Бесценный камушек

Расскажу вам сказку про бесценный камушек деда Павла. Дед Павел был пастух. Была у него в балканских горах кошара, и на ночь он загонял в эту кошару десяток овец. Были у него и хатка с черепичной крышей, и котенок, и щенок. Но не было у бедного горца даже коптилки, чем освещать каморку, когда стемнеет.

Брел как-то раз дед Павел за своей отарой у опушки леса и вдруг слышит писк — ни дать ни взять кто-то в пищик свистит да так жалобно! Пошел дед Павел в лес, осмотрелся и видит: горят деревья, трещат сучья, а под одним обгорелым пнем в пламени корчится пестрая ящерица и кричит тонким голоском. Увидела ящерица старика и стала его просить:

— Пастух, брат мой, вызволи меня из огня!

— Я бы тебе помог, — отвечает дед Павел, — да не смею сунуться в огонь — ноги обгорят.

— Так протяни мне свой посох — я за него ухвачусь, ты меня и вытащишь.

Дед Павел протянул ящерице свой длинный пастуший посох, она обвилась вокруг него, как повилика, и старик вытащил ее из огня. Оправилась она маленько и говорит:

— Теперь я хочу тебя отблагодарить. Ступай за мной.

— Что ж ты мне дашь? — спрашивает дед Павел.

— Я дочь царя ящериц, — отвечает ящерица. — Отец мой, ящер, живет в глубокой темной пещере. На голове у него венец, а в том венце девять бесценных камушков, и светят они, как девять солнц. Один такой камушек я подарю тебе.

И вот побежала ящерица по траве к речке, а старик за ней поплелся. Шли-шли, дошли до пещеры.

— Ты постой тут снаружи, а я пойду за камушком, — говорит ящерица.

Дед Павел сел на землю. Стало темнеть. Пока ящерица бегала за камушком, совсем стемнело. И вот, наконец, бежит она обратно с бесценным камушком во рту. Не успела ящерица выскочить из пещеры, как вся поляна вокруг засияла светом. Птички на ближних деревьях замахали крылышками, защебетали, подумали — заря занялась, солнце всходит.

— Возьми камушек, — говорит ящерица, — и ступай домой. Придешь, стукни три раза камушком по земле и скажи: «Стань передо мной то-то и то-то!» Чего пожелаешь, то и получишь.

Взял дед Павел светлый камушек, рассмотрел, — а камушек был не больше лесного ореха, — положил его в торбу и заковылял домой. Вот гонит он свою отару, а щенок и котенок уже за порогом сидят, ждут его. Старик запер овец в кошару, а сам вошел в хату и вынул камушек. И так засверкал его камушек, что вся хата осветилась. Щенок и котенок даже глаза лапками закрыли — побоялись, не ослепнуть бы.

Поужинал дед Павел и говорит:

— На что мне просить у камушка еще чего-то? Да у меня и так все есть — и хата, и овцы, и брынза, а теперь вот даже и ужинаю со светом!

Лег дед Павел спать. Лежит-лежит, не спится ему. И стал он думать да раздумывать:

«И что это я, право, не испытал камушка? Надо у него чего-нибудь попросить. Чего бы мне попросить? Чего бы попросить?.. Ага, попрошу белокаменный дворец».

Встал старик с постели, подошел к полке, а камушек лежит себе на ней, сияет. Дед Павел взял камушек, стукнул им три раза о землю и говорит:

— Стань передо мной, белокаменный дворец!

Не успел он это сказать, как хатка его сдвинулась и куда-то пропала, а на ее месте появился дивный белокаменный дворец. Стены в покоях были зеркальные, посуда из чистого золота, а столы и стулья из слоновой кости. Подивился старик, прошелся по горницам, все осмотрел и улегся на мягкую пуховую перину, а камушек за пазуху спрятал.

И что вы думаете? В тот самый вечер сосед пастуха, Иван, приходит к нему в гости и говорит:

— Зашел поглядеть, жив ли ты, здоров ли. Давай покалякаем, а то меня нынче что-то сон не берет… Эге, это что за чудо? Глазам не верится! Кто тебе построил такой дворец?

— Камушек построил.

— Какой камушек! Ну-ка, покажи мне его.

Дед Павел сунул руку за пазуху, вынул камушек и подает соседу. Иван рассмотрел камушек и говорит:

— Как же это вышло, что такой маленький камушек построил тебе целый дворец?

Дед Павел рассказал, как дело было, а камушек убрал за пазуху. Говорили-говорили соседи, стали позевывать.

— Оставайся ночевать в моих палатах, Иван, — пригласил дед Павел соседа.

— А куда мне лечь?

— Ложись рядом со мной вот на эту перину.

Лег Иван рядом со стариком и стал дожидаться, когда тот заснет. Как только дед Павел уснул, Иван сунул руку ему за пазуху, схватил камушек, стукнул три раза о землю и говорит:

— Станьте передо мной четыре богатыря, поднимите дворец и отнесите его за Дунай.

Не успел он вымолвить эти слова, как явились четыре богатыря, подняли дворец и унесли. Иван ушел за ними с камушком, а дед Павел остался. Наутро проснулся, озирается — и что же он видит? Нет ни дворца, ни бесценного камушка. Стоит ветхая хатка с черепичной крышей, а в ней щенок да котенок. Заплакал старик горькими слезами. Овцам стало его жалко, принялись они блеять. Закручинился котенок, и щенок пригорюнился. Вот котенок и говорит щенку:

— Давай пойдем на тот берег Дуная за дедовым камушком.

— Давай, — говорит щенок.

Тронулись в путь. Шли-шли — прошли всю Дунайскую равнину, дошли до широкой тихой реки Дуная.

— Я умею плавать, — говорит щенок, — а ты не умеешь. Садись ко мне на спину, я тебя на ту сторону переправлю.

Сел котенок на спину к товарищу, и переплыли они на тот берег Дуная. Прошли еще немного, добрались до дворца. Подождали в саду, покуда стемнело, и влезли в растворенное окошко. И вот видят — спит Иван на пуховой перине, а камушек спрятал в рот, под язык.

— Как нам вынуть камушек у него изо рта? — говорит щенок.

— Сейчас скажу, — отвечает котенок. — Я суну хвост в перечницу и пощекочу у Ивана в носу. Иван чихнет — камушек у него изо рта выпадет.

Как сказал котенок, так и сделал. Сунул хвост в перечницу, пощекотал у Ивана в носу, Иван чихнул, и камушек выпал у него изо рта. Котенок схватил камушек и — наутек. А щенок за ним. Бежали-бежали, добрались до Дуная. Котенок сел верхом на щенка, и тот поплыл. Доплыл до середины реки и говорит:

— Вот диковинный камушек! Дай-ка мне на него поглядеть!

— Сейчас нельзя, — говорит котенок, — ты его уронишь в воду. Выйдем на берег, тогда и гляди.

— Давай сейчас, — зарычал щенок, — а не то я тебя сброшу со спины. Упадешь в воду — утонешь.

Испугался котенок и говорит:

— Держи!

Щенок протянул лапку за камушком, да не удержал его: камушек в воду канул. Вылезли зверьки на берег и заплакали.

Ехал мимо рыбак с удочкой, стал их расспрашивать:

— Чего вы плачете?

— Голодные мы, — ответил котенок.

Рыбак закинул удочку в воду, вытащил большую рыбину и бросил ее щенку с котенком.

— Нате, — говорит, — не плачьте больше!

Котенок и щенок отнесли рыбу в ивняк и принялись закусывать. И как вы думаете, что они нашли в ее брюхе?..

Нашли камушек. А дело было так: рыба стояла в воде, разинув рот. Камушек упал в воду, она его и проглотила.

То-то обрадовались зверьки! Пустились бежать через Дунайскую равнину, перебежали ее, добрались до кошары деда Павла. Старик лежал на земле и плакал. Зверьки подкатили камушек к самой голове хозяина. И вдруг свет камушка попал в глаза старику. Схватил дед Павел камушек, стукнул им три раза о землю и крикнул:

— Стань передо мной, Иван, да не просто так, а в мешке!

Не успел он это сказать, как появился мешок, а в нем Иван. Тут дед Павел взял свой посох и давай колотить по мешку. Надавал вору тумаков, развязал мешок, прогнал Ивана прочь. Потом спрятал камушек в мошну и говорит:

— Не надо мне никакого дворца, все равно Иван украдет. Знаю я его повадки!

И дед Павел побрел за своими овцами. С той поры он каждый вечер клал камушек на полку, и тот освещал хату. А когда старик умер, ящерица прибежала и унесла камушек.

 

Ослиные уши

Жил в древности царь, по имени Троян. У него были ослиные уши. Но народ не знал об этом. Знали только цирюльники — царь призывал их во дворец, чтобы они его стригли и брили. Каждому цирюльнику, который побывал во дворце, царь приказывал отрубать голову, чтобы он не разнес по стране весть об ослиных царских ушах. Из-за этого в царстве Трояна становилось все меньше цирюльников. А народ, конечно, удивлялся, что цирюльники пропадают во дворце один за другим. Никто ничего толком не знал, но поговаривали, что дело цирюльников — опасное и, должно быть, не доводит их до добра.

И вот однажды позвали во дворец молодого цирюльника — старых уже не осталось. Заплакал цирюльник, попрощался с матерью, взял свою бритву и пошел во дворец. Со страхом постриг и побрил Трояна. Троян спрашивает:

— Видал мои уши?

— Видал, — шепотом отвечает цирюльник.

— Ты семейный?

— Нет, — отвечает цирюльник. — Какой я семейный! Никого у меня нету, кроме старухи-матери.

— Выйдешь из дворца, — говорит Троян, — небось, раззвонишь по всей стране, какие у меня уши?

Побледнел цирюльник и говорит:

— Мне, царь, жизнь дорога. Никому не скажу ни слова.

— Ну, смотри! — говорит царь. — Так и быть, тебя я отпущу. Но проболтаешься — отрублю голову, как всем другим цирюльникам.

Цирюльник поклялся, что будет молчать, и царь его отпустил. А напоследок сказал:

— Назначаю тебя моим придворным брадобреем. Через день будешь приходить во дворец. Но только — молчок!

Выскочил цирюльник из дворца, бежит домой, а народ шумит, удивляется, что выпустили его из дворца. И еще больше народ начал удивляться, когда узнал, что царь назначил такого мальчишку придворным брадобреем.

А молодой цирюльник с того часа, как впервые постриг и побрил царя, начал худеть, бледнеть, чахнуть. И есть почти перестал. Мать плачет — тает ее сынок, как свеча, и вот-вот умрет.

Пристала к сыну:

— Скажи, что с тобой? Что тебя гложет?

— Не могу я этого сказать. Дал страшную клятву. Иначе мне голову отсекут. И молчать не могу-Так меня и тянет рассказать кому-нибудь свою тайну. Оттого и сохну, как лист. Если бы нашелся верный человек, меня бы не выдал — рассказал бы ему и отвел душу. Да нет таких людей на свете. Все проклятые болтуны! Так и помру от своего молчания.

Заплакал цирюльник. И старуха заплакала. И уже не просит сына рассказать ей тайну. Знает, что хоть она и мать, а не удержится, все разболтает соседкам.

Поплакала старуха и говорит:

— Поди, сынок, в глухой, темный лес, выкопай в лесу глубокую яму, крикни в ту яму свою тайну три раза, потом засыпь яму, сровняй с землей, — увидишь, тебе легче станет.

Цирюльник так и сделал. Пошел в глухой лес, выкопал яму, спустился на самое дно и три раза крикнул:

— У царя Трояна ослиные уши!

— У царя Трояна ослиные уши!

— У царя Трояна ослиные уши!

И никто этого не слышал, даже эхо лесное. Цирюльник вылез, засыпал яму, и стало ему легче на сердце. Пришел домой веселый, сразу поправился.

Прошло лето, прошла осень, высыпались на землю семена, а весной пустили ростки. Прошло еще сколько-то времени, и над ямой, где царский брадобрей похоронил свою тайну, вырос куст бузины — всего из трех веток.

Проходил мимо бузины волопас, срезал одну ветку, сделал из нее дудочку-жалейку. Сел на бугорок около своего стада, стал на дудке играть. Слышит — дудка дудит:

— У царя Трояна ослиные уши!

— Что за чудо! — сказал волопас и заглянул одним глазом в дудку — а там пусто.

На соседнем бугре в тот же час второй волопас начал пробовать новую дудку. И его дудка дудит:

— У царя Трояна ослиные уши!

Задудели все волопасы, и все дудки в один голос запели:

— У царя Трояна ослиные уши!

Даже коровы перестали пастись, подняли головы, наставили уши и слушают. Быть того не может, что у царя ослиные уши!

Покатился слух по всей стране об удивительных дудках волопасов. И весь народ зашептал:

— Слыхали? У царя Трояна ослиные уши!

Дошел этот слух до брадобрея. Он заперся у себя в доме, сидит, трясется, ждет смерти. Придворные доложили царю, что вот, мол, народ совсем распустился, шумит, будто у него, у царя, ослиные уши, и что тут, конечно, работают царские недруги. Царь вскипел, приказал тотчас же послать за цирюльником.

Цирюльник пришел белый от страха.

— Та-ак! — говорит царь. — Прекрасно! Значит, тайну ты все-таки разболтал. Забыл клятву?

— Нет, — говорит цирюльник. — Никому я ни слова не говорил. Но так и быть, расскажу тебе правду. Так сильно я начал чахнуть от этой тайны, что чуть не умер. А моя мать — она старуха умная — посоветовала мне похоронить тайну в земле. Выкопал я в лесу яму, спустился в нее и три раза крикнул про то, что томило мне душу, — про твои уши, царь. Засыпал яму и сразу выздоровел. А на яме вырос куст бузины. Волопасы срезали его на дудки, и стали те дудки — кто их поймет, почему — дудеть на всю страну про ослиные уши.

Подумал Троян и вздохнул.

— Да-а! — говорит. — От людей, видно, не спрячешься!

 

Благословенные орехи

Ушли три брата на чужбину деньги зарабатывать.

Дошли до перепутья, остановились. Вот старший и говорит:

— Тут мы разделимся. Я пойду в гору, по правой дороге, ты, средний брат, ступай по левой, а ты, меньшой брат, иди по средней дороге. Через три года, на Димитров день, сойдемся все трое на этом перепутье и увидим, кто сколько заработал. Согласны?

— Согласны, братец, — отвечают младшие братья.

Поцеловали руку старшему и разошлись в разные стороны.

Старший брат остался жить в одном городе. Открыл пекарню и за три года нажил полную сумку червонцев. Средний брат открыл корчму у моста, засучил рукава и принялся продавать вино. Продавал-продавал, вино водой разбавлял — вот и набил себе карманы. А младший брат нанялся в помощники к одному доброму человеку, старому пастуху.

Минуло три года, пошел парень к пастуху за расчетом. Пастух отсчитал его заработанные деньги, сложил их в кучу, потом вынул из-за кушака три ореха и говорит:

— Я человек старый, больной, одряхлел, сил у меня не хватает бегать за овцами. Хорошо, что хоть ты мне подвернулся, а не то все стадо бы мое пропало. Большое тебе спасибо, овец ты пас хорошо. Причитается тебе такая плата: или столько-то денег, или же три ореха — вон те, что лежат перед тобой. Деньги я тебе дам без благословения, потому что деньги — как огонь: они человеку руку жгут. А орехи дам от всего сердца, с благословением дам. Хочешь, бери деньги, хочешь — орехи.

Парень подумал-подумал да и протянул руку к орехам.

— Возьму орехи, раз ты даешь их от сердца и с благословением.

Взял парень орехи, поцеловал руку старому пастуху и тронулся в путь.

И вот на Димитров день три брата сошлись на перепутье.

— С хорошим заработком вернулись? — спрашивает старший.

— С хорошим, — отвечает младший.

— Посмотрим! Только сперва поглядите, сколько нажил я.

И старший брат развязал свою сумку, а средний вытащил из-за пазухи кошель с деньгами.

— Вот это здорово! — говорит ему старший.

Тут младший брат сунул руку в карман и вынул три ореха.

— Это что же такое? — спрашивает его старший брат. — Столько ты заработал за три года?

— Да! Только три ореха, но они даны от всего сердца и с благословением, — отвечает младший. — Дал их мне один старый человек, пастух, за то, что я его овец пас. Он обо мне заботился не хуже родного отца.

Рассердились старшие братья.

— Много мы видывали дураков, но дурей тебя во всем свете не сыскать! — кричит старший брат. — Проработать три года за три ореха — такого чуда не слыхано, не видано! Вернись и потребуй у пастуха денег, а без них и глаз не показывай в отцовский дом.

Опечалился парень, пошел обратно. Тяжело у него было на душе. Идет, сам себе говорит:

— Я-то думал, когда тебе дают что-нибудь от всего сердца, так это лучше всего на свете, а вот что получилось.

Шел он, шел, дошел до родника. Нагнулся попить водицы, глотнул раз-другой, а больше пить не стал — очень уж есть ему захотелось. Пошарил в торбе — ни крошки хлеба.

«Дай-ка я расколю свои орехи, — думает голодный парень, — хоть червячка заморю».

Расколол он один орех. Что за чудо! Орех принялся расти; рос-рос, вырос в стоведерную бочку. И вот из скорлупки стали выбегать овцы, ягнята, бараны с колокольчиками на шеях— целое стадо вышло из одного ореха.

Парень от радости не знает, что делать. Собрал стадо, пошел домой. Шел-шел, подходит к родной деревне.

«Дай-ка я расколю другой орех, — думает, — посмотрю, что в нем такое».

И расколол второй орех. Как только скорлупка треснула, из нее вышли два молодых вола с длинными рогами, а за волами оказалась повозка, а на ней железный плуг.

Ударил себя парень по лбу.

— Вот так чудеса! — говорит.

Взял в руки цепь и повел волов вслед за стадом. Но, не дойдя до деревни, надумал расколоть и третий орех. Расколол. И вот из скорлупки вышла девушка, да такая красавица, что пером не описать.

— Веди меня к своему отцу в дом, — говорит девушка. — Суждено мне быть твоей женой.

Посадил парень девушку на повозку, повел волов. Идут овцы, колокольчиками звенят. Пришел парень домой и сыграл свадьбу. Девять деревень на свадьбу позвал. И я на той свадьбе был. Ел, пил, веселился — да так, что до нынешнего дня на душе весело!

 

Силян-аист

Сказывают люди, что жил-был на свете один добрый и честный человек. Звали его Божин. У него было три сына и дочь. Двое старших сыновей умерли, остался младший, Силян. Отец с матерью души не чаяли в сыне, только о нем и думали, вот и разбаловали мальчишку. Ходит Силян в школу, учителей не слушается, учиться не хочет. Ему бы только на речку бегать, рыбу ловить да купаться. Рос-подрастал Силян, вырос большой — женить пора, а работать не работает, баклуши бьет. Отец с матерью не знали, что с ним делать, и порешили его женить. Думали: женится — переменится. И вот женили его на самой пригожей и работящей девушке во всем селе. Звали ее Неда. Через год у Силяна и Неды родился мальчик, и назвали его Велко.

Хоть и женили Силяна, а он все равно не работает. Отец его пашет да сеет, мать стряпает, жена Неда и сестра Босилка жнут, а Силян нарядился во все новенькое и по базару слоняется. Жили они в подгородном селе Коняре, и Силян повадился то и дело ходить в город: наестся там белого хлеба, халвы, разных сладостей, а потом бражничает со всякими забулдыгами. Отец с матерью его уговаривали:

— Не ходи, сынок, по кривой дорожке с плохими товарищами; послушай, чему тебя родители учат. А не то берегись — как бы тебя не настигло проклятие да не отняло у нас. Или не слыхал сказки про кукушку и филина? Раньше они людьми были, братом и сестрой, да не стали слушаться родителей, вот и пало на них проклятие — обратились в птиц. Кукушка летает днем, кричит «ку-ку» — брата ищет, а филин летает ночью, кричит «ух», да не может сестру найти. Так и ты: не будешь родителей слушаться — придет день, покаешься.

Отец с матерью говорят, а Силян в потолок глядит да балки считает. Не то что слушать родителей, а и смотреть-то на них не хочет. Уперся глазами в потолок и думает:

«Что попусту слова тратите? Неужто не видите, что они мне в одно ухо влетают, из другого вылетают? Ну, погодите же! Завтра, как рассветет, я опять уйду в город, да уж и не вернусь домой. Опостылели мне ваши дурацкие советы».

Как задумал Силян, так и сделал. На другой день вышел из дома на заре, не простясь с родными, и зашагал в город. Пришел на постоялый двор, где всегда останавливался, наелся, напился, потом спать завалился. Нынче кутит Силян, завтра кутит, да так все и кутил, пока деньжонки свои не проел, не пропил. А как вышли деньги, стал Силян голодать. Голодает, а вернуться домой все-таки не хочет.

И вот заходит на постоялый двор какой-то поп и спрашивает хозяина:

— Не знаешь ли кого-нибудь, кто взялся бы водить меня по деревням да вместе со мной милостыню просить?

Этот поп собирался на богомолье в Ерусалим, — хотелось ему сделаться богомольцем — хаджией, а ехать было не на что. Вот он и надумал просить милостыню, чтобы собрать денег на дорогу. Услышал Силян его речи, обрадовался и говорит:

— Эта работа как раз для меня, батюшка. В нашей стороне я все деревни знаю. Буду водить тебя из села в село, если возьмешь меня с собой на богомолье. Мне тоже хочется, чтобы люди меня величали хаджией.

Согласился поп, и пошли они побираться по деревням. Все лето побирались. Собрали денег на дорогу и отправились на богомолье. Пришли в Салоники, сели на парусное судно, и ветер понес их в море. Плыло-плыло судно по морю, и вдруг как подует сильный ветер. как разбушуется страшная буря! Понесла буря судно по морским волнам, стала его трепать, качать вверх, вниз — то в воду окунет, то вверх дном опрокинет, пока не ударилось судно о скалы и не разбилось в щепки. Все люди, что были на судне, потонули, один Силян ухватился за доску и спасся. Выбрался он на берег ни жив ни мертв и повалился на свою доску.

Долго пролежал Силян на берегу, и все ему чудилось, будто его волны несут. Прошло сколько-то времени, оправился Силян и пошел бродить по незнакомой земле. Шел-шел, дошел до моря. Побрел в другую сторону — опять к морю вышел. Смекнул тогда Силян, что волны выбросили его на остров. Пошел он искать деревню или город, да ночь застигла его близ одной пещеры. Возле пещеры бил ключ, а у ключа росла ежевика. Силян набрал ежевики, напился воды и лег спать в пещере. Как может спать человек на чужой земле, в темной пещере, так и Силян спал — за всю ночь глаз не сомкнул. Все думал да раздумывал: куда это он попал да что за остров, почему тут ни живой души не видно, почему собаки не лают и петухи не поют.

Заплакал Силян.

— Ох, матушка-матушка! Ох сыночек мой Велко, и ты, жена, и ты, сестра! Что-то вы сейчас поделываете? Может, плачете обо мне, может, горюете, что я от вас убежал, как и я горюю по вас? Эх, почему я вас не послушался, почему не остался дома? Почему не стал работать в поле, а ушел на это погибельное богомолье? Захотелось, видишь ли, дураку, чтобы люди его величали хаджией! Доведется ли мне опять увидеть родное свое село Коняре! И тебя, отец, и тебя, мама, и тебя, сыночек Велко! И тебя, жена, и тебя, сестра! Как же мне отсюда выбраться, когда тут вокруг море? Куда ни глянешь — вода да вода!

Так Силян думал-раздумывал до самой зари, пока его дремота не одолела, а когда проснулся, уже светило солнце. И пошел Силян искать людей.

Поднялся он на гору, оглянулся кругом, видит — внизу, между горой и холмом, поле. Силян спустился на поле и пошел по дороге. Шел-шел, видит— на лугу муж с женой сено косят. Идет к ним Силян, а сам думает: «Если они болгары, мы друг друга поймем. Но откуда взяться болгарам на острове посреди моря? А если они турки или греки, как мне их понять, когда я ихнего языка не знаю?»

Подошел Силян к мужу и жене, поклонился, но сказать ничего не сказал, — ведь он не знал, что они за люди. А те завидели его, перестали косить и говорят по-болгарски:

— Что ж это ты, братец Силян, поклонился, а ни слова не вымолвил? Онемел от страха или что?

— Я хотел с вами поздороваться, — отвечает Силян, — да не думал, что вы говорите на моем родном языке, а выходит, вы даже имя мое знаете. Я вас в первый раз вижу и никак в толк не возьму, как это вы узнали, кто я такой.

А муж ему в ответ:

— Ветер занес тебя, Силян, на нашу землю, куда еще человеческая нога не ступала. Если так, мы тебе скажем, почему нам известно, кто ты такой. Только сперва садись да поешь хлеба и брынзы. Потом все вместе пойдем к нам домой, — будешь у нас гостить. Тогда и расскажем, почему мы тебя знаем.

Вечером муж и жена привели Силяна к себе домой. Не успели они войти во двор, как ребятишки закричали:

— А-а-а! Вот идет Силян из Коняре!

Подивился Силян. «Что же это такое, — думает, — сон или явь? Почему меня и дети знают? Я же их никогда в глаза не видел».

Вошел Силян в дом. Все домашние с ним поздоровались, сказали: «Добро пожаловать!» Сели ужинать. Угостили Силяна, как дорогого гостя, самыми лучшими кушаньями. После ужина пришли соседи, увидели Силяна и говорят:

— А, Силян, какой это ветер занес тебя на нашу землю?

Видит Силян, что вся деревня его знает, а он сам не узнает никого, — еще пуще дивится. Тут самый старый сосед уселся рядом с Силяном и стал его расспрашивать:

— Ну, Силян, расскажи-ка, сынок, как живет-поживает твой отец Божин, жив ли он, здоров ли? А матушка твоя как? А как твой сынишка Велко, жена Неда, сестра Босилка? Живы ли они, здоровы ли? Все ссоришься с батькой из-за пьянства или бросил пить?

— Пью, — отвечает Силян, — из-за этого я и ушел от батюшки с матушкой, от жены и сынишки, — должно, бес попутал. Не будь этого проклятого пьянства, не стряслась бы со мной такая беда… А вы почему знаете меня и моих родных? — спрашивает Силян старика.

— Мы жили в вашем селе Коняре, когда тебя еще на свете не было, — отвечает старик. — Да и теперь каждую весну отправляемся в Коняре, а осенью опять возвращаемся на свой остров. Живали мы и в вашем доме, — получше тебя знаем, как у вас там дела идут. Мы знаем по именам всех твоих домашних и всю вашу родню, да и всех жителей села тоже.

Сидит Силян, диву дается. «Да что же это такое? — думает. — Люди незнакомые, вижу я их в первый раз, а они лучше меня знают, как все обстоит у нас дома, да и во всем селе!» И Силян попросил старика разгадать ему эту загадку. Старик стал рассказывать:

— Весной мы превращаемся в аистов, — говорит, — улетаем в ваше село и там живем на крышах. С крыши все видно, что в селе делается. А вечером, как соберутся люди у очага, мы слушаем, о чем они между собой разговаривают.

— Как же это вы превращаетесь в аистов? — спрашивает Силян. — Вы же люди!

— Да, мы — люди, — отвечает старик, — такие же люди, как все, а в аистов мы превращаемся потому, что нас прокляли страшным дедовским проклятием. Был я тогда еще мальчишкой и водился с плохими ребятами. Мы не слушались родителей, баловались, всякие пакости делали. Все село от нас плакало. Все люди нас ругали, уговаривали слушаться старших, — не буянить, не обижать никого; советовали учиться, чтобы потом людям пользу приносить. А мы никого не слушали, никого знать не хотели. И вот зашел как-то в наше село незнакомый старец. Стали мы его дразнить, а он осерчал да и шлепнул кого-то из нас. Тогда мы его камнями закидали. Попало ему камнем по голове — ну, он и кончился. Похоронили его под явором; а пока зарывали, старец стал говорить из могилы. Сказал, что все те, что в него кидали камнями, обратятся в аистов. Осенью будут улетать в чужие края, а весной возвращаться на родину. И еще сказал, что на чужой земле, под деревом, появятся два родника, один с аистовой водой, другой — с человечьей. Там, как придет весна, искупаются люди в аистовой воде и станут аистами, а как придет осень, искупаются в человечьей воде и опять станут людьми. И вот с той поры мы каждую весну превращаемся в аистов и улетаем за море, в ваше село, а как вернемся осенью на свой остров да искупаемся в человечьей воде, опять становимся людьми.

— Скажи, дедушка, как мне в свое родное село вернуться? — спрашивает старика Силян. — Не заходят ли сюда корабли?

— Нет, Силян, корабли сюда не заходят. Берега у нашего острова крутые, скалистые. Если к нему и подойдет корабль, волны его разобьют о скалы. Но я тебе все-таки скажу, как ты можешь вернуться. Придет нам время улетать в ваше село, ты искупайся в роднике с аистовой водой — обратишься в аиста и полетишь вместе с нами. Только сперва налей человечьей боды в бутыль, обвяжи ту бутыль веревкой и надень себе на шею. Как вернемся на родину, омойся этой водой — опять станешь человеком и пойдешь к своим родным.

Не поверил Силян словам старика. Тогда старик повел его к роднику, искупался в нем и обратился в аиста. Полетел туда сюда, искупался в другом роднике — стал человеком. Поверил тогда Силян, что и он сможет вернуться в родное село, и обрадовался великой радостью. И стал он просить старика:

— Давай улетим в наше село немедля!

— Нет, Силян, нельзя. Там у вас теперь зима, а ведь аисты, сам знаешь, очень зябкие птицы. Потому-то они и улетают осенью в теплые страны. Потерпи. Придет время, улетим.

Всю зиму прожил Силян на том неведомом острове, что лежит за девятью морями. Но теперь он был уж не тот Силян, что ни отца, ни матери не слушался и работать не хотел. Теперь он целый день трудился вместе с соседями, а хмельного в рот не брал. Все ждал, дождаться не мог, когда же придет пора улетать.

Пришла и эта пора. Выкупались все жители острова в аистовой воде и обратились в аистов. Выкупался и Силян. Тоже аистом стал. Повесил себе на шею бутыль с водой из человечьего родника и вместе с прочими аистами полетел в село Коняре. Завидел Силян родное село и отчий дом, обрадовался да позабыл про бутыль с человечьей водой, что у него на шее висела. Не помня себя, ринулся стремглав к земле, а бутыль ударилась о камень и разбилась. Разлилась человечья вода. Нечем было омыться Силяну, так он и остался аистом. Обомлел Силян, залился слезами, да, видно, делать нечего — что упало, то пропало. Взлетел Силян, сел на крышу своего дома, в гнездо старого аиста. Тут старый аист ему сказал:

— Это мое гнездо, Силян, а ты селись вон в том, что на другом доме.

Отлетел Силян на крышу соседнего дома и смотрит сверху на свой двор. Видит — мать его доит корову, молодуха его, Неда, доит овец, а сестра Босилка разводит огонь — обед готовить. Все домашние работают, а у Силяна, как и встарь, работы нет. Стосковался Силян по своим родным, захотелось ему подойти к ним поближе. И вот он спустился на двор и стал прохаживаться между малыми ягнятами. Тут из дома выбежал его сынишка Велко. Увидел аиста и кричит матери:

— Мама, мама! Аист хочет моих ягнят обидеть!

— А ты прогони его, сынок, — говорит мать.

Велко поднял камень да как запустит им аисту Силяну в голову — чуть не убил. Закружилась у Силяна голова. Силится он взлететь на воздух, да не может. А Велко хвать его за ноги и опять кричит матери:

— Мама, мама! Я аиста поймал! Привяжу его за ногу веревкой и буду с ним играть.

— Не надо, сыночек, — говорит мать. — Отпусти аиста, он людям ничего плохого не делает, только хорошее.

Велко послушался матери, отпустил аиста. Взлетел Силян-аист и опять сел на крышу.

Спустя несколько дней Силян свил себе гнездо и зажил поблизости от своих родных.

И вот раз пошел его отец Божин пашню пахать и внучка с собой взял, волов водить. Взмахнул крыльями Силян-аист, полетел к ним на поле и опустился на землю, поближе к сынишке. Стал Силян ходить за сохой по борозде, а сынишка его увидел и кричит деду:

— Дедушка, дедушка, это наш аист!

— Пусть себе ходит, внучек, — говорит дед. — Он нам не помеха.

Пахали-пахали, и вот опять маленький Велко кричит деду:

— Смотри, дедушка, аист все за нами ходит!

— Оставь аиста в покое, внучек, води волов побыстрее, скоро стемнеет.

А Велко все назад оглядывается, на аиста смотрит, деда сердит.

— Ты чего ворон считаешь, внучек? — кричит дед. — Для этого я тебя с собой взял?

Рассердился Божин, замахнулся длинной палкой, какой волов погонял, — хотел аиста отогнать, да нечаянно попал ему по ноге, перебил ногу. Улетел Силян-аист домой, опустился на крышу, стал на здоровую ногу, другую поджал и плачет от боли.

Вечером все домашние вернулись с работы и сели ужинать у очага. А Силян сел в свое гнездо на крыше и стал слушать их разговоры. Вот маленький Велко и говорит матери:

— Мама, нынче аист прилетел на пашню, а дедушка как хватит его палкой по ноге! Должно быть, ногу ему перебил.

А дед на это:

— Это ты виноват, Велко. Зачем все на аиста оглядывался, про волов забывал? Жалко мне аиста. Замахнулся на него в сердцах и ушиб нечаянно.

— Лучше бы ты меня ударил, дедушка, а не аиста, — говорит сынишка Силяна.

А Силян лежит в гнезде, все слышит и плачет.

Как-то раз сестра его Босилка сидела во дворе и низала себе монисто из мелких монет. Низала-низала, пошла в дом попить воды, а монисто на рогожке оставила. Тут Силян спустился, взял в клюв монисто и отнес к себе в гнездо на крыше. В другой раз жена Силяна разостлала во дворе рогожу и села на ней вышивать вдовью рубашку черными нитками. Сама вышивает, сама плачет-приговаривает:

— Не так бы я жалела Силяна, кабы он умер дома да знала бы я, где его могила. А он, бедный, в море потонул, когда отправился на то проклятое богомолье.

Плачет Неда, причитает, а Силян слушает да слезы роняет. Ушла куда-то Неда, а Силян спустился на рогожку, взял в клюв клубок и спрятал в своем гнезде.

Спустя месяц выдавали замуж сестру Силяна Босилку. Пришли сваты с женихом, заиграли волынщики, гости стали водить хороводы — пляшут, ног не жалеют. А Силян стоит с перебитой ногой на крыше, смотрит и думает: «Эх, вот бы и мне поплясать в хороводе!» Пошли сваты в дом угощаться, а Неда взяла за руку своего сынишку Велко и ушла в амбар поплакать о пропавшем муже. Силян слушает ее с крыши, и сердце у него прямо разрывается от горя.

И вот пришла пора аистам улетать в теплые края. Собрались они все на речном берегу, наелись лягушек и полетели. Летели три дня и три ночи, да еще три дня и три ночи, долетели до острова аистов. Силян провел на чужбине еще пять месяцев, пока опять не настала весна и не пришла пора аистам возвращаться в Коняре. И вот опять налил Силян человечьей воды в бутыль, привязал ее к себе крепко-накрепко и вместе с другими аистами улетел в родное село.

Летели-летели, долетели до Коняре. Опустился Силян на отцовском дворе и — прямо в амбар. Омылся там человечьей водой и опять стал человеком, прежним Силяном, сыном Божина, мужем Неды, отцом Велко. Вышел из амбара Силян, зашагал по двору к дому. Увидела его собака по кличке Лиса, не узнала, залаяла. А Силян ей говорит:

— Что же ты это, Лисонька? Или не признала хозяина?

Как услышали родные его голос, выбежали все из дома, бросились обнимать Силяна. Что радости было! Ни конца ни краю. А Силян схватил в охапку своего сынишку Велко, давай его целовать да миловать — и думать забыл, что прошлой весной Велко его по голове стукнул. Отец Силяна Божин накурил водки-ракии, хотел сына угостить. Но Силян пить не стал и говорит:

— Много пришлось мне вытерпеть из-за проклятого пьянства да оттого, что не слушался отца с матерью. А как хлебнул я горя, так дал себе зарок не пить ни вина, ни водки, жить дома да работать. Правду ты говорил, тятя: кто не работает, тому и есть не полагается.

Услышал эти речи отец Силяна, обрадовался, зарезал самого жирного барашка, позвал в гости соседей. Все ели, пили да Силяна расспрашивали, где он был-побывал, куда ходил, что видел.

Рассказал им Силян про все, что с ним приключилось, от начала и до конца, но никто не поверил, что он превращался в аиста. Влез тогда Силян на крышу, достал из гнезда сестрино монисто да женин клубок черных ниток и показал их всем. Потом рассказал, как отец ударил его палкой и ногу ему перебил. Тут уж все поверили и зареклись никогда не обижать аистов.

 

Медведица-стервятница

За девятью горами на десятой жила-была медведица-стервятница, великая пакостница, — кого ни встретит, того сожрет. И вот сожрала она все живое в горах, спустилась на равнину и добралась до деревень. Там схватит вола и съест, тут схватит коня и съест, а встретит человека — и его не помилует. Тяжко приходилось от нее народу — не смели люди ни в поле работать, ни скот выгонять на пастбище, ни даже за порог выйти. Уж такая лютая, уж такая сильная была медведица, что никто не решался с нею сразиться. Думали-гадали люди, как горю пособить, как избавиться от медведицы. Ничего не могли придумать. Запустели у крестьян поля, заросли бурьяном, а скот подыхал с голоду во дворах.

Но вот в одну деревню, что стояла под горой, пришел мальчик-незнакомчик. Видит — ходят крестьяне повесивши голову, сидят пригорюнившись. Стал их спрашивать:

— Что у вас тут такое, добрые люди? Отчего вы свои поля забросили? Почему ходите повесивши головы?

Рассказали ему люди про страшную медведицу-стервятницу, а мальчик им в ответ:

— Не бойтесь, люди, я эту медведицу убью.

— Э, мальчик, не хвастайся! У нас есть молодцы посильнее да похрабрее тебя, а и те не смеют к ней подступиться. Так уж куда тебе! Ты и подавно с ней не сладишь.

— Дело тут не в одной только силе да храбрости, — говорит мальчик. — Хочешь убить медведицу, надобно еще кое-что. Помяните мое слово, захвачу я медведицу живьем и приведу к вам в деревню.

Послушали люди его речи и говорят в ответ:

— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь! Так-то, мальчик. Приведешь медведицу живьем, тогда мы тебе поверим.

— Ладно, когда-нибудь опять про это поговорим, — молвил мальчик и ушел — да прямо в лес, где жила страшная медведица.

А медведица жила в пастушьей хатке вместе со своим малым медвежонком. Мальчик заглянул в хатку, видит — медведицы нет, и постучал в дверь. Вылез медвежонок, увидел мальчика, подивился его смелости и спрашивает:

— Эй, мальчик, чего тебе здесь надо? Или не боишься, что моя мать тебя съест?

— Боюсь, как не бояться! — отвечает мальчик. — Да что ж поделаешь? Ведь я бедняцкий сын, брожу по свету, ищу работы, батрачу — да тем и кормлюсь. А люди нынче до того страшатся медведицы-стервятницы, что всю свою работу побросали. Нечем стало жить, я и пришел тебе послужить. Прошу тебя, как родного брата, дай мне чего-нибудь поесть, — я с голоду помираю.

Медвежонок был добрый, пожалел он мальчика, накормил. Надо вам сказать, что мальчик прочитал много книжек и знал великое множество сказок. Вот наелся он досыта и начал рассказывать медвежонку сказки — одна другой лучше. Рассказывал-рассказывал и вдруг замолчал, не кончив последней сказки, самой лучшей. Помолчал и говорит медвежонку:

— Ну, хватит! Надо мне уходить подобру-поздорову, а то как бы твоя мать меня тут не застала. Застанет — сожрет.

А медвежонок уж успел полюбить мальчика. Не хотелось ему расставаться с таким сказочником. И стал он просить мальчика досказать хотя бы последнюю сказку.

— Ладно, — говорит мальчик, — но ты упроси свою мать меня не есть. Тогда я у вас останусь. Заживем вместе, а я день-деньской буду тебе сказки рассказывать. Сейчас я полезу на чердак, а когда твоя мать придет, ты проси, чтобы она меня не ела. Если ©на согласится, я спущусь и доскажу тебе сказку.

Влез мальчик на чердак и притаился. Вскорости пришла медведида-стервятница. Медвежонок стал ее просить:

— Матушка, нынче к нам пришел один бедный мальчик и каких-каких только сказок мне не рассказал! Не хотелось мне его отпускать, да он меня не послушался, ушел — побоялся, как бы ты его не съела. Если мальчик опять придет, ты его не ешь, матушка, а оставь у нас. Будем жить вместе. А то мне скучно день-деньской сидеть одному в хатке. Мы с ним будет играть, он мне будет сказки рассказывать.

— Ладно, не буду его есть, — согласилась медведицы. — А коли он знает хорошие сказки, так и я послушаю.

Услышал мальчик ее слова, слез с чердака и стал досказывать последнюю сказку, а когда досказал, начал другую, потом третью. Всю ночь рассказывал сказки — одна другой лучше, да так и остался жить в хатке с медведицей и медвежонком.

День за днем мальчик рассказывал им сказки, а сам все думал, как бы ухитриться взять медведицу живьем и увести в деревню. Думал-думал и придумал. Пробил дыру в кровле. Прошел дождик, через дыру полилась дождевая вода, и не осталось в хатке сухого места. Сердится медведица, ворчит на дождь, да ничего поделать не может. Вот мальчик ей и говорит:

— Не горюй, бабушка-медведушка, я тебе новую хатку выстрою.

Сходил мальчик к угольщикам, выпросил у них топор и гвозди и построил новую хатку. Хатку не хатку, а громадный сундучище на колесах. И вот опять пошел сильный дождь. Мальчик и говорит медведице с медвежонком:

— Полезайте в новую хатку и сидите там, пока дождь не пройдет.

Послушались его медведица с медвежонком, влезли в сундук, а мальчик мигом захлопнул крышку, запер сундучище на замок и покатил его в деревню. Заревела медведица-стервятница — по всему лесу гул пошел, — да, видно, делать нечего. А мальчику и горя мало — катит себе да катит сундук, а сам песенки поет, посвистывает, как ни в чем не бывало.

Услыхали крестьяне медвежий рев, попрятались кто куда. А мальчик пошел по деревне — ходит от двери к двери, собирает народ. Вышли люди, узнали, что медведица-стервятница сидит в сундуке под замком, похватали кто вилы, кто топоры, убили медведицу-стервятницу. А медвежонка отпустили на все четыре стороны, — уходи, мол, подобру-поздорову. Да медвежонок-то не побежал в лес, — подошел к мальчику и стал его просить рассказать сказку.

Смотрят на них крестьяне, диву даются. В толк не возьмут, как это мальчик сумел загнать медведицу в сундук и с медвежонком подружиться.

А мальчик им и говорит:

— Я же вам сказал: кто хочет убить медведицу, тому не только сила да храбрость нужны, но еще кое-что. А что — догадайтесь сами.

 

Почему старикам почет

Один жестокий царь издал такой закон: всех старых людей убивать.

— Старики не могут ни жать, ни пахать, ни деревья рубить, — говорил он. — только дома сидят, хлеб даром едят да под ногами путаются.

И вот царские палачи засучили рукава и взяли топоры в руки. Всех стариков переказнили. Остался в той земле только один старик — отец некоего боярина. Пожалел боярин старика-отца, не выдал его палачам, а спрятал в тайнике и там кормил. Никто про него знать не знал, ведать не ведал.

У жестокого царя был вороной конь, да такой норовистый, каких свет не видывал. Не то что объездить его, а и подойти-то к нему никто не смел. Жила в царском дворце одна знахарка, хитрая баба. Раз спросил ее царь, как объездить коня. А она ему в ответ:

— Как объездить? А прикажи, государь, своим боярам свить аркан из песка. Заарканишь своего вороного коня песочным арканом, станет он смирней овечки.

Созвал царь всех бояр и объявил свою волю:

— Завтра же достаньте мне аркан из песка. А если явитесь во дворец без аркана, я вас всех до единого переказню.

Разошлись бояре, повесивши головы. Никто не понимал, как это можно свить аркан из песка. Среди бояр был и тот, кто спас от казни своего отца. Вернулся он домой, вот старик его и спрашивает:

— Что закручинился, сынок?

Боярин рассказал, чего требует царь.

— Только и всего? — говорит старик. — Ну, тебе бояться нечего. Завтра утром, когда вы все соберетесь во дворце, царь вас спросит: «Где аркан?», а ты ему ответь: «Царь-государь, мы готовы свить аркан из песка, да не знаем, какой тебе надобен — толстый ли, тонкий ли. Дай нам образец».

Сын исполнил отцовский совет. На другой день выслушал царь умную отговорку, наклонил голову и говорит:

— Что правда, то правда, надо бы вам дать образец, да только негде его взять.

И не стал царь бояр казнить.

В то лето случилась великая засуха, какой на земле еще не бывало. Все выгорело — и травы и хлеба. Житницы опустели, ни зерна не осталось на семена. Испугались люди — не умереть бы с голоду! Царю тоже забота немалая. Призвал он опять своих бояр и приказывает:

— Слушайте царское слово! Завтра же явитесь во дворец и доложите мне, где взять зерна на посев. А не то я с вас всех головы поснимаю.

Вышли от царя бояре сами не свои. Как быть? Нигде ни зерна — хоть шаром покати! И вот видит старик — тот, что жил в тайнике, — сын его опять закручинился. Стал он сына расспрашивать, а тот ему в ответ:

— Ну, отец, на сей раз и ты мне не можешь помочь.

— Почему?

— Да потому, что во всей нашей земле нет ни зернышка, а царь повелел нам, боярам, завтра же доложить ему, где найти семена на посев.

— Не бойся, сынок. Вот вы завтра придете к царю, а ты и посоветуй ему, чтоб он приказал крестьянам разрыть все муравейники, какие только есть в нашем царстве. Там найдут зерно, что муравьями собрано.

На другой день крестьяне разрыли муравейники и в каждом набрали по мешочку крупного зерна. Тогда царь милостиво обошелся с боярином и спросил:

— Скажи, кто дал тебе такой мудрый совет?

— Не смею, государь. Скажу — ты прикажешь меня повесить.

— Говори! Ни волоса не упадет с твоей головы.

Тут уж боярин признался, что спрятал своего отца, а старик научил его отговориться от песочного аркана и указал, где найти скрытое зерно.

И тогда издали новый закон: никто не смеет обижать старых людей, и когда они идут по улице, каждый должен уступать им дорогу.