В это тихое, солнечное утро председатель отряда четвёртого класса 27-й школы Миша Коробкин даже представить себе не мог, что с ним случится в самом ближайшем времени; он сидел на бульваре, начищенный и наглаженный, в самой парадной пионерской форме, и что-то усердно зубрил, поглядывая то в блокнот, то на небо. Потом он отложил блокнот, встал, вежливо поклонился соседнему дереву и произнёс:
— Здравствуйте, уважаемый Алексей Иванович! Мы, делегаты Коробкин и Кошкин…
Он посмотрел на свои ручные часы и проворчал:
— Кошкин опаздывает! …Явились пригласить вас от имени и по поручению нашего отряда на сбор по вашему творчеству.
Дальше должен был говорить Кошкин, но Кошкина не было, а уже пора было идти. Миша возмутился: «Да где же этот Кошкин?»
Он поглядел туда и сюда. На бульваре — никого. Вдруг в самом конце аллеи показалась какая-то фигурка. Она мчалась прямо к Мише, размахивая букетом. Он узнал её: это Лида Шершилина, довольно глупая девчонка из его класса. Она была в парадной форме, а на голове её прыгал бант, похожий на бабочку-капустницу.
— Коробкин, ты не волнуйся! — кричала она, подбегая. — Я вместо Кошкина!
— А Кошкин где?
— Кошкину никак. У него половина зелёная.
— Какая ещё половина! — закричал Миша.
— Левая, — сказала Лида Шершилина. — Представляешь, какой ужас? Мы преспокойно раскрашиваем «ПРИВЕТ ЛЮБИМОМУ ПИСАТЕЛЮ», совершенно ничего не думаем, и вдруг — здрасте! Кто-то ревёт страшным рёвом, и вваливается этот кошмарный Кошкин — зелёный-презелёный!
Миша мало что понял, но сразу почувствовал, что ничего хорошего для него из этой истории не выйдет.
— Понимаешь, он к тебе мчался и налетел на ведро с краской, — тараторила Лида. — Он в школу. Что делать?
Галина Ивановна ужаснулась — куда его? В делегацию такого зелёного — как же? Так его, бедного, жалко!
Лида вздохнула и умолкла. Будто радио выключила.
Миша молчал. Такую новость надо было обдумать.
Подумав, Миша решил, что ничего плохого, в общем, не произошло. Может, даже наоборот. Он сказал:
— Чего жалко, сам виноват. Разиня. Что ж, ладно, Коробкин и один справится.
— Почему это один? — удивилась Лида. — Теперь же я вместо Коробкина! Галина Ивановна сказала…
— А зачем ты мне нужна? — сказал Миша. — Что-то ты много о себе воображаешь! Иди-ка ты домой.
— Ещё чего, домой! — возмутилась Лида. — Сам иди! Я такая же делегатка, как и ты! Хитрый очень. Думаешь, мне не хочется к знаменитому писателю?
— Хочется! — Миша презрительно фыркнул. — Меня всегда выбирают, потому что я умею разговаривать, как надо. Один разговор — для приветствования, другой — для поздравления. А ты какие можешь слова сказать?
— А я и не буду слова говорить! — не сдавалась Лида. — Говори себе, а я буду… вот… цветы подносить!
Да, насчёт цветов Шершилина была права. Цветы подносить тоже полагалось. Миша пожал плечами и нехотя сказал:
— Ну ладно. Идём уж… делегатка!
Но сначала придирчиво осмотрел Лиду с ног до головы. Велел поправить бант и даже показать носовой платок — чистый ли.
— Ну пошли! — наконец сказал Миша и тут же остановился. — А куда? Адрес-то у Кошкина!
— А вот и не у Кошкина! — гордо сказала Лида. — Как Галина Ивановна меня выбрала, я сразу у Кошкина спросила и записала: дом двенадцать, квартира сорок.
— А улица?
— Улица… это… улица… Забыла!..
— Так я и знал, — сказал Миша. — Ох, и морока с тобой! Минеральная улица! Пошли!
И они пошли приглашать писателя Мамонтова в школу на обсуждение его творчества.
Солнце сегодня светило очень ярко, и воробьи чирикали очень громко, и небо было очень синее.
Миша на ходу учил приветственную речь, а Лида переплетала косичку. Её мучили сомнения.
— Миш! А что, если его уже пригласила другая школа?
Миша отмахнулся и продолжал бубнить речь.
— Миш! А что, если он скажет: уходите? А вдруг он опять улетел в Австралию?
Миша остановился.
— Слушай, Шершилина, — строго сказал он. — Если уж ты неизвестно почему попала в делегацию — не задавай дурацких вопросов!
Лида виновато замолчала. Раз нельзя разговаривать, она стала смотреть по сторонам.
Когда они проходили мимо витрины шляпного магазина, она отстала от Миши, пытаясь разглядеть себя в зеркале между шляпами. Миша оглянулся и увидел Шершилину на корточках перед витриной.
— Ну, Шершилина, — возмутился он. — Кажется, из-за тебя ещё будет масса неприятностей!
Лида виновато молчала. Навстречу по мостовой ехала цистерна с квасом. За ней двигалась очередь людей с бидонами и графинами. Вдруг Лида ахнула: последним в очереди ковылял на самокате мальчишка — брат Лиды!
— Женька! — крикнула она. — Видали? Мама же заперла его в квартире!
Плутоватый Женька сделал вид, что его очень интересует ворона на ветке.
— Как ты смел вылезти? — кричала Лида. — Сейчас же иди домой!
— А что, нельзя квасу попить? — простодушно сказал Женька и, погремев медяками, скрылся за углом вместе с очередью.
Лида рванулась было за ним, но Миша схватил её за платье. Лида кипятилась:
— Ты подумай! Спустился по трубе специально, чтобы за мной следить. Как я куда — так он тут же сзади хвостом… Пусти-ка, я его сейчас!..
Миша хотел было как следует дёрнуть её за косу, но вспомнил, что он делегат, и только строго спросил:
— Что тебе важнее: ловить мальчишек или выполнять пионерское поручение?
— Выполнять, — сказала Лида.
И они пошли дальше.
У дома двенадцать Лида остановилась.
— Здесь вроде бы. Минеральная, двенадцать, квартира сорок. Третий этаж. Алексей Иванович Мамонтов. Вон, наверно, его балкон, — и Лида с восхищением поглядела на балкон, полный цветов.