Майская революция 1968 г. во Франции стала чисткой, выметанием паутины из всех углов. Она проводилась молодежью, причем не только молодежью студенческой, но и молодежью рабочей, объединенной возрастом и общими условиями отчуждения. В университетах, так же как и на фабриках и в профсоюзах, диктатуре взрослых в лице начальников, хозяев и профсоюзных бонз был брошен вызов. Более того, эта диктатура основательно пошатнулась. Произошедший взрыв был подобен удару грома, он был заразительным, разрушительным и в значительной мере анархическим по своему характеру.

В основе его лежала критика не только буржуазного общества, но и постсталинского коммунизма, критика, которая углублялась в университетских кругах год от года и достигла дотоле небывалой остроты. Эта критика подпитывалась, в частности, объявлением войны, получившем свое выражение в памфлете «О нищете студенческой жизни» (De la misère en milieu étudiant) небольшой группы ситуационистов. Она была вдохновлена студенческими волнениями в разных странах, в особенности в Германии.

Она выбрала в качестве своего оружия прямое действие, сознательное и последовательное пренебрежение законом, захват рабочих мест. Она не боялась отвечать на репрессии со стороны властей революционным насилием; она бросала вызов всему существующему мироустройству, всем существующим структурам, всем полученным в наследство идеям; она отрицала монологи профессуры как проявление патронирующего монархизма; она отрекалась от культа громких имен и настаивала на анонимности и коллективности. Всего за несколько недель этот подъем молниеносно обернулся обучением подлинной демократии, диалогом тысяч голосов, общением всех со всеми.

Эта критика жадно пила из фонтана свободы. На бесчисленных собраниях и форумах каждому человеку было дано право полного выражения своего мнения. Общественные места превратились в амфитеатры, дорожное движение было парализовано, а участники обсуждений сидели на тротуарах, неспешно, подробно и открыто вырабатывая стратегию будущей уличной войны. Этот революционный пчелиный рой гудел во дворах, коридорах и аудиториях Сорбонны. Здесь каждое без исключения революционное течение могло выставлять и распространять свою пропагандистскую литературу.

Либертарии воспользовались этим моментом свободы, чтобы отказаться от своего прежнего, узкого взгляда на мир. Они боролись бок о бок с революционерами-марксистами «авторитарного» толка, не сводя старые счеты, на время забыв о прошлых разногласиях. Черный флаг реял рядом с красным, без конкуренции, без конфликта, по крайней мере, в течение самой острой фазы конфликта, когда братство сплотило всех под знаменами борьбы против общего врага.

Всякая власть отрицалась и, что еще страшнее для нее, высмеивалась. Миф о старике-провидце из Елисейского дворца был не столько подорван серьезными аргументами, сколько поднят на смех в карикатурах и сатире. Пустопорожняя болтовня парламентариев была повержена смертельным оружием — безразличием; один из самых длинных маршей студентов по улицам столицы проходил мимо дворца Бурбонов, но даже не удостоил его своим вниманием.

Одно волшебное слово эхом повторялось в течение славных недель мая 1968 года на фабриках и в университетах. Оно было темой бесчисленных собраний, толкований, отсылок к историческим прецедентам, детального изучения современных событий, имевших к нему хотя бы частичное отношение, — этим словом было самоуправление. Особенный интерес вызывал пример испанской коллективизации 1936 г. По вечерам рабочие приходили в Сорбонну, чтобы узнать больше об этом новом для них решении общественных проблем. Когда они отправлялись обратно к себе в мастерские, обсуждения все равно продолжались — теперь возле молчащих станков. Конечно, революция мая 1968 г. не воплотила самоуправление в жизнь, но она была недалека, можно даже сказать — всего лишь в шаге от этого. Идея самоуправления глубоко укоренилась в умах людей с тем, чтобы рано или поздно снова заявить о себе.