Примчавшись домой, Боря и Лёва сразу принялись за Шарика.

Они посадили его на кровать, и Лёва стал требовать, чтобы Боря немедленно начал учить щенка говорить «ку-ку». Но Боря ответил, что прежде он хочет видеть тот топорик, который он сейчас выиграет. А Лёва ответил, что тогда он тоже хочет видеть насос, обладателем которого он станет.

Они перевернули всю комнату. Топорик нашёлся на полке среди банок с крупой.

А через полчаса нашёлся и насос. Он был под вешалкой в папином охотничьем сапоге.

Тут Шарик начал лаять.

Мальчики испугались: сейчас явится соседка, ябеда Серафима Ивановна, и зашипит: «Ну, конечно, эти прохиндеи опять притащили в дом какую-то пакость! Имейте в виду — всё доложу отцу!»

— Тубо! Пиль! Апорт! — кричали Шарику наперебой Боря и Лёва.

Но щенок не был так образован, как они, и не понимал этих учёных слов.

— Учи его скорей говорить «ку-ку»! — просил Лёва.

— Если ты ничего не понимаешь в профилактике (откуда он взял это слово?), то лучше помалкивай, — сказал Боря. — Как по-твоему: может голодная собака говорить «ку-ку»?

— Не может, — честно признал Лёва.

— Вот то-то и оно! Так что тащи кусок колбасы!

Теперь они перевернули кухню и холодильник. Колбасы не было. Правда, были уксус и винегрет, но они для профилактики не годились.

Вдруг с улицы донёсся вопль:

— Борилёва-а-а!

Боря перегнулся в окошко. Внизу стояли мальчишки с мячом.

— Не! Мы заняты! — крикнул Боря.

И вдруг он увидел: под ним, на балконе третьего этажа, среди цветов, стоял нарядно накрытый столик. И на нём — кофейник, чашка, сахарница и, главное, — тарелочка с сосиской!

Внезапная мысль озарила Борю:

— Вот это да! — сказал он и схватил собаку.

Таисия Петровна имела привычку пить кофе на балконе, среди цветов. Там кофе казался ей вкуснее.

Поставив кофейник на столик, она вспомнила, что из-за сегодняших переживаний и ловли мух не успела прочитать газету.

И Таисия Петровна спустилась вниз к почтовому ящику. Она любила читать газеты. И прежде всего искала в них что-нибудь в защиту лесов и рек. Таисия Петровна очень сердилась, когда губили деревья и лили в реки всякую гадость. И когда находила хорошую статью об этом, она всегда писала письмо в редакцию, что вполне согласна с автором и что надо наконец прекратить такие безобразия.

Вернувшись с газетой, Таисия Петровна вышла на балкон и застыла на пороге: сверху, медленно вращаясь, опускалась на верёвке авоська. А в ней маленькая чёрная собачка, из авоськи высовывалась её голова, а хвостик и лапки торчали сквозь петли.

Таисия Петровна безмолвно смотрела, как сетка с собачкой опустилась на столик, опрокинула чашку с кофе и взвилась вверх. А потом снова начала спускаться.

— Кажется, у меня начались галлюцинации, — задумчиво сказала Таисия Петровна.

Сетка тем временем опустилась точно в тарелку, и щенок, урча, вцепился в сосиску.

— Ах, окаянные! — очнувшись, воскликнула Таисия Петровна. — Несчастная собачка! Ну, погодите вы у меня!

Она вдруг поняла, что это проделки двух братцев-близнецов с четвёртого этажа.

Таисия Петровна принесла из прихожей единственную оставшуюся галошу Сергея Васильевича. Потом бережно вытащила Шарика из авоськи и всунула вместо него галошу.

— Вот вам собачка, разбойники! — сказала она.

А разбойники, попав Шариком в сосиску, на всякий случай спрятались. У них уже были большие неприятности с Таисией Петровной по поводу кустов на бульваре, где близнецы выламывали прутья на луки и стрелы. Сейчас братья хихикали, радуясь своей выдумке. Боря держал конец верёвки.

Они спорили громким шёпотом о том, сколько времени нужно Шарику, чтобы съесть сосиску, и когда его уже можно тащить обратно.

— Я говорю — пора! — говорил Лёва.

— А я говорю — не пора! — говорил Боря.

Они посидели ещё немного.

— Вот теперь пора! — сказал Боря и быстро потащил верёвку…

Вместо Шарика в авоське лежала галоша!

— Та самая… — в страхе прошептал Лёва.

— Которую мы оставили вместо собаки… — прошептал Боря.