— Немедленно известите полицию! Это не терпит отлагательства.

Взволнованная мать пациентки стояла на пороге кабинета и дрожала всем телом. Сюзанна поднялась со своего вертящегося стула и поспешила к ней:

— Ради бога, что стряслось?

В родильном отделении была суматоха. Хайке носилась туда-сюда и стенала:

— Мы на краю катастрофы!

У женщины были заплаканные глаза. Она с болью рассказывала:

— Моя дочь, её фамилия Бухингер, лежит здесь уже шесть часов в предродовой палате и ждёт родов. Тут вдруг появляется её муж и... Я должна вам сказать, что этот брак на волоске от... — Она начала всхлипывать.

Сюзанна обняла её за плечи:

— Успокойтесь! Мы тут готовы ко всему.

Та кивнула и продолжила:

— Мой зять... он угрожал моей дочери и требовал от неё, чтобы она... сразу после родов... отказалась от ребёнка.

В кабинет сунулся было альтернативщик, но Сюзанна жестом попросила его уйти.

— Почему он не хочет ребёнка?

— Потому что у него есть подружка... — Женщина захлебнулась в новом приступе плача.

Зазвонил телефон, Сюзанна не стала брать трубку. Она протянула женщине бумажный носовой платок и попыталась её успокоить:

— Госпожа Шнайдер, мы сделаем всё, что в наших силах и возможностях. Но сперва расскажите всё по порядку.

Мать роженицы благодарно кивнула и продолжила свой рассказ. Телефон между тем продолжал звонить не переставая.

— Его подружка тоже беременна... где-то на шестом месяце, я думаю. И ради неё он собирается оставить мою дочь. Он не хочет давать деньги на содержание ребёнка и поэтому давит на мою дочь.

— Минуточку, пожалуйста! — перебила её Сюзанна и наконец взяла трубку: — Раймунд.

— Госпожа Раймунд, это доктор Мёгенбург-Вайденфельдер, учительница из гимназии. Слава богу, что я вас наконец-то застала. Я боюсь, что ещё не настроилась, не нашла правильную ментальную установку на мою беременность.

— Да, я вас помню, госпожа доктор Мёгенбург-Вайденфельдер. Вы посещали мои курсы для беременных. Могу я перезвонить вам чуть позже?

— Госпожа Раймунд, прошу вас, не оставляйте меня! Я больше не могу выдерживать эти боли.

Сюзанна беспомощно оглянулась на плачущую мать и попросила её:

— Минуточку, пожалуйста, подождите! Госпожа доктор Мёгенбург-Вайденфельдер начала жаловаться по телефону:

— Я на двадцать четвёртой неделе. Мой организм принял эту беременность, но психика всё ещё противится ей. У меня ужасные боли в области поясницы и ещё более ужасные в паху. Я уверена, дело в психосоматическом недуге, который...

— Опишите, пожалуйста, ваши боли точнее, госпожа Мёгенбург-Вайденфельдер!

— Тянущие боли, как при растяжении мышц. Разумеется, до сих пор я отказывалась принимать обезболивающие, но...

— С какими интервалами происходят схватки?

— Боли непрерывные. А может, через них выражается раскол чувств по отношению к моему спутнику жизни?

— Госпожа доктор Мёгенбург-Вайденфельдер, это обыкновенная боль в маточных связках. В конце второй трети беременности она бывает почти всегда. Очень ответственно с вашей стороны ради ребёнка отказаться от обезболивающих средств. Лягте на кушетку, расслабьтесь и промассируйте промежность с эфирным маслом. У вас есть масло ромашки?

— Конечно. Ещё есть лаванда, мандарин, фенхель, розовое дерево...

— Фенхель — оптимальное. Если тянущие боли не пройдут, обратитесь к вашему гинекологу или приезжайте к нам!

Сюзанна пресекла попытки беременной госпожи доктора продолжить свои жалобы и снова повернулась к матери:

— Извините меня. Так чем же он угрожает вашей дочери?

Та снова принялась всхлипывать:

— Он собирается... застрелить её!

Сюзанна спешила в предродовую палату, где Хайке хлопотала вокруг пациентки. Мать еле поспевала за ней.

— Какие показания? — спросила Сюзанна.

Хайке пожала плечами:

— Схватки ещё нерегулярные.

— Будем стимулировать, — распорядилась Сюзанна. — Нельзя заставлять госпожу Бухингер ждать так долго.

Пациентка разразилась слезами. Сюзанна взяла её за руку и тихо сказала:

— Моя фамилия Раймунд, я старшая акушерка. Это правда, что ваш муж угрожает вам?

Женщина кивнула.

— Не беспокойтесь, госпожа Бухингер. Мы сделаем всё для вашей безопасности. Давайте для начала родим, а там посмотрим, как быть дальше.

— Но у него пистолет!

— Да что вы!

— То есть... был раньше пистолет. Но если даже сейчас и нет, он знает, где достать.

— Это правда, — подтвердила ее мать.

Сюзанна села у кровати.

— Госпожа Бухингер, я приму меры к тому, чтобы ваш муж больше не смог проникнуть сюда. В родовой зал его не пропустят. А когда после родов вас переведут, он не узнает, в какой вы палате. За это время я оповещу всех врачей и поговорю с полицией. Вы согласны на такие меры, госпожа Бухингер?

Пациентка благодарно кивнула. Сюзанна вернулась в кабинет и попыталась вызвать доктора Лемана. Он был в операционной и пообещал зайти в родовой зал, как только сможет.

После этого она позвонила в полицию. Дежурный был приветлив, внимательно выслушал её и сказал:

— Конечно, вы должны отнестись к этим угрозам очень серьёзно. Но в данный момент мы, к сожалению, ничего не можем предпринять.

— А прислать кого-нибудь? Это бы успокоило роженицу.

— Дорогая госпожа Раймунд, если бы мы реагировали на все угрозы, высказанные сгоряча в семейных ссорах, нам пришлось бы удвоить штат. Мы можем подключиться только тогда, когда он начнёт действовать.

— То есть когда госпожа Бухингер будет уже убита?

— Ну, вы знаете, далеко не все угрозы претворяются в реальность.

— Ага, значит, статистика на нашей стороне. Мне передать ваши слова роженице, которая должна разрешиться в ближайшие часы?

— Мне очень жаль, госпожа Раймунд. Но я не могу снять с поста ни одного полицейского.

Сюзанна бросила трубку и пробормотала:

— «Полиция — твой друг и твой защитник!»

Она выбежала в коридор и огляделась в поисках альтернативщика.

— Маркус, где у нас Хайке?

— Во втором родовом зале, там всё ещё рожает госпожа Зонндорф.

— Для господина Бухингера родовое отделение с этой минуты закрыто. Передай это Хайке! А я поставлю в известность врачей.

Из-за угла коридора появился доктор Леман и с готовностью отрапортовал:

— Госпожа Раймунд, я к вашим услугам.

— Во втором родовом зале рожает госпожа Зонндорф. У неё очень болезненные схватки, потребуется обезболивание. Не могли бы вы дать знать анестезиологу, господин доктор?

— Конечно, конечно! Я всё сделаю.

— А у госпожи Бухингер придётся простимулировать схватки, чтобы ускорить роды.

— А что, для этого есть показания?

— Господин доктор, мы должны учесть возможные осложнения. Этой пациентке угрожает её муж.

Врач посмотрел на нее удивленно:

— Это серьёзно?

— Родовой зал не место для шуток, господин доктор.

— Не могу с этим спорить, госпожа Раймунд. Однако чем же он ей угрожает?

— Если она не откажется от ребёнка, он собирается её убить.

Врач закатил глаза:

— О, обожаю эти семейные драмы!

К вечеру всё было уже позади. Роды прошли удачно, ребёнок был в малышковой палате, измученную родами мать перевели на первый пост, а госпожа доктор Мёгенбург-Вайденфельдер позвонила счастливая, что эфирное масло ей действительно помогло. Сюзанна передала родильное отделение Биргит и закончила свою смену.

Несколько минут спустя она шла мимо зелёных насаждений к просторной больничной парковке. Дорога освещалась, но деревья и кусты отбрасывали угрожающие тёмные тени. Вокруг не было ни души. Всякий раз, когда Сюзанне приходилось преодолевать в темноте эти пятьсот метров между зданием больницы и парковкой, ей становилось не по себе. Вот ещё один мрачный ряд деревьев, потом поворот — и будет парковка. Вон в слабом свете фонаря уже виден её отремонтированный и заново покрашенный после аварии маленький «форд». Только она собралась открыть машину, как зазвонил её мобильник.

Она нажала на кнопку и услышала взволнованный голос Биргит:

— Сюзанна, он здесь!

— Кто?

— Ну, этот... как его...

— Бухингер?

— Да-да! Он у входа в родильное отделение, рвётся внутрь.

— Ни в коем случае не впускать! У него запрет на вход!

— Но что мне делать, Сюзанна? Я одна в ночной смене, а он ломится.

— Ну и пусть себе ломится. Дверь выдержит.

— Да, а если поступит новая роженица? Как только дверь отопрут, этот парень ворвётся.

— Хорошо, Биргит, я сейчас приду. Сама его приструню.

Сюзанна торопливо зашагала назад, насколько ей позволяло её несгибающееся правое колено. Широкие прозрачные двери главного входа раздвинулись перед ней автоматически. В призрачном галогеновом свете старая вахтёрша Марга, сидя на стуле, вязала шарф. Вот лестница наверх... Мимо продолговатых ванночек с растениями на гидропонике... Искусственный материал полового покрытия поскрипывает под ногами... За угол, мимо стоящей в коридоре каталки...

Снова тёмный поворот... и длинный коридор, ведущий к родильному отделению. Перед дверью в полутьме действительно топтался мужчина, крича в переговорное устройство:

— Запрет на вход? Для меня? Да что вы говорите! Я требую ваше начальство, мне есть что ему сказать!

— Можете говорить, я готова вас выслушать, господин Бухингер! — громко сказала издали Сюзанна.

Мужчина обернулся. Она увидела его короткие вьющиеся волосы. Да это же тот самый тип, который оттеснил её с дороги!

— Меня зовут Бухнер, госпожа Раймунд. Всё ещё Бухнер, а не Бухингер. И хотя я в своё время нарушил ограничение скорости, я всё же не преступник, чтобы объявлять мне запрет на вход в ваше богоугодное заведение!

Сюзанну кольнуло в груди. И зачем только этот тип снова возник у неё на пути? Она осторожно начала:

— Мне очень жаль, господин Бухнер. Вас перепутали с другим человеком.

— Ах, вот в чём дело! Ну, хорошо, что вы здесь, госпожа Раймунд. Вы-то мне и нужны.

— Я? Чем могу служить, господин Бухнер?

Он глубоко вздохнул.

— Во-первых, я хотел поблагодарить вас за роды моей сестры и за уход за ней, а во-вторых... нельзя ли тут у вас где-нибудь присесть? Я не хочу разговаривать на ходу перед запертой дверью!

— Моя смена уже закончилась. А разговор надолго?

— Как получится, — он улыбнулся. Сюзанну поразило, что такой тип вообще способен улыбаться. Она немного подумала и согласилась:

— Тут есть поблизости закусочная. Если вы хотите...

Он кивнул и снова улыбнулся. Сюзанна уже пожалела, что согласилась.

— Мне, пожалуйста, капуччино, — сказала она хозяину в зелёном фартуке, который был и за официанта, и за повара. В маленьком помещении было пусто.

Бухнер заказал большой стакан «Пильзнера» и извлёк из кармана пачку сигарет.

— Вам не помешает?..

Она разрешила, с неприязнью подумав: «Пить пиво и курить — это как раз для него».

Он зажёг сигарету и затянулся так, что кончик её заалел. Потом выпустил дым и не торопясь начал:

— Итак, роды вы провели действительно великолепно. Только я... я вёл себя как идиот.

— Никто не безупречен, — сказала она, стараясь придать голосу нейтральное звучание.

— Я был очень взволнован, я так боялся за мою сестру. Мне никогда раньше не приходилось видеть роды.

— А почему вашу сестру не сопровождала мать? Обычно если не отец ребёнка, то мать роженицы... но чтоб брат — это действительно непривычно.

— Наши родители живут неподалёку, но она позвонила мне. Может, это и непривычно, но у неё нет никого ближе меня.

Сюзанна задумалась. И что только находит в этом типе его сестра? Впрочем, нет, выглядит он как раз неплохо. Блестящие тёмные глаза. И почему приличная внешность всегда достаётся не тем?

— Как дела у вашей сестры и у ребёнка?

Он снова затянулся сигаретой и ответил:

— Пока всё хорошо. Она переехала ко мне.

— К вам? И почему же?

— Потому что она боится отца ребёнка.

— Это бывает, — сухо заметила Сюзанна и сжала губы.

— Пока она живёт на социальное пособие. Я сплю на диване и помогаю чем могу. Конечно, это не может длиться долго, но в её ситуации я не хочу на неё давить. И кроме того...

— Что «кроме того»?

Он улыбнулся своим мыслям и немного застенчиво сказал:

— Я привязался к малышу.

Сюзанна молчала.

— Моей страховки хватило, чтобы возместить вам ущерб? — сменил он тему.

— Да, полностью. Я даже получила больничные за ссадину.

— Я очень сожалею, госпожа Раймунд, что всё так получилось. — Он смотрел на неё такими несчастными глазами, что нельзя было усомниться в его искренности.

Это слегка смутило Сюзанну, и она отвела взгляд.

— Я тогда не смог правильно оценить вашу несколько властную манеру вести роды, — продолжал он. — Акушерке приходится быть властной, чтобы женщины даже при сильных болях не теряли самообладания и старались как следует.

Она взглянула на него предостерегающе:

— Да, я могу быть очень властной.

— В вашей профессии от человека требуется безумно много разнообразных качеств. Во-первых, постоянная ответственность за жизнь. Во-вторых, сменная работа, ночные дежурства, скользящий график. Я думаю, такая профессия подходит только человеку с идеалами, с энтузиазмом.

— Не так всё пафосно, как вам кажется, — осадила она его. — Во многом дело привычки, а кроме того, есть и радостные моменты.

Он кивнул:

— Да, когда этот малыш наконец появляется... Когда мой племянник родился, я тоже так растрогался... И хотя был весь на адреналине, мне тут же стало дурно. — Он снова улыбнулся, и тёплое сияние его улыбки наполнило всё помещение.

У Сюзанны все колокола забили тревогу.

«Что этому парню от меня надо? — обеспокоенно думала она. — Ищет приключений? Он хочет использовать меня, как Рене. Ну уж нет, не на ту напал. На сей раз не пройдёт!»

Хозяин принёс напитки. Сюзанна попробовала сливки на капуччино. Бухнер загасил окурок, поднял стакан с пивом и сделал большой глоток.

— Да, первый глоток самый сладкий.

Она недоверчиво следила за ним.

— Но эти ночные смены и дежурства в выходные, — снова вернулся он к прежней теме, — это ведь так вредит личной жизни. Как ваш друг мирится с этим?

«Так я и знала!» — пронеслось у неё в голове, и она ответила враждебно:

— У меня нет друга.

Он впервые посмотрел ей прямо в глаза. Она отвела взгляд и перешла в контрнаступление:

— Вы демонстрируете столько понимания и сочувствия, господин Бухнер. Но с момента рождения вашего племянника прошло шесть недель. И только теперь вам пришло в голову всё это мне сказать?

Он опустил глаза.

— Да, я несколько затянул с этим...

— Почему же? Он выпрямился:

— Сперва я не отваживался. Но для меня очень важно... потому что я...

— Потому что вы что?

Он поднял стакан, сделал еще глоток и твёрдо продолжил:

— Потому что я вёл себя очень агрессивно, хотя вообще-то я человек мирный. Мне неприятно осознавать, что у вас сложилось обо мне превратное представление. Но если бы вы знали, как это тяжело — явиться потом и просить прощения. Всегда есть риск, что твои извинения не примут, — он взглянул на неё с мольбой.

Она молча кивнула, заметив, что он вздохнул с облегчением.

— А вы кто по профессии, господин Бухнер? — сменила она тему.

— Я работаю на улице.

— Где-где? — удивилась она.

— Я курьер, постоянно за рулём.

— А... И что, эта профессия кормит?

— Кого как.

Воцарилось молчание.

Она размышляла: «Он кажется довольно интеллигентным человеком, а работает курьером? Либо пережил крах, либо...» Она решила безжалостно по нему потоптаться:

— Что же вы не выучились какой-нибудь более востребованной профессии? — Это прозвучало резче, чем ей хотелось.

Но он не обиделся.

— Вы будете смеяться, госпожа Раймунд, но у меня есть даже очень востребованная профессия. После того как я оставил учёбу на автомеханика, я работал банковским брокером.

— Брокером?!

— Вас это удивляет?

— Разве для этого не требуется хотя бы аттестат зрелости?

— Вообще-то, не обязательно, но у меня, к счастью, был.

— Почему же вы с аттестатом зрелости учились на автомеханика?

— Меня всегда неодолимо влекло к машинам.

Она удивлённо покачала головой.

— Так вот, довольно долгое время я с моей солидной профессией — наравне с медсестрами и акушерками — принадлежал к обширному среднему классу, на который опирается всё наше общество.

— Но теперь предпочитаете развозить бандероли.

— Да, и важные документы, которые наши клиенты не могут доверить почте. Вы представить себе не можете, где мне приходится бывать. Это гораздо интереснее, чем сидеть в тесной конторе и целыми днями пялиться в компьютер. Улица даёт свободу. Там нет интриг, от коллег не ждёшь подвоха. — Он допил своё пиво и махнул рукой хозяину.

Сюзанна помешала ложечкой свой капуччино. Видите ли, ему интересно, этому большому ребёнку. А о будущем он не задумывается.

Бухнер словно прочитал её мысли:

— Может, после я примусь за что-нибудь другое. Но сейчас у меня прекрасные отношения с шефом, я великолепно чувствую себя за рулём... Ещё одно пиво, пожалуйста! — обратился он к хозяину. — Вот только эти радары давят на психику. Они меня просто измотали.

— Почему же?

— Видите ли, госпожа Раймунд, — начал он объяснять, — я десять часов в день за рулём, и дорога для меня — осуществлённая свобода. А эту свободу повсюду так и норовят урезать, потому что дорожная полиция просто не может не издеваться над водителями. В некоторых умудрённых государственным мышлением головах до сих пор живут представления семидесятых годов. Они хотят добиться, чтобы никто не получал удовольствия от вождения и чтобы все пересели на общественный транспорт. — Он язвительно рассмеялся.

— Я считаю, что контроль за скоростью иногда всё же необходим, — возразила Сюзанна. — Вспомните, как безответственно носятся некоторые лихачи возле школ и в жилых кварталах.

Он оживился:

— Правильно! Возле школ и детских садиков нельзя лихачить. Но почему же водители всё-таки делают это?

Она наморщила лоб:

— Я же сказала: из-за безответственности.

— Неправильно, госпожа учительница! — В его глазах блеснула насмешка. — Большинство водителей не менее ответственны, чем мы с вами. Но поскольку они на каждом шагу спотыкаются о совершенно бессмысленные, необъяснимые ограничения и запреты, они уже не воспринимают их всерьёз. Даже тогда, когда эти запреты оправданны.

Она уставилась на него. Аргумент был настолько нов, что требовал времени на осмысление.

— Давайте я приглашу вас на маленькую автомобильную прогулку, госпожа Раймунд. — Он улыбнулся и пояснил: — Конечно, только мысленную. Итак, стартуем рано утром в сторону автобана. Первый отрезок пути — три километра — тянется по чистому полю. Справа поле, слева поле. Обзор прекрасный. С какой же скоростью я обязан ехать? Семьдесят! — Он взволнованно поднял руку: — Почему, к чёрту, я должен ехать семьдесят? Назовите мне хоть какое-то разумное основание! Естественно, ни один водитель не придерживается этих указаний и едет от ста до ста двадцати. В противном случае это походило бы на послушание трупа! — Он добавил чуть тише: — Поскольку в чистом поле негде спрятать радар, — злорадно рассмеялся и отпил пива.

Она опустила голову:

— Вы выбрали нехарактерный пример.

— Нехарактерный? Погодите, наша с вами поездка продолжается. Мы добрались до автобана. Что, скажете, наконец свобода? Ничего подобного! И там на каждом шагу эти бестолковые ограничения. Возьмём франкфуртскую развязку. Там действительно напряжённое движение, то и дело приходится перестраиваться, и ограничение в сто тридцать оправданно. Но мне часто приходится проезжать эту развязку ночью, часа в два, когда там ни одной собаки. Четыре полосы, дорога прямая, как свечка, и пустая! Почему я не могу ехать двести? Ну почему? То же самое в населённых пунктах. Даже ночью я должен замедлять там до тридцати. Дорога пустая, а я должен ехать тридцать! В голове не укладывается! Конечно, теоретически можно предположить, что кто-нибудь из жителей в полночь будет упражняться в своём саду в прыжках с шестом и внезапно упадёт на дорогу. Поэтому я должен ползти со скоростью тридцать километров в час. Абсолютно логично!

«Он ещё не вырос», — думала Сюзанна, глядя в свой кофе. На душе у неё было горько. Этот любитель пива и курильщик бросил учёбу и гоняет ночами по населённым пунктам со скоростью двести километров в час. Он ненавидит правила и любит свою свободу. Подпусти к себе такого — он вскроет тебя, как устрицу, высосет содержимое и выбросит, потому что любая привязанность ограничивала бы его свободу. Она вдруг вспомнила Теодора: «Никакой свободы нет. Есть только иллюзия, которой человек тешит своё самолюбие». Кажется, он прав, как это ни горько сознавать. И вот перед ней сидит такой мечтатель, который верит в свою свободу, как в Деда Мороза.

— А что вы делаете в свободное время? — вывел он её из задумчивости.

— Я? Трудно сказать. Работа в разную смену, в выходные. Параллельно я веду курсы подготовки к родам, даю индивидуальные консультации, в том числе и послеродовые. Так что мало чего остаётся. Сама, кстати, посещаю один курс в народном университете — историю литературы. Изредка хожу в театр.

Он был потрясён:

— Правда?! Тогда у нас одинаковые интересы.

Она чуть не выронила ложечку:

— Что, вы тоже любите театр?

— Почему бы и нет? В Национальном театре сейчас дают «Леонса и Лену», комедию Георга Бюхнера. Там про любовь... и про свободу. Как видите, тема вне времени.

— Вы помните наизусть всю программу Национального театра?

Он засмеялся. Опять этот радостный, лучистый смех.

— От курьера вы такого не ожидали.

— Не ожидала.

— Пару семестров я изучал германистику и историю, но потом университет мне наскучил.

— Вы учились? Ваша биография становится всё запутаннее.

Он засмеялся.

— Да, с таким послужным списком меня уже никуда не возьмут. Впрочем, если я достану билеты на спектакль, то с удовольствием приглашу вас, госпожа Раймунд.

Сюзанна растерянно взглянула на него. К такой самонадеянной наглости она не была готова. «Всё правильно, — с горечью думала она. — Вначале приглашение в театр, потом зайти выпить по одной и, наконец, общеизвестный вопрос: к тебе или ко мне?»

Она подозвала хозяина:

— Я хочу расплатиться!

— Значит ли это, что вы не приняли моё приглашение? — Он не казался удивлённым, скорее разочарованным.

— Да, значит, господин Бухнер! Было приятно с вами поболтать.

Хозяин подошёл к столу и сказал Сюзанне:

— Один капуччино — два евро тридцать.

Она согласно кивнула и выложила на стол три евро. После чего быстро вышла из закусочной.

Снаружи было темно и холодно. Она шла в сторону больницы, с облегчением обнаружив, что он не преследует её. Она зашагала быстрее, внушая себе: «Сюзанна, ты только что уберегла себя от жестокого разочарования.

С этим типом и его беспорядочным образом жизни все это добром бы не кончилось».

Наконец она добралась до парковки. Её маленький «форд» одиноко стоял в своём ряду. Сюзанна села за руль и посмотрела через стекло на ночные контуры больницы. Она была довольна своим решением.