Но в квартире сорок не было писателя Мамонтова. Здесь уже тридцать пять лет жили Сергей Васильевич и Таисия Петровна.
В это утро Сергей Васильевич, наморщив лоб, сокрушённо смотрел на шахматную доску. В руке он держал белого коня и никак не мог решить, куда этого коня поставить. Положение было трудное. Вчера в Саду отдыха он начал партию с очень серьёзным противником — поваром столовой номер шестнадцать. Когда повар съел у Сергея Васильевича вторую пешку, пошёл дождик и партию перенесли на сегодня.
— Тася! — позвал Сергей Васильевич.
Но Тася, то есть Таисия Петровна не отозвалась. Она поливала на балконе цветы и разговаривала с ними:
— Ну, куда ж ты полезла? Я ведь тебе верёвочку протянула. А ты откуда вылезло, такое рогатое? Тебя же вчера не было! Ну, живи, живи, я ничего, не возражаю.
— Тася! — взывал Сергей Васильевич. — Мне же сегодня партию доигрывать! И с таким противником!..
— Иду, — сказала Таисия Петровна и вошла с лейкой в комнату.
— Взгляни-ка! Что он может сделать, если я пойду так?
И Сергей Васильевич поставил коня на Б-5
— Тогда он возьмёт его пешкой, — хладнокровно сказала Таисия Петровна. Сергей Васильевич печально смотрел на позицию. И вдруг он увидел прекрасный ход.
— Тася! — вскричал он. — Я иду сюда турой! И что ему остаётся делать?
Таисия Петровна бросила только один взгляд на доску:
— Ему остаётся пойти королевой и объявить тебе мат в два хода.
И переложив лейку из правой руки в левую, она дала мат своему мужу. Тот долго молчал, горестно глядя на чёрного ферзя и потом растерянно спросил:
— Куда же я пойду?
— За молоком, — сказала Таисия Петровна.
Когда Сергей Васильевич одевался в передней, Таисия Петровна поставила перед ним пару галош.
— Тасенька! — взмолился Сергей Васильевич. — Ни одна душа больше не носит галош!
— Когда у души бронхит, она носит, — неумолимо сказала Таисия Петровна.
Сергей Васильевич со вздохом надел галоши, а она сунула ему в руки большой бидон.
— Помни, это наш последний бидон. Постарайся не забыть его на прилавке.
— Ну, Тася!.. — сказал Сергей Васильевич и что-то пробормотал о человеческой несправедливости.
Делегаты нерешительно топтались на площадке лестницы перед квартирой сорок.
— Ну, звонить? — спросила Лида.
— Постой, — сказал Миша.
Он причесался маленькой гребёнкой и расправил галстук.
— Не звони пока. А вдруг он спросит, какие его книжки мы читали?
Миша нахмурился и стал вспоминать:
— «Погоня за гориллой»… «Погоня за гориллой»… «Мои друзья пигмеи»…
— А что, если он тебе скажет: расскажите содержание?
— Не скажет, — сказал Миша. — Он сам знает. Главное, Шершилина, ты молчи, не встревай, говорить буду я.
— Я не буду, — покорно сказала Лида. — Я боюсь.
Миша протянул руку к звонку, но тут дверь открылась сама. На пороге стоял старичок с бидоном. Это и есть тот самый знаменитый путешественник и писатель?!
У Миши вдруг всё вылетело из головы. Он залепетал:
— Уважаемый… Ваши познавательные книжки… мы читаем… Ваши друзья пигмеи…
— Кто-кто мои друзья? — удивился старичок и заморгал глазами.
Лида с ужасом смотрела на Мишу.
— Пигмеи… — прошептал Миша. — Мы делегаты — Коробкин и Кошкин…
— Ты что?! — обиделась Лида.
— Простите, я не совсем понимаю, — вежливо сказал Сергей Васильевич, склонив голову набок.
— Так как вы из Австралии… — с ужасом продолжал Миша.
Писатель и путешественник ещё больше удивился и, обернувшись в комнаты, крикнул:
— Тася, как тебе нравится? Они говорят, что я из Австралии!
— Иди, иди, а то закроют на обед! — ответил невидимый голос из глубины квартиры.
Лида расхрабрилась и сунула старичку цветы. Он растерянно взял. А Миша к этому времени пришёл в себя. Как требуют приличия, он шаркнул ногой, изящно поклонился и начал сначала:
— Здравствуйте, уважаемый Алексей Иванович!
— Здравствуйте. А я вовсе не Алексей Иванович! — обрадовался Сергей Васильевич. — Я — Сергей Васильевич!
— Как? — оторопел Миша. — Но у нас записано, что это вы!
— Честное слово, не я! Спросите Таисию Петровну!
— Как же тогда?.. Извините, пожалуйста…
— Ну, что там, — добродушно сказал Сергей Васильевич. — Бывают и хуже ошибки. Я раз сам свою пешку побил и то… Позвольте вам вернуть, — он протянул Лиде цветы, — и пожелать всего наилучшего.
И он ушёл, помахивая бидоном.
Опустив голову, Лида в двадцатый раз перечитывала свою несчастную записку с адресом.
— Шагай в школу, — сказал Миша, — и доложи Галине Ивановне, что ты, во-первых, ворона…
— А вот и не ворона! — закричала Лида, вдруг просияв. — Дом сорок, квартира двенадцать! Это я просто наоборот записала!
— Точно?
— Точно-точно!
Миша с сомнением поглядел на неё.
— Ну, пошли. Только если опять не то… Смотри, Шершилина!
Миша молча шагал по улице. Лида виновато семенила за ним.
Они проходили мимо строящегося дома. И вдруг сверху, с лесов, свалилось ведро с извёсткой. Правда, они успели отскочить, но несколько брызг всё-таки попало на Мишу. А какой-то вихрастый парень свесился сверху и, вместо того чтобы извиниться, свистнул и почесал в затылке:
— Елки-палки!
Миша взглянул на свои парадные брюки с белыми брызгами и в отчаянии закричал:
— Новые брюки! Вот заплатите девять рублей сорок копеек, тогда будете знать!
— Ничего, Мишенька, — уговаривала Лида. — Это ничего, это всё высохнет и стряхнётся!
— Да, стряхнётся! — ворчал Миша. — Это всё ты!
— Почему я?
— Потому что если бы ты не перепутала адрес, ведро бы свалилось без нас! Понятно?
Лида не нашлась что ответить, и они молча пошли дальше.