алашавара свидетелем нашего договора. И вдруг…

Мне хотелось забыть признание Рокше. Мне хотелось отмахнуться, списав все на ошибку парня, сказав, что пуганая ворона куста боится. Не хотелось верить в то, что Судьба посмеялась. К тому же форэтминское ударило в голову, заставив мир наполниться яркими красками и позабыть часть забот. Подумалось — Атом вполне может нас с нашими подозрениями приказать выставить за дверь. Я бы сделал именно так.

Подумав об этом я снова приложился к горлышку бутылки и услышал деликатное покашливание рыжего.

— Докладывать Атому обязательно? — спросил он.

Я вздохнул, ставя бутылку на стол. Посмотрел на парня, смутно догадываясь, что его гложет. Гордый! Такому почувствовать себя марионеткой — неприятная штука. Говорить о своем позоре вслух — пожалуй, еще неприятнее: гордость рвется в клочки. Пожалеть бы его, махнуть рукой, но… чуйка снова стояла на лапах. Можно, можно все списать на ошибку, но кто же тогда предупредит своих? Даже если Атом нам не поверит, рассказать ему необходимо.

— Обязательно. Ему и Равэ Оканни. И желательно в мельчайших подробностях.

Парень выругался. Отчего-то на рэанском, словно надеясь, что я не пойму. Ругательство прозвучало тихо, но на редкость эмоционально и зло, заставив отметить — я представления не имею, где он проводит время, когда отсутствует в номере. Вряд ли кто-то из прислуги в представительстве мог позволить себе подобные выражения. За подобные грешки увольняют немедленно. Неужели в сезон дождей бродит по опасному городу?

И вновь дрожь по телу — за какие мелочи цепляется сознание лишь бы не принимать его слов всерьез. Ну какая разница — где нахватался Рокше этих словечек. Ведь самое страшное — мы уже летим в бездну. Нами играют — и нет среди игроков ни одного, кого мы могли бы назвать союзником.

Обернувшись, посмотрел на рыжего, напряженно застывшего возле дверей. Подумалось — вот кому форэтминское точно бы не помешало… А я, скотина, опять только об одном себе думаю. Надо было ему предложить вина… раньше. Но что теперь об этом думать: два пьяных пилота в одном корабле — уже перебор.

Я поставил бутыль назад, подошел к рыжему, кивнул:

— Ну что, пошли?

 

Глава 27

Олай стоял, заложив руки за спину, и смотрел на дверь, закрывшуюся за спиной рыжего. Равэ Оканни в задумчивости расхаживал по комнате и не поднимал взгляда от затейливого рисунка дорогого ковра.

— А не мог мальчишка все придумать? — подал он голос. — Ведь насколько я понимаю, Рокше из высокородных только и видел, что генерала? На Ирдале он наверняка был напуган. Мог и напутать.

У меня дернулась щека. Страх заставлял искать защиты и выстраивать стены — лишь бы не думать о неприятном; я понимал сомнения Оканни, но сомнения было принято толковать, исходя из худшей из вероятностей. Однако напомнить о том не успел — Атом меня опередил:

— Надеяться надо на лучшее, а предпосылки делать, исходя из худшего. — Он вздохнул, окинул комнату взглядом, ободряюще кивнул мне. — Благодарю, что ты не стал молчать. Кто знает, когда бы до меня дошла информация, если бы, как и планировали, мы разлетелись сразу после подписания договора. Пусть в малом, но Судьба пошла нам навстречу.

Оканни обронил:

— Все равно, вероятность ошибочной трактовки слишком высока. Я бы допросил того, кто хорошо знает Алашавара. Ту же мадам Арима…

Атом покачал головой.

— Плохая идея, Равэ… Высокородные — предусмотрительные и хитрые твари. Вспомни, что однажды устроили пилоты — модификанты. Высокородным только показалось, что мы пытались платить дань не в полном объеме, и они лишили нас людей и кораблей, ослабив флот каждой из Гильдий примерно на треть. С тех пор Гильдии с модификантами предпочитают не связываться. Фориэ — умная женщина и помогла нам с договором, но задавать ей вопросы об Алашаваре я не стану. Просто потому, что она может не во всех своих действиях отдавать себе отчет. Кто знает, на что она способна. А после того, как Алашавар подверг допросу Рокше, я бы и с рыжим откровенничать поостерегся.

Я поежился — словно холодным ветром продуло спину. То, что Алашавар — эрмиец, лишь предположение. Но даже оно отбирает у меня Фори и рыжего. Эту потерю не удастся залить форэтминским. Ппридется строить стену, аккуратно подбирать слова, чтобы не сболтнуть лишнего, в тесном помещении корабля никогда не поворачиваться к Рокше спиной. Ждать подвоха, всегда быть настороже.

Ждать подвоха надо и от себя самого. Я тоже беседовал с Алашаваром. И хоть Олай Атом наверняка понял это, вслух ничего не сказал. И не скажет. Впрочем, о чем тут говорить? Готовиться надо к худшему. К самому худшему.

Хотелось взвыть от чудовищности такой перспективы. Олай подошел, тихо промолвил:

— Мне жаль, Арвид.

Злость затопила рассудок. На этот раз — злость на Олая Атома.

Вновь мне вспомнилось бледное, бескровное лицо Фори — я едва узнал ее, увидев в госпитале — восковая белизна ужасала. До Лидари я всегда сам дрался за свою шкуру, и не находилось дурака, который помог бы мне отразить удар. Я работал на Атома, но никогда не надеялся на его помощь. Хорошо, когда его люди помогали втихую. Но в открытый конфликт они бы ни за что не вмешались. Да и не вмешивались. Тот же Госье спрятал хвост между лап, опасаясь, как бы чего не вышло.

До моей продырявленной тушки только и было дела, что мадам Арима и рыжему. Они бы могли покинуть Лидари одни, но пошли выручать меня, словно два малолетних, не понимающих во что ввязываются, идиота. Да, Рокше мог не понимать опасности, но Фориэ?

Она рвалась домой — я использовал стремление рэанки, пребывая в уверенности, что никто ее дома не ждет. Я даже не мог сказать ей об этом. Боялся, что поверив, она перестанет бороться, молча закроет глаза и перестанет дышать.

Дали небесные… пытаясь ее поддержать, вызвать улыбку на лице, я сам не заметил, как влюбился. Олух! Ведь чувствовал, что добром это не кончится. Но чтобы вот так? Что первого человека, которого я, не кривя душой, мог назвать другом, у меня отнимет эрмиец, я и предположить не мог.

Это напоминало дурной сон. Хотелось очнуться в своем номере на кровати, с гудящей от похмелья головой, и с облегчением выдохнуть, осознав — это все сон.

Поднявшись на ноги я встал и направился к двери, не став говорить — насколько жаль мне. Старик остановил меня окликом:

— Арвид, ты все же отправишься на поиски?

— Да. Не считаю нужным менять планы. Не знаю, что из этого выйдет, но я хочу попытаться найти потерянный флот. Если что-то найду, я постараюсь это скрыть от Алашавара.

— А твой… сын? Он стал опасен…

Снова дернулась щека, но я посмотрел Олаю прямо в глаза.

— Пространство непредсказуемо. Нам бы найти. А там решим. Не беспокойся, о результате я оповещу тебя первого.

Внутри жгло, словно кислотой плеснули. Никогда раньше я не требовал от Судьбы чтобы она была ко мне справедлива, играл по навязанным ею правилам и не роптал. Я выбрал путь одиночки, надеясь, что это убережет меня от потерь. Судьба оказалась хитрее.

Только выйдя в коридор я дал волю сжигавшему меня изнутри огню, сдури ударив по облицованной яшмой стене. Боль отрезвила, злость превратилась в решимость. Пусть у Олая есть повод опасаться и подозревать, я что-нибудь придумаю. Обязательно. И наизнанку вывернусь, но узнаю кто такой рыжий. Может быть, узнав, я найду парню могущественных союзников, которые не позволят Атому считать жизнь Рокше разменной монетой. И, пожалуй, сейчас для меня это важнее поисков флота.

Вспомнилось, как волновался и пил Азиз. Как ловил меня на крючок тайны. У рыжего была тайна. Она дорого стоила. Я это почувствовал и заглотил наживку… Даже огненно-рыжий окрас перестал казаться предосудительно-броским. Необходимо расспросить Холеру. Вытрясти из него все. И чем раньше я это сделаю, тем будет лучше.

Рука слегка дрожала, когда я вытирал выступивший на висках пот. Не убудет с меня, если задержу вылет в систему тройной, если прежде чем рвануть на поиски флота, навещу Холеру-Азиза.

Решив, что пойду против Олая Атома и даже Совета Гильдий, я направился в номер. Но не успел я сделать и двадцати шагов по коридору, как прямо по курсу нарисовалась пара наемников Иллнуанари. Еще несколько тихо подошли сзади.

— Господин Эль-Эмрана, — прозвучал вкрадчивый голос за моей спиной. — Анамгимар Эльяна желает переговорить с вами, с глазу на глаз. Мы проводим.

От звука этого голоса я покрылся липким потом. Блондин вышел и встал передо мною, поигрывая ножом.

— Катаки… Ты теперь на побегушках, приглашения носишь? — протянул я, старательно скрывая страх перед блондином, который пытал меня в медблоке порта.

— Дерзить изволите?

— Уточнять.

Катаки широко улыбнулся, повертел нож между пальцев, остановил — нацелив в живот. Глаза блондина сузились. Ни улыбка, ни взгляд ничего хорошего не предвещали.

— Я — ваш почётный эскорт, — проговорил он. — Господин Эльяна изволит злиться — вы игнорируете его приглашения обсудить дела по-хорошему. Даже от денег отказались.

— Отказался.

Быстрый взгляд по сторонам — коридор пуст, охраны не видно, да если бы она и была — немного толку. Окружили меня грамотно: нож в руках Катаки стороннему взгляду практически незаметен, наемники стоят так, что вырваться не удастся — достанут. Была бы рядом охрана — я бы попробовал.

Катаки заметил мой взгляд, молниеносно сделал выводы.

— Надеюсь, сейчас не откажетесь. Предупрежу сразу, без обиняков: сбежите, господин Эль-Эмрана, и слугам придется на фасаде вашего дома вывешивать траурные флаги. Уж не знаю, правда, по кому именно: по вам самому, или по вашему рыжему. Так что лучше уважить господина Эльяну, снизойдя до разговора.

Кажется, меня перекосило. Катаки заулыбался и спрятал нож.

— Вы можете уйти, господин Эль-Эмрана, — проговорил он. — Но тогда со следующим письмом получите голову своего сына.

Он махнул рукой головорезам, и те расступились. Но от того, что круг разомкнулся, легче не стало. У меня не было причин не верить Катаки. Нескольких минут, на которые я задержался, вполне бы хватило, чтобы устроить Рокше ловушку. Потому, когда Катаки сделал приглашающий следовать за ним жест, я пошел.

Анамгимар ждал, расхаживая в нетерпении по гостиной. Увидев меня он остановился На юном лице промелькнула тень усмешки. А меня чуть не перекосило с одного взгляда на него: высокого, стройного, юного. Не по годам юного. Выглядел Анамгимар словно мальчишка, и одежду носил подходящую больше легкомысленному юнцу — питал Эльяна слабость к шелкам, сложной вышивке золотой нитью, бриллиантам и жемчугу. Выставлял богатство напоказ, демонстрировал достаток сам, не делегируя этой обязанности ни любовнице, ни наложникам. Оттого и сам выглядел… смешно и пошло. Нувориш, выскочка, что с него взять?

Я вновь посмотрел в лицо Эльяны — невинное юношеское лицо с легким пушком над верхней губой, подумав, что вряд ли ему доводилось хоть раз в жизни бриться. Вот только взгляд темных глаз — слишком стар, зол, презрителен, а доброжелательной натренированной улыбке я никогда не верил.

— Рад, что вы решили прийти, Арвид, — произнес он.

Махнув рукой, он выгнал Катаки и свиту из комнаты, указующим жестом показал мне на кресло, словно демонстрируя красоту перстней, нанизанных на пальцы. Сам, лично налил в высокие бокалы редкое вино, предложил фрукты, передвинув чуть ближе ко мне корзину и сел напротив, закинув ногу на ногу.

Подумалось, что своим видом, манерами и ужимками он напоминает кота, тщательно вылизывающего причиндалы, но готового мурлыкнуть, как только хозяйская рука ляжет на холку. Я едва смог сдержать усмешку, напомнив себе, что учтивые слова ничего не значат, а любезность ничего не гарантирует: кот поймал мышь и развлекается, по-своему, по-кошачьи.

Рукой с аккуратно подпиленными, покрытыми бежевым лаком ногтями, он подвинул ко мне бокал.

— Я знаю, вы уважаете форэтминское. Давайте выпьем за то, что наши разногласия остались в прошлом. Я постараюсь о них не вспоминать, но и вам стоит забыть некоторые… подробности.

Во рту пересохло. Но как бы мне ни хотелось сейчас напиться, вино я проигнорировал, не спуская внимательного взгляда с лица Анамгимара. Страх за рыжего лишал выдержки. И. кажется, чуть не впервые в жизни, я поспешил.

— Что вы хотите? — спросил в лоб.

Мне не хватило спокойствия сидеть и выслушивать, как он плетет словесные кружева. Усмешка вновь заиграла губах Анамгимара.

— Предпочитаете деловой подход? Хорошо. Надо заметить, с камушком вы меня переиграли. Вопрос только в том, почему вы решили его бесплатно отдать лигийцам. Я ведь предлагал вам деньги. Хорошие деньги.

— Половину процента от истинной стоимости, — я взял бокал в руку, но к вину не прикоснулся, — и никаких гарантий, что после передачи камушка выживу. Свою жизнь и свободу я ценю больше денег.

И снова он усмехнулся. Даже кивнул одобрительно.

— Вы правы. Жизнь — ценная штука. Никому не дано жить дважды и трижды… Но что же касается инцидента на Лидари — я уже принес вам свои извинения, за самоуправство Катаки. И думаю, их приняли, раз уж вы здесь.

Я пожал плечами, стараясь не показать того, что сердце колотилось, будто пытаясь выскочить. Мне не нравился этот разговор. Не нравились предисловия. И я едва удержался от того, чтобы не облизнуть пересохшие от волнения губы. Пригубить бы вина, но кто знает, какой гадости в него могли намешать?

— Верните Рокше, — проговорил я, с трудом удерживая себя в руках.

— Чуть позже, — Анамгимар подался вперед, улыбнулся, проговорил, — сначала мы кое-что обсудим.

— Сожалею, но второго камня у меня нет! — Я поставил бокал на стол.

— Второго сына, как я понимаю — тоже.

Тон голоса Анамгиамара ничуть не изменился, но от смысла сказанного повеяло арктическим холодом. Эльяна поднялся на ноги, подойдя к окну, протяжно вздохнул.

— Арвид, я предлагаю вам решить проблему по-хорошему. Вашу проблему. Я готов считать, что камень мы совместно пустили в дело. В качестве компенсации получите десять миллионов аслари. А от вас мне нужна информация. Все, что вы знаете касательно организации обеспечения безопасности Ирдала. То, что узнали, пребывая в плену.

— Рокше верните.

— Да вернут вам мальчишку, — вспылил Эльяна. — Но сначала он расскажет Энкеле Корхиде где именно перехватили вашу яхту, какова была численность патруля и собственно сам механизм задержания. Потом вы добавите, что заметили сами.

Сердце заныло. Корхида допрашивает рыжего. Это — конец. Теперь даже оноа не поможет. Но упрямство было сильнее понимания провала и страха, заставив меня повторить:

— Я ничего не видел. Я ничего не знаю.

Анамгимар неожиданно сорвался с места, подскочил ко мне, уперся руками в столешницу, нависая надо мной, при этом столкнув на пол бокалы. Жалобно звякнуло стекло. Два ярких пятна расплылись на персиковом шелке дорогого ковра.

— Верните Рокше, — повторил я упрямо. — Пока я не увижу его, не пойму, что он в порядке, ничего я вам не скажу. Молчать я умею, Катаки, наверное, рассказал.

Раздался тихий, издевательский смех.

— Умеешь?

Анамгимар оттолкнулся ладонями от стола, распрямился, позвал блондина. От окрика у меня зазвенело в ушах. Сердце подпрыгнуло в груди. Подумалось: «доигрался». Нахлынула тоска, мягкое кресло показалось ледяным и скользким. И только упрямство заставляло держать лицо. Когда распахнулась дверь, я уже был готов ко всему, даже к тому, что жить мне оставалось минуты.

— Глупо, господин Эльяна, — произнес я, поднимаясь на ноги.

Анамгимар не ответил. Обернувшись к нарисовавшемуся на пороге Катаки, ровным голосом проговорил:

— Скажите генералу, Эль-Эмрана артачится.

Пол пошел мелкой дрожью, словно начиналось землетрясение. Падение… обратно не выбраться. Я не был готов к тому, что сегодня, сейчас увижу Корхиду; понимал что как бы ни хотел соврать, сделать этого не смогу. Скрыть от высокородного правду не дано ни одному человеку. Рокше, должно быть, нас уже сдал. Мои слова станут лишь подтверждением.

Моя растерянность заставила Анамгимара улыбнуться, черные глаза заблестели — дорвался кот до сметаны: он злорадствовал, ничуть не скрывая этого.

Ярость ударила в голову, не контролируя себя, я сделал, шаг, замахнулся — безумно хотелось впечатать кулак в улыбающиеся пухлые губы. Не дали. Я не видел, откуда взялась охрана, не успел даже как следует замахнуться, а меня уже скрутили, не позволяя шевельнуться.

— Нервы, нервы, — рассмеялся Эльяна.

А нервы и в самом деле ни к черту. Мне только и оставалось, ожидая, с тоскою мечтать незамедлительно сдохнуть от острого сердечного приступа.

Приближение высокородного я почувствовал раньше, чем услышал шаги: сердце трепыхнулось, пропустило удар и забилось в такт чужой поступи. Я чувствовал его присутствие, и волосы топорщились, словно притягиваясь к наэлектризованному предмету. Незримая тяжесть легла на плечи. Из меня как из наполненного стакана выпили все надежды, желания и стремления — досуха. Клонило к земле, сил едва хватало, чтобы держать прямо голову.

Я не заметил, когда охрана меня отпустила, только Анамгимар по-прежнему находился рядом, но чтобы вцепиться ему в горло мне сейчас уже не хватило бы сил. Я на ногах стоял едва — колени подламывались. Да и Эльяна поблек, и склонил голову. Генерала я не видел — стоило лишь попытаться посмотреть в сторону, из которой исходила ломавшая волю сила, как пульсация крови в ушах становилась громче, накатывалась полуобморочная дурнота, и боль десятком рыболовных крючков впивалась в виски.

Я увидел лишь начищенные до блеска сапоги и опустился на колени. Поднять на высокородного взгляд, тем более посмотреть в лицо, мне не позволили.

Холеной рукой Эльяна протянул бокал форэтминского, кисловатая нотка в запахе которого предупреждала, что пить вино мне бы не стоило.

— Пей! — ласково прошелестел голос. — За здоровье Императрицы и Императора.

Сглотнув выросший в горле ком, я покорно взял бокал в руки. Отказаться было невозможно.

Вино ударило в голову как ледяная вода, как сильный поток, вышибающий дыхание, сбивающий с ног и несущий с ревом, кидая о камни. Куда? Очевидно. К обрыву.

Где-то внутри себя я сопротивлялся из последних сил: пытался ухватиться за скользкие камни скрюченными от холода пальцами, балансировал на грани беспамятства и бездны. А потом пальцы разжались, и я полетел вниз.

Ветер свистел в ушах. Мир сузился до крохотной ослепительной точки, которая стремительно удалялась. Ну что же ты наделал, безумец? Перед властителем, если он взялся за тебя всерьез, никому не устоять. И кому это знать, как не мне. Слезы обжигали глаза.

Мир погрузился во тьму, и это было хорошо. В темноте боль утихла, перестала быть режущей, острой. Беспокоил только ровный, монотонный гул — то ли шум прибоя, то ли пульсация крови.

— Почему ты приказал навигатору взять курс на Ирдал?

— Я не приказывал, — губы едва шевелились. Мой голос звучал издалека и как через стену, я едва разобрал слова.

Нет, я не приказывал… так уж вышло. Когда Рокше стартовал, я валялся в отключке. Но об этом меня не спрашивали.

— Кто же ему приказал, если не ты?

— Я не знаю…

— Что же ты знаешь?

Это был не вопрос, просто реплика в сторону. Не было нужды отвечать. По крайней мере, сейчас…

Приоткрыв глаза, я смотрел на начищенные до блеска сапоги, оказавшиеся на одном уровне с моим лицом. Генерал мерил комнату широким шагом. Потом остановился. Близко. Очень близко. Подсунул, воняющий средством для чистки нос сапога к лицу, к самым губам. Собраться бы с силами, харкнуть ему на обувь — пусть бы взбесился, пусть бы убил, но во рту пересохло.

Мне не скрыть бешенства, но и сопротивляться — никак. Словно в тисках. Игрушка. Марионетка, а кукловод дергает ниточки. И я кривлюсь, давлюсь гневом, ненависть к генералу оборачивается презрением к самому себе — но я целую этот сапог. И вновь обжигает стыд, потом охватывает ознобом, встает сердце… видела бы меня сейчас мадам Арима…

Я целую сапог генерала и шепчу, быстро, взволнованно, сбивчиво:

— Я не знаю, чем меня тогда накачали. Я потерял сознание еще в медблоке Лидари. Очнулся в плену. В какой-то больничке. Да, лечили, но не спускали глаз, а стоило пойти на поправку — больничную палату сменила тюремная камера.

— Как ты сбежал?

И кружится мир, и снова меня уносит….

Бетонные стены, встреча в присутствии надзирателя. Она дотрагивается до моей напряженной, судорожно вцепившийся в прутья решетки, руки. Мышцы сводит от боли. Ее бледное лицо почти светится в полумраке, шаль сползла с одного плеча — Фориэ знобит, несмотря на духоту тропической ночи.

Надзиратель не уходит, вышагивает по коридору. Когда он удаляется в самый конец, я слышу шепот. Он звучит словно музыка: «Арвид, у нас есть шанс убежать. Всем троим. Мне удалось сохранить камень. Я знаю, кому его предложить. Камень можно обменять на корабль и свободу. Но устроит ли тебя эта цена? Плата мне останется прежней — просто помоги добраться до Рэны».

Я рассказываю все, ничего не тая. Даже то, что, придурок, успел в эту лигийку влюбиться. Что меня разрывает между нежностью и злостью на ее равнодушие, на ее дружеское отношение, на то, что она не желает ни даров, ни денег. Ничего не желает. От меня.

Эмоциями тело рвет на куски, трясет как в лихорадке. Я вываливаю подробности… я тону в грезах. В альтернативной реальности, которая прорастает внутри меня. Я открываю эрмийцу воспоминания о том, чего не было… измучившие меня воспоминания, с каждой секундой все более уверяясь: мое нахождение в госпитале, волнение за Фориэ, переговоры с Шефом, и то, как я едва не потерял рыжего — горячечный бред. Наваждение, что сошло на меня, когда обессиленный и измученный пытками, я метался в бреду.

— Он лжет! — услышал я шипение Анамгимара. — Эта тварь не могла непродуманно пойти на Ирдал! Я его знаю. Он лжет вам, Корхида! Лжет!

Рассерженное шипение превратилось в растерянное, а после и вовсе перешло в вой — высокий, пронзительный, бабий. В следующее мгновение Анамгимар Эльяна как куль повалился на пол рядом со мной, сжимая виски.

— Лжет? — генерал рассмеялся, подошел к Эльяне и неожиданно пнул того в бок. — Лжет? Мне?

Анамгимар осекся, сник и замолк, но безмолвие не избавило его от очередного пинка. Взвизгнув Эльяна попытался откатиться в сторону, но не сумел, словно его разбил паралич: он извивался на полу как раздавленный червяк, а Корхида методично и размеренно наносил удары ногами, каждый раз неспешно выбирая место удара.

— Лжет? — повторил генерал, выпустив пар. Потом нагнулся и, намотав длинные волосы Эльяны на кулак, потянул вверх, заставив посмотреть себе в лицо. — Сука! Ты упустил камень, а когда понял что его уже не достать, испугался. Очень испугался. Выдумал заговор, приплел Стратегов. И все ради того, чтобы отвести беду от собственной задницы.

Выпустив торговца, генерал отряхнул руки, потом шагнул ко мне, и принудил посмотреть в свои глаза. И наступила ночь.

Из безвременья и темноты я вынырнул рывком, жадно глотнул воздуха… и сел на кровати, расширившимися глазами осматривая номер — мой номер, мою собственную спальню: зеленовато-бирюзовый ковер на полу, светлые стены, обтянутые тканью в вертикальную полоску. В огромные панорамные окна стучался дождь.

Тело трясло и ломало, словно я заболевал — меня бил нехороший озноб. Осторожно спустив ноги, я погрузил их в зеленовато-бирюзовый ворс, встал, сделал неуверенный шаг, ухватился за стену холодными, почти потерявшими чувствительность пальцами, удивляясь собственной неровной походке, тому, как при каждом шаге шатало из стороны в сторону.

Держась за стену, мелкими шагами выбрался в коридор. За грудиной нещадно ломило: то ли сломанные ребра причиняли боль при каждом движении, то ли сердце, артерии, вены и нервы запутались в острый ком. Трясясь от озноба, я добрел до спальни рыжего, заглянул в приоткрытую дверь.

Рокше лежал на спине, в странной позе — с раскинутыми в стороны руками и неестественно свешивающийся вниз головой.

Неожиданно парень глубоко вздохнул, пальцы заскребли по покрывалу, лицо исказилось. С губ сорвался не то стон, не то вскрик, он заворочался, пытаясь сменить позу, а я резко выдохнул, ощущая, как тает за грудиной болезненный узел.

Сглотнув шершавый ком в горле, сделал глубокий вдох. Кажется, как в припадке безумия, я то беззвучно смеялся, то так же беззвучно шептал благодарность Судьбе за покровительство, боясь позволить себе умом поверить в то, во что уже верил инстинктом.

Мы оба живы. Значит, нам удалось соврать высокородному. Если бы генерал не поверил — мы оба были бы мертвы.

 

Глава 28

Проснулась я сама: никто не беспокоил меня, не торопил.

Вспомнилось, как я возвращалась глухой ночью назад в резиденцию. От усталости шатало, как пьяную, в голове была лишь одна мысль — добраться до кровати и спать, спать, спать…

Поддерживаемая Доном, я добралась до своих комнат, и как есть, в платье, повалилась на кровать поверх покрывал, единственно успев скинуть с ног отсыревшие туфли, и отключилась, едва коснувшись головою подушки: напряжение предыдущих дней все же было для меня запредельным. Я вчера даже не попыталась встретиться с Аторисом и обсудить наш договор с торговцами.

Вчера? Все же сегодня…

Сев на кровати, я потянулась, помассировала затекшую шею, отметив, что, несмотря на то, что одета была в жесткое платье, к лифу которого была приколота брошь, спала я сладко, крепко и безмятежно. И впервые за несколько недель у меня ничего нигде не болело.

Пальцы случайно коснулись лепестков броши, погладив светлый металл. Отстегнув, я положила ее на ладонь, отмечая искусную работу ювелира: черенок, листья, лепестки цветка и еще один, нераспустившийся на ветке бутон казались обрызганными росой, почти что живыми. Но заставило меня улыбнуться другое: розы, живые или ювелирные на Раст-эн-Хейм принято было дарить лишь невестам. Помнил ли об этом торговец? Как расценивать подарок, как намек? Наверное, нет. И о признании: «я люблю вас, мадам Арима» тоже стоит забыть.

Странный человек: он передал мне носитель с просьбой Алашавара, лишь когда дело было практически сделано. После подписания договора, не до. А ведь я обещала ему еще одну встречу. К чему? Но прежде чем выполнять данное Арвиду обещание, нужно поговорить с Ордо.

Я поднялась на ноги, умывшись прошла в гардеробную. Выбрав свежее платье, переоделась, посмотрелась в зеркало и прикрепила к платью брошь, сверху накинув шаль: мне не хотелось, чтобы о подарке Арвида знали, но и расстаться с ним я не могла.

Вызвав прислугу я, потребовала принести завтрак, и села у окна, ожидая визита Дона: сын по возможности заходил каждое утро, справляясь о моем самочувствии. Подумалось, сколько же тепла рождалось в сердце, когда он стремительно врывался ко мне — распахнув двери, улыбаясь, и излучая уверенность каждым жестом и шагом. Мой мальчик словно не ведал сомнений. В отличии от меня.

А вспомнила о нем и сердце сжалось — флаер так и не нашли. Вполне возможно, Рони был прав, и меня пытались убить. Думать о том не хотелось. И если это было так — то Рони спас не только меня, но и моего сына.

Почему-то я не сомневалась в Хэлдаре. Запросто можно было все перекрутить, перевернуть, заподозрить, что Рони меня обманул и сам приложил руку к исчезновению флаера. Но инстинкт не позволял мне записать его в подозреваемые, хотя Аторис считал его таковым.

А ведь Аторис — далеко не дурак.

Я покачала головой — кажется, у нас с Ордо назревают серьезные разногласия. Проблема в том, что мой давний друг упрям. Впрочем, что толку грустить? Не было чужой вины в том, что я не смогла открыть Аторису глаза на Корхиду. Но я это сделаю. А не удастся, так придется самой воевать с генералом.

Прислуга принесла подно с едой и кофейник, поставила завтрак на стол: на тарелках лежали аккуратно нарезанные куски румяного свежего хлеба, тонкие ломтики ветчины и ноздреватого желтого сыра.

Завтракая, я погрузилась в воспоминания и словно бы вновь проживала прошедший день: всю суету, беготню, осознание разрыва с мужем, встречу с Рони, неожиданную игру в поддавки со стороны торговцев. Вызов. Поручение Алашавара.

Вспоминая запись, я злилась. Злилась на торговца, отдавшего запись, когда самая важная просьба шефа разведки была по сути уже выполнена. Злилась на себя, поверившую в то, что мне удалось порвать с Разведкой. Злилась на Алашавара. Кроме уже выполненной мною просьбы была и другая: через людей Олая Атома информировать его о всем, что творится на Рэне. И невозможность сказать ему «нет» злила до крайней степени.

Дали небесные! Если бы наша беседа произошла в реальности, на Ирдале, я бы прикрылась пунктом устава, запрещавшим Стратегам работать в собственных мирах — на планетах где они родились, взрослели и жили. Я бы послала шефа с его просьбами в бездну, но не стала бы свидетельствовать против Ордо. Да, я понимала, насколько эта информация может быть необходима. Но свидетельствовать против Ордо не могла, и так меня жгло чувство неизбывной вины перед ним.

Все чаще вспоминалось, как Аторис пытался убедить меня, что нашел флот Аюми. Как волновался, запинался в словах, как смотрел с мольбой во взгляде: «ну хоть ты поверь». Не поверила, дура. Словно в заложенное кирпичом окно смотрела, убежденная, Аюми — только легенды. Однажды я уже предала его по незнанию. А теперь даже по крайней необходимости предавать не желаю. Все, что могу, дабы избежать отхода Рэны в сферу влияния Иллнуанари, я сделаю. Но не более.

К тому же свежа была память о разговоре, в котором Ордо признавался что послужило предпосылками к бунту. И не одобряя его действий, я понимала — он мне не врет. Но я не могла поручиться в том же на счет Алашавара. Иногда мелькала мысль — Шеф играет заодно с какой-то еще неведомой мне силой: ведь что-то заставило отмахнуться от доводов Аториса, что мою родную планету целенаправленно ведут к упадку.

Поймав эту мысль, я замерла, похолодев. Минуту или больше сидела, словно придавленная невидимой глыбой — мыслью о предательстве. Могло ли так быть? Давно ли я верила Алашавару, словно самой себе? А ведь я верила ему добрую половину жизни. Каждое его действие казалось логичным и взвешенным.

Кровь пульсировала в висках, постепенно разгорались уши и щеки. Отложив еду, я чувствовала, как меня начинает захлестывать другая волна — жгучий стыд, и я не в силах была понять, за что именно? За старое неверие Аторису, равнозначное предательству? За то, что сейчас подозревала Элейджа в измене?

Мне совсем не хотелось докапываться до ответа на вопрос кто прав, а кто виноват! Я не хотела выбирать между двумя важными для меня людьми. А выбирать, меж тем, приходилось. Вспомнилось, как по прилете на Рэну я всерьез опасалась виселицы. Теперь казалось — уж лучше бы так.

Вспомнилось, как Арвид пытался искушая любовью, заставить меня отступить: словно понимал, с чем мне придется столкнуться. Пальцы коснулись спрятанной под шалью броши, в голове прозвучало: «я никогда не врал вам, хоть и использовал». А ведь похоже на то…

Встав из-за стола, я отошла к окну, прижалась лбом к стеклу, пытаясь успокоиться и унять головную боль, и почувствовала как колыхнулся воздух.

Ордо.

Он прошел по комнате, остановился рядом, провел ладонью по влажным, вьющимся волосам. Посмотрел вдаль, в поредевшую пелену дождя, потом уперся ладонями в подоконник, да так и застыл. Показалось, по воздуху разнесло кислый аромат озона, вместо привычного запаха табака.

Он обернулся ко мне, попытался улыбнуться. Получилось — невесело. Мимике противоречил взгляд. Лицо у Ордо было странное, словно бы неживое.

— Доброго утречка, Фори, — в голосе звучали нотки натужной оживленности.

— Утречка? — Отмахнулась я, пытаясь собраться с мыслями. — Аторис, полдень уже.

Он опустил взгляд, протяжно вздохнул. Лицо исказилось на какую-то долю секунды, словно от гнева. Потом он вновь овладел собой. Даже голос зазвучал более ровно, чем прежде:

— Полдень. А в полночь Дагги сражается с генералом. Ты слышала — Игра с Судьбой. Уму непостижимо.

— Ты уже знаешь?

— Слухи разносятся быстро. Только об этом все и шушукаются. Отменить бы эту игру!

— Так попытайся.

— Пытался, но… Анамгимар Эльяна и Олай Атом проявили в этот раз солидарность друг с другом. Сказали, моя власть закончилась на пороге представительства, а что происходит в его стенах — творится в согласии с их законами и обычаями. После игры я волен хоть обоих дуэлянтов повесить, но до этого — руки у меня коротки.

Аторис мотнул головой, фыркнул, как кот, заглянул мне в глаза:

— Лия на взводе. Если можешь, успокой ее, не знаю я, как говорить с девчонками, — он поперхнулся, поправился, весь напряженный, словно струна: — С ней не знаю, как говорить. Она этого идиота белобрысого любит, словно он ей — отец родной. Да оно и понятно. Все ее детство я был в полетах. Появлялся наскоком и опять — в рейс. И мамашка у нее была такая же как и я — непутевая. Это Да-Деган читал Лии на ночь сказки, вытирал сопливый нос, промывал ободранные коленки и кормил завтраками. Как ей его не любить? Если он проиграет — этого она мне не простит. Никогда. Обидно признавать, что я на самом деле — дурак, не видел, как росли мои дети.

Ордо отвернулся к окну достал сигарету, стиснул ее зубами.

Я шагнула к Аторису, поймала его ладонь, сжала в своих. Сердце отчаянно колотилось в груди. Глупая женщина — можно подумать, диктатору целой планеты требовалась мои поддержка, понимание, сила. Мозги мои, может, и требовались. Но этот почти покровительственный жест его не разозлил. Ордо вскинул голову, улыбнулся. А я отметила, как дрожат кончики его губ.

— Знал бы я раньше, как мне тебя не хватало, — проговорил он. Спохватившись, хлопнул по карману, достал бумаги и перевел тему: — Чуть не забыл. Патент на земли и титул. Небольшая благодарность за все, что ты сделала. От титула не отказывайся, Атом утверждал, ты попала в какой-то переплет на Лидари, и теперь у тебя проблемы с законом, а дворянский титул может помочь торговцам на это закрыть глаза. На Рэне я, конечно, никому не позволю выпадов в твою сторону, но кто знает, вдруг ты захочешь вернуться в Торговый Союз.

Ордо говорил об этом спокойно и просто, не подозревая, что от его слов у меня бежали мурашки по спине и слабли колени… Не приведи судьба — он сопоставит даты — день в который я вернулась на Рэну с тем днем, когда с боем вырывалась с Лидари.

Я боялась, что он задаст вопрос, логичный и вполне закономерный: «Ну и где ты провела почти две недели»? И тогда мне придется выкручиваться и врать. А врать не хотелось.

Я положила гербовую бумагу с печатями на подоконник. Шаль съехала с плеча, открывая приколотую к платью брошь. И спрятать ее я не успела, напрасно надеясь на то, что подарок останется незамеченным Аторисом. Ордо смотрел прямо на брошь, но словно и не замечал дорогого подарка. Смотрел прямо — и не видел.

— Ты не против, если я встречусь с торговцами?

— С Арвидом? — Тень улыбки все-таки появилась на напряженном лице. — Дали небесные, с чего мне препятствовать? Разве ты — пленница? Только возьми охрану. Не Дона, он поедет со мной. Твой сын из тех немногих, на кого я могу положиться. И не нервничай, я постараюсь вернуть его еще до Игры. А ты позаботься о Лии.

Аторис тяжело вздохнул, поймав руку, пожал ее, так что у меня с губ чуть не сорвался вскрик; на несколько секунд он задержал ее в своей ладони, словно не заметив, что причиняет мне боль, а потом направился к выходу.

Слезы навернулись на глаза. У меня задрожали губы, и чувствовала я себя мирно дремавшей на солнцепеке кошкой, которую скинули в бассейн с ледяной водой.

Не могла понять отчего, но сердце билось тяжело, словно к нему привязали камень. Я попыталась взять себя в руки, уверяя, что зря схожу с ума из-за мелочей, но успокоиться не могла.

Ордо всегда контролировал свою невероятную силищу. Это вошло у него в привычку. Он знал, что, если забудется, то сможет сломать мои пальцы просто сжав их рукой. И он забылся — не сломал, но причинил боль. Знать бы, о чем он в этот момент думал. Злился? Досадовал?

Прижав зубами губу изнутри, я ткнулась лбом в холодное стекло. Как клин — клином, вышибала холод предчувствия — холодом дождливого дня. В мозгу билось: «Дон поедет со мной. Он из тех немногих, на кого я могу положиться». Мало Аторису собственных телохранителей? Резиденция полна военных. Куда он потащил Дона? Зачем? Что замыслил?

Не понимая сколько времени провела в раздумьях — минуту, две, три, осознав что значила эта случайная фраза, я выскочила в коридор, озираясь по сторонам, пытаясь высмотреть Аториса.

Около двери стоял часовой. Вцепившись в него, я узнала куда ушел Ордо, метнулась вслед — по коридору, и дальше, вниз по лестнице, выбежала в вестибюль и поняла, что опоздала. Клин флаеров ушел в небо.

А в резиденции стало необычайно тихо. Подобная тишина, в которой было слышно и далекие шаги, и то, как под потолком бьется муха, наступала под вечер и царила ночами. Повернувшись, я побрела к себе, чувствуя как обманчива эта тишина. Что-то случилось. Я была уверена — что-то случилось.

В подавленном настроении я вернулась в апартаменты, осознавая — не по нутру мне обманчивый сонный покой, о котором вчера я тосковала. Слишком многое изменилось. Нечего надеяться провести несколько часов с мужем — у меня больше нет мужа. И нет уверенности — ни в окружающем меня мире, ни в самой себе.

Взяв с подоконника бумаги, я просмотрела их и уронила на стол: Ордо подарил мне титул, деньги, островок в океане и участок земли в городе. Будет где и на что построить дом. Свой дом. Крепость, в которую не будет доступа генералу. Мне не нравилось в резиденции Ордо, но идти было некуда. Не к Доэлу же. И не к Арвиду.

Снова зябко стало плечам под тонкой шалью. Дворянка! Герцогиня! В чувстве юмора Аторису не откажешь.

Глупости, о чем это я?

Надо собраться! Надо взять охрану, лететь в представительство, поговорить с Арвидом. Но тревога не отпускала. Время шло, а я не могла заставить себя сдвинуться с места. Я не могла взять себя в руки, расхаживая по комнатам — из одной в другую.

Вид одинокого флаера, приземлившегося во дворе резиденции заставил меня вздрогнуть. Почему он один? Почему так скоро? Вглядевшись, я узнала Лию, спешившую к дому.

Не прошло и пары минут, как дочка Ордо влетела ко мне в комнаты.

Она вошла, распространяя дразнящий запах липового цвета и свежести. Рыжая коса короной уложенная на голове потемнела от влаги: на Ордо она была похоже не больше чем кукушонок на приемных родителей, но у нее была та же стремительность и тот же открытый прямой взгляд.

— Мадам, вы обязаны мне помочь, — проговорила девушка прямо с порога.

Она быстро прошла по комнатам, побуждая меня двинуться за ней.

Убедившись, что мы одни, Лия снова обернулась ко мне.

— Мадам, я только что из представительства. Нанесла визит жениху, — в ее голосе появились колкие нотки презрения. — Вы ведь слышали о вызове, который Дагги бросил генералу? Так вот господин Эльяна вызвался быть одним из арбитров, и до полуночи, до этой самой дуэли он принимает у себя генерала. Дожидаясь когда Анамгимар выйдет, я слышала голоса: генерал требовал у Эльяны повлиять на исход поединка, и тот, хоть и отнекивался, все же согласился… воздействовать на крупье. У Дагги и так немного шансов. Я не хочу, чтобы он лишился последнего!

Ее напор заставил меня очнуться. Вздрогнув, я посмотрела в ее, полыхающие бешенством дикой кошки, глаза. Куда девалась скромность, плавность движений, которые было обманули меня? Передо мной стояла разъяренная фурия.

— Ты уверена? — спросила я. — Генерал и Эльяна при тебе обсуждали такие планы?

Лия махнула рукой.

— Мадам, они говорили на довольно редком диалекте Раст-эн-Хейм, но так получилось, что я его знаю.

Вспомнилось, как ночью Арвид убеждал меня, что дуэль будет честной, по правилам. Что ни один из торговцев не осмелится на обман. И я поверила — его убежденности. А выходит — напрасно.

— Девочка, — прошептала я. — Ты не могла ошибиться?

Пожав плечами, Лия посмотрела в мое лицо.

— Нет, мадам. Так вы мне поможете?

 

Глава 29

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем Рокше открыл глаза, уставившись сквозь меня затуманенным взглядом — минута, час? Внутренние часы сбоили. Вполне могли бы пройти и сутки. Да и кроме чувства времени во мне словно что-то переменилось — одно появилось, другое сгорело, но я не мог определиться с тем, что именно, вот только было неуютно и где-то глубоко, словно голодом — сосала пустота.

Со страхом и изумлением смотрел я на Рокше — видок у него был еще тот. Нет, не как у воробья после драки. Глаза у моего рыжего были потерянными, и взгляд — с сумасшедшинкой. А напряжение в лице… Таким я его еще не видел.

Словно ледяной водой окатило внезапным страхом — не тронулся ли парень рассудком. Слышал я о случаях, когда после встречи с высокородными люди сходили с ума. Чужая власть, ломавшая волю, сжигала и разум юных упрямцев… Таких же, как мой рыжий.

Сев на кровать рядом, я смотрел, внутренне замерзая от страха, боясь даже пытаться заговорить. Так и сидел, пока он не заговорил сам. Точнее — пока чуть слышно не выругался, схватившись руками за виски, словно у него раскалывалась голова. Вот тогда я протянул руку и притянул парня к себе. Сам не знаю, для чего это сделал, знал же что зыркало мой — тот еще недотрога. Просто не мог и дальше сидеть спокойно, играя в непричастность. Как совсем чужой человек.

Против всех ожиданий парень из-под моей руки вывернуться даже не попытался. Наоборот — вцепился совершенно отчаянно, ткнулся лбом и застыл. Только плечи дрожали — мелко, и от чужого дыхания и слез мне стало тепло.

— Рыжий, ты чего? — проговорил я ошеломленно.

Рокше попытался мотнуть головой — все так же без слов, не отрываясь. Получилось — словно боднул. Как-то совершенно по-детски это у него получилось. А я замер: словно подменили мне пилота. Где тот еж, к которому я успел привыкнуть? Где его колючки? Додумывать я побоялся… провел ладонью по голове Рокше, пытаясь утешить. Промолчал — слова были бы лишними. Да и не мог я найти ни одного подходящего слова.

Несколько минут так и прошло — в тишине, которую нарушали звук дыхания да шорох дождя за стеклом. Несколько минут, пока мальчишка не взял себя в руки, не отстранился, не вытер покрасневшие глаза ладонью — я сидел, пытаясь собрать воедино грозящую растрескаться в осколки собственную душу: боясь даже вздохнуть лишний раз.

А рыжий подвинулся, опустил ноги на пол.

— Прости меня, — произнес виновато, потом вздохнул, сплел пальцы в замок, и уставился на них, будто век не видел.

— За то, что попался? Со всеми бывает. Забудь.

Рокше мотнул головой — так же как прежде, упрямо.

— Ты влип из-за меня. Сам пошел в ловушку, за мной. Не спорь, это ведь так.

— Великое дело…

Я попытался отшутиться; но не удалось — рыжий глядел на меня зареванными глазищами, и выглядело это… странно — словно ему больно смотреть прямо в лицо и он бы рад отвести взгляд. А еще у него покраснели щеки, лоб, уши….

— Я думал, ты сбежишь, — он заставил себя сказать это и отвернулся, потом встал на ноги, неслышным шагом отошел к окну, у которого застыл, глядя на потоки воды. И нова молчал. А я наконец-то понял, куда делись его иголки — он колол своими колючками себя. И совершенно напрасно. Здраво, собственно, он рассуждал, не ожидая от меня помощи.

Пару месяцев назад оно так бы и было. Не сейчас. Пару месяцев назад я и представить себе не мог, что наемный пилот, мальчишка может стать для меня чем-то настолько важным, что я наплюю на намек Олая Атома. Но не признаваться же в этом?

Вместо того чтобы оставить парня в покое, я подошел к нему, положил руку на плечо.

— Хватит себя грызть, — это было все, что я мог сказать.

Сказать бы больше, но язык словно прилип к зубам. Немыслимо признаться в своих старых планах, как и в том, что давно отказался от них. Не хотелось, пусть даже нечаянно, напомнить, что еще недавно на Ирдале он сыпал упреками, и подозрения его были совсем не надуманы. Казалось, он только начал не подчиняться, как нанимателю, не выполнять приказы — доверять мне, и его доверие оказалось — внезапно — ценным. Ради него можно было расшибиться в лепешку. Ради этого можно было послать в бездну Олая.

Вспомнив о старике, я вздрогнул, — в один момент голова просветлела и заработала. Не приведи судьба, он узнает о допросе Корхиды. Нельзя идти к Атому с предупреждением, как и подавать жалобу на самоуправство Эльяны. Если он узнает о провидческих догадках Анамгимара — у него появится искушение убрать меня. И ни одна душа в мире не поверит в то, что на допросе мне удалось соврать высокородному. Подумают — лгу, чтобы вывернуться и сохранить себе жизнь. Правде не поверят, ни за что не поверят. Убьют. А уберут меня — ничто не помешает уничтожить и рыжего.

Я стиснул зубы. Никогда еще против меня не оборачивался весь мир разом. Были враги. Были те, на кого я работал; пусть не друзья, но хоть отчасти — единомышленники. И вот, в один миг мне стало не на кого положиться. Только на себя самого, да еще на Рокше. И только тень надежды, что Судьба еще не наигралась мною и какая-нибудь случайность подкинет шанс.

Сердце отчаянно забилось в груди — бежать нужно: бросить все, и бежать. С трудом я подавил этот панический импульс. Я отпустил плечо рыжего, облизнул губы, чувствуя вяжущую сухость во рту. Мне нужно было выпить, несмотря на неудовольствие Рокше. Но лучше быть пьяным, чем дрожать от страха. Может, хоть голова заработает.

Я дошел до гостиной, взял початую бутыль со стола, взглянул на нее на просвет, откупорил и… у меня пропало всякое желание надираться. Вместо легкого цветочного аромата в нос шибануло вонью. Видимо кто-то из наемников Анамгимара, вдоволь отхлебнув форэтминского, не смог не напакостить по мелкому.

Бутыль полетела в мусор, а я принялся расхаживать по комнатам, уделяя пристальное внимание мелочам. Меньше чем через пять минут я был уверен, что в номере устроили обыск: не так, как мне было удобно лежали подушки на диване; трогали и картины, видимо, искали тайник, чья-то рука смахнула с рамы пыль: еще вчера я хотел отчитать прислугу за небрежность уборки.

Пройдясь по комнатам, отметил, что люди Анамгимара совали свои любопытные носы всюду: с равным усердием изучали и записи в инфосистеме и качество нижнего белья, лежавшего в шкафу. Более того, Катаки с подручными сумели обнаружить и вскрыть оба моих тайника. К счастью, ни в одном ничего предосудительного не было. Договор Рокше, как я и просил его, сжег. Единственная вещь, которая могла бы послужить компроматом — послание Алашавара — покинула номер ночью.

Повезло? Повезло….

Если бы запись попала в руки наемников Анамгимара, выкрутиться бы нам не удалось. А вот высокородный бы был заинтригован тем, как мне удалось соврать на допросе.

Везение было запредельным. Невероятным. И все же…

Прикрыв глаза, я попытался вспомнить вновь сумерки и белеющее в темноте лицо, звуки шагов охранника, каплями взрывающие реальность.

Как это могло быть? Как? И почему я раньше не был озабочен мыслью, о том, что стал слишком опасным свидетелем?

Как во сне я вспоминал — шепот Фори, руку на своей руке. Снова проживал бесконечные дни заключения. Вновь казалось — дни, проведенные в госпитале, мне только грезились. Что было истиной, что наваждением — не разобрать. Но ведь так не бывает — дважды, по-разному, прожить одно и то же время в разных условиях. И помнить так отчетливо — до вкуса слез на губах.

Наваждение…

Спросить бы рыжего о чем во время допроса думал он. Так ли было с ним, или все же иначе. И был ли у нас с ним разговор во время грозы, в беседке над морем? Сулил ли я ему чего? Или не спрашивая его мнения, силком потащил за собой на Рэну?

А ведь он и по-рэански чудесно говорит, этот золотой мальчик — дошло до меня вдруг: словно в темную комнату внесли фонарь, так отчетливо это высветилось.

Рыжий свободно владеет чужим языком, и изъясняется на нем, пожалуй, ничуть не хуже чем на языке Раст-эн-Хейм. Среди торговцев совершенное владение рэанским демонстрировал один Олай Атом. Я понимал все, что мне говорилось, но в произношении, пожалуй, был несколько неуклюж. А Рокше говорил на этом языке так же легко, как сами рэане.

Дали небесные! Да почему я позволяю себе думать о каких-то незначительных мелочах? Чем я занимаюсь, вместо того, чтобы паковать чемоданы и думать, как переиграть Эльяну! Ясно же, что глава Иллнуанари попытается меня уничтожить. Так или иначе — он решит посчитаться за камень и за то, что я стал свидетелем его позора.

Но против своей воли сконцентрироваться на этой мысли я не мог. С опозданием до меня дошло: после допроса рыжий непроизвольно перешел на сложнейший для торговцев язык, и говорил на нем немыслимо правильно для новичка, который только приступил к изучению.

Похоже, выеденного яйца не стоили все мои догадки о прошлом Рокше. Стоило только собрать, построить логическую цепочку, как она рассыпалась — в пыль, в труху, в прах. Начинай сначала. А ведь я обещал рыжему… Неважно — в реальности или во сне, но я ему обещал докопаться до разгадки. И приложу все силы, чтобы выполнить обещанное. Вот только бы выбраться из капкана.

В раздражении я ударил в обитую шелком стену, пытаясь мысленно ехидничать над самим собой — а нечего было разбрасываться словами, обещать то, чего сделать не в силах. И нечего строить из себя супермена. Ты ведь напуган, Арвид, у тебя поджилки трясутся. Ты потому только и прячешься — за мешаниной из обрывков воспоминаний, чувств, мыслей. Все ты заметил тренированным взглядом. Все, без исключения. Враги не глупее тебя — и ты у них как на ладони — вон они, камеры, словно мелкие насекомые переползают осторожненько с места на место. Плачь, шипи, плюйся ядом, а только заметят приготовления к бегству и пресекут, снова спросят: «куда же вы это собрались, господин Эль-Эмрана».

А сегодня назначена встреча с Фори. Лишь бы не пришла! Вот думал ли, что буду молить Судьбу о таком? Что бы не пришла и не подставилась…

Я уставился на медленно передвигавшегося «жучка», словно впервые его увидел. Это было ошибкой. Не нужно было позволять заподозрить, что я знаю о слежке. Делать вид, что его не заметил — поздно. Начну отводить глаза — подумают, что я испугался, или что мне есть что скрывать. Поэтому я протянул руку и поймал камеру в ладонь.

Дальнейшее происходило как в тумане — я вызвал обслугу, поднял на уши службы безопасности, тыкал охране в лицо «жучком» и орал как обворованный, упирая на то, что хлеб мой — информация. Грозил обращением в Совет Гильдий. Так, что даже рыжий вышел из спальни. Я выслушивал извинения, смотрел, как парни из службы безопасности обследуют номер, но все это происходило как во сне. Я молился — Судьбе ли, Вселенной ли об одном… зная, что мне придется доложить об этом Атому, я молился о том, чтобы он не понял сразу, насколько я вляпался. Пристальное внимание «Иллнуанари» связало мне руки, вынуждая действовать против самого себя.

А судьба мне все же дала отсрочку: ту, которой я не хотел. Пол заплясал под ногами, когда направляясь к выходу, я увидел Фориэ. Она стояла возле дверей, смотрела с немым удивлением на суету, царившую в номере.

— Арвид?

Женщина шагнула ко мне, и совершенно неважно стало, кто и что обо мне подумает. Зачем нужно куда-то идти, с кем говорить, о чем беспокоиться — все это вышибло из головы. Ее явление было сильнее зелья оноа, неотвратимей власти высокородного. Остановившись, я смотрел на нее и тонул в глазах; и сознание плыло. Стеснение в груди — словно нож под ребра: дыхание перехватывало от того, как она на меня смотрела. С тревогой и нежностью.

— Что у тебя творится?

Ее беспокойство было настоящим, вопрос — не только данью вежливости, и это заставило меня собраться с силами, ответить, как ни в чем не бывало:

— Продолжение истории, начавшейся на Лидари. Эльяне не дает покоя, что от него ушел камушек.

Кажется, мне даже улыбнуться удалось ненатужно — так не хотелось ее пугать. Но Фори все равно напряглась, взгляд стал тревожным. Я шагнул к ней, обнял: не смог не обнять. Стоило вдохнуть запах ее — унесло все мысли. Я и чувствовать мог только одно — притяжение. Сердце билось в горле, шумело тяжелым штормовым прибоем в ушах. Новый морок смыл послевкусие прежнего — вновь я чувствовал себя живым, так же как всего несколько минут назад ощущал себя приговоренным к смерти, практически погребенным заживо. Чувства обострились. И неожиданно, ударом молнии в темечко озарило — у меня есть шанс.

Пусть он ненадежен, как ненадежны улыбки ветреной Судьбы. Пусть этот шанс может оказаться обманкой. Но я должен попытаться, обязан рискнуть. Ради того, чтобы однажды вернуться, и больше не покидать ее никогда.

Что за безумие это? Что за наслаждение, поймав ладонь, целовать один за другим ее пальцы. С ума сходить от ее близости, и замечать как каким-то чудесным образом в сознании, словно морозный узор на стекле, словно бы сам по себе рождается план.

Будет, будет несколько секунд этим вечером, когда все глаза будут направлены не на меня.

Игра. Вот что притянет все взгляды. Событие редкое. Невероятное. Мы стали слишком рациональны, чтобы решиться вручить себя — настоящее, будущее — воле случая. Мы сомневаемся в предопределенности. Мы пытаемся обуздать силу, что несет нас подобно океанской волне. Отдаться ей — фигушки. Слишком… страшно. Пока есть лодка, мы предпочитаем доверять парусу. Но посмотреть на безумца, вручившего себя этой стихии, не откажется ни один: мы рациональны, но недостаточно, чтобы вовсе не обращать внимания на знаки.

Пока все взгляды будут прикованы к игрокам — тогда и нужно бежать, но главное — не позволить никому заподозрить, что я срываюсь в бега. Пусть ждут моего возвращения в номер. Пусть думают, что я где-то в здании. Пусть вынюхивают. Пусть ищут. Мне бы выиграть хоть несколько минут они обернутся часами, на которые отстанет погоня, впоследствии сложившись в годы жизни.

Я улыбнулся, отпуская руку Фори, понимая, что мне мало зацелованной ладони. Хотелось сграбастать эту женщину в охапку, прижать к себе: всему миру, и ей самой доказывая, что она — моя. Что иначе и быть не может.

И осекся, почувствовав взгляд спутницы Фори. В нескольких шагах от меня стояла невысокая девушка — рыжая, тонкая, глазастая. С удивлением я узнал в ней наследницу Аториса Ордо. И еще шире распахнул глаза — портреты не врали. А если взять на веру слова Атома — она была поразительно похожа на своего деда. И эта форма носа и скул, и сам, огнем полыхавший оттенок локонов и даже прищур с ехидцей — Ареттаровский, лисий.

Она была худенькой, эта девочка — стройной, тонкокостной и… сильной. Сила угадывалась в каждом шаге, в каждом движении и самом случайном жесте. В осанке и походке. В каждом взгляде. Обычный человек просто не способен двигаться и смотреть так, как делает это эрмийский воин. Пусть ей достались лишь капли этой дикой необузданной крови — ее не скрыть.

Осмыслив это, я почувствовал, как мурашки побежали по коже, и, заметив, что невольно, из-за разницы в росте я смотрел на нее сверху вниз, смутился. Сделав шаг, склонился в поклоне — словно перед высокородной. Выдохнул, распрямляясь:

— Чему обязан честью?

Девушка вздохнула, обвела взглядом бардак, царящий в номере.

— Я хотела получить у вас консультацию, господин Эль-Эмрана.

Отказать ей проще простого. Достаточно назвать цену за услуги. Кем бы эта девочка ни была — она не сумеет расплатиться. Она вынуждена будет уйти. Сама. Но вместо этого я заговорил как можно мягче:

— Сейчас? Не могу. Несмотря на все принятые меры предосторожности, мой номер нашпиговали следящей техникой. Я бы предложил вам обратиться с вашим вопросом чуть позже.

Лия означила улыбку, пытаясь скрыть раздражение.

— К сожалению, я не могу позволить себе долгого ожидания.

Вот к чему мне было изображать вежливость? Зачем? Чтобы случайно заметить как она, словно дикая кошка, пыталась прожечь меня взглядом?

— Арвид, завтра вопрос перестанет быть актуальным, — вмешалась Фориэ.

Я чуть не заскрипел зубами, услышав и тревогу, и мольбу в ее голосе. Одно дело — отказать посторонней для меня девушке, несмотря на ее положение и статус в обществе — я ничем ей не обязан, но отказать Фори немыслимо. Мадам Арима, вряд ли понимая это, выкручивала мне руки.

Я мотнул головой, перевел взгляд с одной посетительницы на другую, сглотнул комок в горле.

— Не могу, — произнес твердо.

— Ну а помочь мне увидеться с Да-Деганом вы можете? — спросила девушка уже мягче.

— До Игры? — уточнил я, чувствуя, что начинаю злиться. Посетительницам не было дела до меня и моих проблем. Им было все равно, что происходит, а занимала их судьба альбиноса и только его.

— До игры, — подтвердила мои подозрения Фориэ.

— Нет, — отрезал я. — И даже пытаться не советую.

Мадам Арима нахмурила брови, и словно наколола меня как бабочку на острие своего взгляда.

— Правила есть правила, — заикнулся я, но она подошла ближе, поймала мою руку, заглянула в глаза, проговорила:

— А не могли бы вы поподробнее объяснить их нам?

Наверное, стоило разгневаться, выставить вон и Фориэ и ее спутницу, но разозлиться на нее не получалось, как и найти формального повода для отказа. А еще — это было сентиментально и глупо — но не хотелось грубостью вновь отталкивать ее от себя. Слишком дорого мне досталось ее доверие.

Чувствуя себя словно попавшая на крючок рыба, я кивнул Фори. Заметил только:

— Объясню, если вы составите мне компанию за ужином.

Чуть позже, мы вчетвером сидели в отдельном кабинете ресторана — и хоть это было не лучшее место для обсуждения вопросов, все же в этот вечер оно было предпочтительнее моего номера.

Я полагал ужин в обществе симпатичных женщин выйдет приятнее нелегкого разговора с Олаем Атомом, но первая же фраза Фориэ развеяла все иллюзии.

— Арвид, вы говорили, у Игры строгие правила, — произнесла женщина, глядя мне в лицо. — И что ни один из торговцев не решится их нарушить.

— Так и есть, мадам…

Так и есть, точнее — так было. Глядя в лицо Фори, я понимал, что в какой-то миг все изменилось. Я только ждал подтверждения. И оно пришло:

— Корхида заручился поддержкой Анамгимара Эльяны, пообещавшего поставить к столу заинтересованного в выигрыше генерала крупье.

Губы сами собой скривились — вот ведь гадость. Подобный финт не прошел бы на Раст-эн-Хейм. Но, оказалось, я слишком многого ждал от рэан. А ведь для них поединок с Судьбой — игра не отличимая от множества других. Рэанину и в голову не придет, что подыгрышем одной из сторон можно накликать беду на свою голову. Рэанина не смутит то, что жителей Торгового Союза может привести в ужас.

Я уже не удивлялся тому, что Анамгимар обещал генералу содействие. Что против высокородного идти, что против Судьбы — невелика, собственно, разница. Разве что высокородный — вот он, из плоти и крови. А Судьба — а что Судьба? Она не более зрима, чем порыв ветра.

Вздохнув, я перевел взгляд с Фориэ на Лию, в задумчивости крутившую в руках салфетку. Она заметила взгляд, положила узкие ладони на стол, посмотрела на меня внимательно, даже жадно.

А глаза у девчонки тоже Ареттаровские, светлые — подумалось внезапно и вдруг. Даром что Аторис Ордо на собственного отца совсем не похож.

— Как можно помешать генералу? — спросила девушка. — Я не прошу подыграть Да-Дегану. Но хотя бы соблюдения правил я могу добиться?

Кажется, у меня дернулся уголок рта. Не будь со мной рыжего, я бы вмешался. Не будь одним из игроков высокородный, я бы вмешался. Необходимо было вмешаться, но заставить себя сделать это не мог. Нельзя, нельзя мне сегодня привлекать всеобщее внимание, быть у всех на виду. Мне бежать нужно!

Пронзительный взгляд девушки жег лицо. Опустив взгляд, я смотрел в тарелку, пытаясь найти решение, перебирая в памяти все, что знал об Игре. Решение нашлось — всплыло из памяти:

— Крупье можно заменить.

— Попросить этого у арбитра? — выдохнула Лия.

Покачав головой, я снова вздохнул.

— Арбитрами назначены Анамгимар и Гайдуни Элхас. На что способен Анамгимар вы уже знаете. Просить его собираетесь?

Фориэ тихо выругалась. Краем глаза я заметил, как негодующе на меня глядел Рокше. Вздохнув, я посмотрел прямо в лицо Лии.

— Нужно не просить. Требовать. И желательно при свидетелях, перед самой Игрой.

— А где гарантия, что и второй крупье не окажется подкуплен? — выдохнула мадам Арима. — Арвид, ведь нет никаких гарантий…

— Гарантии есть, мадам. Любой аристократ — хоть торговец, хоть рэанин может занять место крупье. Дочь господина Ордо — в том числе.

— Лию могут обвинить в том, что она заинтересована в подыгрыше. Может, вы?

Несмотря на умоляющий взгляд Фориэ, я покачал головой.

— Мадам, у меня неприятности. Серьезные. Мне нельзя быть сегодня на виду. Нельзя привлекать внимания. Я вляпался по самые уши. Вы же видели, что творится в номере. Что же касается вашей проблемы — никто из торговцев наследницу Ордо не посмеет ни в чем обвинить. Даже Анамгимар.

Всем известно, что она карт в руках не держала — она не заходит в казино, не поддерживает игроков, тем более не играет сама. Мотив, говорите? А без мотива никто в Игру не полезет. Привлечь к себе внимание Судьбы, стать проводником ее воли — только проводником — на это дерзнет не каждый. Я бы, может, решился…. Но обстоятельства против. Простите.

Жалобно звякнуло стекло, задетое серебром столовых приборов, а мне вновь стало тоскливо. Я не мог есть, не мог пить. Безразличны были и отменно приготовленные блюда, и элегантность сервировки. Все тлен, все прах. Все потому что на лице Фориэ я прочел промелькнувшее выражение разочарования. Мадам отвернулась от меня, внимательно посмотрела на рыжего.

— Что у вас происходит? — спросила тихо.

— Анамгимар взялся мстить за потерянный камушек, — процедил мальчишка.

Фориэ вновь обернулась ко мне, заглянула в лицо, спросила растерянно:

— Ты говорил, не будет камня, ему и цепляться к тебе будет не из-за чего?

— Ошибся, с кем не бывает.

И вновь мадам быстрым взглядом уколола рыжего, потом меня.

— Я могу вам чем-то помочь?

— Не лезьте вы в это, — вырвалось у меня. Вздохнув, я постарался взять себя в руки, продолжив чуть спокойнее. — Я как-нибудь выкручусь. Мы с Рокше выкрутимся. Не первый раз я попадаю в передряги. Удеру, отсижусь где-нибудь. Как-нибудь все наладится, мадам. Я только об одном прошу — вы сами не рискуйте понапрасну, не выходите из дома без охраны, берегите себя. Анамгимар, может подослать убийц за одно то, что вы помогали мне — с него станется мстить даже женщине.

Я замолчал и вновь отвел взгляд — смотреть на нее было нестерпимо больно. А еще я боялся вопросов. Любых. Но она словно бы поняла. Промолчала. Услышав шелест шелка, я вновь поднял голову — Фори поднялась из-за стола, кивнула:

— Приму к сведению. Спасибо за все. Надеюсь, мы с вами еще когда-нибудь увидимся, Арвид. И удачи вам.

Следом встала и Лия. В растерянности я смотрел, как они удаляются, но не мог больше выдавить из себя ни слова. Накатило опустошение. Даже тело казалось чужим. Подумалось — сентиментально, невпопад что должно быть Фориэ унесла с собой мою душу: приколола словно брошь к платью и унесла, не оставив ни надежд, ни желания жить, ни цели, ради которой можно бороться. Все что осталось моего — оболочка, такая же безжизненная, как сброшенная при линьке змеиная кожа.

И все же, когда она остановилась в дверях и посмотрела на меня, сердце подпрыгнуло в груди, чуть не выломав ребра. Словно мальчишка, я поднялся и устремился к ней — в пару секунд преодолев разделявшее нас расстояние, не удержавшись, прижал ее к груди, чтобы услышать теплое:

— Береги себя, Арвид.

 

Глава 30

— Да, мадам, я сделаю это, — Лия стиснула пальцы, посмотрела прямо. — Не стоит отговаривать. Я не могу остаться в стороне.

Мне был близок ее запал и волнение, но тревожилась я не только за ее воспитателя. Было боязно за нее саму. Я знала, что означает перейти дорогу Анамгимару.

А еще, словно больной зуб дергало, билась мысль — увижу ли я еще Арвида? Манипулятор, лжец, интриган, пьяница: не самый приятный из моих знакомых. Мне бы выбросить его из головы. Не могла.

Как он смотрел на меня. И лгал, однозначно, лгал… наверное не умел жить без лжи. Но пальцы до сих пор горели от его дыхания, и брошь, приколотая к платью — жгла: воспоминаниями о его признаниях в любви. Снять бы ее, оставить на столике, но не поднималась рука: вспоминалось, как он смотрел на меня. Словно, правда, любил.

Мне боязно было поверить в чувства лжеца. Тот, чья любовь рассыпалась пеплом, мог понять, что это за боль. Пройти еще раз через подобное испытание я боялась. Простреливало позвоночник и грудь, стоило вспомнить последнюю встречу с Доэлом. Думалось, почему не рухнула, не умерла? Не остановилось сердце, нашлись силы выйти из кабинета с прямой спиной. Вот только душа болит.

Почти ничего у меня ни осталось от прежней жизни. Только сын. Я потеряла почти все, чем когда-то дышала. Смысл жизни мне придется придумывать заново.

Без Ордо в резиденции тишина, редко-редко прозвучат шаги в отдалении и тут же затихнут. Несколько раз я пыталась спрашивать у охраны о сыне, но натыкалась на глухую стену молчания. Или на обтекаемое: «извините, мы не знаем, ваша светлость мадам герцогиня».

Дали небесные, что за насмешка — влиятельное лицо без власти, герцогиня — без дома. Зато врагов в изобилии. Один генерал стоит сотни, а то и двух. А за Эльяной — вся мощь Иллнуанари.

Я украдкой посмотрела на Лию. Ну и зазнобу выбрал мой сын. По уму бы Дону отступиться от дочки Ордо, смириться. Добиваясь ее руки, запросто потеряешь голову. Да разве же он отступится? И даже заговорить с ним об этом нельзя. Может, и послушает. Но только тогда, так по всему выходит, я сама убью его душу — охраняя тело.

А девушка хороша, нельзя этого не признать. Она как солнечный луч, прорвавшийся сквозь тучи. Волосы — рыжее спелое золото, заплетенное в тяжелую косу, фигурка ладная, лицо — тонкое. И отменно владеет собой. Странно отмечать это — только пальцы ее чуть-чуть подрагивают, выдавая волнение, а лицо — безмятежно, кажется, что в уголках рта притаилась улыбка.

Она сменила платье привычных лазурных расцветок на белоснежный наряд, по низу рукавов и вороту расшитый узором из мелкого жемчуга. Только сейчас меня перестало обманывать зрение: синий цвет шелка больше не отражается в ее глазах, и доходит — не синие, не сиреневые, не голубые у нее глаза, а серые, словно сталь. Они бы казались холодными как слежавшийся лед, если бы не изъяны окраски радужки — мелкие вкрапления другого пигмента: маленькие желтые прожилки и точечки в ее глазах — словно солнечные блики на поверхности моря. Искорки… подобные тем, что вспыхивали в глазах Аториса, когда он улыбался.

Искры в глазах, да невысокий рост, вот и все сходство — подумалось вдруг, — в детстве Лия была смуглее, круглее, больше походила на отца. Взрослея, странным образом Лия стала больше походить на своего воспитателя. Что же касается матери… нет, ничего общего — даже в фигуре. Только солнечный цвет волос и унаследовала девушка от матери — ирдалийки.

По любому, наплачется с ней мой Дон. Без нее — тем более.

— За самоуправство отец головы нам не открутит?

Лия пожала плечами, ответила:

— Мадам, я бы поговорила с ним. Но вы видите, скоро игра, и нет никакой надежды, что отец вернется до этого времени. Вы бы сами отступили? Спрятались? Струсили?

Я мотнула головой. Другого выбора не было.

— Не страшно держать чужую судьбу в руках?

— Страшно, — Лия призналась в этом, не став кокетничать. — До жути страшно, мадам. Ознобом колотит. Но для Дагги это шанс.

Я посмотрела на нее, широко распахнув глаза — она удивила меня в очередной раз, эта девушка. Ознобом колотит? В ее голосе не слышно волнения, поэтому кажется, что ее слова — преувеличение или ложь. Хотя нет, не ложь, — это стало понятным, когда она поймала мою руку. Пальцы дрожали, и были почти ледяными. Ее легкое пожатие, как знак ободрения.

Она пытается успокоить меня? Дали небесные, почему же еще вчера я считала ее слабой, а сегодня как должное воспринимаю прорезавшуюся твердость? Только потому, что она — дочка Ордо?

— Может, не будем засиживаться дома, мадам? Я боюсь, вдруг Анамгимару в голову придет перенести время начала Игры, — проговорила она тихо.

Ее страх был иррационален, напрасен, но меня им задело. Словно железом процарапали по стеклу, и душа от этого скрежетания сжалась в комок. Пробило — до мурашек по коже, до вставших дыбом волос.

Анамгимар, конечно же, время игры перенести не осмелится. Но мне не хотелось и дальше оставаться в пустынном доме, смотреть, как скользят капли воды по стеклу, слушать заунывные песни дождя.

В отсутствии Ордо его дом не казался надежной крепостью. Мой страх тоже был иррационален — я боялась, что выйдя из комнаты, столкнусь с генералом. Понимала, что сегодня ему не до меня, но невольно вспоминала — как он колол словами, убивал взглядом. Я не могла забыть ужас в голосе Хэлдара, когда он рассказывал о событиях четырехгодичной давности, и не могла выбросить из головы пропавший флаер. И чувствовала, как холодной скользкой змеей внутри меня, сжимая кишки, ворочается страх.

Сидеть и ждать было невыносимо: и с каждой секундой все трудней и трудней. Может, поэтому я охотно ухватилась за предложение Лии. Показалось, в представительстве, среди людей станет легче.

Со странным ощущением я покидала затихшую резиденцию — то ли усталость, то ли страхи, то ли не до конца залеченное ранение заставляли мир танцевать. Казалось, сама земля под ногами кружилась, спешила, стремилась выскользнуть из-под ног. Я шла как по шаткой доске, почти бежала, но не успевала за ней, а догнать казалось важным — только так я нашла бы точку покоя, удержала баланс, остановила падение…

На дворе — тишина. Словно мы попали в глаз циклона — дождь стих, успокоился ветер, и только отражения в лужах подрагивали: с крыш капала вода, зеркальную поверхность морщила рябь.

С нами было всего трое телохранителей. Вспомнить поездку в форт — всего ничего. Меньше малого.

Ветер зашумел в кронах деревьев, и в этом звуке почудилось обещание скорой и сильной бури, вызвав ужас: сердце упало, казалось, оно бьется не в груди, а где-то на уровне печени, и каждый его удар отдается в теле, заставляя на миг замирать. Казалось, тело прошивает молниями по ходу нервов, и оттого боялась еще больше — я не могла справиться с этим. Я теряла контроль над собой.

Десятки лет такого уже не бывало — это девчонкой, из-за разыгравшегося воображения я могла увидеть чудовищ в переплетеньях ветвей и испугаться до визга или полной недвижимости и немоты. Сегодня я вновь дичила, словно с меня содрали защитный слой — я реагировала так резко, так остро, как в детстве.

Под кожей, невидимый бушевал огонь торфяного пожара. Я пыталась справиться с разыгравшимся воображением, с предчувствием, с комом в горле, и оголившимися нервами. Сев в флаер закрыла глаза, в который раз пытаясь обуздать эмоции, контролируя дыхание. И вроде мне полегчало, огонь поутих, от чужих прикосновений перестало бить током, но обуздать полностью стихию внутри себя я не смогла.

Предчувствие? Страх? Откуда пришло это ощущение качки и того, что от тебя ничего не зависит? Мне это было не свойственно.

Рука Лии коснулась руки.

— Вам плохо мадам? — прошептала она.

Я покачала головой. Нет, это не недомогание. Досада. Неприятно ощущать, что тебя несет бурлящим потоком, которому не хватает сил противостоять: словно пытаешься плыть против течения.

— Все хорошо…

Ложь. Хотелось разреветься от полной беспомощности, от невозможности на что-то влиять. Удержать лицо помогло понимание, что скоро я буду на виду у множества людей.

Насколько велико это множество, я осознала, увидев, стоянку флаеров у представительства: она была заполнена почти полностью. Похоже, на Игру прибыли все, у кого была возможность прилететь. Такого видеть мне еще не приходилось — народ толпился и у крыльца, невзирая на дурную погоду и дождь. Перед Лией Ордо расступились, хотя не похоже, что из почтения. Взгляд выхватывал в толпе горящие злобой взгляды и губы, шепчущие проклятья вослед. Проклятья адресовали и мне, «шлюха» и «подстилка» — читала я по губам.

«Стратегов на Рэне не любят» — вспомнилось предупреждение. Когда-то я этим словам не придала значения. Хотя, дело не в том, что я работала на Стратегов. Жгучая ненависть направлена на меня, потому что я имела дело с Ордо.

Не многие знали, что подтолкнуло капитана к бунту, но вот последствия на собственной шкуре почувствовали все. Я не могла судить людей за несправедливость и пристрастность — несправедливым было то, что случилось с ними.

Что я могла с этим сделать? Только расправить плечи, вскинуть голову и улыбнувшись пройти к дверям представительства так, словно не существовало озлобленной толпы, Так, словно на меня не лились вместе с дождем ненависть и презрение.

А перед глазами — туман, видимо от контраста между прохладой уличного воздуха и теплом вестибюля. Показалось, можно расслабиться, но изучающие взгляды были и здесь.

Кто-то из гостей рассматривал меня тайком, кто-то оборачивался и смотрел пристально. До моего слуха доносились смешки, вопросы и перешептывания.

Неожиданно среди множества людей я увидела Доэла. Он тоже пришел посмотреть на Игру. И не один: юная пассия жалась к нему, ни на шаг не отдаляясь — то ли боясь потеряться в толпе, то ли отстаивая право на место с ним рядом.

Сердце болезненно сжалось. Я старалась забыть, понимала, что между нами стена. И вот… напоминание. Закрыть бы глаза, отвернуться, дать волю слезам, но сотни взглядов устремлены на меня, смотрят, словно ждут, когда я расплачусь. Пришлось улыбаться.

Закружился водоворот — смутно знакомые люди подходили, выказывали радость от встречи. Слухи разносятся быстро — меня поздравляли с должностью советника, с герцогским титулом. Вчера бы еще не заподозрила, что столько людей пожелают назвать меня своим другом. Лишь одному из подошедших я обрадовалась: и когда Хэлдар Рони приблизился, неожиданно для самой себя успокоилась.

Его губы кривились в не самой приятной ухмылке, длинные пальцы подрагивали, глаза горели, а неровная походка на какую-то долю мгновения заставила ухватиться за мысль, что Рони в стельку пьян. Стоило присмотреться внимательнее, чтобы понять — нет, не пьян, но взволнован куда сильнее, чем во время нашей беседы. Казалось, он чего-то ждал. Или… дождался.

— Рад вас видеть, мадам.

Голос прозвучал глухо, надтреснуто. И такое лихорадочное возбуждение послышалось в нем, что я просто не смогла не обратить на это внимание и не спросить:

— Что-то случилось, господин Рони?

— Случилось. Хотел поблагодарить вас. Сегодня утром Аторис Ордо нанес мне визит.

— Закончилась ваша опала?

Рони протяжно вздохнул, прикрыл на мгновение глаза, словно боялся, что я увижу отсвет полыхнувшего в них волчьего зарева, потом поймал мою руку, пожал ее и отошел, оставив наедине с толпой неизвестных доброжелателей, которым только случайность помешала засвидетельствовать мне свое почтеннее чуть ранее — вчера, позавчера или в день прилета.

Лесть, приторная и невероятная усиливала горький вкус разочарований и потерь. Улучив момент, я выскользнула из кольца доброжелателей, постаралась сделать каменное лицо и поспешила вслед за Лией, которая в сопровождении телохранителей уже поднималась по широкой мраморной лестнице.

То ли от духоты, то ли от гула голосов, то ли от пристального внимания закружилась голова, реальность качнулась. Колол глаза блеск украшений, чужие ощупывающие и оценивающие взгляды, и намного острее, чем недавно в резиденции ощущалось одиночество. Я была одна — среди толпы, окруженная людьми. Я была одинока, словно меня выбросило на необитаемый остров. Герцогиня… «Ох, Аторис, ну к чему эта шутка? К чему титул, к которому как на липкую сладость слетаются сотни мух?» — подумалось мне.

Я была безразлична льстецам, а вот в глазах обслуги — вышколенных, выдрессированных неудачников — читалось выражение с трудом сдерживаемой неприязни. Один такой взгляд прожег меня до костей: юноша стоял в тени колонн и неотрывно смотрел — нет, не на меня — в спину Лии.

Он был тощим и высоким этот вчерашний мальчишка, темные, давно не стриженые волосы спадали на лоб, что-то знакомое почудилось мне в очерке впавших скул, в упрямой линии рта, в ямочке на подбородке… Я смотрела на него чуть дольше, чем следовало бы. Он перехватил взгляд, и ответил — дерзостью, вызовом, да так, что у меня запылали щеки. Столько было гнева во взгляде его глаз, столько ярости и тоски, что их хватило чтобы сорвать все защитные слои. Я вновь чувствовала себя беззащитной, беспомощной, голой.

«Зря я сюда пошла, — подумалось вдруг. — Зря. Ничего от меня не зависит».

С трудом догнав дочку Ордо, я поймала ее руку, словно прося у нее сил. Эта маленькая легкомысленная птаха, прямо державшая спину, казалась недосягаемой для пересудов и взглядов. Неуязвимой.

Лия цепко схватила меня подрагивающими ледяными пальцами.

— Мадам, вы пользуетесь популярностью, — проговорила с улыбкой, обернулась, выискивая взглядом кого-то внизу, и совсем тихо, для одной меня добавила… — Показалось, я видела Ильмана.

И вновь меня словно окатили кипятком… Стало понятно, кого напомнил мне парень с злющим взглядом и презрительной гримасой на лице. У координатора было два сына. Один погиб, второй — потерялся во время бунта. Он? Жив? Ненайден? Неузнан? Да могло ли такое быть?

Подумалось, что Да-Деган вызовом привел в действие скрытые пружины неведомого мне механизма, и все что происходит вокруг этой клятой Игры — лишь часть айсберга, выступающего над темными водами. Но по кому и как ударит его подводная часть — неизвестно….

— Дали небесные, — прошептала, — если это — он, то неудивительно, что он набрался смелости и явился…

Они, эти вчерашние дети, любили своего воспитателя. Любили тем сильнее, чем дальше время, не властное над его лицом и телом, отделяло Да-Дегана от сверстников. Разве что еще Вероэс, один только Вероэс, был постоянен в своей привязанности.

Дали Небесные, а ведь когда-то и я сама этого линялого нетопыря тоже любила. В немыслимой дали лет, девчонкой, еще не зная о существовании Доэла, я с замиранием сердца наблюдала, как беловолосый незнакомец копошится в саду — окапывает, поливает, удобряет цветы, с упорством достойным лучшего применения, разбивая сад на пустыре…

Мне пришлось стиснуть зубы, чтоб не разреветься.

А в казино ярко горел свет — изливался водопадом, играл искрами на хрустальных граненых подвесках люстр, стекавших с куполообразного потолка — и жаром горели установленные в нишах нагие тела золотых статуй, украшенные гирляндами из живых цветов. И запах благовоний — дурманящий, сладкий — сизой дымкой парил в прогретом воздухе.

Подошел Анамгимар: он пытался шутить, был развязен, сверх меры накрашен, неестественно весел и оживлен. Ожидая начала игры, я рассматривала зрителей, несколько раз натыкаясь на фигуру Арвида, разодетого словно король на параде и на Рокше, отмечая насколько мальчишке к лицу белый, расшитый золотом китель. Они держались рядом, словно и в самом деле отец и сын — одинаково серьезные, и никто не мог бы сказать, что недавно я была свидетелем тому, как Арвида сжигала тревога. Торговец казался безмятежен и всецело поглощен приготовлениями к Игре. Рокше в какой-то момент взмахнул ресницами, улыбнулся, словно пытаясь ободрить меня, и обернулся к Арвиду, напомнив в этот момент мне кого-то до боли знакомого.

Как я хотела подойти к ним, заговорить, просто заглянуть в лица и пожелать удачи, но слова Арвида, что в этот вечер ему нельзя привлекать внимание, остановили. Эти слова были как просьба прикрыть его бегство…

Подумалось — бросить бы все умчаться с ними. Вряд ли я кому необходима на этой планете. Вряд ли обо мне будут сильно горевать. И генерал в качестве заклятого врага мне не нужен. Но прикосновение руки Лии к локтю развеяло морок. Я обернулась к ней…

Дали небесные! Уже время игры. Полночь! В суете время пролетело стремительно-быстро, часы обернулись минутами, минуты — секундами, словно сама ткань мироздания уплотнилась.

Я глубоко вздохнула, найдя взглядом генерала. Корхида шел сквозь толпу: красивый мужчина, от красоты которого веяло чем-то недобрым. Так могильным холодом тянет от стен старого склепа. И никто не смел посмотреть ему в глаза. Да и я сама боялась поднять взгляд выше его подбородка.

В глаза бросилось, как отчего-то нахмурился Олай Атом, и я бы не удивилась, узнав наверняка, что нервное движение его губ скрывало едва не сорвавшееся ругательство. Краем глаза я заметила, как при взгляде на Корхиду скривился владелец Иллнуанари — словно хлебнул уксуса.

А генерал в воцарившейся тишине прошествовал к столу, сел на стул как на трон, провел пальцами по зеленому сукну. Усмехнулся. Мне до мурашек по коже, скрежетом по стеклу была неприятна эта усмешка.

Отвернувшись от Корхиды, я заметила Да-Дегана и непроизвольно задержала дыхание: подумалось, не может быть живой человек настолько худым и изможденным, и то, что он стоит в этом зале — недоразумение, наваждение, морок. Показалось —: Судьба исправит ошибку, навсегда вычеркнет из мира живых того, кто так долго считался мертвым, и я ничего не смогу изменить в этом.

Я наблюдала за каждым его шагом не в силах отвернуться, не имея воли — сбежать. Ноги словно приросли к полу, сама жизнь во мне застыла. Я превратилась во взгляд — только глаза мои жили, запечатлевая каждое мгновение происходящего.

Вот Да-Деган подошел к столу, поклонился противнику, вот сел — спокойный, хладнокровный, словно призрак, вот отказался от предложенного бокала вина. Жесты его были лаконичны и экономны. И Гайдуни Элхас — даже этот еще вчера дерзкий юнец, относился к Дагги с невольным почтением.

Вот у стола нарисовался крупье, потянулся к запечатанной колоде карт, и хоть я и ждала этого, все равно когда вспорхнувшей птицей Лия шагнула к столу, положив свою маленькую ладонь поверх руки крупье, по моей спине, по рукам по всему телу побежали мурашки.

— Господа, — прозвучал ее голос, — при всем уважении к Игре и ее ритуалам, позвольте вмешаться. Я имею достаточно оснований считать, что крупье подкуплен.

Ропот пошел по залу. Лицо Гайдуни дернулось, он охнул, шагнул к крупье, оттирая его в сторону, и тут же к столу подскочил Анамгимар, усмехнулся, поклонился Лии, дернул плечами, и заголосил, повысив голос, перебивая перешептывания зала:

— Никто из нас не ставит ваши слова под сомнения, дорогая, но надеюсь, вы понимаете, что такие слова подразумевают некую долю ответственности. Судьба не прощает обмана.

Девушка кивнула. Задумавшись, обвела взглядом зал. На мгновение мы встретились взглядами, и это словно придало ей сил. Подняв голову, она проговорила:

— Я понимаю. И… я готова предложить кандидатуру на роль крупье. Себя. Клянусь быть только проводником воли Судьбы. Слово Ордо.

Отчего-то среди торговцев пошел шепоток. Генерал скривился, метнул уничижительный взгляд на посмевшего отступиться от него Анамгимара, который с торжеством в глазах и слащавой улыбкой хлопотал вокруг Лии. Потом генерал перевел взгляд на девушку. Этот взгляд был как острое лезвие. Если бы можно было взглядом убить — и Лия и владелец Иллнуанари были бы мертвы.

— Воля ваша, моя дорогая, — произнес Анамгимар, усмехнулся, отступил на шаг, и, стянув с плеча одной из дам плотный палантин, приблизился к Лии снова. — Позвольте завязать вам глаза.

Девушка кивнула.

Я смотрела на ее застывшее отрешенное личико и думала, что выглядеть настолько спокойной в подобный момент не могла бы. Понимать, что одно неверное движение пальцев может стоить дорогому человеку жизни, привело бы меня пусть не в панику, но в трепет. Я не смогла, я точно не смогла бы… а уж под взглядом генерала — тем более.

Завязав Лии глаза, Эльяна сам распечатал колоду карт и подал их ей в руки.

— Приступайте, дорогая. Итак, Игра!

Свет моргнул и ослаб — по хрустальным подвескам лился не бешеный горный поток, а слабый ручей. Ярко освещенным остался лишь стол с игроками.

Лия глубоко вздохнула и вот ее пальцы, подрагивая, уже тасовали колоду: неловко, неумело, но ей хватило сил не выронить из рук карт. А я смотрела, как кривится лицо Корхиды и понимала — генерал не простит ей этого вмешательства, он отомстит, и страх за Дона замораживал мне дыхание.

Дрожащими пальцами Лия достала из колоды две карты, положив их перед собой: одну налево — Да-Дегану, другую направо — генералу. Тихий шелест прозвучал в зале — так вздыхали в Файми ветра — когда генерал и Да-Деган открыли карты: то ли решив помучить, то ли не решившись оборвать Игру сразу, Судьба послала в руки Да-Дегана туза, подкинув генералу чуть не самую мелкую карту.

Сердце стукнуло в ребра. «Уймись — прошептала я себе, — впереди четыре партии. И достаточно проигрыша в одной». Но надежда не слышала доводов рассудка. Я смотрела во все глаза, как раз за разом ложатся карты на стол — раз, второй, третий, и как удача оказывалась на стороне Да-Дегана, даже не позволив лечь на сукно перед ним и его противником равнозначным по достоинству картам.

Но если вначале генерал смотрел на свои проигрыши снисходительно, то с каждой партией злость и раздражение все явственнее читались на его красивом лице.

Он все еще не мог поверить в возможность проигрыша — так же, как я не верила в возможность выигрыша Да-Дегана еще час назад. Генерал был еще так уверен в себе, так опасен и грозен, что я боялась, но теперь чего-то реального — мести, попыток сведения счетов, только не возможности заглянуть ему в глаза.

Некстати вспомнилась мне пьяная походка Рони, скомканный наш разговор — словно он боялся сказать больше, чем следовало.

«Сегодня утром Ордо мне нанес визит». Загадочная фраза, а по сути — намек. Вспомнилось и странное застывшее лицо Ордо во время нашей короткой беседы. Знать бы — до визита к Рони это было или уже потом. Грезится мне — или действительно отвернулась Судьба от генерала? И краткие секунды пока последний раз тасуется колода, мне пережить невмочь.

Я искала глазами Хэлдара, а случайно снова увидела Арвида — у высоких, покрытых золотой лепниной дверей, под руку с рыжим. И лицо у торговца было как у зверя перед прыжком на пределе сил, на грани возможного — холодное, но напряженье во взгляде запредельно. И когда мы несколько бесконечно-долгих секунд смотрели друг на друга — через меня словно пропустили электрический ток. В глазах потемнело, я едва удержалась на грани, с какой-то холодной расчетливостью понимая, только обморока мне сейчас и не хватает для полного счастья.

Я закрыла глаза, сморгнув, а когда открыла — две карты лежали на зеленом сукне. Две одиноких карты. Генерал ловил раззявленным ртом воздух, холеное лицо багровело — словно кислород не доходил до его легких. Ненависть и изумление отражались в налившихся кровью глазах.

Он вскочил — резко, в тишине громко стукнул о пол упавший стул и вновь гул голосов наполнил зал. Я смотрела — на то, как дрожат руки Корхиды, когда он шарил по одежде, что-то нащупывая. На то, как сложив руки на столе поверх сукна, сидел Да-Деган — совершенно спокойно, непоколебимо. Как сквозь толщу воды до меня доходило — не генерал выиграл в этой схватке, нет, не генерал.

А Корхида перевел безумный взгляд с Да-Дегана на Лию. Дернуло тиком гладко выбритую щеку, и его вцепившаяся в бластер рука начала движение на подъем — к выстрелу.

Доли секунды мне не хватило — кинуться на защиту девчонки: сбило на взлете абсурдом происходящего: генерал дёрнулся вперед. Рука с бластером безвольно упала на стол, увлекая за собой тело.

Рукоять кинжала торчала из-под лопатки Корхиды — серая простая сталь. Пахнуло кровью, прелью, хмарью — словно одним махом выветрились запахи благовоний, а потом запахло резко — мужским потом, страхом, адреналином.

— За попытку государственного переворота, — услышала я осипший голос Ордо, — генерал Энкеле Корхида приговорен к смертной казни. Приговор приведен в исполнение.

Хлестнуло по ушам женским визгом. Аторис подошел к столу усталой походкой, мельком глянул на Да-Дегана, не удостоил и единственного взгляда того, кто совсем недавно считался его соратником и правой рукой, подошел к дочери, помог ей стянуть плотную повязку, закрывавшую половину лица.

Я смотрела на суету и суматоху, поднявшуюся в зале, на поникшего головой Да-Дегана, чувствуя, как меня покидают силы. И растерянное лицо Анамгимара и довольная рожа Равэ Оканни были мне одинаково безразличны. Даже слова Аториса Ордо, подошедшего и что-то говорившего мне, проплывали мимо сознания.

Подошел Дон.

— Ну как ты, мама? — голос сына единственный смог пробиться ко мне сквозь плотный туман безразличия.

— Хорошо, — усилием потребным для вывода корабля на орбиту я сложила губы в улыбку. Недавно казалось — избавь меня кто от генерала, я буду ликовать, но никакой радости не было. Опустошение накрыло тяжелым одеялом. Мне не хватало воздуха, чтобы вздохнуть. Как во сне я вышла зала, мимо возбужденных, перешептывающихся людей, просочилась к окну, ткнулась лбом в стекло, пытаясь ухватить губами капельку воздуха, отрешившись от гудения людского улья. Слезы так и катились по щекам, щекотя и покалывая кожу, но от холода стекла стало чуть легче.

За черным стеклом, укрытый темнотой прятался город, лишь редкие искры фонарей горели вдали: и не угадать где в этой черноте резиденция Ордо, и где мой разрушенный дом. Стекло как зеркало возвращало мне — мое же бледное осунувшееся лицо, роение толпы за спиной, стены на высоту тройного человеческого роста облицованные змеевиком, мраморные статуи, прячущиеся в нишах. Пустая роскошь… все суета и тлен.

И лишь одна мысль, обретшая силу истины, колотилась в висках: безразлично считаешь себя ты слабым или сильным. Малые ветра упрямством стачивают горы. Мне хватило упрямства открыть глаза Аторису.

Я тоже играла с Судьбой и, видимо, показалась достаточно дерзкой, чтобы она улыбнулась.