— Он здесь, миледи!

Изабелла слегка опешила оттого, что Дэнни распахнул дверь ровно в тот самый миг, когда она собиралась сунуть ключ в замочную скважину. Обычно она ложилась поздно и никогда не просила слуг дожидаться ее возвращения, поэтому сверкающие глаза, пристально смотревшие из двери, ошеломили ее.

Она прошла мимо Дэнни в прихожую, в которой специально для нее всегда горела одна-единственная свеча, и взглянула на юного слугу.

— Но кто — он?

— Лорд Мэллори, миледи.

— Лорд Мэллори? В этот час?

Изабелла поспешно подняла голову, но увидела вверху лестницы лишь темноту — ни в одном из окон, выходивших на улицу, света не было.

— И куда же вы его дели?

— Я его никуда не девал: он сам нашел себе место.

Изабелла скорчила гримасу.

— Не понимаю.

Мальчик придвинулся ближе и понизил голос:

— Он пролез в дом прямо через окно вашей спальни.

— Что?

Так он действительно здесь? В ее доме? В ее спальне?

— Я был в саду, занимался делами и только приготовил кусок черуты…

— Дэнни! Ты опять куришь? Я же говорила тебе, что ты слишком молод, чтобы заниматься такими глупостями. А где это ты раздобыл черуту?

Он нетерпеливо махнул рукой:

— Извините, но сейчас это не важно, миледи. Не сейчас, когда джентльмен прячется наверху — я сам видел, как он влез в ваше окно. Он действовал ловко и тихо, как кошка, и похоже, заранее знал, как туда проще добраться. — Дэнни приподнял брови и почесал нос. — Кажется, это для него не впервой.

— Господи! Думаешь, он это уже делал?

— Готов спорить, что да. Джентльмен знал, куда ставить ноги на лозе и как открывать окно. Если он лез к вам в окно не первый раз, значит, у него есть опыт лазать по чужим окнам.

Итак, все это время она была права насчет него. Он — профессиональный вор. Изабелла не могла скрыть разочарования, хотя это было просто глупо с ее стороны. Она всегда предполагала, что он — опытный вор, специализирующийся на драгоценностях. Так откуда же разочарование? Неужели она надеялась, что этому есть какое-то другое объяснение?

— Значит, он все еще наверху?

— Да, миледи. Я все время наблюдал. Он еще там.

— Спасибо, Дэнни.

Изабелла взяла свечу со столика и направилась наверх.

— А мне что делать? Пойти с вами?

Она повернулась и постаралась, как могла, успокоить подростка.

— Не надо, я сама разберусь. Иди спать.

Глаза Дэнни сделались огромными от тревоги; ему казалось, будто он отправляет свою госпожу одну на встречу с чудовищем. Потом выражение его лица изменилось, словно ему на ум пришла какая-то мысль.

Изабелла без труда догадалась, что это за мысль. Его щеки окрасились в розовый цвет, и Дэнни вдруг уставился в пол.

— Да, миледи. Тогда спокойной ночи.

— Дэнни, подожди. Тесси знает про лорда Мэллори?

— Нет, миледи. Я никому не говорил. — Он помотал головой и ухмыльнулся. — Скажи я об этом миссис Банч, у нее случилась бы истерика.

— Ты прав. А теперь, если Тесси не спит, пришли ее, пожалуйста, ко мне.

— Вы хотите, чтобы Тесси пришла к вам в комнату? — Голос Дэнни стал писклявым от недоверия.

— Да, пожалуйста. Только не рассказывай ей про лорда Мэллори, понял? Ни слова.

Глаза Дэнни округлились, будто он счел хозяйку окончательно сумасшедшей, но все же он согласно кивнул и быстро помчался к боковой лестнице, а Изабелла продолжила подниматься в спальню по главной лестнице.

Она была совершенно уверена, что разгадала план Ричарда. Вне всякого сомнения, он прятался, чтобы украсть брошь после того, как подсмотрит, где она ее хранит.

Но если это так, в этом было нечто чрезвычайно странное — ведь он уже знал, где хранится брошь. В самый первый раз он украл брошь с туалетного столика.

Изабелла резко остановилась, вспомнив, что сказал Дэнни. Та легкость, с которой виконт проник в ее окно, не свидетельствовала о профессиональном умении. Он был здесь до этого. Внезапно Изабелла ощутила совершенную уверенность в этом. Должно быть, он приходил, чтобы украсть драгоценность, но не нашел ее, потому что брошь тогда копировала фирма Йейтса. Должно быть, Ричард предположил, что она очень хорошо спрятала брошь, и был полон решимости выяснить, где находится тайник.

Что ж, она облегчит ему труд и оставит брошь на самом видном месте. Пусть воришка думает, что выиграл.

Конечно, если он собирался посмотреть, где она прячет брошь, то также приготовился посмотреть, как она раздевается. Вместо обиды при мысли об этом Изабелла ощутила трепет возбуждения. Она весь вечер пыталась соблазнить его на новый поцелуй, пока он не исчез. Конечно, это делалось лишь для того, чтобы предоставить ему еще одну возможность украсть брошь. Но тогда он отказался.

Приближаясь к двери спальни, Изабелла улыбнулась. Так уж и быть: еще немного соблазна не помешает.

Она вошла в комнату и небрежно огляделась. Никаких следов пребывания постороннего человека. Разумеется, он прятался, но где?

Изабелла подошла к туалетному столику и зажгла от своей свечи еще две, стоявшие по сторонам зеркала. Теперь в комнате стало гораздо светлее. Затем она еще раз небрежно огляделась, сняла шаль и перчатки, а потом бросила вещи на кровать.

Под кроватью? Непохоже. Оттуда слишком неудобно подглядывать за ней.

Она подошла к платяному шкафу, поколебалась мгновение и открыла его. Нет, он не стал бы здесь прятаться. Шкаф весьма мал и не напоминает тот большой изысканный гардероб, который у нее когда-то был и который ей пришлось продать. В этом старом, слегка побитом шкафу имелась центральная секция, состоявшая из выдвижных полок с ящиками внизу, а по бокам от нее находилось два отделения для платьев на вешалках; но в них едва помещалась пара платьев — что уж тут говорить об очень большом мужчине.

Изабелла широко распахнула дверцы шкафа и успокоилась, лишь когда увидела, что из-за ее платьев не выглядывают мужские ботинки.

После этого оставалось только одно возможное место укрытия. Он, конечно же, за оконными портьерами. Поскольку с краю предательски не торчало носков ботинок, вор явно свернулся в комочек на подоконнике. Подоконник был настолько широк, что Изабелла могла себе позволить время от времени сидеть на нем, но для широких плеч на нем оставалось не слишком много места.

Бедный Ричард. Ей надо хорошенько постараться, чтобы его мучения не пропали даром.

Постепенно Ричарду стало казаться, что Изабелла никогда не появится: должно быть, эта слабоумная оставалась на приеме до тех пор, пока не отзвучали последние звуки оркестра. Он уже подумывал о том, не выйти ли ему, чтобы было удобнее ждать, когда на лестнице послышатся шаги. Вот только в этом случае, поскольку комната находилась в задней части дома, он мог не услышать, как откроется дверь, и мог не успеть спрятаться.

В конце концов Ричард, съежившись на подоконнике, приготовился ждать сколько потребуется, и хорошо, что он так поступил. Когда дверь открылась, в комнату проник мягкий свет от свечи, но он действительно не услышал, как Изабелла вошла.

Сидя неподвижно, словно изваяние, Ричард внимательно наблюдал за происходящим через аккуратную щелочку между портьерами. Изабелла зажгла еще несколько свечей, и он был ей за это благодарен. Теперь он ничего не пропустит, абсолютно ничего.

Изабелла немного походила по комнате, потом перешла к делу: она сняла перчатки, и Ричарду пришло на ум, что он никогда раньше не видел ее обнаженных рук, поскольку она всегда надевала либо одежду с длинными рукавами, либо длинные перчатки. Он и раньше восхищался ее великолепной кожей, но свет от свечей, кажется, наделил кожу Изабеллы особенным свечением, и теперь она казалась бледной, но не белой как фарфор. Нежный оттенок золота придавал коже дразнящую яркость. Такая кожа стала бы от загара золотисто-коричневой, а не ярко-розовой.

Вид этих тонких обнаженных рук вызвал у Ричарда напряжение в паху.

Изабелла стояла у туалетного столика спиной к нему и снимала драгоценности. Сначала серьги — она положила их рядом со шкатулкой, а не в шкатулку, хотя крышка и была открыта. Потом — рубиновое сердце.

Когда брошь была отколота, полоса ткани, тонкой как паутина, упала и повисла у нее на спине. Изабелла небрежно швырнула брошь на туалетный столик и сосредоточилась на булавке, которой закрепила ткань на плече.

В этот момент Ричард замер, услышав тихий стук в дверь.

На пороге появилась заспанная девушка в шали, накинутой поверх ночной рубашки.

— А, Тесси, это ты! Прости, что пришлось разбудить тебя так поздно. — Изабелла подкрепила извинение улыбкой.

Служанка выглядела слишком утомленной, чтобы отвечать; тем не менее она тут же взялась задело. Пока Изабелла снимала ткань с плеча, Тесси разобрала постель, вытащила из ящика ночную рубашку и положила ее на покрывало. У Ричарда вызвало некоторое разочарование то, что рубашка оказалась скорее практичной, чем соблазнительной.

Будто зная, что он здесь, и прочитав его мысли, Изабелла заговорила:

— Нет, Тесси, не эту. Сегодня я надену другую, с французской вышивкой и кружевами.

Хотя Тесси явно была удивлена, она послушно положила простую ночную рубашку обратно в ящик и достала более роскошную, положив ее на кровать с такой осторожностью, будто та сделана из золотой нити. Точно Ричард сказать не мог, но рубашка выглядела очень прозрачной и тонкой.

То, что произошло дальше, заставило его осознать в полной мере, как низко он пал и насколько он бесчестен, решив шпионить за раздевающейся женщиной. Это оказалось еще хуже, чем рыться в ее белье — он стал соглядатаем.

Конечно, он мог отвернуться, но ему не следовало отрывать взгляда от драгоценности, хотя смотреть, как она раздевается, было совершенно не обязательно.

И он не отвернулся.

Служанка расстегнула платье сзади и помогла его снять, потом проделала то же самое с нижней юбкой. Пока Тесси аккуратно складывала нижнюю юбку и вешала платье в шкафчик, Ричард с удовольствием созерцал Изабеллу, на которой не было ничего, кроме корсета и короткой сорочки. Его взгляд был прикован к ее очень хорошо сложенным ногам, одетым в белые шелковые чулки с серебром. Длинные ноги, аккуратные лодыжки, изящные икры.

Господи! Он прикладывал гигантские усилия, чтобы контролировать собственное дыхание. Изабелла и ее служанка не должны узнать, что за портьерами кто-то есть.

Когда Тесси начала расстегивать корсет, Изабелла схватилась за столбик кровати. Ричард затаил дыхание, когда она, освободившись от остатков одежды, нагнулась и потянулась словно кошка. Ее грудь не пропала, как это случалось с некоторыми женщинами после того, как убиралась нижняя опора корсета: под льняной сорочкой были видны полные округлые контуры.

Изабелла сладко зевнула.

— Спасибо, Тесси, — сказала она. — Теперь можешь идти спать.

— Но миледи, разве вы не хотите, чтобы я помогла нам с волосами, ночной рубашкой и прочим?

— Мне нужна была помощь, чтобы снять платье и остальные вещи, а дальше я справлюсь сама. Возвращайся обратно в кровать.

— Спасибо, миледи. — Служанка присела в реверансе и покинула комнату.

После этого Изабелла подошла к туалетному столику и села. Ее обнаженные руки принялись удалять жемчужные украшения из волос. Эти нежные руки и то, как она их держала, сводили Ричарда с ума. Ее груди поднялись и плотно прижались к сорочке, стали почти его гибелью.

Несколько долгих мучительных мгновений руки двигались вокруг головы, и вдруг волосы упали ей на спину медово-золотистой волной, ярко заблестевшей при свете свечей.

Изабелла подняла щетку, провела ею по густым волнам волос, потом перекинула волосы через правое плечо, продолжая причесываться. Угол, под которым она сидела, давал Ричарду возможность полностью видеть ее изящную белую шею и то, как от движения щетки ее грудь слегка подпрыгивает.

У Ричарда пересохло во рту. Он попытался сглотнуть, но испугался, что глоток будет громким, поэтому не сделал этого.

Она причесывалась, кажется, целую вечность, изгибаясь, поворачиваясь и выгибаясь в эротических позах, сделавших бы честь самому ученому гуру. В конце концов Изабелла откинула волосы назад и покрутила головой: золотые волны рассыпались по ее плечам.

Интересно, известно ли ей, насколько она красива и чувственна? Такой видел бы ее супруг, и тогда она наверняка знала бы, потому что чувствовала бы на себе его пристальный взгляд, чувствовала бы его желание. Неожиданно Ричард испытал ревность по отношению к покойному сэру Руперту Уэймоту. Понимал ли этот мужчина, насколько ему повезло?

Изабелла снова собрала волосы, перекинула их через плечо и принялась заплетать. Потом она перевязала толстую косу короткой ленточкой, что вдруг сделало ее очень молодой.

Изабелла стремительно повернулась на стуле, потом натянула сорочку на колени, обнажив при этом розовую шелковую подвязку и краешек золотистого бедра над ней. Развязав подвязку, Изабелла подняла колено и начала обеими руками скатывать вниз чулок. Казалось, что, снимая чулок, она ласкает ногу, и Ричард подумал, что сам с удовольствием сделал бы это.

Напряжение в его паху возросло еще больше, когда Изабелла повторила то же с другой ногой. Теперь он мог сравнить обнаженные ноги с обнаженными руками, отчего ему стало почти невозможно дышать.

Поднявшись со стула, Изабелла отнесла подвязки с чулками в тот самый комод, который он когда-то основательно перерыл. Потом она взяла с постели перчатки и шаль, сложила их и тоже положила в комод. Когда она двигалась, он видел тени, обозначавшие ее тело под тонкой материей. Она была великолепно сложена — полные грудь и бедра, узкая талия, длинные изящные ноги.

Ричард надеялся, что вот-вот увидит то, что скрыто сорочкой, и наконец Изабелла подошла к постели, на которой лежала ночная рубашка. Повернувшись к нему лицом, она уже собиралась снять сорочку через голову, но отчего-то вдруг замешкалась. Она отвернулась от него, снова подняла руки и опять остановилась.

Похоже, что-то заставило ее передумать. Когда Изабелла взяла ночную рубашку и направилась к платяному шкафу, Ричард чуть не застонал.

Изабелла открыла шкаф и передвинулась так, что открытая дверь скрыла ее. Когда же она появилась снова, то на ней — вот проклятие — уже была муслиновая ночная рубашка, скрывавшая ее с головы до пят. И хотя темные круги ее сосков четко вырисовывались под легкой тканью, облегавшей тело плотнее, чем полотно сорочки, это все же не являлось достаточным утешением. Ричард хотел видеть больше.

Изабелла медленно потянулась, словно кошка, дав ему возможность хорошенько рассмотреть упоительную фигуру под ночной рубашкой, потом задула свечи и легла в постель. В неожиданно наступившей темноте разглядеть что-либо не представлялось возможным, и Ричард был этому даже рад. Ожидая, пока Изабелла заснет, он вспоминал все главные сражения на Пиренеях, стараясь забыть то, что видел сегодня, и то, какие эмоции вызвал у него вид Изабеллы.

Ждать ему пришлось долго. Сначала следовало удостовериться, что она спит, и уж затем появляться. Хорошо еще, что воспоминания о сражениях и мысленное перечисление фамилий всех убитых в полку помогали провести время и затушить огонь, зажженный Изабеллой в крови.

Когда ровное дыхание Изабеллы возвестило о том, что хозяйка дома спит, Ричард раздвинул портьеры и тихонько соскользнул с подоконника. Тело его свело от долгой неподвижности, и ему пришлось как следует потянуться, чтобы двигаться получше.

Брошь лежала на туалетном столике вместе с серьгами, булавкой и украшением для волос. Изабелла даже не потрудилась убрать все в шкатулку, стоявшую открытой и демонстрировавшую все ее драгоценности. Странно, что ее еще никогда не грабили.

Внезапно Ричарду захотелось выбранить хозяйку всех этих сокровищ за такую беспечность. Он тихо положил драгоценность в карман и уже собирался вылезти из окна, как вдруг взгляд его задержался на очертаниях фигуры женщины, спящей на кровати. Она чуть отвернулась от него, длинная прядь золотистых волос свисала с одеяла, блестя в лунном свете, проникавшем в комнату через щель в портьерах. Одна рука Изабеллы была сложена под подбородком так, что она выглядела спящим ребенком.

Странное сочетание соблазнительницы и наивной невинности. Но какая она — настоящая?

Ричарду очень хотелось дотронуться до нее, погладить ее щеку, откинуть мягкую золотистую прядь у уха, выбившуюся из косы. Ему хотелось лечь рядом с ней, прижать ее к груди и смотреть, как она спит в его объятиях.

Но ничего этого он так и не сделал. Изабелла могла проснуться, поэтому он просто стоял, смотрел и раздумывал, что же это на него нашло.

В конце концов Ричард отвернулся и влез обратно на подоконник, молясь, чтобы сон Изабеллы оставался крепким как можно дольше. Теперь ему предстояло справиться со ставнями и подъемными рамами, не издав ни малейшего шума.

Ричарду очень повезло — он удалился совершенно тихо. Поскольку разгневанного лица в окне не показалось, он справедливо предположил, что ему удалось остаться необнаруженным.

Хотя Ричард много лет участвовал в тайных операциях, эта оказалась самой худшей из них всех. Он никогда не уставал так сильно. С другой стороны, от него никогда не требовалось находиться в укрытии и хранить молчание, наблюдая при этом, как раздевается красивая женщина. Ричард дышал так тяжело, что, когда добрался до земли, почувствовал себя так, словно пробежал несколько миль.

Слава Богу, теперь все закончилось. Не только эта операция, но и вся война. Драгоценность снова у него, он с нее глаз не спустит, пока не вернется в Грейшотт, и Изабелла ничего не сможет сделать, чтобы заполучить брошь обратно. Больше никаких уловок, никаких хитростей.

Конечно, лучше всего уехать домой завтра, чтобы раз и навсегда закрыть вопрос с «Сердцем Мэллори», но, увы, это было невозможно: Ричард обещал полковнику Брэдбери, что завтра вечером он будет сопровождать его и леди Алтею в театр. Зато на следующий день он непременно отправится в дорогу с проклятой драгоценностью, накрепко привязанной к груди.

А потом он вернется. Должен вернуться. Между ним и Изабеллой есть нечто большее, чем рубиновая брошь, и он непременно выяснит, насколько именно большее.

Услышав, что окно закрылось, Изабелла перекатилась на спину и судорожно выдохнула. Притворяясь спящей, она ощущала присутствие Ричарда у своей кровати, то, что он наблюдает за ней, и это стало одним из самых замечательных моментов в ее жизни, когда она лишалась силы духа. И еще — одним из самых волнующих. Когда он раздумывал, не лечь ли рядом с ней. Интересно, что ей пришлось бы тогда делать?

Беда была в том, что скорее всего она встретила бы его с удовольствием. То, что Ричард — негодяй, вор и мошенник, уже не имело для нее никакого значения. Она желала его. Она не чувствовала себя столь живой и сексуальной, даже находясь в браке с Рупертом.

Изабелла с удовольствием разыграла перед Ричардом небольшое представление. Она чувствовала на себе его взгляд, принимала сексуальные позы и чистила перышки исключительно ради него. При этом каждый обнаженный дюйм ее кожи покалывало от возбуждения. Разве не сумасшествие показываться перед ним в одном белье, с выставленными напоказ ногами, без корсета, связывавшего бы движения? И все-таки она зашла так далеко, как только смогла. Вот только когда пришло время снять все, она не смогла заставить себя сделать это.

Изабелла чувствовала себя достаточно обнаженной в сорочке, и даже более — в самой прозрачной из своих ночных рубашек, той самой, которая так нравилась Руперту. Она получала удовольствие от того, что втайне знала о взгляде Ричарда, направленном на нее. Даже сейчас, после его ухода, мысль о наблюдающих за ней синих глазах заставляла ее ощущать всем телом тепло и трепет. Со времени смерти супруга ни один мужчина не вызывал у нее таких чувств.

Несмотря на сильное возбуждение или, может быть, именно из-за него, Изабеллу вдруг переполнили рыдания, прорвавшиеся из самых глубин ее души. Она зарылась лицом в подушку и разразилась потоком слез.

Изабелла ненавидела себя за желание, которое она испытывала по отношению к Ричарду. От досады она даже заколотила по подушке кулаком. Ненавидела, ненавидела, ненавидела — не только за желание, но и за то, что осмелилась вообразить свой роман с ним. Она не могла позволить неосуществленному желанию командовать собственной жизнью, не важно, насколько мучительно это желание. Роман с Ричардом, если бы о нем стало известно, изменил бы все. На нее смотрели бы как на одну из тех вдов, что заводят любовников, тех, кто предпочитает независимость браку с тем, с кем мужчины испытывали легкость при ухаживании.

Но Изабелла не могла позволить себе быть независимой. У нее нет денег, обязанностей куча, от нее зависит ее семья. Значит, у нее одна дорога — снова выйти замуж и сделать хорошую партию. Она неотступно двигалась в этом направлении, пока в ее жизнь не прокрался Ричард, который украл драгоценность бабки, да еще заставил ее пылать неистовым желанием.

Возможно, Изабелла и перехитрила Ричарда с копией рубинового сердца, но полной уверенности, что игра выиграна, у нее не было.