Утром пришла сестра: сгорбленная, как старушка. А лицо – молодое. И такое, точно сестру обозвали и она психует. Она дала подержать под мышкой градусники, а потом стала их встряхивать так зло, будто градусники набезобразничали.
Он спросил сестру, какая у него температура – чтобы разговориться... И попросить: "Позвоните, пожалуйста, в гостиницу "Восток"!" Они с матерью, как приехали в Москву, жили в гостинице "Восток". Мать возила его в зоопарк, в цирк, кататься на Чертовом колесе, поплавать на водном трамвайчике. И уж только потом привезла его в институт. Мама сейчас, конечно, в гостинице "Восток"...
Спросил про температуру, но сестра на него и не взглянула. Опять спросил, и она снова не взглянула.
– Что вам, что ли, жалко сказать?! – воскликнула Ийка. – Он и так плачет, а вы!.. А вы – вон как!
Сестра сгорбилась еще сильнее, словно что-то высматривала на полу. Пошла из палаты – и так стучала высоченными каблуками, будто в пол вколачивали гвозди.
– Грачиха горбатая, – прошептал Владик. Сильно согнулся, заковылял, разглядывая пол. И расхохотался.
– Просто она злюка, – печально сказала Ийка.
А он подумал: сестра злится, почему градусники не показали грипп. Тогда б она засадила уколы!
* * *
А няня Люда – худая-худая, старая и веселая. Когда утром приходит, всегда:
– Здорово, братцы-кролики!
А когда хочет подсесть к кому-нибудь на койку, чтобы поговорить, няню всю вдруг как дернет! Будто дали тычка в бок.
– Прострел гадский! – она морщится, а сама смеется. – Поясницу простреливает, зар-раза!
Няня Люда объяснила: сейчас они в изоляторе. Их проверяют, не принес ли кто в себе микробов. А после переведут в стационар и начнут выправлять всякими штуками, разными механизмами.
– У тя, огурец, – сказала ему няня Люда, – горб растет, ноги сохнут. Как станут тя распрямлять! Ой, помудруют!
– У него, – показала на Прошу, – ноги вовсе высохли. Так и эдак будут резать, заниматься.
– А мне что сделают? – спросил Владик.
У него правая рука вся выкручена, согнута и не разгибается.
– Тебе перво-наперво золотые кудряшки срежут! А вылечат на полпроцента, – няня Люда отвернулась от него к Ийке: – Вот кого могут совсем вылечить, красоточку! – и хлопнула ее по попе.
У Ийки кисть левой руки немного свернута набок, плохо действует.
– А меня вылечат? – спросил он.
– Ты, самое главное, жизнь люби! – няня Люда хрипло, трескуче расхохоталась, вдруг ее дернуло, и она чихнула громко-громко, со взвизгом.
* * *
Она сказала, что Надю надо жалеть. Сгорбленную сестру звали Надя.
– Как – жалеть? – Владик хмыкнул. – Сахар, что ль, давать?
– Она несчастная, – сказала няня Люда улыбаясь, точно хвалила сестру Надю. – Ее, бедную, никто замуж не возьмет.
– Почему? – спросил Проша.
– Потому что, – засмеялся Владик, – как и с тобой никто не женится!
– Если так, – Ийка топнула ногой, – я на нем женюсь!
– А на этом – новеньком? – спросил Владик.
– И на нем – тоже!
* * *
Он попросил няню Люду позвонить в гостиницу "Восток". Пусть позовет к телефону мать.
– Умотала она. А те наврала, чтоб при ней не ревел, платье не измял. Денег мне дала – яблоков те купить. Но их сюда нельзя, не проси: можно занести дизентерию.
Расплакался. Конечно, не из-за яблок. Сквозь слезы спрашивал, сколько же ему здесь лежать, в институте?
– Самое малое – год! – весело сказала няня Люда.
Год... Год бывает – новый. Это когда елка, гости, а отец стреляет бутылкой, из нее лезет пена, и все так радостно пахнет! Пахнет елкой, духами мамы, бабушкиным темным платьем с тяжелыми рукавами... А тут, в палате, пахнет лекарствами и чем-то не то кислым, не то сладким, и таким едким – как не пахло нигде, кроме больницы. Нигде-нигде! Тут даже еда этим пахнет. Он не хочет нюхать этот запах, он его ненавидит. Тьфу-тьфу на него! Вот бы вдруг запахло – как дома на Новый год!..
Только разве не дома может пахнуть, как дома?..
* * *
Неужели он будет лежать до самого Нового года? Это же ведь – до самой зимы! Это так долго, что даже нельзя и сказать – как. Однажды летом он увидел в сарае санки и вспомнил, как давно-давно была зима. И Новый год. Значит, вон как долго надо ждать... А может, год – это меньше, чем до Нового года? Наверно, меньше... Конечно! И мама сказала... и отец... Врачи только посмотрят – и все! Может, отец уже купил щенка. Маленького волкодавчика...
И он спросил про год. И Владик:
– Чего?! Ха-ха! Год – это, наоборот, больше, чем до Нового года. Это – до другого лета!
Ийка поглядела грустно, кивнула. Ужас-ужас – его даже затошнило.
Год, побыстрей пролети,
Отсюда меня уведи!
Уведи-уведи-уведи!
* * *
Пройдет год, и он придумает, как убить Сашку-короля.