–  Однажды в вашей творческой жизни был довольно продолжительный вынужденный перерыв. Помню, когда вы вернулись на сцену, то в одной телевизионной программе обратились к зрителям за советом – приспособиться ли к новой моде или остаться верной своей прежней манере исполнения?

– Как артистке мне, конечно же, хотелось быть на гребне моды. В то же время, я не ощущала в себе внутренней уверенности, не была убеждена, что это – «мое». Тем не менее был куплен эффектный черный парик, составлен новый репертуар из ритмовых и жанровых песен. Я вовсю старалась подладиться под моду, думая, что этим как раз и угожу публике. Однако очень скоро поняла, и не без помощи зрителей, что встала на ложный путь. В искусстве человек должен быть естественным. Публика сразу чувствует, когда артист хочет казаться, а не быть. То, что в тебе заложено, в чем ты откровенен, всегда получается лучше, хотя, может быть, порой это и не совсем модно. Но ведь мода – вещь преходящая…

Недавно я пять недель провела в Америке, где сейчас популярна негритянская джазовая музыка. Она очень специфична, и тем не менее многие артисты вовсю стараются ей подражать. Если говорить объективно, то «по-негритянски» у них все-таки не получается. Своеобразное чувство ритма и мелодии присуще только самим неграм. Наблюдая это, я еще раз убедилась, что в искусстве важно не терять своего собственного лица. Вероятно, поэтому мои слушатели и одобрили мое решение не гнаться, сломя голову, за модой и оставаться такой, какой я была.

–  Советских зрителей неизменно удивляет и радует ваше превосходное владение русским языком…

– Хотя я и выступаю в вашей стране как польская певица и живу сейчас в Варшаве, родилась я в СССР, училась в советской школе. Было это в Казахстане, где в городе Джамбуле моя мама преподавала иностранные языки. Она владеет, помимо польского, русским и немецким. Сейчас мы иногда с улыбкой вспоминаем, как я помогала проверять ей тетради. Отметки я, конечно, не ставила, но ошибки отмечала красным карандашом. Таким образом, я с раннего детства жила в атмосфере нескольких языков и прежде всего русского. Я убеждена, что чем раньше ребенок начинает овладевать языком, тем прочнее и лучше усваивает его. Этим буду руководствоваться и в воспитании своего сына Збышека. Пока он говорит только по-польски. Он еще маленький, но упрямый – мужчина все-таки. Я ему говорю: «Знаешь, Збышек, к нам в гости придет тетя, она тебе скажет: «Здравствуй, Збышек!» И ты должен тоже сказать ей по-русски: «Здравствуйте!» А он улыбается и, хотя все помнит, упорно твердит: «Нет, скажу – день добрый!»

–  Расскажите, пожалуйста, о ваших школьных годах в Советском Союзе. Какие воспоминания сохранились о той поре, о сверстниках и учителях?

– Воспоминания, к сожалению, довольно скудные, но в каком-то отношении яркие и, разумеется, приятные, как все, что связано с детством. Скудные, потому что это были первые классы начальной школы, и многое уже забылось. Помню парту такую прочную, крепкую. Сейчас такие уже, по-моему, не делают. Я сидела за ней с мальчиком. У него были узкие косые глаза. Наверное, он был казахом. Он мне тогда очень нравился тем, что выглядел как игрушечный, потому что был маленьким, смуглым и румяным. Известно, что в этом возрасте дружба между мальчиками и девочками не возникает, но мой сосед по парте был ко мне внимателен, добр и приветлив.

Из учителей запомнилась одна, которая была в начальной школе. Она ходила с нами гулять и рассказывала много интересного. И еще она запомнилась тем, что была ласковой и всегда улыбалась нам. Дети вообще лучше всего запоминают хорошее и доброе.

Не так давно мне довелось снова побывать в тех местах, где прошло мое детство. Это были минуты приятного волнения. На аэродроме Джамбула меня встречали ученики той самой школы, в которой я когда-то училась. Учителя были уже, конечно, другие, но дети выглядели такими же красивыми и приветливыми. Наверное, каждому человеку нужно в жизни хотя бы однажды снова встретиться со своим детством…

–  Как вы пришли к песне?

– Отвечая на такой вопрос, обычно рассказывают о том, что предшествовало непосредственному выходу на сцену. Моя встреча произошла много раньше, но если говорить откровенно, не по моей собственной инициативе. Мама у меня очень музыкальна и, когда к нам приходили гости, непременно предлагала мне петь для них. Не скажу, чтобы эти выступления перед гостями доставляли мне удовольствие, но слушаться приходилось. Гораздо интереснее было выступать в школе, на праздниках перед ребятами, хотя это каждый раз очень страшило. Оттого, что боялась и нервничала, выходило хуже, чем я могла. Тогдашний мой репертуар составлялся в зависимости от праздника. Были это, конечно, песни о елке, о матери, о Родине. Вот тогда-то, по существу, и произошла моя первая встреча с русской и советской песней…

Потом мы уехали в Польшу. Я окончила школу, поступила на геологический факультет Вроцлавского университета и меньше всего собиралась стать певицей. Если уж мечтала о какой профессии, то художника. Особенно меня привлекало искусство портрета, позволяющее раскрывать духовный мир человека, его психологию. Но мама была сторонницей более определенной профессии, тем более что геология очень многогранная область, включающая и физику, и химию, и математику.

В университете участников самодеятельного театра «Каламбур», который, кстати, существует и поныне, привлек мой высокий рост, и мне предложили играть сатирически-гротесковые роли. Так я снова запела со сцены, как когда-то в школе. Но моя вторичная встреча с песней была недолгой.

На студенческом празднике в Кракове я от волнения забыла текст и была тогда так расстроена, что решила больше никогда не выходить на сцену. Однако любовь к песне, живущая в моем сердце с детства, все равно дала о себе знать после того, как был получен диплом, и я стала инженером-геологом.

У каждого артиста есть песня, которая принесла ему славу. Для меня это – песня «Танцующие эвридики».

–  В вашем репертуаре есть и другая песня, которая сыграла в вашей творческой жизни большую роль. Я имею в виду песню «Надежда» А. Пахмутовой. Чем она привлекла вас?

– Русские песни всегда были мне по душе. Петь их легко и приятно, и не только потому, что этот язык я хорошо знаю. Они привлекают благодаря необычайной мелодичности и тем, что просторны для голоса. Чтобы сохранить всю прелесть русских песен, их надо петь только на русском языке.

«Надежда» заинтересовала меня не только этими качествами, но и своей человечностью и правдивостью. Мне, геологу по специальности, было близко и понятно содержание этой песни, в которой говорится о разлуке с родным домом. Мне ведь тоже приходилось во время студенческой практики бывать в походах и экспедициях и тоже испытывать эти чувства. Впрочем, надежда всегда живет с нами, независимо от характера нашей работы. Это чувство вообще присуще каждому человеку – надеяться всегда на что-то лучшее. Включив песню «Надежда» в свой репертуар, я почувствовала себя опять геологом, опять в разведке, где-то далеко-далеко у костра. Такую душевную песню приятно петь где-нибудь далеко от дома, в тайге на отдыхе, после трудного похода. Не случайно потом «Надежда» стала как бы гимном космонавтов, и они поют ее перед полетом.

–  Скажите, а какие требования вы предъявляете к песне?

– Хорошим прежде всего должен быть текст. Четким, ясным. Текст – это мост, который соединяет меня со слушателями. Ни для кого ведь не секрет, что есть немало и таких песен, которые совершенно бессмысленны по содержанию и представляют собой просто набор слов или междометий. Они живут какое-то время за счет музыки, а затем бесследно исчезают. Долгая жизнь обеспечена той песне, которая затрагивает и ум, и душу, а это возможно лишь в том случае, если текст в ней действительно высокохудожественный. Именно такие песни я стараюсь включать в свой репертуар, потому что они позволяют поделиться с людьми тем, что меня волнует, рассказать о своих чувствах и переживаниях.

Жить с песней легче, интереснее. У нас в Польше любят не столько петь, сколько слушать. А у вас, в какой бы дом я ни попадала в гости, непременно любая беседа, любое торжество заканчивались музыкой и песней. Это очень украшает жизнь и облагораживает отношения людей.

–  Представление публики об эстрадной певице предполагает известную раскованность. Вам же свойственны скромность и сдержанность на эстраде и в жизни. Чем вызван такой стиль поведения?

– Так уж меня воспитала бабушка, которую я любила больше всего на свете. Она дала мне бесконечно много. Благодаря ее влиянию я, например, твердо противостою современной моде на сигареты и спиртные напитки. Что касается сценического поведения, то, когда я выхожу к зрителям, испытываю к ним чувство огромного уважения. Люблю их. Отсюда, думаю, все и проистекает. По-моему, без этого вообще нельзя выходить на сцену. Когда исполнитель с уважением относится к своим слушателям, то и публика настраивается определенным образом. Возникает взаимное расположение, а это очень важно. Ведь сцена – ответственный пост. Остров, как я ее называю. Выходя на сцену, я всегда чувствую ту черту, которую нельзя переступать. Это уже, видно, в моей натуре…

–  У вас маленький ребенок. Отразилось ли материнство на вашем творчестве?

– Рождение ребенка – большое событие в жизни любой женщины. Ему сопутствует настоящий переворот в ее психике, в отношении к окружающему. Ребенок дает невероятно много в духовном отношении, раскрывает новые резервы в душе женщины. Иначе начинаешь видеть мир, по-новому воспринимаются люди. Став матерью, я, по-моему, приобрела некоторую мудрость и пою теперь, как мне кажется, немножечко лучше, потому что мне открылись неведомые доселе эмоциональные краски в музыке. Мне теперь вообще лучше и уютнее стало жить на земле, а песни счастливого человека всегда звучат проникновеннее и звонче.